На следующий день после школы, даже не забежав домой пообедать, она отправилась в Весковский переулок, углядела круглую дырку в одном из окон на четвертом этаже, довольно хмыкнула, перешла на противоположную сторону, нашла относительно спокойное место возле решетки, отделявшей палисадник громадного сталинского дома от улицы, уселась на свой разбухший от книг и тетрадок рюкзак и стала ждать.

Честно говоря, девчонка слабо себе представляла, зачем ей нужна эта встреча и о чем они с этой выскочкой Любой будут говорить… Ей было жутко обидно за брата. Сеня даже не представляла, насколько он дорог ей, как близко к сердцу она приняла его поражение на любовном фронте. Первая любовь — и надо же, какая подлюка попалась! Интересно, сколько ей лет? В любом случае, больше чем Сене… Но ничего, она этой мерзавке покажет!

Сеня сидела, поглядывала на прохожих и растравляла свою злость. Милый Костик, он ведь ночами не спит, ей слышно как он ворочается, как скрипит его старенькая кушетка… Оказывается, она немножко его ревнует, ей неприятно, что в его жизни теперь существует кто-то еще, кроме сестры… И потом, ужасно за него больно — его отвергли, да ещё не просто отвергли, а унизили, подчеркнув, какой он жалкий и бедный…

Возле подъезда дома Костиной пассии тормознула машина — новенький «Вольво». Из неё выпорхнула тоненькая девица в короткой юбочке и коротенькой кожаной куртке болотного цвета, выделанной под змеиную кожу, с пушистым меховым воротником. Ее высокие каблучки застучали по мостовой — до подъезда её отделяло расстояние не больше пяти-шести метров.

Сеня пантерой прыгнула на мостовую, бросив свой рюкзачок. В миг она была возле девицы — встала перед ней, как вкопанная, преградив путь к подъезду. Охранник лениво повернул голову, окинул обеих взглядом и снова впал в спячку: напрягаться не стоило — девчонка подружку встретила, дело обычное… Но если Люба сейчас поднимет шум и начнет орать, этот охранник выйдет из спячки!

— Эй, ты чего? — Любины глаза округлились от изумления.

Конечно, это была она! Хоть Сеня не знала как выглядит предмет Костиных мук, ошибиться было невозможно — от такой и вправду можно с ума сойти!

Прямая, стройная, самоуверенная, густые темные волосы блестят, как на рекламе шампуня «Сансилк», на длинной изящной шее — платочек колышется, ароматом тончайшим веет, и так он завязан, что у Сени от зависти покраснели уши — ей никак не удавалось освоить эту женскую хитрость — научиться красиво завязывать шейный платок… Ноги — как у Джулии Робертс, колготки обалдеть, и рисунок на них такой, какого Сеня нигде не видела, да ещё цвет с переливом! На тонких длинных пальчиках — маникюр, в ушах какие-то искристые раковины, а в центре — жемчужинки… Но это бы ещё ничего, глазищи у неё огромные — обалдеть! — да ещё фиолетовые какие-то, Сеня таких в жизни не видела, только в журналах… Правда, говорят, в журналах глаза у актрис и моделей фотографы делают прямо-таки неземными и фантастическими при помощи специальных светофильтров и всяких других ухищрений, и ещё актрисы линзы вставляют супердорогие, ну и плевать, как это достигается, зато от них глаз не оторвать!

А эта Люба — она тут, не в журнале, а на московском раздолбанном тротуаре стоит, тонким каблучком черного замшевого сапожка его попирает…

И Люба эта живая, и такая, ну такая красивая!!!

Стоит, ноздри узкие раздувает, глазами зыркает, ножкой притоптывает, нетерпеливая, нравная, избалованная… но хороша — сил нет!

Сене стало не по себе, она почувствовала себя маленькой и жалкой в своей потертой старенькой курточке, в стоптанных туфлях, в зашитых на лодыжке колготках, с растрепанными, как всегда, волосами и прыщиками на лбу…

— Давай отойдем на минутку, — решительно выпалила она, — дело есть!

Люба губки надула, пожала плечиками, но возражать не стала и послушно пошла вслед за незнакомой девчонкой в сторону Миусского парка.

