Когда мне грустно, я думаю: жизнь – это миг, а дальше вечность, неужели я не смогу потерпеть один миг?

Да, перед Королевой я опускаюсь на колени, но не ниже…

«Почему я?», «За что?» – я могу задавать эти вопросы до бесконечности. На них нет ответа – да он мне и не нужен, я просто не хочу брать на себя ответственность за то, что со мной происходит. Рыдать из-за вселенской несправедливости намного приятнее и проще: можно жалеть саму себя, скулить и ныть, и главное, ничего не надо менять, ведь я жертва обстоятельств, вот пусть кто-нибудь придет и спасет меня.

Между полным адекватом и полным неадекватом огромное расстояние, и на каждой стадии умопомешательства есть свой диапазон, в пределах которого человек способен себя контролировать – можно с радостью тяготеть к безумию, можно из последних сил цепляться за реальность.

Мое обиталище – лабиринт с ловушками. Из каждой ловушки, скорее всего, есть выход, но сам лабиринт я покину только после смерти. Кричать о помощи? биться в истерике? крушить все вокруг в гневе? трястись от страха и бояться ступить шаг?

бежать, сломя голову, закрыв глаза? а может, беспечно отрицать наличие опасности? Все бессмысленно, эта хладнокровная бестия не преминет воспользоваться малейшей слабостью. Королева наблюдает за мной. А я – за ней.

Самостигматизация

Иногда мне начинает казаться, что люди вокруг глядя на меня, догадываются о моей болезни, как если бы у меня на лбу был написан диагноз. Может быть, меня выдает взгляд? Или суждения? Или действия? Или… Я начинаю сравнивать себя с другими не в свою пользу. Сомнение перерастает в убежденность, и вот я уже верю, что моя… хм, «психическая инаковость» совершенно очевидна для окружающих людей. Я расстраиваюсь и зацикливаюсь на этих мыслях… «Никакие мои достоинства не перевесят мой главный недостаток… я дефективная… я хуже других… у меня ничего не получится… я – ошибка природы… человек – венец эволюции, а я – бракованный отброс… лучше бы моя мать сделала аборт… я – крест для родных… я путаюсь под ногами у нормальных людей и отнимаю у них время… мне нельзя доверять… я не могу отвечать за себя в полной мере… от меня мало пользы… общество должно избавляться от таких, как я…». Откуда это?! Разве кто-нибудь из моего близкого окружения говорил мне что-нибудь подобное? Нет, но…

А если бы они так думали, разве смогли бы скрыть такое отношение ко мне? Нет. Тогда откуда это? Отчего такие мысли? …Отчего?! Честно?.. Оттого, что это Я оцениваю людей с точки зрения психического здоровья, это Я делю всех на нормальных и ненормальных, это Я не принимаю психически больных такими, какие они есть, это Я считаю их хуже людей без психиатрического диагноза, это Я в глубине души презираю психически больных и считаю виноватыми в их собственной болезни, это Я не даю им ни одного шанса на счастье и отказываю в праве на обычную жизнь… Меня привлекает безумие, но при этом я ненавижу психов – почему?.. Потому что Я – Я! – хочу выглядеть нормальной в сравнении с ними или хотя бы оправдать в своих глазах собственное безумие. Человек человеку волк, а псих психу – не знаю кто, но намного хуже. Чем безумнее мой «собрат по несчастью», тем больше у меня шансов сойти за нормальную. Внешне я могу защищать кого-нибудь не от мира сего, но, черт возьми… ату, ату его! Пока уничижительный ярлык приклеен к кому-то другому, я в безопасности, при этом моя совесть чиста, ведь так тому психу и надо: он не вызывает доверия, он – ошибка природы, генетический мусор…

Все стереотипы, которые у меня в голове и которые направлены против сумасшедших, бьют по мне же. Чем я нетерпимее к психически больным, тем я нетерпимее к самой себе. Чем я лучше их?.. Их?.. Чем мы хуже здоровых?.. Мы?.. Пока я не избавлюсь от стереотипов, я буду противопоставлять себя то одним, то другим. А я хочу противопоставлять себя исключительно своей Королеве и видеть в психически больных людей, а не болезнь.

Чего я боюсь? Оказаться изгоем? Но я им уже была – причем до того, как получила диагноз. Неприятно, но не смертельно. Я привыкла за 10 лет быть в разных коллективах белой вороной и не поверила собственным глазам и ушам, когда из группы в группу начала обнаруживать, что моя ниша занята и периодически пополняется другими кандидатами. Ниша как ниша, она есть и поэтому не пустует. Быть может, я снова ее когда-нибудь займу – не трагедия. Худшее уже позади, я больше не подросток.

