Пьесы

Тоболкин Зот Корнилович

Баня по-черному

(Сказание об Анне)

 

 

ТРАГЕДИЯ В ДВУХ ЧАСТЯХ

#img_6.jpeg

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ДЕМИД КАЛИНКИН.

АННА его жена.

ФЕДОР

КИРИЛЛ

ЖДАН сыновья.

СЕМЕН САВВИЧ.

ТОНЯ внучка его.

ФЕДОТ БУРМИН председатель сельсовета.

КАТЕРИНА жена его.

СТЕША сестра Катерины.

ЕВСЕЙ РЯЗАНОВ.

ТИМОФЕЙ его сын.

ГУРЬЕВНА жена Евсея.

ПРОНЬКА парнишка лет десяти-двенадцати.

ЛАТЫШЕВ раненый лейтенант.

УЧИТЕЛЬНИЦА.

ПАРЕНЬ

ДЕВУШКА персонажи сна ЖДАНА.

КОЛХОЗНИЦЫ.

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Крестьянский двор, обнесенный заплотом. Во дворе плотничает  Д е м и д  с сыновьями  К и р и л л о м  и  Ж д а н о м. Федор возится под навесом. На козлах восседает  С е м е н  С а в в и ч.

К и р и л л (у него синяк под глазом). Так, говоришь, самого царя видал?

С е м е н  С а в в и ч. Удостоился. Стояли нос к носу.

К и р и л л. Ну и каков он из себя колером-то?

С е м е н  С а в в и ч. Чуток срыжа, осанистый. Глаз вроде твоего, небыстрый.

Ж д а н. У Кирюхи небыстрый? У него глаз — ртуть. Потому и в радугах.

К и р и л л. Помалкивай! Старшие беседуют.

Ж д а н. Не задавайся! Всего-то два года разницы.

К и р и л л. Два года, брат ты мой, — это же семьсот тридцать дней. Топором по разу в день тюкать, и то семьсот тридцать зарубок. А сколь каши съешь, сколь рубах изорвешь?

Ж д а н. Насчет каши и рубах справедливо. А топор — не по руке. Чаще-то кулаком тюкаешь.

К и р и л л. Кулак у меня шустрый. Безотказно включается.

Ж д а н. Шустри пореже. Бурмин давно зуб точит.

К и р и л л. Брат разве не выручит? Он как-никак секретарь в совете.

Ж д а н. Набедокуришь — первый суда потребую.

К и р и л л. А я с Тимкой схватился из-за такого головастика. Вижу, Тоньку твою зафлажил. Я и врезал…

С е м е н  С а в в и ч. Молодчага!

Ж д а н. Не моя она вовсе. Мы — так, гуляем.

С е м е н  С а в в и ч. Хоть и не так — возражений не будет. Верно, Демид?

Д е м и д. Им жить — им и решать. Лишь бы решали по совести.

К и р и л л. Про царя-то доводи уж до точки.

С е м е н  С а в в и ч. Ему без меня точку поставили… В Катеринбурге.

К и р и л л. Читал, знаю. Ты мне про то поведай, чего не вычитаешь. (Сел, принялся цигарку крутить, но, покосившись на отца, спрятал кисет в карман.)

Д е м и д. Кури, кури! Себе вредишь.

К и р и л л. Вредно, когда не взатяжку. Взатяжку, наоборот, дым все нутро прочищает. (Закуривает.) Сыпь, дед! Люблю тебя слушать.

С е м е н  С а в в и ч. Язык — конь выносливый. Хоть на край света увезет.

К и р и л л. А ты правь, правь вожжой-то, чтоб не заблудиться.

С е м е н  С а в в и ч. Мне бы на ноздрю положить. Табакерку дома оставил. (Взяв щепоть табаку, зарядил ею ноздрю.) А-ах! Веселый человек зелье-то это придумал! Пчхи! Пчхи! Тьфу ты, ёкмарьёк! (Лукаво.) Ты кого-то спрашивал у меня, Кирьша?

К и р и л л. (попадая в тон). Насчет бабки интересовался. Говорят, покойница ухватом тебя частенько охаживала?

С е м е н  С а в в и ч. Ботало! Ежели я всей Антанте не покорился, неужто бабе позиции сдам?

К и р и л л. На какую нападешь. Моя мамка, к примеру, любого обломает.

Д е м и д. Не собирай! Я от нее сроду худого слова не слыхивал.

К и р и л л. Ты и сам ее от всех ветров загораживаешь.

Ж д а н. Мать же она… мамушка!

Демид сдержанно треплет его по плечу.

К и р и л л. Говорок ты, дедо! Ох говорок! Без малого на край света завел.

С е м е н  С а в в и ч. Что, поперек шерсти пришлось? Терпи, терпи, сам нарвался. А про царя вот что… Служил я в германскую батарейцем. В те поры и плечо круче дыбилось и зоркость птичья была. Углядел как-то под сопочкой батарею ихнюю, ребятам трактую: «Заряжай!» Сработали: пять снарядов, как пять гвоздей, вколотили. Весь их расчет выкосили и орудия в щепки… А сами хоть бы хны. Сами-то к вечеру того же дня аэроплан ихний шлепнули.

К и р и л л. А я на конном дворе носорога поймал. Всю ночь думал, кому бы сбыть. Не купишь, дедо?

С е м е н  С а в в и ч. Смекаешь, вру? Эх ты, комарик! Эти штуки (тронул кресты на груди) зазря не дают. А носорогов и мне ловить приходилось. Верно, калибром поменьше… Хошь слушать — не перебивай. Я обидчивый. После того боя прославились мы. Слава-то до самого царя долетела. Он как раз на позиции прибыл. Сам лично вручал награды. Тянусь перед ним, глазом моргнуть не смею. Вдруг — вошь, носорожина окаянная, на самый фасад выползла. И ну по рукаву строевым шагом!

К и р и л л. У солдата и насекомая службу знает. Перед любым начальством руки по швам.

Д е м и д. Давай передохнем, Даня. У меня уж спина в мыле.

С е м е н  С а в в и ч. Увидал самодержец ту путешественницу — ровно козел, в сторону прыгнул. Тут осмелел я, обозлился даже. Немочь, думаю, рыжая! От кого нос воротишь? Не твоей ли волей в окопах волгнем, кровью умываемся…

Д е м и д. Чего-чего, а кровушки русский солдат пролил. Той кровью всю Сибирь затопить можно.

С е м е н  С а в в и ч. Цари, видно, так же рассуждали. Дескать, мужицкая кровь нипочем. Цена ей какая? Совсем зряшная цена: копейка в базарный день, не боле. Пока воюешь — в чести. Отвоевался — никомушеньки дела до тебя нет.

Д е м и д. Надо жизнь устроить. Надо так жизнь устроить, чтобы в мире все жили, в согласии. Чтобы человек человеку доверял, верил…

Ж д а н. И устроим еще! Дай срок, устроим!

К и р и л л. Ладно, не агитируй! Мы тоже за Советскую власть. Тут только дед один за царя.

С е м е н  С а в в и ч. Это я-то за царя? Да с каких таких щей? За Россию я, за Россию! Потому и отшагал с красными аж до самой Волочаевки.

К и р и л л. А награды чьи носишь? Ну, нечем крыть?

Ж д а н. Они что, не кровью заслужены?

С е м е н  С а в в и ч. Золотые слова, Даня! Золотые слова! Эти кресты — знаки моей личной доблести, ёкмарьёк!

К и р и л л. Знак-то старорежимный. Отписал бы мне вон тот, желтенький. Я б его на велосипед сменял.

С е м е н  С а в в и ч. Варна-ак! Солдатскую честь на лисапед? Да разве она рублем измеряется? Фунты весит? Она — сам человек со всеми его потрохами.

К и р и л л. А все ж таки славно. Я бы девок по деревне катал. Девки на это клюют.

Ж д а н. Смыслишь! Стешке Гороховой не ты мозоль накатал?

К и р и л л. Сплетни! Я тут совсем непричастный.

Из-под навеса выезжает диковинный тарантас, детище  Ф е д о р а.

А, Кулибин! Смастерил?

Ф е д о р. Не заводится.

Ж д а н. Педали приделай. С педалями верняк.

Ф е д о р. Ты-то чего подсеваешь, жених? Твое дело — стишки да цветочки.

Ж д а н. Я не подсеваю, я думал — так лучше.

Д е м и д. Не попускайся, сынок! Ищи, пробуй. Все через труд приходит. Через тяжкий труд.

Федор выводит самокат на улицу.

С е м е н  С а в в и ч. Мозговатый! Из ничего машину соорудил.

К и р и л л. Велика хитрость — мотор к телеге приладить.

Ж д а н. Приладь.

К и р и л л. Не моя задача.

С е м е н  С а в в и ч. Твоя задача известная: озоровать да девок брюхатить.

К и р и л л. Кому что на роду написано.

Мотор завелся. Входит  Т о н я.

Она с букетом ромашек.

Т о н я. Феденька! Какой же ты мазутный!

Ф е д о р. Завелся!

К и р и л л. Пукалка-то чихает. Неуж сдвинется?

«Пукалка» сдвинулась. Отъехала.

Т о н я. А цветы-то, Федя!.. Федя-я!

Ф е д о р  уехал.

Уехал… (Бросила ромашки под ноги.) Слепой он, что ли?

К и р и л л. Что ж ты цветы-то бросила? Данька! Подбери!

Из пригона выходит с подойником  А н н а.

А н н а. Чего оробела? Входи. Тут все свои.

Т о н я. Я, тетя Нюра… я потом. (Уходит.)

А н н а. Эх ты, птаха! Как живешь, дедушка?

С е м е н  С а в в и ч. Не тужу, ласковая моя! Доит ведерница-то?

А н н а. Пока не скупится. Хошь, тебе молочка отолью?

С е м е н  С а в в и ч. Не откажусь. По моим зубам — только и еды, что молоко с крошками.

К и р и л л. А я и без крошек за милую душу. (Взяв подойник, пьет через край.)

А н н а. Эк зузит! Чистый телок!

Ж д а н. Кабы плотничал так же ретиво!

К и р и л л. Э, давай без указок! Мне погулять-то осталось… до покрова.

А н н а. До покрова многие сна лишатся. Скорей бы уж забрили тебя. Хоть матери вздохнут без опаски.

К и р и л л. Скоро, мам, теперь уж скоро. Потерпи чуток.

А н н а. Мне что, я привычная. Люди жалуются. Что ни день, то новый фокус. И в кого такой проказник уродился?

К и р и л л. Наклонись, шепну на ушко. (Шепчет.)

Анна, смеясь, шлепает сына.

Д е м и д. Начнем, что ли? Баньку-то в аккурат бы к субботе изладить.

А н н а. Не спешите, не на пожар. Полдничать время. И ты с нами, дедушка.

С е м е н  С а в в и ч. Спаси Христос, Аннушка. Спаси Христос.

А н н а. Спасет, ежели сам не дашь маху.

Все, кроме Кирилла, уходят.

Появляется  К а т е р и н а. Увидев ее, парень пытается улизнуть.

К а т е р и н а. Беги не беги — совесть настигнет. Поди, не всю порастряс?

К и р и л л. Где была совесть, там рог вырос.

К а т е р и н а. То и видно: кругом скоты рогатые. Со Стешкой-то как поступишь?

К и р и л л. Твоя сестра, твои заботы. Я тут сторонний.

К а т е р и н а. Пакостник ты! Сироту обманул! Сироту глупую.

К и р и л л. Что хотела, то получила. Я большего не сулил.

К а т е р и н а. Весь в матушку. Та тоже мимо чужого не пройдет.

Входит  А н н а.

А н н а. Чего, чего? Не расслышала.

К а т е р и н а. Сынок твой подарочком расстарался: сеструху мою обрюхатил.

А н н а (сыну). Было?

К и р и л л. Может, и было. В темноте не разглядел. (Ретируется.)

К а т е р и н а. Как говорится, яблоко от яблоньки… Обесчестил девку и не почешется.

А н н а. А девке самой беречься следовало. Больно податлива. Я и с Тимкой Рязановым ее видала.

К а т е р и н а. Мало ли с кем ты видала… Важно, что Кирька твой каждую ночь на сеновал к ней забирался.

А н н а. Не пускала бы… Раз пустила — честь упустила… И приходить тут не на кого. У самой рыльце в пушку.

К а т е р и н а. Она неопытная! Она глупая!

А н н а. Ты-то куда смотрела? Видала ведь, как она опыта набиралась! Теперь виноватых ищешь.

К а т е р и н а. Бессовестная ты! Бессердечная! Другая бы шкуру ему исполосовала, жениться заставила… А ты…

А н н а. Жениться? Ишь чего захотела! Ему в армию скоро идти. А я с приблудным детенышем нянчись? Ловко рассудила! Только не будет этого! Не будет!

К а т е р и н а. И не надо! До гроба жалеть буду, что заговорила с тобой об этом! Я-то по-соседски шла сюда… Да в ком сердца нет, с тем говорить бесполезно! Для таких душа — как яма помойная. Весь мусор туда вываливают. А насчет Стешки… ей путь сюда заказан! Звать будешь — не придет. Тьфу, тьфу на вашу нору! Чтоб вам радости не видать! (Уходит.)

А н н а (раскипаясь, выбирает поувесистей палку). Кирьша! Подь на два слова!

К и р и л л (появляясь и на случай отступления оставляя дверь открытой). Звала, мам?

А н н а (шваркнув его). Ишь кроткий какой! Ишь невинный! Ославил, облом! Отличился! (Бьет.)

К и р и л л. Ты бы хоть палку пожалела, если меня не жаль. Пригодится в хозяйстве.

А н н а. Тебя жалеть? Да я с тебя всю шкуру спущу, блудень. (Бьет его.)

Появляется  Е в с е й. Он с почтовой сумкой.

Е в с е й. Так его, варнака! Так его! Чтоб знал, как охальничать! Это за огурцы… это за выстрел… за огурцы… за выстрел.

К и р и л л (вырвал палку у матери). Я вот самого тебя, дед… Чтоб не совался куда не следует…

Е в с е й. Ты-то куда следует суешься? Вечор в огуречник ко мне забрался… Мало забрался, так еще и стрелять удумал… Ишь какой!

