12 сентября 41 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

Охранник в экзоскелете протянул было руку к оттопыренному карману на груди Гедимина, но посмотрел сармату в лицо, махнул в его сторону считывателем, буркнул что-то неразборчивое и толкнул Гедимина в спину.

— Проходи!

— Узнал, — хмыкнул Линкен, поджидающий сармата за шлагбаумом.

— Меры безопасности, чтоб их… — поморщился Константин, раскладывая вещи, вытряхнутые при обыске, по карманам.

— И на кой они нас обыскивают?! — фыркнул Амос, догоняя Хольгера, — крупный сармат быстрее миновал охрану. — Думают, мы сами взорвём свою станцию?

— Да мало ли у нас тут психов с динамитом… — вздохнул Константин, не глядя на Линкена. Тот вздрогнул и недобро сощурился.

— Ты сейчас о чём?

«Что лучше — дать им сцепиться здесь или в ангаре?» — думал Гедимин, хмуро глядя на низкие облака. Пасмурная погода держалась третий день, но дождя не было, — может быть, постоянные сумерки плохо действовали на сарматов, хотя ремонтнику это не казалось уважительной причиной для нелепых стычек.

— Гедимин, тебе сегодня нужна помощь? — тихо спросил его Хольгер. — Начнёшь выгрузку?

— Что там начинать, — буркнул сармат. — Работы на пять минут. Со всеми предосторожностями — на пятнадцать. Готовь разделитель, проверим, как отработал реактор.

Хольгер радостно усмехнулся.

— Мне самому не терпится проверить. Там не менее пяти процентов. Такой выработки у нас ещё не было!

…Гедимин ждал, когда мигнёт красный светодиод, — двери должны были открыться, выпустив Хольгера и Линкена, и закрыться за ними, система герметизации — оповестить о своём срабатывании. Однако вспышки не было, и сармат с удивлением оглянулся на вход в отсек. Хольгер и Линкен стояли у двери под двуслойным защитным полем; оно не уплотнилось до непрозрачности, и можно было видеть их лица, но смутно, как сквозь толстое стекло. Гедимин раздражённо сощурился и жестом приказал им выйти. Оба сармата синхронно покачали головами. «Работай. Мешать не будем,» — отозвался Линкен.

«Уран и торий,» — Гедимин стиснул зубы. «Мешать они не будут… А если взрыв, мать твоя пробирка?!»

Чтобы выставить зевак силой, пришлось бы отвлечься от реактора, — а он уже охладился до пятнадцати градусов, и пора было извлекать выработку, на посторонних сарматов времени не оставалось. Отвернувшись от них, Гедимин протянул руку к верхним креплениям цилиндров. Они уже не были закрыты защитным экраном — оставалось отжать их до щелчка и, дождавшись, когда под весом плутония нижняя платформа опустится до упора, подставить руку.

Два цилиндра, вложенные друг в друга, и так не упали бы — рилкаровые скобы ещё в пути сжали их с двух сторон — но Гедимин отодвинул их и подобрал полые стержни, поднял их и внимательно осмотрел. Его полупрозрачный «скафандр» вспыхнул зелёными бликами поверх сложных красных узоров. Здесь было много ирренция, и сармату казалось, что, кроме тяжести стержней, он ощущает и их жар. Быстро, не дожидаясь, когда излучение разъест защитный экран, он положил оба цилиндра в рилкаровый короб и намотал сверху три слоя защитного поля. Ещё пять щитов легли поверх установки; в ней осталось только два ирренциевых цилиндра в обсидиановой чешуе и центральный стержень-опора, не подверженный никаким реакциям и не подлежащий переработке. Плутониевые цилиндры для нового эксперимента были готовы, сармат мог бы сразу поставить их на место убранных, но он не спешил.

…В этот раз дробилка работала медленно, даже сквозь звукоизоляцию и защитные экраны доносился грохот, — излучение почти не изъело цилиндры, Гедимин позаботился об их прочности. Сарматы собрались вокруг — все, включая Иджеса, и ремонтник, как он ни был взволнован исходом эксперимента, удивлённо косился на него.

— Не хочешь наверх? — шёпотом спросил он. Иджес сердито сощурился.

— Что я, не понимаю? Это важный опыт. Нельзя пропускать.

