Архимандрит Эльпидофор (Лимнэос)
Архимандрит Тит (Герониколос)
Архимандрит Агафангел (Каркангелис)
Архимандрит Аркадий (Разни)
Современную Грецию иногда называют страной одного города – Афин, где живут более четверти всех греков. Но едва ли не большая часть нынешних афинян имеет деревенские корни, ведь почти всю свою историю Греция была именно страной деревень. Только после Второй мировой войны деревни стали пустеть. «Придет время, и люди закроются в больших коробках, а их отцы будут умирать в маленьких», – пророчествовал еще в XVIII веке о массовом переселении в города святой Косма Этолийский. Тем не менее посещение родной деревни – дело чести для современного грека-горожанина. «Часто ты бываешь в своей деревне?» – этот вопрос обязательно прозвучит в беседе греков. И положительный ответ на него – повод для уважения.
В современных малонаселенных деревнях церковь, некогда центр деревенской жизни, теперь открывается только по большим праздникам. Своего священника нет, приезжает кто-нибудь «откомандированный», отслужит литургию, немного пообщается с людьми и уезжает. Семейному священнику в деревне не прожить, поэтому служат здесь, как правило, монахи. Вот такие «сельские батюшки» и рассказали нам о своей жизни и особенностях служения в греческой провинции.
Архимандрит Тит (Герониколос)
Священник деревни Неос Пиргос (Северная Эвбея), Халкидская митрополия
– Батюшка, вы монах. В братии какого монастыря вы состоите?
– Я состою в братии Благовещенского монастыря на острове Скиафос, Северные Спорады.
Поступил туда как послушник и жил там довольно долго. Но после того, как меня рукоположили, я сразу отправился на приход. При этом связь с моим монастырем не прерывалась, у меня там своя келья. Я периодически возвращаюсь туда, мне это необходимо по духовным причинам. В нашем монастыре богатые традиции.
– Вы молодой человек – вам сорок лет. Сколько времени вы уже служите священником?
– Меня рукоположили в двадцать пять лет. С того времени служу на одном приходе в деревне, на севере острова Эвбея. Я родом из тех мест, мой родной дом в полутора километрах оттуда. Мне всегда хотелось быть рядом с домом, еще, помню, с детства, когда приходилось уезжать для учебы в разные школы.
В приходе сегодня примерно четыреста пятьдесят человек. Это деревня беженцев из Константинополя. В служении здесь есть свои сложности и своя красота. Красота в том, что ты знаешь всех своих прихожан, они для тебя не безликие, привязываешься к людям и в ответ получаешь любовь – в любой момент. А сложность в том, что в малом обществе есть вещи, которые осуждаются, причем часто несправедливо.
– То есть нет полной свободы в общении из-за боязни, что какое-нибудь движение или слово будет неправильно воспринято?
– Вначале я очень сильно боялся этого. Но затем подумал, что в своем приходе не следует надевать какие-то маски и прятать чувства. Я должен быть таким, какой есть на самом деле. И это в итоге помогло мне выстроить очень хорошие отношения с прихожанами. Я понимаю их чувства, настроения, а они – мои.
– Как вы думаете, где лучше служить: в городе или в маленькой деревне, где лучше выстраивается контакт с прихожанами?
– Конечно, в деревне лучше. Потому что здесь ты знаешь нужды другого человека, и тебе не надо ждать, пока кто-то о чем-то тебя попросит. Ты можешь сам прийти на помощь. Есть и такие люди, которые не стесняются говорить правду о тебе самом. В деревне все про всех известно, здесь ничего не скроешь.
– Можно ли сохранять монашеский образ жизни на приходе или это возможно только в монастыре?
– Монахом можно быть где угодно. Если у тебя внутри порядок, ты сумеешь практиковать монашество и дома. Монашеский опыт, который приобретается в монастыре, следует использовать и вне монастыря. Постригая нас, игумен сказал: «Вы и голод испытаете…» Таким образом, ты по собственному выбору голодаешь, как в монастыре, так и на приходе или у себя дома. Трудно, например, не иметь холодильника…
– Люди в деревне имеют сознательную веру? Они понимают, что такое Божественное Причастие, молитва, пост? Или же Церковь для них – совокупность обычаев, которые они приняли от дедушек и бабушек?
