I

Джунуспек и Суванкул люди местные, семиреченские. Оба родились в Талды-Курганском районе. Здесь росли, учились. Знали каждое урочище в горах, долины рек Коксу и Каратала. Почти каждое лето проводили на джайлау в предгорьях Алтын-Эмеля.

— Да, все это теперь не наше, — зло сплюнув, сказал Суванкул. — Будет ли сопутствовать нам удача?

— Почему же нет? — отозвался Джунуспек. — Только не следует торопиться, иначе можно погубить и себя, и начатое большое дело.

Миновав пограничные посты, небольшие заставы, они ехали теперь по узкой тропинке, петлявшей по правому восточному берегу реки Коксу. Где-то там, за Коксуйским перевалом, лежит широкая Талды-Курганская долина. Они часто останавливались, смотрели по сторонам и ехали дальше. К вечеру расстояние между всадниками и стоянкой банды Кундакбая увеличилось до ста километров.

— Кундакбай, по-моему, умело распределил нас по аулам. А это очень важно, — возобновил разговор Суванкул.

— Он с головой. У Кундакбая есть чему поучиться, — отозвался Джунуспек и, немного помолчав, заметил: — Он же бывший сотрудник милиции. Разве наши в Кульдже доверили бы такое ответственное дело непроверенному человеку. Кундакбай будет до гроба служить нам. Незадолго до нашего отъезда в Семиречье я слышал, как Абдрахман Канабеков наставлял его… Абдрахман, говорят, тоже не дурак. Еще при Анненкове был начальником пограничной охраны от Капала до Маканчей. Теперь руководит отделом в нашей крестьянской партии.

— Да-а, на самом деле человек большой. Сколько надо терпения, выдержки. В комитете партии занимает ответственный пост и одновременно руководит боевыми операциями. Из штаба почти не выходит.

Суванкул гордо посмотрел на Джунуспека, желая подчеркнуть, что и он кое в чем разбирается. Сославшись на усталость коней, предложил сделать небольшой привал. Джунуспек не возражал. Оглядевшись, они свернули с тропы, въехали в заросли тала и барбариса. Не спеша разнуздали лошадей, пустили их на лужайку, а сами, напившись из реки воды, уселись на траву. Забросили за губы насвай и некоторое время молчали, сплевывая горечь табака. Суванкул сказал:

— Я что-то не совсем хорошо представляю, с чего мы будем начинать свои беседы с колхозниками Алгабаса.

— Ну как же так! — воскликнул Джунуспек. — Все понятно. Вначале надо присмотреться к руководству колхоза, аулсовета. Там наверняка должны быть наши единородцы. Расспросим их, как идут дела, какие виды на урожай, продолжается ли раскулачивание… Потом будет видно, с чего начинать. А поначалу ты положись на меня. Я буду тебе подсказывать. Все надо клонить к тому, чтобы у колхозников вызвать недоверие к Советской власти, поднять их против большевиков. Торопиться с этим не следует, но и медлить нельзя. Все надо делать так, как учил Кундакбай.

— Хорошо, я понял, — сказал Суванкул. — Ну что, поехали?

— Нет! Давай дождемся вечера. Тут неподалеку есть одна старая казахская зимовка. На ней живет мой родственник. Когда мы уходили за кордон, он остался. Вот у него и заночуем. Отдадим охотничье ружье: нам оно ни к чему. Ему же, охотнику, пригодится. Да и у нас на одного вооруженного человека будет больше.

Суванкул согласно тряхнул головой.

— Так и сделаем…

 

II

О появлении Джунуспека и Суванкула на советской земле чекисты Талды-Кургана узнали еще до того, как пришло известие о прибытии в верховья Алтын-Эмельских гор банды Кундакбая. Первое сообщение о незваных гостях принес продавец сельпо Джангиз-Агачского аулсовета коммунист Сапаргали Алипов. Его, избитого, в бессознательном состоянии, привезли в районную больницу. Несколько часов Алипов не приходил в себя, а когда, наконец, открыл глаза, рассказал комотряднику Балабекову, дежурившему у постели, следующее:

— Они напали на меня внезапно, из-за кустов барбариса. Стащили с лошади, отобрали ружье, заставили раздеться. Не успел снять брюки, как один из них нанес несколько ударов ногой. Я упал. Они навалились на меня, приказали:

— Говори, кто тебя послал в горы и зачем? И не вздумай увиливать!

Я ответил, что еду собирать паевые взносы по поручению председателя сельпо.

Они не поверили и снова стали бить меня ногами. Потом высокий выхватил из-за пояса нож и сказал:

— Ты по заданию ГПУ приехал сюда в горы! Если не скажешь правду — зарежу!

Я молчал. Тогда он подскочил ко мне и нанес несколько ударов ножом. Я потерял сознание. Когда очнулся, увидел, как мою одежду и ружье бандиты привязывали к седлу. Они забрали мою лошадь и уехали. Мне снова стало плохо… Очнулся я в больнице.

