* * *

О. А. Ганцкая, Н. Н. Грацианская, С. А. Токарев

Зимние календарные празднества и обычаи западных славян — сложное переплетение древних языческих основ с более поздними народными традициями и элементами христианской обрядности.

Как и повсюду в Европе, на западнославянских землях перед принятием христианства был свой календарь с аграрно-скотоводческими праздниками. Они распределялись по временам года, причем особенно отмечались важные в хозяйственной жизни времена наступления весны, лета, осени, зимы.

Известно, что большая часть верующих западнославянских народов были католиками, однако среди них встречались и протестанты. Введение христианства столкнуло сложную его обрядность, включающую адоптированные в классическом мире элементы язычества, с местным языческим календарным циклом. Однако и в этом цикле было много общего с древними обрядами классического мира. Так, например, наибольшая часть календарных и культовых праздников приурочивалась к солнцестоянию. Языческий культ солнца подвергся античному влиянию, затем сюда наслоились и христианские верования. К зимнему солнцестоянию, к возрождению солнца добавились римские сатурналии, брумалии и христианский праздник рождения Христа. Весенние празднества часто переплетаются во времени с зимними, а зимние начинаются уже осенью: праздник св. Николая (Микулаш — чешск., словацк., Миколай — польск.), св. Люции. Причины этому — неоднократные изменения времени начала года, весны, осени, зимы. Так римляне считали началом года 1 марта, затем оно было перенесено на 1 января. Христианство вначале отмечало Новый год 1 марта, затем перенесло его на 25 декабря, во второй половине XVII в. он устанавливается на 1 января.

Многие адаптированные христианством элементы оказались не чуждыми населению Центральной и Юго-Восточной Европы. Это не значило, что христианство во всей своей обрядовой форме легко проникало в быт народа. Напротив, потребовался ряд официальных действий и даже запрещений некоторых древних языческих обрядов. Но принуждений и запретов было недостаточно для утверждения христианства в широком быту. Христианская церковь исстари искусно приспосабливала многие местные обычаи языческого происхождения, которые были традиционными для народа. Особенно преуспел в этом католицизм с его торжественной литургией, нарочитой обрядностью, ярким музыкальным сопровождением.

В средневековье в быт западных славян с христианством пришло много элементов традиционного фольклора других народов, особенно итальянцев, французов, немцев. На основе славянской и балтской форм язычества они ужились в этом быту с действами классической древности, воспринятыми христианством еще на ранних этапах своего формирования. Многие элементы древней греко-римской обрядности проникли в западнославянский календарный цикл, по-видимому, через Балканы задолго до распространения христианства среди западных славян. Все эти сложные переплетения элементов древнего славянского язычества с пережитками многих обрядов, характерных для греко-римского мира, составили с течением времени весьма сложную и своеобразную структуру зимнего цикла западнославянских календарных обрядов. Менялись или забывались первоначальные функции обрядов, входящих в эту структуру, но сохранялась известная последовательность их выполнения во времени и разнообразие вариантов в пространстве при общности многих основных форм.

Зимний цикл календарных праздников у поляков, лужичан, чехов и словаков начинается с адвента, а точнее — с дня св. Андрея (30 ноября), когда чувствуется уже дыхание зимы. У лужичан именно день св. Андрея открывает цикл зимних обрядов и праздников. Подобно им и у поляков, чехов, словаков к кануну этого дня приурочено много обычаев, магических обрядов, поверий, хотя началом зимы у этих народов считается день св. Люции (13 декабря). Это объясняется, видимо, влиянием церкви: церковный год начинался прежде и у католиков, и у протестантов с адвента. В период адвента обычно запрещались танцы, сборища молодежи и всякие увеселения, парни не ходили на свидания к девушкам, и за всем этим строго следили деревенское общество и церковь. Однако кое-где в Вармии и Мазовии (Польша) в адвент уже ходили ряженые со звездой, водили «козу», «боцана» (аиста) и даже пели колядки, как и в рождественские дни.

В Польском Подгалье были запреты в адвент на сельскохозяйственные работы: нельзя было, например, вывозить на поле навоз, так как, по народным поверьям, «земля в это время отдыхает».

В день св. Андрея по древней традиции происходили любопытные гадания, которые повторялись в рождественский сочельник, под Новый год и вообще на святках. У лужичан гадания девушек о женихах связаны преимущественно с днем св. Андрея отчасти потому, что в этот день священник в церкви оглашал список свадеб, сыгранных в истекшем году, и для каждой девушки это невольно ассоциировалось с желанием попасть в такой же список в наступающем году; к тому же самое имя «Андрей» происходит от древнегреческого «анер», «андрос» — муж, мужчина. Девушки гадают о женихах также в Словакии, Чехии, Польше. В Словакии, например, в день св. Андрея девушки варят в кипящей воде галушки, в Чехии кнедлики. В каждой галушке (или кнедлике) — листочек с именем какого-нибудь парня. Считается, что мужем девушки якобы будет тот, чье имя она найдет в галушке, первой всплывшей на поверхность кипящей воды. Льют расплавленное олово в ключевую воду и по тому, на что бывают похожи фигурки из застывшего олова, судят о профессии будущего мужа. В Словакии же ломали на св. Андрея ветки вишни или черешни, подобно тому, как это делали в Польше на св. Люцию. Ветки ставили в воду и если они расцветали — это предвещало замужество. Интересно, что у лужичан на св. Андрея тоже срезали ветки вишни и ставили их в воду, но не для гадания о замужестве, а для того, чтобы увидеть ведьму в сочельник. Зацветшую ветку брали в церковь.

В Польше и Чехословакии традиционные гадания и в городе и в деревне служили как бы своеобразным увеселением, поводом собраться в тесной компании, при мерцании свечей.

Много народных обычаев и обрядов приурочено ко дню св. Николая (6 декабря). В живецких деревнях (Польша), например, в этот день ходил наряженный Миколаем парень и разносил разные предметы. Так, девушке он давал венок из сухого клевера, это означало, что, как и другие девушки, она будет собирать клевер; недавно вышедшей замуж — венок из гороха, что означало, что она «будет в своем хозяйстве горох за печью лускать».

В словацких и чешских деревнях до сих пор еще на «Микулаша» выступают ряженые с масками зооморфными (конь, медведь, коза, ворон, аист) и антропоморфными (цыган, доктор, трубочист и др.). Вечером ходит «Микулаш» в длинном кожухе, с корзиной на спине, борода у него из шерсти и льна, на голове баранья шапка, в руках — палка. Микулаша сопровождает «ангел» в длинной белой рубахе, в конусообразной высокой шапке из картона. С ними ходит и «черт» в длинном кожухе, вывернутом мехом наружу. Через плечо у него перекинута цепь, на голове рожки из черной бумаги, в руках — колокольчик и метла. Микулаш приносит детям подарки, непослушным он оставляет розги или метлу. Если же не ждут Микулаша, родители и крестные сами кладут подарки детям в туфли, ставят их на окно, чтобы все видели эти подарки. В чешской Силезии Микулаш со своей дружиной обходит деревню в первое воскресенье декабря. Его дружина состоит из 15–20 ряженых. Микулаш одет ксендзом, в руках у него большая палица, его сопровождает дружка с венком на голове, женщина в чепце, «конь» (т. е. ряженый конем парень, его водят на цепи), три дьявола в вывернутых кожухах (ноги у них обмотаны соломой, на шее колокольчики), цыган с цыганкой, которые носят куклы из тряпья: «доктора», «смерти», «трубочиста», «полицейского». В каждом доме «конь» разливает воду на печке, доктор лечит водой зубы. Весь характер праздника Микулаша, значение которого забыто, говорит о том, что его происхождение связано с почитанием какого-то языческого божества, покровителя скотоводства. Недаром его сопровождали обычно маски козы, барана или коня, производящие магические действия, охраняющие от злых духов. Микулаш с дружиной не только дарил, но и принимал подарки, что было, по-видимому, пережитком древнего жертвоприношения.

Среди польского люда имела хождение легенда о том, что Миколай — патрон волков: каждому он определяет на год, кого съесть из скота и людей. В Мазовии в сочельник св. Миколая пастухи и хозяева специально постились, чтобы волки не таскали скот. В деревнях по реке Раба (Nodrabska Ziemia) в костел несли своеобразную жертву: св. Миколаю кур, а волку — лен и коноплю. По мнению польского ученого В. Клингера, в Европе функция патрона волков была перенесена на св. Николая со св. Георгия, св. Николай считался также опекуном девушек на выданье и детей, спасителем утопающих.

Не менее любопытны и народные обычаи, связанные с днем 13 декабря — христианским праздником св. Люции. По народным представлениям поляков, чехов и словаков, это начало Нового года. У поляков в старину, да нередко еще и сейчас, эта дата считается переломной. По старому календарю, измененному в конце XVI в., этот день обозначался как самый короткий в году, с него день начинал прибавляться.

Поляки считали, что с этого праздника день прибывает «на куриную стопу». В Чехии же говорили, что «св. Люция ночи убавит, а дня не прибавит». В Польше в день св. Люции срезали в саду ветви яблони, ставили их в воду или втыкали в мокрый песок около печи. Если они расцветали до рождества — это предвещало хороший урожай. Девушки срезали ветки вишни: в одних районах Польши расцветшая к рождеству ветка обещала девушке замужество, в других была как бы свидетельством ее целомудрия.

Во многих районах Чехии и Словакии сохранился обычай наряжаться Люцией: женщина распускает волосы, пудрит лицо мукой, закутывается в белую простыню. В словацких деревнях Люция прежде надевала праздничный традиционный костюм. В руках Люция держала пучок гусиных перьев, которыми обметала, молча входя в дом, изображения святых, мебель, лица и одежду всех присутствующих. В этот день нельзя было прясть, так как Люция наказывала прядильщиц, больно ударяя их по пальцам. В некоторых районах Люция делала детям подарки, непослушных наказывала.

В Моравии в день св. Люции ходило по деревням одновременно несколько Люций с поварешками в руках. Они танцевали молча в каждом доме, стуча поварешками в такт движениям.

Происхождение маски Люции совершенно забыто. Некоторые ученые видят в связанных с ней обычаях пережитки матриархата.

