Мир снова приобрел четкие очертания, и я увидел, что нахожусь в бальном зале с элегантными зеркальными стенами, создающими иллюзию бесконечности. Золотые канделябры наполняли комнату теплым сиянием. Слышалась музыка.

В зале было много мужчин в смокингах и женщин в черных платьях. Я стоял в дальнем углу, в стороне от толпы. Я оглядел зал, но не увидел ни Найджела, ни Дафну, ни Джона. Более того, я не увидел ни единого знакомого лица. Обернувшись, я не увидел и двери — только высокая панель между двумя длинными зеркалами. Я нажал на нее, но она, конечно, не подалась.

Я уже говорил, что ненавижу званые вечера? К счастью, я вдруг кое-что вспомнил, и у меня появилась надежда. Однажды, еще в средней школе, я привел моего друга Вивека на устроенный нашей церковью праздник на роликах в честь окончания лета. У Вивека, единственного индуса в Ламаре, дома были статуэтки людей со слоновьими головами и четвероруких женщин, порой снившихся мне. В середине вечера пастор-наставник попросил всех сесть в дальнем конце стадиона и подъехал к нам.

— Всем весело? — спросил он.

Мы дружно ответили:

— Да!

— Позвольте вопрос, — сказал он. — Кто из вас уверен, что попадет в рай?

Все закивали. Пастор удивился.

— Тогда еще вопрос — откуда вы знаете? Давайте-ка вот что попробуем. Поднимите руку, если вы принимаете Иисуса Христа в сердце своем!

Мы все задрали руки, кроме Вивека, который ошарашенно озирался вокруг, вытаращив глаза. Все уставились на него. Рука Вивека нерешительно двинулась и тоже поднялась.

Я не отличаюсь особой смелостью. Школа у нас маленькая, и ты либо вместе со всеми, либо вне игры. А если ты вне игры, значит — за бортом.

Но что-то в этой ситуации покоробило меня своей несправедливостью, и я опустил руку. Я посмотрел на Вивека, и он опустил свою.

Я рассудил так: если Бог захочет узнать, что у меня в сердце, ему достаточно просто взглянуть.

Теперь я сам стал Вивеком в этом зале, полном незнакомцев, принадлежащих к совсем другим конфессиям. Оставалось надеяться, что кармические заслуги того дня помогут мне сегодня вечером.

Меня распирало неизвестно откуда взявшееся чувство освобождения. Я думал о том, что буду делать, когда праздник закончится. Я вспомнил девушку, рассыпавшую апельсины, которую вчера проводил домой. Рассудил, что можно подойти к ее двери, позвонить и пригласить погулять. Ну и что, если в первый раз она отказалась? Она была расстроена. Она решила, что я осуждаю ее. Она терзалась угрызениями совести. Я скажу ей: «Взбодрись, махни на это рукой, пошли съедим по пицце и побудем нормальными молодыми двадцатипятилетними людьми. Можно подумать, здесь каждый судит себя по гамбургскому счету. Неужели мы вынесем из курса обучения только то, что любое наше деяние — вопрос национальной важности? Если так, мне до конца жизни будет страшно улыбнуться».

Я посмотрел на себя в зеркало, поправил галстук, оскалил зубы, оценив их чистоту, и пошел к толпившимся в зале гостям.

Не допив второй коктейль, я врезался в настоящего моржа с комично вьющимися усами. Рубашка трещала на нем, волосы, напоминавшие войлок и разделенные слева на пробор, расступались за смешным хохолком двумя волнами, приглаженными гелем. Не то я натолкнулся на него, не то он на меня. Движение толпы так прижало нас друг к другу, что молчать стало невозможным. Меня вполне устроило бы простое «извините», но морж поднял тарелку и показал мне полусъеденный кусок торта.

— Не надо мне это есть, — признался он.

— Отчего же?

— Я полгода назад квадро перенес. Знаешь, что такое квадро?

— Не очень.

— Коронарное шунтирование четырьмя сосудами. Чертовы эскулапы вспороли мне грудь и раскрыли, как сундук. Шрам остался отсюда досюда. Гадость. Жена говорит, я похож на Франкенштейна.

Разве что на Франкенштейна на монодиете из шоколадных пирожных с орехами.

— Знаешь старую поговорку «Живи быстро, умри молодым, оставь после себя красивый труп»?

