Судя по звуку, кого-то вывернуло. Я оглянулся. Ну, да, желудок Ридж не выдержал зрелища. Мой собственный, вроде как, создавал похожие потуги. Зато самочувствие Эйтн никакого беспокойства не вызывало. Её любопытство явно одержало вверх над отвращением. Но зрелище было настолько омерзительно-неправдоподобным, что я не мог до конца поверить в реальность происходящего, в то время как она почти сразу подошла к телу, желая осмотреть его.

Пальцы девушки лишь на секунду прикоснулись к шее убитой, затем Эйтн обернулась к Ридж:

— Она теплая. Скорей за полицией! Убийца еще может быть поблизости.

Красноволосая унеслась прочь. Я же подумывал о том, кому достанется незавидная роль сообщить Лите о трагической смерти матери, но тут же последние слова, сказанные Эйтн, заставили меня задуматься о другом. Я спросил:

— Как, по-твоему, кого Гетт внесет в список подозреваемых под номером один?

Но она лишь отмахнулась, со знанием профессионала сообщив:

— Единственное, что он может от тебя требовать — это причины, заставившие госпожу Бабор ночью прийти в этот номер. Судя по тому, что тело еще не остыло, убийца был здесь не более получаса назад. В это время ты находился со мной, а значит, убить ее просто не мог. — Тут Эйтн кинула в мою сторону хитрый взгляд: — Как ни крути, Сети, а на сегодняшний день, я — твой самый лучший друг.

— Но лучше тебе меня так не называть, — пробормотал я, поскольку иных контраргументов не нашел. Что ни говори, а Эйтн была права, поскольку вот уже дважды за день она оказывалась в роли силового троса, удерживающего энергетическое лезвие гильотины от падения на мою несчастную голову.

— Подойди-ка сюда, — сказала девушка.

Но такого желания я отнюдь не испытывал. Хватит с меня на сегодня тесных общений с трупами.

— Мне и отсюда все прекрасно видно.

— Подойди, сказала.

Что-то в ее голосе заставило меня повиноваться, и это была вовсе не та пресловутая сила убеждения, коей она любила пользоваться направо и налево. Нотки казались несколько тревожными. Подавив в себе новый приступ тошноты, я, ступая без особой спешки, приблизился к тому месту, где застыла сама Эйтн, при этом изо всех сил старался не смотреть в пустые глаза мертвой госпожи Бабор. Вряд ли кто поверит, но на ее раны смотреть оказалось гораздо проще. Здесь я хотя бы мог ужаснуться кровожадной чудовищности убийцы, оставившего множество глубочайших резаных борозд на груди и животе своей жертвы. Словно одичалый зверь поработал стальными когтями. Естественно, это сразу же навело на мысли о махди, да только показанное затем Эйтн полностью развеяло данную теорию.

— Взгляни сюда. Прочтешь?

Я уставился под ноги не успевшему окоченеть трупу, где от лужи собравшейся на полу крови бордовыми мазками была выведена надпись: «Не дай им прочитать письма!».

— И что это, по-твоему, означает? — спросила Эйтн.

— Хотелось бы мне знать, — растерянно пробормотал я.

Наши взгляды почти одновременно остановились на инфочипе.

— Только не говори мне, что до сих пор не знаешь, что там записано, — произнесла она, обогнув тело и нависнув над столешницей, словно хищная птица. — Ты понимаешь, что если Гетт увидит это, он конфискует все, не дав тебе даже возможности что-либо выяснить?

Эта попытка подтолкнуть меня к очередной краже с места преступления выглядела настолько неуклюжей, что я не особенно интересуясь ответом, спросил:

— Тебя-то это почему заботит?

— Потому что убийца явно старался, чтобы инфочип попал именно к тебе. Думаю, в нем есть что-то важное. Возможно информация. Может быть даже более ценная, чем ты себе представляешь. Недаром же чип оказался у того аборигена.

— Об этом я и без тебя догадался. Но, скажи, само наличие трупа хозяйки отеля, тебя не на какие мысли не наводит?

Моя собеседница покосилась на тело, потом вернула взгляд обратно на меня:

— Только на одну: ей не следовало соваться в это дело.

— Хотел бы я услышать, что сказала бы тебе на это ее дочь, — проговорил я и замолчал, так как со стороны коридора послышались приближающиеся шаги нескольких пар ног сопровождающиеся громкими рыданиями и всхлипами.

Оба оглянулись на дверь как раз в тот момент, когда в комнату ворвалась Лита. Узнать ее в нынешнем состоянии оказалось задачей практически невыполнимой, поскольку ясное привлекательное личико воспалилось от горьких слёз, от которых и камню стало бы не по себе. На труп она пока внимания не обратила, зато на меня — целиком и полностью. Рванув вперед с громким воплем: «Это все ты!», со всего маху влепила мне увесистую оплеуху, отчего и без того неослабевающий звон в голове дополнился новыми нотками разыгравшейся там какофонии. Отклонившись от удара, точно маятник, я только на слух смог определить, что кто-то подбежал к ней и удержал от порыва врезать мне еще разок.

— Я тебя убью, наглая ты скотина! Отпусти меня, Ридж! Я убью его!!! Мама!!! А-А-А-А!!! — Никогда в жизни не слышал крика, более раздиравшего душу, чем этот. Все мои внутренности будто съежились, а душа уползла в пятки. Это было просто невыносимо.

— Лита, возьмите себя в руки, прошу вас, — сказал Эйтн голосом, чуть более теплым, чем восход полярной звезды. — Ридж, выведи ее отсюда. Лучше, чтобы она на это больше не смотрела.

