— И что, крысы вас не беспокоят? — не без удивления спросил Фрисс у Тенсена. Тенсен из рода Повилики, деловитый наринекс, чей камышовый дом стоял на Левом Берегу, только усмехнулся.
— Крысы, конечно, не еда, но и не ужасная угроза. А вот с Сидженом не шути. Лучи слов не понимают и оружия не боятся!
— Рад за вас. Ну что, до ночи летай на моей хиндиксе, а утром я её заберу, — предупредил Фрисс. Он в самом деле был рад — и тому, что жители помнят об опасности Сиджена (ох и намучались, когда им это втолковывали!), и тому, что хитрые и злые Крысы Моджиса ещё их всех не съели. Откуда взялась такая порода крыс, и были ли они крысами, а не порождением ирренция, сказать трудно. Зато наверняка можно сказать, что Старый Город — их вотчина и рассадник, там они вырастают до размеров волка и отращивают стальные зубы и костяную броню. Как с ними управлялись прежние жители Города, ни один мудрец не знает! Хватало же у них отваги жить рядом с Крысами Моджиса!
Ну а тем, кто сейчас живёт у Старого Города, сами боги велели быть отважными. Тенсен Повилика перебил достаточно крыс, чтобы считать их тварями опасными, но не ужасающими. И он был другом Речника Найгиса. Но даже он удивился, что у Фрисса есть скафандр, и внимательно смотрел, как Речник в эту защиту влезает. Плотный и очень прочный материал назывался "скирлин" — так говорил Халан — и мог выдержать укус крупной крысы, но не удар меча. Фрисс надел перевязь с мечами поверх скафандра, затянул на ногах плетёную из травы обувку — такие плетёнки надевали на ноги те, кто боялся попортить сапоги о россыпи ирренция — и, помедлив, снял свой шлем и надел сарматский, особой полосой скирлина скрепив его со скафандром. Внутри было, пожалуй, слишком тепло и душно. Речник вспомнил, что сарматы часто ходят без шлемов, и ничуть этому не удивился. Через некоторое время он привык, наловчился дышать и смотреть сквозь прозрачную полосу на глазах, и тогда уже направился к Городу.
Тропа петляла в густых камышах, поднимающихся вокруг, как настоящие деревья. В зарослях кто-то шуршал, пели птицы, но постепенно звуки затихали, а заросли редели. Под ногами появилась жёсткая колючая трава, едва по пояс Речнику, еле живого вида, но вредного нрава. Зелень эта называлась "мекха", и все Речники остерегались уколоться или оцарапаться об неё. Хотя неизвестно было, чем она опасна, но Фрисс сейчас ступал по траве очень осторожно.
Земля вокруг города тоже несла в себе опасность, и мекха и другие искажённые растения давали об этом знать любому, кто проходил мимо. Формы, цвета, цепкие шипы и странные соцветия — всё у местных трав было неверным, изменённым. И всё же они росли здесь, и даже в самом Городе, медленно затягивая его зелёной паутиной и разрушая мёртвый камень. Халан видел в том знак, что когда-нибудь обожжённые руины снова оживут, пусть и как часть леса. Но пока Старый Город сопротивлялся. Речник знал, что во многих его частях даже мох на стенах не растёт…
Здесь, у развалин Старого Города, Фрисс не мог не думать о прошлом. Он ещё многого не понимал — историей он интересовался, но историком не был. Но событие, убившее этот город, знали все в Орине…
Орин — молодой мир на плечах древнего. Так говорит Канфен. Прежний мир носил имя "Тлаканта" и отличался от Орина настолько, насколько Листовик отличается от Крысы Моджиса. Океаны на месте гор, пустыни на месте морей. И никого, кроме людей, хоть весь мир обойди. Ни сарматов с их станциями, ни демонов с их подземельями, ни кимей с их летописями. Никого!
Фрисс даже представить себе это не мог. А уж вообразить могущество людей того времени не мог и сам Иригин, неустанный исследователь прошлого! "Время силы, время надежды" — так он называл иногда ту эпоху. Общедоступный металл, океан энергии… первые станции, вся мощь ирренция и его излучений… машины, летающие корабли, оружие, разрушающее звёзды! Да что там — они даже живое смогли создать, это они создали сарматов — и даже сарматы с этим не спорят…
Люди, равные богам. Никто не поверил бы Иригину, если бы не развалины Старого Города — молчаливое свидетельство тех времён, последняя память о них.
Но и слабость их была чудовищной и таила в себе зародыш гибели. Не было врагов-демонов — люди враждовали между собой. Ненависть, презрение, страх — вот что излучали их города. Войны раздирали планету на части.
Чем сильнее становились люди Тлаканты, тем мощнее становилось их оружие. И однажды оно стало слишком мощным, чтобы мир мог пережить его. Когда две последние страны того мира — Древний Запад и Древний Восток — начали войну между собой, один взрыв завершил её — и всю историю Тлаканты вместе с ней. Сила ирренция вырвалась на волю, и весь мир превратился в пылающую мёртвую землю. Тлаканта более не существовала.
Но были силы на стороне этой планеты — и она пережила свой мир. Несколько дней и ночей лучи ирренция плавили реальность и искривляли пространство, и новый мир сложился из обломков Тлаканты — Орин, Изменённый.