Зачем мне чужие стереотипы о «психах» – я сама разберусь, к кому как относиться. Может ли психически больной казаться мне придурком? Да Может ли психически больной меня восхищать? Да Удивлять? Пугать? Раздражать? Вызывать у меня отвращение? Сочувствие? Симпатию? Недоверие? Презрение? Зависть? Чувство признательности? Быть мне абсолютно безразличен? Неприятен? Внушать уважение? Да. И еще тысячи «да», потому что независимо от диагноза, все психически больные разные и в различных ситуациях ведут себя по-разному – как и люди вообще. Так в чем же разница?

Светлая грусть

Иногда меня соблазняют мысли-вопросы о том, какой бы я была, если бы не заболела. Ведь все началось очень давно, когда у меня только-только формировалось представление о мире и самой себе, значит, сейчас я могла бы быть совсем другой. Как бы выглядела моя комната? Во что бы я сейчас была одета? Какого бы цвета у меня были волосы? Какая была бы прическа? Выражение лица? Манера говорить? Походка? Что бы я любила? Ненавидела? Чего бы боялась? О чем мечтала? Какие бы у меня были увлечения? С какими бы людьми я общалась? Какие бы фильмы смотрела? Какую бы музыку слушала? Какие бы книги читала? Какую бы выбрала профессию? Как бы я проводила свободное время? Что бы делала прямо сейчас? (Может быть, точно так же думала о том, какой бы я была, если бы не «что-то там»?) Где бы я сейчас была? Какими бы глазами смотрела на этот мир? Какого бы мнения была о самой себе? Как бы относилась к другим людям? А к душевнобольным? Какое бы у меня вообще было представление о психических заболеваниях? Какие бы у меня были проблемы? Какой был бы характер? Привычки? Принципы? Реакции на события? Какие бы у меня были цели? Приоритеты? Чего бы я уже добилась? Что потеряла? О чем бы в своей жизни сожалела? Что бы понимала под словом «любовь»? Было бы у меня больше друзей? Были бы у меня враги? Что бы я могла предложить близким людям, кроме боли? Была бы я счастливее? (Ведь все познается в сравнении.) В чем бы я видела смысл жизни? Была бы еще жива? (Ну, мало ли – кирпич на голову…) Сильно бы я-возможная отличалась от меня-реальной?

Я не знаю ответов на эти вопросы, даже в фантазиях я не могу представить себя не такой, как сейчас, в этот самый момент. И это к лучшему, иначе я бы, наверняка, начала завидовать самой себе – себе-возможной, – а это так глупо. И все же одно я знаю точно.

Если бы я не заболела, я бы никогда не начала писать эту книгу – это одна сплошная ошибка, точнее, целый сборник ошибок, каждая из которых должна быть доделана до конца. Я с нетерпением жду, когда в один прекрасный день тупо уставлюсь в пустую вордовскую страницу, задумчиво переведу взгляд на стену, почешу за левым ухом, медленно склонюсь над клавиатурой, от нечего делать напечатаю «В моей комнате обои в синий цветочек» гляну на монитор, тут же сотру, подумаю еще немного (созерцая эти самые обои), в итоге напишу еще раз то же самое, зевну и поставлю точку.

Вверх-вниз

Если отбросить приставочку «шизо-», то останется именно это – многоэтажка со сломанным лифтом. Вниз-вверх, вечное движение. Если считать от середины, у здоровых людей диапазон перемещений ± N этажей, у меня – намного шире; я не была разве что в подвале и на чердаке. Когда выглядываешь из окон верхних этажей, внизу видишь одни сплошные игрушки и бесконечные просторы; хочется, смеясь, запускать бумажные самолетики и плевать людишкам-букашкам на головы ради забавы; кажется, что из-за облаков вот-вот выглянет Бог и совсем не кажется, что сидеть на карнизе опасно. Когда выглядываешь из окон нижних этажей, видишь только обшарпанные стены соседних домов, грязь и блюющих алкашей; чтобы всего этого не видеть, хочется закрыть глаза и больше никогда не открывать. Лишь из окон средних этажей мир воспринимается во всем его многообразии и безобразии – таким, какой он есть. В норме на перемещения вверх или вниз влияют внешние, объективные причины, а не в норме лифт сломан. Медленное, в течение нескольких недель или месяцев, движение в каком-то одном направлении со слабыми скачками назад. Чаще – за считанные минуты взлет сменяется падением и наоборот, и так весь день, день за днем. Меняется сама система координат, когда по сто раз в день пол одного этажа превращается в потолок другого и наоборот. В итоге перестаешь чувствовать почву под ногами, все зыбко и неустойчиво, не обо что опереться, не на что положиться, кажется, что все на шарнирах. Когда меня долго мотает туда-сюда, я забываю, где же мой этаж, где же мой Дом На каждом этаже остается частичка меня: предпочтения, желания, интересы, убеждения, мнения модели поведения, восприятия себя и других, отношения к миру, – я уже утратила целостное представление о себе. Какая я? Не знаю. Разная, всегда разная, я устала.

