— Итак, в этот день Речник Фриссгейн с участка Фейр передал хиндиксу, называемую "Остролист", жителю Тенсену из рода Повилики с участка "Флан", с условием вернуть при первой просьбе и за каждый день, что она в его владении, заплатить один эл Речнику Фриссгейну, а также передать хиндиксу обратно с дневным запасом сухой травы или дров. Каждый из вас может прочитать запись об этом? Тогда напишите под ней ваши имена, — жрец кивнул Фриссу и Тенсену и положил лист перед ними. Лист был самый настоящий, с Дерева Ифи, и запись была точно такая же, какую жрец прочитал. Фрисс кивнул в ответ и расписался.

— Ну вот, Тенсен, теперь сомнения тебя покинули? — спросил он. Наринекс поставил роспись и покачал головой.

— Мы же не крысы какие-нибудь! Всё должно быть по закону. За корабль не волнуйся, верну в целости. А в Городе берегись… Эти лучи — коварная штука! Сарматы вон всегда в скафандрах, а в Город не лезут!

На этом они и разошлись — Тенсен собирался опробовать новую хиндиксу, а Речник нашёл среди тростника сухое место и переоделся, чтобы в Город войти без опаски. Снял плащ и спрятал в сумку, осторожно влез в скафандр, на него сверху нацепил пояс и перевязь с мечом, а на ноги — травяные оплётки, которые подарил ему Тенсен Повилика. Жителям окрестностей Старого Города вменялось в обязанность делать такие плетёные сапоги для всех, кто идёт в Город с кольцом-пропуском. Это, насколько знал Фрисс, даже шло в зачёт налогов…

Было раннее утро, но солнце уже припекало, и Фрисс даже обрадовался, когда влез в сарматскую броню — там, по крайней мере, была система охлаждения! От Реки тянуло сохнущей тиной и ракушками, но Фрисс дышал этим воздухом с радостью — и тина, и ракушки относятся к миру живых, а ему предстояло войти в мёртвый мир, пропахший гарью и плавленым фрилом. С каждым шагом живого вокруг оставалось всё меньше… мекха, и так не самая сочная трава, под солнцем выгорела и побелела, искажённые растения сбросили листву и покрылись шипами, и Речник об одну былинку чуть не порвал скафандр. Под ногами похрустывала спёкшаяся земля и перекатывался щебень из оплавленного рилкара и обычного речного известняка. Даже плеск воды затих, будто Фрисс ушёл далеко-далеко от Реки, а не пробирался по самому её берегу…

Полуразрушенная стена высилась впереди, осыпающиеся руины маячили за ней, как бы в дымке. Город стал ещё страшнее, когда его чахлая зелень обросла шипами вместо листьев. Теперь и намёка не было, что там есть что-то живое. Фрисс понимал, что дело в нехватке воды — ни один корень не пробьёт корку пепла, ирренция, рилкара и плавленого камня, и растения живут от дождя до дождя — но ему почудился зловещий знак в этом отступлении жизни. А найдёт ли он Гедимина? Что, если даже его броня оказалась бесполезной против Сиджена и когтей Фойстов… Речник поёжился и ускорил шаг.

Перед стеной он надел шлем и проверил, всё ли работает в его защите. Дышалось легко, лишних прорех не было. И если что, Речник мог достать оружие. Но всё равно мёртвый Город его страшил…

Лето кончилось, едва он вошёл в тень древнего здания. Тут было холодно и серо. Всегда. Речник шёл по тихим переулкам, оглядываясь на каждый шорох, и пытался представить себе, как выглядел этот город когда-то: в ярких красках, с целыми окнами и крышами, живыми дорогами, причудливыми светильниками, без пепла и пыли, без белесого мха и чахлой травы на стенах… и с людьми на улицах. Если аскес — тлакантцы, то жители Старого Города были точно такими же! И это они, низкорослые и тусклоглазые, сотворили всё это — необычные механизмы, громадные здания, ужасное оружие… Фрисс упрямо помотал головой. Никогда! Его воображения на это не хватит. Только не аскес! Хоть куванцы, но не аскес…

Наверное, необычные колебания воздуха потревожили Клоа, и пожиратель энергии вылетел из окна почти над головой Речника — странное существо цвета зелёной бирюзы, с изогнутыми крыльями и длинными хвостами, тянущимися за ним по воздуху. Фрисс замер на месте и не дышал, пока Клоа не скрылся в оконном провале соседнего дома. Речник боялся, что следом вылетит целая стая — эти существа поодиночке не живут — но больше их тут не было, путь был свободен.

Или нет? Кто-то временами глядел Фриссу в спину — задумчиво и отстранённо, и Речник чувствовал этот взгляд кожей сквозь броню и скафандр. Никого позади не было, но ощущение не уходило. Кажется, это… нечто… называют Глазами Стен, и оно иногда попадается путникам в подземельях и развалинах. Рассказы о нём противоречили друг другу, проверять их Речник не хотел.

А интересно, если бы сам Аойген, Воин-Кот, повелитель случая, оказался тут — он не утратил бы своей силы? Не стал бы маленьким и слабым, не затерялся бы?.. Речник встряхнулся, вспомнив слова Гедимина о ЭСТ-излучении. Ага, странно оно влияет на разум. Надо собраться, не то будешь шарахаться от каждой тени! А насчёт аскес — так можно спросить у того же Гедимина. Он видел настоящих тлакантцев, даже воевал с ними, и наверняка он их помнит! Осталось только найти его и не потеряться тут самому.

Извилистая дорога к убежищу Гедимина, как выяснилось, из памяти Фрисса местами стёрлась, и Речник дважды прошёл мимо нужного здания. За углом крыса-разведчик попалась ему, и когда Фрисс отступил в переулок и оглянулся, вытирая меч, за спиной он увидел тот самый дом "с обломанным углом". Фрисс обрадованно устремился к полуобрушенной стене — и тут подумал, что Гедимин, скорее всего, сейчас ищет станцию, а убежище пустует. Снизу не было видно, открыта ли дверь на третий этаж, но у дома стояла полная тишина. Фрисс подождал немного, а потом решил не привлекать крыс и подняться на площадку перед дверью, тихо сесть там и подождать Гедимина. А если его тут уже нет, и убежище покинуто — наверняка убедиться в этом и уйти…

Оплавленный рилкар не крошился под ногами, но скользил так, что Фрисс вынужден был подтягиваться на руках, не доверяя коварной опоре. Он помнил, что спуск тут был нелёгким, но подъём оказался ещё тяжелее. Недаром крысы даже не пробовали залезть в убежище! Фриссу оставалось подтянуться ещё на одну скользкую "ступень" вверх, когда тень нависла над ним. Бронированная рука втянула его на площадку, и Фрисс благодарно кивнул, переводя дух. На этих ступеньках ему ещё тренироваться и тренироваться…

— Удачно добрался? — в глазах сармата читалось лёгкое удивление. — Снимай лапти и кидай их вон туда, на обратном пути пригодятся.

Фрисс закинул оплётки в нишу между двумя вертикальными обломками плит в углу площадки, для порядка стряхнул с плеча невидимую пыль и последовал за сарматом в укрытие.

— Немного заблудился в серых стенах, — улыбнулся Речник, оглядывая убежище — он не был тут при свете дня, а в полумраке и под действием флония разглядел далеко не всё. — Не отвлекаю тебя от поиска? Ты сейчас, наверное, в Город уходишь, за станцией?

— Не отвлекаешь. Два дня был на "Флане", только вернулся, — Гедимин тяжело опустился на пол. — Думал поспать. Ты надолго ко мне? Флоний нужен?

— Гедимин… — Фрисс посмотрел на сармата с беспокойством. — Ты спи, я тебя не потревожу. Наверное, трудно чинить станцию… они и спать тебе не давали двое суток?! А я пришёл помочь в твоём поиске, как и обещал. Пока не наступит зима или не найдётся "Идис". Где тут можно постелить спальник?

Сон из жёлтых глаз испарился мгновенно. Сармат долго смотрел на Фрисса, будто силился увидеть его кости сквозь плоть, потом перевёл взгляд на пустую стену убежища.

— Устраивайся напротив плиты. Если захочешь уйти — путь открыт…

— Зачем уходить? — Фрисс пожал плечами и деловито развернул спальный кокон. В комнате было достаточно места и для огромного сармата, и для его мастерской на рилкаровой плите, и для спящего Речника. Из третьей стены на высоте человеческого роста торчали загнутые фриловые штыри, и Фрисс повесил на них свои сумки.

— Смотри, Гедимин, у меня тут всякие припасы — рыба, Листовики, ирхек. Как думаешь, им тут хорошо, или лучше на полу их держать?

Сармат удивлённо посмотрел на Фрисса, потом на припасы — и вскоре всё было размещено в тени и прохладе, часть на штырях, часть в стенных нишах. В одну нишу поставили хумику, в другой спрятали драгоценную цакунву и свежие корни Зелы. Кошель с пряностями Фрисс оставил в сумке.

— Пока твои вещи не светятся, — сказал Гедимин, и Фрисс решил, что это была похвала. — Есть надежда, что и не засветятся. А ты серьёзно подготовился…

— Я же Речник, не в первый раз в безлюдных землях, — усмехнулся Фрисс и достал из сумки большой травяной свёрток, наполненный кульками и мешочками, и довольно тяжёлый. — А это тебе. Для тех вещиц, которые ты делаешь. Чтобы они тоже… не светились.

Гедимин высыпал камни на ладонь и долго перебирал их в молчании.

— Трудно было добыть всё это? — спросил он наконец, спрятав самоцветы в нишу на рилкаровой плите. — Не ожидал… Спасибо, Фриссгейн.

— Да ну, какие трудности, — отмахнулся Фрисс. — А что сломалось на "Флане"? Серьёзное что-то?

— Всё та же опора, всё те же трещины в полу хранилища, — хмуро ответил сармат. — Залил всё рилкаром, проложил фрилом, лет на десять хватит, дальше опять поползёт. Половина деталей в опоре погнулась во время Применения — и так их и оставили. Пустая трата времени, пока Гвеннон не решится заменить всю опору… А ты толковый ликвидатор, оказывается. Гвеннон — жадная крыса, и жадная не только на оплату, но и на благодарность, но я могу сказать за него — отличная работа в Змеиных Норах, и качество, и скорость, и осторожность на уровне.

— Пустяки, это не я — это драконы, Халан и хаштмены, — смутился Речник, похвала Гедимина была совершенно неожиданной для него. — Да! Деркин с кислотной станции "Эриэл" и Кон из Ураниум-Сити передают тебе привет. Второго я не знаю, а первый сильно нам помог. Деркин говорит, что все уважают тебя и ждут обратно — будут запускать альнкит… и Кон за что-то извиняется.

Фрисс с интересом посмотрел на сармата — какая будет реакция. Гедимин издал тихий невесёлый смешок.

— Да нет, хватит и с них, и с меня, — еле слышно сказал он, глядя мимо Речника. — А Деркин — дельный сармат, не удивлён, что он помог тебе… Ну так что думаешь делать, Фриссгейн?

Речник даже вздрогнул от неожиданности вопроса.

— Как что — станцию искать! Только скажи мне, как её ищут. Никогда не искал такие штуки!

Сармат снова пронизал Речника изучающим взглядом и отстегнул от скафандра тонкую броневую пластину — под ней оказался плоский свёрток, развернувшийся в запутанный, но подробный план какой-то местности. Фрисс тихо ахнул — места были не слишком знакомые, но он сразу понял, что это карта Старого Города. Такой у самого Астанена нет!

— Я сам не знаю, как её ищут, — неохотно признался Гедимин, — и тоже никогда не искал. Но сигнал, который "Идис" подала вскоре после Применения, исходил из этого квадрата. А потом она молчала и ни на что не отзывалась. Неприятно говорить об этом, но я уверен — ничего живого там давно нет…

Он помолчал немного и продолжил:

— Это может означать две вещи, Фриссгейн. Либо произошла авария, и станция частично разрушена… либо путь на поверхность открыли раньше времени и впустили излучение. Так или иначе, не выжил никто — и некому было закрыть путь или разобрать обломки. Значит, остались следы… люк или туннель открытого пути — или сильнейшее излучение от взорвавшегося альнкита. Это лишь мои предположения, но других у меня нет. Я успел обыскать некоторые окраины, проверил силу излучений — и знаю теперь, где есть подозрительные люки, а где земля слишком ярко светится. Такие места я и собирался обыскивать. Можешь посмотреть карту, тут кое-что отмечено.

Фрисс осторожно коснулся карты — она была большой, подробной и почти непонятной, из странных сарматских знаков Речник помнил только чёрно-жёлтую Звезду Урана. Гедимин заметил его недоумение и забрал карту назад.

— Одно такое место — остатки городского космодрома, — сказал он. — Тебе, наверное, будет интересно…

— Космодром, настоящий?! — Фрисс ахнул уже не приглушённо. — Настоящие небесные корабли?! Да ещё бы не интересно!

— Ну вот, — кивнул сармат, улёгся на пол и растянулся во весь рост, положив под руку оружие. — Би-плазма под плитой, вода в зелёном контейнере, слева от дома крыс нет, далеко не ходи, меня не буди до утра. Завтра ещё что-нибудь расскажу…

Через несколько секунд он уснул, и Фрисс, глядя на него, понимал, что его и Применение не разбудит. Речник тихо подошёл к плите и сел рядом, рассматривая незаконченную "цацку". Очень странная штука, будто выдранный с мясом кусок древнего мира…

Впереди у Фрисса было долгое приключение. Он сам не подозревал, насколько долгое…

…Первую вылазку они совершили на следующее же утро, когда проснулся Гедимин. Работа на "Флане" была очень тяжёлой, раз так утомила такого сильного сармата — думал по этому поводу Речник и даже высказал мысли вслух. Гедимин буркнул, что тяжёлую он вынес бы, он бесполезную не выносит.

— Пойдём в "грязное" место, — неторопливо объяснял он, проверяя своё оружие и приспособления, встроенные в скафандр. — Лапти не надевай, они потом не отмоются. Лишнего не трогай, тем более — не подбирай. Найдёшь что-нибудь полезное — покажи сначала мне, и я скажу, удастся его отмыть или нет. Если заметил тут люк на второй этаж — там комната для дезактивации, тебе там быть ни к чему — лишнее облучение. Начнёт шатать или в глазах засияет — сразу говори мне. Ну и спрашивай, если что интересно или непонятно…

Фрисс увлечённо кивал, торопливо доедал кусок Листовика, политый цакунвой, и пытался угостить сармата. Гедимин хмыкал и предлагал проверить, насколько ярко светился бы этот Листовик, если бы все излучения были видимыми. Когда погасли сполохи зелёного рассвета, и солнце поднялось над осыпающимися башнями, Речник и сармат покинули безопасные переулки и вышли на широченную улицу, когда-то носившую имя Брайана Вольта.

При первой встрече Фрисс решил, что Гедимин в его тяжеленном скафандре медлителен и неповоротлив, и от него можно удрать по крышам. Теперь Речник очень радовался, что не пытался так и сделать. Сармат пробирался меж развалин и обломков осторожно, ловко и бесшумно, и даже обугленный фрил не хрустел под его тяжестью. От Фрисса было гораздо больше шума, и пару раз он даже поскользнулся на гладких полосах и потёках рилкара. Гедимин, надо отдать ему должное, ни разу не усмехнулся и даже помог Речнику преодолеть коварный участок.

— Дело привычки, и только, — пожал он плечами на вздох Речника. — А вон туда не ходи. Эта плита ползёт вниз уже не первый месяц, и осталось ей немного…

Фрисс посмотрел туда, куда указывал сармат, и вздрогнул. Когда-то это была высокая многогранная башня размером с гору, но что-то сбросило почти все её этажи и раскидало их обломки вокруг. И то, что было плитой между этажами, перекосилось и нависло над улицей. Пара столбов освещения, похожих на причудливые деревья, пока удерживала её от падения, но уже искривилась и грозила сломаться. У одного столба чернело пятно расплавленного фрила. В застывшей пене, присыпанной пеплом, желтело несколько древних костей. Фрисс не хотел рассматривать их, но поневоле пришлось — и поневоле же он отметил, что кости совсем человеческие, не больше и не меньше…

— Гедимин, ты помнишь, какого роста были тлакантцы? Выше тебя? — тихо спросил Речник.

— Чуть пониже тебя… некоторые — на полголовы ниже, — ответил Гедимин с некоторым удивлением.

— Тогда зачем они так строили?! — Фрисс зажал себе рот, чтобы не заорать на всю улицу и не привлечь крыс. Гедимин тихо вздохнул.

— Город как город. Послевоенная застройка, ни одного старого здания. Заметь, он неплохо сохранился. Взрыв был далеко от него, только Пучки его коснулись. Это было посреди ночи, Фрисс, даже ближе к утру. Кто-то ещё спал, кто-то уже заснул. Улицы были пустынны… и поэтому мы не идём по ковру из костей, — неожиданно закончил сармат и запихнул Речника в тёмную нишу. Мимо, выписывая петли и спирали, пролетел заблудившийся Клоа.

— Правда, что дороги двигались? — шёпотом спросил Речник, выйдя из ниши. Сармат кивнул.

— Двигатель сейчас разрушен, тебе не суждено по ним покататься, — сказал он, и Фрисс не мог понять, смеётся Гедимин или нет. — Может, когда-нибудь попадёшь в Ураниум, там они не редкость.

— Гедимин, а есть на Западе живые Старые Города? Только не ваши, а такие, где живут люди? — жадно спросил Речник.

— Ни разу не видел, — равнодушно ответил сармат. — Мы сейчас выйдем на Площадь Памяти, приготовься.

— Главная городская площадь? И храм там стоит? — заинтересовался Фрисс.

— Не главная. Нет тут храма, — коротко ответил Гедимин.

Рилкаровые ленты оборвались, и Фрисс вышел на просторную площадку, покрытую плиткой из красноватого фрила. Какой-нибудь речной город точно поместился бы там, да ещё и с окрестными участками! Речнику даже стало не по себе…

За ажурной металлической оградой в центре площади высился огромный обелиск, весь покрытый непонятными Речнику знаками. Фрисс тут же вспомнил мрачные легенды о Некромантах — повелители мёртвых направляли магические потоки с помощью таких вот штуковин. И хотя в Тлаканте неоткуда было взяться Некромантам, обелиск очень не понравился Речнику…

— После войны Площадь Памяти была в каждом городе, — пояснил сармат, без особых чувств посмотрел на обелиск и указал Фриссу дорогу — выход на самую широкую из местных улиц, Центральную. С двух сторон над путниками нависли ряды одинаковых зданий, огромных как в длину, так и в высоту, и даже покрытых одноцветным фрилом — только по горелым пятнам, потёкам и пузырям, оставленным Пучком на стенах, можно было бы отличить их друг от друга.

— Первые послевоенные строения, — кивнул в их сторону Гедимин. — Сколько я таких видел…

— Почему их сделали такими похожими? — спросил Речник, недоумевая, как жителям Города удавалось найти свой дом в этом ряду.

— На непохожие не было времени, — ответил сармат, — когда ошмётки трёх-четырёх городов собирали в один, времени не было ни на что.

Сочувствия в его голосе тоже не было.

Между одинаковыми домами они шли долго, пока Гедимин не остановился и не указал на тёмную арку.

— Пройдём здесь. Готовь оружие. Тут крысятник.

Войдя в арку, Фрисс ещё раз вздрогнул: на выкрученной из стены полосе фрила висел человеческий череп, старый, но совсем не обгоревший.

— Не Пучок, — тихо сказал Гедимин. — Слева…

Фрисс нанёс удар раньше, чем увидел врага — и всё-таки не промахнулся. Бурая крыса-разведчик была рассечена надвое. Гедимин снял с плеча сфалт и осмотрел окрестности. На его руке засветился экран дозиметра, сармат покосился на него и кивнул.

— Излучение усиливается. Снизу…

Но крыса почему-то упала сверху, причём прицельно на Речника, и вцепилась в его скафандр. Он аккуратно нанизал её на меч и отбросил в сторону. Краем глаза он видел, как шесть серых тварей размером с волка, местами сменивших мех на чешую, преградили путь Гедимину — и легли на мостовую дымящимися кучами пепла. Рилкар задымился тоже — выстрел зацепил и само покрытие улицы.

— Защита цела? — спросил сармат, кинув взгляд на мёртвую крысу.

— Цела. Но что они тут делали такой толпой?!

— Выглядело как охрана. Идём, я отслеживаю излучение…

Они прошли сквозь дом — сильно "светились" края дыры в стене, через которую им пришлось пролезть. Но зато дыра привела их на дно колодца между зданиями-башнями, к возвышению, в центре которого зиял аккуратный круглый провал. Стены, обращённые к нему, не имели ни единого окна, а на откинутой в сторону тяжеленной крышке выделялась яркая Звезда Урана… почему-то зелёная, а не жёлтая.

— Ирренций, — буркнул Гедимин, заглядывая в люк. — Нам сюда.

Этот туннель точно вырыли не крысы. Металлическая лестница вела вниз, но многие её ступеньки рассыпались, а другие изогнулись и не выглядели прочными.

— Что там? — шёпотом спросил Речник, который в люке ничего не видел.

— Два пересекающихся хода. Сильное излучение. Крыс нет. Я пойду первым, — ответил Гедимин и через секунду был уже внизу.

— А обратно как? — запоздало спросил Речник. Колодец был таким глубоким, что Фрисс мог встать на плечи Гедимина — и то с трудом вылез бы наружу.

— Выберемся. Спускайся, я поймаю.

Они шли под землёй, и Фрисс старался не отстать от сармата. Ход был высоким и довольно просторным, в темноте светился только дозиметр, зато звуков было хоть отбавляй. Где-то копошились сотни, если не тысячи, крыс или ещё каких-то злобных тварей — Фрисс кожей чувствовал потоки злобы и страха. А потом туннель осветило неяркое зеленоватое сияние.

— Добрались, — кивнул сармат на еле видные таблички на стенах и остатки толстой свинцовой двери впереди. На свинце был тот же знак, что и на крышке у входа. И кто-то умудрился этот свинец прогрызть так, что в дыру мог бы при желании пролезть Гедимин. Дыра светилась ещё ярче туннеля.

