• 1 •

Я бы хотел начать небольшой цикл бесед на тему Песни Песней Соломона. Это книга, запечатленная семью печатями, книга таинственная, и у меня нет никаких претензий на наличие талантов или духовных прозрений. Я не претендую на то, чтобы объяснить в ней всё, всю глубину её. Но о ней нужно говорить, потому что она этого достойна. Песня эта — о любви. Она, по сути, некоторыми комментаторами так и называется — сбор, солянка, сборник восточных песен, посвящённых брачной тематике. В этой Песне ни разу не упоминается имя Бога. Господь, или Бог, или Всемогущий, или Вседержитель — ничего подобного, ни разу здесь к Богу не возводится ум. Нет никого молящегося, никого, призывающего к молитве, никого, благословляющего Бога. Но если это просто книга о любви, тогда зачем она в Библии? А если эта книга в Библии, тогда в ней есть тайный смысл, тогда она буквально толковаться может по-земному, а может и аллегорически — в ней есть скрытый смысл. Кстати говоря, вопрос, нужна ли она в Библии, оставался нерешённым до очень позднего времени. Дело в том, что канон старозаветных книг — это, собственно, Тора (пророки) и псалмы. Песню Песней — не знали, ввести или вывести из канона. Столетиями спорили об этом. Некоторые считали, что она оскверняет руки. Некоторые считали, что она не нужна, поскольку соблазняет читающих. А самые учёные раввины, самые отданные молитве и богомыслию люди считали, что Тора и вообще весь закон и пророки — это корона золотая. И каждая книга в ней — это камень драгоценный, но Песнь песней — самый драгоценный камень, и весь мир недостоин того дня, когда эту Песнь подарил Господь Израилю. Поэтому они читают её на Пасху — как гимн любви между Израилем и Богом, Который, как невесту, увёл из дома рабства свой народ.

Быть ей или не быть в тексте Священного Писания, решали долго. Решили, что быть. А быть потому, что она вся насквозь таинственна, она вся аллегорична, и толковать её нужно, исходя из её скрытого смысла. Здесь, братья и сестры, нужно сказать, что не всё в Писании открывается всем и сразу. Мы с вами зачастую склонны читать, например, газеты или журналы с конца, с последней страницы — там, где гороскопы или кроссворды. Мы так же и Библию иногда читаем — с Апокалипсиса сразу начинаем. Песню Песней не разрешали читать людям до тридцати лет, как минимум. Так же, как Екклесиаста, или, скажем, Иезекииля. Иезекииля — даже больше, чем Екклесиаста. Эти книги предполагают полную внутреннюю зрелость человека — и психофизическую, и житейскую, и нравственную. Поэтому мы, приступая к этой книге, конечно, находимся в страхе — что мы скажем о ней? Она таинственна. Но что ободряет нас — её очень любили христианские мистики.

На востоке, в Восточной Церкви, её любили люди, склонные к созерцанию и философии, например, Григорий Нисский. У него есть комплексное толкование на Песню Песней Соломона. Он вообще любил философские книги, толковал Екклесиаста, толковал Песню Песней.

Первым ярким толкователем был Ориген. Он первым сказал, что эта Песня превзошла самоё себя и в Библии это действительно драгоценность. В Западной Церкви многие монахи, подвижники, мистики, отшельники вслушивались в слова этой книги и находили в ней диалог между Христом и Церковью, между Духом Святым и Девой Марией, между Христом и душой человеческой. Так же, как и в древности учителя Израиля находили в ней диалог между Богом и душой или между Богом и Израилем. Некоторые люди отсидели в тюрьме за перевод этой книги. Например, один испанский проповедник начала XVI века за перевод этой книги с латинского языка на испанский, простонародный, просидел четыре года в тюрьме. Настолько это было опасно — считалось, что нехорошо заниматься подобными вещами. Но мы с вами живём во времена свободные, когда заниматься можно всем, чем хочешь, дай Бог только заниматься тем, чем надо, поэтому будем говорить об этой книге с осторожностью и кратко, с краешку.

Ориген говорит так: «Мы научены Писанием, что есть святое, а есть Святое святых, есть небо, а есть небеса небес, есть суббота, а есть суббота суббот». Субботой суббот назывался юбилейный год, когда рабы отпускались на свободу. Семь лет — это субботний год, а семь по семь — это сорок девять, пятидесятый год — юбилейный, суббота суббот. Такое умножение — квадрат от святого.

Примерно в таких же категориях он говорит, что есть песни различные, но есть Песня песней, и к ней нужно подходить как к субботе суббот, как к Святому святых, как к небесам небес. Это обычный оборот Писания, где говорит Господь: Умножая, умножу скорбь твою (Быт. 3, 16), — или: Благословляя, благословлю и размножая размножу тебя (Евр. 6, 14). Есть просто святое, а есть Святое святых, есть просто песни, а есть Песня Песней. Во Святое святых входил только первосвященник. Не просто священник, а первосвященник. И входил туда не тогда, когда сам хотел, а только раз в год, в определённый день, причём входил, внося с собой кровь животного, закланного за грехи народа, и шёпотом произносил там имя Бога. Это было единственное время в году, когда первосвященник, один из народа, мог зайти в это место. Если мы примем эту мысленную последовательность, то мы должны осознать, что мы не поймём в Песне Песней ничего, если не будем стремиться к внутреннему очищению, к очищению ума.

Писание открывает себя человеку, трудящемуся над собой. Некто из святых сказал так: «Писание открывается делами», — то есть — исполнением заповедей открывай замки Писания. Прочесть его, конечно, можно, его можно и наизусть выучить некоторыми книгами, но оно откроет свои тайны только тому, кто упражняется в благочестии деятельно. Посему, братья и сестры, будем так подходить, подбираться к тексту священных песен Соломона, зная, что мы не всё там поймём, потому что внутри мы ещё пока не готовы. Первое, что говорит Дух Святой устами Соломона, это: «Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина». Вот как говорит об этом Ориген: «Много песен есть в Церкви, и нужно вначале все их пропеть, чтобы приступить к этой». Вспомните наши каноны, любой канон, который на панихиде мы поём или перед Причастием читаем. Там есть девять песен. Первая песня — переход через Чермное море, потом песнь Моисея и сестры его Мариам, третья — песнь Анны пророчицы, четвёртая песнь — песнь Аввакума, пятая — песнь Исайи, шестая — Ионы, седьмая и восьмая — отроков печи Вавилонской, девятая — Божией Матери. Вот песни Священного Писания. Есть и другие песни. Когда мы пропели эти песни, сердцем пропели, умом пропели, поняли смысл их, тогда мы приступаем к первой песне Соломона, Песни Песней, и слышим первые слова — про поцелуй: «Да лобзает он меня лобзанием уст своих». Так толкуют эти слова: «Доколе Ты будешь учить меня словами людей Твоих, через Моисея, через Давида, через Соломона, через Исайю? До каких пор Ты будешь учить меня чужими устами? Лобзай меня Ты лобзанием уст Твоих». То есть, «да лобзает Он меня» — такое желательно-повелительное наклонение речи — усваивается душе, которая уже насытилась чтением всех пророчеств, которая уже исследовала и утомилась в исследовании сокровенного смысла во всех Писаниях, которая хочет уже не просто слов, но благодати, и не просто пророков, но Самого Бога. Вот какой смысл заключает толкователь в первом стихе этой книги.

Независимо от нашего пола и возраста души наши есть невесты, и они со Христом находятся в отношениях невесты и жениха. Именно поэтому Иоанн Предтеча позволяет себе назвать Христа женихом, а себя — другом жениха, говорит: Имеющий невесту есть жених, а друг жениха, стоящий и внимающий ему, радостью радуется, слыша голос и жениха (Ин. 3, 29). Это он говорил, чувствуя, сколько душ возрадуется о пришествии Христа в мир, сколько душ Христа полюбит и скольким душам Христос подарит Себя. Он был посреди этого процесса, как друг жениха, и чувствовал это. В притче Христовой мы читаем о десяти девах мудрых и немудрых, где Он называется именно женихом и Его ожидают на брак (см. Мф. 25,1-13). Души ожидают Господа, Который вступает с ними в брак — с теми, кто готов к этому браку. По отношению ко Христу души наши есть невесты Его, и самые лучшие люди мира — это те, которые смогли быть верными Богу, которые вручили Ему себя. И можно вручить себя иногда, как железо вручает себя в руки кузнеца, под тяжёлые удары молота, а можно вручить Ему себя как драгоценность, как невеста вручает себя жениху, как главное сокровище. «Да лобзает Он меня лобзанием уст Своих» — это та высшая степень доверия Господу, которая есть любовь к Нему, любовь нежная и преданная до смерти, до конца, которая является высшей степенью взаимоотношений между Господом и человеком. Так толкуют первый стих этой великой Песни.