Беспечность

Иногда вечером из своего домика вылезает маленький шустрый хомячок, такой забавный, веселый и энергичный, что мне уже не до сна. Очень быстро наступает время кормежки, я должна всунуть ему в лапки большую-пребольшую таблетку, желтую и круглую, как луна; он свернется комочком и впадет в спячку. Сейчас-сейчас, еще пять минут мне так нравится играть с этим жизнерадостным существом. Я оживляюсь, мне проще сконцентрироваться, и я быстрее справляюсь с делами. Незаметно хомячок распухает до размеров собаки, виляющей хвостом и прыгающей вокруг меня зайчиком – в надежде, что ей на нос положат любимое лакомство. Гляди, гляди – вот таблетка! Ай, не дам Ха-ха-ха… Лижет мне руки!.. Мысли быстро и свободно бегут в голове, внутренний критик замолкает, чувства обостряются и становятся ярче. С собакой намного веселее играть, чем с хомяком, но вот уже передо мной фыркающий конь, сердито бьющий копытом. Я любуюсь им, но он своевольный и дикий, его не оседлаешь, нужно быстрее дать ему таблетку, как кусочек сахара, – на ладони вытянутой руки. Да, нужно, но мне жаль усыплять это воплощение бурлящей жизненной силы: когда еще мне будет так весело и легко? Вскоре меня бросает в лихорадочный жар. Это разъяренный от голода дракон дышит огнем прямо в лицо. Он огромен и с трудом умещается в стенах моей комнаты. Вихрь из мыслей и эйфория. Зажмурившись, швыряю ему в пасть крошечную таблетку и прячусь под одеялом. Поздно. Скоро рассвет, а я смеюсь и не могу заснуть.

Проснувшись и еще даже не открыв глаза, я уже хочу, чтобы этот день быстрее закончился. Как будто на полной скорости резко дали по тормозам… Я с трудом собираю в кучку ошметки мыслей… Внутри черепной коробки тошнотворная пустота, и только один-единственный таракан медленно-медленно ползет вверх, срывается, падает на спинку и беспомощно сучит лапками… Откат в депрессию… все бесит…

То, что происходит со мной, мечта всех алкоголиков и наркоманов – я не употребляю внутрь ничего крепче кипяченой воды, мне достаточно просто устроить себе недосып, и эйфория обеспечена. Нет, мне не нужно такого «счастья». Плохой, плохой хомячок. Да чтобы я еще хоть раз в жизни? Никогда!.. – думаю я до следующего раза.

Нечто

В первый раз это случилось, когда мне было не больше трех лет, в тот день в детском саду я со всей серьезностью занималась своим единственным делом – плакала, потому что рядом не было мамы Вдруг все вокруг стало каким-то не таким, и я почувствовала, как будто падаю, твердо стоя на ногах Полет вниз не прекращался, и я начала орать от ужаса. Не знаю, как долго это продолжалось, но воспитательница сказала, чтобы я попросила родителей отвести меня к врачу, о чем я благополучно забыла. В следующий раз «нечто» случилось, когда мне было девять лет, с тех пор это начало повторяться все чаще и чаще, ощущение становилось все ярче и острее. Ни в 3, ни в 9, ни даже в 20 я не знала как это назвать или хоть как-то описать словами поэтому никому не рассказывала – это была тайна превратившаяся в табу. На вопросы, что со мной я отвечала «не знаю», «я боюсь» или «мне грустно». И только пару лет назад, к собственному удивлению и облегчению, я наткнулась на упоминание о подобных явлениях в книге по психиатрии. Обнадеживает, что я не уникальна, но для меня «нечто» всегда останется чем-то, лишенным названия.