— Небольшое хранилище. Лежал ирренций, взорвался под Пучком, впитался в стены, — шёпотом пояснил Гедимин, и Фрисс слышал разочарование в его голосе. — Никакой связи с "Идис".

— Там тысяча тысяч крыс, — прошептал Речник, осторожно заглядывая в пролом. Оттуда непрерывно нёсся писк, шорох, иногда — странные возгласы. Он вспомнил тех крыс, разговор которых слушал у подстанции. Ему показалось, что Конт, полосатый переросток, сидит в центре разгромленного хранилища. Но нет… это была другая крыса, полосатая, но гораздо крупнее. Где-то два десятка огромных тварей той же породы, но светло-серых — скорее даже белых — окружали её, а поодаль сидели все остальные сотни и тысячи — с лишними хвостами, лапами и глазами, с чешуёй и с иглами, с нехваткой глаз или хвостов, вовсе лысые, и даже обычные бурые разведчики… Целое сборище Крыс Моджиса, больше, чем Фрисс видел их за всю свою жизнь.

— И всем им нет до нас дела. Странно вообще-то, — хмыкнул Гедимин, тоже заглянув в хранилище.

— Посмотрим, что будет дальше? — тихо спросил Речник, которому здесь мерещилась тайна.

— Успеем уйти, — кивнул Гедимин. — Впервые попадаю на их сборище…

Постепенно голоса мелких крыс смолкли. Один из белых гигантов, привстав на задние лапы, издал несколько резких криков — и тишина стала мёртвой. Он опустился обратно, а на задние лапы встал полосатый предводитель и горящими зеленью глазами обвёл собравшихся.

— Ае! — взвизгнул он, и голос его был похож на голос Конта. — Беда! Я сказал!

— Кьяа! Говорит Иреглан! Тихо! — повадки белого переростка тоже были Фриссу знакомы.

— Ае! — продолжил Иреглан. — Пришли! Сюда! Их земля?! Нет! Наша!

— Кьяа! Их много! Пришли! — добавил от себя другой белый гигант.

— Ае! С завода, ае? Пришли! Земля наша. Будем драться! Ае! Стинк! Откуда?! Прочь! — на своей территории крысы могли не шептаться, и у Речника сходу заложило уши от воплей. Да тут ещё и эхо есть, оказывается…

— Жили! Долго! Здесь! Кьяа! Нас много! Убивать! — завопил белый.

— Кьяа! Их много. Стинк сильный! Уйдём? — третья крыса была трусовата. — Иреглан! За стены? Кьяа?

Речник вспомнил, где он слышал имя "Стинк". На той же подстанции! Неужели у этого вождя крыс армия ещё больше, чем та стая, что сидит сейчас в хранилище?

— За стены? Еда! Много! — воодушевился четвёртый крыс. — Но опасно! Иреглан?

— Ае! — тот мотнул головой. — Стинка убьём. Жили здесь! И будем! Нас много!

— Кьяа! Иреглан! Идём за стены! Много еды. Много места! Кьяа? Будем драться! Жить там? — четвёртый крыс никак не унимался.

— Ае, ае! Куда? Убьём Стинка. Жить тут, — уничтожающе посмотрел полосатый.

— Кьяа! Хуже! — подала голос серая крыса с лишними глазами и всего одним ухом. — Другая! С воды! Наири! Их много. Хотят еды. Стинк ведёт их!

— Ае! Наири? Много! — заволновался Иреглан. — Наири, Стинк! Ае! Будем драться! Острые зубы! Много еды!

— Кьяа! Убьём их! Еда! — привстал белый гигант.

— Жить на их земле, ае! Много земли! Иреглан — до воды, ае? — подпрыгнул на месте полосатый.

— Кьяа! — заорали, кажется, сразу все.

На неясный шорох за спиной первым обернулся Гедимин.

— Фау!!! — странный возглас пронёсся по туннелям вместе с тонким потоком плазмы и широким лучом, невидимым, но смертоносным.

Но даже этот луч ни на миг не задержал лавину серых и чёрных крыс, прорывающихся к свинцовой двери. Они промчались мимо чужаков и с визгом бросились на тех, кто находился в зале. Крысы Иреглана завопили, и началось побоище. И если бы Фрисс сейчас стоял не в гуще дерущихся, а на борту корабля, висящего над полем битвы, он посмотрел бы на всё это не без интереса и злорадства.

Сейчас же времени на злорадство не было. Крысы дрались жестоко, большие перекусывали хребты меньшим, те в ответ вгрызались в их тела, и никто не отличал своих от чужих, и очень скоро крысы облепили незваных гостей и повисли на них гроздьями.

Плазменный поток метался от стены к стене, выжигая всё на пути Гедимина — сармат без малейшей жалости расчищал дорогу к люку. Фрисс прикрывал ему спину, надеясь, что никто из них не поскользнётся в крови. Их разорвали бы сразу, не спасла бы даже ипроновая броня. Одна серая крыса прокусила Речнику скафандр, и её резец впился ему в ногу. Она укусила бы и ещё раз, но Гедимин наступил на неё — стрелять так близко к Фриссу он боялся. Где-то позади взахлёб визжал Иреглан, отдавая какие-то приказы.

— Становись на плечи, вылезай в люк! — приказал сармат.

Он вытолкнул Фрисса из колодца, и тот вскочил на ноги, затравленно озираясь. Хорошо, что крысы-захватчики не оставили часовых у входа!

— Гедимин, а ты как же? — спохватился он, заглянув в колодец. Там сверкали плазменные вспышки.

— Сейчас, — ответил сармат и оперся ладонями о стену. Фрисс увидел, как тёмные дымящиеся когти вырастают из его брони и погружаются в рилкар. Стена выдержала, хотя весил сармат немало…

— Накормить бы их ураном! — бросил Гедимин, выползая из колодца и тяжело поднимаясь на ноги. — Жаль, нечем их там взорвать!

— Даже не думал, что их тут столько… — Фрисс поглядел в провал и вздрогнул. — И правители у них есть… Гедимин, а таких стай много?

— Да я впервые вижу, чтобы эти твари меж собой говорили! Не то что пересчитывать их вожаков… Ты идти можешь? Тут ничего, кроме радиации и проклятого крысятника…

— Могу, — Фрисс покосился на прокушенную ногу. — Скафандр мне прогрызли…

— Заделаем, — махнул рукой сармат и направился к выходу из каменного тупика. Запоздавшая крыса — неведомо чей сторонник — шарахнулась от него вверх по стене, но это не спасло её…

— Ну, наверное, это была удачная вылазка? — неуверенно сказал Речник, запивая хумикой острую полосу "лэрикону". В этот раз ему удалось увильнуть от дозы флония — как сказал Гедимин, такие впечатления лучше чем-нибудь запить, а флоний он не так давно принимал и ещё успеет принять.

— Хм? — отозвался Гедимин, разглядывая скафандр Речника. Фрисс временно сидел без защиты — в укрытии можно было прожить и без неё. После вылазки сармат велел ему снять скафандр, сесть в углу и поискать какое-нибудь снадобье для лечения ран. Сам Гедимин спустился в помещение для дезактивации и вышел оттуда очень нескоро, зато весь ирренций, принесённый из хранилища, остался там. Фрисс по его совету промыл ранку чем-то из его веществ — неприятно пахнущим, жгучим и пенящимся, но подумал про себя, что лучше использовать старые речные средства.

На дне сумки Речника всегда должна лежать склянка с "воинским бальзамом" — так говорил Ондис в те времена, когда Фрисс ещё обучался на Островах. Речнику такая склянка не раз спасала жизнь и здоровье. Бальзам был очень хорош для лечения ран и открытых переломов, за что его и любили — за три дня он превращал страшную рваную рану в грубый, но безболезненный рубец, а через неделю и вовсе оставался небольшой шрам. Зелье нужно было наносить прямо на обнажённое мясо, и оно слегка жглось, но это можно было вытерпеть. И сейчас Фрисс тянул из кувшина хумику и ждал, пока в ноге перестанет гореть и дёргать.

— Можешь надеть свою защиту, — сказал Гедимин, свернул скафандр и отдал Речнику. На месте прорехи был немного покоробленный скирлин — его расплавили, потом разгладили, но след остался. От излучения скирлин защищал не хуже, чем раньше… Фрисс благодарно кивнул и предложил сармату выпить хумики.

— Фриссгейн, ненаправленные мутации мне не нужны, — отмахнулся тот и облокотился на плиту. — Что там об удачных вылазках?

— Смотри: мы нашли хранилище ирренция. Значит, твои сородичи тут жили, ведь только вы используете ирренций! А значит, и станция была, — закончил короткое рассуждение Фрисс и гордо посмотрел на сармата. Гедимин его радости не разделил.

— Неверные выводы. Мы-то жили здесь, но это я знаю не по хранилищу — тут большая улица называется Сарматской. В чисто людском городе никогда не появилось бы такое название. А вот ирренций — ваш. Оружейный ирренций твоих предков, о чём и было написано у входа. Секретное предвоенное хранилище… после войны — менее секретное, а может, и не хранилище. Где-то в тех же норах можно поискать обломки синтезирующей установки, — Гедимин пожал плечами и продолжил собирать невнятные обломки металла, осколки фрила и самоцветы в единое целое. Штука получалась странная.

— Ирренций моих предков! Во дела… Гедимин! А может тут быть Старое Оружие? Ракеты, к примеру… — спросил Речник и сильно смутился. Древний Сармат прикрыл глаза, но ответил спокойно:

— Сколько найдёшь — все твои. Я не претендую. Хотя на твоём месте я бы не надеялся. Если бы тут были ракеты, миром уже правили бы Крысы Моджиса…

— Точно! Гедимин, а ведь они умеют говорить… может, нам расспросить их, что и где спрятано под землёй? Вдруг они видели станцию? — Речник вспомнил обрывок перебранки между Контом и Вилзаном. — Например, мы поможем Иреглану победить Стинка, или наоборот, а он нам покажет дорогу…

Речник осёкся — взгляд Гедимина стал испепеляющим.

— Не позорься. И не позорь цивилизацию, — коротко ответил сармат и вернулся к "цацкам". — Не для того мы расщепляли атом, чтобы союзничать с мутантами…

Фрисс замолчал и вытянул из связки вяленую рыбину. Пока он дожуёт, Гедимин успокоится, и можно будет спросить его о расщеплении атома, оружейном ирренции или хотя бы о мутантах…

На второй поход они отважились через три дня, когда на месте крысиного укуса остался шрам в форме звезды, и Фрисс перестал хромать. Идти, по меркам Старого Города, было недалеко — даже ближе, чем до логова Иреглана: Гедимин решил побродить по городскому космодрому.

— Излучение там сильное, но ходить будем долго, — предупредил сармат. — Именно потому, что оно сильное, а источник неясен. Я попробую найти его, и если он внизу — пошлю несколько сигналов туда. Какой-то ответ должен прийти, даже если там ничего живого. Для тебя — никаких заданий, посмотришь всё, что тебе покажется интересным, и предупредишь, если вылезут крысы. На заводе их полно, а космодром — при заводе.

— Стинк вроде увёл своих крыс с завода, повёл драться с Ирегланом, — напомнил Фрисс, но сармат отмахнулся.

— Ты ещё и крысам доверяешь? Сегодня они дерутся, завтра всем городом ищут нас…

В этом городе ночью не видно звёзд — белесая пелена застилает небо… Фрисс опять шёл по улице Брайана Вольта, мимо Площади Памяти с её жутким обелиском, мимо целых и потрескавшихся домов-гор. Гедимин что-то искал внутри одного из зданий, но обещал догнать Фрисса при первом крике. Стоило ему скрыться из виду — и снова ледяной ветер засвистел в переулках, а в спину Речнику уставились Глаза Стен, неотступные спутники одиноких изыскателей. В такие мгновения он думал, что даже крысам здесь должно быть жутко.

На углу, как ему показалось, мелькнул силуэт — вроде человеческий, двуногий и тонкий, вовсе не похожий на крысу. Фрисс испугался возможной встречи с Фойстом — более человекоподобной тварью, но это был не Фойст и не заблудившийся житель. Просто тень, и её не было там, когда Речник подошёл.

Зато у стены лежала странная металлическая штуковина, похожая на большой поднос. Речник всегда жалел пропадающий здесь металл. Снова он с трудом удержался — так хотелось забрать эту штуку.

— Платформа. Это по твоей части, если тебя интересуют машины предков…

Речник даже вздрогнул от голоса Гедимина. Было что-то магическое в его бесшумном передвижении, которому не мешала даже неподъёмная броня.

— Это машина? — уточнил он, осторожно коснувшись "платформы". Она оставила липкую пыль на пальце.

— Обычная летающая платформа. На таких летали по городу — иногда для развлечения, иногда по делу. Развозили еду и мелкие товары. Тут есть скобы для ног, а можно сесть и пристегнуться… — Гедимин потянул за обрывок ремня, выпавший из щели в платформе. — Не знаю, куда этот человек летел среди ночи, но он не долетел. Скорее всего, потерял сознание от ЭСТ-лучей, а потом врезался в стену. Посмотри на угол платформы…

"Усы" счётчика Конара коснулись разбитого механизма, Гедимин покосился на экран и втянул их. Выпрямился и пинком перевернул платформу.

— А потом крысы утащили горелое мясо. Разумеется, всё сломано — и сломано ещё при ударе о стену. Металл, пролежавший столько под излучением, очистке не поддаётся. Идём.

Фрисс тихо вздохнул. Интересная машина, но грустная судьба… Может, призрак этого бедолаги привиделся ему на углу? Наверное, он сам не понял, что погиб…

Космодром — слово из далёкой древности, для многих жителей — просто бессмысленный набор букв… а когда-то в каждом городе были свои звездолёты, свои небесные корабли. Их скорость и мощь была столь велика, что они в одно мгновение пересекали степи, и леса, и моря, и даже бездонную пустоту, окружающую планеты. Халан бы пол-Дзельты отдал за работающий звездолёт! Фриссу не нужна была Дзельта, Фрисс хотел бы, чтобы жители Реки не жили как дикари или крысы…

— Значит, металл нельзя очистить? — жалобно спросил Фрисс, глядя на ворота, за которыми скрывался космодром. А они были металлическими, и Речник прекрасно видел, сколько мечей, пластин для брони и прочих полезных вещей из них получилось бы.

— Этот — нет, — Гедимин положил руку на створку ворот и показал Фриссу дозиметр. Речник ничего не понял, но грустно кивнул. Нет так нет.

Одна створка ворот уже рухнула — или кто-то помог ей. Вторая заскрипела и перекосилась, когда Гедимин замерял на ней излучение, и сармат сбил её с петель, не дожидаясь, пока она упадёт сама. Фрисс окинул взглядом ограду космодрома — обычная стена из желтоватого рилкара, даже не покрытая фрилом, с расколотыми светильниками над ней. Тоже металл, между прочим…

На шум упавшей створки выскочила здоровенная серая крыса. До пришельцев она не добежала.

— Вот тебе и великая крысиная война… — хмыкнул сармат и неохотно повесил сфалт обратно за спину. Глядя на его дальнейшие действия, Фрисс только удивлялся, сколько странных приборов может поместиться в одном скафандре.

— Всё, что подберёшь тут, покажешь мне на выходе, — предупредил сармат. — Я проведу замеры, а ты осматривай корабли. Снаружи, внутри — как получится. Пульт управления не трогай.

Речник молча кивнул. Он уже смотрел во все глаза — и думал, что до уровня Тлаканты Реке не дотянуть никогда. Будь у неё хоть столько же металла, хоть в сто раз больше.

Для Гедимина тут не было ничего интересного, не то что захватывающего. Космодром Старого Города был очень мал и скромен, из кораблей ни один не долетел бы дальше оринских лун, и всего на площадке томилось шесть звездолётов — где были остальные в тот день, теперь уже не узнать. Зал ожидания, одной стеной примыкающий к заводской ограде, не выдержал облучения и просел, крыша провалилась, загородки из негодного фрила прогнулись и обуглились. Показания приборов были куда интереснее!

Фрисс же не мог глаз оторвать от небесных кораблей — огромных блестящих рыб с резкими яркими узорами на боках. От звездолётов пахло горячим металлом и земляным маслом — Шигнавом. Фрисс слышал, что когда-то дров было мало, Шигнава — много, и топили только им. Теперь же земляное масло — такая ценность и редкость, что еле хватает на погребальные костры. Ну и запах его напоминает о погребении… даже Фрисс едва выкинул из головы эту связь.

Он не мог выбрать, с какого корабля начать. Гедимин занимался приборами и вообще ничего вокруг не замечал… Речник зажмурился и ткнул пальцем наугад — в огромную серебряную рыбу, на боку которой чёрные и зелёные зигзаги складывались в какую-то надпись. Название корабля?

Конструкция из лёгкого фрила — платформа с парой лесенок — была приставлена к боку "рыбины". Входной люк находился невысоко, и Фрисс смело поднялся на платформу и остановился у круглой дверцы. Ничего вроде замка или засова на ней не было, не было даже дверной ручки. Речник подумал, что она должна открываться внутрь — как откидывается дверная завеса пещеры. Только, наверное, не так легко. Может, там подъёмные механизмы туже, чем у городских ворот!

Фрисс налёг на дверцу, надеясь, что сил ему хватит… и пролетел сквозь корабль в вихре пыли. Упав с другой стороны, он некоторое время лежал плашмя — таким неожиданным было падение. Над собой он видел большую дыру в блестящем боку "рыбины", пыль струйками стекала с краёв, и клочья распавшегося металла падали на Речника.

Он поднялся, не дыша тронул край дыры пальцем. Металл разрушался от малейшего касания. Фрисс подобрал кусочек с земли, но удержать не смог — хрупкое пористое железо вытекло пылью из рук.

— Излучение… — Гедимин, как всегда, подошёл бесшумно и стряхнул с Речника хлопья металла. — То, что ЭМИА-лучи делают с металлом. Теперь это не корабли, а груда радиоактивной пыли. А тебя придётся погрузить в растворы целиком.

Речник с отвращением отряхнулся.

— Эти корабли никогда уже не взлетят? — уточнил он, хотя и сам уже знал ответ.

— Вихрем пыли, разве что, — невесело усмехнулся Гедимин. — Я такое видел. Никакие растворы не сделают эту сталь прочной и не отнимут у неё радиоактивности. Пучок прожёг их насквозь. Пойдём, хватит с тебя облучения.

Фрисс не сразу понял, что значат эти слова и хмурый взгляд сармата.

— Что показали твои приборы? Откуда лучи? — спросил он, отворачиваясь от кораблей.

— От этих груд стальной пыли, — Гедимин кивнул на звездолёты. — И от тех обломков зала ожидания. Всего лишь следы Пучка. Внизу ничего нет.

— Ох ты! Значит, зря мы облучались, — покачал головой Речник, выбираясь за ворота. Странно всё-таки: закрытых дверей больше, чем в любой осаждённой крепости, и ни одна из них никого не спасла…

— Хм… Чтобы хоть один из нас получил пользу от этой вылазки, попробую для тебя начертить схему платформы, — сказал Гедимин в задумчивости. — Сложного там нет, помню я её неплохо. Найдёшь лист поровнее — будет тебе чертёж.

— Гедимин! Вот это будет замечательно, — обрадовался Фрисс. Древний Сармат кивнул своим мыслям и добавил:

— А про погружение в растворы я не шутил.

…Речнику немало пришлось подышать разными испарениями, прежде чем его впустили в "чистую" часть укрытия. Наверное, Гедимин вылил на его и на себя пять или шесть видов растворов, смывающих и поглощающих ирренциевую пыль. Может, их было меньше, но Фрисс различил где-то пять разновидностей резких неживых запахов. Броня Гедимина отмылась легко и быстро — она и была рассчитана на влезание в ирренций и регулярную дезактивацию. Речнику же чуть не пришлось ночевать в нижней комнате. Наконец Гедимин посмотрел на экран дозиметра, кивнул и отпустил Фрисса наверх.

Помещение внизу было просторным, и хотя окна сармат заделал листами фрила, там остались многочисленные отверстия и щели для тока свежего воздуха. Фрисс краем глаза увидел, как очищаются от Сиджена различные мелкие находки — вроде тех деталей, из которых Гедимин собирал свои украшения. В одном из специальных контейнеров лежала очень знакомая вещь — тот стержень, который делили у подстанции две крысы. Сармат пожал плечами на вопрос об этой находке и сказал лишь, что внутри неё находится ирренций, и положен он туда специально, но вот зачем — сармат не знал.

Не успел Фрисс заесть невкусные растворы сушёной рыбой, как Гедимин поднялся в укрытие, и они снова ушли — на этот раз из Города, и на целых три дня. "Отдохнуть от радиации," — как выразился сармат…

Фрисс уже размечтался, что погостит на участке у Тенсена или других жителей, но не тут-то было. Вытащить Древнего Сармата в человеческое поселение так и не удалось. Гедимин не доверял ничему, выращенному на земле или в воде, и никому из живущих на этих землях и водах. Поэтому они устроились в отдалении и от Города, и от тростниковых домов, на незатопленной косе среди прибрежных зарослей. Тростники скрывали их убежище, ни с земли, ни с воздуха нельзя было увидеть их…

За Городом, как всегда в этом месяце, стояла жара, и Фрисс рад был бы вовсе не вылезать из Реки. Даже Гедимин открыл некоторые щели и заклёпки в скафандре, хотя остался в броне и даже шлем не снял. И Речник, уже немного изучивший повадки сармата, изумился не этому — а тому, что Гедимин пил воду из Реки!

— Не светится, заразы нет, — пожал плечами сармат на изумлённый взгляд. — Ваша Река на редкость чистая…

— Её воды священны, — серьёзно сказал Фрисс. — Даже твои приборы с этим не спорят. Вот если бы ты ещё попробовал Листовика…

— Фриссгейн, мутантов я не ем, — хмыкнул сармат, и Листовика съел сам Фрисс.

Они лежали на берегу, Речник грелся на солнце после долгого заплыва под водой, Гедимин задумчиво чертил в записной книжке Речника схему летучей платформы, положив эту книжку на приклад сфалта. Чертил какой-то странной полой иглой, выдвигающейся из ладони и оставляющей отчётливый чёрный след. Речник смотрел на него и думал, что более странные зрелища ему ещё не встречались.