А н н а. В своем доме сама наведу порядок. Ты Тимофея воспитывай. Тоже не ангел. Почту, что ли, принес?

Появляются  Д е м и д,  Ж д а н  и  С е м е н  С а в в и ч.

Е в с е й. Бурмин прислал. Хозяина твоего в совет вызывают.

А н н а. Опять насчет займа?

Е в с е й. Там узнаешь. (Пристраивается на завалинке.)

А н н а. Все, что ли?

Е в с е й. Вроде все.

А н н а. Ну так ступай. Ступай, ступай! (Выпроваживает почтальона и снова принимается бить Кирилла.)

Д е м и д. Битьем не поможешь, Аннушка. Битье только озлобляет. На-ка топор, сын! Да поразмысли за делом. А я в совет…

А н н а. Сама схожу. В сельпо собралась, заодно и туда.

Д е м и д. Вызывали-то меня.

А н н а. Не отвлекайся. Баню-то к субботе изладить хотел…

Входит  Ф е д о р. Он весь истерзан. В руках обломок руля. Его сопровождает  Т о н я.

Т о н я. Дай хоть перевяжу!

А н н а. Эк устарался! Где тебя леший водил?

Ф е д о р. Рулевое заклинило. Нечаянно в сельпо въехал. (Тоне.) Да отстань ты! Женишка своего перевязывай.

А н н а (всплеснув руками). Вот дал бог детушек!

В сельсовете.

Ф е д о т  Б у р м и н, малорослый хромой мужик, сидит за столом.

На стене — вертушка. Плакат, портрет Ворошилова. А н н а  уселась напротив.

А н н а. Много вас развелось, председателей-то! Ты, да колхозный, да над вами косой десяток. И все наседают: плати, плати! У меня что, карман бездонный?

Б у р м и н. Скажи такое Катерина моя, я бы ее… я бы ее в два счета вытурил!

А н н а. Я не Катерина и не твоя.

Б у р м и н. Лишний-то раз не напоминай.

А н н а. Все еще сохнешь? Все еще ранка-то не заросла?

Б у р м и н. Я при исполнении… так что пустяки сюда не приплетай.

А н н а. Пустяки? Хороши пустяки! Ты ж прохода мне не давал…

Б у р м и н. Перестань, Анна! Не сложилось, что ж — Демидово счастье.

А н н а. А как же, конечно, Демидово. Демид, он знаешь какой? Он про любовь худо не скажет. Для него всякая травинка живая. Да что травинка — щепка, соломинка… Во все душу свою вкладывает. А душа у него озаренная!

Б у р м и н. Знаю, Анна. Не хуже тебя знаю. И почему вместо него пришла — знаю. Вот об этом и потолкуем.

А н н а. Ну ладно, заплачу, сколько смогу. Сверх того не требуй.

Б у р м и н. Ясно, заплатишь. Я уж о другом речь веду… о сыновьях твоих. Приструни их, пока я не взялся. Федька двери в сельпо высадил. Кирька вечор в Евсея стрелял. А это знаешь чем пахнет?

Звонит телефон. Бурмин досадливо отмахивается.

А н н а. Скажи, ежели нюхал.

Б у р м и н. Анна! Дело-то ведь подсудное… Забрался в огуречник, старика вусмерть перепугал. Срок схлопочет.

А н н а. Что он, преступник какой? Ну пошалил — с кем не бывает!

Б у р м и н. Добра шалость! Евсей жалобу подал. Ей ход давать нужно.

А н н а. Вешай всех собак на меня. Как-нибудь отлаюсь. А Кирьку не тронь. Ему в армию скоро.

Б у р м и н. Ловко рассудила, не тронь. Он кругом виноватый. Про Стешку в курсе?

Опять звонит телефон.

А н н а. Стешка — ваша печаль. Телефон-то послушай. Поди, начальство трезвонит.

Б у р м и н. Про эту самую говоришь… про любовь. А еще меня попрекала. (Снимает трубку.) Алё… Он самый, Бурмин… Никак нет, бодрствую… Ка-ак? …Ох, язви его! (Оторопело выронил трубку.) Война…

А н н а (тихо, посерьезнев). Может, напутали там районщики?

Б у р м и н. Договор заключили, поверили, как порядочному. А он, сволочь, тихой сапой…

А н н а. Ты про кого, Федотушка?

Б у р м и н. Нога у меня разболелась… К ненастью, должно.

А н н а. Ногу-то к чему помянул?

Б у р м и н (сердито). К тому, что с первым эшелоном из-за нее не попаду. А то и вовсе забракуют.

А н н а. Уйти мне?

Ф е д о т, придавленный несчастьем, свалившимся на него, на всю страну, не отвечает. А н н а  бочком выскальзывает.

Дома, во дворе.

Здесь опять перекур. Д е д  С е м е н  повествует о былом. К а л и н к и н ы  слушают его. Лишь  Ф е д о р, думая о своем, простилает мохом пазы.

С е м е н  С а в в и ч. …Уговаривают, а я молчу. Момент выжидаю. Выждал — утекли. Пару пушчонок с собой прихватили. Потом уж, когда на Алдане золото мыл, встретил охранника из махновского отряда…

Ж д а н. Не перескакивай, дедушка! Рассказывай по порядку.

С е м е н  С а в в и ч. Не было в моей жизни порядка, Даня. Срывчиво шла: то винтом, то лесенкой.

Входит  А н н а.

Д е м и д (присматриваясь к жене). Расстроилась, Аннушка? Надо было самому идти.

А н н а. Война, Дёма. Только что из района звонили.

Федор выронил мох. Дед Семен, поперхнувшись, рассыпал махорку. Демид расправился.

Ж д а н. С кем война, мама? С немцем?

А н н а. Холера их знает. Может, и с немцем.

С е м е н  С а в в и ч. Неймется вражине. Опять зоб раздул.

Ж д а н. На войну с восемнадцати берут… с восемнадцати или раньше?

К и р и л л. Ну вот, мам… тревогам твоим конец. Теперь уж наверняка раньше осени заберут.

Ф е д о р. Я машину задумал… такую машину — с крыльями. Да!

А н н а. Далеко война, Дёма… далеко, а я ее чую. Будто вон там она, за буераком.

Д е м и д. Баню-то не достроили. Не достроили, а, плотнички?

К и р и л л. После войны достроим.

Д е м и д. С Бурминым о чем говорили?

А н н а. О разном. Пойду суп разогрею.

Д е м и д. Ага. А мы пока щепу подберем.

Анна уходит в дом, хлопочет подле печки, но из рук все валится. Собрав на стол, зовет плотников.

А н н а. Дёма! Федя, Кирьша! Ждан!

Во дворе пусто. Лишь топоры в бревне. Они еще хранят тепло родных ладоней.

Утро.

Как и в мирные дни, кричит пастух: «Коро-ов! Коро-ов!» Бренчат ботала на шеях животных, хлопает бич.

А н н а, выгнав свою корову, потерянно бредет в избу. У ворот ее встречают виноватые  Д е м и д  с  с ы н о в ь я м и. Все, кроме Ждана, острижены под машинку.

А н н а. Где шатались?

К и р и л л (проведя по стриженой голове). Колется с непривычки.

А н н а. А там суп… суп с вечера стынет.

Д е м и д. Дай подойник-то… донесу.

А н н а. Что ж это такое? Ноги выключились.

Ф е д о р. Я унесу тебя, можно? Я на руках унесу. (Как драгоценную ношу, берет мать на руки.)

А н н а. Носишь, ровно дитенка.

Ф е д о р. Ты же носила нас маленьких.

К и р и л л. Молчун разговорился. Видать, не к добру.

Д е м и д. Добра немного: война. Ну-ка, орлы, тащите стол сюда. А ты, Даня, гармонь прихвати.

П а р н и  уходят.

А н н а (точно в бреду, повторяет). Петь станем? Песни петь?

Д е м и д. Не убивайся, Аннушка! Держава великая! Все подымемся — к уборочной слушай добрые вести.

А н н а. Другие, поди, так же кичились, а он их подмял.

Д е м и д. Не знает, на кого замахнулся. Он на смерть свою замахнулся. Вон, едва про войну услыхали — с семьями в военкомат кинулись.

А н н а. И ты увязался. Оставил меня одну-одинешеньку.

Д е м и д. Не попрекай, Аннушка. Мы не привыкли в кустах отсиживаться.

А н н а. Не попрекаю. Тут больно… перед росстанями.

Д е м и д. А ты крепись. Ты улыбайся, чтобы мы такую тебя запомнили. Вот так, вот так! (Целует жену.)

А н н а. Целуемся, словно молодые. У нас уж сыновья женихи.

Д е м и д. Двадцать лет как двадцать дней пролетели. (Смеется.)

А н н а. Чего ты?

Д е м и д. Судьбе благодарный… потому и смеюся. Одарила меня полной горстью. К тебе же Федот салазки подкатывал.

А н н а. И ты тенью стлался. И все молчком, молчком.

Д е м и д. Я бы и по сей день молчал. Судьба смиловалась.

А н н а. Кабы судьба, а то я допрос учинила.

Д е м и д. Ты и есть моя судьба. Женись, сказала, ежели по сердцу.

А н н а. Ага. Ты в тот же день костюм продал и это колечко купил к свадьбе.

В избе переговариваются  б р а т ь я.

К и р и л л. Родители-то воркуют!

Ф е д о р. Не подглядывай! Им только этот час и выдался.

Ж д а н. Уйдешь, а Стешка с интересом останется. Может, уступишь черед? Мы схожи — уйду по твоей повестке.

К и р и л л. За чечевичную похлебку первородство не продаю.

Ж д а н. Не везет мне, не везет: мал!

Ф е д о р. Не переживай, Даня! Мы твой урок выполним.

На дворе.

Д е м и д. Вросло колечко-то! Ввек не снимешь.

А н н а. Для того и надевала.

Д е м и д (целует ее). Добрая моя! Верная!

А н н а. Отпусти, родной! Неловко! Там сыновья.

Д е м и д. А я только-только в охотку вошел. (Посерьезнев.) Что-то грызет меня, Аннушка. Вроде как совесть. Грызет и грызет.

А н н а. Ты про Кирьшу?

Д е м и д. Про нас, моя умница. Кирьша-то наш сын, стало быть, про нас. И получается, что Стешу не он, а мы обидели. Не по-людски получается. А я привык с людьми по-людски.

А н н а. Говори, коль начал.

Д е м и д. А что говорить? Тут и говорить нечего. Все сказано. Эй, мужики! Кажите языки!

П а р н и  выходят. Ставят стол. Помогают Анне собрать застолье.

Пойду соседей кликну.

А н н а. Дёма!

Д е м и д. Могу и не звать, ежели ты против.

А н н а. Зови, зови.

Д е м и д  уходит.

Вскоре появляются  д е д  С е м е н  и  Т о н я. Тоня принимается хлопотать у стола, стараясь быть поближе к Федору. Руки их соприкасаются. Федор, точно от огня, отдергивает руку, переходит на другую сторону стола.

Тоня, за груздями в погреб слетай.

Т о н я. Там темно. Посветил бы кто. (Смотрит на Федора.)

Ж д а н. Я посвечу.

Т о н я  и  Ж д а н  уходят.

За воротами  Т и м о ф е й  Р я з а н о в. Он перевязан.

Навстречу — Е в с е й.

Е в с е й. Эк тебя разукрасили! Не Кирька случайно?

Т и м о ф е й. Я тоже в долгу не остался.

Е в с е й. Я в суд на него подал. Там и это приплюсуют.

Т и м о ф е й. Опоздал, батя. Воевать он уходит.

Е в с е й. Спасся, зараза! Ну ничего, его и там пуля найдет. Слезы-то наши отольются.

Т и м о ф е й. А мамкины слезы кому отольются? Уйду — одна останется.

Е в с е й. Сама виновата. Здорова была — много чего вытворяла. Помню, на заработки уезжал. Ты в зыбке — у ней хахалей полна горница.

Т и м о ф е й. Довольно, отец, довольно! Она свое сполна получила.

Е в с е й. За муки мои, за обиды ей бы и на том свете в смоле кипеть. Да нет его, того света.

Т и м о ф е й. Не ярись. Было и быльем поросло. Мать без твоих проклятий едва ползает.

Е в с е й. Поросло?! Нет, не поросло. Болят мои язвы, сочатся! Проснусь ночью — пустынь в доме. Сверчки и те вымирали. А я живу, маюсь… За что? Женой обманутый, людьми обиженный В тридцатом выселили… За что? За что? Разве я помещик какой? Уполномоченного стукнул… Так он же с Авдотьей моей блудил.

Т и м о ф е й. Ну, хватит. Разобрались… вернули.

Е в с е й. Вернули, а душа там померла. Этих вот не тронули. Они правильные! Ишь как горланят! Сынок их надо мной изгиляется. Вражина!

К и р и л л (выйдя за ворота). А, здорово, душа на костылях! Ну, у кого синяков больше?

Т и м о ф е й. Чего их считать? Мало — новых наставим.

К и р и л л. Вот это по мне. Держи петуха! Мама, чарочку Тимохе.

Т и м о ф е й  и  К и р и л л  входят во двор. Е в с е й уходит.

Появляются  Д е м и д, С т е ш а, затем  К а т е р и н а.

Д е м и д. Ступай крепче! Земля-то своя, сибирская! И мы на этой земле родня.

К а т е р и н а (сестре). Ты зачем к ним тащишься? Милостыню выпрашивать?

С т е ш а. Сама себе хозяйка. Куда хочу, туда иду.

К а т е р и н а. Не ходи, Стешка! Не ходи, прокляну!

Д е м и д. Белены, что ль, объелась?

Появляется  Б у р м и н.

К а т е р и н а. А, и ты к ним? И ты? Бежишь — пальцем манить не надо. Я знаю, к кому бежишь! Зна-аю!

Д е м и д. Черт — не баба. Ее бы в оглобли, потянет за коренника. Айда, Стеша!

К а т е р и н а. А я не велю! Не велю!

Б у р м и н. Остынь уж. Хватит уж. Людей посмешила. (Проходит во двор.)