«Нечто» – это взрывная смесь из самых разных чувств: мистики, ощущения дежавю, предвкушения что вот-вот что-то вспомнишь или поймешь, умиления, священного трепета, зыбкости реальности, оторванности от мира и отчуждения, близости смерти, тоски по мечте, упоения красотой, сожаления, животного ужаса, восторга, мучительной неопределенности, безнадежности и обреченности, тусклости своей жизни, ощущения невидимой грани бытия и разрывающей изнутри тоски от невозможности ее пересечь, захватывающего дух взгляда в пропасть и дурноты, движения в неопределенном направлении, тщетности судорожных попыток все это остановить, экзистенциального одиночества, ощущения своей ничтожности, пустоты, жажды слияния с Богом, страха перед собственным небытием, ощущения, что тело рассыпается на атомы, и душевной боли – изнуряющей, пьянящей и всепоглощающей.

«Нечто» – это беззвучный щелчок в голове, как будто выключили автопилот. Недоумение, растерянность, страх, панические попытки вернуть все как было… Как и чем я жила еще пять минут тому назад? Что мною двигало? Что составляло смысл? Не понимаю. Я помню все свои действия до мельчайших подробностей и могу воспроизвести, но больше не испытываю тех чувств, которые они вызывали. Жизнь превратилась в опустевшую коробку – оболочка и этикетка с названием прежние, но что было внутри? Что?! Я смотрю на вещи вокруг, как в первый раз. Я знаю, что это моя комната, но больше не ощущаю ее своей. Она кажется мне обезличенной и чужой. Все неправильно, все не так. А «так» – это как?

Я ощущаю какую-то абсурдность и искусственность в повседневных мелочах. Например, когда еду в автобусе. Неужели другие люди не чувствуют в этом ничего нелепого? Это же какой-то фарс! Я не понимаю, почему правильно… нет, скорее, почему люди уверены в правильности того, что автобус должен выглядеть именно так, иметь именно столько дверей, в нем должны именно сидеть или стоять он должен перевозить именно этих людей и называться именно «автобус» – а если бы все было совершенно по-другому? Откуда, откуда другие люди знают, как должно быть, а как – нет?

Я с восхищением и грустью смотрю на людей вокруг: они такие правильные, у них даже ошибки правильные. Я воспринимаю других людей как данность – они априори имеют право быть такими, какие они есть. А я? Кто же мне даст разрешение, кроме меня самой? Но я не уверена – я просто не чувствую уверенности. Можно мне быть такой, какая я есть? Можно?! Можно?!!!.. «Тварь я дрожащая или право имею?». Однозначно «тварь», раз мне в голову пришел этот вопрос, раз я усомнилась в себе, значит – уже «тварь». Другие люди – данность у них априори есть право быть самими собой, а у меня нет, поэтому любое отличие от них я болезненно ощущаю, как свой собственный недостаток, ведь они по определению живут правильно, а я нет. Мне стыдно за собственную убогость, я презираю собственную никчемность, все, что я делаю, – неверно уже только потому, что кто-нибудь в это самое время делает что-нибудь совсем другое.

Я понимаю ошибочность и абсурдность подобных суждений, но чувствую-то я именно так и до боли хочу быть кем угодно, но только не собой… За такое подростковое мироощущение я презираю себя еще больше…

Я смотрю в зеркало, вижу свое отражение, но не вижу себя. Я не чувствую, какая я. Вижу отдельно губы, отдельно нос, отдельно глаза, но у меня не складывается впечатление о том, какую картинку они дают все вместе… наверное, что-нибудь убогое и отвратное.

Кто я? Что я здесь делаю и зачем? Я чувствую себя словом, вырванным из контекста: …Аня …Аня … Имя – ну и? …Аня …Да при чем здесь это?! Я не ощущаю собственной причастности к этому миру. Мне нет здесь места, я не отсюда, тут все чужое. Я с тоской и завистью смотрю на мир через невидимую витрину из толстого стекла. Я здесь, а мир там, и с каждой минутой мы отдаляемся друг от друга все дальше и дальше. Такое ощущение, что моя душа улетела в космос: удушающая пустота, бескрайнее одиночество и вечная неприкаянность. Мир кажется таким крошечным и далеким, что при взгляде на него сжимается сердце и выступают слезы умиления.