Чехи, словаки, поляки, лужичане верили, что в день св. Люции (так же как в щедрый вечер и в день трех королей) особую силу приобретают ведьмы, собирающиеся на шабаш. Существовало множество способов распознать ведьму, принявшую образ простой женщины. В Словакии и Польше (Подгалье) говорили, например, что если в период от Люции до сочельника сделать стул, каждый день работая понемногу, и взять его тайком в костел на заутреню в сочельник, то человек, сидящий на таком стуле, увидит то, что скрыто от других: женщин, которые преклоняют колена, повернувшись спиной к алтарю. Они-то и есть якобы ведьмы. В Южной Словакии стул делался из 9 сортов дерева: липы, березы, орешника, вербы, ольхи, бука, ели, терновника, клена.

В Чешской Силезии каждый день от дня св. Люции до сочельника откладывали по полену, разводя огонь. В сочельник, разведя огонь из отложенных дров, нужно было ждать прихода ведьмы, которая должна была что-то попросить в долг. Уберечься от ее чар можно было, не давая ей ничего взаймы.

Магическим средством против злых сил в день св. Люции у чехов и словаков считался чеснок. Его ели все члены семьи, давали чеснок и скоту. Над дверью дома и хлева рисовали чесноком крест. Защитное свойство приписывалось и железу. Утром в день св. Люции в Словакии ходили мальчики по домам с железной палицей (ocel'а) и говорили:

Западные славяне придавали особое значение периоду от дня св. Люции до дня трех королей. Это был период, близкий к зимнему солнцестоянию — наиболее богатый обрядностью и целостным циклом календарных праздников. Его основа, по-видимому, языческая, слилась с христианскими верованиями. Суть языческих обрядов этого цикла была в обращении к природе, умирающей и вновь возрождающейся к новой жизни. С этим были связаны и специфичные для зимнего цикла гадания о характере будущего года, магической целью которых было обеспечение урожая, здоровья и благосостояния себе и своим близким в наступающем году.

В течение двенадцати дней от св. Люции до рождества (25 декабря) люди примечали погоду. Каждое число соответствовало определенному месяцу в году. По особым приметам в тот или иной день гадали о погоде в соответствующий ему месяц.

21 декабря западнославянские народы отмечали день св. Фомы, считая, что рождественские празднества уже близки. У поляков есть поговорка: «На святого Фому годы (рождество) уж дома» (Na świętego Toma gody już doma).

Праздники от рождества до трех королей — это Godnie Święta, Gody (поляки), Hody, Vianoce (словаки), Vánoce, Hody (чехи), mjez hody, mijazy (лужичане). В обычаях, которыми отмечал их народ, одни исследователи (в Польше, например, Я. С. Быстронь) видят соединение двух разных языческих празднеств — аграрного и почитания умерших (подобно Larentalia и Saturnalia в Древнем Риме), другие (например, С. Двораковский в Польше, А. Вацлавик в Чехословакии) основой их считают культ мертвых, аграрные же элементы — только особым аспектом этого культа. В. Клингер, усматривая в этих обрядах главным образом культ умерших предков, считает их духами земли — покровителями земледелия.

Этнографические и фольклорные материалы о зимних календарных обрядах, их сопоставление с данными по обрядам других народов выявляют в них не только пережитки культа мертвых и аграрной магии, но и многие элементы обрядности, связанные непосредственно со скотоводством. Как уже говорилось, отчетливо выявляются также магические действа, цель которых охранить здоровье людей, обеспечить им удачу в жизни, всяческое благополучие.

Рождественские празднества начинаются сочельником. У поляков он называется wigilia, wilia, у чехов и словаков vilia, на юге Словакии kračún, у лужичан — gwězda, gwězdka (звезда) или połozżica (может быть пастушеский вечер). Чехи и словаки называют рождественский сочельник «щедрым» (štědrý), тогда как у поляков, подобно украинцам и белорусам, «щчодрым» (szczodry) называется сочельник Нового года.

В рождественский сочельник можно выполнять только самые необходимые работы по хозяйству (приготовление еды, корма скоту и пр.). Однако есть сведения о том, что у поляков в этот день охотились и ловили рыбу и старались делать это с успехом, что должно было, по народным приметам, принести удачу в охоте и рыболовстве на весь год. Считалось также предвещавшим удачу шуточное незамеченное воровство деревьев из леса, дров, мелких предметов в чужом доме и пр. И для действительных воров кража в рождественский сочельник была якобы очень хорошей приметой.

В сочельник не полагалось давать взаймы ни пищу, ни вещи, ни деньги, чтобы не впасть в бедность. Но долги следовало к этому дню отдавать. Из этой веры в «магию первого дня» выросли и магические действия. Так, у лужичан, чехов и словаков по старому обычаю на рождество считают деньги, кладут их на стол, чтобы весь год они не переводились. Польские обычаи предписывали в рождественский сочельник простить все обиды и сохранять хорошее настроение. Дети должны были проявлять послушание, иначе их будут часто бить весь год. У чехов и словаков в сочельник наблюдались некоторые запреты: нельзя было уходить далеко от дома, чтобы потом не скитаться весь год, нельзя спать и даже лежать, «иначе будешь болеть и полягут колосья хлебов».

Обрядовое печенье чехов (Моравия)

Маска «медведь» из румынской новогодне-рождественской обрядности (к стр. 291)

Примечали, кто придет первым в дом в сочельник. Во многих районах Польши, Чехии, Словакии считают, что полазник-мужчина — предвещает благополучие всему дому, а полазник-женщина — всякое зло и болезни. В других же местах до сих пор считается, что, если женщина (сейчас чаще девочка) первая придет в дом, то у коровы будет телочка, а если мужчина, то бычок. В Польше вошедший в избу должен был сразу же сесть и квохтать, чтобы куры по весне поскорее заквохтали и прилежно высиживали цыплят (имитативная магия). В польском Подгалье подлазник — гураль (горец) средних лет из левой рукавицы всех обсыпал овсом, желая счастья, здоровья.

У словаков полазником выступал человек со змеей, сделанной из скрученной бумаги. По народным верованиям, она живет в каждом доме под порогом или печью. Сейчас хождение со змеей превратилось в увеселение молодежи, но первоначально этот обычай имел глубокий смысл и, возможно, связывался с культом предков. Полазниками были у словаков и пастухи. Они ходили перед ужином по домам и разносили прутья в качестве символического подношения и получали за это калачи, свинину и т. п. В польской Силезии (особенно горной) в рождественский сочельник также ходили пастухи по деревням. Они снимали со скота колокольчики, надевали их на себя вместе с цепью и другими бренчащими предметами. Под звуки труб и пищалок они появлялись в домах, где их угощали лепешкой и пивом. В Моравии пастух сгонял как будто бы в Вифлеем овец, т. е. ряженых мальчиков с хомутами и колокольчиками на шее. Мальчики со страшным шумом и блеянием выскакивали из домов и бежали впереди пастуха.

У чехов вечером в щедрый день пастух обходил деревню, трубил, хлопал бичом. Хозяйки выносили ему сладости и рождественские калачи. И вновь он обходил дома уже на св. Степана (второй день рождества), разносил еловые веточки и кропил хлева святой водой.

Утром в сочельник рождества все домашние мылись, нередко бросая перед этим в воду серебряные монеты (поляки, чехи, словаки), что якобы привлечет богатство в семью. Распространен обычай умываться или даже купаться вечером в реке, ручье, умываться у родника, так как это может предотвратить болезни, принести человеку здоровье и бодрость.

Если у чехов и словаков св. Николай (Микулаш) приходил и приносил детям подарки в день св. Микулаша, то у поляков он появлялся с той же целью в рождественский сочельник. В этот же день в Польше ходили по домам Юзеф в сопровождении божьего дитяти (Силезия), или гвяздоров (gwiazdory). например, в Познаньском воеводстве. Юзеф и гвяздоры были в вывороченных мехом наружу кожухах, опоясаны соломенными перевяслами и цепями, в больших меховых или бумажных шапках. Нередко они были в масках или с лицами, вымазанными сажей. О своем прибытии они возвещали стуком в дверь и звоном колокольчиков, привязанных у гвяздоров к сапогам. Ходила еще и гвяздка (мужчина или женщина), одетая в белое платье.

Прибывшие спрашивали родителей, послушны ли дети, заставляли детей читать молитву. Если ребенок был непослушным или не помнил молитву, Юзеф, божье дитя или гвяздка били его принесенными розгами. Послушных детей одаривали яблоками, сластями и иными подарками, что были у них в корзине. В Познаньском воеводстве гвяздоры, выйдя из дома, ударяли розгой каждого встречного, если он быстро не уходил с их пути. В Вармии ходила еще группа так называемых слуг с «сивым конем». Старейший слуга раздавал детям подарки, это сопровождалось подскоками коня.

Лужицкие святочные обрядовые шествия очень похожи на немецкие и польские. И в них переплетаются церковнохристианские черты с древними, чисто народными. У католиков Верхней Лужицы главными действующими лицами шествий были евангелический персонаж — Иисус (Boże dzeěćo) и сопровождающий его Румподих (Рупанц, Умпрехит — от нем. Рупрехт). Так же как польский Юзеф и гвяздоры, Румподих ходит в бородатой маске, в вывороченной меховой одежде, с мешком — в нем яблоки и орехи для одаривания послушных детей, с розгой для наказания непослушных. Этот обычай описан еще в XVIII в. и, по мнению некоторых исследователей, заимствован лужичанами от немцев в средние века.

В Моравии подобный же персонаж, называемый Штедронь (Štědroň), носил подарки детям и наказывал непослушных в первый день рождества.

К рождественскому сочельнику в избу вносили снопы разных злаков, их ставили по углам (поляки, чехи, словаки), где они нередко оставались до праздника трех королей (6 января). Поляки Белостокского воеводства называли такой сноп хлебных злаков дзяд, коленда (dziad, kolęda — дед, коляда). Перед ужином хозяин прятался за снопом, а затем показывался и спрашивал:

— Старуха, ты меня видела?

— Нет, не видела.

— Дай боже, чтобы ты меня весь год из-за ржи не видела

(Восточное Мазовше, повяты Лапский, Белостокский). [608]

У словаков хозяин прячется за стол, на котором стоит рождественский хлеб, и спрашивает, видят ли его дети. Они отвечают, что не видят. Он говорит: «Дай бог, чтобы вы меня не видели весь год», в этом выражается его желание, чтобы пшеница выросла настолько высокой, что могла бы его скрыть.

