Ханкальское ущелье, теснина которого представляла значительные удобства горцам, если бы они вздумали атаковать отряд, прошли форсированным маршем. Дальше, до самого Гехинского леса, простиралась равнина, на которой чеченцы появляться в виду войск не рисковали.

За время четырёхдневного пути отряд трижды останавливался на ночёвки: в Дуду-Юрте, Чах-Гери и Урус-Мартане.

Одиннадцатого, на рассвете, отряд, растянувшись узкой лентой, вступил в Гехинский лес.

Нести охранение здесь было гораздо труднее, чем даже в Ханкальском ущелье, и потому первые выстрелы, сделанные горцами, были восприняты войсками как неожиданность. Беспорядочный, но густой огонь чеченцев беспокоил войска, и генерал Галафеев отдал приказание авангарду отбросить неприятеля.

   — Молодец Врангель! — довольно и громко произнёс генерал, наблюдая в зрительную трубу, как быстро пехота теснит горцев. — Фу-ты — не Врангель, а Фрейтаг! — поправился он, вспомнив, что в авангарде идут куринцы, и, хитро поведя одним глазом на Чернявского, добавил: — Запутаешься здесь с этими русскими патриотами из Ревеля да из Либавы...

На первой же встретившейся поляне генерал Галафеев перестроил отряд в боевой порядок и приказал следовать дальше — к тому месту, где дорога пересекается рекой Валерик.

Сведённая в один кулак артиллерия, под прикрытием сотни казаков, на рысях обогнала отряд, громыхая пушками, которые тяжело подпрыгивали на ухабах.

Артиллерийские офицеры Евреинов и Вонлярлярский, тоже петербуржцы, объезжая двигавшуюся шагом свиту, что-то возбуждённо-весело прокричали, махая руками.

Лермонтов, ехавший между Монго и Сашей Долгоруковым, улыбнулся и тоже махнул рукой.

   — И чего радуются, ослы? — недовольно проговорил Монго. — Небось думают, что их там ждёт забава...

Дорогу снова преградил лес. Он двумя клиньями подходил к ней с обеих сторон, а Валерик, протекавший по самой его опушке в глубоких, совершенно отвесных берегах, пересекал дорогу почти строго перпендикулярно. На левом берегу, где должны были находиться главные силы неприятеля, поднимался невысокий, но крутой и густо заросший холм, который, как предполагал генерал Галафеев, мог быть сильно укреплён при помощи завалов и волчьих ям, на которые горцы были большие мастера.

Генерал, ехавший и без того медленно, остановился совсем и подозвал к себе офицеров своей свиты.

   — Ну-ка, молодцы, послушайте, что я скажу!.. Ты, красносёл (генерал указал нагайкой на Лермонтова), поезжай к Фрейтагу и прикажи ему занять лес, чтобы чеченцы не мешали огнём форсированию реки, а всем прочим приказываю отправиться туда же и оставаться в распоряжении Фрейтага до конца боя... Ступайте!..

Он снова тронул лошадь и, не взглянув больше на офицеров, медленно поехал вперёд. С ним остались Россильон с Чернявским да несколько вестовых казаков.

Фрейтага, находившегося с несколькими офицерами на обочине дороги, на расстоянии нескольких сот саженей впереди генеральской свиты, отыскали сразу же.

Выслушав приказ Галафеева, он послал первые полубатальоны куринцев занять лес справа от дороги, а вторые — слева от дороги.

К правой колонне, которой командовал майор Пулло, Фрейтаг прикомандировал Сашу Долгорукова и Карла Ламберта; к левой, где командовал майор Витторт, — Сержа Трубецкого и Митеньку Фредерикса. Монго, как и Лермонтов, остался свободным в передвижениях.

Лермонтов и Монго, стоя рядом с Фрейтагом, видели, как пехота углубилась в лес, но выстрелов не было. Потом они увидели, как солдаты двумя потоками, сливавшимися на дороге, выходили из лесу и беглым шагом, держа ружья наперевес, двигались в сторону Валерика.

Тут только заработали ремингтоны чеченцев, бившие далеко и хлёстко, но, из-за того что чеченцы стреляли не залпами, по команде, а кто когда захочет, пехота не несла большого урона.

Куринцы, помогая друг другу, даже перенося на плечах не умеющих плавать, быстро форсировали неширокий Валерик и сосредоточивались для решительной атаки уже на противоположном, левом берегу.

Но первый бросок, который предприняли Пулло и Витторт, окончился неудачей: пехоту встретили прочные бревенчатые завалы, замаскированные свежесрубленными ветвями. Здесь, совершенно открытые неприятельским выстрелам, куринцы понесли чувствительные потери и поспешили вернуться на правый берег Валерика.

Лермонтов, спрятав зрительную трубу в кожаный футляр, галопом понёсся к генералу Галафееву с докладом об этой неудаче и с просьбой от Фрейтага об артиллерийской поддержке. Монго остался с Фрейтагом.