На вопрос Беляева, сможет ли Алипов опознать этих лиц и сколько их было, ответил:

— Да, смогу. Их было двое. Тот, который нанес мне ножевые раны, высокого роста, в черном суконном широком пальто, стянутом в талии зеленым кушаком. Шапка на нем вельветовая, голубая, отороченная лисьим мехом. Второй же ростом пониже и одет победнее. На нем стеганый бешмет, тоже стянутый кушаком, но синего цвета. На голове — войлочная шляпа.

Весть о появлении в горах бандитов уже на следующий день подтвердилась. Вызванный из оперативной командировки уполномоченный Иван Степанович Чухнов, не заезжая домой, направился в кабинет своего начальника с докладом.

— Налеты бандитских групп численностью в два-три человека, — сказал он, — наблюдаются почти во всех аулах, селах и станицах района. Их совершают бывшие баи и кулаки, бежавшие после революции в Китай. Сейчас они возвращаются на нашу землю с заданием склонить на свою сторону народ. Но это не всегда удается. Вот они и зверствуют.

— Товарищ Ботвинов, выезжавший на днях в разведку, тоже получил сигнал о появлении в Чаганских горах двух бандитов, — заметил находившийся в кабинете начальника старший уполномоченный Дутов.

В тот же день Дутов, уполномоченные Ошакбаев, Чухнов и Ботвинов с оперативными группами выехали в аулы, села и станицы. Задача была одна: выявить лазутчиков из-за кордона, установить контроль за их действиями, узнать их намерения и быть готовыми к проведению операции по задержанию и аресту. Были приняты меры к приведению в боевую готовность коммунистического отряда. В областное управление ОГПУ с подробной информацией поехал фельдъегерь. Ему дали свежего коня и он быстро выполнил задание.

По данным полпредства ОГПУ, на которое ссылалось в своем ответном письме областное управление, в верховья Алтын-Эмельских гор была заслана банда Кундакбая, сформированная в Кульдже. За ее действия отвечал комитет закордонной антисоветской крестьянской партии, которую возглавили белогвардейские офицеры. Банда перебрасывалась на территорию Талды-Курганского района еще в 1930 году, но, потерпев поражение в боях с комотрядом и пограничниками, ушла обратно. В 1931 году во все пограничные районы Семиречья были направлены представители крестьянской партии, имеющие задачу создать повстанческие отряды, которые впоследствии влились бы в банду Кундакбая.

Но хорошо продуманный белогвардейцами и буржуазными националистами план был сорван чекистами. Многие организаторы восстания, прибывшие из Кульджи, были выслежены и арестованы.

По следам банды Кундакбая был направлен отряд Беляева. В исключительно тяжелых, невыгодных в военном отношении условиях, отряд выдержал два боя и в третьем жарком сражении на перевале разгромил бандитов. Кундакбаю, еще нескольким его приближенным удалось бежать.

Внезапный удар чекистов лишил Кундакбая возможности отозвать из аулов своих лазутчиков, и Джунуспек с Суванкулом еще долго оставались на свободе. Они исподволь вели антисоветскую пропаганду, совершили террористический акт против партийных и советских работников. В этом им помогали отдельные лица, недовольные Советской властью.

 

III

Оперативная группа Ботвинова, выехавшая из Талды-Кургана раньше других, во второй половине дня была уже в Алгабасе. Накануне прошел дождь и напоенная влагой земля требовала ухода. Но в поле никто не работал. «Почему бы это? — подумал Ботвинов. — Праздник какой справляют или несчастье стряслось?»

Первым, с кем довелось побеседовать Ботвинову, был секретарь комячейки одиннадцатого аула Тайкенов. Он сказал:

— Из райкома партии уже поступила директива по вопросу борьбы с бандитизмом. Документ хороший, важный, но нас не касается. В одиннадцатом ауле бандиты не появлялись.

Ботвинов уловил в словах секретаря нотки тревоги и понял, что Тайкенов пытается скрыть от него действительное положение дел. Тут же решил поговорить с председателем исполкома аулсовета Джубановым. Но он, как и Тайкенов, заявил, что в ауле нет посторонних лиц. «Неужели сведения, поступившие в ОГПУ, оказались ложными, — думал Ботвинов. — Надо побеседовать с народом. Но как это сделать?»

Тем временем наступил вечер. Почти все, кто не был связан с животноводством, находились дома. Ботвинов, прогуливаясь, незаметно вышел за аул, рассчитывая на встречу с рядовыми колхозниками. Но его надежды не оправдались. Люди, возвращавшиеся в аул, обходили Ботвинова стороной не останавливаясь. Опыт подсказывал, что в таких делах надо быть терпеливым и осторожным. Ботвинов верил в честность советских людей, в их прямоту. И чувствовал, что кто-то мешает им подойти к нему, рассказать всю правду.

Уже стемнело, когда Ботвинов вернулся в аул.

— Ну, что нового? — спросил он у сотрудника Серикпаева.

— Ничего пока нет. Люди нас сторонятся. Не хотят разговаривать.

— Да, это верно, — согласился Ботвинов и спросил: — Лошадей куда поставили?

