Общие исторические условия

В странах Центральной Америки за долго до появления европейцев сложились самобытные, по-своему высоко развитые общества, с городской культурой, раннеклассовым и раннегосударственным строем. Некоторые буржуазные этнографы-диффузионисты склонны объяснять появление этих высоких культур влиянием со стороны культурных народов Старого света; но серьезных доказательств в пользу такого взгляда нет. Скорее всего, классовый строй и высокая культура в среднеамериканских странах сложились самостоятельно, в силу внутренних благоприятных условий развития материального производства. Поэтому и религии народов Центральной Америки представляют плод самобытного развития: в них отразились материальные и общественные условия жизни населения, а вовсе не влияние египетской, вавилонской или иных религий Старого света.

Испанские конкистадоры и колонизаторы начисто разрушили самобытную культуру этих народов. От их старой религии сохранились лишь скудные археологические памятники и еще более скудные остатки религиозных текстов. Воссоздать картину их религиозных верований отчасти позволяют свидетельства испанских хронистов XVI-XVII вв., тоже очень неполные, хотя и ценные.

У центральноамериканских народов господствовало более высоко развитое земледельческое хозяйство, чем у прочих племен Америки. Земледельческая культура была основана почти везде на системе интенсивного искусственного орошения, в Перу — горно-террасового, в Мексике — даже с "плавучими огородами" (чинампа). Существовало четкое общественное разделение труда, выделились разнообразные профессиональные ремесла: утонченная гончарная техника, обработка цветных металлов с тонким ювелирным производством, сложное ткачество и пр. Шел оживленный обмен, как внутриобщинный, так и между отдельными областями. На этой почве развивались сложные формы общественной жизни, резкое классовое расслоение, хотя и при сохранении крепких остатков родовой или сельской общины. Складывалась прочная государственная власть.

До прихода европейцев в Центральной Америке было четыре самостоятельных крупных культурных центра, каждый из которых представлял своеобразную картину и в отношении религии: это Центральная Мексика (ацтеки), Гватемала и Юкатан (культура майя), Колумбия, в частности округ Богота (племена чибча), и Перу (кечуа с господствующим племенем инков).

Во всех этих четырех центрах можно отметить одно общее явление: сочетание очень архаичных форм, напоминающих религиозные верования менее развитых народов Америки, со сложными формами государственного культа, вводившегося племенами-завоевателями. Наряду с земледельческой религией крестьянства развивались искусственные и причудливые богословско-мифологические системы жрецов.

 

Религия древних народов Мексики

В Мексике основу религии продолжал составлять, по-видимому, древний, доацтекский земледельческий культ, сходный с тем, который господствовал у индейцев пуэбло и их соседей: культ божеств — покровителей земледелия, магические обряды вызывания дождя, обожествление растения маиса. Некоторые из божеств мексиканского пантеона сохранили свою связь с древним земледельческим слоем религии.

Но на этот архаичный слой верований накладывались более сложные формы, созданные завоевателями-ацтеками. Сама структура общества и государства ацтеков была довольно сложной. Несмотря на сохранение родовой общины, социальное расслоение было уже значительным: знать, свободные общинники-воины, рабы, покоренные племена-данники. На этой почве выделился и особый социальный слой жрецов, совершенно оторвавшихся от материального производства и целиком посвятивших себя религии. Жрецы составляли корпорации при храмах отдельных богов, владели землями и оказывали огромное влияние на население. Они были знатоками календаря и очень сложного летоисчисления, знатоками иероглифического письма. Они обучали в особых школах молодежь из знати и будущих жрецов. Существовала строгая иерархия жречества; высшие жреческие должности были доступны только выходцам из знатных фамилий. Жрецы были подчинены суровой дисциплине и соблюдали много тяжелых ограничений и запретов, даже предавались самоистязаниям. Центрами культа служили храмы, которых было очень много. Они имели по большей части вид ступенчатых пирамид (теокалли) с открытой площадкой наверху.

 

Боги

У мексиканцев был весьма многочисленный и сложный пантеон богов. Известны многие десятки их имен. В числе их были и боги — олицетворения сил и стихий природы, и боги — покровители разных видов человеческой деятельности. Особенно важное значение имели боги, связанные с земледельческим хозяйством: Тлалок — бог, посылающий дождь (по другой версии, тлалоков было много), Синтеотль — мужское олицетворение кукурузы, главного продовольственного растения, Тонанцин ("наша мать") — богиня плодородия и деторождения (впоследствии испанские миссионеры постарались связать ее с христианской Мадонной) и многие другие.

Важнейшее место в пантеоне занимали три образа богов разного происхождения. Один из них — Кетцалькоатль, древнее божество, а вначале, вероятно, культурный герой с тотемическими чертами. Кетцалькоатль ("оперенная змея") — образ, восходящий, быть может, к тотему-фратрии, а частью связанный с культом змей, сохранившимся по сей день у индейцев пуэбло и других североамериканских племен. Но образ этот был антропоморфизирован, бог изображался в виде белого старика с длинной бородой. Очевидно, это было божество, заимствованное ацтеками от их предшественников — толтеков. Важнейший центр культа Кетцалькоатля и главный храм его находились в Чолуле — одном из древнейших очагов культуры Мексики.

Символы Кетцалькоатля и Тлалока на стене древнего храма в Теотиуакане

Другой бог — Тецкатлипока ("дымящееся зеркало") — представлялся олицетворением солнца как губительного, жгучего начала. Атрибутом его было зеркало-щит, символ солнца. Это — жестокое мрачное божество, которое требовало кровавых жертв. Вначале Тецкатлипока был, видимо, племенным богом тецкуканцев, одного из трех главных ацтекских племен.

Третье божество — Уитцилопочтли. По происхождению он имел очень архаичные корни, его можно связать с тотемом колибри. Но вопреки этой связи с маленьким, безобидным созданием, Уитцилопочтли был жестоким божеством, требующим кровавых жертв. Вначале он был племенным богом теночков-мехиканцев, а когда последние стали во главе ацтекского государства, сделался богом войны и одним из верховных богов. Ему приносились, как и Тецкатлипоке, кровавые человеческие жертвы. Этими жертвами были пленники или юноши из знатных фамилий самих ацтеков.

Количество этих жертв до прихода испанцев исчислялось многими тысячами. Мексиканцы нередко заключали особые договоры между соседними государствами (например, с тласкаланцами) о периодическом возобновлении войны со специальной целью — захвата пленных для принесения жертв. Это, может быть, единственный в истории человечества случай, когда два государства договариваются о взаимном ведении войны по религиозным мотивам.

Обычай принесения пленных в жертву богам свидетельствует о том, что классовые отношения в Мексике были все же еще недостаточно развиты; иначе пленников не убивали бы, а заставляли работать.

В культе Уитцилопочтли сохранился и более ранний — "аграрный" пласт. Во время устраивавшихся два раза в год торжественных праздников изготовлялось огромное изображение этого бога из хлебного теста с медом; это изображение после религиозных обрядов разламывалось на куски и съедалось всеми участниками праздника. Здесь перед нами тот самый земледельческий обряд богоядения, известный многим народам древности, который сохранился в пережиточной форме в христианском таинстве причащения.

Особого упоминания заслуживает наиболее торжественный обряд с человеческим жертвоприношением, который описан испанскими авторами XVI в. Это был главнейший весенний праздник в честь бога Тецкатлипоки. В жертву ему заранее выбирали самого красивого из пленников, без физических недостатков. Такой избранник считался воплощением бога. В течение целого года он жил, окруженный роскошью и почестями, но под строгой охраной. За 20 дней до праздника ему давали в жены и для услуг четырех красивых девушек, и они тоже считались богинями. Но в день праздника пленник платился за эти почести своей жизнью: его вели к храму, жрецы возводили его на вершину теокалли, клали грудью вверх на каменный жертвенник и верховный жрец разрубал ему каменным ножом грудь, вырывал сердце и подносил это сердце богу солнца.

 

Мифология

Согласно космогоническим мифам ацтеков, в истории вселенной, созданной некогда богом-творцом Тлоке-Науаке (чисто отвлеченный образ, культа его не было), сменяют друг друга мировые периоды, или циклы; их было уже четыре; каждый из циклов заканчивается катастрофой — мировой пожар, потоп, буря, голод (последовательность их по разным известиям различна). Текущий мировой период должен тоже закончиться гибелью мира. В этой эсхатологической идее отражались, видимо, свойственные классовому обществу пессимистические настроения.

 

Религия майя

Несколько иной характер имел культ, господствовавший на полуострове Юкатан, в государстве майя. Подобно всей культуре майя, и религия их гораздо менее нам известна, чем религия народов Мексики. Государства майя пришли в упадок еще до прихода испанцев, конкистадоры нанесли последний удар их культуре.

Древняя иероглифическая письменность майя сейчас расшифровывается. Сохранившиеся ее памятники — Дрезденский, Мадридский и Парижский "кодексы" — религиозного содержания. В них упоминаются различные имена богов. До недавнего времени не знали, как их читать, и немецкий ученый Шелльхас предложил (1897) обозначать богов майя условно латинскими буквами: бог А, бог В, бог С и т. д. Функции каждого из них, впрочем, были известны. Теперь же известны более или менее и их имена.

Главное место в пантеоне майя занимал бог Итцамна (бог D, по Шелльхасу), по происхождению, вероятно, племенной или городской бог и мифический основатель города Итцмаля, впоследствии культурный герой (создал письменность и все знания), бог неба. Видную роль в культе играл также Кукулкан, бог-покровитель города Майапана и мифический родоначальник аристократического рода Кокомов, правящей династии Майапана, которая одно время держала под своей властью все города майя. Кукулкан — получеловек-полузмея — близок к образу мексиканского Кетцалькоатля, даже значение их имен одинаково: "оперенная змея". Интересен также бог ветра Хуракан (отсюда наше слово "ураган"), которому в мифологии майя приписывается важная роль в создании мира.

Космогоническая мифология майя очень сложна и вычурна. Она изложена в книге "Пополь-Вух", записанной на языке киче с испанским переводом в XVII в. одним испанцем. В мифе рассказывается, как боги-творцы (Великая мать и Великий отец) последовательно создавали мир — землю, животных, а потом людей; последних вначале сделали из глины, потом из дерева, но обе эти попытки оказались неудачными, и тогда боги создали людей из размолотых зерен кукурузы: сначала четырех мужчин, потом четырех женщин (4 — священное число у индейцев!). Этот же миф повествует о подвигах божественных братьев-близнецов, рожденных девой чудесным образом от мертвой головы одного из богов.

В другом мифологическом сочинении — "Чилам-Балам" содержится рассказ о мировых эрах, о всемирных потопах. Есть и эсхатологический миф о грядущей катастрофе мира. Это, кстати, единственные книги аборигенов по древней американской мифологии.

Города Юкатана были религиозными центрами; здесь находились наиболее крупные святилища — храмы, пользовавшиеся широкой популярностью. Храмы строились в виде огромных ступенчатых пирамид. Богам приносились жертвы, в том числе и человеческие, хотя у майя они далеко не играли той роли, как в кровавом культе ацтекской религии. Само введение этого обычая приписывается влиянию позднейших ацтекских завоевателей (XV в.).

Все сказанное, впрочем, характеризует больше религию жрецов и аристократии. У народных масс были свои верования: вера в каков — многочисленных духов плодородия и дождя, приносящих урожай. Чаки были связаны с четырьмя направлениями стран света.

 

Нагуализм

До недавнего времени у индейцев Гватемалы (майя) сохранилось очень интересное поверье (отмеченное еще испанскими авторами XVI-XVII вв.) о животном-двойнике — нагуале: у каждого человека есть таинственный двойник в виде какого-нибудь животного, обитающего в лесу; если это животное погибнет, человек тоже должен умереть. Это поверье — какой-то пережиток тотемизма, близкий в то же время к культу личных духов-покровителей у североамериканских индейцев; эта последняя форма религии и называется иногда, по слову "нагуаль", нагуализмом.

 

Религия чибча-муисков

Третий центр древнеамериканской цивилизации был расположен там, где теперь находится столица Колумбии — Богота и прилежащий к ней район к западу от р. Магдалены. Господствовавшая здесь группа чибча (муиски) создала высокую культуру. У чибча-муисков существовали центры религиозного культа, храмы, а при них — наследственное жречество.

Одним из центров культа было священное озеро Гуатабита, недалеко от Боготы; озеро считалось воплощением божества и почиталось. Этому озеру приносились жертвы, преимущественно золотом и драгоценными камнями — изумрудами. В дни определенных праздников правитель, собравший драгоценности, плыл на лодке на середину озера и бросал в воду эту жертву. Были и человеческие жертвы.

Крупную роль в религии чибча-муисков играл культ божества — покровителя войны и обряды, связанные с войной. Сильные, храбрые воины считались как бы священными, их тела после смерти мумифицировались. Употребление этих мумий чрезвычайно интересно: их на носилках вносили в самую гущу сражения, и они как бы продолжали сражаться на стороне своего народа, воодушевляя воинов.

В религии чибча крупную роль играла фигура культурного героя Бочика, которого представляли так же, как мексиканцы Кетцалькоатля, — белым стариком с бородой. Согласно мифу, Бочика — бог солнца, а его жена — богиня луны, она хотела погубить людей, Бочика же научил их всем искусствам и ремеслам.

 

Религия государства инков

Четвертый центр древнеамериканской цивилизации — Перуанское государство, которое к приходу европейских колонизаторов находилось под господством инков. Инки завоевали страну, где уже до того существовала высокая культура, но они создали строго централизованную, крепкую государственную систему. В государстве инков в силу разноплеменности состава и разного уровня развития сохранились и довольно архаичные формы культа, и более развитые, которые были привнесены или созданы самими завоевателями.

Государственный культ, учрежденный инками, представлял собой попытку централизовать культы отдельных божеств, объединить их вместе и придать им организованные формы. Он находился в руках жрецов, которые были организованы в иерархически расчлененные корпорации. Были и жрицы, во главе с верховной жрицей. Были также гадатели, лекари, черные колдуны.

Центральное место в государственном культе инков занимало божество солнца — покровитель инков. Храм солнца в Куско (столица царства) был главным государственным святилищем. Божество изображалось в виде большого золотого диска с лучами и человеческим лицом (признак его олицетворения). Сам инка — глава государства — считался сыном солнца и верховным жрецом этого божества.

Инки пытались связать этого своего бога с местным, более древним божеством, известным под разными именами; самое распространенное из них — Виракоча. Виракоча был, видимо, вначале культурным героем, в мифах он связан с древним фратриальным делением. Изображался он антропоморфно и в легендах рисовался древним вождем, который в конце своей деятельности ушел куда-то на запад, за море. Главный центр его культа находился, видимо, в Тиауанако (древний доинкский культурный очаг), близ озера Титикака. Впрочем, исторические связи культа Виракочи с собственно инкской религией остаются не ясны.

Существовали у инков и другие великие боги: супружеская пара Пачакамак и Пачамама — олицетворения плодоносящей земли, боги грозы, дождя, моря и пр.

Полубожеством считался и основатель династии инков — легендарный Манко Капак: по мифу, он потомок солнца, вышел из-под земли, из пещеры, вместе со своими тремя братьями и четырьмя сестрами.

Культ богов в Перу включал в себя и человеческие жертвоприношения, хотя и не такие многочисленные, как у ацтеков. Приносили в жертву богам людей (обычно пленных или из покоренных племен) по случаю восшествия на престол нового царя-инки или перед военным походом, когда его возглавлял сам инка.

Однако рядом с этими государственными формами культа сохранялись более древние и чисто народные. Были явные пережитки тотемизма. По сообщению историка Гарсиласо де ла Вега (полуиспанца-полуинки), в каждой местности был свой бог — в образе животного, дерева, камня и т. п.; чтили священные места, где предки племени будто бы вышли из-под земли. Весьма почитались духи предков, их называли уака; этим словом, впрочем, обозначали вообще все священное.

По отрывочным упоминаниям в разных источниках можно заметить, что по крайней мере у некоторых индейцев зарождалось критическое отношение к почитанию божеств. О последнем инке рассказывали, что он относился с недоверием к божественности солнца: если бы солнце было верховным божеством, говорил он, кто заставил бы его совершать каждый день один и тот же путь? Очевидно, солнце само кому-то подчиняется? Этот маленький проблеск свободомыслия очень интересен.

 

§ 1. Религии Китая

 

Памятники религии Шанской эпохи

Древнейшие археологические и письменные источники, касающиеся религии Китая, относятся ко второму тысячелетию до н. э., к периоду Шанской (Иньской) династии, то есть ко времени господства племени шан (инь). То была пора зарождения примитивного патриархально-рабовладельческого государства, где еще крепко держались родовые отношения. От той поры сохранились многочисленные гадальные кости: лопатки животных и черепашьи щитки, найденные (начиная с 1899 г.) близ деревни Сяо-тунь, уезда Аньян, Хэнаньской провинции, где когда-то был центр шанского государства. Костей найдено свыше ,100 тысяч. Около 30 процентов из них покрыты древнейшими китайскими иероглифами, с трудом поддающимися чтению. Надписи кратки и большей частью содержат в себе вопрос, на который гадающий хотел получить ответ. Вопросы касаются земледелия, погоды, войны, охоты, жертвоприношений и пр. Видимо, лопатку или щит черепахи, с надписью или без нее, бросали в огонь, и затем жрец-гадатель по форме образующихся трещин давал ответ; этот способ и теперь известен многим народам Азии. В надписях часто упоминается "бог" (ди или шанди), к которому и были обращены вопросы. Например: "В этом году достаточно ли дождя пошлет бог?", "Ван (князь) хочет заложить город, согласится ли с этим бог?" и т. п. Вероятно, это был племенной бог шанов.

Наряду с этим, уже сложившимся представлением о божестве сохранялись, видимо, и более архаические, тотемические верования. Из текстов позднейшего времени можно сделать предположение, что шаны считали своим тотемом птицу сюаньняо (ласточку?).

Есть сведения о существовании жрецов-профессионалов, притом разных специальностей: бу — гадатели, ши — ведшие погодные записи, у — кудесники, чжу — богомольцы, то есть, вероятно, жертвоприносители.

В религиозных верованиях и обрядах иньцев резко отразилось классовое расслоение. Умершие цари и князья хоронились с большой пышностью, вместе с ними клали в гробницу тела их убитых (принесенных в жертву) рабов. Все же о религии тан-инь наши сведения очень скудны.

 

Религия Чжоуской эпохи

Гораздо больше известно о религии следующего периода — Чжоуского (1122-255 гг. до н. э.). Племя чжоу, свергнув господство племени инь, создало более обширное и мощное государство на основе более развитых общественных отношений. К этому времени уже выделилась крупная рабовладельческая знать отдельных княжеств, которая притесняла народ. Знатные роды боролись между собой и не всегда признавали власть чжоуского царя. В княжествах — уделах (Ци, Лу, Сун, Цао и др.) — вводилась бюрократическая система управления. Постепенно развивалась письменность. Выделился слой образованного служилого чиновничества. Среди этого-то слоя, монополизировавшего в своих руках не только управление княжествами, но и письменность и всю культуру, и начали около середины первого тысячелетия до н. э. складываться политические, философские, религиозно-этические системы.

В числе их были и материалистические учения, отражавшие в какой-то мере трудовой опыт крестьянских масс и ремесленников, а также практические потребности чиновничества. Из этих материалистических учений особенно известны взгляды школы фацзя (законников) во главе с Хань Фэем (III в. до н. э.).

Но некоторые философские системы, возникшие во вторую половину эпохи Чжоу, напротив, послужили основанием для развития религиозных учений, ставших в дальнейшем государственными религиями Китая, — конфуцианства и даосизма.

 

Учение Лао Цзы

Около VI в. до н. э. сложилось учение полулегендарного философа Лао Цзы, имя которого означает буквально "старый философ". Учение Лао Цзы было изложено с его слов и отредактировано после в виде небольшой, но интересной философской работы (которая оказала очень существенное влияние не только на последующее развитие философии, но и в особенности на развитие религии) — "Дао-де-цзин" ("Книга о Дао"), представляющей собой сборник афоризмов, мудрых, но порой странных и загадочных изречений.

Центральной идеей философии Лао Цзы была идея дао. Слово "дао" на китайском языке буквально означает путь; но в этой философской системе оно получило гораздо более широкое метафизическое, религиозное содержание. "Дао" означает не только путь, но и образ жизни, метод, принцип. Это понятие пытались сблизить с известным греческим гностическим понятием "логос".

Однако некоторые современные китайские и другие ученые считают, что в учении Лао Цзы был и элемент материализма. Само понятие "дао" можно толковать и материалистически: дао — это природа, объективный мир. Некоторые из последователей Лао Цзы (Хань Фэй, Ян Чжу) так и понимали дао, развивая учение Лао Цзы в материалистическом направлении.

Философия Лао Цзы пронизана и своеобразной диалектикой. "Из бытия и небытия произошло все; из невозможного и возможного — исполнение; из длинного и короткого — форма. Высокое подчиняет себе низкое; высшие голоса вместе с низшими производят гармонию; предшествующее подчиняет себе последующее". "Из несовершенного происходит цельное. Из кривого — прямое. Из углубленного — гладкое. Из старого — новое". "То, что сжимается, — расширяется; то, что ослабевает, — усиливается. То, что уничтожается, — восстанавливается".

Но эта диалектика была очень несовершенной: Лао Цзы понимал ее не как борьбу противоположностей, а как их примирение. А отсюда делались и практические выводы: "Когда человек дойдет до неделания, то нет того, что бы не было сделано"; "Кто любит народ и управляет им, тот должен быть бездеятельным". Из этих — столь странных для нас — мыслей видна основная идея практической философии, или этики, Лао Цзы: это принцип неделания, бездействия, квиетизма. Всякое стремление что-либо сделать, что-либо изменить в природе или в жизни людей осуждается. Злом считает Лао Цзы и всякое знание: "святой муж", управляющий страной, "старается, чтобы мудрые не смели сделать чего-нибудь. Когда все сделаются бездеятельными, то (на земле) будет полное спокойствие". "Кто свободен от всякого рода знаний, тот никогда не будет болеть". "Кто знает глубину своего просвещения и остается в невежестве, тот сделается примером всего мира". "Нет знания; вот почему я не знаю ничего". "Когда я ничего не делаю, то народ делается лучше; когда я спокоен, то народ делается справедливым; когда я не предпринимаю ничего нового, то народ обогащается...". Власть царя среди народа Лао Цзы ставил очень высоко, но понимал ее как чисто патриархальную власть. "Дао велико, небо велико, земля велика, и, наконец, царь велик. Итак, в мире существует четыре величия, одно из которых составляет царь". Это священный и бездеятельный вождь, типа полинезийского туи-тонга. К современной же ему государственной власти Лао Цзы относился отрицательно: "Оттого народ голодает, что слишком велики и тяжелы государственные налоги. Это именно причина бедствий народа".

Главная добродетель — воздержание. "Для того чтобы служить небу и управлять людьми, всего лучше соблюдать воздержание. Воздержание — это первая ступень добродетели, которая и есть начало нравственного совершенства".

В этой идеологии квиетизма и застоя отразилось умонастроение одного определенного общественного слоя китайского общества Чжоуской эпохи: старого патриархального жречества (бу, ши, у, чжу), стремившегося к сохранению существующего порядка. Сам Лао Цзы был, по преданию, на государственной службе (заведовал архивом), но, недовольный беспорядком в государстве, оставил службу и удалился в уединение.

Учение Лао Цзы послужило основой, на которой развилась так называемая даосская религия, одна из трех господствующих ныне в Китае религий. С ней мы познакомимся далее.

 

Учение Кун Цзы

Почти одновременно с философскими книгами Лао Цзы и его учеников появилась в Китае и другая группа философских сочинений, восходящая к родоначальнику другой господствующей религии Китая — Кун Цзы, или Конфуцию. Философия Конфуция и школа, ведущая от него свое происхождение, коренным образом отличаются от философской системы Лао Цзы. Они отражали взгляды и интересы служилого чиновничества.

Классические конфуцианские книги распадаются на "Пятикнижие" ("У-цзин") и "Четверокнижие" ("Сы-шу"). Эти книги далеко не все могут считаться религиозными. Некоторые из них к религии не имеют никакого отношения. Классическое "Пятикнижие" — еще и сейчас основной канон конфуцианской религии — состоит из следующих сочинений: древнейшая книга — "И-цзин" ("Книга перемен") — сборник магических формул, заклинаний; "Шу-цзин" ("Древняя история") — история легендарных императоров (религиозного содержания в ней мало); "Ши-цзин" ("Книга песнопений") — сборник древней поэзии, отчасти космогонического и мифологического содержания (в последней из четырех частей сборника "Ши-цзин" есть и чисто религиозные песни или гимны, исполнявшиеся в связи с религиозными обрядами и жертвоприношениями); "Ли-цзи" ("Книга церемоний") — описание многочисленных обрядов, далеко не все из которых, впрочем, имеют религиозное значение; последняя книга, "Чун-цю" ("Книга весны и осени"), — это хроника одного из китайских княжеств, очень краткая, сухая, лапидарная, никаких религиозных элементов не заключающая.

"Сы-шу" ("Четверокнижие") состоит из следующих книг: "Да-сюе" ("Великое учение") — учение о самоусовершенствовании человека, изложенное по Конфуцию одним из его учеников; "Чжун-юн" ("Книга о середине") — учение о необходимости соблюдать во всем гармонию и не вдаваться в крайности; "Лун-юй" — книга изречений и афоризмов Конфуция и его учеников; "Мэн Цзы" — учение философа Мэн Цзы, самого выдающегося из позднейших учеников Конфуция.

В чем сущность конфуцианских сочинений? Оставляя в стороне повествовательную часть, то есть исторические рассказы и хроники, и, рассматривая только те, которые имеют непосредственное отношение к религии, мы находим, что даже и в них на долю религиозно-мистических элементов приходится очень мало. Основное содержание учения Конфуция — это учение о правилах поведения, о правильной жизни. Это система политической и частной этики. Конфуций сам мало интересовался вопросами метафизики, космогонии, мистики и основное внимание направлял на практическую сторону учения. Он, между прочим, в отличие от некоторых других легендарных основателей религий, является вполне исторической личностью; биография его довольно хорошо известна; он был видным сановником в княжестве Лу (годы жизни, согласно традиции, 551-479 до н. э.). Правда, не все, что приписывается Конфуцию, было написано в действительности им, и из того, что было им написано, далеко не все дошло до нас в первоначальной редакции, но характер этого философа отразился достаточно отчетливо в книгах. Это система часто практических норм поведения. Это учение о хорошем управлении государством, о добросовестном отправлении государственной службы, так же как и о правильном порядке в семейном быту.

 

Конфуцианство как религия

На основании этого сложилось мнение, особенно среди современных образованных китайцев, что конфуцианство вообще не есть религия. Это-де, с одной стороны, философская система, а с другой стороны, кодекс государственной и частной морали.

Это мнение, конечно, неправильно. В числе конфуцианских книг есть такие, которые несомненно содержат в себе представления о сверхъестественном, о духах, учение о потустороннем мире и т. д. С другой стороны, сам Конфуций исполнял весьма добросовестно религиозные обряды и учил неуклонному их исполнению. Сам он по смерти был обожествлен, и в честь его сам император совершал религиозные обряды. В начале XX в. в Китае насчитывалось около 1500 храмов в честь Конфуция.

Однако нельзя отрицать существенного своеобразия конфуцианства как религии. Не только то, что учение Конфуция было чисто практически ориентировано, но и самая организация конфуцианства, как оно сложилось начиная с Ханьской эпохи (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.), представляет собой очень много специфического и резко отличается от других известных нам религий. Достаточно сказать, что ни в древнем, ни в новейшем конфуцианстве не существовало профессионального жречества как особого общественного слоя. Исполнение обрядов, узаконенных конфуцианством, ложилось на плечи государственных чиновников, глав семей и родов.

По содержанию своему конфуцианский культ представляет собой простое узаконение традиционных, сложившихся в Китае с древности, семейно-родовых обрядов. Конфуций не учил ничему новому; он сам настойчиво повторял, что не излагает никакого нового учения, а требует только строгого соблюдения древних законов и установлений.

 

Культ предков

Важнейшим из них был культ предков, который стал и основным содержанием конфуцианского культа. Этот культ предков, не считаемый официальной религией Китая, фактически является главной составной частью китайских религиозных верований и обрядов. Каждая семья имеет свой семейный храм или молельню, где выполняются в определенное время обряды семейного культа. Каждый род — ши — имеет свой родовой храм предков (мяо или цзун-мяо, теперь часто называют цытан), посвященный родоначальникам данного рода. Каждая более крупная родовая группа — син (фамилия) — имеет, в свою очередь, храм, посвященный общему родоначальнику фамилии. Жертвоприношения и моления в этих храмах исполняются или главой семьи, или старшинами родов. В древности небольшие домики-храмы ставились около могил умерших и там приносились жертвы. Но уже при Ханьской династии сооружение храмов предков (мяо) было подчинено строгим правилам, в зависимости от социального положения человека. Простолюдины вообще не могли строить особых мяо и должны были приносить жертвы предкам прямо в своих жилищах. Чиновники могли строить по одному мяо, вельможи — по три, князья — по пяти, император мог иметь семь мяо.

Гробница Кун Цзы (Конфуция)

По преданию, первоначально в храме помещали куклу или статую, изображавшую умершего. С Ханьской эпохи куклу стали делать из длинного полотнища белой шелковой ткани, свернутого и перевязанного посередине наподобие человеческой фигуры; она называлась хунь-бо. Впоследствии изображение предка было заменено табличкой — чжу — в виде черной деревянной дощечки с надписью красными иероглифами. Эти таблички, вошедшие во всеобщее употребление с Сунской эпохи (960-1260), хранятся обычно в мяо. Для того чтобы водворить душу умершего в табличку чжу, прибегают к особым сложным обрядам и призываниям. Сразу после похорон особый писец делает надпись на табличке, все члены семьи становятся на колени, и читается такое призывание: "Такого-то года, месяца и дня осиротелый сын такой-то осмеливается обратиться к родителю своему такому-то со следующими словами: тело твое предано погребению, но да возвратится дух твой в домашний храм; табличка для духа уже приготовлена, да оставит почтенная душа твоя старое обиталище (тело), да последует в новое (мяо) и да пребудет в нем неотлучно". После ряда дальнейших обрядов, растягивающихся на несколько лет, чжу с душой умершего окончательно водворяется в храме.

Таблички чжу хранятся в особых шкафчиках на длинном столе у северной стены храма против входа, а во время обрядов и жертвоприношений вынимаются оттуда прямо на стол и перед ними расставляются жертвы — кушанья, напитки. Обряды эти совершаются в определенное время года или в случае каких-нибудь семейных или родовых событий: свадеб, смерти кого-нибудь из членов семьи, рождения ребенка, отъезда главы семьи и пр.

Например, один из моментов свадебной церемонии состоит в том, что отец жениха, провожаемый всем своим семейством, входит в храм предков, устанавливает табличку, приносит жертву, говорит заклинание, чтобы низвести духи их на жертву, и обращается к предкам: "Такого-то года, месяца и числа я, почтительный потомок (имя рек), осмеливаюсь довести до сведения достопочтенного усопшего прапрадеда моего (имя рек; переименовываются и дальнейшие предки, до родителей включительно) следующее: сын мой такой-то, достигший совершеннолетнего возраста и еще не сочетавшийся браком, имеет взять себе в жены дочь такого-то; с благоговением предлагая вам вино и плоды, почтительно уведомляю вас, что сегодня совершается нацай (обряд сватовства. — С. Т.) и вопрошение об имени невесты".

Аналогичные молитвенные обращения к предкам совершаются и в связи с другими семейными событиями, а также в праздники, в определенные календарные числа. Например, в средний месяц каждого из четырех времен года (кварталов) полагается совершать семейное жертвоприношение. Незадолго до этого глава семьи идет в храм предков и, преклонив колени перед вынутыми из шкафов табличками, произносит: "Я, почтительный внук, такой-то, сегодня, по случаю середины такого-то сезона, имею совершить жертвоприношение вам, усопшим, — родитель, дед, прадед, прапрадед, родительница, бабка, прабабка, прапрабабка; осмеливаюсь перенести табели ваши в домовый зал и пригласить души ваши пожаловать туда же для пользования жертвами, которые будут принесены с полным почтением".

По религиозным верованиям китайцев, главнейшая обязанность человека — это сыновняя почтительность (сяо) и почитание предков. В одном из конфуцианских сочинений говорится: "Всегда выражать полное уважение к родителям; доставлять им пищу самую любимую; скорбеть, когда они больны; до глубины души сокрушаться при их кончине; приносить им, усопшим, жертвы с (религиозной) торжественностью — вот пять обязанностей сыновнего благочестия". С религиозной точки зрения для китайца самое дурное, что может случиться с человеком, — это не оставить по себе мужского потомства, которое могло бы приносить жертву и заботиться о благополучии умерших предков. В связи с этим существуют и обряды для умилостивления духов тех умерших, о которых некому заботиться. Периодически совершаются жертвоприношения и кормление душ этих умерших, не имеющих живых потомков.

Государственный культ в Китае был обращен главным образом к предкам императора. С ними император сносился в разных государственных делах. В одном из конфуцианских сочинений говорится: "Если государю следует предпринять важное дело, он должен отправиться сперва в храм своих предков, чтобы уведомить их о том, что он хочет делать, должен прибегнуть к гаданиям и посмотреть, благоприятны ли небесные знамения; если все предвещает благоприятный исход дела, государь смело может предпринимать его" .

 

Отношение конфуцианства к культу предков

Итак, главным объектом конфуцианского культа были духи предков. Но замечательно, что Конфуций требовал совершения обрядов и жертв в честь предков не ради самих духов, не ради того, чтобы удовлетворить их потребности или снискать их милость, а исключительно потому, что обряды эти были установлены с давних времен. Сами по себе духи не интересовали Конфуция. Отношение к ним в конфуцианской религии чисто формальное. Интересно, что на вопрос о том, что такое знание, Конфуций ответил: "Употреблять все свои силы к исполнению того, что справедливо и прилично человеку; чтить духов и гениев и держаться в почтительном от них отдалении — вот что называется знанием". На вопрос одного из своих учеников, сознают ли умершие, что им приносят жертвы и поклоняются, Конфуций ответил: "Если я скажу, что сознают, то можно бояться, что те, которые исполнены сыновнего благочестия, пренебрегут всеми земными интересами, чтобы служить усопшим родителям так же, как служили живым; если я скажу, что не сознают, то можно опасаться, что дети будут оставлять умерших родителей без погребения. Для тебя не представляется необходимости в непременном решении вопроса, а придет время — сам все узнаешь".

Главным правилом жизни, опорой всего существующего строя конфуцианская философия и религия считают строгое соблюдение обрядов (ли). "Если не соблюдать издревле установленных обрядов, — говорил Конфуций, — или, тем более, отменить их, то все перемешается и возникнут нестроения. Уничтожьте брачные обряды — не будет супругов (в истинном значении этого слова), и разовьется разврат со всеми его преступлениями... уничтожьте обряды погребения и жертвоприношений — дети не будут заботиться об усопших родителях, да и живым служить перестанут; уничтожьте обряд пин-цзинь — исчезнет различие между государем и чиновниками, удельные князья будут своевольничать, возникнут притеснения и насилия".

"Управлять государством без соблюдения ли, — говорится в "Ли-цзи", — это все равно что слепому быть без проводника; все равно что искать чего-лр1бо без свечи в темной комнате". "Ли составляют необходимое условие народного существования. Нет ли, то нельзя правильно служить духам земли и неба; нет ли, то нечем разграничить государя от чиновников, высших от низших (по общественному положению), старших от младших (по возрасту)..." и т. д..

 

Сущность конфуцианства

Незыблемость существующего строя — основной принцип конфуцианства. Это идеология патриархальной монархии, ставшая основной идеологией китайского феодализма. В "Чжун-юн" весь традиционный уклад жизни сведен к "пяти отношениям": это отношения между государем и чиновниками, родителями и детьми, мужем и женою, старшими и младшими братьями, между друзьями. Иерархические и патриархальные отношения положены в основу всего.

Специального конфуцианского жречества в Китае, как уже сказано, не было. Правилам исполнения обрядов учил обычно отец своего сына. Исполнителями обрядов являлись или чиновники, или особые должностные лица, так называемые "профессора церемоний", которые состояли на государственной службе и не образовали особого сословия.

Одним из существенных факторов, поддерживавших в действии этот государственный культ, служила система государственных экзаменов, которая до недавнего времени в Китае была единственным средством получения государственных должностей. Для сдачи государственного экзамена нужно было в совершенстве обладать знанием классических конфуцианских книг. Одним из основных правил неписаной конституции старого Китая было то, что император должен управлять через конфуциански образованных чиновников.

Совершенно ясна политическая роль этой религии. Если вообще религия является консервативной и реакционной силой, то для Китая это сугубо консервативная религия, весь смысл которой состоял в соблюдении традиций, в религиозном отношении к государственным обязанностям, к обязанностям чиновника, в освящении феодально-деспотического государственного строя.

 

Даосизм

Параллельно с этой чисто государственной религией в Китае сложилась и другая, источник которой мы уже знаем, — даосизм. Даосизм резко отличается от конфуцианской религии. Отличается он также и от той философии Лао Цзы, которая считается его основой. Даосская религия имеет свои храмы, свои священные книги, своих служителей-жрецов (их в начале XX в. насчитывалось свыше 100 тысяч). Даосские жрецы разделяются на монашествующих и семейных. Во главе даосской иерархии стоит верховный жрец, или патриарх, называемый тянь-ши ("небесный учитель"). Династия его восходит ко II в. н. э. Он, подобно большинству даосов, вел семейную жизнь, но пользовался среди верующих большим уважением. Считалось, что он господствует не только над жрецами, но и над духами, и последние будто бы, как и подчиненные ему жрецы, посещали его в патриаршей резиденции. Резиденция тянь-ши находилась в горах "Дракона-тигра" (провинция Цзянси). Когда в 1927 г. китайская Красная армия заняла эту резиденцию, последний (63-й) тянь-ши скрылся.

Даосский жрец представляет собой, в сущности, шарлатана, гадателя, предсказателя, продавца священных реликвий, исполнителя магических обрядов. В отличие от конфуцианских обрядов, смысл которых состоит в поклонении предкам, поклонении умершим императорам и т. д., главное занятие даосских жрецов и монахов — это магические заклинания и обряды, мантика. Даосская религия впитала в себя чрезвычайно много народных религиозных верований. Даосы практикуют и обряды шаманского типа — религиозные экстатические пляски.

 

Буддизм

Рядом с этими двумя религиями, выросшими на почве самого Китая, довольно широкой популярностью там пользуется третья религия, внесенная извне: это буддизм, который китайцы называли учением Фо. С историей буддизма мы будем знакомиться в дальнейшем. Впервые он появился в Китае в I в. н. э. в виде хинаяны, однако он долго не удержался. Вторичное появление буддизма, уже в форме махаяны, относится к началу V в., и с той поры, несмотря на ряд преследований, которым по временам подвергались буддистские монахи со стороны правительства, буддизм укоренился в Китае и даже занял положение третьей равноправной религиозной системы в этой стране. Собственно говоря, настоящих буддистов, то есть исключительных приверженцев этой религии, в Китае мало. Такими можно считать только буддистских монахов. Вне этой профессиональной и сравнительно немногочисленной группы едва ли кто из китайцев признает себя буддистом. Но буддистские обряды выполняют — попутно с даосскими и конфуцианскими — почти все верующие китайцы. К услугам буддистских монахов, хотя они и не пользуются в народе особым почетом, обращаются очень часто, особенно в связи с погребальными обрядами, — область, в которой эти монахи считаются большими знатоками.

 

Взаимоотношения трех религий

Любопытно, что, несмотря на такое мирное сожительство конфуцианства, даосизма и буддизма (сань-цзяо — три религии — так называют его китайцы), между ними велась борьба; но борьба не за верующих, потому что китайцы обычно, смотря по обстоятельствам, выполняют обряды всех трех религий. Нет, это была борьба чисто политическая: конфуцианские чиновники и даосские жрецы постоянно соперничали из-за должностей, из-за доходных мест, из-за влияния на политическую жизнь. Вопреки учению Лао Цзы, который проповедовал невмешательство в государственные дела, даосские жрецы всегда стремились к власти. Были эпохи в жизни Китая, когда партия жрецов, опираясь на союз с другими группами и пользуясь своим влиянием в императорском гареме (обычно даосские жрецы сильное влияние оказывали на женскую часть двора), оттесняла от должностей конфуцианских чиновников и захватывала в свои руки власть. Даже крупные перевороты не обходились без их участия. Например, чисто конфуцианская династия Хань (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.) была свергнута в результате ряда крестьянских восстаний, из которых самое мощное — известное восстание "желтых повязок" 184 г. — было возглавлено даосами. Были и эпохи, когда буддизм и буддистские монахи пользовались особым покровительством императорской власти; так было в годы династии Суй (581-618), а особенно Юань (1260-1368). Любопытно, что конфуцианское чиновничество в истории Китая наибольшее влияние имело не при национальных династиях Тан, Сун и Мин, а главным образом в эпохи иноземных династий: монгольской и маньчжурской. Иноземные династии, очевидно, чувствовали себя непрочно в стране и старались опереться на образованное чиновничество. А национальные династии Китая, ближе державшиеся к более широким слоям китайского населения, испытывали гораздо большее влияние со стороны связанных с народными массами даосских жрецов.

 

Шаманизм

Кроме этих трех религий в Китае в эпоху господства маньчжурской династии (1644-1910) существовал еще и древний шаманизм — помимо отдельных шаманских элементов даосского культа, — принесенный в Китай маньчжурами-завоевателями (они тогда сохраняли еще черты родоплеменного строя) и превратившийся в своеобразный официальный, точнее, придворный культ. В установленные дни совершались дворцовые шаманские обряды и жертвоприношения; был даже издан в Пекине шаманский служебник. Этот факт побудил, как известно, видного русского синолога Иакинфа Бичурина поставить шаманизм в ряд великих древних религий.

 

Ислам

Наконец, в Китае немало мусульман. Ислам проник в Китай впервые в X-XII вв. (если не считать его появления в западных провинциях еще в эпоху арабского халифата) через Кантон и Юннань, а в Северо-Западный Китай — в XVI в. Мусульмане резко противостоят приверженцам всех других религий. Однако сколько их — точно не установлено; во всяком случае, они исчисляются миллионами.

 

Китайский пантеон

Китайский пантеон богов весьма обилен и сложен. В него входят и боги, позаимствованные из других религий, и местные божества Китая. Главным богом считается небесный император Шанди, который отождествляется иногда с небом — Тянь. Однако культ неба представлял собой в старом Китае монополию императоров. Никто, кроме императора, не мог приносить жертвы самому небу. Другие люди могли приносить жертвы лишь второстепенным богам.

Конфуцианские и даосские божества не разграничены между собой. Нередко это одни и те же боги.

Из второстепенных богов видное место занимали такие, как излюбленный в Китае бог богатства Цай-шэн; затем божества — покровители профессий для ремесленников. Очень крупную роль играли божества — покровители отдельных местностей, умершие выдающиеся лица, иногда чиновники, мандарины и т. д. Купцы почитали помимо бога богатства также местных богов-покровителей. Для крестьян главную роль играли земледельческие божества. Видное место в верованиях китайцев занимает дракон: многочисленные духи-драконы (лун-шэн) управляют дождем и водными источниками, поэтому их тоже чтят крестьяне. Главный из драконов — Лун-ван ("князь драконов") связывался с императором, и культом его руководил сам император.

 

Земледельческий культ

Так как земледелие издавна составляло основу всей экономики Китая и ему придавалось особо важное государственное значение, то и земледельческий культ, который у большинства народов сохранил чисто крестьянский характер, у китайцев приобрел черты тоже официального государственного культа. Одним из главных объектов этого культа был Шэн-нун ("божественный земледелец"), один из легендарных императоров, которому приписывалось изобретение земледелия. Ему был посвящен особый жертвенник в Пекине, где император приносил торжественные жертвы. В начале весны ежегодно совершалась важная государственная церемония магической первой пахоты: сам император в сопровождении видных сановников проводил плугом борозду на священном участке земли, после чего приближенные и чиновники вспахивали этот участок.

Торжественная церемония проведения императором первой борозды перед началом весенних полевых работ. С китайского лубка XIX в.

В народных верованиях и культе видное место занимали ту-ди — местные духи. В честь их повсюду строились небольшие храмы, иногда крошечного размера; им молились о дожде, об урожае, об избавлении от всяких бедствий. В каждом городе почитался свой городской покровитель — Чэн-хуан (имя это от слов "чэн" — город и "хуан" — обводный канал или ров; дословно означает — ров, защищающий город). В императорском Китае очень почитался Гуань-ди — бог войны; ему, например, особенно молились китайцы — участники антиимпериалистического восстания 1900 г.

 

Мантика (фынь-шуй)

Очень крупную роль среди магическо-религиозных обрядов, связанных с даосизмом, играла система так называемой геомантики — гадания о свойствах земли, вернее, о свойствах местности: по-китайски фынь-шуй ("ветер и вода"). Согласно верованию, каждая местность находится под влиянием добрых и злых сил, связанных с особенностями рельефа. Какой-нибудь холм определенного очертания влияет на все, что находится по соседству, влияет не только на живых, но и на тех умерших, которые похоронены вблизи. Иногда в истории Китая целые города и деревни пустели и теряли обитателей после того, как даосские жрецы объявляли, что фынь-шуй в этом месте неблагоприятен; и наоборот, местности, которые были объявлены благоприятными, быстро заселялись. Особенно важно было узнать характер местного фынь-шуй в связи с погребением, ибо хоронить своих предков нужно было там, где этому благоприятствует местность. На этой почве сложилась особая профессия из числа даосских жрецов и гадателей, специалистов по фынь-шуй, искателей счастливых местностей, таких же шарлатанов, как и другие гадатели. По их указаниям китайцы нередко откапывают своих умерших родственников из "несчастливой" могилы и переносят останки их в другое, более "счастливое" место.

Помимо системы фынь-шуй применяются и разные другие виды мантики. Есть различные способы гадания. Например, вопрос пишется на куске бумаги, который сразу же сжигается на алтаре храма, а жрец пишет ответ на песке.

С даосскими представлениями связались и сохранившиеся у китайцев древние поверья о девственном зачатии, вероятно пережиток первобытных тотемических верований. Они приурочены к легендам о первых императорах: мать императора Фу-си зачала его, по легенде, наступив на след великана; император Шэн-нун был зачат матерью от горного духа, император Хуан-ди — от света молнии, император Яо — от красного дракона, философ Лао Цзы — от падающей звезды и т. д.

 

Представления о загробном мире

В даосском культе крупную роль играют представления о загробной жизни, не всегда связанные с культом предков. Согласно религиозным представлениям даосов, у каждого человека есть две души: ци — жизнь, неотделимая от тела, и лин — душа, отделимая от тела. По смерти лин превращается либо в гуй (черта), если человек был ничем не выдающейся личностью, либо в шэнъ (божество), если это был человек значительный, всеми уважаемый. Души богатых, знатных и образованных людей, мандаринов, становятся шэнь. Души умерших выдающихся людей и в конфуцианском и в даосском культе играли крупную роль. Им так же, как и душам предков, полагалось приносить жертвы.

 

Жертвоприношения

Жертвы когда-то приносили реальные, но для избежания больших затрат в китайской религии довольно рано установился своеобразный символизм: вместо настоящих вещей приносили в жертву изображения этих вещей, вырезанные из бумаги (бумажные деньги, бумажные съестные припасы). Были специальные торговцы такими бумажками, вырезанными в форме разных вещей, которые не требовали больших затрат и заменяли реальные вещи.

 

Общая характеристика религии китайцев

По существу, преобладающей среди народных масс религией Китая следует считать культ предков, тесно связанный с конфуцианским учением, санкционированный им. Он был до китайской революции 1911 г. государственным культом, но в основе своей всегда был и поныне остается культом семейно-родовым. В связи с очень прочным сохранением у китайцев родовых пережитков, с их так называемым фамилизмом, культ семейно-родовых предков продолжает и сейчас играть огромную роль; в прошлом он сильно влиял и на общественную жизнь Китая. Храм родовых предков — средоточие жизни рода; а так как деревня в Китае состояла чаще всего из членов одного рода, то этот храм был центром жизни всей общины. Храм владел землей, и доходы с нее использовались на разнообразные общественные нужды. Служителями храма, распорядителями храмовых средств являлись деревенские (родовые) старшины, джентри, интеллигенты (литераты). Должности при храме иногда бывали выборные, но фактически они монопольно принадлежали сельской господствующей верхушке. Ее руководящее положение в деревне прикрывалось и освящалось авторитетом храма предков. "Одним словом, — говорится в одном исследовании китайской деревни начала XX в., — с внешней стороны деревенский храм представляет правительство деревни. Он входит в разнообразные отношения, как враждебные, так и мирные, от имени деревни. Он ответствен за поведение сельчан по отношению к посторонним. Он также номинально ответствен перед центральным правительством за доброе управление деревней".