К а т е р и н а (тянет его назад). И ты не пойдешь. А пойдешь, хоть шаг сделаешь — удавлюсь! Бог свят, удавлюсь!

Б у р м и н. Демид, веревка в хозяйстве найдется? Принеси, нужда появилась.

За ворота вышел  К и р и л л.

К и р и л л. Кому тут веревка понадобилась?

Б у р м и н. Да вот гражданка в петлю просится.

К и р и л л. Намылить или сухой обойдется? (Скрывается и тотчас появляется с веревкой.) Долго-то не тяни. Мне выпить охота… на твоих поминках.

К а т е р и н а. Будь ты проклят, гаденыш! Будь проклят! Не минуй тебя первая пуля.

А н н а (вышла к гостям, услышав слова Катерины). Отсохни язык, с которого пакостные слова сорвались.

К а т е р и н а  убегает.

К и р и л л (Стеше). От сестры-то не отставай. Теперь твой черед погибели мне кликать.

С т е ш а. Живи… живи кому-то на радость.

Демид, бросив на жену многозначительный взгляд, удерживает сына. Все прочие уходят в глубь двора.

Д е м и д. Так вот враги заводятся. А разобраться — какие они враги? Просто обиженные люди.

К и р и л л. Осуждаешь меня?

Д е м и д. Себя ставлю на их место. Ты не пробовал?

К и р и л л. Резона не было.

Д е м и д. Теперь появился. (Властно приподняв подбородок сына.) За людей идешь воевать. За тех людей, которых обидел. Вот и подумай: стоило ли обижать? (Уходит.)

Кирилл один. Раздумывает, опустив голову. Затем проходит в глубь двора. Здесь все в сборе — гости и хозяева. Наяривает на гармошке Ждан. Ему подпевает Тоня. Веселая песня сменяется грустной, более подходящей ко времени.

С е м е н  С а в в и ч. Ночесь беляка во сне видел, который сеструху мою порушил. Явился злыдень — нагайкой свись! А лампа не гаснет. Лампа-то ярче да ярче! «Не усердствуй! — ему втолковываю. — Все одно не погасишь». Освирепел он, на меня кинулся. Тут Агаша вышла. «Не бойся его! — говорит. — Он сам себе враг». А нагайка змеей, змеей. Что ни замах, тот и по офицеру. Весь авторитет ему искровенила. Пал в корчах наземь, завыл. И я от того воя проснулся. Сон-то, выходит, вещий.

Стеша заплакала.

Б у р м и н. Не плачь, Степанида! Молчи, не сыпь соли на рану.

И Анна не удержалась. И у Тони глаза намокли.

С е м е н  С а в в и ч (шмыгая носом). Не войте, бабоньки! Не войте, родимые! Лампу-то он не загасит.

Б у р м и н. Есть примеры. Перед Наполеоном до самой Москвы пятились. Опосля жамкнули — мокрого места не осталось. То же и Адольфу уготовано.

Ф е д о р. Костьми ляжем — в родные края не допустим.

К и р и л л. Много сулишь. Ему не то что Сибири — Москвы не видать.

Д е м и д. Сыны-то какие… сыны-то у нас! А ты плачешь.

А н н а. Не плачу — слезы текут.

К и р и л л. Не слезы — сусло поточьте. Чтобы к победе пиво приспело.

Б у р м и н. А мне отказали. Куда, мол, с такими колесами? Будто из винтовки ногами стреляют.

С е м е н  С а в в и ч. Клешня изувечена… А то бы и я сгодился.

Д е м и д. Воевать рветесь… На земле-то кому хозяйничать? Страда на носу.

Б у р м и н. Самая главная страда там.

Д е м и д. Нет, друг, без провианта не навоюешь. А чтобы провиант был — землю обихоживать надо. Это, может, потрудней, чем из винтовки палить.

Т о н я (поет). «А завтра рано, чуть свето-оче-ек, заплачет вся моя семья…»

Ф е д о р. Лучше бы про любовь спела. Чего тоску наводить?

Ж д а н (матери). Вытри слезы, все будет, как надо.

А н н а. Глаза дымом ест.

Т и м о ф е й. Дым-то откуда? Дыма вроде и нет совсем.

С е м е н  С а в в и ч. Дым с войны. Тот дым самый едучий.

Д е м и д. Ну, сынки, подымем последнюю!

Т о н я. Уже?! (Кинулась к Федору.)

Выпили, вышли из-за стола, надели заплечные мешки.

Мгновение посидев, встали. Кирилл и Федор прошли под навес.

К и р и л л. Да, брат, не довел ты свою машину. С крыльями, значит?

Ф е д о р. Ага, с крыльями. Чтобы летала, плавала и по земле бегала.

К и р и л л. Если выживем — доведешь. Хочу, чтобы ты выжил. Такие, как ты, нужны… нужны.

Ф е д о р. Ну, заныл! На тебя не похоже.

К и р и л л. Стешка весь настрой сбила.

Т о н я (подошла к ним). Что же вы? Там подводу пригнали… Ждут.

К и р и л л. Сейчас. (Выходит.)

Т о н я (удерживая Федора). Погоди… Ох, сердце зашлось! (Взяла руку парня.) Слышишь, как колотится?

Ф е д о р (порываясь отнять руку). Тоня… Тонь! Это нельзя. Ждан… и это… Ну, в общем, нельзя.

Т о н я. Мучишь ты меня, Федя. А за что мучишь, небось и самому непонятно. Разве не видишь, что люблю?

Ф е д о р. Я ведь и поверить могу, Антонина! Я могу…

Т о н я. И верь, верь! Я… кроме… ничего не желаю.

Ф е д о р. У меня шарики за ролики… все помутилось. Тоня. Так не бывает! Скажи, так не бывает?

Т о н я. Не было, пока нас не было. Мы появились — и есть. Возьми. Это тебе. (Достала из рукава вышитый платочек.) На память.

Ф е д о р (возвращая платок). Ну, хватит, хватит! Меня ждут.

Т о н я. Ты прочитай… все прочитай!

Ф е д о р. «Кого люблю, тому дарю». На чужое не зарюсь. Вручи адресату!

Т о н я. Читай же! Поди, грамотный?

Ф е д о р. «Милому Фед… еньке». Тонь, это правда? Нет, честно: правда?

Т о н я. Глупый! Какой ты глупый! Глупей не бывает.

Ф е д о р. Погоди… А Данька? Данька-то брат мой! Как быть с ним, Тоня?

Т о н я. Что, что брат? Я ему не залетка… не целовала ни разу. Так гуляла… чтобы к тебе быть поближе. (Вскинула руки на плечи.) Феденька!

Ф е д о р. Тонь, не балуй… не балуй! (А сам тянется, тянется к ней.)

Т о н я. Молчи, молчи! Люблю! Погибла…

Ф е д о р. Ах ты, пичуга! Как же нам быть-то?

Т о н я. Никак. Люблю. Ждать буду.

Ф е д о р. Не надо, лапушка, словом не вяжись. Вдруг погибну?

Т о н я. Выживешь! Выживешь! Я так хочу!

Ф е д о р (признаваясь). Знаешь, я ждал этого дня… Ждал, хоть и не верил, что такое может случиться. А вот случилось, и я растерялся. Какой день! Едва наступил — и уже кончился. Хоть бы часок побыть вместе! Хоть бы один часок! У нас и минуты не осталось!

Т о н я. Как же не осталось? Вся жизнь впереди! Ну, поцелуй меня на прощание!

Целуются. Подошел  Ж д а н.

Ф е д о р (покаянно и счастливо, брату). Видишь, как вышло, Даня? Совсем плохо вышло. То есть замечательно, но не по-братски… Да! Братишка мой дорогой! Как же все разъяснить? Ну, пойми, такое и во сне не приснится! Раз в жизни такое бывает. Да!

Ж д а н. Не надо объяснять… не надо. Я все понимаю. Все!

Д е м и д (с улицы). Федор! Ждан! Заблудились вы, что ли!

Ф е д о р. Похоже, что заблудились… похоже.

Ж д а н (мучительно, мужественно). Зовут… иди на голос.

Ф е д о р. Я бы все для тебя сделал! Я бы жизнь за тебя отдал, Даня! Две жизни, десять! Ну, веришь!

Ж д а н. Ничего, братан, ничего. Все правильно.

Братья бросаются друг к другу в объятия. Ж д а н  убегает. Уходят и  Т о н я  с  Ф е д о р о м.

А на улице голоса: «Трогай, Кирьша, трогай! К поезду опоздаем». — «Боишься на войну не успеть? Успеешь! Всем досыта хватит».

Скрипит телега. Слышится болью пронизанный крик. Рыдание.

Входит  А н н а. Сев на завалинку, долго и недвижно сидит.

Заглянула  С т е ш а.

А н н а. Пришла, значит?

С т е ш а. Я… Н-нет. Я сказать вам хотела… Сама проживу. Сама выращу. Не беспокойтесь. Дите-то мое.

А н н а. Не только твое. Сядь. Авось не съедим друг друга. Я что тебе сказала?

Стеша, робко перешагнув порог, садится с ней рядом.

Осень.

Хлебушко поспел. Надо везти зерно на элеватор. Но в деревне нет возчиков. Нет лошадей. Все воюют. Во дворе у Калинкиных  С т е ш а, А н н а.

А н н а (отнимая у Стеши коромысло). Тяжелое, не подымай. Скинуть можешь.

С т е ш а. Вы и так весь дом на себя взвалили.

А н н а. Будто он раньше был не на мне. Иди отдыхай.

С т е ш а. Без дела руки отерпели. Может, корову подоить?

А н н а. Подои, ежели отерпели. Да хлебцем ее угости. Она любит.

С т е ш а. Я щас… я щас отрежу. (Скрывается в сенцах. Вскоре появляется с подойником и с краюхой хлеба. Слышен из пригона ее голос.) Кушай, Зоренька! Кушай, умница! На молочко не скупись.

Анна тревожно прислушивается. Вот зазвенели о дно подойника молочные струи. Лицо Анны прояснилось.

Входит  Б у р м и н.

А н н а. Катерины-то не боишься — пришел?

Б у р м и н. Ушел я от нее. В совете живу.

А н н а. Уше-ел? Вот уж, верно, бес в ребро. Травишь бабу.

Б у р м и н. Сама себя травит. На ревность тратится — работу забросила. Ждан где?

А н н а. Где же ему быть? В совете, наверно. Да ты сам давно ли туда заглядывал?

Б у р м и н. Кроме совета колхоз взвалили. На двух стульях сижу. А мне и одного много.

А н н а. Так что?

Б у р м и н. Один Ждану хочу передать, совет.

А н н а. Ждану? Он стишками все еще балуется, а ты — совет. Ишь чего.

Б у р м и н. Стишки — не помеха. Лишь бы тут (показывает на голову) не свистало. Хлебом-то Зорьку кормите?

А н н а. Приучила: не покормишь — молоко отдает худо.

Б у р м и н. Балуешь коровенку.

А н н а. Больше-то кого баловать? Ждан большой… Федот, ты бы не ходил ко мне, а? Люди всякое могут подумать.

Б у р м и н. Уж зайти нельзя… уж дружка спросить не могу… Вот народ!.. Что пишет?

А н н а. Воюет. К страде воротиться хотел — не держит слово.

Б у р м и н. Вон он как навалился! А я тут с вами… Опять на переправах?

А н н а. После контузии в порученцах был… или в этих, как их, ну на посылках!

Б у р м и н. Ординарцем, что ли?

А н н а. Ага, ординарцем, потом отказался. Не по характеру, говорит. Теперь снова переправы налаживает.

Б у р м и н. От сыновей есть вести?

А н н а. Ребятки вместе, в одном танке вовсе. Командиром у них Латышев, бигилинский.

Б у р м и н. Ловко угадали… в одну колоду… четыре валета. Анна. Ага, ловко.

Подходит  Е в с е й. Анна пятится от него.

Б у р м и н. Язык отсох? Говори.

Е в с е й. Похоронку Вассе вручил… криком зашлась.

А н н а. А мне… мне что выпало?

Е в с е й. Тебе… хе-хе-хе… Тебе ничего. Так что зря всполошилась. Одно письмишечко было — Ждан взял.

А н н а. Так чего ж душу-то мне, как дратву, сучишь? У, ворон!

Е в с е й. Любопытно, к примеру. (Уходит.)

Входит  Ж д а н.

Ж д а н. Письмо, мам! От Кирюхи письмо!

А н н а. А Федя? Что с Федей?

Ж д а н. И он жив… вместе пишут.

А н н а. Дай сюда! Дай… сердце лопнет. (Читает.) «Здравствуйте, наши родные! Во первых строках моего…» Зачеркнуто… Ага, ясно! «…своего письма хотим сообщить, что живы-здоровы…» Живы! Живы!

Ж д а н. Вот видишь! А ты обмерла.

А н н а. Немцы-то не в чучела стреляют. Людская плоть уязвима. «… живы-здоровы. Чего и вам желаем. Служим по-прежнему вместе. Только уж на другом танке… Тот, первый, в бою потеряли. Бой трудный был, жаркий. Федька даже струхнул малость. Выскочил из машины, да так дернул — едва догнали». Опять зачеркнуто. Дальше-то Федина рука. «Врет он, мам! Врет, не струсил я. Бежал потому, что снаряды кончились. А к нам ихний танк подбирался. Пришлось остановить». Снова Кирилл… «Так что теперь на счету три немецких коробки. Один падает на Данькин пай. От тяти писем не получаем. Если что знаете о нем — пропишите. Все вроде. Если не считать, что по дому соскучились. Как там Стеша? С фронтовым приветом братья Калинкины».

В пригоне подойник загремел.

А н н а. Степанида, слышь-ко, иди сюда!

С т е ш а (появляясь). Я молоко пролила. Все до капельки.

А н н а. Читай, читай! Тут про тебя написано.

Стеша, приняв «треугольничек», уходит.

Ж д а н. Эх, судьбина! Братья там, а я бумаги в совете мараю.

А н н а (подозрительно). Снова в военкомате ошивался?

Ж д а н. У них одна отговорка: молод! Люди в шестнадцать лет полками командовали.

А н н а. Люди, люди! Те люди мне не пример.