Когда на меня находит «нечто», появляется ощущение, что «с глаз упала пелена и обнажилась бессмысленность бытия», но именно это и есть иллюзия. Мне кажется, что мой мир рухнул, но на самом деле ровным счетом ничего не изменилось: ни вокруг, ни во мне. Мне нужно отвлечься и успокоиться. Если начать задаваться вопросом, в чем же смысл жизни, боль многократно усилится, лучше поискать смысл в чем-нибудь конкретном. Что из того, что я могу сделать прямо сейчас, для меня важно? За что я смогу погладить себя по головке и сказать «молодец»? За текст, который сейчас пишу… за работу, учебу… физические упражнения еще можно разобрать стол или даже шкаф, собрать небольшой пазл, чтобы повесить на стену, – он будет хранить тепло моих рук… или хотя бы рано лечь спать. Раз смысла нет вовне, значит, его надо «сделать», стараясь игнорировать всеобъемлющее чувство пустоты, как шум в метро. Через несколько часов или дней автопилот включится, и все придет в норму, как уже было много-много раз до этого.

Мысли-карусели

Они появляются по утрам, если я не выспалась или перед событием, заставляющим меня сильно нервничать, или после какого-нибудь болезненного для меня инцидента. Но содержание этих мыслей может быть никак не связано с настоящим, готовящимся будущим или недавним прошлым. Очень часто они возвращают меня к неприятным событиям многочасовой, многомесячной, но чаще многолетней давности. У этих мыслей есть начало, но нет конца. Они, как надоедливые мухи, кружатся над головой. Прогнать их, и делов-то. На худой конец – просто игнорировать. Но засада в том, что каждая такая карусель – мысленный спор с людьми, которые обвиняют меня, клевещут на меня или не верят мне. И мне чертовски, чертовски хочется прокатиться на этой карусели – я просто не могу устоять! Потому что мне кажется, что если я последую за этими мыслями, то в итоге смогу дойти до конца и оправдаться или убедиться в своей правоте.

Да, некие неприятные события с теми, реальными людьми действительно имели место, к примеру, 5 лет тому назад. Но, во-первых, в прошлом я их уже сто раз осмыслила / высказалась по их поводу / отреагировала на них и т. д. Во-вторых, это лишь мое восприятие-воспоминание тех ситуаций, тех слов людей и того их отношения ко мне, и это восприятие-воспоминание чаще всего искажено и является частью моей болезни. Потому что (и это в-третьих) большую часть времени я прекрасно живу с памятью о тех событиях, они мне никак не мешают и не вызывают болезненных ощущений, они переварены – слишком скучны, чтобы о них думать, – даже если я поставлю себе целью вспомнить их во всех деталях и описать в красках, ничего драматичного не выйдет. И вот просыпаюсь я в один день не в духе и, едва открыв глаза, набрасываюсь на те же самые воспоминания, как бык на красную тряпку, – с пеной у рта часами мысленно оправдываюсь, безуспешно доказываю, в отчаянье требую, до слез спорю, – а на следующий день или позже воспоминание о тех же самых событиях опять не вызывает у меня никаких эмоций. Парадокс! У меня ушли годы, чтобы заметить и понять его. Разгадка очень проста. Это события те же самые, а вот воспоминания о них совершенно разные – эмоциональная составляющая меняется в зависимости от моего состояния. Поэтому, когда я воскрешаю в памяти какой-нибудь случай, он в разные моменты варьируется от досадного недоразумения до трагедии всей моей жизни. Из-за чего это? Поломка в голове, внутренний дискомфорт, плохое настроение – плохие мысли-воспоминания, которые портят его еще больше. Теперь, когда я это понимаю мне очень трудно судить о том, что в моей жизни было и чего не было на самом деле – не с фактической, а с оценочной точки зрения.

