Ходорковский. Не виновен

Точильникова Наталья Львовна

Часть 5. Тюремное противостояние

 

 

«Матросская тишина»

Весной 2009-го на общественных слушаниях в Сахаровском центре выступала Светлана Ганнушкина:

«Я хочу напомнить момент, когда Ходорковского арестовали, — сказала она. — Это было в октябре 2003 года, в то время, когда проходил гражданский форум в Нижнем Новгороде. И в тот день, в ночь которого потом был арестован Ходорковский, был конкурс общественно значимых бизнес-проектов. Вот на этом форуме, организованным Кремлем, принималось решение представителями общественности, гражданского общества о том, кто же из представителей бизнеса наиболее активно и положительно работает на благо гражданского общества. И первую премию получил Ходорковский.

И после этого, на следующий день, на этом форуме, мы узнаем, что Ходорковский в ночь был арестован. Я должна сказать, что несмотря на то, что там были самые разные люди отнюдь не либерального, очень многие совершенно прокремлевского толка, это был шок. И было ощущение, что действительно люди сейчас объединятся и не допустят того, чтобы это продолжалось, чтобы этот арест имел развитие. Тем более никто не предполагал, что он будет иметь развитие в такой форме.

Удивительно вспоминать, что меня, с той секции, на которой я выступала, я занимаюсь беженцами, вызвал никто иной, как Глеб Павловский и Маша Слободская. И была организована немедленно пресс-конференция для присутствовавшей там прессы, где все мы, это был единственный случай, я была польщена тогда, что Павловский знает, что меня зовут Светлана Алексеевна, потому что до сих пор, когда мы с ним встречались, он просто не узнавал и не знал, кто это такая. Тем не менее, было ощущение, что ему страшно. Прокремлевскому политику страшно. И что сейчас действительно все встанут на защиту, и не допустят продолжения.

Этого не случилось. Глеб Павловский быстро понял, что ему, на самом деле, ничего не грозит, и делом этим больше никогда не занимался, насколько мне известно.

Реакцию его непосредственного шефа мне пришлось наблюдать, и Людмиле Михайловне Алексеевой [288 — Людмила Алексеева присутствовала на слушаниях в Сахаровском центре.] тоже, 10-го декабря того же года на встрече совета по правам человека при президенте России с президентом России, с тем лицом, которому мы, как бы, приглашены давать советы.

Реакция была удивительно личной. Трижды вопросы о Ходорковском задавали самые разные люди. И первым из них был Аузан, которого Путин в необычной для него манере, по крайней мере, на нашей встрече, очень резко оборвал.

— Людмила Михайловна, — обратилась она к Людмиле Алексеевой, сидевшей в зале, — я хочу, чтобы вы подтвердили мои слова, я клевещу на президента России. Мне бы хотелось это делать при свидетелях. Реакция была очень резкая. Он оборвал Аузана, не дал ему говорить и сказал, что не умеете заниматься такими делами, не занимайтесь, не умеете соблюдать закон (Аузан сказал, что закон был очень неопределенный) — любой закон надо соблюдать.

Дальше ему говорили представители бизнеса — он не дал говорить.

И наконец, последним с ним об этом заговорил Рошаль, который начал так: «Владимир Владимирович, вы знаете, как я вас люблю. Ну, отпустите вы Ходорковского. Ну, некрасиво это выглядит, послушайте меня, старика». Не послушал и старика.

Совершенно ясно, что здесь присутствует и какое-то личное отношение к Ходорковскому. Он вызывает раздражение. Чем? Молодой, успешный, красивый, любимый. Не знаю еще чем. Личное отношение, раздражение власти».

За него вступались, его пытались вытащить.

И не только правозащитники. Предприниматели написали Путину еще одну челобитную. Четвертую по счету после ареста Платона Лебедева.

В день задержания Ходорковского проходило срочное заседание бюро правления РСПП. На нем приняли заявление об ошибочности действий Генпрокуратуры, которые отбросили «страну на несколько лет назад» и подорвали «доверие к ее заявлениям о недопустимости пересмотра итогов приватизации». В заключение Путина просили вмешаться в ситуацию. [289 — ]

Реакции не последовало.

Как и на предыдущие прошения.

Не молчали и либеральные политики. Борис Немцов назвал арест Ходорковского акцией устрашения, «которая показывает всем, начиная от владельцев супермаркетов, заканчивая владельцами ларьков, что иметь самостоятельную позицию в общественной и политической жизни России опасно». [290 — Там же.]

27 октября он направил поручительство в Генпрокуратуру, где просил выпустить МихаилаБорисовича под подписку о невыезде. [291 -]

Ходорковского оставили под стражей.

И только народ, как всегда, безмолвствовал.

Тот, к которому Ходорковский решился апеллировать накануне ареста, когда ездил по регионам и выступал перед студентами, которые накануне рукоплескали ему в аудиториях университетов.

Они молчали в большинстве своем.

Это на Западе студенчество — мотор всех революций. У нас самая инертная, самая неповоротливая, самая аполитичная масса.

К 27 октября акции ЮКОСа подешевели на 19,6 %. Торги ими уже приостанавливали. И планировали приостановить опять, если падение превысит 25 %. В тот же день рухнули котировки всех ликвидных акций российских компаний.

В тот же день Ходорковского перевели в специзолятор Главного управления исполнения наказаний — самую охраняемую часть тюрьмы «Матросская тишина». Для политических заговорщиков (вроде членов ГКЧП) и особо опасных преступников.

Официальная формулировка: «для улучшения бытовых условий» [292 -]. Теперь камера будет четырехместной, с телевизором и холодильником.

30 октября Генпрокуратура арестовала 53 % акций ЮКОСа. В прессе впервые заговорили о грядущей национализации компании.

«Никакой другой цели, кроме передела собственности, даже если она будет завуалирована решениями подконтрольной государству судебной власти, эта операция иметь не может», — писал журнал «Деньги». [293 — Журнал «Деньги»№ 43(448) от03.11.2003: . aspx?DocsID=425017]

Все чаще стали говорить о пересмотре итогов приватизации.

27 октября Путин приказал «прекратить истерику».

«Истерика» не прекратилась.

3 ноября Михаил Ходорковский покинул пост председателя правления ЮКОСа и стал председателем правления «Открытой России». [294 -]

«Как руководитель, я должен сделать все для выведетрудового коллектива компании из-под удара, направленного против меня и моих партнеров», — сказано в его заявлении. [295 — Газета «Коммерсантъ» № 202 (2805) от 04.11.2003: . aspx?DocsID=425470]

5 ноября группа правозащитников обратилась в организацию «Международная амнистия» с просьбой рассмотреть вопрос о признании Ходорковского политзаключенным. Обращение подписали Елена Боннэр, Владимир Буковский, Наталья Горбаневская, Сергей Ковалев, Эдуард Кузнецов и Александр Подрабинек. [296 -. В конце концов «Международная амнистия» признала Ходорковского узником совести. В 2011 году.]

В прессе появились разборы обвинения Ходорковскому. Чисто юридические и сделанные юристами. [297 — Например, здесь: Журнал «Деньги» № 46 (451) от 24.11.2003: http://. aspx?DocsID=430391]

Их очень смешно читать.

О, нет! Компетентность авторов не вызывает сомнений. Анализируют они прекрасно и приходят к тем же выводам, что и я.

Но все эти «будет трудно доказать то», «будет трудно доказать это».

Они еще не знают, что никто ничего не будет доказывать.

25 ноября, ровно через месяц после ареста, Генпрокуратура заявила об окончании следствия, и Ходорковский начал знакомиться со своим 200-томным делом. [298 — Газета «Коммерсантъ» № 216 (2819) от 26.11.2003: . aspx?DocsID=431102. Точнее, в деле было 227 томов.]

В прессе обсуждали возможный срок. Большинство составляли оптимисты: дадут условно, символически или оправдают.

В середине декабря начались налоговые проверки в «Открытой России» и всех организациях, которые получали от нее благотворительную помощь. [299 — Газета «Коммерсантъ» № 230 (2833) от 18.12.2003: . aspx?DocsID=436642]

19 декабря перед очередным Басманным судом по поводу продления ареста у Ходорковского появился новый адвокат — знаменитый Генрих Падва. Он посетил подзащитного в СИЗО и заявил журналистам, что тот держится мужественно. [300 — Газета «Коммерсантъ» № 232 (2835) от 20.12.2003: . aspx?DocsID=437313]

Присутствие Генриха Падвы на степень басманности суда не повлияло. Его подзащитному продлили арест до 25 марта. Суд проходил в закрытом режиме. Равно как и все остальные суды об арестах фигурантов дела ЮКОСа.

«Когда я пришел первый раз к Ходорковскому, я сказал: ««На сегодняшний день я дорогой адвокат, и вам придется очень много платить, — вспоминал Генрих Падва в одном из интервью. — Вы понимаете, что ни я, ни все адвокаты России, вместе взятые, реально вам помочь не в состоянии?» Он ответил: «Да, понимаю». Тогда я у него спросил: «Так зачем я вам?» Ходорковский спокойно ответил: «Хочу, чтобы люди услышали голос правды»». [301 — ]

16 января 2004-го Ходорковский подал жалобу в Европейский суд на нарушение его прав при аресте. [302 — Решение появилось в 2011 году. Правота Ходорковского была признана практически по всем пунктам, только политическую подоплеку ареста Европейский суд счел недоказанной. Точнее недостаточно убедительно доказанной.] Ровно через месяц 16 февраля на лентах новостных агентств появилось заявление Леонида Невзлина агентству Bloomberg.

«Что бы вы отдали за свободу Ходорковского, Лебедева — своих друзей?» — спросил корреспондент.

«Все», — ответил Леонид Борисович.

И предложил продать принадлежащие ему и его партнерам Дубову и Брудно акции Group MENATEP в обмен на освобождение юкосовских заложников: Ходорковского,

Лебедева и Алексея Пичугина. Продать за любую цену государству, конкретным чиновникам или любому, на кого укажет Кремль. [303 — Журнал «Деньги» № 7 (462) от 23.02.2004: . aspx?DocsID=452026]

Генпрокуратура назвала предложение «абсурдным», поскольку такую сделку невозможно оформить в рамках закона.

Чья бы корова мычала про закон!

Оформить можно все, было бы желание. Получилось же как-то с Гусинским.

Просто власть прекрасно понимала, что ЮКОС будет ее и так, без всяких условий.

Невзлин говорил, что отказаться от бумаг ЮКОСа ему уже предлагали многочисленные эмиссары якобы из Кремля. Но Леонид Борисович не был уверен в их полномочиях. А предложение вполне обсуждаемо.

Сам же Ходорковский отказался менять акции на свободу и заявил, что его дело должно быть решено в ходе открытого, честного и беспристрастного процесса.

Было начало 2004-го, и тот факт, что ближайший суд у нас в Страсбурге, еще не был столь очевиден.

 

Первый суд

14 мая 2004 года дело Ходорковского было передано в суд. [304 -]

Процесс начался 28-го в Мещанском суде города Москвы. Дело рассматривали сразу три судьи Ирина Колесникова, Елена Максимова и Елена Клинкова. На тройственности суда настоял Генрих Падва: «Трое судей — в три раза лучше, чем одна». [305 — Журнал «Власть» № 31 (584) от 09.08.2004: . aspx?DocsID=495861]

Колесникова, которая с самого начала приняла дело, уже успела вынести обвинительный приговор Василию Шахновскому за неуплату налогов с физического лица, но он расплатился еще во время следствия, так что от наказания был освобожден.

В видеоролике, снятом незадолго до ареста [306 — . com/watch?v=aD8oLhcUN8o&feature=related], Михаил Ходорковский говорил, что приходит с работы часов в одиннадцать-двенадцать, а спит — по 5–6 часов. «Мне хватает», — объяснял он.

Однако в тюрьме признался адвокатам, что только здесь выспался. Выглядит он бодро. Сидит в клетке на жесткой скамье, делает пометки в тетради или читает Ричарда Пайпса — американского специалиста по русской истории, который относит Россию к числу стран, где представление о частной собственности так и не успело сформироваться. Единственным настоящим собственником в Московии был князь, рассказывает ему Пайпс, и с имуществом подданных он имел право поступать, как угодно. Хозяина, например, изгнать или в рабство обратить, а имущество отдать на разграбление.

Ходорковский «проглатывает» по книге в день. Уже к середине процесса он признается адвокатам, что получил в тюрьме второе высшее гуманитарное образование.

Он безукоризненно вежлив. Когда хочет обратиться к суду, поднимает руку и терпеливо ждет, когда судьи заметят. Обращается к ним «уважаемый суд» и «Дмитрий Эдуардович», — к прокурору Шохину. [307 — Журнал «Власть» № 15 (618) от 18.04.2005: . aspx?DocsID=570871]

Одет Михаил Борисович в джинсы и темную рубашку с короткими рукавами. В суде душно, и он периодически отпивает воду из пластиковой бутылки.

Рядом с ним Платон Лебедев. Он нездоров и периодически дремлет, опустив голову на прутья решетки, или отпивает из бутылки самодельную простоквашу, которой лечится от гепатита. Но в адрес прокуроров отпускает едкие замечания, иногда совершенно несправедливые: «Я ношу имя великого философа Платона, собрание сочинений которого, я надеюсь, не полностью утащили у меня из дома при обыске».

Нисколько не сомневаюсь, что не утащили. Зачем им?