Основной удар пришёлся тогда по Гиблым Землям — они выжжены на сотни метров вглубь и никогда не оживут. А оттуда уже поднялись потоки энергии, мощные пучки лучей, и всё, к чему они прикасались, превращалось в пепел и свет.
Сарматские станции тогда нырнули под землю, как Агва ныряет на дно Реки, и лучи проскользнули над ними. А древние города, наполненные источниками энергии, стали приманкой для лучистых Пучков — и погибли. Только их обугленные развалины теперь напоминают о прошлом — в светящихся степях Запада, в пустынях Востока — и здесь, на Левом Берегу Реки. Всё, что осталось от могущества людей.
Даже сейчас, после взрыва, после Пучков, спустя тысячелетия, Старый Город поражал воображение. Все города Реки, вместе взятые, могли уместиться в нём. Ни рождение нового мира, ни лучи, ни крысы и мародёры, ни корни трав, ни всемогущее Время не стёрли его с лица земли. Мертвенное сияние Сиджена охраняло руины надёжнее любых цепей и замков. Когда-нибудь лучи устанут жечь землю, и жизнь сюда вернётся, но до этого ещё очень и очень далеко…
У мекхи сильные корни, но даже она не смогла прорасти сквозь серый искусственный камень — рилкар, кое-где покрывающий землю. Фрисс знал, что рилкар не опаснее обычного камня, но выглядело вещество в точности как грязный лёд на Реке в начале весны и казалось таким же ненадёжным. Поэтому Речник прибавил осторожности… тем более что Старый Город уже нависал над ним. Смертельная угроза чувствовалась даже в воздухе. Фрисс шёл медленно, оглядываясь по сторонам и запоминая дорогу. Никакой карты Города у Речников не было — в самых запутанных травяных зарослях проще было найти тропу, чем в этом скоплении руин и лучей.
Когда-то Старый Город окружала толстенная стена — сейчас от неё осталось меньше половины. Никто не знал, зачем она была нужна древним. Такая мощная стена прекрасно защитила бы от набега олда или Инальтеков, но против страшного оружия Тлаканты она была бессильна. Халан думал, что на стену мог опираться некий защитный купол из фрила или лучей, но проверить это он не мог.
Фрисс шёл вдоль края дыры в стене. Здесь прошли лучи, и рилкар оплавился и рассыпался пылью, а мох и корни трав завершили разрушение. Речник коснулся обугленного материала. Пепел осыпался со стены вместе с сухими волокнами мха. Странное вещество оставалось прочным — то, что выгорело, рассыпалось много лет назад. Фрисс заглянул и внутрь стены — оттуда торчали обрывки металла. Он вздохнул. Этот металл несёт в себе смертельную угрозу. Это богатство достанется крысам…
Речник мог пересчитать по пальцам всё металлическое, что у него было. А здесь пропадали тысячи мешков драгоценного вещества. Проклятые лучи!
Налетел ветер и погнал хлопья пепла между рядами домов, опутанных лозами и сетью древесных корней. Туда пошёл и Фрисс.
Странные мысли посещали его в руинах. Он хотел бы знать, какие люди жили здесь. Он поднимал голову, но не видел крыш домов. Эти здания были выше Высоких Деревьев. Он смотрел вниз — там лежали обломки стен, стекла, хлопья ржавчины и комья пепла, и травы оплетали их и силились зацвести. Фрисс, опасливо оглянувшись, создал облачко водяной взвеси и опустил на пересохшее подобие земли. "Может, эти травы в конце концов истолкут мёртвый камень в пыль!"
Пряди мха спускались по пыльной стене. Фрисс смахнул пыль — вместе с ней слезли хлопья светло-голубой краски, проступил тусклый зеленоватый рилкар с потёками и следами оплавления. Из ближайшего окна кто-то вырезал стекло — срезы выглядели аккуратно. Остальные окна просто разбили, и возможно, это сделал взрыв, уничтоживший Тлаканту. Ветер свистел в чёрных провалах и гнал по улице пепел и пыль.
Кое-где ещё Фрисс увидел следы попыток оторвать или отрезать что-нибудь от развалин — кусок металла, красивый скол фрила или гладкое оконное стекло. Все такие попытки, как видел Речник, произошли несколько лет назад. Окрестные жители временами вспоминали о Городе и тянули в свои дома всё, что могли оторвать. И многие дорого заплатили за это — любая мелочь, подобранная здесь, излучала Сиджен сильнее, чем мёртвая вода с сарматской станции. Однажды волна смертей прокатилась по этим местам, многие остались искалеченными Сидженом, и тогда жители перестали наконец ходить сюда толпами. Халан, правда, подозревал, что они просто унесли всё ценное с окраины, а идти в логово крыс и беспощадных убийц-Фойстов им не хотелось.