— Знаю. Это Джеймс Дин.

— А мой девиз — «Живи быстро, ходи к кардиологу и оставь после себя старый толстый труп».

Он издал хриплый смех, сопровождающийся одышкой, от которого затряслись его руки и плечи, и вытер моржовые усы носовым платком.

— Красивая церемония, правда? — Он набил рот тортом.

Церемония? О чем это он?

— Простите? — сказал я.

— Господи, парень, я о венчании!

О каком еще венчании?!

Пришлось подыгрывать.

— Да, — ответил я, — красивая. — И протянул руку: — Джереми Дэвис.

— A-а. Гордон Пери. — Он смял мою руку в мясистой ладони. — Ты со стороны невесты или со стороны жениха?

Я улыбнулся ему, как доброму приятелю:

— Угадайте.

Он сморщил лицо и впился в меня взглядом.

— Молодой. Красивый. Трудоспособный. Наверняка со стороны невесты.

— В яблочко, — усмехнулся я.

— Ха! Скажешь моей жене, что я не полный идиот.

Ох, не стоит забегать вперед!

— Кем работаешь, Джереми? — спросил Пери, отправив очередной кусок торта на вилке в набитый рот.

— Учусь на юридическом.

— Только этого стране не хватало — очередного адвоката!

Стоп-стоп. Нападки на юристов? Моржеподобные мужчины? Я вообще на ту вечеринку попал?

— Вот ты мне скажи, — начал он, направив на меня вилку. — Как называются десять тысяч юристов, сброшенных на дно океана? Знаешь? Неплохое начало!

Ткнув меня в грудь черенком вилки, Пери снова издал смех с одышкой, на этот раз громче. Голова и плечи заколыхались вверх-вниз, к лицу прилила кровь.

Неожиданно за плечом Пери на другом конце зала я увидел Дафну в черном платье с небольшим острым вырезом и невольно задержал дыхание. Ее волосы, скрученные в высокий узел, открывали длинную изящную шею с ложбинкой. Дафну окружали внимательные мужчины и расстроенные жены. Она встретилась со мной взглядом, и я ощутил, что потрясение спустилось ниже, под ложечку.

Я невольно сделал шаг к ней. Шаг получился нетвердым — видимо, я слишком быстро выпил свои два коктейля.

Толстая моржовая «ласта» вцепилась в мое плечо.

— Постой, погоди. Чем отличаются сбитые машиной юрист и змея?

Я закрыл глаза, глубоко вздохнул и шумно выдохнул сквозь зубы.

— Чем?

— Перед змеей есть тормозной след!

Мой собеседник уже побагровел, на лбу выступили бисеринки пота. Он промокнул их носовым платком. Я даже испугался, что его вот-вот хватит второй инфаркт.

Я посмотрел туда, где была Дафна, но она уже ушла. Меня непреодолимо тянуло видеть эту золотистую шею, алые губы, голубые глаза и тяжелые черные волосы.

— Вот я работаю в страховании, — говорил Пери-морж. Его глаза загорелись, словно ему в голову пришла блестящая идея. — Скажи… — начал он, снова ткнув меня в грудь.

Я показал ему свой пустой бокал:

— Пожалуй, схожу повторю. Было очень приятно познакомиться.

Я вдавился в толпу и пошел в середину комнаты, стараясь оставить между собой и Пери как можно больше людей. Возле бара я услышал знакомый голос и увидел высокого красавца Джона Андерсона, на голову возвышавшегося над всеми окружающими. Своими руками квотер-бека он держал за плечи пожилого человека аристократической внешности.

— Судья Херманн, я нашел вам оппонента, он болельщик «Рэйдерс», — говорил он.

Все засмеялись. Я почувствовал укол зависти — Андерсон ведет салонный разговор с судьей, а я вынужден выслушивать шуточки о юристах от Арчи Банкера!

Мне не хотелось попадаться на глаза Джону, поэтому я направился к бару у противоположной стены. Возле бара я увидел стол, за которым новобрачные общались с гостями, а на маленькой эстраде выступала коктейльная певица с духовым оркестром. Какого черта мы забыли на чужой свадьбе?

Я испытал невыразимое облегчение, увидев Найджела, беседовавшего с серьезной пожилой женщиной в дорогом костюме.