Дверь негромко хлопнула, но почти тут же распахнулась снова, и на этот раз на пороге стоял капитан Гетт в компании криминалистов и коротышки-доктора. Всем своим видом олицетворяя представителя меройских властей, он обвел комнату проницательным взором и, на мгновение застопорившись на трупе, тихо проговорил:

— Твою мать… — Затем, минуя Эйтн, перевел взгляд на меня и добавил: — Ну, здравствуйте, мастер Эпине. И почему я не удивлен?

— Понятия не имею, — мгновенно откликнулся я, насторожившись. В том, что Гетт не питал особой любви к чужакам я усвоил еще с прежней нашей встречи.

— Леди Аверре, я так понимаю? — голос капитана сделался значительно вежливее.

Эйтн царственно кивнула. Повисшая в комнате тишина прерывалась лишь стенаниями и всхлипываниями Литы, доносившимися из коридора. Меж тем, Гетт по-хозяйски прошелся по номеру, заглянув в каждый его уголок, пока, наконец, не остановился напротив меня и с нескрываемым удовольствием задал новый вопрос:

— Я смотрю, мы обожаем следовать за смертью по пятам, да?

После нашей последней встречи и предупреждений Аверре, я готов был начать относиться к капитану местной полиции поуважительнее, однако же моя ехидная натура, вопреки всякому здравому смыслу помешала удержать язык за зубами:

— Едва ли. — Я потер ушибленную скулу.

Увидев синяк, он спросил:

— Кто это тебя так приложил? Уж не наша ли несчастная жертва?

— Ее дочь, — ответила ему Эйтн, едва я успел снова рот открыть.

Гетт с удивлением перевел взгляд на нее:

— То есть?

— Мисс Бабор ворвалась сюда, видимо полагая, что мастер Эпине убил ее мать, и потому ударила его.

Он натянуто усмехнулся, потом опять поглядел на меня:

— Вот как? И почему такая мысль вдруг пришла в голову юной леди, интересно?

— А вы ее спросите, — мрачно посоветовал я.

— Обязательно, — улыбнулся капитан. — Ты только не волнуйся. — Он оглянулся на своих мордоворотов и дал им сигнал приступить к осмотру места преступления, а меня, подхватив под руку, потащил на выход. — Вот скажи мне, как объяснить, что уже второй раз я нахожу тебя на месте убийства почти сразу же после того, как оно произошло?

Даже не пытаясь высвободиться из его железной хватки, я на секунду обернулся к столу, думая о том, чтобы не дать инфочипу попасть в руки полиции, но, к своему удивлению, предмета на месте не обнаружил, и склянки с семенами — тоже. Только бесстрастный взгляд идущей позади нас Эйтн дал мне ответ, куда они исчезли.

— Как хотите, — ответил я, наконец.

Тут Гетт легонько и будто невзначай встряхнул меня. Легонько, по меркам полицейского, разумеется. Сам я от этого вполне мог заработать сотрясение.

— Ты мне тут не умничай, парень. Это тебе не шуточки — у меня на руках второй труп, и круг подозреваемых уже, чем тебе кажется. Улавливаешь, к чему я? Вижу, что улавливаешь.

Ну, кто бы в этом сомневался. Капитан просто отрабатывал наиболее простую из версий. Подумать над чем-то более сложным ему, видимо, оказалось недосуг.

— Я никого не убивал! — воскликнул я достаточно громко, чтобы собравшиеся в тот момент в коридоре постояльцы, служащие отеля и полицейские устремили на меня свой осуждающий взор.

— А ну тихо! — шепотом приказал Гетт. — Я тут навел о тебе справки. Интересный ты малый, я погляжу. Личный помощник мастера Аверре, знаком с его племянницей и даже посещаешь ужины у графа. Всё это, несомненно, говорит в твою пользу, только меня этим не проймешь. Мне наплевать на твои знакомства и прочую чепуху. Мне не за это платят.

— Рад за вас, — отозвался я, прикрыв глаза — вот теперь меня начало потряхивать.

— Да, ты за меня порадуйся, а вот о себе побеспокойся. Рассказывай, что тут произошло и только без своих обычных сказок. Про огоньки в темноте я уже наслушался в прошлый раз. Теперь я хочу знать всё, как было на самом деле.

— Ничего интересного он вам не расскажет, капитан, — заявила Эйтн, встав подле нас несколько в стороне от прочих любопытствующих, — поскольку в момент убийства находился наверху вместе со мной и графом. Мы пили кесс и разговаривали о делах. Но если моего слова вам не достаточно, то вы вполне можете обратиться к его светлости за подтверждением.

Взгляд Гетта на миг застыл на великолепном лице леди с Риомма. Затем капитан откашлялся и произнес:

— Я… не считаю нужным, миледи.

До чего же приятным зрелищем, оказалось, наблюдать за тем, как маска чванливого самодовольства сползает с лица обнаглевшего служаки. Я наконец-то сумел выдернуть руку из его цепких пальцев и поправить съехавший набок воротник. Руки чесались садануть чем-то увесистым по его заносчивому затылку, и только здравый смысл, да присутствие толпы удерживали меня от этого опрометчивого поступка.

— Возможно, миледи, — продолжил капитан, — вы сумеете мне в деталях обрисовать обстоятельства, при которых вами было обнаружено тело, а заодно поделитесь догадками, почему госпожа Бабор находилась во время убийства в чужом номере?

— Сделаю для вас, все, что в моих силах, капитан, — любезно согласилась Эйтн, ну а мне оставалось лишь полагаться на то, что она понимает, с кем имеет дело. Несмотря на все свои попытки держаться с грубой простоватостью деревенщины, Гетт был самой настоящей катраной своего пруда. Батул зря бы не стал предупреждать держать с капитаном ухо востро, любое ненароком оброненное слово Гетт с виртуозностью жонглера ножами мог обращать против своего собеседника.

