По дороге домой Маню вдруг зашатало, и она прислонилась к невысокой чугунной решетке бульвара.

— Манечка, что с тобой? — испугалась Аля. — Тебе плохо?

— Ничего, — еле выговорила Маня, тяжело дыша, — почему-то все закружилось… наверно пройдет.

— Миленькая моя, что ж это? Давай, обопрись на меня, сейчас будем дома, совсем немножко осталось…

Они с трудом добрались домой: Але пришлось Машку буквально тащить на себе, та едва волочила ноги. Сбросив в прихожей куртку и сапоги, бедняга, не раздеваясь, со стоном повалилась на свою раскладушку. Аля дала ей напиться, помогла переодеться в свою пижаму и побежала за мамой.

— У Маньки по-моему жар!

Измеряли температуру: тридцать девять и восемь!

— Аля, дай ей аспирин, в морозильнике клюква, морс сделаешь, — велела встревоженная Анна Андреевна. — Дверь в свою комнату закрывай очень плотно — не заразить бы Алешеньку… По-хорошему, надо бы нам всем марлевые повязки носить, но, будем надеяться, пронесет…

Аля быстро приготовила морс, напоила Маню, и той стало, как будто, немного легче… Она открыла глаза и часто-часто моргая, — видно, ей было больно глядеть на свет, — вымученно улыбнулась подруге.

— Аленький, прости, я вас всех замучила!

— Ну что ты, Манечка, тебя у нас все полюбили! А Алешенька, так он так и тянется к тебе, сразу, как тебя увидит, гугукает, улыбается… Я прямо не знаю, как без тебя бы жила…

— Аль… — Маня облизнула пересохшие губы. — У меня к тебе одна просьба. Ты прости, что…

— Только давай без этого, перестань извиняться и, как говорят, ближе к телу!

— Там в моем гнезде… ну, за ширмами…

— Так… И что там?

— Игрушка. Такой маленький меховой лемурчик… Его мама мне подарила, привезла из Германии… он мне всегда помогает, когда плохо. А я его там забыла. И как — сама не пойму…

— Все ясно, сейчас быстро сбегаю — принесу. Ой, а как же я туда попаду-то? Все заперто… Правда, может, Витя ещё не ушел…

— Там у меня в сумке ключ, — еле выговорила Маша. — От студии.

— А-а-а, хорошо, сейчас поищу… Нашла! Все, я мигом туда и обратно. А ты постарайся уснуть, хорошо? А твой лемурчик скоро опять будет с тобой! Спи! — она поцеловала подругу и выключила настенное бра.

Через полчаса Аля, поворачивала ключ в замке. Включила свет в фойе и стала подниматься по лестнице. Но не успела она открыть дверь в репетиционный зал, где свила себе гнездо Маня, как услышала, как внизу хлопнула входная дверь. Смех, голоса… женский, мужской. Алена! С ней, кажется, Гарик. Точно, он! Они поднимались по лестнице. Не долго думая, Аля прошмыгнула за ширмы и спряталась там. Отчего-то ей совсем не хотелось, чтобы её здесь застали.

В зале вспыхнул свет. Аля сжалась в комочек и сидела в своем укрытии, боясь пошевелиться, тише воды, ниже травы…

— Как классно, когда никого нет! — Алена, смеясь, закружилась по залу, любуясь своим отражением в зеркалах. — Ой, кайф какой!

— Слушай, а ты уверена, что здесь никого? — Гарик озирался по сторонам с таким видом, точно из какого-нибудь угла вот-вот выскочит Фредди Крюгер… — Внизу свет горит, значит тут кто-то есть.

— Наверное, Витька забыл потушить. Чего с него взять, с дурачка? Кончай напрягаться, Гарри, мы одни во всей Вселенной! Давай, доставай скорее шампусик!

— Погоди, я все-таки схожу вниз, проверю…

— Зануда!

Он попытался обнять её, но она выскользнула и расхохоталась.

— Топай, топай… Боже, какие мужчины все-таки трусы!

Он побежал вниз по лестнице, а Алена принялась выгружать из объемистой сумки съестное: пакетики из "Макдональдса", салаты в пластиковых круглых коробочках, карбонат и ветчину в нарезку, фрукты, конфеты и две бутылки шампанского.

— Никого! — торжественно возгласил Гарик, вернувшись. — Да здравствует наша ночь!

— Ур-ра-а-а! — пронзительно крикнула Алена, а Гарик подхватил её на руки и закружил по залу.