– Чтобы ответить, следует начать издалека. В Греции из-за Второй мировой войны, потом гражданской, потом хунты не было хорошего богословского образования, которое распространилось бы и на деревню. И конечно же, тогда считалось унизительным образованному священнослужителю ехать служить в провинцию. В результате люди здесь имеют «народную» веру. Но слава Богу, они согласны учиться. Они такие, что если назовешь вещи своими именами и объяснишь все определенным способом, то понимают, принимают. Да, есть, как и везде, большая группа христиан, для которых вера – это просто обычай, и приходят они только по большим праздникам. И не просто приходят в церковь, но требуют, чтобы там все было, как они хотят, соответствовало их представлениям об обычаях.
– В вашей деревне есть дети, молодежь?
– Двадцать пять лет назад в моей деревне в начальной школе было сто семьдесят детей, а последние два года у нас нет начальной школы. Однако в храм приходит молодежь в возрасте от двадцати до сорока лет, и духовно они больше связаны с Церковью, чем даже люди старшего поколения. Пожилой человек не воспринимает, когда ему говоришь что-то. Он сам все знает, потому что так делала его бабушка, и это для него – правильно. Хотя, конечно, есть и исключения.
– Какие у вас отношения с епископом? Он часто посещает ваш приход?
– Так как митрополия очень большая, епископ нечасто ездит в один и тот же приход. Чтобы епископу попасть на Северную Эвбею из центра митрополии, города Халкиса, понадобится примерно два с половиной часа, а если поехать на Северные Спорады, понадобится день. Конечно, все зависит от самого епископа, каким он хочет быть… Наш митрополит Халкидский Хризостом с первой секунды показал, что готов служить даже в часовне, и он все посетил в нашей деревне. У нас с владыкой такие отношения, что всегда, когда у нас возникает проблема, мы просто говорим ему о ней. А бывает, и он совершит ошибку, но тогда, осознав ее, незамедлительно просит прощения и исправляет.
– Митрополит молодой человек или в возрасте? Вы его знали раньше?
– Он молодой. Ему примерно пятьдесят два – пятьдесят четыре года. Он был священником нашей митрополии, мы его знали, но общались не много. Владыка не отгораживается от людских нужд, несмотря на обширную территорию митрополии. В связи с финансовым кризисом он открыл социальные продовольственные лавки, аптеки в различных провинциальных городках Северной Эвбеи и Спорад. Он многое делает с величайшей радостью, не думая о трудностях.
– А если бы вы совершили какую-нибудь ошибку, он бы вам простил? Или был бы непреклонен?
– Меня он уже простил… (Смеется.)
Архимандрит Аркадий (Разни)
Священник храма Преображения Господня, город Коринф, Коринфская митрополия
[73]
– Отец Аркадий, у вас негреческая фамилия, откуда вы родом?
– Мой отец поляк, родом из города Вроцлава, а мама гречанка, из Козани. Я родился в Польше, в Грецию переехал в возрасте двух лет, и с того времени ни разу не был в Польше.
– Вы с детства были православным?
– Нет, я был католиком, как и все в моей семье: отец, мама, трое братьев. Православным я стал тайно в восемнадцать лет, в 2005 году. Тайно, потому что моя мать не хотела этого. Но я уже с детских лет ходил в православную церковь, рядом с моим домом в Афинах, в районе Халандри – в церковь Святого Элевферия. Поначалу я посещал ее из любопытства, в будни, чтобы семья не знала. Шел на курсы иностранных языков после школы и потом в храм – и так каждый день. Пытался ходить и по утрам в воскресенье. Что-то меня захватило и держало в церкви. Это «что-то», конечно, Божественная благодать, которая нисходит в наше сердце и наполняет нас огнем, благодаря которому мы начинаем любить Бога больше всего остального.