Не раз и не два повторяли Халан, Иригин и опытные Речники одно и то же: главную опасность глазами не увидишь. Не демоны и не крысы — главная угроза в Старом Городе. Их видно. От них можно спрятаться, их можно убить. От Сиджена не спрячешься, его не убьёшь. И он не отличает жителя с кинжалом и в травяной плетёнке от Речника в броне и с длинными мечами — и то, и другое для Сиджена лишь капля слизи и горсть пепла…
Иригин и Ондис рассказывали о страшных болезнях древности, разлагающих людей заживо. Ирренций помог избавиться от них. Но взамен люди получили сжигающий Сиджен. Даже сарматы страдали и погибали от него…
Тихо было в переулках Старого Города. Обугленные стены молчали, и даже мох не скрывал их. По этому переулку пронеслись когда-то лучи и навеки впитались в рилкар. Здесь шёл Пучок…
И сейчас существовали Пучки — где-то на Западе кружили они, свёрнутые в кольца, и хранили невообразимую мощь. Никто не знал, когда они развернутся и куда полетят, но все знали — это свернувшаяся кольцом Смерть…
Фрисс остановился. С ветки Дерева Ифи — правда, оно не доросло ещё до дерева и казалось скорее кустом — свисал обрывок красного плаща. Такие плащи носили Речники, и Фрисс был бы так одет, если бы плащ поверх скафандра не выглядел глупо и нелепо. Кто-то зацепился за куст. Наверное, очень спешил!
Не одни чересчур жадные до бесхозного добра жители ходили в Старый Город. Здесь бывали и Речники. Но они искали не стекло или обломки рилкара. Их интересовали приборы и оружие. О древнем оружии Тлаканты ходили легенды. Никто из Речников не отказался бы от огнемёта или бластера. Но пока что никому не посчастливилось. И Халан не уставал повторять: в мёртвом городе можно найти лишь смерть!
Опытные Речники удерживали новичков от напрасного риска. Плохо только, что они сами зачастую думали, что Сиджен опытных не трогает! Халан покупал все странные приборы, которые Речники приносили отсюда. Во-первых, он мог исследовать их, а во-вторых, избавить Речников от лишнего облучения. Даже Фрисс из любопытства пару раз ходил по Городу, но не нашёл ничего, что стоило бы ожогов и возможной болезни. Крыс и демонов он не боялся — сражались с ними, ничего особенного! А вот невидимые лучи…
Переулок закончился, знакомые окраины остались позади. Ничего способного вспыхивать Речник пока не нашёл, горелые крысы тоже ему не попались. А дальше начиналась неизвестность.
Эта улица была широкой, как приток Реки. Рилкар лежал на ней полосами, где в два слоя, где в три. Фрисс припомнил один из рассказов Иригина — о дорогах Тлаканты, которые сами двигались и везли путников к цели. Наверное, эта слоистая дорога была такой… Живая дорога! Чего только ни расскажет Иригин…
Что-то, как показалось Речнику, сверкнуло за провалом двери, давно сорванной с петель и расколотой на части. Он вошёл в дом, стараясь не поднимать шума, и уткнулся носом в неподвижный подъёмник. Блестела одна из кнопок на его двери — древние зачем-то сделали её светящейся, она и светилась до сих пор. Фрисс постучал по ней пальцем, заметной вспышки не дождался и решил, что не её свечение насторожило Найгиса.
Раз уж он сюда зашёл, надо заглянуть хоть в одну "пещеру". На верхние этажи не попасть — лестницы нет, подъёмник давно умер — а внизу всё наверняка разломано и растащено, однако попытать удачу можно.
Сколько металла и стекла пропадает здесь… И сколько лишних преград возвели древние на пути Речника… Фрисс хотел уже бросить эту затею, когда дверь с ужасным скрипом открылась. Странно, что сюда не сбежались крысы со всего города!
Он вошёл в коридор. Здесь до него никто не был с самого Применения, и ему тоже заходить не стоило. Одно из ответвлений Пучка вошло именно в эту комнату.
Расплавленный скирлин у стены. Несколько странных предметов, слишком крупных, чтобы Фрисс мог их унести, и слишком обугленных и облучённых, чтобы он захотел их тащить. Выбитое окно и горка расколотых костей под ним. Фрисс неосторожно выдохнул, и кости осыпались пеплом. Кто-то погиб здесь, и никогда Речник ничего о нём не узнает…
Фрисс покинул мёртвый дом и пошёл дальше, разглядывая редкие полустёртые знаки неведомого алфавита на стенах. По другой стороне тихо, как тень, проскользнул Фойст — изящный и быстрый демон с острейшими когтями. Речник вовремя притаился за углом — Фойсты дружелюбием не отличались.
Спрятался с одной стороны — заметили с другой: что-то зашуршало сверху, и пыль посыпалась с подоконника. Бурая крыса размером с крупную кошку спускалась по стене, подозрительно сверкая глазами. Разведчик Крыс Моджиса. Очень нехорошая встреча…
Фрисс тихо вынул меч из ножен. Одного удара хватило, крыса метнулась в сторону, но клинок пронзил её насквозь. Большое везение, обычно они более осторожны и скрытны. Теперь эта пакость не наведёт на него стаю…
Внезапно стены перед глазами поплыли. Фрисс едва устоял на ногах, его бросило в жар, потом в холод. Что это?!
Он постоял у стены, выравнивая дыхание. Вроде прошло, но сразу захотелось уйти прочь. Ощущение опасности сгустилось, как облако, и окутало Фрисса. Дома-горы давили на него. Мёртвый город, город, где живёт смерть…
Странный возглас заставил его вздрогнуть и очень осторожно завернуть за угол.
— Кьяа! Моё! Верни!
Неизвестный говорил быстро, на грани визга, вроде бы по-сингельски, но так, что Фрисс еле слова разбирал — какой-то скрежет заглушал их.
— Кьяа! Дурень! Лапы! — заверещал в ответ другой голос, более низкий, но тоже писклявый.
— Конт врёт! Конт — вор! Верни! — заорал первый.