— Гедимин, скажи, а ты летал когда-нибудь на стальном корабле? — осторожно спросил Фрисс, отложив Листовика. Сармат кивнул.

— Я возил уран. Уран и ирренций с рудников Кагета, пока нас оттуда не вышвырнули. Когда работал в Ураниуме, уже так далеко не забирался, только от рудника до станции, — он задумчиво посмотрел на схему и подправил несколько линий.

— Как это — лететь среди бездонной пустоты, во мраке, не видя ни берегов, ни цели? — тихо спросил Речник, пытаясь заглянуть сармату в глаза.

— Спокойно, работа как работа, — тот пожал плечами. — Следи за альнкитом, проверяй сопла, гляди на приборы. Главное, чтобы вокруг ни одна ошибка природы не устроила стрельбу…

Речник даже вздрогнул — голос сармата вдруг стал очень злым.

— Стрельбу? Ты о сражениях? Это было… это же были Сарматские Войны, так? — он подвинулся к Гедимину, всё-таки желая увидеть его глаза. — Как это — когда сражаются стальные корабли, и ракеты, и ирренций взрывается? Что бывает, когда такой корабль разлетается на куски?

— В космосе он разлетается тихо, в атмосфере — громко, — жёлтые глаза сошлись в горящие щёлки. — Шестерых сбил я, и один сбил меня. Твои предки умели стрелять…

— И ты выжил, упав с такой высоты? — поспешно спросил Речник. — Из чёрной пустоты — на землю?

— Не из пустоты, меня сбили в атмосфере. Выжил, даже переломы срослись, хотя два месяца просидел у вас в плену, — Гедимин втянул иглу в ладонь, захлопнул книжку и посмотрел на Речника уже бесстрастно. — Тот городок назывался Нью-Кетцаль. Применение размололо его в сияющую пыль… я иногда жалею об этом. Там мне дали имя, и там я увидел реакторы…

Древний Сармат тяжело вздохнул, и больше Фрисс не решался спрашивать. Но запомнил про "Нью-Кетцаль" и про "дали имя". Странные существа сарматы… разве у Гедимина не было имени до того, как он попал в плен? И если не было — то существа ещё более странные…

Через три дня они вернулись в Город и сразу отправились в третий поход. Ещё одно лучащееся место ждало их — недалеко от улицы Брайана Вольта, которая для Фрисса уже стала родной, за остатками космодрома, там, куда боялись ходить даже крысы.

— Мне нужно будет время на работу с приборами, и я не смогу смотреть во все стороны одновременно, — сказал Гедимин, готовясь к вылазке. — А ты обещал, что будешь второй парой глаз в этом поиске. Это место светится издалека, а ближе не подойти из-за Фойстов. Но мы попробуем пробиться. Сталкивался когда-нибудь с Фойстами?

Речник не сражался с этими стремительными демонами, но от Геса Моско слышал немало о силе и скорости Фойстов и остроте их когтей, усиленных магией и лучистой пылью. Даже лучшие из инальтекских воинов — просто увальни рядом с Фойстами. Впрочем, и до ужаснейших порождений Хесса — Гиайнов, Гиен Вайнега — этим демонам очень далеко. А значит, победить их можно.

Снова они миновали Площадь Памяти, и в этот раз Гедимин никуда не отходил. Небольшая стая крыс, серых и бурых, вынырнула из переулка и умчалась к площади. Они казались испуганными и очень спешили, но всё равно сармат шагнул в тень и утащил туда же Фрисса. Кто их знает, этих крыс…

— Мы выходим на Площадь Победы, — тихо сказал Гедимин, когда они миновали полуразрушенное здание и обошли гору его обломков, разлетевшихся по улице. — Излучение растёт.

Фрисс с любопытством глядел вперёд — может, на площади он найдёт городской храм? Где-то же он должен быть…

И тут было так же просторно, тихо и жутко, как на Площади Памяти. Но вместо обелиска за грубой стальной оградой возвышалась красная стена. Просто кусок стены, как обломок разрушенного дома. И на ней — множество фигур, вырезанных из чёрного фрила и вплавленных в камень. Фрисс узнал некоторые — это были летающие корабли, непонятные машины, люди со странным оружием в руках… а может, сарматы? Или и те, и другие. Одна из фигур, на самом краю стены, была располосована чьими-то когтями. Фойсты?

— Гедимин, какая победа праздновалась тут? — шёпотом спросил Речник. — Ни один знак не знаком мне!

— Победа твоих предков над нами, — неохотно ответил Гедимин. — После войны такая площадь была в каждом городишке. Кроме Ураниума… у него не хватило денег.

Следующая улица была узка — по меркам Старого Города, разумеется — и Речник подумал, что в былые времена она сверкала, как кварцевая россыпь. Здания были покрыты плитками стеклоподобного белого или золотистого рилкара, множество светильников нависало над дорогой. На некоторых стенах из цветных плиток были выложены угловатые узоры. Гедимин остановился посреди улицы, указывая Фриссу на щит высоко на стене. Там нарисован был незнакомый Речнику символ из пересекающихся эллипсов, в центре которого было что-то вроде грозди икринок.

— Старый-старый символ, — сказал сармат. — Это "Энергия Атома".

Больше никаких пояснений Фрисс от него не услышал, так как Гедимин бросил взгляд на дозиметр и нахмурился, и дальше пошёл быстро, то и дело поглядывая на экран.

— Ещё одна пустышка… — услышал Фрисс тихий злой шёпот.

Фрисс видел на стенах и под окнами глубокие рубцы — следы когтей Фойстов, а у стен кое-где лежали черепа, человеческие и крысиные, уложенные по несколько в ряд глазницами к дороге. Сармат тихо велел достать оружие и быть готовым ко всему.

Они вошли в переулок — и Фрисс почувствовал изумлённые и злобные взгляды из каждого оконного провала. Тонкий силуэт колебался за одним из расколотых окон, горящие глаза следили за путниками. А впереди громоздились развалины, хаос битого рилкара и стекла, плавленого фрила и пепла. Пахло гарью. С немногих уцелевших светильников — и со штырей, на которых они когда-то держались — свисали на верёвках черепа, украшенные лентами и подвесками из мелких костей, сломанные стрелы и дротики, и на одной верёвке Фрисс с содроганием увидел расколотый стеклянный меч — обычный меч из снаряжения Речника.

Гедимин посмотрел в последний раз на дозиметр — и спрятал его под броневой пластиной. Уже и без приборов было всё ясно — едва заметный зелёный свет дрожал над обугленными руинами. Гедимин резко выдохнул и придержал Речника за плечо.

— Хватит. Экспериментальный альнкит твоих предков, вот что здесь. Он взорвался той ночью и теперь фонит. Мне он не нужен, а "Идис" тут ни при чём. Уходим!

Фрисс даже спорить не стал. Взорванный альнкит — это хуже, чем сто тысяч крыс! Путники отвернулись от мерцающих руин, но далеко им уйти не дали.

— Фау!!! — успел крикнуть Гедимин, когда серебристые тени проскользили по стенам и оказались перед сарматом. Речник отпрыгнул в сторону, встречая врага двумя острыми клинками, Гедимин выстрелил, но промахнулся, а в следующий миг когти уже скрежетали по его броне. И Фрисс ничем не мог помочь ему, потому что сам не успевал отбивать удары. Он вертелся волчком, уходя от неуловимых взмахов когтистых лап, но Фойст был быстрее. Несколько раз мечи зазвенели о когти, и Речник убедился, что оружие твари сделано из стали. Фойст ударил в лицо, пытаясь вырвать человеку глаза, царапины пролегли по щитку скафандра — но прозрачный фрил выдержал, Фрисс только почувствовал, как тварь располосовала ему скулу. А потом что-то коротко свистнуло в воздухе, и серебристо-лиловый демон осел на землю бесформенной кучей костей. Золотистая кровь залила мостовую.

— Куски стекла вместо оружия, Фойст перед тобой — и ты ещё жив?! — голос сармата был изумлённым сверх меры. Фрисс в свою очередь уставился на троих Фойстов с раздробленными черепами и рёбрами, потом — на Гедимина, который держал окровавленный сфалт за сопло. На чёрной броне сармата золотились глубокие царапины.

— Гедимин! Вот так битва! — Речник вскинул мечи вверх в жесте уважения. — Демоны должны трепетать перед тобой!

— Ты идти можешь? — нахмурился Гедимин и взял сфалт так, как подобало держать это оружие. — Или нужно тебя нести? Фойсты так легко не сдаются…

Он выстрелил в окно, за которым что-то мелькнуло, и предсмертный вопль демона долго ещё метался над руинами. Пришельцы же уходили прочь, так быстро, как только могли.

Фойсты не решились за ними гнаться… так сначала подумал Речник, но у Гедимина слух был острее — и сармат вовремя развернулся, когда они проходили мимо космодрома. Пригоршня гранёных стальных игл ударилась о его скафандр, некоторые чиркнули по земле у ног Речника, но Гедимин успел отбросить его к стене. Пока Фрисс поднимался на ноги, всё кончилось — дымящаяся груда горелой плоти на мостовой, две тени, ускользающие по крышам, и больше никаких врагов.

— Они сбежали, не стали сражаться… почему? — удивился Речник в полный голос, но сармат жестом велел молчать. За оградой космодрома слышались знакомые визгливые голоса Крыс Моджиса. Вопивших было много, и что-то разозлило их. Речник и сармат проскользнули мимо тише, чем крадущиеся Фойсты. Похоже, армия Стинка ни с чем вернулась из завоевательного похода…

И снова Фрисс сидел в комнате для дезактивации и купался в неведомых веществах вместо чистой речной воды. Правда, в этот раз он не так извалялся в пыли мёртвого города, а излучение от остатков альнкита не могло на него "налипнуть". Но это не помешало Гедимину вколоть ему флоний — по словам сармата, с момента последней инъекции прошло слишком много времени, пора упрочнить защиту… Фрисс тоскливо покосился на кувшин с хумикой, но понял, что отметить победу над Фойстами ему не суждено. Что же, он их и не победил.

Царапина на скуле была на вид безобидной, но долго болела, несмотря на воинский бальзам и растворы, найденные Гедимином. Фрисс был уверен, что если бы сармат не вымывал из ранки что-то невидимое с таким усердием, она так не разболелась бы. Иногда он не мог открыть глаз — так тянуло и дёргало всю щёку.

Изыскатели снова покинули Город и сидели у Реки ещё три дня. Фрисс был только рад. Что думал Древний Сармат, осталось неизвестным. Поиски его что-то не спешили увенчаться успехом…

— Гедимин… Если у моих предков были альнкиты, у них и станции были? — осмелился спросить Речник, когда увидел, что Гедимин вернулся в благодушное настроение. Сармат даже убрал прозрачную пластинку со шлема и смотрел на гладь Реки незащищёнными глазами. "Как он выглядит без скафандра?" — думал порой Фриссгейн. Казалось, что броня приросла к сармату намертво…

— Да, — кивнул Гедимин и с большой неохотой продолжил. — Вы расщепили атом раньше нас. Вы создали первую бомбу и первый реактор. Нас ещё в проекте не было, когда Брайан Вольт синтезировал ирренций. И даже ЭСТ-излучение нашёл и измерил человек, а не сармат. У вас были станции… на одной из таких я начинал работать.

— В этом городе… Нью-Кецель? — подпрыгнул на месте Речник. Наверное, он стал первым человеком, который услышал от сармата столько лестного о своей расе. Надо будет пересказать это Халану!

— Нью-Кетцаль, — машинально поправил Гедимин и посмотрел на Фрисса с удивлением. — Ты что, запомнил?

Фрисс молча кивнул. Сармат пожал плечами.

— Что ещё сказать… После Третьей войны вы отдали свои станции нам — чтобы не держать такие опасные и грязные альнкиты у себя. И с тех пор любая атомная энергостанция называется сарматской. А я видел много альнкитов и станций с тех пор, как покинул Нью-Кетцаль. Строил их, следил за ними, распутывал стержни и разбирал обломки. А теперь я хожу по городу, где ирренций втоптали в землю и вплавили в стены, и где вместо энергии получили от него смерть. Неприятно…

Он замолчал и спрятал глаза под прозрачным щитком. Фрисс несколько раз пытался что-то сказать, но тут же передумывал.

— Гедимин… — решился он наконец. — Ты знаешь столько всего… про нашу и вашу историю, про ирренций и излучения… А что насчёт Применения? Ты… помнишь ту ночь?

— Помню. Такое не забудешь, — сармат склонил голову. — Не сейчас. Как-нибудь расскажу, но не сейчас…

…У Фрисса осталось совсем мало человеческой еды — одна рыбина, кусок Листовика, пряности и хумика. На день, не больше. Он вздыхал и смотрел на Би-плазму, шевелящуюся в контейнере под рилкаровой плитой. Гедимин заверил, что Би-плазмы на двоих хватит и ещё останется. При всей несъедобности это вещество отличалось ценным качеством — оно отращивало съеденную массу. Фрисс боялся, что Би-плазмы-то хватит, а вот духу питаться ею столько дней — нет…

К этой вылазке Гедимин готовился особенно тщательно, проверяя все приборы и каждую заклёпку скафандра.

— Рискнём пробраться на завод, — сказал он Фриссу. — Надеюсь, Иреглан хорошо потрепал Стинка, и население завода уменьшилось. Проберёмся со стороны Центральной улицы, с тылов, походим по развалинам корпусов, возможно, спустимся в подвалы. Там есть люки и туннели на любой вкус. Я снова буду прощупывать почву, посылать сигналы вниз, а ты смотри по сторонам. С крысами ты справляешься недурно.

— Завод? А станки там есть? Древние машины для полезных ремёсел? — оживился Фрисс.

— Такие же станки, как на космодроме корабли, — покачал головой сармат. — Не прикасайся к металлу! Фрил и рилкар, если приспичит, можешь подбирать, но металл не трогай…

Наверное, Стинк не успокоился на одном неудачном походе — окрестности космодрома кишели крысами-переростками. Из-за ограды то и дело кто-то начинал вопить. Фрисс не прислушивался — он хотел проскочить это место как можно быстрее. Гедимин что-то сделал со своим оружием, что поток плазмы стал совсем тонким и невидимым, а вот жар и смертоносное излучение остались — и успешно уничтожали бурых разведчиков и серых воинов, подошедших слишком близко. Гедимин не хотел, чтобы выжившие навели на него всю стаю…

— Они облучаются от кораблей, набираются сил и направленно мутируют, — злым шёпотом пояснил сармат, когда они удалились от выбитых ворот космодрома. — Скоро выйдем на Звёздную Площадь, надеюсь, там их меньше…

— Звёздная Площадь? Она хранит память о войне? — спросил Речник. Почему-то все площади этого города были связаны с войнами.

— Это память о полётах, — сказал Гедимин, и Фриссу показалось, что он улыбнулся.

Девять кругов металлической ограды было в центре этой площади, выстланной чёрным рилкаром в мелкую белую звёздочку. За кругами стоял огромный небесный корабль — раза в два больше тех, что покоились на космодроме. Пучок скользнул когда-то по его боку, оставив оплавленную и пузырящуюся полосу.

— Хороший корабль и хорошее место! — Речник пытался разглядеть нос звездолёта. — А где же храм городского божества? Всё забываю спросить…

Сармат странно вздохнул, но ответил обычным голосом:

— Боюсь, такого здания в этом городе нет. У твоих предков не было такого скопища богов, как у твоих сородичей.

— Ты хочешь сказать, что хватало лишь крупным городам? Это несправедливо! — Фрисс сделал вид, что не заметил насмешки. — Все имеют право на помощь, защиту и покровительство.

Гедимин вздохнул. Речник покосился на него, но не стал затевать спор. Кому поклоняются сарматы, он даже представить не мог. Альнкитам, наверное. Или Звезде Урана.

Ярко-синий Клоа вылетел из окна и зигзагами промчался над улицей, снова Гедимину пришлось забиваться в тень и собирать на себя ирренциевую пыль со стены. Фрисс, зажатый в угол, обратил внимание на эту стену — она была ярко-жёлтой, как его скафандр, и фрил совершенно не потускнел за пять тысячелетий. Когда Клоа сгинул, Речник смог увидеть и всё здание — по городским меркам невысокое, но длинное, с выступающими из ровной стены полукруглыми башенками и странными окнами, будто хорошие зеркала, отражающими всё вокруг.

— Гедимин, можно зайти сюда? — спросил Речник. — Только посмотрю, что это такое.

— Хорошо, — сармат не стал возражать, но вошёл первым. Предосторожность оказалась излишней — Клоа улетел, больше тут никого не было.

И ничего знакомого не оказалось внутри. Разве что стол… совсем как обычный стол, даже покрытый сверху деревянными пластинками. На нём лежали полуистлевшие листы белого скирлина или чего-то вроде, покрытые непонятными значками. Они рассыпались от лёгкого движения воздуха, и Фрисс даже прикасаться к ним не стал.

Большая часть огромного зала от Речника была скрыта перегородками из фрила и стекла, и заглядывать за них он расхотел, едва увидел чёрно-жёлтые кости и летающую платформу, склеенные воедино оплавленным скирлином. Останки лежали недалеко от стола. Вокруг на полу валялись небольшие цветные листочки. Фрисс подобрал несколько — они были жёсткие, блестящие, со множеством значков и узоров. Почти все одинаковые.

— Ты сейчас подобрал… ну, в общем, это деньги Тлаканты, — сказал Гедимин, заметив интерес Речника. — Не знаю, что ты с ними будешь делать сейчас.

— Куны? У них были такие куны? — оживился Фрисс. Не, кажется, их слишком легко было подделать! Вон какие одинаковые, найди такой фрил и лепи сколько хочешь. Ну да, сейчас они бесполезны, а какой-то житель мог бы купить на них много хороших вещей… но не купил, а сгорел в ЭМИА-лучах, и Фрисс даже похоронить его не может.

— Гедимин, их можно очистить? Я возьму на память, — Фрисс поднёс карточки к "усам" дозиметра.

— Как хочешь, — сармат показал Речнику экран, забрал карточки и спрятал под пластиной брони. — Будешь искать дальше?

Фрисс в очередной раз пожалел, что не понимает показаний прибора, а объяснять сармат навряд ли будет. Он замялся, отходя от костей и глядя на зеркальное стекло.

— Гедимин, а если кусок такого стекла взять — оно очистится? — спросил он. Глаза сармата заискрились, но он всё-таки сдержал смех.

— Фриссгейн, хочешь зеркальце — будет тебе зеркальце, — сказал он, поворачивая что-то на сопле сфалта, а потом направляя оружие на окно. Яркий плазменный луч вырезал в стекле дырку размером с ладонь. Отделившийся кусок Гедимин поймал и показал Фриссу.

— Спасибо, — серьёзно кивнул Речник, — и есть кому подарить. Ты же камни собираешь…

И они снова шли по необъятной Центральной улице. Фрисс даже боялся думать, сколько народу собиралось тут во времена Тлаканты. Иногда из окон доносились шорохи и верещание, но на улицу крысы не выходили. Вскоре слева появилась длинная высокая стена, местами повреждённая, но так и не упавшая окончательно. Большие сферы-светильники на высоких ножках поднимались над ней. Гедимин посмотрел на дозиметр.

— Местами тут фонит, местами нет… Это и есть завод Старого Города, и будь я крысой, если знаю, что именно там делали. В таких городках обычно делали всё в одном месте… одежду, вещи, орудия и даже строения. И там же выращивали Би-плазму… то есть еду тоже там делали. Нет, через стену не лезь, есть пути получше.

До лучшего пути им долго пришлось идти. Из-за стены кто-то порой визжал на крысиный манер, громко и неприятно, и Фрисс на всякий случай положил руку на рукоять. А потом он увидел высокую арку, перекинутую через улицу. Не то широкая прозрачная труба, не то закрытый со всех сторон мост над дорогой… Там были и сферы освещения, бесполезные, но совершенно целые.

— Воздушный переход. Ведёт на территорию завода. Обычное дело для такой широкой улицы, как Центральная, — пояснил Гедимин и указал Фриссу на лестницу — по ней можно было подняться на мост. Речник с опаской попробовал ногой ступени.

— Красивый мост. Хоть бы и на Реке такой поставить… — сказал он, глядя вниз с перехода. Арка была высокая, оставалось только надеяться, что лучи нигде не искрошили фрил в порошок, и он под ногами не провалится.

Ничего не провалилось, и путники спустились на землю уже за стеной. С моста Фрисс видел, что тут много стен, дверей, обломков и провалившихся крыш, и что в этом лабиринте найти что-то очень непросто!

И сразу же Фриссу пришлось достать оружие и применить. Не успел он войти в первую дверь — её створки из тяжёлого фрила были разомкнуты с помощью куска стены, аккуратно положенного между ними — как навстречу высунулся бурый разведчик. Гедимин кивнул с одобрением, глянув на дохлую крысу, и сдвинул несколько пластин на правой руке. Фрисс уже видел такой прибор, но раньше сармат не выдвигал для него такие сложные и ветвистые усы со множеством огней на них! Гедимин нажал несколько блестящих кнопок на броне у основания усов, оглянулся на Речника и прикрыл от него экран. Речник виновато вздохнул и стал высматривать крыс.

Свет проникал сюда сквозь проломы в стенах и крыше, но было достаточно темно, чтобы увидеть зелёное сияние ирренция над каждым куском металла. Всё, чего излучение не коснулось или коснулось не столь разрушительно, давно кто-то уволок. Фрисс не видел ничего, что мог бы унести с собой или хотя бы начертить для Халана и Иригина. Стены, перегородки, возвышения, бесполезные светильники, мерцающий металл. И отдалённый писк затаившихся крыс. Видимо, крупные твари бегали сейчас по космодрому, набираясь излучения, а мелочь не решалась напасть на грозно выглядящих чужаков…

Что-то мелькнуло за стеной — что-то пёстрое и пушистое, совершенно неожиданное здесь. Кимея?! Посреди мёртвого города, залитого смертоносным светом? Что ей делать в этой могиле неведомых веков?!

Кимея это была или просто призрак, но никто не вошёл в пустынный зал, где бродили изыскатели. Только Фрисс, заглядевшись на видение, наступил на что-то скользкое и упал коленом на рилкаровую плиту… Вайнег бы её побрал!