Если попытаться охарактеризовать религию Китая в целом, то бросается в глаза прежде всего ее глубокое своеобразие. Верующие китайцы весьма мало склонны к мистицизму, отвлеченной метафизике, аскетизму. Это отразилось в их религии, особенно в конфуцианской. Последняя сводится к строгому выполнению предписанных обрядов. Обряды же, чинные, сдержанные, совершенно лишены какого-либо вдохновения, религиозной экзальтации. Мистическое общение с божеством, правда, практикуется некоторыми жрецами-гадателями (даосами), но в китайской религии в целом оно занимает очень скромное место. Всякий же религиозный фанатизм, аскетизм, изуверское умерщвление плоти, оргиастическое исступление совершенно чужды китайской религии. Вообще, индивидуальное начало в религии, личная связь отдельного человека с потусторонним миром несвойственны верующим китайцам; это объясняется, видимо, живучестью родовых традиций.

 

§ 2. Религии Японии

 

В Японии исторически укрепились и доныне продолжают господствовать две религии: шинтоизм и буддизм. Первая из них — чисто национальная, вторая — занесена в Японию, как и в Китай, извне. Взаимоотношения между обеими религиями развивались в ходе истории чрезвычайно сложно.

 

Древняя мифология

Источники изучения древнейшей религии японцев весьма скудны и ненадежны. Мифологические и легендарные рассказы содержатся в японских летописях "Кодзики" и "Нихонсёки" ("Нихонги"), составленных в VIII в. н. э.

По космогонической теории японских жрецов, вначале были небо и земля, Они породили сначала трех богов, потом еще двух; далее еще пять пар богов появились друг за другом. Но эти боги представляли собой лишь отвлеченные понятия и не были предметом культа. Только последняя из этих пар богов имеет определенные имена и образы: это супружеская чета Исанаги и Исанами. Исанаги рисуется творцом и демиургом, создавшим землю, и в частности Японские острова. Острова он создал, стоя со своей супругой на небесном мосту и возмущая море длинным копьем: от капавшей с копья морской воды и произошел первый остров, потом так же были созданы и другие. Вслед за тем Исанаги создал из своего левого глаза солнце, солнечную богиню Аматерасу, одно из важнейших почитаемых японцами божеств. Богиня Аматерасу считается, в частности, предком императоров Японии, и прежде всего первого из них — Дзиммутенно (полулегендарная личность, относимая к VII в. до н. э.). Исанаги создал и других богов: луны, бури, ветра и пр. Миф рассказывает о борьбе Аматерасу с богом бури Суса-но-во ("неистовый муж"); последний был побежден и изгнан с неба на землю, в область Идзумо (юго-западная часть острова Хонсю); эта область и позже осталась главным местом почитания Суса-но-во. Некоторые исследователи (Карл Флоренц) видят в этом мифе отражение борьбы между древними племенными группами — племенами кюсю и идзумо.

 

Древнейшая религия

Все это, однако, мифы позднейшего сочинения. В действительности древнейшая религия японцев — до объединения страны в первые века н.э. — отражала патриархальный родоплеменной строй, где выделялась воинственная племенная знать и зарождалось патриархальное рабство. Эта религия состояла, видимо, в почитании семейно-родовых и племенных духов и богов-покровителей — ками. Слово "ками" буквально означает наверху, верхний, начальник. Неясно, были ли это первоначально духи умерших, предков (впоследствии культ предков у японцев развивался под сильным влиянием буддизма) или духи земли, стихий; возможно, что в образах ками сливались оба эти представления. Места почитания их были отмечены каменными оградами или простыми постройками. Изображений ками японцы не делали, но в святилищах хранили фетиши — эмблемы божеств. По мере разложения родового строя выделялись профессиональные жрецы — гадатели (ура-бэ) и заклинатели (ими-бэ).

 

Китайское влияние и буддизм

Эта древняя религия японцев в дальнейшем, с развитием общественного строя, подверглась изменениям. С IV в. в результате расширения сношений с Китаем оттуда начали проникать в Японию конфуцианские идеи. В середине VI в. в Японии появились переселившиеся из Кореи последователи и проповедники буддизма. После образования централизованного Японского государства в середине VII в. ("переворот Тайка" в 645 г.) императоры (тенно) стали усиленно поддерживать буддизм, надеясь найти в нем опору своей власти. В "период Нара" (VIII в.) буддизм ("религия Бутсу", как называли японцы) превратился в строго централизованную государственную религию Японии. Ее жрецы — монахи — назывались бозу (отсюда "бонза").

 

Шинтоизм и буддизм

Старая традиционная религия японцев, которая раньше не имела определенного названия, стала, в противовес буддизму, называться ками-но-михи, дословно — "путь ками", то есть "путь (местных) богов", или, по-китайски, шин-то (то же значение); последнее слово вошло и в европейские языки.

Шинтоизм подвергся сильному влиянию буддизма. Шинтоистские жрецы постепенно организовались в замкнутую наследственную касту. В подражание буддистским храмам начали строиться и шинтоистские храмы, хотя и более простые; шинтоисты стали делать изображения богов. Буддисты ввели обряд трупосожжения (в древности умерших в Японии зарывали в землю). Обе религии начали постепенно сближаться. Внутри буддистских храмов отводили уголки для шинтоистских богов — ками; иногда этих ками даже просто отождествляли с буддистскими божествами. С другой стороны, и шинтоистский пантеон пополнялся буддистскими божествами. В IX в. возникли секты санно яриобу, стремившиеся слить воедино буддизм и шинтоизм. Чистых буддистов, как и чистых шинтоистов, в Японии оставалось мало. Однако остались следы антагонизма между обеими религиями: например, в шинтоистских храмах запрещалось произносить слова, относящиеся к буддистскому культу (Будда, пагода, монах и пр.).

С конца XII в. военно-феодальная аристократия захватила всю власть в стране в свои руки, оставив императорам только религиозные функции. Микадо по-прежнему считался священной фигурой, потомком богини Ама-терасу, но утратил всякую реальную власть, был отстранен от всех светских дел. Страна несколько веков была в состоянии феодальной анархии. Аристократические кланы воевали между собой. Некоторые из крупных феодалов (даймио) пытались заручиться поддержкой появившихся с XVI в. католических миссионеров и с этой целью обращали своих подданных в христианство. Нередко и сами крестьяне, разоренные войной и доведенные до отчаяния, добровольно крестились. Но уже с конца XVI в. крупные феодалы, объединившие вновь Японию, — Хидеёси, а затем клан Токугава — начали преследовать христианство, изгонять миссионеров.

Для закрепления своей власти новые правители Японии — сегуны из клана Токугава — всемерно препятствовали общению японцев с чужеземцами. Они стремились опереться на старые японские традиции, отрешиться от китайско-корейских влияний. Отсюда возникло, особенно с XVIII в., движение за возврат к старой шинтоистской религии. Этому способствовало и то, что буддистские бонзы, вмешавшиеся в годы смут в феодальные междоусобицы и переставшие следовать правилам своей религии, к этому времени утратили часть прежнего авторитета в народе.

 

Шинтоизм и буддизм после 1867 г.

"Переворот Мейдзи" 1867-1868 гг., восстановивший светскую власть микадо и покончивший с засильем старой феодальной знати, привел к полному официальному признанию шинтоизма. Это было вполне естественно, так как именно шинтоизм проповедует божественность императорской власти. Микадо попытался даже совершенно запретить буддизм и объявить шинтоизм единственной религией Японии (1868). Но из этого ничего не получилось: буддизм сильно укрепился среди народных масс. Тогда было решено более резко разделить обе религии: из шинтоистских храмов были удалены буддистские изображения и принадлежности. Но и размежевание религий не удалось: слишком уж крепко они срослись. В 1889 г. в Японии была объявлена свобода вероисповедания.

С этого времени чистый шинтоизм получил значение придворного императорского культа: официальные праздники, обряды — шинтоистские. В быту же народа обе религии переплетаются: например, рождение детей сопровождается шинтоистскими обрядами, ребенка поручают покровительству шинтоистских божеств; погребальный же культ целиком в руках буддистских бонз. Есть и некоторое географическое размежевание культов: традиционный центр шинтоизма — провинция Идзумо, где, как говорят, каждый камень связан с шинтоистскими мифами и легендами; другая шинтоистская провинция — Сутсума, где буддистские бонзы в прошлом скомпрометировали себя нелояльностью к местным князьям. В остальных провинциях Японии более силен буддизм.

 

Сущность шинтоизма

В отличие от буддизма с его сложной и утонченной религиозно-философской догматикой, шинтоизм до сих пор сохранил черты глубоко архаического культа.

Основной стержень шинтоизма — догмат о божественности императорской власти. Император (микадо, тенно) — потомок богини Аматерасу. Каждый японец обязан абсолютно повиноваться его священной воле. Дворец императора — святилище. Гробницы умерших императоров также делаются святилищами. Важнейшие государственные и религиозные праздники связаны с днями памяти выдающихся императоров, начиная с легендарного Дзимму-тенно.

Крупную роль в шинтоизме играет и семейно-родовой культ предков, напоминающий конфуцианский в Китае. Считается, что каждый умерший превращается в ками (общее название для всех духов и богов), и глава семьи, глава рода совершает ежедневные моления им и приносит жертвы. В каждом доме имеется семейный алтарь — ками-дана — с небольшим шкафчиком (мийя) для табличек умерших (китайское влияние).

Объектом публичного культа служат многочисленные духи и божества, местные и общенародные. Этих божеств и духов великое множество: в текстах говорится о "800 мириадах", то есть о 8 миллионах ками (число "8" — священное у японцев). Наиболее чтимые из них: Аматерасу (богиня солнца), Суса-но-во (бог бури), Инари ("рисовый человек", покровитель земледелия; изображается с двумя охапками рисовых колосьев и часто с лисицей). Видное место в шинтоистском пантеоне занимают знаменитые императоры и другие выдающиеся лица древности. Почитанием пользуются также священные места, особенно горы; среди них на первом месте — Фудзияма. Сохранились следы древнего культа животных, особенно лисицы, обезьяны, черепахи, змеи, оленя. Есть и пережитки фаллического культа.

 

Шинтоистский культ

Шинтоистские храмы отличаются от буддистских большей простотой. Наружная ограда их всегда имеет ворота (тории) с высокой поперечной балкой. В главном святилище храма хранятся фетиши — эмблемы божеств: зеркало, меч и др., а также гохеи — белые бумажные ленты на бамбуковых палочках — замена священного дерева с развешанными на нем жертвенными лоскутками. К наиболее известным шинтоистским храмам (в округе Идзумо, в Ямада, провинции Изе и др.) сходятся в определенные дни десятки тысяч паломников.

Шинтоистские жрецы — каннуши — передают свою должность по наследству, от отца к сыну; но они обычно занимают одновременно и какие-нибудь светские должности. Жрецы делятся на восемь рангов. Высший из них — саи-шу — занят лицами княжеского происхождения.

Шинтоистский культ очень прост: он сводится к произнесению молитвенных формул — норито — и принесению жертв (рис, овощи, рыба и т. п.). Но в нем есть и черты шаманизма: обряды, при которых жрец доводит верующих до состояния исступления, чтобы они могли общаться с божеством. Важную роль в шинтоистском культе играет обрядовая чистота: ничто нечистое не должно касаться священного места; соприкоснувшийся же с нечистотой человек должен подвергнуться очистительному обряду. Дважды в год, 30 июня и 31 декабря, устраиваются всенародные очистительные церемонии. Нечистым же в шинтоизме считается особенно кровь и все связанное со смертью.

Этика шинтоизма чрезвычайно проста. Главная моральная заповедь — безоговорочное повиновение императору. Самыми тяжкими грехами считаются, что очень характерно для земледельческого народа, порча ирригационных сооружений, плотин, а также чрезмерная жестокость к животным (о человеке ничего не говорится) и загрязнение экскрементами священных мест. Такую крайнюю несложность моральных предписаний сами шинтоисты объясняют иногда тем, что японцы-де — народ от природы нравственный и им не нужны религиозно-моральные заповеди и запреты.

Шинтоистская религия вообще целиком обращена лицом (как и конфуцианство) к земной жизни и потусторонним миром мало интересуется. Суть ее — религиозное освящение исторически сложившегося в Японии социально-политического строя.

С XIX в. в шинтоизме образовалось несколько новых сект. Одни из них узкоинтеллигентские, другие охватывают более широкие массы народа. Наиболее распространена секта тенрикио-кваи; члены ее почитают выше всех богов божественную силу тенри; они устраивают экстатические пляски для исцеления больных,

 

Древнейший (доарийскии) период

Древнейшие памятники, дающие сведения о религии в Индии, относятся к третьему-второму тысячелетиям до н. э.: это памятники индской цивилизации — культуры Моженджо-Даро и Хараппы в бассейне р. Инда. Они открыты (начиная с 1922 г.) и исследованы индийским ученым Банерджи и англичанами Маршаллом и Маккеем.

Это была сложная, высокая культура, основанная на земледелии, с развитой бронзовой металлургией и другими ремеслами, с большими каменными городскими постройками, с зачатками письменности; последняя остается, однако, пока не расшифрованной. Поэтому не удается определить и этническую принадлежность носителей культуры Моженджо-Даро, хотя есть много оснований думать, что она принадлежала доарийскому, видимо дравидическому, населению (попытка Б. Грозного определить язык письма Моженджо-Даро как индоевропейский явно неудачна).

О религии создателей индской цивилизации можно только догадываться. На многочисленных печатях, сделанных из камня стеатита, имеются вырезанные изображения животных, чаще всего быка, реже слона, тигра, носорога. Есть и скульптурные изображения животных. Можно предполагать какую-то форму культа животных, даже с тотемическими пережитками (кстати, они сохраняются у дравидийских племен Индии вплоть до наших дней). Есть следы культа деревьев. Найдены и человеческие — мужские и женские — фигурки: возможно, что это божества. Встречаются изображения мужской фигуры с рогами и тремя лицами; некоторые связывают ее с позднейшим богом Шивой, изображавшимся так же. Остатков храмов не найдено, но зато найдены облицованные кирпичом бассейны — малые в отдельных домах и один большой (12Х7 метров), видимо общественный. Предполагается, что жители практиковали обрядовое омовение, что и сейчас делается в Индии.

Более обильные сведения о религиях народов Индии мы получаем со времени появления памятников той эпохи, когда арийские племена вторглись в Северо-Западную Индию (около середины второго тысячелетия до н. э.). Историю религии Индии с этой эпохи и вплоть до наших дней делят обычно на три периода: ведический, брахманский и индуистский.

 

Ведический период

Первый период называют ведическим по названию древнейших религиозных текстов — Вед (веда — знание). Эти тексты были переведены на европейские языки и хорошо изучены еще с первой половины XIX в. — особенно Э. Бюрнуфом и Максом Мюллером: кстати, ведь именно изучение Вед дало толчок созданию мифологической школы в науке о религии.

Веды представляют собой разновременные собрания текстов, которые распадаются на четыре основных сборника (самхиты). Древнейшим из них считается книга гимнов — Ригведа. К ней примыкают также древние сборники молитвенных заклинаний и обрядов Самаведа (извлечение из тех же гимнов) и Яджурведа (книга поклонения). Наиболее поздним из этих четырех сборников является книга песнопений и магических заклинаний — Атхарва-веда.

Это очень объемистые сочинения. В одной Ригведе содержится 1028 гимнов. В течение многих веков они передавались устно и были записаны и редактированы лишь гораздо позднее. Поэтому выделить первоначальное зерно в этих ранних религиозных текстах трудно. Тем не менее гимны Ригведы заметно отличаются от позднейших текстов (о которых будет речь дальше). Они дают нам более или менее ясную картину ранней стадии религии индоарийцев.

Арийцы, вторгшиеся в Индию с Иранского нагорья, культурно не были связаны с аборигенами страны, создателями цивилизации Моженджо-Даро, и стояли на более низком культурном уровне. Это были полукочевые скотоводческие племена. И характер культуры и общественный строй, которые отражены в Ведах, и особенно в Ригведе, представляют довольно архаичную картину.

В эпоху вторжения в Индию арийцы стояли, по-видимому, на стадии развитого патриархального родоплеменного строя и военной демократии — переходной формы от доклассового к классовому обществу. Выдвигалась воительская аристократия, князьки, раджи, которые предводительствовали арийскими племенами в борьбе с аборигенами Индии, отвоевывая у них первоначально бассейн Инда, Северо-Западную Индию, а позже и бассейн Ганга, Северо-Восточную Индию. Этот переходный строй и отразился в Ригведе и в других Ведах.

 

Ведические боги

В религии арийцев Индии в тот период господствовал политеизм (многобожие). Количество богов трудно подсчитать. Полагают, что их было 33, но в Ведах есть упоминания о гораздо большем количестве: в одном месте говорится о 3399 богах.

Трудно сказать, какие из этих богов считались главными, хотя и делались попытки решить этот вопрос. Наиболее правильно предположение Макса Мюллера; он указал, что из богов выдвигался обычно на первое место тот, к кому в данный момент обращались (так называемый генотеизм). Тот же М. Мюллер, кстати, первым выдвинул предположение, что боги, входящие в эту систему генотеизма, были прежде племенными (а еще раньше, как он полагал, семейными) богами.

Трудно также сказать, какие из этих богов были древнейшими. Одним из ранних образов богов, носящих наиболее архаичные черты, можно считать Индру. Характерна его двойственная природа: с одной стороны, это бог-воитель, с другой — бог грома и молнии. Г. Кунов, по-видимому, был прав, когда предполагал, что Индра был первоначально племенным богом арийцев или даже одного племени тритсу, богом-воителем, и лишь позже он усвоил себе черты божества природы.

Вот несколько текстов, характеризующих Индру как воителя в гимнах Ригведы. В одном из гимнов сам Индра говорит о себе: "Ко мне взывают люди, владельцы коней, в тяжкой боевой нужде. Я — тот могучий, который подстрекает к ратному делу и вихрем вздымает пыль в своей всесокрушающей силе".

В другом гимне говорится: "Смотри вперед, Индра, как подобает вождю, и нас веди вперед; туда, где нас ожидают великие богатства". Почитатели просят Индру помочь им победить врагов — дасью (местных жителей).

Но в других текстах Индра характеризуется, как бог-громовик, как великий небесный бог, даже как владыка солнца и света. Есть миф о борьбе Индры с великим чудовищем — мировым драконом Вритрой, которого считают олицетворением грозовой тучи. Этого Вритру боялись все боги, и только один Индра вступил в борьбу с ним и победил.

Другой бог с чисто натурмифологическими чертами — Варуна, олицетворение ночного неба, небесных и земных вод. Имя его происходит от корня "вар" — покрывать: это — "покрывающее" божество. Вот один из многочисленных гимнов Варуне:

"Споем песнь, угодную Варуне, царю, разостлавшему землю подобно тому, как мясник расстилает шкуру быка на солнце.

Он послал прохладные ветры через леса, вложил резвость в коня, молоко в коров, мудрость в сердца, огонь в воду, поместил солнце в небеса, Сому (одно из божеств) на горах...

Он поит небо и землю, и, лишь только пожелает молока от тех коров (туч), горы окутываются грозовыми тучами, и сильнейшие пешеходы утомляются...

Варуна проложил путь солнцу и пустил воды бежать к морю... Дыхание его есть ветер, что несется по поднебесью".

В отдельных текстах Варуна воспевается как верховный бог. В связи с этим некоторые исследователи считали его древнейшим единым богом индийцев. Но в действительности мы имеем дело со знакомым уже нам явлением: тот бог, к которому в данный момент обращаются, оказывается центральной фигурой.

Небо олицетворялось и в образе другого бога — Дьяуса (имя, родственное с греческим Zευς). Дьяус — это олицетворение дневного неба, его эпитет — питар — отец, что соответствует гречеcкому Zευς πατης, римскому Jup-piter.

Как бы сочетание образов Варуны и Индры представляет собой Парджанья — персонификация грозовой и дождевой тучи — повелитель дождя, оплодотворяющий землю.

В виде олицетворений солнца выступает целая вереница божеств. Наиболее элементарное из них — Сурья, что буквально значит просто солнце. Другое олицетворение — Савитри (Савитар) — "восстановитель", "оживитель". Пушан — божество солнечного жара, он же хранитель скота, друг и покровитель людей. К группе солнечных богов близок и Митра, образ которого, впрочем, несколько неясен; он фигурирует в Ведах обычно вместе с Варуной; Митра (друг) считался защитником людей. Наконец, в эту же группу надо зачислить и Вишну, занимающего в Ведах очень скромное место, лишь впоследствии суждено было ему стать важнейшей фигурой индийской религии.

Спутниками грозового бога Индры являются ветры Маруты — бурные божества, носящиеся неистово по небу. Отец их — могучий и буйный Рудра, бог грозы и бури.

Олицетворение зари — богиня Ушас, одно из очень немногих женских божеств ведического пантеона. Как предвестники дня выступают боги-близнецы Ашвины: имя их означает буквально всадники или конники (от ашва — лошадь). Л. Я. Штернберг, исследовавший этот любопытный мифологический образ, связывает его с древним культом богов-близнецов.

Довольно расплывчато представление об Адити: это олицетворение беспредельного пространства. Позже Адити была отождествлена с матерью-землей.

Некоторые из образов богов связаны с самой культовой практикой и выступают как посредники между людьми и небесными богами. Таков прежде всего Агни — олицетворениё огня. Агни сохранил чисто материальные черты. В гимнах к нему обращаются, как обращались бы к настоящему огню, только не к простому, а к жертвенному:

"О Агни, прими благосклонно сие полено, мое приношение; воспылай ярко и распусти свой священный дым; коснись гривой до небесной выси и соединись с лучами солнца. О владыка божеств, отгони от нас врагов, пошли нам с неба дождь, подай нам пищу неистощимую, напои нас досыта. Ты, младший из богов, их вестник, ты ходишь умным посредником между родом людским и богами и с обоими дружишь". Здесь рядом с мифологическими чертами Агни совершенно отчетливо выступает его материальная природа: огонь есть посредник между людьми и богами в том смысле, что он возносит к небу сжигаемые на жертвеннике жертвы.

Другой образ, тоже связанный с культовой практикой, — божество Сома.Это священный опьяняющий напиток, изготовленный из особого растения (Asclepia асida), который употреблялся при культовых действиях и служил жертвой богам, наиболее им приятной. Но Сома выступает и в качестве самостоятельного божества индусского пантеона.

Опять двойная природа — мифологическое представление о Соме как о боге, и представление о нем как о чисто материальном предмете.

Некоторые гимны Ригведы посвящены коллективно всем богам вместе; они именуются Висвадевас.

 

Асуры и дэвы

Ведические боги группируются в две противостоящие и отчасти враждебные друг другу категории: асуров и дэвов. К первым принадлежат Дьяус, Варуна, Митра, Адити; ко вторым — большинство остальных. Возможно, что асуры были более древними предметами почитания. Они соответствуют иранским благодетельным существам — агурам (о них будет ниже). В позднейшее время асурии у индийцев стали злыми духами, дэвы — добрыми, тогда как у иранцев распределение было как раз обратным.

Злыми духами считались также ракшасы. С ними ведут борьбу Индра и другие добрые божества. Ракшасы, вероятно, мифологическое олицетворение враждебных арийцам местных племен — дравидов.

 

Культ предков

Наряду с богами у арийцев почитались и предки — питрис, питары (отцы): культ их был отражением патриархально-родового уклада. Питрис упоминаются в Ведах очень часто, но не занимают в них видного места. В одном из гимнов Ригведы говорится: "Да поднимутся питрис трех чинов... Да сохранят они нас в наших призываниях. Наше почитание направлено ныне к древним отцам, к новым отцам, к тем, кто водворяется на земном очаге, к тем, кто пребывает в лоне благородных рас... О отцы Бархишады (сидящие на траве), мы призываем вас на помощь. Наслаждайтесь жертвой всесожжения, что мы даем вам. Дайте нам счастливое покровительство. Удалите от нас зло и грех".

 

Жертвоприношения

Центральную роль в культе ведического периода играло жертвоприношение. Оно было главным способом сношения людей с богами. Принесение жертвы рассматривалось как кормление богов, и отношение к этому акту со стороны верующих было довольно практичное; это был своего рода торг: я даю тебе, а ты даешь мне. "Вот масло, где же твои дары?" — обращаются к богу. Местами в гимнах проскальзывает фамильярное отношение к богам на почве такого торга. Вот гимн Индре:

"Милостивы руки твои, о Индра, и благи, когда расточают дары певцу. Где же замешкался ты? Почему не спешишь на попойку? Или скупишься?

Почему, богач, люди называют тебя щедрым? Ты на подаяния тароват, так слышу от всех: так дари же и мне. За песнь мою воздай казной, о всемогущий...

Будь у меня, о Индра, такие богатства, какими обладаешь ты, я, не жалеючи, одарил бы моего поклонника; я не оставлял бы его в бедности".

Такое чисто практическое отношение к жертве очень интересно. Интересно и то, что самый момент жертвоприношения считался настолько важным, что из него вырос особый мифологический образ: это еще слабо персонифицированный в ведическом периоде образ Брахманаспати — господина молитвы или заклинания. Мы в дальнейшем увидим, как этот образ впоследствии вырастает в верховное божество.

Молитвы, связанные с жертвой, обладают принудительной силой. Боги не могут отказать человеку в просьбе, если она сопровождалась правильно произнесенными заклинаниями и правильно выполненной жертвой. Эта идея в дальнейшем развитии религии Индии привела к чрезвычайно важным последствиям.

Таким образом, ведическая религия представляет собой наряду с сильным развитием мифологии и олицетворений все же в значительной мере магию: молитвы являются в сущности заклинаниями, принудительно действующими на богов.

Космогоническая и антропогоническая мифология развита была слабо. В 10-й (позднейшей) части Ригведы изложен миф о создании мира из тела великана Пуруши: его убили боги, рассекли его тело и из частей его создали видимый мир. Известен также миф о Яме — первом человеке. Яма был также первым умершим и поэтому стал царем загробного мира.

Впрочем, представления ведической религии о загробном мире были очень смутны. Ни о каком посмертном воздаянии нет еще речи. Идея души, отдельной от тела, видимо, тоже еще не сложилась. Ведическая религия ориентирована целиком на этот, а не на потусторонний мир.

 

Общий характер ведической религии

В целом религия ведического периода отличается сравнительной простотой и несложностью. Центральный момент этой религии — принесение жертвы. Образы богов довольно многочисленны, и большинство их — олицетворения явлений природы; но в каждом случае исполнитель обряда имеет дело лишь с одним определенным богом. Образы богов суть в значительной степени лишь различные олицетворения одного и того же явления; поэтому они нередко сливаются и легко переходят один в другой. Вначале многие из них были, вероятно, племенными богами.

Полное преобладание мужских божеств и почти отсутствие женских отражают, видимо, господство патриархального строя общества.

В Ведах не упоминаются ни святилища, ни храмы. Жертвы приносятся или в доме, или на открытом воздухе, на особом жертвеннике. Не было, очевидно, и изображений богов. Нет никаких упоминаний о профессиональном жречестве.

Эта сравнительно простая религия отражала переходный, родоплеменной общественный строй.

 

Брахманский период. Изменения общественного строя

Около начала первого тысячелетия до н. э. наметились серьезные перемены в общественной жизни народов Индии. Арийцы подчинили себе бассейны Инда и Ганга, основали здесь ряд деспотических раннерабовладельческих государств, или княжеств, перешли к оседло-земледельческому хозяйству. Переход этот совершился, видимо, под сильным влиянием местного доарийского населения (дравидов и мунда). Культура последнего вообще составила крупный вклад в культурное развитие Индии; это отразилось, как мы увидим дальше, и в религии.

Социальные противоречия между завоевателями и покоренным населением, а также и в среде самих завоевателей все более обострялись. Шла борьба между отдельными княжествами. В этой борьбе первое место заняло около середины первого тысячелетия до н. э. государство на нижнем Ганге Магадха, ставшее центром объединения почти всей Северной Индии.

В это время сложились основы кастового строя Индии, который, как известно, почти до наших дней являлся специфической чертой общественной жизни этой страны. В древности были известны четыре так называемые классические касты — по-санскритски варна (дословно цвет); эти древние касты нередко и теперь называют варнами для отличия от нынешних каст — джати. Этими четырьмя варнами (кастами) были: брахманы, кшатрии, вайшьи и шудры.

Господствующее место в государствах Северной Индии, особенно в Магадхе, заняли брахманы — наследственное кастово обособленное жречество, приносители жертв, знатоки священных Вед. В ведический период такого обособленного общественного слоя еще не было; он образовался в связи с общей классовой дифференциацией. Брахманы монополизируют в своих руках всю область культа и, обладая священными знаниями, приобретают чрезвычайно большой общественный вес. Наряду с ними важное место занимает другая из господствующих каст — каста воинов — кшатриев. Из их среды выходили князья и цари. Третью касту — вайшьев — земледельцев, скотоводов и торговцев — составляло свободное население, принадлежавшее в основном к племенам арийцев — завоевателей. Три перечисленные касты считались благородными и арийскими; они назывались также дважды рожденными. Четвертая, бесправная каста рабов, включавшая потомков покоренных аборигенов Индии, — шудры (слуги).

 

Законы Ману

Этот кастовый строй Индии был закреплен в памятнике законодательства и религии Индии — в Законах Ману. Этот сборник, составленный, как полагают, около V в. до н. э. (но записанный гораздо позже), сделался кодексом социального строя Индии на все последующие столетия. В нем не только отчетливо обрисовывается кастовая структура индийского общества, но она закрепляется и освящается религией.

Господствующей кастой, согласно кодексу Ману, являются брахманы (брамины) — жрецы. Вот что говорится там об их привилегиях и общественном положении:

"Брахман, рождаясь для охранения сокровищницы дхармы (священного закона), занимает высшее место на земле как владыка всех существ. Все, что существует в мире, — это собственность брахмана; вследствие превосходства рождения именно брахман имеет право на все это. Брахман ест только свое, носит свое и дает свое; все другие люди существуют по милости брахмана".

Главное и почетное занятие брахмана — изучать Веды и обучать им других. Не знающий Вед брахман приравнивается к бесплодному евнуху. Жизнь брахмана, по законам Ману, делится на четыре периода: молодой брахман изучает Веды под руководством учителя; затем он женится, обзаводится хозяйством, воспитывает детей; третья часть его жизни — это жизнь отшельника в лесу; наконец четвертый период — жизнь аскета, отказавшегося от всякой собственности, питающегося подаянием.

Обожествление касты брахманов — наиболее яркая черта этого кодекса кастового строя. Касты рисуются в сборнике законов Ману, как установленные самими богами.

Люди трех арийских варн проходили обязательные обряды посвящения (упанайяна): брахманы на седьмом году жизни, кшатрии на десятом, вайшьи на одиннадцатом. Посвящение сопровождалось наложением священного шнура, который потом носился всю жизнь на левом плече, пропущенный под правую руку. Посвящение рассматривалось как второе рождение (откуда и название "дважды рожденные"). Шудры не проходили посвящения и считались чужеплеменниками. В этом сказалась связь варн с традициями древнеарийского родоплеменного строя.

Много говорится в Законах Ману о власти царя. Власть эта божественного происхождения. "...Когда люди, не имеющие царя, рассеялись во все стороны от страха, владыка создал царя для охраны всего этого (мира), извлекши вечные частицы Индры, Анилы, Ямы, Солнца, Агни, Варуны, Луны и владыки богатств. Так как царь был создан из частиц этих лучших из богов, он блеском превосходит все живые существа". Главная обязанность царя — охранять кастовый строй и привилегии брахманов. "Царь, встав утром, пусть почтит брахманов... мудрых в управлении, и поступает по их (советам). Пусть всегда чтит брахманов, пожилых, знающих Веду, чистых... Храбрость в битвах, защита народа, почитание брахманов — лучшее средство для царей достичь блаженства".

На первое место в эту эпоху выдвинулся новый бог — Брама, или Брахма, которому и стали приписывать кастовое устройство.

По мифу, сложенному в этот период, сами касты произошли из разных частей тела Брахмы: из уст его — брахманы, из рук — кшатрии, из бедер — вайшьи и из ног — шудры. Каждой касте сам Брахма предназначил род деятельности.

"Для сохранения всей этой вселенной он, пресветлый (т. е. Брахма), для рожденных от уст, рук, бедер и ступней установил особые занятия.

Обучение, изучение (Веды), жертвоприношение для себя и жертвоприношение для других, раздачу и получение (милостыни) он установил для брахманов.

Охрану подданных, раздачу (милостыни), жертвоприношение, изучение (Веды) и неприверженность к мирским утехам он указал для кшатриев.

Пастьбу скота и также раздачу (милостыни), жертвоприношение, изучение (Веды), торговлю, ростовщичество и земледелие — для вайшьев.

Но только одно занятие Владыка указал для шудры — служение этим варнам со смирением".

Вся эта эпоха истории религии Индии называется обычно брахманской, по преобладанию в эту эпоху брахманов.

 

Изменения в религии

Сообразно возвышению социальной роли профессионального кастового жречества — брахманов сильно усложняется культ. Он ярко отражает строго аристократический кастовый строй общества Индии. Прежде всего усложняется пантеон древних богов. Те боги — олицетворения сил природы, о которых говорят гимны Веды, — отступают на второй план. На первый план выдвигаются новые божества, в значительной степени кастовые. Одним из главных, а впоследствии главным богом становится Брахма.

Происхождение этого божества чрезвычайно интересно. В Ведах, как мы уже знаем, упоминается Брахманаспати — олицетворение молитвы. В брахманский период Брахманаспати превращается в верховного бога вселенной. Молитва, связанная с принесением жертвы, культовые действия брахманов имеют такую огромную силу, что им подчиняется весь мир, и эта сила олицетворяется в виде бога Брахмы, который содержит в себе все.

В эту эпоху сложилась в Индии поговорка: мир подчиняется богам, боги подчиняются заклинаниям, заклинания подчиняются брахманам, следовательно, брахманы — наши боги.

Из других божеств главное значение получают Вишну и Шива. Последний связывается с ведическим богом бури Рудрой, но по существу он скорее древний доарийский бог (о его предполагаемом изображении в эпоху Моженджо-Даро уже говорилось). Имя Вишну совпадает с одним из ведических олицетворений солнца, но по своему облику и функциям — это новый бог.

Наряду с этими главными божествами выдвигаются и другие. Видное место занимают женские божества, которые почти отсутствовали в ведической религии. Каждое мужское божество получило свою женскую пару. С Вишну связывается богиня Лакшми, с Шивой — богиня Парвати, которую также называют Дурга, Кали. Появляется и множество других богов. Все вместе они совершенно оттесняют ведические божества. Современные исследователи предполагают, что большинство их заимствовано из местных доаринских культов: это древние общинные божества-покровители, вошедшие в брахманский пантеон по мере того, как само местное население постепенно сливалось с завоевателями-арийцами.

От древнеарийской (ведической) религии сохранилось почитание предков. В Законах Ману оно ставится по важности даже выше, чем культ богов: "Для дважды рожденных обряд в честь предков важнее обряда в честь богов...".

Культ в брахманский период стал строго аристократическим. Публичных обрядов и жертвоприношений не было. Принесение жертвы, считавшееся главным культовым действием, составляло частное дело. Руководить жертвоприношением, произносить гимны мог только брахман. Он делал это по приглашению. Принесение жертвы требовало больших затрат, большой подготовки, поэтому оно было доступно только богатым, знати. Простой народ совершенно не участвовал в культе: общественных жертвоприношений не было, частные же жертвоприношения беднякам были недоступны. Общественных храмов не было тоже.

Боги получают характер кастовых богов. Брахма, выдвинувшийся в качестве главного бога, есть бог брахманов; к нему могут обращаться с молитвами только брахманы. Индра — единственный из древних ведических богов, который сохранил свое значение, — превратился в бога кшатриев. У вайшьев — земледельцев — одним из главных богов стал древний Рудра, отождествлявшийся позднее с Шивой. Шудры вообще были отстранены от официального культа.

 

Вера в перевоплощение

В эту эпоху выдвинулась одна из важных религиозных теорий, которая позже сделалась краеугольным камнем индусской религии: идея перевоплощения. Едва ли можно сомневаться в том, что и эта идея перешла в брахманскую религию из древних местных верований. Ведь в ведической религии арийцев представления о загробной судьбе души были вообще очень смутны, а вера во вторичное воплощение души умершего, видимо, начисто отсутствовала. Напротив, в верованиях местных племен (дравидов и мунда) видное место занимали, как и теперь занимают, тотемические представления о реинкарнации. Они-то и получили развитие в брахманизме, но развитие совершенно своеобразное, связанное с кастовым строем.

В Законах Ману учение о переселении душ изложено только в последней, 12-й главе, в других же главах фигурируют вместо него представления о мучениях грешников в аду. Но в более поздних брахманистских сочинениях — Упанишадах господствует идея переселения душ.

Согласно брахманским представлениям, душа человека после его смерти не погибает, а переселяется в другое материальное тело. Во что именно она воплотится, это зависит от поведения человека в теперешней жизни, и прежде всего от соблюдения им кастовых правил.

Главное и основное правило — соблюдать законы касты. Шудра, если он покорно и смиренно служит остальным кастам, исполняя все правила поведения своей касты, получает возможность в посмертном перерождении воплотиться в человека более высокой касты. Напротив, человек, который нарушает законы своей касты, в следующем воплощении не только может быть понижен в касте, но может обратиться в низшее животное. Брахманы устанавливали даже категории грехов, за которые человек получает определенное возмездие. За мысленный грех человек должен будет воплотиться в представителя низшей касты, за словесный грех — в животное, а за греховный поступок — в неодушевленный предмет.

Таким образом, древняя вера в перевоплощение приняла вид своеобразного догмата о загробном воздаянии и стала служить религиозным освящением эксплуататорского кастового строя.

 

Карма

В индийской религиозной философии того времени было выработано и теоретическое обоснование учения о перерождении — идея кармы. Понятие кармы сложное, и оно по-разному толковалось разными течениями индийской философии. В русском языке ему приблизительно соответствуют два понятия — причинность и судьба. "Закон кармы, — пишут историки индийской философии С. Чаттерджи и Дж. Датта, — означает, что все поступки индивида, хорошие или плохие, вызывают и соответствующие им последствия в его жизни, если эти поступки совершаются с желанием получить от них плоды", то есть преднамеренно. Каждый хороший поступок влечет за собой награду для человека, каждый дурной — наказание; но, как правило, не в этой жизни, а в будущем воплощении. Сама судьба человека или любого другого существа в этой жизни есть результат его поступков в прежнем существовании. Своим поведением человек сам создает свою судьбу в будущем воплощении. Так философская идея кармы легла в основу брахманского религиозного учения о перерождении.

 

Упанишады и философские школы

В брахманский период вообще получает значительное влияние религиозно-философская литература. Это многочисленные богословские трактаты, которые называются Упанишадами; значение их настолько велико, что весь этот период называется иногда периодом Упанишад. Было известно до 250 разных богословско-философских сочинений — плод значительного усложнения религиозных верований, превращения их в предмет брахманской спекуляции. В этом сказалась дальнейшая дифференциация общества. В Упанишадах отразились различные классовые интересы, идеология разных классов.

При всем разнообразии религиозно-философских систем, которые отражены в Упанишадах, их можно свести к нескольким основным типам. Шестью классическими, или ортодоксальными, системами считаются следующие: Веданта, Миманса, Санкхья, Йога, Ньяя, Вайшешика.

Из них Миманса и Веданта — чисто жреческие, брахманские, глубоко мистические. Основа системы Веданты состоит в идее пантеизма, слияния отдельных душ людей — Атман с мировой душой — Брахмой, верховным богом брахманов. Основная идея Мимансы — вечность, незыблемость и абсолютный авторитет Вед, а потому необходимость строго исполнять ритуалы.

Напротив, в светской касте кшатриев, до некоторой степени соперничавших с брахманами, складывались иные философские системы: Санкхья, которая представляла собой приближение к материализму, ибо в основе этой системы лежат понятия самостоятельности материи и множественности отдельных тел в отличие от мирового пантеизма Веданты; Вайшешика — атомистическая теория. Еще более материалистический и даже атеистический характер носили "неортодоксальные" системы: Чарвака, сводившая мир к сочетанию четырех материальных элементов, и Локайята, прямо отрицавшая существование богов.

Одна из философских систем, сложившаяся в ту же эпоху, получила особое значение в дальнейшем развитии религии Индии — это Йога, аскетическое учение, практическое применение религиозных и философских принципов для целей самоусовершенствования. В учении и практике йогов на первое место выдвинулась система сложно разработанных приемов дыхания и других специальных правил поведения, цель которых — сохранение чистоты тела и самоусовершенствование души. На этой почве вырос впоследствии известный индийский аскетизм.

В целом религия Индии брахманского периода едва ли может рассматриваться, как это обычно делают, всего лишь в качестве дальнейшего развития ведической религии. От этой последней в брахманизме осталось довольно мало: только вера в священный авторитет Вед, имена немногих богов и ритуал жертвоприношений. По своему же духу, по чисто кастовому характеру религия брахманизма резко отличается от ведической. Многие верования брахманизма связываются скорее с доарийскими религиозными представлениями, чем с ведической религией арийцев.

 

Джайнизм и буддизм

Развитие религиозных течений, боровшихся друг с другом, отражало не только рост противоречий внутри господствующих классов. Некоторые из этих течений находили себе отклик в среде широких масс, отражали бессознательный протест против кастового гнета.

В числе таких течений были буддизм и джайнизм, возникшие, по-видимому, почти одновременно — в VI-V вв. до н. э. Эти два учения были очень близки между собой (и их взаимное влияние бесспорно). Оба течения не признавали кастового строя и во главу угла ставили избавление каждого отдельного человека от страданий путем его собственных усилий; оба признавали карму и перерождение; в обоих на первое место выдвинулось этическое учение о праведном пути жизни. Но судьба этих двух вероучений была различна.

Джайнизм, основателем которого считается легендарный Вардхамана Махавира, или Джинна (из кшатриев), сводится к учению о том, что весь материальный мир есть зло и человек должен стремиться к освобождению от него. Отсюда требование строгого аскетизма, доходящее до того, что наиболее последовательные джайнисты отказываются даже от ношения одежды (дигамбары — одетые светом), требование целомудрия и безбрачия, неубиения (ахимса): нельзя убивать даже насекомых, поэтому джайнисты должны пить воду через ситечко, чтобы не проглотить случайно живое существо, должны с этой же целью прикрывать рот тканью и пр. Джайнизм распространился преимущественно среди купцов и городского населения, конечно, смягчив для многих свои требования. Он существует в Индии до сих пор (джайнистов, по данным 1941 г., около 1,5 миллиона), но, в отличие от буддизма, за пределы Индии не проник.

Иной была судьба буддизма, оформившегося почти в то же время (о нем будет рассказано более подробно позже, гл. 22). В последние века до н. э. и в начале н. э. буддизм очень широко распространился среди населения Индии — гораздо шире, чем джайнизм, — отчасти потому, что не доводил своих требований до крайностей. Одно время — при династиях Маурья и Кушанов (III в. до н. э. — II в. н. э.) — буддизм стал даже государственной религией. Это не могло не встревожить самым серьезным образом жреческую касту брахманов, терявших свое прежнее монопольно-господствующее положение. Почва из-под их ног уплывала.

 

Индуизм. Демократизация культа и вероучения

Борьба брахманов с буддизмом была борьбой за сохранение кастового строя, за сохранение своего господства над населением. Брахманизму для этой борьбы нужно было перевооружиться. Старая брахманская религия, с ее строго аристократическим характером, не имевшая дела с массами, оказывала на них слабое влияние. Приходилось как-то приспособлять и учение, и культ к потребностям народа, чтобы конкурировать с буддизмом. Вот чем были вызваны новые явления в религии Индии, которые знаменовали собой начало новой эпохи. Эта эпоха именуется обычно эпохой индуизма. Характерные явления этой эпохи состояли в том, что культ стал более демократическим; были разработаны методы воздействия на широкие массы. Для этого прежде всего необходимо было дать возможность народу участвовать в культе, необходимы были общественные публичные церемонии, обряды, святилища, храмы, места паломничества и т. д.

Колесница бога Джаганната (одно из проявлений Кришны) для торжественных религиозных процессий в г. Пури (Орисса)

В эту эпоху впервые в Индии возникают храмы. Древнейшие из храмов Индии — храмы буддистов (первоначально своеобразные надмогильные ступы и подземные храмы — чайтья). В подражание им появляются и брахманские храмы, которые своими огромными размерами, причудливой фантастикой архитектурного стиля должны были производить впечатление на воображение масс, вселяя чувство придавленности. Устраиваются торжественные обряды, церемонии, процессии. В храмах и вне их сооружаются огромные статуи богов (древнеиндийская религия совершенно не знала изображений богов). Некоторые из них возятся по улицам во время торжественных процессий.

С другой стороны, самый характер представлений о богах становился более демократичным. Те недоступные для людей образы небесных богов, с которыми имели дело только брахманы, производили мало впечатления на народ. Необходимо было приблизить богов к массам, необходимо было создать образы народных богов, спасителей народа. Возникло своеобразное учение об аватарах (нисхождениях, воплощениях): каждое небесное божество может иметь свою земную аватару. Некоторые из аватар становятся популярными народными божествами. Часть из них нарочито создана в подражание буддистскому пантеону для более сильного воздействия на массы. Боги-спасители — земные боги. Одним из них, наиболее популярным, делается Кришна — спаситель, одна из аватар Вишну. Складывается миф о его рождении на земле наподобие буддийского мифа, отчасти и под влиянием христианского мифа. Рассказывается о его подвигах, о его милосердии к людям, о его гибели на земле. В Южной Индии таким же богом-спасителем выступает Рама — легендарный предводитель арийцев при завоевании ими Цейлона, герой древнеиндийского эпоса Рамаяна.

 

Секты

На почве почитания божеств-спасителей складываются многочисленные секты. Сектантство делается существенной чертой религии Индии вплоть до настоящего времени. Количество этих сект даже и сейчас не может быть точно подсчитано. Секты создаются легко. Во главе их стоят святые мужи — учители, так называемые гуру.

Роль религиозных руководителей — гуру — в индуизме стала чрезвычайно значительной. В древности жрецы лишь приносили жертвы, пели гимны и исполняли обряды, обучали друг друга знанию Вед, а к народным массам не имели никакого отношения. В новую эпоху жрецы становятся учителями масс, руководителями их религиозной жизни. Культ гуру выдвигается па первый план. Гуру не только посредник между человеком и богами: он сам почти воплощение божества. Каждое слово гуру — священный закон для всех его последователей. Некоторые из сект получают чисто демократический характер, в них не видно совсем древней жреческой учености. На первое место выдвигаются обряды, связанные с земледелием, ремеслами.

Развивается культ божеств — покровителей отдельных каст, профессий, отдельных местностей. Каждая каста, а их стало огромное количество, имеет своих богов-покровителей. Эти покровители заимствованы отчасти из древнего пантеона, отчасти созданы заново. Каждая сельская община чтит своих местных божков.

 

Наследие доарийских культов

Очень значительную роль в религиях Индии получили, видимо еще в брахманский период, местные древние культы, связанные с верованиями доарийского населения Индии. В частности, почитание животных, культ змей, обезьян, слонов и др. — быть может, тотемического происхождения — получает узаконенную индуизмом форму. Индуистские божества нередко изображаются в зооморфных видах: Ганеша — бог мудрости — в виде слона, Гануман — в виде обезьяны. Впрочем, культ некоторых животных, например коровы, существовал издавна у самих арийцев.

Культ воды, вера в ее очистительную силу получили в Индии очень большое развитие. На первое место выдвигается почитание священной реки Ганга, воды которой могут очистить человека, какой бы грех он ни совершил. Верующий индус считает величайшим благом умереть на берегу Ганга.

Некоторые из культов получают мистический характер, эротически окрашенный. Это так называемые культы шакти — женского начала. Развиваются и тайные культы "левой руки". На почве почитания бога Шивы складываются оргиастические изуверские культы, связанные с образами грозных божеств любви и смерти, главными из которых считалось женское божество Кали, или Дурга, — супруга бога Шивы. Важную роль в этих сектах играют фаллические символы — линга и др.

Бог Шива с атрибутами: трезубец, кобра и пр.