— Здесь они, рядом. В сарае. Мы с Виктором накосили травы. Себе постель приготовили на крыше конюшни. На улице спать сподручнее…

— Хорошо придумали, молодцы! А хозяин не вернулся?

— Нет еще. Хозяйка говорит, будет только завтра.

В это время из дома вышла Зайнеп — жена хозяина — и пригласила всех на ужин.

Дом, в котором остановились чекисты, указал председатель исполкома аулсовета. Раньше никто из них в этом доме не был, и поэтому все чувствовали себя несколько стесненно. Зайнеп молча разливала в пиалы чай, а когда ужин закончился, быстро убрала посуду и ушла в другую комнату, где спали дети и отец ее мужа.

Серикпаев и Виктор, молодой, недавно демобилизованный из армии, уже крепко спали, когда дремавший Ботвинов услышал тихий шорох. Сначала подумал, что у какой-то лошади сползло с ясель сено. Но, подняв голову, различил силуэт согнувшегося человека, медленно пробиравшегося к конюшне.

— Кто идет? — негромко, но строго спросил Ботвинов, нащупывая под подушкой револьвер.

— Это я… колхозник. Здравствуйте. Мне надо срочно поговорить с вами.

— Я вас слушаю, — сказал Ботвинов и быстро спустился по лестнице на землю.

Познакомились. Колхозник, а им оказался Сураганов Ахмедкали, бывший солдат-пограничник, сказал:

— В ауле скрываются вооруженные перебежчики из Китая. Когда приехали, остановились у сына бая Камаева. Он живет на старой зимовке, там за речкой, у Коксуйского перевала. Вчера перебежчики были здесь, в ауле, в доме бая Сатыбалды Камаева. Но испугались вас и с наступлением темноты уехали. Куда — не знаю.

— А их фамилий не помнишь?

— Нет. По слухам они местные. Одного звать Джунуспек, второго — Суванкул. Раньше, до коллективизации, якобы проживали неподалеку, в соседнем ауле.

— Как одеты?

— Джунуспек высокий, в суконном черном пальто. На нем зеленый кушак, шапка, отделанная лисьим мехом. Суванкул пониже ростом. В стеганом бешмете, в войлочной шляпе.

«Об этом же говорил продавец сельпо Алипов, — отметил про себя Ботвинов. — Приметы совпадают».

— Что еще вы знаете о них?

— Когда они появились, то к Мажиту на зимовку несколько раз ездили Камаев и заведующий сельпо Кожаберды Тохтыбаев. Оба закадычные друзья нашего председателя исполкома аулсовета Нургали Джубанова и его секретаря Садвакаса Бейгалина. Торгаш Тохтыбаев и секретарь комячейки Тайкенов являются сыновьями баев и открыто поддерживают их сторону. Сейчас в колхозе идет массовый забой скота, и люди перестали выходить на работу: не убирают хлеб, не косят сено. Все гуляют, устраивают той. Пока режут свой скот, но ходят слухи, что и до колхозного добраться могут.

— А эти… перебежчики зачем в аул приехали? — после некоторой паузы спросил Ботвинов.

— Народ мутят. Говорят, что скот и все имущество большевики отберут. Непокорных расстреляют. Уходите, говорят, пока не поздно в Китай. Хвалят тамошнюю жизнь. Некоторые верят им и уже готовятся к откочевке.

Сураганов вскоре ушел. А Ботвинов до утра не сомкнул глаз, пытаясь осмыслить рассказ Ахмедкали. Два последующих дня ушли на проверку полученных данных. Потом Ботвинов со своими товарищами выехал в Талды-Курган.

О положении дел в колхозе был информирован секретарь райкома партии Целых. Через некоторое время в Алгабас выехала новая группа чекистов.

Было ясно, что прекращение уборки хлеба, заготовок кормов для скота, преждевременный забой овец, крупного рогатого скота — дело рук пробравшихся на руководящие посты байских сынков, их вдохновителей Джунуспека и Суванкула. Бюро райкома партии приняло экстренное решение: направить в Алгабасский аулсовет члена бюро, заведующего районным отделом народного образования Капеспека Балабекова. Совместно с коммунистами местной парторганизации ему следовало принять необходимые меры по оздоровлению обстановки в колхозе, вплоть до организационных выводов в отношении злостных саботажников.

Балабекова сопровождал милиционер Сегизбаев, получивший строгое указание не отлучаться от Капеспека ни на шаг. Такая предосторожность не была излишней, ибо в одиннадцатый аул продолжали наведываться бандиты Джунуспек и Суванкул. Можно было столкнуться и с другими неожиданностями.

Балабеков на месте установил, что все сигналы, поступившие в райком партии, соответствуют действительности. Продолжался забой скота. Почти открыто велись разговоры о предстоящих откочевках в Китай. Члены исполкома аулсовета и правления колхоза, зная об этом, бездействовали. Подтвердился и тот факт, что председатель исполкома аулсовета Джубанов является сыном крупного бая, но при вступлении в партию скрыл свое социальное происхождение. Секретарь аулсовета Садвакас Бейгалин — сын муллы, заведующий сельпо Кожаберды Тохтабаев — сын бая, а секретарь парторганизации Тайкенов — сын известного во всей округе торговца.