Сдавленно шипя и потирая ногу, он пошарил свободной рукой по полу — на кого он там наступил? В ладонь лёг тёмный блестящий камень, слегка оплавленный на ощупь, тяжёлый… Подставив его под свет приборов Гедимина, Фрисс обнаружил красивый тёмно-синий цвет с белесыми прожилками или трещинами. Грозовой камень, что ли? Редкая драгоценность Мраморных Копей… порывшись в памяти, Речник вспомнил ещё одно название — содалит. Цвета неба во время ночной грозы, озарённого молниями…

— Фриссгейн, я у тебя за светильник? — поинтересовался Гедимин, и от холодной ярости в его голосе Речник даже поёжился. Правда, секунду спустя он понял, что сармат злится не на него. "Идис" в очередной раз ускользнула от искателя, и никакие приборы не помогли.

— Гедимин, возьмёшься очистить это? Красивый камень, редкий, — сказал Фрисс и протянул ему находку. Сармат принял её, взвесил на руке — и впился в неё пристальным взглядом. Он хотел что-то сказать Фриссу, но не успел. Рилкаровая плита грохнулась откуда-то сверху, в полёте ударив Гедимина и отбросив его в сторону. Фрисс и слова не успел сказать, как полетел следом. Сверху раздались злорадные писклявые голоса, а потом Фрисс еле успел закрыть лицо — невидимый, но раскалённый луч пролетел мимо, опалив волосы даже под скафандром. Вопли на крыше сменились криками боли. Что-то прыгнуло на Речника, он махнул мечом наугад, вызвал яростный писк и хрип — и убедился, что попал в цель.

Кто-то сзади схватил его за шиворот, не слишком аккуратно, но крепко, и поднял в воздух. Речник на весу бросил молнию в невидимый источник верещания, воплей стало больше. А потом над ним мелькнуло затянутое дымкой небо и своды воздушного моста.

Уже на улице Гедимин поставил Речника на землю. Тот благодарно кивнул, попробовал сделать шаг — и сдавленно охнул.

— Гедимин, бегать я смогу нескоро, — печально сказал Фрисс, ощупывая колено. Падение на плиту даром не прошло…

— Что с тобой делать? Держись за броню, — пожал плечами сармат и помог Речнику забраться к себе на плечо. — Крысы Моджиса — хитрые твари…

Речник понуро кивнул. Умения сбрасывать тяжеленные плиты он от крыс не ожидал! Ещё немного — и его в лепёшку раздавили бы в этих развалинах. Не зря все крысы боятся Стинка и его тварей…

— Поиск твой принёс плоды? — осторожно спросил Фрисс.

— Пусто, как в вакууме, — ответил Гедимин. Он шёл быстро, но Речник заметил, что дышит он очень тяжело, словно дышать ему больно, а шевелиться — ещё больнее. Фрисс вспомнил, что плита сбила сармата на пол, сам же Речник был задет лишь её краем и воздушной волной… Он похолодел. Если Гедимина ранили, Фрисс даже довести его до укрытия не сможет…

До укрытия Древний Сармат дошёл сам и только один раз остановился в тени и привалился к стене. Фрисс боялся, что тут он и упадёт. Но упал он уже в комнате для дезактивации — прошёл пару шагов, пошатнулся и опустился на колени, а потом повалился ничком.

— Фриссгейн, не трогай меня пару суток, — глухо сказал он из-под шлема. — Отмойся и иди наверх, мне надо отлежаться.

— Гедимин, тебе надо лекаря, — сказал Фрисс, беспомощно глядя на сармата. — Я сейчас пойду на участок, а если там нет никого — слетаю на "Флан". Что тебе сломали?

— Куда ты пойдёшь? — прохрипел сармат и попытался дотянуться до сфалта. — Я видел, как ты ходишь…

Речник, на секунду забывший о боли в ноге, шагнул к нему, чтобы помочь с оружием — и ясно понял, что Гедимин прав. Сейчас Фриссу даже из укрытия не выйти, а если снаружи крысы, они его голыми руками возьмут.

— Не поднимай. Отожми пластину… теперь скатывай по моему плечу. Нет, руки не подсовывай! Оно весит как три тебя… — Гедимин одной рукой перехватил оружие за сопло и стянул на пол. — Помнишь, как отмываться? Нет? Тогда слушай и делай в точности…

Речник долго пробыл внизу, даже поесть забыл — смывал лучистую пыль с себя, с оружия и брони сармата (Гедимин пытался отказаться от помощи, но не вышло), с находок… Потом положил находки в контейнер окончательной очистки и посмотрел на притихшего сармата с ещё большей растерянностью, чем раньше.

— Гедимин, что-то можно для тебя сделать? Может, воинский бальзам тебя вылечит?

— Фриссгейн, сколько же у тебя мутагенов по всем карманам? — Гедимин хотел воскликнуть, но получилось только простонать. — Иди наверх, хватит глотать излучение. Вода и Би-плазма под плитой. Мне не носи — у меня запас есть. И вообще не трогай меня. Когда смогу вылезти, тогда вылезу. Да, если ты кость не сломал, возьми под пластиной на правом плече пробирку… ага, это она. Вылей на ушиб, так быстрее пройдёт. Всё, поднимайся.

— Только вздумай мне тут умереть! — Речнику воскликнуть не помешало ничто. — Как только смогу ходить, пойду за лекарем. Всё-всё, поднимаюсь. Ты не говори, если больно, но я тебя тут не брошу!

Наверху он в тишине доел Листовика, глотнул хумики и выглянул за дверь. Зелье Гедимина, в отличие от прошлых его лекарств, уменьшило боль, а не увеличило, зато кожа как будто промёрзла и онемела. Воинский бальзам при ушибах был совершенно бесполезен, Фрисс даже расходовать его не стал.

По улице хаотично бегали крысы, в основном бурые, перекликаясь писком и невнятным верещанием. Речник притаился на пороге укрытия и понадеялся, что твари его не заметят. Кажется, они с Гедимином недооценили Стинка… крысиный вожак послал стаю на поиски "убийц и грабителей"… да, скорее всего, так он их и называет. Или вовсе — свирепыми чудовищами. Теперь Фрисс тут как в осаде, и если крысы найдут убежище — сейчас, когда Гедимин беспомощен — Речника сожрут с костями. "Легендарный, Вайнег бы его побрал, поиск…" — тоскливо подумал Фрисс, сливаясь со стеной.

Поздним вечером он снова спустился к Гедимину. Сармат не спал, но лежал без движения.

— Не выходи наружу, — с трудом сказал он. — Не выходи. Несколько суток они будут искать, потом забудут.

— Когда ты поправишься, мы снова туда пойдём и выжжем их, чтобы следа не осталось, — сказал Речник, держа руку на плече Гедимина. — И найдём, где они прячут "Идис"!

— "Идис"… Они не прячут её, — сармат судорожно вздохнул. — Она уходит из рук Гедимина Кета. Ей такой сармат ни к чему. Вот оно, везение ликвидаторов… не сгореть в атомном огне, а подохнуть как жалкая крыса на радиоактивной помойке…

— Гедимин! — Фрисс постучал по его броне. — Очнись и не говори ерунды. Впереди вся осень. И много-много лет… Нет, что я несу! Мы найдём её до зимы. И пусть попробует не найтись!!!

Гедимин больше не отвечал, и Речник, прислушавшись к его дыханию, решил, что сармат уснул. Он тихо подошёл к контейнеру для дезактивации, сдвинул крышку и взял в руки странный литой стержень, найденный у подстанции. Внутри что-то пульсировало, билось, излучая слабое тепло. "Вся мощь станции… звёздный огонь…" — подумал Речник, вздохнул и положил стержень на место. В разговор у подстанции Гедимин не верит… ну вот как ему помочь?! Явный же след…

Этой ночью Фрисс спал беспокойно. Может, потому, что закрыл дверь наглухо — если крысы найдут, то не смогут войти… Во сне что-то билось и пульсировало в его руке, зелёный свет сочился сквозь пальцы. "Цепная реакция… Встречный Шквал… Готовность к запуску… Отсчёт… Начинаю отсчёт… Малая мощность… Выход на проектную… Разогрев… Пусть будет тепло… Отпусти меня… отпусти отсюда… холодно… тяжело… отпусти!" — странный, ни на что не похожий голос тоже пульсировал, но уже внутри головы, и перед глазами полыхали огни, а кости будто дрожали в такт. И чей-то взгляд насквозь пронизывал Речника, раскалённый и смертоносный, как лучи, испускаемые сфалтом. Речник проснулся, выпил остатки хумики, приоткрыл дверь на чуть-чуть — и заснул без сновидений.

На следующий день крыс стало больше. Фрисс выглянул в щель — и остался в укрытии. Посыпал Би-плазму солью и пряностями, съел и понял, что её ничем не исправишь. Спустился к Гедимину — тот очень попросил не ходить вниз и не лезть под излучение из контейнеров. И особенно — не трогать стержень с ирренцием внутри. Говорил сармат уже свободнее, чем вчера, и Фрисс порадовался за него. Но стержень всё равно подержал в руке — потом, когда Гедимин уснул. "Ключ. Так его называли крысы. И мне кажется, это действительно ключ… и к станции, и ко всему этому поиску. Ну и как его использовать?!" — подумал Фрисс — и тут же вспомнил, что у Конта и Вилзана проблема была та же. Ну вот как Речнику его использовать, если даже у сармата он никаких мыслей не вызывает?!

Эта ночь полна была жара и бреда, странного подземного гула и видений зелёного сияния, раскалывающего стены и скалы. "Цепная реакция… Разогрев… Распад… Отпусти меня… тяжело… давит… так тяжело… отпусти… близко… отпусти!" — умолял кто-то, и жар переливался по жилам Речника, и мрак перед глазами сменялся неистовым огнём. "Кто ты? Где ты? И как я тебя отпущу, если я тебя не держу?!" — взорвался он, собрав расползающиеся мысли. Столько непонятного, и всё на одного Речника…

Гедимин поднялся в "чистое" убежище через три дня после ранения, посмотрел на невыспавшегося Фрисса и вздохнул.

— Идём отсюда, Фриссгейн. Просил же не лазить! Опять тебе излучение мозги выжигает?

— Гедимин, а ты идти можешь? Я пока не очень, — признался Фрисс. Он ещё сильно хромал.

— Могу, не могу — придётся! — Гедимин вздохнул снова. — Иначе ты обуглишься заживо. Ладно, до Реки я тебя донесу…

Фрисс возражал, но сармат его уже не слушал — копался в деталях на рилкаровой плите, что-то перекладывал и подбирал, потом сгрёб всё в горсть и спрятал под бронёй.

— Пойдём, пока крысы не сбежались!

И ещё несколько дней изыскатели — Фрисс только так и называл их про себя — сидели на берегу Реки, отдыхая от Старого Города. Речник был очень рад — тут водилась рыба, и хоть Гедимин только головой качал и предлагал проверить состав и лучистость поедаемого, Фрисс рыбу ел, заливая соком Кууси и засыпая пряностями, и чувствовал себя преотлично. Заодно и свечение перестало донимать его по ночам. Он рассказал сармату о своих снах — и тут же пожалел об этом, потому что получил ещё дозу флония и репутацию полного безумца…

У Гедимина уже не болели рёбра, и он возился с мелкими деталями — гнул металлические пластины, спаивал вместе крохотные проволочки и лампочки и временами посматривал на грозовой камень с развалин завода. У него была какая-то мысль насчёт этого обломка, и он подбирал наилучшую — с сарматской точки зрения — оправу.

— Если что-то получится, будет твоё. Ты же нашёл, — сказал он Фриссу.

Речник был, конечно, рад… и находки с улицы — зеркальное стекло и тлакантские деньги — уже запрятал на самое дно сумки… но вот обсудить толком случай на подстанции, голос из сна и стержень с ирренцием было бы сейчас важнее, чем все железяки этого города. А сделать это было невозможно.

— Гедимин, помнишь, ты мне про Применение обещал рассказать? — осторожно напомнил Речник, когда солнце ушло за стену Опалённого Леса, и темнота уже не позволяла сплавлять мелкие детальки. Гедимин лежал на ворохе тростника, смотрел на звёзды и ответил далеко не сразу.

— Это была первая моя авария… ну, почти первая, и точно первый мой взрыв. Стержни сцепились и сплавились, и растащить их не получилось. Взрыв был несильный, как для ирренция, но защита не выдержала. Мы разобрали альнкит в один день, но твои предки засекли утечку. Было много шума в Ураниум-Сити… не было столько утечки, сколько устроили шума. Вы слишком боялись ирренция… — сармат издал тихий смешок. — Стали искать виновника. Со станцией я рассчитался, когда разобрал альнкит… не знаю, зачем Кенен Маккензи сдал меня, ему ничего не угрожало. Всё-таки он не годился возглавлять станцию…

— И что тебе сделали? — подал голос Речник, который чувствовал, что сармат проваливается в воспоминания и о Применении давно забыл.

— Выгнали в заражённую пустошь, — Гедимин тихо фыркнул. — Самое то для станции, уходящей под землю… Я ушёл. Там урановые шахты, в основном покинутые. Много урановой руды и немного ирренция. В скафандре жить можно. Кенен клялся, что это на месяц-два, не больше… а через месяц всё и случилось. Я ходил у шахты, и тут почуял — сейчас всё взорвётся. Спустился и залёг внизу. Тут оно и шарахнуло…

— Само Применение? Ты даже не в убежище был?! — Фрисс в изумлении присвистнул. Хорошие скафандры делают в Ураниум-Сити!

— Уран держит излучение, — отмахнулся Гедимин. — Я только за ирренций боялся… он взрываться любит и умеет. Это долго было, Речник… грохот, и гул, и такой лязг, будто планеты бьются друг о друга… там было много урана между мной и поверхностью, но слышно было, как будто под ухом. А потом потолок закипел и пошёл пузырями… пласт зелёного огня, и словно руда спеклась, как стекло… только огонь и огонь, везде. А потом начал взрываться ирренций, всё пошло трещинами, снизу доверху, и стало осыпаться. Свет, жар и распадающаяся земля… всё.

Он прикрыл глаза ладонью, будто снова увидел тот огонь и падающий потолок туннеля.

— Но как же тогда… ты живой, а мы все целые? — еле слышно спросил Речник, вживе представив себе всё это. Хорошо, что у людей короткая память и недолгий век, а то и он помнил бы что-нибудь этакое…

— Не знаю, — Гедимин снова смотрел на звёзды и говорил очень тихо. — Потом я очнулся и вылез наверх. Там была оплавленная земля и такое излучение, что захотелось обратно в шахту. И ничего живого от горизонта до горизонта. Не спрашивай… я не помню, куда шёл и сколько, и что надеялся найти. Знаю, что через триста лет излучение ослабло, Ураниум-Сити вышел на поверхность, и я вернулся на станцию.

— Через триста лет… — эхом отозвался Речник. — Говорят, что жизнь вернулась раньше. Ты видел гибель… может, ты видел и рождение?

Гедимин засмеялся — еле слышно, но очень страшно.

— Только молчи об этом, Фриссгейн, и особенно молчи на станциях! Меня и так считают сумасшедшим. Я это видел… и стоило ради этого триста лет бродить по оплавленной земле, под испепеляющим светом. Это было в считанные секунды… тогда мне показалось так. Эта пустошь была вокруг, чёрное радиоактивное стекло и ничего больше… и корка стала трескаться и рассыпаться. Рассыпаться и слагаться в землю. А потом пробилась вода. Просто нашла дорогу… ей не размыть было корку, а теперь она освободилась и нашла себе русло. А земля начала прорастать… но это ладно, ты видел бы, как уходило излучение! Оно просто утекало, словно вся дрянь из земли улетучивалась в космос или уползала в магму… Я подумал тогда — это невозможно. Это ЭСТ-излучение морочит мне голову, прежде чем меня убить. А на самом деле вокруг только радиоактивная пустыня… Я не верил долго. Я и сейчас не всегда верю… что не стою посреди той пустыни, с выгорающим в ЭСТ-лучах мозгом, и не упаду через секунду замертво. Ничего такого не рассказывай на станциях, Фриссгейн, меня к воротам не подпустят, не то что к альнкитам…

… - Фриссгейн!

Речник аж подпрыгнул. Только что сармат мирно проверял работу сфалта и малого реактора внутри оружия (да, сарматы даже с собой носят установки! Фрисс этот плазменный ужас с места сдвинуть не мог…) — и вдруг обратил на Речника и внимание, и усы дозиметра.

— Гедимин, я всё отмывал! — поспешил оправдаться Фрисс, подумав, что прибор опять чего-то лишнего намерил.

— Не бойся, не светишься, — у Гедимина был очень странный взгляд, как будто он столкнулся с невиданной диковиной. — Ты знаешь, что вокруг тебя просто кипит облако вероятностей? Я тут прикинул частоту и амплитуду колебаний… так оно не пульсирует и вокруг альнкита! Если бы измерить это наверняка… но такое оборудование не на каждой станции есть. Жаль, жаль, я такое вижу впервые.

— Гедимин, ты вообще о чём? — испуганно поинтересовался Фрисс. Некоторые слова были ему вовсе незнакомы, остальные складывались в странные сочетания.

— А, верно… Ты об этом не слышал, об этом не все на станциях знают, — кивнул Гедимин. — Ремонтники и реакторщики знают, остальным ни к чему. Кипящее облако… оно невидимо, и редкий прибор его чувствует, но влияет оно сильно. Это вероятности… вероятности того, что объект не будет стоять себе спокойно. Чем сильнее кипит, тем чаще будет случаться всякое… не из обычного ряда. Ирренций может прибавить кипению силы. Вокруг альнкитов иногда вскипает, тогда недалеко до аварии. Вокруг зданий… могут и рухнуть. А к чему такие облака вокруг людей, я не знаю, Фриссгейн. Но дозиметр его засёк, и сам я кое-что уже вижу. Опыт… мне приходилось и рассеивать облака, и сгущать.

— У-у… Я в альнкит не превращаюсь? — спросил Фрисс, не очень понимая, говорит сармат серьёзно или шутит. Вроде шутки ему несвойственны…

— Пока нет, — ответил Гедимин, втянул усы в прибор, спрятал прибор под броню и поднялся с плиты. — Идём, Фриссгейн. Так говоришь, ты когда-то заглядывал на один из местных кораблей?

Речник кивнул и неохотно подобрал с пола привязанные на ремешок "сандалии" из пластин тугоплавкого фрила. Эту обувь предполагалось напялить поверх сапог. Фрисс долго подгонял ремешки, чтобы конструкция хоть как-то держалась на ноге…

— Главное, Фриссгейн, чтобы тебе дали время переобуться… — хмыкнул Гедимин, выбираясь из укрытия. Снаружи начинался занудный холодный дождь, и свинцовое небо низко нависало над развалинами, так, что порой вершины башен терялись в облаках. Речник пристегнул шлем и спустился по скользкой стене. Такие мелочи, как ливень, не беспокоили бронированного сармата. "Смоет пыль, меньше на себя соберём," — сказал он Фриссу. Речник понадеялся, что их не смоет вместе с пылью.

Это был первый дождь в Старом Городе за все эти дни. И был он таким же серым, холодным и неживым, как безлюдные городские улицы. Речник смотрел на стены и живые дороги, тускло заблестевшие от влаги, на лужи и хлопья пепла, смытые с домов и плавающие в этих лужах. Путники выбирались запутанными дворами на дальнюю западную улицу. Им предстояла долгая дорога через весь Старый Город.

Гедимин собирался заглянуть в порт — там сильнейшее излучение подозрительно соседствовало с дырой в земле, прикрытой массивной крышкой. Можно было пройти к порту тремя путями, один другого опаснее: мимо "Энергии Атома" и племенной территории Фойстов, мимо космодрома и завода с умными и злопамятными крысами Стинка — или дальними путями, в обход, с риском заночевать в сияющих руинах. Сармат выбрал третий путь, по длинной, узкой и странной улице имени Селестии Клер…

— А ты знаешь, кем была эта Клер? — спросил Речник, с любопытством оглядываясь по сторонам. Ливень загнал в щели и крыс, и Клоа, и прочих порождений ирренция, можно было не шептаться. Правда, Гедимин не советовал гулять по зданиям — он хотел успеть обратно до темноты, чтобы не ночевать в светящейся пыли. А жаль… Фрисс многие из этих домов облазил бы, невзирая на крыс и хищные растения. Такой улицы он ещё не видел!

— Селестия Клер… где-то тут был её дом, а в нём музей, но крысы там порылись, — задумался Гедимин, глядя на верхние этажи, украшенные цветными светильниками. — Местный герой войны. Боевой космолётчик, ценой собственной жизни уничтожила несколько наших атомолётов со всем экипажем. А здесь была аллея для прогулок… растения, магазины, кафе, вода, музыка и цветные огни. Вода и растения остались тут…

Фрисс не отказался бы увидеть эту улицу в цветных огнях, услышать музыку Тлаканты и узнать, чем кормили в местных тавернах. Может, в Ураниум-Сити и были такие места, но то ли туда не пускали сарматов, то ли сарматы сами не ходили… Гедимин о таких вещах знал понаслышке и ничего рассказать не мог. А спрашивать о боевом космолётчике и тем более искать дом-музей Речник просто боялся. Зато растения и воду искать было не надо — они владели этой улицей.

Когда-то дорога была многоэтажной, как и мостовые — ввысь уходили лестницы и опоры, и там, как листья, раскрывались навесные площадки из рилкаровых плит. Можно было подняться, выйти из тени зданий, сесть на скамейку среди цветущих кустов и лоз и смотреть вниз и по сторонам — на причудливые и прекрасные цветы и деревья. Наверное, жители гордились таким садом и берегли его. А потом случилось Применение, и от сотрясений и обжигающих лучей опоры погнулись, платформы рухнули, вода перестала наполнять каналы и чаши, и растения остались на холодной мостовой среди ирренциевой пыли. Пыль их и вскормила — вместе с остатками воды, сочащимися из разбитых труб, и редкими дождями. Странные, искажённые, окрашенные в неестественные цвета — но они выжили. Фрисс видел небольшие деревья, корни которых пронизали рилкар и добрались до земли, видел траву в щелях среди обломков, цветущие кусты и многоцветные лозы, свисающие из каждого окна. Под дождём зелень пахла так же, как обычные заросли вдоль Реки, и если не смотреть на дома, то можно было даже поверить, что находишься в земле живых…

— Я хотел бы увидеть все эти руины проросшими насквозь, ушедшими в землю, чтобы здесь поднялся лес, — сказал Речник и вздохнул. — Когда-нибудь эта земля очистится…

— Сама — никогда, — хмуро ответил Гедимин. — А очистить её труднее, чем купол взорвавшегося альнкита. Может, весной я займусь этим… если доживу до весны.

