Когда Рамин прожил некоторое время с Гуль, он пресытился ею, ему надоела эта близость, и им овладело свойственное ему непостоянство. Когда желания Рамина были удовлетворены, роза радости увяла, ветер любви стих и корабль влюбленных остановился. Когда сломался лук их любви, то стрела страсти раскололась, потускнели алмазы на одеждах их радости и иссяк источник услады.

Когда кувшин нов, он хорошо держит воду, — ему уподобился Рамин первое время в Горабе. В своей страсти Рамин был подобен жадному человеку: наслаждаясь, пил он вдоволь вина у Гуль Пока был трезв, то желал ее; когда же он удовлетворил страсть, любовь его к Гуль исчезла.

Если вместе с вином человек впитывает порок, то если бы даже оно сулило ему бессмертие, он больше не станет его пить. Так и Рамин был пресыщен близостью Гуль. К тому же он долго не видел Вис, и мысль о близости с ней снова овладела им.

Однажды, ранней весной, Рамин отправился на прогулку и увидел в поле только что распустившиеся цветы; земля, деревья, сады — все расцветало и влекло красотой. К нему подошел незнакомец и предложил ему букет фиалок. Взглянув на букет, Рамин вспомнил тот день, когда он поклялся в верности Вис. Они сидели на троне шахиншаха. После обмена клятвами в любви Вис подарила ему букет фиалок и сказала: «Когда ты увидишь фиалки, вспомни этот день и эту клятву! Пусть лицо твое станет цвета фиалок, а тело таким же слабым, как их стебли, если ты нарушишь клятву и обманешь меня. Я же возьму розу, как залог от тебя; и пусть дни мои будут недолгими, а я — неугодной богу, если я нарушу свою клятву!»

Когда Рамин вспомнил тот день, превратный мир затмился перед ним.

Весенняя туча черна, и из нее льет дождь, образующий потоки. Так было и с Рамином: омрачилось его сердце, и из глаз хлынуло столько слез, что образовались новые моря. Когда он вспомнил свои прежние страдания из-за любви к Вис, ее любовь и сердечную привязанность, он горько раскаялся, что нарушил клятву, данную Вис. Рамин сказал: «Что я сделал! Покинув Вис, я отверг бога и веру и потерял душу!»

Вновь овладела Рамином страсть и воскресла любовь к Вис. Когда солнце выходит из-за туч, оно жжет сильнее. То же случилось и с любовью Рамина. Страсть обуяла его сильнее прежнего. Он признал свою вину и невиновность возлюбленной. Мятежные порывы страсти охватили его сердце, он побледнел, и у него не стал о сил продолжать путь. Покинув свиту, он уединился. Бледноликий, с разбитым сердцем, Рамин слез с коня. Кровавые слезы текли из его глаз, от желания и нетерпения увидеть Вис он горел и дрожал, как в лихорадке. Рамин проклинал превратный мир и свое сердце за то, что никогда он не имел из-за них покоя:

«То я изнемогал на родине от безумной любви, то она заставила меня покинуть товарищей, то принуждала грешить против возлюбленной и оставляла в одиночестве. Но и разлука не в силах помочь мне, любовь ввергает меня в безумие и заставляет лить слезы. О жалкое, омраченное сердце! Доколе ты будешь походить на бессильного пьяного? Ты не умеешь отличать горе от радости. Для тебя море и суша — одно и то же. Для тебя все равно, что лето и что зима. В твоем безумии тебе все равно, сидишь ли на брокате или на голой земле. При твоем легкомыслии, что бы ты ни видело, все тебе одинаково желанно. Ты не останавливаешься на чем-нибудь одном. Ты, в своем безрассудстве, не даешь себе отчета в том, как поступаешь. Ты притча во языцех в стране неудач. Ты место пребывания всяких бед. Ты обиталище неудач, и перед тобой потому закрыты двери надежды. Очутившись в Горабе, ты нарушило обет и клятву. Ты уверило меня в том, что я освободился от Вис, а само не смогло от нее отказаться. Я глупец, что пустился в море по твоему ветру. Ты так сказало мне: «Женись и покинь Вис. Не страшись меня. Я привыкну к разлуке и не буду больше желать ее; я буду терпеливо в своем горе». Увы, я лишил себя жизни, надеясь на тебя. Вместо Вис я обрел другую. Я нарушил клятву и потерял надежду на спасение из-за своего непостоянства. Ныне ты оставило меня утопающим в море, ты бросило меня в огонь разлуки. Ты говорило: «Я буду терпеливо!» Зачем же ныне тебя обуяло нетерпенье? Я раскаиваюсь, что внял тебе. Зачем я вручил тебе поводья? Зачем я доверился твоей рассудительности, ибо я обесчестил ныне и самого себя и тебя. Ныне я вижу, что ты еще больше обуреваемо горем. О сердце, ты нашло зернышко, подобно глупой птице, и не заметило западни; о сердце, ты нарушило клятву моей души возлюбленной. Ты сделало меня таким, каким желают видеть меня враги. Зачем я был нерадивым, зачем я послушался тебя? Мне и подобает испытывать горести. Горе — удел строптивых, и глупец достоин печали. И мне подобает быть огорченным, ибо я погасил своей рукой свечу сердца. Мне, ставшему столь несчастным, подобает быть безумным, ибо я отсек собственной рукой ветвь радости. Я вырыл себе яму и бросил в нее надежду. Ныне что мне делать? Как мне испросить прощение у очаровательницы моей души? Как мне показать ей мое сердце, на котором она выжгла свое клеймо? Как я могу, томимый стыдом, ей показаться? Какие речи вести мне с ней? Какую измыслить причину, заставившую меня с ней разлучиться? Как мне солгать, пока я дышу в этом мире? Если бы даже я осилил свое бесстыдство и вновь разжег остывшую любовь, все же у меня не хватило бы силы выполнить мой долг, так как сердце мое неправедно. Сколько горя обрушилось на меня из-за него, и ныне я пребываю в горести! Чудесны и незабываемы день и час, когда я влюбился и когда любовь вошла в мое сердце. Я своей рукой убил радость моей юности. Увы, увы, мои горести начинаются с того времени, когда любовь превратила меня в труса. Ныне я знаю, что трусость — удел влюбленных; но почему она охватила меня больше, чем кого-либо другого? С той поры я не помню себя веселым. Иногда я себя чувствую словно на чужбине, иногда я безумствую, истомленный любовью. Блуждание для меня — радость, а смерть — освобождение от печали. Счастье благоденствия покинуло меня, а злосчастная судьба не дает мне покоя. Да не создаст бог другого человека, наделенного моей судьбой! И да не родит женщина сына под моей звездой! Да не будет никто никогда столь беспомощным!»