Захлебываясь от восторга, начал Гарик, а Алена подхватила строки Михаила Кузмина:

Последние строфы они прочитали вместе: она на руках у него, торжествующая и глядящая сверху вниз смеющимися глазами, и он, запрокинувший голову, крепко обхвативший её за талию и поглупевший от счастья…

— Аленушка, моя королева! — прошептал Гарик, бережно опуская Алену на пол. — Светлая королева… — он, наконец, поцеловал её, и она затихла…

Аля не знала, куда ей деваться! Что за стыд быть невольной свидетельницей любовного свидания… И ведь теперь не выйти, не скрыться и некуда деться от этих вздохов, от этого сбивчивого жаркого шепота… Она закрыла глаза, зажала уши… но это не помогло. Любовники, думая, что одни, не сдерживались и вели себя довольно шумно…

Наконец, все стихло… Аля лежала ничком на матрасе, зарывшись лицом в Манино одеяло. На душе было так скверно, как никогда в жизни, точно она убила кого-нибудь…

— Моя девочка, чудо мое… — шептал Гарик, и в пустом репетиционном зале его шепот звучал так отчетливо, как будто он говорил в микрофон.

— Ты мой, ты мой! — ворковала Алена. — Весь мир наш! И эта студия… Давай выпьем за нее!

— Сначала за нас!

С глухим выхлопом вырвалась пробка, шипя, полилось шампанское. Послышался звон — влюбленные чокнулись… Аля все ещё не смела поднять головы и лежала, зажмурившись. На глазах у неё от переизбытка чувств выступили слезы.

— Ой, как же хорошо… хорошо! — звонко рассмеялась Алена. Ее смех звенел, голос вибрировал. Никогда ещё звук её голоса не был таким живым и упругим, как сейчас!

— Скоро премьера… — мечтательно протянул Гарик. — Позову ребят с курса, пусть на тебя полюбуются!

— Что, похвастаться хочешь? — лукаво спросила Алена.

— Да нет… просто пусть знают, как у нас здорово. Пускай студия и любительская, но ребята играют вполне профессионально. Уж поверь, я знаю, что говорю!

— Ну да, ты же у нас профессионал! — она взъерошила ему волосы.

Аля приподнялась на локтях, тряхнула головой и принялась сжимать и разжимать затекшие ладони. Теперь она снова могла видеть любовников в щель между створками ширмы, но смотреть ей совсем не хотелось… больше всего на свете она мечтала бы оказаться как можно дальше отсюда!

— Да, какое там… профессионал, — усмехнулся Гарик. — Еще пахать и пахать…

— Гарри, а ты хотел бы иметь свой театр? — ластясь, промурлыкала Алена.

— В принципе? Ну, конечно! Это ж мечта каждого режиссера!

— Ну, так за чем дело стало? Считай, он у тебя в кармане!

— Ты о чем? — не понял Гарик.

— Эта студия… она твоя! А окончишь ГИТИС, получим статус театра!

— Не понял! — мотнул головой Гарик и залпом допил шампанское.

Алена немедленно наполнила до краев его стакан и сунула в руку круглый солнечный апельсин. Сама отпила глоток и с хрустом куснула яблоко.

— Ну, ты возглавишь студию. А я буду твоей актрисой! Первой актрисой, звездой! Мы будем ставить комедии, веселые, искристые, как это шампанское… Хватит занудства! У меня от речей нашего дорогого Маркуши уже скулы сводит.

— А как же он?

— Далецкий? Ну как… за него не волнуйся — у него имя все-таки! Пристроится где-нибудь в профессиональном театре, чего ему с нами профанами зря время терять?

— Алена, что ты говоришь! — не выдержал Гарик. — Студия — это его ребенок! Любимое детище! Он же всю душу в неё вложил… Все начинал с нуля, нас собрал, выучил… Ребята, действительно, перспективные. И о студии уже известно в театральных кругах… вон, какая статья в "Театральной жизни" про "Синюю птицу" вышла! А Илья, Маня, Аля — у них настоящий талант, им в ГИТИС поступать надо. Ну, или там в Щуку, Шепку… А Марк, он же просто сломается, как ты не понимаешь, он…

— Слушай, я сейчас говорю о нас! — перебила Алена. — Если сам о себе не подумаешь, никто о тебе не подумает! Я хочу, чтобы у тебя было имя, свое дело, у тебя вся жизнь впереди! Мой милый, любимый, пожалуйста, позволь мне помочь тебе… Это будет твое дело, только твое, и никто тебе диктовать не будет! И потом, неужели ты не хочешь, чтобы твоя маленькая Аленка засверкала, как бриллиант?! Далецкий меня затирает, ролей не дает… думает ставить "Дни Турбиных", я спросила, даст ли он мне роль Елены, а он так задумчиво мне говорит: мол, у вас, Алена, другое амплуа, вы ещё не созрели… Это я-то не созрела! — она презрительно хмыкнула и, вскинув голову, оглядела себя в зеркале. — Нет, с этим надо кончать!

— И что ты предлагаешь? — сдался Гарик.