Но она едва успела открыть рот, как из номера высунулась голова одного из криминалистов:

— Капитан, вам следует взглянуть на это.

Гетт чертыхнулся. В который раз оглядел нас обоих:

— Подождите здесь. — И исчез за дверью, что оказалось как нельзя кстати.

Едва он вышел, Эйтн, следя, чтобы никто из посторонних этого не заметил, быстро протянула мне склянку и чип.

— Выкручивайся, как хочешь, но до утра выясни, что хранится на этом чипе.

Если бы она только знала, насколько мне самому хотелось покончить со всем этим цирком настоящих кошмаров, то даже не подумала бы произносить эти слова. Впрочем, мне оставалось только кивнуть и спрятать вещицы за пазуху.

Что тоже получилось очень во время, так как лишь долей секунды спустя, разукрашенная резьбой деревянная дверь моего номера резко распахнулась и со всего маху врезалась в стену. Мелкая белесая пыль посыпалась с потолка, а глаза, вновь появившегося в коридоре, капитана излучали пламя.

— Эпине, не хотите рассказать, что за надпись красуется у вас под столом? — любезно спросил Гетт, сам же едва не лопаясь от злости.

— Вы будете первым, кому я сообщу ответ, как только узнаю его, капитан.

Но он, конечно же, не поверил:

— Ты лучше еще раз хорошенько все обдумай, парень. Твои следы здесь повсюду и то, что леди Аверре утверждает, что все это время ты был рядом с ней, хорошим оправданием не станет. Чуешь, какие проблемы тебе светят? Мертвая старушка, а затем и хозяйка отеля. Обе убиты и везде рядом ты. Кому, как думаешь, придется за это отвечать? — Взгляд капитана, казалось, готов был прожечь во мне дыру.

Я и сам едва не воспламенялся от раздражения, но отвечал как можно спокойнее:

— Не мне.

— Хорошо, что ты такой оптимист. А вот я бы на твоем месте поволновался.

— Пусть волнуется настоящий убийца. И тот, кто его должен искать.

— Да я тебя… — но что он со мной собирался сотворить мы все так и не выяснили, поскольку появившийся в дверях маленький доктор в своей добродушной манере сообщил:

— Капитан, ваша теория ошибочна. Тело несчастной дамы надо перевезти в лабораторию. Первичный осмотр не может дать стопроцентной гарантии, но раны были нанесены никак не больше тридцати минут назад, а возможным орудием убийства может оказаться кинжал, и притом весьма острый… Только не понимаю, почему мне думается, что это вовсе не металл… хм… Однако полное заключение только после вскрытия.

С невероятным трудом я удержался от того, чтобы переглянуться с Эйтн. Неметаллическое орудие убийства? Кто еще так любит пользоваться ножами не из стали? А ведь мы оба уже успели отмести теорию о причастности к этому делу махди…

— Оорза, — обратился к доктору капитан, — только постарайтесь сделать все как можно скорее. У меня на руках уже есть один труп, с которым я понятия не имею, как быть. Второго такого же мне вовсе не нужно.

— Сделаю все, что в моих силах, — откланялся судмедэксперт и удалился вместе со своим чемоданчиком.

— Я так понимаю, что пока мы все можем быть свободны? — поинтересовалась Эйтн.

Гетт сверкнул глазами, но ничего не ответил, только что-то тихонько себе под нос прорычал. Мне было удивительно, почему капитан родился человеком, а не представителем какой-нибудь расы, для которой брызганье слюной и постоянный рык — вещи вполне естественные.

— Можете идти, — махнул рукой он, не сводя с меня глаз. — Только из города чтоб не ногой, Эпине! Иначе, обещаю, что тебе не поздоровится.

Я почти промолчал. Почти сдержался. Но вечно нелады с этим самым «почти».

— А мастеру Аверре вы так же в свое время отвечали?

— Что? — ну да, он поначалу не понял, затем осознание понемногу стало проступать на лице: — Ты о чем это толкуешь, сопляк?

Видимо, мне не удалось сдержать ядовитой ухмылки, потому что резкий рывок капитана в мою сторону оказался настолько неожиданным, что я успел испугаться, а кто-то даже вскрикнуть. Следующие мгновения происходили как будто в замедленной съемке. Я видел, как занесенный кулак Гетта летит в мою сторону со всей присущей ему силой, и мне, пожалуй, следовало попросту увернуться от удара. Но недаром есть поговорка, предупреждающая о том, что никогда не следует махать руками в присутствии лейра. Во всем, что произошло затем, мое сознание фактически не участвовало, только инстинкт, подстегиваемый Тенями.

Находясь буквально в миллиметре от меня, капитан вдруг завис в воздухе. В прямом смысле, как кукла на веревочках, в той же самой позе, в которой стремился размозжить мне голову. Пару секунд он так и болтался над полом на виду у онемевших зевак, выпучив глаза в мою сторону.

— Лейр! — прошептал он со всей ненавистью, на какую только был способен.

Мысленная волна, прошедшая через весь коридор, отшвырнула капитана в самый его конец, чудом не задев посторонних, едва успевших рассыпаться по сторонам. Меня все еще знобило, но с Геттом ничего страшного, кроме ушиба, случиться не могло. Он довольно быстро пришел в себя, в то время как его подчиненные не знали, то ли им кидаться помогать ему, то ли хвататься за оружие и бросаться на меня. Эйтн лишь покачала головой, спокойно сложив на груди руки.

— На твоем месте я бы здесь больше не задерживалась, — проговорила она, пока капитан поднимался на ноги, громко ругаясь.

Я согласился.

— Встретимся завтра на рассвете, как и договорились.

Она кивнула.

— Куда ты теперь?

Я не ответил, кинув быстрый взгляд ей за плечо, где Гетт уже хватался за оружие, одновременно раздавая распоряжения.