«Ласки Твои лучше вина. От благовония мастей твоих имя твоё — как разлитое миро; поэтому девицы любят тебя». В Песни Песней много текстов, касающихся благовоний, там постоянно вспоминается мирровый пучок у грудей возлюбленной и ароматы от мировар-ника... «Имя твоё — разлитое миро». Святой Дмитрий Ростовский приписывает этот текст празднику Обрезания Христова. Смотрите, как он говорит: «Доколе миро закрыто в сосуде, запах его не слышен. Но когда миро откроют и прольют, оно наполняет своим ароматом дом, в котором его пролили». Так, мы читаем в Евангелии о женщинах, которые возлили миро на главу Христову: одна перед страданием, а другая, блудница, ещё раньше миром и слезами омыла Ему ноги, слезами омывала и волосами вытирала. В обоих случаях дом, где это происходило, наполнялся ароматом пролитого мира. Открытое и пролитое миро наполняет своим благоуханием всё окружающее. Мы, когда крестим человека, мажем миро чуть-чуть, капельками — лобик, носик, глазки ребёночку, уста, грудку, ушки, ручки, ножки — и то он пахнет до вечера и на следующий день ещё пахнет. А здесь — проливается миро. Святой Дмитрий говорит, что «имя Иисус — это есть миро пролитое».

Когда Господь ещё не родился, Ангел Божий сказал Деве Марии, что Она родит Сына и наречёт Его именем Иисус, и Он будет велик, и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его, и Царству Его не будет конца. И Иосифу Ангел сказал во сне: «Не бойся принять Марию, жену твою, родившееся в Ней есть от Духа Святого. Родит Сына, наречёшь Ему имя Иисус, Он спасёт людей Своих от грехов их» (см. Мф. 1, 1). И Марии, и Иосифу заранее, до рождения Иисуса Христа, было открыто имя, которым нужно было бы назвать родившегося Младенца. Господь родился, в восьмой день Его обрезали по закону. Это, кстати, великий день, день памяти Василия Великого, когда к Христу впервые прикоснулось железо. Маленький Безгрешный Сын Божий, родившийся от Девы Марии, потерпел обрезание. Над Ним совершили эту болезненную процедуру, протекла впервые Его кровь, и Он впервые плакал не от того, от чего плачут дети, а потому, что Ему сознательно причинили боль. Боль ритуальную, законную.

В этот день, в день обрезания, младенцу называли имя. В этот день Мария, знавшая, как назвать Своего Сына и Иосиф, знавший, как назвать Сына Марии, дали Ему имя Иисус. В этот день имя Христово пролилось в мир. До тех пор оно было запечатленно, сокровенно, скрыто. А в день Обрезания, когда Спасителя назвали этим заранее указанным именем, оно пролилось в мир, и с тех пор благоухает. Вот так и пишет Соломон, пророчески пишет: «От благовония мастей твоих имя твоё — как разлитое миро; поэтому девицы любят тебя». Девицы — это неосквернённые души. Блудницы не любят Тебя. Блудницы любят деньги и тех, о которых пишет Иезекииль (он пишет о некоторых женщинах, о Самарии и Иерусалиме, даёт им образные имена Оголива и Ого-ла): «Вы любите подарки и любите красивых мужчин, одетых в роскошные одежды, чья плоть как плоть ослиная, чья похоть — как похоть жеребцов, вы этих любите. За это Я вас накажу, и срам ваш будет всем известен» (см. Иез. 23). Блудницы не любят Бога. Бога любят души нежные, чистые и нетронутые, поэтому это имя, пролитое, как миро, любезно девицам, то есть душам чистым и невинным. Благоухание мира Христова, это благоухание имени Господня — это опыт, который открыт для каждого человека, братья и сестры. Нужно сказать, что каждый из нас призван к тому, чтобы ощутить в своей жизни аромат и благоухание имени Господня. Имя Его — это миро разлитое, и если мы девицы душою своею, то мы должны любить благоухание этого имени.

Именно Иисус должно было быть имя Христово. Именно именем Иисус назвал Моисей своего преемника. Когда Моисей умер и не смог ввести людей в Землю обетованную, заместителем его стал некий Осия, сын Нави-на. Но прежде, нежели ввести людей в Землю обетованную, Моисей переименовал его и сделал его Иисусом. По-еврейски это очень просто, а по-русски — очень сложно. Из Осии Иисуса сделать — это сложно, а по-еврейски очень легко, потому что он был Гошуа, то есть Осия, а Моисей его переименовал в Егошуа, то есть Иисус. Моисей добавил только одну маленькую буквочку, «йод», и имя поменялось. (Почему Господь и говорит: Ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все (Мф. 5, 18). С прибавлением маленькой буквочки имя поменялось полностью. Будучи уже не Гошуа, а Егошуа, он привёл людей в Землю обетованную. Моисей не приводит — Иисус приводит. Моисей умирает на границе, а Иисус вводит уже в пределы и в обладание. Это всё для нас. Закон нас доводит до пределов Земли обетованной, а благодать вводит дальше. Поэтому имя Христово есть миро пролитое, девицы любят его, и об этом говорят первые два стиха книги Песнь Песней.

 

• 2 •

Не подряд будем идти по стихам, потому что это задача нам на всю жизнь, да и то вряд ли справимся, а подойдем к ним избирательно. Вы же читайте этот текст сами и думайте над ним. Вот что сегодня прочтём с вами: «Дщери Иерусалимские! черна я, но красива, как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы» — это четвёртый стих первой главы. «Черна я, но красива» — видите, канон красоты предполагал белизну. Не только тогда, во времена Соломона, но и позже белая кожа считалась благородной. Кожа смуглая, загрубелая считалась кожей простолюдина. Наши люди сегодня пропекаются, как на гриле, в этих разных салонах, под искусственным солнцем, загорают, думая, что этим придают себе красоты; на самом деле они придают коже плебейский оттенок, потому что белое красивей, чем чёрное. И вот, здесь такой интересный поворот мысли: «черна я, но красива». Некоторые толкователи считают, что здесь вспоминается об эфиопской красоте. Эфиопы — это люди, которые очень красивы, но лицом черны. Черты лица у них очень благородны, изящны. Линии носа, скул, подбородка, ноздрей — буквально вырезаны резцом искусного художника. Но черны они, и чернота эта намекает на хамитское происхождение.

Интересно, что Моисей был женат на эфи-оплянке — на женщине чёрной, но красивой; и эта женитьба была предметом спора с Моисеем его родных брата и сестры — Аарона и Мариам. Двенадцатая глава Книги Чисел говорит о том, что упрекали Мариам и Аарон Моисея за жену эфиоплянку. Они были в обиде, что пророк, вождь, главный человек в Израиле имеет женою иноплеменницу — чёрную, такую непохожую на них. Такой бытовой расизм. Проверим своё сердце, братья и сестры, чтобы и мы не были расистами. Многие люди, считающие себя христианами, позволяют себе уничижительно думать о людях другого цвета кожи, другого разреза глаз, другого строения лица или психологии — будьте осторожны. Боже сохрани приобрести расистскую болезнь в душе своей, потому что дальше история Книги Чисел рассказывает следующее: Аарон и Мариам упрекали Моисея (а Моисей был кроткий человек, и даже более того — кротчайший из всех людей, живших на земле), и Господь внезапно сказал всем троим, двум братьям и сестре: «Выйдите вы трое к скинии собрания». И вышли трое. И сошёл Господь в облачном столпе, и сказал: «Слушайте слова Мои. Если бывает у вас пророк Господний, то Я открываюсь ему в видении, во сне говорю с ним; но не так с рабом Моим Моисеем; он верен во всём дому Моём; устами к устам Я говорю с ним и явно, а не в гаданиях, и образ Господа он видит. Как же вы не убоялись упрекать раба Моего Моисея?» То есть — «вы придумали для него упрёк, а он предо Мною чист». Как часто мы так поступаем, братья и сестры! «И воспламенился гнев Господень на них, и Он отошёл» — то есть облако ушло от скинии, ушла благодать. Мариам покрылась проказой, как снегом. Аарон взглянул на неё — а она в проказе. (Видимо, она была главной зачинщицей) И сказал Аарон Моисею: «Господин мой, не поставь нам в грех, что мы поступили глупо и согрешили, не попусти, чтобы она была как мертворождённый младенец». Моисей, кротчайший человек, возопил ко Господу, говоря: «Боже, исцели её». И сказал Господь Моисею: «Если бы отец её плюнул ей в лицо, не должна ли была бы она стыдиться семь дней? Итак, пусть будет она в заключении семь дней вне стана, потом возвратится».

Мы прочли с вами целую главу из Книги Чисел об истории, бывшей между Моисеем, его братом Аароном и сестрою Мариам. Они упрекали Моисея в женитьбе на женщине не их цвета кожи, но красивой. Примерно так же говорит и эта девушка — душа эта, которая «черна, но красива». Видите, каждая душа может сказать это о себе: «Черна я, но красива». Я сейчас не говорю о наших внешних данных — о росте, о соотношении между талией, длиной ног, плеч, о белозубости или яснозор-кости — это всё вещи тленные. Раскопать любую могилу — вы там красавца от не красавца не отличите. Я имею в виду душу человеческую, которая красива.