«Антиконституционная экстремистская организованная преступная группа в составе следователя Генпрокуратуры Каримова, первого замгенпрокурора Бирюкова и их представителя в суде — безнравственного карьериста Шохина по предварительному сговору сфальсифицировала против меня и моего друга Ходорковского юридически несостоятельное обвинение.», — говорит Лебедев.

От последнего слова он откажется, пообещав сказать его в Европейском суде.

Третий подсудимый Крайнов под подпиской о невыезде.

Первый суд был фактически завершен 11 апреля 2005 года. На 27-е назначили оглашение приговора. Во время процесса заслушали 76 свидетелей обвинения и 4 свидетеля защиты. «Нам в принципе было очень трудно найти желающих выступить в защиту Ходорковского. Все боялись такого выступления, о чем откровенно признавались, когда мы об этом их просили. Некоторые сначала соглашались выступить, а потом отказывались», — объяснял Генрих Падва. [308 — . by/20050606.22/020270142/]

11-го зал суда был заполнен до отказа. С последним словом выступал Михаил Ходорковский. «Полтора года назад вооруженные люди задержали меня и отказались выпустить под залог», — сказал он. Их целью было «планомерное уничтожение ЮКОСа».

Процесс «затеяли определенные влиятельные люди с целью забрать процветающую компанию, а точнее — ее прибыль». Его задержание в шесть раз увеличило бегство капитала, «доморощенная бюрократия нанесла урон государству», и «пусть полнота ответственности ляжет на тех, кто это затеял».

«Два года обысков, захват заложников путем арестов, но обвинение не смогло найти наличие тайных противозаконных деяний, чтобы говорить о существовании криминальной группы», — сказал он. В деле нет ни одного документа, равно как и свидетельских показаний о получении им и Лебедевым незаконных средств. «Два года бесчеловеческих трудов генеральной прокуратуры и нулевой результат».

«Многие мои коллеги брошены в тюрьму, фактически превращены в заложников», — сказал Ходорковский и добавил, обращаясь к ним: «Спасибо вам за все, я с вами, я всегда буду поддерживать вас!» И попросил судить его без снисхождения. [309 — Газета «Коммерсантъ» № 68 (3152) от 16.04.2005: . aspx?DocsID=570780]

Он поблагодарил родителей и жену за терпение и поддержку и извинился «за потраченные нервы».

Публика аплодировала стоя. [310 — ]

27 апреля оглашение приговора Ходорковскому и Лебедеву перенесли на 16 мая.

«Суд, по всей видимости, просто не успел написать приговор», — прокомментировал Генрих Падва.

Адвокат Ходорковского Каринна Акоповна Москаленко считает иначе: «По первому делу, по всей видимости, был вынесен один приговор, и в день, когда его должны были оглашать, вдруг сообщили, что будет написан другой. То есть сообщили, что на подготовку приговора уйдет даже больше времени, чем было затрачено. И, когда суд оглашал его, видно было, что его пишут по пути».

За три дня до начала оглашения приговора прокуратура заявила, что планирует предъявить Ходорковскому новые обвинения. На этот раз в отмывании денег. путем выплаты дивидендов. [311 — Газета «Коммерсантъ» № 86 (3170) от 14.05.2005: . aspx?DocsID=577521]

Это обвинение предъявят более года спустя, и оно будет рассматриваться на втором процессе.

А тогда, в 2005-м, журналисты назвали его «обвинением на случай оправдания» придуманным только для того, чтобы оставить Ходорковского в тюрьме независимо от приговора.

16-го в первый день оглашения приговора сторонники Ходорковского организовали пикет у стен суда. Пришла Ирина Хакамада, Гарри Каспаров, Валерия Новодворская, Сергей Митрохин, Илья Яшин, активисты «Обороны», «Яблока» и организаций помельче. Пикет был разрешен до 14:00. В 4:00 пикетчики плакаты свернули, но разойтись отказались. В результате около 50 человек было задержано. В том числе Сергей Митрохин, которого избили и поместили в милицейскую машину. [312 — Газета «Коммерсантъ» № 87 (3171) от 17.05.2005: . aspx?DocsID=578273]

Противники подсудимого тоже присутствовали в количестве человек пяти, но их почему-то никто не тронул.

На второй день территория вокруг Мещанского суда была оцеплена. Сторонников Ходорковского туда больше не пускали даже по повесткам в Мещанский суд по делам об административном правонарушении. Зато противников Ходорковского вдруг оказалось под три сотни. И за оцепление их, понятно, пускали.

Один из них признался корреспонденту «Коммерсанта», что за участие в пикете им обещали по 300 рублей на брата. [313 — Газета «Коммерсантъ» № 89 (3173) от 19.05.2005: . aspx?DocsID=578777]

На третий день чтения приговора 18 мая трое адвокатов: Падва, Шмидт и Краснов вышли из зала в знак протеста. «За свою сорокалетнюю адвокатскую карьеру я впервые столкнулся со столь грубым извращением показаний свидетелей в угоду обвинению», — прокомментировал Юрий Шмидт. [314 — Газета «Коммерсантъ» № 89 (3173) от 19.05.2005: . aspx?DocsID=578776]

23 мая, через неделю после начала оглашения приговора, на Каланчевской улице, где расположен Мещанский суд, начали дорожные работы. Так что пикетчики, поддерживавшие подсудимых, были вынуждены стоять в нескольких сотнях метрах от здания, даже если пикет был разрешен. Адвокаты бросали машины в соседних переулках и едва не опаздывали на заседания. [315 — Газета «Коммерсантъ» № 93 (3177) от 25.05.2005: . aspx?DocsID=580269]

««В России две беды — дураки и дороги, Ходорковский уже заставил отремонтировать дороги. Осталось справиться с дураками», — шутили пикетчики. [316 — Газета «Коммерсантъ» № 94 (3178) от 26.05.2005: ]

25 мая на восьмой день чтения приговора адвокат Платона Лебедева Глена Липцер заявила журналистам, что оценивать его с точки зрения права бессмысленно:

«Многословие направлено на то, чтобы показать значимость и якобы справедливость приговора. В действительности же это фарс и расправа над нашими подзащитными». А адвокат Лебедева Константин Ривкин заявил, что в приговоре звучат «аргументы обвинения, которые были опровергнуты в ходе многомесячного судебного разбирательства». [317 — Газета «Коммерсантъ» № 94 (3178) от 26.05.2005: . aspx?DocsID=580606]

Приговор закончили читать 31 мая. Ходорковский и Лебедев были приговорены к 9 годам колонии общего режима.

Канадский адвокат Ходорковского Роберт Амстердам заметил, что аргументы защиты не были учтены в приговоре вовсе. Словно адвокаты и не выступали в суде. [318 — Газета «Коммерсантъ» № 92 (3176) от 24.05.2005: . aspx?DocsID=579995]

«Подсудимые слушали приговор спокойно. Даже когда были оглашены сроки, Михаил Ходорковский не изменился в лице. На лице Платона Лебедева застыла легкая ироническая улыбка», — писал «Коммерсант». [319 — Газета «Коммерсантъ» № 98 (3182) от 01.06.2005: . aspx?DocsID=582025]

Судья спросила, понятен ли им приговор. «Приговор понятен. Считаю его просто памятником басманному правосудию», — громко, на весь зал сказал Ходорковский.

Лебедев заявил, что приговор ему непонятен. На что судья беспристрастно еще раз зачитала статьи и срок.

Один из журналистов выбежал из здания суда к пикетчикам из группы «Совесть» и «Обороны», которые поддерживали Ходорковского, сказал только три слова: «Ходорковскому — девять лет» и убежал обратно.

Женщины в пикете заплакали. Потом все на удивление дружно кричали «Позор!» [320 — Газета «Коммерсантъ» № 98 (3182) от 01.06.2005: ]

А в суде три часа читали определение по эпизоду с акциями «Апатита», по которому истек срок давности. Жена Ходорковского Инна пришла на заседание в темных очках и незаметно вытирала глаза, Марина Филипповна подсела к ней, обняла и пыталась успокоить.

Наконец, судья спросила подсудимых, понятно ли им определение. «Это еще один монумент басманному правосудию», — сказал Ходорковский. «Ваше преступление мне понятно!»- сказал Платон Лебедев.

«Мы категорически не согласны с приговором во всех его частях», — заявил от имени всех адвокатов Генрих Падва и пообещал обжаловать его в кассационной инстанции.

Генпрокуратура выразила удовлетворение приговором.

А адвокат Антон Дрель зачитал журналистам заявление Ходорковского: «Несмотря на очевидное отсутствие доказательств моей вины, суд решил отправить меня в лагерь. Я понимаю, какому давлению подвергалась судья Ирина Колесникова. Сегодня миллионы наших сограждан увидели, что, несмотря на заявление высшего руководства страны об укреплении правосудия, надеяться пока не на что. Это стыд, позор и беда нашего государства».

«Мне известно, что судьба приговора по моему уголовному делу решалась в Кремле. Я не признаю себя виновным. И для меня принципиально добиться справедливости на родине».

«Свобода — это внутреннее состояние человека, и я считаю себя истинно свободным, в отличие от моих врагов. Именно мои недоброжелатели, которым по ночам снится обуреваемый жаждой мести Ходорковский, обречены всю оставшуюся жизнь трястись над украденными активами ЮКОСа. Это они глубоко несвободны и никогда свободными не будут. Их жалкое существование — вот подлинная тюрьма».

Журналисты ждали у входа родственников подсудимых. Но они покинули здание через служебный вход. Вышли только родители Ходорковского. «Я потеряла сына в тот день, когда выбрали Путина», — сказала Марина Филипповна. [321 — Газета «Коммерсантъ» № 98 (3182) от 01.06.2005: . aspx?DocsID=582025]

9 июня адвокаты подали кассационные жалобы в Мосгорсуд. Они просили отменить приговор и полностью оправдать их подзащитного.

Приговор просили отменить по некоторым эпизодам за отсутствием состава преступления, по другим — в связи с непричастностью к ним. Но была и вовсе экзотика: отсутствие события преступления. «Это настолько редкое сочетание, что все эти мотивировки подходят к ситуации, что мы думали, как лучше составить жалобу и что применить», — прокомментировал Генрих Падва. [322 — Газета «Коммерсантъ» № 105 (3189) от 10.06.2005: . aspx?DocsID=584390]

15 июня адвокаты Михаила Ходорковского и Платона Лебедева дали пресс-конференцию. «Я себя так воспитал, что должен уважать то дело, которому служу, то есть правосудие, — сказал Генрих Падва. — Поэтому я обычно не критикую суд, который должен быть вершиной правосудия. Но ужас в том, что то, что произошло в Мещанском суде, находится за пределами правосудия. Суд вел себя так, что согласился бы с обвинением, даже если оно сказало бы, что дважды два восемь, пусть даже защита говорила бы, что дважды два четыре». [323 — Газета «Коммерсантъ» № 108 (3192) от 16.06.2005: . aspx?DocsID=585318]

На следующий день, 16-го июня, Михаил Ходорковский передал администрации СИЗО жалобу на приговор.

Он писал, что невиновен, и просил Мосгорсуд дать понять «кремлевским чиновникам и обществу», что политический заказ «не может служить основанием для вынесения неправосудного приговора, основанного на абсурдном толковании закона, предположениях, необоснованных умозаключениях и даже прямой фальсификации».

Он писал, что это прецедент, который может окончательно разрушить «правовую систему страны, репутацию России и ее правосудие».

«Я свой долг перед страной выполнил, — заключил он, — остался, потеряв все. Выполните и вы». [324 — Газета «Коммерсантъ» № 109 (3193) от 17.06.2005: . aspx?DocsID=585571]

Неужели наш долг перед страной в том, чтобы приносить ей себя в жертву?

Да и не ей, а тем правителям, которых она по неразумию и лености выбирает.

 

Довыборы и мосгорсуд

10 августа на сайте пресс-центра адвокатов Ходорковского появилось заявление Михаила Борисовича о том, что он собирается участвовать в довыборах в Госдуму по Университетскому округу на освободившееся место депутата Михаила Задорнова, который ушел на работу во Внешторгбанк.

«Совершенно убежден, что избраться мне не дадут, — писал Ходорковский. — Но если я получу обращения людей, мнения которых для меня имеют значение, я соглашусь, зная при этом, во-первых, что избраться не дадут, во-вторых, что последуют новые репрессии». [325 — Газета «Коммерсантъ» № 148 (3232) от 11.08.2005: . aspx?DocsID=600215]

Юридических препятствий для его выдвижения не было. Приговор был обжалован и еще не вступил в законную силу. Но после рассмотрения кассации Мосгорсудом и подтверждения приговора он тут же терял право быть избранным.

Шансы в случае регистрации кандидатом в депутаты были, и неплохие. В интеллигентском Университетском округе неизменно побеждали кандидаты демократической ориентации. Например, ушедший в банковский бизнес Михаил Задорнов шел от «Яблока».

23 августа о поддержке Ходорковского заявили Ирина Хакамада и зампред партии «Яблоко» Сергей Иваненко.

В тот же день стало известно, что Михаил Ходорковский объявил сухую голодовку в знак протеста против помещения в карцер его друга Платона Лебедева. И собирается держать голодовку, пока Лебедева не выпустят из ШИЗО.