Большинство сект можно соединить в две основные группы, в зависимости от того, какое главное божество из индусского пантеона они признают. Главных божеств два — Вишну и Шива, сообразно чему и секты делятся на вишнуитские и шиваистские. Между этими сектами, впрочем, нет борьбы. Что касается Брахмы — его признают верховным богом, но лишь чисто теоретически, а культа его нет, особых храмов и изображений тоже нет.

Бог Вишну, лежащий в кольце священной кобры. Из живота его вырастает лотос, а на нем — Брахма с четырьмя лицами и четырьмя руками

В Южной Индии местами держатся чрезвычайно архаичные религиозные формы; официально они считаются входящими в систему индуизма, хотя последний имеет очень слабое на них влияние.

Особое развитие получила аскетическая школа йогизма. Аскеты-подвижники-йоги — налагают на себя чисто изуверские обеты: ношение железной решетки на шее, лежание с головой, засыпанной землей, поедание скорпионов, хождение с рукой, поднятой вверх, раскачивание над горящим костром и др.

Полную силу сохраняет до наших дней разработанное еще в брахманский период религиозное учение о перерождении (переселении душ). Судьба человека в будущем перерождении зависит не только от образа жизни его и исполнения законов касты, но и от погребальных обрядов. Ортодоксальным способом погребения у индусов считается кремация трупов. Их сжигают по возможности на берегу священной реки и пепел погребального костра бросают в воду. У индуистов Северной Индии до XIX в. держался варварский религиозный обычай сутти — сожжения вдовы на погребальном костре ее мужа.

Религиозная раздробленность, крайнее развитие сект в Индии есть отражение общественной раздробленности. Здесь сказалась пестрота кастового состава Индии, крайняя сложность классовых отношений, неоднородность национального и расового состава населения.

Не раз отмечалось, что индуизм, собственно, нельзя называть единой религией: это скорее целая совокупность религий, весьма друг от друга отличающихся. Обязательных для всех индуистов догматов очень мало: это признание священного авторитета Вед, учение о карме и переселении душ, вера в богоустановленность каст.

Сама пестрота и дробность религиозных организаций представляла собой сугубо отрицательное явление, тормозившее на всем протяжении истории Индии возможность национального объединения в борьбе с иноземными вторжениями. Именно это облегчило в свое время возможность мусульманского завоевания Индии, а позже подчинение Индии английскому империализму. Освящая и закрепляя кастовую рознь, индуистская религия и сейчас является очень существенным тормозом для развития национального объединения Индии.

 

Попытки реформировать индуизм

Это обстоятельство сознавалось многими деятелями индийского национального движения. Не раз имели место попытки религиозно-национальной реформы. Такие попытки делались еще в средние века, отчасти под влиянием ислама, позже — христианства. Одни из них не шли дальше стремления упростить пантеон, привести его в какую-то систему. Так, еще в XIII в. возникла идея о том, что Вишну и Шива — лишь разные проявления двуединого божества Хари-Хара. Быть может, под влиянием христианских представлений появилась идея троицы (тримурти) главных богов: Брахма, Вишну, Шива. Были и более смелые попытки реформы. Прогрессивные слои индийского общества были недовольны мелочным ритуализмом, несправедливостью кастового строя, брахманскими привилегиями. Еще в XV в. действовал проповедник Кабир, который провозгласил ненужность каст, повел борьбу с суевериями, с почитанием множества богов, со сложными обрядами. Он добивался религиозного объединения индийцев для борьбы с иноземцами-мусульманами. В результате, однако, была лишь создана новая секта — Кабир-Пантхи, существующая и ныне.

 

Сикхи

В конце того же XV в. на почве национальной борьбы с мусульманскими завоевателями сложилась своеобразная секта сикхов. Основателем ее был некто Нанак — индус из торговой касты кшатриев, находившийся под сильным влиянием проповеди Кабира, а также старой пантеистической философии Веданты. Важнейшей стороной его учения была попытка уничтожить вообще религиозную раздробленность и объединить в одну религию не только всех индуистов, но и мусульман.

Проповедь Нанака имела большой успех, ему удалось объединить значительные массы народа, которые в течение двух веков вели борьбу сначала с мусульманами, а потом с англичанами. Однако вместо объединения религий сикхи сами замкнулись в особую военно-религиозную секту. В XVII в. они составили сильное государство, а в XVIII в. овладели Пенджабом, где являются и сейчас господствующей и очень многочисленной группой (всего сикхов в Индии около 5,7 миллиона, по данным 1941 г.). Сикхи беспрекословно повинуются своим руководителям, преемникам Нанака — это такие же святые гуру, как и у индуистов. Священная книга сикхов — "Адигрантх". Общины их очень сплочены; соблюдается обычай обязательной уплаты известного процента с дохода в пользу общины для помощи малоимущим единоверцам. Сикхи строже, чем индуисты, придерживаются до сих пор национальных традиций в одежде, не стригут волос и бороды, обязательно носят особый железный браслет — знак секты.

 

Реформационные движения XVIII-XIX вв.

Религиозно-реформаторское движение усилилось в XVIII и XIX вв., когда развернулась борьба против английского и французского вторжения, а внутренние противоречия еще более обострились в связи с междоусобными войнами, голодом и пр. Особенно сказывалось все это в Бенгалии. Там действовал ученый проповедник Чайтанья, создавший новую вишнуитскую секту, где главным считался не ритуальный формализм, а живая вера и чувство. Его последователь Рам Мохан Рай, глубоко образованный человек с широким кругозором, просветитель, пытался модернизировать индуистскую религию в духе монотеизма; в этом сказалось опять-таки и некоторое влияние христианских идей. Он основал новое движение "Брахмо Самадж" с целью несколько смягчить кастовую рознь. Во второй половине XIX в. в северной и северо-западной части Индии возникло движение "Ария Самадж", лозунгом которого был "возврат к Ведам"; сторонники его — главным образом из буржуазии Пенджаба и Соединенных провинций — хотели восстановить древнюю чистоту и простоту культа, боролись против грубых его форм, а еще больше против чужеземных религий — ислама и христианства.

Некоторые же проповедники, напротив, стремились сблизить индуизм с чужеземными религиями. Из них наиболее известен Шри Рамакришна Парамаханса (вторая половина XIX в.), пытавшийся создать очищенную пантеистическую религию, основанную на Веданте. Последователи его, объявив Рамакришну святым, создали особую религиозно-просветительную миссию, которая охватила всю Индию.

 

Современное состояние индуизма

В настоящее время картина религиозной жизни Индии, несмотря на неоднократные попытки объединения, чрезвычайно пестра, и это отражает пестроту и национального и классового состава Индии. Здесь мы находим в одно и то же время и утонченные формы религиозно-философских метафизических систем Веданты и др., которые до настоящего времени пользуются большим авторитетом среди брахманских кругов, и широкое распространение народных культов Шивы, Вишну и Кришны, и грубо оргиастические обряды.

Дравидические и коларийские (мунда) племена, которые в большей или меньшей степени испытали влияние индуистского пантеона, сохраняют свои обособленные культы.

Индуизм всегда отличался веротерпимостью и в то же время широкой способностью поглощать иноплеменные, инонациональные культы, включать их в свою весьма пеструю систему. Брахманы очень легко включали в индуизм религию любого дравидического или иного народа или племени, для этого они просто объявляли предмет культа этого племени — хотя бы какое-нибудь животное — аватарой Вишну или Шивы.

С другой стороны, характерно, что индивидуальный прозелитизм, то есть переход отдельных лиц в индуистскую религию, теоретически не допускается: этому препятствует учение о кастах. Для того чтобы быть индуистом, надо принадлежать по рождению к одной из каст. Таким образом, не допуская прозелитизма, индуизм, связанный тесно с кастовым строем Индии, не мог выйти за ее пределы и стать мировой религией. Это удалось только родившемуся на почве той же Индии буддизму.

Однако индуизм оказывал и продолжает оказывать значительное влияние на духовную жизнь других народов. Особенно интересно влияние религии и религиозной философии Индии в новейшее время на некоторые слои европейско-американской интеллигенции. Немало европейцев и американцев увлекалось и сейчас увлекается, например, учением йогов (сочинения Рамачараки и др.).

Едва ли есть другой народ, который бы в такой степени, как народы Индии, находился под гнетом религии. Индус по рукам и ногам опутан религиозными предписаниями и запретами. Вся духовная жизнь Индии еще недавно находилась под определяющим влиянием религиозной идеологии. Правительство Индийской республики и правящая партия Индийский национальный конгресс и сейчас всячески поддерживают религию, но в то же время стараются модернизировать ее, освободить от наиболее грубых обычаев и верований, от связи с кастовым строем (кастовая дискриминация сейчас запрещена законом, хотя и сохраняется в быту). Религию стараются связать с современной экономической и политической жизнью — например, популярная богиня плодородия и красоты Лакшми сейчас считается также покровительницей промышленности, индустриализации страны; богиня Сарасвати — покровительницей просвещения, наук и искусств.

Не только крестьяне, но и рабочие и интеллигенты крепко держатся за свою религию. Каждый человек из брахманской касты непременно приглашает к своему сыну в индивидуальном порядке воспитателя-гуру из сведущих брахманов для обучения религии. Мелочное соблюдение различных обрядов и всевозможных запретов, вечная забота о ритуальной чистоте, постоянные очищения, жертвоприношения — все это поглощает массу сил и времени верующего индуиста. Запрещение убивать даже вредных животных, хищных зверей, ядовитых змей наносит огромный ущерб благосостоянию населения. На этой же почве вспыхивает порой и религиозный фанатизм, доходящий до изуверства.

Но в чем больше всего сказывается вред, приносимый народу индуистской религией, это в освящении и закреплении несправедливого кастового строя. Особенно страдают от него до сих пор "низшие", или "неприкасаемые", наиболее угнетенные касты Индии. К этим кастам принадлежит сейчас около 60 миллионов человек — шестая часть всего населения страны. Эти люди лишены простых человеческих прав — свободно выбирать занятия, пользоваться водой из общих колодцев и источников, средствами транспорта и пр. Простое прикосновение к ним "оскверняет" индуиста из высшей касты. "Неприкасаемые" подчинены множеству унизительных ограничений и запретов. Индуизм рассматривает эти порядки, варварские и оскорбительные для человеческого достоинства, как божественное установление.

 

История религий классического Востока сравнительно хорошо известна из многочисленных письменных и археологических источников. Имеется множество посвященных им исследований.

Хотя народы Древнего Востока, особенно Египта и Месопотамии, в силу благоприятных условий раньше других народов вступили на путь классового развития и создания великих цивилизаций (древнейшие памятники их восходят к четвертому тысячелетию до н. э.), однако сложившийся там социально-экономический строй, с недоразвитым рабством, с крепкой и устойчивой сельской общиной, оказался очень консервативным и малоподвижным. Отсюда и косность, почти неизменность политического строя древневосточных государств с их "азиатским" деспотизмом, возвеличением царской власти. Все это наложило отпечаток на древневосточные религии. В них очень долго держались глубоко архаические черты, сочетавшиеся, однако, с теми сложными формами, которые порождались социальными и политическими условиями жизни.

Это переплетение примитивных и сложных форм особенно заметно в религии Древнего Египта.

 

Древнейшие местные культы и следы тотемизма

Большинство исследователей признает, что древнейшей формой религии Египта, насколько ее можно проследить по историческим памятникам, было почитание местных номовых божеств-покровителей. Номы были, несомненно, остатками древних племен, объединенных в конце четвертого тысячелетия до н. э. под общей властью царя. Однако культ номовых богов оказался чрезвычайно устойчивым: он держался до самого конца истории Древнего Египта, уже сочетаясь с поклонением общеегипетским божествам.

В этих местных номовых культах сохранялись глубоко архаические черты. Каждый ном чтил свое священное животное, связывавшееся так или иначе с местным богом: последний изображался нередко или в виде этого животного, или в смешанном, зооантропоморфном образе.

Так, в самом южном номе — Элефантине почитали барана, в Дендере — корову, в Сиуте — шакала, в Гермополе — ибиса и павиана, в Файюмском оазисе — крокодила, в Бубастисе — кошку. Покровительницей Нехена, откуда исходило древнейшее объединение Южного Египта, считалась богиня-коршун, а рядом в Нехебе чтили водяную лилию. Древнейший центр объединения Северного Египта — Буто почитал священную змею, а соседняя община Пе — пчелу. Иероглифы, изображающие четыре последних существа, впоследствии стали символизировать объединенный Египет.

По-видимому, здесь перед нами остатки древнего тотемизма. Многие исследователи, правда, скептически относятся к такому предположению, так как культ животных в Египте был локальным, а не родовым. Между тем этнография Африки дает нам убедительные примеры перерастания классического родового тотемизма в территориальное почитание животных: так было, например, у племен Южной Нигерии.

Почти все исследователи зато признают, что в почитании местных богов-покровителей происходил процесс антропоморфизации священных животных. По крайней мере, в отношении очень многих богов это не подлежит сомнению: так, кошка превратилась в богиню Бастет, изображавшуюся с кошачьей головой; сокол — в бога Гора. Изображения Тота с головой ибиса, Анубиса с головой собаки, Собека с головой крокодила, богини Сохмет с головой львицы, Хатор с головой коровы и пр. служат очевидным указанием на происхождение этих зооантропоморфных образов от священных животных.

Следует обратить внимание на большое количество женских божеств в числе местных покровителей: богини Нехебт, Хатор, Нейт, Сохмет, Нефтида и др. Это связано, по-видимому, с сохранением очень сильных пережитков матриархата у древних египтян.

Номовые божества были вначале, несомненно, племенными божествами. Надо думать, что и каждая община, входившая в ном, чтила своих общинных покровителей (как это известно, например, у ряда земледельческих народов Западной Африки). Но следов этих местных культов до нас не дошло.

 

Объединение страны и общеегипетские боги

Возможно, что еще в эпоху до объединения Египта наметилось начало культа общеегипетских богов: это можно предположить потому, что известные черты культурной общности Египта прослеживаются еще в додинастическую эпоху. Но те божества, культ которых в эпоху фараонов был распространен по всему Египту, получили всеобщее признание лишь на глазах истории. Когда какой-нибудь ном становился центром государственного объединения Египта, его бог-покровитель делался предметом общегосударственного культа. Централизация культа была выражением и в то же время орудием централизации государственной власти.

Древнейшим из общеегипетских богов был сокол Гор, которому вначале поклонялись в Иераконполе и в Эдфу. Вышедшие из этой области цари, "почитатели Гора", были первыми объединителями Египта (1-я и 2-я династии; конец четвертого тысячелетия до н. э.); они и превратили свое племенное божество в общеегипетского бога солнца. Со времени перенесения столицы царства в Мемфис (3-я династия; около 3000 г. до н. э.) главным официальным богом Египта становится мемфисский бог Птах, о чем свидетельствует Мемфисский богословский трактат. Приход к власти 5-й династии (около 2700 г. до н. э.), связанной с городом Оном (Гелиополем), повлек за собой распространение культа местного бога Атума (Ра), превратившегося в верховное божество Египта. Возвышение Фив как центра нового объединения Египта в эпоху 11-й и 12-й династий (около 2100-1800 гг. до н. э.) привело к тому, что местный, дотоле мало кому известный божок Амон занял место во главе всеегипетского пантеона и был сближен с прежним верховным богом Ра (Амон-Ра). Со времени 26-й Саисской династии (VII в. до н. э.) видное место в культе заняла местная саисская (может быть, ливийская по происхождению) богиня Нейт.

Но всеегипетскими богами становились не только те, которые были богами-покровителями политического центра страны и которые имела шансы занять место во главе пантеона. Другие местные божества в связи с объединением страны тоже приобретали себе почитателей за пределами области первоначального поклонения. Как это бывало и в других странах, подобные божества получали определенную функцию и рассматривались как покровители того или иного вида человеческой деятельности, профессии. Так, гермопольский бог Тот (ибис) стал покровителем писцов и ученых, сиутский Анубис — богом загробного царства, латопольская Сохмет — богиней войны, коптосский Мин — покровителем иностранцев и пр. Многие божества были привязаны к космическим явлениям, причем, конечно, возможно, что некоторым из них космические черты были присущи и тогда, когда они еще были чисто местными покровителями. Большинство богов так или иначе связывалось с солнцем: гелиопольский Атум-Ра, гиераконпольский Гор, бусирисский Осирис, фиванский Амон, абидосский Анхер, файюмский Собек, гермонтский Менту. С луной были связаны Тот, Исида, Хонсу. С небом — Хатор, Нут. С землей — Мин, Геб. Впрочем, некоторые из этих богов, как Геб и Нут, не имели связи с местными культами.

Поклонение священному фениксу

Создание общеегипетского пантеона повлекло за собой установление богословско-мифологических связей между отдельными божествами. Так появились известные триады и эннеады божеств, неодинаковые, впрочем, в разных местностях. Фиванская троица — Амон, Мут, Хонсу; мемфисская — Птах, его супруга Сохмет и их сын Нефертум. Из эннеад (девятибожий) наиболее распространена была гелиопольская, состоявшая из четырех пар богов во главе с Ра: Ра, Шу и Тефнут, Геб и Нут, Осирис и Исида, Сет и Нефтида. Все эти божественные группы составляли частью продукт слияния местных культов, частью порождение чисто теоретических спекуляций жрецов.

С другой стороны, сближение богов вело подчас к их отождествлению. Жрецы отождествили, например, гелиопольского Атума с Ра, позже, в эпоху Среднего царства, с тем же Ра отождествили фиванского Амона и крокодила-Собека, с Осирисом был отождествлен Хентиемен-тиу, с богиней Хатор — Тефнут.

Так складывался всеегипетский пантеон. Вероятно, последствием такого же процесса было и общеегипетское почитание священных животных: местные священные животные, древние тотемы, делались предметом всеобщего поклонения. Так, в историческую эпоху по всей стране считались священными кошка, ястреб, ибис, крокодил.

Помимо целых видов чтились отдельные особи: известный бык Апис бога Ра в Мемфисе, баран Осириса в Мендеса и другие животные, связанные с наиболее чтимыми богами. Тотемическое происхождение и этого общеегипетского культа животных весьма вероятно. Однако некоторые исследователи вообще относят формирование настоящей зоолатрии к поздней поре истории Египта.

 

Земледельческие культы

Одним из древнейших пластов комплекса египетской религии являются народные земледельческие верования и обряды. Они известны сравнительно плохо, так как в египетских письменных источниках отразилась, естественно, не народная, а государственная религия. Однако и на последнюю влияли народные культы. Следы этого влияния заметны на образах нескольких божеств официального культа: божествами плодородия были, вероятно, вначале коптосский Мин, фиванский Амон, элефантинский Хнум, богиня Дельты Исида и др. Но центральной фигурой народной земледельческой религии был несомненно Осирис. Образ Осириса чрезвычайно сложен, и разобраться в нем нелегко. Будучи вначале местным богом-покровителем Бусириса (Джеду) в Дельте, он в то же время был тесно связан с культом плодородия. Осирис постоянно изображался с растительными атрибутами: с лотосом, в кустах виноградника и т. п. Особенно интересны найденные при раскопках изображения Осириса, делавшиеся в виде силуэта человеческой фигуры из посеянного зерна на слое земли, которую насыпали на особую деревянную раму: проросшие злаки создавали как бы живое изображение бога. На одном характерном рисунке хлебные колосья растут из тела лежащего Осириса, которое орошает из сосуда жрец. Население Египта ежегодно праздновало смерть и воскресение Осириса. Судя по одной надписи, празднества эти (устраивавшиеся по лунному календарю и, следовательно, в разное время года) длились 18 дней и включали в себя ритуальную пахоту и посев, а также обряды с фигурой Осириса, изготовлявшейся из земли и зерна. Осирис выступает в этих обрядах в качестве непосредственного олицетворения хлеба. Существовал миф о смерти и воскресении Осириса (дошедший до нас в отрывках). По этому мифу, бог Осирис был царем Египта, предательски убит своим братом богом Сетом (Сетхом), тело Осириса было разрублено на куски и разбросано по всем частям страны; сестра-жена Осириса богиня Исида после долгих поисков нашла и собрала куски тела бога и родила от него сына — бога Гора; последний одолел Сета и воскресил своего отца.

Этот миф есть не что иное, как образный рассказ о превращениях посеянного и проросшего хлебного зерна. Это типично культовый миф, пояснявший совершаемый обряд. Сами египтяне, по крайней мере в позднейшую эпоху, хорошо отдавали себе в этом отчет, о чем свидетельствует Плутарх в своем трактате "Об Исиде и Осирисе": "Говорят, что Осирис погребен, когда закапывают посев в землю; что он возвращается к жизни и снова приходит, когда ростки начинают всходить". Сам Плутарх считал подобное объяснение мифа нелепым, но по существу оно совершенно верно передает и смысл мифа и характер образа Осириса как олицетворения хлебного зерна. Народный культ Осириса представлял собой один из вариантов широко распространенного древнего земледельческого культа умирающего и воскресающего духа растительности. Правда, сам образ Осириса был в дальнейшем весьма осложнен различными более поздними наслоениями.

Богиня Исида с коровьей головой совершает возлияние. Душа Осириса (коршун с человеческой головой) поднимается из озера, покрытого растениями

С образом и с культом Осириса была тесно связана Исида, тоже местное по происхождению божество, ставшее затем самой популярной в Египте богиней плодородия. В эллинистическо-римскую эпоху культ Исиды широко распространился по всему Средиземноморью, соперничая одно время с христианством.

Если Осирис и Исида были главными фигурами народной религии, то в центре официального культа со времени 5-й династии находился образ солнечного бога: сначала Ра, а потом сближенного с ним фиванского Амона. Солнечный культ составлял главную часть государственной религии Египта. При 5-й династии начали строиться храмы богу солнца с характерным обелиском — символом солнца. С солнцем жрецы старались связать так или иначе и разные местные божества: Гора, Анжера, Собека, Менту, того же Осириса и др.

 

Обожествление царя

Ни в чем так не сказалась классовая эксплуататорская роль египетской религии, как в обожествлении фараона — высшего носителя государственной власти. Уже древнейшие цари-объединители, именовавшие себя почитателями Гора, находились как бы под особым покровительством этого божества и даже прямо принимали его имя. Начиная со времени 5-й династии фараон рассматривается как сын солнечного бога Ра.

Фараон под защитой небесной коровы

Вера в то, что царь есть сын бога, живое божество, господствовала с самого начала и до самого конца политической истории Египта, вплоть до победы христианства. Царь самолично выполнял важнейшие религиозные обряды: он основывал храмы, он один мог — по крайней мере в теории — входить в святилище бога и приносить ему жертву; жрецы действовали лишь как бы от его имени. Священный церемониал, которым была окружена вся придворная жизнь: падение на живот перед царем и целование земли у его ног, запрет произносить имя царя, употребление им религиозных эмблем, — отражал и в то же время поддерживал и усиливал веру в божественное происхождение царской власти. Обоготворение царей было в руках господствующих классов одним из мощных орудий подавления протеста угнетенных народных масс.

 

Погребальный культ

Тот же классовый смысл получило и характерное, можно сказать, гипертрофированное развитие погребального культа в Египте. Погребения додинастической (то есть доклассовой) эпохи в Египте ничем особенным не выделяются из числа аналогичных памятников в других странах: покойников хоронили в небольших овальных ямах в скорченном виде на боку, с небогатым инвентарем, иногда рассекали тело на части. Но со времени первых династий погребальный ритуал заметно меняется, и прежде всего для царей. Могилы-гробницы постепенно делаются более обширными и сложными, возвышаются над уровнем земли, принимают форму каменной мастабы (невысокой усеченной пирамиды), а с 3-й династии — форму огромной пирамиды. Тело умершего царя стали подвергать сложной операции бальзамирования и превращать в мумию. В дальнейшем мумификации стали подвергаться и тела приближенных фараона, сановников, а позже и людей среднего социального слоя. Сложная техника мумификации, постепенно совершенствовавшаяся, имела целью предохранить тело от гниения и сохранить его возможно более продолжительное время. Насколько хорошо удавалось это жрецам, в руках которых находилось данное искусство, видно из того, что по крайней мере от эпохи Нового царства (с XVI в. до н. э.) множество мумий прекрасно сохранилось до наших дней.

Царские мумии в эпоху Древнего царства хранились в специально сооружавшихся пирамидах, особенно грандиозных при царях 4-й династии. Мумии знатных лиц хоронили обычно в мастабах. В эпоху Среднего царства — 11-12-я династии — царские пирамиды стали гораздо скромнее по размерам; позже их вообще перестали строить, заменив высеченными в скалах погребальными храмами — гробницами. Люди среднего достатка хоронили своих покойников — по крайней мере в эпоху Нового царства — в общих гробницах, а тела бедняков попросту зарывали в песок.

Каковы бы ни были первоначальные мотивы мумифицирования трупов (об этом есть разные предположения, и возможно, что вначале тут религиозные представления были ни при чем), но в фараоновском Египте высокоразвитая техника бальзамирования и вообще сложность погребального ритуала уже несомненно были тесно связаны с весьма разработанными религиозно-магическими верованиями, в частности с верованиями о посмертной судьбе души человека. И в самом деле, мало найдется на земле таких народов, у которых до такой степени, как у египтян, были развиты погребальный культ и все связанные с ним представления о загробном мире.

По египетским верованиям, со смертью человека умирает только его тело, тогда как остаются жить другие составные части его существа: имя (рен), душа (ба), вылетающая из тела в виде птицы и уносящаяся на небо, и, наконец, таинственный двойник человека (ка), занимающий главное место во всем этом комплексе верований. Ка — своеобразная душа, невидимый двойник человека, посмертная судьба которого таинственно связана с судьбой самого тела. Ка не бессмертен, он может погибнуть от голода и жажды, если при погребении покойник не будет снабжен всем необходимым; ка может быть съеден загробными чудовищами, если не защитят его магические формулы. В благоприятном случае, при сохранении мумии или хотя бы статуи умершего, ка может надолго пережить его.

О посмертной судьбе ка у египтян в разное время существовали различные представления, которые жрецы тщетно пытались связать в единую систему. В эпоху Древнего царства преобладало поверье, что покойник или его ка попадает на "поля Иалу", расположенные где-то на западе, и продолжает вести там ту жизнь, какую вел в этом мире. Знатные и богатые покойники пользуются всеми благами жизни, наслаждаются в тенистых садах, окруженные свитой и слугами, занимаются любимым охотничьим спортом. Сцены из этой счастливой жизни на полях Иалу изображены в гробницах аристократии времен 5-й и 6-й династий. Здесь перед нами традиция древнего и широко распространенного у отсталых народов представления о загробной жизни как о простом продолжении земной, но представление, осложненное классовыми отношениями: всеми благами в загробном мире пользуются те, кто обладает ими и в здешнем. С другой стороны, обеспечивалась эта счастливая загробная жизнь магическими средствами: изображением ее сцен на стенах гробниц, могильными приношениями, волшебными формулами. В этих формулах содержатся, между прочим, следы варварских каннибальских обычаев. "N ест людей, живет богами, — говорится, например, в одном из текстов. — Он варит из них кушанье в котлах своих вечерних... Их великие идут на его утренний стол, их средние идут на его вечерний стол, их малые идут на его ночной стол... Он хватает сердца богов, он есть красное, он пожирает зеленое...".

Еще в древнейшую эпоху у египтян сложилось и представление об особых божествах — покровителях умерших. Известно много таких заупокойных божеств, чтившихся в разных местностях: Анубис в Сиуте, Сокар в Мемфисе, Хентиементиу в Абидосе и др. Но в период Древнего царства на первое место в качестве покровителей умерших выдвигаются два божества, с образами которых отныне и связывается погребальный культ: солнечный бог Ра и умирающий и воскресающий бог растительности Осирис.

Центром, откуда распространялись солярные представления о царстве мертвых, был Гелиополис, средоточие культа Ра. Согласно этим представлениям, души умерших стремятся попасть в солнечную лодку Ра и вместе с ним совершать ежесуточное движение по небу. Исходной точкой этих верований о связи души покойника с солнцем, очевидно, служила идея о западе как о стране умерших: уходящее на запад солнце озаряет своим светом эту страну (отсюда известная теория Фробениуса о "солярном периоде" в истории религии, когда сложилась идея о связи солнца с умершими и о стране душ на западе). У египтян было смутное представление о таинственной стране мрака — дуат, куда нисходит солнце ночью и где пребывают души умерших.

Но гораздо большую важность получила в египетском погребальном культе связь его с образом Осириса. О происхождении и эволюции этого образа уже говорилось.

Вначале он не имел отношения к погребальным обрядам и верованиям. Но уже в Текстах пирамид (5-я династия) имя его упоминается в заупокойных формулах. В дальнейшем Осирис превратился в повелителя загробного мира и в посмертного судью душ. Связующим звеном культа Осириса с верой в загробную жизнь послужило представление о нем как об умирающем и воскресающем боге. Будучи по мифу первым умершим, Осирис стал изображаться как владыка умерших, а его ежегодное воскресение давало верующим надежду на то, что именно с его помощью душа умершего может спастись от окончательной гибели. Осириса просили о покровительстве покойнику. Больше того, пытались магически отождествить покойника с Осирисом. Вначале удостаивался такого отождествления лишь царь: в Текстах пирамид умерший царь прямо именуется Осирисом. Позже стали называть Осирисом и других умерших, знатного, а впоследствии и простого происхождения. "Осирис такой-то" — так обычно именуется покойник в погребальных текстах. Идея такого отождествления проста: надо магически обмануть враждебные силы, выдав умершего за великого бога. Главной фигурой погребального культа стал Осирис, в особенности со времени Среднего царства. В Абидосе — втором, после Бусириса, средоточии его культа — стали чтить "гробницу Осириса" (в действительности это была гробница Джера, одного из фараонов 1-й династии), и каждый верующий египтянин желал после смерти быть похороненным возле этого святилища, под защитой Осириса, или хотя бы поставить там свою могильную плиту.

 

Вера в загробное воздаяние

В эпоху Среднего царства складывается и наиболее характерная идея египетского заупокойного культа — идея суда над душами умерших. Этой идеи еще нет в Текстах пирамид, а в памятниках Среднего царства она уже есть. Судьей душ считался сам Осирис, а помощниками его — боги 42 номов, а также боги Анубис, Тот и адское чудовище, пожирающее осужденные души. На этом страшном суде взвешивается сердце покойника и в зависимости от добрых и дурных дел, совершенных им при жизни, определяется судьба его души. Здесь перед нами вера в загробное воздаяние, противоречащая более ранней идее о посмертной жизни как о простом продолжении земной.

Загробный суд Осириса над душами людей. Осирис изображен на троне с царскими атрибутами. Справа — судимая душа, приведенная двумя богинями. Боги Гор и Анубис взвешивают на весах поступки умершего (на одной чашке его сердце, на другой — богиня Правды). Писец Тот записывает. Осужденную душу пожирает чудовище, сидящее перед Осирисом на возвышении. Наверху — боги 42 номов, составляющие судилище

Представления египтян о посмертных злоключениях души, о суде над ней, об угрожающих ей опасностях и о средствах избавиться от них (представления путаные и противоречивые) изложены подробно в так называемой Книге мертвых. Это обширный (более 180 глав) сборник магических заупокойных формул. Древнейшие из этих формул восходят к Текстам пирамид (5-я и 6-я династии), их писали тогда на стенах гробниц фараонов; в переходное время эти тексты писались на саркофагах вельмож, а позже эти все более разраставшиеся погребальные тексты стали писать на папирусах и класть их на грудь мумии умершего. Так и составилась эта знаменитая Книга мертвых с весьма противоречивым содержанием.

В одних главах содержатся обращения от имени покойника к различным божествам с просьбой о защите от разных опасностей; порой умерший прямо называет себя именами этих божеств. Особенно интересна в этом отношении 17-я глава, где покойник говорит о себе: "Я — Атум, будучи единым. Я — Ра при его первом восходе. Я — великий, создавший себя сам..." и т. д. В других главах, напротив, отчетливо проводится идея загробного воздаяния за земные дела, идея, связанная с представлением о моральной ответственности. Такова особенно знаменитая 125-я глава, в которой умерший, как бы находясь уже перед судом Осириса, оправдывается, отрицая за собой различные грехи и дурные поступки. "Я не сделал ничего, что оскорбительно богам, — говорит на суде душа человека. — Я не позволял господину обижать его раба. Я не заставлял голодать. Я не причинял никому слез. Я никого не убивал... Я не грабил запасы в храмах. Я не уменьшал яств, посвященных богам".

Эта идея нравственной ответственности человека и связь ее с верой в загробную жизнь, в страшный суд чрезвычайно характерна. Очевидно, она была разработана жрецами в интересах господствующего класса как ответ на растущие классовые противоречия. Рабовладельцы и жрецы стремились запугать суеверную массу порабощенного народа загробными наказаниями и утешить их надеждой на загробную награду. Для эпохи Среднего царства, а особенно для эпохи, близкой к великому социальному перевороту XVIII в. до н. э. (восстание рабов и угнетенных крестьян), это весьма показательно. Впоследствии именно египетское религиозное учение о страшном загробном суде повлияло на развитие такого же учения в христианстве.

Впрочем, эта идея посмертного воздаяния за добрые и злые дела далеко не господствовала в египетских верованиях. Преобладало все-таки представление о возможности обеспечить благополучие души на том свете чисто магическими средствами. Одним из таких средств было употребление самого текста Книги мертвых, в том числе той же 125-й главы, текста, которому самому по себе приписывалось магическое значение. Помимо этого, вместе с Книгой мертвых на грудь мумии и около нее клались и другие колдовские предметы (так называемые ушебти), которые должны были застраховать душу покойного от всяких опасностей. Некоторые формулы Книги мертвых имели целью дать душе покойника способность превращаться в разных животных; другие представляют собой заклинания-обереги. Магические представления в цикле заупокойных верований египтян еще преобладали над религиозно-нравственными идеями.

 

Мифология

Египетская мифология была, по-видимому, очень богата, но до нас дошла сравнительно небольшая ее часть. В ней отразились религиозные представления египтян. Мифология дает возможность лучше всего проследить постепенное развитие самой египетской религии, ее последовательные наслоения, а также выделить в ней местные культы, боровшиеся между собой за преобладание.

Космогонических мифов у египтян было, видимо, много, и они противоречили один другому. Возможно, что в каждой местности существовал свой миф о начале мира, где главная роль отводилась местному божеству. Древнейший из таких мифов, дошедший до нас, содержится в Мемфисском богословском трактате, относящемся, как считают, ко времени 3-й или 4-й династии, когда Мемфис был столицей. В этом трактате создание мира приписывается местному богу Птаху (Пта), который вытеснил Гора, Тота и других богов и как бы сам создал их: "И он родил богов, он создал города, он основал номы, он поставил богов в их святилища, он учредил их жертвы, он основал их храмы, он создал их тела (статуи) по желанию их сердец...". Птах выполняет здесь, таким образом, функции не только творца и демиурга, но и культурного героя.

Гелиопольское же жречество приписывало создание мира своему солнечному богу Ра (Атуму). По гелиопольской космогонии, сам Ра был порожден отцом своим, первобытным хаосом Нун; из этого хаоса Ра, совокупившись сам с собой ("упало семя в мой собственный рот"), создал одно за другим высшие божества, людей и животных. Он "изрыгнул" бога Шу (олицетворение воздуха) и Тефнут (его женское дополнение), а от этой божественной пары родились в свою очередь Геб (земля), Нут (небо) и другие боги, составившие "великую девятку"; "и родили они потомство многочисленное на земле этой". Людей создал Ра из своих слез. Солнце — око Ра, луна — его другое око. Гелиопольская космогония представляет собой, следовательно, цепь олицетворений, соединенных идеей взаимного порождения и магического творения. Здесь есть известная доля и эволюционной идеи. По другому мифу, Геб и Нут, земля и небо, вначале были плотно слиты и держали друг друга в объятиях. Бог Шу (воздух) отделил их друг от друга, подняв Нут высоко вверх. Сохранилось наглядное изображение этого мифа. Подобное представление поразительно напоминает известный маорийский миф об отделении неба от земли, только у маори эту работу выполняет не воздух, а бог Тане — олицетворение древесной растительности. Но очень характерно, что в божественной паре земля — небо египтяне, в отличие от большинства народов, небо считали женщиной, а землю мужчиной. В этой особенности сказались, очевидно, взгляды, порожденные матриархатом, хотя в целом гелиопольская солнечная мифология отражает уже преимущественно патриархальную идеологию.

Бог Шу (воздух) отделяет небо — Нут — от земли — Геб

Существовали и совсем иные космогонические и антропогонические представления. Почитатели бога Хнума в Южном Египте верили, что этот бог-горшечник вылепил людей на гончарном круге. Это представление сложилось под влиянием развития ремесла. Есть также намеки на существование мифа о мировом яйце, из которого родилось солнце, а может быть, и весь мир; это, вероятно, одно из самых архаичных космогонических представлений египтян.

Бог Хнум вылепливает человека на гончарном круге. Позади — бог Тот с головой ибиса, отмечающий годы жизни человека на бирке из пальмового листа

В мифологических олицетворениях явлений природы у египтян одно из первых мест вообще занимает солнце. Солярные мифы египтян были очень разнообразны. В одном мифе солнце в образе великого кота борется с огромным змеем. Содержание другого мифа — борьба Ра (солнце) с подземным змеем Апопом — отражает, конечно, суточное движение солнца и его нисхождение за западный горизонт. Ходячее мифологическое представление египтян заставляло солнце совершать свой ежедневный путь в барке (ведь лодка была вообще главнейшим средством передвижения в Египте, стране, вытянутой вдоль узкой долины реки). Олицетворялось солнце и в виде разных животных: жука-скарабея, сокола, змеи, кота. Уже говорилось о мифологической связи солнца с космогонией, а также с представлениями о загробной жизни. Небо олицетворялось египтянами или в виде женского образа — богини Нут (ее изображали опирающейся пальцами рук и ног на землю, с телом, выгнутым дугообразно вверх), или в виде коровы; на теле этой коровы изображены лодки солнца и луны и россыпи звезд.

Олицетворялись мифологически у египтян и многие другие небесные и земные явления природы: луна, воздух, земля, Нил, пустыня. В отличие от благодетельной природы Нильской долины, олицетворявшейся в образах добрых божеств, все связанное с губительными силами пустыни порождало образы враждебных демонических божеств: Сета (Сетха), Сохмет.

Злой Сет занимает видное место в египетской мифологии. В мифе об Осирисе он коварный и завистливый брат последнего, подстраивающий его гибель. Один новонайденный (1931 г.) обширный миф повествует о споре Сета с Гором за наследие Осириса. В этом мифе отражается не только известное явление природы — борьба злых сил пустыни с плодородием долины, — но и социальные мотивы: сын Осириса оспаривает его наследие у брата(семейное начало против родового).

Мифы о культурных героях имели также широкое хождение, но у египтян культурными героями были сплошь боги. В числю их надо упомянуть гермопольского бога — ибиса Тота, покровителя писцов и ученых, которому приписывали изобретение письма, наук, составление священных книг. Черты культурного героя отчетливо видны и в сложном образе Осириса: миф рассказывает, что Осирис был царем Египта и научил людей земледелию, садоводству, виноделию. Образ культурного героя и образ бога плодородия и земледелия сливаются тут воедино.

Из других мифов интересен миф о наказании людей богами. Идеологический смысл подобных мифов в том, что они оправдывают бедствия людей ссылкой на гнев богов и на грехи самих людей. Но если у народов Передней Азии мотив наказания людей связан был с мифологическим мотивом потопа, то в Египте это было не так. Миф о потопе был чужд почти всем народам Африки, в том числе и египтянам. Для египтян разливы Нила были благодеянием, и они не могли себе представить, что подъем воды может быть бедствием. По египетскому мифу, кара богов насылается на людей в другой форме. Бог Ра, разгневанный злыми делами людей, посылает против них свое "око" — дочь свою Хатор, а потом богиню Сохмет — свирепую богиню войны с головой львицы. Кровожадная богиня с таким рвением принимается за истребление людей, что сам Ра вынужден прибегнуть к хитрости, чтобы ее унять: он приказывает опоить богиню пивом, и Сохмет, опьяневшая, засыпает и прекращает свое кровавое дело.

 

Магия

Очень крупную роль играла в египетской религии магическая практика. По многочисленным текстам, изображениям и вещественным остаткам нам известно о применении магии во всех областях жизни народа и во все периоды египетской истории. Лечебно-предохранительная магия была, как это обычно и бывает, тесно связана с медициной. Египетская медицина, особенно рецептура, стояла на сравнительно высоком уровне, тем не менее она была вся пропитана магическими представлениями. Даже в наиболее рациональном по своему духу медицинском трактате — так называемом Папирусе Эберса (эпоха 12-й династии, около 2000 г. до н. э.) имеется наряду с рецептами немало заговоров от болезней; в других медицинских сочинениях магии еще больше. В эпоху Нового царства (с XVI в. до н. э.) египетская медицина, как бы закостеневши, вся насытилась магическими представлениями и приемами; возможно, это объясняется тем, что лечебная практика попала преимущественно в руки жрецов. К лечебной магии примыкала предохранительная. Особенно много было в ходу магических средств и заговоров от укусов змей и ядовитых насекомых, от крокодилов и разных хищников. Для лечебных и апотропеических целей применялись различные амулеты, снадобья, магические изображения. Практиковалась и магия погоды, например колдовские средства борьбы с врагами солнца. Один из таких ритуалов описан в Книге повержения Апопа, врага Ра, которую жрецы фиванского храма читали ежедневно, сопровождая чтение мифа заговорами; и магическими обрядами, "чтобы сияло солнце". Известны и различные приемы вредоносной магии: колдование над восковой фигуркой врага, магические изображения и заговоры. Наконец, широко известна египетская заупокойная магия — система магических средств для снискания покойнику благополучия в загробном мире, о чем уже говорилось.

Магические представления существовали у египтян зачастую не в чистом виде, а осложненные образами богов.

 

Рост жречества

Огромную роль в религиозной жизни Египта играло жречество, особенно в поздний период. Оно сложилось не сразу. В эпоху Древнего царства жречество было немногочисленно и несамостоятельно. Религиозные обряды исполнялись главным образом светскими лицами — вельможами, правителями областей, а в центре государства — фараоном; жрецы действовали как бы от имени царя, заменяя его особу. Более влиятельное положение занимали только корпорации жрецов главных храмов — мемфисского Птаха, гелиопольского Ра. Из этих жреческих корпораций вышли древнейшие известные нам богословские тексты. Но уже в ту эпоху существовали культовые центры, владевшие крупными имуществами за счет царских пожалований. Это были прежде всего святилища при гробницах. Так, гробница князя Некура, сына царя Хафра, получала доходы с 12 городов.

В эпоху Среднего царства положение жрецов оставалось тем же. Их было немного, и это были преимущественно выходцы из знати. Например, в одном из крупных храмов — в святилище Анубиса в Кахуне — был один "храмовый староста" из местной знати, один "главный чтец" и девять помощников из простых общинников, сменявшихся через месяц, уступая свое место следующей группе служителей.

В эпоху борьбы с гиксосами (примерно 1700-1570 гг. до н. э.), видимо в связи с обострением национальных чувств в египетском населении, отсутствием или ослаблением власти собственных царей, жречество усилилось и сделалось в известной мере независимым от светской власти. После изгнания гиксосов, при 18-й династии (XVI-XIV вв. до н. э.), жреческие должности впервые стали наследственными. Жреческие корпорации отдельных храмов вступают между собой в связь и сплачиваются под главенством наиболее сильной из них — жречества фиванского храма Амона: ведь Фивы вновь стали столицей возрожденного государства. Верховный жрец Амона, глава столичного храма, занимает видное место в политической иерархии. В годы смут и борьбы Тутмосов с царицей Хатшепсут фиванское жречество вмешивается в дворцовые отношения и усиливает свои политические позиции. Великие завоевания царей 18-й династии принесли обильный поток добычи, значительная часть которой доставалась храмам: цари, стремясь опереться на жречество в своей борьбе со светской аристократией, задабривали его щедрыми дарами и вкладами. Они деятельно строили и расширяли храмы, особенно в Фивах. В результате азиатских походов Тутмоса III фиванский храм Амона получил в собственность три завоеванных в Южном Ливане города и сверх того много земель в самом Египте. При Аменхотепе III могущество жрецов возросло настолько, что и цари начали их опасаться.

Его сын — Аменхотеп IV (1419-1402 до н.э.) сделал смелую и почти беспримерную попытку освободиться от опеки жрецов и сокрушить их мощь. Сначала он попытался опереться, в противовес жрецам Амона, на гелиопольское жречество, но, встретив в этом противодействие, перешел к более решительным мерам: он отменил культ всех богов в государстве, приказал закрыть их храмы и выдвинул нового бога — Атона — солнечный диск. Объявив самого себя верховным жрецом этого нового и единого божества, переименовав себя в связи с этим в Эхнатона (угодный Атону), царь покинул Фивы и перенес свою резиденцию в новый городок Ахетатон (горизонт Атона). В своей политике Эхнатон опирался на часть средних слоев населения, страдавших от засилья аристократии и жречества. Подкладка этой религиозной реформы была политическая, и сама реформа граничила с настоящей революцией. Но почва для последней была слабая. Старое жречество, выступая в союзе со знатью и опираясь на широкие слои населения, среди которого оно продолжало пользоваться большим авторитетом, организовало глухое, но упорное сопротивление царю-реформатору. Новый централизованный официальный культ существовал лишь при жизни Эхнатона. Его преемники вынуждены были вновь подчиниться влиянию несломленного фиванского жречества, восстановить культ старых богов и прекратить культ Атона. Самое имя царя-еретика было скоро предано проклятию. Одержавшее победу жречество после этой борьбы лишь усилилось.

Усиление жречества пошло в дальнейшем все более быстрыми темпами — параллельно ослаблению светской власти. Фараоны 19-й и 20-й династий (середина XIV в. — середина XI в. до н. э.), постепенно терявшие свою власть, вынуждены были опираться на жрецов и все более одаривать их земельными вкладами и разными пожертвованиями. Особенно много дал жрецам Рамсес III. В большом Папирусе Харриса перечисляются его огромные пожалования храмам. К концу царствования этого фараона египетские храмы владели почти 3 тысячами квадратных километров культурной земли — около 15 процентов всей годной для обработки площади; в том числе одним фиванским храмам принадлежало 2393 квадратных километра земли. Храмы имели 103175 рабов или крепостных (в том числе 81322 было у фиванских жрецов), более 490 тысяч голов скота. Со своих рабов и крепостных жрецы Амона ежегодно получали около 310 тысяч мешков зерна, 25 тысяч сосудов вина, сотни голов скота, сотни тысяч штук дичи, около тысячи килограммов серебра, 52 килограмма золота и многое другое. Кроме царских пожалований и доходов со своих имений, жрецы собирали, конечно, и большую доброхотную дань с молящихся. Храмы превратились в могущественнейшую экономическую силу в стране, и политический авторитет жречества продолжал расти. Цари 20-й династии были марионетками в руках фиванского верховного жреца, должность которого уже давно была наследственной. Около 1050 г. до н. э. фиванский жрец Херихор формально принял верховную светскую власть; правда, она, в связи с общим распадом Египта, ограничивалась фактически только областью Фиванского княжества: в Нижнем Египте появились свои правители. Фиванская иерократия просуществовала с перерывами около 400 лет — до ассирийского завоевания (671 г. до н. э.).

Культовые функции жрецов были довольно разнообразны, особенно в поздний период. Жрецы выполняли религиозные обряды, жертвоприношения. В фиванских храмах ежедневно совершалось 60 религиозных церемоний. В определенные дни устраивались более или менее торжественные праздники; в некоторые из них происходили пышные процессии, иногда целые путешествия богов в лодках по Нилу. Эти путешествия связывались с мифами о скитаниях Исиды в поисках погибшего Осириса, — о возвращении с юга богини Хатор и пр. Праздников было много, и они служили в руках жречества средством очень сильного воздействия на массы верующих.

Помимо обслуживания культа богов, жрецы держали в своих руках сложный погребальный ритуал: мумификация трупов, обряды захоронения, заупокойная магия с ее сложными и длинными формулами, с особой письменностью, заведование гробницами и некрополями, выполнение поминальных обрядов. Все это было в руках жрецов важным орудием укрепления влияния на население.