— Мне он живым нужен, — рычал он в перерывах между проклятьями.

По вполне понятным причинам сдаваться на его милость я вовсе не собирался и потому быстро осмотрелся в поисках подходящего способа отступления. Пустой номер Аверре показался мне блестящим выходом.

Толкнувшись в дверь, я одним только прикосновением заставил ее сломаться внутрь. Следующий ментальный всплеск полностью вынес окно, подбежав к которому, я на секунду застыл, глядя вниз за подоконник. До тротуара оставалось никак не меньше пятидесяти метров. Всегда было две вещи, которых я боялся больше смерти: вода и высота, и в тот момент я пытался заставить себя преодолеть собственный страх и, очертя голову, рвануть вниз. Я так же пытался приглушить в голове настойчивый голос, твердивший, что даже более опытный лейр подумает дважды прежде, чем сунется в окно с риском свернуть себе шею, а между тем позади уже слышался топот тяжелых полицейских ботинок и голос капитана, отдававшего новые распоряжения. Теперь для меня отсюда было только два выхода: либо в наручниках и под конвоем, либо по широкому выступу карниза и вниз. Само собой, ни тот, ни другой особо не радовали, однако на выбор времени не оставалось. Еще раз выглянув в окно и набрав в грудь побольше воздуху, я переступил через подоконник и выскользнул наружу.

Даже на такой высоте ветер оказался достаточно силен, чтобы заставить меня волноваться. И как только гокки умудрялись забраться сюда, без страха сорваться, ведь у них отсутствует такой надежный способ страховки, как Тени? Вовремя вспомнив о своих навыках, я заставил тело в каком-то смысле привязаться к камню, точно страховочными тросами и, коротко вскрикнув, ухнул вниз на флагшток, удобно торчащий из стены двумя этажами ниже.

Прыжок оказался вовремя, потому что именно в тот момент от камня, на котором я только что стоял, отстрелили приличный кусок. Сверху послышался разгневанный вопль капитана:

— Я сказал, мне он живым нужен! Отправьте группу вниз на перехват. Старику однажды удалось обвести меня вокруг пальца. Но этот не уйдет!

Я сидел на флагштоке, будто параксанская кислотная лягушка на ветке, ища глазами новое место для очередного прыжка. Новый выстрел, просвистевший рядом с ухом, заставил меня ускорить процесс выбора, и я вновь сиганул на следующий выступ, а с него на балкон, украшенный парой вычурных скульптур. Собственно, на голове одной из них я и оказался.

Дав себе твердое обещание, больше ни при каких обстоятельствах не повторять подобных трюкачеств, я, успешно избежав нового града выстрелов, наконец-то, сумел приземлиться на крыше одного из пролетавших мимо флаеров.

Это было нечто. Серьезно. В жизни своей не совершал ничего подобного. Но мне раньше и не доводилось убегать от разъяренных отрядов полиции, так что, может быть все как раз и закономерно. Вцепившись, точно клещ, в крышу аэрокара, я несколько секунд подождал, пока сердце раздумает вырываться наружу через глотку, и только потом стал понимать, что выбрал не самый тривиальный способ передвижения по городу. Во всяком случае, проплывавшие мимо лица горожан говорили именно об этом. Ладно, хоть скорость движения оставалась не слишком велика.

Тем временем пришло осознание того, что пилоту пора бы уже сообразить о присутствии у него на крыше безбилетника.

Едва я подумал об этом, машина сбросила скорость и начала прижиматься к обочине. Выругавшись, я соскочил на тротуар. Вышло, может быть, и не очень грациозно, зато ни обо что не ударился. И на том спасибо.

— Эй, ты чего творишь?! — это хозяин флаера, треугольноголовый рунн, высунулся из бокового окна, потрясая длинными трехпалыми руками. Это был первый представитель системы Танниим Руны, которого я видел живьем. Но как бы мне ни хотелось с ним пообщаться, время убегало катастрофически — уже были слышны звуки полицейских сирен.

Облава!

Вот так оно, как правило, и бывает. Еще вчера ты никому не нужный ученик и, вроде бы, помощник, но всего пара проступков, и ты уже подозреваемый в убийстве номер один, скрывающийся от всех сил меройской полиции. Еще чуть-чуть и у меня вполне могла начаться истерика. Во всяком случае, дико хохотать уже хотелось.

— Тебя полиция ищет! — дошло, наконец, до моего извозчика. — Стой! — завопил он, но куда там.

Я уже несся вперед по узким переулкам полутемного Мероэ, наугад бросаясь в каждый наименее приметный поворот. Сбить полицию со следа это не помогло, зато позволило выиграть несколько минут времени, достаточных чтобы продумать, куда двигаться дальше. Единственным безопасным местом, которое я на тот момент мог придумать, был батуловский «Шепот». Теоретически, Гетт мог догадаться выставить у корабля оцепление, но даже если и так, для меня это не будет большим препятствием. Капитан знает, кто такие лейры, но как играть с ними не имеет ни малейшего представления.

Обратившись к встроенному навигатору своего напульсника, куда еще во время полета загрузил карту Мероэ со всеми его окрестностями, я вычислил наиболее короткий путь до посадочных площадок и помчался в нужном направлении. Не надо думать, будто дорога стоила мне огромных усилий. Постоянный контакт с Тенями поддерживал мое физическое состояние в тонусе. Я не бежал, а, фактически, летел, точно призрак, неслышимый и незаметный для посторонних.

Очень быстро я оказался у здания таможни, за которым располагались посадочные площадки. Памятуя о нашем с Аверре появлении, когда ни одна живая душа не выбралась нас встречать, но, по словам того же мастера, тем не менее знала о прибытии, я не стал сбрасывать свою ментальную маскировку и все тем же сгустком ночной тени перебрался через забор. Это оказалось приятно. Пробежка на свежем воздухе здорово охладила мысли и разум привела в порядок.

