Сценарий
Я уже почти не помню, что и как было тогда. Но мне интересно, чисто теоретически, как бы я сыграла сумасшедшую сейчас. Как и прежде – никаких «я вижу мертвых людей», «пасть порву! моргала выколю!» и прочих примитивизмов. Только свои собственные реакции и эмоции, но сильно преувеличенные. Балансирование где-то на грани, где-то вокруг Полунамеки, полушутки. Смутное впечатление двойного дна. Иллюзия некоего процесса. Несущественность отдельных действий и слов для общей картины. Суммарный эффект за счет общей композиции.
День 1
Я бы напряглась, как только вы бы закрыли дверь и повернули защелку. По моей просьбе вы бы показали мне, как она закрывается, как открывается и я бы сказала: «ОК, нет проблем».
Минут через 15 я бы поинтересовалась: «А замок в двери не заклинивает?».
Еще через какое-то время я бы спросила, могут ли открыть дверь снаружи – в случае чего.
Если бы вы предложили открыть защелку прямо сейчас, я бы отказалась, сказав: «Да нет, не надо все в порядке».
День 2
Я бы сразу попросила оставить дверь незапертой. От разговоров на эту тему уклонилась бы, просто сказав, что «мне так спокойнее».
День 3
Через некоторое время после начала встречи я бы очень неуверенно попросила подвинуть кресло «в ту сторону», то есть к двери. Если бы вы постарались выяснить причину, я бы смутилась и сказала что-нибудь типа «тут сквозняк» или «тень от лампы падает». Все дальнейшие попытки прояснить ситуацию смущали бы меня еще больше, и я бы просто молчала. Если бы вы предложили закрыть окно или выключить лампу, я бы изобразила на лице досаду, разочарование и безысходность, но не стала бы возражать, а вежливо поблагодарила.
Независимо от того, подвинули бы кресло, закрыли бы окно и т. п., я бы ушла в себя до конца встречи. Была бы расстроенной, задумчивой, молчаливой и напряженной. Беседа бы совершенно не клеилась и была бесплодной. Я бы часто пропускала сказанное вами мимо ушей, теряла нить разговора, переспрашивала, отвечала невпопад и односложно, как будто отмахиваясь от назойливости, или с большими паузами, как будто понуждая саму себя говорить. Иногда вглядывалась бы в ваше лицо с недоумением, напряжением и растерянностью, не то не расслышав, не то не понимая, о чем вы спрашиваете. Если бы вы делали паузы, а потом начинали говорить, я бы почти незаметно вздрагивала, как будто очнувшись от глубокой задумчивости.
День 4
В середине встречи я бы начала, не поворачивая головы, искоса поглядывать в сторону, к примеру влево, как будто меня там что-то отвлекает, потом резко обернулась бы за левое плечо, через некоторое время проделала бы так еще раз, будто что-то проверяя или желая кого-то застать врасплох. Если бы вы заметили, свела все в шутку или сослалась на затекшую шею.
День 5
Я бы выбрала в комнате место, на которое мне было бы страшно смотреть, например, часть стены за вашей спиной, но я как бы это скрывала. Это место притягивало бы мое внимание, но я бы его избегала, с опаской отводя взгляд. Рассказывая что-нибудь, я бы случайно перевела взгляд на это место и, оцепенев от ужаса, запнулась, буквально на секунду. Если бы вы заметили, я бы выдавила из себя улыбку и, замешкавшись, сказала что-нибудь типа «Я вспомнила своего хомяка, он умер, когда мне было 6 лет» или «Ой, а какое сегодня число?.. да я там забыла сделать…».
День 6
Я бы приехала пораньше, прошла в кабинет, пока вас нет, и встала бы где-нибудь посередине, лицом к стене. Заслышав ваши шаги, я бы начала беззвучно, но оживленно разговаривать сама с собой. Прекратила бы, как только вы вошли. Улыбнулась, громко и быстро поздоровалась бы с вами. Сразу начала бы с вами разговор на какую-нибудь отвлеченную тему – типа погоды или как вы учились в школе. Немного суетливо и натянуто, словно забалтывая какую-то неловкую ситуацию. Через некоторое время, убедившись, что вы как будто ничего не видели, я бы расслабилась и вела себя как обычно.