Ж д а н. Несознательная ты, мам.

А н н а. Троих проводила — хватит! Кто может — пущай отдает больше.

Б у р м и н. Троих — это да, троих — это много! Я, правда, в газете читал, одна женщина пятерых на фронт отправила. И сама за них… вот, сама…

А н н а. Ты-то зачем сюда пожаловал? Знаю ведь, неспроста голову мне морочишь.

Б у р м и н. Устал я, Анна… от этой легкой жизни! Кругом стон стоит. Слезы кругом. И — попреки. Одни попреки! Колхоз — на мне, сельсовет — на мне. Что я, каменный, что ли? Что я, винтовку в руках держать не умею?

А н н а. Пореви — легче станет.

Б у р м и н. Заревел бы — слез нет. И выхода тоже нету.

Ж д а н. Не казнись, дядя Федот. Лучше приляг на часок, и пусть тебе мир приснится, без слез, без похоронок, покой, который мы все потеряли.

Б у р м и н. Хорошо про покой говоришь, задушевно! Без слез, значит, без похоронок… Хорошо! Только хлеб-то наяву сдавать надо. И везти наяву. А на чем везти? Лошадей нет… всего четыре клячонки.

Ж д а н. Бигилинские на коровах возят.

А н н а. Вон куда вывел! Издалека вел, кругами. А вывел прямо. Нет, золотко, коровушки не проси. Лучше сама запрягусь в оглобли, чем над Зорькой измываться позволю.

Ж д а н. Уступи, мам. Я тебя очень прошу, уступи. Прости, курицу яйца не учат, но ведь нужно. Нужно!

А н н а. Сами впрягайтесь. Меня впрягайте. Зорьку не трогать.

Б у р м и н. Что ж, не неволю. Твоя доля и без того велика.

Входят  д е д  С е м е н  и  Т о н я.

Т о н я. Ну, хоть вы ему скажите! Зерно на себе везти собрался. Тоже мне, тягло!

С е м е н  С а в в и ч. Защитничкам-то надо чем-то питаться. А хлеб на току лежит. Вот-вот прорастать начнет.

Т о н я. Близкий путь! Туда и обратно шестьдесят километров. Свалишься посреди дороги.

С е м е н  С а в в и ч. Ёкмарьёк, в солдатах больше того хаживал. Ноги, поди, не забыли про стародавние марши.

Т о н я. Зато сам забыл, сколько лет на земле прожил. Тетя Нюра, ну что мне с этим стариком делать?

А н н а. Видно, уж ничего не поделаешь. Отпусти. (Старику.) Если Зорьку доверю — справишься?

С е м е н  С а в в и ч. Я, да не справлюсь? В казахских степях таких рысаков объезжал… Тут — корова. Посовестилась бы смеяться над стариком.

А н н а. «Корова», «корова»! С коровой-то больше еще возни. А разозлишься да ударишь, так я…

С е м е н  С а в в и ч. Что я, изверг какой, Аннушка? Что я, лихоимец? Я животную с малых лет уважаю.

А н н а. Ну и ладно. Езжай… езжай.

Б у р м и н. Выручила ты меня, Анна! Даже не знаешь, как выручила.

Ж д а н. Мама у меня такая!

А н н а. Какая?

Ж д а н. Ну… замечательная.

А н н а. Часом раньше кто несознательной обозвал?

Ж д а н. Ошибся. С кем не бывает.

А н н а. Я бы не ошиблась в тебе. Я бы ни в одном из вас не ошиблась. (Уводит старика.)

Во двор боязливо заглядывает  К а т е р и н а.

Т о н я. Дядя Федот, на горизонте разведка противника. Прими меры.

Б у р м и н, погрозив девушке, выходит к жене.

(Ждану.) Что, не выходит? Бракуют мальчика?

Ж д а н. Там такие чинуши — ничем их не проймешь.

Т о н я. А я добилась. В снайперскую школу обещали направить.

Ж д а н. Тебя в снайперскую?! Куда они смотрят? Чем смотрят? Я тридцать девять из сорока выбиваю. И бегаю всех быстрей.

Т о н я. Это я настораживает: побежишь — враг не догонит. Ну, ну, не хмурься! Шучу. Судя по сводкам, и ты досыта настреляешься.

За воротами.

Б у р м и н. Все шпионишь? Все подглядываешь? Вот уж верно — разведка.

К а т е р и н а. Вассе похоронку вручили. Уже шестую по счету.

Б у р м и н. Знаю. Был у нее.

К а т е р и н а. В беспамятство впала. Доктора вызывали.

Б у р м и н. У доктора живой воды нет.

К а т е р и н а. Плохо, что нет.

Б у р м и н. Тебе-то о чем сокрушаться? Сама по себе живешь, вольная, как ветер в поле.

К а т е р и н а. Ведь и тебя могли так же… И я бы убивалась.

Б у р м и н. Да ну? Вот не догадывался.

К а т е р и н а. Муж ведь ты мне. Мой, кровный.

Б у р м и н. В том смысле, что кровь портишь? И людей смешишь… Если в этом смысле, то верно.

К а т е р и н а. Воротись домой, Федот. Постыло мне без тебя.

Б у р м и н. И опять стану посмешищем?

К а т е р и н а. Что ты, Федотушка, что ты! У меня будто пелена с глаз спала. Горе вокруг, а я дурью маюсь.

Б у р м и н. Не майся. Берись за ум. Давно пора.

К а т е р и н а. Возьмусь. Ты только воротись.

Б у р м и н. На работу когда выйдешь?

К а т е р и н а. Да хоть сейчас. В любую минуту.

Б у р м и н. Тогда вот что, запрягай корову — поедешь с обозом. И не чуди, если со мной жить хочешь. (Уходит.)

Входит  С т е ш а.

К а т е р и н а. Как живется тебе, сестра?

С т е ш а. Живем… хлеб жуем.

К а т е р и н а. Ну, живите… Кирилл-то пишет?

С т е ш а. Конечно. Я ведь жена ему. Жена, а не бросовуха.

К а т е р и н а. Вон как все обернулось. А я в жизнь вашу вклинивалась.

С т е ш а. Ой! (Схватилась за живот.)

К а т е р и н а. Больно? По времени рано еще.

С т е ш а. Сердится. На волю хочет.

К а т е р и н а. Ты зови меня, если что. Сестры же мы. Мы ведь родные.

С т е ш а. Спасибо, Катя. Я как-нибудь к тебе загляну.

К а т е р и н а. Заглядывай. Нам чужаться не след. (Уходит.)

С т е ш а входит в дом.

Во дворе продолжают разговор  Ж д а н  и  Т о н я.

Т о н я. Стихи-то не перестал писать?

Ж д а н. Балуюсь.

Т о н я. Что-нибудь новенькое прочти. Что я не слыхала.

Ж д а н. Вот вчера выпеклось. Горяченькое еще…

«Когда ты полон тишины, Душа твоя излиться хочет — Вдруг плюнут в душу без вины, Порвут ее, как лоскут, в клочья И — топчут. Стон души все глуше. Лежит, распятая на камне. Взгляните: это чьи-то души Хрустят у вас под каблуками».

Т о н я. Все намекаешь, намекаешь… Лучше о братьях пиши. Они там… они… (Неожиданно разревелась.)

Ж д а н. Тонь, ты чего, Тоня? Разве я виноват? Такие стихи выпеклись. Ну забудь, забудь!

Т о н я (уткнувшись в его плечо). Неспокойно мне, Ждан! Все мнится, будто Федя убит. Вчера снилось — между бровей у него ручеек тек красный…

Ж д а н. Молчи! Слышишь ты! Молчи, не каркай!

Т о н я. Молчу, Данечка. Я молчу, не сердись.

Входит  Т и м о ф е й. Он под хмельком.

Т и м о ф е й. Ловко устроились. А я хоть пропади.

Ж д а н. Тебе что, девчат мало?

Т и м о ф е й. Мне одна была нужна. И ту Кирька украл. Эту я у тебя отобью.

Ж д а н. Отбивал тут один… Теперь сморкаться нечем.

Т и м о ф е й. Все забрали себе… всех. А что для меня?

Ж д а н. Что осталось.

Т и м о ф е й. Я тоже все хочу. Все мое. Раз мое — возьму. Силой!

Ж д а н. Попробуй.

Т и м о ф е й. Грозишь? Ты мне грозишь, моль бумажная? (Небрежно ударил Ждана.)

Тот ударил ответно. Но тут же свалился от ядреного тумака.

Т о н я. Тимка! Прекрати! Прекрати сейчас же! (Повисла на руке Тимофея.)

Появляется  д е д  С е м е н.

С е м е н  С а в в и ч. Ты что, поганец, драться сюда пришел? (Замахивается тросточкой.)

Тимофей перехватывает трость, ломает через колено.

Т о н я. На старика? Ты — на старика? (Схватывает топор.) Сгинь с глаз, слышишь? Сгинь, пока башку не оттяпала.

Т и м о ф е й (трезвея). Я уйду, я, конечно, уйду. Но попомни: будут у кого-то окна биты, ворота смолены. (Уходит.)

Окровавленный Ждан бросается следом, его удерживает Тоня.

С е м е н  С а в в и ч (потрясенный неслыханным глумлением над собой). Где ты, силушка моя? О-ох! (Подбирает обломки тросточки.)

В амбаре.

Сумрак колхозного склада, освещенного «летучей мышью». Ж е н щ и н ы  нагружают в мешки зерно. С е м е н  С а в в и ч  выносит. Через дверь видна задняя ось повозки.

Г о л о с а. Плица-то к ночи потяжелела.

— Насыпай. Осталось всего ничего.

— А старик — груздь! Не присел даже.

— Износился, чего там! Вот раньше, помню, сосну в тринадцать аршин свалит и пытает своего меринка: «Ну, Чалко, справишься, ежели этот комелек взвалю?»

Женщины невесело пересмеиваются.

С е м е н  С а в в и ч. Устарались, ягодки? Передохните! Нам тридцать верст по ночи колыхать.

А н н а. Тебе-то в жмурки играть, что ли? Сядь, дух переведи. Небось поджилки трясутся?

С е м е н  С а в в и ч. Есть маленько. Бывало же: по два куля на плечи да куль под мышки возьмешь — и прешь, только ребра поскрипывают. Ныне кость оскудела. (Выносит последний мешок.)

Б у р м и н (с улицы). Что, нагрузились, обознички?

Женщины встают и медленно-медленно бредут к упряжкам. Бурмин заглядывает в амбар. За воротами — скрип тележных колес.

Г о л о с а. Но, Чернушенька! Но, ведерница!

— Трогай, Зоренька, трогай! Ты теперь за Воронка.

— Возьми коврижку, Семен Саввич. Как притомится — отрежь ломоток. Да не вздумай стегать — обидится. Она у меня с норовом.

— У меня и кнута нет, Аннушка. А хлеб запас загодя.

— Может, затянем проголосную? Все же хлеб везем, главное свое рукоделье.

— Слова не песенные с языка рвутся.

— Полно, Васса, полно, подруженька! Начинай, а мы подтянем.

В а с с а (запевает).

«Прилетела птичка вещая, Она села на околенку И запела громким голосом Так, что сердце захолонуло. Говорю я птичке-пташечке: «Ты скажи, скажи, касаточка, С доброй вестью иль с недоброю?» Пташка крылышки расправила, В стекло клюнула, ударила И упала наземь камушком. Сердце горькое почуяло — С муженьком беда случилася: Видно, пуля ему вражеска Прострелила грудь его белую…»

Обоз удаляется. Бурмин выкручивает фонарь.

На улице.

К дому Калинкиных подходят  Ж д а н  и  Т и м о ф е й. Тимофей задумчиво, на ходу шлифует искусно вырезанную палочку. Ждан тревожно-счастлив.

Ж д а н. Перестань дуться, Тимка! Ну подрались, эка важность. Сам первый затеял.

Т и м о ф е й. Всю родню взбулгачил: поднялись с топорами. Надо было с пулеметами.

Ж д а н. И пулеметы возьмем, где нужно. Баловство кончилось, Тима. Драка серьезная предстоит.

Т и м о ф е й. Это верно, кончилось. (Рассмеялся.) А ты молодец! До Ворошилова достучался. Это ж надо!

Ж д а н. Маме не проговорись. Узнает — будет мне на орехи.

Т и м о ф е й. В твои ли годы материнской лозы бояться?

Ж д а н. Не лозы боюсь, обиды. (Уходит.)

Входит  Т о н я.

Т о н я. Ворота-то все еще не вымазаны. Что слово свое не держишь?

Т и м о ф е й. Поверила? Хмельной бахвалился. А во хмелю я резкий.

Т о н я. Ты и трезвый не пух.

Т и м о ф е й. Ругай, ругай — заслужил. Гнев остынет — скажи на прощанье словечко ласковое. Так скажи, без значения.

Т о н я. Призывают?

Т и м о ф е й (кивнув). Слово-то скажешь? Скажи, скажи! Во мне сразу сил прибавится.

Т о н я. Выдумщик ты! Ох какой выдумщик!

Т и м о ф е й. Голосок как есть жавороночий! Может, еще на словечко потратишься?

Т о н я. Выдумщик, право.

Т и м о ф е й. Пускай! Тебя-то я не выдумывал: живешь на свете совсем не моя, а все равно — живи, Антоша. Живи подольше.

Т о н я. И ты живым возвращайся, Тима.

Т и м о ф е й. Вернусь, вернусь. Я перед дедом твоим виноватый. Нагрубил, трость сломал. Знаешь, из-за кого злюсь на всю вашу породу… Ну что ж, у Стеши своя судьба. Может статься, счастливая. Пусть, пусть, порадуюсь. А деду палочку эту передай. Сам для него вырезал.

Т о н я. Ты славный, Тима. Ты очень славный. (Уходит.)

Во дворе  Т о н я,  Ж д а н.

Т о н я. Опередил ты меня.

Ж д а н. Тсс! Мама.

Входит  А н н а.

А н н а. Секретничаете?

Ж д а н. Ссоримся. Я сказку про войну написал. Антонина про любовь стихов требует.

А н н а. Войной и без сказок сыты. Вон она, на полстраны громыхает. А любви мало. В крови тонет любовь. Степанида где?