– И потом возникло желание стать священником…
– В детстве я ездил на экскурсии по монастырям, которые устраивала Церковь. Мне понравился монашеский образ жизни. Первым моим духовником был тоже монах, архимандрит, в том храме рядом с моим домом. От него я узнал о Церковном Уставе, обрядах, таинствах. Он меня вдохновлял своей христианской и священнической жизнью. И тот огонь, который во мне уже горел, под влиянием духовника еще более усилился, я захотел стать священником. Именно неженатым священником, монахом.
– Когда вас посвятили в священный сан?
– Диаконом я стал в декабре 2006 года в столице Египта, Каире. Меня рукополагал Патриарх Александрийский и всей Африки Феодор II в патриархийном храме Святителя Николая. Перед посвящением меня постригли в монашество.
В Египте помимо священнослужения я работал секретарем Патриаршей канцелярии Каира, руководил молодежным сектором, преподавал в греческой школе. Уклад жизни в Патриархии был монастырским, с ежедневным утренним и вечерним богослужением.
В 2007 году меня рукоположили в сан пресвитера и распределили в храм Святых Бессребреников в Субре. Паства там немногочисленная, но у всех большая любовь ко Христу. Божественная литургия начиналась поздно – в десять часов утра, потому что только к этому времени к церкви подъезжал автобус греческой общины Каира, на котором прибывали люди из всех населенных пунктов нашего прихода. Расстояния там огромные, люди со множеством детей ехали до храма два часа. Такое стремление к Божественной службе меня очень трогало.
– Вашу египетскую паству составляли только греки?
– Нет, были и арабы. Мы не разделялись, все вместе, единой паствой, предстояли Единому Богу. В тех приходах, где арабы преобладали, Божественная литургия служилась на греческом и на арабском языках.
– Египет – мусульманское государство. Каково быть там христианским священником? Это опасно? Вы сталкивались с трудностями?
– Конечно, присутствие христиан не очень-то нравится мусульманам. Но опасность возникает, только если их провоцировать. Везде есть фанатизм и люди, выходящие за рамки… Частенько, когда мы по необходимости служения были в рясах и камилавках, в нас плевали, нас обзывали или насмехались над нами. Поэтому из соображений безопасности всем священнослужителям, включая епископов, позволялось надевать светскую одежду. Только Патриарх носил рясу постоянно.
Не забуду еще, как однажды я зазвонил в колокола в церкви Святителя Николая при встрече Патриарха, а на балконе соседней многоэтажки появился человек с оружием. Тогда я понял, что мы здесь не в игры играем, что мы должны быть очень осторожными, только служить и ничего более. Нам нельзя никого беспокоить, если мы хотим жить спокойно и в безопасности.
Но больше меня поразило, что многие мусульмане приходят в православный греческий монастырь Великомученика Георгия и просят святого о помощи. Особенно часто молятся о даровании ребенка, и святой им помогает, мусульманские женщины рожают детей. В храме на стенах множество надписей: «благодарю» – на греческом и дальше – на арабском. Икона великомученика Георгия увешана пластинками из драгоценных металлов в форме человеческих фигур и разных органов тела, которые приносят святому в знак благодарности за исцеление этих органов или дарованное дитя.
– Вам известно, чтобы кто-то из мусульман принимал христианство после таких чудес?
– Нет, по местным законам это – преступление. Я знаю, что некоторые египтяне-мусульмане приезжали в Грецию, становились христианами, но больше не возвращались в свою страну.
– Отец Аркадий, сейчас вы служите в Греции. Почему вы вернулись?
– Я поступил на богословский факультет Афинского университета. А ездить сюда из Каира часто невозможно – очень дорого. Поэтому я вернулся, и теперь служу в древнем Коринфе, церковь которого основана самим апостолом Павлом.
– Сегодня древний Коринф – небольшой провинциальный городок, можно сказать, даже деревня. Из чего складывается ваше служение на провинциальном греческом приходе?