Краковские крестьяне из снопиков ржи, что стояли по углам, делали копенки и втыкали их на ржаном поле, чтобы рожь лучше росла.

На стол у чехов, словаков и поляков расстилают сено или солому, а затем накрывают его скатертью. В Лодзинском воеводстве (повят Бжезинский) помнят еще, как сено расстилали не на столе, а на лавке, за которой ели, сидя на маленьких табуретках и на пнях.

У лужичан в Нижней Лужице и в с. Слепо сохранился обычай расстилать солому под столом. Потом эту солому раскладывали вокруг плодовых деревьев. В некоторых районах Польши девушки ставят на стол «венец» из всех видов злаков. У лужичан был обычай класть на рождественский стол последний сноп (stary), сохранившийся от жатвы, а затем зерна из него примешивались к семенам при посеве.

На стол кладут хлеб и облатки. В старину стол опоясывали соломенными перевяслами, чтобы из хозяйства ничто не уходило, под столом расстилали солому. Перевяслами обвязывали потом фруктовые деревья (поляки, чехи, словаки), часть соломы скармливали скоту. Поляки Мазовии стол опоясывали еще и цепью, как бы заковывали, «чтобы хлеб держался». Чехи и словаки тоже опоясывали стол цепью и ставили на нее ноги, чтобы быть здоровыми. В Моравской Валахии обвязывали стол цепью, «чтобы замкнуть волчью пасть». Под стол клали железо (лемех) от плуга, «чтобы кроты не портили поля», или же топор, «чтобы народ был твердым как секира». Все западные славяне железу придавали (на протяжении всего рождественского цикла) большое значение как средству охраны от злых сил.

Интересны сведения о том, что в Жешовском и Краковском воеводствах Польши на ужин в рождественский сочельник приглашали волка. Краковские крестьяне бросали за ужином горох в стенку и кричали: «Волк, волк, иди к гороху, а не придешь, так не приходи до следующего года!» («Wilku, wilku, chodź do grochu, jak nie przyjdzieś, to nie przychodź aż do siego roku»). В жешовских деревнях (Горлицкий повят) хозяин перед началом ужина шел к хлеву, открывал дверь и приглашал волка на ужин словами: «Приди, волк, и поешь хорошо раз в год, это мы тебе дарим. Если сегодня не придешь, не приходи к нам весь год» или же: «волчок, приходи, дам тебе гороху, за это не приходи до следующего года». Там же вешали у матицы ветку омелы, которую называли «wilkiem», «волком». Она висела все зимние праздники, а потом ею окуривали больных. Обычай приглашать волка у польских крестьян перекликался с таким же обычаем их соседей — белорусов.

Известны и другие обычаи: так, в чешской Силезии и Моравской Валахии хозяин перед ужином в сочельник выходил во двор, стрелял из ружья или бил бичом, отгоняя злых духов.

Постились в сочельник «до звезды». С первой звездой, после молитвы семья садилась за стол. Обычно следили за тем, чтобы за столом оказалось четное число людей, так как нечетное предвещало смерть одному из присутствующих (поляки, чехи, словаки). В старину поляки оставляли за столом свободное место для умершего, позднее оно предназначалось для случайного гостя.

В окрестностях Сандомира (Польша) перед подачей еды хозяйка или пастух (человек, на которого возлагались обязанности пастуха в наступающем году) ложки кладет на стол в связке, чтобы коровы паслись вместе и цыплята держались около наседки. После трапезы пастух собирает ложки, связывает их и бросает под порог, чтобы скот не разбредался.

Перед едой разламывают облатки, делятся ими друг с другом и обмениваются пожеланиями здоровья, счастья, благополучия. Количество блюд на ужине должно быть и сейчас нечетным — 3, 5, 7, 9 и более. Сохранились воспоминания о том, что сочельнический ужин в старину был скоромным, ели мясо, преимущественно свинину (чехи, словаки, лужичане).

Введение церковного поста изменило состав обрядовой пищи в сочельник. Вместе с тем сочельнический ужин сохранил свои прежние названия — тучна, обжерна вечеря («tučná, obžerná večera» — Моравское Словацко). Неслучайно у чехов и словаков сочельник рождества назывался «щедрым днем». Моравские валахи готовили в этот день особое блюдо — щедрачку (ščedráčka) из отварного гороха, сушеных слив, груш, грибов, сахарной свеклы, картофеля, словом из всего того, что выращивалось крестьянами. Это предвещало хороший урожай. Остатки щедрачки засушивали и добавляли с солью к корму для скота. И у поляков, хотя сочельник и стал днем постным, сохранился обычай устраивать трапезу как можно обильней. Ели постный суп — жур (żur) с грибами, капусту с грибами, репу, приготовленную на молоке с мукой, паплоху (paplocha) или сливянку (śliwianka) — сухие сливы с картофелем или пшенной кашей, семенятку (siemieniatka) или «семенку» (siemionka), клуски — клецки с маком. Круглое печенье и клецки из муки с маком, сваренные в молоке, в форме пальца (palec, раlek) были традиционной едой в сочельник у лужичан. Продолговатый калач «strucha» был известен и полякам. В Краковском воеводстве, например, он был большим (1–3 локтя длиной), украшен сверху плетенкой. Простому народу он заменял хлеб до праздника трех королей. Интересны иные названия рождественского хлеба: «mazanec», «baba» (Моравия), «kračún», «pascha» (Словакия), этот хлеб, как и у поляков, бывал больших размеров. Чехи и словаки пекли продолговатые хлеба — «lokše», «babalky». Кроме того, в Чехии и Словакии из пресного пшеничного теста пекли калач «štedrák» (в Словакии к пшенице добавляли ячмень, овес, рожь, кукурузу и чеснок). Куски его давали скоту, бросали в колодец, приговаривая: «Водичка чистая и быстрая, празднуй и ты в щедрый вечер».

В северо-восточной части Мазовии (Польша) варили к сочельнику клюквенный или овсяный кисель. В Чехии к столу обязательно подавалось блюдо из бобовых — чечевица, фасоль (stráva). Повсюду у западных славян, как и у восточных, весьма распространенным блюдом в сочельник была каша. В восточной Мазовии она называлась «pęcak» или «kucia» и делалась из ячневой крупы с маком. В некоторых деревнях восточной Мазовии по этому главному блюду весь сочельнический ужин назывался кутьей (kucija). Кутья в виде пшеничной или ячневой каши с маком и медом была распространена в окрестностях Пшемысля, Хелма (кутья, пенцак), в Люблинском воеводстве. То, что в сочельник рождества главным блюдом была кутья, характерная и для поминального стола, лишний раз показывает связь рождественского сочельника с культом умерших.

Позднее традиционными в рождественский сочельник стали рыбные блюда, селедка. В современной Польше и Чехословакии особенно принято готовить в сочельник карпа. Любопытные обычаи и запреты сопровождали сочельнический ужин от его начала до конца. Так, в Вармии и Мазовии (Польша) на столе оставляли душам умерших остатки ужина, ставили им зажженную свечу, в доме специально для них топили печь. В краковских деревнях ложки на стол не клали, а держали в зубах, чтобы крестец не болел; в восточной Мазовии ели стоя, чтобы не болел позвоночник при работе, между одним глотком и другим ложку подымали вверх, на стол ее не клали — это должно было, по народным приметам, охранить от боли в спине и от зубной боли. Хозяин подбрасывал ложкой горох, чтобы «бычки и телочки брыкались». При этом он говорил иногда: «Скачите, бычки, вверх!» или: «мои бычки, скачите!» В некоторых деревнях над рекой Нарвой вверх бросали кутью, «чтобы ячмень такой (высокий) рос». В окрестностях Сандомирской Пущи, когда ели кашу, то ударяли ложкой об ложку или били ложкой по лбу соседа со словами: «Прочь, голуби, с проса, гречихи, прочь!» («А duś gołębie z prosą, z tatarki, aduś!»). Когда же ели кашу ячменную, то ударяли ложкой в лоб, приговаривая: «А ши, вороны!» («А si, wrony!»). В пшемысльских деревнях бросали кутью под потолок. Верили, что если вся кутья прилипнет к потолку, будет хороший урожай на все злаки, из которых ее сварили, если же, например, только мак, то мак только и уродится. Бросали кутью в потолок и в хелмских деревнях. Словаки и чехи бросали ложками горох к потолку и в углы, приговаривая: «Sto kôp hrachu, sto kôp maku, sto kôp žita a sto kôp raži» (Сто коп гороха, сто коп мака, сто коп пшеницы и сто коп ржи). В углы бросали также орехи со словами: «Kúty, kúty, tmavé kúty, niech sú plné celý rok» (Углы, углы, темные углы, будьте полны весь год). У лужичан был обычай бросать в 4 верхних угла остатки пшенной каши.

В сочельнический ужин хозяйка почти не вставала из-за стола, если хотела получить от кур побольше цыплят, когда же она была заинтересована в том, чтобы побольше было яиц — она, наоборот, старалась не сидеть. С теми же поверьями был связан у чехов и словаков обычай, по которому хозяйка, вставая из-за стола, произносила «квок, квок», остальные ей отвечали «цьяп, цьяп». Эта звуковая имитация также должна была принести обилие цыплят в наступающем году.

Во время или после еды в одну миску откладывали от каждого блюда, крошили хлеб, солили и давали скоту вместе с сеном и соломой, взятыми из дома (чехи, словаки, поляки). Скоту давали также облатки с рутой (поляки) или с чесноком, петрушкой (чехи и словаки), чтобы уберечь его от заразы и колдовства. Остатками сочельнического ужина кормили также домашнюю птицу, чтобы была здорова, хорошо неслась и высиживала птенцов. Магическое значение имело то, что корм курам давали в обруче от старого колеса (поляки, чехи) или в круге, очерченном на земле веревкой (чехи). Верили, что от этого куры не будут разбредаться по двору. Чехи и словаки особые свойства приписывали крошкам с сочельнического стола. Их собирали, хранили и давали больным как лекарство. Остатки еды они разбрасывали по полю для повышения урожайности.