Ж д а н. Приданое шьет… племяннику. А может, племяннице. Мам, ты поласковей со Стешей-то, а?

А н н а. Опять учишь.

Т о н я. Ба-атюшки! У меня же коровы не доены!

А н н а. Подоила. И стойла прибрала. Все спешишь куда-то. Куда спешишь?

Т о н я. Кино про войну показывали. Думала, наших увижу.

А н н а. Не видала?

Т о н я. Один кавалерист ну прямо вылитый Федя!

Ж д а н. Обозналась. Федя в танковых служит.

А н н а. Кино-то будут еще крутить? Мне тоже не терпится поглядеть.

Т о н я. В Бигилу увезли.

А н н а. Час выкрою — сходим. Стихи-то читай. Давно не читывал.

Ж д а н.

«Вот, оставив густое поле, На котором взошла пшеница, Мать оставив в слезах горючих, В бой ушли с отцом сыновья…»

А н н а (тревожась). Помолчи-ка! Помолчи! Ушли, значит?.. А сколько их было?

Ж д а н. Во всякой сказке три сына…

А н н а. В глаза мне гляди! Гляди прямо! (Сама же первой отвела взгляд, боясь прочитать всю правду.) Дите ведь ты, Даня! Совсем дите!

Ж д а н. Я дочитаю, мама, ладно?

Анна закрыла лицо ладонями. От войны закрылась. А война лезет во все щели.

«Мать осталась. Осталось поле, Мирно всходами зеленея, Шелковистые ясные всходы, Словно волосы сыновей…»

А н н а. Жесток ты, сын! Жесток, бессердечен!

Ж д а н. Мама, мамочка! Родная моя!

А н н а. Ты же маленький у меня, Даня. Ты же крохотка…

За воротами  Т и м о ф е й  с  о т ц о м.

Е в с е й. Уходишь, значит? Один сын у отца, и того отнимают. Вот она, власть-то!

Т и м о ф е й. Своей волей иду. Силком не тащили.

Е в с е й. Пуля — не пчелка. А ты, слышь, в каптеры просись. Либо в лазарет санитаром. Там запах спертый, зато безопасно.

Т и м о ф е й. Нет, батя, нет. Это не по мне.

Е в с е й. Тогда вот что… тогда руку выставь — хоть одна пуля да клюнет в ладошку.

Т и м о ф е й. Я человеком родился! Человеком, а не гадом ползучим. И если выпадет — помру человеком.

Е в с е й. Чего вызверился? Волк о своей шкуре печется.

Т и м о ф е й. Не всяк… Погляди вокруг и увидишь: не всяк! Вон хоть Калинкиных возьми… Всей семьей ушли…

Е в с е й. Семьи-то убыло… Похоронку несу.

Т и м о ф е й. Похоронка? На кого?

Е в с е й. На самого… на Демида.

Т и м о ф е й. Стало быть, Ждан-то отцу на смену! Ты понял? Демид погиб, а на смену ему Данька. Вот это люди. (Уходит.)

Е в с е й. Ну беги, беги! Подставляй лоб пулям! Черви изгложут. (Плачет.)

Входит  К а т е р и н а.

К а т е р и н а. Эк тебя разрывает! И реветь-то по-человечески не научился. Что стряслось?

Е в с е й. Тебе что до меня, до проклятого? Всем вам — что? Живу — соринкой в глазу… вместо доброго слова — насмешки. Вместо пожатья руки — тумак… А еще люди! Какие вы люди?

К а т е р и н а. Не разоряйся! Рассусоливать с тобой некогда. Корова Анны в яр свалилась. Дорежешь?

Е в с е й. А что Семен? Он разве не в силах?

К а т е р и н а. Ушибся он… едва откачали.

Е в с е й. Ага, ушибся! Пущай не лезет. Пойду за ножиком. А ты что… ты знай: даром резать не стану.

К а т е р и н а (швыряет ему в лицо деньги). Нна тебе! Нна! Подавись, гнида, у людей горя не продохнуть, а он о деньгах… (Уходит.)

Е в с е й (собирая измятые рубли). И эта туда же: о деньгах… Я разве о деньгах? Эх вы!

Появился  Б у р м и н.

Б у р м и н. Что это ты над рублями ворожишь?

Е в с е й (подняв к нему заплаканное лицо). Думаю, вдруг они волшебные? Вдруг покой принесут?

Б у р м и н. Ну и как, не приносят?

Е в с е й. Где там! Обыкновенные рублики, бабой брошенные.

Б у р м и н. Измятый весь… ревел вроде? Вот смеху!

Е в с е й. Смеху — да, смеху много. Не смешно ли: сына единственного на фронт провожаю. До слез смешно!

Б у р м и н. Одобряю. Сын у тебя правильный парень. Очень даже правильный!

Е в с е й. Смерть-то как раз правильных и находит. Вон Демида и то настигла.

Б у р м и н. Чего буровишь? Демида… От Демида на днях письмо получили…

Е в с е й. То он писал. Теперь про него пишут. Вот: «смертью храбрых»… и так и дальше. Одиннадцать храбрых головы свои положили. Он двенадцатый.

Б у р м и н (взяв похоронку). Двенадцатый… Друг ведь мой задушевный! Сколь помню себя, все с ним… И голодали вместе и землю больную отхаживали… Даже девку одну любили… Двенадцатый… Дёма, корешок мой верный!

Е в с е й. Давай похоронку-то! Вручу, кому полагается.

Б у р м и н. Я сам вручу… Иди, я сам… Это я должен.

Е в с е й (уходя, бормочет). Корова ногу… хозяин пал… Счастливых-то нет на земле… Иль есть? Кто знает? Корова сломала… хозяин пал…

Во дворе Калинкиных.

С т е ш а,  А н н а,  Т о н я,  Ж д а н. Входит  Т и м о ф е й.

Ж д а н. Благослови, мама. И не сердись на меня.

А н н а. Бог благословит.

Т о н я. Дожились… К поезду не на чем отправить. Четыре лошади, и те в разгоне.

Т и м о ф е й. Пешком дотопаем.

Т о н я (достав вышитый кисет). Это знаешь кому, Даня. Вручи и поинтересуйся: почему редко пишет?

Ж д а н. Он же не курит.

А н н а. Я земли в него положу. Пускай вместо ладанки носит.

С т е ш а (превозмогая боль). Ну хоть с братьями угадал… Брат брата в беде не бросит.

Т о н я. Худо тебе, родненькая? Иди, иди в горницу.

С т е ш а. Ты Катерину позови… Позови, так надо.

Т о н я  уходит.

Ж д а н. Всего хорошего, Стеша! Встречай нас после победы. Выйдешь за околицу с сыном — тут мы нарисуемся. Все четверо.

С т е ш а. Спроси у Кирилла… дите-то признает? Не признает, так я уйду.

А н н а. Свое ведь, кровное, как не признать?

Т и м о ф е й. Дай руку, Стеша. Теплая какая! Я у судьбы не многого прошу. Хочу воротиться после войны, чтобы пожать эту руку. Только и всего. Пошли, Даня.

Накинув котомки, п а р н и  уходят. Ж д а н  у ворот оглядывается.

А н н а. Не оглядывайся, сынок! Затоскуешь.

Входят  К а т е р и н а,  Т о н я. Затем  Б у р м и н.

К а т е р и н а (бросается к сестре). Начались? Что ж ты раньше не позвала?

Б у р м и н. Катя… Про Демида знаешь?

К а т е р и н а. Потом, потом…

С т е ш а  стонет.

Ну, чего на дороге стал? Иди, новобранцев провожай! (Уводит сестру в дом.)

А провожающие машут вслед новобранцам. И когда те скрываются за поворотом, все входят во двор.

Из избы слышится крик роженицы.

Входит  Е в с е й. Он с ножом.

Е в с е й. А новобранцы-то где же?

Ему не ответили.

Ушел… с отцом не простился. (Бросив нож, поспешно уходит.)

Б у р м и н (подойдя к Анне, кладет ей на плечо каменную руку). Я бы немым хотел быть, Анна… без языка родиться…

А н н а. О чем ты?

Б у р м и н. Вести худые… Хуже некуда. Не мне бы их приносить. (Достал похоронку.)

А н н а (зажав ладошкой рот, приняла похоронку). Дёма… Дём-ма. (И пятится. И, упершись в стену, все же шагает, точно хочет пройти насквозь. Стекает по стене болью.)

Т о н я. Тетя Нюра! Тетенька! (Бросается к Анне, потерявшей сознание. Бежит в дом за водой. Принесла воды, стала брызгать в лицо.)

Из избы снова слышится крик роженицы.

К а т е р и н а (в окно). Анна! Аннушка! У тебя внук родился!

А н н а (очнувшись). Дёма… Дёмушка…

Б у р м и н. Ты бы поплакала, Анна. Поплачь, легче станет. (Но сам не удержался от слез.)

А из избы во весь голос заявляет о себе новый человек. Тоня помогла Анне подняться.

А н н а. Я сама… сама. Ступайте! И ты ступай, Федот. Нас много. На всех не наплачешься. (И, прямая, строгая, идет приветствовать внука.)

З а н а в е с

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Пустынен двор Калинкиных. Лишь топоры в бревне — четыре в ряд — ждут терпеливо своих хозяев…

В калитку виновато, старчески горбясь, входит  С е м е н  С а в в и ч. Осторожно, точно боясь провалиться, движется вдоль ограды. В доме будто смерть ночевала. Старик заглянул в окно. За окном пискнул ребенок… В горьких, старческих морщинах взошла крохотная улыбка. Люди рождаются на свет. Но и гибнут они же. Тронув рукой стынущую чернь топора, старик воззвал к всевышнему.

С е м е н  С а в в и ч. Листья падают с тополя. Век их недолог. Люди-то разве листья? Продли ты их век, господи! Помоги не упасть до срока. Срок человеческий — от рождения до старости — тобой установлен. Надо ли его устригать? Сам же ты создал человека по образу и подобию. Не пужай его, не пужай! Болезни и засухи, потопы и войны… Войны! А человек для сотворения рожден… для хлебопашества! Неужто казнишь его за грех первородный? Прости, давно он искуплен. Все испытала на земле женщина, созданная тобой из ребра Адамова. Рожает в муках, живет в муках, помирает в муках. Хоть небольшую оставь отдушину: детей ее сохрани. Им пашню свою обихаживать. Им баню достраивать. Топоры-то без плотников тоскуют! Сохрани, владыка, детей Анниных! А что ей из бед причитается, то мне переадресуй. На этом свете не успею долги вернуть — на том спросишь.

Входит  Е в с е й.

Е в с е й. Милостей у творца выпрашиваешь? Глух старикан-то, глух как тетеря. Дед мой покойный ему молился, отец мозолей на лбу набил сот сто, не меньше. А я лба единого разу не перекрестил — и ничего… хе-хе… присутствую.

С е м е н  С а в в и ч. Чем хвалишься, ошибка господня! Я вот огонь и воду прошел, а после них — медные трубы. И жив, жив, потому как встаю с именем бога и ложусь с его же именем.

Е в с е й. Лучше б старушонку себе подыскал, да с ней и ложился. Или на худой конец с именем пресвятой девы. Ока это… она любит стареньких.

С е м е н  С а в в и ч. Креста на тебе нет, безобразник!

Е в с е й. Кресты — вот, полны карманы. Для старух отлил по их просьбам. Хошь — и тебе отсыплю. (Пересыпает в ладонях оловянные крестики.) Рупь штука. И на каждом Христос. Стало быть, не он создатель-то. А я, я его создал. Вот и смекай, кому молишься.

С е м е н  С а в в и ч. Я не этому… Я — всевышнему, который держит нас в страхе и совести.

Е в с е й. Насчет совести я, слышь, не в курсе. А в страхе меня война держит. Вот приступит сюда Гитлер, как на быков, ярмо накинет…

С е м е н  С а в в и ч. Не приступит! Ни в жизнь не приступит! Бог не допустит!

Е в с е й. Оставь! Бог-то рублевый… для старушонок утеха.

С е м е н  С а в в и ч. Пес! Пес! Безобразник! Дождешься — он тебя громовой стрелой. И следует, следует!

Е в с е й. Стрелой пущай в Гитлера. Кашу-то он заварил. А мы расхлебывай.

С е м е н  С а в в и ч. И ты и Гитлер — оба вы сукины дети! Ни стыда в вас, ни совести.

Е в с е й. Ну ты не равняй меня с тем Кащеем! У меня сын — красноармеец.

С е м е н  С а в в и ч. Сын — верно, сын не в тебя удался. А ты все о шкуре своей болеешь. Тошно глядеть! Уходи. Могу до рукоприкладства дойти.

Е в с е й. В писании что сказано? «Возлюби ближнего…» и так дальше!..

С е м е н  С а в в и ч. Ты дальний мне, дальше преисподней. Сгинь с глаз, кипеть начинаю!

Е в с е й  исчезает. Семен Саввич, остынув, поскребся в окошко.

Входит  Т о н я.

Т о н я. Молчит?

С е м е н  С а в в и ч. Третий день не подает голоса. Худо, худо…

Т о н я. Хуже этого что еще может случиться?

С е м е н  С а в в и ч. Ага, больше-то вроде нечему. Раньше — на войне и после — страха перед смертью не знал. Теперь вот боюсь. Лучших людей уносит… самых дорогих после твоих родителей. Помнишь их?

Т о н я. Откуда? Я же грудняшкой была, когда они померли. Деда, ты не задумывайся, а? Мне жутко, когда люди задумываются.

С е м е н  С а в в и ч. Душа кровью сочится.

Появляется  А н н а. Она в черном вдовьем платке. Из-под него — прядь седая.

С е м е н  С а в в и ч (пав на колени). Прости, Христа ради, Аннушка! Все до последнего гвоздя распродам, а за корову расплатимся.

Т о н я. Верь ему, тетя Нюра, верь. Не сейчас, так после сочтемся.

А н н а. О чем вы, бог с вами! Там люди гибнут — вот долг неоплатный.

С е м е н  С а в в и ч (целуя руку ее). Праведница ты моя!

