* * *
С. А. Токарев, И. Н. Гроздова, Т. Д. Златковская
Обычаи народов — одна из важнейших и наиболее постоянных тем этнографической науки. Можно сказать, что именно с интереса к обычаям соседних и более далеких народов началось накопление этнографических знаний — еще в ту отдаленную эпоху, когда об этнографии как особой науке никто и не помышлял: ведь упоминания о своеобразных, порой странных обычаях разных народов есть и в поэмах Гомера, и в «Истории» Геродота, и у многих других античных авторов. Однако лишь в новое время зародился взгляд, что обычаи — это не только предмет праздного любопытства, наивного удивления или возмущения: они могут быть и объектом серьезного научного изучения.
Впервые этот взгляд высказали писатели XVIII в.: Лафито, Монтескье, Шарль де-Бросс и др. Классики-этнографы эволюционистского направления — Тэйлор, Лёббок и другие — рассматривали обычаи народов как некоторые классификационные единицы, обладающие тенденцией самостоятельного развития, наряду с элементами материальной культуры, верованиями и т. п. Этнографы-диффузионисты — Гребнер, Анкерман, Риверс — рассматривали их как предмет автоматического «заимствования» или пространственной «диффузии» — опять-таки наряду с материальными предметами. Английские функционалисты — Малиновский, Радклифф-Браун — видели в обычаях («институтах») неотделимую составную часть того целого, которое они называли «культурой» или «социальной системой».
В русской этнографической литературе впервые обратили внимание на народные обычаи как на объект серьезного историко-этнографического изучения в 1840-е годы, когда образовалось Русское Географическое общество с его Отделением этнографии и активные деятели этого отделения вырабатывали теоретическую программу исследований. Главным предметом изучения были признаны именно народные обычаи и обряды, в которых видели как бы следы прошедших исторических периодов. Исследователи ставили перед собой задачу рассматривать народные обычаи в тесной связи с теми эпохами, к которым они относятся, изучать те факторы, под влиянием которых они образовались.
«Обычаем» называется всякий установленный, традиционный и более или менее общепринятый порядок совершения каких-либо общественных действий, традиционные правила поведения. Термин «обычай» близок к понятию «обряд» («ритуал»), и во многих случаях эти два понятия даже равнозначны. Но понятие «обряд» уже, чем понятие «обычай». Всякий обряд есть обычай, но не всякий обычай есть обряд. Например, свадебные или похоронные, святочные или масленичные обычаи представляют собой установленные обряды. Но есть очень много обычаев, в которых нет ничего обрядового: например обычай брить бороду, обычай мыть руки перед едой, обычай соседской взаимопомощи, обычай единонаследия, обычай кровной мести…
Наиболее интересны, но и наиболее сложны для изучения, как раз обычаи обрядового типа: те, которые выражаются в традиционных, совершаемых в установленном порядке и в определенной форме действиях. Как правило, эти обычаи-обряды имеют определенное символическое значение, т. е. служат «знаком» какого-то представления, какого-то общественного отношения. Главной задачей исследования в таких случаях становится — найти то значение, которое скрыто в данном обычае-обряде. Например, что означает обязательный плач невесты перед свадьбой? надевание на нее нового головного убора? шуточная борьба между сватами и родней невесты? обсыпание молодых хмелем, зернами? Что означает обычай обильной трапезы на масленицу или Новый год? катание яиц на пасху? украшение жилья березками на троицу или семик? зажигание костров на Иванов день? и т. д. Понять значение этих обрядов и выяснить их происхождение — цель этнографического изучения.
Ее решение в большой степени усложняется тем, что на протяжении всего периода бытования соответствующих обрядов их значение менялось, и в рассматриваемый период — конец XIX и начало XX в. — оно не совпадало с тем, каким было тогда, когда эти обряды появились. Основная линия их исторической эволюции заключалась в постепенном выветривании первоначального традиционно-религиозного содержания, связанного с христианской догматикой и дохристианскими религиозно-мифологическими представлениями. Было бы неправильно поэтому трактовать рассматриваемые явления как специфически религиозные, — важно, что они стали одним из элементов быта, далеко не всегда связанным в сознании людей с религиозными представлениями и верованиями.
Народные обычаи чрезвычайно разнообразны, и уложить их в какую-то систему классификации трудно. И даже если взять не все вообще обычаи, а лишь обычаи-обряды, то и они оказываются весьма многообразными и с трудом поддаются классификации. Все же среди них можно выделить преобладающие типы.
Таким в этнографической литературе, например, считаются семейные и календарные обычаи. Первые бывают приурочены к определенным важным событиям в семейной жизни. Таковы свадебные, родильные, погребальные обычаи. Второй тип охватывает обычаи, приуроченные к определенным моментам годовой смены сезонов.
Содержание настоящего сборника — именно календарные обычаи и обряды народов Европы. Эти обычаи и обряды, издавна сложившиеся, сопровождают наиболее важные и заметные отрезки в постоянной череде сезонов: можно различать поэтому обряды зимние, весенние, летние, осенние.