Карцер. Или штрафной изолятор. ШИЗО. Камера площадью около трех квадратных метров, холодная, полная насекомых, обычно с бетонным полом. Высокий Платон Лебедев даже лежа на шконке не мог вытянуться во весь рост. А днем койку убирали и пристегивали к стене, так что тяжело больному заключенному приходилось сидеть на четырнадцати томах судебных протоколов, выданных ему для изучения. [326 -. html?docId=603974]

Платона Леонидовича заключили в карцер еще 18 августа за отказ от прогулок. «Но Платон тяжело болен и более года не в состоянии выходить на тюремные прогулки, — писал Ходорковский. — Моего друга бросили в карцер с тем, чтобы отомстить мне за мои статьи и интервью. Но пусть он знает, что он не один».

В прессе начали активно обсуждать, когда именно Ходорковского начнут кормить принудительно с помощью зонда. [327 — Газета «Коммерсантъ» № 157 (3241) от 24.08.2005: . aspx?DocsID=603324]

Как Андрея Сахарова.

На следующий день у стен «Матросской тишины» была акция солидарности с Михаилом Борисовичем. Пришли правозащитники, участники группы «Совесть», Гарри Каспаров, Лев Пономарев. Собралось около 200 человек. Люди держали портреты Ходорковского с надписями «Нет тюремному произволу!» и «Расправа продолжается!».

Приехала милиция. Майор через громкоговоритель просил разойтись. «Это — и не пикет, и не митинг, — объясняли собравшиеся. — Это собрание сочувствующих людей, некоторые из которых носят с собой портреты Ходорковского, как милиционеры — погоны на плечах» [328 — Газета «Коммерсантъ» № 158 (3242) от 25.08.2005: ]. Пока милиционеры ждали подкрепления, акция закончилась, и никого не потребовалось разгонять. Но участники обещали собираться регулярно до конца голодовки.

В тот же день представители ФСИН заявили, что никакой голодовки нет, поскольку Ходорковский не писал о ней заявления. Оказывается, он должен был подать заявление в администрацию СИЗО с указанием цели голодовки.

Кроме того, он регулярно получает посылки из дома и отоваривается в тюремном лотке.

23 августа, например, на 4 тысячи 200 рублей. И в камеру еду дают и не съеденного не остается.

Так как голодовки как бы нет, то и контролировать здоровье Ходорковского, и кормить его принудительно никто не собирается.

«Выглядит он плохо, — рассказывал журналистам Антон Дрель. — Он ведь с 19 августа на сухой голодовке. Не сообщал о ней, потому что надеялся, что Лебедева все же не станут держать в карцере. У него не было претензий к изолятору, поскольку решение о переводе Лебедева в карцер исходило не от администрации, а принималось сверху». И потому он не подал заявление о голодовке.

А может быть, просто не знал, что нужно подавать заявление.

Это его первая голодовка.

Он все учтет.

Больше их не будут подвергать сомнению.

А по поводу посылок из дома и покупок в ларьке он передал через адвоката Дреля: «Пусть родные ребят, которые находятся со мной в камере, знают: они будут питаться нормально». [329 — Газета «Коммерсантъ» № 158 (3242) от 25.08.2005: http://. aspx?DocsID=603563]

В тот же день «Союз правых сил» принял заявление, где призвал Ходорковского прекратить голодовку и «сохранить свои силы в интересах России и демократии». [330 — Газета «Коммерсантъ» № 158 (3242) от 25.08.2005: . aspx?DocsID=603564]

25 августа Михаила Борисовича все же обследовали тюремные врачи.

И во всем признались: у осужденного «зафиксировано обычное состояние, характерное при сухой голодовке». [331 — . html?docId=603974]

Что это за состояние, пояснил Генрих Падва: «Когда я его видел в последний раз, он невнятно говорил, его вело, была некоторая заторможенность». [332 — Там же.]

Вечером того же дня 25 августа Платона Лебедева выпустили из карцера и перевели обратно в общую камеру.

В тот же день Михаил Ходорковский, как и обещал, прекратил голодовку. Но тюремная еда ему была противопоказана. После голодовки можно только воду. Иначе — смерть.

Не успел Лебедев прийти в себя после карцера, а Ходорковский выйти из голодовки, как стала известна дата рассмотрения их кассации в Мосгорсуде: 14 сентября. За две недели суд должен был ознакомиться с 450 томами уголовного дела и 15 томами судебных протоколов [333 — Газета «Коммерсантъ» № 160 (3244) от 27.08.2005: . aspx?DocsID=604220].

Суд «изучил» их за пять дней.

31 августа на сайте пресс-центра Михаила Ходорковского появилось его обращение к избирателям. [334 — . khodorkovsky. ru/docs/3483_3108-zayavlMBH.pdf]

Оказывается, его поддерживали Томск, Новосибирск, Ульяновск — везде ему предлагали избираться в органы власти в этих регионах.

«Все, кто не побоялся сегодня поддержать заключенного Ходорковского, продемонстрировали, что в регионах России, вопреки домыслам циничных и сытых кремлевских глашатаев, отнюдь не утрачены гражданское мужество и подлинное человеческое благородство, — пишет он в обращении. — Я знаю это по многим тысячам писем, приходящим ко мне. Теперь — получил еще одно яркое подтверждение. И потому, без преувеличения, счастлив. Ваша позиция помогает мне жить и бороться в тюремной камере».

«В нашей общей борьбе я очень рассчитываю на живую энергию, талант и смелость российской глубинки. Но чтобы мои слова были действительно услышаны всей Россией и всем миром, я должен баллотироваться — в Москве».

И обещает, что после освобождения его первые поездки будут в Томск, Новосибирск и Ульяновск.

Он борется «не за пропуск в депутатскую столовую и не за кабинет в Охотном ряду. А за право каждого жителя России заявить во всеуслышание: нынешний кремлевский режим исчерпал себя, и дни его сочтены. На смену распадающейся, разлагающейся путинщине должно прийти новое поколение лидеров, думающих не о позорном месте у номенклатурной кормушки, а о судьбе России в третьем тысячелетии».

Вы вдумайтесь! Это пишет человек, который находится в полном распоряжении этого режима, в полной его власти. И ему предстоит кассационное рассмотрение в суде, полностью подконтрольном тем, с кем он решил бороться.

В тот же день было объявлено о создании инициативной группы по выдвижению Ходорковского.

Состав группы получился просто безумным: секретарь политсовета СПС Борис Надеждин, лидер НБП Эдуард Лимонов, журналист Сергей Доренко, член политсовета СПС Владимир Кара-Мурза, лидер партии «Наш выбор» Ирина Хакамада и член партии «Яблоко» Алексей Мельников. [335 — . html?docId=605457]

Объединение яблочников с членами СПС еще можно понять, хотя до этого они не объединялись ни в какую. Но с ними Лимонов, левее которого только стенка! И Ходорковский смог их объединить. Только своим именем.

В его поддержку рассчитывали собрать более 100 тысяч подписей.

«Мы люди разных взглядов, разных идеологий, — объяснили участники инициативной группы. — Однако все мы считаем, что нынешняя власть ведет Россию дорогой разложения, распада и исторического краха. И потому поддерживаем Ходорковского как одного из самых ярких и мужественных оппонентов этой власти. Мы не сомневаемся, что Ходорковский, если будет зарегистрирован кандидатом в депутаты, выиграет выборы».

На следующий день, 1 сентября, обращение Ходорковского к избирателям с сайта пресс-центра перепечатал «Коммерсант». [336 — Газета «Коммерсантъ» № 163 (3247) от 01.09.2005: . aspx?DocsID=605375]

Довыборы в Госдуму были назначены на 4 декабря.

7 сентября Михаил Ходорковский направил в окружную избирательную комиссию уведомление о намерении участвовать в выборах. Уведомление было подано через спецчасть СИЗО. [337 — ]

12 сентября адвокаты просили перенести дату кассационного рассмотрения в Мосгорсуде. Оказывается дело ушло туда только на прошлой неделе, и адвокаты так и не получили из Мосгорсуда никаких уведомлений о том, что оно принято к рассмотрению. [338 — Газета «Коммерсантъ» № 171 (3255) от 13.09.2005: . aspx?DocsID=608143]

В тот же день единственный адвокат Ходорковского, который имел право принимать участие в кассационном разбирательстве, Генрих Падва попал в больницу. [339 -]

Мосгорсуд проявил истинное великодушие и отложил рассмотрение кассационной жалобы Ходорковского. На неделю.

Михаил Борисович сказал, что не готов защищать себя сам, без адвоката. «Мещанский суд ограничил защиту во времени для подачи дополнений и замечаний на приговор, и адвокатам пришлось работать с ним (приговором) по частям, — объяснил он. — Возможно, только Генрих Павлович сможет полно представлять мои интересы в кассационной инстанции Мосгорсуда. Я считаю, что без участия адвоката, полно знающего дело, рассматривать жалобы невозможно».

Прокурор Шохин тут же обвинил защиту в затягивании процесса.

Это действительно было выгодно Ходорковскому, который стремился успеть зарегистрироваться кандидатом в депутаты, а его заявление все еще лежало у начальника СИЗО.

Была и еще одна причина. 21 сентября истекал срок давности по делу НИУИФ. [340 — Газета «Коммерсантъ» № 174 (3258) от 16.09.2005: . aspx?DocsID=609299]

Сам Падва сообщил, что его госпитализировали в связи с «подозрением на онкологическое заболевание» и «резким обострением». «Меня не интересует, как там выстраиваются спекуляции в Генпрокуратуре, — заявил адвокат. — Это не сказки, а факты. На самом деле я давно уже должен был уехать в Израиль и там прооперироваться». [341 -. html?docId=609057]

19 сентября выяснилось, что в три камеры на этаже Ходорковского, на полчаса в каждую, втолкнули инфекционного больного. По странному совпадению, в одной из этих камер сидел Платон Лебедев, а в другой — Михаил Ходорковский. В результате в этих камерах был объявлен карантин, и к Михаилу Борисовичу не допустили адвокатов. Так что в день кассационного рассмотрения он ничего не знал о ходе болезни Падвы и о том, сможет ли Генрих Павлович принять участие в заседании, ни о том, кого он рекомендует вместо себя.

Зато знали прокуроры и представили суду справку о том, что Падва проболеет не менее месяца.

Ходорковский попросил разрешения посоветоваться с адвокатами Дрелем, Дятлевым и Левиной и спросить, соответствует ли справка действительности, и кого из них рекомендует Генрих Падва.

Адвокаты присутствовали в зале, но разрешения не дали. Их просто назначили защитниками. Михаил Борисович пытался возражать, говоря, что они, увы, не обладают уникальными способностями судей Мосгорсуда и не смогут за столь короткий срок изучить 450 томов дела.

Но его не слушали.

Адвокатов назначили против его воли.

Зато теперь он смог с ними посоветоваться.

Справка действительности не соответствовала. Генрих Падва обещал появиться к концу недели, а вместо себя рекомендовал Юрия Шмидта, который пребывал то ли в родном городе Петербурге, то ли в городе Копенгагене.

Так что заседание пришлось перенести еще на день. [342 — Газета «Коммерсантъ» № 176 (3260) от 20.09.2005: . aspx?DocsID=610292]

А потом еще на один день. В итоге слушания назначили на четверг 22 сентября. [343 — Газета «Коммерсантъ» № 177 (3261) от 21.09.2005: . aspx?DocsID=610692]

В четверг присутствовал и Генрих Падва, отказавшийся ради этого от операции, и срочно прилетевший в Москву Юрий Шмидт, который был назначен как государственный адвокат (по ст. 51 УПК РФ [344 — Статья об обязательном участии защитника в уголовном судопроизводстве, в частности, если обвиняемый не отказался от адвоката: ]).

Защитники просили отложить заседание еще раз, чтобы иметь возможность встретиться с подзащитным в СИЗО, к которому их так и не пустили.

Сам Ходорковский просил отложить заседание на восемь недель, чтобы успеть изучить оставшиеся документы, из которых прочитал только четвертую часть.

Суд отказал и ему, и защитникам.

Еще успели выступить адвокаты Генрих Падва и Юрий Шмидт. Первый говорил о нарушениях в ходе процесса, второй — об эпизоде с неуплатой налогов с физического лица.

Михаил Борисович успел рассмотреть эпизод с кредитованием компании «Мост» и произнести свою знаменитую речь «Меня признал виновным не суд, а группа бюрократов», на которую сейчас в «Яндексе» более 180 тысяч ссылок:

«Заказчики и организаторы уголовного дела против меня пытаются убедить общество в том, что разобраться в этом деле, как говорится у нас в стране, «без пол-литра» невозможно. А значит, остается только верить суду.

Я достаточно легко докажу, что в моем деле разобраться просто. Понять, что я не виновен — просто. Виновным меня признал не суд, а группа бюрократов, которая убедила власть в необходимости ограничить финансирование оппозиции, а заодно пытается получить приз в виде кусков ЮКОСа — лучшей, крупнейшей компании страны. Мещанский суд только озвучил решение этих лиц, не имеющих никакого отношения к судебной власти и позорящих Россию». [345 — . khodorkovsky. ru/speech/3548.html]

Он еще успел вкратце остановиться на каждом из эпизодов.

«Кремлевские чиновники приходят и уходят, — в заключение сказал он. — Те, кто растаскивает ЮКОС и дает суду незаконные приказы — тоже не вечны. Уже через несколько лет они уедут на запад доживать жизнь. Это бессовестные люди, для которых ни честь, ни совесть, ни закон, ни Родина ничего не значат. Не хотелось бы, чтобы мы ради сиюминутных интересов нескольких бюрократов уничтожили репутацию суда, всей российской судебной системы, всей нашей власти в конечном итоге. Давайте вместе подумаем о будущем — о тех людях, которые придут после нас и будут судить о нас, о нашем поколении по тому, что происходит сегодня».