Сеня шла быстро, высоко задрав подбородок — это придавало ей уверенности в себе, хотя, честно сказать, этой самой уверенности у неё сейчас не было ни на грош.

«Что ж, если нет, значит сделаем вид, что есть!» — приняла она мудрое решение и продолжала выступать в роли Сусанина, с ужасом ощущая, как ноги слабеют и начинают дрожать колени… Любе было не меньше пятнадцати, и даже смешно подумать, что она станет слушать её, тринадцатилетнюю пигалицу!

«Погоди, что ты собираешься делать! — прервала она шалый поток своих мыслей. — О чем говорить? Она же пошлет меня через минуту… Не драться же с ней… А больше ничего и не остается! — тут же подсказала вторая её половинка — внутренний голос, который всегда приходил на помощь в трудную минуту. — Ладно, поживем — увидим…»

— Эй, куда ты меня тащишь? — вспыхнула Люба, дернув незнакомку за руку. — И что это все вообще значит?

— Погоди, мы уже пришли, — стараясь выглядеть как можно спокойней, ответила Сеня. — Вот тут тихо, никто нас не заметит.

Они остановились возле густых высоких кустов неподалеку от детской площадки. На площадке всегда возились малыши под присмотром зорких мамаш, но сегодня здесь было пусто — Сене, кажется, повезло. Она потянула Любу в кусты за собой, и обе укрылись под сенью ещё густой желтевшей листвы.

— Ну? — нетерпеливо и раздраженно воскликнула Люба. — Ты вообще кто такая?

— Я Ксения. Живу неподалеку отсюда. Можно сказать, мы с тобой соседи…

— Ну и что? — вскинула бровки Люба. — Что-то я тебя раньше не видела!

— А ты вообще кого-то вокруг замечаешь? — отпарировала Сеня и ещё выше вздернула подбородок. — Ладно, проехали. Дело в том, что… у меня есть брат.

— О, какая новость? И что? Он президент республики Буркина Фасо?

— Понятно, что кроме президентов и королей тебе остальные по фигу, но мой брат из всех исключение.

— Это почему?

— Потому что… он влюбился в тебя.

— Ого! — развеселилась Люба. — Класс! В первый раз слышу, чтоб в любви за брата объяснялась сестра… да еще, как я понимаю, младшая…

— Ты погоди, послушай! — занервничала Сеня, понимая, что и в самом деле несет жуткую чушь и, кажется, только окончательно портит дело. Понимаешь, Костя — он настоящий! У него — душа… а где ты сейчас увидишь парня с душой?! Они же все жухлики! Я, например, ещё ни одного не встречала…

— Это потому что ты ещё сопля зеленая! — презрительно улыбнувшись, заявила Люба. — Подрастешь немножко и встретишь. И скажу тебе по секрету… — она доверительно понизила голос, — что в мужчине душа — совсем не самое главное! А знаешь, что главное?

— Как ты сказала? — Сеня вся покрылась краской, её напряжение становилось взрывоопасным. — Как ты меня назвала?

— Сопля зеленая! — с готовностью повторила Люба. — А что, думаешь, ты уже что-то смыслишь? Во-первых, ты по-моему дура, а во-вторых, уродина самая настоящая. Нормальная девчонка постыдилась бы такое надеть. Чучело гороховое! Ты на себя посмотри, а потом лезь к таким, как я. А братика своего…

Но она не договорила — разъяренная Сеня изо всех сил влепила ей растопыренной ладонью по физиономии, — Люба даже увернуться не успела. Послышался громкий шлепок, Люба вскрикнула и схватилась за щеку… Но её замешательство длилось секунду, не больше… Мгновенно придя в себя, она размахнулась и изо всех сил въехала Сене кулаком по уху. Собственно, её удар не был нацеленным — била, куда придется… Сеня качнулась, охнула, на глазах выступили слезы… но она сдержалась, не заплакала и, в одну секунду собравшись с силами, обрушила на врагиню град беспорядочных, молниеносных ударов. Та ответила тем же…

Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы прогуливающийся поблизости пожилой мужчина не окликнул их и не кинулся разнимать.

— А ну, прекратите! — он подскочил, схватил за шкирку обеих и резко встряхнул. — Какой стыд, вы же девочки! Позор какой!