Однако для трудового народа дело ведь было не в чисто астрономических или метеорологических наблюдениях. Смена времен года испокон веков означала для людей, и особенно для сельских жителей, последовательность сельскохозяйственных работ: это подготовка к севу, весенние полевые работы, осенняя уборка урожая, выгон скота на пастбища и т. п. Поэтому — как уже давно установлено в этнографической литературе — народный календарь, по которому расписаны обряды и праздники, — это сельскохозяйственный, или аграрный, земледельческий, календарь. Поэтому же и границы между сезонами определяются в народных представлениях и в народных обычаях не столько датами гражданского или церковного календаря, сколько сроками сельскохозяйственных работ, а потому границы эти были всегда нечетки и подвижны. Начало зимы, приближение весны и пр. — отмечались в разные сроки в зависимости от географической широты местности и от направления хозяйства.
Это очень хорошо показал советский исследователь В. И. Чичеров в своей капитальной работе, посвященной зимнему циклу русского народного земледельческого календаря. «Понятия весны, лета, осени, зимы существовали, — писал Чичеров, — но жили в их конкретном отношении к времени и характеру трудовых процессов народа. И не времена года следует брать за основу при изучении аграрной обрядности, а хозяйственную жизнь крестьянина, протекающую в конкретной исторической и географической обстановке». Аграрный календарь «вырос на основе конкретных наблюдений над процессами умирания и оживления природы, а не на основе отвлеченных теоретических схем. В его основе лежит труд человека, и сам он может быть понят как созданный на ранних этапах земледелия свод указаний для практической деятельности человека, свод, построенный на основании длительного опыта».
Именно связь народных календарных обычаев и обрядов с хозяйственной деятельностью крестьянина — делает изучение их особенно важной, но в то же время и особенно трудной задачей. Проследить эту связь не всегда легко: лишь в некоторых случаях она бывает прямая и очевидная, гораздо чаще связь эта опосредствована целым рядом добавочных и промежуточных моментов, требующих каждый раз конкретного исторического и этнографического рассмотрения. Например: можно ли говорить о «хозяйственной» основе обычая святочного ряжения, святочных гаданий, летних «купальских» костров и т. п.? Так сразу на эти вопросы не ответишь.
Неизбежно возникает в таких случаях и вопрос, не раз поднимавшийся в научной литературе: если календарные (и всякие иные) обряды как правило связаны с верованиями, — то что здесь первично: устанавливался ли обряд на основе какого-то уже существующего поверья (в котором, может быть, отразилась какая-то материальная практика), или, наоборот, поверье возникало как некая интерпретация, некое осмысление практикуемого обряда (тоже возникшего из какой-то реальной практической деятельности)? Или, наконец, то и другое развивалось в непрерывном взаимодействии? — Как известно, мнения исследователей по этому принципиальному вопросу весьма расходятся. Не предрешая здесь ответа на него, — скажем лишь, что без ясного понимания исторического соотношения обряда и верования невозможно довести до конца исследования народных календарных обычаев.
Те поверья, которые связаны с народными календарными обрядами, довольно разнообразны по содержанию. Но большая часть их имеет прямое или косвенное отношение к древним религиозно-магическим представлениям об умирании и воскресении духа растительности. На это уже давно обращалось внимание в этнографической литературе. Еще в 1860 — 1880-х годах видный немецкий исследователь Вильгельм Маннгардт собрал и проанализировал огромное множество фактов, относящихся к мифологическим олицетворениям и магическим ритуалам европейских крестьян, преимущественно в немецких землях, в связи с их земледельческими работами. Олицетворения хлебного поля как «ржаной девушки», «хлебной матушки», «хлебного человека», «ржаной собаки» и т. п. — все это лишь различные проявления общей идеи о некоем живом существе, погибающем (при посеве зерна в землю) и вновь возрождающемся (при вырастании и созревании злаков). Такие олицетворения известны и у славянских народов: поляки называли последний сжатый сноп «бабой»; то же было у чехов.
Джемс Фрэзер в своей знаменитой книге «Золотая ветвь» еще более обобщил эту идею: по его взгляду, подкрепленному обильным фактическим материалом, в старинных обычаях народов Европы, связанных с определенными моментами сельскохозяйственного календаря, отразилось древнее поверье о ежегодном умирании и воскресении природы, как некоего живого тела, и сами обычаи имели некогда магический смысл — содействовать этому ежегодному оживанию природы и ускорять его. По его очень убедительному предположению, те же мотивы лежали и в основе древневосточных культов умирающих и воскресающих богов — Осириса, Адониса, Аттиса, Диониса и других, — культов, которые повлияли и на зарождение христианского культа распятого и воскресшего Спасителя-Христа.
Конечно, исторические связи этих древневосточных религий с христианством были сложными, и одним простым «влиянием» эти связи не исчерпывались. Но нельзя же считать случайным то, что рождение («рождество») Иисуса Христа церковь праздновала и празднует 25 декабря — как раз в день, когда на Востоке издавна праздновалось рождение бога Митры — «непобедимого солнца»; а мученичество и воскресение Христа первоначально отмечались в те самые дни, когда древние поклонники бога Аттиса праздновали его воскресение.
