— Да-да, сегодня, — повторил Гарри Гриден, откидываясь на спинку кресла. — Сегодня или никогда. Каждый должен решить это для себя.

— Псих! — нервно усмехнувшись, бросил Уильям Фрили и принялся поправлять узел галстука, то ли пытаясь спрятать от глаз собеседников судорожно подрагивавший кадык, то ли просто стараясь успокоиться.

Он оглянулся, как бы ища поддержки, но, не найдя ее, снова обратился к Гридену.

— Ты же отлично понимаешь, Гарри, что мы еще не готовы.

— Послушайте, Уильям К. Фрили, — чеканя слова, заговорил его коллега, — вы что, собираетесь дождаться, когда газеты сообщат, что на вашу виллу падает бомба, а уж тогда бежать в укрытие?

Хелен Гриден в очередной раз наполнила свой бокал. Гарри торопливо схватил его и отодвинул подальше от Хелен. В пятнистой военной форме оба они казались совершенно другими людьми. Гарри походил на столичного интеллектуала, по ошибке мобилизованного в десант, в то время как хорошо подогнанная форма была к лицу Хелен. Она поднялась и нетвердой поступью направилась к буфету за новым бокалом. Карл Браун проводил ее рассеянным взглядом.

— Мы все еще не испытали машину в действии, — напомнил Уильям Фрили, хотя это было прекрасно известно всем присутствующим. — Практически мы не в состоянии управлять ею. Не можем регулировать длину прыжка. Наконец, мы не знаем, когда и куда мы попадем.

— Ну и что из того? — поднял брови Гриден.

— Сначала нужно испытать агрегат.

Гарри Гриден вскочил на ноги. Это было забавное зрелище — как будто катапульта подбросила в воздух складной метр. Он угрожающе склонился над Фрили, словно собирался клюнуть его горбатым носом.

— Да не можем мы ее испытывать! Как только будет зарегистрирован первый импульс, эту комнату заполонит толпа полковников. Тогда всем нашим планам крышка. Машина времени вскоре превратится в мощнейшее оружие, и тогда всему конец. Прошлое станет жертвой тотального шпионажа. Недоступный сегодня, находящийся в глубоком тылу противника секретный объект может оказаться легкой добычей, если подобраться к нему из прошлого. Бомбы, бомбы замедленного действия. Они могут взрываться через пятьдесят, сто, триста лет! Неужели ты хочешь этого, Уилли?

— Мы не позволим им… И не ухмыляйся, пожалуйста. Ты вынуждаешь нас пойти на невероятный риск!

— Невероятный риск — это жить в этой стране в такое время! Черт побери, доктор, не забывайте, что мне всего тридцать восемь лет, мне еще рано отправляться на тот свет! А у меня такое чувство, словно я лежу в гробу и ежеминутно жду, что его накроют крышкой и заколошматят гвоздями. А ведь наверняка в нашем проклятом прошлом найдется какое-нибудь тепленькое местечко для нас четверых. Моя жена мне нравится.

— Тринадцать лет, — пробормотал Фрили. — Тринадцать лет каторжной работы. А теперь, когда мы вплотную приблизились к завершению, ты хочешь на все наплевать. На весь наш труд, на труд сотен людей… И все ради того, чтобы мы вчетвером могли укрыться при дворе какого-нибудь феодала или фараона.

— Можно выбрать и более цивилизованную эпоху.

Сунув руки в карманы пиджака, Фрили сделал попытку откинуться на спинку кресла и принять более достойную позу, поскольку Гриден продолжал нависать над ним.

— Это позорное бегство! Я не согласен!

— Я вооружен, — шепотом предупредил Гриден. — И никому не позволю вставать на моем пути. А тебе я дам возможность выйти из этой комнаты — за минуту до импульса, дружище Уильям.

— Пожалуй, я присоединюсь, — подал голос сидевший в углу Карл Браун.

Слова его заставили спорящих вздрогнуть. Неподвижное лицо Брауна, освещенное случайно заглянувшим в комнату лучом солнца, походило на восковую маску. Это впечатление усиливалось из-за совершенно голого блестящего черепа и сияния, окружавшего золотую оправу его очков.