Грядущий потоп, как всегда, никого не интересовал.

Кассацию рассмотрели в один день. Не поленились просидеть в суде до девяти вечера, чтобы только не упустить эпизод с НИУИФ, по которому заканчивался срок давности. Его искусственно продлили на один день, решив, что «преступление» было окончено не в день заключения договора купли-продажи акций, а в день их перевода на счет покупателя, то есть как раз 22 сентября, а не 21-го.

Впрочем, это мало на что повлияло.

Эпизод с «Мостом» исключили. Исключили обвинение в злостном неисполнении судебных решений о возврате государству 44 % акций ОАО НИУИФ и 20 % акций ОАО «Апатит» по причине отсутствия таковых судебных решений. И переквалифицировали хищение апатитового концентрата на статью об упущенной выгоде, что я тоже упоминала.

В результате срок снизили на один год, до восьми лет.

Приговор вступил в законную силу.

В тот же день из России депортировали канадского адвоката Ходорковского Роберта Амстердама, мотивируя это тем, что он занимался адвокатской практикой, не имея рабочей визы.

В тот же день адвокаты Антон Дрель, Денис Дятлев и Елена Левина были вызваны в московское управление Минюста для дачи объяснений по кассационному разбирательству. Их собирались лишить статуса за отказ защищать Ходорковского, который отказался от их защиты [346 — Газета «Коммерсантъ» № 180 (3264) от 24.09.2005: . aspx?DocsID=611842]. Адвокатская палата возбудила против них дисциплинарное производство.

Все же сколь гуманны наши законы, сколь трогательна забота властей.

Дело разбирала адвокатская палата с Генри Резником во главе.

Мне известен еще только один исторический пример преследования адвокатов вместе с подзащитным. В Испании во времена инквизиции адвокат нес равную ответственность со своим клиентом. То есть шел на костер, например.

И никаких забот не было у господ инквизиторов.

Еретиков никто не решался защищать.

 

Этап

28 сентября, через шесть дней после вступления приговора в законную силу, в изберком пришло письмо Михаила Ходорковского с согласием баллотироваться в Думу. Но права наэто он уже не имел. [347 — . khodorkovsky. ru/trial/imprisonment/3629.html]

Да и общество занимало другое. В прессе активно обсуждалось, в какую колонию его отправят. Подмосковье? Нижний Тагил? Рязань?

29 сентября он сделал заявление «О преступной слабости власти»:

«Кремлевская пропаганда любит морочить голову российскому народу и всему миру:

дескать, в последние годы власть в России резко усиливается. Еще немного — и станет совсем сильной.

С тех пор эта власть лишилась армии и почти лишилась некоррумпированных чиновников. Кремль так и не сумел использовать 5 лет гигантских цен на нефть для хотя бы минимального изменения структуры национальной экономики. В свое отрицание, в объект горьких насмешек превращена судебная система страны. Позорно утрачены позиции России на постсоветском пространстве. На всех этажах власти царит бездарность — талантливые люди изгоняются отовсюду. А мы все слышим и слышим истерические заклинания про какую-то нечеловеческую кремлевскую силу.

В кремлевской обойме не оказалось ни единого человека, способного сразиться со мною, простым заключенным Ходорковским, в открытом и честном политическом бою. И потому власть отправляет меня на 8 лет в лагеря. Опозорив себя перед всем миром скандальным фарсом под названием «процесс над Ходорковским и Лебедевым», Кремль вымещает злобу на моих защитниках. Их хотят лишить адвокатского статуса. Ни одна не то что сильная, а просто уважающая себя власть не поступила бы таким образом.

Не может считаться сильной власть, которой наплевать не только на репутацию страны и государства, но даже на свою собственную репутацию. Все эти сечины знают, что ни на что конструктивное, созидательное не способны. Они могут только паразитировать, отнимать и разрушать. Они догадываются, что их ожидает не просто осуждение — презрение следующих поколений. И потому бесятся в бессильной злобе, как мелкий бандит за 5 минут до прихода милиционера.

Своими действиями нынешняя власть демонстрирует, что она преступно слаба. Потому она не может действовать политическими методами, панически боится реальной оппозиции и не способна нести ответственность за то, что происходит в стране.

Как учит нас история, нет ничего опаснее для России, чем слабые безответственные правители. Именно такие правители всегда провоцировали великие потрясения и ставили под угрозу существование великой страны.

Потому ответственные за провалы в построении российского государства должны уйти во время демократической передачи власти новому президенту и не позднее, а уж тем более, отказаться от противозаконных идей продления собственных полномочий». [348 -. khodorkovsky. ru/speech/3655.html]

Никуда они не уйдут. А слабая власть в России и по двадцать лет правит. Например, Бирон при Анне Иоанновне.

Итак, Ходорковский обличает власть, ту самую, которая в данный момент решает, куда его сослать. 7 октября был день рождения Путина. Михаил Борисович поздравил его через «Коммерсант»:

«Вы — очень мужественный человек, поскольку согласились, будучи подполковником, занять больше чем маршальскую должность.

Вы — весьма удачливый лидер, которому удалось спасти и сохранить главное достояние современной России — высокие цены на нефть.

Вы — прекрасный друг и партнер: даже своей репутации вы не пожалели ради ваших товарищей, которые разрушили ЮКОС, еще недавно крупнейшую нефтяную компанию страны.

Вы — человек щедрый и явно любящий футбол.

У вас сегодня есть почти все. И я хочу пожелать вам того немногого, чего у вас нет: свободы и покоя. Вы обретете их, когда в соответствии с Конституцией России уйдете с этого неблагодарного президентского поста.

Бог даст, скоро увидимся. С днем рождения!» [349 — Газета «Коммерсантъ» № 189 (3273) от 07.10.2005: . aspx?DocsID=615751]

О, конечно, Жорж Дантон был гораздо экспрессивнее сдержанного Ходорковского, когда по пути на гильотину, проезжая мимо дома Робеспьера, воскликнул: «Максимилиан, я жду тебя!». Но смысл тот же.

10 октября стало известно, что Ходорковский и Лебедев этапированы из СИЗО «Матросская тишина» в колонию общего режима. [350 -]

«Коммерсант» утверждал, что речь идет о колонии номер 13 в Саратовской области, где в свое время сидел Эдуард Лимонов. [351 — . html?docId=616635]

И в очередной раз ошибся.

«Во ФСИН говорят, что господа Ходорковский и Лебедев далеко от Москвы сидеть не будут, поскольку Генпрокуратура собирается предъявить им новое обвинение», — писал «Коммерсант». [352 — Газета «Коммерсантъ» № 191 (3275) от 11.10.2005: . aspx?DocsID=616536]

И ошибался.

 

Колония

Платон Лебедев нашелся 13 октября в колонии особого режима ОГ 98/3 в поселке Харп Ямало-Ненецкого округа (ЯНАО) [353 — Газета «Коммерсантъ» № 194 (3278) от 14.10.2005: . aspx?DocsID=617705]. Натерриторииэтой колонии есть небольшой участок общего режима.

Заговорили о том, что и Ходорковского доставят туда же.

Ну, или в Пермскую область. В Новгородскую. В Свердловскую [354 — Журнал «Власть» № 41 (644) от 17.10.2005: . aspx?DocsID=618286].

Его искали девять дней. Пресса, родственники. Адвокаты сбились с ног, разыскивая своего клиента.

Его нашли в Краснокаменске, маленьком городе почти на китайской границе.

Прежде московских адвокатов в Краснокаменске появились журналисты. Местное население быстро привыкло к вниманию прессы и не удивлялось. На вопрос журналистов показать дорогу отвечали вопросом же: «К Ходору?». И доброжелательно указывали путь.

Правда, в колонию не пускали, и газетчики удовлетворялись фотографированием стен. Корреспондентам «Коммерсанта» порекомендовали не приближаться к забору ближе, чем на 25 метров, поскольку «это раздражает охрану периметра».

«В принципе этой дистанции оказалось достаточно, чтобы убедиться — заключенный Ходорковский под надежной охраной, — писала газета. — Сегодня он отгорожен от внешнего мира как минимум пятью заборами: из обычной колючей проволоки, колючей проволоки с острыми режущими кромками и колючей проволоки-путанки. Кроме того, присутствует заграждение из сетки-рабицы и железобетонный барьер, по верху которого натянуты провода под напряжением 380 вольт. Между этими конструкциями располагается контрольно-следовая песчаная полоса и бегают кавказские овчарки, будки которых расположены через каждые 50 метров. Разумеется, по углам периметра установлены вышки, на которых сидят вооруженные часовые». [355 — Газета «Коммерсантъ» № 200/П (3284) от 24.10.2005: . aspx?DocsID=620296]

Остальную информацию получили от местных преступных авторитетов. «Все нормально у него, — передавала «братва». — Завтра вроде выходит из карантина в восьмой отряд. На карантине, парни говорят, разговаривал хорошо с людьми, вел себя нормально. Пацаны считают, что человеческое в нем есть». [356 — Там же.]

Как только его определили в отряд, «авторитеты» пришли к нему с чаем и бутербродами. Ходорковский принял их доброжелательно и был рад любому общению после двух лет СИЗО и этапа в спецвагоне, где его везли в полном одиночестве в течение шести суток, не сообщая о пункте назначения. Только на одной из стоянок ему удалось услышать объявление об отправлении поезда «Москва-Чита», и он все понял.

«Косяков» по тюремным понятием за Михаилом Борисовичем не нашлось, а «олигарх»-это не «косяк». И Ходорковский пополнил многочисленную армию «мужиков» — людей не принадлежащих к преступному миру, попавших в за решетку по большей части случайно и составляющих большинство населения всех колоний России.

В ИК-10 он оказался единственным человеком с высшим образованием и единственным москвичом. Колония полностью ориентирована на местное население: треть обитателей из Краснокаменска, остальные из близлежащих городов и поселков. [357 — Журнал «Деньги» № 46 (551) от 21.11.2005: . aspx?DocsID=628044]

Тогда закон требовал, чтобы осужденный отбывал наказание в том субъекте федерации, где был осужден, или в ближайшем к нему, если в первом не будет свободных мест в колониях.

На момент этапирования Михаила Борисовича в колониях было 149 тысяч свободных мест. Из них, например, два в Калужской области [358 — Газета «Коммерсантъ» № 61 (3392) от 07.04.2006: . aspx?DocsID=664701]. Ближайшей к Москве колонией для Ходорковского оказалась краснокаменская.

Честно говоря, не знала, что Москва на границе с Китаем. Надо бы в карту изменения внести.

Изменения внесли в закон, анев карту. Соответствующая статья была переписана, и теперь арестанта могут отправить хоть во Владивосток.

Закон переписали под Ходорковского. Точнее под Путина, который на вопрос испанской журналистки о том, почему москвича отправили в Краснокаменск, ответил, что это решает Министерство юстиции [359 — Газета «Коммерсантъ» № 22 (3353) от 08.02.2006: . aspx?DocsID=647900], чем показал свою полную некомпетентность.

Поправить президента никто не решился. Предпочли исправить закон.

Вечером 24 октября в Краснокаменск приехали адвокаты Антон Дрель и Альберт Мкртычев и жена Ходорковского Инна. [360 — . html?docId=620740]

Генриху Падве стало плохо в московском аэропорту, у него повысилось давление, и вылететь он не смог.

В Чите сделали остановку у храма, где венчались декабристы. Обратили внимание на указатель к Нерчинскому руднику, где они отбывали каторгу.

Потом ехали восемь часов до Краснокаменска по разбитой трассе. [361 — Газета «Коммерсантъ» № 201 (3285) от 25.10.2005: . aspx?DocsID=620656]

Первыми пустили адвокатов. Свидание с женой разрешили с 14 часов. За полчаса до свидания Инна Ходорковская стояла перед воротами колонии. С собой у нее было четыре китайских клетчатых баула со свежими овощами, подсолнечным маслом и сковородками, два саквояжа из кожи и маленький дамский рюкзачок. Корреспондент «Коммерсанта» поднес один из баулов и, судя по его весу, тут же поинтересовался, не набит ли он банками с черной икрой.

«Мой муж любит простую пищу из простых продуктов, — рассказала Инна Валентиновна. — Главное для него не компоненты, а чтобы было хорошо приготовлено». [362 — Газета «Коммерсантъ» № 202 (3286) от 26.10.2005: . aspx?DocsID=620995]

Адвокаты встретились с журналистами и рассказали о свидании с подзащитным. Ходорковский подписался на периодические издания числом наименований около сотни и просил привезти книги Соловьева, Ключевского, Александра Меня, книги по истории религии, политологии и философии, а также «Войну и мир».

Он планировал написать диссертацию по теме «Скрытая колонизация Дальнего Востока со стороны Китая».

«Адвокаты отметили, что их подзащитный находится в хорошей форме, даже, пожалуй, лучшей, чем в СИЗО. «У него очень устойчивое психическое состояние», — сообщил Антон Дрель. Он сказал, что Инна Ходорковская тоже отметила этот факт во время свидания с мужем. Как сказал сам Михаил Борисович: «Впервые за два года я могу снять шапку и подставить голову солнцу». [363 — . khodorkovsky. ru/khodorkovsky_imprisonment/4030.html]

27 октября Ходорковский передал через адвоката Антона Дреля обращение к своим сторонникам:

«С 16 октября 2005 г. я нахожусь в краю декабристов, политкаторжан и урановых рудников. В 600 км от Читы, в 6500 км от Москвы.