Оказалось, что я переоценил умственные способности капитана, поскольку ни какой охраны вокруг корабля наставника даже близко не было. Некоторые трудности доставили камеры слежения, рассованные по всему периметру взлетно-посадочного полотна, но и эту проблему мне удалось преодолеть. Правда, не без помощи Теней и одинокого охранника космопорта, без лишних слов (кто бы сомневался!), устроившего так, чтобы в системе видеонаблюдения произошел кратковременный сбой. Этого хватило, чтобы, никем незамеченный, я добрался до корабля. Все-таки, мастер ошибался: манипулировать людьми — весьма приятно.

Оказаться внутри судна, принадлежащего наставнику, было не так драматично, как это мне представлялось вначале. Чутье подсказывало, что Аверре ни за что не оставил бы свой драгоценный «Шепот», полагаясь только на защиту одних кодов, которые я, кстати говоря, еще во время полета на Боиджию тайно скачал себе на напульсник с бортового компьютера. Тут могло обнаружиться немало неприятных сюрпризов, предназначенных как раз для грамотеев, вроде меня. Я, бывало, слышал рассказы о том, что некоторые пилоты, чья любовь к собственному звездолету достигает маниакальности, обзаводятся ловушками, некоторые из которых выстреливают ядовитыми дротиками, а иные так и вовсе детонируют, отрывая руку или ногу, в зависимости от того, куда неудачного взломщика занесло. Попадаться на таких вот уловках, рискуя собственным здоровьем, мне не улыбалось, однако другого выхода я просто не видел. Конечно, лейры отличались чувствительностью к электронике, но когда вокруг сплошные компьютеры, как понять: датчик системы жизнеобеспеченья перед тобой или замаскированная взрывчатка?

Пришлось рискнуть.

Затаив дыхание и прищурившись, словно что-то должно вот-вот рвануть, я осторожно ступил в рубку. Не торопясь садиться в кресло пилота, ввел еще один пароль в бортовой компьютер. Огоньки на панели с красных превратились в зеленые. И ничего больше.

Подождав несколько секунд с тем же результатом, я повторил ввод данных. На дисплее появилась надпись: «Нужна проверка ДНК. Пожалуйста, подставьте указательный палец к отверстию. Будет взята проба крови».

Ну, вот и приехали. И где мне было взять кровь Аверре? Я сильно сомневался, что у него здесь где-нибудь завалялась лишняя пинта с образцом. Но делать-то что-то было надо, поскольку все пути назад теперь оказались отрезаны. Не к Занди же отправляться! Изначально риск, как таковой, вообще не был присущ моей натуре, но когда порой иные из вариантов попросту отсутствуют, приходится идти на нечто не совсем ординарное. Например, дать компьютеру собственную пробу ДНК вместо требуемой. Глупо, конечно, но все же лучше, чем просто бесцельно сидеть, уставившись в пустой монитор и ждать с моря погоды. Я обязан был проверить содержимое инфочипа прежде, чем отправлюсь в джунгли.

Приложив палец к овальному пятну света на панели, я почувствовал легкий укол и, вдохнув поглубже, глядел на монитор, ожидая сообщения о том, что ДНК не соответствует владельцу корабля и меня немедленно распылят на атомы.

Прошла секунда. Другая.

Я уже готов был вскочить на ноги и бежать прочь, как вдруг по экрану забегали мелкие строчки. Прочитав их в первый раз, я моргнул, подумав, что, вероятно, нервное перенапряжение все же сыграло со мной злую шутку, но перепроверив данные, удостоверился, что вовсе не ошибся. Защитная система корабля оказалась полностью снята, а надпись гласила: «ДНК тест пройден. Совпадение 100 %. Личность подтверждена как Сет Эпине».

Вот так сюрприз. Не сказать, что приятный, но интригующий без сомнения. Никогда бы не подумал, что Аверре станет оставлять для меня лазейку в системе защиты собственного корабля. Я считал, он мне не доверяет. Но, с другой стороны, и инфочип не мог остаться сам у недобитого аборигена, так что некоторая и довольно своеобразная закономерность прослеживалась. Выходило, что все подстроено нарочно моим собственным наставником, и для чего? Чтобы я отправился к махди вооруженным информацией. Но отсюда вытекает, что он-то и убил госпожу Бабор, положившую глаз на чип… А разве это логично? Зачем Аверре предпринимать столько усилий и все ради того, чтобы подкинуть мне чип, который он сам же всеми силами не желал отдавать?

Голова пошла кругом. Я откинулся на спинку кресла и сжал виски пальцами. Ясно же, что чего-то в этой цепочке не хватает. Знать бы еще чего…

Достав инфочип из-за пазухи, я вставил его в считывающее устройство и принялся ждать, когда данные загрузятся. Нелепое предчувствие родилось, когда я нетерпеливо ерзал в кресле. Ощущение напоминало скомканный листок бумаги, неторопливо разворачивающийся в животе. Что-то сейчас будет…

И действительно: загудел, разогреваясь, проектор. Я даже на секунду решил, что он принимает от кого-то сообщение, и лишь позднее оказалось, что голограмма инициирована инфочипом. Программа, записанная на нем, активировала виртуального проводника, но каково же было мое удивление, когда в лице спроецированной в воздухе оболочки, я узнал собственную мать. Сначала голограмма оказалась размытой, но довольно быстро настроилась, добавив резкости, явив до скребущей боли в сердце знакомое с самого детства лицо молодой и красивой женщины с копной темных волос и такими же темными и большими, но добрыми глазами.