— Я присоединяюсь к Гарри, — повторил он. — Как бы ни была наивна его мечта о спокойном местечке в дебрях истории.

— Но тогда зачем же ты соглашаешься? — спросил Фрили.

Браун усмехнулся каким-то своим мыслям.

— Когда-то я мечтал стать историком. А пришлось копаться в структуре времени. Историки никому не нужны, история кончилась…

Он как будто беседовал со своим бокалом, который держал двумя руками, покоящимися на солидном животе.

— Всё, что я знаю об истории и времени, заставляет меня усомниться в том, что нашему Гарри вместе с Хелен удастся благополучненько устроить свою жизнь при дворе фараона или китайского императора даже в XX веке. И все же я отправлюсь с ними. Я не лишен честолюбия и хочу на практике проверить свою теорию. А здесь что-скука, опасность, а скоро нам начнут и надоедать, притом основательно…

Гарри Гриден беспокойно зашагал по комнате. Хелен с пьяной откровенностью рассматривала Брауна. Сам Браун уткнулся в свой бокал. Уильям Фрили сидел на самом краешке кресла, понурив голову и не предпринимая попыток сменить неудобную позу.

— Я ее верну, — задумчиво пробормотал он.

Гриден резко повернулся на каблуках и уставился на него недоуменным взглядом.

— Прогуляюсь с вами, а потом верну машину. Машина не должна пропасть даром.

— И ты намерен отдать ее полковникам, — возмущенно замахал на него руками Гриден, как будто уже схватился с полковниками врукопашную.

— Может, мне повезет и я найду более подходящее время. В будущем…

— Нет никакого будущего, оно не существует, — жмуря глаза, пропел из угла Карл Браун.

— Может, все-таки существует, — возразил едва слышно Фрили. — Как знать, а вдруг твоя теория ошибочна.

Восковая маска не удостоила его ответом.

— Здесь все необходимое, — сказал Гарри Гриден, вытаскивая из шкафа четыре рюкзака и швыряя их на середину комнаты. Потом он открыл встроенный в стену сейф и осторожно вытащил из него металлический овальный предмет размером с дорожный чемодан. Поставив машину времени рядом с рюкзаками, он приказал:

— Подойдите поближе!

И пока его товарищи надевали на плечи рюкзаки он ловко выхватил из руки Хелен бокал, рывком поднял ее из кресла и подтолкнул к машине.

— Гарри, а мы действительно увидим Александра Македонского? И как Каллигула спалил Рим?

— Нерон, — автоматически поправил ее Гриден, усаживая на покрытый ковром пол.

— Карл, а правда, что та стерва, Клеопатра, была писаной красавицей?

Браун бросил на нее взгляд поверх очков и с грустью подумал о том, что сама Хелен еще недавно могла бы вполне сойти за красавицу.

— Давайте скорее, — прошептал Фрили, вытирая выступивший на лбу пот.

Гарри Гриден без усилия крутанул красный диск регулировки мощности импульса и нажал на пусковую клавишу. Воздух вокруг них стал медленно сгущаться, теряя прозрачность, плотная молочно-белая завеса размыла очертания предметов. На панели управления вспыхнул зеленый огонек, и только тогда…

… прогремел гром. Оглушительный, сотрясший все вокруг. Как будто ударной волной белая завеса была отброшена прочь, и перед их взорами предстал новый мир. Мир грозный и страшный. Гарри и Хелен Гридены, Карл Браун и Уильям Фрили оказались на безлюдной, перекопанной улице. В каком-то оцепенении они разглядывали разрушенные кирпичные здания с пустыми глазницами окон, с тревогой вслушиваясь в жуткий вой сирены. Вдалеке гремели разрывы снарядов, повсюду виднелись воронки. Внезапно прямо над их головами засвистели пули.

— Двадцатый век, — вымолвил Браун.

— Ложись! — крикнул Гарри Гриден, хватая жену в охапку и ныряя в огромную воронку, оставленную бомбой посреди улицы. Спутники без промедления последовали его примеру.

Из-за угла показалось стальное чудовище. Неуклюже развернувшись на тяжелых гусеницах, оно, покачиваясь и громыхая, поползло в их сторону. Длинноствольное орудие на башне было задрано вверх. Четверо пришельцев, онемев от ужаса, следили за тем, как танк походя крошил мостовую, подминал под себя обломки зданий и деревья и медленно, никуда особо не торопясь, приближался к их укрытию.