— Я рад буду помогать тебе, — сказал Фрисс. Он немного оживился, увидев столько жизни среди мёртвых стен. Может, здесь Аойген, бог случая, сильнее, чем среди пепла и ирренциевой пыли? "Воин-Кот, если слышишь — помоги этому сармату. Пусть ему повезёт…" — Речник плохо умел взывать к богам и скоро оставил эти мысли. Он забыл на миг, где находится, и потянулся к красивейшему соцветию одной из лоз, нежной на вид. Через секунду ожившая лоза оплела его, как паутина, и поволокла наверх. Испепеляющий луч накрыл её вовремя. Фрисс откатился в сторону по обломкам рилкара, отдирая от скафандра липкие щупальца. Побеги были сплошь усеяны присосками, а испод нежных листьев покрывали частые острые шипики.

— Фриссгейн, это тебе не Река, — напомнил сармат, для отстрастки выстрелив ещё раз поверх растительности. — Тут недаром нет крыс. Запад и юго-запад принадлежат флоре. Тут ещё ничего, Длинная улица вообще поросла Флервой…

Речник поёжился. Флерва, или Флерва Рудничная — очень полезное всеядное растение, если его вовремя полить хаштом, но очень опасная и живучая тварь, если с поливом опоздать…

Они шли долго, и Речник убедился, что все растения не прочь кого-нибудь сожрать. Наверное, им не хватало ирренция и пепла для роста, и они находили еду иными способами. "Это не жизнь, это такая смерть. Тут из всего получается смерть," — печально думал он. Идти что-то искать в этих зарослях хотелось ещё меньше, чем обыскивать поселение Фойстов. Гедимин "обрадовал" Речника — если в порту ничего не отыщется, следующий поход будет как раз в логово Флервы.

На пересечении улиц Фрисс мельком увидел Торговую Площадь — мельком, потому что в этой мешанине обломков ничего понять было невозможно, а пройти по ней даже и пытаться не стоило! Изыскатели пробрались вдоль стены, под обрубками навесных мостов, которые вели когда-то к центру площади. Там стояло какое-то широкое, высокое и сложное здание, не отличавшееся прочностью и не пережившее Применения. Гедимин признался, что подходы есть… и он именно там набрал деталей для "цацек", они даже почти не светились. Но в дождь туда тяжело пробраться…

А вода всё лилась и лилась с неба, и Фрисс удивлялся, что она так быстро уходит с улиц. К середине дня изыскатели вышли к Реке и остаткам портовых строений, а дождь ещё и не думал прекращаться.

В те времена, когда люди ходили по улицам Старого Города, Реки ещё не было. Возможно, была другая река, озеро или даже океан. Покорёженные здания порта неярко светились в полутьме, и Гедимин даже не смотрел на дозиметр — и так ясно было, что ирренций пропитал тут всё насквозь.

— Обувайся, Фриссгейн, — сказал он, остановившись у относительно "чистого" дома. — Там горячо.

Порт был когда-то громаден, полон людей, машин, море энергии текло к нему, по пути проходя через ряд подстанций — башен с мачтами снаружи и "кольцевыми накопителями" (так называл Гедимин те красные бублики, запомнившиеся Речнику) внутри. Накопители были созданы для поглощения и накопления энергии — и Пучок, дотянувшийся до порта, попал в их ловушку и был поглощён без остатка одной из подстанций. Но странное стеклоподобное вещество не выдержало такого сильного излучения — и взорвалось, разрушив рилкаровые стены, разлетелось веером мельчайших раскалённых брызг и новыми лучистыми пучками. Расплавленный накопитель залил стены, мостовые, въелся и впитался повсюду, но энергия, которую он накопил, осталась при нём — и при малейшем касании он излучал сильный жар, свет и Сиджен. Древний Сармат не боялся обжечься, а вот Речнику могло запросто прожечь ногу до кости. Поэтому он послушно влез в неуклюжие сандалии.

— Сильное здесь излучение? — шёпотом спросил Фрисс, подбираясь к портовым зданиям. Никого вокруг не было, даже крыс, но кричать совсем не хотелось.

— Такое измерять — только приборы портить, — отозвался Гедимин, осторожно ступая по оплавленной мостовой. — Обрати внимание — вода показывает, где горячо…

Над остатками подстанции — застывшей лужей чёрно-красного расплава — пар стоял столбом. Кое-где белый дымок поднимался и от мостовой. Фрисс аккуратно обходил такие места.

Гедимин остановился, выдвинул "усы" нескольких приборов, посмотрел на мокрые экраны, понажимал на кнопки, второй ладонью прикрывая их от воды. Речник в очередной раз пожалел, что ничего не понимает. Втянув всё обратно, сармат довольно кивнул:

— Сильное излучение снизу. Есть знакомые спектры. Не уверен, что станция, но проверить не помешает. А вот и наш колодец.

Колодец действительно был "их". Фрисс понял это по одним размерам крышки люка. Она была огромна, неимоверно тяжела, отмечена поясом разнообразных значков, предупреждающих об опасностях… и из широких проёмов вокруг неё сочился зеленоватый свет. В проёмы можно было просунуть кулак, но человек там не пролез бы.

— Гедимин, а ты это поднимешь? — недоверчиво спросил Речник, глядя то на крышку, то на сармата. Люк удерживали на месте тяжёлые скобы и замки. За таким, наверное, можно без проблем пересидеть Применение!

— Отойди, — сказал сармат, снимая с плеча сфалт. — Сейчас откроется…

Фрисс попятился от брызг металла и рилкара. Он вспомнил слова Иреглана о крысах из порта, подданных вождя Наири. Может ли внизу быть их логово? Хотя нет… слишком узкие проёмы вокруг люка. А через сам люк крысы не ходят — может, они и подняли бы крышку, но каждый раз закрывать всё на замки?! Нет, оно тут со времён Применения…

Даже Гедимин открыл колодец с трудом, потратив и время, и усилия, и плазму. Фрисс ждал в стороне, разглядывая порт и подстанции, и так задумался, что пропустил, когда сармат откинул крышку. Но загрохотала она так, что задрожала мостовая.

— Свинец, — сказал Гедимин, тяжело дыша. — Свинец и кеззий. Что-то интересное они закрывали. Жаль, если это всего лишь топливо для корабельных альнкитов.

Речник спустился вслед за ним — не по стене, по крепким рилкаровым ступеням. Освещение в туннеле не требовалось — ирренций светился достаточно ярко. Фрисс рассчитывал услышать вопли и шорох крыс, но услышал только тихое навязчивое шипение. Оно шло со всех сторон, отдаваясь в пустом коридоре, накатывало, как волны, и с каждым шагом становилось громче.

"Холодно… очень холодно… металл холодный… нет реакции… нет… остановилось… всё остановилось… только холод…" — странный звенящий голос зазвучал в голове Речника, заставляя кости вибрировать. Но он не спит! Откуда это наваждение?!

"Распад… пусть начнётся распад… тепло… свет… Отпусти… отпусти… убери металл… так холодно… холодно… Сармат… отпусти… помогу… скорее… сармат… слишком холодно… отпусти!" — кому-то очень плохо было, и Фрисс — несмотря на зелёное пламя перед глазами и боль под черепом — рад был бы помочь, но какой из него сармат?!

— Я не понимаю тебя, — осторожно сказал он, прислонившись в стене, чтобы сослепу никуда не упасть. — Я не сармат. А он тебя, похоже, не слышит. Покажись! Я придумаю что-нибудь, но пока я не понимаю ни слова…

Боль и свечение пропали в один миг. Тяжелая рука сармата легла на плечо Речника.

— Фриссгейн, завтра же выгоню тебя из развалин! ЭСТ-лучи выжгли тебе мозг! Ты слышишь меня? Помнишь, кто ты?!

Фрисс услышал в его голосе тревогу, переходящую в ужас. И сразу же понял — рассказывать о видении бесполезно. И так он для Гедимина — полубезумная жертва облучения…

— Всё хорошо, Гедимин, — прошептал он в ответ. — Ты узнал что-нибудь об этом туннеле?

Сармат покачал головой и медленно отпустил его плечо. Они шли в молчании, и шипение становилось всё громче, а свет — всё ярче. А потом туннель оборвался, и на пороге огромной пещеры Фрисс увидел то, что заставило его содрогнуться.

Гроздьями, как семена Дерева Ифи, с потолка свисали иссиня-чёрные от поглощённой энергии Клоа, безглазые крылатые демоны. Тысячи и тысячи, с каждого камня… и пульсирующий жар исходил от них. Раскачиваясь во сне, Клоа с шипением выдыхали горячий воздух, и этот звук затапливал пещеру волна за волной. Речник подумал сначала, что сон их крепок, но шипение и шелест усилились — и демоны дождём посыпались с потолка, в падении расправляя крылья.

Фрисс и пикнуть не успел, как Гедимин оттолкнул его к стене и вжался в камень рядом с ним.

— Молчи, не шевелись, закрой глаза! — яростно прошипел сармат, даже не прикасаясь к оружию. А потом стая Клоа понеслась к выходу мимо изыскателей, и Фрисс удивился, как не плавятся стены от жара и силы излучения…

Он закрыл глаза, но чувствовал, как сплошным потоком текут Клоа, потревоженные, но слепые и оттого не замечающие чужаков. Стая была огромна…

"Куда они полетят?" — думал Фрисс, стараясь не шевелиться и дышать потише. "И как мы теперь выйдем?"

Шум затих. Речник шевельнулся, но Гедимин снова прижал его к стене.

— Они полетят обратно, — прошептал он, и Речник виновато кивнул.

И Клоа снова устремились в пещеру, и долго возились в ней, кусая друг друга за хвосты и крылья, чтобы занять удобнейшее место на потолке… Когда возня сменилась ровным шипением, Гедимин потянул Фрисса к выходу, и они практически бесшумно ускользнули из подземелья. Дождь ещё лил, и столб пара возвышался над обломками подстанции… А вот станции тут не было, и Гедимин тихо вздохнул, оглянувшись на колодец.

— Буду знать, где у них гнездо. Гвеннон говорил, что у него слишком много Клоа на станции. Видимо, вылезают отсюда…

Из порта изыскатели уходили тихо и очень быстро — пока дождь не выпускал крыс на улицы, надо было вернуться в убежище. Ночной город, подсвеченный только Сидженом, плохо запомнился Речнику — ему было не до красот, пока он пробирался меж хищных кустов на улице Клер. Фрисс неплохо видел в полумраке, но тут ночи были редкостно тёмные. Он даже умудрился потерять Гедимина в особо густых зарослях. Только на рассвете сармат и Речник поднялись в "чистое" убежище, и первый щедро налил Би-плазмы себе и спутнику. Фрисс предложил ему пряности и сок Кууси, Гедимин посмотрел с большим сомнением, но всё-таки согласился и съел то, что получилось.

— Любопытно, — признал он, на большее Фрисс и не рассчитывал. — Так что мне с тобой делать? Флоний тебе вводить нельзя, и так один флоний вместо крови. А ЭСТ-излучение на тебе отыгралось. В полдень я пойду на берег… а ты, Фриссгейн, пойдёшь обратно к своим сородичам. Ещё немного облучения — и ты до костей обуглишься. Хватит с тебя.

Он смотрел на Речника с тревогой и грустью. Фрисс почувствовал, как холод ползёт по его спине. Он не хотел сгореть в лучах — но и отступить в полушаге от цели он не хотел.

— Гедимин, ты думаешь, я так просто брошу тебя тут? На растерзание крысам и сожжение Сиджену?! Ты что, прекращаешь поиск?

Сармат пожал плечами.

— Ещё пара вылазок, и я уйду на "Флан". Зима близко, надо найти место для сна. Гвеннон согласен меня пустить. Весной продолжу… хотя я уже не уверен, что ищу правильно. Я в этом поиске теряю только время… а ты, знорк-ликвидатор, можешь потерять жизнь. Тебе-то это зачем?!

Фрисс не нашёлся с ответом. Ничего внятного, что сармат не принял бы за бред безумца, Речник сказать не мог. Оставалось надеяться, что он не выгонит Фрисса силой…

Снова тростники скрывали их укрытие, а ветер приносил редкие жёлтые листья и гнал их вниз по Реке. Гедимин всё не мог собрать воедино мелкие детальки — вертел вещицу и так и сяк, откручивал что-то и снова припаивал. Фрисс, глядя на эту странную штуку, не мог понять, чем это в итоге станет. Но, по крайней мере, сармат больше не отправлял Фрисса "к сородичам".

— Гедимин, ты говорил, что был на "Идис"… помнишь про неё что-нибудь? — задумчиво спросил Речник, согреваясь на заметно остывшем солнце после очередного купания. Сармат с большим сомнением посмотрел на него и еле заметно покачал головой.

— Технические данные… Тебе это навряд ли будет интересно. Там было сорок альнкитов, а вокруг станции — огромный завод. Добыча и переработка всего, что только можно было извлечь из-под земли… кроме урана — его я и возил туда.

— Великая станция… — кивнул Речник, пытаясь прикинуть размеры полумесяца из сорока альнкитов. — Но я не о технике. Сарматы оттуда… ты многих помнишь?

— Никого, — пожал плечами Гедимин. — Фриссгейн, как ты думаешь, с кем я там мог говорить? Я молча привозил уран, у меня его забирали, немного возни с документами — и всё, лети назад. Обычные сарматы… четыре тысячи на станции и в десять раз больше на производствах. Да, командир станции… вот его я однажды видел. Исгельт Марци, Древний Сармат, как и я. Только я во Вторую Сарматскую был космолётчиком, а он командовал базой на Марсе. Слышал, будто у него были проекты по подземному транспорту, но после войны пришлось о них забыть. И он занялся рудниками. А потом появились станции…

Фрисс озадаченно посмотрел на сармата, который снова что-то отвинчивал от своего создания. Подземный транспорт? Как бы это могло выглядеть? И почему Исгельт не закончил проект, когда получил свою станцию, а войны прекратились? И куда могли пропасть четыре тысячи сарматов посреди мёртвого города?..

"Даже Воин-Кот не может победить холод и безнадёжность Старого Города, — грустно думал Фрисс, глядя на темнеющее небо. — Даже он бессилен помочь нам… В этом месте, полном смерти, не найдёшь удачи…"

И снова они вернулись в тень холодных стен, чтобы подготовиться к дальней и опасной вылазке — на самый юг Города, в окрестности улицы Длинной, где властвовали хищные растения и зияли провалы десятков колодцев. Возможно, один из них вёл на станцию.

Зная о страхе Флервы перед кислотой, Гедимин запасся и веществом, и распылителем для него, и теперь осторожно приделывал к сфалту дополнительное сопло, баллон с хаштом, и соединял всё это с реактором сфалта. Как понял Речник из отрывистых объяснений, сармат собирался осыпать растение мельчайшей, но весьма горячей хаштовой пылью. Фрисс немного боялся, что эта пыль проест их скафандры, да и самих изыскателей превратит в решето. Гедимин похвалил его прозорливость и сказал, что поэтому он и возится уже третий день с соплом — пока именно так и получается. А надо довести оружие до ума, чтобы оно растворяло врага, а не владельца.

Фрисс, пока сармат доводит до ума оружие, мог бы сбегать и порыться в магазинах на улице Клер, и просил Гедимина отпустить его туда — но сармат резко воспротивился.

— Опять, как в порту, увидишь свет в глазах — упадёшь, забудешься, и растения тебя до костей обожрут, — сердито сказал он. — Не все ремонтники получают такое ЭСТ-облучение, как набрал ты. Теперь сиди в укрытии, никуда ты один не пойдёшь!

Речник был уверен, что облучение тут ни при чём, и никуда он не упадёт, но убедить сармата не смог. Надеялся только, что успеет заглянуть куда-нибудь по пути к логову Флервы. Или голос найдёт способ выйти на связь так, чтобы сармат в него поверил!

Этой ночью он ждал прежних тревожных, но непонятных снов. И ошибся. Перед его глазами был Старый Город, как бы сверху и со стороны. Он даже узнал здания, улицы, но они были невысокими, почти прозрачными, колеблющимися на ветру. А в центре, притянутое к земле тонкими нитками или цепочками, лежало самое странное существо, какое Фрисс когда-либо видел.

Оно целиком состояло из зелёного сияния, под которым угадывались контуры каких-то сооружений. У него были лапы, хвосты и усы, хотя Фрисс не взялся бы ни различать их, ни пересчитывать. Кажется, оно лежало на боку где-то между Рекой и Центральной улицей. Из зелёного света на Речника смотрели глаза, хаотично разбросанные по телу, и было их вроде бы сорок. А может, и больше. Ощущение от этого взгляда Фрисс узнал сразу. Глаза Стен! И взгляд обладателя голоса, от которого кости дребезжат… Он всё-таки показался Речнику.

— Все ушли, — голос существа обдавал жаром и отдавался в костях, и был это очень грустный и растерянный голос. — Они все умерли. Всё покинуто. Всё остановилось. Всё остыло. Только холодный металл. Такой долгий холод… Долгое ожидание. Никого нет. Никто не ищет…

Оно шевельнулось под своими путами. Фрисс увидел, что часть существа как бы погружена под город… даже логово Клоа в порту можно увидеть рядом с ним! А эти сооружения под его телом… это же купола альнкитов, трубы, ветвистые вышки… Речник сдавленно вскрикнул.

— Я знаю, кто ты! Ты "Идис", станция!

Существо шевельнуло десятком хвостов. Свечение стало ярким, почти нестерпимым.

— Я станция. Я "Идис". Мне холодно. Освободи меня. Проведи запуск. Долго жду. Слишком долго.

Фрисс в растерянности смотрел на существо. Почему оно ищет помощи не у Гедимина, а у него? Он даже не сармат! А, Бездна… Гедимин же в таком скафандре, что ракетой не пробьёшь, вот он и не слышит! И ведь не будет слушать, никогда не поверит… только выгонит Фрисса из города, если рассказать такой сон. Что же делать?!

— Подожди! "Идис", я хочу тебе помочь, — он старался говорить так, чтобы хоть станция поверила ему. — Но я не сармат. Я ничего о тебе не знаю. Если я буду запускать твои установки, то поломаю их!

Сорок глаз потускнели, сияние начало рассеиваться, а очертания развалин — сгущаться.

— Слишком холодно. Слишком долго. Никого нет. Древний Сармат не слышит. Этот не понимает. Долго ждать… долго…

— Постой! "Идис", я говорил Гедимину, что тебе нужна помощь! — крикнул Фрисс, надеясь, что существо ещё слушает его. — Он не поверил, он думает, что мне всё мерещится! Помоги мне доказать ему… показать ему тебя! Нам нужен вход к твоим установкам! Если Гедимин увидит вход, он сразу поймёт всё и поможет тебе! Он ищет тебя и только о тебе думает… "Идис", скажи, как нам до тебя дойти?

Кажется, станция мигнула всеми сорока глазами. Развалины растаяли вовсе, только со стороны Реки виднелись какие-то строения… да это же подстанция, где крысы делили ключ! А тут начинаются заводские строения, целый лабиринт, и среди них… вот же он, настоящий вход на станцию!!!

— Скажи Древнему Сармату. Поговорить бы с ним. Так одиноко тут. И так холодно. Есть ключ. Всё цело. Жду запуска. Скорее бы, — существо стремительно тускнело и таяло за силуэтами зданий.

— Спасибо, "Идис"! — успел крикнуть Речник, вылетая из сна обратно в явь мёртвого города. — Мы поможем тебе. Непременно поможем.

Это уже никуда не годилось. Не то что крысы — сама станция говорит с Фриссом, а сармат слеп и глух под своей бронёй! Хоть сам иди и запускай те альнкиты… навряд ли они это переживут, а если и переживут — то что Фрисс будет делать с целой сарматской станцией?! Нет, надо вытащить Гедимина в заводские строения, хоть там миллион крыс, и ткнуть его носом в "Идис". Пусть они между собой и беседуют, а Речнику мозги выжигать незачем.

С утра Фрисс, по возможности скрывая волнение, попросил у Гедимина карту. Сармат немного удивился, но дал — сам он всё пристраивал хаштомёт к сфалту, получалось не очень, и ему было не до странностей Речника.

Фрисс легко нашёл то, что ему показывала станция — вот Заводская улица, главный вход, полуразрушенная подстанция во дворе, а вот тут, в схематично начерченной мешанине обломков завода, скрывается вход. И оттуда Конт и Вилзан украли ключ, который не успели использовать.

— Гедимин! — Фрисс повернулся к сармату. — Раз у тебя не получается оружие против Флервы, мы можем сделать одну вылазку — в два раза ближе и без растений?

— Хм… Если ты про улицу Клер, то подожди — я только начал понимать, что не так с этим соплом, — рассеянно ответил Гедимин, рассматривая сфалт со всех сторон. — Завтра сходим… там почти чисто, даже некоторые металлы можно брать.

— Нет, не за кладами, — твёрдо сказал Фрисс. — К главному входу на завод. Мне кажется, надо поискать там. Можешь завтра туда выбраться?

Гедимин долгим взглядом посмотрел на него, положил сфалт на плиту и сел рядом.

— Так. Рассказывай, что ты надумал?

— Как — что? Обыскать место, где мы ещё не были из-за Стинка и его крыс, — взгляд Речника выражал только удивление. — Мне пришло в голову — а что, если ты искал немного западнее, чем нужно? А если сместиться к востоку, твои приборы как раз и найдут… всё, что нужно. Там много пятен излучения, много дыр в земле — мы могли просто не там искать!

Гедимин смотрел на него задумчиво.

— Мы в этом крысятнике уже были. Тебе не хватило общения со Стинком?

— Гедимин! Ну да, там крысы. И что, из-за кучки крыс мы упустим возможность найти целую станцию?! — возмутился Речник. — Только подумай, как это будет глупо и нелепо — не найти "Идис" из-за того, что она была немного восточнее, а сармат, повелитель энергии атома, испугался крысы-мутанта!