День 7
Я бы наклонилась за салфеткой или ручкой и как бы случайно столкнула ваш стаканчик с водой на пол. Если бы вы нагнулись его поднять, я бы отпрянула, на мгновение прикрыв руками лицо, будто ожидая удара. Опустила бы руки, смущенно молчала, ушла бы в себя.
День 8
В конце встречи, направляясь к выходу из вашего кабинета, я бы резко повернулась и показала «фак» куда-то в потолок с криком: «Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера!» и громко расхохоталась.
День 9
В начале встречи попросила бы вас запереть дверь, если бы она была не заперта. Глядя вам прямо в лицо, редко мигая, с натянутой улыбкой, с хиханьками и хаханьками, приторным голосом я бы спросила: «А вы не боитесь запираться с клиентами в одной комнате? Не боитесь, нет? А то ходят к вам всякие. Вы до двери добежать-то успеете? Ножки у вас худенькие, бегать-то умеете?». Независимо от вашей реакции и слов, я бы презрительно сказала что у меня больше нет ни времени, ни желания разговаривать с вами, после всего ТОГО, ЧТО вы мне сделали. Достала бы пятитысячную купюру, плюнула на нее, смяла и швырнула в вас. Потом бы заплакала и убежала.
День 10
Через некоторое время я бы попросилась к вам обратно. Мне было бы очень стыдно, я бы чувствовала себя виноватой и сильно раскаивалась. Я бы говорила, какая я плохая, все люди считают меня хамкой и истеричкой, меня нельзя любить. Свое поведение на прошлой встрече я бы объяснила злостью на какую-нибудь вашу реплику на предыдущих встречах, которую я совершенно неправильно истолковала. Под конец я бы вела себя как хорошая, послушная девочка.
День 11
После долгого молчания в начале встречи я бы спросила: «Скажите, если я всем расскажу, что вы со мной сделали, мне поверят?». Ваши реакция и слова роли бы не играли. Мои реплики в любой последовательности следующие: «вы сами знаете, что и когда было», «вы так говорите (или молчите), потому что вам понравилось и вы хотите еще», «почему вы молчите? вы что, издеваетесь?!», «вы лжете!», «вы думаете, мне никто не поверит», «вы будете в суде все отрицать и скажете, что я сумасшедшая», «я не знаю, как мне теперь жить, я хочу умереть», «я вам верила, я думала – это игра, я думала, вы меня остановите», «вы знали, что я ничего не смогу доказать!», «вы меня использовали», «почему вы меня не остановили?», «вы лжете, я вам не верю, вы хотите, чтобы я умерла», «вы боитесь, что я расскажу другим, что вы сделали, вы хотите, чтобы я умерла», «вы заставите меня замолчать», «если я не умру сама, вы меня убьете».
Сыграем?
Я проходила нейропсихологическое и патопсихологическое исследование несколько раз в одной-единственной частной клинике. Специалисты менялись, их было трое, но вопросы, задания и карточки к ним из года в год оставались те же самые.
Первый раз исследование проводила молоденькая девушка-специалист, у которой реакции на каждую мою реплику легко читались на лице. Внимательно наблюдая за ней, ориентируясь на ее мимику, интонацию и жесты, используя каждый ее уточняющий вопрос как наводку, я пыталась, подолгу думая, дать «самый неправильный» и изощренный ответ. В итоге в заключении она написала что у меня «грубое нарушение мышления», но психиатр в это не поверил и со словами «что она тут написала? я же с тобой нормально общаюсь» отправил меня на повторное исследование к другому клиническому психологу. У меня было время подготовиться, учесть ошибки, из-за которых меня могли заподозрить в переигрывании, и заготовить ответы которые из года в год становились все более достоверными. Этому немало способствовало то, что мой психиатр в течение нескольких лет сам давал мне на перевод научные тексты по шизофрении и прочим расстройствам, я все больше и больше погружалась в эту тему.