Жрецы, господствуя в области идеологии, оказывали могущественное воздействие на все стороны умственной жизни Египта. Искусство находилось под сильнейшим влиянием религии. Именно этим объясняется в значительной мере господство косной традиции, сковывавшей свободное творчество в живописи, скульптуре, архитектуре. Художники, в особенности находившиеся при храмах, принуждены были подчиняться раз навсегда установленным канонам. В области письменности влияние жрецов выразилось в обилии чисто религиозной, мифологическо-богословской литературы. Что касается отношения жречества к существовавшим в Египте зачаткам науки, то по этому вопросу есть разные взгляды. Греческие путешественники, Геродот и др., преувеличивая знания египетских жрецов, говорили о какой-то их тайной науке. Но это мнение, доныне кое-кем разделяемое, в сущности мало на чем основано. Египетские жрецы имели, конечно, соприкосновение с такими областями знания, как медицина, но они скорее повредили ее развитию, заполнив ее магическими представлениями и приемами. В области астрономии жрецы обладали значительными познаниями. Однако математика с ее разными отраслями, по-видимому, не находилась в руках жрецов, по крайней мере в классический период. Вообще традиционное мнение о якобы высокой сокровенной мудрости египетских жрецов следует, видимо, заменить более трезвым представлением о жрецах, как о реакционной силе, тормозившей развитие и науки и искусства в Египте.

 

Изменения в египетской религии

Египетская религия отличалась необычайным консерватизмом. Однако и в ней по мере изменения исторических условий не все оставалось неизменным. Общая линия развития состояла, во-первых, в постепенном слиянии местных культов и объединении их в общегосударственный и общенародный культ с общеегипетскими богами и организованным жречеством; но наряду с этим до самого конца сохранялись и обособленные местные культы с их локальными божками, святилищами, обычаями и верованиями. Во-вторых, общая линия развития состояла в том, что по мере роста социальных противоречий все более заострялась классовая, угнетательская роль религии, усиливалось жречество, превращавшееся в замкнутую касту, как часть господствующего класса. В-третьих, постепенно сказывалась тенденция, хотя и слабая, к преодолению национальной замкнутости египетской религии; в этом отражалось расширение международных политических и культурных связей Египта.

Богиня Нейт. Культ ее особенно усилился при Саисской династии

В самом деле, еще с эпохи Среднего царства по мере экспансии Египта, соприкосновения его с соседними народами в египетском пантеоне появляются боги чужеземного происхождения. Таковы, например, нубийские божества Дедун, Бес, ливийская богиня Нейт. Возможно, что бог пустыни Сет представлял собой божество гиксосов: культ его распространился во время их господства; позже он считался у египтян олицетворением злого, враждебного начала. Однако известно, что Сет почитался в некоторых областях Египта, вероятно на северо-восточной границе, еще при первых династиях. В эпоху великих завоеваний 18-й династии в Египте появились боги семитических народов Азии: Ваал, Астарта и др. При Саисской (26-й) династий, проводившей политику национальной реставрации, чужеземные культы подверглись преследованию и правительство стремилось восстановить почитание чисто египетских богов. Это, однако, не надолго приостановило процесс интернационального смешения богов и культов. Наряду с проникновением чужих богов в Египет имело место и обратное — распространение почитания египетских богов в других странах: Амона, Осириса, Исиду и др. чтили в Финикии, Сирии, даже в Греции.

Это явление, ведшее к религиозному синкретизму, с особой силой сказалось в эллинистическую и римскую эпохи. В нем отразилось начало кризиса рабовладельческих обществ и замкнутых государств Средиземноморья.

 

Свободомыслие

Как ни велико было засилье религиозной идеологии в Египте, но и там имели место проблески свободомыслия, критического отношения к религиозной догме. Свободомыслие было отражением роста социальных противоречий, полубессознательным протестом против эксплуататорского строя. Этот протест охватывал и какую-то часть привилегированного общества. Один из памятников литературы эпохи Среднего царства — так называемая "Песнь арфиста" — ярко отражает это настроение вольнодумства. Автор ее высказывал недвусмысленное сомнение в посмертном существовании души. "Исчезают тела и преходят, другие идут им на смену... От строителей домов не осталось даже места. Что с ними сталось?.. Будь здрав сердцем, чтобы заставить свое сердце забыть об этом... Будь весел, не дай твоему сердцу поникнуть, следуй его влечению и твоему благу... Не слушает тот, чье сердце не бьется, (Осирис) жалоб, а слезы никого не спасают из гроба...".

В отличие от этого спокойного вольнодумства, другое произведение того же времени — "Беседа разочарованного со своим духом" — проникнуто чувством глубокого пессимизма; но и в нем сквозит скептический взгляд на загробные блага, обещаемые человеку религией.

Такие скептические настроения сказывались в известных слоях господствующего класса. Что касается народных масс, рабов и крестьян, то в них протест против социального гнета иногда переплетался с враждой к религии. Об этом свидетельствует текст знаменитого Лейденского папируса, где описывается великий общественный переворот, видимо имевший место около XVIII в. до н. э. Восставший народ в своем гневе не пощадил и святынь. "То, что скрывала пирамида, то стало теперь пустым, — жалуется автор этого документа (мудрец Ипувер). — Владельцы гробниц выкинуты на вершины холмов". По-видимому, во время переворота храмы богов запустели, жертвы и вклады перестали приноситься: автор призывает к восстановлению культа, к совершению возлияний, жертвоприношений и молитв.

 

§ 1. Религии народов Месопотамии

 

Условия исторического развития народов Месопотамии были во многом сходны с египетскими, и развитие это протекало в значительной степени параллельно. Поэтому, хотя прямые исторические связи между Египтом и Двуречьем были слабы, по крайней мере, в раннюю эпоху, тем не менее формы религии в обеих странах имели очень много общего; конечно, были у них и существенные различия.

Источниками изучения религий древнего Двуречья служат чрезвычайно многочисленные тексты, главным образом на глиняных табличках, обнаруженных при раскопках древних вавилонских и ассирийских поселений и дворцов, и найденные там же богатейшие вещественные памятники, в том числе изображения богов, духов и пр.

 

Шумерийская эпоха. Древнейшие общинные культы

Древнейшие памятники высокой цивилизации Двуречья, основанной на оросительном земледелии и регулировании течения рек, восходят к четвертому тысячелетию до н. э. Она принадлежала шумерам — древнейшему досемитическому населению Месопотамии, этническая принадлежность которого остается еще не совсем ясной. Древние шумерийские общины — самостоятельные мелкие поселки, окруженные земледельческими районами, — представляли собой первичные территориальные объединения, имевшие каждое свой общинный культ. У каждой общины — вначале, возможно, родоплеменной — был свой местный бог-покровитель; он считался повелителем данной местности и имел своего служителя в лице князя общины — патеси (исак). Этот патеси был одновременно и вождем и жрецом.

Общинные культы шумерийцев в древнейшую эпоху — до начала третьего тысячелетия — были, по-видимому, совершенно самостоятельны, отражая самостоятельность самих общин. Но общины эти, вероятно, в еще более раннее время сами сложились из мелких родовых или территориальных групп. На некоторых примерах можно как бы воочию видеть, как складывались образы общинных (или племенных) патронов. В древнем г. Лагаше богом-покровителем считался Нингирсу (то есть повелитель Гирсу). А Гирсу — это был небольшой поселок, влившийся в состав Лагаша. Другой поселок, вошедший в Лагаш, имел покровительницей богиню Бау. И вот, когда произошло объединение этих поселков, возникло представление, что богиня Бау — жена Нингирсу.

 

Объединение страны и общегосударственные боги

Уже в шумерийскую эпоху (четвертое — третье тысячелетие до н. э.) образовались, путем такого слияния и комбинирования местных представлений о богах-покровителях, общенародные божества. В числе их особенно выделялась великая троица: боги Ану, Эа и Энлиль. Происхождение этих образов неясно, во всяком случае, они сложные. Ану — от шумерийского ан (небо) — вначале был, вероятно, просто олицетворением неба. Этимология имени Энлиль спорна; считают, что она восходит к шумерскому лиль (ветер, дыхание, тень, дух). В текстах Энлиль получает эпитеты "царь наводнения", "гора ветра", "царь страны" и пр. Возможно, что это божество было связано с ветром, дующим с гор и нагоняющим дождевые тучи, а отсюда иногда возникали и наводнения. Бог Эа почитался особенно приморскими общинами и, видимо, был покровителем рыбаков; его изображали в виде человека-рыбы; он считался в то же время культурным героем и в мифах изображается как защитник людей от других богов. В эпоху политического объединения страны названные три бога почитались как великие общенародные божества. За ними закрепились эпитеты: Ану — непостижим и далек, Энлиль — могуч и царствен, Эа — мудр и свят.

Бог Эа в виде человека-рыбы

Между этими и местными божествами жрецы стали устанавливать генеалогические связи. Нингирсу был объявлен сыном Энлиля, богиня Иннина (покровительница Халлаба) — дочерью Сина, позже — супругой Ану и т. д. Таким образом, уже в шумерийскую эпоху, до вторжения семитических народов — аккадийцев, аморреев, шел процесс формирования пантеона богов из прежних божеств-покровителей общин. Сюда вплетались и черты олицетворения сил природы, и черты культурных героев.

Интересно, что изображения богов уже в самую раннюю эпоху по большей части антропоморфны. В отличие от Египта, Месопотамия почти не знала зооморфных богов; исключением является тот же Эа, изображавшийся как человек-рыба. Почти не знала Месопотамия и культа животных — опять-таки не в пример Египту. Вообще следы тотемизма здесь мало заметны. Были, правда, священные животные — быки, змеи. Кстати, священные быки часто изображались с человеческими головами, тогда как в Египте, напротив, боги зачастую изображались в виде человека, но с головой животного.

 

Семитическая эпоха. Возвышение Вавилона. Мардук

Первоначальные шумерийские образы богов очень трудно очистить от последующих семитических наслоений. В семитическую эпоху (с середины третьего тысячелетия до н. э.) древнешумерийские божества были сохранены в значительной мере под своими прежними именами. Но появился и ряд новых богов с семитическими именами. Иногда эти семитические имена давались старым шумерийским богам, а некоторые из них долго сохраняли оба имени. Так, богиню Иннину стали называть Иштар (у аккадийцев — Эштар, у ассирийцев — Истар, у западных семитов — Аштарт, Астарта); бог Ларсы Уту, связанный с солнцем, получил название просто Шамаш — солнце (у евреев — Шемеш, у арабов — Шамс, у аморреев и ассирийцев — Самсу, Самас); некоторые из семитических народов (финикийцы, южные арабы) олицетворяли это солнечное божество в женском образе. Бога Нингирсу переименовали в Нинурту (прежде читали "Ниниб"). По своему происхождению эти и другие божества семитического пантеона были все же покровителями отдельных общин: Нан-нар — он же древний Син — покровитель г. Ура; Нинурта (Ниниб, прежний Нингирсу) — Лагаша; Набу — г. Борсиппы; Нергал (подземное божество смерти) вначале был местным патроном г. Куту.

Со времени возвышения г. Вавилона, с начала второго тысячелетия до н. э., выдвигается на первое место покровитель Вавилона бог Мардук. Он ставится во главе сонма богов. Жрецы вавилонских храмов сочиняют мифы о первенстве Мардука над другими богами. Мало того, они пытаются создать нечто вроде монотеистического учения. Существует-де вообще только один бог Мардук, все другие боги — это лишь разные его проявления: Нинурта — Мардук силы, Нергал — Мардук битвы, Энлиль — Мардук власти и т. д. В этом тяготении к монотеизму отразилась политическая централизация: вавилонские цари как раз прибирали к рукам все Двуречье и становились самыми могущественными повелителями Передней Азии. Но попытка введения монотеизма не удалась, вероятно из-за сопротивления жрецов местных культов, и прежние боги продолжали почитаться.

 

Обожествление царей

Как и в других древневосточных государствах, в Двуречье сами носители власти становились предметом религиозного поклонения. Шумерийские патеси были одновременно жрецами богов. Цари объединенного Двуречья, начиная с Саргона, претендовали на особую близость к небесным богам: они считались любимцами, ставленниками богов, правили от их имени. На барельефах цари обычно изображались лицом к лицу с богами либо носили божеские атрибуты. На стэле Нарамсина царь изображен в рогатом головном уборе как божество. На стэле с кодексом законов Хаммурапи царь стоит перед богом Шамашем и из его рук получает законы.

Вавилонские и другие жрецы поддерживали культ царей, ибо этот культ им самим обеспечивал устойчивость привилегированного положения. Они не соперничали с царями, как это порой делали египетские жрецы.

 

Народные земледельческие культы. Умирающие и воскресающие боги

Наряду с официальным культом богов-покровителей государства и культом царей сохранялись и другие, несомненно глубоко древние и чисто народные культы. Прежде всего, земледельческий культ божеств растительности и плодородия. Почиталось женское божество, богиня плодородия, известная под тем же именем Иштар, как и богиня-покровительница одного из шумерийских городов, и потому впоследствии с ней, видимо, слившаяся. Как и другие аналогичные женские божества плодородия, Иштар обнаруживала и черты эротической богини: например, в тексте древней поэмы о Гильгамеше этот герой сурово упрекает ее в сладострастной жестокости к своим любовникам. Мужским дополнением Иштар был бог Думузи (более известный под другим именем — Таммуз) — олицетворение растительности. Существовал миф о его гибели, нисхождении в подземный мир и возвращении на землю, но миф этот известен только по отрывкам. Думузи мифологически рассматривался как сын водяного божества Апсу, и полное имя его — Думузи-Апсу, что значит истинный сын Апсу. Был обычай оплакивать погибшего Думузи; это делали женщины. Сохранился текст плача Иштар по погибшему возлюбленному Думузи: "Господь судьбы больше не живет, господь судьбы больше не живет... Супруг мой больше не живет... Господь земных недр больше не живет... Тот, кто лелеет ростки в земле, больше не живет, владыка земной силы больше не живет..." и т. д. Летний месяц (июнь — июль) был посвящен Думузи.

Богиня Иштар

Из всего этого видно, что Думузи — земледельческое божество, смерть и воскресение его — олицетворение земледельческого процесса (параллель египетскому культовому мифу об Осирисе и Исиде).

Любопытно, что вавилонские жрецы пытались перенести культ погибающего и воскресающего Думузи на своего Мардука: в одном тексте именно Мардук (Бэл) гибнет у ворот подземного царства и жена-богиня возвращает его к жизни.

Семиты назвали Думузи-Таммуза Господином — Адони (в греческой и латинской форме — Адонис), культ его впоследствии широко распространился по всей Передней Азии. Еще еврейский пророк Иезекииль видел в Иерусалиме "женщин, плачущих по Таммузе" (Иезек., гл.8, ст. 14), вероятно это были женщины-вавилонянки. А "садики Адониса", с быстро прорастающими растениями, еще гораздо позднее разводились в странах Востока. Обычай этот исследовал Фрэзер.

 

Жречество и организация культа

Уже в древнейшую эпоху в связи с объединением общин и образованием первых государств складывается обособленное сословие жрецов. Жрецы — прислужники храмов, владевших значительными богатствами, представляли собой очень влиятельный общественный слой. Происходили они обычно из знатных фамилий. Звание жреца было наследственным. Одним из ритуальных требований, предъявлявшихся к кандидатам в жрецы, было требование, встречающееся во многих религиях, — не иметь физических недостатков.

Наряду с жрецами существовали и жрицы, а также храмовые прислужницы. Многие из них были связаны с культом богини любви Иштар, практиковали храмовую проституцию (иеродулы) и предавались оргиастическим культам. С другой стороны, той же Иштар служили жрецы-евнухи, носившие женские одежды, исполнявшие женские пляски.

Культ вообще был строго регламентирован. Вавилонские храмы, обычно в форме ступенчатых башен (зиккураты), были весьма внушительным зрелищем; они послужили поводом к созданию еврейской легенды о построении Вавилонской башни.

Жрецы были в то же время учеными. Они монополизировали знания, которые были необходимы для ведения организованного ирригационно-земледельческого хозяйства. Чтобы следить за сезонными разливами рек, необходимо было систематически наблюдать за движением небесных светил. Поэтому в Вавилонии очень рано развилась астрономическая наука, не уступавшая египетской. Наблюдения велись жрецами с высоты их башен-храмов.

Зиккурат — ступенчатая башня-храм в г. Уре. Реставрация

Ориентировка знаний на небо, необходимость непрерывных наблюдений за светилами, а также сосредоточение этих наблюдений в руках жрецов — все это отразилось существенным образом на религии и мифологии народов Месопотамии. Довольно рано начался процесс астрализации божеств. Боги и богини, местные покровители, стали ассоциироваться с небесными светилами. Возможно, конечно, что астральные черты, элементы олицетворения небесных явлений, входили в образы богов как составная часть и в самую начальную эпоху, еще до развития астрономических знаний. Ведь недаром и само понятие "бог" изображалось в вавилонском клинописном письме идеограммой, означающей звезду, и этот знак в качестве детерминатива сопровождал каждое имя бога или богини. Когда же стали накапливаться астрономические знания, а из разрозненных образов богов составился целый пантеон, жрецы распределили между богами в систематическом порядке отдельные небесные светила и другие явления: произошла астрализация богов. Бог Ларсы Уту, видимо искони связывавшийся с солнцем, стал под именем Шамаш (солнце) почитаться по всей стране; бог Ура-Син был отождествлен с луной; другие великие боги — с планетами: Набу — Меркурий, Иштар — Венера, Нергал — Марс, Мардук — Юпитер, Нинурта — Сатурн. Кстати, именно из Вавилонии этот обычай называть небесные светила, особенно планеты, именами богов перешел к грекам, от них к римлянам, и римские (латинские) имена богов сохранились в названиях этих планет вплоть до наших дней. Месяцы года тоже посвящались богам.

Эта астральная ориентировка религии Вавилона повлияла и на создание календаря, 12-ричной системы времяисчисления, унаследованной впоследствии европейцами. Вавилонские жрецы приписывали числовым отношениям отрезков времени и делениям пространства священное значение. С этим связано появление священных чисел — 3, 7, 12, 60 (5Х12) и др. Эти священные числа тоже были унаследованы европейскими и другими народами.

 

Мифология

Уже в древнейшую эпоху в Вавилонии существовали космогонические мифы. Особенно интересен один мифологический текст, изложенный в сохранившейся серии семи глиняных табличек; он носит условное название по начальным словам — "Энума элиш" (буквально — когда вверху). В мифе рассказывается о начале мира, о богах и их борьбе за мироустройство.

Когда вверху небеса еще не были названы, а внизу суша (?) имени не имела, были только Апсу изначальный, отец их, Мумму и Тиамат, что родила всех богов, воды их сливались воедино... Полей еще не было, болот не встречалось, богов еще не было ни одного, тогда были созданы боги посреди неба, Ламму и Лахаму получили бытие... [193]

Здесь говорится о первобытном хаосе — Апсу. Это, быть может, мужское олицетворение подземной бездны и подземных вод. Тиамат — женское олицетворение той же бездны или первобытного океана, соленой воды, изображавшееся в виде четвероногого чудовища с крыльями. Мумму — подчиненный им дух. Ламму и Лахаму — видимо, мифологически старейшая пара богов. Далее в мифе рассказывается о борьбе народившихся богов с силами хаоса. Самый интересный эпизод в этой борьбе — момент, когда Тиамат поднимает свои страшные полчища против богов, против зарождающегося мирового порядка. Боги в страхе не решаются выступить против чудовища. Один только Мардук отваживается на бой и берется защитить богов, но с условием, что боги признают его первенство перед всеми другими. Он действительно, после жестокой борьбы, побеждает и убивает чудовищную Тиамат, рассекает ее тело, создает из его частей небо и землю. Отныне Мардук — первый между богами. Миф этот, созданный несомненно вавилонскими жрецами, призван был оправдать первенство их бога Мардука над богами других подчиненных городов.

Бой бога Мардука с богиней тьмы и бездны Тиамат

В других мифологических текстах говорится о создании первого человека по имени Адапа (его создал бог Эа), о потере этим первым человеком бессмертия, то есть о происхождении смерти (Эа хотел наделить Адапу бессмертием, но тот вследствие своей ошибки не получает его).

Некоторые интересные мифологические мотивы содержатся в знаменитом эпосе о Гильгамеше — древнейшем из дошедших до нас эпосов. Не касаясь содержания этого эпоса в целом, обратим внимание только на один эпизод: встречу героя Гильгамеша на краю света, за "водами смерти", со своим предком Ут-Напиштимом. Последний рассказывает Гильгамешу о страшном потопе, посланном богами и затопившем всю землю; от потопа спасся только он, Ут-Напиштим, с семьей и с животными, построив корабль по совету Эа. Этот мифологический мотив и отдельные его детали очень напоминают известное библейское сказание о потопе, которое явно и было заимствовано евреями от вавилонян.

 

Демонология и заклинания

Наряду с представлениями о небесных богах и культурных героях в религии народов Двуречья крупную роль играли чрезвычайно древние верования о многочисленных низших духах, по большей части злых, губительных. Это духи земли, воздуха, воды — Анунаки и Игиги, олицетворения болезней и всяких несчастий, поражающих человека. Для борьбы с ними жрецы составили множество заклинаний. Наиболее опасными считались "семь духов бездны", виновники всяких болезней. В заклинаниях перечисляются их имена и их специальности: Ашак-ку поражал голову человека; Намтару — горло, злой Утукку — шею, Алу — грудь и т. д. Вот одно типичное заклинание против "семи духов бездны":

Семеро их, семеро их, в подземной бездне семеро их... В недрах подземных бездны взращены они, ни мужского они пола, ни женского... Они — разрушительные вихри, жен они не берут, детей не рождают, жалости и сострадания они не знают, молитв и просьб они не слышат... Они — вскормленные на горах кони, враждуют они с Эа, могучи среди богов они, становятся на дороге, приносят горе в пути. Злые они, злые они... Семеро их, семеро их и еще раз семеро их... [194]

Для защиты от злых духов помимо многочисленных заклинательных формул широко употреблялись амулеты-апотропеи (обереги). В качестве апотропея против злого духа применялось, например, его собственное изображение, настолько отвратительного вида, что, увидев его, дух должен в страхе убежать.

 

Магия и мантика

Практиковались и весьма разнообразные чисто магические обряды. Описания их вместе с текстами заклинаний-заговоров дошли до нас в большом количестве. Среди них известны обряды лечебной и предохранительной, вредоносной, военной магии. Лечебная магия была перемешана, как это обычно и бывает, с народной медициной, и в сохранившихся рецептах нелегко отделить одно от другого; но в некоторых из них магия выступает вполне отчетливо. Вот пример магического рецепта против глазной болезни: "Из черной шерсти, из белой шерсти с этой стороны ты спрядешь; 7 и 7 узлов ты завяжешь; заговор ты прочтешь; узел из черной шерсти ты привяжешь на больной глаз, узел из белой шерсти ты привяжешь на здоровый глаз и..."

А вот фрагмент текста, описывающего обряд военной магии: "Когда враг против царя и его страны... царь должен идти справа от войска". (Принеся жертву) "ты сделаешь из сала изображение врага и повернешь при помощи улинну (?) его лицо на спину (чтобы обратить его в бегство)". Вероятно, после этого фигура врага сжигалась или уничтожалась как-нибудь иначе; обычно колдуны сжигали, топили, зарывали в землю, замуровывали изображение своей жертвы, но это уже не военная, а вредоносная магия.

Чрезвычайно развита была в Вавилонии система мантики — различных гаданий. Среди жрецов были особые специалисты-гадатели (бару); к ним обращались за предсказаниями не только частные лица, но и цари. Бару толковали сны, гадали по животным, по полету птиц, по форме масляных пятен на воде и т. п. Но особенно характерным приемом мантики в Вавилонии было гадание по внутренностям жертвенных животных, особенно по печени. Техника этого последнего способа (так называемая гепатоскопия) была разработана до виртуозности, каждая часть печени имела свое название, существовали графические схемы, глиняные модели человеческой печени с гадальными знаками. Впоследствии эта техника была заимствована — вероятно через хеттов и этрусков — римлянами.

 

Представления о загробной жизни

Представления о загробной жизни были в вавилонской религии весьма смутны. По господствовавшим поверьям души умерших идут в подземный мир, где ведут унылую жизнь без всякой надежды. Идеи загробного воздаяния вавилонская религия не знала. Даже представления о неодинаковости судьбы душ за гробом были, в отличие от египетской религии, не разработаны. Вся религия народов Месопотамии была ориентирована на земную жизнь, она не обещала человеку награды или утешения в потустороннем мире. Это очень характерно. Ведь и египетская религия лишь в слабой степени и лишь в позднейшее время давала человеку какое-то утешение, какую-то надежду на лучшую жизнь за гробом в награду за заслуги в этой жизни. На раннем этапе истории классовых обществ, как и в доклассовом обществе, этот момент утешения загробной наградой вообще обычно отсутствует; он появляется лишь позже, в связи с гораздо более обострившимися классовыми противоречиями.

 

Ассирийская эпоха

В эпоху Ассирийской империи (VIII-VII вв. до н. э.) религиозная система Месопотамии изменилась мало. Ассирийцы не внесли почти ничего нового ни в экономический уклад, ни в культуру. Они лишь заимствовали у покоренного вавилонского населения его высокую культуру, письменность, а также и религию. В эпоху ассирийского владычества господствовали те же шумеро-вавилонские боги. Могущественное вавилонское жречество сохранило свои позиции. Завоеватели-ассирийцы учились у него мудрости и накопленным знаниям, переписывали религиозные тексты, мифы, заклинания. Значительная часть шумеро-вавилонских религиозно-мифологических текстов дошла до нас как раз в ассирийской редакции, они хранились в знаменитой "библиотеке Ашшурбани-пала". Но пантеон богов был пополнен племенными и национальными божествами самих ассирийцев. Их племенной бог Ашур (Ассур) — типичный бог-воитель — превратился в официального покровителя государства, что нисколько, правда, не помешало сохранению культа всех прежних богов. Широкому распространению культа Ашура мешало то, что ассирийские жрецы никогда не пользовались таким могуществом, как вавилонские. Главным служителем Ашура считался сам царь, якобы находившийся под особым покровительством этого бога. Культ Ашура был чисто государственный. Среди ассирийцев был популярен и культ бога грозы Раммана (он же Адад).

Бог грозы Рамман

Интересно, что ассирийцы пытались придать некоторым вавилонским божествам черты, более соответствующие воинственному характеру ассирийского народа. Богиня плодородия и любви мягкая Иштар превратилась у них в грозную воительницу.

С крушением ассирийского владычества быстро сошли на нет боги-покровители Ассирии, и прежде всего Ашур. От ассирийского наслоения в религии Месопотамии не осталось и следа.

 

Наследие вавилонской религии

Сама же вавилонская религия держалась долго и прочно, может быть, потому, что она была связана с действительно обширными знаниями вавилонских жрецов, особенно в области астрономии, времяисчисления, метрологии. Вместе с этими знаниями вавилонская религиозно-мифологическая система распространилась и за пределы страны. Она повлияла на религиозные представления евреев, неоплатоников, ранних христиан. В античную и раннесредневековую эпоху вавилонские жрецы считались хранителями какой-то небывалой, глубокой мудрости. Особенно много ядовитых семян оставила вавилонская демонология: вся средневековая европейская фантасмагория о злых духах, вдохновлявшая инквизиторов на их дикие преследования "ведьм", восходит преимущественно к этому источнику.

 

Начатки философского сомнения и свободомыслия

Вопреки абсолютному засилью религиозной идеологии в шумеро-вавилонском обществе обострение классовых противоречий пробуждало в образованных людях и зачатки свободной мысли, зародыш будущей критики и отрицания религии. В богатой вавилонской литературе можно найти некоторые проблески критического взгляда на религиозные традиции. В одном философском тексте — о "невинном страдальце" — автор его ставит вопрос о несправедливости порядка, при котором божество наказывает человека без всякой егo вины и никакие религиозные ритуалы ему не помогают. В другом столь же пессимистическом произведении — "Разговор господина с рабом" — говорится о тщетности надежд на что бы то ни было в мире, в том числе и на божескую помощь, на продолжительность жизни, на загробную награду.

 

§ 2. Религии народов Малой Азии, Сирии и Финикии

 

Религия хеттов

Малая Азия издавна была населена племенами, говорившими на языках, родственных яфетическим кавказским языкам. Там жили хурриты, хатты и др. Они находились под длительным культурным влиянием народов Двуречья. С начала второго тысячелетия до н. э. в Малую Азию проникают и первые индоевропейские племена — неситы, лувийцы и др. К тому же времени относится образование первых сильных малоазиатских государств — Митанни (где население было хурритским) и Хеттской державы (где преобладание получили индоевропейцы-неситы). Хотя население было разноязычным, всю культуру Малой Азии той эпохи называют иногда в широком смысле хеттской. Историю ее можно разделить на три периода: протохеттский (доиндоевропейский, примерно до XVIII в. до н. э.), собственно хеттский (индоевропейский, приблизительно совпадающий со временем Хеттской державы, около XVII-XIII вв. до н. э.) и новохеттский (после ее падения). Однако источники не позволяют отчетливо разграничить религиозные верования населения по этим периодам.

Вначале в религии хеттских племен преобладали, видимо, культы местных (племенных, общинных, городских) богов-покровителей. Даже в сравнительно позднее время в договоре хеттского царя с Рамзесом II есть ссылка на "тысячу богов и тысячу богинь страны хеттов". Из них некоторые получили более широкое признание: еще с протохеттской эпохи известна солнечная богиня Аринна. После объединения страны был установлен культ главного государственного бога Тишуба (Тегауба) — бога грозы — и его супруги Хебат (отождествленной с Аринной). Символами-атрибутами Тишуба были двойной топор (позже занесенный на Крит и присвоенный Зевсу) и двуглавый орел (впоследствии через Византию попавший в ряд стран, в том числе и на Русь, в качестве государственного герба). Были и другие общегосударственные боги.

Хеттский царь считался священной особой и выполнял функции главного жреца. На барельефах царь изображался рядом с богами.

Изображение бога Аттиса с поднятыми руками перед самооскоплением

Государственный культ вобрал в себя и древнюю народную земледельческую религию, которая состояла прежде всего в почитании Великой матери — богини плодородия. Неизвестно, какое имя она носила у хеттов, но впоследствии малоазийская Великая мать называлась Ма, Реей, Кибелой. У нее был (как и в Вавилонии и Египте) мифологический партнер или супруг — молодой бог плодородия, впоследствии его именовали Аттисом. Культ этих божеств был оргиастическим и включал в себя, с одной стороны, храмовую проституцию, с другой — изуверское самооскопление жрецов. Видимо, для мифологического оправдания этого варварского обычая был создан миф о том, что юный и прекрасный Аттис оскопил себя, чтобы избежать любовных преследований богини-матери, и умер под сосной (сосна считалась священным деревом Аттиса). Он был затем воскрешен любившей его богиней. Празднование смерти и воскресения Аттиса приходилось на весеннее время (март). Впоследствии этот ритуал был заимствован раннехристианскими общинами и превратился в ритуал смерти и воскресения Христа. Что этот народный по происхождению земледельческий культ был действительно сделан государственным, видно из большого рельефа на скале Язиликая (близ древней хеттской столицы), где изображена сцена встречи Великой матери со своим возлюбленным — богом плодородия; богиню сопровождает грозовой бог Тишуб; там же изображен и царь, взирающий на эту сцену.

 

Религия халдов (урартов)

Население страны Урарту (иначе Наири, Ванское царство, Биайна), расположенной вокруг Ванского озера, было издавна связано культурными сношениями с Двуречьем, Малой Азией и Закавказьем. Язык населения (яфетической семьи) был близок к хурритскому. В IX-VII вв. до н. э. там существовало государство, оставившее немало культурных памятников. Население его — урарты, халды — впоследствии влилось в состав картвельского (грузинского), а частью армянского населения Закавказья.

О религии халдов известно мало. С образованием самостоятельного царства (IX в. до н. э.) был учрежден государственный культ национальных богов. Главным из них считался бог-небожитель Халд; исследователи полагают, что само название народа произошло от этого имени (народ бога Халда). Супругой Халда была богиня Багбарту (Уарубани). Почитался и хеттский грозовой бог Тешуб (Тейшеб) и другие боги. Все они считались прежде всего царскими богами, покровителями царя.

Религиозным центром государства был город Мусасир, где находился главный храм Халда. В этот храм урартские цари жертвовали богатую добычу, захваченную в походах. Жрецами храма были обычно родственники или приближенные царя. Были и святилища на открытом воздухе.

 

Религии Сирии и Финикии

Семитическое население Сирии и Финикии было по языку и происхождению связано с семитами Двуречья. Но здесь сложились иные условия: крупных государств здесь не было, преобладали самостоятельные торговые города-государства; большинство их располагалось по побережью Средиземного моря: Угарит, Библ, Сидон, Тир и др. В этих городах господствовала предприимчивая торгово-рабовладельческая аристократия, ведшая оживленные сношения с другими странами. Города враждовали между собой и по временам подчинялись сильным соседним государствам: хеттам, Ассирии, Египту. Все эти условия отразились и в религии финикийцев и сирийцев.

В каждом городе почитались местные божества-покровители, мужского и женского пола. Они по большей части не имели собственных имен (либо эти имена были табуированы и не дошли до нас), а фигурировали под нарицательными названиями: Эль — бог, Ваал (Баал) — владыка, Баалат — владычица, Адон — господин, Мелек (Молох) — царь. Иногда названия богов все же индивидуализировались, получали местные отличия: в Тире почитали Мель-карта (царь города), в Библе — Баалат-Гебал ("владычица Гебала", то есть Библа) и пр. В Карфагене (финикийская колония) главными божествами были богиня Танит и Баал-Хаммон.

Сношения с соседними странами привели к заимствованию чужих культов и даже имен богов: почиталась Астарта (Аштарт) — вавилонская Иштар; из Вавилонии же был принесен, очевидно, культ Адониса; ассирийский Адад (Рамман) почитался в Сирии под именем Хадада.

Статуя финикийского бога (Молоха?) с острова Кипра

Культ был сосредоточен в храмах и отличался большой пышностью. Из постоянных пожертвований в храмах скапливались большие сокровища. Жрецы храмов представляли могущественные корпорации, но только в своем городе; поэтому они не могли своего местного бога возвысить над богами других городов, как это было в централизованных государствах — Вавилонии, Египте и др. Жрецы требовали жестоких кровавых жертв. В важные моменты (во время войны и т. п.) приносили человеческие жертвы, и не только из числа пленных. У почитателей бога требовали самое дорогое: у родителей отнимали новорожденных детей, особенно первенцев, и убивали их перед изображениями богов. Об этом кровожадном обычае говорят не только свидетельства тогдашних писателей, он подтверждается и археологическими находками — большими скоплениями детских костей близ остатков алтарей в храмах. Имя финикийского бога Молоха стало нарицательным обозначением свирепого бога, пожирателя человеческих жизней. Есть мнение, что самое имя Молох произошло от слова "molk", означавшего принесение в жертву детей. Быть может, ни в какой другой стране культ богов не достигал такой бесчеловечной жестокости, как в финикийских городах.

Боги у финикийцев иногда изображались в человеческом виде, иногда в образе быка или иного животного либо просто в виде конического или иной формы камня.

Советский исследователь Б. А. Тураев обратил внимание на тот любопытный факт, что, хотя финикийцы были морским народом, в их культе не отразилось почти ничего связанного с морем. Божества их не были покровителями мореходства, морской торговли. Они были вполне сухопутные, больше того, они связаны скорее со скотоводческим бытом: отсюда боги-быки. Тураев сделал отсюда вывод, что "финикийские и вообще хананейские божества вышли из пустыни". Если это так, то перед нами лишнее свидетельство того, что сами почитатели этих богов, семиты Финикии, пришли некогда из глубины страны.

 

Религия народов Ирана развивалась весьма своеобразными путями и приняла формы, во многом непохожие на религии других народов Древнего Востока.

Эта религия называется в науке по-разному: маздаизм — по имени главного бога Агура-Мазды; зороастризм — по имени легендарного основателя религии пророка Зороастра (Заратуштры); религия Авесты (авестизм) — по названию главной священной книги; огнепоклонство — по особой роли огня в этой религии. Позднее ответвление иранской религии получило название митраизма — по имени бога Митры. Сохраняющаяся поныне уже в сильно измененном виде у парсов Северо-Западной Индии та же религия называется иногда парсизмом.

 

Авеста

Изучение истории религии Ирана очень затрудняется состоянием источников. О религии древних персов сообщали отрывочные и мало надежные сведения тогдашние греческие писатели — Геродот и др. Более достоверные, но еще более отрывочные данные содержатся в надписях царей Ахеменидов (VI-IV вв. до н. э.). Гораздо более полный, очень обильный материал заключается в религиозных текстах самих персов, в их древней священной книге Авесте, которая и является главным источником изучения древнеиранской религии.

Но Авеста — памятник, очень трудный для изучения. Так как уже с VII в. н. э., после арабского завоевания, персы и другие народы Ирана были почти целиком обращены в ислам, приверженцы старой религии, бежав из Ирана, удержались главным образом в Западной Индии, в районе Бомбея; это так называемые парсы. В Европе только в XVIII в. стало известно, что у парсов сохранились древние священные книги иранцев. В Оксфорде с 1723 г. хранится привезенный из Индии список, но никто не знал, как его читать. Один француз, энтузиаст науки, Анкетиль Дюперрон отправился в 1754 г. в Индию с целью найти священные книги персов и научиться их читать; ему после многолетних поисков и трудов это удалось. В 1771 г. он издал (в Оксфорде) французский перевод Авесты; вскоре появился немецкий перевод. Ученые долго спорили о подлинности, о ценности, о древности новооткрытых текстов. Исследованием их занимались французы Сильвестр де-Саси, Эжен Бюрнуф, немцы Фридрих Шпигель, Гельднер, Якоб Дармштеттер, Бартоломе, Фриц Вольф; в России — Б. А. Тураев, позже В. В. Струве и др.

Выяснилось, что Авеста состоит из отдельных частей неодинаковой древности. Древнейшие ее части — гати, включенные в основную книгу Авесты — Ясну (книгу гимнов и молитв), восходят, видимо, к древнейшей эпохе, еще до династии Ахеменидов; они написаны на древнеперсидском языке (зендском, или языке Авесты), еще очень близком к древнеиндийскому языку Вед. Позднейшие части написаны на пехлевийском (среднеперсидском) языке, каким говорили в эпоху Сасанидов (III-VII вв. н. э.): это Вендидад (своего рода ритуальный кодекс иранских жрецов), а также Яшт (молитвы), Висперед (молитвы, обращенные к "начальникам") и др. Самая поздняя часть Авесты — Бундегеш — легендарная история основателя религии Заратуштры и пророчество о конце мира. По преданию, Авеста включала в себя 21 разное сочинение, но они далеко не все сохранились.

Вследствие этих многовековых наслоений трудно установить, что в иранской религии является древним, а что более поздним.

Неясен и вопрос о месте ее происхождения. Некоторые исследователи, например Дарштеттер, считали, что Авеста была составлена в Северо-Западном Иране, в Мидии, и проповедуемая в ней религия была вначале племенной религией индийцев. Но более правдоподобно мнение других ученых: что родина Авесты — Северо-Восточный Иран, Бактрия (теперешние Афганистан и Таджикистан); в пользу этого говорят и легенды о Заратуштре, и данные языка. В самом тексте Авесты упоминаются только местности и города Восточного Ирана. Немецкий иранист Гертель и советские ученые В. В. Струве, В. И. Абаев — недавно выдвинули предположение, что первоначально было две разные религии: в Восточном Иране (Бактрии) — религия Авесты, а в Западном (Мидии и Персии) — религия магов, о которой рассказывает Геродот и другие греческие писатели; этим объясняется некоторое расхождение между данными Геродота и текстом Авесты. Позже, при образовании монархии Ахеменидов, обе религии слились воедино. Этот взгляд, однако, отвергается советским историком И. М. Дьяконовым.

На основании всех прежних и новых исследований картина исторического развития религии иранцев представляется так.

 

Древнейшая религия иранских племен

Отделение древнеиранских племен от древнеиндийских произошло, видимо, во втором тысячелетии до н. э. В эту эпоху религиозные верования обеих племенных групп были сходны, как сходны были и их языки: некоторое понятие о них дает религия индийских Вед. В Авесте есть указания на культ духов умерших предков — фраваши (позднейшие фервер). Подобно древним индийцам, иранцы чтили священных животных — корову, собаку, петуха. У них существовал культ огня, почитание священного напитка хаома (индийское сома). Соответственно индийским асурам — древнейшим богам — иранцы чтили духов агуров (Ahura); напротив, дэвы, ставшие в Индии в дальнейшем главным предметом культа, у иранцев считались злыми духами. Совпадали и некоторые имена богов: солнечное божество Митра, злой дух Андра (соответствует ведическому Индре), культурный герой Йима, первый пастух и законодатель людей (соответствует ведическому Яме).

На этой архаической основе у иранцев в дальнейшем и развилась совершенно своеобразная религия — маздаизм, или зороастризм.

 

Маздаизм

Составление Авесты приписывается, как уже говорилось, пророку Заратуштре (греческая форма — Зороастр), легендарной личности; время жизни его относят к VI в. до н. э. По преданию, он жил при царе Виштаспе. Это имя созвучно с именем отца царя Дария — Гистаспа, который, однако, царем не был. Другие относят время жизни Заратуштры к гораздо более раннему времени. Достоверно не известно даже, существовала ли вообще такая личность.

Основная идея Авесты — это резкий дуализм светлого и темного начал в мире. То и другое олицетворяется в образах духов света и добра — агуры, и духов тьмы и зла — дэвы. Во главе светлых духов стоит Агура-Мазда (в ахеменидских надписях — Аурамазда, в греческой передаче — Ормузд). Ему противостоит глава духов тьмы — Ангра-Майныо (у греков Ариман). Имя последнего, однако, в древнейших текстах — гатах — не упоминается, там оно заменено словами "дарванд", "даруж" (лжец). Имя Ангра-Майнью впервые появляется в 25-м гимне Виспереда. Рядом с Агура-Маздой стоят шесть второстепенных светлых духов — амеша-спента (бессмертные святые). Ниже их — множество светлых духов, или ангелов, — язатов (в позднейшем произношении — изедов, йездов): это олицетворения либо чистых стихий (неба, солнца, воздуха, ветра, огня, воды и пр.), либо нравственных качеств. Им всем противостоит такое же количество духов тьмы — дэвов, из числа которых тоже выделяются шесть великих демонов зла: Андра (сравнимый с Индра у индийцев), Эшмо (это имя в греческой форме — Асмодей перешло впоследствии в Европу, как одно из имен дьявола) и др.

Оба великих духа (бога) признаются равноправными творцами всего существующего. Но Агура-Мазда создал все светлое, чистое, разумное, полезное для людей, а Ангра-Майнью, напротив, все злое, нечистое и вредное. Светлый бог создал возделанную землю, темный — пустыню; первый создал домашних животных, второй — диких зверей, хищных птиц, гадов, насекомых; чистые стихии — земля, вода, особенно огонь — созданы Агура-Маздой, болезни, смерть, бесплодие — Ангра-Майнью. Дуализм этот имеет и яркую этическую окраску: Агура-Мазда — дух правды, мудрости, добра, Ангра-Майныо — дух лжи, зла, моральной нечистоты.

Между светлым и темным началом с исконных времен идет непримиримая борьба. В этой борьбе участвуют и люди. Авеста призывает всех стать на сторону светлых духов, сделаться поклонниками Агура-Мазды и бороться с дэвами, со всем тем, что ими порождено, со всем нечистым. Наградой за это будет счастливая жизнь.

В 3-м гимне Ясны это мировоззрение выражено очень отчетливо: "Вначале существовали два гения, наделенных различной деятельностью, добрый и злой дух, в мысли, в слове, в действии. Выбирайте между ними двумя; будьте добры, а не злы... Выбирайте один из этих двух гениев: гения лжи, делающего зло, или гения истины и святости. Всякий, кто принимает первое, готовит себе самую печальную участь; кто принимает второе, чтит верно и действительно Агура-Мазду в его делах".

В 12-м гимне Ясны излагается как бы исповедание веры маздаиста: "Я проклинаю дэвов. Как почитатель Мазды, как последователь Заратугатры, принесу я обет, быть врагом дэвов, исполнять учение Агуры, превозносить амеша-спента, молиться амеша-спента. Благому, богатому сокровищами Агура-Мазде обещаю я все доброе и все лучшее, ему праведному, великолепному, величавому (подобает) рогатый скот, праведный рай, свет".

 

Дуализм и его корни

Такой резкий дуализм светлого и темного начал, составляющий основную мысль Авесты и всего маздаизма, представляет собой явление, для древних религий весьма необычное. Его не было в религиях Китая, Японии, Индии, слабо заметен он в религиях Египта и Двуречья. Своим столь подчеркнутым дуализмом иранская религия выделяется чуть не из всех религий мира.

Каковы корни, каково происхождение этого дуализма? Об этом много писали, но вопрос до сих пор не вполне ясен. Высказывалась мысль, что в дуализме Авесты отразились контрасты природы Ирана: благодатные земли оазисов и грозные стихийные силы, наводнения, землетрясения, песчаные бури пустыни. В таком объяснении есть какая-то доля истины, однако сводить все к одним природным контрастам, конечно, нельзя: ведь подобные контрасты известны в очень многих странах, но они не породили больше нигде такого дуализма, как в маздаистской религии. Другие ученые предполагают, что в основе дуалистического учения Авесты, в основе антагонизма Агура-Мазда — Ангра-Майнью лежит глубоко архаическая, первобытно-дуалистическая мифология, возводимая к мифу о братьях-близнецах. Эта мысль высказывалась еще Эдуардом Тэйлором. Советские ученые А. М. Золотарев, С. П. Толстов, соглашаясь с ним, видят корни самой дуалистической мифологии в дуально-экзогамной организации первобытного общества. Возможно, что какие-то отдаленные остатки этой первобытной мифологии влились в дуалистическую систему маздаизма, но это предположение не разъясняет ее происхождения: ведь в древнюю индо-иранскую (общеарийскую) эпоху еще не существовало дуализма света и тьмы, он, видимо, развился уже на иранской почве самостоятельно.

Наиболее правдоподобно, даже бесспорно, то, что в дуализме Авесты отразились прежде всего антагонизм и вражда между оседлыми земледельческими племенами и кочевниками-скотоводами. Первоначально это была, вероятно, рознь между близко родственными, но уже различавшимися по хозяйственному укладу группами племен: иранцами, перешедшими к оседлости и земледелию, и индо-арийцами, дольше сохранившими скотоводческий уклад. Рознь эта и приняла форму борьбы между поклонниками агуров (иранцы) и почитателями дэвов (индийцы). В дальнейшем жителям Ирана, особенно Восточного, приходилось вести упорную борьбу со степными среднеазиатскими племенами, постоянно на них нападавшими. Вот этот-то вековой конфликт оседло-земледельческого и кочевого скотоводческого укладов, взаимно дополнявших друг друга, и нашел отражение в виде образов братьев-близнецов и вековечных врагов Агура-Мазды и Ангра-Майнью.

В самой Авесте содержатся ясные на это указания. В 1-м фаргарде (главе) Вендидада сам Агура-Мазда в беседе с пророком Заратуштрой перечисляет созданные им страны и города: это все области земледельческого Ирана. В 3-м фаргарде Агура-Мазда отвечает на вопрос: какие места на земле самые лучшие? Такими оказываются те места, где есть пашни, посевы, оседлые поселения. На вопрос: "В чем зерно маздаистской религии?" — Агура-Мазда отвечает так: "Когда хорошо возделывается хлеб; кто сеет хлеб, тот возделывает Аша (Аша в Авесте — царство света и правды), тот ведет вперед маздаистскую религию". Интересно также упоминание в 19-м фаргарде, что Ангра-Майнью вторгся из северных стран, то есть из степей Средней Азии, которые как раз и находятся к северу от Ирана. В Виспереде говорится, что дэвы обитают в Мазендране, то есть на границе опять-таки сред-неазиатских степей.

 

Маздаизм при Ахеменидах и Сасанидах

Законченный свой вид дуалистическое вероучение приняло лишь с образованием монархии Ахеменидов, где оно стало государственной религией. Есть предположение, что приход к власти Ахеменидов (середина VI в. до н. э.) сопровождался своего рода религиозным переворотом. В индийскую эпоху (612-550 гг. до н. э.) господствующее положение в культе занимала жреческая каста магов, по происхождению одна из индийских племенных групп. Не совсем ясно, почитали ли маги и вообще мидийцы агуров или дэвов, или тех и других, еще не противопоставляя их друг другу. Свергнув власть индийских царей в 550 г. до н. э., персидские Ахемениды в противовес индийским магам стали опираться на жрецов Агура-Мазды — атраванов. Возможно, что тогда-то или незадолго до того и выступил в качестве реформатора Заратуштра. Достоверно известно, что маги возглавляли самое крупное восстание против Ахеиенидских царей (523 г.). Эти цари настойчиво провозглашали себя поклонниками Аурамазды: он выступает во всех ахеиенидских надписях как божественный покровитель царя. Напротив, враги царя, восстающие против него, обозначаются как "почитатели дэвов".