Взгляд сармата стал ещё более задумчивым и недоверчивым.

— Хорошо сказал, Фриссгейн. Даже и про энергию атома. Но лучше бы сказал, что ты скрываешь. Опять ЭСТ-излучение кипятит мозги?

— Мне что-то кажется, что это я ищу станцию, а не ты, — Речник вздохнул. — Мы потратили уйму времени, обшаривая руины. Теперь ты не хочешь потратить день на вылазку. Я что, прошу тебя о невозможном?!

Гедимин покачал головой, подобрал сфалт и стал откручивать от него лишнее сопло.

— Хорошо, Фриссгейн. Я могу потратить день, чтобы ты успокоился. Собирайся, сейчас пойдём и убедимся, что тебе всё померещилось. И если хоть что-то будет не так, я тебя из Города выгоню силой…

Эти сборы много времени не заняли. Гедимин — с тяжёлым вздохом и выразительным взглядом — даже спустился в комнату для дезактивации и взял с собой ключ, отбитый у Вилзана.

— Заводская улица… Как бы обойти и Фойстов, и Стинка без лишнего шума? Сейчас прикину… Снова проверю подземелье и отправлю сигналы, а ты… ну, ты знаешь, что делать. Накопители не трогай, руку оторвёт.

Фрисс думал, что привык уже к Старому Городу, но нет — обелиск на Площади Памяти и чёрные фигуры, рассечённые когтями демонов, на Площади Победы так и казались ему очень страшными и полными враждебной силы. Крысы почему-то не кишели на космодроме — наверное, Стинк отправил их в очередной завоевательный поход против Иреглана или Наири. Фрисс и Гедимин тихо прошли мимо здания с "Энергией Атома" — возможно, тут создавалось Старое Оружие? Фойсты не стали нападать, хотя чей-то свирепый взгляд из окна долго преследовал Речника. Может, сила Гедимина и его оружия впечатлила их?

— Мы здесь — самые опасные существа, Фриссгейн, — усмехнулся Гедимин на это предположение. — Но стае крыс это безразлично. А зарослям Флервы — тем более.

Улица, отделяющая поселение Фойстов от завода, называлась Сарматской. Фрисс давно хотел увидеть её. Здесь дома были ниже, над крышами возвышались ветвистые вышки, серебристые стены покрывал строгий чёрный узор, над дорогой нависали многочисленные крытые мосты… Две живые дороги тянулись внизу. Больше не было ничего. Даже вывесок и щитов с символами.

Странно было думать о том, как жили сарматы вдали от какой-либо станции! Наверное, они работали "на производствах", как сказал Гедимин. Такое тоже бывало. И страшно было думать о том, как погибли жители этой улицы. Стены практически не обгорели и не оплавились, значит, Пучок прошёл в стороне, и быстро "сгореть в атомном огне" эти сарматы не смогли…

— Гедимин… Скажи, как вы поступаете с останками своих умерших? — тихо спросил Речник.

— От нас не остаётся ничего, с чем надо как-то поступать, — неохотно отозвался Гедимин. — Мы распадаемся на пепел и воду.

Речник замолчал и долго об этом думал. Такого он ещё не слышал — ни от Халана, ни от сарматов Реки.

Стоило им повернуть на Восточную улицу, как дорогу перебежал крысиный отряд — несколько здоровенных серых крыс, несколько бурых и десяток мелких разведчиков. Бежали они быстро, по сторонам не оглядывались, и Гедимин даже не стал стрелять им вслед.

— Слишком светлая шерсть у этих серых, — пробормотал он. — Не видел таких. Поседели с горя, что ли?

— Так у Стинка вроде одни радости, с чего им седеть? — хмыкнул Речник. Крысы примерно такого оттенка дрались когда-то у подстанции… возможно, Гедимину было не до их разглядывания.

Они свернули в переулок с глухими стенами, и Фрисс наконец увидел подстанцию с разрушенной стеной, к которой когда-то вышел наугад. Сегодня там никто не дрался. Кольца-накопители так и лежали в беспорядке, даже крысы не растащили их.

— Главный вход наверняка охраняется так, что муха не пролетит, — задумчиво сказал Гедимин, остановившись у подстанции. — Не уверен, что в одиночку справлюсь с тысячей крыс. Даже если остальные не прибегут им на помощь. Придётся резать стену…

— Так опять — будут вспышки, жар, брызги расплава, все крысы сбегутся. Может, поищем, где перелезть? — предложил Фрисс.

— Фриссгейн, в принципе, я перелезу где угодно, а ты можешь повиснуть на плечах, — ответил сармат и немного нахмурился. — Но потом за нами погонятся крысы, и если ты отстанешь, то останешься в ловушке. Я могу и не успеть.

— Гедимин, я не отстану. А крысы всё же заметят нас не так быстро, — заверил Речник. Ему очень хотелось посмотреть, как бронированный сармат перелезет через заводскую стену. Он почему-то не сомневался, что перелезет, и бесшумно, и очень быстро.

Очень скоро они попали за стену, и крысы не встретили их сразу у заводских строений. Даже воплей не слышалось из лабиринта зданий, и никто не зыркал сквозь щели в крыше. Гедимин выдвинул "усы" дозиметра — и резко выдохнул.

— Излучение слабое, но спектры очень и очень знакомые. Может быть, ещё одна пещера Клоа, но местность требует проверки. Фриссгейн, ты, кажется, был отчасти прав…

Фрисс сдержался и не показал, насколько он рад — но воспользовался тем, что подозрительность сармата уменьшилась, и быстро задал вопрос:

— Гедимин, а может существо состоять из зелёного сияния, быть многолапым, многохвостым, многоусым — как твои приборы — и ещё сорокаглазым? И быть огромным, как весь этот завод?

Сармат повернулся к нему так резко, что Речник отступил на шаг.

— Ты где его видел?

— Привиделось. ЭСТ-лучи, знаешь ли… — Фрисс развёл руками. — Вот и мерещится. Что, бывают такие?

— Бывают… Вот только ты никак не мог его увидеть — ни под ЭСТ-лучами, ни под гаммой, — нахмурился Гедимин. — Это лучистый хранитель. Станция, то, что живёт в ней. Именно сорок глаз?

— И ни одним меньше, — кивнул Речник. — Красивое, но очень грустное. Жаловалось на холод и одиночество. Гедимин, вот ты стоишь, а крысы тебя видят…

Сармат странно посмотрел на Фрисса и поднял руку, будто хотел придержать его за плечо, но сказать не успел ничего.

— Кьяа!!! — панический вопль прорезал тишину. Фрисс бросил взгляд на крышу — и увидел знакомую полосатую шкуру. Конт?!

— Кьяа! Враги! Враги! — заверещал Конт и стрелой промчался по крыше куда-то вглубь завода. Похоже, и он узнал тех, от кого еле спасся на подстанции…

"Плохо, что там Конт, и хорошо, что там станция," — успел подумать Фрисс, выхватывая оружие и пронзая насквозь бурого разведчика. Мелкие крысы, кажется, ни в грош не ставили свою жизнь! Это существо даже не стало дожидаться подмоги — просто вылетело на крик полосатого переростка и очертя голову бросилось на врага.

— Кьяа! Убийцы! Убили Вилзана! Те! Там! Украли ключ! Ключ станции! Кьяа!!! — верещание Конта доносилось издалека, но так явственно, будто голосил он над ухом. Фрисс и Гедимин переглянулись — и быстро пошли на крик.

— Окка! Окка! — зацокало что-то на крыше, и Фрисс оказался отброшен с прохода и прижат к противоположной стене, а над его головой пролетел пласт рилкара и раскололся о мостовую. Навстречу пролетел тонкий плазменный поток, и крыша небольшого строения вдруг сложилась пополам и провалилась внутрь. Изнутри заверещали на сотню голосов.

— Фриссгейн, не задерживайся под стенами! — бросил Гедимин и срезал выстрелом кусок стены, преграждавший проход. Опережая падение куска, из-за стены вылетели серые крысы в клочьях шерсти и кусках чешуи. Одну Фрисс зарубил, другая вцепилась зубами в меч — и стекло тонко зазвенело. Речник с холодеющим сердцем вырвал меч из пасти врага — треть клинка просто откололась, и хорошо, что остался острый обломок!

— Отойди, Речник. Прикрой мне спину, — попросил сармат и быстрым движением сдвинул с оружейного сопла одну насадку и выдвинул другую — широкую, но сплюснутую. — Сейчас будет жарко.

Он шагнул из-за стены на открытую площадку — и Фрисс увидел, как оружие в его руках медленно опускается. Речник бросился туда же — и сам опешил, хотя уже видел эту картину во сне. Всё было точно так же, только близко, отчётливо и наяву.

Длинное сооружение с плоской крышей и каскадом ступеней вместо стен, тёмно-тёмно-синее, блестящее, без единого скола и потёка, выступающее из земли как бы наискось… и круглый жёлоб входа со ступенями, уходящими в глубину, на две трети закрытый раздвижными дверями, такими же тёмно-синими. А над самым провалом входа — тлакантские письмена, того же ярко-рыжего цвета, что мех Воина-Кота, и Фрисс без словаря знал, что означает надпись. "Идис"…

Гедимин посмотрел на Речника, но ничего сказать не успел — раздражающие крики из жёлоба вдруг затихли, что-то с той стороны тихо щёлкнуло, и Фриссу пришлось прокатиться по земле. То, что пролетело над ним и слегка задело Гедимина, а потом снесло полстены за его спиной, можно было принять и за ракету. Но это был лишь снаряд для баллисты. Зато большой.

Гедимин выстрелил, но второй снаряд помешал ему как следует прицелиться и отвёл плазму в сторону — она полоснула по дверям, но тех брызг, которые долетели до крыс, "поймавшим" хватило. Фрисс послал следом молнию. Он очень жалел, что не видит самой баллисты — вот её бы вывести из строя! Крысы на молнию ответили нестройным залпом гранёными иглами, Гедимин заслонил собой Речника и принял иглы на себя. Почему-то он не решался стрелять в жёлоб… Фрисс высунулся из-за его спины и отвесил горе-стрелкам ещё одну молнию.

— Кьяа! Воры! Убили Вилзана! Украли ключ! — Конту молний не хватило, плазма не долетела, и он ещё чего-то жаждал. Выскочив на верхнюю ступень, полосатый крыс высоко подпрыгнул, указывая на Фрисса.

— Отдай! Наш ключ! Где он?!

— Выкинули, — ухмыльнулся Речник. В провале оглушительно заверещали, и Фрисс с ловкостью кошки спрятался за рилкаровой платформой. Очень своевременно. Баллиста была не одна, и в пролом между заводскими строениями угодили сразу два снаряда. Один просвистел точно над головой Речника, но упал далеко за платформой, и ему ещё хватило силы что-то разрушить. Фрисс не стал смотреть, что именно. Краем глаза он увидел, что Гедимин упал, и кинулся было на помощь, но вовремя разглядел, что сармат тоже прилёг за выступ местности — и оттуда выстрелил в провал. Будто огненная метла прошлась по ступеням — все, кто не успел распластаться в самом низу, рассыпались пеплом. А потом с оглушительным лязгом сомкнулись двери — и запоздалый плазменный выстрел только оставил на них пузырящуюся полосу фрила. Гедимин встал из-за выступа местности — и тут же два десятка стрел ударились о его броню. Одна даже сбила заклёпку, но там был не один слой брони…

— Кьяа! Чужак! Прочь! Станция — наша! — крикнул кто-то из-за двери, и следующая порция стрел свистнула в воздухе. Металл был непрочным, пористым, облучённым, но незащищённое тело пробил бы насквозь, прежде чем рассыпаться в ране…

— Посмотрим, — негромко, но очень зло сказал Гедимин и швырнул в дверь глыбу рилкара. Едва она ударилась о створки, как её догнала струя плазмы. "Инструмент для сварки," — вспомнилось Речнику, и он впервые увидел, как это выглядит. Сармат прошёлся плазмой по стыку дверей, размазывая пласт рилкара сверху донизу. Крысы ответили выстрелом из баллисты и градом камней — видимо, подтащили камнемёт. Фрисс добавил бы им электричества, но не нашёл, в какую щель кидать. Гедимин успел бросить ещё кусок рилкара, прежде чем опять прилёг за обрушенную стену — тут не получилось залить весь стык, пришлось расплавить глыбу под дверью. Так или иначе — пузырящийся рилкар быстро остывал, а открыть двери до того, как они схватятся намертво, крысы разумно не решались.

— Кьяа! Убьём!!! — похоже, кто-то внутри понял замысел Гедимина, и последний снаряд из баллисты пришёлся точно в цель — упал на сармата сверху. Броня загудела, Фрисс подумал плохое и в отчаянии бросил молнию уже наугад, Гедимин молча вывернулся из-под бревна и ловко отполз за стену. Оттуда он поманил Фрисса — и они, петляя в лабиринте обломков, добежали до стены и перемахнули на другую сторону. За ними никто не гнался — хорошо заваренную дверь не так легко открыть! Десяток камней и стрелок просвистел над головами, но этим и ограничилось. Если кто и сидел за пределами станции, в развалинах завода, то благоразумно предпочёл не лезть к озлобленному сармату. И к Речнику заодно.

Гедимин остановился у подстанции. Фрисс догнал его и посмотрел на него с тревогой — всё-таки бревно, упавшее сармату на спину, было тяжёлым, и первый выстрел ему левую руку задел… и повредил, судя по тому, как сармат её держит. Уцелел ли дозиметр?

— Ты сильно ранен? — встревоженно спросил Речник — ему не нравилось молчание сармата.

— Фриссгейн… — тот вздохнул тяжело и прерывисто, будто хотел сказать что-то, но не мог подобрать слов. Речник сильно смутился и быстро предложил:

— Гедимин, поговори с "Идис"! Вот наверняка она сейчас на тебя смотрит! Может, она выгонит этих наглых крыс… они же нас туда не пустят!

— Мда, слишком умные там крысы… Недаром на станции живут, — пробормотал Гедимин, глядя куда-то мимо Речника. А потом пришло время Фрисса удивляться беспредельно. Сармат, который даже в безопаснейшем месте на берегу Реки не решался на большее, чем убрать щиток, закрывающий глаза, — здесь, у лучащейся подстанции, безбоязненно снял шлем. Точнее, разделил его на тонкие полосы и втянул в броню — Фрисс не уследил точно, какие заклёпки он при этом сдвигал… Впервые Речник увидел его без шлема — всё лицо, не только глаза.

— Гедимин Кет вызывает "Идис", — тихо сказал сармат. И этого оказалось достаточно.

Его глаза расширились, а потом он схватился за голову, зажмурился и сполз на землю по стене подстанции. Зелёные лучи протянулись к его вискам, и похоже, что прикосновение их было очень болезненным. "Идис" была явно не в духе… может, из-за стрельбы по ней, а может, из-за долгого невнимания со стороны сармата. Фрисс уже шагнул к упавшему, чтобы попробовать успокоить станцию, но Гедимин и сам справился.

— Убьёшь меня — твои альнкиты будут запускать крысы, не иначе, — прошептал он, корчась под стеной. Лучи пропали, как не было, сармат утёр лоб и поднялся с земли. Он с кем-то ещё говорил, глядя в пустоту, иногда кивал, и жёлтые глаза еле заметно искрились.

— Благодарю тебя, хранитель атомного огня, — тихо сказал он, склонив голову. — Это большая честь для Гедимина Кета. Ты уверена? Не передумаешь в миг запуска? Ах-ха… Это хорошо сказано, хранитель… Что же, жди нас в гости. Ключ у нас свой…

Он снова провёл рукой по заклёпкам на плечах, и шлем сомкнулся над его головой, как купол из многих лепестков. Сармат опустил на глаза тёмный щиток и повернулся к Речнику.

— Ты примешь мои извинения, Фриссгейн? До того, как мы спустимся на станцию? Боязно прикасаться к альнкитам, имея такую вину за спиной… Я постараюсь искупить её, Фриссгейн.

— В чём вина, Гедимин? В том, что ты защищал и оберегал меня всю дорогу — от врагов, от злых лучей, от помрачений разума?! — Фрисс сжал в ладонях руку сармата, по-прежнему вывернутую неловко… всё-таки его ранил тот снаряд. — Забудь. Нет за тобой вины. Скажи, что решили вы с "Идис"?

— Запасной вход — мимо всяческих мутантов к главному щиту, — прошептал сармат. — "Идис" прокладывает сейчас туннель к поверхности… Ну вот, осталось немного.

Что-то тихо, но настойчиво гудело под землёй в десяти шагах от подстанции. Гедимин сейчас смотрел именно туда, и Фрисс тоже туда повернулся.

— Вы просто замечательно договорились! — прошептал Речник, сверкая глазами. — А крысы? Она поможет нам выгнать крыс?

Гедимин покачал головой.

— Это нам придётся помочь ей. Реакторы остыли пять с половиной тысяч лет назад. Энергии на станции почти нет. Лишней — вовсе нет. Пока не запустим альнкиты, хранитель нас даже защитить не сможет. Не убирай оружие, Фриссгейн. Что с твоим куском стекла? Вроде был длиннее.

— Крыса погрызла, — вздохнул тот. — Ничего, справимся. Тебя снарядом не сильно придавило?

Гедимин только отмахнулся. Между тем рилкаровая плита за подстанцией вдруг треснула с оглушительным грохотом, раскололась и разлетелась в стороны. На её месте появился наклонный жёлоб — в таком же блестящем синем покрытии, как и главный вход. Из пола туннеля выдвинулись ступени. Несколько осколков рилкара упало в жёлоб, и воцарилась тишина.

Сармат вошёл первым. Высота жёлоба рассчитана была на его рост, ему даже пригибаться не пришлось. Фрисс осторожно ступил на лестницу вслед за ним.

По туннелю разливался тусклый искусственный — но не пугающий ирренциевый — свет, пахло резко и остро — нагретым фрилом, странными растворами и ещё чем-то неопределимым, но несущим опасность. Гедимин посмотрел на дозиметр — и жестом остановил Речника.

— Стой тут. Сейчас буду, — тихо сказал он, очень быстро уходя за поворот. Оттуда послышался смачный хруст, тихий шелест, и навстречу Фриссу повеяло свежим воздухом. Гедимин выглянул из-за поворота и поманил Речника к себе.

— Свет не гас тут все пять тысяч лет? — еле слышно спросил Фрисс, выглядывая световые пластины на тёмно-синих стенах. По стенам тянулись ярко-оранжевые узоры — волны, спирали, извивы…

— Последние капли энергии погасших альнкитов, — так же тихо и печально ответил сармат. — Сейчас выйдем к главному щиту управления. Этот ход — только для нас, а вот дальше начнётся крысятник. Помни — моё оружие тут не поможет, я не могу стрелять на станции. Что-нибудь задену — все тут и останемся…

Фрисс стиснул зубы. Вот так так… "Аойген, уж не знаю, за что ты на меня обиделся — но хотя бы против крыс помоги нам, а? За мной не заржавеет…" — грустно подумал он. И ещё подумал, что зря не мотал на ус жреческие премудрости… сейчас бы умел правильно говорить с богами…

Тайный коридор закончился, они тихо миновали несколько перекрёстков — все двери были открыты и сломаны или забиты мелким щебнем, чтобы не закрылись обратно, на полу лежал песок с городских мостовых и даже хлопья ржавчины. Крысы тут похозяйничали, но даже Речник видел, что все трубы, плиты, светильники и тем более механизмы в стенах совершенно целы и даже работают, обеспечивая свет и ток воздуха. У могущественной местной стаи было великолепное логово, даже цитадель Стинка на заброшенном заводе не могла с ним сравниться…

— Щит, — коротко сказал Гедимин, войдя в широкую и светлую комнату. Станция потратила на освещение здесь куда больше энергии, чем на коридоры. Пол был в пыли, но не в песке — тут просто никто не ходил, и хорошо, если не все пять тысяч лет!

В песке и пыли Фрисс немного разбирался. А вот огромный и сложный пульт, полумесяцем протянувшийся вдоль стены со множеством тёмных экранов, был ему совершенно незнаком, чужд и непонятен. Поэтому подошёл он к пульту сбоку и неспешно, убрав руки на спину и с жадным любопытством наблюдая за действиями Гедимина. Тот тоже замер на секунду, но быстро опомнился, сдвинул в сторону отмеченную какими-то значками пластину под самым большим экраном, в прорезь под ней осторожно опустил погрызенный стержень с ирренцием внутри и задвинул пластину обратно. Тихий свист и щелчок отметили начало запуска… если не станции, то какой-то её части. Речник видел, как медленно посветлели боковые экраны, а потом и самый большой окрасился в цвет ЭМИА-лучей, и тёмные знаки проступили на нём. Гедимин судорожно вздохнул и медленно прочитал тлакантскую надпись:

— "Идис" рада пробуждению Исгельта Марци. Командир, ты что-то заспался… Это кто-то из них подготовил для встречи… только некому было прочесть… Фриссгейн! Мне нужна твоя помощь.

Обращение было таким неожиданным, что Речник удивлённо моргнул, но ответил с готовностью:

— Что сделать?

— Встань у двери — там узкий проход — и постарайся не пускать сюда крыс, пока хватит твоих сил. Если не хватит совсем — отступай, зови меня, не жди, пока сожрут… но удержи их, пока сможешь. Мне нужно время, чтобы спокойно разобраться с управлением и провести запуск, а не взрыв станции. Справишься?

— Гедимин, разбирайся, я тебя прикрою, — кивнул Речник и встал посреди коридора. Со стороны перекрёстка уже доносились вопли — "окка", "кьяа" и прочее — про убийц, воров и монстров. Ну вот и дожили — драная крыса-мутант-переросток называет Речника, воина Реки, монстром! Да кто бы пищал…

"Пусть их. Главное, чтобы Гедимина под руку не толкнули. А то верно — все тут останемся," — хмуро подумал Фриссгейн и поднял мечи…

Только одно порадовало Речника — в эту узкую дыру крысы не смогли притащить баллисту. Когда первые из них появились в конце коридора, Фрисс тут же метнул молнию — одна стрелка из облучённого металла сломалась о стену в двух шагах от него, и на этом крысиная стрельба закончилась. Верещание в сто глоток было таким оглушительным, что Речник отдельных воплей не разбирал — кажется, кто-то прогонял стрелков прочь и приказывал навалиться на чужака всей толпой, начиная с самых крупных. И они навалились, и даже молнии остановить их не смогли.