По сообщению колхозников, рядовых членов партии, Тохтабаев, Джубанов и Бейгалин разбазаривали фондовые товары, поступавшие в сельпо, прикарманивали вырученные за них деньги.

Нашли свое подтверждение слухи о связях Тохтабаева с баем Камаевым, о систематических встречах последнего с Джунуспеком и Суванкулом.

Сопоставив данные, Балабеков окончательно убедился, что пока не будут сняты с занимаемых должностей Джубанов и Бейгалин, об активизации работы аулсовета не может быть и речи.

На партийном собрании, которое вскоре состоялось, Балабеков сказал:

— Райком считает, что работа вашей партийной организации по пропаганде решений партии и правительства ведется слабо, от случая к случаю. Так оно и есть. Срыв важнейших сельскохозяйственных мероприятий объясняется полным бездействием исполкома аулсовета и правления колхоза. Председатель исполкома Джубанов, секретарь Бейгалин разъезжают по зимовкам, кистау, пьянствуют и бесбармачат. Секретарь же парторганизации Тайкенов, зная об этом, не принимает решительных мер. Так дальше продолжаться не может.

Собрание загудело, словно горный поток. Рядовые коммунисты, получив поддержку со стороны Балабекова, говорили о недостатках, о злоупотреблениях властью.

По предложению Балабекова Джубанов был исключен из партии, отстранен от занимаемой должности. Тайкенов и Бейгалин строго предупреждены.

После партсобрания Балабеков заперся в кабинете и до утра писал докладную записку секретарю райкома партии и статью в районную газету «Вперед». В них он подробно осветил положение дел в ауле, подверг резкой критике тех, кто мешает проводить в жизнь решения партии и правительства. Утром пакеты с материалами были переданы Бейгалину, который с нарочным должен был их отправить в Талды-Курган.

 

IV

Милиционер Сегизбаев на полном скаку остановил во дворе районного отдела ОГПУ коня, спешился. Конюх, принимая из его рук повод, заметил:

— Ты что, с ума сошел! Совсем загнал лошадь. Я вот доложу начальнику, пусть строго накажет за это.

— Ладно, старик. Потом поговорим, — бросил на ходу Сегизбаев. — Я сам к нему иду!

— Что так быстро вернулся? — спросил начальник районного отдела ОГПУ, едва Сегизбаев переступил порог кабинета.

— Балабеков пропал… Не уберег я его.

— Как пропал? Я же тебя специально послал его охранять.

— Так точно! — вытянулся Сегизбаев. — Позвольте доложить, как все произошло.

— Рассказывай!

— Вы знаете, что в Алгабасе состоялось партийное собрание.. Решения, принятые на нем, стали известны всем колхозникам. Они одобрили разработанные коммунистами мероприятия. Я лично слышал такие отзывы. Колхозники потянулись в поле. Началась уборка зерновых. Так было на второй день и на третий.

Однажды утром, когда Балабеков сидел в правлении колхоза и ожидал очередную сводку о сдаче зерна государству, к нему подошел секретарь исполкома аулсовета Бейгалин. Я в это время сидел неподалеку и слышал, как он сказал:

— Есть сигнал, что бывшие баи во второй бригаде спрятали пшеницу в ямы и теперь отказываются выполнять план хлебосдачи. Если можно, пошлите туда Сегизбаева. Пусть разберется…

Балабеков похвалил Садвакаса за сообщение, спросил:

— Кто принес эту весть?

— Один колхозник. Имени просил не называть: боится!

— Ну и порядки! — вздохнул Балабеков и приказал мне немедленно ехать в бригаду.

— Если сообщение Бейгалина подтвердится, — заметил он, — прими все меры к розыску спрятанного хлеба.

Я тут же вышел, оседлал лошадь и поскакал в бригаду. Вскоре сюда же долетели слухи о том, что Балабеков уехал в урочище Актюбе-Булак и где-то в пути потерялся. Его искали, но не нашли.

— Что говорят об этом люди? — спросил начальник.

— Колхозники рассказывают, что на следующий день после моего отъезда секретарь комячейки Тайкенов пригласил Балабекова к себе на завтрак и якобы за чаем сказал: «Во второй половине дня Бейгалин будет проводить общее собрание колхозников в урочище Актюбе-Булак. Неплохо было бы выступить перед людьми, довести до них наши решения. Если не возражаете, мы с надежным проводником отправим вас туда. Завтра утром вернетесь».

Балабеков согласился и после завтрака отправился в бригаду. Его сопровождал колхозник Ахмет Суюнбаев. Утром Тайкенова разбудил посыльный, вручил ему записку от Бейгалина. Тот сообщал, что Балабеков на собрание не явился и неизвестно где находится. Вот эта записка.