Календарная обрядность древних греков и римлян оказала влияние на обычаи народов, пришедших на смену античным; отдельные элементы календарной обрядности античной эпохи четко прослеживаются у современных народов Европы; бесспорна преемственность во времяисчислении.
Античные народы обращали большое внимание на смену времен года, движение небесных светил, особенно солнца и луны; и другие явления, с которыми были связаны сельскохозяйственные работы. Необходимость точного времяисчисления при исполнении обрядов, связанных с обожествлением сил природы, вела к выработке и усовершенствованию календаря.
На смену первоначальным приблизительным определениям времени (по восхождению и захождению небесных светил, перелету птиц, состоянию растительности и другим признакам) пришел лунный календарь. Лунный год состоял из 12 месяцев, каждый из которых имел у греков по 29 или 30 дней, а у римлян — по 29 или 31. При несовершенных средствах наблюдения у античных народов лунный год вскоре стал значительно отставать от солнечного и была потеряна согласованность календаря с временами года, а вместе с этим сдвинуты и сроки праздников, отмечавших сельскохозяйственные работы.
Сутки у древних греков начинались с заката солнца и состояли, следовательно, из ночи и следующего за ней дня. Дни месяца делились на 3 десятка. Первые 10 дней считались с первого по десятый; 9 следующих назывались «первым», «вторым» и т. д. с прибавлением слов «после десяти»; дни третьего десятка считались в обратном порядке: «девятый от конца месяца», «восьмой от конца» и т. д. Единой эры для летосчисления в Греции не было. Счет вели по поколениям, или по царям, или по жрецам, или по ежегодно сменяемым магистратам, ведавшим делами культа. Около 264 г. до н. э. историк Тимей в своем труде ввел счет времени по олимпиадам — четырехлетним периодам между общегреческими Олимпийскими играми; годом первой олимпиады считался 776 г. до н. э. В дальнейшем многие историки древней Греции считали время по олимпиадам.
В Риме первая исторически засвидетельствованная попытка уравнения лунного и солнечного календаря была сделана в 450-м году до н. э., когда был введен цикл, состоявший из четырех лунных лет, каждый год состоял из 355 дней, ко второму году прибавляли 22, а к четвертому 23 дня. Однако и эта система к I в. до н. э. вышла из строя. Расхождение с солнечным календарем было устранено Гаем Юлием Цезарем; он по совету египетского астронома и математика Сосигена ввел четырехгодичный цикл, в котором каждый год состоял из 365 дней, а к последнему году этого цикла прибавлялся 1 день. Такая система исчисления времени соответствовала солнечному году, лишь незначительно расходясь с ним. Введение этого нового, так называемого юлианского календаря в Риме произошло 1 января 46 г. до н. э. Этот календарь лежит в основе исчисления времени у современных европейских народов.
Довольно сложен вопрос о порядке месяцев в римском году. Первоначально год начинался с марта. Об этом свидетельствуют древние названия месяцев, которые после июня назывались «пятым» (Quinctilis), «шестым» (Sextilis), а также сохранившиеся до нашего времени названия сентября (September — «седьмой»), октября (October — «восьмой») и т. д. Однако и в это раннее время январь осознавался как естественное начало периода, наступающего после зимнего солнцестояния: его название (происходящее от слова janua — «вход», «дверь», или от Janus — имени бога входа — Януса) было связано с представлениями о начале удлинения дня, когда солнце входит в новую фазу. Официально же 1-е января стало началом года в Риме, вероятно, лишь с середины II в. до н. э. (153 г.), хотя существуют и другие мнения, относящие это событие к значительно более раннему периоду. При разделении месяцев римляне придерживались фаз луны: дни новолуния назывались календами (Calendae), день первой четверти луны — ноны (Nonae), дни полной луны — идами (Idus). Позже были установлены определенные дни месяцев для календ (1-е число), нон (7-е число), ид (13-е или 15-е число). Исчисление дней месяца было обратным от этих стержневых дней («столько-то до календ марта»). Кроме того, было и другое внутреннее деление месяца по римским неделям, состоящим первоначально из 8 дней, а с IV в. н. э. из 7 дней.
* * *
Большая часть греческих праздников была посвящена богам, так как греки верили, что от этих богов зависят перемены времен года, фазы небесных светил, атмосферные и другие явления, с которыми были связаны урожайные или неурожайные годы. Весной почитались божества воскресающей природы и света, главным образом Аполлон и Дионис; в летние месяцы совершались обряды, ставившие целью уменьшить зной и вызвать дождь; во время посева и жатвы устраивались празднества в честь богов — покровителей земледелия, прежде всего в честь Деметры; преимущественно поздней осенью и зимой, когда был завершен сбор урожая, совершали обряды, при которых благодарили Деметру, Персефону и Диониса и молили этих богов дать новый урожай. С определенным временем года были связаны и праздники, посвященные важным событиям в скотоводческом хозяйстве, например выгону стад на летние пастбища. Таким образом, время праздников определялось различными этапами сельскохозяйственных работ, которым, по верованию древних греков, покровительствовали те или иные боги. Божествам посвящались и отдельные дни месяца, считавшиеся днями рождения или иных важных событий в жизни бога.