— Найджел! — воскликнул я несколько громче, чем хотел. — Привет, Найджел!

Он бросил на меня быстрый взгляд, что-то сказал женщине, они обменялись рукопожатием, и она протянула ему визитку, достав ее из изящной сумочки.

Найджел подошел ко мне.

— Джереми, — весело сказал он, оглядев меня с головы до ног. — Как ты, старина? — Он затряс мне руку, словно мы не виделись несколько лет.

— Не знаю, Найджел. Эта вечеринка, все эти люди — не то, чего я ожидал.

— Понятно. — Он снова украдкой взглянул на меня и сразу отвел глаза, но недостаточно быстро, чтобы я не заметил.

— Это определенно не те люди, которые, по моим ожиданиям, связаны… — я понизил голос до театрального шепота, — сам знаешь с чем.

Я, кажется, набрался. Мои слова звучали резче и громче, чем я хотел.

Найджел обнял меня за плечи, повел в середину зала и тихо сказал:

— Сильно сомневаюсь, что эти люди имеют отношение к V&D.

Он выжидательно смотрел на меня.

— Тогда что мы здесь делаем?

Я уже начал злиться, словно другие знали то, чего не знал я.

— Они смотрят на нас, Джереми, — прошептал Найджел, почти не шевеля губами. Я едва разобрал слова. — Смотрят из-за зеркал. — Его взгляд удержал меня от того, чтобы начать озираться по сторонам и подозрительно уставиться на прекрасные высокие зеркала, покрывавшие стены. — Им нужно увидеть, как мы общаемся, умеем ли поддержать разговор, вычислить шишек среди приглашенных. — Найджел придвинулся ближе. — За нами наблюдают, срочно соберись в кучу. — Его голос снова стал громким и жизнерадостным. — Думаю, ты полюбишь соккер, когда преодолеешь свою техасскую привязанность к футболу. — Он сердечно засмеялся и похлопал меня по плечу: — У моего отца отличная ложа, скоро сходим, ладно? — Беззаботно улыбнувшись, Найджел отошел.

Я поморщился от отвращения к себе, вспомнив, как проверял перед зеркалом чистоту зубов. Представив, как Джон Андерсон блещет остроумием перед судьями и политиками, отражавшимися в каждой стене зала, я решил напиться, видимо, вообразив, что еще не пьян.

Когда я подошел к стойке, сидевший рядом мужчина фыркнул, словно мы слушали одну и ту же шутку.

— Нет, ты можешь поверить в этот ср…ный бал?

Он был невысокий, напряженный, накачанный, из тех, кто вечно на что-то нарывается. Такой и в оклахомский бар придет в техасской шляпе. Казалось, его руки перемотаны толстыми веревками — бугры мышц натягивали рукава смокинга. Я пожал плечами в смысле «ничего не поделаешь» и вежливо отвернулся.

— Ты Деррика видел?

Волосы у меня встали дыбом. Надо было просто ответить «нет». И почему я промолчал?

— Кто такой Деррик? — спросил я.

— Сволочь, вот кто!

На его виске пульсировала артерия. Он подался ко мне, и только тут я понял, что он сильно пьян.

— Он говорит — думаешь, сделаешь мою работу лучше меня? Я говорю — да, сделаю. А он мне — пошел на… из моего кабинета! Ему плевать, что пятнадцать человек ждут медицинской авиапомощи. Ему собственную ж… надо прикрывать, дрочиле хренову! Я говорю — хватит болтать, давай уже делай. — Голос пьяного поднялся до негромкого крика. — Вста-вай и де-лай, говорю! Я готов был ему башку оторвать!

Дергающаяся артерия уже выпирала не на шутку. На нас начали оборачиваться. Интересно, он мне сейчас врежет или его дурацкий сосуд лопнет раньше?

— Слышишь, что я говорю?

— Да, — мягко ответил я.

— Извини, я беспокою тебя?

— Нет, вовсе нет.

Он уставился на меня так, словно я отправил его в пешеходно-эротический круиз.

— Не позволите ли предложить вам выпить? — спросил я, незаметно отодвигаясь.

— Я что, по-твоему, не могу себе выпивки купить?

— Нет-нет, я не это имел в виду. Я лишь старался проявить дружелюбие.

— Ты что, голубой, мать твою?