Господь полюбил человека, полюбил в нём сокровенную красоту, которая нам самим непонятна. Когда Бог любит нас, и мы чувствуем это, мы приходим в удивление: за что Бог любит нас? Ну, любовь — она потому и любовь, потому что она ни за что; если за что — то это расчёт. А вот любит — и это удивительно. Но, между тем, человек и красив. Человек очень красив — внутренней, сокрытой от нас самих красотой. Поэтому каждый из нас может сказать, что он чёрен, но красив, то есть — «грешен я, однако внутренне Твоё есмь создание». В погребальных песнопениях есть такая чудесная стихира святого Иоанна Дамаскина: «Образ есмь Твой, хотя язвы ношу прегрешений» — «я на Тебя похож, я образ Твой, хотя струпья ношу прегрешений. Погибшее овча я, ягнёнок потерявшийся, воззови меня, Господи, и спаси мя». Каждый из нас чёрен, но красив.

В книге Песнь Песней есть некая динамика, и поэтому впоследствии мы слышим об этой девушке, обитательнице пространства этой книги, Суламите, что она красива и на ней пятна нет. В четвёртой главе этой книги не она сама, но жених ей говорит: «Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе». Это уже, возможно, состояние души, которая очищена, облагодатствована. Никто из нас не может смело сказать о себе, что он очищен так, что пятна нет на нём — пятна есть, и пятен много. Мистики и монахи, изучавшие эту книгу, говорили, что, скорее всего, это относится к Божией Матери, поэтому восприятие этих слов как диалога между Христом и Церковью, между Духом Святым и Девой Марией вполне уместно.

Многие места четвёртой главы используются для выражения отношения Церкви к Деве Марии: «Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе». «Со мною с Ливана, невеста! со мною иди с Ливана! спеши с вершины Аманы» — эти слова поются на венчании. Не везде и не всюду, но существуют такие старые традиции, есть специальный гимн: «Гряди, гряди от Ливана, невеста». Это западная традиция, которая вошла в восточную, по крайней мере, я неоднократно слышал на венчаниях, когда хор поёт это песнопение. Это слова Песни Песней, которые поются в брачные торжества, где невеста — самая любезная женщина в мире для жениха, где как бы оживает Песня Песней.

«Запертый сад — сестра моя, невеста, заключённый колодец, запечатанный источник» — двенадцатый стих четвёртой главы. Все толкователи согласно относят его к Божией Матери: Она — Мать, но Она — Дева. Она мужа не знает, но Бога родила. Она не знает земных радостей супружества, но знает высшее счастье материнства, и поэтому Она есть запечатленный источник — заключённый, запечатанный, закрытый. «...Запертый сад, заключённый колодец, запечатанный источник». Безусловно, когда Господь говорит нам: Исследуйте Писания... они свидетельствуют о Мне  (Ин. 5,39), — это касается таких книг, как Песнь Песней, в первую очередь. (Ведь есть книги исторические, где описываются конкретные истории, например — как родила Агарь от Авраама Измаила, как Сарра, не могшая рожать, обижалась на то, что не может быть матерью, а Агарь насмехалась над ней. Это история. Хотя эта история превращается в мета-историю: до сегодняшнего дня арабы, дети Агари, не могут найти мира с евреями, детьми Сарры, и эта конкретная история выходит за пределы конкретных отношений и простирается на целые столетия, на отношения между народами. Но всё равно, это — конкретная история.) Здесь говорится «запечатленный сад» — это, собственно, Эдем, рай, закрытый рай, рай таинственный, рай, в котором никто не был. В том раю, который мы потеряли, мы уже были. Адам там был. Где-то под кожей у нас, где-то в генотипе, в памяти есть такое чувство, что мы были в раю и потеряли его. А здесь речь о не-ком запертом саде, закрытом рае, запечатленном источнике, то есть это некий новый рай, посреди которого рождается новое древо жизни. Поэтому церковные песнопения говорят о Деве Марии, что Она есть новый Эдемский сад, посреди которого выросло Древо жизни — Иисус, от Которого мы едим плоды жизни и не умираем. С одной стороны, всё это — поэзия, но с другой — наша повседневная жизнь. И то и другое одновременно.

Книга Песнь Песней, братья и сестры, есть, возможно, такая книга, которую можно предложить человеку, боящемуся морализаторства. Многие боятся читать Библию из страха, что Библия оглушит их и огорошит кучей запретов, какими-то страшными предписаниями типа «это не делай, это не ешь, туда не ходи, это не трогай», навяжет на них ярмо из разных повелений — «это читай, это ешь, туда ходи, об этом думай»... И человек из страха обремениться запретами и повелениями не берёт в руки книгу. Поэтому я бы советовал взять Библию всем тем, кто ещё не знаком с нею, кто, вместе с тем, хочет поэзии от жизни.

В юные годы, особенно когда человек влюблён, тем более, впервые, серьёзно влюблён, он находится в особенном раскрытии личностных чувств и качеств, когда ему всё интересно — всё святое ему интересно. Когда-то Владимир Соловьёв сказал, что когда человек влюблён, на него внимательно смотрят и рай и ад. В этом состоянии он может и взлететь и рухнуть. Всем влюблённым я бы предложил почитать эту книгу — не откликнется ли душа их на эти простые, незамысловатые слова? Ведь вот ещё, что интересно: включите сегодня любую Fm-станцию — о чём поют люди? Песнями заполнен эфир. Сотни радиостанций в столичном городе, в Киеве, например, буквально — сотни, и каждые три-четыре минуты звучит новая песня. Новая старая, или старая новая, или новая новая... О чём поют люди? Поют, в основном, о любви. Эти песни часто бывают пошлыми, бывают некрасивыми, бывают такими, что стыдно за того, кто поёт. Но всё равно — люди поют о любви. Это тоже важное свидетельство, потому что — о чём ещё петь? Петь можно только от боли, или от любви, или накануне войны военные песни. Больше в мире песен нет. Всякому влюблённому человеку, когда сердце открыто, когда в сердце рана (а Писание как раз и говорит, что любовь — как рана глубокая), стоит открыть эти абсолютно недогматические тексты. В книге Песнь Песней никто не перегрузит вас морально, никто не будет вас пугать — «делай это, не делай этого»; там будет всё воздушно, и всё непонятно, и всё про тебя, и ты будешь находиться неком обмороке от прочитанного...

А ещё важно — можно предложить всякому влюблённому человеку проверить свои чувства на предмет — сможешь ли ты повторить любимой слова, которые прочитаешь? Пусть не все, пусть некоторые. Вот, например: «Ты прекрасна, возлюбленная моя; ты прекрасна, и глаза твои голубиные под кудрями твоими». Если сможет человек произнести эти слова своей любимой, то можно дальше отношения развивать. Или чудесные слова девушки, по-свящённые любимому: «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему; он пасёт между лилиями. Доколе день дышит прохладою, и увядают тени, возвратись, будь подобен серне или молодому оленю на расселинах гор». Непонятно, о чём говорится, но музыка текста приковывает к этому внимание и заставляет почувствовать, что есть другой мир. Я хотел бы предложить всем влюблённым (или влюблявшимся когда-то) прочесть эту Песню хотя бы раз в жизни и проверить свои сердечные чувства (или память о прошлых чувствах) на предмет соответствия — настолько ли вы были просты, наивны и таинственны в дни своей любви, как вы находите это здесь. Не забывайте, впрочем, о самом главном — о том, что книга эта не об отношениях между мужем и женой, или девушкой и юношей. Эта книга в основном об отношениях Бога и человека. Древние учителя сказали так: «Кто применяет эту Песню к повседневным событиям, тот наследия в жизни будущего века иметь не будет». Поэтому мы, конечно, сдержим себя страхом от бытовых применений, но, без сомнения, наши личные семейные отношения — это некое подобие отношений Христа и Его Церкви.

 

• 3 •

Как вы заметили, люди востока — это люди запаха и вкуса. Когда европейцы искали морские пути в Индию, что вызвало массу географических открытий, они искали страны, где было дешёвое золото и много специй. Они привезли в Европу специи, и это было не менее драгоценно, нежели всё остальное. Все эти сандалы, корицы, мирты, все эти бесчисленные пахнущие вещи, которые добавляются в пищу, которыми можно натираться, намазываться, делать растворы — это всё мир востока, он очень пахуч. В книге Песнь песней, о которой мы с вами говорим, много запахов — отсылок к запахам. Сейчас мы поговорим немного о том, что пахнет и что вкусно. Во второй главе влюблённые хвалят друг друга, и возлюбленный говорит так: «Что лилия между тёрнами, то возлюбленная моя между девицами». Лилия — это символ чистоты. В западной традиции (да и у нас тоже иногда) с лилией изображают девственников. Она чиста. Лилия меж терновников — это, видимо, чистота её между развратными.