Особое значение среди торжеств древней Эллады имели общеэллинские празднества: Олимпийские, Немейские, Истмийские, Дельфийские, получившие свои названия от тех мест, где они проходили. На зимний период из них приходился один — Немейский зимний (в отличие от Немейского летнего). Он получил свое название от Немейской долины в Арголиде и по преданию был учрежден в память Офельта (или Архемора), погибшего от зимнего холода во время похода семи городов против Фив. Современные исследователи видят в Офельте символ растительности, умирающей зимой.
Из праздников, справлявшихся в отдельных местностях и государствах, лучше всего нам известны аттические. С ноябрем, декабрем, январем и февралем юлианского календаря совпадают конец аттического месяца пианепсия, месяцы мэмактерий, посидеон и гамелион.
Умирание природы в холодное время года и возрождение природы весной способствовали возникновению представлений об умирающем и воскресающем божестве, об исчезновении его в определенное время года и появлении вновь. Эти представления были распространены у земледельческих народов мира; они ярко проявлялись и в культовой обрядности древних греков, главным образом в празднествах в честь Диониса — бога растительности и Деметры — богини земли, покровительницы сельских работ, дающей урожай полям. В зимний период в древней Греции им был посвящен праздник Халоа (рубеж ноября и декабря) в честь Деметры, Коры (Персефоны) и Диониса. Во время этого праздника молили эти божества о росте всходов, благодарили их за полученный урожай и совершали жертвоприношения и магические действия, имевшие целью вызвать плодородие почвы. Позже справлялись еще два праздника, посвященные богу Дионису: в месяце посидеоне (в декабре) сельские или «малые» дионисии (в отличие от «великих» дионисий, праздновавшихся весной), в месяце гамелионе (в январе) — ленаи. Праздник сельских дионисий происходил во многих сельских и городских демах (мелких территориальных округах). Он сопровождался мимическими представлениями — сценами из жизни Диониса — и играми. Немалую роль в празднике играли процессии к храму или алтарю Диониса, в которых вели козлов, несли вино, различные печенья и утварь для жертвоприношений и даров богу. Участники процессии несли и виноградные лозы, гирлянды смокв, а также изображение фалла — символа плодородия. Представления и рапсодии на сельских Дионисиях, возможно, были прообразом тех представлений, которые разыгрывались во время великих дионисий.
Немало аналогий с зимней календарной обрядностью современных народов Европы можно найти в римских празднествах этой части года. В это наиболее свободное от полевых работ время римляне справляли несколько праздников; почти все они были связаны с культом божеств, покровительствующих сельскому хозяйству.
Завершение осенних сельскохозяйственных работ в Риме отмечалось 3 или 4 декабря праздником, посвященным Доброй богине — Bona dea (ей же был посвящен праздник и в мае). Характер ритуала дает основание видеть в этом божестве одну из богинь плодородия, покровительницу женщин. В празднике могли принимать участие только женщины; они совершали возлияния молоком и медом и приносили в жертву богине свиней (эта жертва обычно приносилась земледельческим божествам). Ритуал строжайше запрещал использование миртовой ветви, которой, по преданию, Фавн, обладающий силой увеличивать плодородие, отхлестал богиню. Акт избиения («хлестание»), упоминаемый в этом мифе, был связан с идеей усиления плодородия и изгнания злых духов. Предполагают, что культ Доброй богини пришел в Рим из Южной Италии и имел греческое происхождение.
Очень четко сельскохозяйственный характер божества выступает в римском празднике консуалий, посвященном богу Консусу, и отмечавшемся 15 декабря (декабрьские иды). Подобный же праздник в честь этого божества справлялся и в августе. Обряд поклонения Консусу мало известен. Источники лишь сообщают, что ему был посвящен алтарь, зарытый в землю и отрываемый только на время консуалий. Имя божества происходит от глагола condere — «хранить», «сберегать», «прятать». Эти данные позволяют интерпретировать Консуса, как хтоническое божество, жертвоприношения которому зарывались в землю. Оно имело, по представлению древних, силу сохранять зерно, приготовленное для посева. Весьма вероятно, в ритуале зимних консуалий нашел свое отражение реально существовавший обычай проверки состояния запасов зерна в середине зимы.