Кремль попытался полностью изолировать меня от страны и людей, больше того — уничтожить меня физически. Тем самым сегодняшняя власть еще раз доказала, что к открытому и честному спору со мной (и вообще к прямому разговору с настоящей оппозицией) она не готова.

Они надеются, что Ходорковского скоро забудут. Они пытаются убедить Вас, друзья, что борьба закончена. Что нужно смириться с господством своекорыстных бюрократов в России. Это неправда. Борьба только начинается.

Перед нашей страной стоят огромные задачи. Необ ходимо сформулировать программу развития России в 2 — веке. Нужно построить заново армию и правоохранительную систему. Создать «с нуля» новое чиновничество, заинтересованное в судьбе страны и общества, а не в безудержном личном обогащении. Отказаться от гибельного пути превращения России в официальный сырьевой придаток, совершить решительный поворот в направлении новой «экономики знаний». Надо сохранить в составе России Дальний Восток и Сибирь, которые всего через несколько лет могут оказаться под контролем Китая. Необходимо восстанавливать позиции и престиж России в мире, утраченные в результате непрофессионализма, а, иногда, и прямого предательства.

Чтобы решить столь масштабные задачи, стране нужна новая политическая элита.

Герои, а не серость. Люди отважные, честные и последовательные. Эти люди — Вы, сограждане и единомышленники. Тот, кто не боится сегодня поддерживать политических заключенных и говорить «нет» репрессивной машине криминальной бюрократии, имеет право называться Человеком — с большой буквы.

Время серостей уходит — приходит время Героев». [364 — . khodorkovsky. ru/speech/3973.html]

Время Героев не наступило до сих пор. Они есть, конечно. Еще не всех отстрелили, избили до полусмерти, посадили или выперли из страны. Но это не их время.

 

Чита

Из Краснокаменска Ходорковский уехал 20 декабря 2006 года. Михаилу Борисовичу объявили, что он подозревается в отмывании денег, похищенных у «дочек» ЮКОСа путем пожертвований фонду «Открытая Россия» [365 — Газета «Коммерсантъ» № 244 (3575) от 28.12.2006: . aspx?DocsID=733600]. Потом «Открытая Россия» полностью исчезнет из обвинения.

Ходорковский заявил, что в политическом фарсе участвовать не будет, поскольку не верит в возможность правосудия в современной России. И заявил отвод всей следственной группе в полном составе по причине ее полной зависимости от кремлевской администрации [366 — Газета «Коммерсантъ» № 244 (3575) от 28.12.2006: . aspx?DocsID=733600]. И отказался отдачи показаний. [367 -]

Обвинение было предъявлено 5 февраля 2007-го. 7 февраля на сайте пресс-центра было опубликовано обращение Ходорковского:

«Сегодня нам с моим другом Платоном Лебедевым предъявлены очередные бездоказательные, абсурдные обвинения.

Что будет дальше — совершенно очевидно. Фальсифицированные псевдоулики, показания запуганных или обманутых лжесвидетелей и — скорый обвинительный приговор. Позорный фарс, не имеющий ничего общего с правосудием.

Для чего все это делается, тоже вполне понятно. Те люди, которые изобрели «дело Ходорковского», чтобы украсть самую процветающую нефтяную компанию России — ЮКОС, очень боятся увидеть меня на свободе и хотят застраховать себя от моего условно-досрочного освобождения.

Эти несчастные, кажется, всерьез полагают, что человеческая и историческая оценка их действий зависит от очередного фальшивого приговора басманно-мещанского «суда».

Они не понимают, что каждым новым шагом лишь усугубляют свое положение, загоняя в угол и себя, и своего непосредственного начальника Владимира Путина. Не знаю, скажет ли им за это Путин «спасибо».

Впрочем, у них еще есть выход, возможность спастись и обеспечить себе долгосрочные гарантии безопасности. Единственный их шанс — это своевременный добровольный уход от власти в России и честные, справедливые, прозрачные выборы, на которых будет избран новый президент нашей страны. Человек, не имеющий ничего общего с гигантской машиной коррупции, сковавшей Россию по рукам и ногам, человек, уважающий независимость суда.

Моя задача в предстоящем процессе — на своем примере показать, что в сегодняшней России существует заказное правосудие, что правоохранительная система, международное сотрудничество правоохранительных органов используются не только для борьбы с преступностью, ной в корыстных целях чиновников ивих личных политических интересах.

Заведомо ложные обвинения, при наличии политического заказа, штампуются и следствием, и судом. И нынешней власти, правящей элите России — не стыдно.

Суд, ставший безропотной частью «вертикали власти», конечно вынесет обвинительный приговор.

Новый приговор меня не страшит. Какая разница, сколько мне сейчас еще дадут по заведомо ложным обвинениям? Все равно моим гонителям — «партии второго срока Ходорковского»- не верит ни один порядочный человек в мире. Наша с Платоном дальнейшая судьба целиком определяется судьбой нашей Родины, ее обликом после смены власти в 2008 году.

Я верю, что правда и справедливость восторжествуют».

В тот же день глава Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева заявила о том, что российские правозащитники признали Михаила Ходорковского, Платона Лебедева и всех фигурантов дела ЮКОСа политзаключенными. [368 — Газета «Коммерсантъ» № 19 (3595) от 08.02.2007: ]

В начале июня 2007-го к Михаилу Ходорковскому на трехчасовое свидание приехала мать.

Обыскивали с металлоискателем. В руке у нее был прозрачный пакетик и там очки, носовой платок и валидол.

— Там по этажам очень бегать тяжело, — объяснила мне Марина Филипповна. — Они еще раньше разворачивали мой платок и смотрели. Теперь нет.

Свидание три часа, но, как они говорят, с проходом. Там далеко идти, поэтому где-то минут тридцать уходит. А если приходишь, и начальник не сразу подписывает пропуск, а там всего до шести часов, время сокращается еще больше.

Встречаемся за столом. По одну сторону я, по другую он.

— Он держится?

— Держится. Он всегда находит себе работу: пишет, читает. Такой человек. Говорит: «Я получаю здесь гуманитарное образование». Выписывает газеты, журналы, аналитику экономическую, так что в курсе практически всего, что происходит, даже мне иногда что-то рассказывает. Иногда дает мне задание прочитать вот такую-то книгу.

Ему специально разрешают писать. Потому что, если сравнить его статьи и «Программу 2020», в ней многое взято из его статей. Так что принимают в передачах бумагу, и принимают ручки. Меня всегда удивляло, почему принимают. Так я думаю, что поэтому. Мне наши выпускники говорят: «Он, что, там специально на них работает?»

Тогда же, в июне 2007-го вышел новый роман Василия Аксенова «Редкие земли», где главный герой частично списан с Ходорковского. Герой сугубо положительный. Даже сверх. Аксенов не первый, как ияне последняя. До него уже был детектив Устиновой «Олигарх с Большой медведицы», тоже написанный с большим сочувствием к герою.

Если не сказать больше.

И еще, конечно, Панюшкин и прочие документалисты из сторонников и противников, вроде Родионова и Перекреста.

Потом Дмитрий Быков составил остроумную, хотя и неполную библиографию книг о Ходорковском.

В романе Аксенова главному герою устраивают побег из тюрьмы, и он становится странником, который скитается по России с рюкзаком, в котором всегда есть миллион для безвозмездной раздачи страждущим. [369 — . ru/library/read/8680]

Образ мифологизируется. И не только в литературе, но и в жизни.

А отношение к автографам моего героя напоминает средневековый религиозный фетишизм: шип из венца Спасителя, зуб святого Николая, письмо Ходорковского.

И ему пишут. Он получает мешки писем, так что тюремная цензура не справляется, и письма лежат у цензоров по несколько месяцев.

— Да, он получает очень много писем, — рассказывает мне Марина Филипповна. — Даже не успевает отвечать, поблагодарить людей. Передает мне целые списки адресов, чтоб я от его имени поблагодарила и извинилась за то, что он не может ответить. Я пишу в день по пятнадцать таких писем.

Люди пишут самые разнообразные: от студентов до пожилых. Некоторые дамы даже предлагают принять его после освобождения. Одна из них пишет, что она обеспеченная, и если он не захочет работать — она прокормит. Миша сказал, что получает много фотографий от женщин. И из разных республик приходят письма. Даже с Кавказа. И с Украины, и из зарубежных стран. Очень много. Вот сейчас у меня три письма есть из зарубежья. Я не знаю, как им ответить. Приходят, конечно, и от сумасшедших тоже.

— С проклятиями?

— Нет. Я таких никогда не получала. Ни разу. Ни оскорблений, ничего. Пишут: «Мы знаем, как освободить». И звонки такие бывают. Либо провокаторы, либо больные люди.

И свидание в лучших традициях: у палатки, с журналом в руке, с газетой. Ну, чего там! Иногда явно больные, иногда не явно. Я первое время начинала разговаривать: «Вы знаете, там. Ну, это невозможно». Теперь отсылаю к адвокатам.

 

Авгиевы конюшни абсурда (Второе дело Ходорковского)

Вкратце обвинение по второму делу заключается в том, что Ходорковский украл у себя всю нефть. Именно эта мысль и изложена в четырнадцати томах обвинительного заключения («ОЗ», как говорят адвокаты).

Тот факт, что Ходорковский грабил именно себя и никого другого изложен уже в первом томе: «При этом Ходорковский руководящую роль в организованной группе обеспечил за счет того, что он являлся основным владельцем акций компании «Group Menatep Limited», которая опосредованно являлась основным акционером ОАО «НК ЮКОС», обладала правом на стратегическое и оперативное управление этой компанией и ее дочерними акционерными обществами. За счет владения большинством акций компании «Group Menatep Limited», являющейся материнской компанией по отношению к ОАО «НК «ЮКОС» и его дочерних нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих акционерных обществ, Ходорковский являлся физическим лицом, обладающим правом на стратегическое и оперативное управление этими коммерческими организациями». [370 -ОЗ, том 1, стр. 33]

Собственно нефть Ходорковский «крал» у стопроцентных [371 — С 2001 года. До этого проходила консолидация, и доля ЮКОСа планомерно приближалась к 100 %.] «дочек» ЮКОСа, добывающих предприятий «Юганскнефтегаз», «Самаранефтегаз» и «Томскнефть». То есть они на сто процентов принадлежали НК ЮКОС.

А НК ЮКОС через несколько промежуточных компаний принадлежал Group Menatep. А последняя принадлежала Ходорковскому и его партнерам: Невзлину, Шахновскому, Брудно, Дубову, Лебедеву и Голубовичу.

Я бы поняла, если бы партнеры были признаны пострадавшими от кражи Ходорковским у них нефти. Но они были объявлены членами ОПТ. Лебедева судили вместе с Михаилом Борисовичем, остальные либо в международном розыске, либо не в розыске (как Шахновский), но упоминаются в обвинительном заключении.

На сие неустранимое противоречие обратил внимание даже известный мифотворец Владимир Перекрест в своей книге «За что сидит Михаил Ходорковский». По крайней мере, счел нужным объяснить его логически.

Адвокаты Ходорковского, пишет Перекрест, «утверждают, что следствие все выдумывает, — ему (Ходорковскому. — Н.Т.) не было нужны недоплачивать добывающим компаниям. Что если он — акционер этих добывающих компаний, то получалось бы, что он недоплачивал самому себе, убеждали адвокаты. Это передергивание. Вот наглядный пример. Допустим, Ходорковский владеет 75 % акций, а остальные 25 % — у других акционеров. Компания должна получить прибыль 1 миллион долларов и распределить ее между акционерами. Но, как главный акционер, МБХ большинством голосов-акций решает всю прибыль направить другой компании, где у него 100 %-ный контроль. В итоге получается, что акционеры, владевшие 25 % акций, не получили свою долю прибыли».

«Допустить», конечно, можно. Допустить можно все.

Я даже допускаю, что господин Перекрест просто не в курсе, что никаких акционеров 25 % добывающих предприятий в природе не было, поскольку они стопроцентные «дочки». 25-ти процентов и в 2000-м не было, не то, что позднее.

Я допускаю, что господин Перекрест не знает и того, что никакие миноритарии [372 — Кроме Виктора Демченко, который был признан потерпевшим, но не по обвинению в хищении нефти, а в деле об обмене акций, и это события 1999 года: . ru/khamovnichesky_court/courtroom_reportings/2010/05/20/13325.html?mode=print] в обвинительном заключении пострадавшими не признаны, а признаны пострадавшими «дочки», которым «недоплатили».

Ну, еще бы! Как их признать пострадавшими-то, миноритариев, если их нет?

Я даже допускаю, что господин Перекрест не в курсе, что партнеры Ходорковского объявлены его сообщниками.

И то, что господин Перекрест не читал Уголовный кодекс и не знает, что «хищение» и «упущенная выгода» [373 — Статья 165 УК РФ «Причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием». Правда, ни обмана, ни злоупотребления доверием не наблюдается, но Мещанский суд это же не остановило. Приговор Ходорковскому по делу о покупке по «заниженным» ценам апатитового концентрата вынесен именно по этой статье.] — это две разные статьи. И если кто-то «не получил свою долю прибыли»- это как раз упущенная выгода. И Ходорковскому эта статья не предъявлялась.

И не предъявлялась по той простой причине, что по ней кончился срок давности. Преступление средней тяжести, максимальный срок 5 лет, а значит и срок давности 5 лет, и кончился в 2008-м.