Она же называет его яблоней. Яблоко — это то, что пахнет и хрустит, приятно и на вкус, и на слух. Тут уже некий переход от запахов: до сих пор был только мирровый пучок у грудей возлюбленной, кисть кипера, а теперь уже запах и вкус: «Что яблоня между лесными деревьями, то возлюбленный мой между юношами. В тени её люблю я сидеть, и плоды её сладки для гортани моей». Сразу скажу вам: нельзя ассоциировать яблоко с плодом грехопадения, с тем плодом, вкусив который, люди познали грех, нарушили заповедь Божию и были изгнаны из рая. Нельзя, потому что книга Бытия не указывает нам на то, какой был плод, что это было — финик, гранат, груша, яблоко — нет названия. Яблоком стали считать плод познания добра и зла в Западной Церкви из-за того, что одно и то же слово — malum — означало и яблоко, и зло, это омонимы. Как мы называем косой и инструмент для скашивания травы, и сплетённые женские волосы, и то и другое — коса; так в латинском языке слово malum, «зло», омонимично, одинаково звучит, со словом «яблоко». Поэтому иконописцы, портретисты, художники древности стали изображать яблоко в качестве этого плода — и змея с яблоком во рту, и везде, и всюду. Потом это перекочевало в другие сюжеты. Допустим, если постренессансная живопись изображает супружескую пару, то там всегда полно символов. Например, у Ван Эйка есть известная картина «Супруги Ар-нольфини» — стоят дяденька, тётенька, собачка рядом с ними сидит... Собачка — это там не зря, собачка — это символ верности. А на подоконнике яблоко надрезанное — это не зря, это символ попробованного греха. И ещё куча предметов, и каждый из них что-то означает. Итак, это многозначительный символ, который кочует через культуры, через философии, через живопись, но он к Библии не имеет прямого отношения, поэтому смело можно называть возлюбленного яблоней между деревьями лесными.

 «В тени её люблю я сидеть, и плоды её сладки для гортани моей». Во-первых, отметим здесь то, что девушка, любящая своего жениха, любит сидеть в тени этой яблони. «Сидеть в тени» — просто! На самом деле — не очень просто, потому что на Востоке тень — редкость, и сидеть в тени означает очень много. Давайте вспомним с вами Евангелие. Христос приходил в дома, где Его любили, и однажды мы видим Его на страницах Евангелия в доме Марфы и Марии. Старшая сестра, Марфа, суетится и хлопочет по дому о большом угощении, а Мария, младшая сестра, сидит у ног Иисусовых и слушает Его, и сладко ей (см. Л к. 10,38-42). И не лентяйка она, и рада бы встать и пойти что-то делать вместе со старшей сестрой (та потом даже разгневалась сказав: «Господи, разве Тебе нет дела, что сестра моя оставила меня одну служить, скажи ей, пусть мне поможет»). Этот хорошо известный нам евангельский отрывок я цитирую потому, что мы читаем его каждый раз, когда служим службу в честь Божией Матери. Так вот, там мы видим человека, сидящего у ног Иисусовых, не ленивого человека, человека, смотрящего снизу вверх на Иисуса Христа и слушающего Его. Поверьте мне, исходя из сказанного Господом исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне (Ин. 5,39), я вижу для себя эту любящую душу возле любимого Бога, которая в тени Его сидит и слушает Его слова, и слова эти сладки для гортани её. Сесть у ног и всё забыть...

Откуда вообще у людей возникало забвение о телесных нуждах? Господь проповедовал в пустынях прииорданских, в окрестностях озера Галилейского, так что к Нему собирались толпы народа, и они забывали о пище и питье. Только потом Христос говорил: Отпустить же их неевшими не хочу, чтобы не ослабели в дороге (Мф. 15, 32). Возвращаясь домой, они, сутками сидевшие у Его ног, обрели бы себя истощёнными, голодными, уставшими, не спавшими, и тогда бы они поняли свою телесную скудость и было бы им плохо. А пока они были возле Него — не было этого всего. Поэтому нужно было их накормить. Накормить чудесным образом — разделить хлебы — малую часть хлеба большому числу людей, через руки апостольские. Видите, покуда они у ног Его — не чувствуют они голода. Пока Пётр идёт к Христу по водам и на Христа смотрит — он по водам идёт. Как только он начинает отвлекаться, смотрит, что там вода, ветер, волны, его внимание теряется, переключается на тысячи разных предметов, он смущается и начинает тонуть (см. Мф. 14, 29, 30). Итак, братья и сестры, есть нам образ сидения в тени яблони, плоды которой «сладки для гортани» — то есть сидеть у ног Иисусовых, слушать слово Его.

Заметьте себе также, что тень есть тоже знак Господний. Когда Дева Мария увидела Архангела Гавриила, и он сказал, что Она родит Сына, Она спросила: «Как это будет, когда Я мужа не знаю?» Он ответил: «Дух Святой найдёт на Тебя и сила Вышнего осенит Тебя, и рождаемое Святое назовётся Сын Божий, ибо у Бога не изнеможет всяк глагол» (см. Лк. 1, 26-37). Осенит — значит отенит, то есть тень Свою положит на Тебя, Ты будешь в тени силы Всевышнего. Вот, опять-таки, я вижу, что всё это сходится в одно: «Возлюбленный наш бел и румян, Возлюбленный наш красивее всех возлюбленных, и Он как яблоня между лесными деревьями, — я имею в виду Христа, — ив тени этой яблони люблю я сидеть, под сенью (под тенью) Всевышнего, и плоды её сладки для гортани моей». Я думаю, что каждый человек, любящий Писание, любящий сидеть в тени слов Иисусовых, любящий размышлять о Господних делах, может смело ощущать себя этой невестой Христовой, которая хвалит своего Возлюбленного и сидит у ног Его в тени Его, и плоды слов Господних сладки для гортани его.

 

• 4 •

Мы продолжаем своё увлекательное и сложное путешествие по пространству книги Песнь Песней. Вот что мы прочтём сегодня: «Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви; левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня». Эта картинка буквальна, картинка нежная, и над этой картинкой можно написать «детям до шестнадцати» или «только для взрослых». Именно поэтому Песнь, понимаемая буквально, может быть соблазном для человека с грубым умом, который всё, что видит, тянет в рот, думая, что всё, что есть, можно скушать. А эти слова имеют в себе глубокую тайну; уже по тому я заключаю это, что они повторяются трижды в этой Песне. Вот, например, в восьмой главе: «Привела бы тебя в дом матери моей, и ты учил бы меня, я поила бы тебя ароматным вином... левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня» — это постоянно повторяющийся рефрен. Что имеется в виду?

Конечно, мы не поймём всего, но можем догадываться, по крайней мере, о следующем: пишет эту Песнь Соломон, это его отборная песня. Кстати говоря, Третья книга Царств говорит, что Соломон написал тысячу пять песен, причём воспевал он в них всё, что видел. Бог дал ему понимать вещи окружающего мира так, что он понимал, как живёт ливанский кедр и как живёт иссоповый пучок, вырастающий из расселины стены. Он пел о малом и о великом, о том, что под руками и под ногами, о том, что в небе и том, что под водой, и песен было тысяча и пять. И этот Соломон говорит: «Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня». О том, что есть левая и правая руки у человека, известно всякому. Но то, что есть левая и правая руки у премудрости Божией, известно не всякому. Книга Притчей Соломоновых — это та книга, в которой Соломон пытается научить нас сокровенному разуму, заставить нас искать премудрости, искать её везде. Он говорит о том, что он с детства полюбил премудрость и захотел, чтобы премудрость была его невестой. Кто полюбит её, того полюбит она — премудрость Божия. И вот он говорит: Долгоденствие — в провой руке её, а в левой у неё — богатство и слава; пути её — пути приятные, и все стези её — мирные. Она — древо жизни для тех, которые приобретают её, — и блаженны, которые сохраняют её! (Прит. 3,16-18). По-славянски мы часто читаем эти слова на богослужениях: «Долгота бо дней в деснице ея (долголетие в правой руке), и в шуйце ея богатство и слава».

Теперь совместим эти два текста, сочетая одни Соломоновы слова с другими Соломоновыми словами, попытаемся понять, что же здесь имеется в виду. Итак, девушка, отданная в любовь любимого, говорит: «Я изнемогаю от любви... левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня». Если девушка — это душа, если любящий — это Господь, и «левая рука его у меня под головою», то левая рука — это богатство и слава. Богатство и слава под головою, вместо подушки, у того, кто отдал себя Господу. «А правая рука обнимает меня», и долгоденствие в правой руке. Человек, который отдал себя Богу — это человек, который (очень часто) пользуется долгоденствием. Оно обнимает человека, и он живёт долгие годы, потому что полезен он на земле. Не потому, что он миролюбец и жизнелюбец в плане раблезианского любления жизни и удовольствий, но он полезен здесь, и поэтому живёт долго, чтобы другим было полезно жить возле него. «А в шуйце ея — богатство и слава» — богатство и слава могут иметь практическое применение, измеряемое денежными знаками, а может иметь другое применение, потому что слава — она не имеет денежных знаков; если человек славен, то он славен независимо от того, беден он или богат. И богатство бывает всякое, богатством могут быть года, правильно поёт известный артист: «Мои года — моё богатство». Богатство — это и жизненный опыт, и рождённые дети, и плоды трудов своих, очевидные перед собственными глазами — всё это богатство и слава. В левой руке, которая под головой у души, Богом любимой, — богатство и слава, а правой рукой — долголетием — Он обнимает её. Вот так можно толковать эти таинственные стихи, и практический вывод из них — это попытка отдать себя Богу в руки, потому что всё Его. Как говорит апостол Павел: Или жизнь, или смерть, или настоящее, или будущее, — все ваше; вы же — Христовы, а Христос — Божий (1 Кор. 3, 22, 23), — то есть вместе с Христом Бог даст вам всё.

