Маршрут автобуса изменили только вчера: раньше «двенадцатка» ходила с автовокзала в конец Новобелицы, на улицу Зайцева, а позже посчитали, похоже, что оттуда и так много транспорта ходит в разных направлениях и соединили засожье с сельмашевским микрорайоном. Удобно стало многим пассажирам – едь себе прямиком, без пересадки – через весь город. Дешевле и быстрее. А сегодня это важно – рабочих мест рядом с жильем не всегда хватает, поэтому люди колесят взад-вперед по всему областному центру.

Вот на этот двенадцатый автобусный маршрут и назначили стажеркой Клавдию Степановну. «Поучитесь пару дней». Поучиться надо, ведь раньше она с автотранспортом дел никаких не имела, если не считать, что пользовалась им, как любой пассажир. Кто же не пользовался? В отделе кадров не шибко интересовались, где и как жила она раньше, больше, по всему было видать, смотрели на ее лицо – не испито ли? Чтобы не ошибиться и на этот раз, а то встречались женщины, которые после первой дневной выручки исчезали напрочь, никак в канализацию проваливались: ни дома, ни у родственников никаких следов. Тогда ищи их. А Клавдия Степановна, по правде говоря, серьезно готовилась к визиту в отдел кадров, представляла даже, что там поинтересуются, как жила она в том далеком солнечном Душанбе, почему, не дождавшись каких пару лет до пенсии, вернулась на родину. И должность ведь там занимала хорошую – была заучем в средней школе, что на улице Путовскага, в ней учились в основном дети творческой интеллигенции – писателей, композиторов, артистов... А не поинтересовались. Хотя что бы она сказала нового, кроме того, о чем все люди слышали-видели уже и сами по телевидению и читали в газетах? Америки не откроешь. А про ностальгию тем, кто никогда далеко от мест, где родился, не жил, рассказывать не имеет смысла: не поймут. Через это надо пройти. Домой вернуться всегда, сколько и жила там Клавдия Степановна, хотелось и ей. А здесь – развал в бывшем Союзе, как раз сложились благоприятные обстоятельства, когда стало не жалко ни школы, в которой в общем-то неплохо ей работалось, ни соседей, ни тех красивых городских затененных от зноя улиц, где было все знакомо-перезнакомо. Ринулись, слово горный поток, славяне из Таджикистана, а со всеми вместе как-то было легче бросать нажитое и ей, Клавдии Степановне. Решилась. И вот теперь, в отделе кадров, думает, почему же это люди не поинтересовались, как жилось ей там, на чужбине? Похоже, хватает и у них, этих людей, своих забот – не до нее. Даже потом и порадовалась, что не ворошили прошлое, а сразу же назначили стажоркой.

На той остановке, куда Клавдии Степановне велели подойти, она и села в автобус. Была как раз пересменка, поменялись прямо на ее глазах водитель и кондуктор.

– Я стажерка,– представилась, немного смущаясь своего возраста, Клавдия Степановна молодой еще женщине с рыжим, словно метелка, пучком волос, которые туго обхватила модная разноцветная резинка.

Как, видать, и положено в таких случаях – при первом знакомстве –кондукторша быстренько окинула любопытным взглядом Клавдию Степановну, словно сфотографировала ее, и, чуть улыбнувшись, сказала:

– Вот и хорошо. Веселее мне будет. Садитесь вот сюда, присматривайтесь... А потом покажу, как билеты отрывать, куда денюжку складывать. Сумочка, кстати, какая-либо есть? Желательно, чтобы на плечо повесить – так удобнее. Или к ремешку пришпилить. Как вот у меня.

– Нет.

– Надо купить. Ее не дадут – раздобудьте сами. Вот такую безрукавку, как у меня, выделят. Еще не дали? Ее выдадут обязательно – наштамповали, имеются на складе. Фирменные. Синие в основном. Есть и голубые. Я Тамара, а водитель – Саша.