В польских семьях после того как со стола убрана посуда и снята скатерть, искали в разостланной ранее под скатертью соломе зерна разных злаков. Найденные зерна предвещали урожай. Старым обычаем было бросать колосья ржи, пшеницы и других злаков в потолок, в матицу. Так, например, в радомских и тарновско-жешовских деревнях (Польша) после ужина приносили солому и расстилали ее посредине избы. Затем крестьяне ложились навзничь и бросали стебли в потолок — сколько стеблей застревало в щелях и за балками, столько должно якобы уродиться копен ржи и пр. В окрестностях Сандомира это называлось «bicie kóp» (битье копен). Упавшие стебли подымать или выметать не полагалось, их давали скоту 26 декабря, в день св. Степана. Сходный обычай наблюдался в Чешской Силезии. Это действие, имевшее когда-то магическое значение, позднее выполнялось в память о вифлеемском хлеве, где на соломе родился Христос. Поэтому старались всюду разбросать солому от злаков.

В старину перед ужином или после него украшали орехами, яблоками деревце или ветку сосны, ели («сад» — поляки, «подлазник» — словаки на Ораве). Их вешали верхушкой вверх под матицей. У словаков после ужина деревце или ветку выносили на гноиско (hnojisko — место, где собирали навоз). В окрестностях Кракова это деревце оставляли в доме до тех пор, пока его колядники «не окалендуют». Зеленой ветке или деревцу приписывали магическую силу, это был как бы символ новой рождающейся жизни, обновления природы. В некоторых областях центральной Словакии (например, район Липтова в горной Словакии) еще в 1920 г. вешали под потолок не ветку, а сноп вниз колосьями.

Из разноцветных облаток поляки мастерили «свят» («świat» — свет, мир) и колыбельку и их вешали у матицы. Подвешивали к потолку также пирамидки из соломы с цветными лентами, хлебными злаками (pająk — польск., муши рай — muší raj — чеш.). У лужичан, чехов, словаков пирамидку из деревянных палочек или соломы с разными украшениями ставили и на рождественский стол. Позднее вместо пирамидок, украшенных веток и деревца (или же кроме них) перед сочельником стали наряжать и освещать елку. Этот новый обычай пришел в деревню из города в XIX–XX вв. и, по-видимому, заимствован от немцев, у которых он тоже распространился лишь в XVIII в. У лужичан украшенная елка называется Krisbem (от Christbaum) или Božeho dźěsiowy štom, godowny dom, у поляков елка — choinka нередко по-старому называется sad, у словаков — kriskinda, у чехов — krysban или vánočný stromek.

В польских семьях соломой, закинутой в сочельник за балки, хозяин на второй день рождества (св. Степан) бил коров, «чтобы они не кусались», и лошадей «чтобы они не брыкались» (повят Бжезинский, Лодзинское воеводство). В восточной Мазовии парни в сочельник перед самым уходом в церковь последний раз в старом году играли на свирелях. В Чехии и Словакии после ужина водили вокруг стола овечку.

Повсеместно в рождественский сочельник (после ужина) или же в день св. Степана, реже на день трех королей обвязывали соломой фруктовые деревья (поляки, чехи, словаки) или же расстилали ее под деревьями (лужичане). В Польше при этом хозяин нередко брал топор и делал вид, что хочет срубить дерево, которое плохо плодоносит, и спрашивал: «Будешь родить?» На это сопровождающий его отвечал — «Да, будет!». «Если не будешь, — говорил хозяин, — я тебя срублю». Сопровождающий как бы защищал дерево, обвязывая его соломой. В Чехии и Словакии, когда обвязывали деревья, то приговаривали:

Фруктовые деревья «будили», «обнимали». В Польше хозяйка дотрагивалась хлебом до стволов деревьев, говоря: «Почему не родишь? Должно родить». Обнимание деревьев детьми или хозяйкой, руки которой были в тесте, замешенном для клецек, должно было, по народным поверьям, дать хороший урожай фруктов. При этом обращались к дереву со словами:

«Будили» деревья в сочельник поздно вечером словами: «Груши, яблоки (и другие деревья), повернитесь ко мне, я вас бужу». Вторая часть этого обращения связана непосредственно с христианским праздником рождества: «Христос родился, все освобождает» (повят Бжезинский, Лодзинское воеводство). Говорят также: «Проснись, дерево не родящее, Иисус родился», — или: «Встань, родящий плоды, пойдем на службу, Иисус родился».

В Словакии и Чехии «обнимали» деревья до ужина. После приготовления теста для калачей хозяйка обнимала фруктовые деревья, вытирая руки об их стволы и причитая: «Деревце, роди, роди!».

Из обычаев рождественского сочельника, связанных с животноводством, в Чехии и Словакии выполнялся следующий: после ужина дети старались подскочить как можно выше, чтобы «весь год скот был быстрым».

Магическое значение приписывалось огню. Так, в Польше (Лодзинское воеводство) пепел от огня, на котором приготовляли в сочельник ужин, смешивали с остатками еды и костей от мяса, съеденного в первый день рождества, и разбрасывали там, где хотели уничтожить чертополох.

Было у западнославянских народов поверье, что на святки нечистая сила (ведьмы, злые духи) может повредить людям. Против этого использовались апотропеи: огонь, вода (особенно освященная), железо, магический круг, шум, стрельба. Огонь не должен угасать (в сандомирских деревнях Польши, например, от рождества до трех королей зажигают еще при дневном свете «kominki» — щепки, дранки, лучинки). Считалось, что надо иметь в доме воду; вода в сосуде — своего рода зеркало, в нем злой дух якобы увидит свое отражение и в страхе убежит (лужичане). В сочельник над дверью прибивают подкову (лужичане), кладут под стол топор, лемех (поляки, чехи, словаки).

Многочисленны и разнообразны обычаи святочных гаданий. Как уже говорилось, они приурочены частью к Андрееву дню, частью ко дню св. Люции, но особенно к сочельникам рождества и Нового года. Предмет гаданий — благоприятная погода, урожай в наступающем году, замужество, разные семейные события. Приемы гаданий самые различные: подслушивания разных звуков — с какой стороны залает собака, запоет петух, заржет лошадь, раздастся звук овечьих бубенчиков, скрип повозки, пение, эхо и пр. — каждый из этих звуков толкуется как предвестие какого-нибудь события. Выставляли ботинок за дверь, лили свинец, считали палочки в захваченной наугад горсти (четное число означает замужество в этом году). В Польше парни перебирали колья в заборе, говоря: «девушка, вдова, девушка, вдова». По слову, что падет на последний колышек, судили о том, кто достанется парню. Девушки в свою очередь приносили в избу охапки поленьев, бросали их на пол и считали: «кавалер, вдовец, кавалер, вдовец». В Чехии девушки выходили во двор и трясли деревья, чтобы узнать, с какой стороны явится жених. У лужичан есть такой способ гадания: под 3 тарелки или шапки кладут разные предметы и наугад раскрывают их: ветка руты означает свадьбу, горсть песка — смерть и пр. Или из фартука берут, не глядя, одну из цветных лент — зеленая означает свадьбу, красная — рождение ребенка, белая — похороны. Западным славянам известны и гадания с зеркалом или с водой в колодце (увидеть суженого). Гадают по первой встрече, по налепленному на прялку хлебному тесту (лужичане) и т. д. Чтобы узнать, поженятся ли парень с девушкой, пускали две ореховые скорлупки на воду и следили: если сблизятся они, то поженятся. Почти все эти и многие другие способы гадания известны и другим народам Европы.

К гаданиям близка вера в приметы. Есть приметы о погоде, — и помимо рациональных, основанных на наблюдении, также и чисто суеверные. Так, подобно периоду от св. Люции до рождества, каждый из двенадцати дней святок (от 25/XII до 6/I) соответствует определенному месяцу года: какая погода в такой-то день, такая будет и в соответствующий ему месяц. У всех западных славян, как и у многих других европейских народов, те же 12 месяцев символизируются 12 дольками разрезанной луковицы. Их посыпают солью, а утром смотрят, какая долька останется влажной, какая сухой. Распространены приметы по луне: у лужичан, например, существовало поверие, если луна светит в рождественскую ночь ярко, то закрома будут «светлыми», т. е. пустыми; у поляков наоборот — «в сочельник ясно, в стодолах темно, в сочельник темно, в стодолах светло», «на дворе ясно, в стодоле тесно». («Wilijum widno, to w stodołach cimno, w Wilijum cimno, to w stodołach widno», «na dworze jasno, to w stodole ciasno»). Чехи говорят: «Если сочельник светлый, будут темными стодолы, если зеленый, будет пасха белой, если ясный, будет много фруктов». («Jsou — li vánoce světlé, budou tmavé stodoly, jsou li zelené, budou Velikonoce bilé, jsou — li jasné, budou hojně ovoce»).

У поляков звездное небо в сочельник предвещало, что куры хорошо будут нестись, пасмурно — у коров будет много молока. Были приметы, предвещавшие якобы смерть. Так, в польских семьях хозяйка перед сном оставляла скорлупки от орехов, наполненные солью. Их было столько, сколько человек в семье. Если соль в какой-нибудь скорлупке растает, тот, чья она, вскоре умрет. Если кто-нибудь из сидящих за ужином в рождественский сочельник отбрасывал слабую тень на стены, считали это предвестником смерти. Словаки верили, что должен умереть тот, кто в сочельник, разрезая яблоко пополам, разрежет и зерно. Чехи, словаки, поляки верили в то, что все звери в рождественскую ночь говорят, как люди, и кто услышит этот разговор — тоже умрет.

Интересны приметы, связанные с животноводством. Поляки верили: если в хозяйстве была свиноматка, стучали в дверь свинарника и по тому, сколько она раз хрюкнет, «узнавали» сколько у нее будет поросят. Стучали также и по хлеву, и по конюшне и даже по пчелиным ульям, что перекликается, по-видимому, с магическим обычаем «будить» фруктовые деревья.

Определенные действия должны были, по народным верованиям, обеспечить хорошее настроение. В дополнение к тому, что было об этом уже сказано, упомянем обычай у чехов и словаков обливать друг друга водой или обсыпать снегом в ночь под рождество. Первый день рождества называется у словаков Božie narodenie, Hody, у чехов — Boži národení, Hody, у поляков — Boże Narodzenie, Gody (в старину), у лужичан — Boži dźeń или Hody, Gody. Этот день считался большим христианским праздником, и отмечали его особенно торжественно. На рождество нельзя было выполнять никаких тяжелых работ и даже готовить обед. Утром не подметали пол, только отодвигали разбросанную солому в угол или под кровать (чехи, словаки, поляки). В этот день обычно не посещали родных и знакомых, проводили его в тесном семейном кругу. Пища на рождественском столе была скоромной, с обилием (по степени зажиточности) мяса. По сохранившимся сведениям, в подкраковских деревнях (около Тынца, например) подавался рассол (бульон), затем блюда из мяса вола, и лишь на второй день ели свинину и ветчину (мясо вола ели в память о том, что вол был в Вифлеемском хлеве). Чехи же и словаки предпочитали в рождественские дни есть свинину.