В третьей главе мы видим эту же возлюбленную, которая томится и ищет своего жениха, и говорит: «На ложе моём искала я ночью того, кого любит душа моя, искала и не нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям и буду искать того, кого любит душа моя, искала его и не нашла его»... Песня Песней — это сложное сочетание моментов счастья и моментов разлуки. А без этих двух моментов не бывает настоящих, твёрдых отношений. Любая командировка для любящих людей является испытанием. Любая — я даже не говорю болезнь — разлука на полдня зачастую бывает для людей большим ударом. Именно в режиме встреч и разлук закаляется человек. И отношения с Богом именно таковы. Третья глава книги Песнь Песней говорит именно о режиме встреч и разлук, о том, что человек, однажды познав Господа, не может всегда быть одинаково близок к Господу. Неизбежно или он отпадёт, очерствеет, осуетится, мир закружит его, какой-то идол прельстит внимание его сердца, или Господь удалится от человека — ради самого человека. Путешественники говорят, что японские матери специально оставляют своего ребёнка в поле своего взгляда, но прячутся от взгляда ребёнка, чтобы он почувствовал, что он один, кругом чужие, мамы нет. И все прохожие знают, что он не потерялся, — они так испытывают своих детей. Они дают ребёнку почувствовать: «ты один, и кроме меня ты никому не нужен». Ребёнок должен почувствовать, что он любим, но потерян.

Душа тоже чувствует часто, что любит Бога, но также чувствует: «вроде бы Бог забыл меня», она ищет Его и говорит: «Ищу Его на ложе моём ночью, ищу, кого любит душа моя, и не нахожу Его». Можно эти слова сравнить с тем, что мы читаем о Марии Магдалине. Пожалуй, самые трогательные слова о Воскресении Христа связаны с историей Марии Магдалины (см. Ин. 20,11-16). Она пришла к гробу пустому, стояла возле него и плакала. А когда плакала, заглянула в гроб и увидела там Ангелов. Они спросили её: «Женщина, что ты плачешь? Кого ты ищешь?». Она думала, что Христа забрали, куда-то унесли, и говорит: «Взяли Господа моего, не знаю, куда унесли Его». В это время Господь позвал её. Она оглянулась, увидела Его, говорит: «Может быть, ты забрал Его? — она не узнала Его. — Скажи мне, куда ты понёс Его, и я возьму Его». И тогда Господь назвал её Марией, произнёс её имя, и она бросилась Ему в ноги с криком «Раввуни!» — «Учитель!». Это очень похоже по накалу интимности, по накалу личной любви с тем, что говорится здесь, в книге Песни Песней: «Искала я того, кого любит душа моя, и не нашла его. Встану же я и пойду по городу, по улицам, площадям, и буду искать того, кого любит душа моя. Искала его и не нашла его».

Если вы будете читать литературу людей, которые, скажем так, лучше других — святых людей, аскетическую литературу, вы там найдёте очень много ссылок на подобные переживания. Святой Силуан Афонский однажды видел Господа и потом всю жизнь плакал, чтобы не потерять Его. Многие люди искали Господа всю жизнь и ходили, как неприкаянные, как потерявшие дитя. «Где Ты, Господи?» — всё время спрашивали, сами с собой беседовали: «Где же Господь мой?». Как та Мария: «Взяли Господа моего, не знаю, где положили Его». Этот характер отношений людей и Бога открывается в любви, потому что нигде не бывает человек так уязвим, как в любви. Когда любишь — ты весь болевая точка. Легко тебя обижать, легко тебя унижать. Тебя можно легко убить одним ударом, потому что ты весь уязвим. Человек в отношениях с Богом весь уязвим. И Бог в отношениях с человеком тоже Весь уязвим. Мы можем отвергать Бо-жию любовь, можем насмехаться над ней, не замечать её... Тема любви максимально приближает человека к понимаю правильных взаимоотношений не только между людьми и людьми, но между людьми и Богом. Можно смело утверждать, что когда люди перестанут любить друг друга по-настоящему — они и верить перестанут. Или наоборот — когда люди перестанут верить в Бога, они перестанут любить друг друга по-настоящему. Это очень связанные вещи. Вот почему нужно читать книгу Песнь Песней и почему нужно серьёзно относиться к теме любви и людских взаимоотношений: всё, чем болит наше сердце, так или иначе относится в том числе и к нашим отношениям с Господом Иисусом Христом. Нужно умом и сердцем пройти по всем песням Писания, чтобы, как во Святое святых заходил раз в год первосвященник, войти в здание смыслов, заключённых в этой воистину Песне Песней Соломона.

 

• 5 •

Мы подошли к пятой главе Песни Песней: «Пришёл я в сад мой, сестра моя, невеста; набрал мирры моей с ароматами моими, поел сотов моих с мёдом моим, напился вина моего с молоком моим. Ешьте, друзья, пейте, насыщайтесь, возлюбленные». Здесь постоянно добавляются присвоительные местоимения — «набрал мирры моей с ароматами моими, соты мои с мёдом моим, напился вина моего с молоком моим» — мы так не говорим. Это особенности еврейского, арабского, персидского текстов, где обязательно притяжательное местоимение указывает на лицо того, кому принадлежит тот или иной предмет или явление. Читая Священные Писания, мы, так или иначе, погружаемся в иной образ мыслей, что мы с вами не раз ещё увидим.

Образ еды — это образ благословения и насыщения, это дар Божий, ибо кто может есть и насыщаться без Него? Вокруг еды построено в Писании всё или почти всё. Если мы присмотримся к повседневной жизни евреев, то увидим, что они, пытаясь жить по Богу, как это представляют они, строят всю свою жизнь на еде — именно на правильном к ней отношении: что есть, когда есть, как молиться до еды, как молиться после еды. Это всё превращается у них в какой-то культ живота, для постороннего глаза. На самом деле это отголоски библейского мировоззрения. Есть, пить и насыщаться без Бога невозможно. Господь Сам готовит нам пир. В образе пира нам преподносится учение о рае, потому что рай — это, с одной стороны, работа в винограднике, потому что Хозяин виноградника зовёт нас на труды, а с другой стороны, рай — это возлежание на пиру, который приготовил Отец для Единственного Сына, и ликование, пение, насыщение — это образы райской жизни. Здесь, в пятой главе Песни песней, говорится о пире в саду. Пир в саду, пир в винограднике, собственно, и есть составной образ райской жизни.

Если помните, Воскресший Христос однажды нашёл своих учеников на озере работавшими всю ночь, ловившими рыбу, ничего не поймавшими, и Он предложил им трапезу на берегу. Они не узнали Его. Узнал Его только Иоанн Богослов, а остальные за его голосом уже поплыли к берегу, Пётр бросился в воду, а Христос ждал их на берегу, и был разложен на берегу костёр, и была рыба и хлеб. Когда они вылезли на берег, Христос спросил их: «Дети, есть ли у вас какая-нибудь пища?» — то есть — «поймали ли вы что-нибудь сегодня?» — и предложил им пищу: «Придите, обедайте» (см. Ин. 21, 4-13). «Ешьте, друзья мои, пейте и насыщайтесь, возлюбленные», — это голос Христа, обращённый к верующему человеку, потому что голод — это образ бого-оставленности, насыщение и сытость — это образ богообщения. У пророков написано, что будет голод, заключающийся не в отсутствии хлеба и воды, но голод слушания слов Господних. Бывает, что человек сыт, но внутри он томится великой жаждой или великим голодом. Голод благодати, жажда общения с Богом — это состояние в скрытом виде присутствует во всех душах, но сознательно отдают себе отчёт в том, что они именно этим голодны, далеко не все. Напротив, насыщение — «придите, обедайте» — это, по сути, даже евхаристический возглас — «примите, ядите, сие есть Тело Моё».