Сегизбаев положил на стол листок и продолжил рассказ:

— Тайкенов тотчас оседлал коня, поскакал в исполком аулсовета, чтобы сообщить об исчезновении Балабекова. Через час к исполкому собрались конные и пешие. Тайкенов говорил: «Скачите, идите по всем тропинкам. Обшарьте кусты, овраги, заросли тала и камыша. Разбейтесь в доску, но без Балабекова не возвращайтесь. Я тоже еду на розыск. К вечеру вернусь в сельсовет. Надеюсь, и Балабеков к этому времени будет на месте».

Все разъехались по указанным маршрутам. Тайкенов уехал к Джубанову. Затем они вместе навестили Тохтабаева и Бейгалина.

Розыск никаких результатов не дал. Я собрал показания всех, кого Тайкенов посылал на поиски, беседовал с колхозником Суюнбаевым, который сопровождал Балабекова. Он сказал следующее: «В пути следования нас догнали два верховых казаха. Один оказался учителем, знакомым Балабекову. Вместе мы ехали километра два. От быстрой езды моя лошадь стала уставать. Заметив это, Балабеков велел мне вернуться обратно, а сам поехал со своими новыми спутниками дальше…»

Сегизбаев отпил из стакана глоток воды и продолжал свой рассказ.

— Колхозники Салыков и Садвакасов сообщили, что они якобы видели, как два неизвестных вели в поводу лошадь, на которой ранее ездил Балабеков.

На основании собранных материалов секретарь исполкома Бейгалин пришел к выводу, что Балабекова убили бандиты, и прекратил его розыск. Мне же сказал, чтобы я немедленно ехал в райцентр и сообщил обо всем вам.

Если судить по словам Сегизбаева, версия об убийстве Балабекова казалась правдоподобной. Но у начальника после ухода милиционера появилось сомнение. Уж слишком все было гладко, по-театральному. Профессиональное чутье подсказывало, что эта версия кем-то сфабрикована. Следствие хотят направить по ложному следу.

И вот в Алгабас направляется оперативная группа во главе с сотрудником ОГПУ Кульбаевым, хорошо знавшим все урочища этого колхоза, его людей. Вместе с Кульбаевым выехал бывший комотрядник и разведчик Рустем Абикенов. Он должен побывать на всех отдаленных зимовках, в кистау, на пасеках, заимках и попытаться разыскать Балабекова. О своих наблюдениях сообщать Кульбаеву.

 

V

Приехав в одиннадцатый аул, Рустем Абикенов остановился у своей племянницы Айгуль.

— Весь аул, — рассказывала женщина, — переживает тревожные дни. Ходят слухи, Балабеков затерялся в урочище Чурук, которое наводнено бандитами.

Рустем знал, что в степи любой слух обрастает, как снежный ком, подробностями, иной раз совершенно неправдоподобными. Но в словах Айгуль могла быть и доля правды. «Надо побывать в урочище Чурук», — решил он. Вслух же сказал:

— Не знаю, как и быть. Сразу возвращаться домой не хочется: не успел еще повидаться ни с кем из близких людей. Да и коню трудно без отдыха. Но и оставаться опасно. Могут нагрянуть милиционеры, проверить документы.

— Оставайся, Рустем, — попросила Айгуль. — Бояться не надо. Тебя знают наши колхозники и могут поручиться…

— Нет, так не годится! Мне, как бывшему бойцу комотряда, известно, что для задержания есть все основания. Кроме старой справки аулсовета при себе никаких других документов не имею. Самое разумное — поспешить с отъездом.

Погостив немного, выпив пиалу кумыса, Рустем распростился с Айгуль, ее мужем Абдуллой и сказал, что поедет домой. Сам же повернул к урочищу Чурук.

Часа через два Рустем заметил, что его лошадь сильно устала. Да и сам он начал сдавать. Следовало отдохнуть и покормить коня. Но где? Здесь, в урочище Чурук, почти никто не живет.

Когда свечерело, Рустем подъехал к кистау и попросил разрешения переночевать. Хозяин, а его звали Казбек, пригласил гостя в землянку, спросил, кто он такой и куда путь держит.

— Возвращаюсь домой, — сказал Абикенов. — В ваш аул приезжал навестить родственников и купить у кого-нибудь пуда два пшеницы или проса. Но не нашел. Может, вы продадите или сменяете на вещи?

— У колхозников, — сказал Казбек, — нельзя купить ни зернышка. Наш аул с некоторых пор находится на особом положении.

— А что случилось?

— О-о-о! Большое следствие ведется. Говорят, бандиты убили в нашем урочище уполномоченного райкома партии Балабекова. Не слыхали?

Хозяйка кистау Гульсара резко оборвала мужа:

— Сколько надо просить, прекрати этот разговор. О гибели Балабекова тебе ведь ничего не известно, а болтаешь об этом каждый день.

— Так ведь слухи, — смутился Казбек.

Наступила неловкая пауза. Нервозность Гульсары заметил Рустем, и чтобы помирить жену с мужем, сказал:

— Не надо ссориться! Давайте поговорим лучше о чем-нибудь другом. Розыском убийц пусть занимаются чекисты. Это — их дело. Если можно, налей мне, хозяйка, чашечку чая.