В повяте Новый Тарг Краковского воеводства (Польша) крестьяне вспоминают, что на рождество с самого утра по домам ходили мальчишки и обсыпали всех овсом. При этом они говорили: «На счастье, на здоровье, на рождество, чтобы все в коморе было, в хлеве, дай господь бог!». Считалось грехом выметать этот овес.

С рождеством были связаны некоторые запреты и приметы, часть их распространялась и на все святки. Так, например, у поляков нельзя было на рождество мешать угли в печи, подзывать птицу, как обычно (нужно давать корм без зова и лучше в обруче), запрещалось ходить в те помещения, где спрятано зерно для посевов. Чехи и словаки предпочитали не ходить в хлев в этот день — корм и воду подавали скоту накануне. Пол в этот день не подметали.

Магическую силу западные славяне приписывали на рождество, как и в его сочельник, умыванью. В польских семьях хозяин утром наполнял водой большую миску или ведро, бросал туда немного сена со стола, кусочки облатки и хлеба, серебряные монеты. Этой водой мыли лицо. Верили, что от этого кожа будет гладкой, а у девушек будут хорошо расти волосы. У чехов и словаков деньги, кусочки облатки и хлеба, зерно, соль и чеснок и сейчас бросают прямо в колодец.

С хозяйством крестьянина были связаны разные приметы и запреты на определенные виды работ в святые вечера — от рождества до дня трех королей (в некоторых местах только до Нового года). В Польше нельзя было ломать хворост, чтобы телята не родились со сломанными ножками, просеивать муку через сито, а то телят, ягнят и поросят будет лихорадить, нельзя прясть — телята и ягнята от этого крутились бы, мотать и сновать пряжу — иначе волки ходили бы около дома, а ветер сорвал бы беленое полотно с луга. Разрешалось только щипать перо, но в некоторых деревнях и это запрещалось. Согласно народным приметам в случае нарушения запретов в семьях «будут калеки рождаться». В Чехии и Словакии после рождественской заутрени не шли, а бежали домой, так как считалось, что у того, кто скорее прибежит, все полевые работы будут закончены раньше, чем у других.

В семьях на рождество и сейчас поют коленды (kolęda — польск.), коледы (коleda — чешск., слов.) — песни традиционного содержания. У чехов и словаков коледа известна и в значении песен — пожеланий добра, благополучия, коледа также и дар за колядование, сам период колядования, рождественские праздники в целом. Польский народ знает тоже несколько значений слова коленда: «kolinda», это время от Нового года до дня трех королей, «kolęda» — облатка в сочельник, «kolęnda» или «dziad» — рождественский сноп, коленды — рождественские подарки.

С первого рождественского вечера или со дня св. Степана начиналось колядование — хождение по домам с пением колядок; в старину взрослых, позднее ребятишек. Надо сказать, что обычай этот постепенно терял свое первоначальное очень важное значение и превращался в забаву, увеселенье, в средство для детей получить подарки, даже — своего рода милостыню (в деревнях нередко колядовали только дети бедняков). А в старину народное поверье приписывало колядованию охранную функцию. В восточной Мазовии (Польша), например, старики помнят, что в деревнях следили за тем, чтобы колядники обязательно пришли и ходили бы по всем домам, никого не минуя, тогда «в такую деревню не ударит молния».

Иные, кроме охранных (от зла, от болезней, молнии и пр.), магические значения приписывались разнообразным действам весьма развитой обрядности колядования ряженых. Народные представления длились до праздника трех королей, а затем во многих своих вариантах переходили в масленичную обрядность (zapusty — польск., fasiang — словацк., fašank, masopust — чешск.).

Второй день рождества — это день св. Степана (Szczepan — польск., Štěpan, Štiepan — чешск., словацк.). Его считали у славян, как и у немцев, покровителем (патроном) лошадей. Об этом говорит то значение, которое придавалось коню и его кормам в обрядах этого дня (чехи, словаки, поляки). Еще перед восходом солнца хозяин убирал из дома солому и сено, относил их в конюшню и хлев лошадям и скоту. В польских семьях в остатках сена на столе домашние искали зерна. Если находили хоть одно зерно пшеницы, считали, что их дом находится под особым благословением. Все найденные зерна овса хозяин старательно собирал в мешок и с ним опять-таки перед восходом солнца ехал на лошади в поле, там он разбрасывал овес в местах, где рос чертополох, приговаривая:

Крестьяне считали чертополох дьявольским семенем, а поэтому, уничтожая его, как бы прогоняли дьявола. Уезжая с поля, сеявший овес в день св. Степана не должен был оборачиваться, иначе все его действия лишились бы силы.

Для отпугивания же болезней в течение всего года в день св. Степана нужно было положить за матицу несколько веточек подорожника.

Языческим обычаем, воспринятым христианством, было у всех западных славян обсыпание овсом и другими злаками. Церковь считала, что это делается в память о том, как забросали камнями св. Степана. В Польше в некоторых районах духовенство противилось обсыпанию в костеле. Но крестьяне все же приносили иногда в костел овес, ячмень и горох, святили их, а после службы обсыпали ими ксендза. Затем шли на хоры и оттуда обсыпали каждого входящего. Вечером в костел приходили женщины, чтобы собрать рассыпанное зерно, его давали домашним птицам, считая, что от этого птицы будут лучше нестись. Верящие в заклятия сеяли освященный овес на полях, полагая, что если птицы поклюют его хоть немного, то потом не будут склевывать посевы остальных хлебов. Сеяли овес и для уничтожения чертополоха, добавляли его к посевному зерну, давали лошадям и скоту («чтобы бог и св. Степан хранили от заразы»), обсыпали им фруктовые деревья, чтобы лучше плодоносили. В Словакии в день св. Степана обсыпали лошадей овсом. Как уже говорилось, в некоторых районах в день св. Степана обвязывали соломой фруктовые деревья. В старину хозяин, обвязав деревья, сажал на плечи своего помощника и нес его домой, охая, будто под тяжестью фруктов (имитативная магия).

В чешских и словацких деревнях в день св. Степана еще до рассвета маленькие девочки и мальчики ходили как полазники. В Словакии они носили с собой «polázničku» — еловую ветку, украшенную цветами и лентами. Дети желали благополучия, приговаривая:

За полазничку — ветку — дети получали подарки. Ветки затыкали над дверью избы, во время грозы или града их зажигали и бросали в печь (охранная магия).

В Польше утром на св. Степана тоже ходили дети (8–10 лет) — «pastuszki ро szczęściu» (пастушки за счастьем). Это, видимо, тоже одна из разновидностей рождественских колядований. Когда детей впускали в дом, они разбрасывали немного овса и пели песню-заклинание с пожеланиями хорошего урожая и свадьбы:

За эту колядку детям давали кусок пирога или колбасы, сейчас одаривают небольшими деньгами.

В живецких деревнях в день св. Степана в избу въезжал подлазник на коне, желал счастья, обсыпал помещение овсом. Затем подлазника приглашали к столу и угощали, коня же отводили в конюшню.

В отдельных районах Словакии (Tyrрin) в день св. Степана парни приходят к домам девушек с березовыми прутьями под полой. При разговоре с девушкой парень неожиданно вытаскивает прут и хлещет ее по ногам. Это шибачка — šibáčka. За нее парни получают угощенье, а иногда и деньги.

В ночь на праздник св. Степана у поляков (жешовские, тарновские деревни, Сандомирская Пуща) был обычай смецованя (śmiecowanie) — хождение парней к девушкам на смеце (śmiecie — мусор, сор). Прийти на смеце означало выразить девушке свою симпатию. Товарищи парня нередко посыпали соломой дорожку от его дома к дому девушки. Если девушка ожидала, что к ней парень придет, она сразу же после полуночи чисто подметала пол. После этого она ложилась на кровать и притворялась спящей. Не найдя мусора, парень разбрасывал мусор, принесенный им самим, и делал вид, что хочет его поджечь. Тогда девушка, нередко в одной только рубахе, быстро вскакивала и доставала флягу водки — «залить» мусор. Парень в свою очередь угощал домашних своей водкой. По-видимому, очень давним обычаем на день св. Степана, так же связанным с культом коня, как и приезд в дом подлазника, было смецоване на конях. Воспоминания об этом сохранились в повяте Ланьцут Жешовского воеводства. Парень въезжал на коне с соломенной уздечкой в избу девушки, его сопровождали товарищи. Если они находили в избе мусор, то водили по нему коня до тех пор, пока девушка не угощала их водкой. Если же мусора не было — всех угощал парень — «śmieciarz». Конь всегда получал порцию овса. Почти в каждый дом вводили коня в ночь на св. Степана в деревнях под Краковом. По народному поверью, это делалось для того, чтобы все были здоровы, чтобы исполнились желанья членов семьи, и чтобы «лошади были хороши».

Отголоском этого древнего обычая являются, вероятно, залеты («zaloty») — посещение «на коне», «с конем» любимой девушки (Жешовское воеводство). В старину «залеты» парня были только в день св. Степана, сейчас и на именины любимой девушки. Ухаживающий парень сговаривается с пятью своими товарищами и идет с ними к дому девушки. Около дома четверо парней встают парами друг за другом, пятый ложится к ним на плечи, надев картонную маску конской морды. Залетник садится на него и, держась за поводья, въезжает в дом. Так, подражая всаднику на живом коне, парень объезжает избу. Затем все угощаются.

В некоторых районах смецоване происходило в ночь не на св. Степана, а на день трех королей. Парень ставил у ворот двора или дверей своей симпатии «śmieciarza» — мусорщика. Это была соломенная кукла на деревянном остове, в мужской одежде, подпоясанной соломенным перевяслом. На кукле шляпа с цветными лентами и перьями. В одежде куклы парни прятали водку. Девушка раздумывала о том, кто бы ей мог поставить мусорщика. Окончательно все выяснялось вечером, когда приходил парень, брал спрятанную водку и угощал девушку и ее родных. Это рассматривалось как предложение девушке стать невестой (óswiadczyny). В настоящее время кукла «мусорщик» используется и как орудие мести. Парни около дома девушки, которую за что-то невзлюбили, в ночь на св. Степана привязывают мусорщика так высоко, чтобы все видели, а она не могла его достать. В других же деревнях это носит характер забавы, шутки.