Сердцебиение зашкаливало до предела, в висках застучало молотками. Вдохнуть удавалось через раз и в глазах предательски щипало.

— Мама? — узнать свой собственный голос в ту минуту стало невозможно. Дрожь в теле отразилась на нем, превратив в еле слышимое блеяние.

Изображение мамы улыбалось, не реагируя на вопрос. Она молчала, глядя прямо на меня ничего не выражающим взглядом и отзываясь щемящей болью в груди. Я не обратил внимания на слезы, сами собой покатившиеся по моим щекам.

— Инициация программы, — вдруг откликнулась голограмма. — Проверка совместимости кодов. Совпадение сто процентов. Доступ открыт.

Я какое-то время не понимал, что происходит, и потому повторил вопрос:

— Мама? Что это?

Изображение мигнуло, как будто обдумывало ответ.

— Это блок памяти, который я создала специально для тебя, — голос, сказавший это, уже не был холодно-электронным, а наполнился родной и ужасно близкой теплотой, что жила в потаенном уголке моей памяти. — Здесь мои письма, заметки и воспоминания об экспедиции на Боиджию. Если ты их сейчас слушаешь, значит, ты уже достаточно повзрослел, чтобы понять, а я… — тут голограмма запнулась, — …а меня, скорей всего, уже нет среди живых.

Странные слова, заставили мои внутренности упруго сжаться, словно их все перетянули невидимые жгуты, но слушать я не переставал, впитывая каждое слово как губка.

— Если это так, то Батул потерпел поражение, — продолжала тем временем голограмма. — Но это не означает, что он больше не будет пытаться. Я достаточно хорошо его знаю, чтобы понимать: в следующий раз он возьмет с собой тебя, и поэтому я хочу, чтобы отправившись с ним, ты был готов к тому, к чему не была готова я. Допустить твоей смерти я не могу даже в воображении. Потому-то никогда ему о тебе не говорила. И все-таки… — последние слова мама произнесла как будто себе. — Что если она расскажет?.. Но даже если и нет, то лучше уж я перестрахуюсь… на всякий случай…

Изображение немного задрожало и заговорило дальше:

— …Конечно, есть вероятность, что он не сумеет тебя убедить отправиться с ним, даже если и все узнает… Хотя я уверена, что сам ты на месте усидеть не сможешь и сделаешь все, чтобы оказаться подальше от Бавкиды, — в этом месте смешок голограммы был почти как настоящий. Мое сердце тихонько ёкнуло. — Я постараюсь сделать так, чтобы эти записи попали к тебе до того, как ты окажешься втянут во все это и… ты смог трезво оценить ситуацию, принимая верные решения, как я тебя всегда учила, обдумав все варианты и не доверяясь слепо суждениям человека, которого никто из нас по-настоящему не знает. Своих ошибок я до этого не видела, но ты их, пожалуйста, не допусти. Прослушай мои письма целиком, и… я люблю тебя, сынок.

Голограмма замерла.

Жгуты грозили порваться, вместе с сердцем и легкими. Отвернувшись от панели, я резко вскочил и выбежал из рубки — ужасно не хватало воздуха. Опустившийся трап позволил боиджийской ночной прохладе наполнить корабль. Я простоял, прислонившись спиной к краю переборки, с закрытыми глазами вдыхая воздух, продолжая не замечать безудержно льющихся по щекам слез. Раньше-то я по глупости считал, что вовсе не способен плакать.

Маму я знал очень мало. Те первые десять лет своей жизни, что мы провели вместе, казались далеким смутным сном, постепенно тонувшим в глубине туманного океана памяти. У меня больше ничего не было, кроме чувства вины за собственный эгоизм и того теплого чувства, оставленного ею перед тем, как навсегда исчезнуть.

Возвращение в рубку было сродни героическому подвигу, но с этим я справился. Сжимая в руках стаканчик со стимулирующим коктейлем, производимым пищевой автоматикой корабля, я уселся обратно в кресло и снова уставился на мать. Она смотрела на меня неизменная, точно живая, и ждала.

— Активируй первое письмо, — судорожно вздохнув, сказал я.

Снова рассеявшись на секунду, голограмма вернула резкость и заговорила спокойным размеренным тоном записавшей ее Сол Эпине:

— Сет, милый, прости, что узнаешь обо всем таким вот образом. Ты, должно быть, думаешь: что я за мать, раз не взяла тебя с собой? Мне действительно ужасно жаль, но, кажется, иного выхода просто не существовало. Знаю, слова звучат банально, но я хочу, чтобы ты понял: все, что я сделала, я сделала ради тебя. Прости меня, если можешь. А если не можешь, то, хотя бы, просто послушай то, что я хочу тебе рассказать.

Я согласилась на эту поездку не просто ради любопытства, хотя, признаюсь, Батул здорово сыграл на моем интересе к новой, никем неизученной расе аборигенов, обитаемых в густых джунглях Боиджии. Планета была малоисследованной, а история ее была полна древних легенд. Все это безумно интриговало, но, тем не менее, я не видела по-настоящему веских причин, по которым мне стоило бы составить ему компанию. Никакого особенного интереса эти махди для меня не представляли, к тому же, у меня рос ты, а за тобой нужен был глаз да глаз: твое неуемное любопытство уже создавало немало проблем. Мне было страшно оставлять тебя на попечение чужих, ведь на тот момент мало кто мог с тобою справиться.

Батула мои слова, конечно же, не убедили. Он продолжал уговаривать, пока я, наконец, не сдалась. Ты можешь подумать, что я не очень-то и протестовала, но, поверь, мастер Аверре всегда умел убеждать… В итоге мы все-таки отправились в эту странную экспедицию, а кусочек моего сердца остался в Цитадели…

Батул снабдил нас самым передовым оборудованием, которое только можно было достать. Он с упоением рисовал картины открытий, которые меня ждут по прибытии, вот только умалчивал о собственном интересе. Как ни старалась, я не могла из него и слова на эту тему выжать. Ни антрополог, ни ксенобиолог, Батул, по сути, не имел оснований так интересоваться Боиджией, однако свои мотивы у него, несомненно, существовали. И я о них непременно узнаю. Люблю тебя.