Его зрачки расширились от страха, кожа заметно побледнела, но уходить он не собирался. Гедимин встал немного впереди него, прикрывая его от излучения, — чисто символический жест, поскольку в случае реального прорыва или — тем более — взрыва это ни от чего не спасло бы.

— Триста шестьдесят ровно, — объявил Хольгер, опустив анализатор. Его глаза горели.

— Граммов? — недоверчиво переспросил Константин. Вместо ответа химик протянул ему включённый сканер.

— Триста шестьдесят граммов, — повторил командир, возвращая прибор владельцу. — Использовано было триста. Всего в установке на сегодня — шестьсот шестьдесят, более полукилограмма. Гедимин… Кажется, я серьёзно тебя недооценивал.

Он протянул сармату руку. Тот пожал её, смущённо глядя в сторону. «Получилось. Не ожидал… Ещё бы понять, что именно я сделал,» — думал он, надеясь, что никто не прочитает его мысли по лицу. Он чувствовал себя очень странно — будто встал не на своё место.

— Ведомству пока сообщать не буду, но ты с контрольным опытом не тяни, — сказал Константин, глядя на Гедимина уже с нескрываемым уважением. — Тебе нужен будет извлечённый ирренций?

— Не сейчас, — ответил сармат. — Пусть лежит в хранилище. Я проложу его плутонием. Пока мне ирренция хватит.

…«Сигма-излучение? Вижу, коллега, оно вас всерьёз заинтересовало. Помня, как попал однажды в госпиталь коллега Рохас, я бы посоветовал вам быть осторожнее и не иметь с ним дела без защитного поля, — если ваш мозг пострадает от облучения, мир много потеряет.

К слову, о защите, — радиохимики сейчас заняты этим новым сплавом, мифрилом. Исследования эти трудно назвать масштабными — из-за трудностей с получением кейзия счёт нового вещества идёт на граммы — но даже фольга, сделанная из мифрила, даёт интереснейшие результаты. Не исключено, что через десяток лет (если удастся получить достаточное количество кейзия) ликвидаторы будут работать на развалинах Нью-Йорка и Лос-Анджелеса в лёгких прочных скафандрах вместо неудобных разрушающихся пузырей сивертсенова поля.

Что до контрольного эксперимента, о котором вы пишете: конечно, их проведение — обычная практика во всех научных институтах Земли последние лет триста, если не больше. Постарайтесь в точности соблюсти все детали первого опыта — даже опытный исследователь очень редко знает наверняка, что именно повлияло на результат. Я не знаю точно, что вы имеете в виду, но могу догадываться; будьте внимательны к мелочам, коллега Гедимин, я знаю, чем чреваты подобные эксперименты…»

Гедимин, озадаченно мигнув, посмотрел на свою ладонь. Небольшие рубцы от недавнего ожога ещё были заметны. «Все детали первого опыта… Интересно, это деталь или нет?»

20 сентября 41 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

Все хвостовики встали на своё место, и электромагнит намертво зажал их в пазах, — теперь только его отключение могло высвободить отработанные цилиндрические стержни. Охлаждающий газ снова потёк сквозь герметичный кожух, монитор на щите управления замигал, принимая информацию от датчиков, — температура, как и интенсивность излучения, начала расти. Гедимин убрал руку, позволяя пяти защитным экранам сомкнуться над реактором. Оставалась ещё одна деталь, и сармат задумчиво смотрел на неё, — сигма-излучатель, направленный на стержни, частично экранированный, частично — открытый.

«Тот же показатель, что был до скачка,» — отметил он про себя, взглянув на монитор. Сейчас сигма-излучение было на порядок менее интенсивным, чем в разобранном реакторе, хотя само устройство стояло там же, где раньше, и никто за прошедшие восемь дней к нему не прикасался.

«Хорошо, что никого тут нет,» — подумал Гедимин, настороженно покосился на дверь, сдвинул защитное поле до локтя, открывая правую руку, и положил ладонь на излучатель. Досчитав про себя до десяти, он убрал руку и экранировал устройство. Ни перчатку, ни защитное поле надевать не стал — смысла в этом уже не было.

— Опять? — буркнул, посмотрев на обожжённую ладонь Гедимина, сармат-медик. — Та же рука, то же «излучение икс»? Тебе это что, нравится?

«Интересно, сработает ли,» — думал ремонтник, с забинтованной рукой возвращаясь в ангар. «Очень глупое действие. Не хотелось бы повторять его каждый раз. Глупое и болезненное. Надо придумать что-то другое.»