— Тихо! Дом Стинка! Стинк убьёт! — вмешался третий, тихий, но гулкий.
— Стинк убьёт, — подтвердил вполголоса четвёртый собеседник, и Фриссу показалось, что он самый младший или самый мелкий из всех. Кто может браниться посреди мёртвого города? Не крысы же, в самом деле…
За углом Фрисс обнаружил небольшую площадку, сплошь залитую рилкаром, сквозь который так и не смогла пробиться трава. Над площадкой возвышалось здание, формой похожее на башню, а над башней — высоченная ветвистая мачта, вроде тех, что высились над сарматской станцией. Но там по ветвям бегали неяркие огни, эта же мачта была чёрной и безжизненной. Одна из стен здания раскололась и осыпалась грудой рилкаровых кирпичей, и Фрисс мог увидеть внутренности — сложенные друг на друга красные бублики из чего-то, похожего на гранёное стекло. Некоторые из них свалились с общего стержня и лежали поблизости, другие перекосились, когда стержень искривился. Рилкар был оплавлен, а внешнее покрытие — кирпичного цвета фрил — почернело, вздулось и пошло пузырями. На уцелевшей стене ещё виден был чёрно-жёлтый трилистник, предупреждающий об опасном излучении, язык пламени в треугольнике и какие-то надписи на неизвестном Фриссу языке. На бубликах, обломках стены и на мостовой вокруг пролома сидели разномастные крысы — и приглушённо, но сердито ругались между собой. Фрисс неслышно подобрался к башне, крысам пока было не до посторонних. "Где они человеческий выучили?!" — думал он в изумлении.
— Кьяа! — привлекла к себе внимание крыса ростом с подростка, сидевшая на задних лапах среди красных колец. На её тёмно-серой шкуре выделялись чёрные полосы.
— Тихо! Я говорю!
— Конт говорит! — подтвердила здоровенная серая крыса без полос и почти без шерсти, зато в броневых пластинах и иглах, которые росли на её теле без малейшего намёка на симметрию. Ещё у неё было два хвоста и какой-то темный предмет в лапе.
— Вилзан — дурень! — заявила полосатая крыса, на что взвилась ещё одна серая, поменьше, с одним хвостом и без лишней брони. Бронированная в ответ оскалилась.
— Ключ! Нашёл! Да! А применять? Как? Знаешь? Нет! Дурень! Я знаю! Моё! — торжествующе выпалила полосатая. — Да! Нашёл! И? Главный — я! Я — полосатый!
— Нет! Ты палёный! — взвизгнул Вилзан, и ещё три крысы примерно того же вида заверещали в знак согласия. — Кьяа! Знаешь? Ты?! Врёшь!
— Тихо! Быстро! — второй бронированный переросток (как заметил Фрисс, у него было пять лап, и это ему сильно мешало) надвинулся всей тушей на Вилзана. Стало тихо.
— Вот! Ключ! Ключ мёртвых! Все мертвы! Как применить? Кто знает? Конт знает! — продолжил полосатый. — Знает! Здесь! Пульт! Ключ! Лучи! Много! Сила! Тебе! Мне! Всем! Все — гиганты! А потом?
— Кьяа! Рвать! Грызть! Я — гигант? Кьяа! Конт — главный! — первый переросток от радости забылся и заорал на всю площадь. На него заверещали все остальные.
— А потом! — Конт подпрыгнул на кольцах и чуть не соскользнул вниз. — Станция! Станция! Вся сила! Вся мощь! Звёздный огонь! Плазма! Лучи! Море лучей! Жечь! Взрывать! Станция — наша! Вся её сила! Наша!
— Станция! Наша! — пронеслось по всей крысиной толпе. Конт ещё раз подпрыгнул.
— Ключ мёртвых! Ключ силы! Применим! Здесь! — он спустился на пару колец вниз и протянул лапу за предметом, который держала двухвостая крыса. Но взять не успел — Вилзан подскочил на месте и выхватил у двухвостой эту вещь, а потом быстро отбежал в сторону.
— Ключ — мой! Станция — моя! Главный — я! — провизжал он, размахивая "ключом". Те крысы, что были помельче и без лишней брони, игл и конечностей, стянулись к нему и оскалили зубы на бронированных союзников Конта.
— Дурни! Вилзан! Тише! — Конт что-то почуял, пригнулся и быстро зашевелил носом. — Чужак! Шпион! Убить!!!
Фрисс не сразу понял, что речь о нём, и выхватил оба меча за миг до того, как бронированная крыса ударила его всем телом.
Речник увернулся и устоял на ногах, и броня не спасла странную тварь — мечи рассекли и броню, и плоть. Второй удар обезглавил крысу, и Фрисс смог рассечь надвое ту, что пыталась прокусить ему скафандр на ноге и саму ногу тоже. В полуразрушенной башне — как увидел он мельком — сторонники Вилзана и Конта грызли друг друга, а полосатый крыс куда-то исчез. Но думать о них было некогда — сам Вилзан сбил Речника с ног, прыгнув со стены, и попытался укусить за шею. Фрисс ударил его по зубастой морде, и зубы сомкнулись уже на руке — это и было смертельной ошибкой Вилзана. Речник нанизал его на меч и на всякий случай провернул клинок в ране. Зубы разжались, и уже навсегда.