А ведь Мосгорсуд в кассационном определении переквалифицировал хищение апатитового концентрата в 1998–2000 годах на статью об упущенной выгоде, о чем я тоже писала.

И если бы в нашей стране еще был суд, мне бы было любопытно посмотреть, как они будут выкручиваться. Одинаковые же дела: что с нефтью, что с концентратом.

Увы, как показывает приговор по второму делу, выкручиваться не будут вообще. Проштампуют и все.

Допустить можно многое.

Но не могу же я, в самом деле, допустить, что столь уважаемый журналист, заместитель редактора отдела расследований газеты «Известия», просто не проверил информацию, или, не дай бог «передергивает».

При чем здесь, кстати, «недоплатили»? Ведь Ходорковского в хищении обвиняют.

А вот при чем.

Дело в том, что нефть хитили, собственно, путем покупки.

Причем нефть у добывающих «дочек» покупали выше себестоимости.

Отчего в результате хищения у них нефти у «дочек» образовывалась прибыль, с которой начисляли налоги. И платили оные государству.

Торговые компании ЮКОСа покупали нефть у нефтедобывающих «:дочек» по внутрироссийским оптовым ценам. Примерно, по тем же, как и другие российские компании, например, «Роснефть». Ну, иногда немного дороже.

А продавали они эту самую нефть в Роттердаме и Аугусте по мировым ценам, кои были в несколько раз выше. Оно и понятно: довести же надо [374 — «Транспортировка по железной дороге нефтепродуктов — 60 долларов за тонну на тысячу километров, — объяснял Михаил Борисович в своих показаниях. — То есть 1800 рублей на тонну»: . ru/mbk/testimony/13255.html. Выше себестоимости! По «трубе» выгоднее: 20–23 доллара на тонну от месторождения до порта. То есть примерно 600 рублей, а там еще фрахт судна и погрузка.] и таможенные пошлины заплатить. И заработать тоже.

То есть купить дешевле, а продать дороже — это и есть хищение.

Сердечно поздравляю всех предпринимателей. Особенно торговцев. Они и не знают, наверное, что все без исключения преступники.

«Ну, это же просто внутрикорпоративные расчеты!» — воскликнул мой случайный попутчик в поезде «Москва-София» летом 2010-го как раз в самый разгар второго суда. Попутчик оказался экономистом и мигом понял суть дела.

«А Генпрокуратура считает, что хищение», — заметила я.

Если быть совсем точной, у нефтедобывающих компаний покупали даже не нефть, а скважинную жидкость, которую еще надо было довести до состояния товарной нефти, и делалось это с целью избежать ареста активов дочерних компаний из-за старых накопленных долгов. И тот факт, что это просто внутрикорпоративные расчеты, был ясен как день всей деловой прессе от «Ведомостей» до «Денег» и «Коммерсанта», но только не Генпрокуратуре, считающей это хищением.

Впрочем, были времена, когда это было ясно даже Генпрокуратуре. И времена не столь отдаленные: 2003–2005 годы. В первом приговоре Ходорковскому по тем же эпизодам продажи нефти через тех же трейдеров он был признан виновным в неуплате налогов с организации. Правда, тогда основной претензией было использование налоговых льгот при регистрации посредников в ЗАТО, а не покупка нефти по заниженным ценам. То есть налоги должны платить не только ограбленные с того, что у них украли, но и сами грабители с награбленного. Поскольку именно эти посреднические фирмы и признаны орудиями преступления.

В ОЗ по второму делу события те же, а трактовка другая: хищение и отмывание.

Есть и еще одно отличие. Налоги с организации господа Ходорковский и Лебедев, по мнению Генпрокуратуры, недоплачивали в 1998–2000 годах, а нефть, с которой недоплачивали налоги, крали с 1998-го по 2003-й. А отмывали оную нефть до 2004-го включительно, уже сидя в СИЗО.

Отмывали ее тоже интересно: путем вложения денег от продажи обратно в нефтедобывающие «дочки», «чтобы обеспечить возможность дальнейшего хищения нефти», а самое главное — путем выплаты дивидендов акционером ЮКОСа.

Так почему же не предъявили более логичные налоговые статьи за 2001–2003 годы? Зачем надо было выдумывать шизофрению с самоограблением?

Это очень просто.

Конечно и статью 199-1 (Уклонение от уплаты налогов с организации) надо притягивать за уши, поскольку в тот период по нашему законодательству было наказуемо только непредставление налоговой декларации или включение в нее заведомо ложных сведений, а не иные методы ухода от налогов.

Но это все же не присвоение средств дочерних предприятий собственного холдинга.

У налоговых статей есть один существенный недостаток. За отмывание доходов, сокрытых от налогообложения, наказать нельзя. Налоговые статьи исключены из диспозиций 174-й и 174-1-й статей, что написано в них черным по белому.

То есть статьи о налогах исключают отмывание денег. А до недавнего времени «легализация» считалась особо тяжким преступлением и тянула на 15 лет, чего, собственно, и хотели для Ходорковского. При Медведеве, правда, верхнюю планку снизили до 10, а потом уже после Хамовнического приговора, и до 7, но зато осталась возможность частично сложить сроки и дать ту же пятнашку, или хотя бы 14.

Вот вам и хищение. Именно поэтому. Чтобы отмывание было.

Во время дачи показаний в Хамовническом суде Ходорковский привел остроумную метафору. «Не я придумал, но я согласен», — отметил он и зачитал текст: «Наглядная иллюстрация обвинения Ходорковскому. Представьте себе, что человек попадает в аварию. и ему ампутируют левую руку. А через некоторое время этому человеку предъявляют обвинение в хищении собственных часов с левой руки. Фабула обвинения: каждый раз, когда человек собирался ложиться спать, он снимал с левой руки часы. Часы по праву носки принадлежали левой руке, часы были дорогие, а снимались при помощи руки правой. Поэтому это хищение в особо крупном размере в составе организованной группы и по предварительному сговору. А поскольку часы человек периодически менял, продавал, то ко всему еще и добавляется легализация похищенного. А потерпевшим объявлен прозектор из морга, в распоряжении которого оказалась ампутированная левая рука. Человек пытается защититься, мол, рука-то до ампутации мне принадлежала — я мог делать с ней, что хотел, да и часы снимал лишь на время, чтобы их не повредить и руку не оцарапать. То есть, в общем-то, действие было в интересах левой руки. Звучит вроде бы глупо, но если перечитать обвинительное заключение, то улыбка пропадает». [375 -. ru/mbk/testimony/13244.html]

«Ампутированная рука» — это отобранные «дочки» ЮКОСа, часы — нефть. А прозектор — «Роснефть», которой все досталось.

Еще одну попытку логически изложить обвинение предпринял в феврале 2010-го в интервью «Российской газете» начальник Следственного комитета при МВД России Алексей Аничин [376 — «Российская газета» — Федеральный выпуск № 5100 (21) от 3 февраля 2010 г.: ]. Речь шла о Гуцериеве, и Ходорковского Аничин упомянул как бы вскользь: «Схема преступления была стандартная: свои фирмы создаются по ту сторону границы, им продается нефть по дешевке, и соответственно все платежи в России исходят из этой цены. А заграничные фирмы ставят на уже свой товар мировые цены. По такой схеме очень многие работали. Тот же Ходорковский».

Любопытно, что обвинили Гуцериева и его коллег, которые работали по такой же схеме, в незаконном предпринимательстве и уклонении от налогов, а не в хищении, и речь шла о небольших или условных сроках и штрафах.

«Меня в этом никто не обвиняет и никогда не обвинял», — отреагировал на статью Ходорковский. — «Меня обвиняют в том, что «по документам» нефть продавалась от добывающих предприятий ЮКОСа самому ЮКОСу или его торговым подразделениям в России, а «на самом деле» я эту нефть непонятным образом («путем передачи на баланс») похищал». [377 — . ru/mbk/statements/13101.html]

Как утверждает ОЗ, «основной организацией, на которую оформлялись фиктивные сделки купли-продажи и право собственности на всю «нефтедобычу» ОАО «Юганскнефтегаз», ОАО «Томскнефть» ВНК и ОАО «Самаранефтегаз», продолжало оставаться ОАО «НК «ЮКОС», которое в свою очередь переводило весь объем похищенной нефти на подконтрольное членам организованной группы ООО «Альта-Трейд»«. [378 — Том 1, стр. 43]

То есть «похищенной» нефтью опять владел ЮКОС, а вовсе не Ходорковский, и на торговую компанию «Альта-Трейд» «переводилась» уже «похищенная» нефть.

Была и еще одна трейдинговая компания «ЮКОС-М».

Тем временем, сама нефть преспокойно шла своим путем от добывающих предприятий к потребителям. Как сказано в ОЗ, «продукция нефтедобывающими предприятиями самостоятельно отгружается непосредственно российским и зарубежным покупателям».

Потому и договоры «фиктивные». И цена ниже, чем в Роттердаме, и нефть идет непосредственно покупателям, а не ЮКОСу.

Купили вы, например, шубу в магазине «Меха Екатерина». Дело было весной, и чтобы приобретение не портилось в жару, оставили его там же на хранение в холодильнике для шуб. И тут приходит к вам Генпрокуратура и говорит: «Покупка вами шубы была фиктивной, поскольку она не у вас дома висит в шкафу, а в магазине «Меха Екатерина» в шубном холодильнике».

А если вы ее еще и на распродаже купили. В два раза дешевле рыночной цены. Вот вам и состав преступления: хищение шубы. А то, что «Меха Екатерина» совершенно на вас не в обиде — так это, кому какое дело. Это они так от налогов бегают: продают шубы по заниженным ценам.

А сколько эта шуба в Роттердаме стоит.

«Кроме того, заведомо ложными в договорах являлись сведения о том, что «стороны» достигли договоренности о цене нефти, — гласит ОЗ. — Фактически такого соглашения не было, а цена на нефть участниками возглавляемой Ходорковским, Лебедевым организованной группы, без какой-либо экономической необходимости, преднамеренно устанавливалась в многократно заниженных по сравнению с реальными мировыми рыночными ценами размерах».

То есть ценами Роттердама.

И, как мы помним из того же ОЗ, была на уровне среднероссийских цен.

Нет конечно никакой экономической необходимости покупать что-либо по такой же цене, как и все. Можно ведь заплатить и подороже. Тут же все и прибегут именно вам это продавать. И вот тогда возникнет экономическая необходимость. Предложение вырастет, и цена упадет. До среднероссийской.

По этим самым «заниженным» ценам НК ЮКОС заключала с добывающими предприятиями «фиктивные» генеральные соглашения.

«Выгодность или невыгодность генеральных соглашений это не предмет уголовного разбирательства вообще, — объяснял в своих показаниях Михаил Ходорковский. — Поскольку выгодность или не выгодность определяется уполномоченными органами самой компании и может оспариваться только по заявлениям заинтересованных лиц. Мне известно, что заинтересованные лица данный вопрос не оспаривали.

Почему я собственно одобрил генеральные соглашения — я знал и знаю, что добывающие подразделения нефтяных компаний — это очень инерционная производственная система. Невозможно сегодня добывать столько, завтра вполовину, послезавтра в два раза больше. Это возможно где-нибудь в Арабских Эмиратах, но не в России, у нас очень обводненная нефть, в зимних условиях на устьях скважин просто замерзает та самая скважинная жидкость, если остановить добычу.

Именно поэтому добывающим предприятиям предельно интересно иметь стабильный порядок реализации своей продукции, предусмотренный на годы вперед, по которому заведомо все их затраты на производство продукции будут оплачены и также будет определенная норма прибыли предусмотрена. Такая система функционирования для многотысячных коллективов добывающих предприятий наиболее интересна. А проблема с миноритарными акционерами добывающих предприятий решалась путем консолидации, то есть путем обмена принадлежащих им акций добывающих предприятий на акции головной компании. Мне было известно, что такая программа была реализована в период до 2001 года». [379 — . ru/mbk/testimony/13244.html]

После «Альта-Трейд» и «ЮКОС-М» нефть продавали на запад еще через несколько посредников, входивших в периметр консолидации ЮКОСа: «Ю-Мордовия», «Фаргойл», «Энерготрейд» и «Руттенхолд Холдинг Лимитед». Посредников ОЗ сочло «подставными», продажу нефти — отмыванием денег, а руководители «подставных обществ» Малаховский и Переверзин были приговорены к долгим тюремным срокам за хищение и «отмывание». Третьему фигуранту этого дела Антонио Вальдес-Гарсия удалось бежать и вернуться в родную Испанию, откуда его естественно никто не выдал.

«Ваша честь, поскольку мне известно, что данные компании включались в периметр консолидации компании ЮКОС, то, естественно, они представляли интересы ЮКОСа, — заметил Ходорковский. — Если это имеет в виду сторона обвинения под термином «подставная», тогда, наверное, и такое слово можно использовать. Надо сказать, что и дочерние добывающие предприятия тоже в этом смысле «подставные», потому что они тоже действовали в интересах компании ЮКОС». [380 — doorkovsky. ru/mbk/testimony/13255.html]

То есть ЮКОС ограбил ЮКОС в пользу ЮКОСа.

И это было бы смешно, если бы людям не давали реальные сроки.

 

Последнее слово Михаила Ходорковского

Свои блистательные лекции о нефтодобыче и особенностях ОЗ Михаил Ходорковский читал до конца апреля. При неизменно полном зале и поддержке публики. Судья слушал внимательно, вздыхал и постоянно делал записи.

А среди тех, кто следил за процессом, росли надежды на оправдательный приговор. Ну, нельзя же после такого приговорить!