Становилось ясно, что из этого спора победителем мне не выйти. На нас уже обращали внимание, но плотный кружок вокруг, он же точка невозврата, еще не образовался. Вот, должно быть, радость для тех, кто смотрит из-за зеркал. Может, они там жуют поп-корн и делают ставки?

Я попятился, надеясь, что более пьяные и равнодушные гости разделят нас со скандалистом. Он сделал пару неровных шагов ко мне, но споткнулся и ухватился за какого-то мужчину, немало удивив его. Воспользовавшись заминкой, я повернулся и направился самым извилистым путем в другой конец зала. Я уже был трезв как стеклышко. Зал по-прежнему заполняли гости, что весьма облегчало мне жизнь. Я очень надеялся, что гнев приятеля Деррика уже нашел новую цель — может, вешалку или барный стул.

Из разросшейся шумной толпы я выбрался в тот самый угол, откуда вышел. Здесь образовался маленький островок покоя. Я прислонился к стене, ища новый способ как-нибудь испортить вечер, когда ощутил на себе чей-то взгляд. Ближайшие столики пустовали, и только старик в плохом рыжеватом парике, сидевший один, без спутников, испытующе смотрел на меня из-под бугристых, складчатых век. Оглядев старика, я подошел и присел рядом с ним.

— Развлекаетесь? — любезно спросил он.

— Не очень.

Старик улыбнулся:

— Я тоже не очень. Не люблю званых вечеров.

— Значит, нас уже двое.

Он усмехнулся.

— Учитесь? — поинтересовался он.

— Да. На юридическом.

— А, — сказал он, словно так и думал. — А почему именно юриспруденция?

— Ну, это просто. Из-за моего деда.

— Он юрист?

Я кивнул.

— Вы близко общаетесь?

— Общались.

— О-о… — Он вгляделся в мое лицо. — Ваш дед ушел в мир иной?

— В прошлом году.

— Мои соболезнования. Какой он был?

Я улыбнулся:

— Высокий. Очень высокий. Пугал людей до смерти. Он казался серьезным, но в душе был плюшевым мишкой. Улыбался одними глазами. Дети обожали его. Когда я в первый раз увидел свадебную фотографию деда, глазам не поверил: они с бабушкой выглядели как кинозвезды. Оказалось, в молодости дед был красавцем… К нему тянулись люди. Он был скромен, но к нему всегда шли за помощью. В детстве я часто сидел в кресле за его письменным столом и смотрел, как он беседует с клиентами. Дед хорошо разговаривал, умел вовремя пошутить, чтобы человек успокоился, позволял людям высказаться и облегчить душу. Его глаза всегда выражали спокойную уверенность в том, что все будет в порядке.

— Наверное, он очень обрадовался, узнав, что вы поступаете на юридический?

— Дед был уже очень болен, не вставал… — У меня защипало глаза, и я проглотил комок в горле. — Дед едва выговорил: «Жаль, меня не будет рядом, чтобы помочь тебе».

— И что вы ответили?

— Я сказал… — Я умолк, сжал переносицу и закрыл глаза. — Я сказал, что он уже научил меня быть человеком. — Почему я теряю лицо перед незнакомым стариком? Ну зачем я так напился? — Помню, мы ходили на футбол, коротышка-билетер с галстуком-бабочкой взял наши билеты, а дед сказал ему: «Я вас знаю. Вы здесь давно работаете». Коротышка ответил: «Да». Дед продолжил: «Вы раньше стояли вон там, а теперь — здесь». Представьте, всего лишь билетер, который надорвал наши билеты на матч. Сотни людей проходили мимо каждый день, не обращая на него внимания. По глазам билетера я видел: слова деда много для него значили. Дед любому умел внушить, что тот заслуживает всяческого уважения. Такой уж он был человек.

Старик задумался, затем посмотрел на кого-то за моей спиной.

— Кажется, пришел ваш проводник, мистер Дэвис.

Я обернулся. Сзади стоял тот самый незнакомец из особняка, мистер Кости, в той же куртке и рубашке с расстегнутым воротом. Он положил руку мне на плечо:

— Пора идти.

Вставая, я взглянул на своего собеседника:

— Как вы узнали мое имя?

— Я знаю о вас все, мистер Дэвис.

По моей спине пробежала дрожь.