Всё как-то неожиданно стихло — только непонятная волна жара коснулась ног Речника и тут же отхлынула. Он пошарил рукой по земле в поисках опоры — скафандр наполз на глаза, искать мечи и всё прочее пришлось на ощупь — и что-то тяжёлое и холодное удобно легло в руку. Сунув найденное за пояс и нашарив меч, Фрисс поспешно вскочил — а ну как крысы о нём вспомнят?
Крысы не вспомнили. Некому было вспоминать — все, кто бегал вокруг башни, теперь лежали там же дымящимися кучками горелых костей и мяса. По кольцам внутри здания бегали зловещие зелёные искры, рилкар и фрил вокруг пролома оплавились и стекали наземь крупными каплями. В двух шагах от всего этого и в пяти шагах от Фрисса стояло существо в иссиня-чёрной броне, высокое и жуткое, и держало в руках оружие, пугающее одним своим видом. Оружие было направлено в сторону Речника, и тут он пожалел, что вообще пошёл в эти развалины…
— Дай мне это. Быстро! — приказало существо, указывая на "ключ", который Фрисс засунул за пояс, и сделало шаг вперёд. Голос его был непохож на крысиный, Фрисс мог бы поклясться, что это говорит сармат. Но кто видел таких огромных сарматов?!
Речник менее всего хотел подходить к этому созданию. Он собирался уронить "ключ" и уйти по стенам и крышам — сноровки хватило бы, "сармат" в такой броне за ним не угнался бы! Но зелёное марево встало перед глазами, и Фрисс обнаружил, что сползает по стене на землю. Все силы вдруг ушли из него, как воздух утекает из пробитого шара хиндиксы. Ему стало очень холодно, и тихий звон в ушах вдруг заглушил все звуки. "Сармат" что-то крикнул, Фрисс лишь мотнул головой и окончательно сполз на землю. Марево разомкнулось на секунду, и последнее, что видел Речник — это иссиня-чёрные силуэты зданий и ослепительно яркий зелёный свет…
Он очнулся от сильного жжения в левой руке — она горела изнутри и как будто распухла вчетверо. Медленно приходя в себя, Речник обнаружил, что лежит на чём-то жёстком, а под голову и под левую руку (она почему-то закинута назад) подложено что-то помягче… может быть, даже его свёрнутый плащ. Или сумка. Холодный воздух касался лица — значит, шлем с него стащили… да что там — скафандр расстёгнут до середины груди и там же обвязан вокруг тела. Тянет холодом, и запах тут очень странный — не растение и не животное, скорее металл и странные вещества, которыми иногда пахнет на сарматской станции. Тревожный запах…
Речник осторожно открыл глаза. Он лежал в пустой тёмной комнате, тусклый утренний свет проникал сквозь приоткрытую дверь. Там виднелся краешек рассветного неба — оно только ещё разгоралось, нежное зелёное сияние вплеталось в серебристые облака. Обычный зелёный рассвет… по легендам, когда-то он был алым, как лепестки Кенрилла. Речник сел и ощупал руку — она так и горела изнутри, и действительно припухла и слегка покраснела. Во рту появился неприятный привкус — кровь и сажа. Он попытался выдавить из себя хоть звук — ничего, только чуть не задохнулся.
Тёмный силуэт загородил рассветное небо. В дверях стоял тот бронированный сармат с жутким оружием — сейчас оно было закинуто за плечо. Он подошёл к Фриссу и опустился на пол, рассматривая Речника, будто диковинную зверушку.
— Не трогай руку. Я ввёл тебе флоний, он не даст тебе сгореть заживо, — медленно сказал сармат, будто не был уверен, что собеседник разумен и понимает хоть слово. — Ведь ты засветился, знорк, и хотел бы я знать, где ты нашёл такую дозу…
Слово "флоний" было прекрасно знакомо Фриссу, и глаза Речника сверкнули, хотя говорить он не мог по-прежнему. Легендарное вещество, спасающее от Сиджена! И есть оно только у сарматов, хотя Халан большие деньги предлагал за это зелье — и станциям, и алхимикам Реки… Он хотел поблагодарить сармата, но только захрипел от боли в горле. Тот кивнул, будто увидел то, что и ожидал увидеть.
— Пей, — на коленях Фрисса оказалась фляга из непрозрачного фрила.
— Вода. Не светится, — пояснил сармат. Фрисс разом осушил полфляги и почувствовал, что всё с ним в порядке — и ни крысы, ни ирренций ему, в конечном итоге, не повредили. Он улыбнулся и протянул сармату руку.
— Вот спасибо! Ты меня, похоже, спас. Я Фриссгейн Кегин…
Что он очень опрометчиво поступает, Речник понял уже тогда, когда его рука утонула в бронированной лапище. Но кости его уцелели — пожатие было крепким, но осторожным.
— Гедимин Кет, — взгляд сармата немного смягчился. — Жить будешь. Я знаю, что такое облучение…
Он медленно покачал головой. Речник видел только полоску светло-серой кожи и яркие жёлтые глаза под прозрачным щитком шлема — весь остальной сармат был закован в невероятно толстую, тяжёлую и прочную броню, и она сидела на нём как влитая — куда лучше, чем на Фриссе — лёгкий скафандр "Флана". Но и его броня тоже была скафандром… такой мощной защиты Речник ещё не видел. Иссиня-чёрная, со множеством странных пластин и чешуй, единственные яркие пятна — семь обычных сарматских нашивок на груди и странный серебристо-зеленоватый символ над щитком, закрывающим глаза. Нет, Речник запомнил бы, если бы такое попалось ему на глаза — хоть на станции, хоть на берегу! Такой огромный сармат в такой роскошной броне… Где он мог прятаться?
