Фат стал предусмотрительным: отправляясь на дежурство у дома Дроли, надел ватные брюки, старый, залатанный на локтях свитер и взял с собой для подстилки брезентовый мешок — теперь можно было валяться в огороде хоть до утра.

Степная улица просматривалась насквозь — из конца в конец.

Фат прикинул: если кто-то решит навестить Дролю, пока еще светло, он не станет пробираться огородами, а подойдет с улицы, чтобы не обращать на себя внимания — мало ли кто и к кому ходит… Поэтому до темноты он наблюдал за калиткой дома № 8 со стороны Степной, прогуливаясь около палисадников на расстоянии двух кварталов от Дролиных владений.

Небо заволокло рваными тучами, и стемнело раньше обычного.

Фат осторожно выбрался на пустырь.

Разок пришлось шлепнуться носом в землю, когда выскочила в просвете между тучами молодая луна.

Потом опять стало темно.

Фат пробрался на свое место и устроился почти по-домашнему: тепло, уютно, можно бы даже поспать…

Быстро или медленно шло время — Фат не мог бы сказать. Время давало о себе знать единственный раз — когда гасла электрическая лампочка у дальних выселков.

Когда дежурили вместе с Генкой, не так чувствовалось одиночество, хотя они и не могли в случае надобности помочь друг другу.

Фат не поверил своим глазам, когда в конце огородов со стороны пустыря мелькнула чья-то фигура.

Фат распластался на своем мешке, словно хотел втиснуться в землю.

Минуту или две опять ничего не было видно.

Силуэт человека едва проглянул уже в десятке метров от Дролиной усадьбы.

Человек обошел огород с противоположной от Фата стороны.

Фат напряг зрение до предела, но ничего, кроме черной массы, разглядеть не мог.

Эта масса приблизилась к углу двора, повернула и вдоль забора направилась к калитке.

Неизвестный оказался теперь лицом к Фату. И по широкой, почти квадратной фигуре, и по тому, как тяжело переставлял человек свою трость, Фат догадался: «Толстый!» Мышцы его напряглись, а брови сдвинулись до того, что стало больно у переносицы.

Толстый двигался вплотную к забору, теряясь на его фоне, и, когда притиснулся к узенькой дверце, не постучал: видимо, у Дроли был звонок или какая-нибудь другая сигнализация.

Дверца открылась без скрипа. И так же бесшумно захлопнулась, пропустив Толстого…

Фат не успел передохнуть, как дверца опять распахнулась.

Первым вышел из нее Толстый и сразу же притиснулся к ограде, за ним — Дроля.

— Скобарь надувает на грошах — надо прижать, — донесся до Фата приглушенный голос. Это — Дроля.

— Весельчак выяснит сегодня.

— Привет Гвардейцу…

— Угу… — И Толстый прежним путем двинулся прочь от дома № 8.

О, как бы Фат проследил за ним: полз бы ужом, прыгал бы кошкой!.. Но Дроля не ушел во двор, а остался у калитки и долго напряженно вглядывался в темноту даже после того, как силуэт гостя уже растворился где-то около пустыря. Потом неслышно подкрался к углу забора и быстро исчез за ним, очевидно, проверил, нет ли слежки.

Фат думал, он станет обходить двор со стороны улицы, и хотел вскочить, попытаться еще догнать Толстого, но Дроля опять вынырнул из-за угла и, пройдя мимо дверцы, вплотную приблизился к соседскому забору, за которым лежал Фат.

Если бы в это время на секунду вынырнула предательница луна — ни расшнурованные ботинки, ни сомкнутые для прыжка мускулы не спасли бы Фата…

Может, Дроля заметил здесь что-нибудь подозрительное еще днем? Но Фат старался не оставлять за собой ни малейшего следа…

Не меньше минуты стоял Дроля над головой Фата, затем прошелся вдоль дома по направлению к улице, как, видимо, сделал это и с противоположной стороны. Вернулся. Опять на время задержался у дверцы… Потом неслышно исчез во дворе.

Что-то необъяснимое удержало Фата на месте…

Осторожным и хитрым был Дроля.

Минуты через две-три, когда в тишине казалось уже, что все опасности позади, бесшумная дверца еще раз открылась, и Дроля выскочил со двора наружу. Опять пристально оглядел темноту, опять добежал до угла дома — словом, повторил весь свой маневр заново.

Хорошо, что хозяйская собака привыкла к Фату с первого раза и не лаяла… Когда Дроля ушел вторично, Фат выждал для верности не меньше двадцати минут.

Осторожно скатал мешок, осторожно подлез под верхнюю жердь изгороди и, согнувшись почти до земли, тихо-тихо — так, что и сам не слышал своих шагов, добрался до пустыря.

Он никогда еще не бегал так быстро, как бежал в этот раз.

А квартала через два раскаялся, что ушел раньше срока… Едва не повернул обратно.