Т о н я. Дедоньку домовничать оставляю. Бельишка у него небогато, да все простирнуть надо. Ну и хлеб испечь… или еще что.

А н н а. Неухоженным не будет.

С е м е н  С а в в и ч. Я и сам пока в состоянии. Тебя растил — всю бабью науку превзошел.

А н н а. Может, к нам перейдешь? Будем вместе горе мыкать.

С е м е н  С а в в и ч. Избу-то на кого брошу?

А н н а. Кто на нее позарится? Колом подопрем.

С е м е н  С а в в и ч. Да ни за какие коврижки! Удумали: избу колом. Ишь чего! Заговорился я с вами. Пойду служивую собирать. (Уходит.)

Т о н я. Переживает, потому и упрямится. Теперь до могилы будет казниться.

А н н а. Пусть те казнятся, кто до беды нас довел. Он сошка мелкая. От Феди что было?

Т о н я. Получила на прошлой неделе.

А н н а. Почитала бы.

Т о н я. Там слова разные… заветные.

А н н а. Для меня недоступные? Эх вы, от матери таитесь. А тайна белыми нитками шита. Давно приметила, как ты цветы в окошко кидала.

Т о н я. А он не понял.

А н н а. Такой уж они народ, мужики. Мой Дёма… (Осеклась.) Пойти коров попроведать? Три дня на скотнике не бывала. Твою группу, однако, мне перепишут.

Т о н я. Может, замену найдут?

А н н а. Где ее взять, замену? Лишних рук нету. (Уходит.)

Входит  С т е ш а.

Т о н я. Уснул?

С т е ш а. Грудь дала — успокоился. Я от Кирилла письмо получила.

Т о н я. Хорошее?

С т е ш а. Лучше не бывает. (Читает, не в силах сдержать радость.)

Высвечивается угол землянки, по которой расхаживает мрачный  Ф е д о р.

К и р и л л за столом пишет письмо.

Дальние раскаты орудий. Земля с потолка осыпается.

К и р и л л. «Лапушка моя! Может, нескладно пишу, за то не вини. Я не Данька, сочинять не умею. Но кабы умел все мысли положить на бумагу, сразу поняла бы, как сильно тебя уважаю. До войны обижал, глумился: не разглядел, глупый, что ты — моя доля. Вот сына родила — еще одна свечечка загорелась в моей жизни. От этого жить стало теплей. Ежели погибну — научи его всему доброму. А самое первое — чтоб людей не обижал. Даже возненавидев, надо уметь полюбить человека. Его есть за что любить. Так мне отец внушал. А он был не без царя в голове…».

Ф е д о р (подставив ладонь). Земля осыпается. Сидим как в могиле. А ведь живые мы, живые…

К и р и л л. «Вот нет отца, нет главного человека в роду Калинкиных. И я знаю, как тяжело маме. И нам горько, Стеша. Федор ходит темней тучи. Лютый стал, не подступись. Ну, ничего, остынет. Потому как война, и в ней поминутно люди гибнут. А за отца отомстим. Так и передай мамке. И поддержи ее в минуту печали. Твой Кирилл Калинкин».

Землянку поглотила тьма.

С т е ш а. «Твой Кирилл Калинкин…» Твой Кирилл…

Входит  д е д  С е м е н.

Т о н я. Скоро ты обернулся!

С е м е н  С а в в и ч. Солдатская справа невелика: кружка, ложка, два полотенца. Сверх нормы еще образок положил. Носи его около сердца.

Т о н я. Я комсомолка, дедонька!

С е м е н  С а в в и ч. Не для молитв кладу, для ограждения. Вдруг пуля чикнет — образок медный защитит.

Т о н я. Ну давай. (Стеше.) На крикуна бы хоть одним глазком взглянуть.

С т е ш а. Смотри хоть сколько.

П о д р у г и  заходят в дом.

С е м е н  С а в в и ч. Эх, внученька! Тебе бы своих детей табунок! Детей, а не снайперскую винтовку.

Входит  А н н а.

А н н а. Не опоздала?

С е м е н  С а в в и ч. В самый раз. С внуком твоим прощается.

А н н а. После войны сама тебе внуков нарожает.

С е м е н  С а в в и ч. Дай бог, дай бог!

Т о н я  и  С т е ш а. Снова присели перед дорогой. И снова — проводы. А зимний лист с тополя падает, падает…

С е м е н  С а в в и ч. Все провожаем, провожаем. Встречать-то когда будем?

А н н а. Вон кто-то идет… не Дёмушка ли?

С е м е н  С а в в и ч. Дёмушка?

А н н а. Все мнится, жив он… Войдет, топориком застучит. Во дворе щепой сосновой запахнет.

С е м е н  С а в в и ч. А что, бывает. Меня сколь раз из списков вычеркивали, а я, вот он, все еще здравствую.

А н н а. Нет, не Дёмушка. Кто-то пришлый.

С е м е н  С а в в и ч. На костылях… Третьей ногой война не одарила.

С т е ш а. Это же Андрей! Андрей Латышев! Он с нашими был вместе.

Женщины бросаются навстречу. Л а т ы ш е в  отшатнулся от них.

А н н а. Не узнал, паренек? Анна я, Анна Калинкина. Моих-то давно видел?

Л а т ы ш е в. Давно, так давно, что теперь…

А н н а. Что теперь? Что теперь? (Трясет раненого.)

Л а т ы ш е в. Больно мне, тетка Анна.

А н н а. Мне, думаешь, не больно? Ей не больно? Ходим и обмираем. (Отпустила.) Говори… все, без утайки.

Л а т ы ш е в. А что говорить? Из госпиталя я. Полтора месяца провалялся.

А н н а. Мне про сынов знать охота.

Л а т ы ш е в. Говорю, в госпитале был.

А н н а. Может, зайдешь, перекусишь с дороги? Заодно и побеседуем.

С е м е н  С а в в и ч. Отпусти его, Аннушка. Тоже ведь стариков обнять не терпится. И невеста небось ждет.

А н н а. Господи, мои-то когда воротятся? Хоть раненые, хоть контуженые… лишь бы воротились!

Л а т ы ш е в. Я вам про них расскажу… после. А пока до свиданьица. На недельке свидимся.

А н н а. На недельке… да разве я выдержу недельку! Я завтра же в Бигилу прискачу.

С т е ш а. Мы обе придем… и Антошка. Антон Кириллыч.

С е м е н  С а в в и ч. Как там насчет замирения? Немец «капут» не кричит?

Л а т ы ш е в. Капут ему так или иначе будет. А насчет замирения пока не слыхать. Пошел я. Мне еще пять километров отмеривать.

А н н а. Посиди минутку, передохни. Я к Бурмину за лошаденкой слетаю. Посиди, я мигом, Андрюша.

Л а т ы ш е в. Недалеко, дохромаю.

А н н а, не дослушав его, убегает; в доме подал голос малыш.

С е м е н  С а в в и ч. Парня-то почто одного бросила? Поди, утки под ним плавают?

С т е ш а уходит, уходит нехотя.

Л а т ы ш е в. Так я пойду, а? Все-таки пять километров.

С е м е н  С а в в и ч. Ты все сказал?

Л а т ы ш е в. А про что?

С е м е н  С а в в и ч. Мало ли что у тебя за пазухой-то.

Л а т ы ш е в (уклончиво). Газетки читать надо, дед. В газетках многое пишут.

С е м е н  С а в в и ч. Почитываем, что доступно. Сводку от этого… фонбюро, бывает, до дыр захватаем.

Л а т ы ш е в. Сводки — что, газеты читайте. «Красную звезду», например. В ней все подробности…

С е м е н  С а в в и ч. Где ее взять, «Звезду»-то? Ее с неба легче достать, ей-право!

Л а т ы ш е в. Я как-нибудь дам тебе номерок. Один сохранился. (Достает и тут же прячет.)

С е м е н  С а в в и ч. Не поскупись, дай. А уж мы ее всю до строчки изучим.

Л а т ы ш е в. После. Эту сам не читал.

С е м е н  С а в в и ч. Бывает.

Л а т ы ш е в (сердясь). Ты что, не веришь?

С е м е н  С а в в и ч. Всякому зверю верю. Человеку тем более. С газеткой-то поаккуратней. Не читал, а надорвана.

Л а т ы ш е в. А, это один служивый… на закрутку просил… поделился.

С е м е н  С а в в и ч. Я что, я не отрицаю. Когда припрет — тещин паспорт искуришь.

Л а т ы ш е в. Я пойду, дед, а? Пойду, ладно?

С е м е н  С а в в и ч. Ступай… ежели все сообчил.

Л а т ы ш е в. Выпить бы… глотка сузилась.

С е м е н  С а в в и ч. В Бигиле выпьешь. Я не к тому, что жалко. Пьяный человек болтлив. А народ теперь ох чуткий. Особливо бабы…

Л а т ы ш е в. Ты колдун, дед, а?

С е м е н  С а в в и ч. Поживи с мое, сам колдуном станешь. Щас Анна должна явиться. Она на ногу верткая…

Л а т ы ш е в. Скажи ей… скажи… Да ну вас! Газеты надо выписывать. (Уходит.)

С е м е н  С а в в и ч. Газеты… мы разве против? А где их добыть — газеты? Легче звезду добыть с неба… (Плачет.)

Входят  Б у р м и н,  А н н а. Старик улыбается им, но слезы текут, текут.

Б у р м и н. Пускай погостит до вечера. Вечером отвезем.

А н н а. До Бигилы-то рукой подать. Кто утерпит? (Присматриваясь к старику.) Борода мокрая. Обидел кто?

С е м е н  С а в в и ч. Кости ломит. Так ломит — спасу нет.

А н н а. Андрей куда подевался?

С е м е н  С а в в и ч. А тут бигилинские ехали… взяли с собой.

Б у р м и н. Ну вот, хоть лошадь не гнать.

А н н а. Про Даню не успела спросить.

С е м е н  С а в в и ч. Там он, с братьями вместе.

А н н а. Вместе? Когда успел?

С е м е н  С а в в и ч. Ворошилов распорядился, потому и успел. А как же, на маршальском аэроплане доставили.

Б у р м и н. Вот почести-то! Сам Ворошилов!

С е м е н  С а в в и ч. Климентий — свойский мужик. Воевал под его началом. Знаю.

Б у р м и н. Бабы посылки фронтовикам собирают. Я у тебя сбор назначил. Не возражаешь?

А н н а. Места хватит.

Б у р м и н. И застолье им посулил… по случаю завершения уборки.

С е м е н  С а в в и ч. Одни воюют… другие застолье справляют. Ловко ли?

Б у р м и н. Обычай дедовский… нарушать не станем.

Между тем собирается  н а р о д. Несут с собой вещи, приглушенно переговариваются.

Пришли? Золотые вы мои! А я вас гулянкой заманивал!

К а т е р и н а. Мы и гульнуть не откажемся. За три плана неужто спасибо не заслужили?

Б у р м и н. С таким народом нас разве осилить? Да ни за что! Спасибо вам, бабоньки. Потерпите еще годок-другой, поднатужьтесь! Знаю, что слез много будет! Что поту густо прольете! Зато после встретите сыновей своих, мужиков своих…

Семен Саввич горестно вздыхает, и, словно эхо, единым вздохом отзываются женщины.

И наступят для вас справедливые времена. Будут сыновья матерей радовать. Мужья — жен на руках носить. Расцветет вновь наша вдовая деревенька. Детишки народятся… хлеба выше головы выбухают… на покосе баловство начнется, песни, пляски в праздники, радостный труд — в будни. Вот за что мы воюем! А горе наше, оно не вечно! Потому как человек возник для счастья и радости! Теперь выкладывайте подарки свои. Только не толпитесь. У всех приму… в порядке живой очереди.

П р о н ь к а (он в телогрейке не по росту, в лаптях с онучами). Вот валенки, дядя Федот. Они, правда, не новые, однако носить можно.

Б у р м и н. Валенки знатные, Прокопий. Принял бы их, не моргнув, только…

П р о н ь к а. Ты не гляди, что они подшиты! Они долго продюжат! Мы с Ванькой всего-то одну зиму их проносили.

Б у р м и н. А теперь босиком ходить станете?

П р о н ь к а. Сказал тоже! Мамка лапти сплела. С онучами, знаешь как ловко! Во! (Продемонстрировал.) А в валенках у солдат больше нужды.

Б у р м и н. Голубь ты мой! (Прижал парнишку к себе.)

П р о н ь к а (угрюмо вывернулся). Берешь аль нет? Не возьмешь — сам отошлю.

Б у р м и н. Беру, Прокопий. Беру.

П р о н ь к а. Ты в документ запиши, чтоб без плутовства!

Б у р м и н. Записываю. Вот, гляди: под номером первым — Прокопий Словцов.

К а т е р и н а. Шубейки-то хватит? Не ношеная совсем шубейка.

Б у р м и н. Жалко? А ты не жалей. Пошарь на полатях. Там еще излишки найдутся. Излишки нам ни к чему.

К а т е р и н а, опустив голову, уходит. Входит  С т е ш а.

С т е ш а. Я носки связала… возьми. А еще перчатки.

Б у р м и н. Кириллу предназначались.

С т е ш а. Мало ли… Ему тоже кто-нибудь свяжет.

Б у р м и н. Очень даже правильное рассуждение!

У ч и т е л ь н и ц а. Мы школьное знамя передаем. Ребята своими руками вышивали. (Вручает знамя, на котором вязью — ставшие каноническими слова: «Наше дело правое. Победа будет за нами».) И еще две тысячи тетрадей. Для писем.

Б у р м и н. Тетради приберегите. Самим писать не на чем.

У ч и т е л ь н и ц а. Отказывать не имеете права. Дети обидятся.

Б у р м и н. Я разве отказываю? Сам видел, на старых журналах пишете.

Приближается  с т а р у ш к а.

И ты, Гурьевна, поднялась? Вот дивья-то!

Г у р ь е в н а. Про сборы прослышала — выползла. Имущество мое примешь?

Б у р м и н. Да, имущество у тебя на зависть.

Г у р ь е в н а. Самое лучшее выбрала.

Б у р м и н. Знаю, знаю. Я не в укор. Да ведь в армию-то что поновей надобно.