— Хм… Гедимин, ведь я был в скафандре, а он вроде защищает от излучений! Как тогда я мог засветиться, хм? — озадаченно спросил Речник и посмотрел на рукава от скафандра, завязанные на его груди узлом.
— Это если носить его, как скафандр, а не как мешок с дырками, — глаза сармата немного сузились, Фрисс ожидал, что он пренебрежительно фыркнет, но тот сдержался. — Ни фильтрация не работала, ни охлаждение, щели нараспашку… Ты его на дороге нашёл, что ли?
Упс! Речник не слышал ни о фильтрации, ни о щелях, которые надо затыкать. Как всё сложно-то…
— Гвеннон ни полслова не сказал об этом, а я в сарматских штуковинах ничего не смыслю, — вздохнул он. — Гедимин! Может, покажешь, как всё это работает? А то так и помру неучем.
Фрисс немного схитрил, но это — неожиданно даже для него — подействовало. Сармат посмотрел на него изучающим взглядом, пробормотал что-то вроде "да был бы прок…" и развязал рукава Речника.
— Смотри сюда. Когда разворачиваешь шлем…
Рассвет ещё не разгорелся как следует, когда Фрисс смог собственными руками надеть скафандр, включить всё, что было в него встроено, и пройти несколько шагов — уже не в тяжёлом душном мешке, а в защите, мешающей чуть больше, чем обычная рубаха. Гедимин, судя по глазам, был рад такой понятливости и очень удивлялся — "как, люди разумны?!"
— Вот кстати! Теперь-то я с хранилищем разберусь. И что было Гвеннону сразу не научить меня?! Это же его хранилище и его беда, в конце-то концов, — забывшись, подумал вслух Речник.
— Стой. Ты о Змеиных Норах говоришь? — голос сармата звучал странно. — Как ты связан с Гвенноном?
— Ох. Да, Змеиные Норы… Ты ведь сармат, ты знаешь, что хранилище перекрыто. Гвеннон собрался сливать отходы в Реку, они в его подвалах не помещаются, — посетовал Речник и тоже насторожился. Гедимин кивнул.
— Видел я его подвалы. Там трещины такие, что моя рука пролезает. Станция перекошена, одни щели заварили — завтра поползут новые. Что туда, что оттуда — вода течёт спокойно, там и сливать не надо — само выльется, — задумчиво проговорил он. — Что мог, заварил, опору правил, но там в одиночку не справиться. Да Гвеннон и не хочет справляться, ему так удобнее. Ну и? Он додумался послать в Норы знорка?!
Фрисс чуть не подпрыгнул на месте, как полосатая крыса-оратор.
— Ты чинил станцию?! Когда она качалась, и искры летели веером? Так это ты Реку спас этой весной?!
— Я чинил. Ремонтник я. Работа такая, — снова голос сармата стал медленным и размеренным, а глаза совсем сузились. — Ремонтник и ликвидатор. Так Гвеннон отправил тебя в Змеиные Норы? Знорк, а чем ты думал, когда соглашался?!
— Я знаю, что там, Гедимин, — Фрисс вздохнул и опустил взгляд. Сармат озвучил его собственные мысли. Но Реку всё равно жалко…
— Но я не позволю никому отравлять Реку и тем более — убить её. Я — Речник, воин Реки и её хранитель. Это — моя работа, — он посмотрел сармату в глаза.
— Речник… — отозвался тот. — Безумен, как, впрочем, и я. Держи. Воспользуйся, если успеешь. Не надо благодарности…
На ладони Гедимина блестела красная ампула с запаянной в тонкий скирлин иглой. Драгоценнейший сарматский флоний!
— Это очень щедрый дар, Гедимин. Очень! Но почему…
— Потому что я знаю, что такое излучение, — ответил он, поднимаясь на ноги. — Ликвидатор-знорк… Правду говорили, Восток ещё способен удивить…
Гедимин сел у стены, рядом с плоским обломком рилкара, на котором в специальных выбоинах и нишах лежали какие-то детали, осколки и камешки. Фрисс опустился рядом, он уже и забыл, что терял сознание… только руку ещё немного жгло.
— Даже боюсь спросить, что занесло тебя сюда, на эту радиоактивную помойку, — усмехнулся Гедимин, перекладывая на плите непонятные железячки и стекляшки и складывая их вместе. — Тоже работа?
— По ночам тут вспышки, и кто-то сжигает то крыс, то Фойстов, — пожал плечами Речник. — Пошёл проверять. Наверное, это ты крыс сжигаешь, и вспышки твои — от твоего оружия! Так?
— Скорее всего, — сармат не стал спорить. — Но это не оружие, а сфалт… плазменный инструмент для сварки.
Фрисс посмотрел на сфалт. Хороший инструмент! Пусть Гедимин не отпирается — это оружие, и оружие очень древнее и очень страшное!
— Скорее для сжарки. Те крысы не сварились, они сжарились… даже, скорее, подгорели, — хмыкнул Речник. — Как ты уложил их всех одним выстрелом?