В «красном отсеке» уже сидел Хольгер; дверь за собой он не закрыл, и Гедимин досадливо сощурился — «соблюдёшь тут технику безопасности…»

— Какая была интенсивность, когда ты уходил? — спросил Хольгер. Услышав ответ, он хмыкнул и сунул Гедимину под нос короткий видеоролик — сменяющие друг друга цифры на мониторе.

— Ты отследил рост? — сармат недоверчиво усмехнулся. — А… что именно заставило её расти?

Хольгер пожал плечами.

— Если ты не знаешь, то я не скажу. А что у тебя с рукой?

— Обжёгся, — буркнул Гедимин. — Сегодня излучение не реагирует на меня?

— С чего ты взял? — Хольгер щёлкнул пальцем по монитору. — Сравни это с числом из ролика. Оно тебя видит и приветствует. А Хильда сделала снимки вечером, ночью и утром. Хочешь посмотреть?

«Странно всё это,» — думал Гедимин, с недоумением разглядывая снимки. Интенсивность сигма-излучения нарастала и падала, и в этом явно прослеживался суточный цикл. «Бред какой-то,» — думал сармат, сверяя показатели. «Что изменяется? Характеристики линзы? Скорость распада? Число выделяемых при распаде квантов? От чего — от времени суток или… от чьего-то присутствия в здании? Куда ни ткни, везде какая-то ерунда!»

— Я бы списал всё на случайность, — сказал Хольгер, внимательно глядя на Гедимина. — Мне тоже всё это кажется странным. Но цифры есть цифры… Думаю, пора подойти к этому научно. Надо собрать больше данных и привести их в систему. Я поговорю с Константином. Если понадобится, ты подтвердишь мои слова?

Гедимин мигнул.

— Слова о том, что излучение реагирует на сарматов?

Хольгер молча кивнул. В его взгляде не было ни тени усмешки.

— Ладно, — сказал Гедимин. «И так считают полоумным. Задвигом больше, задвигом меньше…»

Сегодня у Константина не было работы — с утра он отослал последний отчёт и теперь выискивал в сети новости о расследованиях в Коците и Ясархаге. Когда подошёл Гедимин, сармат обернулся к нему, посмотрел на его руку и хмыкнул.

— Кровавая жертва для скорейшего синтеза? Что ж, у духов твоего реактора аппетит невелик — «Полярная Звезда» в своё время выпила больше крови!

— Да ну тебя, — Гедимин сердито сощурился. — Я просто обжёгся. А у Хольгера к тебе дело.

Он думал, что химик начнёт с реакции излучения на сарматов, и уже представил себе реакцию Константина — но Хольгер, видимо, сам вообразил, как это будет выглядеть, и переформуливал просьбу на ходу.

— Я следил за сигма-излучателем в «красном отсеке», — сказал он, — и заметил интересные циклические колебания. Можешь на неделю повесить там камеру? Хочу собрать больше данных и свести их в график.

Командир кивнул.

— Интересное наблюдение… Но Гедимин обычно против камер. Спроси его. Если он перережет кабель, данных ты не соберёшь.

Гедимин смутился.

— Одна камера не помешает, — проворчал он. — Только направь её на монитор, а не на меня.

«Странное вещество этот ирренций,» — думал он, возвращаясь в «красный отсек» с камерой из запасов Константина. «Странные свойства и странные методы работы. Иногда тянет провериться на эа-мутацию.»

21 ноября 41 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

На въезде на территорию АЭС сегодня дежурили четверо — двое патрульных сарматов и два экзоскелетчика в «Рузвельтах». Никто из них не подходил к рабочим близко и не порывался обыскать их; тем, кто замедлял шаг, махали — «проходи!».

— Что, диверсанты обезврежены? — еле слышно хмыкнул Линкен, догнав Гедимина. — Можно зря не дёргаться?

— Ни разу не видел, чтобы они поймали диверсанта, — отозвался ремонтник. — А вот мы их ловили. И не лезли при этом в чужие карманы.

Возможно, безопасность «Полярной Звезды» сегодня оказалась под угрозой, но сармат был доволен — чем дальше, тем сильнее раздражали его чужие конечности на плечах и в карманах, пренебрежительные тычки и окрики.