Особенно отчетливо это выражено в надписи царя Ксеркса, открытой в 1935 г. (опубликована Герцфельдом, лучше всего анализирована В. И. Абаевым). В надписи говорится: "Бог великий Аурамазда, который эту землю создал, который то небо создал, который человека создал, который Ксеркса царем сделал, единым над многими царями, единым над многими повелителями..." (далее перечисляются страны, подвластные Ксерксу. — С. Т.). "И среди этих (подвластных царю. — С. Т.) стран была такая, где прежде дэвы почитались. Потом по воле Аура-мазды я этот притон дэвов разгромил и Провозгласил: "Дэвов не почитай". Там, где прежде дэвы почитались, там совершил поклонение Аурамазде и Арте небесной... То, что я сделал, все это я сделал милостью Аурамазды".

Человекообразное изображен не Агура-Мазды, соединенное с солнечным символом, увенчивает большую Бехистунскую надпись царя Дария и встречается на других ахеменидских памятниках.

Бог Агура-Мазда. Изображение над надписью царя Дария в Бехистуне

Итак, можно думать, что окончательное превращение дэвов, древних арийских племенных божеств, в злых духов произошло под влиянием политических причин. Культ Агура-Мазды призван был в первую очередь освятить религиозным ореолом царскую власть. Религиозная политика Ахеменидов была ловкой и осторожной: они не трогали тех культов, которые существовали в завоеванных ими семитических и других государствах Передней Азии и Египта; но в иранских странах они ввели строго централизованный культ Агура-Мазды и строго запрещали старый культ дэвов.

Этот религиозный централизм был еще более выражен в государстве Сасанидов (III-VIII вв. н. э.), где маздаистская религия превратилась в подлинную национальную религию иранцев: она была их национальным знаменем в борьбе против христианских государств Средиземноморья (Византии и др.), а позже — против мусульманского халифата. В эту эпоху Авеста и приняла свой полный вид.

 

Маздаистский культ

Практика маздаистского культа состояла в принесении жертв, обрядовых очищениях, поддержании священного огня и пр. Все это входило в обязанности жрецов — атраванов, которые монополизировали все отправление культа. Никто не имел права, помимо атравана, приносить жертвы. Практические предписания Авесты, изложенные главным образом в Вендидаде, сводятся прежде всего к соблюдению обрядовой чистоты и избеганию всего нечистого. Нечистым считалось преимущественно все связанное со смертью. Нечист был всякий труп. Он никоим образом не должен был соприкасаться с чистыми стихиями — землей, водой и особенно огнем. Отсюда специфика маздаистского способа погребения умерших.

Внутренний вид дакмы. Видны ниши для тел умерших

Чтобы труп не соприкасался ни с землей, ни с водой, ни с огнем, маздаисты оставляли его на растерзание хищным птицам. Для этого сооружались особые круглые башни — дакмы. Верх дакмы представлял собой ступенчатую воронку с колодцем посередине; тремя концентрическими кругами были там расположены углубления для тел умерших: наружный для покойников-мужчин, средний для женщин, внутренний для детей. Особые служители приносили туда и клали в эти углубления раздетые догола тела, которые очень скоро съедались коршунами; кости затем сбрасывались на дно колодца. По зороастрийскому учению, дакма — это место, где собираются дэвы и устраивают свои бесовские игрища. Верующие должны всячески избегать это проклятое место. Такие "башни молчания", как их называют, существуют и сейчас у современных последователей маздаизма — парсов.

 

Представления о загробном мире

Представления о загробном мире у маздаистов не были связаны с погребальной практикой. В отличие от египтян, у которых душа считалась неразлучной с телом, поклонники Агура-Мазды совершенно не интересовались телом умершего. Душа же покойного, по учению маздаизма, испытывала различную участь в зависимости от земной жизни. Благочестивые почитатели Агура-Мазды, выполняющие все требования религии, попадают после смерти в светлое место, в царство Агура-Мазды, в рай. Нечестивые, не верующие в Агура-Мазду, нарушившие запреты или совершившие непростительный грех, попадают в ад, в царство Ангра-Майныо. В конце мира души грешников и сам Ангра-Майнью будут окончательно истреблены.

Таким образом, маздаистское учение о загробной жизни представляет собой моральную идею воздаяния.

 

Этика маздаизма

Вообще этические черты в дуалистической религии Авесты видны довольно отчетливо. Бог света Агура-Мазда почти не имеет черт природного божества: он есть олицетворение добра, правды, мудрости; само слово "мазда" значит мудрый. Антагонист его Ангра-Майнью — дух зла, лжи, всяких пороков. Второстепенные божества тоже суть олицетворения главным образом моральных качеств: из шести "бессмертных святых" Вогу-Мано олицетворяет собой добрый разум, Аша-Вагишта — высшую святость, правду и счастье, Гарватат — благосостояние и здоровье и т. д. Такой подчеркнуто этический характер религиозных образов опять-таки заметно выделяет маздаистскую религию из числа других древних национальных религий.

Однако не следует идеализировать этическое учение маздаизма. Его этические понятия родились в определенных исторических условиях и довольно своеобразны. Главная добродетель праведного человека, с точки зрения Авесты, — пахать землю и сажать растения. Самые тяжкие грехи связаны с нарушением ритуальной чистоты. Три самых страшных, неискупимых греха, обрекающих душу человека на вечную погибель, — это сожжение трупа умершего, употребление падали в пищу и противоестественные половые пороки. Собственно моральные (в нашем смысле) предписания Авесты сводятся к туманным и расплывчатым принципам: надо быть праведным, делать добрые дела, говорить правду, не нарушать договоров и т. п. В награду за это обещается посмертное блаженство.

Своеобразен и еще один момент в маздаистском вероучении: судьба души после смерти ставится также в зависимость от веры человека в Агура-Мазду и добрых духов, от веры в догматы маздаизма. Таким образом, религиозные убеждения человека, его вероисповедание определяют посмертную судьбу его души. Это тоже неслыханно в древних религиях и приближает маздаизм к типу мировых религий, принадлежность к которым определяется не самым фактом рождения человека, а его убеждениями.

Итак, маздаизм, существенно отличаясь от других религий Древнего мира, представляет более высокую ступень развития религии вообще. Он был порожден конкретными условиями образования и развития иранских государств, резко обострившимися классовыми противоречиями, приближением кризиса рабовладельческого строя. Господствующие классы и связанное с ними жречество ощущали необходимость потушить протест угнетенных масс, дать им призрачное утешение в виде надежды на загробную награду и вместе с тем припугнуть угрозой загробного наказания.

 

Эсхатология

Маздаистская религия развила — в отличие от других древних религий — и эсхатологическое учение о конце мира и страшном суде. Это учение излагается в одной из поздних частей Авесты — Бундегеше. Конец мира, по этому учению, будет в том, что появится спаситель — Саошиант (по некоторым мифам это будет или сын Заратуштры, или новое воплощение его); он родится от девы и спасет человеческий род. Дух зла Ангра-Майнью будет окончательно сокрушен и наступит вечное царство Агура-Мазды.

 

Культ Митры

Несколько особняком стоял в зороастрийской религии один культ, имевший очень древние корни, но получивший самостоятельное значение, — культ Митры (Мифры). В древнейшую эпоху Митра (параллельно своему индийскому тезке) был, видимо, одним из олицетворений солнца, но в то же время был связан с моральными представлениями: "имя его означает верность. В древних текстах Авесты он не фигурирует, но среди народа он, видимо, пользовался почитанием. Царь Артаксеркс II (405-362 гг. до н. э.) узаконил его культ официально. В эпоху Парфянской (III в. до н. э. — III в. н. э.) и Римской империи (I-V вв. н. э.) культ Митры получил широкое распространение не только в Иране, но и в других странах: со времени походов Помпея (66-63 гг. до н. э.) культ этот был занесен далеко на запад, особенно широко распространившись в римских легионах. Во II и III вв. культ Митры был серьезным соперником христианства и сильно на него повлиял.

Митра изображался великим воителем, победителем мифического быка. День "рождения" его справлялся в период зимнего солнцеворота — 25 декабря; это подтверждает солнечную природу Митры. В то же время Митра считался спасителем.

 

Позднейшая судьба маздаизма

Оставаясь до самого мусульманского завоевания (VII в.) национальной религией Ирана, маздаизм в то же время приобрел, как мы видели, некоторые космополитические черты, что было связано особенно с образованием многонациональной империи Ахеменидов, а позже Сасанидов. Вследствие этого он оказал глубокое влияние на развитие мировоззрения в разных странах и в античную эпоху и в средние века. Еще в эпоху Ахеменидов маздаистские идеи проникли к евреям; в эпоху эллинизма и Римской империи они распространились по всему Средиземноморью (особенно через культ Митры) и составили существенный вклад в образование христианской идеологии. На почве своеобразного синкретизма маздаистских и иудео-христианских представлений в III в. развилось дуалистическое учение манихеев (о них будет речь позже); христианская секта несториан (с V в.) тоже испытала сильное влияние дуалистического мировоззрения; на той же идейной почве сложились в средние века христианские секты павликиан (с VII в.), богомилов (с X в.), катаров, альбигойцев и др. (XII-XIII вв.). В Передней Азии среди части курдов на основе маздаистского учения с примесью других религиозных верований образовалась секта иезидов (езидов), существующая поныне (иезид — от маздаистского названия ангелов — изед, йезд). Следы влияния маздаизма сохранились до новейшего времени у некоторых народов Кавказа, особенно в погребальном ритуале (например, гробницы-склепы у осетин, ингушей). Вплоть до начала XX в. существовал храм огнепоклонников в Баку. Как национальная религия маздаизм сохранился у немногочисленной группы гебров (огнепоклонников, буквально — неверных) в Иране, а главным образом, как уже говорилось вначале, у парсов в районе Бомбея и в Гуджерате (Западная Индия).

Парсов насчитывается около 115 тысяч. Руководителями их общин являются жрецы. Название высшего ранга жрецов — дастуры, простых священников — мобеды, низших служителей — гербады. Парсы — преимущественно торговцы. Общины их сплочены. Правила своей религии они соблюдают строго, особенно требование обрядовой чистоты. Молятся в храмах огня, хоронят своих покойников в дакмах.

 

Религия евреев — иудаизм — одна из немногих национальных религий древнего мира, сохранившаяся лишь с небольшими изменениями вплоть до наших дней. В общей истории религий иудаизм сыграл чрезвычайно большую роль, так как вошел весьма существенной частью в состав христианства и ислама — двух крупнейших современных мировых религий.

Иудаизм называют иногда также религией Моисея, Моисеевым законом (англичане говорят даже "мозаизм") — по имени легендарного законодателя евреев.

Естествен большой интерес к этой религии. Огромно количество посвященных ей сочинений. Но с этой же особой ролью иудаизма связана и большая трудность в изучении его истории. В странах Европы еврейская религиозная традиция, принятая в состав христианской традиции, долгое время считалась богооткровенной истиной, не подлежащей никакой критике. Многие свободомыслящие ученые поплатились жизнью за попытку усомниться в этой истине. Даже и сейчас для верующих евреев и христиан, особенно для католического и православного духовенства, основная священная книга евреев — Библия остается отнюдь не историческим источником, а предметом веры и преклонения, непререкаемым авторитетом, книгой, написанной по вдохновению святого духа. Вплоть до наших дней для церковников и реакционной буржуазии защита Библии от критики является составной частью их борьбы против всяких прогрессивных идей. Это и понятно. Ведь Библия по сие время остается важнейшим идейным защитником классового эксплуататорского строя.

С другой стороны, именно поэтому всякая критика и феодально-крепостнического и позже капиталистического строя, исходившая от прогрессивных общественных кругов, неминуемо включала и включает в себя также и критику Библии, а следовательно, еврейской религии. На этом поле вот уже более четырех веков идет ожесточенная борьба между силами прогресса и силами реакции. В ходе этой борьбы сложилась целая наука — библеистика.

Основной источник изучения древнееврейской религии — Библия. Других, независимых от нее источников почти нет. Библия — по-гречески означает "книги" (перевод еврейского соферим с тем же значением). Это не одно сочинение, а большое количество разных литературных произведений. Согласно традиции, они делятся на три большие группы.

Прежде всего это книги закона (по-еврейски Тора), или так называемое "Пятикнижие Моисея", — книги, составление которых приписывается легендарно-мифическому Моисею. Сюда входят: Бытие — рассказ о сотворении богом мира и человека, о жизни первых людей в раю, об их грехопадении и изгнании их из рая, о размножении человечества и его древнейшей истории, о всемирном потопе и о спасшемся от него Ное с семейством, о патриархах — родоначальниках еврейского народа — Аврааме, Исааке, Иакове, Иосифе с братьями, о поселении евреев в Египте; Исход — книга, которая повествует о жизни и деятельности законодателя евреев Моисея и об освобождении евреев из египетского плена, в ней содержатся знаменитые 10 заповедей бога (Исх., гл. 20, ст. 1-17) и другие религиозные предписания; Левит — религиозное законодательство; Числа — законодательство и история евреев после выхода из Египта и до завоевания Палестины ("земли Ханаанской"); Второзаконие — религиозное законодательство. К Пятикнижию примыкает книга Иисуса Навина, содержащая в себе рассказ о завоевании евреями "земли Ханаанской" под предводительством Иисуса Навина.

Вторую группу библейских книг составляют "исторические" книги, или "писания": это книга Судей, Руфь, четыре книги Царств (две книги Самуила и две книги Царей), две книги Паралипоменон (Хроник), книги Ездры, Неемии, Есфирь (Эсфирь), Иова, а также Псалтирь (Псалмы; книга религиозных гимнов, приписываемых царю Давиду), книга Притчей Соломоновых, Екклезиаст, Песни Песней.

Наконец, третья группа — это пророческие книги: пророков Исаии, Иеремии, Иезекииля, Даниила и книги 12 так называемых "малых пророков": Осии (Иосии), Иоиля, Амоса, Авдия, Ионы, Михея, Наума, Аввакума, Софонии, Аггея, Захарии, Малахии.

Все эти книги вместе христиане называют Ветхим заветом (ветхозаветная литература), в отличие от собственно христианских (евреями не признаваемых) книг Нового завета.

Действительное происхождение всех этих книг до сих пор окончательно не установлено, хотя научная критика сделала в этом отношении очень много.

Начало библеистики относится к эпохе буржуазных революций и Просвещения в европейских странах. В числе первых мыслителей, попытавшихся критически подойти к Библии, были Т. Гоббс и Б. Спиноза (хотя и у них еще в средние века были предшественники): они заметили, что книги, приписываемые Моисею, написаны в действительности в более позднее время. Существенный шаг к научному изучению Библии сделал француз Жан Астрюк, близкий к кругам энциклопедистов: в своей книге "Предположения о первоначальных текстах, которыми Моисей, видимо, пользовался при составлении книги Бытия" (1753) Астрюк показал, что в одних частях книги Бытия бог именуется Ягве (или Иегова), а в других Элогим (в русском и в других переводах Библии это различие имен бога не отражено), и предположил, что в основе книги Бытия лежали два первоначально самостоятельных сочинения. В дальнейшем, в XIX в., ученые, развивая и углубляя гипотезу Астрюка, постепенно установили те источники, из которых составилось Пятикнижие Моисея. Из этих ученых особенно много сделали Мартин де-Ветте, Герман Гупфельд, К. Н. Граф и наиболее выдающийся из них — Юлиус Велльгаузен ("Введение в историю Израиля", 1878). В результате их исследований сейчас общепризнано, что в основе Пятикнижия лежат следующие источники: Ягвист (названный так условно по употреблению имени бога Ягве) — составлен в Иудее, вероятно, в IX в. до н. э.; Элогист (тоже условное обозначение по имени бога Элогим — буквально боги или духи) — составлен в Эфраиме (северная часть Палестины), может быть, в VIII в. до н. э.; Второзаконие — составлено около 621 г. до н. э., переработано около 560 г. до н. э.; Жреческий кодекс — составлен около 500 г. до н. э. или, по мнению некоторых, в 444 г. до н. э. Впоследствии два первых источника были соединены в один, условно обозначаемый Иеговист. Эти основные источники Пятикнижия принято обозначать латинскими буквами: Ягвист — J; Элогист — Е; Иеговист — JE; Второзаконие — D (от немецкого Deutoronom); Жреческий кодекс — Р (от немецкого Priesterkodex).

Установлено примерно и время происхождения остальных книг Библии. Хронология и последовательность их оказалась очень непохожей на традиционную.

Таким образом, зарубежная буржуазная наука в лице ее наиболее прогрессивных представителей сделала очень много для выяснения подлинной истории Библии. Но в критике самой еврейской религии даже лучшие представители буржуазной науки останавливаются на полдороге. Вопреки своим же исследованиям они полагают, что в основе еврейской религии лежало что-то глубоко самобытное, отличное от религий всех остальных языческих народов, что-то особенно возвышенное. Даже у самых свободомыслящих буржуазных исследователей еврейский народ выглядит как особый, избранный народ, а религия его — как богооткровенная.

До конца последовательная критика Библии и строго научный анализ истории религии евреев даны советскими учеными; в этом отношении особенно ценны работы академика Н. М. Никольского и А. Б. Рановича (см., например: А. Ранович. Очерки истории древнееврейской религии, 1937). В них выясняется не только история собственно библейского текста, но и история самой религии в связи с общим ходом истории еврейского народа от эпохи кочевания еврейских племен в Северной Аравии и вплоть до эпохи разгрома еврейских восстаний против римского владычества в I-II вв. н. э. и изгнания евреев из Палестины.

Изучение истории библейского текста, как и изучение последовательного хода развития самой религии, — дело необычайно трудное прежде всего потому, что текст Библии подвергался неоднократной переработке и редактированию. Древнейшие его части, как теперь установлено, это Песнь пророчицы Деборы (Судей, гл. V), относящаяся к XIII в. до н. э., и Песнь Давида на смерть Саула и Ионафана (2 Царств, гл. 1, ст. 17 и сл.) — XI в. до н. э. Книги и речи пророков составлены в VIII-VI вв. до н. э. В эпоху "второго храма", после возвращения евреев из вавилонского плена (V в.), происходила коренная переработка и редактирование всех библейских книг в духе строгого монотеизма и централизации культа. Вот почему сейчас очень трудно разобраться в составных частях Библии и в их хронологии.

Помимо книг Библии есть еще некоторые — немногочисленные — письменные источники, в том числе сочинения еврейского историка Иосифа Флавия: "Иудейская война", написанная главным образом по личным наблюдениям событий 66-70 гг., и "Иудейские древности", составленные на основе тех же библейских книг, но дополненные устными преданиями.

В последние годы появились и некоторые новые, дополнительные источники изучения древнееврейской религии. В течение 1947-1957 гг. на побережье Мертвого моря в Палестине, в пещерах около развалин древнего поселения Хирбет-Кумран, были сделаны очень интересные находки: найдены свитки рукописей на древнееврейском языке, относимые ко II-I вв. до п. э. и содержащие в себе части текста книг Библии (но отличного от канонического), устав общины отшельников, как полагают известных эссенов, и др. Кумранские рукописи, изучение которых началось лишь недавно, могут пролить новый свет на неясные вопросы древнееврейской религии.

 

Древнейший период. Родовые культы

На основании всех имеющихся в нашем распоряжении материалов и исследований историю еврейской религии можно представить следующим образом. В древнейший период своей истории, в первой половине второго тысячелетия до н. э., евреи представляли собой конгломерат скотоводческих бедуинских племен, кочевавших в Северной Аравии. Они жили тогда патриархальным родоплеменным бытом, и религия их отражала этот быт.

Видимо, существовал культ родовых покровителей, может быть духов-предков. От этого культа сохранились слабые следы в библейском тексте. Например, в книге Бытия рассказывается о том, как во время бегства Иакова и его жен от их отца Лавана одна из них, Рахиль, похитила домашних идолов отца. В еврейском тексте Библии яти идолы названы словом терафим; видимо, это были родовые покровители. По библейскому рассказу, Лаван был разгневан не столько бегством дочерей и зятя, сколько похищением его богов-покровителей; он погнался за беглецами, упрекал их в похищении терафимов и настойчиво добивался их возвращения (Бытие, гл. 31, ст. 19, 30-34). Очевидно, евреи очень серьезно относились тогда к этим предметам родового культа.

С родовым же культом, по всей вероятности, связаны и предания о патриархах. Что патриархи, упоминаемые в Библии (Авраам, Исаак, Иаков и др., вплоть до Моисея), не представляют собой исторических личностей, единодушно признают все исследователи. Но кто же такие эти патриархи? Конечно, ошибочно мифологическое понимание их имен как олицетворений небесных явлений. Наиболее правдоподобно, что образы патриархов — персонификации родоплеменных делений. Это отмечал, в частности, Ф. Энгельс в письме к К. Марксу 24 мая 1853 г. В древности патриархам, видимо, воздавались религиозные почести.

Ю. Велльгаузен сделал очень важное наблюдение: в Иеговисте — более древнем источнике библейского текста — патриархи действуют в тех священных местах, где совершался обычно культ, тогда как в более позднем Жреческом кодексе, отразившем борьбу жрецов за централизацию культа в Иерусалиме, патриархи уже оторвались от этих культовых центров. В тексте Библии сохранились следы почитания могилы Рахили (Бытие, гл. 35, ст. 19-20; 1 Царств, гл. 10, ст. 2).

 

Скотоводческий культ

К столь же древней эпохе восходит, несомненно, скотоводческий культ. С ним связано, в частности, происхождение древнего праздника пасхи, который вначале был чисто скотоводческим праздником — весенним жертвоприношением первого приплода стад. Робертсон Смит правильно обращал внимание на тотемическую основу этого жертвоприношения. Впоследствии к первоначальной пасхе примешались совершенно иные элементы — черты земледельческого культа.

Со скотоводческим культом были связаны и некоторые образы духов и богов, слабые следы которых сохранились в тексте Библии, несмотря на тщательное редактирование его иерусалимскими жрецами. Сюда относится, например, мифологический образ Азазела, в жертву которому в определенные моменты приносили козла; этого козла Азазела (в русском переводе Библии-"козла отпущения") изгоняли живым в пустыню, "возлагая" на его голову все грехи народа (Левит, гл. 16, ст. 7-10, 20-22). Этот обряд с козлом отпущения, который считается как бы искупительной жертвой за грехи и преступления всего народа, хорошо проанализирован Дж. Фрэзером в его "Золотой ветви", где собрано и много других аналогичных обрядов у разных народов.

В ту эпоху существовало, видимо, много представлений о разных духах, слабые следы этого сохранились и в Библии. В Исходе (гл. 12, ст. 23) упоминается "дух-губитель", который истребляет всех первенцев египетских и щадит первенцев израильских. В книге Судей (гл. 9, ст. 23) бог посылает к евреям злого духа. Злой дух от бога посещает неоднократно царя Саула и мучит его (1 Царств, гл. 16, ст. 14; гл. 18, ст. 10; гл. 19, ст. 9). Еще в одном тексте бог же посылает к людям "духа лживого" (3 Царств, гл. 22, ст. 22-23).

Очень вероятно существование в кочевую эпоху культа луны, связанного с лунным календарем. Еще Ю. Велльгаузен предположил, что именно к этому культу восходит происхождение празднования субботы, до сих пор сохранившее большое значение в еврейской религии. Первоначально, однако, это не был недельный день отдыха, а скорее празднование или новолуния (как считая сам Велльгаузен), или полнолуния.

 

Запреты

К древнейшей же эпохе относится множество запретов — табу. Одни из них связаны с половой жизнью и коренятся, видимо, в обычаях общинно-родового строя; другие — с пищей. Многочисленные пищевые запреты — запрещение есть мясо верблюда, тушканчика, зайца, свиньи, пресмыкающихся, многих птиц и пр. — связаны по происхождению, очевидно, с условиями скотоводческого кочевого хозяйства, но корни их не совсем ясны: верблюда было запрещено убивать на еду, вероятно, потому, что это главный рабочий и тягловый скот пустыни; свинью — потому, что это типично "оседлое" животное, принадлежащее земледельческим народам, с которыми кочевники были во вражде. Большинство пищевых запретов давно оторвалось от своего хозяйственного основания и приняло чисто религиозную окраску; корни их распознать трудно. Один из самых строгих запретов касался употребления в пищу крови. Кровь рассматривалась как душа (нефеш) тела: "душа всякого тела есть кровь его, она душа его; потому я (бог. — С. Т.) сказал сынам Израилевым: не ешьте крови ни из какого тела, потому что душа всякого тела есть кровь его; всякий, кто будет ее есть, истребится" (Левит, гл. 17, ст. 14). Мясо животных, зарезанных для пищи, должно быть обескровлено.

 

Обрезание

К этой же древней эпохе относится, несомненно, ритуал обрезания новорожденных мальчиков. Библия приписывает введение этого обычая Аврааму, который получил об этом особое повеление от бога ("Сей есть завет мой, который вы должны соблюдать между мною (богом. — С. Т.) и между вами и между потомками твоими после тебя (в роды их): да будет у вас обрезан весь мужеский пол. Обрезывайте крайнюю плоть вашу: и сие будет знамением завета между мною и вами. Восьми дней от рождения да будет обрезан у вас в роды ваши всякий младенец мужеского пола..."; Бытие, гл. 17, ст. 10-12). Подлинное происхождение обычая обрезания у евреев неясно. Этот обычай — пережиток древнейшего ритуала инициации, которые, однако, в эпоху первобытнообщинного строя совершались не над новорожденными, а над подростками при достижении ими зрелости; но одни ученые считают, что этот обычай существовал у семитических племен Аравии, в том числе у евреев, испокон веков; другие налагают, что он был заимствован евреями у египтян, у которых этот обычай, как и у многих других народов Африки, тоже существовал с древних времен.

К древнейшей же эпохе надо отнести почитание евреями деревьев, гор, скал, источников, а также священных столбов — ашер. Следы этих культов сохранились в библейском тексте.

 

Культ Ягве

Наконец, в древней допалестинской эпохе кроются корни культа национального бога Ягве, ставшего впоследствии не только главным, но даже единственным предметом почитания для всех евреев.

Вопрос о происхождении культа бога Ягве, этой центральной фигуры еврейской религии, — самый важный вопрос в изучении иудаизма, но в то же время и наиболее трудный. В науке он до сих пор окончательно не решен. Самое имя Ягве, или Яхве (раньше неправильно читали Иегова; некоторые полагают, что древняя форма имени была Ягу), не поддается убедительной расшифровке. Возможно, что оно не еврейское по происхождению. Некоторые исследователи считают Ягве первоначально богом мадианитского племени, обитавшего на Синайском полуострове, близ границ Египта: в пользу этого говорит рассказ Библии (Исход, гл. 2, ст. 15-22) о том, что Моисей был женат на дочери мадианитского жреца, что он жил в стране своего тестя, пас его овец и что там на горе Хорив (Синайский полуостров) явился ему впервые Ягве и открыл свое имя (там же, гл. 3, ст. 1-14); до этого, согласно тому же рассказу, евреи чтили бога под другими именами (там же, ст. 15). Во всяком случае, первоначальным местом обитания и местом культа Ягве были именно Синай и гора Хорив ("Он сказал: господь пришел от Синая..."; Второзакон., гл. 33, ст. 2). Теми же мадианитскими корнями культа Ягве, быть может, отчасти объясняется и предание о выведении богом евреев из Египта. Но если Ягве и был вначале мадианитским богом, это еще не есть решение вопроса о происхождении самого образа Ягве. А. Б. Ранович считает Ягве первоначально духом — олицетворением пустыни. А. П. Каждан — богом грозы. Есть предположение, что образ Ягве содержит в себе следы древних тотемических представлений: есть намеки на связь его со львом, с быком. Как ни слабо просвечивают эти следы, допустить их существование вполне возможно, так как мы знаем, что тотемические элементы очень часто входят в образ племенного бога.

Более отчетливо видны в образе Ягве черты духа — патрона инициации. Согласно Библии, Ягве очень настойчиво требует, чтобы все его почитатели — израильтяне были обрезаны. Не менее настойчива претензия Ягве, чтобы все первенцы Израиля посвящались ему (Исход, гл. 34, ст. 20; Числа, гл. 3, ст. 12-13, 40-50 и др.): видимо, это след того, что юноши в первобытную эпоху посвящались духу — покровителю инициации.

Некоторые исследователи полагают, что требование выкупа первенцев, посвященных богу, означает, что когда-то в древности эти первенцы действительно приносились в жертву богу, то есть убивались. Но это предположение совершенно неправдоподобно: ни один народ не мог бы сохранить свое существование, если бы придерживался обычая регулярно убивать всех перворожденных мальчиков. Этнография не знает подобных народов. Зато из этнографии известно много примеров того, что в посвятительную церемонию входит обрядовая имитация смерти и воскресения: непосвященным внушают, что дух инициации (у австралийцев — Туаньирака и т. п.) действительно убивает мальчиков, а потом оживляет их. Вот что, вероятно, и представляло собой первоначально у предков евреев посвящение первенцев богу Ягве.

Для самих евреев Ягве не всегда был общим богом. Он даже не был вначале богом всех израильтян — основного ядра еврейской группы племен. Но тут есть неясность. Обычно считается, что Ягве был богом собственно племени иудеев, а уже потом стал общенациональным богом всех евреев-израильтян. С этим, однако, не согласуется то, что легендарный законодатель евреев Моисей, которому впервые Ягве открыл свое имя и которого избрал его своим посредником, принадлежал не к иудейскому, а к левитскому племени, и в дальнейшем все жрецы и служители Ягве должны были по закону принадлежать к левитам; сами иудеи не могли служить Ягве. В Библии множество раз упоминается колено левитов в качестве особо близкого богу и любимого им: "И стал Моисей в воротах стана и сказал: кто господень, (иди) ко мне! И собрались к нему все сыны Левиины" (Исход, гл. 32, ст. 26). "И сказал господь Моисею, говоря: вот, я взял левитов из сынов Р1зраилевых вместо всех первенцев... Левиты должны быть мои" (Числа, гл. 3, ст. 11-12).

Широко распространенное в науке убеждение, что Ягве был вначале богом племени иудеев, объясняется, вероятно, тем, что династия еврейских царей (начиная с Давида, X в. до н. э.) принадлежала к иудейскому племени и цари эти нашли целесообразным превратить наиболее популярный в народе культ Ягве в государственный культ.

Роль Ягве как племенного бога-воителя особенно выступила на первый план в эпоху, когда кочевые еврейские (израильские) племена начали наступление на земледельческие области Ханаана (Палестины). Завоевание израильтянами Палестины началось в XV-XIV вв. до н. э. и растянулось на несколько столетий. В течение их евреи вели упорную и истребительную войну с аборигенами ханаанских земель. Ожесточенность этой многовековой борьбы сказалась на самом духе Библии и отраженной в ней религии. Ягве — кем бы он ни был вначале — выступает в эту эпоху как воинственный общеизраильский или общееврейский национальный бог, предводительствующий своим народом в его борьбе против всех врагов. Эта роль Ягве проходит красной нитью через книги Библии.

В самом деле, само завоевание Палестины описывается в Библии как прямое повеление Ягве. "Итак, встань, — говорит бог Иисусу Навину, — перейди через Иордан сей, ты и весь народ сей, в землю, которую я даю им, сынам Израилевым. Всякое место, на которое ступят стопы ног ваших, я даю вам, как я сказал Моисею: от пустыни и Ливана сего до реки великой, реки Евфрата, всю землю Хеттеев; и до великого моря к западу солнца будут пределы ваши... Вот я повелеваю тебе: будь тверд и мужествен, не страшись и не ужасайся; ибо с тобою господь, бог твой, везде, куда ни пойдешь" (Иис. Нав., гл. 1, ст. 2-4, 9). Коренное население Палестины бог предписывал беспощадно истреблять. Первый же взятый с боя ханаанский город — Иерихон был разрушен до основания и все жители его перебиты (там же, гл. 6, ст. 20, 23). Со вторым городом, Гаем, поступили так же; только по приказанию Ягве Иисус Навин оставил в живых скот и взял его себе в добычу (там же, гл. 8, ст. 1-2, 27-28). Иногда Ягве и сам принимал участие в битве, помогая своему народу: так, в сражении израильтян с аморейцами, когда последние обратились в бегство, "господь бросал на них с небес большие камни (града)... и они умирали; больше было тех, которые умирали от камней града, нежели тех, которых умертвили сыны Израилевы мечом (на сражении)" (там же, гл. 10, ст. 11). Это сражение было, кстати, тем самым, во время которого Иисус Навин решил удлинить день, чтобы довершить свою победу, и остановил своим словом солнце на небе (там же, ст. 12-13). Такой же кровожадностью отличались и дальнейшие войны евреев, когда они, по выражению Библии, "побили все дышащее", что находилось в завоеванных ими городах (там же, гл. 11, ст. 11). Такая свирепость объяснялась отчасти упорным сопротивлением самих жителей городов, которые, видимо, уже знали, что им нельзя ждать пощады; но и это упорство составитель Библии приписывает с простодушным цинизмом самому же богу: "Ибо от господа было то, что они ожесточили сердце свое и войною встречали Израиля, для того, чтобы преданы были заклятию и чтобы не было им помилования, но чтобы истреблены были так, как повелел господь Моисею" (там же, ст. 20). В результате столь расчетливо составленного господом богом плана страна совершенно запустела. Только некоторых из соседних с евреями народов бог не дал истребить, но отнюдь не из жалости, а опять по хитроумному расчету: они были оставлены в качестве орудия для испытания израильтян в будущем и как своего рода учебный материал, на котором Израиль будет практиковаться в военном деле (Судей, гл. 2, ст. 21-23). "Вот те народы, — пишет все с тем же наивным цинизмом составитель Библии, — которых оставил господь, чтобы искушать ими израильтян, всех, которые не знали о всех войнах ханаанских, для того только, чтобы знали и учились войне последующие роды сынов Израилевых, которые прежде не знали ее: пять владельцев филистимских, все хананеи, сидоняне и евеи, живущие на горе Ливане..." (там же, гл. 3, ст. 1-3).

Надо сказать, что израильтяне воспользовались этим оставленным для них в запас живым материалом: в дальнейшем, уже вполне овладев страной, они продолжали невероятные по жестокости захваты и избиения мирных жителей. Ягве их все время к этому подстрекал, а за всякое смягчение жестокости наказывал. Ягве, например, снял свое благословение с царя Саула за то, что тот недостаточно беспощадно расправился с жителями Амалика (1 Царств, гл. 15, ст. 7-11). Любимец же божий, царь Давид, не просто истреблял подряд всех жителей завоеванных стран и городов, но делал это с особым садистским издевательством: так, после завоевания аммонитского города Раввы Давид вывел всех его жителей "и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он поступил со всеми городами аммонитскими", — добавляет составитель Второй книги Царств (гл. 12, ст. 31). Подобные зрелища, видимо, доставляли особое удовольствие богу Ягве, который по части неутолимой кровожадности превзошел и ацтекского Уитцилопочтли, и финикийского Молоха.

 

Палестинский период

Завоевание евреями Палестины имело последствием изменение всего их образа жизни, хозяйственного и общественного уклада, а вместе с тем, конечно, и их религии. Евреи постепенно перешли от кочевой жизни к оседлой, от скотоводства к земледелию. Они при этом смешивались с местным ханаанейским населением. В период завоевательных войн — так называемая эпоха "судей" — у них еще сохранялись родоплеменной строй и военная демократия: свои походы против врагов они совершали под предводительством выборных судей — военных вождей. Но этот строй постепенно разложился, появились богатые и бедные, рабы и свободные; была установлена царская власть — сначала из племени вениаминитов (Саул), потом из иудеев (Давид, Соломон).

Все эти перемены отразились в религии. Смешавшись с местными жителями, евреи стали, подражая ханаанейцам, почитать местных многочисленных божков — ваалов. Культ местных ваалов — общинных и городских покровителей — был распространен в Сирии и Палестине издавна. Из этих по большей части безыменных ваалов некоторые выдвигались на первое место и получали индивидуальные имена. В Библии сохранились слабые и спорные следы имен богов, почитавшихся некогда евреями: например, Бетэль (или Вефиль) — буквально дом божий. В еврейском тексте Библии есть имя бога Эль Шаддай — в русском переводе заменено словами "бог всемогущий" (Бытие, гл. 28, ст. 3; гл. 35, ст. 11; Исход, гл. 6, ст. 3), но вернее, что это исконно еврейский, а не ханаанский бог. Есть данные о том, что евреи чтили богиню Анат, возможно даже считавшуюся супругой Ягве, ее почитали и другие семитические народы.

Местные божества чтились в местных святилищах, а также на "высотах", которые у семитических народов вообще обычно считались священными местами. Царь Соломон (X в. до н. э.) соорудил в столице государства Иерусалиме роскошный храм Ягве, но централизации культа еще не было, жертвоприношения и обряды на "высотах" продолжали совершаться.

От местного палестинского населения евреи усвоили ряд религиозных праздников, связанных с земледелием: маццот — весенний праздник опресноков, который слился с древней скотоводческой пасхой; шеббуот — пятидесятница, праздник жатвы пшеницы; суккот — праздник кущей, в честь сбора плодов, и др.

Весь культ находился в руках обособленной и наследственной группы жрецов, выводивших свое происхождение от племени левитов. В палестинскую эпоху слово "левит" вообще означало жреца (примерно как у индийцев маги превратились из племени в касту жрецов).

Но рядом с этим традиционным и наследственным жречеством уже с VIII в. до н. э. засвидетельствованы у евреев также религиозные деятели совсем другого типа: так называемые пророки (по-еврейски набиим), представлявшие собой весьма своеобразное и очень сложное явление. Первоначально пророки были, вероятно, вольнопрактикующими жрецами — гадателями, предсказателями. Они пророчествовали, приводя себя в состояние исступления ударами в бубен, игрой на музыкальных инструментах, пляской, иногда раздевались при этом догола ("И снял и он одежды свои и пророчествовал перед Самуилом"; 1 Царств, гл. 19, ст. 24), иначе говоря, в действиях пророков сказывались чисто шаманские черты. Но в связи с обострением классовых противоречий в Израильском и Иудейском царствах (после смерти Соломона еврейское государство разделилось на две части) пророки начали выступать в какой-то мере в качестве выразителей народного недовольства. Правда, они выражали его не прямо, а в искаженной форме: пророки выступали как обличители грехов народа, они ратовали за восстановление культа национального бога Ягве, обрушивались против почитания местных ханаанских богов. У некоторых пророков при этом звучит нота, отсутствовавшая в более ранней литературе: идея морального греха, а не чисто ритуального, как это было раньше. Особенно ясно звучит эта нота у самого крупного из пророков — Исаии (VIII в. до п. э.). "Омойтесь, очиститесь; — призывал Исаия евреев от имени бога, — удалите злые деяния ваши от очей моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро; ищите правды; спасайте угнетенного; защищайте сироту; вступайтесь за вдову" (Исаия, гл. 1, ст. 16-17).

Этот призыв к моральному очищению, призыв к правде и справедливости имел довольно определенный классовый смысл: пророки, выходцы из образованных и господствующих слоев общества, стремились отвлечь недовольство и протест угнетенного народа от прямых виновников угнетения. Причина зла, причина бедствий народа, согласно проповеди пророков, не в социальном неравенстве, не в эксплуатации, а в чисто моральной области — в том, что народ грешен, что он не исполняет заповедей бога.

С другой стороны, пророки выступали и как политические публицисты. Некоторые из них были хорошо осведомлены в международной обстановке, видели опасность, угрожавшую маленьким еврейским государствам со стороны более сильных соседей — Ассирии, Вавилонии; они предостерегали правящие круги от опасного союза с Египтом, предсказывали бедствия от вражеских вторжений. Но они же утешали народ надеждой на то, что, в конце концов, Ягве освободит и возвеличит свой народ.

Пророки не были связаны с официальным храмовым жречеством и даже составляли как бы оппозицию его политике. Есть сведения о преследованиях пророков. Однако настоящей борьбы между жрецами и пророками не было. Пророческие книги вошли в канонический текст Библии.

 

Послепленный период

Переход к третьему периоду истории еврейской религии, который называется обычно "послепленным" или эпохой "второго храма", ознаменовался тремя крупными событиями: во-первых, религиозной реформой иудейского царя Иосии (621 г. до н. э.), приведшей к резкой централизации культа; во-вторых, завоеванием Иерусалима вавилонским царем в 586 г. до н. э. и уводом части иудеев в вавилонский плен; в-третьих, возвращением их из вавилонского плена при Кире Персидском, в 538 г. до н. э., и восстановлением Иерусалимского храма. Именно в этот период и сложились окончательно те черты иудаизма, которые считаются его характерными особенностями, а по мнению верующих, составляют даже его исконные и неотъемлемые свойства: строгий монотеизм, строгая централизация культа, канонизация священных библейских книг.

Религиозная реформа царя Иосии имела свои политические причины. Она была произведена в обстановке наступления внешних врагов: Ассирии, незадолго перед тем разрушившей Израильское царство, а позже Египта и Вавилонии. Иудея нуждалась в укреплении всех своих сил. В основу реформы Иосия положил так называемую Пятую книгу Моисееву — Второзаконие. По распространившимся слухам, она была найдена, а на самом деле была составлена в эти годы. Второзаконие строго регламентировало и правовую и обрядовую жизнь евреев, оно содержало законы против ростовщичества и кабального рабства — законы, имевшие целью несколько ослабить классовые противоречия. Но главное в этой книге — строгий принцип почитания единого бога Ягве, суровые угрозы за всякое отступление от этого. В духе нового закона были приняты крутые меры по централизации культа. Об этом очень ярко рассказывается в Четвертой книге Царств (гл. 22-23). Иосия приказал удалить из Иерусалимского храма предметы культа всех других богов, кроме Ягве, упразднить все места почитания на "высотах", перебить всех жрецов — служителей при "высотах"; велел перебить также всех заклинателей, волшебников и др.; официально восстановил древнееврейский праздник пасхи, давно не справлявшийся.

Централизация культа Ягве, введенная царем при поддержке жрецов Иерусалимского храма, имела целью усилить политический централизм, чтобы сплотить все силы страны для отпора врагу. Но эта мера не спасла слабую Иудею от разгрома. В 597 и 585 гг. до н. э. вавилонский царь дважды брал Иерусалим и разграбил его. Храм был разрушен, много иудеев — в том числе большинство знати и жрецов — было переселено в Вавилонию. Пятидесятилетний "вавилонский плен" надолго запомнился евреям как национальное бедствие, хотя в действительности он больше затронул лишь рабовладельческую и жреческую верхушку. Пятидесятилетнее пребывание в Вавилонии не могло не отразиться на еврейской религии. Когда после завоевания Вавилонии Киром Персидским последний разрешил иудеям вернуться на родину и восстановить крепостные стены Иерусалима и храм (539 г. до н. э.), то наступившая послепленная эпоха была во многом непохожа на предыдущую.

Иерусалимский храм. Реконструкция

После возвращения из плена землевладельческо-рабовладельческой аристократии классовые противоречия еще более обострились. Потребовались более сильные меры обуздания народа. А самостоятельной государственной власти у евреев уже не было, они были под властью Персии. Вместо нее огромное могущество получило иерусалимское жречество, освободившееся от всякой конкуренции светской власти. Иноземные властители — персидские, а позже греко-сирийские цари (Селевкиды) — покровительствовали иерусалимским жрецам, опираясь на них для закрепления своего господства над иудеями. Никакие другие культовые центры, кроме Иерусалимского храма, не допускались. Приносить жертвы Ягве иудеи могли только в Иерусалиме. В руки жрецов храма стекались теперь жертвы, приносимые молящимися со всех концов страны. В стенах храма скапливались сокровища, составленные из различных пожертвований. Жертвы — очистительные, умилостивительные, благодарственные и др. — требовались от почитателей Ягве чуть не на каждом шагу; каждое случайное прикосновение к чему-нибудь нечистому требовало очистительной жертвы. Требовались и исполнялись натуральные повинности в пользу храма. Жрецы храма пользовались его богатствами для ростовщичества и еще более их умножали. У жрецов не было конкурентов. "Второй храм" превзошел по роскоши и богатству знаменитый храм Соломона.

Иерусалимское жречество представляло собой строго замкнутую наследственную касту, делившуюся на два слоя: священников и левитов, то есть храмовых прислужников. Те и другие по-прежнему считались потомками колена Левия, получившими эту привилегию от самого Моисея и брата его Аарона.

 

Монотеизм и богоизбранничество

Необычайное развитие иерократического строя повело и к подчеркнутому монотеизму, который именно в послепленную эпоху достиг своего полного выражения. Прежний племенной бог Ягве превратился теперь в единого бога — творца мира и вседержителя.

Следует подчеркнуть, что в иудаизме, таким образом, впервые в истории религии был провозглашен последовательный и принципиальный монотеизм, и не только провозглашен, но и проведен в жизнь. Тенденция к монотеизму существовала и в египетской религии, и в вавилонской, и в иранской, и эта тенденция всегда была отражением политической централизации, самодержавной власти царя. "Единство бога... — писал Энгельс, — есть лишь отражение единого восточного деспота". Но эти попытки ввести монотеизм разбивались каждый раз о сопротивление жрецов местных культов и о другие центробежные силы. И если теперь иерусалимскому жречеству удалось установить действительно строгий монотеизм, это объяснялось не какими-то особыми свойствами еврейского национального духа, как предполагали некоторые буржуазные ученые-идеалисты, а тем, что жречество Иерусалимского храма оказалось в положении монополистов, у него не было сильных соперников, а цари (персидские и др.) ему покровительствовали.

В духе этой строго монотеистической доктрины редактировались в ту эпоху книги Библии, особенно основные, составлявшие Пятикнижие. Окончательная редакция их относится, как признают все исследователи, к концу V в. до и. э. Тогда же был составлен Жреческий кодекс — одна из важных частей Пятикнижия. Из более ранних книг были тщательно вытравлены всякие следы почитания евреями других богов, кроме Ягве.

Итак, вопреки традиционному церковному взгляду монотеизм у евреев отнюдь не исконное явление, а, напротив, сравнительно позднее.

Обострение классовых противоречий обычно ведет к тому, что господствующие классы ощущают потребность найти для угнетенных народных масс какое-то религиозное утешение, чтобы удержать их от протеста, от борьбы за свое освобождение. В большинстве религий классового общества такое утешение предлагается народу в виде учения о загробном воздаянии, о награде на том свете за страдания в этой жизни. В иудаизме, однако, такое учение не сложилось: эта религия была и осталась связанной целиком с земной, а не с загробной жизнью. Еврейская религия утешала страдающие народные массы иным способом: вместо идеи загробного воздаяния в ней развилось учение о богоизбранничестве, особенно резко проявившееся как раз в эпоху "второго храма". Если евреи страдают, то виноваты в этом они сами: они грешат, нарушают заповеди бога и бог их за это наказывает. Но они остаются избранным народом; придет время, когда Ягве простит свой народ и вознесет его выше всех народов на земле.

Корни этой идеи богоизбранничества восходят к древнейшей эпохе, когда Ягве был еще племенным богом и, естественно, покровительствовал своему племени. Превратившись впоследствии в единого бога — творца и вседержителя, Ягве не перестал любить и свой "избранный" народ, хотя и сурово наказывал его. Эта идея звучит у всех пророков. Правда, тут возникало существенное логическое противоречие: если Ягве — творец всего мира и вседержитель, то почему он сделал своим избранным народом небольшой, ничем особенным не выделяющийся народ, тем более что этот народ на каждом шагу изменяет ему, Ягве? Но на такое противоречие не обращали внимания (как и вообще в религии противоречия обычно не замечаются).

В послепленную эпоху идея богоизбранничества стала звучать еще громче. Было проведено строгое отделение евреев (иудеев) от всех иноязычных и иноплеменных соседей: крутые меры на этот счет были приняты Неемией, которого царь Артаксеркс назначил в 446 г. до н. э. правителем Иудеи, поручив ему при этом восстановить стены Иерусалима. При нем, с одобрения всех "священников и левитов", "отделили все иноплеменное от Израиля": были запрещены браки евреев с иноплеменниками, резко ограничено всякое общение с ними. Все неевреи, необрезанные, все, кто не поклоняется Ягве, рассматривались как нечистые язычники (Неемия, гл. 9, ст. 2; гл. 10, ст. 28-30; гл. 13, ст. 3, 23-25).

Эта национальная самоизоляция была средством удержать народ в повиновении, ослабить его протест против классового гнета.