Клавдия Степановна также назвала себя. Вскоре автобус тронулся и стажерка села на то место, на которое и кивнула ей Тамара, – впереди. Но почему – там, впереди? Салон оказался за ее спиной, перед глазами,– одна лишь перегородка с водителем, на ней – аж режет зрение – портрет известной кинозвезды. Тупик. Клавдия Степановна пересела. Вот, теперь другое дело, удобнее, можно видеть, что делается в салоне. А что там делается? Тамара отрывает билеты, берет деньги, дает сдачу и проверяет удостоверения у льготников – как правило, это ликвидаторы, инвалиды, а людей преклонного возраста, заметила стажорка, чаще всего она не замечала: едьте спокойно, по вас и так, уважаемые, хорошо видать, кто вы на самом деле, все равно не станете моложе, хотя бы вам этого очень и хотелось.

За всем этим внимательно следила стажерка. Иногда на месте Тамары она видела себя, и почему-то сразу же пугалась, что из нее, похоже, не получится кондуктора – такого, каким тот и должен быть: строгим, требовательным и в тоже время мягким, добрым. «А смогу ли я так гаркнуть на человека, как Тамара, когда вон тот лохматый парень отказался платить за проезд? Нет, говорит, денег. Может, и правда, нет. Но ведь порядок такой: платить надо. Транспорт не бесплатный. Тамара молодец: не отстает. Не уступает и парень. Интересно, чем все это закончится?» Клавдия Степановна начинает понимать, догадываться, что это он, тот хлопчина, просто выкаблучивается, чтобы обратить на себя внимание, демонстрирует свое геройство, деньги же у него, безусловно, есть. Тамару также не проведешь, как воробья на мякине – встречала, наверное, и не таких наглецов. Не первый день работает контролерам.

– На остановке покинете автобус, если не хотите больших неприятностей!– строго предупреждает она парня.

– Буду ехать столько, сколько мне и надо,– парень еще крепче, показалось, держался за поручни, и на его правой руке оскалилась широко раскрытой пастью звера-хищника татуировка: смотри, королева автобуса, с кем имеешь дело!..

Тамара громко, чтобы слышали и другие, предупредила водителя Сашу:

– Пока вон тот тип расписанный не выйдет – не трогайся и с места! Учить надо некоторых! Учить! Хватит дармоедов возить! Развелось!..

Саша послушался, а настырный пассажир и бровью не повел – даже тогда, когда все начали возмущаться его поведением. Что удивило Клавдию Степановну – возмущались женщины, они шипели, как те гуси, а из мужчин хоть бы кто голос подал. Как все равно ничего не видели и не слышали. «Эх вы, защитники наши, заступники!» – чуть было не вырвалась у стажерки.

Автобус все же тронулся с места – победил тот лохматый наглец. На следующей остановке он, сверкнув в сторону Тамары уничтожающим и победоносным взглядом, легко соскочил на тротуар из автобуса сам – приехал, похоже.

Еще заметила, что к рыжей, но миловидной Тамаре иногда подкатываются молодые парни и особенно подвыпившие мужчины, откровенно назначают свидания. «Во сколько заканчиваешь? Где живешь? О, так мы почти соседи! А муж ревнивый? Кольцо это, говоришь, так, для виду? Могу встретить...А?» Ну, это знакомо: все они, грамм глотнув, цепляются к женщинам. Смелые. Орлы. А проспятся, и куда что девается. Остывают так, как и загораются – будто кровля с жести за ночь.

Проехали как раз дом, в котором и живет пока что Клавдия Степановна с мужем Виктором и внуком Максимом. Дочь осталась в Душанбе, она замужем за майором-пограничником, и все их переезды зависят не от самих: служба. Приютил же, спасибо ему , младший брат Степан, а больше хороших слов надо сказать его жене, Ольге. Другая бы так и послушалась мужа, а она встретила родственников-переселенцев хотя и не с распростертыми объятиями, но с пониманием, тепло: «Живите у нас, как-нибудь разместимся. В тесноте не в обиде. Мы же свои». Степан помог шурину с работой, Максим ходит в третий класс, а она, Клавдия Степановна, пока вот только стажорка. В школах до лета, говорят, вакансий не ожидается, и будут ли они вообще – тоже еще неизвестно: преподавателей русской филологии хватает будто. Ну хватает так хватает. Если по правде, так и устала женщина от школы, хотелось ей чьего-то другого...