Линкен заглянул ему в глаза, одобрительно хмыкнул и хлопнул сармата по плечу.

— Ты берёшься за ум, атомщик. Того гляди, научишься обходиться без макак.

…Сигма-излучатель был заэкранирован со всех сторон; установка временно прекратила работу — плутониевые цилиндры были выгружены, ирренциевые — разделены защитным полем, чтобы слишком сильное омикрон-излучение не разрушало драгоценный металл. Гедимин медленно и осторожно нёс шесть килограммов плутониево-ирренциевой смеси к «чистой» лаборатории и — хотя это было решительно невозможно — чувствовал кожей излучаемый ирренцием жар. Сармат уже убедился, что ни ожогов, ни пятен «лучевого загара» полые стержни не оставляют, и странные ощущения не пугали его, скорее удивляли. Он предпочитал о них не рассказывать — навряд ли Константин так же спокойно отнесётся к такому явлению…

… - Этот реактор отработал два полных месяца? — уточнил командир «научников», внося какие-то пометки в базу данных. Сарматы — и даже Иджес — собрались вокруг него, не потому, что им было интересно, чем он занят, — просто Хольгер, подсчитывающий выработку ирренция, накрыл и себя, и перерабатывающий агрегат непрозрачным защитным полем, и заглянуть ему через плечо никак не получалось. Гедимин поймал себя на том, что в третий раз оглядывается на матовый экран — он волновался за исход эксперимента, и все попытки отвлечься оказались безуспешными.

— Этот реактор так и будет маленьким? — спросил Иджес. — Я думал, ты построишь что-нибудь вроде «Полярной Звезды»… или вон той штуки в реакторном отсеке.

Зрачки механика по-прежнему были расширены, и он слегка запинался, когда говорил, но страх уже не вгонял его в ступор — по крайней мере, он мог задавать вопросы. «Зачем он сражается с собой?» — недоумевал Гедимин, глядя на Иджеса. «Никто бы не стал заставлять его работать с ирренцием.»

— Сейчас будет маленьким. Но дело дойдёт до большого, — пообещал Гедимин. — И придётся строить ещё один реакторный отсек.

Защитное поле расступилось, выпуская наружу Хольгера. Он положил анализатор на стол перед Константином и молча обнял Гедимина.

— Один килограмм восемьдесят граммов ирренция, — сказал командир, повернув экран прибора к сарматам. Линкен помянул размножение макак. Гедимин широко ухмыльнулся и обнял Хольгера так, что тот сдавленно зашипел и начал вырываться.

— Осторожнее с химиком! — оглянулся на него Константин. — Ты хорошо поработал, но силу надо соизмерять. Итак, первый килограмм ирренция у нас есть. Пора сообщить Ведомству, оно должно об этом знать.

— Подожди, — попросил Хольгер, потирая помятое плечо и отмахиваясь от попыток Гедимина осмотреть повреждения. — Два месяца выработка росла. Было бы интересно подержать реактор ещё немного и посмотреть, как она будет вести себя дальше — на третий месяц или на десятый.

— Начнётся обратный синтез, — сказал Гедимин. — Слишком много ирренция.

Константин потёр подбородок.

— Хочешь вычислить оптимальный срок работы такого реактора? Да… Да, я думаю, это интересно. Гедимин, повтори свой опыт ещё раз — в точности как первые два. Хольгер будет отслеживать массу ирренция каждый день.

Ремонтник посмотрел на Хольгера.

— Можно поставить анализатор под поле и вывести данные на монитор, — сказал он. — Но долго он не проработает.

— Мне нетрудно раз в сутки снять показания, — качнул головой химик. — Не хочу стоять в стороне, когда тут совершаются открытия.

…Кто-то подошёл к герметичной двери «красного отсека» — сначала Гедимин увидел мигание светодиода, потом услышал звуковой сигнал.

— Не надо столько работать, — донёсся из динамика голос Хольгера. — Сходи в душевую, остынь и возвращайся к нам. Скоро обед, и сегодня очередь Иджеса читать новости. Без тебя он не хочет.

Гедимин мигнул.

— Какая связь между мной и чтением новостей? — спросил он. Работа над плутониевыми цилиндрами была только-только начата, пока ещё можно было прерваться без вреда для себя и изделия. Сармат, подумав секунду, отключил станок и снял перчатки.