Гульсара быстро собрала на стол. За чаем Казбек попросил Рустема рассказать о своих родственниках, которые живут в ауле.

— Во второй бригаде, — сказал Рустем, — есть колхозник Абдулла. Он женат на племяннице моей жены Айгуль, приходится мне зятем. Ну, чем не родня!

Гульсара преобразилась. Оказалось, Абдулла приходится ей каким-то дальним родственником.

— Айгуль мне часто рассказывала о вас, дорогой Рустем, — улыбнулась она. — Поговаривают, будто вы ворожей и фокусник?

— Ну что вы! — засмеялся Рустем. — Люди, как всегда, преувеличивают. Правда, в детстве я много вращался среди китайцев и они научили меня кое-чему. Но все это было давно. Сейчас я такими пустяками не занимаюсь!

— Не скромничайте, сват! — перебила Гульсара. — Я вам не верю, и сколько бы вы не отказывались, все же придется показать свои фокусы, поворожить для меня. За труды угощу вас жирным бесбармаком.

По настоянию Гульсары Рустем показал несколько простых фокусов с чашкой, ножом и куском сахара. Но они вызвали удивление хозяев кистау. Особенно восторгалась Гульсара.

После чая разговор о гибели Балабекова возобновился. Но теперь его начала сама Гульсара. Она интересовалась, будет ли продолжен розыск?

— Надо полагать, — ответил Рустем, — что чекисты не успокоятся до тех пор, пока не найдут преступников. Ну, а кто конкретно будет искать, сказать трудно. Нам, колхозникам, этого никто не скажет.

Гульсара принесла кумалаков и попросила Рустема поворожить. Абикенов разложил кумалаки на кошме, долго смотрел на них. Потом сказал:

— Дорогая сватья! Радоваться нечему. Кумалаки говорят: на вашем сердце лежит большая печаль. Она вас все время угнетает.

Гульсара молча выслушала Рустема, встала и пошла готовить бесбармак. Через две-три минуты, не проронив ни слова, вышел из землянки Казбек.

Оставшись наедине с гостем, Гульсара стала расспрашивать о том, как живет Айгуль с Абдуллой и, как бы между, делом, спросила, будут ли в поиске преступников, убивших Балабекова, участвовать сыскные собаки.

«Откуда она все это знает?» — подумал Рустем. И сказал:

— Трудно угадать, что думают власти. Здесь и кумалаки не помогут. Но мне один знакомый милиционер говорил, что запросили хорошую ищейку из Алма-Аты. Уж она-то обязательно найдет преступников.

Гульсара перевела разговор на религиозную тему. Ее, в частности, интересовал вопрос: «Нужно ли соблюдать уразу и совершать намаз больному человеку?» Потом спросила:

— Какую силу имеет клятва, данная на Коране? Говорят, человек, нарушивший такую клятву, будет долго болеть и умрет в страшных муках. Правда это?

— Я в религиозных вопросах, — ответил Рустем, — разбираюсь плохо. Знакомый мулла как-то говорил: клятвы бывают разные. Если человек, например, клянется совершить благородный поступок, то такую клятву надо сдержать. Ну, а если он поклялся кого-нибудь обмануть, ограбить или убить? Да за такую клятву аллах накажет, и силы она никакой не имеет.

— Рустем! — зашептала Гульсара. — Мне Айгуль говорила, ты человек мудрый и добрый. Я тебе, как родственнику, хочу поведать одну большую тайну. Ты никому об этом не скажешь и нас с мужем не выдашь?

Абикенов с укором посмотрел на сватью. Гульсара смутилась. Но ненадолго.

— Рустем, — снова сказала она. — Хочу просить у вас совета. На днях в нашем кистау было совершено страшное преступление.

И она рассказала, как несколько вооруженных человек привели к ним в землянку связанного Балабекова, раздели его, затем на веревке спустили под обрыв и живого закопали в землю. Через два дня труп выкопали и сожгли на костре. Ее и мужа заставили дать религиозную клятву в том, что никогда и никому не расскажут об убийстве Балабекова.

Исповедь Гульсары была прервана появлением Казбека. Жена бросилась к нему, запричитала:

— Казбек! Убей меня, растерзай. Но не могла я молчать. Не могла. Я все рассказала Рустему…

— Что ты наделала? Теперь мы погибли! — вскрикнул Казбек и заплакал. Но когда немного успокоился, сказал Рустему:

— Вы знаете, какие это люди? Если узнают, что мы их выдали, сожгут живьем, вместе с кистау.

— Успокойся, Казбек, — заметил Абикенов. — Я дал обещание Гульсаре никому ничего не говорить. Обещаю это и тебе. Поступайте, как хотите. Но на вашем месте я не стал бы скрывать преступление. Ведь чекисты обязательно его раскроют и тогда убийцы могут оговорить вас. Придется держать ответ за соучастие. Вот и решайте сами, как вам быть…

Ночью Абикенов не спал, был настороже. «Кто знает, — думал он, — что на уме у Казбека. Он может убить меня. Как могли руководители аула пойти на такое страшное преступление. Не иначе — это хорошо замаскированные враги Советской власти, связанные с бандитами».