Так пространно причитал Рамин над собой и плакал. Наконец он пришел в себя и направился домой. Прах печали омрачил его лицо, он смывал его слезами. За ним следовал его тесть Рафед. Он прислушивался к причитанию и плачу зятя. Рамин, обезумевший от горя, не предполагал, что кто-то подслушал его речь. Рафед же все слышал. Когда они вернулись домой, Рафед спросил Рамина:

— О венец рыцарей, почему ты всегда скорбишь? Какое еще желание твоего сердца не исполнено богом? Зачем ты предаешься печали? Зачем ведешь себя столь неосмотрительно и жалуешься на судьбу? Ведь ты именно тот Рамин, который признан первым и самым желанным из юношей, а брат твой — царь царей. Хотя ты еще не сидишь на троне, но ты более почитаем и прославлен, чем все цари. Ты молод, и нет тебе равного в храбрости, ты царствен, не будучи пока царем, чего же ты желаешь большего? Не сетуй попусту на судьбу. Несправедливая жалоба приносит несчастье. Тот, кто пренебрегает ложем из броката и не благодарит бога, того бог заставит лежать на голой земле.

С болью в сердце Рамин ответил так:

— Здоровому человеку незнакомы горести больного, и потому я не виню тебя в том, что ты так рассуждаешь. Тебе неведомо мое горе, и когда я вздыхаю, ты упрекаешь меня. Нет наслаждения, равного тому, которое мы получаем, находясь среди близких, и нет горя худшего, чем разлука и Скитание по чужбине.

Притча. Когда разрывают одежду, шелест ткани подобен вздоху, и когда срезают ветку у виноградной лозы, она плачет.

Я раньше был легкомыслен, и разлука с друзьями и родственниками не огорчала меня. Гораб — твой город и твоя родина; все, кого ты видишь, — твои родственники и ближние. Ты находишься среди друзей и сородичей, а я здесь чужеземец. А чужестранец если достигнет даже царской власти, то все же он будет горевать, не находя своих близких. Блага сего мира человек хочет для себя. Любая вещь доставляет человеку большую радость, когда он среди своих. Хотя радость ценна, но один друг дороже, чем тысяча удач. Все то, что хорошо и чего я желаю для себя, мне хочется предоставить и друзьям. Часто я завидую тебе. Когда ты возвращаешься из путешествия или с охоты, то твоя родня, жена и дети радостно обнимают тебя, и вы связаны друг с другом тесными узами. Здесь у меня нет ни родных, ни друга, ни похитительницы моего сердца, ни сына. Когда-то и я жил, как ты, с веселым сердцем и, находясь на родине, веселился среди сородичей и друзей. Меня не огорчала даже какая-нибудь любовная неудача, за которую друзья порицали меня. Их упреки не угнетали меня, ибо нарцисс был опьянен, а роза упоена. Иногда у меня болело сердце от нарциссов, а иногда меня печалили розы. Как манила ее нежность и как приятны были ее гнев и причуды! Иногда она скрывала от меня свое лицо на неделю и превращала в жалкого пленника, и тысячи моих клятв, чтобы добиться прощения, доставляли мне удовольствие. Как приятно было тысячу раз в день жаловаться на ее гнев.

Затем я раскаивался в содеянном, воздавал ей тысячи хвалений и уста мои не отрывались от уст возлюбленной. Как приятно было разнообразие в наших отношениях: иногда мы обменивались нежностями, иногда хмурились, иногда сердились друг на друга, порой шутили, слезы сменяли смех; мы предавались объятиям, сплетались наши кудри. А порой, когда она гневалась, я готов был стать вероотступником, лишь бы смягчить ее сердце. Если я претерпевал пытку из-за хмурых взглядов ее нарциссов, потом я получал взамен радость от ее роз. Меня ничто не трогало, кроме любви. Если кому-либо досталось счастье обладать такой возлюбленной и опьяниться такими ласками, тот не должен вздыхать от сердечной боли и жаловаться на согбенную спину. Пока я был весел сердцем, я превосходил всех влюбленных в удовлетворении своих желаний, как лучший игрок в мяч. Уста моей возлюбленной дарили мне розы, а волосы ее источали мускус. Изнеженный, я говорил так: «Я болен и слаб, я сделался трусом из-за любви, я жалок и несчастен, боясь разлуки». Ныне же меня огорчает то, что я лишен прежнего несчастья, ибо теперь, поистине, я жалок и несчастен.