Одним из центральных религиозных праздников зимнего цикла у римлян были сатурналии (позже — брумалии), — справлявшиеся в честь земледельческого бога Сатурна. Начальным днем этих празднеств считали 17 декабря и праздновали их в течение 7 дней (число праздничных дней менялось). Характер божества не совсем ясен. Имя бога указывает на его связь с земледельческим трудом, в частности, с севом (serere — «сеять», «засаживать»; satio — «посев», «засеянные поля», «насаждения»). Легенды приписывают ему изобретение обработки земли и считают богом плодородия. В то же время он имел отношение к торговым сделкам, ему были посвящены рыночные дни и вообще рынки. Лучше, чем само божество, известен его праздник. Представление о золотом веке правления Сатурна ассоциировалось у древних народов со временем окончания сбора урожая и отдыхом от земледельческих трудов, наступающим со времени зимнего солнцестояния. Первый день праздника носил общественный характер: 17 декабря в храме Сатурна на римском форуме совершали жертвоприношения и устраивали веселое пиршество (convivium). Им руководил специально для этого избиравшийся «царь»; он заботился о веселье во время пира, отдавал шуточные распоряжения. 18 и 19 декабря празднование переносили в дом; утром совершали омовение и приносили в жертву молочного поросенка. Затем приглашали гостей, следовали взаимные поздравления и подношения подарков, среди которых обязательно должны были быть восковые свечи — символ возрождения солнечного света. Подарками также служили всевозможные фигурки из теста или глины (sigillaria), которые продавались перед праздником в лавках Рима. Корни этого обычая уходят в обряд жертвоприношений Сатурну, который позже был заменен обычаем подношения фигурок, символизирующих жертву. Характерной чертой сатурналий был обычай обращаться во время праздника с рабами, как с равными, и даже прислуживать им. Для объяснения этого обычая выставлялись различные гипотезы; многие видят в нем реминисценцию идей «золотого века», когда, как рассказывает легенда, все люди были равны.
Непосредственно следующий за сатурналиями и частично совпадающий с ними праздник опалий (он начинался 19 декабря) был также посвящен земледельческому божеству — богине Опс, носившей прозвище Consiva — («Сеятельница»).
Праздники консуалий, сатурналий и опалий, следующие один за другим, составляли цикл декабрьских празднеств, приуроченных к периоду зимнего солнцестояния и посвященных завершению годового цикла сельских работ и покровительствующим им божествам.
Культ мертвых нашел отражение в декабрьском празднике ларенталий, установленных в честь Ларентии — матери ларов — хранителей семьи, очага (они же и души предков). На Палатинском холме, там, где по преданию была могила Ларентии, совершали имитацию похоронного обряда, торжественно приносили огонь и совершали жертвоприношения.
Январь — месяц, подобно декабрю, свободный для земледельцев от тяжелых работ вне дома, также был насыщен праздниками. С 153 г. до н. э. существовал обычай 1-го января дарить новогодние подарки в качестве доброго пожелания и предзнаменования удачного и счастливого года. Они назывались strenae — словом сабинского происхождения (сабины — одно из латинских племен), восходящим к имени сабинской богини Strenia, из тела которой, как верили, произрастали священные ветви. В начале года участники процессии вдоль священной дороги (Via sacra) приносили в честь богини ветви к ее святилищу. Вернее всего предположить, что обычай существовал задолго до 153 г. до н. э., когда он был перенесен на 1 января с какой-либо иной даты, нам неизвестной.
Около 5 января отмечали день, посвященный месту пересечения дорог (или троп, или улиц), где обычно ставили алтари в честь ларов — Lares compitales.
9-го января справлялся один из наиболее торжественных римских празднеств — Агониа, во время которого приносили жертвы богу Янусу. Весьма вероятно, в древнейшие времена Янус был связан с различными небесными светилами: по одной из версий, он считался богом небесного свода, открывавшим ворота солнцу в начале дня и закрывавшим их в конце его. Этому представлению соответствует изображение Януса (может быть этрусского Ани?) на арках Этрурии и четко улавливаемая в более позднее время связь этого божества со счетом времени (ему были посвящены в Риме 12 алтарей, соответствующих 12 месяцам в году). Но эти «космические» функции божества имели и земные аналогии, значительно более прочно утвердившиеся в религиозных верованиях античного времени. Януса считали божеством, охраняющим вход в дом и выход из него. На римских монетах сохранилось изображение храма Януса, представляющего собою проход со входом и выходом в виде арки, соединенными стенами; внутри прохода стояло изображение двуликой головы бога Януса. Бог входа считался одновременно и богом начала, всяких начинаний; многие заклинания поэтому начинались с упоминания имени Януса. На связи Януса с домом и семейными культами указывает то, что Януса причисляли к богам, которых римляне называли пенатами. Жрец Януса — rex sacrorum, исполнявший религиозные функции царя, одновременно воспринимался не только как религиозный глава государства, но и как глава общины, семьи, дома.
В середине января отмечали два праздника карменталий в честь богини Карменты, обладавшей даром предсказаний. В храм, посвященный Карменте, имели доступ лишь женщины, ожидавшие от богини не только предсказаний о деторождении, судьбе детей и женщин, но и помощи при родах. Ритуал в храме богини совершался вокруг очага, на котором приготавливали подношения богине из всевозможных зерен.