Здесь наша мысль плавно переходит к образам Евхаристии. Мы слышим от Бога: «Идите, ешьте». Мы слышим это — Воскресший Христос говорит Своим ученикам, апостолам: «Придите, обедайте». Мы слышим это на Тайной вечере: «Примите, ядите, сие есть Тело Моё, пейте от нея вси, сия есть Кровь Моя» (см. Мф. 26, 26-28). Мы слышим эти слова на Литургии до сегодняшнего дня. Мы слышим это в евангельских притчах, где заклан телец, накрыты столы и слуги разошлись по всем распутьям собирать людей на пир (см. Лк. 14, 16-24). Мы слышим это в Песни Песней: «Ешьте, друзья мои, пейте и насыщайтесь, возлюбленные». Этот образ приглашения к трапезе — это приглашение к Причастию, приглашение к молитве (потому что молитва — это тоже питание), приглашение к чтению, слушанию Божьего слова. Это, собственно, приглашение в райское наслаждение, потому что через труды надо войти в покой, через все эти временные занятия наши надо войти в вечную радость, и там уже будет новая трапеза, новая еда и новое питьё — на трапезе в Царствии Небесном.

Далее начинается новый кусочек текста, который говорит уже о другом — о чувствах Суламиты, этой девушки, возлюбленной, которая символизирует собою и душу отдельного человека, и Церковь. Передаётся некий сокровенный опыт людей, любящих Бога. Эти слова вдохновляли очень многих монахов, подвижников. Звучат они очень просто: «я сплю, а сердце моё бодрствует», по-славянски — «аз сплю, а сердце мое бдит» — то есть сердце совершает бдение, сердце находится на страже. Это говорится о человеке, который ведёт напряжённую внутреннюю духовную жизнь.

Человек спит каждую ночь — попутно вспомним о том, что сон нам нужен больше, чем вода, а вода больше, чем еда. Без еды можно жить более-менее долго, без воды — гораздо меньше, а без сна — совсем мало. Человек нуждается в сне ежедневно, человек не знает, что такое сон, он не понимает себя, находясь во сне. Это таинственное состояние не имеет исчерпывающего объяснения и в современной — уже, якобы, достигшей великих знаний — науке. Во сне человек свободен от забот, страхов, давления общества и многих других вещей, которые стискивают его во время дня, формируя внешнее поведение. Во сне человек является тем, кем он есть, поэтому так страшно иногда во сне проявляет себя работа подсознания, вскрывая перед человеком его собственные болезни, или, наоборот — во сне человек может наслаждаться покоем, если внутри у него более-менее чисто. Сон — это таинственное состояние, при котором человек в большей степени есть тот, кто он есть. Если человек бормочет что-либо во сне, то он бормочет, уже отключив контроль своего разума, и это бормочутся какие-то очень важные слова — или та белиберда, которая наполняет человека под самую завязку. Не зря древние боялись будить спящих, думая, что в это время душа отлучается от тела, и если разбудить внезапно, то душа не успеет вернуться и человек умрёт.

Сон — это прекращение молитвенной деятельности. Ну, как можно молиться во сне? Однако это только кажется невозможным: существуют такие духовные состояния, когда человек спит, а в это время сердце продолжает свою разумную, сознательную жизнь. Вот этот стих, собственно, и вдохновлял многих подвижников, аскетов, монахов (и не только монахов, впрочем, и мирян тоже) на то, что бы не прекращать свою разумную сердечную деятельность во время сна, чтобы сон не мешал молиться. В идеале, если нормой жизни считать молитву, то нужно делать всё так, чтобы ничего не мешало, не препятствовало молитве. Святой Силуан Афонский на вопрос, сколько нужно есть, отвечал, что есть нужно столько, чтобы после еды хотелось молиться. Это очень важный критерий. Люди очень часто думают о посте, о молитве в категориях временных и пространственных. О еде думают в категориях черпака и кастрюли, а о молитве — в категориях прочитанного текста — сколько прочитал. Это неправильно, потому что это всё совсем не так, и есть нужно столько, чтобы после еды хотелось молиться. «А можно я закурю?» — спрашивал у Силуана Афонского один барин, а он отвечал: «Помолись прежде», — а барин: «Как-то неудобно молиться перед курением трубки». Но раз есть что-нибудь, перед чем неудобно помолиться, то этого делать не стоит. Молитва — это критерий жизни. В идеале, конечно. Мы сейчас говорим об этом, отдавая себе ясный отчёт, что мы живём во времена, более, чем любые другие, противоположные молитве. Митрополит Антоний (Блум) даже книжку свою так назвал — «Может ли ещё молиться современный человек». Так вот, если говорить об идеале, то ничто не должно мешать молитве, в том числе и сон.

Во время сна человек продолжает сердечное разумное бодрствование: тело его отдыхает, а мысль продолжает двигаться к Богу, и сердце его тоже находится на страже. Этот опыт описывается в Песни Песней: человек ждёт, ждёт посещения. Образ спящего, но одновременно бодрствующего человека есть и в псалмах. Там описываются некие сильные воины, которые накажут князей земли. Они спят на ложах своих, и оружие обоюдоострое в руках их, и возношение Божие в гортани их — они спят вооружённые и молятся (см. Пс. 149).

«Я сплю, а сердце моё бодрствует...» И вот, наконец, наступает то, ради чего совершается это бодрствование. «Вот, голос моего возлюбленного, который стучится: «Отвори мне, сестра моя, возлюбленная моя, голубица моя, чистая моя! потому что голова моя покрыта росою, кудри мои — ночною влагою», — это стучится к возлюбленной жених, душа дождалась посещения. Она медлит. Человек во время благодатных явлений находится всегда в состоянии некоего раздвоения. И это очень важно — то, что Бог, приходя к человеку, никогда не насилует его свободу. Вот когда злой дух является к человеку, человек или приходит в оцепенение от ужаса, или весь смущается, происходит буря внутри, и свобода его в это время как бы выключена на время, он находится в изрядной растерянности. Когда Дух Божий действует на человека, Он чрезвычайно осторожно обращается с его свободой. Он не насилует, не ошеломляет человека, а ждёт и зовёт его. Когда Деве Марии явился Архангел Гавриил, то он дал Ей время подумать. Сказав: «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою», — дождался, пока Она переждёт смущение, потому что Она боялась в Себе и говорила: «Что бы значило это посещение?». Он повёл с Ней разговор очень кротко: «Не бойся, Мария, Ты обрела благодать у Бога», — и дальше; этот разговор вы можете найти в Евангелии от Луки. Господь говорит человеку — человек смущается: «Мне ли это? Что это за голос? Ты ли пришёл, или это обманщик смущает мою душу?». Наступает некая пауза, во время которой человек ищет себе оправданий: «Я скинула хитон мой; как же мне опять надевать его? Я вымыла ноги мои; как же мне марать их?».

Дальше происходит драматическое событие. Описывается, что возлюбленный стремится к любимой, он хочет преодолеть ту перегородку, которая отделяет его. Перегородка отделяет нас; описывается в Библии некое отверстие, позволяющее просунуть руку и открыть дверь изнутри. То есть — между ними двери, между ними стена. А вообще-то нас от Бога отделяет плоть — этот плотный, густой мир, который непроницаем нашими глазами, который как-то ощущаем нашим сердцем.

Эту перегородку преодолевает сердечное чувство, но и то — очень слабо, очень, очень слабо. Глаза же наши вообще слепы. Иногда, когда Бог входит в нашу жизнь, мы ощущаем это вторжение, нам бывает страшно. Страшно и волнительно — такая смесь самых разных чувств, которые здесь и описываются. Лучшим подобием этих чувств являются чувства влюблённых людей, которым одновременно и страшно, и томно, и боязно, и они стремятся друг к другу, и томит их смесь непонятных желаний — вся эта любовная кутерьма. Почему Песнь Песней и построена на материале любовных взаимоотношений? Потому что это — наибольшее подобие таинственных отношений между Господом и человеком.

Душа чувствует, что Он стремится к ней, и пытается открыть двери, разделяющие Его и её, но дальше происходит нечто удивительное: «Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушёл». В отношениях Бога и человека есть такой момент, как богооставленность. Человек, с одной стороны, ищет Бога; с другой стороны, Бог постоянно ищет человека. С тех пор, как в раю раздался голос Господа: «Адам, где ты?» (а Адам в это время почувствовал себя нагим и сидел в кустах, говорил: «Я наг и спрятался»), — с тех пор Бог постоянно взывает к человеку: «Адам, где ты?». Человек заблудился, запутался, постоянно ищет Бога и спрашивает: «Ты есть? Если есть, то где Ты? Если Ты есть, Ты где-то есть, то почему всё так, а не иначе?». Происходит такое переаукивание, такая перекличка — как заблудившийся в лесу кричит «ау», желая услыхать в ответ вместо эха на своё «ау» какой-то внятный голос того, кто его найдёт. И вот, вроде бы встреча уже видна, скоро встреча совершится, и в это время опять разрыв: «Я открыла двери, а возлюбленный повернулся и ушёл». Господь воспитывает душу, и не сразу дарит Себя ей.

