Весна или начало лета 2005 года. Я включила НТВ. Идет программа «Чистосердечное признание» [2 — Это был фильм «История нефтяного царя», вышедший в эфир НТВ 5 июня 2005 года. О нем здесь: Газета «Коммерсантъ», № 103 (3187), 08.06.2005: ]. Речь о компании ЮКОС. Пожалуй, я слышу о ней впервые или почти впервые, мои интересы лежат в совсем другой области.
Но программа странная.
Говорят о студенте Химико-технологического института Михаиле Ходорковском. Показывают выписку из его диплома: отлично, отлично, отлично. По всем предметам. Но говорят об этом таким тоном, словно иметь красный диплом — преступление.
Мне обидно. В конце концов, у меня такой же. Только МИФИ.
И я проникаюсь сочувствием к симпатичному студенту с дипломом того же цвета.
Студент занялся бизнесом, открыл кафе, торговал компьютерами, организовал банк «МЕНАТЕП», потом на залоговом аукционе купил компанию ЮКОС.
Я тоже пыталась заниматься бизнесом, тогда же, в начале девяностых. Оказалось, не мое. Но хоть один отличник чего-то добился в жизни!
И тут я начинаю удивляться. Оказывается, Ходорковский купил НИУИФ [3 — Институт по удобрениям и инсектофунгицидам.] за 25 тысяч долларов, и диктор говорит, что это нереально дешево.
Я вспоминаю мой 95-й год.
Дело происходит чуть не в трамвае. Я случайно встречаю моего бывшего преподавателя математики.
— Я слышал, ты бизнесом занимаешься? — спрашивает он.
— Пытаюсь.
— Я тоже. Слушай, тут завод продается. У тебя нет покупателя?
Я не удивилась. Тогда торговали всем: китайскими шмотками, французскими духами польского происхождения, акциями финансовых пирамид. И, конечно, приватизированными предприятиями.
— А почем? — спрашиваю.
— Миллион рублей.
Тогда миллион рублей равнялся приблизительно 340 долларам.
Миллион у меня был.
— Только у него 100 миллионов долга, — честно предупреждает мой бывший математик.
— Я спрошу. Есть один человек.
Я пошла к моему знакомому коммерсанту. У него было гораздо больше ресурсов, он торговал акциями приватизированных предприятий.
— Хочешь завод? Миллион рублей — бросовая цена. Давай!
— А что он делает? — спросил он.
— Да в руинах лежит, ничего не делает. Сто миллионов долга.
— Ну и зачем он нам нужен? — спросил мой знакомый коммерсант. — Вот мы акциями торгуем, и давай дальше акциями торговать.
И я подумала — почему господин Ходорковский так дорого заплатил за НИУИФ? Целых 25 тысяч долларов! И почему диктор или журналист — автор программы, говорит, что это мало? Это очень много. Он, видимо, совершенно не знает обстановки 95-го года.
Смотрю дальше.
И удивляюсь еще сильнее.
У Ходорковского некоторые его предприятия были зарегистрированы в зонах с льготным налогообложением, и он там не вел деятельности, что жутко незаконно и в обход Налогового законодательства.
Я вспоминаю свои девяностые: в этих самых ЗАТО кто только не был зарегистрирован — никто там деятельности не вел [4 — Например, в 1999 году в России было около сорока ЗАТО, а зарегистрированные там фирмы работали главным образом в Москве: Газета «Коммерсантъ», № 216 (1860), 23.11.1999: ], и сейчас до сих пор кое-кто зарегистрирован в ЗАТО и деятельности там не ведет.
А эта схема минимизации налогов, по моим воспоминаниям, была прописана в любимом мною тогда журнале «Деньги». Как законная.
Если информация содержит внутренние противоречия или противоречит тому, что известно мне доподлинно (например, из личных воспоминаний), то она является ложной.
Вопрос, зачем?
Мало, что ли, коммерсантов у нас сумели скупить по дешевке приватизированные предприятия? Мало ли мухлюют с налогами? Зачем одного из них выставлять каким-то особенным преступником, причем явно перевирая факты.
Что-то здесь не так.
Я тогда писала роман под названием «Кратос», он вышел потом в издательстве «Крылов», и сочла, что Михаил Ходорковский может стать подходящим прототипом для одного из героев — Леонида Аркадьевича Хазаровского.
И я стала читать о ЮКОСе и Ходорковском все, что могла найти. Что-то казалось мне таким же лживым, как программа «Чистосердечное признание», что-то напротив — слишком апологетическим.
Мне нужен был объективный источник.
И тогда я зашла на сайт Генпрокуратуры и скачала приговор. [5 — . gov.ru/news/news-2191/]
Он оказался самым сильным оправдательным документом из всех мною прочитанных. Причем, чем дальше я читала, тем более убеждалась в невиновности приговоренного. Абсурдные обвинения, навешанные обвинения и описания распространенных практик ведения бизнеса — больше ничего!
Видимо, народ русский по-прежнему «ленив и нелюбопытен». Мало желающих лезть в Интернет и читать длинные рассуждения юристов, чтобы составить собственное мнение, не увиденное по телевизору или вычитанное из газет. Иначе выкладывать подобные документы в открытый доступ было бы слишком опасно для существующего режима.