— Иджес хочет, чтобы тебе было интересно, — отозвался Хольгер. — Он обещал найти что-нибудь научное. И он обидится, если ты весь обед просидишь над реактором.

…Иджес пролистнул несколько десятков заголовков и, пожав плечами, снова вернулся к началу страницы.

— Ничего интересного, атомщик. Политика и пустая болтовня. Новости для Кенена.

— Подожди, — Хольгер ткнул в заголовок, уползший в самый низ страницы. — «Закрытие комментариев на сайте службы новостей не является нарушением свободы слова. Такое решение вынесли суды трёх штатов Атлантиса…» Так, что это было? Вот: «оставляли оскорбительные комментарии к сообщениям о техногенных катастрофах на территориях искусственнорождённых… после закрытия ленты комментариев сочли действия администрации сайта незаконными и обратились в суд с иском о нарушении свободы слова…»

Линкен хмыкнул.

— Hasulesh!

— Ничего не понимаю в местных традициях, — пробормотал Гедимин. — Им мало было между собой поговорить о том, что мы должны сдохнуть?

— Конечно, мало, — ухмыльнулся Линкен. — Макаки любят сбиваться в стаи. Но тут они отдавили хвост другой макаке, большой и зубастой. Думаешь, мартышечий суд вступился за наших мертвецов? О них можно говорить что угодно…

— Не думаю, что это их сейчас волнует, — пробормотал Константин, становясь за плечом Иджеса. — Что-нибудь слышно о расследованиях? Взорвали шахтный комплекс и огромный завод. Как это можно было сделать незаметно?!

Хольгер посмотрел на экран, вздрогнул, провёл пальцем по очередному заголовку — и разочарованно хмыкнул.

— «Ложный след: диверсант оказался сумасшедшим. Эктор Густаманто, гражданин Атлантиса, ранее взявший на себя ответственность за взрывы на территориях искусственнорождённых, был признан недееспособным. При рассмотрении все доказательства его причастности оказались фальшивыми или вымышленными, и было обнаружено, что Густаманто во время якобы подготовки к диверсии, а также её совершения находился на лечении в психиатрической клинике родного города. Родственники мнимого диверсанта намерены подать на клинику в суд за неоказание надлежащей медицинской помощи. Эктор Густаманто освобождён из-под стражи и передан на попечение врачей.»

Гедимин едва заметно усмехнулся. Линкен фыркнул.

— Всё с ними ясно. Макаки сидят и ждут, когда настоящие диверсанты придут и сдадутся им, как этот псих? Ну, долго им ждать.

— Может быть, сарматы в Коците и Ясархаге уже нашли все следы, — сказал Иджес. — И даже расстреляли кого надо. Но я на их месте тоже не трепался бы.

— Остаётся надеяться, — буркнул Линкен.

«Давно никто не пишет о науке,» — думал Гедимин, разглядывая стену. «Скучно.»

28 ноября 41 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

«Зачем я пустил его в отсек?!»

Гедимин раздражённо сощурился на Хольгера. Отрываться от сборки реактора не хотелось, и он терпел присутствие сармата за спиной — тот надёжно отгородился защитным полем и вроде как был в безопасности; но теперь все части установки были соединены, герметичность кожуха — проверена, защитные поля — возвращены на место, и осталась всего одна операция — настройка сигма-излучателя. В ней не было ничего опасного или сложного… не считая того, что она требовала «полного воспроизведения условий первого эксперимента», и Гедимин заранее сердито щурился на правую ладонь (под перчаткой он не видел шрамов от первых двух «настроек», но они там были) и думал, что скажут медики — а потом и Константин. «Кровавая жертва духам ирренция,» — он поморщился. «Глупо. Но почему-то действует.»

— Хольгер! — крикнул он, на секунду раздвинув защитные экраны. — Выйди. Сейчас будет опасно.

— Я выставлю ещё один щит, — спокойно ответил химик, выглядывая что-то на мониторе. — Тут очень интересные данные, их нужно зафиксировать.

— Камеры на что? — Гедимин сузил глаза.

— Ты видел записи с этих камер? — Хольгер оглянулся на недовольного сармата и успокаивающе помахал рукой. — Не волнуйся за меня, Гедимин. Я знаю, что твой реактор не взорвётся.