От рывка воротник Любиной куртки треснул и оборвался. Она вырвалась и пнула миротворца ногой по коленке. Тот взвыл, ожесточился, оскалился и, ухватив девицу за плечи, размахнулся и, уже не шутя, ударил кулаком в челюсть. Люба полетела на землю и, падая, сильно ударилась затылком о ствол дерева.

Сеню все это доконало: она никогда не видела, чтоб взрослый мужчина нападал на девчонку… Тоненько взвизгнув, она ринулась к мужику и впилась зубами ему в запястье. Тот заорал и рубанул её ребром ладони по шее. Сеня отскочила, но мужик, сопя, пошел на нее, сжав кулаки… Похоже, от злости он уже ничего не соображал.

Вдруг Сеню кто-то резко дернул за руку и потянул за собой. Люба!

— Бежим! — крикнула она и помчалась сквозь кусты, не разбирая дороги.

Сеня кинулась за ней. Мужик топотал следом, вопя: «Милиция! Милиция!» Наконец, он отстал, а девчонки, пробежав ещё пару проходных дворов, бросились на скамейку, задыхаясь и затравленно оглядываясь назад.

— Ох, отстал, кажется! — шумно выдохнула Люба. — Здорово ты его — цап за руку… молодец!

— Это ты молодец! — Сеня все никак не могла отдышаться. — Вовремя сообразила, что пора сматываться. Мужик-то совсем бешеный. Какой стыд, какой стыд! — передразнила она мужика. — А сам? Ф-фу, ну и хороши мы! Ужас какой! Слушай, у меня шея совсем не ворочается. И ухо немеет.

— А у меня наверно на подбородке будет здоровенный фингал! — Люба осторожно коснулась кожи на скуле. — И здесь тоже…

— Покажи-ка! — Сеня придвинулась к ней поближе. — Да, все красное и распухло. Потом посинеет, наверное… Здорово он тебя!

— Ох, как дома-то показаться в таком виде? — Люба достала из сумки пудреницу и принялась разглядывать понесенный урон.

— Люб, ты меня извини… это я виновата! — тихо сказала Сеня, не глядя на нее. — Не знаю, с чего я так озверела — я никогда на людей не кидалась. Прости…

— Ничего страшного, это моя вина. Любая бы озверела, если её уродиной обозвать! И ещё соплей зеленой, и чучелом… Так что я тоже хороша! Ты тоже меня прости.

— Мир? — Сеня с надеждой взглянула Любе в глаза. Та начинала ей здорово нравиться.

— Мир! — Люба быстро нагнулась и чмокнула Сеню в щеку.

— Здорово! Понимаешь я просто… Ладно, давай сейчас немножко в себя придем, а потом я все тебе спокойненько расскажу.

— Давай лучше завтра встретимся. А то меня мама дома к обеду ждет. Ей ещё предстоит как-то пережить мои синяки! Не знаю, что и сказать — она жутко расстроится.

— Понятное дело, а кто б не расстроился? А ты скажи, что парень во дворе приставал, ты ему по морде съездила, он — тебе и все такое…

— Да ты что, пока я родичам этого парня не предъявлю, они не отстанут. Во дворе! Да, у нас во дворе все знакомые и таких, которые бы по морде, там нет. У нас двор знаешь какой, все из себя таких важных строят… жутко крутые! А парня где я возьму? Они ж его заживо съедят, из Москвы вышибут… не знаю, что…

— Слушай, я знаю! А Костик на что? Он это возьмет на себя!

— Костик? Это который…

— Ну да, который в тебя влюбился! Пускай на деле докажет, как много ты для него значишь. Ой, знаешь, Люб, он правда влюблен в тебя по уши. Я знаю, нехорошо за брата решать, но я решила про все тебе рассказать, потому что парень совсем пропадает. Он тебе букет осенних листьев подарил, а ты его высмеяла, мол, у вас с мамой в доме одни розы и орхидеи, а других цветов вы и не признаете… Тоже хороша, зачем мужика унижать?! Ты что, первый день живешь, не понимаешь, что в стране делается? Что не все дураки, у кого денег нет, просто время такое, его пережить надо. Не всем же воровать или сваливать за границу…

— Ксенчик, не напрягайся, ты, конечно, права! Зря я тогда… с этим букетом. А эти листья мне ужасно понравились, я потом дома даже заплакала так мне их было жалко! И их и парня этого — Костю. Он мне понравился, правда.