Мысли-карусели не опасны и, как порождение моего разума, имеют право на существование, пока занимают в моей жизни подобающее им место – место занятных безделушек на дальней полке. А это получается не всегда. Мысли-карусели соблазнительно приятны, появляясь в голове, они дразнят и бросают вызов, подстегивая самолюбие, как нерешенная головоломка. Непреодолимое искушение я уже чувствую на губах сладкий вкус легкой победы. Пара логических доводов, и вот он – упоительный реванш, себя-то я смогу убедить в собственной правоте. Это займет не больше 10 минут… не больше 30 минут, не больше часа, не больше дня, не больше недели… Воспоминания становятся реальнее самой реальности. Я не могу остановиться на полпути – кажется, что еще чуть-чуть, и я дойду до победного конца. Но беговая дорожка бесконечна. Я веду внутренний спор с самой собой, и при этом хочу услышать признание в поражении извне, а это невозможно. Самая большая глупость, которую я могу сделать, – это напомнить живым людям о событиях многолетней давности и предложить «разобраться» сейчас. У них такие претензии вызывают полнейшее недоумение, однако даже если они, искренне или не понимая за что, извиняются (причем в точности так, как мне того хочется), мне не становится легче: ведь я хочу, чтобы их слова раскаяния были произнесены тогда, в прошлом, а не сейчас, – но это же невозможно! Цель изначально была недостижимой, но я не могу прервать запущенный процесс. Как же так – я столько времени и сил потратила на эту головоломку, а где награда или хотя бы компенсация за страдания, причиненные болезненной борьбой с привидениями? Остановиться и признать поражение? Слишком мучительно для самолюбия, и я упрямо продолжаю наматывать бесконечные круги, спускаясь в ад. Я выбираю прошлое и лишаю себя настоящего.

Помню, как от антидепрессанта мысли-карусели усилились до такой степени, что у меня в голове работал круглосуточный Диснейленд, но я тогда не связала это с таблетками, так как не знала, что у них есть такое побочное действие.

Когда мысли-карусели появляются в голове я представляю во всех красках, что произойдет со мной под их влиянием через пару часов, к середине дня, к вечеру, на следующий день – как я расстроюсь, опоздаю на все, что только можно, и останусь дома, ничего не сделаю – ни полезного, ни приятного, ни просто нужного, буду исступленно спорить с самой собой, обзываться, злиться и плакать не в силах прервать этот акт мазохизма. Я потратила на мысли-карусели тысячи часов, тысячи часов своей жизни. И поэтому знаю результат заранее Вот он. Нравится? Хочется еще? Я не могу изменить прошлое, но могу до самой смерти скармливать ему настоящее.

Бабочки и ослы

Было время, когда я гордилась своей дисциплинированностью и силой воли. В этом плане я немного опережала сверстников, большинство из которых удивляло меня своей неорганизованностью и безответственностью. Мне не составляло труда спланировать дела, расставить приоритеты и правильно рассчитать время, я старалась делать все заранее и не опаздывала, я вообще не понимала, как можно опаздывать больше чем на 5 минут. Нет, я не родилась такой, я с детства блуждающая в своих мыслях копуша, тяжелая на подъем. И вот я целеустремленно развила в себе такие замечательные и необходимые в жизни качества… а потом пришла Королева, щелкнула пальцами, и, как в сказке, все исчезло за каких-то 2–3 года. Начинай сначала – снова маленький ребенок, который не способен долго удерживать внимание, контролировать сиюминутные желания и деятельность которого носит, к-хм… хаотичный характер. Сейчас уже намного лучше. Я заметила прогресс, когда год назад смогла сама прибраться у себя в комнате, полтора года мне это не удавалось вообще, хотя я честно предпринимала попытки, посвящая уборке целые недели: «Куда мне положить синий карандаш – к красному карандашу или зеленому, а может, к желтому, нет, лучше к зеленому, а может все-таки к красному…», – думала я, сидя в клубах пыли. Но того уровня, который был лет в 18, мне, скорее всего, никогда не достичь.

Я не хочу быть собой, не хочу быть такой вот. Хочу другой мозг, нормальный, можно и с другой головой. Мои внутренние побуждения часто не находят воплощения в действиях, как будто нажимаешь на рычажок, чтобы запустить механизм, а шестеренка внутри проворачивается вхолостую, и ничего не происходит. У меня две проблемы: мне трудно вовремя начать что-нибудь делать, потому что нужно оторваться от всего остального, и трудно вовремя остановиться, потому что я увлекаюсь.

Я чувствую себя упертым ослом, пытающимся заставить самого себя продвинуться вперед хоть на шаг. Я беру палку, чтобы привязать к ней морковку но не успеваю и съедаю приманку раньше. Тогда я беру эту самую палку и замахиваюсь по собственному хребту… о, какая замечательная спиночесалка!

Для меня волевые усилия – все равно что ловля бабочек голыми руками. Долго выжидаешь, приноравливаешься – хлопок… опять пусто, а время идет… Нет, если «бабочка» одна, рано или поздно я ее поймаю, мне просто нужно больше времени чем другим людям, но вот если «бабочек» несколько, это настоящая катастрофа. Я часто недовольна собой, потому что меня раздражает, когда время тратится впустую. В основном силы уходят на то чтобы заставить себя сделать что-нибудь нужное это изматывает, у меня низкий КПД. Мне интересно, в чем истинная причина? Нарушение воли, лень или действие таблеток? И в каком соотношении?