– Мне кажется, мы не делаем ничего отличного от того, что делает любой приходской священник. Богослужение, пастырская работа. Когда я только пришел сюда, примерно два с половиной года назад, здесь не было воскресных школ, благотворительных учреждений. Сегодня по Божией милости в нашу воскресную школу каждое воскресенье приходят примерно восемьдесят детей.
Слева направо: архимандрит Агафангел (Каркангелис), архимандрит Аркадий (Разни), архимандрит Эльпидофор (Лимнэос), архимандрит Тит (Герониколос)
С ними занимаются музыкой, традиционными греческими танцами. Мы ездим на экскурсии в монастыри, посещаем различные исторические места. Действует у нас благотворительный фонд. Нам ежедневно стучат в дверь, просят о помощи, по мере сил мы всем помогаем. Наш митрополит Дионисий говорит о современном служении Церкви: «Меня не интересует строительство храмов, покупка чаш, пошив облачений. Нам нужно накормить бедных и помочь нуждающимся».
– Какие отношения между митрополитом и приходом? Он посещает приход? Знакомится с людьми? Или приезжает только по большим праздникам?
– Митрополит знает все о деятельности прихода. Старается посещать нас как можно чаще. Но митрополия у нас большая, приходов много, и владыка каждый день бывает где-то, поэтому не так уж и легко ему приезжать настолько часто, как бы мы хотели.
– Иногда говорят, что священником в Греции становятся для того, чтобы получить гарантированное место работы, стать государственным служащим и иметь стабильную зарплату. Когда вы избирали священство, вы думали об этих благах?
– Нельзя сказать, что все перечисленное именно такое – гарантированное, стабильное. Лично я в первый год своего служения не имел гарантированного заработка. В Александрийской Патриархии я не получал зарплаты вообще. Поэтому я не думаю, что кто-то избирает священство с целью обрести легкую жизнь.
Архимандрит Агафангел (Каркангелис)
Священник деревни Потамни, Гортинская и Мегалопольская митрополия
[78]
– Отец Агафангел, когда вы приняли сан?
– Я стал священником в 2011 году, сейчас мне тридцать лет. До рукоположения с двадцати лет я участвовал в семейном бизнесе. Мы занимались торговлей цветами и предметами домашнего декора.
– Вы были верующим, церковным человеком?
– С детских лет я регулярно ходил в церковь моего прихода. Я родом из провинциального города. С начальной школы, как помню, посещал церковь каждое воскресенье, носил стихарь и помогал в алтаре во время богослужения. Я, конечно, не мог особо помочь священнику, у которого преимущественно путался под ногами, но церковь была моей радостью. Помню, что с вечера готовил одежду, которую надевал на следующий день. И бабушка, которая меня подталкивала в этом направлении, брала за руку и вела в церковь.
– Что-то произошло в вашей жизни? Почему вы вдруг решили стать священнослужителем?
– Я хотел стать священником с очень раннего возраста. Когда в детстве меня спрашивали друзья моего отца или родственники о том, кем я хочу стать, я отвечал: «Священником». Но мои родители не приветствовали это желание. Когда я был маленьким, они ничего не говорили против, так как думали, что я забуду об этом намерении, когда вырасту. Но когда я вырос и пошел в гимназию, то попросил у отца, чтобы он отдал меня в богословский лицей в Афины. Однако он сказал, что не отпускает меня. Я не мог в пятнадцать лет уехать из провинциального города, откуда никогда не выезжал, и мне не хотелось расстраивать и огорчать отца. Я решил потерпеть. Окончил школу, занялся торговлей, но искра желания священства во мне не угасла. И, несмотря на то, что я работал в торговле и работа продвигалась наилучшим образом, эта искра год за годом разгоралась в пламя.
– Почему вы решили стать неженатым священником? Не встретили матушку?
– Нет, я всегда хотел быть неженатым священником. Не потому, конечно, что мне нравилась монашеская одежда, нет. Но мне всегда казалось, что я не смогу служить подобающим образом, если буду женатым. Разумеется, это не обязательное условие, но в моем представлении это так. Я думал, что не смогу жить и с семьей и с паствой. То есть, по сути, когда мне надо вступить в брак с Церковью и заботиться о пастве как о семье, у меня будет в то же время и собственная семья. А если еще и дети родятся, то как найти для них время и место в жизни? Я был уверен, что не справлюсь с этим. Так я захотел стать неженатым священником.