Очень явственно выявляется социальный смысл праздника св. Степана. У западнославянских народов есть поговорка — «на святого Степана каждый себе пан». Она отражает существовавший когда-то обычай нанимать в этот день слуг, батраков или продлевать срок найма еще на год. Нанявшихся одаривали, давали им задаток, их угощали. В Польше этот обычай называется «godzieniem» (от gody, godzić — нанимать, договариваться).

Если первый день рождества был семейным праздником, то второй — день св. Степана — носил скорее общественный характер. В этот день ходили друг к другу в гости родственники, друзья, соседи, просто знакомые. Пришедших старались хорошо принять, угостить. Такое разное значение первого и второго дней рождества сохранилось до сих пор.

От 26 декабря по 1 января продолжается колядование и гадания о браке, долголетии, благополучии и пр.

Новый год совпадает с днем св. Сильвестра (у лужичан Новый год — Nowe lěto). Сочельник Нового года у поляков называется щчодры вечур (szczodry wieczór — щедрый вечер), в противоположность чехам и словакам, у которых «штедрым» зовется сочельник рождества. В восточной Мазовии новогодний сочельник называют также «жирным» — (tłustym), толстым (tłusta wilija), потому что в этот день едят много жирной мясной пищи. Здесь обрядовым блюдом в «жирный сочельник» была лемеха (lemiecha) — разновидность похлебки из пшеничной муки, сваренной на воде. Лемеху подавали на стол обильно политой жиром, чтобы «телята были толстыми». Магическое значение имело обмазывание лемехой девичьих голов (девушки мазали головы друг другу). В некоторых селениях девочки ходили с лемехой по соседям и ею мазали им руки, с пожеланиями: «Дай бог, чтобы дождались счастливого следующего года» («Bodajeśmy za rok scęśliwie docekali»). Сейчас этот обычай воспринимается как шутка. Шуточным стал и обычай у хлопцев мазать окна лемехой с сажей и пеплом, причем прежде всего в домах, где есть девушки на выданье.

В Поморье отголоском какого-то, очевидно, древнего обряда было «выщелкивание» (wytraskiwanie) старого года в сочельник Нового. По деревне ходили конюхи и щелкали бичом перед усадьбой помещика, перед двором управляющего, приходского священника. За это они получали деньги, на которые пировали.

Вечером под Новый год парни закидывали на крыши домов бороны, плуги, части телег (Польша). По деревням ходили ряженые: «еврей», «дед», «цыган», «аист», «медведь» и др. У поляков «дед», придя к девушкам на подрядухи, старался засунуть кость в их пряжу. В народе было распространено суждение, что это может привести к стародевичеству. Приход «деда» и других масок заканчивался угощением в складчину и танцами. В новогодний сочельник было принято «красть» друг у друга (девушки у парней и наоборот) какие-нибудь вещи; ряженые тоже немало заботились о том, чтобы удались их «кражи». За украденные вещи полагался выкуп в виде угощенья (поляки).

Гадания под Новый год были особенно разнообразны. Среди них, кроме тех, что вообще практиковались на святки, были и особые. Так, в восточной Мазовии девушка, чтобы увидеть будущего жениха, должна была залезть на чердак и обежать три раза трубу (дымоход). Многие боялись этого гаданья, так как думали, что может показаться и дьявол, наряженный мужчиной. Для того чтобы избежать встречи с ним, девушка раздевалась на чердаке, мылась и тогда уже трижды обегала дымоход против солнца.

В деревнях жешовских, тарновских, сандомирских (Польша) хозяйки, особенно из богатых, пекли 31 декабря шчодроки (szczodroki) из пшеничной, ячменной, ржаной муки. Это круглые или продолговатые булочки, ими одаривали в новогоднее утро шчодроков, новолетников (szczodroki, nowoletnicy) — мальчиков, ходивших перед рассветом по домам. В их песенке были пожелания хорошего урожая, здоровья, счастья:

Вслед за шчодроками ходили в жешовских деревнях дробы, драбы («droby, draby») — два парня и дзяд (dziad — дед) или же несколько «драбов», «дед» и «цыган». Их коленды (песни) начинались так же, как и у шчодроков. Они желали, чтобы у хозяев уродились:

Обрядовый характер их прихода выявлялся из следующих строк обращения к хозяевам:

И, наконец, благодарность за дары (календу), обычная при колядовании:

К Новому году и к дню трех королей в Польше пекли еще фафернухи (fafernuchy) или так называемые орехи из муки с медом и орехами. Их сушили на печке, ими одаривали друг друга соседи, девушки парней и наоборот. Поляки, как и лужичане, на Новый год и на праздник трех королей пекли хлебцы в виде фигурок животных и птиц: коров, бычков, лошадей, овец, телят, ягнят, кур с цыплятами, гусей. Лужичане называли их ščedrak, šćodrak, nowe lětko, поляки — nowe latka. Чехи и словаки пекли такие же хлебцы в рождественский сочельник и называли их божи милости (boži milost), а иногда в день св. Микулаша — микулашске печиво (mikulašské pečivo) и св. Люции. В Польше очень интересны «новолятки» из Курпевских, Мазурских и Варминьских селений. В мазурских деревнях, кроме перечисленных выше фигурок, встречаются иногда изображения свиньи, а в курпевских довольно часто собаки. Животный мир, представленный польскими новолятками, включает и диких зверей, но только тех, кто не приносит зла человеку. Это олени, серны, зайцы, белки. Смотря по преобладанию среди такого печенья фигурок козы или бычков (bysków), в некоторых деревнях Курпевского района все новолятки называются козами или бычками, независимо от того, кого они на самом деле изображают. В новолятках часто несколько фигурок людей, животных и птиц помещались на круге (например, наседка с цыплятами, пастух со скотом и т. п.). Возможно, что этот круг считался в старину магическим и должен был охранять животных, птиц, фигурки которых на нем находятся. Магическое значение фигурного печенья подтверждается тем, что его давали скоту, «чтобы скот лучше плодился» (поляки, лужичане, чехи и словаки). Поляки давали новолятки детям, которые играли ими, а потом их съедали. По-видимому, и в этом был какой-то магический смысл. Часть новоляток хранили весь год на печке, в шкафу (мазуры) или подвесив к потолку в углу, где был домашний алтарик.

В Вадовицком повяте (Польша) пекли длинное новолятко — «хлев» (obora). Оно состоит из трех частей — срединной без рисунка и боковых, на которых нарисованы пастухи. Срединную часть хозяйка отдавала скоту. В Подгалье (д. Юргув, повят Новый Тарг) пекли большое новолятко, на котором было столько налепленных кусочков теста, сколько было коров в хозяйстве, посредине же было самое большое возвышение, как бы изображающее коня. От этого новолятка скоту давали по кусочку.

Обрядовое зооморфное печенье имело не только магическое, но и культовое происхождение. В Чехии и Словакии оно делалось в виде птицы, жабы, ящерицы, лисы, белки, русалки, позднее появились и новые формы в виде черта, трубочиста и др. На печенье шла лучшая мука с прибавлением муки из первых или последних колосьев года. Сверху печенье мазали медом и посыпали маком.

В собственно чешских областях наиболее славились своим рождественским печеньем деревни Чешско-Моравской возвышенности. В Моравии еще совсем недавно во время рождественских ярмарок продавалось мелкое печенье из Моравской Валахии, отдельные городки которой (Рожнов, Френштат, Визовицы) специализировались на его приготовлении. Оно делалось из очень густого кислого теста и варилось в кипятке, затем его смачивали сладкой водой или смазывали яйцом и ставили в горячую печь до получения золотистого цвета. Эти изделия через перекупщиков нередко достигали самой Праги. Жители крупных городов украшали ими рождественские елки.

Изготовление рождественского мелкого обрядового печенья сохранилось сейчас только в деревнях Скленово и городе Визовицы в Моравской Валахии. Продается оно в магазинах Центра народного художественного производства.

Интересные аналогии западнославянским обрядовым печеньям, божи милости, шчодрокам, были в святочном печении русских — козули, хозули, коровушки. В новогодних обрядах встречаются и магические действия, цель которых — улучшить урожай фруктов. Это не однажды упоминавшееся обвязывание фруктовых деревьев соломой перед восходом солнца.

В Словакии в день Сильвестра из дома в дом ходила «куриная баба» (kuriná baba) — мужчина, переодетый в женское платье, на голове у него соломенная корона с колокольчиком, вплетенным в середину. Его спутник был одет в платье из соломы и кожух, перевязанный перевяслом. Солому от этих масок в каждом доме понемногу отрывали и клали в гнездо курам для того, чтобы они хорошо неслись.

Зимние календарные торжества у западных славян включали праздник трех королей (6 января), начиная с его сочельника. И опять-таки по обилию угощений, подарков в Польше сочельник трех королей нередко называли «щедрым» (szczodry wieczór — Мазовия, краковские, радомские деревни), как рождественский сочельник у чехов и словаков, новогодний у лужичан и поляков. В Калишском воеводстве (Польша) вечером в этот сочельник гасили в домах огонь, а после молебствия зажигали кусок веревки от освященного огня, дома от него разводили огонь, который старались сохранить весь год.

В сочельник трех королей продолжались колядования, выступления ряженых. Известна одна из форм колядования — хождение «по шчодроки»: приход колядников, их выступление и одаривание за это шчодроками (обрядовым печеньем). В польском Поморье шчодроками выступали пастухи, они пели песни, за что и награждались. Вот одна из этих песен:

В других районах Польши колядовали обычно дети. В одной из их песен говорится о красивой панне, выметающей дворы, и о королях, спешащих с дарами. Интересно в ней упоминание «о размножении коней» («rozmnażanie się koni»), о том, что шчодроки развозил Иисус на златогривом коне. В варианте подобного выступления в Лазнове (Laznów) раздает шчодроки некая Геня (Gienia), первоначально это была, вероятно, та же красивая панна. В иных выступлениях есть упоминание о Иисусе и святом Яне, которые, как это видно из краковских песен, вместе со св. Степаном вспахивали землю золотым плужком. Сохранились сведения о том, что за свои выступления ходящие по шчодроках и получали печенье в виде зверюшек, рогаликов, булочек. Так же одаривали колядующих в Чехии и Словакии. В благодарениях за подарки, как и в новогодних песенках, есть пожелания хорошего урожая:

По данным из Бжезинского повята Лодзинского воеводства, в праздник трех королей обвязывали соломой фруктовые деревья, чтобы лучше был урожай. В восточной Мазовии в сочельник этого праздника, как и под рождество, расстилали сено на столе, ели кутью, ставили снопы и вязанки ржи, которые потом скармливали скоту. Вечер под день трех королей был как бы повторением ужина в рождественский сочельник (но с пищей скоромной), прощальной беседой с душами умерших.