Хелен вцепилась в руку мужа.

— Гарри, нужно спасаться! Немедленно, пока не стало поздно!

— Но мы не можем воспользоваться машиной, — простонал он. — Нельзя сделать два скачка во времени с интервалом в четыре-пять минут. Придется ждать, пока машина восстановит энергию, необходимую для следующего импульса.

И все же рука его потянулась к клавише.

— Постой! — упредил его Браун.

Из полуразрушенного подъезда к танку бросился человек в серой шинели. Загрохотал пулемет. Не добежав до чудовища метров пятнадцать, человек переломился и упал, ткнувшись головой в камни мостовой. Но вот он неимоверным усилием поднялся на ноги и, широко размахнувшись, швырнул в танк какой-то предмет, потом еще один. На броне вспыхнули языки огня, и спустя секунды грозная машина превратилась в ярко пылающий костер.

Гриден нажал на стартовую клавишу. В молочном тумане, объявшем их со всех сторон, блеснул и сразу же погас зеленый огонек индикатора и…

… белая пелена отступила, сменившись густым, удушливым дымом, кровавым от отблесков пожара.

Гарри Гриден начал задыхаться от вонючей гари. Прямо перед ними высилась каменная стена, за которой пурпурное зарево сражалось с черными красками ночи. Охваченная пламенем башня бросала огненные блики на бледные лица стоявших рядом друзей. Из-за стены доносились хриплые вопли. Сильный порыв ветра пригнал очередную порцию густого дыма. Хелен вскрикнула. Они стояли на краю глубокого рва. В нескольких шагах от них находились ворота крепости, на верхней перекладине которых болтались обезображенные трупы повешенных. Уильям Фрили скрючился — его начало рвать, Хелен уткнулась лицом в грудь Гарри.

На мосту, перекинутом через ров, появились люди.

Приземистые, коренастые, в грубых домотканых рубашках до колен, они бежали, размахивая мечами, косами, топорами. Браун слегка толкнул обнявшихся супругов и жестом показал, что пора упасть в ноги от греха подальше. На ходу он оглянулся: с визгом и криками к замку приближались всадники, закованные в бронь.

— Сюда! — позвал он товарищей, затерявшихся в дыму. Они отстали, поскольку им приходилось тащить за собой машину.

— Мне кажется, оставаться здесь нет никакого смысла, — подытожил Браун, когда все собрались у опушки редкого леса и успели отдышаться. — Средневековая Европа — место довольно беспокойное. Я, конечно, могу и точнее определить наши координаты в пространстве и во времени, но для этого мне необходимо как следует осмотреться.

— Не стоит трудиться, — процедил Гарри Гриден. — Мы подыщем себе эпоху, где у людей более изысканные манеры. Хелен, у тебя легкая рука, попробуй ты.

Под пристальными взглядами мужчин Хелен осторожно повернула красный диск и нажала клавишу.

И снова белая пелена на мгновение скрыла их от опасностей, но этого мгновения было достаточно, чтобы Хелен мысленно перелистала страницы истории. А в следующую секунду ей захотелось разрыдаться от отчаяния и бессилия, от невозможности проснуться и стряхнуть с себя сон, в котором один кровавый кошмар сменялся другим, таким же кровавым и жестоким.

На этот раз машина времени высадила их на узкой крутой улочке с пяти-шестиэтажными зданиями, по которой прямо на них неслись воины в кожаных доспехах с бронзовыми нагрудниками, со щитами и короткими мечами наголо. Не медля ни минуты, пришельцы из другого времени бросились в ближайший дом, бегом взлетели по неказистой лестнице на площадку первого этажа. Дверь в комнату была не заперта, в углу сидела женщина в голубой тунике, прижимавшая к себе троих детей. Беглецы вошли в комнату и сгрудились у стены.

Женщина с испугом наблюдала за ними, но все попытки Хелен улыбкой приободрить ее не увенчались успехом. Браун осторожно подошел к окну. Он уже начал догадываться, куда их занесло. Улица упиралась в холм, на котором виднелась крепость. Над крышами домов проносились клубы дыма. Предсмертные вопли и победные крики оглашали окрестности, шли ожесточенные уличные сражения.