— А чего ж ты тогда невесть что вытворяла?

— Сама не знаю… Что-то в последнее время странное со мной творится, кажется, весь мир против меня.

Люба закрыла лицо руками и жалобно всхлипнула. Сеня обняла её, прижалась щекой к теплым душистым волосам и тоже шмыгнула носом. Еще и еще… Так и сидели они в чужом дворе и плакали — эти две ещё полчаса назад совершенно незнакомые девочки, выбравшие столь необычный способ для знакомства…

— Ну что, пошли, я тебя провожу, — первой поднялась Сеня, когда они выплакались всласть и чуть-чуть успокоились.

— Ужас, как я в школе теперь покажусь? — Люба в отчаянии закусила губу, в глазах застыла растерянность.

— А ты вызови врача, скажи, что тебя толкнули на улице, у тебя жутко болит голова и подташнивает, — затараторила Сеня. — Они сразу поставят диагноз: сотрясение мозга и от школы освободят недели на две, — я знаю, у меня было такое…

— Ох, не знаю, — вздохнула Люба. — Может быть… Главное — как успокоить родителей. Слушай… — она на секунду задумалась, потом решительно тряхнула головой, — ты думаешь, Костя меня прикроет?

— Уверена! — Сеня для пущей убедительности даже с лавки вскочила. — Он от счастья с ума сойдет!

— Ну, не слишком большое счастье попасться в лапки моей милой мамочки! — невесело усмехнулась Люба. — У нас дома теперь черт-те чего делается.

— Я знаю… — так же невесело кивнула Сеня.

— Откуда? — Люба быстро вскинула заплаканные глаза.

Сеня чуть было не ответила: «От домового!», но вовремя прикусила язык.

— А, тебе, наверно, Костя сказал, — догадалась Люба. — Я ему немножко про все рассказала: и что вещи у нас пропадают, и что родители цапаются, и вообще в доме все вверх дном…

— Нет, он ничего мне про тебя не рассказывал! — твердо сказала Сеня. Он не такой. Если ты что-то доверила ему по секрету, он никому… и вообще, разве он может тебя предать?!

— Ну вообще-то это ещё не предательство, — возразила Люба, но Сеня заметила, что она страшно обрадовалась при этих её словах. — Но раз твой брат не трепло, это только к лучшему, значит, ему можно довериться. Ладно, мне правда пора. Не провожай меня, раз уж мы эту байку придумали, я лучше пойду одна. А то ещё кто-нибудь из соседей маме про нас доложит.

— У вас, что, в доме одни доносчики?

— Мужчины с утра до ночи на работе, а бабы со скуки маются. И, конечно, как старухи, на лавке подглядывают: кто, с кем и куда… Жуть! Да, запиши мой телефон и брату его передай. Пускай позвонит, я… буду рада. И потом, нам надо все подробности согласовать.

Она вырвала из тетрадки листок бумаги, написала свой телефон и протянула Сене. А та в её тетрадке записала свой.

— Ну что, завтра встретимся? — с надеждой спросила Сеня.

— Давай. И будем действовать по обстоятельствам. Может, я попрошу Костю зайти к нам… ну, чтоб у моих попросить извинения: мол, так и так, я не хотел её бить, просто был не в себе и все такое… если они уж очень на него бочку покатят. А нет — и не надо. Я наверное в самом деле недельку дома пересижу, пока синяки не сойдут.

— Э, неделькой не обойдешься, две — не меньше! У нас как-то Костик пришел такой изукрашенный — так он знаешь как долго фонарями своими светил?! Ох, слушай, как мы с тобой друг на друга накинулись… Как с цепи сорвались! Даже странно, что это на нас нашло? А знаешь, какое у тебя было лицо?

— Какое?

— Крысиное! У тебя зубы, как у вампира, вперед торчали!

— А у тебя, думаешь, лучше? Знаешь, какая морда была перекошенная?

И они, обнявшись и заливаясь смехом, двинулись к выходу из двора.