Повсюду в западнославянских странах праздник трех королей был связан с библейским сюжетом поклонения волхвов («королей»). В церковь несли святить золото в виде золотых монет, колец. Родители давали их отделявшимся детям — как основу будущей зажиточности. Ладаном и «миррой» (можжевельник) священник кадил, обходя все дома. Освященным мелом он писал год и начальные буквы имен королей G. М. В. (Gaspar, Melchior, Baltazar) для охраны от злых духов. В память о крещении Христа в Иордане священник святил воду, прихожане брали ее домой. Случалось, что водосвятие совершалось и на ближайшей реке. Чешская молодежь в день трех королей умывалась снегом, озаренным солнцем. Верили, что это приносит счастье.

Чешская народная художественная игрушка — рождественский ряженый (конец XIX в.) (Клатовский музей)

Еда в сочельник и в день трех королей была праздничной. Полякам, чехам, словакам был известен обычай на праздник трех королей подавать в конце обеда печенье. В Польше в одно из печений запекали миндаль. Мужчина, которому попадалось печенье с миндалем, становился миндальным королем. Он выбирал королеву.

Как уже говорилось, рождественско-новогодний цикл обрядов у западных славян включал колядование и народные интермедии, переходящие в разных вариантах в масленичные увеселения. Выступления ряженых включали многие напластования обрядности — древней языческой и христианской. В них выявляются общие черты с обрядностью других европейских народов. Огромную роль играли в этих представлениях маски животных. Можно предположить, что маски эти заменили живых зверей и птиц. Более того, еще до недавнего времени живой конь был участником представлений в районе Сандомирской Пущи (у лясовяков) и в деревне Тынец под Краковом. «Kolęda koniem» у лясовяков имеет, по-видимому, магический смысл. Въезжая на коне в избу своего приятеля, всадник произносил обрядовые слова: «Chodził koniś po kolędzie, robił na chleb, robić będzie» («ходил конь по коленде, зарабатывал на хлеб и будет зарабатывать»). Затем он объезжал всю избу, после чего конь получал овес на крышке хлебной дежи (квашни), а мужчины пили водку. В селении Дзиковец помнят еще обряд, когда всадник въезжал в избу в сопровождении группы парней (по обычаю можно было въезжать на конях, но не на кобылах). В деревне Тынец под Краковом в рождественскую ночь по улицам можно было увидеть всадников в сопровождении пеших колядников. На конях упряжь была с колокольчиками. Всадники заезжали ко всем, у кого были лошади, а иногда и к тем, у кого лошади не было, но была в семье красивая девушка на выданье. Разбудив хозяев звоном колокольчиков, всадники начинали петь коленды, за песни свои они получали подарки. Этот обычай колядований с живым конем, в прошлом распространенный, по-видимому, у всех западных славян, со временем был заменен хождением с ряженым в виде коня (у поляков в рождественские и новогодние дни, у чехов и словаков главным образом на масленицу). Известный польский этнограф К. Мошиньский писал о распространении маски коня в Германии, Англии, Южной Франции, в Македонии, Болгарии, Молдавии, Турции (за пределами Европы — в Индокитае, Японии, Китае).

Хождение с коником (konik — конек) было также распространено в восточной Мазовии (Польша). Конька делали из корзинки без дна, на нее накидывали белое покрывало, впереди к корзине прикрепляли оглоблю с лошадиной мордой, по бокам свисали «ноги» всадника, вырезанные из картона. Сам же наездник залезал в корзину, и она держалась у него на бедрах. Конька сопровождали мальчики старшего возраста и музыкант. Они пели:

С кобылкой, коньком ходили так же в Жешовском воеводстве, как и в Белостокском. Северная граница распространения этого обычая достигает северо-западных районов повята Вельского, севернее Нарвы он неизвестен.

В щедрый вечер или на рождество в Чехии в начале нашего века ходили Перехты (Perechta, Perchta), устрашающие маски, напоминающие Люцию. Это были фантастические фигуры с туловищем человека и головой чудовища. Маски Перехты были крайне разнообразны: встречались черные, белые, красные Перехты. Одну из них, маску белой Перехты из села Грдлы, описывает П. Г. Богатырев: «Каркас головы делается из прутьев или проволоки. Каркас обтягивается полотном и обклеивается красной бумагой. Зубы прикрепляются отдельно. Красный язык двигается, как рычаг, причем на более короткой стороне этого рычага висит веревка, за которую незаметно для публики дергают рукой. К языку прикрепляется гнилушка, на которую изнутри дуют: она-то и освещает глаза и рот маски. Нос имеет форму клюва и прикрепляется отдельно, а глаза для большего страха делаются круглыми, с дырочками. Маска надевается на голову так, чтобы передняя часть ее сильно выступала перед лицом. На маску надевается старомодный белый чепец, который привязывается к маске белыми лентами. На Перехту надевают белую кофту и белую юбку. В руках у нее звонок и палка». Гораздо чаще Перехта снабжается длинным ножом, которым она грозит распороть живот всем тем, кто не вовремя прядет, а также детям, которые не молятся или не постятся. В Моравии эта же маска называется Шперехта (Šperechta). По-видимому, она появилась здесь под немецким влиянием, так как широко была распространена у немцев и австрийцев.

У чехов одновременно с описанной Перехтой под тем же названием была известна маска кобылы, с которой ходила на рождество и перед праздником трех королей, а также во время масленицы колядующая молодежь. Это была огромная деревянная конская голова, обтянутая полотном, прикрепленная высоко на длинной палке, которую держал обычно молодой человек, завернутый с головой в белую плахту. В сопровождении других масок Перехта врывалась в дом и старалась «покусать» хозяев, в особенности всех молодых девушек. Все потом вместе танцевали и щедро одаривались хозяевами.

Очень похожа была на эту маску фигура клибны (Klibna) из Южной Чехии. Это та же сделанная из соломы конская голова на высокой палке, которую держит в руке деревенский парень, другой (а иногда и два других) встает за ним, положив руки ему на плечи и пригнув голову. Обоих накрывают белой плахтой. Третий парень садится клибне на спину, а четвертый водит ее по домам.

В окрестностях горы Ржип в Чехии во время колядования на рождество и перед днем трех королей водили бруну (bruna), т. е. сходную с клибной маску, но с ветвистыми рогами, а иногда и с коровьим хвостом. Ее поводырь разгонял собиравшихся детей и грозил тем, что бруна их разорвет. В некоторых селах маску эту называли шимла (šimla), т. е. белый конь.

Другой важный персонаж колядования — «коза». Мошиньский отмечает эту маску в северной Мазовии, особенно часто она встречалась в южных районах Малой Польши, так же как в соседней Белоруссии и на Украине. Очень характерен был этот персонаж для Словакии и Чехии. В Польше в Белостокском воеводстве с «козой» ходили так называемые Herody. В восточной Мазовии водили козу, припевая:

Подобную же «коленду», в которой козе приписывается магическая сила плодородия, поют в калишских деревнях.

Ряженые разыгрывали сценки убийства козы и ее воскресения, когда с нее «снимали сглаз» (odczyniały uroki). Бывало, что козу сопровождала «молодуха» с «ребенком» на руках, т. е. с куклой, сделанной из тряпья и соломы (подобно тому, как это было некогда в Белоруссии и на Украине).

По разыгрываемым действиям к козе близок «туронь» — ряженый с маской, напоминающий и быка, и козу. Челюсть туроня хлопает. Эта маска особенно характерна для представлений ряженых в Словакии, в Юго-Западной и в части Центральной Польши. В Словакии, например, туроня изображали два парня, покрытые овчиной. В Польше ходили с туронем в жешовских и тарновских деревнях, в Краковском, Келецком воеводствах и других районах. Как и козу, туроня «убивали» и он «воскресал». По мнению польского этнографа и фольклориста XIX в. Оскара Кольберга, обряды с «туром», туронем (в восточных языках тур — это бык) относятся к языческим обрядам славян, где тур был символом солнца, в его честь отмечали праздник, называемый Turzyci (turicy). Мошиньский считал, что название turoń происходит от Turbos primigenius и отмечал сходные наименования масок в Румынии (turca, tucă, tarca — маска с головой животного), а также в Дубровнике в южной Далмации (turica — маска животного с подвижной челюстью). Маска туроня до недавнего времени была широко распространена в Словакии. По мнению чешского ученого А. Вацлавика, turoň был персонажем, означающим плодородие, появление туроня предвещало в каждом доме богатый урожай. «Kde sa turoň vál’a zemky sa dobre daria» — «Там, где валяется туронь, хорошо родится картофель» — говорят словаки. А. Вацлавик, как и польские ученые, считал, что маска тура была перенесена в цикл новогодних празднеств из летних праздников троицина дня (turicy).

В Польше встречалась маска оленя, напоминающая козу (юго-западные районы Люблинского воеводства). Столь же частым персонажем, как коза и туронь, был там аист боцян (bocian). Это ряженый с маской в виде птичьей головы с длинным клювом. Подобная же маска под названием «журавель» распространена у обских угров, в восточных областях расселения славян (русские, белорусы), она известна в Румынии и у немцев. В северо-западных районах Украины ее называют, как и в Польше, боцаном.

Специфичной для чехов, словаков, поляков была маска медведя. Сцена его смерти и оживания изображалась, как и в упомянутых выше обрядах о туроне и козе. Вместе со своим поводырем (им часто был ряженый «еврей») медведь показывал разные забавные фокусы. Обычно был он обмотан стеблями гороха, иногда покрыт медвежьей шкурой. Такие же ряженые медведем выступали в рождественско-новогодних представлениях восточных славян, немцев, народов Прибалтики и Скандинавии.