 

Заимствования из религий соседних народов

Вавилонский плен оставил следы и на самом содержании религиозных верований евреев. В тексте Библии имеются ясные отпечатки влияния вавилонской космологии и демонологии. Например, крылатые херувимы, часто упоминаемые в Библии, не что иное, как вавилонские керубы, мифические крылатые быки. Ассиро-вавилонский культ Мардука и Иштар отразился в библейском рассказе о Мардохае и Эсфири (книга Эсфирь), когда иудеи спаслись от грозившей им погибели. В память этого спасения будто бы и установлен праздник пурим; в действительности же, как считают исследователи, праздник этот тоже вавилонского происхождения (у вавилонян загмук). Наконец, рассказ о сотворении мира богом, изложенный в первых главах книги Бытия, тоже носит на себе следы влияния вавилонского мифа о начале мира (таблички "Энума-элиш"). Библейское имя первого человека — Адам сходно с именем первого человека по вавилонскому мифу — Адапа.

Впрочем, космогонические представления евреев были путанны и сбивчивы. В первых главах книги Бытия переплетено два разных рассказа о сотворении мира и человека. По одному рассказу, бог создал сначала человека (мужчину), потом посадил райский сад, куда поселил человека, потом решил создать человеку помощника и для этой цели создал разных животных; человек "нарек имена" им всем, однако пригодного помощника среди них не нашел; тогда, наконец, бог создал женщину, взяв для этого у человека во время сна ребро (Бытие, гл. 2, ст. 7-22). По другому рассказу, бог творил мир в течение шести дней, из них в пятый день создал рыб, пресмыкающихся и птиц, а в шестой день — наземных животных и в самом конце человека, притом одновременно мужчину и женщину (там же, гл. 1, ст. 20-27). Расхождений немало и дальше. По мнению Ю. Велльгаузена, текст второй главы Бытия принадлежит Иеговисту, и он был построен на народных легендах, богатых мифологическими и другими подробностями; более же поздний текст (первая глава Бытия) взят из Жреческого кодекса и отличался сухим догматизмом.

Библейское сказание о грехопадении и о происхождении смерти (бог наказывает первых людей за нарушение запрета вкушать плоды с одного из деревьев) представляет искаженный вариант вавилонского мифа о происхождении смерти. В вавилонском мифе мотив смерти логически обоснован: он связан с разногласием между богами и с ошибкой первого человека; в библейском же мифе этот мотив логически необоснован: тут один и тот же всемогущий бог дает человеку бессмертие и сразу же его отнимает.

В библейском сказании о всемирном потопе почти дословно повторяется вавилонский миф о потопе: Ной, спасающийся от потопа в ковчеге, — это вавилонский Утнапиштим. Но и в этом библейском рассказе нарушена логическая связь, которая есть налицо в вавилонском мифе: там бог Эа, вопреки верховному богу Энлилю, спасает от гибели своего любимца Утнапиштима и тем самым не дает погибнуть всему человечеству; в Библии же и гибель и спасение от гибели людей приписано одному и тому же всемогущему богу.

Помимо вавилонского влияния иудаизм испытал на себе влияние, хотя и более слабое, идей маздаизма: с ними евреи должны были познакомиться, находясь под властью персидских царей (VI-IV вв. до н. э.). Вероятно, именно это влияние сказалось в появлении образа злого духа — сатаны, антагониста бога. Первоначально подобный образ был чужд евреям, и в Библии его почти нет. Идея зла выражается в Библии иначе: в виде служения евреев чужим богам, за что их наказывает свой, настоящий бог. Злые духи, посещающие иногда людей, исходят от того же бога. По позднейшему христианскому учению, сатана (дьявол) соблазнил первых людей в раю, уговорив их съесть плод с запретного дерева; но в Библии эту роль соблазнителя выполняет не дьявол, а "змей", который "был хитрее всех зверей полевых" (Бытие, гл. 3, ст. 1). Только в книге Иова выступает сатана, который хочет погубить Иова, сломить его непреклонную праведность, но он делает это с разрешения того же бога. Пророк Захария рассказывает о своем видении, причем вскользь упоминает о сатане, которого он видел "пред ангелом господним" (Зах., гл. 3, ст. 1-2). Любопытно, как образ сатаны заместил в одном тексте образ бога: во Второй книге Царств рассказывается, что бог, рассердившись за что-то на израильтян, подсказал царю Давиду устроить всеобщую перепись народа, и за это тут же сам жестоко наказал весь народ (2 Царств, гл. 24, ст. 1, 12-16), а в Первой книге Паралипоменон, где тот же рассказ переработан в позднейшем жреческом духе, уже не бог, а сатана выступает подстрекателем Давида к переписи (1 Паралипом., гл. 21, ст. 1). При всем том идея особого духа зла, противника бога, идея царства зла, по существу, так и осталась чужда еврейской религии .

Вообще вплоть до эпохи "диаспоры" и до сближения с эллинистическими религиозно-философскими идеями иудаизм оставался почти непроницаемым для проникновения отвлеченных метафизических понятий. Представления о загробной жизни, о бессмертии души, о загробном воздаянии и пр. в древнем иудаизме отсутствуют. И божья награда и божьи наказания совершаются здесь, на земле; они постигают если не самого человека, то его потомство.

В связи с обострением классовых антагонизмов в эпоху "второго храма" делались и попытки несколько реформировать религию, больше приспособить ее к новым условиям. Появилась группа "книжников" (соферим), знатоков и толкователей "закона", своего рода религиозных юристов. Эти "книжники", отдаленные предшественники позднейших раввинов, не были связаны с храмовым жречеством и даже, видимо, находились в оппозиции к нему. Они, однако, участвовали в редактировании священных книг.

 

Период диаспоры

Следующая эпоха истории еврейской религии — это эпоха "диаспоры", то есть рассеяния. Рассеяние — расселение евреев за пределами Палестины, началось еще в годы ассирийского и вавилонского завоеваний (VII-VI вв. до и. э.); в эпоху эллинизма много евреев жило в Египте, Сирии, Малой Азии и в других странах Средиземноморья. Массовая эмиграция евреев имела место после разгрома первого и особенно второго восстания евреев против римского владычества (66-70, 132-135 гг. н. э.). Еврейские колонии появились чуть ли не во всех средиземноморских странах. После разрушения Иерусалимского храма Титом Флавием (70 г.), после разрушения самого Иерусалима (133 г.) у евреев не осталось традиционного культового центра. Так сложились новые исторические условия, существенно повлиявшие на изменение религии.

В диаспоре возникла прежде всего синагогальная организация еврейских общин. Синагога (от греческого συν α-γωγη; буквально — сходка, собрание) представляла собой молитвенный дом и в то же время средоточие общественной жизни, своего рода орган общинного самоуправления. Руководили синагогой экономически сильные члены общины, во главе ее стоял архисинагог — из светских лиц. Синагога имела свою казну, свое имущество и доходы, в том числе из пожертвований членов общины, занималась благотворительством, чтобы крепче держать в своих руках неимущих членов общины. В синагогах читали священное писание, толковали его, молились, но не приносили жертв: по незыблемой традиции еврейской религии приносить жертвы Ягве можно только в Иерусалимском храме. Синагоги начали возникать, видимо, в эллинистическую эпоху: самое раннее упоминание о синагоге (близ Александрии в Египте) относится ко второй половине III в. до н. э. Синагоги были не только в диаспоре, но и в Палестине, в том числе и в Иерусалиме. Но особенно большое значение они приобрели после разрушения Иерусалимского храма, так как центр тяжести религиозной жизни иудаизма был перенесен именно на синагоги.

Вторая характерная перемена состояла в значительном усилении взаимовлияния религиозной идеологии иудаизма и эллинистической религиозно-философской идеологии. Поселившиеся в странах эллинистической культуры евреи, как правило, переходили на греческий язык (в самой Палестине, частью в Сирии, Вавилонии они говорили по-арамейски, а собственно еврейский язык еще с III в. до н. э. исчез из быта, сохранившись только как книжный и богослужебный язык). Очень показательно, что все книги Библии были в III-II вв. до, н. э. переведены на греческий язык; это так называемый Перевод 70 толковников, или Септуагинта. Перевод был выполнен по почину египетского царя Птолемея II, и, очевидно, в основном для нужд многочисленного еврейского населения диаспоры, уже не понимавшего по-еврейски, а также и для неевреев, видимо интересовавшихся их религией. Появление греческого текста Библии содействовало сближению еврейской и эллинистической религиозной философии, а отсюда возникают синкретические религиозно-идеалистические системы (Филон Александрийский, позже — гностицизм), которые оказали существенное влияние на выработку христианского учения.

Все это означало в известной мере преодоление религиозной замкнутости евреев, существовавшей в эпоху "второго храма". Совместная жизнь евреев в диаспоре с людьми других национальностей и религий вела к их сближению. Древний племенной, а потом национальный бог Ягве начал постепенно освобождаться от своей национальной ограниченности, у него начали появляться поклонники-неевреи — так называемые прозелиты. Их непременно подвергали обрезанию. Возникновение прозелитизма, то есть обращение в иудаизм иноплеменников — язычников, — очень характерная черта периода диаспоры.

И в самом идейном содержании иудаизма появились существенно новые черты, порожденные политическими и социальными условиями жизни. Уже несколько веков евреи не имели политической самостоятельности, находясь под чужеземной властью. Народ не раз поднимал восстания, но они в лучшем случае приводили лишь к временному успеху (восстание Маккавеев в 165 г. до н. э.). В эпоху римского владычества усилившийся чужеземный гнет вызывал еще более частые и упорные восстания, жестоко подавляемые завоевателями. В этой обстановке усилилась вера в сверхъестественную помощь для освобождения от угнетателей, вера в избавителя, мессию, национального вождя, который придет, чтобы спасти еврейский народ от иноземного гнета. Эта идея мессианизма, широко распространившаяся особенно в римскую эпоху, была существенно новой чертой в еврейской религии (в более раннее время мессиями-помазанниками назывались реальные цари, как свои, так и чужие). Идея эта оказала глубокое влияние на возникновение христианской идеологии.

С учением о мессии была тесно связана и другая, тоже новая идея — эсхатологическое учение о грядущем веке, В более раннюю эпоху евреи мечтали только о восстановлении самостоятельного царства, о свержении иноземного ига. В поздней литературе — в частности, в Талмуде — появляется идея будущего блаженства в каком-то ином мире, идея грядущего века — олам-хабба, где праведники получат заслуженную награду. Появляется и смутная вера в загробную жизнь, в воскресение мертвых, совершенно чуждая прежней эпохе. Эти идеи конца мира, воскресения мертвых, загробного воздаяния зародились, вероятно, под влиянием маздаистского учения.

Еще одно новое явление в еврейской религии эпохи диаспоры — это возникновение ряда сект. В них отразились взгляды и интересы разных классов еврейского общества. Об этих сектах мы знаем по сообщениям Иосифа Флавия и по другим источникам начала н. э.

В среде ортодоксального иерусалимского жречества образовалась секта саддукеев (от имени Садока, легендарного основателя жреческой династии). Они были тесно связаны с храмом, строго придерживались соблюдения религиозной традиции, обрядов, отрицали загробную жизнь. После разрушения храма саддукеи сошли со сцены.

Ближе к народным массам стояла секта фарисеев. Некоторые буржуазные историки считали их демократической сектой или партией, но на самом деле это были просто демагоги, старавшиеся подействовать на верующие массы населения показной ханжеской набожностью, демонстративным соблюдением обрядовых предписаний. Это были выходцы из господствующих классов, связанные, по-видимому, с синагогами, где они занимались толкованием закона и обучением верующих. В отличие от саддукеев фарисеи признавали загробную жизнь. Ф. Энгельс называл фарисеев "себялюбивыми мерзавцами". Во время иудейского восстания 60-х годов они перешли на сторону Рима.

Народные низы — земледельцев и ремесленников — охватывала третья секта — ессеев (эссенов). Это были общины, ведшие аскетическую жизнь и не признававшие обрядности. Они проповедовали общность имущества, потребительский коммунизм. Ессеи верили в загробную жизнь, где праведники получат награду.

О секте ессеев в последнее время появилось много новых материалов, еще недостаточно изученных: это кумранские свитки, найденные в 1947-1957 гг. и отражающие, видимо, именно жизнь ессейских общин.

 

Талмудический период

После разгрома Римом второго иудейского восстания (132-135 гг.) евреи были окончательно изгнаны из Палестины и рассеялись по всем странам Римской империи. В то же время вновь стали меняться их отношения с прочим населением империи. В связи с общим экономическим упадком империи, с сокращением, особенно с III в., торговли и денежного обращения, почти прекратились хозяйственные отношения евреев с окружающим населением, ослабло влияние еврейских торговцев. Это повело и к сокращению религиозной пропаганды, к некоторому рецидиву прежней национально-религиозной замкнутости евреев. Христианство уже отделилось от иудаизма. Взаимное влияние иудаизма и эллинистической религиозной философии почти прекратилось.

Памятником этой эпохи возобновления религиозной изоляции евреев стал Талмуд — огромный кодекс религиозно-юридических правил житейской и вероисповедной мудрости. Талмуд был составлен в III-V вв. в среде вавилонских и палестинских евреев. Он состоит из двух основных частей: более ранняя Мишна — обширное "повторение", то есть толкование, закона — и позднейшая Гемара — толкование толкования. То и другое распадается в свою очередь на Галаху (свод законов и ритуальных правил) и Агаду (легенды, притчи, юридические казусы и пр.). Мишна написана на древнееврейском языке, Гемара — на арамейском, который был в то время разговорным языком восточных евреев. Талмуд сохранился в двух параллельных редакциях: иерусалимской (Иерушалми) и вавилонской (Бабли). Позже, в VI-X вв., к Талмуду были добавлены еще различные комментарии — Мидраши.

Талмуд создавался в кругах еврейских богачей, купцов и рабовладельцев и в их интересах. В нем отразились глубокие классовые противоречия внутри еврейских общин. Резко противопоставлены благочестивые и ученые богачи-рабовладельцы — талмид-хахамы и простая масса населения — ам-гаарец (народ земли) — крестьяне, ремесленники и др. К ам-гаарец в Талмуде выражается открытое пренебрежение. Были и богатые ам-гаарец, они могли приобрести себе загробное блаженство благотворительностью и изучением Торы, что для бедноты было недоступно. Рабов же Талмуд вообще оставлял без всякого внимания, они не считались членами еврейских общин, тем более что рабы у евреев-рабовладельцев были обычно из чужеплеменников. Еврейская религия, в отличие от христианской, не давала рабам утешения.

С того времени, с первых веков н. э., Талмуд становится основой всей жизни еврейских общин — не только религиозной, но и правовой, общественной. Не имея своего государства, своей светской власти, живя разбросанными общинами среди иноплеменного и иноверного населения, евреи находились под непререкаемой властью руководителей своих общин — талмид-хахамов: позже их стали называть раввинами. К последним верующие евреи обращались во всех затруднительных случаях жизни, а раввины выискивали решения исключительно в Талмуде. Эта традиция — обосновывать религиозными предписаниями все казусы, все мелочи, все стороны и общественной и частной жизни, во всем слушаться знатоков религии — раввинов, признавать их незыблемый авторитет — вела к еще большей замкнутости евреев, изоляции их от иноверного населения. Это было в интересах богатой верхушки еврейских общин, а масса евреев-бедняков попадала в полную зависимость от нее.

 

Иудаизм в средние века. Рационализм и мистицизм

В раннее средневековье евреи расселились по всем провинциям бывшей Римской империи и далеко за ее пределами. Особенно много их было в Испании (там создалось ядро сефардских евреев), позже — в Германии (ашкеназские евреи). Много евреев было в странах Арабского халифата. Они везде занимались преимущественно ремеслом, торговлей, ростовщичеством, а местами и земледелием. По мере углубления классового расслоения среди евреев усиливался гнет раввинской верхушки, толкователей Талмуда. Стихийный протест обездоленных мacc против этого гнета вылился в форму движения караимов, или ананитов (по имени главы его Анана бен Давида): караимы решительно отвергли Талмуд и требовали вернуться к "чистому" учению Моисея. Караимское движение распространилось в Причерноморье — в Хазарии (где иудаизм был в VIII-X вв. государственной религией), а позже в Крыму. В Крыму и в Литве караимы есть и сейчас. Между ними и правоверными евреями-талмудистами была длительная застарелая вражда. В России царское правительство подвергало евреев множеству унизительных стеснений, но на караимов они не распространялись.

Подавляющее большинство еврейского населения оставалось скованным синагогальной общинной организацией (кагал) и беспрекословно повиновалось раввинам. Раввины, ставленники богачей, были безапелляционными судьями не только в вопросах религии, но и в мирских делах.

В VII-XII вв. евреи, жившие на землях Арабского халифата, не только усилились экономически, но и приобщились к высокой культуре, процветавшей в этих странах. Главные очаги арабской культуры были в Северной Африке и в Испании. Там зародилось и среди мусульман и среди евреев свободомыслие, а вместе с ним появились и попытки как-то приспособить обветшавшее библейско-талмудическое вероучение к сложным условиям экономической жизни, к высокому уровню науки. Эти попытки шли в двух направлениях: рационалистическом и мистическом.

Самым видным из рационалистов среди еврейских богословов был Моисей Маймонид (1135-1204), живший в Египте. В своих многочисленных писаниях он старался примирить религию с современной ему наукой и философией. Он придерживался философии Аристотеля и принимал многое из учения мусульманских рационалистов-мутазилитов, пытался рационально или аллегорически истолковать разные чудеса и неправдоподобные вымыслы, которыми полна Библия. Маймонид выдвинул 13 основных положений иудаистской религии, стремясь освободить ее от бесчисленных мелочных предписаний; он сформулировал ряд "научных" доказательств существования бога. Правоверные раввины косо смотрели на этого вольнодумца, и после его смерти на могиле его было написано: "Моисей, сын Маймуна, проклятый еретик".

Другие иудаистские богословы видели иной выход из создавшегося противоречия — уход в чистую мистику. Так возникло каббалистическое течение, особенно сильное в Испании; оно развилось под влиянием мусульманского мистицизма, восходящего к учению неоплатоников. Каббала — по-еврейски значит принятие или традиция. Главное каббалистическое сочинение — Загор (Сияние) — появилось в XIII в. Сущность этого и других сочинений каббалистов заключалась в пантеистическом представлении о боге, как о бесконечном и неопределенном существе, лишенном всяких атрибутов. Приблизиться к познанию бога человек может только через таинственное значение имен, букв, составляющих имена, и чисел, которые этим буквам соответствуют. Каббалисты занимались различным комбинированием чисел (якобы таинственных эманаций бога), магических формул и пр. Они учили, что в мире нет зла: зло — это только внешняя оболочка добра, то есть бога. Это был своеобразный способ оправдания социальных несправедливостей. Каббалисты верили в переселение душ: душа умершего грешника возрождается в каком-нибудь другом теле, человека или животного, и так продолжается до тех пор, пока он не очистится от грехов, после чего душа возносится в царство чистых духов. Каббалисты верили в нечистых духов и изгоняли их из больных разными шарлатанскими приемами.

 

Эпоха капитализма. Хасидизм и Гаскала

В эпоху капитализма и подъема буржуазной культуры Европы среди евреев появились новые идейные течения, в которых опять-таки отобразились социальные противоречия внутри еврейского населения. Вновь ожили мистические и рационалистические идеи, в которых находило свое выражение глухое недовольство масс узкофанатической раввинистской религиозностью. Мистицизм принял форму хасидизма.

Термин хасид (благочестивый) существовал у евреев и в средние века. Но оформленное хасидское движение зародилось лишь в середине XVIII в. у евреев Юго-Западной России, где особенно тяжелы были бесправие и нужда еврейской бедноты. Основоположник хасидизма Израиль Бешт (о жизни которого мало известно) проповедовал, что раввинистская "ученость" и соблюдение многочисленных ритуальных правил ненужны; что надо стремиться к непосредственному общению с богом, которое достигается в молитвенном экстазе. Хасиды старались довести себя до такого состояния плясками, выкриками и другими приемами искусственного самовозбуждения, подобно тому как это делали мусульманские дервиши и христианские "божьи люди" (хлысты): отдаленный пережиток шаманской практики. Но, согласно учению хасидов, общения с богом может достигнуть не всякий человек, а по преимуществу лишь особые праведники — цадики. И вот в среде хасидов возникли целые наследственные династии таких цадиков, "святых людей", которые на деле были просто шарлатанами и бесстыдно обирали верующих, давая им взамен свое "благословение". Между хасидами и раввинистами (миснагид) возникла резкая вражда, но впоследствии она мало-помалу сгладилась, и сейчас отношения между хасидами и раввинистами мирные.

Рационалистическое движение среди евреев в новое время приняло — особенно в Германии — форму "просвещения" (Гаскала), по существу порвавшего с религиозной традицией либо старавшегося смягчить и ослабить религиозное законодательство (Моисей Мендельсон, 1729-1786, и его последователи). Движение Гаскалы впоследствии переродилось в чисто реакционный буржуазно-националистический сионизм, с его проповедью восстановления национального еврейского государства в Палестине (Теодор Герцль, Еврейское государство. 1896).

 

Раввинат

Однако огромное большинство евреев, особенно еврейская беднота, ремесленники, мелкие торговцы, часть рабочих, по-прежнему находилось в духовном рабстве у раввинов-талмудистов. Дух Талмуда продолжал господствовать в синагогальных общинах.

В Талмуде разработаны до мельчайших деталей предписания и запреты, касающиеся всех сторон повседневной жизни верующего еврея. Насчитывается 613 таких предписаний и запретов. Чтобы легче было разобраться в обширных талмудических правилах, еще в XVI в. в качестве своего рода справочника-конспекта Талмуда был составлен свод религиозно-обрядовых правил — Шулхан-Арух, призванный служить как бы настольной книгой религиозного еврея. Ни одна другая религия мира не наполнена до такой степени мелочными предписаниями. В этом сказалась крайняя архаичность и как бы окостенелость иудаизма. Но очень многие из ритуальных предписаний неприложимы к условиям современной жизни, отсюда возникает необходимость как-то истолковывать или попросту обходить эти предписания. Это и делали раввины. Раввин мог дать совет, равносильный приказу, как поступить в любом случае жизни, как обойти закон, делая вид, что исполняешь его. Раввин делал это за вознаграждение и обычно в интересах богатой части общины. Раввины руководили и духовным судом — бет-дин, и каждый верующий еврей обязан был в любом споре обращаться именно в этот суд, а не в государственный.

Однако раввин вовсе не является духовным лицом (в отличие от христианского или буддистского священника); он не занимает никакой публичной должности: он просто частное лицо, но пользующееся огромным авторитетом, как ученый, как знаток писания.

Важным средством удержания масс верующих в повиновении была система благотворительности, практиковавшаяся в синагогальных общинах. Существовали братства (хеврос) — общества взаимопомощи на разные случаи жизни. Благотворительность привязывала бедняка к кагальной организации.

Служа интересам еврейской буржуазии, раввины в то же время стояли на страже интересов господствующих классов тех стран, где жили. Правительства пользовались их услугами. В царской России, например, была установлена должность "казенного раввина", с особыми административными полномочиями.

 

Обряды и запреты. Праздники

Вся жизнь верующего евреи подчинена религиозно-обрядовым предписаниям и запретам. Они касаются пищи, одежды, туалета, распорядка дня, молитв, соблюдения праздников, указывают, что когда можно и что когда нельзя делать. Уже на восьмой день жизни новорожденный мальчик-еврей должен подвергнуться дикарской операции обрезания. Каждый шаг верующего еврея должен сопровождаться молитвой. Многочисленные пищевые запреты и правила, о которых уже говорилось, сохранились до наших дней; поэтому в городах, где есть еврейское население, есть обычно и специалисты-резники (шойхет), умеющие резать животных по установленным правилам, чтобы получилось кошерное (дозволенное в пищу) мясо; такое мясо продают в специальных мясных лавках; всякое иное мясо — треф, то есть нечистое. Особые правила касаются одежды: мужская одежда должна быть длинной, сделанной из однородной ткани, иметь карманы ниже пояса, голова должна быть всегда, даже во время сна, покрыта; религиозный еврей отпускает бороду, а на висках — длинные пейсы; во время молитвы надо надевать поверх одежды особое ритуальное покрывало — талес (талет) и т. д. Многочисленны предписания, касающиеся омовений, особенно для женщин; омовения должны совершаться в специальном обрядовом бассейне микве (с непроточной и загрязненной водой).

Соблюдение праздника субботы подчинено особо строгим правилам: в этот день не только нельзя выполнять какую-либо работу, но нельзя приготовлять пищу, зажигать огонь, переносить что-либо в руках, прикасаться к деньгам и пр.

Из годичных праздников, о происхождении которых уже говорилось, доныне соблюдаются пасха (14 нисана по староеврейскому календарю), шеббуот (в пятидесятый день после пасхи, в древности праздник жатвы), рош-гашана (новый год, осенью, в седьмой день месяца тишри), иомкипур (день прощения, на десятый день после Нового года), суккот (кущи, семидневный осенний праздник, когда по ритуалу требуется жить в особых шалашах — кущах), пурим (весенний праздник в память библейской истории Эсфири и Мардохая) и др.

Молитва в московской синагоге (1960 г.)

Воздействие религии на жизнь еврейских общин было особенно глубоко благодаря системе религиозного воспитания и обучения. Мальчики с пяти-шестилетнего возраста обучались в синагогальных школах — ишибот, хедер. Содержание обучения было исключительно религиозным и чисто механическим: мальчиков заставляли зазубривать тексты из Библии и Талмуда. Учителями (меламед) были люди, начитанные в религиозной литературе, но не имевшие никаких других знаний.

Еврейская религия не только освящает и оправдывает классовый гнет, но закрепляет и неравенство полов. Женщине иудаизм отводит подчиненное положение в семье и в обществе. Талмуд налагает на женщину множество унизительных ограничений; она не может быть свидетельницей в суде, не может выходить на улицу без покрывала и пр. Согласно Талмуду, жена — послушная раба мужа. Каждый верующий еврей ежедневно произносит молитву, в которой благодарит бога за то, что он не создал его женщиной, а женщина должна в молитве благодарить бога за то, что он создал ее для послушания мужчине.

 

Модернизм. Государство Израиль

В новейшее время — с начала XIX в. — стали делаться и сейчас делаются попытки модернизировать еврейскую религию, смягчить ее очевидное несоответствие современному социально-экономическому строю и культуре. Многие "просвещенные" защитники религии толкуют иносказательно библейские рассказы, объявляют ненужными талмудические предписания. Богослужение в синагогах модернизируется (проповедь на местном живом языке, музыка и пр.). С другой стороны, проповедуется социальная демагогия, забота о бедняках. Между либеральными и ортодоксальными деятелями иудаизма разгорелась борьба. Несмотря на все попытки реформировать иудаизм, все более широкие массы еврейского населения во всех странах неудержимо отходят от религии, порывают с синагогой.

В наши дни в государстве Израиль буржуазно-реакционное правительство пытается возродить ортодоксальный иудаизм. Он объявлен государственной религией. В законодательстве, в суде господствуют библейско-талмудические принципы. Смешанные браки, евреев с неевреями, запрещены законом. Воспитание и обучение в школах религиозное. Передовые слои населения, руководимые Коммунистической партией Израиля, борются против этой политики, добиваясь отделения религии от государства и свободы совести.

 

Хотя древнегреческая религия стала предметом научного интереса раньше других нехристианских религий, изученность и понимание ее до сих пор находятся в неудовлетворительном состоянии. В этой области крепко держатся некоторые укоренившиеся представления, в значительной степени односторонние или просто ошибочные.

Например, греческую религию нередко до сих пор считают "религией красоты", как определил ее еще Гегель. Эта идеализация религии древних греков основана на крайне одностороннем знакомстве с ней, главным образом по поэмам Гомера и по классическим статуям и храмам богов. В действительности же здесь налицо недоразумение. Гомеровский эпос есть несомненно высокохудожественное творение, но о религии греков, даже той самой эпохи, когда возник этот эпос, он дает лишь слабое и однобокое представление. Отношение Гомера к богам, нередко весьма непочтительное, вызывало большие сомнения у самих греков античной эпохи. Что касается классических произведений греческой скульптуры и архитектуры — статуй и храмов богов, то они действительно являются неподражаемыми образцами красоты и художественной гармонии, но они характеризуют скорее высокое развитие изобразительного искусства классической Греции, чем религиозные верования греческого народа. Статуи Фидия, Скопаса, Праксителя, храмы Иктина, Калликрата и другие творения, в сущности, так же мало дают представлений о греческой религии, как, например (если взять сравнение из другой эпохи), великие произведения Микельанджело, Рафаэля, Тициана о характере христианской религии.

Другая ограниченность в понимании греческой религии состоит в том, что ее зачастую рассматривают только со стороны мифологии. Верно, что греческая мифология богата, разнообразна, красочна, но сводить к ней всю религию или хотя бы видеть в мифологии самую характерную сторону греческой религии — большая ошибка. Обрядовая сторона этой религии, а равно ее социальное оформление, политическое значение, классовая роль представляют собой не менее важные и интересные аспекты изучения религии древних греков.

Третий предрассудок в отношении греческой религии заключается в тенденции рассматривать ее как простое продолжение и развитие гипотетической религии праиндоевропейцев. Правда, этот взгляд, идущий от основателей мифологической школы (Якоба Гримма, Макса Мюллера и др.), в настоящее время уже мало кем поддерживается в литературе. Отто Керн еще в начале XX в. вполне правильно указывал на необходимость отказаться от мнения, что греческая религия есть остаток "праиндогерманского" культа. Мыльные пузыри сравнительной мифологии лопнули. "Эллинские боги созданы в Элладе, и их понять можно только в Элладе", — говорил Керн.

Четвертый ошибочный, обывательский взгляд на греческую религию состоит в том, что ее нередко смешивают с римской религией. Так как римляне, издавна соприкасаясь с греками, пытались сблизить их богов со своими, то с тех пор и пошла привычка говорить о "греко-римских" богах либо называть греческих богов латинскими именами. На самом деле религии античных греков и римлян были глубоко различны.

 

Древнейшая стадия. Религия Эгейской эпохи

Вопрос об исторических корнях греческой религии, о ее древнейшей стадии и сейчас является труднейшим и наименее ясным из всех вопросов, касающихся религии греков. Элементы этой религии, восходящие к предполагаемой общеиндоевропейской эпохе, оказались на поверку действительно очень скудными. Они сводятся, пожалуй, к именам некоторых, очень немногих, богов, которые этимологически сближаются с именами богов других индоевропейцев: например Зевс// санскритский Дьяус//римский Юп-питер//германский Тиу; Уранос//санскритский Варуна. Из этих этимологических сопоставлений много не выведешь.

С другой стороны, в последние десятилетия, после открытия в самом начале XX в. (Артуром Эвансом и др.) древней эгейской культуры, на очередь стал вопрос о связях религии греков с верованиями их предшественников (или предков) — носителей эгейской, или крито-микенской, культуры третьего-второго тысячелетий до н. э. Этот вопрос до самого последнего времени оставался весьма неясным. Пока крито-микенская письменность не была расшифрована, сведения об эгейцах, их общественном строе и религии были отрывочны: они основывались на одном только вещественном и изобразительном материале — на фресках, скульптурах и т. п.; а этот материал представлял собой, по удачному выражению Эванса, как бы "атлас картин без текста". Неясен был, а частью и сейчас остается неясным вопрос об исторической преемственности и этнических связях между носителями крито-микенской культуры и греками: сменили ли последние первых как пришельцы-завоеватели, или они были в какой-то мере потомками эгейцев, и какую часть крито-микенской культуры впитала в себя позднейшая эллинская культура — все это вопросы, и они сейчас еще окончательно не разрешены в науке.

Эти вопросы еще более осложнены тем, что они переплетены с вопросом о пеласгах и лелегах, легендарных предшественниках греков. Хотя за последнее время лингвисты много сделали для изучения остатков пеласгского языка (оказавшего влияние на греческий), но остается неясным, пеласги ли создали эгейскую культуру, они ли пользовались критским иероглифическим письмом и "линейным письмом А" или какой-нибудь другой народ. Поэтому и вопрос о пеласгском слое в греческой религии остается довольно темным, несмотря на новое интересное исследование английского историка марксиста Джорджа Томсона.

В последние годы наука достигла в этой области больших успехов: молодому английскому ученому Вентрису удалось в 1953 г. расшифровать критское "письмо В" ("письмо А" остается и сейчас нерасшифрованным) и прочесть ряд надписей из Микен, Пилоса, Кносса. Советский ученый С. Я. Лурье продолжил и углубил изучение этих текстов. Оказалось, что надписи сделаны на архаическом ахейском диалекте греческого языка и что, следовательно, носителями эгейской культуры, по крайней мере в ее поздней фазе, были греческие племена.

Двойной топор и голова быка — религиозные символы. Резной камень (из Кносса)

Познакомимся с тем, что известно о религии крито-микенской эпохи.

В числе объектов религиозного культа видное место занимала двойная секира — не то особый фетиш, не то символ какого-то божества, предполагают, что бога грозы. Найдено много таких секир, по размерам или слишком больших, или слишком маленьких, чтобы служить орудием, а также и изображения этих секир. Культ двойной секиры, видимо, связывал эгейцев с народами Малой Азии, где у. хеттов двойная секира была атрибутом бога Тешуба. В языке карийцев слово "лабрис" означало двойную секиру. В Карий позже чтили Зевса Лабрандея. Отсюда, может быть, и греческое "Лабиринт" — название дворца критских царей, что можно понять, как "дом двойной секиры".

Возможно, что эгейцы чтили также двойной щит. Изображения такого щита — с перехватом, в форме восьмерки — тоже нередко встречаются среди критских находок.

Несомненно, что существовал культ животных. Из них на первом Месте стоял бык. Об этом говорят нередко встречающиеся изображения быков, сцены бычьих боев, а особенно одно любопытное изображение на печати, представляющее чудовище с человеческим туловищем и ногами, но с копытами, хвостом и головой теленка. Перед чудовищем изображен мужчина с опущенными руками. Эта сцена невольно напоминает греческое сказание о человеке-быке Минотавре, обитавшем в критском "Лабиринте". О культе змей свидетельствуют их многочисленные изображения, в частности женские фигурки со змеями в руках: вероятно, статуэтки змеиной богини или же жрицы — служительницы священных змей. Возможно, существовало и почитание птиц, например голубя.

Встречаются изображения животных геральдического стиля: два симметрично стоящих животных по бокам центральной фигуры. Очень вероятно тотемическое происхождение эгейской зоолатрии.

Были, по-видимому, и антропоморфные божества, главным образом женские. Женские фигуры очень часты на культовых изображениях. Есть, например, любопытное изображение женщины с поднятыми руками, стоящей против собаки, у которой лапы тоже подняты вверх. Некоторые имена в недавно прочитанных минойских надписях напоминают имена богов классической Греции: Артемиды, Посейдона, Гермеса, Геры, Зевса, Гестии и др., но сходство имен иногда сомнительно.

Есть намеки на культ солнца или луны — изображения колес. По-видимому, существовал культ камней и священных деревьев. С какими-то религиозными представлениями были связаны пещеры, частью как места погребения умерших, частью как места совершения обрядов. Особых святилищ не обнаружено. Обряды исполнялись, помимо пещер, вероятно, на открытом воздухе. Видимо, были жрецы и скорее всего жрицы.

Богиня со змеями. Статуэтка из слоновой кости и золота. Кносс, середина второго тысячелетия до н. э.

Таковы скудные сведения о религии носителей крито-микенской культуры. Из них очень трудно сделать выводы о характере и формах этой религии.

Хотя мы теперь и знаем, что носителями крито-микенской культуры, по крайней мере позднего периода, были греки-ахейцы, для нас не совсем ясно, какое историческое отношение они имеют к грекам классического периода. Видимо, имело место вторжение греческих же ионийских племен, а затем дорийских, стоявших на гораздо более низком уровне культурного развития. Микенская культура была разрушена.

Поэтому никак нельзя считать крито-микенскую религию попросту ранней стадией греческой религии. Последняя представляет собой весьма сложное целое, составные части которого имеют различное историческое происхождение. Однако не подлежит сомнению, что целый ряд элементов крито-микенской религии сохранился, хотя бы в пережиточной и видоизмененной форме, в верованиях и обрядах греков классической эпохи. Наличие в ней таких весьма многочисленных пережитков убедительно показали шведский исследователь Мартин Нильсон и английский историк Джордж Томсон.

 

Вопрос об историческом развитии

Религия греков доступна изучению на сравнительно большом протяжении времени, обнимающем (даже не считая крито-микенской эпохи) почти полторы тысячи лет — от начала первого тысячелетия до н. э. и до победы христианства в IV в. н. э. Несмотря на это, проследить историческое развитие религии за этот огромный период едва ли возможно. Казалось бы, естественно предположить, что, например, поэмы Гомера (IX-VIII вв. до н. э.) отражают ранний, а "Описание Эллады" Павсания (II в. н. э.) — поздний этап в развитии религии греков; но более внимательное изучение источников не позволяет принять без больших оговорок это предположение. Гомеровский эпос содержит в себе наряду с действительно архаичными элементами довольно сложные и модифицированные представления; с другой стороны, у Павсания, Плутарха, Лукиана и других поздних авторов мы зачастую находим отражение глубоко архаических форм верований и обрядности. Поэтому при попытке проследить стадии развития религии греков мы не можем опираться попросту на хронологическую последовательность источников, а принуждены пользоваться более сложными приемами.

 

Следы тотемизма

В древнегреческой религии сохранились хотя и слабые, но заметные следы такой глубоко первобытной формы верований, как тотемизм. Оставляя в стороне сомнительные данные о нем, достаточно упомянуть только о явных пережитках тотемизма в мифологии и обрядах греков. Одним из ярких примеров является миф о происхождении племени мирмидонян от муравьев — миф, подкрепленный тотемической этимологией самого имени (от μυρμεξ — муравей).

Афина, Эрихфоний и змееногий Кекроп. Рельеф из Аттики

Другой пример — миф о змееногом Кекропе, основателе Афин. Отдаленным отзвуком тотемических верований можно считать мифы о Зевсе, принимавшем вид то быка, то лебедя, то золотого дождя, чтобы сочетаться с земной женщиной: ведь это известный тотемический мотив зачатия женщиной от тотема. Реминисценциями тотемизма, хотя и слабыми, могут быть и образы многих богов, антропоморфных, но сохранивших следы своего животного происхождения или связи с каким-либо животным и в то же время с определенной местностью: например, Аполлон — волк, Артемида — медведица или лань, Гермес — баран, Гера — корова или коза и пр. Наконец, сюда же надо отнести, быть может, и местные табу на те или иные виды животных: рыбы в Посейдоновом озере в Лаконике, черепахи на одной из гор близ Тегеи.

 

Следы промысловых культов

Сохранялись и пережитки древних промысловых культов. Один из ярких примеров — устраивавшееся ежегодно еще во II в. н. э. празднество в честь Артемиды Лафрии в Ахейских Патрах. В первый день праздника жрица совершала торжественный выезд на колеснице, запряженной оленями. Во второй день устраивалось грандиозное жертвоприношение: на жертвенник в кучу бросали живых диких зверей — оленей, серн, кабанов, медведей и волков, а также домашних животных и птиц, туда же клали древесные плоды и все это сжигали. Вся картина варварски жестокого обряда напоминает охотничье жертвоприношение-пиршество и плохо вяжется с традиционным представлением о "религии красоты" античной Греции.

С древнейшими промысловыми культами были связаны и обряды магии погоды. Первоначальный, чисто магический характер таких обрядов, правда, был уже затемнен образами богов, к которым стали адресовать эти обряды, но он все-таки виден довольно отчетливо. У Павсания можно найти очень интересные описания таких обрядов, исполнявшихся еще в его время. Например, в городке Мефанах (Коринфика) для отогнания знойного ливийского ветра исполнялся такой обряд: два человека брали белого петуха, разрезал и его пополам и с этими половинами бежали в разные стороны вокруг виноградника, после чего зарывали обе части петуха в землю на том месте, откуда начали бежать. Неподалеку от Сикиона тоже исполнялся обряд "для смягчения дыхания" ветров: ночью читались "заклинания Медеи" над четырьмя ямами у жертвенника ветров. Еще шире практиковались обряды вызывания дождя. Около Ликосуры (Аркадия) в случае засухи жрец Зевса Ликейского бросал на воду дубовую ветвь, ожидая, что от поднимающегося пара образуются облака и пойдет дождь; при этом он, конечно, молился и приносил жертву Зевсу, но первоначальное, чисто магическое зерно обряда остается отчетливо видным.

К этому же древнейшему пласту греческой религии принадлежит вера в многочисленных мелких духов природы: водяных и лесных нимф — наяд, дриад, духов-хозяев гор и пр.

 

Вредоносная и лечебная магия

Сохранялась у греков и вера во вредоносную магию, восходящая к глубокой древности. Этот вид магии связался, что вполне понятно, с представлениями о мрачных богах подземного мира. На первом месте из них стояла грозная Геката. Ее именем, как и именами других хтонических божеств, заклинали человека, которого хотели погубить. Проклятия и заклинания сопровождались зловещими обрядами. Впрочем, большого значения вредоносная магия, кажется, не имела. Характерно, что греческая мифология почти не знает колдунов и колдуний. Образы Киркеи и Медеи заимствованы, как предполагают, от других народов.

Большое значение зато долго сохраняли религиозно-магические верования в области врачевательного искусства. Даже в эпоху успехов рациональной медицины (Гиппократ и др.) у греков держались лечебно-знахарские обряды, связывавшиеся обычно с культом богов-целителей. В качестве последних выступают не только общеизвестный Асклепий и его сын Махаон, но и Аполлон, Дионис, Деметра, Геракл, Амфиарай, Пан (Латирий) и многие местные божества, нимфы целебных источников — нимфы Анигриды, Иониды и др. (Павсаний. Описание Эллады, кн. V, гл. 5,11; кн. VI, гл. 22,7 и др.). Однако едва ли можно считать все эти образы богов-целителей, даже наиболее специализированных из них, как Асклепий, простыми олицетворениями лечебно-магической практики: в большинстве случаев перед нами местные божества-покровители, в культ которых влилась и эта практика, и образы их впитали в себя черты сверхъестественных врачевателей.

 

Следы тайных союзов

К числу пережитков глубоко архаичных форм религии принадлежали также остатки мужских культов, восходящих к мужским тайным союзам. Местами эти мужские культы переплетались с параллельными женскими обрядами. Таковы были, например, своеобразные празднества в честь Деметры, устраивавшиеся одними мужчинами в священной роще между Сикионом и Флиунтом; женщины чествовали богиню отдельно, собираясь для этого в местности Нимфоне. В одном из храмов Ареса на Лаконском побережье ежегодно справлялся чисто мужской праздник, на который женщины не допускались (Павсаний, кн. II, гл. 11,3; кн. III, гл. 22,7). Вероятно, к древним мужским союзам восходят своими корнями и знаменитые национальные игры греков — олимпийские, немейские, истмийские, пифийские, — несомненно имевшие связь с религиозной обрядностью: есть указания на то, что когда-то женщины не допускались к этим играм.

Существовали и чисто женские культы, к участию в которых не имели доступа мужчины: таковы, например, были некоторые местные культы Деметры, Коры и Диониса.

 

Погребальный и семейно-родовые культы

К еще более глубокой древности восходят погребальные обряды греков и связанные с ними представления о загробном мире. Господствующей традицией у греков было зарывание покойника в землю или захоронение в гробнице. Эта традиция, восходящая к крито-микенской эпохе, была лишь на короткое время прервана вследствие появления обычая кремации трупов, вероятно принесенного ионийцами (как раз этот период их господства и отражен в поэмах Гомера); но новый обычай скоро исчез, и носители его подчинились местной традиции хоронить умерших в земле. Обычай трупосожжения почти не оставил следа и в представлениях греков о загробной жизни, если только не считать отдельных мифологических мотивов, вроде вознесения Геракла на небо из пламени погребального костра. Напротив, обычай зарывания трупа в землю наложил свой отпечаток на представления греков о судьбе умерших. По этим представлениям, хорошо отразившимся в "Одиссее" (песнь XI), души или тени умерших ведут печальное существование в подземной области Аида. При этом судьба всех душ, будь то доблестный воин или простой земледелец, почти одинакова: всем им суждено бродить унылыми тенями по пустынным и мрачным пространствам Аида. Существовала, однако, и идея посмертного наказания за преступления: навлекшие на себя особый гнев богов люди, как легендарные Сизиф, Тантал, Данаиды, терпят различные мучения в Аиде. Более же прочным и распространенным было убеждение, что судьба душ зависит от выполнения живыми должных обрядов над телом умершего. Душа покойника, лишенного погребения, не находит себе покоя в загробном мире.

Поэтому греки придавали очень большое значение исполнению последнего долга перед покойником. Ничто в греческой религии не занимало такого важного места и не задевало так глубоко настроений верующих, как отношение к умершим. Смерть сама по себе не внушала грекам особого страха, но мысль о том, что после смерти тело может остаться непогребенным и будет отдано на съедение собакам, казалась ужасной. Подобные представления отразились в гомеровском эпосе: вспомним горячую мольбу умирающего Гектора к своему победителю Ахиллу ("О, не давай ты меня на терзание псам мирмидонским!") и тайное посещение того же Ахилла отцом Гектора, старцем Приамом, умолявшим выдать за дорогой выкуп тело сына для погребения. На этом же мотиве построен и сюжет гениальной трагедии Софокла "Антигона": девушка добровольно идет на смерть, лишь бы выполнить свою священную обязанность — предать земле тело убитого брата. Подобные представления влияли не только на литературу, а и на политическую жизнь: достаточно вспомнить трагический эпизод последних лет Пелопоннесской войны — осуждение и казнь афинских стратегов за то, что они не подобрали и не похоронили тела воинов, убитых в Аргинусском сражении (406 г. до н. э.).

Греки верили, что тени умерших нуждаются в пище, и старались их кормить. Электра, героиня трагедии Эсхила, возливает на землю вино со словами: "Питье проникло в землю, мой отец получил его". Ее брат Орест тоже обращается к тени отца: "О отец, пока я жив, ты получишь блестящие жертвы, но если я умру, ты не будешь иметь своей доли в приношениях, питающих мертвых". Эврипидовская Ифигения возливает на могилу молоко, мед и вино, "так как это принесет отраду умершим". Такие верования жили еще во II в. н. э.; об этом сообщал Лукиан. "Люди воображают, — писал он, — что души выходят наружу к приносимой пище и питаются дымом сжигаемого мяса и вином, вылитым на землю".

Погребальный культ, лежавший прежде всего на обязанности родственников и потомков умершего, составлял существенную часть семейно-родовой религии греков. Устойчивость ее поддерживалась сохранением сильных пережитков патриархальнородового строя.

Вместе с родовыми пережитками держался у греков и чисто семейный культ очага. Священный домашний очаг олицетворялся в виде женского божества Гестии. Женское олицетворение очага — явление, свойственное религиям очень многих народов как пережиток матриархата.

 

Аристократический культ героев

На почве разложения родового строя в связи с выделением аристократических родов выросла очень характерная для Греции новая форма религии: аристократический культ "героев".

В литературе высказывалось мнение, что культ героев есть явление позднее, результат упадка веры в богов. Но с этим нельзя согласиться. В архаическом языке надгробных надписей слово ηρως (герой) означало просто умершего. Героями первоначально были духи-покровители отдельных родов, предки-родоначальники; с выделением же аристократических родов и их родоначальники стали выделяться как особый предмет почитания. Герои-предки наиболее знатных и могучих родов возносились высоко над другими, и круг почитателей их чрезвычайно расширялся.

Наиболее широкой известностью по всей Греции пользовался Геракл. Его едва ли можно считать исторической личностью. Но с другой стороны, нельзя согласиться со старым "мифологическим" взглядом на Геракла как на солнечного бога. Геракл — герой-эпоним, легендарный предок — родоначальник аристократического рода Гераклидов (дорийского племени), из которого происходили обе династии спартанских царей. Легендарный "поход Гераклидов", приведший к завоеванию дорийцами большей части Пелопоннесса, вероятно, был реальным историческим событием (XII-XI вв. до н. э.), и не исключено, что именно оно сделало известным по всей Греции имя Геракла, вокруг которого стали сплетаться легенды о всевозможных его подвигах. Возвеличение Геракла дошло до того, что появился миф о вознесении его на небо и превращении в одного из богов; в этом мифе отразился тот факт, что Геракл стал предметом общеэллинского культа.

Любопытно по этому поводу сикионское предание, сообщаемое Павсанием ("Описание Эллады", кн. II, гл. 10, 1): сын Геракла Фест заставил сикионцев чтить его отца не как героя (как его чтили раньше), а как бога.

