На водокачке окончательно поломался насос. По слухам, его будут чинить два, а то и все три дня. Но, видимо, и за неделю не управятся.
Прохор Самсонович пришел в редакцию, потребовал, чтобы мы с Левой написали разгромный фельетон про разгильдяев, не сумевших обеспечить население водой.
Редактор Бадиков прибежал в наш кабинет, начал оправдываться: дескать, был у нас один сельский сатирик по фамилии Букашкин, да и тот давно умер, сочинить фельетон некому. Увы, не существует теперь такого газетного жанра, как фельетон. Ах, товарищи, какие были фельетоны! Каким резонансом они звучали! Океан остроумия, горы житейского юмора! Где ты, батюшка-фельетон, почему так безвременно скончался?
– Помолчи! – притопнул сапогом Прохор Самсонович. – Из-за таких, как ты, лакировщиков, фельетон исчез, понимаешь, из нашей действительности.
Бадиков продолжал оправдываться: права человека сейчас очень уж раздуты, на всех давят, особенно на журналистов – всякую отдельную личность, которая на самом деле, может, и есть настоящая сволочь, нельзя выставлять на газетной полосе в глупом и негативном виде, особенно начальство, какого бы ранга оно ни было. Двадцать первый век наступил, в газете теперь слова критического нельзя сказать – сразу суды начинаются, прочие разборки…
Старик, глядя на расплывшееся “кувшиноподобное” лицо Бадикова, припомнил, что в прежние времена фельетоны писали с благословения райкома, никто даже пикнуть не смел!
Лева ехидно заметил:
– Именно результаты вашего партийного правления привели к нынешней
“гласности”, когда с журналистом могут сделать все что угодно за любую не понравившуюся кому-то статью. А скоро, товарищ бывший
Первый, будет еще хуже!
– Это еще почему? – обернулся Прохор Самсонович. Лицо его побагровело. – Что ты, юноша, знаешь об ушедших временах? Пока ты шлялся по болотам и ягодки рвал, мы строили будущее!..
Лева сконфузился. Однако, собравшись с духом, ответил величавому гостю так:
– Дело в том, что привычка затыкать рот недовольным на Руси существовала во все времена!
Вступать в дискуссию с бородатым неисправимым “диссидентом” Прохор
Самсонович не захотел, махнул пренебрежительно рукой и пошел домой к своим грядкам.
…На огороде все засыхает. Вянут листья, поникают стебли, и только ягоды клубники становятся еще краснее, манят алыми пятнами. Игорь, разумеется, не упускает их из вида. Срывая ягоды, поглядывает на деда – не будет ли ругаться?
– Ешь, ешь, внучек, – разрешает старик, – все равно уж теперь…
Он вздыхает и думает о том, что, видно, не придется в этом сезоне варить клубничное варенье. Грозит в жаркую даль веснушчатым кулаком, седые брови сдвигаются к переносице.
Жители поселка вспомнили о старом колодце, сбили с него дощатую крышку. Давно этот колодец не чистили, не ремонтировали, но, к удивлению, вода в нем оказывается чистой, свежей. Прогнав из колодца двух лягушат, люди, вращая скрипучий ворот с ржавой цепью, в первый же день наполовину вычерпывают его. Однако наутро колодец снова полон.
Пошел уже восьмой день с тех пор, как отключили воду. Насос никак не удается наладить – не хватает какой-то дефицитной бронзовой втулки.
Все знают про эту втулку, однако бессильны что-либо сделать.
Соседка Марфа, шагая поутру с ведрами к колодцу, грозит старику кулаком:
– Из-за тебя, старый ирод, насос поломался. Лил и лил воду цельными днями почем зря! Какого дьявола лил? Зачем, спрашивается, так много тратил? Ежели у тебя водопровод, так надо, значит, лить и лить из него беспрерывно? Сиди вот таперича, поглядывай на солнышко!.. И девку ты машиной сбил, и сынок твой душегуб, весь белый свет его ненавидит…
Старик вскочил со скамейки, изо рта его извергся древний начальственный рык.
Пустые ведра со звоном выпали из рук Марфы. Подобрав их, она торопливо потрусила дальше, оглядываясь на прежнего грозного начальника, которого она опять стала бояться больше всего на свете.
Старик жалуется: плохой тут у нас народ! Оказывается, Марфа все эти годы ненавидела его, хотя прежде при встречах лебезила, кланялась, чуть ли не в пояс.
– Народ первобытный, ненавидящий соседей, родственников, начальство!
– негодовал Прохор Самсонович. – Ненавидели и ненавидят всех с древних времен: князей, бояр, царей, помещиков, попов, купцов, большевиков, советскую власть, торгашей, “цеховиков”, олигархов, чиновников… Когда же она кончится, эта кондовая ненависть?
От нечего делать целыми днями Прохор Самсонович сидит в тени, смотрит, как гибнут огурцы, жухнут молодые, начавшие цвести помидоры. У старика нет сил таскать воду из колодца, а Игорю на все наплевать. Его папаша олигарх, может купить полстраны, если захочет, со всеми ее сердитыми пенсионерами.
Сорнякам жара в радость, с каждым днем их становится все больше,
“зеленый пожар” прорвался в центр бахчи.