Как-то муж, когда они сидели на кухне одни и обедали, заикнулся:

– А, может, в деревушку куда махнём, Клава? Там домишко купим. Они совсем, говорят, дешевые. Да и бесплатно много где дают – живите только, работайте. Руки же у меня будто бы есть. Да и тебе с работой полегче будет...

В деревню переехать? Легко сказать, просто. Если бы раньше, когда помоложе были, тогда другое дело, но теперь же, прожив, считай, всю жизнь в городе, не авантюрным ли шагом будет такой поступок с их стороны? Это хорошо смотреть на село по телевизору... Куры, кабанчики, коровы, коттеджи, палисады, благоухающие разноцветьем, счастливые лица у людей... Красиво. А в жизни все не так, все гораздо сложнее. Надо, и Клавдия Степановна понимает это, крутиться там, как той белке в колесе. Не досыпать, трудиться ежедневно физически, а с нее ли здоровьем? Нет, нет, деревня не тот вариант. Поздно! Если бы раньше... Но раньше им хорошо было и в хлебном, хотя и душном, жарком Душанбе. Пока не началась стрельба на улице, под самыми окнами. Это – страшно. Это – жутко. Да и умирать она, если откровенно, собиралась все же дома, не там, на чужбине... Как только начинала думать, что навсегда ляжет в этот горячий песок – делалось не по себе... Стрельба та – еще не все, кстати. Кое-кто из заинтересованных местных аборигенов старался запугать приезжих Нурекской ГЭС – если ее взорвать, она смоет Душанбе с лица земли, такой поток воды полыхнет, что – о-е-ей! Правда в этом, наверное, есть. Однако же додуматься до такого!

Первые дни, что она провела в этом красивом, уютном и тихом городе на берегу реки Сож, показались женщине раем. Не стреляют. Нет того испопеляющего зноя, в овощных магазинах полно всего, особенно дешевая картошка, а это тем, кто жил в Средней Азии, сразу бросается в глаза. Бульба-картошка!.. Она и там есть, привозят, но здесь ее – просто много, и очень дешевая.

Вскоре автобус завершил после пересменки первый круг. Тамара подсела к стажорке.

– Не уснули?– поинтересовалась она и глубоко зевнула.– Фу-у, спать хочется. И ночью вроде бы ничего такого не делала...

– Нет, не уснула,– просто ответила Клавдия Степановна.–Не было когда ...

– Тут и действительно не уснешь. Хоть к концу смены ног не чувствуешь – где стоишь, кажется, там и упала бы. Я уже мужа и не подпускаю к себя в такие дни. Они не меньше критические... Он, негодяй, злится, спрашивает, может ты там с шофером шуры-муры крутишь, потому и не хочешь?.. Ревнует, а когда ревнует, значит, любит. Пусть. А что, Саша ничего парень. Если уже и изменять, то вот с такими, как он: чтобы приятно было...–Тамара вздохнула, раскраснелась, томно потянулась и, показалось, испугалась своей прямоты, прикрыла рот узенькой ладошкой, как-то испуганно глянула в ту сторону, где ковырялся в кабине водитель Саша, прошептала. – Еще услышит...

«Счастливая»,– почему-то так подумалось о Тамаре Клавдии Степановне.

Тамара же успела еще сообщить на самое ухо стажорке:

– У нас тут, считай, все по парам разбиты. Только квазимоды да старухи не в ходу... Ага. Хочешь того или нет, а это стало уже какой-то традицией, что ли... Кто где пристроится... А я боюсь... у Толика моего рука крепкая... тяжелая... А?

И она нажала на кнопку-пуговицу: подала знак, чтобы автобус трогался. Клавдии Степановне же подумалось: «Зачем, чудачка, она мне обо всем этом рассказывает? С чего бы? Разве, может, думает, что если жила я среди таджиков, то допускала себе вольность? Откуда у них такое?.. Скорее –наоборот: там, в далеком далеке, еще больше ценишь своего мужа, бережешь свою семью, ведь там мы – гости, а в гостях надо всегда вести себя достойно. Хотя за всех женщин не скажу... Есть, есть... Но где же их нет? Только там, наверное, где совсем люди не живут... Ну, Тамара!..»