Боль

Ежемесячная прививка безумия… Королева незаметно подходит ко мне сзади и нежно обнимает за плечи, всаживая когти между ребер, прямо в сердце. Ей просто хочется пить, такова ее сущность, и она пьет мои слезы. Нельзя вырываться и брыкаться, будет только хуже. Можно только плакать.

Что-то ломается в голове, и я чувствую душевную боль, которая маскируется под разные чувства: злость, тоску, грусть, гнев, скуку, ревность, обиду, одиночество или тревогу. Мозг не понимает, что поломка произошла в нем самом, он как котенок с больным животом, прячущийся от невидимых врагов, думает, что источник страданий где-то вовне. В зависимости от примешанной эмоции мой мозг ищет рациональную причину в окружающем мире и неизменно ее находит: чаще всего это оказывается последний человек, с которым я разговаривала до того, как меня переклинило. Я даже могу не помнить подробностей нашей беседы, оттенков интонаций и точных слов, но у меня появляется стойкое ощущение, что этот человек надо мной издевался и является причиной моих страданий. Грань между реальностью и моими домыслами размывается. Я несколько раз обрушивалась на ничего не подозревающих людей с чувством праведного гнева и требованием сатисфакции, не понимая, что это моя Королева стоит за их спинами и корчит мне рожи. Раньше в такие моменты я думала, что поступаю правильно, пока не заметила странный парадокс: боль буквально за полчаса может окраситься другой эмоцией, а метка с надписью «причина» – самовольно сменить объект, и все это без каких-либо предшествующих событий. Те монстры, что оживают в моей голове, имеют мало общего с реальными людьми, на которых они похожи.

Я уговариваю себя выждать хотя бы день, не принимая никаких важных решений, не предпринимая никаких решающих действий и не общаясь с «врагами». Ведь когда наваждение спадет, я буду жалеть о сказанном и раскаиваться в сделанном. Завтра я вскользь пообщаюсь с «врагом» и удостоверюсь что мои подозрения ложны или преувеличены.

Однажды, распираемая мнимой обидой, я попробовала оторвать боль от мыслей, не давая ей порождать в моей голове ложные умозаключения и руководить моими поступками. Я понимала, что никто не делал мне преднамеренно зла и мне это только кажется, но чувство обиды не исчезало а росло в груди в геометрической прогрессии: оно не находило выхода наружу, его просто не на что было направить, потому что объективной причины для него не было. Ощущение, будто душа вот-вот разорвется на части, от напряжения у меня потемнело в глазах. Потом я постаралась отделить боль и от эмоций. Переключать внимание с мучительных мыслей и чувств, отходить от них, как только на них натыкаюсь, помня, что они могут быть иллюзорны и не отображать реальность. Если мне удается отвлечься, случается чудо. Когда я чувствую боль в чистом виде, выкристаллизованную – не окрашенную эмоциями, не размазанную по мыслям, не распыленную на действия – она ощущается как вполне терпимый внутренний дискомфорт.

Я?

Мне кажется, что я живу в две смены – дневную и вечернюю, но на самом деле их больше. В разное время суток у меня включаются и выключаются разные качества.

Когда люди говорят «Аня», кого они имеют в виду? Аню, ноющую в депрессии, Аню, смеющуюся в гипомании, Аню-ипохондрика, Аню-шизофреничку, Аню-параноика, Аню-истеричку, Аню инфантильную, Аню, отупевшую от лекарства?.. Да, это все я, но меня огорчает, когда люди приписывают мне качества – как отрицательные, так и положительные, – которые на самом деле являются частью моей болезни. Еще больше меня расстраивает, когда с моим именем у людей ассоциируются побочные действия лекарств, которые я принимаю.

У меня с Королевой одно тело и одно имя на двоих, но вся ответственность на мне. Какая же я? Не знаю, у меня не складывается в голове какого-либо устойчивого и целостного образа. Комок противоречий и сборная солянка из самых разных качеств, которые плохо согласуются друг с другом. Даже родители не могут меня описать: «ты всегда разная». Я никогда не знаю наперед, как поведу себя в той или иной ситуации – моя реакция будет зависеть от состояния в тот самый момент. Я очень завидую людям которые всегда ведут себя одинаково.