«Выгнать его силой?» — на секунду задумался ремонтник, глядя на Хольгера. Тот смотрел на монитор и делал записи — видимо, счёл разговор законченным. «Так, он отвернулся. Хотя камера всё равно запишет… А, в ядро Юпитера!»

Гедимин, воровато оглянувшись через плечо, снял перчатку, раздвинул защитное поле над излучателем и просунул под него руку.

— Рост! — крикнули за спиной. Рефлекторно сармат отдёрнул ладонь, резко развернулся, готовясь к быстрому падению и закутыванию в защитное поле, — но никаких признаков аварии у монитора не было. Хольгер стоял спиной к экрану и встревоженно смотрел на Гедимина.

— Рост чего? — спросил ремонтник, в очередной раз пожалев, что пустил химика «проводить замеры» в неподходящее время.

— Ничего, — покачал головой сармат. — Но… ты уверен, что надо делать именно это? Это как минимум больно и вредно для суставов.

Он указал на незащищённую руку Гедимина. Тот стиснул зубы.

— Как выяснилось — надо, — отозвался он, поворачиваясь к излучателю. — Оба раза интенсивность повышалась именно после этого. Настоящей причины я не знаю, но Конар посоветовал в точности воспроизвести все условия. Не хочу, чтобы в этот раз выработка упала. Пусть реактор работает так же хорошо, как прошлые два.

— А рука? — Хольгер смотрел на него с тревогой. Гедимин пожал плечами.

— Ожоги быстро заживают.

От глупости последней фразы ему самому стало неловко — даже слабые лучевые ожоги заживали подолгу, причиняли сильную боль и очень мешали работать. Он быстро отвернулся от Хольгера и буркнул:

— Ты ничего не видел.

Он снова поднёс руку к сигма-излучателю, но убрать защитное поле не успел.

— Стой! — крикнул Хольгер, выглядывая из-за экрана. Пока он маячил в опасной зоне, снимать защиту с излучателя было нельзя, и Гедимин, помянув про себя размножение макак, нехотя обернулся.

— Ну что ещё?!

— Оно действительно усилилось, — медленно, будто не веря себе, проговорил сармат. — Посмотри на монитор!

«Уран и торий…» — Гедимин сузил глаза, но ничего не сказал Хольгеру. «Какой ещё бред он там…»

На мониторе, в строке, куда выводились данные о внешнем сигма-потоке, мелькали цифры — интенсивность излучения стремительно росла. Гедимин изумлённо мигнул, смахнул защитные поля и склонился над монитором — можно было подумать, что устройство сломано, однако никаких признаков неисправности сармат не увидел. Прошло полминуты, прежде чем цифры остановились, — интенсивность возросла на порядок. Гедимин покосился на излучатель и покачал головой — чем дальше, тем меньше он понимал, что происходит.

— Ты тоже это видел? — на всякий случай спросил он у Хольгера. Тот кивнул.

— И что это было? — на этот вопрос некому было ответить, но не задать его Гедимин не мог. Хольгер усмехнулся.

— То же, за чем я наблюдаю уже третий месяц. Похоже, оно тебя… признало.

Гедимин сжал пальцы в кулак до боли в костяшках — но ни она, ни ощущения от впившихся в кожу ногтей не сделали происходящее вокруг более реальным.

— Что за бред…

…Пять минут пронаблюдав за работой реактора, Хольгер ушёл, и Гедимин облегчённо вздохнул. Ещё через пять минут его вызвали по громкой связи. Вызывал Константин; его голос звучал озадаченно.

— Зайди в «чистую» лабораторию. Нужны твои комментарии.

Константин сидел за телекомпом и смотрел на график, выведенный на экран. Изгибающаяся линия показывала зависимость какого-то параметра от времени на часах. Рядом с командиром стоял Хольгер и постоянно оглядывался на дверь, будто ждал кого-то; увидев Гедимина, он радостно усмехнулся. Остальные сарматы стояли поодаль и выглядели озадаченными.

— Хольгер уже три месяца отслеживает сигма-излучение в твоей установке, — сказал Константин. — Сегодня мы свели данные в график. Хольгер говорит странные вещи, но… кажется, какой-то смысл в его словах есть. Ты в самом деле прижигал себе руку, чтобы усилить излучение?

Гедимин угрюмо кивнул.

— И ты видел, что оно немного усиливается, когда ты входишь?

Сармат снова кивнул. Хольгер усмехнулся.