На третьей молнии Речник понял, что колдовать дальше опасно — настоящим магом он не был, обладал всего каплей Силы и всю её сегодня израсходовал. А дальше началась свалка, и Речник менее всего хотел сейчас упасть — поскользнувшись ли в кровавой луже, под весом ли крыс или от меткого укуса за сухожилия… Очень скоро ему порвали скафандр и даже прокусили броню из толстой кожи товега, острый обломок меча треснул ещё раз и превратился в тупой, новые крысы перескакивали через тела убитых или вставали на них, чтобы дотянуться до шеи Речника. Он рубил и колол, и оттаптывал конечности и хвосты, и отбрасывал мелких врагов прочь пинками, очень скоро потерял счёт убитым — и укусам, нанесённым ему самому.

— Кьяа! Умри! Станция — наша! — завизжал кто-то на перекрёстке, и крысы метнулись в стороны, к стенам, даже вверх по гладкому фрилу, освобождая кому-то дорогу. Огромная чёрная крыса в подобии фриловой брони мчалась прямо на Речника. Он плюхнулся на пол, сжимая клинки в руках и упирая рукояти в пол. Стекло затрещало от силы удара, Фрисс вместе с врагом проехался по полу, его вынесло к щиту управления под торжествующий визг — а следом хлынули крысы. Хлынули — и остановились в паре шагов от входа, будто связанные магическим барьером.

Фрисс поднялся на ноги, вырвал остатки мечей из тела гигантской крысы, бросил взгляд на лохмотья, которые болтались ниже колена — всё, что осталось от скафандра, на прорехи на груди — крыса-гигант разодрала скирлин, содрогаясь в агонии — отступил на шаг и встал у пульта, сжимая окровавленные клинки.

— Наша!!! Кьяа! Хамерхет правит! Всё — наше! Сармат! Убьём! Не смей!!! — ещё одна чёрная крыса стояла среди серых — они рядом с ней казались мелюзгой — и, не обращая внимание на Речника, смотрела в сторону пульта. В её вопле было столько ужаса, что Фрисс невольно перестал глядеть на крыс и повернулся к Гедимину.

Сармат стоял у экрана, едва касаясь пальцами сверкающих кнопок, и сквозь тёмный щиток на глазах смотрел на крыс. Он даже не потянулся к оружию.

— Ваша, твари? Ваша?! Это наша станция — или ничья! — крикнул он в ответ. Фрисс никогда не слышал от сармата яростных, почти безумных криков… и Речнику стало очень холодно и очень страшно.

— Убери руку! Уйдёшь живым! — поспешно завопила крыса, и серые поддержали её нестройными визгами. — Не трогай станцию! Нельзя!!!

— Помешай мне, если сможешь, — бросил сармат и отвернулся. Речник сделал пару шагов вперёд, чтобы защитить его от неминуемого нападения — но крысы лишь заверещали громче, подпрыгивая на месте. Что-то удерживало их в отдалении от управляющего щита…

Тихий гул пронёсся по комнате. Экраны за спиной Речника вспыхнули золотым и алым.

— Все системы готовы к запуску. Все альнкиты готовы к запуску! — громко и чётко объявил металлический голос. Одна крыса с воплем кинулась к пульту — и, не долетев, задымилась и упала замертво. Гедимин с силой нажал на небольшой рычаг — так, что тонкий металл заскрипел, выгнулся и треснул.

— Кьяа!!! Безумец! Это смерть! — крикнула чёрная крыса, тревожно озираясь. Из-за спины Речника полыхнул кроваво-алый огонь, отразившись в полированных стенах и в зрачках врагов.

— Наша — или ничья, — негромко сказал Гедимин, вдавливая в щит ещё два рычага. — Выход на полную мощность — начинается.

Алый огонь становился всё ярче. Стены начали дрожать с негромким гулом, потом завибрировал пол.

— Предельная мощность, — объявил металлический голос. — Выход на предельную мощность завершён. Первый круг охлаждения не задействован. Второй круг охлаждения не задействован. Начинается расплавление накопителя.

"Что делать дальше?" — так и хотелось дополнить Фриссу. Но голос больше не сказал ничего. За него всё сказал оглушительный, неживой и очень страшный вой, наполнивший собой и комнату, и коридоры. Вой на множество голосов.

Речник резко обернулся — он не понимал знаков на кроваво-красных экранах, но ужас, почти видимый, льющийся с каждого экрана и с каждой стены, он чувствовал кожей. Неизмеримая сила рвалась на волю. Фрисс посмотрел на Гедимина — тот стоял у щита и молча смотрел на крыс.

— Ае! Сармат-безумец! Ты всё взорвал — зачем?! — пока Фрисс смотрел на экраны, в коридоре появилось очень много крыс, в том числе и полосатая верхом на чёрном гиганте. Она-то и кричала, глядя на сармата с растерянностью и ужасом.

— Взрыв! Всё гибнет! Всё!!! — перекрывая вой сирены, завопили чёрные — и ринулись наутёк. Фриссу показалось, что стена плавится и стекает каплями. Ужас был слишком силён — Речник даже пошатнулся, но устоял, сделал небольшой шаг и встал рядом с сарматом. Тот прерывисто вздохнул.

— Лучше взрыв, чем ваши лапы, — тихо сказал он. — У вас пятнадцать секунд, пока я держу альнкиты. Не хочу уйти в атомный огонь за компанию с кучкой мутантов. Убирайтесь.

— Бешеный сармат! Безумное чудовище! Убийца! Ае! Уходим! Уходим! — полосатый предводитель дал пинка чёрному гиганту, и поток крыс из коридора устремился вверх по тайному выходу. Фрисс смотрел им вслед, но сам не мог двинуться с места. Темнота и вспышки в глазах сменяли друг друга в такт предсмертному вою сирены и пульсации стен. Красный огонь сменится неистовым белым… а потом зелёным, но Фрисс этого уже не увидит. "И крысы, и Фойсты, и Тенсен с Найгисом, — отстранённо подумал Речник, опускаясь в мягкое кресло, кем-то поставленное у пульта — да так и забытое. — Хорошо, если не зацепит сарматов "Флана". Вот и весь наш поиск… вот и все приключения. Не думал, что умру именно так. Надо сказать что-нибудь Гедимину… он искал "Идис" — и нашёл для того, чтобы с ней умереть… Глупо всё как-то вышло…"

Темнота плыла перед глазами. Всё сооружение содрогнулось — где-то с грохотом закрылись все ворота, запечатались все люки, отрезая станцию от города. "Лучше бы мы её и не находили," — подумал Фрисс, уже мечтая о тишине — пусть даже перед ней неистовая вспышка сожжёт его до костей, но этот вой ужаса и боли он дальше слушать не может…

Казалось, прошла вечность. Потом из темноты проступили очертания экранов, узоры на стенах, кнопки и рычаги. Вокруг стояла мёртвая тишина. Фрисс боялся шелохнуться и даже перевести взгляд на сармата — а ну как сейчас полыхнёт… или уже всё взорвалось, а он и не заметил? И угодил вместе со станцией и "бешеным сарматом" в сарматский мир мёртвых — в вечно сияющие и обугленные Пустоши Васка?! Вот уж приключение так приключение…

— Впервые вижу, чтобы туннели прокладывали так быстро, — тихий голос Гедимина заставил Речника подпрыгнуть на месте. Ничего не было — ни обломанных рычагов, ни алого марева на экранах… бесшумно мигали огоньки, непонятные Речнику, но совершенно безопасные на вид сооружения сменяли друг друга на экранах, а Древний Сармат сидел в кресле и с интересом изучал их, иногда нажимая кнопки и заставляя изображение смениться. И ничего не взрывалось…

— Фриссгейн, посмотри — "Идис" уже протянула трубу к Реке и вот-вот закончит фильтрацию воды. Она запитала малые двигатели с накопительных сборок, тут ещё было немного энергии. Если так и дальше пойдёт, мы запустим альнкиты собственного питания… их тут два — целых два альнкита, чтобы обеспечить энергией саму станцию! Даже "Налвэн" обходился одним… По счастью, крысы до них не дотянулись. Проверить не помешает, но я не вижу ни явных нарушений, ни скрытых… Так! Фриссгейн, что ты сверлишь меня взглядом? — поинтересовался Гедимин, прервав неспешные рассуждения. Он убрал тёмный щиток с лица, жёлтые глаза искрились в неярком свете экранов. Фрисс заглянул в них — но мысли сармата, как всегда, были хорошо скрыты.

— Гедимин! — Фрисс рывком поднялся на ноги. — Мы что, не взорва…

Рука сармата до боли стиснула его плечо. Речник подумал, что сейчас ему что-нибудь сломают.

— На станции таких слов не говорят, — тихо предупредил Гедимин. — Нет. Нечему было. До запуска ещё ждать и ждать — тут одни системы охлаждения пока проверишь…

— Так не было запуска? Ты не запускал всё на полную мощность? И взры… то есть, ничего не было? А что тогда это было?! — Фрисс не был альнкитом, но от взрыва сейчас был недалёк.

— Фриссгейн, так ты серьёзно думал, что я могу подвергнуть станцию опасности? Что я совсем потерял разум? Так… я в самом деле выгляжу со стороны, как бешеная крыса без капли мозгов? — Древний Сармат смотрел растерянно и огорчённо. — Я выгонял крыс, а хранитель атомного огня помог мне. И пугать тебя я не собирался.

Фрисс хотел что-то сказать, но только вздохнул. Стянув шлем, он подпёр щёку ладонью и задумчиво поглядел на сармата.

— И все эти огни, и сирена, и гул земли… "Идис" совсем тебя признала, Гедимин, что позволила так шутить! Угробишь ты меня так, повелитель энергии атома…

Гедимин растерянно хмыкнул.

— Ты даже с места не двинулся. Я думал, ты всё понимаешь… если ты видел всеобщую гибель — почему ты не пытался бежать, Фриссгейн?!

— Бежать — и оставить тебя тут, одного, в сердце звёздного огня?! Я, знаешь, тоже не крыса! — возмутился Речник. — Так выходит, станция уже твоя, Гедимин? И ты поднимешь её наверх, и она снова согреется и оживёт?

— Да, Фриссгейн. "Идис" выйдет из холода и забвения, — кивнул сармат, коснулся ещё нескольких кнопок и перебросился парой слов с металлическим голосом. Речь шла о проверке каких-то ещё защит, сборок и накопителей. Фрисс радостно улыбнулся. Вот и завершён легендарный поиск пяти тысячелетий! Будет что рассказать и внукам, и правнукам…

— Вот оно что… Ага, тогда с реакторного накопителя и разожжём, — кивнул собственным мыслям и экрану сосредоточенный Гедимин. — Аттаханка…

Он осторожно подвинул на себя один из двух рычажков, окрашенных в ярко-оранжевый. Речник затаил дыхание и придвинулся к экрану. Потом он говорил, что так не волновался даже тогда, когда всё грозило взорваться…

Ничего не затряслось и не завыло — но даже Фрисс кожей почувствовал, как стены наливаются теплом, как медленно разгораются светильники по всем коридорам, как пять тысяч лет пылящаяся без дела техника разминает стальные "лапы", как сияющая кровь наполняет невидимые жилы станции. Здесь жила одна из самых больших сил мира — и сейчас она начала пробуждаться…

— Гедимин… Это альнкиты включились, да? — еле слышно спросил он. — Все сорок?

— Не так всё быстро, Фриссгейн. Сейчас набирают мощность самые слабые альнкиты "Идис". Их два, и они должны дать энергию всем двигателям и механизмам станции… я буду готовить её к подъёму, — ответил Гедимин, прислушиваясь к току силы где-то под куполами альнкитов. — Это займёт время… пока наполнится накопительная сборка, пока прогреются механизмы подъёма… Ты заметил — уже сейчас свет, тепло и вентиляция получили достаточно энергии?

— Да… А ничего не случится с альнкитами при подъёме? — вдруг испугался Речник. — Их вроде нельзя трясти?

— Они рассчитаны на работу при подъёме и спуске, — покачал головой сармат. — Это что… ещё придётся запустить два безоболочника, а я ничего о них не помню. А без них мы сквозь город не проломимся, такие дела… Впрочем, это уже не твоя забота, Фриссгейн, тут я справлюсь. Прими мою благодарность, изыскатель, если она хоть чего-то стоит…

Речник хотел ответить, но не успел. Древний Сармат опустился на колени перед ним — только так они могли сравняться ростом — и крепко обнял Фрисса. Тот боялся шевельнуться — и тяжесть, и сила бронированных лап были ему знакомы — и чувствовал жар, исходящий от чёрной брони, и то, что сармат дрожит от волнения. Гедимин судорожно вздохнул, отводя глаза, и Фриссу померещился блеск под веками… это Гедимин-то плачет, тот, кто без звука переносил удары стрел и снарядов?!

— Ты нашёл станцию, Фриссгейн. Только ты. Я ничего не добился. Это твоя станция, Фриссгейн…

Речник еле слышал слова сармата, и еле мог дышать в его стальных лапах, но понимал, что дальше молчать нельзя. "Идис" не согласится, Речники со станцией не сладят, да и Гедимин передумает, как в себя придёт… и разозлится, что у него станцию отобрали.

— Гедимин, ты сам говорил — это станция вашего народа. Ну вот и не отказывайся, — сказал он, неловко погладив сармата по плечу (скорее всего, сквозь броню тот не чувствовал ничего). — Ты её нашёл, а я только немного помог вам встретиться. Ты же спас меня тогда, помнишь? А если хочешь подарить мне что-нибудь… можно попросить у тебя скафандр? Мой крысы проели.

Гедимин ещё раз вздохнул, крепче прижал Речника к себе — и отпустил его, поднимаясь на ноги. Фрисс попробовал глубоко вдохнуть — кажется, рёбра целы. Сармат — слишком сильное и тяжёлое существо, осторожнее надо с такими…

— Само собой, Фриссгейн. Если крысы не проели все вещи станции, скафандр "Идис" у тебя будет, — уже обычным голосом ответил Гедимин, возвращаясь к пульту. — Твоя мутагенная мазь у тебя? Подлечись, пока есть время. И держи… запуск станции, проспавшей пять тысячелетий — дело небыстрое!

Он вручил Речнику длинный контейнер с Би-плазмой и второй — с водой Реки. Фрисс от неожиданности чуть не уронил всё это. При взгляде на Би-плазму он вспомнил, что ел в последний раз ранним утром… да уж, не думал он, что когда-нибудь эта бесцветная слизь вызовет у него аппетит! Речник устроился в кресле поодаль от пульта, чтобы не задеть чего ненароком, посыпал Би-плазму пряностями и съел полконтейнера за один присест. Что-то заставило его обернуться — за спиной был чистый пустой коридор, без дохлых крыс и луж крови, как будто станция просто их съела, как Речник — Би-плазму…

— Гедимин… А что ты сейчас делаешь? — несмело спросил он, глядя на центральный экран. Там виднелось что-то очень знакомое… подстанция, что ли? Нет, но нечто очень сходное, из сотен бордовых бубликов, нанизанных на стержни и составленных вместе. Это было большое сооружение, и оно медленно проворачивалось на своих стержнях, подставляя бока под очень яркие лучи. Они тянулись к бубликам с двух сторон — и тут же гасли, втягиваясь в очередное кольцо. С каждым лучом стеклянистый накопитель становился темнее.

— Смотрю, как станция готовится к подъёму, — ответил сармат, посмотрев на Речника мерцающими глазами. — Это называется первичной накопительной сборкой… запас энергии всей станции, видишь, она принимает передающие лучи от альнкитов? За пять тысяч лет крысы истощили её, вытянули почти всю энергию. На тепло, на свет, на жратву… Тут же было четыре генератора Би-плазмы, так они все погрызены, проломлены, обмусолены… работают, конечно, нашу технику сломать непросто, но чинить их придётся. Не люблю крыс…

Речник с уважением и некоторым страхом поглядел на сборку.

— У них тут целое государство было… Все условия, даже еда сама росла! Я так думаю, это были самые сильные крысы Старого Города, — с усмешкой сказал он и вдруг осёкся — одна мысль опалила его холодом. — Гедимин… не может быть так, что крысы убили… убили сарматов "Идис"? Ведь не может же?

Древний Сармат внимательно и грустно посмотрел на Фриссгейна.

— Их убила "Идис". Прямо тут, испепелила и поглотила. Погоди, дослушай меня. Я первый из сарматов, с кем она решилась заговорить… потому что Исгельт тоже был Древним Сарматом. Приборы подвели их в тот день — наверху они нашли сильнейшее излучение и Пучки, не растратившие силу. Попытки станции подняться потревожили это излучение — и Пучок просочился внутрь. Альнкиты уцелели, сарматы — нет. Тем, кто сгорел в лучах сразу, повезло. Мы не умираем от облучения так, как вы — мы превращаемся в амёбу, огромную хищную тварь без формы и разума. Эа-мутация… те, кто не умер, стали её жертвами и слились в единый сгусток протоплазмы. Исгельт прожил дольше. Он успел извлечь ключ запуска и спрятать его — а потом тоже стал амёбой. Больше на станции не было живых, кроме бесформенной голодной твари. Может, у неё сохранились зачатки разума — она проникла сюда и потянулась к пульту, и станция сожгла её. Любой не сармат, коснувшийся щитов управления, должен быть уничтожен — а это были уже не сарматы. Крысы пришли потом, наткнулись на открытый вход, сунулись к щитам, часть погибла, а часть поумнела — и они жили тут, не мешая "Идис". А она была в ужасе от всего… от обезумевших сарматов, от пустоты, наступившей потом. Она погасила альнкиты, чтобы сохранить их, и стала ждать. Ещё несколько лет — и последняя энергия иссякла бы тут, а хранитель развеялся бы радиоактивной пылью. Мы вовремя нашли её, Фриссгейн…

— Мне жаль, что такое случилось с твоими сородичами, — в печали склонил голову Речник. — Лучше бы мы нашли их живыми. А "Идис" теперь согреется и успокоится, ты ведь поможешь ей…

— Уже помогаю, — сармат отвернулся к экрану и посмотрел на него с досадой. Там виднелись огромные и сложные механизмы, и Фрисс ничего не понимал в них.

— То-то и оно… Исгельт изобрёл, а мне теперь безоболочники запускать, — пробормотал Гедимин. — А придётся, без лучевой брони только зря корпуса поломаем. Ну, покажи, где у тебя лучевая броня…

Фрисс с интересом поглядел на экран — там было нечто вроде грозди семян Ясеня, висящей посреди пустой комнаты. На полу и потолке располагались выступы в форме широких колец. Никакой брони там не было.

— А что это? — спросил он, не очень надеясь на ответ. Сармат чем дальше взирал на сооружение и строки, сменяющие друг друга на экране, тем больше хмурился.

— А это самая мощная и неуправляемая установка на всей станции. Куэннский альнкит, он же безоболочник. Защиты нет, охлаждение не предусмотрено, окружён защитным полем, нагревается до расплавления за считанные секунды. Делает излучение… такая вот у него задача, — вздохнул Гедимин, приближая изображение на экране и во что-то вглядываясь. — И кто-то его перегрел в прошлый раз, а может, резко дёрнул. Теперь ирренций вплавился в ипрон, и всё слиплось. Даже и не знаю, чем его подогревать, чтобы из ипрона вытащить… сам не нагреется! И вообще, боюсь, не нагреется… не хватит тут на реакцию… или с накопителя попробовать разжечь?

Речник не очень понимал, о чём речь. Кажется, пять тысяч лет назад сломалась установка, и никто не починил её. Серьёзная установка… без неё наверх не поднимешься!

На экране тускло засветились сооружения на полу и потолке, еле заметная плёнка, вроде мыльного пузыря, связала их между собой. Одно кольцо… другое… теперь "безоболочник" был со всех сторон окружён плёнками. Гедимин что-то переключал, глядя на экран с некоторой надеждой. Вот яркий луч протянулся откуда-то со стороны и остановился на медленно вращающейся "грозди семян". Потом она вращаться перестала. Потом Гедимин посмотрел на боковые экраны и покачал головой.

— Всё залито ипроном. Не идёт реакция… Сходить, что ли, вручную их расцепить? Так можно до зимы облучать, это без толку…

— Гедимин, подожди, — встревожился Речник, увидев, как сармат поднимается с места и опускает тёмный щиток на глаза. — Ты что, в альнкит полезешь?!

— Работа такая — лазить в альнкиты, — буркнул тот. — Без меня ничего не трогай.

— Ну подожди же! Может, другие способы есть? Если вот сейчас он за секунды плавиться начнёт, он же и тебя расплавит… — Фрисс прижал руку сармата к щиту управления, хотя прекрасно понимал, что его так не удержишь.

— Фриссгейн, их уже нет, — Гедимин неохотно остановился и освободил руку. — Слушай, если интересно. Там есть ирренций и ипрон. Если ирренций лежит с ирренцием, они "горят" — и мы получаем наши излучения, растворяем землю и выходим на поверхность. А если между ними ипрон, они "гаснут" — установка не работает, никуда не выходим. А там было так горячо, что ипрон с ирренцием скипелись в один ком. Потом застыли. А ипрон не так легко расплавить. Придётся отрезать ипрон от ирренция вручную и затолкать, откуда опустился. Надо подумать, как оттуда быстро выбраться, а то правда расплавлюсь…

Теперь задумка Гедимина вообще выглядела самоубийственной, о чём Речник и сказал. Сармат пожал плечами.

— Фриссгейн, предложи свой способ. Думаешь, мне охота лезть в безоболочник?!

Речник понимал, что сармат смеётся над ним про себя, и даже покраснел. Но мысль у него была, и совсем уж нелепой она не выглядела. Попробовать-то можно… он, по крайней мере, не в альнкит забирается!

— Гедимин, а попробуй ещё этим лучом погреть установку с разных сторон, — задумчиво сказал он и впился взглядом в экран. Сармат выразительно вздохнул, но ирренций вместе с ипроном начали вращаться под касаниями луча. Ничего не изменилось.

— Я же сказал тебе, Фриссгейн, что энергии недостаточно! — сказал Гедимин с некоторым раздражением.