Многие из нас испытали на своём личном примере такое состояние, как сухость, чёрствость и погашение духовных сил. Когда мы начинали веровать (все скажут), когда мы только узнали, что Бог есть, что Христос воскрес, что Библия — слово Божие, что есть Святые Таинства — Крещение, Причащение, Исповедь и так далее, мы летали и парили. Но вы же знаете, птицы не могут вечно летать, они снижаются, и пищу ищут на земле. Мы тоже снизились в какой-то момент, устали от перелётов... Бывают периоды оставленности, сухости, как будто Бог отступил, как будто благодати нет. Это, братья и сестры, воспитательные моменты: Господь позволяет, благоволит человеку испытать свою пустоту, нищету, бесполезность, никчёмность, когда Бога рядом нет. Все беды мира, вместе взятые, называются одним словом — богооставленность. То есть: «Ты есть, но я Тебя не чувствую, и где Ты, я не знаю; а я один, сам с собой, и я обессилен и бесполезен». Все эти чувства человеческого моря сердец, слитые воедино — это чувства, которые Христос прокричал на Кресте за всех людей: Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил? (Мф. 27,46). Всё это бывает в жизни каждого человека в отдельности — когда ты ищешь Бога и, казалось бы, Бог рядом, но ты открываешь двери, а «возлюбленный мой встал и ушёл, и души во мне не стало».

 

• 6 •

Мы читаем Песню Песней, читаем не спеша, потихонечку, по кусочку жуём. Это чтение не для поверхностного упражнения, это тяжёлое занятие, требующее соответствующей жизни. Напомню также, что прыщавые юноши её читать не должны; не просто не должны — не имеют права. Читать её можно только после тридцати лет — человеку, который молится. Не молящемуся человеку её тоже читать нельзя. Ну а мы, поскольку уже старше тридцати и иногда молимся, то пытаемся читать её по кусочку. Мы говорили о богооставлен-ности, о состоянии пустоты и растерянности, когда Господь был близко — и вдруг нет Его, «Он повернулся и ушёл».

Я позволю себе процитировать одну совершенно светскую песню одного совершенно светского человека (не называя фамилий и имён), которая, тем не менее, подходит в качестве примера. «Расставание — маленькая смерть» — поётся в этой совершенно светской песне совершенно светского человека. Он говорит: «Как же это всё мне преодолеть, расставание — маленькая смерть». Это тот редкий случай, когда, разрывая навозную кучу, можно найти жемчужное зерно. Опыт расставаний — это очень болезненный опыт каждого человека. Расставаний самых разных. Ребёнка отвели в садик, например, и не пришли за ним вовремя, всех разобрали, а он сидит там один и, размазывая кулачком по рожице слёзы, ждёт родителей, а их нет, и он в это время буквально умирает от тоски, потому что он бесполезен, не нужен, беззащитен, он потерял родителей, он потерялся. Человек уходит в армию, человек уезжает на работу — человек умирает. Любимые расстаются друг с другом в силу того, что он уезжает на заработки, чтобы собрать денег на свадьбу — что угодно — любовь умерла. Она вроде бы и есть, но вроде умерла. Люди продолжают любить друг друга, однако же, расстаются и заживо умирают, и это составляет предмет всей литературы, всех разговоров, всех песен, собственно, всего того, ради чего живёт человек. Опыт расставания есть и в религиозной жизни — когда покидает человека Господь. Как раз об этом мы читали и об этом продолжим.

 «Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушёл. Души во мне не стало, когда он говорил; я искала его и не находила его; звала его, и он не отзывался мне». Душа, как женщина, ищет возлюбленного. Мария Магдалина, о которой мы уже говорили, в этом смысле похожа на каждую душу человеческую — где она, заплаканная, говорит: «Взяли Господа моего, и не знаю, куда положили Его». И даже уже Господь перед ней, а она из-за слёз всё равно Его не видит — настолько поглощена своим горем, что нужно позвать её по имени — «Мария!» — тогда она озирается (см. Ин. 20). Но здесь другая драматургия — душа ищет возлюбленного, он ушёл, души в ней не стало, она бежит за ним, она ищет его. И вот, дальше: «Встретили меня стражи, обходящие город, избили меня, изранили меня; сняли с меня покрывало стерегущие стены».

Есть некие стражи, оказывается, обходящие город, которые наблюдают за порядком и для которых твои любовные томления и твои крики, рождённые раненым сердцем, являются нарушением закона. Стражами могут быть — мало ли кто. Стражами могут быть люди, не знающие, что такое любовь, для которых любовь — это всего лишь сантименты: «Да ладно, успокойся, женись на ком хочешь — стерпится-слюбится». Это в бытовом понимании. Стражами могут быть бесы, которые мешают человеку искать Бога, которые в ответ на крик умножают удары. Ты пытаешься больше молиться — они пытаются сильней закрыть тебе рот.

В Евангелии есть такой интересный случай, когда сами апостолы были стражами, мешающими людям молиться Христу. Описывается некий слепец, который сидел у ворот Иерихона и кричал: «Иисус, Сын Давидов, помилуй меня», — а ему закрывали рот окружающие люди (см. Л к. 18, 35-39). (Апостолы нередко тоже говорили: «Скажи им, пусть замолчат», — потому что крики этих просителей вокруг Господа Иисуса Христа утомляли и раздражали их.) А слепец, чем больше ему запрещали, тем больше кричал. То есть — человеку часто мешают молиться, человеку часто мешают искать. Ищущий Бога человек — это очень тревожное, неспокойное существо, он вокруг себя возмущает среду и мешает всем жить. Надо признать это, надо понять эту сложную вещь: ему мешают, а он кричит, его могут даже побить за то, что он всем мешает. Нужно знать, что если ты хочешь найти Бога, то тебя не раз побьют — так или иначе, но пострадать тебе придётся. Но душа — она на-стырна, поэтому она не перестаёт искать, она обращается к подобным душам, говорит: «Заклинаю вас, дщери Иерусалимские: если вы встретите возлюбленного моего, что скажете вы ему? что я изнемогаю от любви».

А дальше и её уже спрашивают эти «дщери Иерусалимские»: «А что такого ты нашла в этом своём возлюбленном?». Очень интересный, кстати, вопрос. Часто спрашивают: «Что тебе в Этом Боге? Что ты в Нём нашёл такого? Ты Его видел?», — или: «Что тебе Христос?». Мало ли, в кого можно влюбиться, кроме Христа, и чей плакат можно на стенку повесить. Есть рок-музыканты... да кто хочешь есть, в конце концов — и религиозные лидеры, и философы, и писатели, и поэты, и артисты, и киноактёры... Есть Арнольд Шварценегер и Джеки Чан, в конце концов, что тебе, не можешь их любить, что ли? Что тебе в Нём? Это очень острый вопрос. Не то что острый — на него нет ответа, понимаете? Потому что — «...Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймёт ли он, чем ты живёшь? Мысль изреченная есть ложь» (Ф. Тютчев). «Чем твой возлюбленный лучше других возлюбленных, прекраснейшая из женщин? Чем он лучше других, что ты так заклинаешь нас?» — спрашивают тебя. А как объяснить, что Христос лучше всех? Что Он красивее всех, что Он умнее всех, что Он добрее всех, что Он богаче всех? В конце концов, ведь не за это же мы любим Иисуса Христа. Нельзя любить Иисуса Христа как спонсора, как доктора, который вылечит, подарит что-нибудь... Его нужно любить по-другому. У Него нужно выпросить любовь к Нему: «Научи меня любить Тебя». От любви ко Христу зависит исполнение заповедей. Сам Господь говорит: «Любящий Меня соблюдает слова Мои, а не любящий не исполняет» (см. Ин. 14, 23, 24). Когда я грешу, я доказываю тем самым, что я не люблю Христа, не помню о Нём и не знаю, что Он сказал. Когда я исполняю заповеди, я доказываю этим, что люблю Христа, или, по крайней мере, стремлюсь полюбить Его так, как нужно. Повторяю, что любить Христа нужно не как спонсора и не как доктора, не как кинозвезду, не как великого героя, а как Бога Живого, отдавшего Себя за меня. Но объяснить это очень трудно.

Мы приступаем к ещё одной филологической особенности еврейского текста, пусть он даже переведён на русский язык. Возлюбленная начинает описывать жениха в категориях своих чувств — какой же он у неё. Получается очень забавная картина. Если всё это нарисовать, получится что-то очень смешное. Но в том-то и дело, что еврейская поэзия — это поэзия народа, который не знал живописи. Живописи не было никакой — не было портретов, мозаик, фресок, не было книжных миниатюр. Уже в позднейшее время, в христианскую эпоху, возникли книжные миниатюры и начали развиваться — они были простоваты, но тем не менее.

А вообще евреи не имели изобразительных искусств, скульптуры и живописи. Поэтому, когда мы читаем, как возлюбленный говорит про невесту, как невеста говорит про него — если всё это составить вместе — получается очень смешная картина; это не словесный портрет, это набор чувств, выраженных в слове. Вот она говорит про него: «Возлюбленный мой бел и румян, лучше десяти тысяч других: голова его — чистое золото; кудри его волнистые, чёрные, как ворон; глаза его — как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве». Это изображать не надо, это чувство, выраженное поэтически. Нам нужно представить себе в это время не то, что она видела перед глазами, а то, что она чувствовала. Иначе, если мы будем всё это копировать, переносить на бумагу, у нас возлюбленный будет выглядеть очень странно.