— Карфаген, — промолвил Браун. — Заклятый враг Рима доживает свои последние дни, Карфаген должен быть разрушен! Веками здесь будет царить запустение. Веками… Ага, похоже, нас заметили.

На лестнице раздались шаги, и через секунду в дверях появился римский легионер. Не обращая внимания на снедаемого любопытством Брауна и лишь скользнув взглядом по остальным, он каким-то шестым чувством сумел правильно определить жертву и шагнул в сторону сжавшейся в углу женщины. Занес для удара меч…

Взвизгнув, Хелен бросилась на воина. Римлянин резко повернулся, сделал короткий выпад мечом. Чья-то рука остановила Гарри Гридена, рванувшегося было на помощь. Белая пелена времени скрыла тело Хелен, распростертое на полу.

Карл Браун шагал впереди и внимательно оглядывал песчаные холмы. Раскаленное добела светило щедро обдавало пустыню жаром. Браун расстегнул пеструю рубашку из чистого хлопка, разрисованную пальмами и автомобилями, по обнаженной груди стекали струйки пота. За ним, тяжело дыша, шагал Фрили, чей элегантный костюм превратился в жалкое рубище. Одной рукой он тащил за собой машину, другой поддерживал обмякшее тело Гридена, парившегося в своем нелепом костюме десантника. Ноги вязли в горячем песке. В ушах все еще отдавались звуки битвы: топот и ржание коней, скрежет боевых колесниц, дикие крики озверевших солдат, стоны побежденных. Нестерпимо хотелось пить.

— Я больше не могу, Карл. Мне нужно хоть немного отдохнуть, — сказал он, выпуская из рук машину.

Браун оглянулся, внимательно посмотрел на обоих, потом еще раз окинул взглядом окрестности.

— Ладно, сделаем привал.

Фрили развязал рюкзак и достал флягу с водой. Гарри Гриден устроился в сторонке. После того, как они покинули гибнущий город, он не проронил ни слова. Несколько минут все молчали. Однако вода, таблетка стимулятора и отдых быстро вернули Фрили силы и доброе расположение духа.

— Чертовски жаркая страна, — пробормотал он. — Ты говоришь, Египет… Значит, снова кровь…

— Я имел в виду эпоху, а не место, — уточнил Браун.

— А уж египтяне поднаторели в искусстве убивать! Наверное, мы в Палестине, а может, даже еще дальше на Восток.

— Я уже вдоволь насмотрелся на кровь… Карл, неужели же вся история человечества настолько отвратительна?

— В целом, да. Разумеется, в ней можно найти времена спокойствия и расцвета. Но в такие эпохи мы попасть не можем.

— Структура времени?

— Да, все дело в структуре времени, — подтвердил Браун. — Люди привыкли рассматривать историю и время как два независимых друг от друга явления. Видеть в истории хаотическое смешение судеб и событий разыгрывающихся в равномерном потоке времени. Само время понимается при этом как некое четвертое измерение, кристально чистое и божественно непознаваемое, независимое от ужасных событий и несчастных судеб… Однако на самом деле все не так просто.

Он полулежал на песке с видом скучающего на пляже толстяка-курортника. Лицо его выражало покой и довольство. Золоченая оправа очков поблескивала на солнце, казалось, от жары Браун размяк и стал словоохотливее.

— Да, на самом деле все не так просто. События, которыми человек наполняет время, изменяют его структуру и свойства. То, что мы привыкли называть прошлым, понятийно не совпадает ни с историей, ни со временем. Это единое целое, совершенно новая сущность, это минутная и строптивая река, названная мною социовременным континиумом, этой идеей по праву можно гордиться.

Он вытер лоб мятым носовым платком и усмехнулся.

— Эпоха правления фараонов — прекрасное подтверждение моей теории. Подтверждение, так сказать, на практике. Социовременной континиум не является однородным. В разные эпохи возникают разные структуры, зависящие от характера формирующих их событий. И как в любой системе, совместимы здесь только сходные структуры… Как бы старательно мы не размешивали масло в воде, оно всегда будет всплывать на поверхность. Социовременной континиум отторгает вносимые в него чужеродные микросистемы, если они не соответствуют структуре данного отрезка. Подобно тому, как организм отторгает пересаженный в него орган с другим генетическим кодом. Ведь несчастный оборванец лишен права провести вечер в обществе джентльмена с безукоризненными манерами.