Как только занялась утренняя заря, Рустем собрался и уехал. Через два часа он уже сидел в землянке и рассказывал Кульбаеву о том, что поведала ему в кистау Гульсара.

Сведения, поступившие от Рустема, помогли расследованию, которым занимался Кульбаев. Стали известны некоторые подробности преступления, фамилии тех, кто совершил убийства.

 

VI

Заговор против Балабекова созрел сразу же после партийного собрания. Джубанов не ожидал, что его исключат из рядов партии, отстранят от занимаемой должности. Домой он возвратился уже перед рассветом, расстроенный. На вопрос жены, что с ним случилось, со злостью ответил:

— Тебя это не касается. Не суй свой нос в мужские дела. Твое дело возиться у очага, ухаживать за детьми и доить коров. В общественных и партийных делах мы разберемся сами.

Помолчал малость, добавил:

— Мне что-то нездоровится. Постели постель, лягу.

— Я приготовила тебе плов из свежего мяса. Правда, ужин уже остыл… Садись, покушай.

— Жри сама, я сыт по горло! Стели без разговоров…

Джубанов долго не мог уснуть, строил всевозможные планы, как лучше выкрутиться из создавшегося положения. Но ничего путевого придумать не мог. Слишком далеко он зашел со своими друзьями. «Исключение из партии и отстранение от должности не огорчает, — размышлял он. — Не сегодня, завтра, через год нас обязательно разоблачили бы. Лучше всего было бы дождаться весны и удрать в Китай. Вместе с Тохтабаевым и Бейгалиным. Они тоже решили откочевать: вот и будут моими спутниками. А чем плохи бай Камаев и его сын Мажит? Они кого угодно обведут вокруг пальца. Заодно угоним колхозные табуны. Тохтабаев подготовил много ценных товаров. Заберем их с собой. Сейчас самая большая опасность для нас — Балабеков. Если он и дальше будет совать свой нос всюду, обязательно докопается до моих связей с Камаевым, с Джунуспеком и Суванкулом… Из создавшегося положения есть один выход — уничтожить его. Но кто решится на это? Подожду денька два, там видно будет…»

Утром к Джубанову пришли Тайкенов и Бейгалин, показали пакеты, которые Балабеков передал для отправки в Талды-Курган. Пакет, адресованный редакции газеты «Вперед», вскрыли и прочитали. Джубанов пришел в ужас. Он и не предполагал, что Балабеков так много знает об их проделках.

— Я думаю, — сказал Джубанов, — пакет в редакцию передавать не следует. Балабекова надо убрать немедленно, пока он не успел покончить с нами. Но кто это сделает?

— Надо посоветоваться с Кожабердой, он лучше всех разбирается в таких сложных вопросах, — посоветовал Тайкенов.

На следующий день они встретились с Кожабердой Тохтабаевым, который был встревожен не меньше их. Выслушав мнение Джубанова, сказал:

— Исключение вас из партии и снятие с работы не предвещают ничего хорошего. За вами из сельсовета уберут Бейгалина, а там и моя очередь. Всем нам грозит тюрьма, суровое наказание. Хорошо было бы скрыться куда-либо до весны, а там придет банда Кундакбая и можно легко удрать за кордон. Но как быть с документами? Обязательно поймают! А Балабекова следует убить. Он, кажется, идет по верному следу.

На том и разошлись. Убийство Балабекова поручили Тохтабаеву.

Бейгалин вызвал к себе колхозника Орунбекова и, вручая пакет, сказал:

— Это письмо Балабеков велел отправить в Талды-Курганский райком партии. Решили послать тебя. Но ты с выездом не торопись: можешь обождать дня три-четыре. Учти, в письме на всех нас большая кляуза. Если бумагу получат раньше, чем мы подготовимся, будет беда. Нас, коммунистов, всех арестуют и сошлют в лагеря, а у вас, колхозников, заберут весь скот. До последнего барана!

— Как же я могу задерживаться с выездом? Балабеков может меня наказать, — усомнился Орунбеков.

— Не бойся! Мы тоже дремать не будем, — сказал Бейгалин. — Запомни мой наказ — пакет пока никому не показывай!

Орунбеков так и поступил. В Талды-Курган выехал через три дня, а домой возвратился, когда Балабекова уже не было в живых.

Второй пакет, адресованный в редакцию газеты, Бейгалин разорвал и сжег. Это видели колхозники Альджуманов, Бекчаинов и Омаркулов, пришедшие в исполком по делам.

Тем временем Кожаберда Тохтабаев создал террористическую группу из числа враждебно настроенных байских сынков. Первыми, кому он поведал свою тайну, были Сатыбалды Камаев и его сын Мажит. Затем в группу вошли Муса Хамзаев, Рахимберды Салыков, Ахмет Суюнбаев.

Когда все было готово, Тохтабаев сказал Джубанову:

— Группа создана. Ее участники готовы выполнить любое задание. Теперь дело за вами. Надо организовать выезд Балабекова в урочище Актюбе-Булак в сопровождении нашего человека. Джигиты в урочище Чурук поймают его и убьют.