Зимний цикл календарных обрядов у римлян заканчивался в конце января (24–26 января, 9-й и 8-й день до календ февраля) праздником, который в сельских местностях назывался паганалиями (от pagus — «село», «община», «деревня», «район»), а в Риме — Feriae Sementivae, т. е. праздником, связанным с посевными работами. Этот праздник в равной мере относился к завершению сева (он заканчивался ко времени зимнего солнцестояния) и к предстоящему весеннему посеву (он начинался в первых числах февраля). Праздник был посвящен Церере (Теллуре, Матери земли), которой воздавались молитвы о сохранении зерна, приготовленного для посева, и зерна, уже посеянного; совершали подношения хлебов и приносили в жертву свинью. На праздник приводили украшенного гирляндами вола, на котором пахали; на деревья подвешивались oscilla — маленькие фигурки, имитировавшие жертвы богине, которые должны были вызвать ее расположение и помощь.
Праздник паганалий был ближайшим ко времени начала весеннего сева.
Элементы культовой обрядности античности, так же, как и представления, их вызывавшие, нашли отражение в зимних празднествах современных народов.
* * *
На календарные обычаи народов Европы сильное влияние оказала христианская церковь с ее годичным кругом праздников, постов и памятных дней. Но в предлагаемом исследовании авторы стремились, сняв религиозные наслоения, показать народную сторону обрядности и обычаев, показать в первую очередь народность календарных праздников.
Христианское вероучение, зародившееся в I–II вв. в Восточном Средиземноморье, распространилось быстро по всем провинциям Римской империи; в начале IV в. оно было узаконено, а к концу этого века стало господствующей религией империи. Тогда же, с IV столетия, оно начало проникать и за пределы империи — к германским, а позже и к славянским и другим племенам.
В IV в. приняли христианство готы, вандалы, лангобарды; в V в. свевы, франки, ирландские кельты; в VI в. шотландцы; в VII в. англо-саксы, аллеманны; в VIII в. фризы, саксы, даны; в IX в. южные и часть западных славян, шведы; в X в. восточные славяне (Русь), поляки, венгры; в XI норвежцы, исландцы; в XIII в. финны.
Принятие христианства отдельными европейскими народами отнюдь не было мирным процессом. Первыми приверженцами новой религии становились обычно владетельные особы и феодальная аристократия: князья, графы, герцоги, бароны и их вассалы. Они при содействии епископов и других духовных лиц ревностно обращали в христианство своих подданных, а также чужеплеменных соседей. Те сопротивлялись, и возникали длительные кровопролитные войны. Так Карл франкский (Великий) огнем и мечом обращал в новую веру саксов, истребив при этом огромное число непокорных (VIII–IX вв.). Крестьянские восстания против феодального гнета направлялись нередко и против христианской религии: крестьяне жгли церкви, срубали кресты, убивали священников… Так было в Польше, в Литве, в Дании.
Как бы то ни было, но к началу XI в. почти вся Европа была, по крайней мере формально, христианизирована. Конечно, народные массы при этом фактически сохраняли свои старые верования, продолжали соблюдать свои старинные обряды и обычаи. Церковь со своей стороны, не будучи в состоянии искоренить эти остатки «язычества», старалась по крайней мере уложить их в рамки христианских праздников, почитания святых. Так и рождался религиознообрядовый синкретизм, «двоеверие», характерное для всего цикла календарных народных праздников.
Но христианское вероучение никогда не было единым. С самого начала в нем возникали различные течения, догматические споры, борьба ересей и сект. Распадение Римской империи на Западную и Восточную (IV в.), крушение Западно-Римской империи (V в.) при длительном сохранении Восточно-Римской (Византийской) империи — все это повело к раздвоению церковных центров: Рим и Византия. Постепенно накапливавшиеся догматические, обрядовые, канонические расхождения, в которых отражались политические противоречия, привели, наконец, к формальному расколу церквей (1054 г.).
Этот раскол имел неисчислимые последствия для всей культурной истории европейских народов. С римской церковью остались связанными все германские, романские (кроме валахов и молдаван), кельтские народы, венгры, хорваты, словенцы, западные славяне, литовцы, латыши, эстонцы, финны; культ их и вероучение ориентировались на римско-католические традиции. Из Византии христианство распространилось у народов Балканского полуострова и в Восточной Европе: здесь получило господство греко-православное вероисповедание.
Впоследствии, в XVI в., от римско-католической церкви откололись — главным образом по политико-экономическим причинам — национальные «протестантские» (или «евангелические») церкви в странах Центральной и Северной Европы. В Германии и Скандинавских странах распространилось лютеранство, в Швейцарии и Нидерландах кальвинизм, в Англии англиканство, в Шотландии пресвитерианство. После длительной борьбы и целой серии религиозных войн (XVI–XVII вв.) во всех европейских странах установилось некое вероисповедное равновесие. Католицизм преобладает в Испании, Португалии, Италии, Франции, Бельгии, Ирландии, Австрии, среди верующего населения Чехословакии, Польши; протестантские церкви — во всех Скандинавских странах, Нидерландах, Англии; православие — в Греции, у верующих Болгарии. В ряде стран часть верующего населения принадлежит к католической религии, часть — к другой церкви: лютеранской (ФРГ), кальвинистской (Венгрия, Швейцария), православной (Югославия). Влияние того или иного вероисповедания по-разному сказалось на традициях проведения календарных обрядов.