Я много читала про нарушения мышления и речи самое простое, что я усвоила – здоровые люди объединяют предметы по основным признакам: живое-неживое, съедобное-несъедобное и т. п.; а «не совсем здоровые» – по второстепенным. К этому нужно добавить побольше всяких соскальзываний, резонерства, разноплановости, ответов в духе «в огороде бузина, в Киеве дядька». В терминах разбираться необязательно, достаточно найти подходящие образцы и уловить принцип, ну и перед самим исследованием устроить себе многодневный недосып, чтобы реально начать тупить или заговариваться. Еще школьницей, увидев в детской энциклопедии по психологии «Аванта+» классический пример про ботинок и карандаш, я пришла в дикий восторг: «Вау, как круто, я тоже так хочу!» Я знала, что у меня получится, нужно только очень-очень постараться. И я старалась, развивая свой творческий потенциал. Позже я училась на переводчика, и нас в институте специально натаскивали на такую камасутру для мозгов, что ни одному психиатру не снилась, причем до этого я закончила полный курс высшей математики, так что для меня в каламбурах нет ничего сверхъестественного, это трудная, но вполне решаемая лингвистическая задачка. До сих пор помню некоторые свои фишечки, которые я долго и старательно придумывала дома, а во время самого исследования выдавала за экспромты. К примеру, чем различаются река и озеро? Нет, можно, конечно, как нормальный человек, ответить по существу, но я говорила: «Река состоит из четырех букв, а озеро – из пяти» или «В реке я плавала, а в озере – нет». Или: кошка и яблоко – что общего? Вместо того, чтобы мычать: «Ну, не знаю… ну, это как флора и фауна, это части природы…» – я после долгого молчания с уверенностью изрекала: «У кошки есть глазное яблоко». Или: петух и стакан – что общего? Вместо того, чтобы рассуждать: «Ну, даже не знаю, что общего-то… ну это… это части живой и неживой природы, над которой поработал человек… как-то окультурил, чтобы в хозяйстве использовать», я отвечала: «Ой, вы знаете, пИтух – это пьяница, человек, который много пьет. А из стакана пьют».
В другом задании показывают карточку, на которой изображены пчела, гвоздь, вентилятор и самолет, и спрашивают, что здесь лишнее. Скажешь «пчела, потому что все остальное неживое» – будешь нормальным человеком с эталонным мозгом хоть в музей, объединишь по второстепенному признаку, выбрав «гвоздь, потому что все остальное издает звук, гудит, жужжит», – напишут в заключении: «своеобразие мышления», но мне этого было мало, только трэш, только хардкор, и я отвечала «Вентилятор, потому что все остальное несет боль разрушение и смерть». На другой карточке изображены очки, рычажные весы, градусник и линейка Выбрав «очки, потому что все остальное – приборы измерения», за сумасшедшую не сойдешь. Я объединяла два предмета, притягивая к ним за уши третий, и говорила что-нибудь типа: «Линейка, потому что она деревянная, а все остальное из стекла» или «Ну, не знаю… наверное, очки или весы… вот у линейки и градусника – деления, а у очков – диоптрии, а у весов – граммы… не знаю, что лишнее».
Противоестественно ли все вышеописанное для мозга? Не больше, чем балет для женских ног. Я чувствовала себя как на сцене. Мне очень нравилось быть в центре внимания, от моих извращенных ответов у клинических психологов загорались глаза, и они судорожно бросались записывать мои слова, строча свои отчеты. Мне не хотелось их разочаровывать, и я им подыгрывала, изображая то больший, то меньший неадекват. Мне действительно было плохо из-за проблем с щитовидкой, о которых я не знала, которые мой психиатр проигнорировал и которые вызывали отдельные неврологические нарушения и колебания настроения, поэтому я могла казаться странной; но за пределами его кабинета я не совершала необъяснимых или неадекватных поступков, у меня никогда не было галлюцинаций и бреда, я хорошо училась, работала и до назначения антипсихотиков какое-то время жила отдельно от родителей. Я все ждала, когда же специалисты поймут, что я просто прикалываюсь. Мне хотелось восхищения, мне хотелось расспросов, как я выделываю мозгами такие кренделя, мне хотелось, чтобы меня пытались «поймать» и «разгадать». И если бы меня уличили в стебе, я бы не стала отпираться, а с чувством, толком и расстановкой, как истинный лингвист, во всем бы их просветила. Но они принимали мой спектакль за чистую монету. А я… я готова была воспроизвести хоть весь учебник по психиатрии, ну разве что кроме эпилепсии и синдрома Туретта. Я и не заметила, как сама поверила в то, что я сумасшедшая.