Хорошую, медленную тишину, что вошла в дом после того, как Павлик еще раз перечитал и спрятал письмо, нарушила Вика.
Павлик думал, когда заходил к ней в мансарду, что они хоть чуточку объединятся в доме. Но изменить ему ничего не удалось. И они были опять каждый сам по себе.
Это стало особенно ощутимо, когда спустилась Вика.
В поисках только что полученного письма она скользнула глазами по рукам Кости, Павлика, и уголки ее обиженно припухших губ дрогнули. Мол: «Вам письмо, а мне нет письма. Ну и читайте без меня, раз прочитали. И прячьте…»
А с какой стати они должны были читать письмо Татьяны Владимировны ей, досадливо подумал Павлик. Ведь не для нее оно?.. И даже совсем не для нее.
Наверное, Костя подумал о том же. Ерзнул на табурете. Хотел что-то сказать, но только поморщился, неуверенным движением убрал назад волосы и ничего не сказал.
В натянутом молчании Вика собрала в стопку постельное белье, подушку, на которых спала две прошлых ночи, положила сверху костюмчик, потом взяла все это в охапку и направилась к лестнице.
– Вика! – наконец не выдержал Костя. Она задержалась на нижней ступеньке, но не обернулась. – Что ты выдумываешь?! – Костя даже привстал. – Зачем это?!
– Я буду спать там… – ответила Вика с надрывом в голосе. И пошла наверх.
– Ты уже раз вывела меня из терпения!..
Вика не ответила. И когда закрывала за собой дверь мансарды, лицо у нее было несчастным.
Костя посмотрел на Павлика, словно бы тот мог что-нибудь сделать. А Павлик раньше и думать не думал, что могут складываться такие положения… Одно только появление Вики уже нарушило все привычное, установившееся и потому необходимое, когда человек устраивает свою жизнь не на день или на два, а навсегда. Из-за Вики каждая минута пребывания в доме стала повинностью…
Павлик поднялся, шагнул к лестнице.
– Куда ты, Павка? – остановил Костя. – Зачем?
– Я просто посмотрю, – сказал Павлик.
– Не надо! Пускай она сама. Как хочет!
В голосе его звучала та прежняя решительность, которая всегда нравилась в нем Павлику, – это было приятно. Потому что выбитый из колеи, растерянный Костя вызывал жалость. То есть был совсем-совсем не таким, какого любили Татьяна Владимировна и Павлик. Теперь стало понятно, что Костю просто подвели теории. С каждым может случиться. И, наверное, правила все-таки гораздо сильнее, чем исключения…
– Я только посмотрю, – сказал Павлик. – И вернусь…
Вика лежала на топчане, плакала.
Костину постель она убрала на табурет, расстелила свою. Но лежала поверх одеяла, не раздеваясь, лицом в кулаки…
Павлик переступил с ноги на ногу.
– Хочешь письмо прочитать?.. От мамы…
Она замотала головой и злым, плачущим голосом, будто во всем виноват был один Павлик, ответила:
– Ничего мне не надо!.. Читайте сами!.. Я тут никому не нужна!.. Нигде не нужна!..
Павлик подумал, что все вокруг нее только и вертятся… Но промолчал.
– Я уйду, вы не беспокойтесь!.. – продолжала Вика. О том, что Павлик недавно говорил ей, она, должно быть, уже не помнила…
Забрав Костину постель, он вышел. Попутно прихватил от лестницы свою раскладушку.
– Может, ты чего-нибудь, Костя… – показал головой наверх. – Ну, чтобы не плакала.
Костя безнадежно вздохнул, поморщился.
– Хватит, Павка. Я не каменный!
Взгляд его задержался на питекантропе, и он долго смотрел, как тот крадется по стене вслед за поросенком.
А Павлику стало уже не до Вики. Он давно нетерпеливо поглядывал на часы. Сказал в пространство:
– Надо спать… – И принялся устанавливать раскладушку.
– Надо, – согласился Костя. – Давай спать…
И Павлик не заметил, как тот внимательно посмотрел на него со стороны.
Подойдя к лестнице, Костя громко предупредил:
– Вика! Я гашу у тебя свет. Ты слышишь? – И, не дождавшись ответа, щелкнул выключателем.