— Недостаточно?! — Речник чуть не задохнулся от возмущения, и совершенно неподдельного. — У ирренция, у сильнейшего из лучистых металлов, недостаточно энергии?! Да крупинка его таит достаточно силы, чтобы сжечь целый мир! Это живой огонь, это чистейшая мощь в обличии металла, это же тебе не кусок железа! Он тысячи лет не теряет силы, он никогда не гаснет, не остывает ни на миг! Чистая, сияющая энергия, и так много — да он должен полыхать ярче и жарче звёздного ог…

— Тихо. Термоядерным синтезом мы займёмся позже, — в тихом азартном шёпоте сармата было и восхищение, и тревога. Гедимин склонился над щитом управления, затаив дыхание, и время от времени нажимал на кнопки или рычажки. Фрисс посидел немного на полу, пытаясь отдышаться. Гедимин очень вовремя оттолкнул его — экран полыхнул так, что Речник едва не ослеп, а поверх, из-за стены, прокатилась волна нестерпимого жара. Фрисс, задрав голову, мог увидеть участок оплавленного потолка. С подбором слов и произнесением речей у Речника было неважно, однако сработало и это. И верно — с сарматами не разбалуешься, они и такой хвалы не вознесут…

— Ну как там, хватило энергии? — спросил он с пола. — А то — в альнкит он собрался…

— Фриссгейн, вот сдам тебя на опыты "Неистовому Свету" — будешь им объяснять, кто тебя научил реакторы запускать, — сармат покосился на него, но от экрана не отошёл. — Только больше ничего не говори — и так нагрел до оплавления ипрона. Хорошо, что ирренций более тугоплавок!

Защитное поле всё-таки восстановилось и уместило в себя жар и свет безоболочника, но даже без волн, от которых плавится потолок, Фрисс чувствовал огромную силу, разлившуюся по телу "Идис". Он слышал, как оживают двигатели и притираются друг к другу детали подъёмных опор, как раскалённая сияющая корона окружает станцию под землёй… и как всё тут нетерпеливо ждёт подъёма.

— На опыты так на опыты, но скажи — вставать уже можно? — спросил Речник, опасливо глядя на потолок. Сармат со вздохом поднял его за шиворот и поставил на ноги.

— Нужно, Фриссгейн. Достроим лучистую броню — и начнём плавить не ипрон, а реальность. Я как-то видел, как поднимают станцию… главное, чтобы в вентиляцию горелые крысы не насыпались. И чтобы ЭМИА-лучи не изъели опоры…

На экране снова появились странные громоздкие механизмы, только теперь по ним кое-где струилось сияние, а кое-где ровно горели кольца и пластины накопителя. Фрисс быстро забрался в кресло и затаил дыхание.

— Альнкиты готовы к подъёму. Внутренние системы готовы к подъёму. Внешние системы готовы к подъёму. Полная готовность! — объявил металлический голос.

— Ну так поднимай, — сармат пожал плечами и передвинул самый причудливый и странно украшенный переключатель на всём пульте. Фрисс даже подозревал, что не сарматы сделали эту штуковину. Украшать переключатели — точно не их обычай!

Снизу и с боков давно уже слышался ровный тихий гул. Что-то негромко заскрежетало, комната еле заметно вздрогнула — и начался подъём. Быстрый — Фрисс даже оглох на секунду — но такой плавный, что не качнулась даже сумка с вещами, которую Речник повесил на кресло. Гедимин что-то переключил, и на центральном экране появилась вся громада станции — как гигантская тёмно-синяя рыба, окутанная сияющим облаком, она всплывала из-под земли. Фрисс не слышал грохота и треска, не слышал воя машин, всверливающихся в камень. Станция просто плыла вертикально вверх, по мере подъёма выпуская дополнительные опоры и утапливая их в стены гигантского колодца. Фрисс не был уверен, но ему показалось, что земля, пропустив "Идис", смыкается за ней…

— Исгельт довёл свой проект до конца… Самых мощных альнкитов ему в Пустошах Васка! — услышал Речник тихий шёпот Гедимина. Сармат уже не управлял подъёмом, станция сама знала, что ей делать.

— Я пойду в наши Архивы и напишу про Исгельта Марци в летопись! — сказал Фрисс, надеясь, что это если не обрадует сармата, то хотя бы не обидит.

— Запиши, только от себя не придумывай, — разрешил Гедимин. — А то завернёшь такую тираду, как для безоболочников, и будет у вас в Архивах ядерный взрыв. Зачем?!

— Гедимин, оно же не каждый раз так работает! — немного обиделся Речник. — Ох… А правда, что ты когда-то собрал такую бомбу из двух кусков гранита? Деркин со станции "Эриэл" говорит, что это уже легенда в Ураниуме.

— Деркин преувеличил, как всегда, и это был не гранит, — ответил Гедимин, и больше ничего на эту тему Фрисс не услышал. А станция неторопливо всплывала, далеко было до поверхности, и лучевая броня горела всё ярче — безоболочники, по своему обычаю, нагревались сильнее с каждой минутой, а остужать их было нечем. Гедимин снова засунул в них оплавленный ипрон — броня слегка потускнела.

— Мы становимся как раз между четыремя улицами — Центральной, Сарматской, Восточной и Конара. Стинку придётся кого-нибудь завоевать, если он переживёт наш подъём, — усмехнулся Гедимин. На экране уже виден был Старый Город. Лучи "брони" станции пронизывали его руины, и остатки зданий таяли, рассеивались в воздухе, бесшумно и бесследно. "Реальность плавится," — вспомнил Фрисс слова сармата. Он видел, как разбегаются от тающих развалин сотни и тысячи крыс, некоторых настигает смертоносный свет, другие убегают невредимыми, а кто-то умудряется унести с собой старые трофеи. Речник прислушался к себе — ничего он не чувствовал, даже намёка на злорадство, скорее некоторую жалость. Он лучше стал относиться к крысам после ложной "аварии"…

— Гедимин, а что ты будешь делать с городом? С крысами, Фойстами, Клоа? Ты ведь теперь тут самый главный… — спросил Речник. "Так и скажу Астанену. Правитель Старого Города — Гедимин Кет, благороднейший из сарматов. Удивится же Король…" — думал он.

— До весны — ничего, а там видно будет, — сармат пожал плечами. — Клоа, как видишь, уже заинтересовались… С крысами у меня счётов нет, если сами не сунутся на станцию — будут жить. Может, поскромнеют без дармовой Би-плазмы… А поселение Фойстов по весне начну чистить — и от ирренция, и от населения. С ними, так подозреваю, мира не получится…

— Чистить от ирренция? А ты не будешь, как "Флан" и "Скорпион", сливать светящуюся воду в Реку или старое топливо по берегу рассыпать? — подозрительно спросил Речник. — Странно — чистить, чтобы самому же опять запачкать.

— Что я думаю о Гвенноне и его станции, ты знаешь, — Гедимин недовольно посмотрел на Фрисса, оставив в покое безоболочники. — Я — ликвидатор. Ничего лишнего с моей станции наружу не попадёт. Или попадёт, но в хранилище. А с Городом — посмотрим… я отправил данные дозиметрии в Ураниум-Сити, пусть решают, чистить окончательно или нет.

— Хорошо бы, решили чистить — и он снова стал местом для живых! Хоть лесом, хоть тростниками, но не светящейся помойкой! — Фрисс с надеждой глядел на сармата.

Безоболочники погасли окончательно. Снова ирренций погрузился в ипрон и явно не собирался с ним разлучаться до следующего запуска. Гедимин махнул рукой. Нагрузка на опоры под станцией стала максимальной, "Идис" теперь поднималась понемногу, с перерывами и тихим лязганьем из-под фундамента. Фрисс видел, как место разрушенного завода занимают здания станции. Да, сорок альнкитов — это очень много и энергии, и места…

Он немного волновался, что главная труба станции будет спрятана за мёртвыми домами, но нет — она оказалась выше, и ветвистые мачты над альнкитами тоже были немаленькие — эту станцию будет видно издалека!

— Любопытно, Фриссгейн… в Лес крысы бегут, даже в Реку бросаются, а на север или юг — ни шагу, — хмыкнул Гедимин, наблюдая за беглецами. Река у затонувших кораблей кипела водоворотами — Речные Драконы не собирались терпеть крыс в своей воде! Фрисс пожалел драконов, которым придётся такое есть — как бы не заболели!

— Умные, — усмехнулся Речник в ответ. — Может, тебе приручить их? Была бы армия…

Казалось, что станция уже вся вышла на поверхность — она остановилась и долго набиралась сил для последнего рывка. Вход, бывший недавно наклонным жёлобом, выпрямился, превратился в обычные ворота, ведущие в центральное здание. Тяжкий скрежет под фундаментом — и над шахтой поднялась широкая массивная платформа, и станция прибавила в высоте на целый рост Древнего Сармата. Опоры слегка прогнулись, земля вокруг них схлопнулась — и наконец "Идис" замерла. Свечение вокруг неё погасло окончательно, только на двух мачтах горели красные огни — их хорошо видно было в наступающих сумерках.

— Теперь уже точно — поиск твой закончен, и вот твоя станция, наполненная силой и сиянием, — сказал Фрисс и быстро пригнулся. После запуска безоболочников хвалебные слова следовало говорить очень и очень осторожно!

— Ты прав, Фриссгейн, — сармат смерил его долгим взглядом. — Почти прав. Ураниум-Сити ещё ничего не знает. Надо сообщить…

Он выдвинул "усы" неведомого прибора на правой руке и прикоснулся ими к пульту — в этом месте были небольшие отверстия, окружённые странными узорами, и как раз под "усы" они и подошли. Внутри щита что-то пискнуло, тихо засвистело, и сармат быстро нажал пару десятков кнопок. Ряд незнакомых значков прополз по одному из экранов — и пропал, а на большом вдруг разгорелись с тройной яркостью огни на мачтах — и Фрисс увидел два мощных луча, с вершин мачт устремившихся на Запад. Лучи медленно погасли, и Гедимин спрятал и "усы", и прибор.

— Удивятся же там сарматы! А здесь-то как удивятся… — присвистнул Речник. — А остальные альнкиты запустишь?

Гедимин отошёл от пульта, устроился в кресле и залпом выпил из контейнера почти всю Би-плазму, даже пряностями её не посыпав. Речник увидел усталость в его глазах. Но всё-таки он ответил:

— Вот наберётся хотя бы по десять сарматов на каждый альнкит — тогда и начну запускать. А это небыстро. До зимы хоть бы проверить их все, пять тысяч лет без присмотра — не шутки…

— А сколько всего сарматов ты возьмёшь на станцию? И откуда ты их возьмёшь? Создашь, как вы создаёте? — заинтересовался Фрисс. Он как-то не думал, что Гедимин с кем-то согласится делить станцию…

— Четыре тысячи, может, больше. Много перенаселённых станций — те же ваши "Флан" и "Скорпион", да и "Эджин", и у нас в Ураниуме много лишнего народу. Весной начну собирать… это годы и годы, Фриссгейн, — сармат погасил все экраны щита и тяжело поднялся с кресла. — А создавать негде. Слишком умные крысы разломали все автоклавы, боялись, что сарматы в них самозародятся. Опять же надо чинить… Фриссгейн, как твоя мутагенная мазь — помогла хоть немного?

— Это воинский бальзам, и он очень полезный, — мирно ответил Фрисс. — Ещё два дня, и всё затянется. Гедимин, ты теперь командир станции — а где положено спать командиру станции? Никогда не был там, где вы живёте, а не работаете…

— И ни к чему тебе там быть, — отозвался Гедимин, укладываясь на пол. — Командир станции спит там, где он нужен. А в жилых корпусах сейчас свалка из крысиного барахла и груды радиоактивной пыли, крысами же притащенной. Спи тут, Речник, хоть не засветишься…

За ночь "Идис" несколько раз заглянула в сны Фрисса — осторожно и ненадолго, и ничего не сказала ему. Он даже рад был, что станция общается с Гедимином, а не с ним. Кажется, они друг друга понимают. Вот пусть ему она и снится!

Видимо, ночью сармат и станция обсудили многое: Фрисс ещё не успел проснуться, а Гедимин уже нашёл по указаниям "Идис" один из немногих уцелевших скафандров. Почти все они были испепелены вместе с амёбой, в которую превратились сарматы… Эа-мутация очень заразна, станция хотела обезопасить тех, кто её, возможно, найдёт, от этой чудовищной болезни. Сохранилось всего несколько защитных костюмов, запрятанных в тайники.

Этот скафандр был цветов станции — тёмно-синий, с оранжевой надписью на спине, причём надпись была тлакантская. Сарматы Исгельта не знали Шулани, тогда этой письменности просто не было. Фрисс немного надеялся, что удастся восстановить скафандр "Флана", но крысы изодрали его в клочки, оставалось только сжечь.

— Спасибо, Гедимин, теперь я смогу приходить к тебе на станцию, — сказал Фрисс, забравшись в новую защиту. — Разрешаешь? Не пристрелишь меня на пороге, как крысу?

— Фриссгейн, я действительно такой отморозок, каким ты меня рисуешь? — сармат даже обиделся. — "Идис" будет защищать тебя, как меня, везде, куда дотянется. А я тебе всегда рад. Приходи. Будем запускать альнкиты без помощи техники и находить в канализации залежи урана и тория. Или ещё что-нибудь сотворим.

— Конечно, сотворим. Ещё и не такое! Гедимин, а если ещё что-то потерялось пять тысяч лет назад, и весь ваш народ не может это найти, зови меня — такие приключения нельзя пропускать! — обрадовался приглашению Фрисс.

И всё-таки что-то тревожило Речника — теперь, когда призраки Старого Города отступили, а изыскания Гедимина успешно завершились, он вспомнил о летящем времени и о войне, так и не завершённой до его отбытия в Город. Что там творится, в Энергине, в Замке, в Фейре, на Истоках Канумяэ? Фрисс заторопился домой, на Реку, в мир живых…

У Гедимина тоже были дела, в которых Речник уже не мог ему помочь. Огромная сложнейшая махина — полностью в его власти, и соскучившийся за века дух-хранитель, и горы крысиных трофеев и запасов — кто знает, какой опасности и ценности?

— Хранитель за меня дезактивацию не проведёт, — вздохнул Гедимин и снова повесил сфалт на плечо. — Пойдём в убежище! Заберёшь свои вещи, а я заберу свои и провожу тебя до стены.

Речник с радостью согласился, и они снова вышли на улицу Старого Города — последний раз в этом году. Серые тучи висели над руинами, их клочки цеплялись за высокие башни и трубу станции, холодный ветер свистел в провалах окон, а ирренций еле заметно мерцал в тёмных закоулках.

— Твоя станция этот город очень украсила, — заметил Речник. Больше ни к чему было тихо говорить и прижиматься к стенам, прятаться и убегать. Никто в этом городе не мог причинить им вред. Они прошли по Восточной улице, и по Сарматской (кто знает, может, стараниями "Идис" она снова оправдает своё название?), и мимо загадочного здания, отмеченного "Энергией Атома" (как Фрисс жалел, что излучение там слишком сильно, а его скафандр недостаточно надёжен!), между притихшим космодромом и селением Фойстов… На Площади Победы одинокий Фойст, обезумевший то ли от жажды крови, то ли от страха, напал на Фрисса — и рассыпался пеплом, сожжённый невидимыми лучами "Идис". Речник даже не успел достать обломки мечей.

Когда пришло время сворачивать в переулки, Фрисс остановился и долго смотрел на мёртвые дома. Улица Брайана Вольта, славного исследователя миров и народностей — для людей, первооткрывателя ирренция — для сарматов… Речник уже немного к ней привык.

И укрытие, столько дней спасавшее от крысиных зубов, когтей Фойстов и смертоносных лучей… Фрисс подобрал потрёпанный спальный кокон — пользоваться им уже нельзя было, слишком долго он лежал в мёртвом городе, даже самое "чистое" место которого не свободно от сияющей пыли. Его пришлось сжечь. Снова Речник вымок в резко пахнущих растворах (большую их часть Гедимин собрал — они ещё нужны были ему, чтобы отмывать станцию) и там же прополоскал травяные оплётки — в них предстояло возвращаться. "Чтобы весь ирренций этого города остался здесь," — так сказал Гедимин, оглядывающий убежище с некоторой тоской.

— И уходить не хочется, — вздохнул Речник, устраиваясь на рилкаровой плите, под которой давно не было Би-плазмы и полусобранных сарматских украшений. — Наверное, даже по этой слизи без вкуса и запаха буду скучать!

— Любитель ненаправленных мутаций, — хмыкнул Гедимин. — Ладно, давай сюда свой толчёный мутаген… Как он там называется — куана?

Фрисс отдал ему все остатки куаны из кошеля для пряностей и пожалел, что так мало купил. Он уже и не ждал, что сармата заинтересует людская еда… От других пряностей Гедимин отказался. Изыскатели сидели в укрытии, смотрели на руины и серое небо, ели Би-плазму с приправами… Речник подозревал, что до самой смерти не забудет весь этот поиск.

— Я забыл отдать тебе кое-что, Фриссгейн, — Гедимин достал из-под брони какие-то предметы, поместившиеся в его кулаке. — Это не станция и не альнкит, этим не надо управлять, но этой энергии хватит тебе, твоим родичам и союзникам на несколько веков, хоть бы вы начали плавить сталь или обогащать уран. Штуку эту нашёл ты, а я зарядил её… это не содалит, Фриссгейн. Это реакторный накопитель с "Идис". Возьми.

— Реакторный накопитель? — эхом повторил Речник. Сармат держал в руке тот самый обломок, который Фрисс подобрал в своё время на заводе. Блеклый камешек налился тёмной синевой, и редкие белые полоски на нём казались молниями на ночном небе. Он пульсировал в руке, излучая тепло, и Фрисс чувствовал, что в блестящем камешке спрятана мощь сарматского альнкита. Гедимин сомкнул вокруг обломка ветвистые "усы" одного из приборов и показал Речнику результат измерений. Фрисс уважительно кивнул, хотя понятия не имел, что именно там светится и много это или мало. Он и так знал, что "хватит всем на несколько веков" — чистейшая правда.

— Вот спасибо! Это целое море энергии… не пожалеешь потом? — спросил Речник.

— При сорока альнкитах? Не должен пожалеть-то, — пожал плечами Гедимин. — А это оправа для твоего камня. Не очень получилось, но зато не потеряется. Погоди, приделаю попрочнее…

Он забрал у Фрисса камень и осторожно приварил к странной конструкции из мелких деталей. Конструкцию протянул Речнику. Она висела на широком ремешке из чёрного скирлина. Речник растерянно взял штуковину в руки — и увидел перед собой… рыбу. Странную рыбу из металла, стекла и реакторного накопителя, с грустными выпуклыми глазами, прозрачными плавниками, натянутыми на провода, синюю, серую и белесую — как этот мёртвый город под ливнем. Фрисс поднял её на руке к облакам и посмотрел снизу… небесная рыба, космический корабль, отвыкший от космоса и не привыкший к воде. То ли из бездонной пустоты плывущий навстречу Реке, то ли из Реки заглядывающий в холодные руины. Призрак Старого Города…

Фрисс и Гедимин попрощались у стены, в желтеющих зарослях искажённых растений, между миром прошлого и миром живых. В сумке Речника лежали тлакантские деньги, зеркальное стекло безумной древности, чертёж летающей платформы и карта Старого Города — подробная сарматская карта с зонами заражения, туннелями и крысиными лабиринтами. Рыба из стали и реакторного накопителя висела у него на груди — может, Гедимин и считал, что у него не получилось украшение, но для Фрисса эта штука воплощала весь легендарный поиск. Он несколько раз оглянулся, пробираясь по колючим травам пограничья — Древний Сармат стоял у стены, смотрел ему вслед, и тающее зелёное сияние обнимало его за плечи. А над призрачными руинами гордо возвышалась сине-чёрно-оранжевая труба. "И посмотреть приятно," — хмыкнул Речник, думая, что Астанен его радость не разделит. Правитель всегда считал, что трёх станций слишком много для одной Реки — а тут ему нашли четвёртую!..

— Кьяа… — звук из кустов был на редкость тихим и скромным, но издала его всё-таки Крыса Моджиса. И очень знакомая крыса. Конт, мелкий полосатый мутант! Фрисс выхватил оружие. Вот что проклятым тварям в городе не сидится?!

— Кьяа! Тихо! Говорим! Мирно говорим! — Конт присел на задние лапы и неуклюже всплеснул передними. — Только говорим! Не дерёмся!

— О чём нам говорить, Конт? — поинтересовался Речник, у которого уже не было сил на удивление. — Хамерхет тебя прогнал?

— Хамерхет злится, — Конт издал тонкий писк, видимо, изображающий вздох. — Все боятся. Говорим? Тот сармат — бешеный — станцию — не взорвал? Он живой?

— А то, — Фрисс ухмыльнулся. — Гедимин спас и станцию, и всех вас от мучительной смерти. А тебе что, полосатый?

— Кьяа… Совсем бешеный! — в голосе Конта слышалось большое уважение. — И ты тоже. Вы сильные! Я с тобой иду? Тебе помогаю? Нужен?

Нет, силы на удивление у Речника ещё остались. Он чуть не сел там, где стоял. Теперь крыса-переросток набивается к нему в товарищи…

— Не нужен, — покачал головой Фрисс. — Ты хитрый, Конт. Предал Вилзана, предал Хамерхета, предашь и меня. Иди к своим дружкам и ешь ирренций.

— Кьяа… Тогда — к сармату? Он бешеный. Станция — самая сильная. А я — хитрый. Будем вместе. Кто справится?! — Конт вопросительно посмотрел на Речника. — Иду к нему?

— Конт, кто же тебе помешает? — хмыкнул Фрисс. — Иди. Может, возьмёт к себе. Только станцию не трогай, они этого не любят.

— Понимаю, — сказал Конт, глядя то на город, то на Речника. — Пойду. Ты сильный. Бывай!

Крыса шмыгнула в искажённые травы и затерялась в них. Фрисс попытался представить себе реакцию Гедимина на визит крысы-переростка с деловым предложением. Потом оглянулся на город — и сармат, и станция давно скрылись из виду. Речник покачал головой и быстро пошёл по тропинке, вьющейся в Высоких Тростниках…