Г у р ь е в н а. Тогда хоть крестик прими. Он золоченый.

Б у р м и н. С богом-то что, рассорилась?

Г у р ь е в н а. Мне Евсей оловянный отольет.

Б у р м и н. Вон он чем промышляет! (Евсею.) Эй, Рязанов! На старушечьих-то слезах много добра нажил?

Е в с е й. Сколь есть, все мое. Вот они, денежки за промысел. Бери!

Б у р м и н. Сын воюет, а ты старух обираешь.

Е в с е й. Я их налогом обложил… в пользу фронта. Так что бери, не брезгуй. Казне все едино, как деньги добыты.

Б у р м и н. Казна-то советская. А я тут совет представляю. Кто следующий?

Е в с е й. Ты не ори на меня! Слышь, не ори! У меня сын красноармеец!

Б у р м и н. Чья очередь?

Е в с е й, швырнув деньги, ушел.

Г у р ь е в н а. Он лишнего не берет. Только за материалы.

Б у р м и н. Ладно, ладно, не защищай!

Входит  К а т е р и н а.

К а т е р и н а. Вот принесла. Или опять мало?

Б у р м и н. Сколь ни давай, все мало. Я так считаю. И все так должны считать, пока не победим.

Входит  д е д  С е м е н.

С е м е н  С а в в и ч (снимая георгиевские кресты). Награды мои прими. Может, кого-нибудь там отметят.

Б у р м и н. Теперь другие ордена, дедушка!

С е м е н  С а в в и ч. А мои чем хуже? Им генералы первым честь отдавали.

Б у р м и н. Ох, влетит мне за ваши подарки: то кресты, то крестики…

Г о л о с а. За это и потерпеть не грех.

— Даем, что можем.

— Дары праведные.

— Гурьевна шесть лет из избы не выходила. Вышла — стало быть, есть причина.

Г у р ь е в н а. У вас сыновья на войне. И мой Тима там же.

К куче добра, сваленного на пороге, подходит  А н н а.

А н н а (потерев колечко, сняла не сразу). Возьми. Без надобности теперь. (Отошла к топорам.)

Один топор — черный. Этот символ коробит людей. Они отводят взгляды.

Б у р м и н (бодрясь). Все, что ли? Теперь второй вопрос на повестке. (Достает пол-литра.)

С е м е н  С а в в и ч. Давай не будем, Федот. Без вина горько.

Б у р м и н. У всякой скорби свои пределы. Надо и нам хоть на час распрямиться.

Из дома между тем гармонь вынесли.

К а т е р и н а. Жги, Прокопий, наяривай! Ты теперь первый парень.

Пронька усаживается на табурет, играет. Женщины, словно петь разучились, недружно подпевают.

Б у р м и н (отводя старика в сторону). Про Ждана приврал, или впрямь Ворошилов им занимался?

С е м е н  С а в в и ч. Мог заняться. Вполне мог. Такое мое мнение.

Входят  Е в с е й,  Латышев.

Е в с е й (Анне). Тобой, слышь, интересуется.

А н н а. Приберег весточку-то? Долго берег…

С е м е н  С а в в и ч (оттесняя Латышева). Ты не так поняла, Аннушка! Он поклон привез от ребят.

А н н а. Не молчи, Андрей! Не молчи!

С е м е н  С а в в и ч. Опиши ей в подробностях… тот бой, подле речки.

Б у р м и н. Рапортуй, Андрюха. Мы тоже интересуемся знать.

Л а т ы ш е в. Значит, так… значит, таким манером… Мы перед тем танка лишились. Поначалу как-то непривычно было. Потом освоились. Особенно Кирилл. Сигнал в атаку — он первым через бруствер. Федор, наоборот, не торопится. Зато так чисто косит, что после него и делать нечего…

Б у р м и н. Сибиряк, он такой! Он вроде медведя-шатуна, которого посреди сна разбудили.

С е м е н  С а в в и ч. Эдак, эдак! Мужики наши в гневе непобедимо страшные. Их лучше и не гневить.

Е в с е й. А мне на ум нехорошие мысли падали. Все живы, значит? Чего же лучше-то?

К а т е р и н а. Пляшите! В кои-то веки собрались.

Б у р м и н. Тебе лишь бы юбками потрясти.

Л а т ы ш е в. Был еще и такой случай. Мы как раз переправу брали.

С т е ш а (налила водку). Отведай, Андрей Егорыч! Под винцо-то легче беседовать. И вы присаживайтесь поближе.

Рассаживаются. Сорвавшись с Пронькиного плеча, вскрикнула гармошка.

С е м е н  С а в в и ч. А про гармониста забыли! Эх вы, трясогузки!

С т е ш а. Ничуть не забыли. Садись сюда, миленький. Да смотри тетку Катерину не отбей у председателя.

Негромко, невесело смеются.

Л а т ы ш е в. Ну, стало быть, реку эту форсировали…

С е м е н  С а в в и ч. Какую реку?

Л а т ы ш е в. Что?

С е м е н  С а в в и ч. Какую реку, спрашиваю? Названье запамятовал.

Л а т ы ш е в. Без названия речонка. В самый разлив дело было…

А н н а. Не насилуй себя, Андрюша… сердце матери не обманешь.

Л а т ы ш е в. Сил моих нет больше! Слов нет! (Вынув газету.) Тут все… все сказано.

С т е ш а (вырывает у него газету). «Последний бой… бой братьев Калинкин… н-ных…» Ма-ама! Что ж это, мама?! Замужем не была — овдове-ела…

Анна, прижав ее к груди, утешает, одолевая свое горе.

Л а т ы ш е в. Я в госпитале был, когда их… когда они… Сам из газеты узнал… На танке в тыл прорвались к немцам… нашумели, ушли бы — горючее кончилось.

С т е ш а. За что? За что, мама-а-а-а?!

К а т е р и н а. Сеструха, дорогая моя.

Г у р ь е в н а. Будто скала на голову рухнула.

Е в с е й. Пойдем, старуха. Тут сейчас такое начнется!.. Пойдем, Тима велел мириться. (Уводит Гурьевну.)

В доме опять вскрикнул ребенок.

С т е ш а. Молчи! Лучше бы ты помер, безотцовщина!

А н н а. Не смей! Ему жить… ему род продолжать! (Уходит в дом.)

С е м е н  С а в в и ч. Иисусе, ты-то куда смотришь? Эй! (Грозит небу.)

Бело на улице.

С е м е н  С а в в и ч  в избе Калинкиных качает зыбку с младенцем.

Входит  Е в с е й. Старик напрягся, словно ждет очередной черной вести.

Е в с е й. Качай, качай!

Старик недвижен, ждет.

Боишься меня?

С е м е н  С а в в и ч. Тебя все боятся.

Е в с е й. Кащей он и есть Кащей. Только что не бессмертный. (С горечью.) А про то забывают, что я и себе могу худую весть принести. (Кричит.) Про это пошто забывают?

С е м е н  С а в в и ч. Не шуми. Младенца разбудишь.

Е в с е й. Младенец — он что, он несмышленый. Все страхи его впереди. А наши — вот они!

С е м е н  С а в в и ч. Опять?!

Е в с е й. Не торопись, не похоронка. (Отдает письмо.) Я теперь похоронки с оглядкой вручаю. Слезы-то все по мне текут… по первому. Вы уж потом… Каще-е-ей… (Выходит.)

Семен Саввич вертит письмо и так и этак, просматривает на свет. Входит  С т е ш а.

С т е ш а. Антошка не просыпался?

С е м е н  С а в в и ч. Парень с соображением. Понимает, что мамке некогда.

С т е ш а (заглянув в зыбку, снимает со стены фотографию). Молчишь? Хоть бы словечко сыну сказал!

С е м е н  С а в в и ч. Ты это… ты не убивайся! Молоко пропадет.

С т е ш а. Душно мне, душно! Как жить?!

С е м е н  С а в в и ч. Как все живут. Вон у Анны горя сколько. А виду не кажет. Почитай, что тут? Может, к тому еще одно горе прибавилось?

С т е ш а (распечатав письмо). Из госпиталя… врач пишет. Про Ждана. «Состояние очень тяжелое. Возможно, при хорошем уходе он еще выправится. Мы все, что смогли, сделали».

С е м е н  С а в в и ч. Дай сюда! Дай! Анна…

Входит  А н н а. Старик не успел спрятать письмо, притворно стонет, рукой качая зыбку.

А н н а. Болит?

С е м е н  С а в в и ч. Страх как болит. Ой-ёченьки! Ой! Отсохла ты, что ли? Ни крови в жилах, ни гибкости в суставах. Ровно чужая. А ведь моя. Моя!

А н н а. Дай помну. (Не без сопротивления берет руку старика в свои ладони. Заметила письмо.) Ох ты, старый притвора! (Вскрыла, читает.)

С т е ш а. Поедешь?

А н н а. Ты бы не поехала?

Затемнение.

По деревне идет  с о л д а т. Через лоб, наискось, черная повязка. Навстречу  С т е ш а  с подойником.

С т е ш а. Живой… вернулся!

Т и м о ф е й. Ага, вернулся. Чтобы пожать эту руку. Помнишь, загадывал?

С т е ш а. А Кирилл… слыхал про него?

Т и м о ф е й. Писали из дому. Ты так смотришь, будто я виноват, что выжил.

С т е ш а. И мертвые не виноваты в том, что мертвы.

Т и м о ф е й. Если бы я мог, Стеша… если бы выпало, кому из двух помереть… я бы не задумался ради твоего счастья, Стеша.

С т е ш а. Не терзайся, Тима. Я сдуру ляпнула… с горя.

Затемнение.

Слышится шум поезда. Паровозный гудок. Во двор Калинкиных входят  Ж д а н  и  А н н а. Руки Ждана забинтованы.

А н н а. Вот мы и дома, сынок. А дома, говорят, и стены помогают.

Ж д а н. Мам, топоры почему черные?

А н н а. Все чернеет со временем.

Появляются  С т е ш а  с ребенком на руках и  С е м е н  С а в в и ч.

С е м е н  С а в в и ч. Прибыл, воин? Ну, с прибытием!

Ж д а н. Воин-то никудышный оказался: в первом бою из строя вышел.

С е м е н  С а в в и ч. Кому как выпадет.

С т е ш а. Обещал — вчетвером вернетесь. Где же братьев оставил?

Ж д а н. Я не был с ними… не доехал. Эшелон разбомбили. Нас прямо с колес — в бой. И вот…

С т е ш а. Твое счастье.

Ж д а н. Это счастье?

С т е ш а. Может, в земле лежать лучше? Меняйся — наш папка согласится. Так, что ли, Антон Кириллыч?

Ребенок голосит.

А н н а. Унеси его, укачай!

С т е ш а  уходит.

С е м е н  С а в в и ч. Так вот и Тоня моя нагрянет.

Ж д а н. От нее есть вести?

С е м е н  С а в в и ч. Молчит… ни слуху ни духу.

Ж д а н. Еще объявится… потерпи.

С е м е н  С а в в и ч. Терплю, надеюсь. Тимоха Рязанов тоже ни строчки не написал. А вчера нагрянул.

Ж д а н. Опередил корешок! На день раньше вернулся.

С е м е н  С а в в и ч. Там кровать разобрана, Даня. Ложись, отдыхай.

Ж д а н. Четвертый топор белый. Мой?

А н н а. Теперь уже не почернеет. Не дам почернеть.

Ж д а н. Пойду прилягу, в глазах рябит. (Уходит.)

С е м е н  С а в в и ч. Руки-то как ему? Сразу две…

А н н а. Не только руки… В легком тоже пуля сидит. Порвался провод телефонный. Даня связать его хотел. А немец-то из пулемета.

С е м е н  С а в в и ч. Не дополз, значит? Ну, ничего. Пуля — дура.

А н н а. Дополз, зубами вцепился. Так и нашли после боя…

С е м е н  С а в в и ч. Упорный! За это орденом наградят.

А н н а. Не надо нам орденов. Лишь бы выжил.

С е м е н  С а в в и ч. Паразит я вселенский! Сгубил корову, а молочко для него всего дороже.

А н н а. Продам картошку — на молоко наторгую.

С е м е н  С а в в и ч. На себе повезешь?

А н н а. У нас один транспорт: баба в телеге.

Входят  Б у р м и н  и  К а т е р и н а.

К а т е р и н а. Я молока принесла. Жи-ирное молоко!

А н н а. На базар собираюсь. Там и куплю.

Б у р м и н. Какой резон тратиться? Бери наше.

А н н а. У чужих брать не приучена…

Б у р м и н. Мы чужие? Не те речи ведешь, Анна! Обидные речи, я тебе ответственно говорю.

К а т е р и н а. Поди, ревность мою забыть не можешь? Дурость это, сплошная дурость! Теперь не тем голова занята.

Б у р м и н. Хватит вам злобствовать! Хватит делиться! Не по-советски это, вот что!

А н н а. Не по-советски?! А чьи мужики под снегом лежат? Кто кровавой слезой умывается? Ты или я? Не по-советски… (Задохнулась.)

К а т е р и н а. Анна, Анна, приди в себя… Опомнись!

А н н а. Мне тесно в себе, мне душно! Там боль… одна боль!

Б у р м и н. Несправедлива ты, Анна. Несправедлива.

К а т е р и н а. Пойдем, Федот. Пришли не ко времени.

Б у р м и н ы  уходят.

Дома.

А н н у  бросает из угла в угол.

Ж д а н  лежит на кровати. С е м е н  С а в в и ч, вздыхая, сучит дратву.

Входит  Т и м о ф е й.

Т и м о ф е й. Здорово были! Где тут у вас служивый?

А н н а. Спит. Сбавь голос.

Т и м о ф е й. На том свете успеет — выспится.

С е м е н  С а в в и ч. Типун тебе на язык.

Т и м о ф е й. Раньше здесь не так привечали. (Обнимает товарища.)

Ж д а н. Легче, Тима, легче!

А н н а. Не жулькай его! Вишь, кровь на губах выступила?

Т и м о ф е й. Как же ты оплошал, дружба? И руки, и это все — сразу?

Ж д а н. Так уж случилось, Тима. Думал, от последней пули паду, а достались самые первые.