В Польше ходили колядовать с «волком», но реже, чем с «медведем», «туронем», «козой» и «боцаном». Ряженый надевал волчью шкуру. Наряжались волком и надевали волчью маску в западном Мазовше, Поморье, в Келецких и Силезких деревнях. Сходные маски волка были в Боснии, Молдавии, в Северной Болгарии. Из зооморфных масок, кроме упомянутых, изредка встречались маски орла, петуха, вола, барана (Польша).

Группа ряженых в Польше. Деревня Прухлик, повят Ярослав Жешевского воеводства

В рождественско-новогодних играх западных славян выступали действующие лица: «цыган», «еврей» с книгой в руках (в народе это считалось признаком учености), «женщина с ребенком» (куклой), «трубочист», «лекарь», «мужик», «шляхтич», «козак», «солдаты», «маршал», «жандарм», «смерть», «ангел» и др. Тема представления была одна и та же: рождение Христа, поклонение волхвов. Иногда здесь же разыгрывались сценки об Адаме и Еве, представление «Король Ирод» (Król Herod — польск., Herodes — чеш., слов.). В Польше, Чехии и Словакии этот народный театр был очень популярным (его представления можно было увидеть, например, в Высоко-Мазовецком повяте Польши). По своему происхождению представление «Король Ирод» связано с средневековыми мистериями рождения Христа. Сюжет был религиозным, но в конце выступления разыгрывались и бытовые сценки. Персонажи — «Король Ирод», «маршал» или «гетман», «адъютант», «солдаты» — были в очень красочной одежде из картона и цветной бумаги. Устрашающей была фигура смерти с косой.

«Король Ирод». Кукла для шопки. Повят Новый Сонч Краковского воеводства (Польша)

В праздник трех королей у западных славян ходили ряженые короли, один из них был черным. В Польше к циклу колядок относилась разыгрываемая «Краковская свадьба» (Wesele Krakowskie). В ней участвовали «жених», «невеста», два «дружка», две «дружки».

В Словакии и Моравии до сих пор существует обычай: ряженые королями дети ходят по домам в день трех королей. Самой распространенной из коляд в этот день остается: «Мы, три короля, идем к вам…». Текст ее установленный, рифмованный повторяется от дома к дому. Один из мальчиков-королей стоит посредине избы, два других ходят вокруг него, падают попеременно на колени, стучат палкой об пол и поют:

Из цветной бумаги, фольги и дерева в польских, чешских, и словацких городах и деревнях издавна мастерили вертепы — шопки (польск.), бетлемы (чешск., словацк.). Они произошли от яселек, которые первоначально устраивали в костелах. К рождеству на алтаре или в боковой часовне костела сооружали Вифлеемский хлев. На фоне, изображающем скалы, покрытые южной растительностью, помещали ясельки с фигуркой новорожденного Христа, фигурки божьей матери, св. Иосифа, пастухов, овец и др. К празднику трех королей здесь же ставили фигурки восточных владык, пришедших поклониться Христу. Они несли ему дары — мирру, фимиам и золото. Обычай устраивать в костелах ясельки распространился из Италии в XIII в. Его принесли монахи-францисканцы. В конце XVII в. для привлечения зрителей на свои представления монахи вводят в них жанровые сценки, в вертепах появляются движущиеся фигурки (по-видимому, под влиянием французского театра марионеток). Постепенно представление это принимает все более народный характер, религиозный сюжет служит в нем только канвой. В конце XVIII в. духовными властями такие представления в костелах были запрещены, как не соответствующие по содержанию святости костелов. Тогда вертепы распространились в быту, с ними стали ходить по домам и давать представления — «колядовать».

Первоначально для этого устраивалось нечто вроде кулис. В начале XIX в. место плоских расписных кулис заняло небольшое сооружение из бумаги и дерева, нечто подобное терему с выдвинутой вперед авансценой. На ней двигались фигурки — персонажи представлений, а среди них, кроме религиозных, также изображающие королей, крестьян в сукманах, козака, венгров, евреев и др. Все эти персонажи сохранились в вертепе и позднее.

Шопки (бетлемы), с которыми ходили колядовать по деревням, оставались простыми по форме. Кое-где их можно увидеть в настоящее время. Они небольших размеров, у них деревянный остов, оклеенный цветной бумагой, куклы — деревянные, глиняные или картонные.

Вертепы пришли в деревню из города. Традиция изготовления вертепов была очень стойкой, она сохраняется до сих пор. В больших вертепах в Чехии ставилось до 250 человеческих фигурок, 400 фигурок овец, 200 коров, более 200 деревьев и т. д.

Ряженые «Три короля» у лужицких сербов

В деревнях они делались более простыми, но иногда занимали половину избы. В отдельных районах вертепы различались по своему типу. Так, в Чехии еще в начале XX в. выделялись бетлемы округа г. Пльзня своими красивыми деревянными фигурками в национальных костюмах; в районе г. Клатова делали бетлемы с цветными бумажными фигурами; у г. Пршибрама — с движущимися фигурками, изображающими местных рабочих-горняков, из дерева, олова, хлебного мякиша; в восточной Моравии вертепы рисовались на деревянных досках.

В музеях до сих пор хранятся отдельные вертепы известных народных мастеров, как, например, ходский керамический бетлем Гейдлера из г. Домажлице.

В начале XX в. в Чехии делались вертепы по эскизам известных художников.

Большое разнообразие шопок создали каменщики Кракова и окрестных селений (Кроводжа, Чарна Весь, Гжегужки, Людвинов и др.). Работа каменщиков была сезонной, она длилась с весны до ранней осени. На осенние и зимние месяцы дополнительным занятием для большинства каменщиков стало изготовление игрушек и шопок. Множество маленьких шопок высотой около 40 см продавалось в рождественские праздники перед Мариацким костелом в Кракове. Их охотно покупали в подарок детям. Вид их был незатейлив: две, реже одна или три башенки из разноцветной бумаги, картонные фигурки рождественских персонажей в нише на первом этаже. Зато большие шопки (до двух метров) для кукольных представлений были подлинными образцами народного изобразительного искусства. Неистощимая творческая фантазия мастеров обогатила вертепы, изготовленные в отдельных городах (Краков — Польша, Иглава — Чехия), элементами городской архитектуры. Известны были мастера, возглавлявшие коллективы шопкяжей — кукольников. Таким мастером был, например, каменщик Михаил Эзенекер, которого приглашали знатные краковские горожане.

Мальчики с шопкой. Деревня Плаза, повят Хжанув Краковского воеводства (Польша)

С 1937 г. в Польше в Кракове ежегодно организовывались конкурсы шопок, что заметно активизировало творчество народных умельцев. Шопки экспонировались на площади около памятника Мицкевичу. После второй мировой войны, в 1945 г. по инициативе Исторического музея конкурсы на лучшую шопку были в Кракове возобновлены. Они проводятся ежегодно в декабре, на традиционном месте — у памятника Мицкевичу и стали праздником народных умельцев. В них участвуют люди разных возрастов и самых различных профессий (каменщики, инженеры, студенты, школьники). Замечательные шопки создали современные одаренные народные мастера шопкяжи — Тадеуш Рута, Антоний Войцеховский, Франтишек Тарновский, Здислав Дудзик, Вацлав Морис, Витольд Глух и др. Конкурсное жюри оценивает шопки и присуждает награды мастерам. Лучшие шопки приобретают музеи, Дома культуры, некоторые из них были проданы заграничным музеям и частным лицам. В 1967 г. состоялся 25-й юбилейный конкурс шопок, на котором получили дополнительные награды наиболее активные участники этих конкурсов в прошлом и сейчас.

В старину в Польше колядники ходили не только с шопкой развитой формы, но и с батлейкой (Белостокское воеводство). Это ящик на палке, внутри которого вокруг свечи вращается картонный круг с картонными же примитивными персонажами шопки.

У чехов и словаков до недавнего времени широко бытовали пастушеские вифлеемские игры. Их разыгрывали прежде взрослые, а затем только дети. «Пастухи» подпоясывались перевяслами, надевали бумажные шапки, в руках держали пастушеские бичи. Их сопровождал «ангел» в белой длинной рубахе, который нес вертеп. Войдя в избу, ангел ставил на стол Вифлеем, все пастухи склоняли головы, как будто засыпая. Старший пастух будил их, но напрасно. Ангел говорил: «Slava na výsotech Bohu а na zemi pokoj lidem dobre vůle!» (Слава богу на небе и на земле, мир людям доброй воли). Пастухи просыпались и начинали собирать дары для Вифлеема.

Хождение с бетлемом на Горегронье (Центральная Словакия)

Для игр было характерно сочетание пения с танцем и пантомимой. Сцена начиналась с того, что персонаж, изображающий ангела, сообщал пастухам о рождении Христа, пастухи с дарами отправлялись в путь, чтобы поклониться новорожденному. Обычная широко распространенная коляда обрастает новым текстом, чаще всего также рифмованным, содержащим массу необычайно реалистических деталей из жизни пастухов в горах. Патетический текст, славящий рождение Христа в Вифлееме, все время перемежается с текстом из пастушеского быта, полным народного юмора. У западных славян существовал обычай колядовать и со «звездой» (gwiazda — польск., hviezda — словац.). Ее сооружают из обруча от решета, прикрепленных к нему прутиков, образующих расходящиеся лучи звезды. Все это оклеивалось бумагой и нередко украшалось цветными вырезками. У звезд бывает по 8, 16 и 18 лучей, укрепленных в два ряда, которые вращаются в противоположных друг другу направлениях. В Словакии в пос. Зазрива еще недавно ходили колядовать со звездой, сделанной из 365 кусочков бумаги. В обрядности участвовали в большинстве случаев дети, но взрослые помогали им делать звезды. Благодаря активной деятельности этнографов и музееведов в музеях западнославянских народов собраны богатые коллекции самых разнообразных звезд оригинальной формы и декора.

Зимние календарные обычаи в современной жизни западнославянских народов сохраняются только отчасти. Многие из них потеряли прежние религиозно-магические функции, модифицировались и если выполняются, то главным образом как праздничные развлечения и традиционные семейные торжества. Обрядовые представления зимнего цикла нередко исполняют региональные самодеятельные коллективы. В настоящее время устраиваются конкурсы выступлений колядников, ряженых, актеров народных интермедий.

Участники конкурса шопок. Краков (Польша)