Как так можно жить? Как я вообще еще жива?

Разочарование в себе

Слез нет, только осознание, глубокое, как пустой бездонный колодец. Ощущение собственной психической неполноценности – это трещина, проходящая через монумент, от верхушки до фундамента. Я никогда не выздоровею, я всегда буду слабее большинства людей, буду спотыкаться и падать на ровном месте, видеть проблемы в том, с чем обычно справляются на два счета. Да, такая вот жизнь – как будто я села за карточный стол и, мельком взглянув на доставшиеся мне шестерки, поняла что проиграю; нельзя взять тайм-аут, нельзя поменять карты, можно только расслабиться и с чистой совестью проиграть. Раньше я хотя бы считала себя умненькой девочкой, но после того как мне поставили психиатрический диагноз, я лишилась последней иллюзии на свой счет. Мне хочется закрыть глаза и исчезнуть, просто перестать быть. Лучше не быть вообще, чем быть карикатурой на человека.

Мне бы очень хотелось наивно хлопать глазами и искренне верить, что это с миром и людьми вокруг что-то не так, а не со мной. Но я чувствую себя ущербной, и это… замечательно. Раньше я очень хотела стать сумасшедшей… Стала? Да! Молодец, держи конфетку, сядь, посиди в сторонке… Я думала, что безумие – это прикольно, проявление индивидуальности и своеволия. Теперь я знаю: ничто так не обезличивает людей, как сумасшествие. Ты думаешь, что ты особенный, а от таких, как ты, ломятся стационары. Схожий ход мыслей, схожие симптомы, схожие диагнозы. В своем отличии от здоровых людей больные с приставкой «шизо-» до тошноты похожи друг на друга. Это не уникальность, это ущербность. Мир собственных фантазий не заменит реальности. Мне в своем сумасшествии нужно было зайти очень далеко, чтобы по-настоящему испугаться и броситься со всех ног назад. Теперь я хочу, именно хочу, быть нормальной. Мне претит безумие в самой себе, я вдоволь насмотрелась на него, оно как безвкусица – будто видишь цвета, не сочетающиеся между собой, и испытываешь раздражение от явной дисгармонии.

Я никогда не выздоровею и вряд ли поднимусь выше той ступени, на которой нахожусь сейчас. Но эта самая ступень… ведь движение вверх – это движение лишь по одной оси Х, а есть еще Y и Z, длина и ширина… Черт с тем, насколько эта ступень высока, главное, в какой мере она освоена по всему периметру. В каких сферах жизни я могу реализоваться на том уровне, на котором нахожусь? Да в общем-то – во всех, в которых хочу. Сейчас я самая обычная девушка, и мне это нравится, именно такой я и хочу оставаться.

* * *

Смешно, но я научилась быть счастливой. Во-первых, я не знаю, что меня ожидает завтра, и на всякий случай готовлюсь к худшему, поэтому каждый «несумасшедший» день я проживаю как последний, и это здорово. Во-вторых, шизоаффективное расстройство намного приятнее, чем, к примеру, цистит. А в-третьих, в любой момент времени я могу четко сказать, счастлива я или нет. Для меня счастье – это отсутствие боли, физической и душевной, так что большую часть времени я совершенно счастлива. Просто мне есть с чем сравнить полжизни без перерыва мысли каждую секунду причиняли мне боль, и когда эта агония закончилась, я почувствовала, что очутилась в раю.

Антипсихотик делает мозг инертным и ленивым Эти таблетки – как мешок кирпичей на плечи каждой мысли. Лишь бы доползти по прямой из точки А в точку Б, на петляния и всякие эксцессы просто не хватает сил. Умозаключения становятся коротенькими и простенькими, как у ребенка: «вот это стул, на нем сидят, вот это стол, за ним едят». Такими мыслями мозг себе не затрахаешь, как ни пытайся. Нервные клетки будто плотно укутаны ватой как елочные игрушки, спящие в коробке.

Лекарство устроило мне второе детство: оказаться снова беспечным беспомощным ребенком спящим по 12–14 часов в сутки, было так же приятно, как и унизительно; я отдыхала и отсыпалась, не спеша работала и училась на «вечерке». Сон длиною в два года. Каждый вечер я обтачиваю с боков несчастную четвертинку таблетки ножом, перед тем как отправить ее в рот. Скоро последний курс универа, мне пора снова взрослеть. По-другому. Анна, Анна, просыпайся…