Еще как можно! В мае Ходорковскому и Лебедеву в очередной раз продлили арест, и в этом бы не было ничего удивительного, если бы не президентские поправки в закон, прямо запрещающие заключать под стражу предпринимателей, обвиняемых по экономическим статьям.

Решение об аресте противоречило им прямо и недвусмысленно.

Судья Данилкин даже не упомянул президентские поправки в своем постановлении, словно их и не было.

Никак, ни словом.

На свободу ни Ходорковский, ни Лебедев не вышли бы все равно, поскольку еще не кончился срок по первому делу, но двойная решетка (срок+арест) могла смениться хотя бы менее строгим режимом с правом на длительные свидания с семьей.

18 мая Михаил Борисович объявил очередную голодовку в связи с тем, что суд открыто проигнорировал изменения в законе. Причину он объяснил в письме на имя Председателя Верховного Суда.

«Суд даже не счел необходимым объяснить причину неприменения закона, — писал Ходорковский. — Мне известно, что это — не единичный случай подобного игнорирования именно данных поправок в УПК на стадии судебного разбирательства.

Подчеркиваю, речь идет не обо мне. Я нахожусь и буду находиться в тюрьме вне зависимости от принятого судом решения, однако, не могу согласиться с таким демонстративным саботажем закона, внесенного Президентом РФ по его личной инициативе и вступившего в законную силу, в том числе, для борьбы с рейдерством и коррупцией в правоохранительных структурах.

Я не могу согласиться с тем, чтобы создание такого прецедента в столь «громком» процессе прошло незамеченным для руководства страны, поскольку он будет немедленно тиражироваться коррумпированными бюрократами в сотнях других, менее «громких» дел.

Тем самым, будет подрываться доверие к власти, поощряться коррупция, будут ломаться сотни судеб.

Я считаю принципиально важным, чтобы Президент РФ Д.А. Медведев точно знал, как применяется, или, точнее, саботируется назначенными им чиновниками принятый всего месяц назад по его инициативе закон.

Именно поэтому я объявляю бессрочную голодовку до получения мной подтверждения, что Д.А. Медведев получил от Вас, либо иного равно компетентного лица, исчерпывающую информацию о создаваемой «правонеприменительной» практике в отношении ст. 108 УПК РФ в редакции ФЗ-60 от 07.04.2010 г.» [381 -. ru/mbk/statements/13299.html]

Кто только не пытался донести эту информацию до Медведева. К нему даже стучались в блог. [382 — . livejournal.com/blog_medvedev/49361.html?threa =28480977#t28480977]

Он отреагировал быстро. В тот же день вечером его пресс-секретарь Наталья Тимакова сообщила, что президент в курсе дела [383 — ]. ИХодорковский, как и обещал, прекратил голодовку.

Цена осведомленности президента стала понятна, когда Мосгорсуд отклонил кассационную жалобу Ходорковского на арест. О поправках он упомянул, но счел, что Ходорковского и Лебедева они не касаются, поскольку никакие они не предприниматели.

«Рассматривая вопрос о мере пресечения, суд пришел к правильному выводу о необходимости продления подсудимым Ходорковскому М.Б. и Лебедеву П.Л. срока содержания под стражей, поскольку преступления, инкриминируемые подсудимым, по мнению судебной коллегии, не относятся к сфере предпринимательской деятельности в том смысле, который законодатель предусмотрел вч. 1.1. ст. 108 УПК РФ» [384 -. ru/defense/comments/2010/05/21/13334.html],- объяснил Мосгорсуд.

Конечно не предприниматели!

Они же зеки. Кто им там даст предпринимать?

Второго ноября Михаил Ходорковский произнес свое последнее слово.

Когда я читала более ранние его тексты, признаться, у меня было желание пройтись по ним суровой рукой редактора.

Но он писал все лучше и лучше, и больше мне здесь делать нечего.

Я думаю, что здесь даже Борису Акунину уже нечего делать.

Итак, Михаил Борисович сказал:

«Уважаемый суд! Уважаемые присутствующие!

Сегодня для меня очередная возможность оглянуться назад. Я вспоминаю октябрь 2003 г. Последний мой день на свободе. Через несколько недель после ареста мне сообщили, что президент Путин решил: я должен буду «хлебать баланду» 8 лет. Тогда в это было сложно поверить.

С тех пор прошло уже семь лет. Семь лет — достаточно большой срок, а в тюрьме — особенно. У всех нас было время многое переоценить и переосмыслить.

Судя по смыслу выступления прокуроров: «дайте им 14 лет» и «наплюйте на прежние судебные решения», за эти годы меня опасаться стали больше, а закон уважать — еще меньше.

В первый раз они хоть озаботились предварительно отменить мешающие им судебные акты. Теперь решили — и так сойдет, тем более отменять теперь потребовалось бы не два, как в прошлый раз, а 60 судебных решений.

Я не хочу сейчас возвращаться к юридической стороне дела. Все, кто хотел что-то понять, — давно все поняли. Я думаю, признания вины от меня никто всерьез не ждет.

Вряд ли сегодня кто-нибудь поверит мне, если я скажу, что похитил всю нефть своей собственной компании.

Но также никто не верит, что в московском суде возможен оправдательный приговор по делу ЮКОСа.

Тем не менее, я хочу сказать о надежде. Надежда — главное в жизни.

Я помню конец 80-х годов прошлого века. Тогда мне было 25. Наша страна жила надеждой на свободу, на то, что мы сможем добиться счастья для себя и для своих детей.

Отчасти надежда осуществилась, отчасти — нет. Наверное, за то, что надежда осуществилась не до конца и не для всех, несет ответственность все наше поколение, в том числе — ия.

Я помню и конец прошлого десятилетия. Тогда мне было 35. Мы строили лучшую в России нефтяную компанию. Мы возводили спорткомплексы и дома культуры, прокладывали дороги, доразведывали и разрабатывали десятки новых месторождений, начали освоение Восточно-Сибирских запасов, внедряли новые технологии, в общем, — делали то, чем сегодня гордится «Роснефть», получившая ЮКОС.

Благодаря значительному увеличению добычи нефти, в том числе и в результате наших успехов, стране удалось воспользоваться благоприятной нефтяной конъюнктурой. У нас у всех появилась надежда, что период потрясений, смуты — позади, что в условиях достигнутой огромными трудами и жертвами стабильности мы сможем спокойно строить новую жизнь, великую страну.

Увы, и эта надежда пока не оправдалась. Стабильность стала похожа на застой. Общество замерло. Хотя надежда пока живет. Живет даже здесь, в зале Хамовнического суда, когда мне уже почти 50 лет.

С приходом нового Президента, а с того времени прошло уже больше двух лет, у многих моих сограждан тоже вновь появилась надежда. Надежда, что Россия все же станет современной страной с развитым гражданским обществом. Обществом, свободным от чиновничьего беспредела, от коррупции, от несправедливости и беззакония.

Ясно, что это не могло случиться само собой и за один день. Но и делать вид, что мы развиваемся, а на самом деле, — стоять на месте и пятиться назад, пусть и под личиной благородного консерватизма, — уже невозможно, и просто опасно для страны.

Невозможно мириться с тем, что люди, называющие себя патриотами, так отчаянно сопротивляются любому изменению, ограничивающему их кормушки и вседозволенность. Достаточно вспомнить судьбу поправки к ст.108 УПК РФ — арест предпринимателей или чиновничьи декларации о доходах. А ведь именно саботаж реформ лишает нашу страну перспектив. Это не патриотизм, а лицемерие.

Мне стыдно смотреть, как некоторые, в прошлом — уважаемые мной люди, пытаются оправдать бюрократический произвол и беззаконие. Они обменивают свою репутацию на спокойную жизнь в рамках сложившейся системы, на привилегии и подачки.

К счастью, такие — не все, и других все больше.

Я горжусь тем, что среди тысяч сотрудников ЮКОСа за 7 лет гонений не нашлось тех, кто согласился бы стать лжесвидетелем, продать душу и совесть.

Десятки человек испытали на себе угрозы, были оторваны от родных и близких, брошены в застенки. Некоторых пытали. Но, теряя здоровье и годы жизни, люди сохранили то, что сочли для себя главным, — человеческое достоинство.

Те, кто начинал это позорное дело, — Бирюков, Каримов и другие, — тогда презрительно называли нас «коммерсантами», считали быдлом, готовым на все, чтобы защитить свое благополучие, избежать тюрьмы.

Прошли годы. Кто оказался быдлом? Кто ради денег и из трусости перед начальством врал, пытал, брал заложников?

И это они называли «государевым делом»!

Мне стыдно за свое государство.

Ваша честь, я думаю, мы все прекрасно понимаем — значение нашего процесса выходит далеко за пределы наших с Платоном судеб, и даже судеб всех тех, кто безвинно пострадал в ходе масштабной расправы над ЮКОСом, тех, кого я оказался не в состоянии защитить, но о ком я не забываю, помню каждый день.

Спросим себя: что сегодня думает предприниматель, высококлассный организатор производства, просто образованный, творческий человек, глядя на наш процесс и полагая абсолютно предсказуемым его результат?

Очевидный вывод думающего человека страшен своей простотой: силовая бюрократия может все. Права частной собственности нет. Прав у человека при столкновении с «системой» вообще нет.

Будучи даже закрепленными в законе, права не защищаются судом. Потому что суд либо тоже боится, либо является частью «системы». Стоит ли удивляться, что думающие люди не стремятся к самореализации здесь, в России?

Кто будет модернизировать экономику? Прокуроры? Милиционеры? Чекисты? Такую модернизацию уже пробовали — не получилось. Водородную бомбу, и даже ракету, сделать смогли, а вот свой хороший, современный телевизор, свой дешевый, конкурентный, современный автомобиль, свой современный мобильник и еще кучу современных товаров — до сих пор не можем.

Зато научились красиво демонстрировать производимые у нас чужие, устаревшие модели и редкие разработки российских изобретателей, которые если и найдут где применение, то не у нас, за границей.

Что случилось с прошлогодними президентскими инициативами в области промышленной политики? Похоронены? А ведь они — реальный шанс слезть с сырьевой иглы.

Почему похоронены? Потому, что для их реализации стране нужен не один Королев, и не один Сахаров под крылом всемогущего Берии и его миллионного войска, а сотни тысяч «Королевых» и «Захаровых», защищенных справедливыми и понятными законами и независимыми судами, которые дадут этим законам жизнь, а не место на пыльной полке, как в свое время — Конституции 1937 года.

Где эти «королевы» и «Сахаровы» сегодня? Уехали? Готовятся уехать? Опять ушли во внутреннюю эмиграцию? Или спрятались среди серых бюрократов, чтобы не попасть под каток «системы»?

Мы, граждане России, патриоты своей страны, — можем и должны это изменить.

Как сможет Москва стать финансовым центром Евразии, если наши прокуроры в публичном процессе прямо и недвусмысленно, как 20 или 50 лет назад, призывают признать стремление к увеличению производства и капитализации частной компании — преступно-корыстной целью, за которую надо сажать на 14 лет?

Если по одному приговору компания, заплатив налогов больше всех в стране, ЮКОС заплатил больше всех в стране, кроме Газпрома, — оказывается, недоплатила налоги, а по второму, который здесь предлагается принять, — очевидно, что предмета для налогообложения вообще не было, потому что его украли!

Страна, которая мирится с тем, что силовая бюрократия в своих интересах, а вовсе не в интересах страны, держит по тюрьмам, вместо и вместе с преступниками, десятки, если уже не сотни тысяч талантливых предпринимателей, управленцев, простых граждан, — это больная страна.

Государство, уничтожающее свои лучшие компании, готовые стать мировыми чемпионами, государство, презирающее своих граждан, государство, доверяющее только бюрократам и спецслужбам, — это больное государство.

Надежда — главный движитель больших реформ и преобразований, она залог их успеха. Если она угаснет, если сменится глухим разочарованием, — кто и что сможет вывести нашу Россию из нового застоя?

Я не преувеличу, если скажу, что за исходом этого процесса следят миллионы глаз по всей стране, по всему миру.

Следят с надеждой, что Россия все-таки станет страной свободы и закона, где закон будет выше чиновника.

Где поддержка оппозиционных партий перестанет быть поводом для репрессий.

Где спецслужбы будут защищать народ и закон, а не бюрократию от народа и от закона.

Где права человека не станут больше зависеть от настроения царя. Доброго или злого.

Где, наоборот, власть будет действительно зависеть от граждан, а суд — только от права и от Бога. Если хотите — называйте это совестью.

Я верю, так — будет.

Я совсем не идеальный человек, ноя — человек идеи. Мне, как и любому, тяжело жить в тюрьме, и не хочется здесь умереть.

Но если потребуется — у меня не будет колебаний. Моя Вера стоит моей жизни. Думаю, я это доказал.

А Ваша, уважаемые господа оппоненты? Во что Вы верите? В правоту начальства? В деньги? В безнаказанность «системы»? Я не знаю, вам решать.

Ваша Честь!

В Ваших руках гораздо больше, чем две судьбы. Здесь и сейчас решается судьба каждого гражданина нашей страны.

Тех, кто на улицах Москвы и Читы, Питера и Томска, иных городов и поселков рассчитывает не стать жертвой милицейского беззакония, кто завел свой бизнес, построил дом, добился успеха и хочет, чтобы это досталось его детям, а не рейдерам в погонах, наконец, — тех, кто хочет честно исполнять свой долг за справедливую зарплату, не ожидая ежеминутно, что будет под любым предлогом уволен коррумпированным начальством.