– Сейчас, прослужив какое-то время, вы не изменили своего мнения?
– Да, в некоторой степени изменил. Конечно же, и женатые священники служат Церкви и пастве. Я их уважаю и склоняю перед ними голову. Они прикладывают больше усилий, чем я, потому что заботятся и о своих духовных детях, и о семье. Особенно в нынешние тяжелые времена, когда наши прихожане голодают, нуждаются и ждут помощи от священника. Сегодня и у священника очень много трудностей.
– Когда вы имели возможность получать больше денег? Когда занимались торговлей или сейчас, будучи священником?
– Когда продавал цветы.
– Не жалеете? Или вы думаете, что ради Христа стоит даже испытывать голод?
– Я в это верю. У меня же были деньги. Но ради нашего Христа можно отдать все.
– Ваша деревня большая или маленькая?
– Маленькая. В нашем регионе много маленьких деревушек, в которых живут пять – десять, максимум двадцать человек. Каждое воскресенье я служу в различных деревнях, всего в четырех.
– Жители хотят, чтобы богослужения чаще совершались?
– Они удовлетворены настоящим положением дел.
– Почему? У них мало веры?
– Нет, только из-за технических моментов. Нет певчих, пономарей, нет денег. Например, в церковной кружке после службы мы находим один-два евро, однажды я нашел всего семьдесят центов…
– Как вы думаете, если государство из-за кризиса перестанет платить зарплату священникам, кто-то будет служить в деревнях?
– Нет, не будет. В нашей митрополии в настоящее время монашествующих священников гораздо больше, чем женатых. Женатые не могут здесь жить. Нет денег, нет школ. Нужно будет два часа, чтобы отвезти своего ребенка в начальную школу. Поэтому священник с семьей не может остаться в деревне, как это было раньше со священниками предыдущих поколений. В деревнях строили особые дома для священника и его семьи, были школы. А теперь, как я уже сказал, в деревнях живут по пять – десять человек.
– У вас в митрополии много монашествующих священников. Вы общаетесь между собой? Или каждый монах живет уединенно в своей деревне?
– Каждый живет у себя, но епископ регулярно нас собирает, проводит с нами духовные беседы и направляет нас. Из деревни нам приходится часто возвращаться в свои собственные дома, потому что мы не можем жить в деревнях и не можем ничего дать людям, кроме литургии и наших священнических обязанностей.
– Вы хотели бы перевестись в город? Чем монах занимается в свободное время?
– Я заполняю свое время чтением книг. Сейчас я учусь и, по правде сказать, когда возникают какие-нибудь сложности, думаю, что по окончании учебы надо просить разрешения уехать из деревни, из этой митрополии, потому что очень утомительно ездить туда-сюда из дома час-пол-тора на машине. Транспорта у нас нет, и если бы я не водил машину, то не смог бы добираться. Но все же я думаю, что останусь.
– Тем молодым людям, которые собираются стать священниками, вы можете посоветовать пойти по вашему пути? Принимая во внимание все трудности, которые они встретят.
– Да, я бы посоветовал… Я испытываю огромную радость и от того, что исполнилось мое заветное желание стать священником, и от того, что я вижу радостные лица немногих жителей, вижу их улыбки, вижу, как они ждут священника. Когда я приезжаю в деревню, после окончания службы они по-доброму спорят, к кому в дом я пойду сначала. Во всех деревнях для меня открыты дома. Это простые люди, они приготовят различные блюда, накормят меня и с собой дадут еды. Их дети и внуки посещают деревню раз-два в год, на праздники и в течение нескольких дней летом. И они тоже радуются, так как чувствуют, что их родительский очаг все еще теплится. Ведь когда закрылись школы, дети переехали в города, а теперь, если уедет и священник и не будут больше звонить колокола, не станет смысла приезжать в деревню и родственникам. Не будем мы служить праздничную литургию на Пасху и Рождество, для чего тогда сыну ехать в деревню? Он скажет: «Останусь-ка я в Афинах. поеду в Коринф. в Патры», то есть туда, где живет каждый из них, и будут встречать они Пасху.