Т и м о ф е й. От последней обидно. Да и от всякой другой — тоже. Лучше жить.

Ж д а н. Мама, что ж ты гостя сухо встречаешь?

А н н а (достает бутылку). Пей один. Дане заказано.

Т и м о ф е й. Раз так, и я не стану!

С е м е н  С а в в и ч. Небылицы, да и только! Тимоха пить отказался.

Т и м о ф е й. Теперь вся жизнь из небылиц сплетена.

Пришел  П р о н ь к а.

П р о н ь к а. Мамка яичек Дане послала.

А н н а. Вы что, сговорились? Забирай — сам дома съешь.

Пронька, спрятав руки за спину, отступает.

Ж д а н. Ну вот, обидела парня. Он ото всей души старался. Последнее урвал от себя.

А н н а. Сами кору с мякиной смешивают, а нам — яйца. Может, возьмешь?

Пронька мотает головой.

Ж д а н. Как-нибудь сочтемся, мама. За все доброе и за все злое. Сочтемся. Оставь, не заводи парня.

П р о н ь к а (просветлев). Я к тебе приходить буду. Можно?

Ж д а н. Приходи, дружок. Все веселее.

П р о н ь к а. Хошь, на гармошке поиграю? Я без тебя научился.

А н н а (выпроваживая его). Потом, потом.

С т е ш а (в дверях). Мама, посмотри за Антошкой. Я на ферму. (Скрылась за дверью.)

Т и м о ф е й (ей вслед). Погоди, вместе пойдем.

Ж д а н. Не спеши, Тима. Посидим, прошлое вспомним.

Т и м о ф е й. Успеем наговориться! Как-никак жить выпало. (Уходит.)

Ж д а н. Жить — да! Верно, жить. (Прилег.) А братья — там. И отец тоже.

А н н а (тревожась). Что мне сделать, сынок? Скажи, что сделать? Ни перед чем не остановлюсь!

Ж д а н. Испугалась-то как! Никогда никого не боялась. Я выкарабкаюсь, мама. Не бойся. А теперь усну… ненадолго.

Там же. Но в красном полусвете все кажется нереальным. Все зыбко, все текуче. Посреди этого красного мира  Ж д а н  смотрится неуместным белым пятном. Над ним склонился отец. Он разнится с прежним  Д е м и д о м  лишь сединой да наградами.

Д е м и д. Рядовой Калинкин! Выйти из строя!

Ж д а н. Я вышел, тятя. По чистой вышел. (Спохватился.) Постой! Ты же это… тебя же нет!

Д е м и д. Пока есть ты, и я есть. А ты будешь, будешь! На-ка, получи свою награду за то, что будешь. Это нелегко — быть. (Отстегивает орден, передает Ждану… Но как возьмешь его культями?..) Баню вон, жаль, не достроили.

Ж д а н. После войны достроим.

Д е м и д. Я слыхал это… не помню от кого… (Исчезает.)

Ж д а н. Все повторяется, тятя. Все повторяется.

Появляется  п а р е н ь. Очень похож на Федора.

П а р е н ь. Дядя Ждан! Орден-то подыми! Его на груди носят.

Ж д а н. Ты кто? Узнать не могу…

П а р е н ь. Петр я. Петр Калинкин, племянник твой.

Ж д а н. У меня не было племянников.

П а р е н ь. Ты вспомни: я должен был родиться от Антонины и Федора. Но не родился.

Ж д а н. Что ж, родись, вырасти и стань лучше меня.

П а р е н ь. Я бы хотел, но как? Ты не знаешь, где моя мамка? (Исчезает.)

Появляется  д е в у ш к а, очень похожая на Стешу. Она под руку с  п а р н е м, похожим на Тимофея.

Д е в у ш к а. Папка! Папка! Почему ты не старишься?

Ж д а н. В девятнадцать какая старость?

Д е в у ш к а. Это мне девятнадцать. Тебе — тридцать восемь. Нет, ты все-таки старый. Даже не помнишь, что у твоей дочери завтра свадьба. Придешь на свадьбу?

Ж д а н. Какая дочь? Какая свадьба? Я не был женат.

Д е в у ш к а. Ты эгоист, папка! Ты должен был жениться.

Они расходятся с парнем, но руки их тянутся друг к другу.

Из-за тебя не будет свадьбы… Из-за тебя!

От резкого движения  д е д а  С е м е н а  упало распятие. Ждан проснулся. А н н а  все это время хлопотала у печки.

А н н а. Проснулся? А я оладушек напекла.

Ж д а н. Мука со всей деревни собранная.

А н н а. Не просила. Люди сами несут.

Ж д а н. Сколько хлопот из-за одного получеловека.

А н н а. Не слышу. Говори громче.

Ж д а н. Я говорю, возни со мной много.

А н н а. Мне эта возня в радость. Отбери ее — пусто станет. Так пусто, хоть ложись да помирай.

Ж д а н.

«Сорок дней, сорок ночей Мать над ним не смыкала очей…»

Мама, тебе дома-то не наскучило? Совсем на ферму не ходишь.

А н н а. Я ведь не самовольно. Начальство дозволило. Да и Стеша за двоих вполне справляется.

Ж д а н. Хорошая она. И Тимка хороший.

А н н а (подозрительно). При чем здесь Тимка?

Ж д а н. Друг он мне. Понимаешь? Верный друг.

А н н а. У тебя их, друзей-то, хоть пруд пруди. Вон еще один пылит.

Прибегает  П р о н ь к а. В руках у него клетка с птицей.

П р о н ь к а. Это тебе. Для потехи.

Ж д а н. Жула-ан! Да какой вальяжный!

А н н а (деду). С богом-то скоро наговоришься?

С е м е н  С а в в и ч. У нас с ним свои счеты. Давние. Пускай ответит: зачем на подведомственной ему земле такое творится?

А н н а. Об этом надо людей спрашивать. Я на ферму… коров попроведаю. Ждана покормишь?

С е м е н  С а в в и ч. Ступай, ступай. Сколь дней сидишь в четырех стенах.

Ж д а н (любуясь птахой). Родилось же такое чудо! Глядеть не устанешь.

С е м е н  С а в в и ч (скрывая душевную муку). Уж чудо так чудо. Всем чудесам чудо! Крылышки резвые, кафтанчик цветастый! Только что не поет в неволе.

П р о н ь к а. Ничего, обвыкнется. Это он поначалу привередничает. (Подкармливает птицу.)

С е м е н  С а в в и ч. Что за создание — человек? Сам голодает — жулана кормит зернышками.

Ж д а н. И человек же, не моргнув, убивает себе подобных.

П р о н ь к а. Я на бойне бывал — жуть! Быки ревут, кишки разбросаны, кровищи! У-ух!

Ж д а н. Я тоже бывал… на человеческой бойне. Картина куда страшнее.

С е м е н  С а в в и ч. Не распевается, хоть убей.

Ж д а н. В клетке-то кому петь охота?

С е м е н  С а в в и ч. Иные и в клетках поют. Так поют, что заслушаешься. Сам видел.

Ж д а н. Те не нашего склада.

С е м е н  С а в в и ч. Сыграй, Проня! Может, под музыку запоет пленник-то наш?

Пронька взял гармонь, наигрывает.

С е м е н  С а в в и ч (поет старческим дребезжащим баском).

«Далеко в стране Иркутской…»

Пронька и Ждан подпевают ему.

Ж д а н. Проня, гармонь тебе нравится?

П р о н ь к а. Гармонь что надо.

Ж д а н. Можешь взять. Дарю.

П р о н ь к а. Не передумаешь?

Ж д а н. Дело решенное. Только не уноси, пока я… слушаю. Жулана выпусти. Не люблю птиц в клетках. В них что-то рабье появляется, как и в людях…

П р о н ь к а. Я его мигом… пускай летит! (Уносит клетку и возвращается.)

Ж д а н (глядя в окно). Тополь голый… один листок уцелел… один-единственный!

С е м е н  С а в в и ч. Один — стало быть, уже не голый. Так и земля — никого нет, а человек пришел, обжил землю.

Ж д а н. Кто обживает, кто обжитое уничтожает… Вот и пойми их, людей-то.

С е м е н  С а в в и ч. Который уничтожает, тот нелюдь вовсе, вредитель форменный. Фашист, одним словом.

Ж д а н. Ненавижу их, дед! Ненавижу смертельно!

С е м е н  С а в в и ч. Озлел! А какой ясный был парнишечка!

Ж д а н. Мне бы выздороветь — зубами им глотки грыз бы!

С е м е н  С а в в и ч. Не ярись, сынок, тебе вредно! (Становится в угол перед распятием.)

Ж д а н. Что примолк, Проня?

П р о н ь к а. Папку вспомнил.

Ж д а н. Вернется твой папка.

П р о н ь к а. А как же! Обязательно вернется.

Ж д а н. Есть просьба к тебе.

П р о н ь к а. Да хоть сто. Я за гармонь по гроб жизни в долгу.

Ж д а н. Сыграй мне, Проня, «Войну священную»… нет, не сейчас. После.

П р о н ь к а. Когда после-то?

Ж д а н. Сам догадаешься. А пока стих запиши. А то забуду. (Диктует.)

«Сорок дней, сорок ночей Он жить продолжал, удивляя врачей. Сорок дней, сорок ночей Мать над ним не смыкала очей. А когда в последние сутки Она прилегла на минутку, Чтобы не разбудить ее, Остановил он сердце свое» [1] .

П р о н ь к а. Складный стих! И такой… щиплет!

Ждан. А главное — бьет в точку.

Входят  Е в с е й  и  Т и м о ф е й.

Е в с е й (подает Ждану пирог). Тебе, солдатик. Гурьевна испекла.

Ж д а н. К чему тратился? Меня и так вся деревня снабжает.

Е в с е й. Мой хлеб тоже не поганый. Он на земле рос. А ты воевал за эту землю.

Ж д а н. Воевал, да недовоевал.

Е в с е й (косясь на Семена Саввича, который молится в углу). Многие недовоевали. (Проходит в угол.)

Семен Саввич, выслушав его, с нечеловеческой силой смял медное распятие.

Ж д а н. Что он? О чем они шепчутся?

Т и м о ф е й. Антоша без вести пропала.

С е м е н  С а в в и ч (швырнул крест под ноги, топчет). Не верю тебе! В тебя не верю! Ты — слово! Ты — ложь придуманная! (Ослабнув, стонет.) Тоша, внученька!

Е в с е й. Твое горе, Семен, — мое горе! Давай пополам разделим.

Ж д а н. Серо! Солнце-то где же?

Т и м о ф е й. Метет. Вот стихнет буран, и солнце проклюнется.

Ж д а н. Не дожить, наверное. В буран уйду.

Т и м о ф е й. Мысли у тебя, прямо скажем, не героические.

Ж д а н. Эх, Тима! Хватит о героизме. Как там наши?

Т и м о ф е й. Паулюса зажали.

Ж д а н. Ну все-таки сдвиг. Тима, женись на Стеше! Слышь!

Т и м о ф е й. Рывочки у тебя! Побегу в контору. Ждут. Думал ли до войны, что председателем стану?

Ж д а н. И я о многом не думал. Теперь додумываю… пока есть время.

Т и м о ф е й. Не дури! Стой до последнего!

Ж д а н. Ты не ответил мне, Тима. Прошу. Это последняя просьба.

Т и м о ф е й. Чудак ты, кореш! Право, чудак! (Идет к двери.)

Навстречу  А н н а,  С т е ш а. Стеша смутилась от взгляда Тимофея.

А н н а. Сумерничаете? Чего лампу-то не зажгли?

Ж д а н. Керосин экономим… для тех, кому огонь понадобится.

Стеша перепеленывает ребенка.

Мама… Тоня-то наша… пропала без вести.

А н н а (всплеснула руками). О господи! Старика-то за что? Одна радость была на свете… (Бросилась было к Семену Саввичу, но увидела, что сыну совсем плохо, склонилась над ним.)

Издали слышится мелодия «Священной войны». Сквозь буран бредут  л ю д и, только что похоронившие Ждана. Усаживают  А н н у  на бревно, в котором воткнуты четыре топора.

Т и м о ф е й. Ушел кореш… а жить бы ему… жить бы…

С е м е н  С а в в и ч. Ты не молчи, Аннушка. Говори или плачь. Только не молчи.

А н н а. Все высказала… все выплакала.

П р о н ь к а. Догадался! Стихи-то он про себя сочинил!

К а т е р и н а. Молчи! Молчи! Нашел время!

П р о н ь к а. Не буду молчать! Может, это одно, что от него осталось. Вот. (Подает Анне листок.) Даня стишок велел записать.

А н н а. Не вижу… будто глаза вытекли.

С е м е н  С а в в и ч. Поплачь, Аннушка, поплачь маленько! Смочи душу слезами. Вся иссохла, поди, вся изболелась.

Б у р м и н. Вся Россия сегодня плачет. И мстит она же.

А н н а. А мне оттого не легче, Федот. Проня, стишок-то прочти.

П р о н ь к а (читает наизусть).

«Сорок дней, сорок ночей Он жить продолжал, удивляя врачей. Сорок дней, сорок ночей Мать над ним не смыкала очей. А когда в последние сутки Она прилегла на минутку, Чтобы не разбудить ее, Остановил он сердце свое…»

А н н а. Остановил… не простился.

К а т е р и н а. Гордый он был. Все вы, Калинкины, гордые!

Б у р м и н. Гордость-то эта от одного корня питается. От главного корня! И народ ему высохнуть не дозволит.

П р о н ь к а. Я эти стишки в школе рассказывать буду. Я их вот так… (Снова вдохновенно и яростно читает.)

«Сорок дней, сорок ночей Он жить продолжал, удивляя врачей…»

Т и м о ф е й. Значит, стоять России во все времена… Жить России! Так, что ли, Семен Саввич?

С е м е н  С а в в и ч. Разве что свечечка потухнет. Да только свечку ту загасить ему не по силам.

Б у р м и н. Негасимая свеча! Это я вам ответственно говорю!

Звучит торжественная музыка. Люди встают. Встает Анна, мать русская, усталая, горькая, гордая.

Из снега, из мрака восходит солнце. Буран кончается.

З а н а в е с

1974