Не в нас с Платоном дело, во всяком случае — не только в нас.

Дело в надежде для многих наших сограждан. В надежде на то, что суд завтра сможет защитить их права, если каким-то очередным бюрократам-чиновникам придет в голову эти права нагло и демонстративно нарушить.

Я знаю, есть люди, я называл их в процессе, которые хотят оставить нас в тюрьме.

Оставить навсегда! В общем, они это особо не скрывают, публично напоминая о существовании «вечного» дела ЮКОСа.

Почему не скрывают? Потому что хотят показать: они — выше закона, они всегда добьются того, «что задумали». Пока, правда, они добились обратного: из нас — обычных людей они сделали символ борьбы с произволом. Это получилось. Это не наша заслуга — их. Но им необходим обвинительный приговор, чтобы не стать «козлами отпущения».

Я хочу надеяться, что суд с честью выдержит их психологическое давление. А давление будет, мы все знаем, как и через кого оно будет происходить.

Я хочу, чтобы независимый суд стал реальностью и буднями моей страны, чтобы слова о «самом справедливом суде в мире», рожденные в «совке», перестали столь же иронично звучать сегодня. Чтобы мы не оставили в наследство нашим детям и внукам опаснейшие символы тоталитаризма.

Ваша Честь, я готов понять, что Вам очень непросто, может быть, даже страшно, я желаю Вам мужества.

Все понимают, что Ваш приговор по этому делу — каким бы он ни был — станет частью истории России. Более того, он будет ее формировать для будущих поколений. И Вы это понимаете лучше многих. Все имена останутся в истории — и обвинителей, и судей — так же, как они остались в истории после печально известных советских процессов». [385 -. ru/mbk/appearances/2010/11/02/13762.html]

Зал зааплодировал, и судья даже не стал кричать на присутствующих.

«Суд удаляется на приговор! — сказал он. — Приговор будет оглашен 15 декабря в 11 часов!» — и вышел в совещательную комнату.

Люди вскочили с мест и стали аплодировать стоя.

«СВО-БО-ДУ! СВО-БО-ДУ!», — скандировала публика. [386 — doorkovsky. ru/khamovnichesky_court/ courtroom_reportings/13764.html]

А потом, уже на лестнице Лахтину кричали: «Позор!»

 

Приговор

15 декабря я не пошла в суд. Зная историю первого процесса, я была практически уверена, что оглашения приговора не будет.

Его и перенесли.

На двадцать седьмое.

16 декабря по телевидению выступал Владимир Путин и отвечал на как бы вопросы как бы народа. Одна из телезрительниц Тимакова Наталья Ивановна из Иркутска поинтересовалась, считает ли он справедливым, что Михаил Ходорковский который год сидит в тюрьме.

«Я, как известный персонаж Владимира Высоцкого, считаю, что вор должен сидеть в тюрьме [387 — Между прочим, Глеб Жеглов говорит это о человеке, которому только что подкинул кошелек: .], а в соответствии с решением суда Ходорковскому вменяется в вину хищение, достаточно солидное, — сказал как бы премьер. — Речь идет о неуплате налогов и мошенничестве, и счет идет там на миллиарды рублей. Правда, есть и личная неуплата налогов, что очень важно. А в том обвинении, которое предъявлено ему сейчас, там счет идет уже на сотни миллиардов рублей. Девятьсот в одном случае. Восемьсот в другом случае. Тоже хищение. Если мы посмотрим практику других стран. Например, бывший председатель совета директоров фондовой биржи NASDAQ Бернард Мейдофф получил за аналогичное преступление в США 150 лет лишения свободы. У нас, по-моему, гораздо все либеральнее смотрится. Тем не менее, мы должны исходить из того, что преступления господина Ходорковского в суде доказаны.

Да и кроме всего прочего, я еще раз хочу повторить, я не говорю про него лично, но еще раз хочу напомнить, что руководитель службы безопасности ЮКОСа сидит в тюрьме за убийства.

Не понравился им мэр Нефтеюганска Петухов — убили, не понравилась женщина, которая не хотела отдавать помещение в Москве — убили. Киллера, которого наняли, убили, мозги только одни нашли в гараже.

Что, руководитель службы безопасности сам что ли, по собственной инициативе все эти преступления совершил?

Так что есть суд. Он у нас, как известно, один из самых гуманных в мире. Это его работа. Так что я исхожу из того, что доказано судом». [388 — http://]

Все-таки у нас замечательный национальный лидер. По моему скромному мнению, за это выступление он достоин занесения в книгу рекордов Гиннеса, поскольку в таком маленьком тексте умудрился солгать, по крайней мере, 16 раз:

1) Бернард Мейдофф [389 — . org/wiki/] не крал у себя всю нефть, да и вообще нефтью никогда не занимался, так что его преступление ни в коей мере не является «аналогичным». Он построил финансовую пирамиду, как Мавроди. А у нас вроде о Ходорковском речь идет.

2) Во втором суде «преступления господина Ходорковского» ни в коей мере доказаны не были. Равно как и в первом.

3) «Я не говорю про него лично». Именно про него лично он и говорит.

4) Алексей Пичугин никогда не был «руководителем службы безопасности» ЮКОСа.

5) Рукводитель службы безопасности ЮКОСа господин Шестопалов сидит не в тюрьме, а в Израиле.

6) Алексей Пичугин сидит в тюрьме не за убийства, а по полностью сфабрикованному делу. [390 — Подробнее об этом в моей книге «ЮКОС: мифы об убийствах»]

7) Петухов долгое время ЮКОСу вполне нравился.

8) Связь этого убийства с ЮКОСом крайне сомнительна, даже описания внешности убийц и цвет их машины не совпадают с показаниями свидетелей;

9) Госпожа Корнеева, которую якобы убил Шапиро, не могла отдать помещение в Москве, поскольку судилась за него с бывшим партнером по бизнесу.

10) Горин никогда не был «киллером».

11) И даже факт его смерти, возможно сфабрикован.

12) Повторюсь, что Пичугин никогда не был руководителем службы безопасности.

13) В России нет суда. Есть чисто имитационный орган — ветвь исполнительной власти, которая им прикидывается.

14) Суд, который приговаривает одного человека заочно по крайне сомнительному делу к пожизненному заключению, а другого к 14 годам за кражу у себя всей нефти, трудно назвать «самым гуманным в мире».

15) К сожалению, у нас вынесение приговора — это не работа суда, по причине его отсутствия. На то есть другие люди. Вот, Владимир Владимирович, например.

16) Повторюсь еще раз вслед за «национальным лидером», вторым судом ничего не доказано, равно, как и первым.

Я уж по мелочи не придираюсь. Куда до нас тоталитарной Америке по степени либерализма!

Путин был на редкость эмоционален. Волновался, злился. Откуда такая ненависть?..

27 декабря я пошла на суд.

Было холодно. Публика собралась у входа за несколько часов. В нескольких метрах от дверей с плакатом в поддержку Ходорковского, на раскладном стульчике сидела Валерия Новодворская. Я с ней поздоровалась.

На другой стороне улицы, на холме, стояла целая толпа с плакатами, и Валерия Ильинична вскоре перешла туда.

В толпе журналистов я встретила и Веру Васильеву — автора книг репортажей о процессах Пичугина и Невзлина. У нее была аккредитация, и она надеялась попасть в зал, но ее так и не пустили.

Трансляция в зале для прессы была отключена, говорят, что по личному распоряжению Данилкина. Снимающие журналисты смогли пройти в основной зал и успели поснимать, но их вывели обратно до начала оглашения мотивировочной части приговора. Пишущие журналисты прошли не все.

В толпе у дверей суда мало кто сомневался в том, что приговор будет обвинительным, но в голове не укладывалось.

— Как же он будет это читать?! — поражалась девушка, стоявшая рядом со мной.

— Так и будет, — сказала я. — Обычно. Я была на суде над Невзлиным, там вообще ничего не совпадает: даты, отпечатки пальцев, приметы преступников и цвета машин. И ничего, приговорили к пожизненному. Заочно.

— Даты не совпадают? Как же судья это слушал?

— Да, нормально, — сказала я. — Газетку читал.

На холме люди с плакатами скандировали: «Свободу!»

Вскоре пополз слух, что судья начал читать, и приговор обвинительный. Мне позвонил муж и сказал, что эта информация уже вывешена в интернете.

Пикетчики на другой стороне переулка стали кричать: «Беспредел!» и «Позор!»

Данилкин читал тихо, и сперва довольно разборчиво, а потом все быстрее и быстрее, так что публика перестала что-либо понимать.

В обед журналисты нашли выход: просто открыли файл обвинительного заключения и следили за Данилкиным по его тексту, строка за строкой.

После пятнадцатиминутного перерыва, объявленного Данилкиным в час дня, некоторые журналисты, вышедшие в коридор, не смоги вернуться в зал заседаний. Их просто не пустили. [391 — Не пускали опоздавших. А зал все время был полным.]

Так что единственным источником информации стали комментарии адвокатов.

Вскоре Вадим Клювгант сообщил журналистам, что в приговоре оставлены прежние объем и стоимость похищенной нефти (892 миллиарда рублей), от которых отказались даже прокуроры.

Адвокаты были в недоумении.

Я тоже поняла причину этого только, когда преодолевая отвращение, несколько раз подряд посмотрела выступление Путина, чтобы поточнее снять текст.

Ну, царь же сказал 800–900 миллиардов рублей ущерба — значит 800–900. А факты — они потерпят. Им не впервой!

Тем временем к заданию суда приехало несколько машин ОМОНа. Милиция выхватывала из толпы людей с плакатами и тащила к автобусам. Методично. Одного за другим. Несколько раз. Остались единицы.

Пока судья не дошел до показаний Ходорковского, разночтений с ОЗ не обнаруживалось.

Наконец, он упомянул о том, что Ходорковский не признал вины и очень вкратце, выборочно, пересказал его показания, исказив их суть. Например, упомянул о том, что документами подтверждается его официальное владение акциями Групп МЕНАТЕП Лимитед. А полномочия — решениями общих собраний акционеров. И что в соответствии с этими полномочиями, он мог совершать любые сделки. Потом слегка и так же выборочно и искаженно помянул и показания Лебедева. [392 — . ru/khamo vnichesky_court/courtroom_reportings/15709. html]

И, как и прокуроры, сделал вывод, что доводы подсудимых необоснованны, но, как и прокуроры, не уточнил в чем.

Не владел, что ли, Ходорковский Групп МЕНАТЕП?

И снова зазвучало ОЗ, слегка приправленное показаниями свидетелей, которые из доказательств невиновности чудом превращались в доказательства вины, иногда изменяясь до неузнаваемости.

На следующий день 28 декабря перекрыли весь Ростовский переулок. Прессу пускали с большим скрипом только по редакционным удостоверениям, местных жителей — по паспортам с пропиской.

Прочих — не пускали вовсе.

«Процесс закрытый, трасса служебная», — комментировали омоновцы.

Пикетчики с плакатами остались у ограждений, но их брали и там.

Возле здания суда стояло несколько омоновских автобусов, и никого кроме милиции. [393 — . ru/news/2010/12/28/15726.html]

Ходорковский и Лебедев передали через адвокатов обращение к своим сторонникам:

«Дорогие друзья!

Благодарим всех, кто приходит поддержать нас. Знаем, что вас не пускают в зал, что прекратили трансляцию.

Это понятно. Судье стыдно. Но страшно, увы, больше, чем стыдно.

Не унывайте, наши общие усилия небесполезны. Власть без закона — табуретка без ножки. И смотрится глупо, и перспектива предсказуема.

А нам здесь жить. И нашим детям и внукам». [394 — . ru/mbk/ statements/15728.html]

И поздравили всех с Новым годом.

Только настроение было не праздничным.

Данилкин продолжил читать и на следующий день. Также при закрытых дверях.

ОЗ день за днем переливалось в приговор, словно вовсе не было судебного разбирательства. И показания всех без исключения свидетелей, в том числе свидетелей защиты, оказывались в пользу обвинения, зачастую не имея отношения к тому, что было сказано на самом деле.

Судья читал приговор до вечера 30 декабря, мешая ОЗ с прокурорской позицией и откровенной ложью. И признал факт получения потерпевшими прибыли в размере порядка двух миллиардов долларов. В результате хищения. У них. А не ими.

«Суд находит вину Ходорковского и Лебедева полностью установленной», — подытожил Виктор Данилкин, признал подсудимых виновными по всем статьям и назначил им наказание — 14 лет в колонии общего режима.

Ну, он же суеверный.

«Будьте вы прокляты!» — сказала ему Марина Филипповна. Не знаю, долго ли проживет Данилкин после материнского проклятия. Если недолго, я скажу, что Бог есть. Но, боюсь, что современные российские судьи покрепче средневековых французских королей, поскольку не обременены лишними предрассудками: честью там, или совестью, или верой в Бога. Разве что страхом перед числом тринадцать.

Да и не в Данилкине дело. Если бы у нас был один такой данилкин — мы бы жили в счастливой стране. Увы, их много. Их пруд пруди. Даже искать особенно не надо.

Если дело ЮКОСа уникально — это полбеды. Это трагедия нескольких десятков человек, работавших в компании. Если оно не уникально — это национальная катастрофа. Потому что, если покупка чего-либо по цене, не устраивающей Генпрокуратуру, — это хищение, разрушить можно любой бизнес.

Абсолютно любой.

И при желании, весь бизнес в России.