— Кто же загонял их на подстанцию? — пожал плечами сармат. — Что же я, удержусь и не зажгу накопители? Крысы-мутанты — наглые твари, совсем забыли страх. Вам трудно с ними, наверное…
Речник не очень понял про накопители, но согласился, что Крысы Моджиса — опасные и неприятные соседи.
— Гедимин, а ты здесь что делаешь? Крыс уничтожаешь? — осторожно спросил он. — И — ты говорил, мол, Восток может удивить… ты не отсюда? С западных станций?
В руке сармата вспыхивало небольшое, но очень яркое пламя — он сплавлял некоторые детали и камешки вместе, рассматривал их сочетания, разрезал и сплавлял снова. Ответил он не сразу.
— Я из Ураниума. Станция "Налвэн". Видишь знак на шлеме? Это и есть уран… металл, давший Ураниуму имя.
— Ближний свет! — удивился Речник, на всякий случай запоминая знак. — Это же за Гиблыми Землями!
— Угу, — коротко ответил сармат, разглядывая камешки. — Земля, проплавленная и просвеченная до глубин. Жизни там нет и не будет. Сияющий сплав ирренция, урана и плутония. Хоть альнкит им заправляй. Моя защита — из ипрона, кеззия и свинца, и то — долго я валялся под корнями, когда прошёл эту пустошь…
— Ничего себе! О таком походе можно песни слагать, — Речник постарался скрыть сияние в глазах. Всё, что касалось Запада, он слушал с жадностью. Вот — существо, прошедшее Гиблые Земли! Но где Речнику найти такой скафандр, и кто поможет нести такую тяжесть?!
— Весь "Налвэн" считает, что я не в своём уме, — сармат усмехнулся с горечью. — Безумный поиск… Наверное, бесполезный. Но я должен попробовать…
Последнее он прошептал, глядя куда-то сквозь стены.
— "Идис". Потерянная станция моего народа. Я возил туда уран до Применения. Она существовала. И её не так просто уничтожить. Она где-то здесь… Где-то здесь.
Речник придвинулся совсем близко, чтобы слышать тяжёлый шёпот. Сармат-изыскатель… Такого он сам не видел никогда, и легенд таких не читал. Станция "Идис" — ну да, сарматы "Флана", "Эджина" и "Скорпиона" иногда упоминали её, и когда-то вся Река была обшарена и перерыта ими, но времена тех поисков давно кончились. "Идис" была огромной станцией — больше, чем все три вместе взятые — и тысячи сарматов работали там до Применения. А в ту ночь она опустилась под землю, как всё живое в этом мире — и больше не поднималась. И никаких её следов сарматы не нашли. Иригин предполагал, что это всего лишь сарматская легенда — вроде той, что люди Реки рассказывают о Старом Оружии, зарытом на Западе. Но если Гедимин там был и видел её…
— Это настоящий легендарный поиск, прямо как в героических сказаниях, — сказал Фрисс, глядя на сармата с трепетом. — А можно мне присоединиться к тебе? В четыре глаза искать удобнее.
Сармат недоверчиво посмотрел на Речника — смеётся тот, что ли?
— Хочешь — ищи, — неохотно ответил он. — Здесь — укрытие, живи. Пыль с себя стряхивай у входа и без скафандра не бегай, не таскай сюда ирренций ни на себе, ни в себе. Тут чисто. Би-плазму есть будешь?
Фрисс не сразу понял, что ему предлагают, — так захвачен был будущими приключениями. Не каждый день попадаешь в легендарный поиск! Это не хранилище в Змеиных Норах… Ох ты!
Он вытряхнул на ладонь кусочек Би-плазмы — вязкой бесцветной массы, контейнер с которой Гедимин достал из-под рилкаровой плиты. Би-плазма была и повседневной, и праздничной едой сарматов, совершенно безвредной — и совершенно безвкусной. Съев Би-плазму, Фрисс сразу задумался о том, какие припасы надо взять с собой из Замка. Нельзя же объедать Гедимина, и нельзя есть это вещество каждый день — оно в глотку не полезет!
— Гедимин, я только помогу Гвеннону — и сразу вернусь, — пообещал он. — В середине Айкени или даже раньше я найду тебя. Как сюда дойти от окраины?
— Будем выходить — запомни дорогу, — ответил сармат и каким-то образом съел Би-плазму, не снимая шлема. Фрисс решил пока таким фокусам не учиться, разве что соберётся сходить в Гиблые Земли — там такое умение понадобится…
— Гедимин, а что ты такое делаешь? Какой-нибудь прибор? — с любопытством спросил он, глядя на искры, летящие из-под пальцев сармата. Пахло плавленым фрилом и гарью.
— Так, цацки, — пожал плечами Гедимин и показал несколько странных украшений, приваренных к его скафандру. Собранные из мелких обломков каких-то приборов, стекла, камня, фрила, толстой фольги, они по форме напоминали то летающие корабли, то странных механических тварей, то древние машины… Одна из них вовсе выглядела как чёрно-жёлтый трилистник — яркая и жутковатая штуковина.
— Это наградные, за сбитые корабли, — неохотно пояснил сармат, увидев интерес в глазах Речника. — Бывают наградные за работу. А кто-то просто носит цацки. Их многие делают… чтобы инструмент не простаивал и навыки не пропали.