— Это наблюдения, Константин. Даже если они странные, ты не можешь просто так от них отмахнуться.

Гедимин ждал, что командир поморщится и отправит химика проверяться на эа-мутацию, но тот спокойно смотрел на график и едва заметно качал головой.

— Да, что-то можно проследить… Вот здесь — начало смены. Время, когда мы все приходим в ангар. И сразу начинается небольшой рост.

Гедимин хотел что-то сказать, но промолчал — плавная линия на экране действительно шла вверх, сначала плавно, потом — резко.

— А это время, когда ты обычно приходишь в лабораторию. Сильный всплеск… В середине дня интенсивность колеблется… Тут данные за три месяца, но если посмотреть любой день, можно точно сказать, кто и когда подходил к излучателю. Сильная реакция на тебя, слабая — на Хольгера, Линкена и меня. Больше никто там не бывает. Небольшой спад в обеденный перерыв… Теперь — время отбоя, интенсивность вернулась к ночному значению. Когда Хильду попросили сделать замеры, первые дни была реакция на неё, потом пропала.

— Интересно, что будет, если запереть Гедимина в лаборатории, — задумался Хольгер.

— Себя запри, — фыркнул сармат. Шутка затягивалась и начинала раздражать. «Им ещё не надоело бредить?» — подумал он.

— Никакой связи между сарматами в ангаре и работой экранированного излучателя нет и быть не может, — хмуро сказал он. — Да если бы он и не был экранирован… Это аппарат, и вы — не его детали!

Хольгер покачал головой.

— Если бы связи не было, я бы о ней не говорил. Ты сам знаешь, что я ерунды не выдумываю.

Константин поднялся с места.

— Эксперимент всё покажет. Гедимин, ты ещё не сломал камеру в «красном отсеке»?

Он вывел изображение на монитор телекомпа. Недавний ремонт пошёл камере на пользу — теперь цифры не расплывались.

— Вы трое — поднимайтесь к выходу и идите от ангара две-три минуты в любом направлении. Гедимин, садись за стол.

Сармату стало неловко — в основном за Хольгера, но он сел и посмотрел на экран. Прошла минута, две… на стене мигнул светодиод, сообщая об открытии и закрытии входных ворот.

— Идёт вниз, — Константин ткнул пальцем в монитор, приближая изображение. Гедимин мигнул. Интенсивность излучения действительно падала — и никаких причин для этого не было.

— Возвращайтесь, — сказал по рации командир. Гедимин, не мигая, смотрел на монитор — и он заметил, как цифры замелькали снова, за несколько секунд до того, как зажёгся сигнальный светодиод.

— Теперь уйду я с лаборантами, — сказал Константин, когда трое сарматов вернулись в лабораторию. — Гедимин, следи за показателем.

Он и так следил — пристально, как только мог. Странная идея Хольгера, похоже, подтверждалась.

— На него почти нет реакции, — сказал Иджес. — Ну ещё бы! Посмотрим, что будет, когда выйдет Гедимин…

Настолько странных опытов ремонтник ещё не проводил — даже превращение вакуума в облако элементарных частиц не казалось таким бредовым. Через час влияние каждого сармата на излучатель было измерено и подсчитано, привлекли даже лаборантов-филков, — Гедимина не обогнал никто.

— Оно тебя признало, — усмехнулся Хольгер, гладя сармата по плечу, и в его голосе звучала гордость. — Даже излучение. По-моему, это большой шаг вперёд.

— Конару об этом лучше не писать, — угрюмо отозвался Гедимин. Он сидел, подперев ладонями голову, и пытался найти какое-нибудь вменяемое объяснение происходящему. Сигма-излучатель был установлен правильно — а значит, ни вибрация, ни изменения температуры, влажности или состава воздуха не могли никак его затронуть. Тем более, речь шла об интенсивности излучения…

— А вот интересно, — медленно проговорил Иджес, переглянувшись с Хольгером. — Если привести сюда других сарматов, не работавших с ирренцием, — Лилит, или Бьорка, или Вигдис…

— А если придёт макака? — перебил его Линкен. — Любой охранник. Или, например, Фюльбер.

Сарматы переглянулись.

— Гедимин знает, как вызвать Фюльбера, — сказал Константин. — Можно провести эксперимент.

— Хватит с меня экспериментов, — буркнул сармат. — У кого-нибудь есть разумные объяснения для всего этого?