– В деревне нет никакого больше учреждения, кроме церкви?
– Нет ничего, только церковь. Только в церкви они встречаются. И она – единственная причина, по которой кто-либо может вернуться в деревню.
Архимандрит Эльпидофор (Лимнэос)
Кафигумен монастыря Рождества Пресвятой Богородицы в Дадье, Дидимотихская и Орестиадская митрополия
[79]
– Сколько времени вы находитесь в монастыре в качестве игумена? Из кого состоит братия монастыря?
– В монастыре я нахожусь непрерывно три года, игуменом являюсь последних два. Братия состоит из монашествующих священнослужителей митрополии, которые приписаны к монастырю, но, к сожалению, в обители не проживают, так как по нуждам митрополии служат на приходах близлежащих деревень. В монастыре живу только я.
– Вы начали свой монашеский путь в этом монастыре?
– Начну издалека. С 1912 года история нашего монастыря прервалась – он был до основания разрушен турками. После этого, примерно в 1930 году, жители соседней деревни Дадьи, которая тоже пережила величайшую катастрофу, начали строить монастырь на развалинах прежнего. В то время, однако, братии в обители не было, только управление монастырем передавалось священнослужителям Суфлиона в виде учреждения управленческой комиссии. Затем, где-то в 1959 году, была проведена реконструкция монастыря митрополитом Дидимотихским Константином, но больше ничего не изменилось. В 1974 году на территории монастыря расположилась военная база греческой армии, которая оставалась там до 1996 года. В 1998 году стараниями митрополита Дидимотихского Никифора монастырь снова перешел в руки митрополии и была проведена его очередная реставрация.
Но и тогда не удалось собрать братию. В итоге он был закрыт и заброшен, подвергся разрушительному воздействию времени и погодных условий. И вот я, официально первый монах монастыря, почти через сто лет вошел в обитель, и она снова начала оживать.
– А есть в Греции еще такие монастыри, чтобы жил один монах?
– Насколько я знаю, нет. Во всех есть хотя бы трое-пятеро братьев…
– Вы могли бы рассказать, в чем на сегодняшний день состоит служение монастыря? Нет монашеской братии, нет какого-либо производства в монастыре, чтобы содержать себя. Что делать? В чем состоит служение игумена в такой ситуации?
– Я не стану говорить про служение монастыря, а про мое собственное служение скажу. Итак, монастырь оставался заброшенным на протяжении долгих лет. Когда было объявлено, что монастырь возобновит свою работу, что здесь будет постоянный священник и богослужения в праздники и будни, то народ воспринял это с воодушевлением, откликнулся на призыв. По причине нехватки священников в митрополии помимо монастыря я служу еще на трех приходах и по мере возможностей пытаюсь, опираясь на свои силы, восстановить монастырь, его постройки, которые находятся в плачевном состоянии.
– Что люди ищут в монастыре?
– Я думаю, что люди в монастыре ищут покоя душе, которого не могут найти вне монастыря, на приходах. Когда мы служим, не включаем свет, у нас нет микрофонов, литургия проходит в более традиционном стиле. Я думаю, приходят не с целью что-то увидеть, а дабы получить радость от того, во что верят.
– Когда вы стали священнослужителем, думали, что будете жить в монастыре, – или представляли себя в другой роли?
– Я начал свой священнический путь в 2005 году, когда стал диаконом в Александрийской Патриархии. Я служил в Каире, затем вернулся в Грецию и захотел найти место, где было бы спокойно. По стечению обстоятельств мой духовник и старец, епископ Дамаскин, избирается в 2009 году митрополитом Дидимотихским, и я обретаю долгожданное успокоение, то есть узнаю, что существует такой монастырь. Хотя, конечно, митрополит сначала был против, потому что знал положение дел. Он видел монастырь, видел, что в нем ничего нет и трудно кому-либо жить. Но все же благодаря личной воле и настойчивости я поехал и обосновался в обители.