Каковы вообще конкретные цели историко-этнографического изучения календарных обычаев и обрядов европейских народов? Что может дать это изучение в познавательном и в практическом отношении?
1. Главная и конечная цель — исследовать генезис народных календарных обычаев и обрядов, показать их историческое развитие, связь и соотношение их как с непосредственной хозяйственной деятельностью (материальным производством), так и с социальной структурой, семейным бытом, классовыми отношениями, с формами общественного сознания, в частности с религиозными представлениями.
2. Более ограниченная, но не менее важная задача — показать соотношение материальной основы (непосредственного трудового крестьянского опыта и вырастающих из него положительных знаний) и фантастических, суеверных представлений в их влиянии на зарождение и видоизменения календарных обычаев, в их различиях у разных народов.
3. Раскрыть соотношение религиозно-магического и эстетического (художественного, украшательского, развлекательного) элемента в календарных обычаях; исторически — переход первого во второй.
4. Рассмотреть историческую последовательность напластования различных компонентов календарной обрядности; в частности соотношение древней, чисто народной основы и позднейших, церковно-христианских наслоений, взаимодействие и взаимопереплетение элементов того и другого.
5. Нельзя упускать из виду еще один аспект — и, быть может, не менее важный — в изучении народной календарной (как и всякой иной) обрядности: аспект, связанный с проблемами этнической истории народов зарубежной Европы. Их сравнительно-этнографическое исследование, сопровождаемое картографированием изучаемых явлений, может обнаружить или уточнить исторические связи между народами, — связи, не во всех случаях отраженные в иных источниках, в языке, в антропологическом типе, в памятниках археологии, не всегда засвидетельствованные и письменными памятниками. Разумеется, наибольшую убедительность приобретают выводы сравнительного изучения народных обычаев лишь тогда, когда эти выводы подкрепляются данными языка, письменными свидетельствами и иными источниками. Как и всегда, здесь необходим метод комбинированного пользования всеми видами источников.
6. Наконец, не лишен значения и чисто практический аспект проблемы: серьезное изучение народных обычаев, сохранившихся до наших дней, дает нам основания для оценки их современного значения. В какой мере можем мы говорить здесь о ценных культурных традициях, составляющих духовное богатство народа? И в какой мере, наоборот, перед нами лишь остаток дикарства и варварства, памятники народного невежества и грубых суеверий? Имеем ли мы дело с национальными развлечениями, веселыми традиционными праздниками или со средневековыми колдовскими обрядами и поповским дурманом? Не предрешая опять-таки ответа на эти вопросы, укажем только на их большую практическую важность.
Многие обычаи и обряды календарного цикла вошли в традиции народов, стали элементами их образа жизни. Именно поэтому они столь важны для выявления многих вопросов этнической истории.
Следует подчеркнуть, что обряды эти в большинстве своем носят народный характер. Церковный элемент в них был внесен значительно позднее и зачастую не изменил сущности обрядов. На протяжении всей своей истории церковь, как православная, так и католическая, выступала против этих обрядов. Особенно сурово действовал в этом отношении протестантизм, осуждавший не только языческие верования, но и самые невинные народные развлечения, игры, песни на празднике.
Магические действия, направленные на обеспечение благополучия семьи, посевов, скота, которых столь много приурочено к каждому празднику, возникли как следствие низкого развития производительных сил. Естественно поэтому, что чем выше развивается техника, чем меньше зависит судьба человека от окружающих его природных условий, тем более забываются и суеверные магические обряды. Содержание многих обрядов, выполняемых в наши дни, изменилось: теряя свой первоначальный религиозный и магический смысл, они принимают функции семейных и общественных празднеств, и прежние магические действа становятся просто красочной игрой, народным праздничным развлечением. Особенно это важно подчеркнуть по отношению к странам социалистического содружества, где общая тенденция общественного развития ведет к изживанию религиозного миропонимания.
Невиданно быстрые темпы развития промышленности и сельского хозяйства в социалистических странах немало способствуют потере древнего магического смысла календарных сельскохозяйственных обрядов. Правительства этих стран, партийные и различные общественные организации проводят большую работу по искоренению особенно вредных пережитков и обычаев.
Но это не означает, однако, что в социалистических странах существует негативное отношение ко всем народным календарным обычаям. Старинные же народные традиции, подчас очень красочные и поистине художественные, используются там при создании новой, социалистической по своему характеру праздничной обрядности.