Хотя в классическую эпоху почитание героев переросло из родовых форм в форму местных общинных и городских культов (об этом будет сказано ниже), наряду с последними сохранялись и традиции аристократического родового почитания героев. Знатные роды местами крепко держали в своих руках культы, получившие уже более широкий публичный характер. Так, в Афинах культ героев Эрехтея и Бута находился в руках аристократической фамилии Бутадов; фрески на стенах Эрехтейона изображали эпизоды из истории этого эвпатридского рода. В Элевсине жреческие должности при храме Деметры замещались исключительно членами родов Эвмолпидов и Кириков, которые, кстати, обслуживали и фамильный культ героев Эвмолпа и Кирика. Известную роль в элевсинских мистериях играли и другие знатные роды: Филлидов, Кроконидов, Койронидов, Эвданемов, Фиталидов и Бузигов.

 

Местные общинные культы

Но вообще говоря, с разложением родового строя и образованием территориальных общин центр тяжести греческой религии переместился к почитанию местных, общинных патронов — героев и богов. Местные общинные культы, державшиеся до самого конца античной эпохи, составляли одно из характернейших явлений греческой религии.

Так, у Павсания упоминаются местные культы: героя Ификла (брата Геракла) в Фенее, нимфы Фейсои в Фейсоее (Аркадия), Эвриномы в Фигалии, бога ветра Борея в Мегалополе (Аркадия), Эрота в Феспиях, Лина на Геликоне и т. д. Многие общины почитали своих покровителей под нарицательными или собирательными именами. Так, в Миопии чтили "богов милостивых" — Мейлихеев, в Амфисее сынов "владык" — Анактов, в Булиее "величайшего бога" — Мегистоса, в Элиде бога — "спасителя города" — Сосиполиса, в общинах Аркадии — "владычицу", которая мифологически сближалась с Персефоной, дочерью Деметры.

В этих местных культах кое-где держались чрезвычайно архаичные формы верований — остатки фетишизма, почитания камней, рек, источников, гор. В Псофиде поклонялись местной реке Эриманф, которой был посвящен храм; в Орхомене — священным камням, будто бы упавшим некогда с неба; у херонейцев — священному копью, считавшемуся скипетром Зевса. В Дельфах был особо чтимый камень, который ежедневно поливали маслом, а в праздники покрывали свежей шерстью. Во Флиунте на городской площади стояла медная коза, предмет поклонения местных жителей. Многие из этих сугубо локальных фетишей в дальнейшем связались с образами общегреческих божеств, не утратив, однако, своего первобытного вида. В Феспиях, например, простой необтесанный камень считался изображением бога Эрота. В Сикионе особая пирамида была символом Зевса Мейлихия, а колонна изображала богиню Артемиду. Почитание бэтилов — обделанных камней — довольно широко было распространено в местных культах.

 

Земледельческий культ

Крупную роль в древних общинных культах играло поклонение божествам плодородия, покровителям земледелия и скотоводства. Знаменитые элевсинские мистерии вначале были не чем иным, как местным культом земледельческих божеств, прежде всего Деметры. Чисто земледельческий культ Деметры существовал и в Фигалии, где этой богине приносили бескровные жертвы: плоды, виноград, медовые соты и свежесрезанную овечью шерсть; все это складывалось на жертвенник и поливалось оливковым маслом. Такая жертва приносилась Деметре от имени всей фигалийской общины (Павсаний, кн. VIII, гл. 42, 11). Очень интересны приемы магического привлечения урожая, практиковавшиеся жителями Тифореи (Фокида): тифорейцы старались украсть землю с могилы Зета и Амфиона около Фив и перенести к себе, чтобы положить на могилу Антиопы; этим они переносили к себе из фиванской земли урожай; фиванцы, однако, старались не допустить такого похищения у них урожая и тщательно стерегли гробницу (Павсаний, кн. IX, гл. 17,4). Хорошо известно, что и общеэллинские боги во многих случаях сохраняли в себе черты покровителей земледелия и скотоводства.

 

Полисные культы

Все описанные выше религиозные верования и обряды греков, сохранявшиеся преимущественно в быту народных масс, крестьянства, представляли собой пережиток ранних форм религии, восходящих в основном к первобытнообщинной эпохе или к стадии разложения первобытной общины. Что касается господствующих форм религии в классическую эпоху, в эпоху расцвета рабовладельческих республик, то основной формой ее был несомненно культ богов-покровителей полиса.

Этот культ носил официальный государственный характер и был политически обязателен для всех граждан. В этом отношении греческий полис не допускал никакой свободы. Вообще-то к богам, к мифам о них можно было относиться скептически; можно было даже рассказывать забавные истории о богах, как это сделано в гомеровских поэмах, смеяться над ними; общеобязательных догматов греческая религия не знала. Но нельзя было уклоняться от исполнения обязательных обрядов в честь бога — покровителя города, нельзя было проявлять неуважение к нему. За нарушение этого закона грозило суровое наказание. Ярким примером может служить обвинение и казнь Сократа, который пострадал за то, что "не чтил богов, которых чтит город, а вводил новые божества", как гласил официальный обвинительный акт.

Боги-покровители полиса были различны. В числе их наряду с общеэллинскими были и чисто местные божества и герои, почитание которых не выходило за пределы отдельных городских общин. Культ героев, когда-то в древности родовой, получил в классическую эпоху специфические черты общинного, городского культа. Каждый город имел своих патронов — героев, нередко бывших эпонимами города. В афинском предместье Фалере почитали героя Фалера (по преданию, участника похода Аргонавтов), а в самих Афинах — Тесея, его отца Эгея и других героев, вероятно некогда покровителей отдельных общин Аттики: Эрехфея, Бута, Пирифоя, Академа и др. Коринфяне поклонялись своему эпониму — герою Коринфу, считая его сыном Зевса, тиринфяне — герою Тиринфу, внуку Зевса, жители Гермионы — Гермиону. В Лаконике чтили героя Менелая, в честь которого был построен храм; в Мессении — Мессену, дочь Триопа; в Фарах — братьев Никомаха и Горгаса, внуков Асклепия и врачевателей. В Олимпии местным патроном был герой Пелопс, в Писее — Пис, внук Эола, в аркадской Мантинее — Аркад, в Платее — Платея, дочь Асона, и т. д. В честь героев-покровителей сооружались храмы-герооны, при каждом из них был священный участок — теменос, устраивались общественные празднества и жертвоприношения.

В отдельных городах особо почитались в качестве местных покровителей и божества общегреческого пантеона. Можно подумать, что многие из этих божеств первоначально и были местными патронами, но в силу тех или иных исторических причин возвысились до ранга великих общенациональных богов. Так, например, Асклепий был, вероятно, вначале местным эпидаврийским божеством, Артемида — аркадским, Гера — покровительницей Микен и Аргоса, а позже Самоса и т. д. Греки часто старались связать своих местных городских патронов с общенациональными божествами, либо приписывая им мифологическое родство с этими божествами, либо прямо отождествляя их с последними. При этом само имя местного патрона обычно превращалось в эпитет бога. Так, древнее божество р. Исмения в окрестностях Фив превратилось в Аполлона Исмения; Птой, горное божество, покровитель одной из беотийских общин, — в Аполлона Птоя, и т. д. Из многочисленных эпитетов Зевса некоторые были вначале, видимо, самостоятельными местными божествами: Зевс Анхесмий, почитавшийся на горе Анхесме, есть не что иное, как бог этой горы, Зевс Гипат — божество горы Гипата, Зевс Лафистий — олицетворение горы Лафистиона, Зевс Крокеат — местный покровитель г. Крокеи.

Мартин Нильсон совершенно правильно указывал, что если общегреческие боги были покровителями греков в их борьбе с внешними врагами, то местные городские боги и герои покровительствовали своим общинам в их междоусобных распрях. Культ городских патронов — богов и героев был, следовательно, идеологическим отражением политической раздробленности Греции. Поглощение же образов этих местных патронов великими богами Греции отражало тенденцию к культурному и экономическому, если не политическому, объединению греческих полисов.

 

О происхождении общегреческого пантеона

Эта объединительная тенденция, как известно, не получила своего завершения вплоть до македонской эпохи; однако она наметилась еще в глубокой древности. Само создание общеэллинского пантеона рядом с культами местных божеств относится к отдаленному прошлому, может быть, еще к эпохе Микенского царства. В гомеровскую эпоху культурная общность греков, по крайней мере ахейцев, отчетливо ими сознаваемая, отразилась в почитании общегреческих богов — олимпийцев. Этому содействовало, видимо, и передвижение населения в ходе завоевания и колонизации ахейцами и ионийцами Балканского полуострова, Эгейских островов и Малоазиатского побережья. Немалую роль в оформлении общенационального пантеона сыграла несомненно и сама эпическая поэзия и ее творцы аэды. В этом смысле старое изречение, что "Гомер создал богов Греции", отражает какую-то историческую реальность.

Вопрос о происхождении великих богов олимпийского пантеона чрезвычайно труден. Образы этих богов очень сложны, и каждый из них пережил несомненно длительную эволюцию. Некоторые из олимпийских богов представляют собой, по мнению наиболее компетентных исследователей, древние крито-микенские доэллинские божества, культ которых был усвоен ахейцами.

 

Гера

Так, "волоокая" Гера, главная из богинь, супруга Зевса, есть, видимо, не что иное, как богиня-корова — древняя покровительница Микен, где следы почитания коровы обнаружены были еще раскопками Шлимана. В эпосе Гера выступает как особая покровительница аргивян (аргосцев); да и позже Гера пользовалась особым почитанием в Арголиде, где существовали местные мифы о ней.

 

Посейдон

Посейдон был, вероятно, древним морским божеством Пелопоннесса, его чтили прибрежные рыбаки. Он не раз упоминается в микенских надписях. Культ его был воспринят и ионийцами и дорянами, у которых святилище Посейдона на мысе Тенаре было средоточием лаконского морского союза. Помимо своей роли божества моря, Посейдон почитался и как покровитель коней. Распространившись впоследствии, культ Посейдона вобрал в себя ряд местных культов, образ его вытеснил местных героев или слился с ними. Так, например, в г. Онхесте (Беотия) некогда почитался местный герой Онхест, но впоследствии он был превращен в сына Посейдона или даже отождествился с ним: там стояли храм и статуя Посейдона Онхестия.

 

Афина

Афина была несомненно древним божеством — покровительницей городов и городских укреплений. Есть основания считать, что такая покровительница была у каждого города своя и называлась она, быть может, нарицательными именами (Владычица и т. п.). Имя Афина, которое стало впоследствии наиболее распространенным, дано по самому известному месту почитания — г. Афинам; это был, собственно говоря, эпитет, означавший "Афинская богиня", или "Афинянка" (так ее и называли, например, спартанцы). Другое ее имя — Паллада — тоже эпитет, означающий "Потрясательница копья"; еще одно ее имя — Полиада (Городская, Защитница полиса). Павсаний упоминает до 50 разных эпитетов Афины. В его время это было одно из наиболее чтимых божеств всей Греции: в "Описании Эллады" упоминается не менее 73 храмов и святилищ, выстроенных в ее честь в разных областях, не считая отдельных жертвенников и статуй; в этом отношении Афина уступала только одной Артемиде. Храмы обычно находились в цитадели полиса. По классической мифологии, Афина выступает как богиня-воительница, она изображалась всегда в полном вооружении. Вместе с тем в образе ее сохранились и тотемические черты: сова, змеи под щитом, эгида — козья шкура, оливковое дерево; быть может, это черты разных тотемических образов, слившихся впоследствии в образе Афины.

 

Артемида

Богиня Артемида была одним из наиболее чтимых греками божеств: по числу посвященных ей храмов (около 80) она вообще занимала первое место среди богов Греции. По происхождению она была несомненно местным божеством. Спорно, однако, где был первоначальный центр ее культа. В гомеровском эпосе Артемида выступает как враждебное ахейцам божество. Поэтому обычно полагают, что культ Артемиды возник в Малой Азии (главный храм — в Эфесе), где она считалась покровительницей плодородия, и лишь впоследствии оттуда распространился в Европейской Греции. Но есть и противоположное мнение, что в Малую Азию культ Артемиды занесен именно из Греции, из Аркадии, где был самостоятельный и древнейший очаг ее культа. В Аркадии Артемида была в самом деле древним местным божеством — покровительницей охоты, связанной с медведем. Дж. Томсон, признавая, что культ и образ Артемиды сложились из многих местных культов, считает, что основу образа составила древняя пеласгская богиня-медведица, принесенная из Причерноморья и чуть ли не с Кавказа.

В классической мифологии и иконографии Артемида выступает как девственная богиня-охотница, обычно со своей спутницей-ланью. Связь Артемиды с луной — несомненно искусственное мифологическое построение, не отразившееся ни в верованиях, ни в культе. Напротив, следы народных верований сохранились в многочисленных местных эпитетах Артемиды, которых у нее было множество. Павсаний упоминает до 40 таких эпитетов, в числе их были и чисто географические (Артемида Бравронская, Лампейская, Ферейская, Алфейская, Стимфалийская и др.) и такие, которые некогда были, видимо, именами самостоятельных божеств (Артемида Эвринома, Диктина, Ифигения, Иссория, Лимнатида, Орфия и др.). Эти эпитеты лишний раз подтверждают, что и культ Артемиды, распространившись по всей Греции, поглотил целый ряд местных культов.

 

Аполлон

Чрезвычайно сложный и неясный образ представляет собой Аполлон (Феб), которому в греческой мифологии и религии принадлежало весьма видное место. О происхождении культа Аполлона много спорили и до сих пор спорят. Очень обстоятельное исследование опубликовал советский профессор А. Ф. Лосев. История этого образа, видимо, была связана с историей образа Артемиды: недаром по классической мифологии оба божества считались родными братом и сестрой, детьми Латоны (Леты) от отца богов Зевса. Некоторые (например, Керн) считали Аполлона, как и Артемиду, древним аркадским божеством — покровителем пастухов. Но большинство признает его божеством пришлым, малоазиатским по происхождению, и это более правдоподобно, хотя культ Аполлона в классическую эпоху слился со многими чисто местными греческими культами. Самое имя Аполлон толковали по-разному: то как Губитель (от греческого απολλυμι — губить), то как Покровитель стад (от дорического απελλα — стадо). Но видимо, имя это не греческое. После расшифровки Б. Грозным хеттского письма оказалось, что один из хеттских богов носил имя Апулунас. Грозный считает это имя семитическим, вавилонским: по-вавилонски абуллу значит ворота. Возможно, что Апулунас был богом-охранителем городских ворот, то есть покровителем города. В гомеровском эпосе Аполлон рисуется, подобно Артемиде, как враждебное ахейцам божество, как покровитель троянцев. В Микенских надписях он совсем не фигурирует. Впоследствии культ Аполлона был занесен в Грецию, видимо, ионийцами. На острове Делосе находилось общеионийское святилище Аполлона. Другим центром его почитания в Греции в классическую эпоху были Дельфы, где было знаменитое прорицалище; но, по довольно правдоподобному преданию, первоначально в Дельфах было прорицалище богини Фемиды, и лишь позже ее вытеснил оттуда Аполлон. Джордж Томсон, вполне признавая малоазиатское (карийское) происхождение Аполлона, высказал оригинальное предположение, что культ его, проникший через Крит в Ионию, а затем в материковую Грецию, развился только в Дельфах, где Аполлон вытеснил свою мать Лету и сестру Артемиду — победа патриархального начала над матриархальным.

Вытеснение Аполлоном отдельных местных богов греческих общин можно видеть и на других примерах. Так, хорошо известен миф о том, как Аполлон случайно убил юношу Гиацинта, которого он любил: в этом мифе отразился исторический факт — замещение культа древнего хтонического божества Гиацинта культом Аполлона. Тот же Аполлон вытеснил и лаконского пастушеского бога Карнея, приобретя эпитет Аполлона Карнейского. В Пелопоннессе Аполлон вообще считался пастушеским божеством. "Аполлон особенно любит быков", — говорит Павсаний, рассказывая о статуе Аполлона в одном из храмов Ахайи, где бог изображен опирающимся ногой на череп быка (Павсаний, кн. VII, гл. 20, 3-4). Около Фив почитали Аполлона Исмения: этот эпитет — название местной реки, которую, вероятно, когда-то обожествляли жители. Другие разнообразные эпитеты Аполлона-Ликейский, Птой, Дельфиний, Амиклейский и т. п. — указывают, очевидно, на тот же факт поглощения этим богом культов многих местных богов.

В классическую эпоху Аполлон сделался одним из самых популярных в Греции богов, вопреки своему варварскому происхождению, о котором было совсем забыто. Некоторые считают его как бы воплощением эллинского национального духа. Ему было посвящено более 50 храмов в разных областях. Аполлону приписывались самые разнообразные функции. Главными из них были: прорицание будущего (Дельфийский и другие оракулы); покровительство искусствам и наукам — Аполлон Музагет, то есть предводитель девяти муз, олицетворявших искусства и науки, или Аполлон Кифаред, то есть играющий на кифаре (его и изображали часто с этим музыкальным инструментом в руках); врачевание — в этом Аполлон соперничал с Асклепием и имел особый эпитет — Пэан; очищение от всякой скверны (с этим связано мифологическое представление о серебряном луке Аполлона и его эпитеты Дальновержец, Сребролукий и др.); божество света, правильного, уравновешенного миропорядка (отсюда и сейчас еще употребляемое выражение "аполлоновская душа" и т. п.). Что касается связи Аполлона с солнцем, то о ней большинство античных источников ничего не знает; видимо, это позднейшая философская спекуляция.

 

Асклепий, Пан, Афродита, Арес

Более прост образ бога-целителя Асклепия, сложившийся на чисто греческой почве. Это было вначале местное божество — покровитель Эпидавра, но впоследствии оно сделалось одним из самых известных в Греции: во II в. н. э. в разных областях Греции было не менее 38 храмов Асклепия — почти столько же, сколько храмов Зевса.

Таким же местным божеством, аркадским по происхождению, был бог пастухов Пан.

Напротив, чисто восточного происхождения была богиня Афродита. В микенскую эпоху нет никаких следов имени этой богини. По Гомеру, она сражалась на стороне троянцев против ахейцев. Имя ее — эпитет, связанный с мифом о ее рождении из морской пены (от αφρος — пена). Другое ее имя — Киприда — указывает на древний центр ее культа — остров Кипр. Мифологическая связь с чисто азиатским (семитическим) богом Адонисом лишний раз подтверждает, что перед нами малоазиатское женское божество плодородия. Томсон считает Афродиту финикийской богиней Астартой. У греков Афродита превратилась в богиню красоты, любви, идеализированное олицетворение женственности — результат гуманизирующей тенденции, характерной для Греции классического периода. Мифология сделала из Афродиты мать Эрота — юного бога — олицетворения любви.

Фракийский бог Арес, позаимствованный еще в гомеровскую эпоху (в "Илиаде" он тоже враждебен ахейцам), превратился у греков в неистового бога войны.

 

Гефест, Гестия, Гермес

Особую группу составляли боги, образы которых являются непосредственным олицетворением явлений культурной жизни людей, хотя некоторые из этих богов тоже впитали в себя и элементы местных культов. Таков Гефест — олицетворение земного огня и кузнечного ремесла. Возможно, что вначале он тоже был местным божеством — на острове Лемносе или в Ликии. В самой Греции культ его не был распространен, хотя в мифологии образ этого хромого бога занимал видное место. Гестия — тоже олицетворение огня, только домашнего, божество семейного очага. Гермес — несомненно олицетворение гермы — каменной кучи или каменного столба, служивших в Греции дорожными метками; его и изображали обычно в виде каменной стэлы с человеческой головой. В качестве покровителя дорог и путников Гермес стал божеством торговли, а в мифологии — "вестником богов" и "проводником душ" (результат мифологических спекуляций еще в гомеровское время). В образ Гермеса влились, впрочем, и элементы местных культов, например, культа пелопоннесского бога скотоводства (Павсаний, кн. II, гл. 3-4).

 

Зевс

Образ Зевса — верховного бога олимпийского сонма, "отца богов и людей" — наиболее сложен. В нем, несомненно, тоже слились черты разных местных божеств. Существовало несколько различных центров культа Зевса, к которым были приурочены и разные циклы мифов о нем; главными были Крит и Фессалия. Мифы о рождении Зевса на острове Крите, мифы, связанные с древним местным культом пещер, наличие "гробницы Зевса" на том же Крите — все это приводит к выводу, что в образ Зевса влилось древнее критское божество, символом которого, видимо, был двойной топор минойской эпохи. С другой стороны, несомненно и наличие "материкового" греческого компонента, который, очевидно, и составил основное ядро образа Зевса; это древнее фессалийское божество дождя и плодородия. Дождевые тучи, орошавшие поля Фессалии, шли со снежного Олимпа, и местные пастухи и земледельцы привыкли видеть в этой величественной горе местопребывание своего главного бога. Фессалия же была прародиной ряда греческих племен. Расселение их из Фессалии по всей Греции имело своим последствием столь же широкое распространение культа Зевса и превращение этого божества, слившегося постепенно с крито-микенским богом грозы, в верховного бога общеэллинского пантеона, в главу олимпийского сообщества богов. Имена многочисленных местных богов-покровителей, влившихся в образ Зевса, сохранились, как мы уже знаем, в виде его эпитетов. Количество таких эпитетов превышает 50, из них многие указывают на отдельные функции этого бога (Зевс Хтоний — подземный, то есть податель плодородия, Геркей — защитник оград, Ксений — покровитель чужеземцев, Гиетий — дожденосный, Лехеат — родильник, Плусий — богатый, Мойрагет — предводитель судеб и пр.); другие имеют географическое значение и указывают на местные центры культа Зевса (Олимпийский, Имитский, Немейский, Итомский, Ларисейский и др.). Самое имя Зевс означает сияющее небо и восходит к общему индоевропейскому корню (Дьяус у индийцев, Тиу у германцев и т. п.). Но это еще не дает нам права видеть в культе Зевса — как это делала старая мифологическая школа — наследие древней общеиндоевропейской эпохи: ведь и к богам разного происхождения могли прилагаться у родственных по языку народов сходные эпитеты.

 

Земледельческие божества

Некоторые из греческих богов, хотя, может быть, и древнего происхождения, заняли важное место в культе сравнительно поздно. Это касается особенно божеств земледелия — Деметры, Коры, Диониса. В Микенских надписях они не встречаются, за сомнительными исключениями. В гомеровских поэмах упоминаются вскользь. Видимо, в гомеровскую эпоху с ее преобладающим скотоводческим бытом связанные с земледелием божества еще не имели большого значения. Они выдвинулись на видное место в классическую эпоху с развитием земледельческого хозяйства.

Дионис, бог-покровитель виноградарства и виноделия, фракийско-фригийского происхождения, вошел в греческий культ лишь с VII-VI вв. Распространению культа Диониса содействовали тираны Периандр Коринфский, Клисфен Сикионский, Писистрат Афинский: опираясь на народные массы, тираны, очевидно, хотели противопоставить этот сельский демократический культ аристократическому почитанию героев.

Деметра и Кора, окруженные жрецами и жрицами Элевсина. Рисунок на античной вазе

Богиня плодородия Деметра с ее дочерью Персефоной (Корой), олицетворением хлебных злаков, — чисто греческие божества. Важнейшим очагом их культа был Элевсин, приобретший столь широкую известность. Другими центрами почитания Деметры и Персефоны были Келеи около Флиунта, Гермиона (где богиня плодородия называлась просто Хтонией), Лерна, Мисейон близ Пеллены (в Ахайе — культ Деметры Мисии), Фенеи и другие общины Аркадии (Павсаний, кн. II, гл. 36,7; кн. VIII, гл. 14, 12; гл. 15, 1-2; гл. 37, 9-10). Очевидно, здесь тоже имело место поглощение культа местных женских божеств плодородия широко распространившимся культом Деметры Элевсинской.

 

Прочие боги, титаны и др.

Великие подземные боги Аид и Геката не имели общегреческого публичного культа, зато занимали видное место в черной магии. Возможно, однако, что и эти божества, прежде чем закрепиться в общегреческой мифологии в качестве владык подземного царства, владык смерти, были местными божествами-покровителями: специальный культ Аида существовал в Элиде, культ Гекаты — на острове Эгине (Павсаний, кн. VI, гл. 25, 2-3; кн. II, гл. 30,2).

Особое место в греческой религии занимали великие боги "старшего поколения" — Кронос, Рея и титаны. Уже давно и, по-видимому, справедливо замечено (Майер, Узенер, Леманн, Поленц и др.), что в мифе о свержении Кроноса его сыном Зевсом и победе последнего над титанами отразилась смена культов: греки-пришельцы, почитатели Зевса, принесли с собой культ этого нового бога, который вытеснил древнее пеласгическое божество (Кроноса), так же как новые женские божества вытеснили Рею, вероятно древнюю критскую богиню плодородия. В Элиде долго сохранялся, видимо, очень древний культ Кроноса на горе Кронии, откуда, может быть, произошло и самое имя бога (Павсаний, кн. VI, гл. 20, 1). Оттеснив Кроноса, Зевс отчасти мифологически слился с ним: гомеровский эпитет Зевса-Кронион указывает на то, что эти два образа — Зевс и Кронос — могли смутно осознаваться и как один.

Некоторые из греческих богов представляют собой более или менее абстрактные образы — олицетворения отдельных отвлеченных понятий. Таков, например, Плутос (Плутон). Имя его означает богатство, изобилие. Интересна эволюция образа этого бога. По правдоподобному предположению Нильсона, Плутос — непосредственное олицетворение богатства; но так как главное богатство земледельца — зерно держали обычно в подземных хранилищах, ямах или погребах, то Плутосу (Плутону) нетрудно было превратиться в бога подземного мира, причем он слился с олицетворением преисподней Аидом (Гадесом). Еще более отвлеченный характер носят такие божества, как Немезида — богиня возмездия, Фемида — богиня правосудия, Мойра — богиня судьбы, Ника — богиня победы и пр. Это искусственно созданные олицетворения, самые имена которых составляют лишь нарицательные обозначения соответствующих понятий. Особенно значительную роль в религии греков играла идея судьбы, властвующей не только над людьми, но и над богами. Эта идея отразилась и у Гомера и у трагиков. Но мотив непреоборимой судьбы представляет собой скорее не народное поверье, а философско-мифологическую спекуляцию родоплеменной аристократии, отражавшую ее взгляды в период разрушения родового строя и падения старых устоев.

 

Мифология

Греческая мифология представляет собой очень трудный объект для изучения. Следует указать прежде всего на ее крайнюю сложность. Далеко не все в этой мифологии относится к области религии, да и не все может быть названо мифом в собственном смысле этого слова. В то сложное и обширное целое, которое обычно именуется греческой мифологией, входят наряду с собственно мифами также и исторические легенды и предания, и сказочные сюжеты, и литературные новеллы, и свободные вариации на мифологические темы. Но так как эти разнообразные элементы с трудом отделимы друг от друга, следует рассмотреть эту широко понимаемую мифологию в целом.

В числе настоящих мифов обнаруживается прежде всего такой глубоко архаичный пласт, как тотемические мифы. О некоторых из них (змееногий Кекропс, муравьи-мирмидоняне) уже говорилось. К тотемической же основе восходят, очевидно, и многочисленные сюжеты о метаморфозах — превращениях людей в животных, растения или неодушевленные предметы; таковы рассказы — они дошли до нас в большинстве лишь в поэтической обработке в "Метаморфозах" Овидия — о превращении дочерей Миния в летучих мышей, тирренских корабельщиков в дельфинов, юноши Гиацинта в цветок гиацинт, Нарцисса в цветок нарцисс, Дафны в лавр, Аэдоны в соловья, Арахны в паука, нимфы Сиринги в свирель (сиринга) и пр. Структура этих мифов очень проста и прозрачна, они чисто этиологичны или даже этимологичны; но идейное содержание их подчас сложно. Так, в мифе о тирренских корабельщиках, превращенных Дионисом в дельфинов в наказание за жестокость, отразилась религиозная идея — победа дионисийского культа над его врагами. Смена культов отразилась и в мифе о невольном убийстве Аполлоном своего любимца — юноши Гиацинта (последний был древним божеством Спарты). В мифе об Арахне сказалась морально-религиозная тенденция — осуждение самонадеянности человека перед богами.

Весьма характерны земледельческие мифы о Деметре и Персефоне, о Триптолеме и Якхе, о Дионисе. Эти мифы — олицетворение посева и прорастания зерна, но в то же время и мифологизация обрядовой практики элевсинских и других мистерий, связанной с земледельческим культом.

Очень древним элементом мифологии следует считать также непосредственное олицетворение явлений природы. Старый взгляд мифологической школы, будто вся греческая мифология состоит из таких олицетворений, разумеется, односторонен и неверен. Однако этот элемент составляет существенную часть мифологии греков. Правда, он редко выступает отдельно, натурмифологические черты обычно вплетаются в сложные образы богов и полубогов. В образе Зевса присутствуют черты олицетворения грозы, в образе Посейдона — моря. Небо (Уран), Земля (Гея), Солнце (Гелиос), Луна (Селена) тоже мыслились мифологически как человекообразные существа, но в религии они никакой роли не играли. Это же касается мифологического олицетворения ветров в виде могущественных антропоморфных существ — Борей, Зефир, Нот и др., — подвластных богу ветров Эолу.

Более важное значение в религиозной жизни принадлежало мифологическим олицетворениям элементов земной природы: рек, источников, гор, деревьев и прочих; они тоже обычно представлялись антропоморфно. Нередко целый ландшафт с горами, реками и долинами как бы оживал и превращался в мифологический рассказ. Так, в Лаконике существовал миф об автохтонах страны — лелегах, над которыми царствовал царь Лелег; внук его Эврот отвел воду из озера в море — ныне это река Эврот; Лелег передал свое царство Лакедемону, матерью которого была Тайгета, а отцом — Зевс; за этого Лакедемона Эврот выдал замуж свою дочь Спарту — и т. д.; словом, известные географические названия перед нами оживают и действуют в мифе как люди. Политическая тенденция этого мифа (как и других подобных ему) состояла в том, что к этим мифологическим эпонимам возводили свой род спартанские цари (Павсаний, кн. III, гл. 1, 1-3 и сл.).

Космогоническая тематика в народных верованиях греков, видимо, не занимала заметного места. Космогонический миф дошел до нас в обработке Гесиода и носит на себе явные следы искусственной и отвлеченной метафизической спекуляции. Он напоминает известные полинезийские (особенно маорийские) мифы о происхождении мира, которые тоже явно сочинены жрецами. Миф построен на схеме эволюции, и мотив божественного творения здесь отсутствует. Из первобытного Хаоса родились Земля (Гея), Мрак (Эреб), Ночь, а затем Свет, Эфир, День, Небо, Море и другие великие силы природы. От Неба (Урана) и Земли родилось старшее поколение богов — Кронос и титаны, а от них уже Зевс и другие олимпийские боги. В отличие от этих отвлеченных, аллегорических и довольно тусклых мифологических представлений мифы о борьбе между поколениями богов, о низвержении Кроносом своего отца Урана, о поедании им собственных детей (из опасения того, что один из них свергнет его самого) и, наконец, о победе над ним сына его Зевса — эти мифы более живы и красочны. Они, как уже говорилось, отражают в известной мере историческую смену культов.

Антропогонический мотив почти отсутствует в греческой мифологии, которая не дает ясного ответа на вопрос о происхождении людей. По одному мифу, создателем человека был титан Прометей. Во всяком случае, характерно то, что в греческой мифологии боги не выступают в роли создателей мира или человека.

 

Мифы о культурном герое и др.

Но если идея бога-творца была совершенно чужда мифологии греков, то образы культурных героев занимали в ней видное место. В качестве культурных героев выступают как боги, так и титаны и другие полубожественные существа. Богине Афине приписывалось введение культуры оливкового дерева, а также женских рукоделий; Деметре — культуры хлебных злаков; Дионису — виноградарства и виноделия; Гермесу — изобретение мер и весов, чисел и письма; Аполлону — обучение людей поэзии, музыке и другим искусствам. Из полубожественных мифических образов в качестве культурных героев выделяются такие, как аркадский Пеласг и сын его Ликаон, как элевсинский Триптолем, научивший людей обработке земли (самое имя его означает троекратную вспашку), как афинский Эрихтоний, изобретатель езды на колесницах и конных состязаний. Особенно же колоритной мифологической фигурой культурного героя является Прометей, друг и покровитель людей, косневших вначале в совершенной дикости. Титан Прометей дал людям разум, знания, научил их скотоводству, земледелию, кораблестроению и мореплаванию, обработке металлов, счету, письму, врачебному делу. Он принес им и благодатный огонь. Своим покровительством человеку мудрый Прометей навлек на себя гнев самого Зевса и подвергся страшной тысячелетней казни (его, прикованного к скале на далеком Кавказе, ежедневно терзал орел Зевса, выклевывая ему печень, за ночь выраставшую вновь), лишь много лет спустя освободил его от этой казни Геракл. Прометей — не только культурный герой, но и титан-богоборец: миф резко противопоставляет этого благородного защитника людей жестоким и завистливым богам.

Из этого примера, кстати, видно, что мифы о культурных героях — как и многие другие мифы — вовсе не обязательно имеют религиозный характер. Рядом с культурными героями-богами (Афина, Аполлон и др.) выступают и титанические образы вроде Прометея, олицетворения человеческого гения, силы, мужества, идеальных человеческих свойств, возвышающих человека, по мысли создателей мифа, даже над богами. Хотя и в этих мифах видна работа олицетворяющей фантазии, фантазии о сверхъестественном, но по существу основная идея мифа о Прометее — не только не религиозная, а скорее антирелигиозная. Недаром Маркс говорил, что "Прометей — самый благородный святой и мученик в философском календаре".

К образам культурных героев близки и иногда от них неотличимы полулегендарные-полуисторические фигуры законодателей, основателей и устроителей городов, а с другой стороны, великих художников, певцов и поэтов. К числу героев первого типа относятся: Тесей, которому приписывается синойкизм Афин, разделение народа Аттики на филы, фратрии и роды, на сословия и профессии; Ликург, известный спартанский законодатель; Кадм, основатель Фив, и др. В этих образах черты каких-то исторических личностей сливаются с полубожественными, мифологическими представлениями, так что вопрос о реальном историческом зерне легенд о Тесее, Эаке, Кадме, даже Ликурге и Харонде остается неясным. Но элемент религии в этих образах легендарных градооснователей и законодателей есть: они были по большей части предметами местного культа. Ясен и политический смысл этого культа и самих этих легенд: приписывая установление существующего социально-политического строя (конечно, аристократического) полубожественным персонажам, родоплеменная знать (эвпатриды, спартиаты и др.) тем самым облекала ореолом святости и неприкосновенности свои собственные привилегии и власть.

Другая категория полумифических-полуисторических образов — это великие художники, изобретатели, поэты. Такими являются в мифах и преданиях хитроумный мастер и изобретатель Дедал, художник Пигмалион, певцы Орфей, Арион и Гомер. Что бы мы ни думали об историческом существовании лиц с этими именами, они представляются нередко просто персонификацией известных ремесел и профессий: например, дедал — это прежде всего нарицательное название архаических деревянных статуй, а также особого праздника, в котором они употреблялись (Павсаний, кн. IX, гл. 3, 2-8), а уже отсюда — личное имя художника, их легендарного создателя. С другой стороны, перед нами эпонимы — родоначальники известных фамилий художников и поэтов (Дедалиды, Гомериды) или эпонимы — основатели религиозных братств (Орфики). Социальный смысл этих легенд тоже не возбуждает сомнений: здесь налицо обычная тенденция к самовозвеличению профессии или религиозной секты и в то же время стремление замкнуть ее в пределах одной фамилии или братства. Нельзя быть уверенным, что та же тенденция персонификации не сказалась и на полулегендарном образе философа Пифагора.

Некоторые мифы интересны тем, что в них сохранились смутные воспоминания об исчезнувших формах социальной жизни и о древних обычаях. Таков известный миф о суде над Орестом, убившим свою мать в отмщение, за кровь отца (Агамемнона), — миф, в котором Бахофен гениально угадал отражение исторической смены материнского права отцовским. Таковы, быть может, и многочисленные следы человеческих жертвоприношений, сохранившиеся в греческой мифологии (принесение в жертву Макарии, Алкестиды, Хтонии, Ифигении, Пенфея и др.).

 

Культовые мифы

Подлинное зерно чисто религиозной мифологии составляют так называемые культовые мифы. Они тесно связаны с теми или иными религиозными обрядами и являются как бы их священным текстом. Самые обряды нередко представляют собой разыгрывание в лицах того или иного мифологического рассказа. Таковы, например, мифы о Гере-Нимфе и Гере-Телии, непосредственно относящиеся к ежегодным обрядам купания статуи Геры в священном источнике в Навп-лии (Арголида) (Навсаний, кн. II, гл. 38, 2); миф о воспитании молодого Зевса и об учреждении им олимпийских игр, связанный с этими играми (Павсаний, кн. IX, гл. 3, 1-2); миф о ссоре и примирении Геры с Зевсом, в память чего справлялся ежегодный праздник в Платеях, и т. п. По-видимому, и здесь, как это обычно бывает, не обряды установлены для инсценировки мифов, а, напротив, мифы создавались как своеобразное осмысление и вторичная интерпретация в большинстве случаев весьма древних обрядов, происхождение и первоначальный смысл которых были забыты.

 

Заимствованные и искусственные мифы

В греческой мифологии встречается и целый ряд явно заимствованных извне мифологических сюжетов и мотивов. Сюда надо отнести миф о потопе (очевидно, вавилонского происхождения, так как в бедной водой Греции он едва ли мог бы возникнуть), а также мифы, связанные с богами, пришедшими с Востока (Дионис, кабиры и др.).

Не следует смешивать с мифологией богатый и красочный эпос греков, хотя его и трудно отделить от мифологии. Сказания о походе Аргонавтов, о Троянской войне, о скитаниях Одиссея, о фиванских царях (Эдипе и др.) не являются в настоящем смысле слова мифами, хотя мифологические образы и мотивы в них встречаются часто. В целом это исторические легенды, содержащие в себе реальное историческое зерно.

Немало в греческой мифологии и сказочного элемента, который, пожалуй, еще труднее отделить от собственно мифов. Различные чудовища и фантастические существа — вроде киклопов, кентавров, Скиллы и Харибды, медуз и гарпий — принадлежат скорее к сказочному жанру, чем к мифологическому: это видно уже из полного отсутствия связи между этими образами и религиозным культом. Однако они вплетаются в мифологическую ткань преимущественно как противники богов и героев.

Наконец, для довершения картины сложности и пестроты греческой мифологии следует упомянуть и о мифах искусственных, литературных или философских. Сила мифологической традиции заставляла нередко писателей и философов выражать свои идеи в мифологических образах. Таков миф о происхождении половых различий и половой любви, сообщаемый Платоном в "Пире" и, вероятно, им же сочиненный. Таков миф "Геракл на распутье", видимо сочиненный Сократом либо софистом Продиком и выражающий идею борьбы между добродетелью и пороком.

 

Своеобразие греческой мифологии

Однако греческая мифология при всей сложности и разнообразии входящих в нее элементов имеет одну общую особенность — высокую художественность образов, производившую и доныне производящую столь сильное впечатление на слушателя и читателя. Художественность эта выражается прежде всего в глубоком гуманизме мифологических образов греков. Этот гуманизм, называемый обычно антропоморфизмом, с внешней стороны проявлялся в придании образам богов и героев, воплощаемым в скульптуре и живописи, чисто человеческих форм. От такого визуального антропоморфизма Мартин Нильсон правильно отличает психологический антропоморфизм (его называют иногда также антропопатизмом), более глубокий и отразивший в себе рационалистический дух греческого народа. Это и есть настоящий гуманизм, однако не в смысле какого-нибудь мягкосердечия, вовсе не свойственного мифологическим персонажам греков, а в смысле чисто человеческой обрисовки этих персонажей. Они настоящие, почти живые человеческие образы; боги и герои Эллады — это возвеличенные, идеализированные люди, с их добродетелями и пороками. Ничто человеческое не чуждо греческим богам, и нет в них почти ни одной черты, не свойственной человеческой природе. Бессмертие — вот единственное качество, отличающее богов от людей в глазах верующего грека. Всемогуществом, всеведением они не обладают, хотя и превосходят большинство людей силой и прозорливостью.

Объяснить себе эту бросающуюся в глаза особенность греческой мифологии, может быть, нетрудно, если вспомнить, что мифы греков дошли до нас в большинстве случаев не в их чистой народной форме, а уже в поэтической и даже философской обработке: в поэмах Гомера и Гесиода, в произведениях трагиков и некоторых лирических поэтов, не говоря уже о римских переделках в стихах Овидия и Вергилия. С другой стороны, мифологический материал преломился и сквозь прекрасное изобразительное искусство классической Эллады — великие творения Фидия, Праксителя, Полигнота и др. В форме, вероятно более близкой к народной основе, передают мифы историки и географы — Павсаний, отчасти Геродот.

Как бы то ни было, если греческая мифология и оказала существенное влияние на развитие античного искусства и литературы, то, с другой стороны, и искусство и литература глубоко повлияли на мифологию, облагородили, гуманизировали, возвысили мифологические образы. Красочность и жизненность этих образов — дело не религиозной фантазии, а художественной одаренности греческого народа.

 

Культ

Формы культа у греков были сравнительно просты. Наиболее обычной частью культа было жертвоприношение. Размеры и степень сложности жертвоприношения были весьма различны. Простейшей заурядной формой жертвы было возлияние — брызгание на землю или в огонь вина из чаши в пищу богам или в честь их. Жертвовали богам также зерно, плоды, масло и пр. Более сложной и дорогой формой было принесение в жертву животных, иногда в большом количестве: размер жертвоприношения зависел от важности повода и цели; в наиболее важных и торжественных случаях приносились гекатомбы (100 жертвенных животных). Из мифов можно заключить о существовании в отдаленной древности человеческих жертвоприношений, но это спорно. Характер жертвоприношения зависел также и от того, кому именно приносилась жертва. Олимпийским богам жертвовали обычно животных белой масти, подземным богам — черных. Последних при этом целиком сжигали и зарывали в землю. Дары, приносимые умершим, тоже выливались на землю или зарывались в нее. Жертвы героям сжигались. Напротив, мясо животных, приносившихся в жертву олимпийским богам, съедалось самими участниками обряда (Павсаний, кн. II, гл. 10, 1).

Другими элементами культа были возложение венков на алтари, украшение статуй богов, их омовение, торжественные процессии, пение священных гимнов и молитв, иногда религиозные пляски. Обряды всегда совершались по строго установленному, особому в каждой местности церемониалу.

Отправление общественного культа рассматривалось как дело государственной важности. Обряды в честь городских общинных богов-покровителей совершались под руководством высших должностных лиц государства, и к ним относились со всей серьезностью. Наиболее важные из таких обрядов принимали характер общенародных торжественных праздников: таковы были великие и малые панафенеи в Афинах, гермейские игры в Фенее (Беотия) и пр. Жрецы тоже участвовали в этих обрядах.

Помимо общественного культа, которым руководили должностные лица государства и жрецы, существовал и частный, домашний культ. Обряды его, более скромные, совершались главами семей и родов.

 

Жрецы, храмы

Жречество в Греции не составляло особой корпорации, тем более замкнутого сословия. Жрецы просто считались служителями при храмах отдельных богов; в их обязанности входило повседневное обслуживание культа бога, принесение регулярных жертв, украшение статуи бога, ритуальное омовение и пр. В некоторых случаях жрецы занимались гаданием, прорицанием и врачеванием. Должность жреца была нередко пожизненной и даже наследственной, переходя из поколения в поколение в пределах отдельных знатных родов. Так было в особенности там, где публичный культ непосредственно развивался из родового. Но чаще жрецы были выборными, притом зачастую на короткие сроки; иногда даже, как, например, в Олимпии, на один месяц. Выборность, однако, не мешала тому, что жреческие должности держала в своих руках преимущественно старая аристократия: выбирали жрецов обычно из знатных семей. От жреца требовалась ритуальная чистота, отсутствие физических недостатков, нередко соблюдение целомудрия. Очевидно, в связи с последним требованием в некоторых храмах жрецами были мальчики, и только до их возмужалости. Нередко жреческие должности выполнялись женщинами, иногда девочками или девушками (например, в храме Пандросо в Афинах), иногда старухами (храм Деметры в Гермионе) (Павсаний, кн. I, гл. 27, 5). Требование целомудрия к женщинам-жрицам предъявлялось еще более строго.

Должность жреца была почетной, но не давала никакой непосредственной власти, тем более что зачастую официальным культом руководили вообще не жрецы, а гражданские должностные лица. Греческие рабовладельческие полисы в этом отношении сильно отличались от восточных деспотических государств с их засильем жрецов.

При храмах помимо жрецов состояли обычно разные служители, жившие за счет доходов храма, за счет жертв и вкладов верующих.

Храмы нередко имели свои хозяйства, владели землей в виде священных храмовых участков, рабами. В наиболее чтимых храмах сосредоточивались значительные ценности, там нередко хранились сокровища, принадлежавшие частным лицам или государству: это были наиболее безопасные места хранения — сейфы. Так, казна Афинского морского союза находилась сначала в Делосском святилище Аполлона, позже — в афинском Парфеноне. Но у храмов имелись и свои собственные сокровища, составлявшиеся из пожертвований и вкладов. Дельфийский храм в IV в. до н. э. располагал ценностями на огромную сумму — 10 тысяч талантов. Жрецы храмов нередко пускали в оборот находившиеся в их руках деньги, ссужая их за проценты. Делосское святилище имело в 377 г. дон. э. в своем активе 47 талантов, розданных в ссуды отдельным городам и частным лицам. Так храмы превращались в своего рода банки, а жрецы их — в банкиров-ростовщиков.

 

Общегреческое культовое единство

Централизованного культа в Греции не было, как не было и политического единства. Местные городские и общинные культы были выражением политической раздробленности. Тем не менее на почве культурной общности, которая нашла выражение в национальной идее эллинства, противопоставлявшегося всему варварскому, некоторые культовые центры получали широкое, общегреческое значение. Святилища Аполлона в Дельфах, Зевса в Олимпии, Деметры в Элевсине, Асклепия в Эпидавре и др., которые вначале были несомненно чисто местными центрами культа, получили широкую известность и пользовались почитанием во всей Греции, а отчасти и за ее пределами. Другие святилища имели более узкое значение, как средоточия культа отдельных греческих племен или территориальных объединений: таков был Делосский храм Аполлона — культовый центр малоазиатских ионийцев; святилище Посейдона на мысеТенаре, чтившееся всеми пелопоннесцами. Авторитет этих очагов культа, перераставших границы общин и полисов, основывался на том, что они были либо известными прорицалищами (Дельфы), либо местами, где устраивались игры и состязания (Олимпия), либо славились чудесными исцелениями (Эпидавр), священными таинствами (Элевсин). Во всяком случае, в отличие от обязательного для всех граждан участия в полисном (городском) культе эти общегреческие религиозные центры пользовались чисто моральным авторитетом и почитание их было совершенно добровольным. Жрецам и местным правящим группам было интересно, конечно, привлечь побольше почитателей к этим святыням, и они разными способами заботились о поднятии их престижа и популярности.

Так, жрецы Дельфийского храма искусно поддерживали авторитет своего прорицалища. Благодаря своей хорошей осведомленности в вопросах политики греческих полисов и даже некоторых варварских государств, они могли давать нередко полезные советы обращавшимся к ним частным лицам и городам. Впрочем, для страховки от ошибок дельфийские жрецы старались облекать свои предсказания и советы в нарочито туманную и двусмысленную форму. Надо отметить при этом, что, стараясь лавировать между интересами отдельных соперничавших между собой греческих городов, дельфийское святилище стояло далеко не на уровне понимания общенациональных задач: оно, например, заняло весьма антипатриотическую позицию в минуту грозной опасности, нависшей над Элладой при персидском вторжении; в междоусобной войне V в. оно всецело было на стороне пелопоннесцев и не пыталось употребить свой авторитет для примирения враждующих сторон.

Более положительное влияние на национальное единство греков оказало олимпийское святилище Зевса — центр проведения общеэллинских олимпийских игр. Эти игры, совершавшиеся раз в четыре года, не только содействовали культурному сближению греков, но до известной степени смягчали и политические конфликты между ними: по крайней мере на время проведения игр обычно прекращались междоусобные войны и устанавливалось перемирие.

 

Орфики и пифагорейцы

Рядом с господствующим полисным культом и старыми народными верованиями в Греции примерно с VI в. до н. э. появляются новые религиозные течения полусектантского типа. Из них наибольшее значение получил так называемый орфизм.

Сторонники этого течения — орфики выводили происхождение своих верований из предполагаемого учения мифического поэта Орфея, который якобы жил еще до Гомера. В действительности орфическое движение прослеживается в Греции не дальше VI в. до н. э. (изображения на фризе в Дельфах, упоминания у поэта Ибика). Крупная роль в развитии орфизма принадлежала Ономакриту, жившему в Афинах при Писистратидах. Центрами распространения орфической религии были сицилийские и италийские греческие колонии, а также Аттика. На развитие ее несомненно повлияли восточные религиозно-философские системы. Орфики имели свои священные книги, из которых до нас дошли только фрагменты.