Кто-то из писателей XX века написал рассказик о том, как художник получил заказ нарисовать возлюбленную по мотивам Песни Песней; и он нарисовал её — в шестой главе описывается, что у неё волосы, как стадо коз, зубы, как стадо овец, и так далее. Получилась такая картина... Надо понять, что это описывается не для того, чтобы рисовать. Когда я смотрю некоторые иллюстрации в протестантских книжечках, меня воротит от тошноты и смеха одновременно, потому что иллюстрации к Апокалипсису, к Песне Песней — это карикатуры. Эти книги писались не для того, чтобы их зарисовывать, они не терпят иллюстраций. Иллюстрации к ним могут быть написаны рукой человека, чьё око видело другой мир. Я видел на Афоне, в Диониси-ате, в монастыре, иллюстрации к Апокалипсису, вот это — настоящие иллюстрации. Их писали средневековые монахи, они знали, что пишут. В Песне Песней мы встречаем восторженное описание, набор эпитетов, которые нужно слышать, как музыку, но ни в коем случае не представлять их буквально и не лепить из них картины.

На вопрос, чем её возлюбленный лучше других возлюбленных, Суламита разразилась длинным перечнем его достоинств, специфических для мировоззрения восточного человека. Сталкиваясь с другими культурами, нам нужно привыкать, что в других культурах люди по-другому мыслят привычные для нас вещи. Если араб сравнивает красавицу с кобылицей (кстати говоря, и в Библии с кобылицей в колеснице фараоновой сравнивается возлюбленная), нужно понимать, что есть вещи, которые отсутствуют в нашей культуре. Хотя для некоторых мужиков дизайнерская линия нового автомобиля красивее, чем округлости бёдер любой прекраснейшей женщины. Не шутя говорю — некоторые влюблены в автомобильное железо больше, чем мать в родных детей. Это тоже особенность культуры (пусть и антикультуры), которую тоже нужно понимать.

Итак: «Глаза его — как голуби при потоках вод, щёки его — цветник ароматный, губы источают текучую мирру, руки его — золотые кругляки, усаженные топазами, голени — мраморные столбы, поставленные на золотых подножиях, вид его подобен Ливану, величествен, как кедры». Повторяю, что это — восторженные эпитеты, которые сугубо симво-личны, и в них она просто пытается передать восторг своей души, что называется — выпустить пар из своей души, которая перегрета ощущениями.

Примерно так же и он о ней говорит. Чтоб вы не составляли себе словесного портрета, потому что это всего лишь поэтические образы той эпохи и той культуры, не предполагавшей перенесения на холст. «Округление бёдер твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твоё — ворох пшеницы, обставленный лилиями; шея твоя — как столп из слоновой кости; глаза твои — озерки Есевонские, что у ворот Батраббима; нос твой — башня Ливанская, об-ращённая к Дамаску; голова твоя на тебе, как Кармил, и волосы на голове твоей, как пурпур; царь увлечён твоими кудрями». Все эти эпитеты, сложные для современного мышления (мышление должно быть поэтичным, особенно в любви, но культура и поэзия у всех народов разные), пересыпаны пророчествами. Что удивительно в Библии вообще, а в Песни Песней в частности — то, что иногда зоркое око святого человека выхватывает из этого потока таких странных необычных слов какую-нибудь цитату, которая вдруг раскрывается, как некое откровение.

В сотый раз напомню о том, что средневековые мистики видели в Песне Песней откровение о любви между Богом и человеком, между Богом и душой, между Богом и Церковью, и четвёртое — это между Богом и Богоматерью. Смотрите, среди всех этих описаний, которые касаются женского тела — говорится о бёдрах, о животе, о чреве (далее уже есть некоторые моменты эротические, они не могут здесь не быть, потому что это песня о любви) — вдруг такой стих: «Чрево твоё — ворох пшеницы, обставленный лилиями». Ну и что тут, казалось бы, такого великого, что тут такого таинственного? Святой Дмитрий Ростовский, цитируя, наверно, кого-то из более древних писателей, говорит, что это написано о Божией Матери. Почему? Потому что лилии — это символ целомудрия, это общий, универсальный символ невинности и чистоты. Пшеница — это не символ, это факт, это жизнь. В арабском языке слово «хлеб» — «айш» — означает одновременно жизнь. То есть хлеб и жизнь — одно и то же. У земледельческих народов Востока хлеб — это символ жизни. Если у эскимосов жизнь равна рыбе, то на Востоке жизнь равна хлебу. Все те, кто пахал землю, да и наши с вами отцы, деды и прадеды — те, которые сложили пословицы наподобие «хлеб всему голова», — они ставили между хлебом и жизнью знак равенства. И вот: «Чрево твоё — ворох пшеницы, обставленный лилиями». Святой Дмитрий говорит, что это о Деве Марии, потому что Она родила Сына Божия, Который есть хлеб жизни. Христос говорит: «Я хлеб, сошедший с небес» (см. Ин. 6, 51). Сошедший с небес куда? В чрево Девы. А из Неё вышедший человеком. Поэтому чрево Её есть пшеница, окружённая лилиями — это невинное, девственное лоно, которое приняло Бога и Богом не опалилось, родило нам Христа, дало нам хлеб жизни. Удивительно! Повторяю, что нужно иметь действительно просветлённый глаз, острый ум и помощь Духа Святого, чтобы на простых словах — не пробегать их просто, потому что всю книгу можно прочесть за пятнадцать минут — останавливаться, и размышлять, и находить, и радоваться. Одной строки может на целый день хватить. На жизнь может хватить одной строки. Христос — действительно хлеб жизни, и Дева Мария — действительно Матерь хлеба жизни; Христос — путь, Она родила нам этот путь; Христос — свет, Она Матерь этого света. Он родился в Вифлееме, и это лишний раз подтверждает сказанное только что, потому что Бейт-Лехем — это «Дом Хлеба», и Он, как небесный хлеб, родился в городе, называющемся буквально Дом Хлеба. Поэтому и Та, Которая родила Его, есть символизированная Песнь Песней. Правы средневековые мистики, считавшие, что эта книга именно потому и называется Песнью Песней, как Святое святых, суббота суббот и небо небес, что в ней скрыты тайны — тайны за простыми словами. «Живот твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твоё — ворох пшеницы, обставленный лилиями».

Ранее мы говорили о том, что в четвёртой главе есть образы Божией Матери в таких словах, как «запертый сад — сестра моя, невеста, заключённый колодезь, запечатленный источник». Таинственные сад, источник, колодец закрыты и запечатаны — подчёркивается девство. Вот и в седьмой главе, в третьем стихе, мы находим указание на Пресвятую Богородицу. В предыдущей, шестой, главе тоже есть слова, которые можно отнести к Ней или ко всей Церкви: «Кто это, блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знамёнами?». Ничего, кстати, дальше не говорится — кто это такая — грозная, как полки со знамёнами, и блистающая, и прекрасная, и светлая; дальше текст идёт, не останавливаясь, и уже голос самой невесты мы слышим. Но кто это, действительно, блистающая, как заря? А заря — она что делает? Она предвещает восход солнца: Дева Мария предвещает пришествие в мир Господа Иисуса Христа. «Прекрасная, как луна», а луна — это именно ночное светило, светящее светом дневного, отражённым светом солнца светит диск луны, и Матерь Божия светит нам светом Своего Сына. «Светлая, как солнце» — так в Апокалипсисе мы видим образ жены, одетой в солнце (см. Откр. 12, 1). «Грозная, как полки со знамёнами» — так Она являла Себя многократно врагам веры. С одной стороны, нет никого слабее женщины, с другой стороны, Женщина, родившая Бога — сильнее всех. И Ангелы служат Ей, и Она бывает грозна, как полки со знамёнами. Мы воспоминаем, например, о том, как Она прогоняла полки чужих от Почаева, от пределов Своих монастырей и обителей, и сколько таких случаев было по всему христианскому миру — не счесть. Это слова, которые касаются и Её, и всей Церкви — прекрасная, светлая, грозная, блистающая.

Начиная любую работу, касающуюся молитвы, духовной жизни, мы должны понимать, что мы её не закончим, что будем продолжать её, скорее всего, в вечности. Поэтому у меня нет никаких претензий на то, чтобы дать вам исчерпывающее или гармоничное истолкование этой книги — этого не смогли сделать люди, которым я не достоин развязывать ремни на сандалиях. Но читать это надо, думать об этом надо, и последнее, что мы сегодня скажем, говоря о книге Песнь Песней, — это то, что вода принимает форму наполняемого сосуда, а священные библейские слова понимаются по мере внутренней чистоты. Кто внутри грязен, тот Библию не поймёт, хоть бы выучил её наизусть. Чем выше степень чистоты, покаяния, смирения — тем пропорционально выше степень постижения силы, сокрытой в этих простых и одновременно таинственных словах. Посему — изучайте Писания, но не забывайте очищать своё сердце, наипаче от гордости, а потом уже от всех остальных грехов.