Подлежащий нашему изучению материал огромен количественно и, естественно, его следует разделить на части. Наиболее целесообразно расчленять его (как это чаще всего и делают) на сезонные циклы — по временам года. Чередование сезонных циклов обрядности соответствует годовой смене сельскохозяйственных работ и самих растительных процессов: зимняя подготовка земледельческого труда, весенние и летние полевые работы, осенняя уборочная «страда»… Некоторые исследователи делят всю совокупность годовых аграрных обычаев и обрядов на два лишь цикла: подготовка урожая и получение урожая. Однако при таком наиболее широком делении первая группа, включающая в себя и зимние, и весенние, и летние обычаи, оказывается настолько обширной, что в свою очередь требует разбивки на части. Таким образом, мы приходим к наиболее естественному и удобному делению годового круга сельскохозяйственных обрядов и обычаев на четыре цикла: зимние, весенние, летние и осенние. Первые три цикла по своему содержанию и значению связаны с подготовкой урожая, четвертый — с его получением и обработкой.
Настоящий сборник посвящен первому — зимнему циклу народных сельскохозяйственных обычаев и обрядов в странах Европы. За ним должны будут последовать второй сборник — о весенних обрядах, третий — о летне-осенних обрядах.
Общая идея зимних народных праздников и обычаев — независимо от церковного их осмысления — это идея начала сельскохозяйственного года. Именно эта идея объединяет все обычаи, обряды и поверья святочного цикла: приметы, гаданья, магические действия, верования. Очень любопытно, что сама официальная дата начала года — 1-е января — ничуть не выделяется из ряда остальных дат, охватывающих промежуток времени с конца ноября до начала января. Народные обычаи и поверья более или менее равномерно распределились между разными датами в этом отрезке времени: у одних народов большее значение приобретает одна дата, у других другая. Сравнительно большее значение придается 25-му декабря; и это, вероятно, потому, что стихийный опыт народа издавна отметил этот день, как день, когда заметен становится поворот солнца на лето, — об этом уже сказано выше. Ведь и сам церковный-то праздник, заимствованный, видимо, из митраистского культа («День рождения непобедимого солнца»), имел это самое происхождение. А 1-е января сравнительно с днем рождества отступает далеко на задний план. Кстати, христианская церковь далеко не сразу пришла к решению праздновать «Рождество Христово» 25 декабря: в западной церкви это было установлено только в начале IV в., а в восточной еще позже — в конце того же века. Раньше христиане праздновали рождение Христа 6 января или в другие дни. Пасха же (воскресение Христа) отмечалась вначале 25 марта, позже ее приурочили к первому весеннему воскресенью по лунному календарю.
В гражданском календаре 1 января стало считаться началом года в Западной Европе только с XVI в., а в Восточной Европе — с 1700 г. До этого началом года служили где пасха, где благовещение, где рождество.
Временны е границы «зимнего» цикла неустойчивы, и это понятно: ведь смена осени зимой происходит в разных странах, в зависимости от географической широты и других климатических условий, в разное время. Точно так же и окончание «зимнего» цикла и начало «весеннего» падает в разных странах не на одно и то же время. Условно и приблизительно мы считаем временными границами зимнего периода обрядов время от конца октября до начала января, т. е. примерно между церковными праздниками св. Андрея (30.X) и крещения (богоявления, «трех королей», 6.I). Обоснование этого ограничения дается в статьях, посвященных отдельным странам.
Географический охват сборника: страны зарубежной Европы.
Основная масса фактического материала, излагаемого в настоящем сборнике, относится к XIX — началу XX в. Множество фольклорно-этнографических записей календарных обрядов европейских народов, сохранившихся от этого времени, позволяет лучше понять и раскрыть генезис обрядового цикла, исследовать обряды в их динамике. Именно поэтому главное внимание в сборнике обращено на этот период. Но в ходе изложения часто делаются экскурсы и в более отдаленные исторические времена бытования того или иного обряда; по мере возможности прослеживаются также и те изменения, которым подвергся тот или иной обряд в настоящее время.
В пределах зарубежной Европы фактический материал излагается по странам. В отдельных случаях оказалось целесообразным отступить от этого принципа деления: так, обычаи и обряды западнославянских народов (поляки, чехи, словаки, лужичане), ввиду их очень значительного сходства, описаны вместе; то же сделано, и по тем же мотивам, с обычаями народов Нидерландов и Бельгии, народов Скандинавских стран, народов Испании и Португалии.
В заключительной статье сделана попытка обобщающего, сравнительно-этнографического анализа изученного материала. Намечены некоторые общие выводы, — конечно, пока еще предположительные и подлежащие дальнейшей проверке.
Данная книга лишь первый этап большой работы по исследованию народных календарных обрядов стран зарубежной Европы. На этом этапе задача авторов заключалась в том, чтобы собрать фактический материал, большей частью по литературным источникам, а по некоторым народам и по архивным данным и по оригинальным (экспедиционным) материалам авторов. В задачи авторов входило также обобщение и систематизация фактического материала, выявление характерных черт и специфики обрядов каждого народа. Материал в каждой главе излагается в основном по единой схеме: описание обрядов и обычаев располагается по датам народного календаря. Единое построение глав было необходимо для того, чтобы получить сопоставимый материал для дальнейшей исследовательской работы.