— Знаю, где вы живете, чем занимаетесь. Мне стало интересно… — Он сказал последнюю фразу совсем тихо, как бы себе, и перевел взгляд на свои руки, лежавшие на столе, словно я уже ушел.

— Интересно что? — спросил я.

Мистер Кости уже тянул меня за локоть, держа в руке черную повязку. Он развернул ее, намереваясь надеть на меня.

— Интересно что? — повторил я.

Мистер Кости пытался увести меня, но старик приподнял веки и посмотрел на меня. Хватка мистера Кости ослабла.

— Мне стало интересно, достаточно ли сильно вы этого хотите, — произнес он.

Повязка закрыла глаза, и мне осталось обдумывать ответ в темноте.

Я не видел, кто выступил из тени перед дверью в мою комнату, когда вернулся домой из дома 2312 по Морланд-стрит. Было четыре или пять часов утра, и я страшно замерз — уши почти звенели от холода. Я вдруг почувствовал руки, закрывавшие мне глаза, легкий запах алкоголя и теплые груди, прижатые к моей спине. Я слышал отрывистый шепот Дафны, говорившей, что она дожидалась меня. Ее щека на моей шее казалась очень горячей. Полные мягкие губы двинулись по шее вверх, к уху, и слова отдавались вибрацией через кожу.

— У меня к тебе предложение. — Она повернула меня к себе лицом, не убирая пальцев из моих волос и подталкивая ладонью в спину. — Я не намерена проигрывать, — мягко, но настойчиво говорила Дафна, не отрывая от меня своих сапфировых глаз. Я старался не смотреть в темную тень между грудей и на безупречное, роскошное тело, подчеркнутое платьем. — Я не оставлю это на волю случая, — прошептала она. — Слишком близко к цели. — Она облизнула губы. — Но… — Дафна улыбнулась, — я провела небольшое исследование и знаю, как победить. — Она погладила мою щеку, повела пальцами вниз по шее и прошептала мне в ухо: — Процесс Томаса Беннетта — это, конечно, не гарантия, — ее губы вибрировали, — но я отследила судьбу победителей. Это серьезное конкурентное преимущество. Оно может сыграть решающую роль. Подумай, — говорила она. Мы соприкасались лбами, ее губы шевелились в дюйме от моих. — Найджел и Джон — болтуны. Мы с тобой умеем мыслить. Сведи две пары болтун — умник и получишь соревнование. Может, повезет мне, может, тебе, никто не знает. Но… — Она встретилась со мной взглядом и раздельно сказала: — Если объединятся мозговитые, у болтунов не останется шанса. Мы раздавим их. Они же марионетки, держащие друг друга за зад.

Я начал понимать, к чему она клонит.

— Мы возьмем себе два места, а они будут драться за третье, — прошептал я.

— Я знала, что ты умный. — Дафна коснулась губами моих губ и прижала меня спиной к двери, распластавшись на мне. Я чувствовал тепло ее грудей, живота, бедер. Господи, как я хотел ее! Я в жизни не испытывал такого желания. Я готов был задрать ей платье выше талии прямо здесь, в коридоре, и войти в нее. — Я читала твою статью, — отрывисто сказала Дафна, слегка присев — так, чтобы бедра проехались по выпуклости под моими брюками, — и снова выпрямившись.

— Читала?

Она небрежно повела рукой по моему животу и остановилась на брючном ремне.

— Несколько поверхностно, — заметила Дафна, царапая длинными ногтями молнию на моих брюках. — Но в целом очень неплохо.

Я отстранил ее руку.

— А сколько твоих статей напечатали?

Дафна отодвинулась и откинула со лба волосы.

— Подумай о моем предложении, — сказала она. — Это хорошая возможность узнать друг друга.

Я смотрел, как она идет по коридору, вызывающе покачивая бедрами.

Войдя в свою комнату, нетрезвый, неудовлетворенный, возбужденный, взбешенный, очарованный и растерянный, я нашел на кровати новый конверт. На этот раз меня даже не удивило, что кто-то научился проникать через закрытые окна и двери: сегодня я повидал чудеса и почище. Разорвав конверт, я быстро прочел напечатанную записку:

Одиннадцатое ноября, в девятнадцать тридцать.

Ниже была приписка от руки: «Обзаведись другим костюмом».