— Ты хочешь сказать, что в данном случае мы и есть эти самые оборванцы? — вставил Фрили.

— Увы. Мы несем на себе отпечаток структуры и особенностей своего времени, его разрушающую наследственность, отпечатки грязных пальцев нашей эпохи. Отравленный воздух наших городов, пыль их свалок прочно засели в наших легких, в складках нашей одежды. Мы дети эпохи страха и насилия. И потому мы неизбежно будем попадать в такие же эпохи страха и насилия. Сколько бы мы ни плутали в изгибах истории. В конце концов мы окажемся на поле сражения между ордами первобытных людей.

Браун умолк. Фрили хотел было возразить ему, но слова историка заставили его взглянуть на себя и своих товарищей как бы со стороны и признать, что такая точка зрения близка к истине, какой бы неприятной она ни была. Посреди пустыни Древнего Востока, на песке расположились трое блестящих ученых XXI века: один — полуголый, накинувший на себя пеструю модную рубашку, другой в официальном костюме, третий в форме бойца-десантника, — и вели что-то вроде научной дискуссии. Абсурд? Дурной сон?

— Мне кажется, ты ошибаешься, Карл. Или же твоя теория допускает иное толкование. Мы предприняли четыре попытки. Как и ожидалось, мощность энергии импульса не являлась определяющей для преодоления конкретного интервала времени. И если социовременной континиум действительно существует, тогда легко можно объяснить, почему в нем имеются области, характеризующиеся различным уровнем затраты энергии. Что-то вроде гор, равнин и низменностей. Но тогда именно они обусловливают эпоху, в которую мы попадаем при каждом скачке во времени.

Фрили помолчал, ожидая возражений, но Браун никак не отреагировал на его тираду, а Гарри Гриден по-прежнему продолжал сидеть с отсутствующим видом.

Фрили заговорил снова.

— Если событийный ряд определяет структуру каждого отрезка социовременного континиума, то социальная активность народов должна определять его энергетический уровень. Для великих событий — войн, восстаний, революций — истории требуется активность масс, социальная энергия, энергия действия, ума и нервов тысяч и миллионов людей и каждого отдельного человека. В такие переломные моменты в континиуме образуются потенциальные ямы. Они нас и всасывают. Результат при этом остается таким, как ты предсказал: мы никогда не сможем найти для себя в истории спокойного уголка. Войны и восстания — вот наша судьба.

Браун слушал его, задумчиво пересыпая песок из одной ладони в другую. Фрили на минуту умолк, наблюдая за тонкой струйкой этих своеобразных песочных часов, потом добавил:

— Тебе это может показаться высокопарным, но меня утешает то, что мы нужны истории. Она нас не отпустит.

— Врешь! — неожиданно закричал Гарри Гриден. Он вскочил и, схватив Фрили за плечи, стал изо всех сил трясти его. Пытаясь высвободиться, Фрили отчаянно извивался, но все его попытки оказались тщетными, Карл Браун громко расхохотался, и Гриден моментально отпустил товарища.

— Ты тоже врешь! Умники! Не может такого быть, чтобы мы были обречены перескакивать из одной бойни в другую. Четыре попытки ничего не доказывают!

— В принципе возможно и такое, — согласно кивнул Браун. — Однако тебе не хватит никакой истории, чтобы закончить эти опыты.

— О, мне-то хватит! Есть и другое направление — будущее! Может, хоть там будет просвет. Чем черт не шутит!

На губах Брауна появилась печальная улыбка.

— Не надо мне повторять, что будущего не существует. Ведь это нельзя знать наверняка, пока не пощупаешь своими руками. И Уильям меня поддерживает. Правда, Уильям?

— Мне кажется, стоит попробовать, — сказал Фрили, отряхивая от песка остатки своего костюма. — Если мы застрянем там же, откуда прибыли, то просто погубим машину. А если перепрыгнем…

Гриден бегом кинулся к машине и подтащил ее поближе к товарищам.