По ложным сигналам милиционер Сегизбаев, сопровождающий Балабекова, уехал во вторую бригаду, а сам Балабеков отбыл в урочище Актюбе-Булак.

Все шло по плану. Балабекова сопровождал один из участников заговора. Мажит Камаев, Салыков и Хамзаев, выехавшие в урочище Чурук, напали на Балабекова, отобрали у него винтовку, скрутили руки, завязали глаза и привезли в землянку Казбека Байдавлетова. Здесь их поджидали Тохтабаев, Сатыбалды Камаев, Джубанов и Тайкенов.

Прежде чем приступить к казни, Тохтабаев заставил Суюнбаева дать религиозную клятву в том, что он сохранит все увиденное в тайне. После окончания обряда, он сказал Суюнбаеву:

— Поезжай домой. Но помни — о случившемся никому ни слова. Если разболтаешь, твою землянку вместе с тобой сожжем!

— Будут спрашивать, где Балабеков, что я скажу? — спросил Суюнбаев.

— Говори, что в пути вас догнали знакомые Балабекову учителя. Тебе же предложили вернуться.

После отъезда Суюнбаева, заговорщики раздели Балабекова и в одном нижнем белье увели к обрыву. Тохтабаев, Мажит Камаев спрыгнули вниз, закричали Салыкову:

— Рахимберды, давай его сюда!

— А как?

— Накинь на шею аркан и спускай прямо в яму.

Салыков так и поступил. Тохтабаев и Камаев закопали полузадохнувшегося Балабекова в яму. Затем все зашли в землянку, поели мяса, заставили Казбека Байдавлетова, его жену Гульсару дать религиозную клятву и уехали. Винтовку Балабекова взял Тохтабаев.

На следующее утро заговорщики, а с ними Джунуспек и Суванкул собрались на зимовке бая Унербекова, зарезали лошадь Балабекова и устроили той. Подвыпивший Джунуспек хвалился, что весной 1932 года в Талды-Курган придет банда Кундакбая, и тогда они доведут начатое дело до конца, закопают в яму всех, кто признает Советы.

После обеда Тохтабаев предложил начать бату. С соблюдением всех правил, установленных религиозным обрядом, заговорщики дали торжественную клятву о неразглашении тайны, по очереди подошли к тазику, наполненному кровью зарезанной лошади, поочередно обмакнули в нее пальцы.

Через два дня Тохтабаев, Джубанов, отец и сын Камаевы, Бейгалин, Хамзаев и Салыков выкопали труп Балабекова, увезли его в горы и сожгли на костре. Пепел развеяли по ущелью.

Прошло некоторое время и все материалы, изобличающие убийц Балабекова, были собраны чекистами. Казалось, теперь можно провести операцию по аресту заговорщиков. Но районный отдел не спешил с этим. Нужно было напасть на след Суванкула и Джунуспека, проверить отдельные моменты из рассказа Гульсары, собрать сведения о местах, где можно найти вещественные доказательства. Над решением этих вопросов и продолжала работать оперативная группа Кульбаева. Были приняты меры к тому, чтобы ни один из подозреваемых в убийстве Балабекова не сбежал за границу.

Вскоре поступили сведения о том, что винтовку, отобранную у Балабекова, видели у тестя Тохтабаева, жителя Балхашского района Исабая. Милиционер Сегизбаев на железнодорожной станции Айна-Булак у почтальона Чагарова нашел нагайку Балабекова. Как показала проверка, Чагаров купил нагайку у жителя десятого аула Молдабаева, который получил ее в подарок от двоюродного брата Мухамета, а тот взял ее у Иргенбаева, родственника Тохтабаева. Охотничье ружье Сапаргали Алипова было обнаружено на старой зимовке Мажита Камаева. Веревка, которой террористы связывали Балабекова, отыскалась на кистау Казбека Байдавлетова. Одежду Балабекова припрятал на своей зимовке бай Унербеков. Здесь же, в заброшенной землянке, стоявшей в заросшей балке, скрывались бандиты Джунуспек и Суванкул. Их задержали поздно вечером, после сытного ужина у бая Унербекова.

* * *

…Джунуспек сидел в кабинете Кульбаева и, низко опустив голову, молчал. Но когда в дверь постучали и послышался знакомый голос, он встрепенулся. В кабинет вошел свидетель Сапаргали Алипов. Увидев его, Джунуспек в изумлении воскликнул: «Ой-бой!»

— Вы знаете этого человека? — спросил Кульбаев Алипова, когда тот занял место на стуле против Джунуспека.

— Да! Этот человек избил меня в горах прошлым летом. С ним еще был один. Они ограбили меня, под угрозой смерти забрали лошадь, одежду, охотничье ружье.

— Верно он говорит? — обратился Кульбаев к Джунуспеку.

— Да, — чуть слышно ответил тот.

В глазах Джунуспека уже не было той звериной злости, которая привела его на советскую землю. В них стоял страх. Следовало отвечать за свои дела и преступления. Отвечать сполна, по законам первого в мире социалистического государства.