Замечу для непосвященных, что в приговоре нет ни слова ни об убийстве мэра Петухова [6 — Подробнее об этом в моей книге «ЮКОС: мифы об убийствах».], ни о планах захвата власти, ни о предательстве национальных интересов России, о чем так много кричали по путинвидению. Исключительно экономические статьи. Причем написанное на одной странице упорно противоречит написанному на следующей. Одно из самых тяжких обвинений: ограбление Ходорковским предприятий, принадлежащих Ходорковскому, и возврат ему государством переплаты налогов, заплаченных векселями ЮКОСа. А на принцип презумпции невиновности наплевано, видимо, с высоты одной из кремлевских башен.
Я была настолько впечатлена творчеством Мосгорсуда, что написала потенциальному прототипу Леонида Аркадьевича Хазаровского сочувственное письмо с подробным разбором его дела.
И он мне ответил.
Узкий конверт с изображением Читинского Драматического театра. Судя по штемпелю, письмо шло двенадцать дней. Отрываю край. Вынимаю полностью исписанный двойной листок из тетради в клеточку. На полях вертикально моя фамилия и адрес. Видимо, чтобы тюремный цензор не перепутал письма.
Читаю:
«Уважаемая Наталья!
Огромное спасибо за письмо, за рассказ о себе и за попытку разобраться в сути приговора.
Я в суде до самого конца хотел защищаться и защищался от сути обвинений, не ссылаясь на их политическую мотивированность и свое неучастие в событиях, т. к. считал важным публично отстоять не только свою репутацию, но и репутацию людей, реально и честно осуществляющих бизнес-процессы.
Об институте (НИУИФ), да и об «Апатите» даже говорить смешно — суд подтвердил, что продавцу (гос-ву) все заплачено, а инвестиции направлялись частному предприятию («Апатит», НИУИФ) соответственно.
Более того, в суде директора подтвердили и что предприятия работают и работают успешно (а ведь прошло 10 лет) и программы выполнены, по мере готовности проектов (реальных, а не придуманных впопыхах). Недаром по этим эпизодам нет пострадавшей стороны! Нет иска!
Что касается хищения у собственного предприятия «Апатит» (по версии следствия), то они так и не смогли не только доказать факт самого хищения т. к. предприятие было прибыльным, но и не смогли найти мотива!
Зачем мне похищать то, что мне и так принадлежит (ведь по их схеме я становился владельцем 50 % похищенной выручки, а доля акций, которая по их версии принадлежала мне на «Апатите» ~ 70 %) В общем, бред.
Про налоги еще хуже, обвинение не смогло предъявить ни единого! неоплаченного векселя! Векселя-то были векселями ЮКОСа, а не какой-то подставной компании. И осудили меня (по версии кассации) за предоставление ложных сведений о наличии льгот, при этом суд сам установил, что льготы были предоставлены. Смешно и горько, и вдвойне горько, что в России пока люди, даже грамотные, в этот бред верят, сочувствуют мне, что адвокаты не справились, говорят, что «все нарушали, а осудили одного»…
Меня это категорически не устраивает!
Если бы я нарушал закон, то не стал бы прятаться за политику, а очень быстро договорился «по-хорошему».
А так — не согласен. Я никому никогда не обещал, что не буду участвовать в общественной жизни, в политике. Это моя страна и мое право, так же как и право каждого гражданина. А что происходит с качеством решений власти в отсутствие реальных, влиятельных оппонентов — легко увидеть в последние 2–3 года, когда на фоне экстремальных цен на нефть — экономика топчется на месте.
Да, стабильность есть, но движения нет. Мы отстаем все больше, и страшно подумать, чем все это может кончиться в ближайшие годы. Сводки Госкомстата специалистов пугают.
А в «зоне» действительно обычные люди, разные, но абсолютно обычные, наши, россияне.
Жизнь идет. Желаю Вам успехов.
И не бойтесь, все совсем не так плохо в нашей России.
С уважением <подпись>».
Он еще меня утешает!
Там архитрудно писать. Сто человек в отряде, право тратить на продукты 1800 рублей в месяц, голод, недосып, бессмысленная и монотонная работа.
Не так плохо…
Иногда мне кажется, а не стоит ли жить в этом мире, том, который описывает наше телевидение, рапортуя, как все хорошо. Какое мне, в конце концов, дело до того, что кого-то осудили по сфабрикованным обвинениям, запретили какую-то там общественную организацию, избили демонстрантов, превратив Марш Несогласных в «фарш из несогласных» или разгромили независимый телеканал? И не умру я, в конце концов, от того, что больше не имею права в очередной раз проголосовать за Лужкова, не голосуя за список «Единой России», составленный из неизвестно кого.
Но я боюсь лжи. Слишком опасно, когда тебе лгут. Лгут — значит, ограбят, прокинут или подставят. Если не убьют.
Лгать любили фашисты. Разовая камера — душ. Газенваген — машина для перевозки людей, замаскированная гильотина — прибор для измерения роста.
31 января 2006 года. Пресс-конференция Путина. Больше получаса я не выдерживаю, выключаю. Потому что он говорит одно, а делает другое. Говорит, что в стране не идет национализация, и национализирует путем продажи «Газпрому» или «Роснефти» сначала телевидение, теперь нефтедобывающие компании. Говорит, что не будет пересмотра итогов приватизации, когда, по крайней мере, два человека уже сидят по приватизационному делу: один в Краснокаменске [7 — Михаил Ходорковский], другой — в поселке Харп [8 — Платон Лебедев.]. Говорит о поддержке неправительственных общественных организаций и лишает их источников финансирования. Ложь.
Ложь.
Ложь.
Он слишком много врет!
Мне страшно.