— Что ж, желаю вам успеха, — сказал Браун.

— Что это значит? — Фрили выпучил на него глаза.

— Ты что, не составишь нам компанию, Карл?

— Хватит, напутешествовался. Я остаюсь здесь.

— Перестань валять дурака! Что ты будешь делать?

— Стану пророком. Пророчества во все времена были доходным предприятием. Заделаюсь придворным оракулом, астрологом, жрецом, любимцем фараона… — сняв очки, Браун принялся протирать стекла полой рубашки, потом посмотрел их на свет. — Наверное, нужно было поменять их на контактные линзы. А впрочем, черт с ними, может, так оно и лучше. Напялю на себя тунику, отращу бороду… Не беспокойся обо мне, Уильям. Я действительно сыт нашими путешествиями по горло.

Фрили понял, что переубедить его не удастся.

— Прощай, Карл.

Браун кивнул ему и улыбнулся. Гарри Гриден склонился над машиной. Фрили повернулся к нему.

— Мощность импульса должна четырехкратно превышать суммарную мощность, израсходованную на весь путь сюда.

— Знаю, — ответил Гриден. — И постараюсь, чтобы мы оказались по меньшей мере на сто лет впереди проклятого века, в котором мы родились.

Он почти до конца повернул красный диск в обратном направлении. Рука его легла на клавишу.

— Тогда, в Карфагене… Ведь это ты остановил меня, Карл?

Браун не ответил. Гриден нажал на клавишу.

Воздух вокруг них сгустился, потерял прозрачность. В последний миг Уильям Фрили бросил взгляд на лицо стоявшего поодаль Брауна. Оно утратило обычное насмешливое выражение. Сквозь дрожащую мглу была различима тревога, даже тоска, хотя, возможно, все это ему только показалось. Они снова окунулись в плотную белую пелену, и…

… Все осталось по-прежнему. Молочно-белая завеса не исчезала. Ничего сквозь нее не проглядывалось, вокруг была пустота. Какое-то время они молчали, боясь взглянуть друг на друга.

— Что происходит? — наконец выдавил из себя Гриден. — Поломка?

— Хуже. Мы продолжаем путешествовать во времени.

Кивком головы Фрили показал на зеленый индикатор — свидетельство того, что они полным ходом несутся в будущее.

— Но ведь предыдущие скачки во времени длились мгновения!

— Да, каких-нибудь две-три секунды.

— Но тогда мы находимся уже…

— В весьма отдаленном будущем, — закончил за него Фрили. — И не останавливаемся, как видишь. Не можем остановиться.

Словно потеряв рассудок, Гриден ринулся в белую пелену. Но ему удалось сделать всего лишь несколько конвульсивных движений. Его тут же отбросила невидимая, но могучая сила. От боли и ярости он выругался.

— Бесполезно, Гарри, — сказал ему товарищ. — Ты сам понимаешь, что это бесполезно.

— Не может быть… Не может быть, чтобы энергии хватило на такое путешествие…

— Боюсь, что ее хватит еще надолго. Машина работает вовсю, а расход энергии совсем незначительный.

Они замолчали. Гарри Гриден не мог оторвать взгляда от зеленого глазка индикатора. При одной мысли о том, что мимо них с сумасшедшей скоростью проносятся столетия, что от всего знакомого их отделяют невообразимые расстояния, что они стали пленниками времени ему стало не по себе.

— Я все думаю о вашем споре с Брауном, — сказал он.

— Если ты прав, то это значит… Господи, я даже выговорить это боюсь. Это значит, что нет такой силы, которая была бы способна вернуть нас времени, оно не нуждается в нашей энергии, потому что в нем ничего не происходит! Континиум прервался! Человечества не существует…

Фрили ответил не сразу. Ему казалось, будто совсем рядом он слышит тихий шепот десятилетий, вздохи веков. Он вдруг почувствовал себя древним старцем, ощущающим на своих плечах тяжесть многих эпох.

— А может, — сказал он, — прав был Браун. Может, мы просто несовместимы со структурой времени в будущем, и оно выталкивает нас все дальше и дальше. Может, все дело в том, что времена страха и насилия безвозвратно прошли и в новом континиуме для нас нет места… Жаль, что нам не суждено проверить это…