– Как вы думаете, это было Промыслом Божиим: Каир, Греция, потом монастырь, где вы единственный монах? Или вы сами строили свою судьбу?
– Я верю, что все делается по планам Божиим. На каждого из нас у Бога свой план. И если серьезно подумаем, то поймем, что многие вещи нам неподвластны. Я и не думал никогда, что окажусь в Каире, и никогда не ждал таких трудностей, какие обрушились на нас сегодня. Я имею в виду глубочайший финансовый кризис. Не думал, что взвалю на себя разрушенный монастырь и что за эти три года мы с Божией помощью доведем его до такого состояния, как будто он никогда и не закрывался. Я думаю, что все это невозможно человеку, но – во власти Бога.
– То есть Бог просвещает людей и они помогают монастырю?
– Да, конечно.
– Почему вы решили стать священником?
– Это была детская мечта. Все дети мечтают о чем-то. Я мечтал быть священником.
– Сколько вам было лет, когда вас посвятили в сан?
– Двадцать два года. И я сразу поехал в Каир.
– И как отреагировали ваши родители?
– Никакой родитель, я думаю, не может воспринять это спокойно: когда его ребенок уезжает в таком раннем возрасте, да еще как священник. У родителей всегда найдется какой-то довод против. Моих родителей не обеспокоил тот факт, что я стал священником, но их задело, что я уехал от них в таком раннем возрасте за границу. Недовольство продолжалось год, но со временем они приняли мой выбор. Однако в целом каких-то особых проблем не было.
– Как я понял, многие священники Афин служили в Каире. То есть Александрийская Патриархия действует за счет священнослужителей-греков?
– Все ключевые посты в Александрийской Патриархии занимают греки. Конечно, проводится большая работа в Африке, теперь священниками становятся и местные жители. Есть митрополиты-африканцы, которые также проводят значительную работу. Но основным поставщиком кадров является Греция, как и в другие восточные патриархаты.
– Вы не боитесь, что с таким рвением, которое у вас есть, сгорит все ваше внутреннее топливо?
– Я думаю, что это дело не моих личных сил, а Бога… Я искренне говорю, если учитывать мой жизненный опыт.
– И не бывает у вас мыслей уйти, поискать что-то получше?
– Нет-нет, слава Богу, у меня нет подобных мыслей, и я надеюсь, что не будет. Я прославляю Бога и Пресвятую Богородицу, нашу защитницу. Не думаю, что когда-либо покину это место, еще и по другой причине. Ведь когда ты лично боролся с целью что-то создать, тебе сложно отступиться потом, ведь это твой труд, дело рук твоих.
– Когда вы чувствовали себя в большей степени монахом: в Каире, где жили один без родителей и друзей? Или сейчас, когда вы один в монастыре?
– В большей степени я чувствую себя монахом здесь, в монастыре. Так как здесь соответствующие условия. У нас нет тысячи людей, как в приходах в Каире или в Афинах. В монастырь приезжает ограниченное количество людей, и то – не каждый воскресный день. А на протяжении всей недели я действительно сам по себе. В особенности зимой, когда мало кто приходит в монастырь. Летом, в июле, мы организуем в монастыре кемпинг митрополии, собираем народ. Так у нас проходит период бурной жизни, и мы за месяц «заряжаем батарейки» на целый год.
– Как вы думаете, почему люди, готовящие себя к церковному служению, решают не жениться?
– В наше время женщине непросто последовать за человеком, который станет священником. Может быть, потому, что нет правильных наставлений от духовников, от родителей, много дезинформации, и общая недобрая направленность в обществе: «Ты что, станешь попадьей?!» Поэтому женщины сегодня избегают будущих священников, да и мы, вероятно, не придаем семье особого значения. Я думаю, не так важно, женат ты или нет. Но если ты еще не определился, то положись на Бога – Он даст ответ.