Автобус двигался по маршруту довольно медленно – время «пик», поэтому людей набивалось на каждой остановке уйма, столько же, пыхтя, выбиралось на волю. Толкотня. Штурмовщина. Оскорбления. Стоны- крики. Только одна женщина повеселила немножко людей, внесла какое-то оживление. Когда ее зажали сразу же, словно клещами, в проходе, она запричитала:

– Что же вы делаете, люди хорошие?! Испортите всю мою хвигуру, тогда совсем меня дед мой любить не станет. Пожалейте. Слышишь ли ты меня, Коля? Посмотри, посмотри, что они с твоей бабой делают? Если бы хотя обнял, я молчала бы... Коля!.. Мнут, как и ты меня в молодые годы! Во дают, во топчут, окаянные! Ты, Коля, где там? Живой хотя, а?

Пассажиры, что стояли поближе к женщине, начали оглядывать ее... и откровенно улыбались: тебе, тетка, уже все равно, какую иметь фигуру и Коля твой никуда не денется, если он не моложе. А Коля все же отозвался:

– Тута я. Тута...

Хотя и пришлось ему чуток покраснеть – за всю свою долгую жизнь с этой женщиной так и не привык он, показалось людям, к ее шуткам. А она молодец! С такой женой, по всему чувствуется, не пропадешь, хоть и горя иной раз хватить можно. Или не так? Лучше об этом расспросить бы самого Колю...

Тамара же выбивалась из последних сил, но, орудуя локтями и толстым, широким своим задом, как-то продиралась через джунгли пассажиров, чаще всего напрасно: никто почти не стремился платить за проезд. Здесь, правду говоря, и не добраться к карманам и барсеткам: зажаты люди со всех сторон, парализованы. А кое-кто и рад был такому, вовремя оценил ситуацию: это же надо быть контролерам большими глупцами, чтобы переться в такой ад. Поэтому они молча посапывали, наблюдая за всем, что творилось в автобусе.

Клавдия Степановна пожалела Тамару: как она там, бедненькая? От этой мысли избавила ее одна крикливая старушка, которой кто-то из мужчин наступил на ногу. Поднялся бедлам. Досталось бедному мужчине – не дай Господь. О себе он узнал много того, чего раньше, наверняка же, и не слышал. Клавдию Степановну эта сценка тронула больше, чем другие, а их за время стажировки было предостаточно, все и не вспомнишь. « В том же Душанбе женщины на мужчину таких помоев никогда не плеснут. Никогда. Стерпят. Там мужчина – хозяин. Везде: и дома, и на улице. Там он в почете. Неделю будет где-то бродить, как мартовский кот, и жена упрекнуть его не смеет. А когда гостей-мужчин приводит хозяин в свой дом, жена молча приготовит выпить и закусить, и сразу же исчезнет, более ее никто не увидит ... Это мы, славянки, сидим перед мужчинами, в рот им заглядываем, больно умными прикидываемся. Там – не так. А где лучше, где хуже – попробуй разберись в этой сложной, непростой жизни». Она припомнила того лохматого парня, который не пожелал плачивать за проезд, как на него шипели одни лишь женщины, и немного успокоила себя: «Хотя какие же у нас здесь мужчины? Может, они того и заслуживают?..»

Город разукрасили огни. Как-то незаметно подкрался вечер, меньше стало и пассажиров в автобусе, и Тамара, выкроив свободную минуту, подсаживалась время от времени к стажорке, рассказывала ей, как делать это, как – то... Клавдия Степановна кивала головой, благодарила.

– С первой получки с вас причитается,– не то чтобы серьезно, не то в шутку сказала Тамара и поспешила обилечивать очередного пассажира.

Клавдии Степановне захотелось почему-то побыстрее попасть домой, забраться в ванную и смыть всю тут грязь, которой, чувствовала, много налипло- пристало к ней сегодня на этой вот первой и , наверное, последней стажировке.

Надо было подумать, как жить дальше.