Конец записи.

— Активируй второе.

— Прибытие на Боиджию оказалось не совсем обычным. Планета производила мощное впечатление, но не своими красотами или хиреющим стилем жизни, а какой-то неотвратимой аурой. Не знаю, как описать точнее. Я пробовала получить хоть какое-то объяснение ментально, но ничего не получилось. Я спрашивала его, но он все делает вид, что не понимает о чем речь. Атмосфера здесь загнивающая. Что-то давит на меня извне, как если бы на грудь положили десятикилограммовый камень. Даже вдохнуть поначалу оказалось невыносимо больно, и много времени понадобилось, чтобы привыкнуть…

Ты не поверишь, но город, который колонисты тут выстроили, меня очаровал. Ничего прекраснее я в жизни своей не встречала. Столько тонкости и изящества в каменных стенах и золотых шпилях, сочетаемых с дикой растительностью, было трудно ожидать от такого удаленного места как Боиджия. Мероэ вырос из снов, как будто ожившая сказка.

Мы разместились в гостинице, и здешняя хозяйка, была как будто рада нашему появлению, но что-то в ее взгляде меня настораживало, хотя лезть в ее мысли мне даже в голову не приходило. Батул заранее предупредил о более чем отрицательном отношении местных жителей к лейрам, так что нам приходилось соблюдать инкогнито, прикидываясь имперскими учеными.

Но не от всех.

Как оказалось, правитель Боиджии, был в курсе происходящего. Ты не представляешь, насколько меня поразила наша первая с ним встреча: граф Занди оказался чересчур молод. Во всяком случае, моложе, чем я ожидала от правителя — ему едва исполнилось двадцать семь. Две тетки непрестанно кудахтали вокруг, и, все-таки, планетой он управлял самостоятельно. Выяснилось, что граф сам связался с Батулом, прося у него помощи в решении «вопроса аборигенов». Так он сказал, чтобы это ни означало. От прямого ответа Аверре, конечно же, уклонился.

Я предполагала, что вскоре мы посетим поселения аборигенов, но я ошибалась. Выяснилось, что эти махди не терпят на своей территории посторонних, так что все исследования мне придется проводить дистанционно. Это не то, на что рассчитывала я, когда соглашалась на поездку, о чем и сказала Батулу, но тот снова выкрутился, сославшись на то, что всем необходимым для изучения материалом меня обеспечит Занди.

Тут он не солгал. Почти мгновенно в мое распоряжение была предоставлена лаборатория, устроенная в недрах небольшой сувенирной лавки под названием Си-Джо, куда было перенесено все оборудование. Дело оставалось за малым — дождаться, когда мне дадут рабочие материалы. Оказалось, что с этим могут возникнуть некоторые осложнения. Но все решаемо, успокоил меня граф.

Он выделил мне помощника — своего лакея. Изма оказался весьма неразговорчив, но я поняла, что он душой и сердцем предан своему хозяину, а потому выполнит все, что тот не пожелает.

Именно он доставил мне первые образцы для анализа. Предполагалось, что мои исследования будут проводиться над живыми махди. Я не планировала препарировать кого бы то ни было, однако получила труп. И не один, а почти десяток. Откуда Изма сумел их достать, я не знала. Мне сообщили, чтобы я поторапливалась, что не могло мне понравиться, о чем я и сообщила Батулу. Но тот лишь глупо отшутился, сказал, что я зря беспокоюсь и предложил списать все на горячность молодого графа. Я сделала вид, что поверила, но что-то подсказывало, что его светлость тут вовсе ни при чем.

Изображение остановилось, и я перевел дух. Так вот почему Аверре так рвался в Си-Джо! Заметал следы! Он уже тогда темнил, скрывая свои истинные мотивы от женщины, которую называл ближайшим другом. Радовало хотя бы то, что и мама не спешила верить ему полностью.

Не медля, я запустил третью запись.

— Даже мертвыми махди оказались куда интереснее большинства изученных мною рас. Проведя поверхностный осмотр, я выявила несколько весьма любопытных моментов.

Первое и, пожалуй, самое главное, — они не поддавались ментальному воздействию. Сама понимаю как, должно быть, глупо это звучит для тебя, но так и есть. Как бы я ни старалась, я не могла мысленно проникнуть сквозь их оболочку, чтобы осмотреть внутренности без аутопсии. Тени как будто натыкались на невидимый барьер и отказывались прорываться сквозь него, постоянно соскальзывая.

Второе: я обнаружила образования в затылочной доле их мозга. Сначала решила, что так и должно быть, но потом, обследовав еще несколько тел разного возраста, поняла их искусственную природу. Оказалось, что махди вживляют себе в затылок и шею острые как иглы семена какого-то растения. Я отложила несколько образцов, чтобы изучить их чуть позже.

Третье: вскрытие показало, что внутренние органы аборигенов буквально напичканы растительными клетками. Сравнительный анализ подтвердил — растение внутри и семена в затылке — одного и того же вида.

Я не хочу говорить об этом кому-то, пока не проверю, как следует. Надо сказать Изме, что мне нужны еще несколько образцов.

Батула нигде не видно уже двое суток.