— Мы сделаем вот что: напишем письмо. Я на компьютере наберу и на принтере выведу. Мы напишем, кто таков на самом деле наш режиссер! Одну актрису убил, другую погубил… Его ложные, нездоровые идеи юных актрис попросту в гроб вгоняют!

— Как это… убил, погубил? — Гарик аж подскочил на месте. — Что ты имеешь в виду?

— Я тебе потом все в подробностях расскажу. А сейчас не до этого, сейчас — наша ночь! Давай шампусика выпьем! Милый мой, как мне с тобой хорошо! — она кинулась к нему на грудь, прижалась всем телом и приникла губами к его губам.

— Ты сделаешь, как я прошу? Ты примешь студию? — Алена льнула к обалдевшему парню, повиликой виясь вкруг него…

— Все сделаю, чудо мое, все, что ни попросишь!

— Тогда давай набросаем текст. Где-то у меня была ручка!? А вот она! Алена извлекла из сумочки ручку и лист бумаги. — Так… По пунктам. С актрисами — раз. С идеями — два. Напишем, что они вредны для молодежи… Потом… — она на секунду задумалась, наморщила лоб. — Что он превращает студию в притон.

— В каком смысле? — парень вытаращил глаза.

— А Маня?! Она же… я не знаю кто, — цыганская подстилка!

— Ален, что ты несешь?! — взорвался Гарик. — Маня не такая, она…

— Да, милый, как раз такая! Притом, не удивлюсь, если она воровка!

— Ну, ты даешь!

— Вот именно… — Алена сняла с запястья тоненький золотой браслет. И мы это докажем.

— Ты чего? Что ты делаешь?

— А мы подложим в её барахло мой браслет, и пускай потом доказывает, что не украла!

— Алена, ты с ума сошла! — закричал Гарик и швырнул свой стакан об пол. — Очнись, это подлость! Не смей, слышишь… — он схватил её за руку и вывернул так, что она закричала.

— Ой, мне больно! Сумасшедший какой! Да, ты просто… просто тигр! Дикий зверь! Мой ласковый и нежный зверь… ну, поцелуй меня! — она опять обвила его шею руками и прыгнула на него, обхватив скрещенными сзади ногами.

— Дура! Дурочка… Моя маленькая дурешка… Какая глупая… глупышка моя… — они повались на пол и принялись целоваться.

— Ну, что тебе Маня, что? А это дело — верняк! Тогда его точно погонят отсюда поганой метлой! Мы одну копию… — задыхаясь, шептала она в перерывах между поцелуями, — отправим в Префектуру… — о, Гарри! А другую, — о, милый мой! — в Министерство культуры… А браслет…

— Все, что угодно! — Гарик вскочил на ног, оттолкнув её. — Я сделаю для тебя, что угодно, но этой гадости сделать не дам! Надевай браслет!

— Но милый…

— Надевай, я сказал!

Алена, мяукнув, нехотя застегнула браслет на запястье.

— Но письмо… ты напишешь? — она призывно запрокинула голову, подставляя губы для поцелуя.

— Напишу! Только не знаю, как я буду Далецкому в глаза смотреть после этого…

— А ты не гляди! — она оскалилась в довольной улыбке. — Ой, что-то я проголодалась… Давай поедим?

Гарик, ни слова не говоря, подошел к окну, дернул шпингалет и рывком распахнул окно. Метель, завывавшая за окном, — она поднялась недавно, ворвалась в зал, и длинная Аленина юбка заходила колоколом вкруг её ног.

— Ой, закрой, дует! — закричала она, шарахаясь к противоположной стене.

— И кто… кто тебя надоумил придумать такое? — мрачно проговорил Гарик, не глядя на нее.

— Ха-ха-ха! Дьявол! — бросила она, тряхнув волосами.

И в тот же миг, как она произнесла это слово, на колокольне соседней церкви ударил колокол.

Это было так жутко, так неожиданно, что оба вздрогнули. Улыбка на лице Алены разом погасла, она побелела, как полотно. А Гарик, как стоял к ней вполоборота, так и застыл на месте, овеваемый мертвым холодным дыханьем метели… Потом, овладев собой, захлопнул окно, стряхнул с себя снег…

— Пойдем отсюда! — глухо бросил парень и принялся надевать шарф и куртку.

— Да, в самом деле пора! — пролепетала Алена.

Она принялась быстро запихивать в сумку остатки съестного, а в отдельный пакет — пустые коробочки, апельсиновую кожуру и пустые бутылки.

— Осколки собери! — приказал Гарик. Он хмурился и грыз ноготь.

— Сейчас, сейчас… — Алена в два счета навела в зале порядок, уничтожив все следы пиршества, и оба ушли, растеряв остатки былой веселости и не произнеся больше ни слова…