— Чтобы хорошо чинить станцию, если вдруг придётся? А эта жёлтая штука — она означает что-нибудь? — с любопытством спросил Речник. Гедимин кивнул, откладывая незавершённую "цацку", и перевернул трилистник другой стороной. Она была чёрной, только под тремя стеклянными пластинками зеленели три набора цифр. Цифры были обычные, знакомые Речнику, а вот опознавательные значки рядом он прочитать не смог.
— Сам знак мы называем Звездой Урана. А это мой счётчик, — пояснил сармат, проведя пальцем по цифрам. — Столько раз мне пришлось войти в работающий альнкит… столько раз я взрывался… а это общее облучение. Такие есть у всех, кто лезет внутрь альнкита.
— Но как там выжить?! Он же раскалённый, как недра звезды! — поразился Фрисс, осторожно дотронувшись до трилистника. Всё-таки странные существа эти сарматы…
— Век бы туда не ходил, — пробормотал Гедимин и вернулся к работе. — Два взрыва, и если бы не скафандр…
— Гедимин… Это, наверное, можно сразу записывать в летописи, — сказал Фрисс и посмотрел с надеждой. — Тебе пять тысяч лет, ты видел Применение, видел недра альнкитов и ещё уйму всякого. Расскажи что-нибудь… о сбитых кораблях хотя бы! Или об альнкитах…
Сармат тяжело вздохнул и ссыпал детали обратно в углубление на плите.
— Не уверен, что тебе это нужно. Ты уже пришёл в себя?
— Да. Спасибо тебе, Гедимин. Прости, если чем задел, — Фрисс понял, что пора ему уходить. Он подобрал сумку и плащ, надел перевязь с мечами (мечи пахли странными веществами со станции, но ни капли крови на них не было) и выбрался наружу. Гедимин вышел следом, наглухо закрыв за собой дверь.
Они были не на земле, как всё это время думал Фрисс. Между ними и землёй было два этажа полуразрушенного здания. Гедимин выбрал укрытие так, чтобы крысы не могли добраться туда, но и человеку очень непросто было прыгать по скользким оплавленным уступам и качающимся осколкам. Гедимин, к изумлению Речника, спустился быстро и бесшумно и протянул ему руку.
— Гедимин, я сам попробую, тут тренировка нужна, — покачал головой Фрисс и всё-таки слез на землю. Ага, вот такое здание с раскрошенной стеной и странными округлыми окнами на первом этаже. А сколько этажей над третьим — считать собьёшься!
Они выбирались из города странными тропами, то по закрытым дворам, то по широким улицам-ущельям между горами домов, — Гедимин показал Фриссу самую чистую от ирренция дорогу, заодно свободную и от крыс. А с одним-двумя бурыми разведчиками он справится.
— Не могу дождаться, когда начну тут всё исследовать! — сказал Речник, когда крысиные норы остались позади, и мёртвый камень сменился причудливыми растениями. И словно они отходили прочь от огромной глыбы льда — с каждым шагом воздух теплел. Из вечной ледяной осени мёртвого города они возвращались в речное лето. Гедимин молчал, Речник даже не видел его глаз — он опустил на прозрачный щиток вторую пластину, тёмную, защищающую от излучения. Сармат был очень осторожен с Сидженом…
— Запомнил дорогу? — только и спросил он. — К подстанции не ходи. Там рядом разрушенный завод — настоящий крысятник.
— Подстанция! — спохватился Речник. — Гедимин, я забыл тебе сказать… Вчера крысы — до того, как на меня напали — ссорились между собой и кричали что-то о станции. Как там… "вся мощь станции, звёздный огонь"… Это не может относиться к твоему поиску?
Он осёкся. Даже сквозь тёмный щиток было видно, что сармат смотрит на него как на безумца, с испугом и жалостью.
— Зря недооценивают ЭСТ-излучение, — тихо сказал Гедимин самому себе. — Странно оно влияет на мозги… Мне такое и с ожогами не мерещилось…
— Гедимин, я своими ушами это слышал! — начал доказывать Фрисс, но сбился и замолчал. Очевидно, что сармат ему не верит — и не поверит, только подумает, что ненормальных в поиск брать опасно.
— Вот и стена… Гедимин, может, сходишь со мной к живым людям, на участок? — предложил Речник. Сармат покачал головой.
— Ни к чему это. Ну как, ты дойдёшь до своих? В глазах не темнеет, не светится?
— Нет, всё хорошо. Я вернусь и привезу тебе разных камней для твоей работы, — пообещал Речник. — Привезу нормальной еды. Только смотри — мы сейчас воюем с одним народом, они в мёртвый город могут не полезть, а могут и полезть. Будь осторожен!
— Фриссгейн, я-то отобьюсь, — вздохнул Гедимин и шагнул назад, в тень разрушенного здания. — Уран и торий!
— Во имя светлейшей из рек! — ответил Фрисс и помахал ему рукой. Сармат растворился в тенях и чёрных провалах, как призрак мёртвого города. А Речнику пора было возвращаться к живым. Там ничто не напоминает о великом прошлом, но зато земля там не дышит смертью…
Ночь позади, и солнце близится к зениту. Сейчас он заберёт корабль у Тенсена Повилики и заглянет к Найгису, расскажет о сармате-изыскателе. Тот, наверное, удивится…
А дальше хиндиксу придётся подгонять — до самого Замка, а то и до Змеиных Нор. Чем быстрее он управится с сарматским заданием, тем целее будет Река! И тем скорее он приступит к легендарному поиску…