Следующее письмо:

— Сегодня застукала Изму в лаборатории без моего ведома. Вытолкала его взашей. Думаю, стоит ли сообщить об этом графу? Если он шпионил, то не по своей инициативе, а если это так, то и сообщать ни к чему. В конце концов, ничего важного он выяснить не мог. Результаты исследований я держу тщательно зашифрованными и… хотя об этом, думаю, пока не стоит…

Анализ растения подтвердил стопроцентное совпадение. Значит, махди не только едят его, но и вонзают себе в голову. Может быть, в качестве нейростимулятора или иного наркотического вещества? В истории галактики не раз встречались расы, чьи религиозные ритуалы сопровождались применением психотропных веществ, однако это не объясняет, почему я не могу просканировать их тела. Чутье подсказывает, что здесь нечто иное…

Пока Аверре продолжает заниматься неизвестно чем неизвестно где, я решила посетить местную библиотеку. Милейшая старушка госпожа Чи» Эмей без вопросов позволила мне ознакомиться с материалами о махди, имеющихся в их архивах. К моему сожалению, оказалось, что таковых крайне мало. Бегло пробежав глазами каждую из пяти книг, я поняла, что едва ли найду ответ здесь. Наудачу, я задала пару вопросов госпоже-архивариусу и она меня не разочаровала. Чи» Эмей сказала, что минн — так называется растение — для махди нечто вроде тотема, их покровитель и защитник от посланцев извне. Что это значило, я сама понимаю смутно, но думаю, что мне следует поговорить с Батулом и графом и постараться убедить их отправиться в джунгли. Мертвые махди едва ли поведают мне что-либо еще, а вот живые могут.

На этом письмо обрывалось. Но за ним было еще:

— Занди отказал. До сих пор не понимаю причину этого, но он только сказал: «Чужакам путь в леса закрыт. Те, кто уходят, назад не возвращаются». Не слишком обнадеживающе, как считаешь? Я пыталась объяснить ему, что мои исследования продвигались бы быстрее, имей я возможность работать с живым махди, но он отказался наотрез. И при этом смотрел на меня как-то странно. Я никогда не встречала столько боли в глазах молодого человека. Но что еще больше меня поразило, так это страх. Да, да. Я видела жуткий, первобытный страх в его глазах. Хотелось бы мне знать, какие мысли скрываются в его голове… В такие моменты я почти жалею, что не элийр.

Батула я так и не увидела. Занди сказал, что не знает, где тот может быть. Так я ему и поверила…

Вернулась в лабораторию, где снова обложилась книжками о культуре и истории боиджийских аборигенов. Читать о них оказалось несравненно интересно. Мне хотелось знать, кто был автором всех этих исследований, но обложки книг такового не называли.

Изма, думаю, понимал мой интерес и предложил проверить экспонаты, хранящиеся в лавке наверху. До этого я практически не уделяла внимания отвратительному шоу уродцев, выставленному в старых пыльных витринах. Зато, каких только безделушек я здесь не увидела, и все они принадлежали культуре махди, включая мумифицированные головы некоторых их жрецов. Я взяла одну из голов в лабораторию. Мне было любопытно, отличалась ли она чем-нибудь от тех, кто был просто мертв.

Вскрыв череп, я обнаружила мозг, что было странно, ведь обычно при мумифицировании, если верить обрядам большинства рас, занимавшихся примерно тем же самым, его извлекают, чтобы предотвратить разложение. Но тут о разложении не шло и речи. Мозг просто затвердел и по составу напоминал сушеную древесину.

Подвергнув фрагмент серого вещества анализу, мне стал ясен принцип обряда. Видимо, махдийские жрецы или те, кто этим делом заведовал, высаживали на клетках мозга пророщенные семена минна и как-то стимулировали их дальнейший рост. Развивающееся растение поедало клетки, перерабатывая их в некую клейкую массу, растение растворялось в этом веществе и погибало, а полученная субстанция застывала и уже не разлагалась. Получался непроницаемый кокон, сквозь который не смог бы пробиться и элийр!

Я так потрясена, однако это лишь малая толика того, что я могла бы узнать, будь у меня на руках образец живого растения и кто-нибудь из аборигенов. Я должна отправиться в лес сама.

Вероятно, это будет последнее мое письмо, пока не вернусь обратно в Мероэ. Понятия не имею, как они меня там встретят, но хочу надеяться на лучшее. Возьму с собой только минимум оборудования, сосредоточусь на работе. Думаю, так даже интересней, когда мне будет что рассказать тебе. Люблю тебя, мой малыш. Не скучай.

Здесь запись завершалась.

Я вылез из-за панели и, с трудом дойдя на ватных ногах до кесс-автомата, кое-как наполнил трясущийся в руках стаканчик горячим напитком.

Мама стремилась попасть к аборигенам. Не это ли ее погубило? Если хоть один махди виноват в ее смерти… Я позабочусь о том, чтобы от их деревни не осталось и камня на камне, неважно, сколько усилий для этого понадобится…

Из-за нахлынувшего раздражения, я непроизвольно сжал ладони в кулак, расплющив стаканчик и ошпарив себе ноги расплескавшимся кипятком.

Смачно выругавшись, отправился в кубрик, чтобы переодеться, но именно в этот момент хронометр напульсника дал сигнал о наступлении рассвета. А ведь еще надо успеть добраться до таверны, откуда мы условились начать свое путешествие в джунгли Боиджии!

Быстро переоблачившись в свежую одежду, я вернулся к панели управления и отсоединил инфочип матери от проектора, еще раз перепроверил наличие при себе склянки с семенами минна. Занди пообещал, что обо всем позаботится. Я надеялся, что снабдить нас оружием к этому тоже относится, потому что сами мы безоружные для аборигенов никакой опасности не представляли. Зато я мог поздравить себя с тем, что впервые в жизни, меня это мало беспокоит. Желание выяснить правду наконец-то вытеснило страх смерти. Махди оказались той точкой, в которой сошлись все нити, а раз так, то пришла пора нанести им визит.