У орфиков были свои представления о богах, свои мифы, своя космогония религиозно-мистического характера. В начале бытия, согласно этим представлениям, стояло Время, по другим версиям — Хаос, Эфир или Эрот. Важную роль в орфической мифологии играл образ страдающего и воскресающего бога — Загрея-Диониса. У орфиков — и только у них одних — был и антропогонический миф: люди, по их мнению, произошли из золы, оставшейся после сожжения Зевсом титанов, которых он наказал за умерщвление Загрея-Диониса. В орфическом движении отразились новые общественные настроения, возникшие в результате хозяйственных сдвигов и обострения классовой борьбы в эпоху великой греческой колонизации.

На той же почве выросла и близкая к орфизму пифагорейская секта, достигшая особенного расцвета в Великой Элладе в VI-V вв. до н. э. Она играла там важную политическую роль, так как пифагорейцы были не только религиозной сектой, но и философской школой и политической партией — партией аристократии. Религия пифагорейцев отмечена мистическими настроениями, верой в переселение душ, почитанием солнца и огня.

 

Элевсинские таинства. Культ Диониса

Орфизм оказал влияние на развитие элевсинских таинств Деметры. Культ Деметры, вначале чисто земледельческий и находившийся в руках местных эвпатридских родов, с VI-V вв. до н. э. приобрел более широкое, почти общенациональное значение. Во всяком случае, для Аттики празднества Деметры были общенародным торжеством. На основе древних земледельческих обрядов в Элевсине сложился своеобразный тайный культ. Идейной основой этого культа стали учение о загробной судьбе душ и мистические обряды, посредством которых верующие надеялись обеспечить себе благополучие на том свете. Эти верования и обряды были связаны с мифом о нисхождении Персефоны в Аид, о поисках ее Деметрой и о возвращении Персефоны в поднебесный мир. Для участия в таинствах Деметры надо было пройти специальное и притом двукратное посвящение. Во время весенних обрядов, так называемых малых мистерий, происходило посвящение кандидата в мисты (первая степень). Осенью — в месяце боэдромионе (сентябре) праздновались великие мистерии, когда устраивалось посвящение во вторую степень — в эпопты. Главное место в церемониях посвящения занимали очистительные обряды, омовения, пост. Посвященные участвовали в ночных тайных богослужениях в храме Деметры, во время которых перед ними разыгрывался, по-видимому, в лицах, миф о Деметре и Персефоне и демонстрировались священные символы этих богинь — хлебные колосья. Пелись гимны в честь Деметры, Персефоны, Диониса, Якха, Триптолема и безыменных Бога и Богини — божеств-покровителей плодородия.

Верующие не только в Аттике, но и за ее пределами придавали очень большое значение элевсинским мистериям. Упоминания о них встречаются у целого ряда античных авторов. В гомеровском гимне в честь Деметры поется: "Счастлив, что сам лицезрел это все из людей сего мира; кто ж не воспринят к сим тайнам, кто им не причастен, подобной тот не имеет судьбы после смерти под мраком холодным". В "Панегирике" Исократа (IV в. до н. э.) есть такое место: "Деметра, появившись в наших краях, дала нам два неоцененных дара: культуру плодов земли, которая вывела нас из дикого состояния, и празднества, дающие посвященным самые сладкие упования о конце существования и о вечности".

Таким образом, в элевсинском культе мы находим совершенно необычную для греческой религии идею — веру в блаженство за гробом. Очевидно, официальная греческая религия, обращенная лицом к земной жизни и ничего не обещавшая своим приверженцам в загробном мире, кроме печального прозябания в мрачном Аиде, переставала удовлетворять известную часть народа. Вероятно, обострившиеся классовые противоречия порождали смутное чувство протеста у обездоленных, а у власть имущих — потребность найти какое-то средство утешения недовольных: возникло стремление перенести внимание верующих с этой жизни на будущую, пообещать там награду. Элевсинские мистерии представляли собой, следовательно, зародышевую форму религии спасения, предшественника сотериологических религий типа христианства.

Нечто сходное произошло и с культом Диониса, занесенным в Грецию, видимо, через малоазиатские греческие колонии, из Фракии и Малой Азии. Первоначально Дионис был олицетворением виноградарства и виноделия. Культ его, распространившись в Греции, сделался одним из самых популярных земледельческих народных культов. Но и с ним оказалась связанной идея спасения. Орфики, приняв культ Диониса, наградили его эпитетом спасителя, связали его с мифом о Загрее, которого растерзали титаны, но его оживил Зевс в виде сына — юного Диониса. Этот умирающий и воскресающий бог и стал богом — спасителем людей (как восточные боги Осирис, Таммуз и др.).

 

Религия эллинистической эпохи

Хотя историческое развитие греческой религии проследить на непосредственных фактах, как уже говорилось, трудно, к концу классической эпохи и в эллинистическую и римскую эпохи в ней все же ясно заметны изменения. Первым из них было распространение чужеземных и смешанных культов. Некоторые восточные божества проникали в Грецию, как мы знаем, еще в раннюю эпоху, но тогда они целиком эллинизировались. Теперь же, особенно в эллинистическо-римское время, ряд чисто восточных культов укореняется в Греции: культы египетских божеств — Исиды и Аммона, переднеазиатских — Аттиса, Адониса, "сирийской богини" и др. Большой популярностью пользовался введенный Птолемеями культ нового синкретического греко-египетского бога Сераписа. В том греко-варварском культурном взаимовлиянии, которое столь типично для эпохи эллинизма, греческий элемент был более активным в области науки, искусства, литературы, языка, тогда как в области религии, наоборот, именно восточные элементы больше влияли на Грецию. Это объясняется всем обликом той упадочной эпохи с ее тяготением к мистицизму, которым как раз были пронизаны восточные религии.

Восточное влияние сказалось и на обожествлении эллинистических царей. В самой Греции, где все-таки слишком сильны были демократические и рационалистические традиции, этот культ царей не нашел себе почвы. Попытки ввести культ Александра Македонского при его жизни вызвали в Греции ироническое отношение. "Если Александр желает быть богом, то и пусть будет богом", — заявляли по этому поводу спартанцы. Однако дух эпохи сказался постепенно и у греков. Деметрию Полиоркету как освободителю Греции воздавали божеские почести. На эллинистическом же Востоке царей (Птолемеев, Селевкидов и др.) приравнивали прямо к богам.

 

Влияние религии на философию

Религия и мифология оказали глубокое влияние на искусство, литературу, философию античной Греции. О религиозно-мифологических сюжетах и мотивах в литературе и искусстве уже говорилось. В философии влияние религии сказывалось особенно в раннюю эпоху. У ионийских натурфилософов заметно отражение мифологических представлений: например, идея Фалеса Милетского, что мир произошел из воды, еще недалеко отходит от мифа об Океане как отце всего существующего. Позднейшие философы-идеалисты, вплоть до Сократа и Платона, нередко пользовались для изложения своих концепций мифологическими образами. Вновь усилилось влияние религии на философию в эллинистическо-римскую эпоху, когда в связи с упадком античной демократии стали возникать религиозно-философские системы, такие, как неоплатонизм, неопифагореизм.

 

Свободомыслие

Но в философии же выразилось с наибольшей силой противоположное, атеистическое мировоззрение античной Греции. В этой стране с таким же правом можно видеть родину свободомыслия, с каким мы считаем ее колыбелью нашей науки, литературы, искусства.

Уже у Гомера выступает весьма вольнодумное отношение к мифам о богах. Нельзя не заметить в гомеровских поэмах характерной двойственности в отношении к религиозным представлениям. Действующие лица поэм — Ахилл, Агамемнон, Приам, Гектор, Одиссей и др. — полны глубокого, чисто религиозного почтения к богам; в их поступках и речах нельзя найти ни следа неуважения, тем более насмешки над ними. Напротив, сам автор поэмы, говоря от себя о богах, об их свойствах и поступках, проявляет очень мало религиозного чувства. Он свободно, а порой как бы со смаком рассказывает о дурных и смешных сторонах характера богов, об их несправедливой вражде к тем или иным людям или народам, о жестокости, лукавстве, взаимных обманах и хитростях; говорит о неумолимой вражде Геры к троянцам, Посейдона к Одиссею; Говорит даже о слабости и бессилии богов перед людьми (например, победа Диомеда над Афродитой и Аресом в бою); говорит об их любовных похождениях. Чего стоит уже одна более чем легкомысленная новелла о том, как обманутый муж Гефест поймал на месте преступления свою жену Афродиту с ее любовником Аресом и, накрывши обоих сетью, выставил их на посмеяние всем богам. Все эти рассказы отнюдь не свидетельствуют об особенной религиозности автора (или авторов) поэм. Недаром набожные греки считали Гомера чуть ли не атеистом, а Платон в своем идеальном государстве предполагал запретить чтение Гомера за его безнравственность. Очевидно, в тех кругах родоплеменной аристократии, для которой составлялись и пелись поэмы, уже в IX-VIII вв. до н. э. замечалось весьма критическое отношение к богам и мифам о них.

Более глубокое свободомыслие развилось в классический период. Трагедия Эсхила "Прикованный Прометей", где в противовес благородному другу людей Прометею Зевс изображается как жестокий и несправедливый тиран, была произведением, по существу, антирелигиозным. По выражению Маркса, "боги Греции" этой трагедией были "смертельно ранены". В трагедиях Эврипида боги выставляются тоже с весьма непривлекательной стороны: Гера, Аполлон, Афродита и другие боги губят неповинных людей или из ненависти к ним, или из низменных побуждений. Эврипид доходит даже до отрицания существования богов. Так, например, в трагедии "Беллерфонт" герой ее взлетает на небо, чтобы узнать, есть ли там боги; видя на земле царство насилия и неправды, он полагает, что богов вообще нет и все, что о них рассказывают, — пустые сказки.

Полнее же всего свободомыслие проявилось в философии. Уже ранние философские системы были по существу отрицанием религии. Ионийские натурфилософы видели основу и начало мира в вечно движущейся материи (вода, воздух, огонь). Элеаты с их учением о вечности и безграничности бытия тоже выступали представителями рациональной концепции мироздания в противовес религиозно-мифологической. Ксенофан, родоначальник этой школы, осмеивал антропоморфные представления о богах; однако он верил в божество, единое и непохожее на людей. Эмпедокл развил наивно-материалистическое учение о четырех элементах и дал первую наметку эволюционной теории происхождения организмов. Атомистическая теория мироздания Анаксагора (материальные "семена вещей" как основа мира) была в дальнейшем развита материалистами Левкиппом и Демокритом. Тот же Анаксагор учил, что солнце — огромная раскаленная масса, а не бог. За свое безбожие Анаксагор был изгнан из Афин, а сочинения его сожжены. Софисты во главе с Протагором и Горгием своей релятивистской теорией познания ("Человек есть мера всех вещей") тоже подрывали основы религиозного мировоззрения. Протагор сомневался в существовании богов, а Диагор Милетский попросту отрицал их. И если сократо-платоновская школа пыталась влить новую жизнь в старое религиозное мировоззрение, придав ему философско-идеалистическое обоснование, то великий Аристотель своей во многом материалистической, хотя и непоследовательной, системой нанес, еще более сильный удар религии. В эллинистическую эпоху школа Эпикура, продолжая лучшие традиции классического материализма, придала ему более законченную форму. Боги у Эпикура, хотя и не были совсем уничтожены, были изгнаны из мира в "межмировые пространства" и отстранены от участия в делах людей. Наконец, крупнейший сатирик античности Лукиан Самосатский (II в. н. э.) беспощадно высмеял богов, наглядно представив всю нелепость мифологических рассказов о них ("Харон", "Разговоры богов", "Собрание богов", "Морские разговоры", "Разговоры в царстве мертвых" и др.). По словам Маркса, греческим богам, уже раненным насмерть трагедиями Эсхила, "пришлось еще раз — в комической форме — умереть в "Беседах" Лукиана".

Все же греческая религия дожила до победы христианства в Римской империи. Отдельные черты ее влились в христианство.

 

Древнеримская религия представляет очень большой интерес для изучения как по своему чрезвычайно самобытному характеру, так и по тому значению, какое получили само Римское государство и его культура в истории человечества. Религия римлян, несмотря на ряд общих черт с греческой религией, порожденных частью сходными историческими условиями, частью прямым влиянием, отличалась, однако, совершенно своеобразным обликом.

Историческое развитие римской религии поддается изучению гораздо лучше, чем греческой: очень заметно, как она изменялась в связи с ростом Римского государства — от небольшой городской общины до огромной империи. Но вместе с тем в ней до самого конца оставалось много глубоко архаических черт.

 

Семейно-родовой культ

Одним из древнейших пластов религиозных верований и обрядов римлян, сохранявшимся очень прочно вплоть до конца существования самого Римского государства, была, как и у греков, родовая религия, культ семейно-родовых духов-покровителей. Устойчивость этой формы религии объясняется живучестью пережитков самой родовой организации, в особенности, видимо, в патрицианских фамилиях.

Римляне верили, что души или тени умерших — manes — являются покровителями семьи и рода. Очень обычным было выражение dii manes — "боги-маны". Сокращение этих слов — буквы "D. M" ("dis manibus" — "богам-манам") — постоянно встречается на надгробных памятниках. От слова "маны" происходит, между прочим, иногда употребляющийся в науке термин "манизм" — культ умерших, культ предков, а также теория, выводящая из этого культа всю религию. Маны сближались или даже отождествлялись с пенатами, которые первоначально олицетворяли домашнюю житницу или кладовую с припасами (от penus — провизия, съестные припасы), а в последующем стали домашними духами-хранителями.

К этим двум представлениям было близко и третье — лары (lares), которое, однако, имело более широкое значение. Лар — это вообще дух-покровитель; помимо lares familiares (семейные духи-покровители) существовали еще lares viales (духи-покровители путей), lares compitales (духи-покровители перекрестков), lares permarini (духи мореплавания), даже lares militares (духи военные).

Культ семейно-родовых покровителей, естественно, имел частный, узкосемейный или родовой характер. Семья под руководством главы чествовала своих предков-покровителей у домашнего очага. "Знайте, — писал Катон, — что за весь дом приносит жертву господин". Очевидно, аналогичным образом устраивались и родовые моления. Предметом их был обычно предок — эпоним рода, может быть легендарный или даже мифический. Так, род Клавдиев почитал своего предка-родоначальника Клауса; род Цецилиев — Цекулу; род Юлиев — Иула и т. д.

По мере растворения древней родовой организации в государственной шел и процесс перехода от родовых форм культа к более широким. Некоторые родовые боги превращались в объекты общегосударственного культа (сохранились следы прежнего родового или фамильного происхождения некоторых римских богов). Есть мнение, например, что культ бога-покровителя стад Фавна с его веселыми карнавальными праздниками принадлежал вначале родам Фабиев и Квинктилиев, культ Геркулеса — родам Потициев и Пинариев, а культ Минервы — роду Науциев. Это не исключает того, что некоторые из этих культов были занесены в Рим извне, быть может, в связи с пришлым происхождением самих родов — носителей этих культов; на своей прежней родине эти боги могли иметь свою историю, но вполне возможно, что в римскую религию они вошли вначале как родовые божества.

Древнеримское надгробие

Необычайная живучесть семейно-родового культа у римлян видна хотя бы из того факта, что он продержался до полной победы христианства над старой религией: один из последних императорских указов, направленных против язычества, — указ Феодосия (392 г.) — запрещает именно отправление семейных обрядов в честь ларов и пенатов.

Семейно — родовой культ был связан у римлян с архаичным почитанием огня. Пенаты были духами домашнего очага. Но и культ огня получил также общегосударственную форму в связи с происхождением самой римской общины из родовых союзов. Неугасимый огонь, горевший в общинном святилище, олицетворялся в виде богини Весты — аналогия греческой Гестии; в обоих случаях олицетворение огня в женском образе может считаться пережитком эпохи матриархата. Веста не имела антропоморфных изображений, ее символом оставался натуральный, вещественный огонь, вечно горевший в храме. В этом еще одно доказательство глубокого архаизма культа огня у римлян.

 

Следы тотемизма

Не совсем ясен вопрос о наличии в римской религии элементов тотемизма. Во всяком случае, здесь его следов гораздо меньше, чем в религиях большинства других народов. Вероятно, тотемическое происхождение имело почитание капитолийской волчицы и сказание о волчице, которая вскормила Ромула и Рема — близнецов, основателей римской общины; однако обычно считают, что это сказание вместе с некоторыми другими религиозными представлениями заимствовано римлянами от этрусков. Но и самим италийским племенам, возможно, не были чужды тотемические верования. В умбро-сабельском предании, рассказывающем о переселениях племен после вторжения этрусков, говорится, что при переселении одно из племен шло под предводительством быка и на своей новой родине основало "Бычий город" — Бовиан; другое племя — предков племени пицентов — вела сорока (pica); третья группа, от которой берут начало гирпины, шла под предводительством волка (hirpus). В тотемическом происхождении этих преданий трудно сомневаться. Однако более прямые следы тотемизма в римской религии не обнаруживаются.

 

Погребальный культ

Хотя обряды семейно-родовой религии в честь предков исполнялись римлянами неукоснительно, их представления о загробной судьбе душ умерших были крайне смутны. Верили в подземное царство, подобное греческому Аиду, где властвует грозный Орк и куда идут все души умерших. Но существовала и вера в Элизиум — поля блаженных, куда попадают добродетельные души. Сохранялось при этом и более древнее представление, по которому тень умершего не теряет связи с телом. Интересно, что римляне старались сооружать гробницы близ дорог. На таких гробницах можно обнаружить многочисленные надписи. Судя по ним, верующие римляне были убеждены, что умерший поддерживает связь с живыми. В надписях нередки обращения к живым от имени умершего с просьбой вспомнить его добрым словом, совершить небольшое приношение и пр. Души безродных покойников, так называемые ларвы и лемуры, считались злыми, так как их некому было покормить; чтобы смягчить или отогнать их, устраивались особые обряды — лемурии, справлявшиеся в мае.

 

Аграрные культы

К числу древнейших слоев римской религии принадлежали также земледельческие и скотоводческие обряды и верования. В отличие от родовых форм культа, преимущественно патрицианских и городских, эти земледельческо-скотоводческие культы были сельскими и плебейскими. Однако резкой грани между теми и другими не было, ибо самое разделение города и деревни было для Древнего Рима весьма условным.

Сельскохозяйственные верования и обряды занимали несомненно видное место в религии римлян. Об этом свидетельствует уже один тот факт, что многие из важнейших божеств римского пантеона, получившие впоследствии разнообразные функции, были по своему происхождению связаны именно с земледельческо-скотоводческими культами. Так, например, Марс, в классическую эпоху считавшийся богом войны, вначале был божеством-покровителем земледелия и скотоводства, богом весны и оплодотворения. Ему был посвящен первый весенний месяц — март, когда в честь Марса устраивались празднества. Фавн был покровителем скота, богом пастухов, которые устраивали в честь его в конце зимы, 17 февраля, веселый оргиастический праздник — луперкалии. Богиня Венера, позже отождествленная с греческой Афродитой и ставшая богиней любви и красоты, первоначально была божеством садоводства и виноградарства. Богом виноделия был также Либер, чисто плебейское божество. С земледелием был связан Сатурн, бог посева, чествовавшийся веселыми обрядами сатурналий в декабре, перед первым посевом, а также Церера, покровительница хлебных злаков. Бог рубежей Терминус был вначале, вероятно, охранителем полевых меж и границ; земледельцы справляли его праздник 23 февраля. В сложном образе Юпитера тоже присутствовал элемент земледельческих верований: Юпитер считался покровителем винограда и в этом своем качестве отождествлялся с Либером. Были, наконец, и разные другие божества, как Опа (Ops), Консус, богиня пастухов Палеса (Pales) и пр., представлявшие собой олицетворение отдельных сельскохозяйственных работ или связанных с ними явлений природы.

Большая часть древнеримских праздников, долго сохранявших свое значение, была связана по происхождению с аграрной и скотоводческой обрядностью. Помимо уже упомянутых сатурналий и луперкалий римляне справляли еще такие праздники, как цереалии (апрельский праздник посева в честь Цереры), апрельские и августовские виналии с жертвоприношениями Юпитеру — покровителю виноградной лозы, консуалии — праздник жатвы", справлявшийся в августе, февральские терминалии — и ряд других сельских праздников.

 

Римский пантеон

Сложный состав римского пантеона был порожден в значительной мере пестротой и сложностью происхождения самой римской общины. В состав этого пантеона вошли многие божества тех племен и родов, чьими покровителями они прежде считались. Известно, что римская община составилась из латинских, сабинских, этрусских и, может быть, иных племенных и родовых групп, но удельный вес каждой отдельной группы остается не совсем ясным, а поэтому не все ясно и в вопросе о происхождении сонма римских богов. Римляне сами различали в классический период в своем пантеоне две группы божеств: dii indigetes — старые, туземные, отечественные боги, и dii novensides (novensiles) — новые боги, пришельцы. Однако и в составе первой группы выделяются божества разного племенного происхождения.

Наиболее спорен вопрос об этрусском вкладе в римский пантеон (вообще этрусская проблема поныне остается нерешенной). Кое-кто приписывает этрусское происхождение богу Меркурию (от имени этрусского рода Меrси), богиням Минерве (этрусское Menerva) и Юноне (этрусское Uni). Есть мнение, что Юпитер стал верховным богом римлян под влиянием этрусков, чтивших в качестве верховного бога олицетворение молнии (Тина, Тиниа).

Но большинство римских божеств, видимо, местного италийского происхождения: они включались в римский пантеон по мере разрастания римской общины, вхождения в нее новых и новых племен и областей. Так, Диана была, кажется, местным божеством Ариции, Венера — древней италийской богиней садоводства. Марс (Маворс, Мармар) был, видимо, племенным богом сабинян — покровителем земледелия; конечно, не случайно созвучие его имени с названием сабинского племени марсов. На римском Палатине существовал древний центр культа Марса, но это означает лишь древность сабельского элемента в составе римского населения. Покровителем какой-то древней общины — видимо, тоже сабинской — был и бог Квирин, в позднейших представлениях сближенный с Марсом и с легендарным основателем Рима Ромулом. Вернее всего, что это был патрон-эпоним самого Рима, судя по архаическому названию римлян — квириты (может быть, от сабинского слова quiris — копье). Очень вероятно, что и некоторые другие боги римского пантеона из числа dii indigetes были первоначально покровителями общин, влившихся в Римское государство.

Однако подавляющее большинство древнеримских божеств носит совершенно иной характер. Многочисленные dii minores римского пантеона никогда не были покровителями каких-либо общин. В большинстве своем они являются не чем иным, как олицетворением различных сторон человеческой деятельности, которым они покровительствовали. В не дошедших до нас списках этих мелких божеств, так называемых Indigitamenta (содержание которых изложено частично Варроном, а позже христианским писателем Августином), указывается, в каких точно определенных случаях в какие моменты своей жизни к какому из этих богов должен был обращаться с молитвой верующий римлянин. — Каждый шаг человека, начиная с самого его появления на свет, находился под покровительством того или иного божества, функция которого была чрезвычайно ограничена. Боги эти имели не собственные имена, а нарицательные, по выполняемой каждым из них функции (возможно, что имена были, но тайные, и они остались нам неизвестны).

Так, первый крик новорожденного ребенка был под покровительством бога Vaticanus; членораздельной речью его руководили боги Fabulinus, Farinus, Locutius. Есть и пить учили ребенка богини Educa и Potina. Когда дитя начинало ходить, богиня Аbеопа выводила его из дома, а Adeona приводила домой. Физическому росту ребенка покровительствовали боги: Ossipago, укреплявший его кости; Statanus, выпрямлявший его корпус; богиня Саrпа, помогавшая расти его мускулам. После поступления мальчика в школу богиня Iterduca водила его ежедневно туда, a Domiduca сопровождала домой.

Вход в дом охраняли три бога: Forculus — олицетворение дверных створок, Limentinus — порога, богиня Cardea — дверных петель и т. д.

Каждый шаг, каждое действие человека имело своего бога. Естественно, что подобных мелких божеств было неисчислимое множество. Немецкий исследователь Герман Узенер назвал эту, по его мнению древнейшую, категорию богов "мгновенными богами" (Augenblicksgötter). Нетрудно видеть, что наше слово "бог" не совсем соответствует римскому понятию "deus", означавшему самые разнообразные олицетворенные образы и сверхъестественные существа.

Очень многие из этих божеств были связаны с земледелием (примеры уже приводились выше) и другими видами хозяйственной деятельности. Вместе с развитием культуры и появлением новых занятий и культурных благ рождались и новые боги. Так, например, медная монета находилась под покровительством бога-медника Эскулануса, а когда в 269 г. римляне ввели серебряную монету, вместе с ней появился на свет и новый бог — Аргентинус (сребреник), который стал считаться сыном первого. Когда в конце эпохи республики была введена система подвоза продовольствия из провинций и раздачи хлеба (анноны), то объявилась и богиня Аннона, которой стали молиться об обильном привозе хлеба.

Каждый мужчина имел своего личного духа-покровителя — гения. У женщин были свои богини-покровительницы — юноны, которые благоприятствовали их брачной жизни, рождению детей. Культ личных духов-покровителей — гениев и юнон — исторически восходит, очевидно, к древнему нагуализму. По весьма справедливому замечанию советской исследовательницы Е. М. Штаерман, в развитии представлений о личном гении-покровителе отразился распад древних родовых и общинных связей: вначале гении были, видимо, родоначальниками и покровителями рода. Недаром слово "genius" происходит от глагола "genere"-рождать.

Помимо личных гениев были и многочисленные гении-покровители местностей (genii locorum), видимым символом которых обычно считалась змея. Эти гении мест близки к упомянутым выше ларам, и на практике едва ли между теми и другими проводилась ясная грань.

Вопрос о происхождении великих божеств римского пантеона сложен. Некоторые из них, как уже говорилось, были когда-то покровителями отдельных общин и племен. Но большинство представляло собой в значительной мере непосредственное олицетворение отдельных отвлеченных понятий, имевших отношение к общественной и государственной жизни. Римляне почитали такие божества, как Мир (Pax), Надежда (Spes), Доблесть (Virtus), Справедливость (Justitia), Счастье (Fortuna) и пр. Эти чисто абстрактные обозначения содержали в себе весьма мало черт живых личных образов, еще меньше мифологии. Их трудно даже назвать настоящими олицетворениями. Однако в честь их в Риме строились храмы, приносились жертвы. Мифологическая фантазия римлян была чрезвычайно бедна, антрономорфизация богов весьма слаба.

Мало отличаются от чисто нарицательных обозначений и такие имена божеств, как Беллона — богиня войны, Терминус — бог границ, Юнона — богиня семьи и деторождения, впоследствии мифологически (под греческим влиянием) связанная с Юпитером как его супруга.

Наименее ясно и, по-видимому, наиболее сложно происхождение образа главного бога римлян классической эпохи-Юпитера, о котором отчасти уже говорилось. В основе своей это, вероятно, олицетворенное сияющее небо — Небо-отец (Jovis-pater>Jappiter) — образ, параллельный санскритскому Дьяус-питар, греческому Зевс-патер. Этот элемент в сложном образе Юпитера отчетливо виден, однако едва ли это оправдывает мнение старых ученых о Юпитере как о древнем общеиндоевропейском божестве. Имя его употреблялось и нарицательно, в смысле просто неба: sub jove — значит просто под открытым небом, sub jove frigido — на холодном воздухе. В то же время Юпитер — бог грома и молнии (возможно, под влиянием этрусского Тиниа). С другой стороны, как уже говорилось, в Юпитере римляне видели и бога-покровителя виноградной лозы, отождествляя его с Либером. Далее, Юпитер считался (вероятно, в подражание греческому Зевсу) богом-защитником гостеприимства, нравственности, семейной жизни. Возможно, что римляне вначале признавали неопределенное множество юпитеров, как проявления некой безличной силы. По преданию, царь Тарквиний (этрусского происхождения) соорудил храм Юпитеру на Капитолийском холме, и Юпитер Капитолийский стал считаться покровителем города. Позже он стал и верховным покровителем всего государства и национальным богом римского народа.

Сложен также и образ бога Марса. Его первоначальный облик племенного (видимо, марсийско-сабинского) бога и покровителя земледелия постепенно отступил перед позднейшей более специализированной функцией — бога войны. По мнению некоторых исследователей, это произошло потому, что землю римские крестьяне добывали копьем и мечом, отнимая ее у соседних народов: бог полей стал богом войны. Как таковой, Марс был позже приравнен к греческому Аресу.

Каково бы ни было происхождение отдельных образов римских богов, культ их по мере создания и роста Римского государства принял характерную для античных обществ форму — почитания богов-покровителей полиса. Подобно греческим (и восточным) богам, боги Рима считались патронами своего государства. "Как Римское государство было замкнуто в отношении к другим, — писал справедливо Моммсен, — так и римские боги стояли в прямой противоположности с чужеземными, — и оба круга были распространяемы не иначе как одновременно: когда переселяли в Рим граждан завоеванного города, то приглашали и богов на новое место... Как всякий почитал своих собственных богов, так и государство имело своих особенных богов". Древнейшими богами Римского государства Моммсен считал троицу — Юпитер (Йовис), Марс, Квирин, — представлявшую вначале "три трибы народа", из которых это государство составилось. Более поздней надо считать тенденцию к созданию сонма богов наподобие греческого олимпийского пантеона и, очевидно, под греческим же влиянием. Поэт Энней (II в. до н. э.) упоминает 12 главных богов Рима: Юнона, Веста, Минерва, Церера, Диана, Венера, Марс, Меркурий, Юпитер, Нептун, Вулкан, Аполлон. Писатель I в. Варрон прибавляет к ним еще 8: Янус, Сатурн, Гений, Солнце, Орк, Либер-отец, Земля, Луна.

Таким образом, господствующей формой религии Рима в классический период, его официальной религией стал, как и в греческих республиках культ полисных богов.

Помимо представлений о богах (del) и других личных сверхъестественных существах в римской религии до конца сохранялось глубоко архаичное представление о некой безличной сверхъестественной силе — numen. Это слово (от глагола "nuere" — двигать, приводить в движение) означало какую-то таинственную могучую потенцию, присущую главным образом богам (numen deorum), a также и некоторым людям: впоследствии говорили о numen imperatorum (божественность императоров). Идея нумен — своеобразная аналогия океанийской мана. Впрочем, слово это употреблялось и в личном смысле, вместо понятия бога.

 

Формы культа

Как бледны и сухи были образы римских богов (в отличие от красочных и ярких порождений греческой религиозной мифологии), так же сух, трезв и строго формален был в Риме и культ этих богов. Какой-либо мистики, попыток войти в интимное общение с божеством римская религия, по крайней мере официальная, совершенно не знала. Культ сводился к выполнению в строго определенные моменты и в точно предписанных формах известных обрядов, жертвоприношений, к произнесению узаконенных формул. Не допускалось никакого отклонения ни в действиях, ни в словах обращений к богам от установленного шаблона. Сами молитвенные формулы представляли собой точное и мелочное перечисление того, что молящийся предлагает божеству, и тех благ, которые он за это от него ожидает. Для избежания сомнений слова молитвы подкреплялись жестами: упоминая землю, надо было прикоснуться к ней рукой; произнося имя Юпитера — поднять руки к небу; говоря о самом себе, молящийся ударял себя рукой в грудь. Особенно важным считалось назвать правильно имя бога, в противном случае молитва теряла свою силу; поэтому в молитвенных формулах делались обычно оговорки, которые должны были застраховать от возможных ошибок, например: "Юпитер благой и великий или каково бы ни было имя, угодное тебе". Строгий формализм в выполнении обрядов сочетался, однако, со своеобразным искусством обманывать богов, создавая видимость жертвы с минимальными затратами. Вместо того, например, чтобы принести богам в жертву столько-то голов (скота или людей), римлянин довольствовался поднесением богам такого же количества головок чеснока. Пунктуально выполняя свои обязательства перед богами, римлянин в то же время не хотел давать им ничего лишнего. В этой черте религии, как и в отсутствии яркой и образной мифологии, очевидно, сказался национальный характер римского народа, практичного, расчетливого, не склонного ни к эксцессам, ни к полетам поэтической фантазии.

 

Гадания

Крупную роль в римской религии и в общественно-политической жизни играла система гаданий (мантика) и предзнаменований. Перед каждым важным общественным делом — перед началом войны, походом, сражением, заключением мира, постройкой здания — римляне неукоснительно испрашивали указания со стороны богов. Самыми употребительными способами мантики были гадания по полету птиц (ауспиции — дословно "смотрение на птиц"), гадания по тому, как священные куры клюют зерно, гадания по виду молнии. У этрусков римляне заимствовали систему гаданий по внутренностям жертвенного животного — гаруспиции (есть мнение, что этруски в свою очередь принесли эту форму гаданий со своей прежней малоазиатской родины — известно, что у народов Месопотамии она была в большом ходу); лучшими гаруспиками считались у римлян до самого конца республики этрусские гадатели. Очень большое значение имели и толкования разных предзнаменований, чаще всего в виде тех или иных необычных явлений природы; всякие такие явления обычно считались неблагоприятными знамениями.

Гадание по внутренностям жертвы (гаруспиция). Античный барельеф

Система гаданий также отличалась крайним формализмом. Характерен анекдотический эпизод, относящийся ко времени самнитских войн и записанный у Ливия. Командующий римским войском консул Папирий, улучив благоприятный момент, собирался напасть на противника. Солдаты, как и сам консул, были воодушевлены желанием сражаться. Жрец-гадатель, разделявший это настроение войска, совершил по обычаю перед началом сражения положенное гадание и объявил консулу, что результаты его благоприятны, что куры хорошо клюют данное им зерно. Но перед самым началом боя Папирий вдруг узнал, что жрец сказал ему неправду и что в действительности результаты гадания были неблагоприятны. Папирий, однако, заявил: "Это его дело; если жрец солгал, он будет за это наказан; что же касается меня, то мне объявлено, что ауспиции благоприятны, и я считаю их таковыми". Сражение было начато и выиграно, но предание говорит, что жрец во время боя был убит.

В противоположность мантике магия в римской религии не имела широкого применения, по крайней мере в официальном государственном культе. Строго почтительный к своим богам, римлянин ожидал от них помощи и покровительства во всех необходимых случаях жизни и к самочинным магическим действиям прибегал редко.

 

Изображения богов и храмы

Изображений богов, статуй, идолов римляне первоначально не знали, и в этом опять проявился чисто рассудочный, лишенный эмоционального и поэтического характер римской религии. Материальными символами отдельных божеств служили те или иные предметы, вероятно бывшие некогда простыми фетишами. Марс символизировался копьем, Юпитер — камнем. Символом Весты был, как уже говорилось, священный неугасимый огонь. Делать статуи своих богов римляне начали уже позже, в подражание грекам. Наряду с этим крестьяне продолжали придерживаться обычая чтить в качестве символов богов старые пни и большие камни.

Напротив, изображения умерших делались у римлян издавна. Эти изображения имели вид посмертных масок или бюстов, которые хранились в каждой семье. Этот обычай, по-видимому, перешел к римлянам от этрусков.

Первоначально не было и настоящих храмов. Римский templum вначале был просто огороженным местом для гаданий, прежде всего для наблюдений за небом. Отсюда происходит, кстати, и латинский глагол "contemplari" — наблюдать, рассматривать. Это освященное место служило и для важных общественных действий, собраний сената и пр. Одним из древнейших и главнейших храмов был Templum Capitolinum, посвященный Юпитеру. Позже римляне стали, опять-таки подражая грекам, строить храмы-святилища для своих богов. Но в архитектуре их было одно характерное отличие от греческих храмов, развившихся из жилого дома: передняя часть римского храма представляла собой обширный открытый портик, откуда наблюдали небо.

 

Жрецы

Строго официальный характер римской религии сказался и в том, что служители ее — жрецы были должностными лицами государства. Особого жреческого сословия Рим никогда не знал, и самостоятельной роли жрецы не играли. Однако в Риме издавна существовали жреческие коллегии, члены которых вначале просто кооптировались, а потом стали выбираться. Древнейшими коллегиями были: понтифики, фециалы, фламины, луперки, салии, ареалы, авгуры, весталки и некоторые другие.

Понтифики, которых было в древности 3, позже 6, 9, при Сулле 15, при Цезаре 16, — должностные лица, следившие за календарем, назначением праздников и пр. Они знали благоприятные и неблагоприятные дни (dies fasti et nejasti), хранили память об исторических событиях и преданиях, позже стали вести их запись, знали систему мер и весов. Самое слово "pontifex" (буквально мостостроитель) указывает на какую-то связь этих жрецов с рекой Тибром: по мнению Моммсена, это были первоначально инженеры, ведавшие наведением и разведением мостов. Глава коллегии — pontifex mazimus — вел общий надзор за всем, что касалось религии, и обладал некоторыми полицейскими правами.

Фециалы были не столько жрецами, сколько вестниками, глашатаями, послами римской общины в ее сношениях с соседями. Они объявляли войну и заключали мир, соблюдая традиционные религиозные обычаи. Они хранили в памяти договоры с другими общинами. Фециалов было 20; 2 из них считались главными: verbenarius, носивший священную траву с Капитолия, и pater patratus, уполномоченный по заключению договоров.

Авгуры составляли влиятельную коллегию гадателей. Их было вначале 3, впоследствии 16. Их обязанностью было давать ответы должностным лицам республики о благоприятных и неблагоприятных знамениях. Эта чисто пассивная роль ограничивала самостоятельность и политическое влияние коллегии авгуров.

Руководство жертвоприношениями лежало на особом жреце, именовавшемся "rex sacrorum" (царь священнодействий). В этой должности можно видеть остаток древней царской власти, но в эпоху республики политическое значение должности было невелико.

Коллегия 6 весталок — жриц богини Весты — пользовалась большим почетом. Весталками становились обычно девушки из знатных фамилий, оставаясь в этом звании 30 лет. В течение этого времени они должны были соблюдать обет безбрачия и строгого целомудрия; нарушение обета каралось жестоко: виновную зарывали живьем в землю. Главной обязанностью весталок было поддерживать неугасимый огонь в храме Весты. Во главе коллегии стояла virgo vestalis maxima, пользовавшаяся огромным общественным авторитетом: она, например, имела право освобождать от смерти преступников, если они встречались с нею на пути к месту казни.

Фламинами назывались жрецы — служители отдельных богов, подчинявшиеся общему руководству верховного понтифика. Их было 15; из них 3 — служители Юпитера, Марса и Квирина — считались старшими. Фламины приносили жертвы богам. Они пользовались большим почетом, особенно flamen dialis (жрец Юпитера), но зато подвергались множеству тягостных ограничений и запретов. Так, например, фламин Юпитера не мог ездить верхом, произносить клятву, выходить с непокрытой головой, прикасаться к сырому мясу, козе, плющу, бобам и пр.

Несколько своеобразный характер имели коллегии салиев, арвалов и луперков, может быть связанные не с государственной римской религией, а с древними народными земледельческими культами. Салии("скакуны")составляли две корпорации: одна была связана с палатинским культом Марса, другая — с квиринальским культом Квирина. Тех и других было по 12. Выполнявшиеся ими обряды сильно отличались от торжественного и строгого официального культа: они состояли в плясках и пении. В этом можно видеть какие-то остатки шаманских действий.

"Братья арвалы" — их было тоже по 12 палатинских и квиринальских — ведали обрядами в честь земледельческих божеств Марса, Dea dia и др. Луперки — жрецы скотьего бога Фавна. В праздник луперкалий они бегали полуголые, в одних набедренных кожаных повязках, изображая волков, и хлестали ремнями нерожающих женщин, чтобы избавить их от бесплодия. В обрядах луперков сохранились несомненно остатки древнего оргиастического аграрного культа.

В институтах римского жречества сохранялись и другие глубоко архаичные пережитки. Например, недалеко от древнего города Ариции, на берегу озера Неми, в лесу, посвященном богине Диане, находилось святилище, охраняемое жрецом, который носил своеобразное имя — rex Nemroensis (лесной царь). Этот "царь" был, впрочем, несчастнейшим существом: его мог по обычаю убить всякий, кто хотел занять его место. Для этого претендент должен был только, войдя в священную рощу, сломить с одного из деревьев "золотую ветвь", после чего он мог напасть на "лесного царя" и убить его мечом. Вот почему этот "царь"-жрец постоянно караулил дерево с обнаженным мечом в руках, не зная ни часу отдыха. Понятно, впрочем, что желающих занять эту почетную, но опасную должность находилось мало: обычно это были беглые рабы, которым нечего было терять.

Этот странный обычай, сохранявшийся вплоть до императорской эпохи (он соблюдался еще во II в. н. э.), послужил отправной точкой для чрезвычайно интересных исследований Джемса Фрэзера о "золотой ветви". На основании огромного сравнительного материала, занявшего целых 12 томов, Фрэзер попытался выяснить, из каких элементов складывалась традиция столь необычного порядка замещения должности жреца Дианы Арицийской и что вообще представляли собой этот обычай и связанные с ним верования. Фрэзер установил, что здесь перед нами комплекс глубоко древних поверий, относящихся к олицетворению духа растительности. "Лесной царь" — человеческое воплощение духа священного дерева — дуба, как бы его живой двойник. Дух дерева и тем самым душа жреца таинственно связаны с омелой, паразитическим растением, которое встречается на дубе и которое считалось тоже священным. Сломив ветвь омелы — "золотую ветвь", можно как бы овладеть душой ее хранителя — жреца, после чего нетрудно было и умертвить его. Самое же умерщвление — остаток древних человеческих жертвоприношений, связанных с аграрным культом плодородия.

Важнейшие жреческие коллегии Рима находились целиком в обладании патрициев, полноправных граждан государства. Жреческие должности в древнейший период были в их руках одним из орудий борьбы против плебеев. Плебеи, естественно, добивались доступа к жреческим должностям, особенно к таким, как понтификат. По "закону Огульниев" в 300 г. до н. э. плебеи получили наконец право занимать должности понтификов, и это было важным шагом к уравнению их в правах с патрициями. После этого закона в руках патрициев осталась только часть жреческих должностей, не имевших уже большого Политического значения: должности старших фламинов, луперков, салиев, "царей священнодействия" и весталок.

В более позднее время борьба за демократизацию государственного строя привела к принятию "закона Домиция" (104 г. до н. э.), по которому должности понтификов и авгуров стали замещаться на выборах в народных собраниях. Этот закон был отменен во время сулланской реакции (81 г. до н. э.), но восстановлен в консульство Цицерона (63 г. до н. э.).

Жрецы и их объединения ни в какой степени не были обособлены от общественной жизни. Жреческие должности занимались, как и любые другие должности, светскими людьми, с той только особенностью, что они были обычно пожизненными. Можно было совмещать сан жреца с общественной деятельностью, а зачастую он был лишь почетным званием. Тиберий Гракх еще молодым был избран в коллегию авгуров, как позже Цицерон. Юлий Цезарь с 13-летнего возраста считался фламином Юпитера, а в 37 лет был избран верховным понтификом. Позже эту должность занимал Лепид, а после смерти последнего — Октавиан Август. Преемники Августа, императоры, держали в своих руках в числе прочих магистратур также и верховный понтификат.

 

Религия и классовый строй

Подобно всем другим религиям древних народов, религия Рима выражала собой противопоставление римской общины всему внешнему миру. Боги Рима были покровителями государства в его борьбе с врагами. Но это противопоставление переносилось и внутрь общины. Плебеи вначале не участвовали в официальном культе. Они не имели права прибегать к ауспициям. На этом основании ("auspicia поп habetis") патриции отказывали плебеям в праве занимать общественные должности. Когда плебеи добились равноправия, неравенство не исчезло, а было еще более углублено: с развитием рабства религия становилась одной из форм противопоставления рабовладельцев рабам. Рабы, чужеземцы по происхождению, уже одним этим отстранялись от культа. Так как за рабом вообще не признавалось человеческих прав, его труд и время принадлежали его хозяину, то понятно, что хозяева не одобряли расходование рабами своего времени на дела культа. Очень хорошо выразил точку зрения рабовладельцев Катон, расчетливый и строгий хозяин: Катон запрещал даже рабу-виллику (управляющему фермой) приносить жертвы, кроме как в праздник компиталий, запрещал ему советоваться "с предсказателями, авгурами, гадателями и астрологами". Только во время старинного земледельческого праздника сатурналий как бы забывались социальные различия: рабы не только участвовали в праздничных развлечениях, но по древнему обычаю они в эти дни пользовались привилегиями — ели и пили за столом своего хозяина, и он даже прислуживал им. Глубокий архаизм этого обычая состоял в том, что в дни сатурналий как бы возрождались первобытнообщинные порядки.

Глубокое влияние классовых противоречий римского общества на религию прекрасно выяснено советской исследовательницей Е. М. Штаерман ("Мораль и религия угнетенных классов Римской империи", М., 1961). Она очень убедительно показала, что рабы, отпущенники и свободная беднота Рима имели не только свою особую классовую мораль, отличную от морали рабовладельческой знати, но и их религиозные верования не совпадали с официальной религией Рима. Они чтили своих излюбленных богов — особенно Добрую богиню (Вопа dea), Приапа, еще больше Сильвана, а также другие простонародные божества, почти не занимавшие места в официальном государственном культе. В этих своих богах "маленький человек" видел своих защитников от сильных людей, видел охранителей своего небольшого земельного участка, своего убогого домашнего скарба.

 

Исторические изменения, заимствования

Историческое развитие римской религии состояло главным образом в том, что по мере роста государства, включения в его состав новых и новых областей, сначала в Италии, затем и за ее пределами, римский пантеон тоже пополнялся новыми богами и богинями. Особенно крупное значение в этом смысле имело влияние греков. Впервые оно сказалось еще в древнейшую эпоху и шло через греческие колонии на западном берегу Италии: Кумы и Неаполь. Тогда попали к римлянам греческие боги Аполлон, Геракл (отождествленный просто по созвучию имен с римским Геркулесом) и некоторые другие. Тогда же, еще в царский период, римляне начали, по образцу греков и этрусков, строить первые храмы и воздвигать статуи богов. К тому же древнему времени относится и легенда о получении из Кум так называемых Сивиллиных пророческих книг, что будто бы привело и к заимствованию Римом греческих обрядов. Сильное влияние греческая религия начала оказывать на Рим после Тарентинской войны (начало III в. до н. э.) и подчинения греческих колоний Южной Италии, а еще более сильное — после покорения Римом самой Греции (середина II в. до н.э.). Подчиняясь очевидному культурному превосходству греков, римляне перенимали богатую и разнообразную греческую мифологию, переносили ее на своих скучных и безжизненных богов. Эти боги сближались и отождествлялись с греческими. Юпитер был отождествлен с Зевсом, Юнона с Герой, Минерва с Афиной, Диана с Артемидой, Марс с Аресом, Венера с Афродитой и т. д. Постепенно устанавливался греко-римский синкретический пантеон, в котором сами верующие перестали различать национальное происхождение богов.

Иной характер носило заимствование восточных культов. Резко отличавшиеся от римской религии по своему облику и содержанию, выросшие на иной социально-политической почве, эти культы, проникнутые мистицизмом, идеями потустороннего воздаяния и пр., встречали довольно подозрительное к себе отношение со стороны римского правительства и аристократии. Они не могли, подобно греческой религии, войти органически в официальный римский, культ. Правда, еще в 204 г. до н. э. в Рим был официально доставлен священный камень фригийской Великой матери (из Пессинунта) и учрежден культ этой богини. Это был исключительный случай. Староримский чопорный патрициат крепко держался за своих древних богов и свысока или подозрительно смотрел на разные религиозные новшества, шедшие от варваров. Но народные массы, городской неимущий люд, рабы, напротив, охотно почитали египетскую Исиду, Анубиса, Сераписа, разных сирийских и малоазиатских богов. В них они видели "спасителей", а римские официальные боги им ничего не давали. Культы восточных божеств нередко носили оргиастический характер. Однако это порицалось и даже запрещалось римскими властями. К 186 г. до н. э. относится сенатский декрет против вакханалий, при праздновании которых почитатели фракийско-фригийского бога вина предавались разным излишествам и постыдным действиям. Сенат привлек к суду до 7 тысяч участников этих религиозных оргий, и более половины виновных поплатилось жизнью. Несмотря, однако, на эти суровые запретительные меры, восточные культы продолжали неуклонно просачиваться в Рим. В этом косвенно проявлялось превращение римской общины в центр великой средиземноморской многонациональной империи. Особенно ярко стало это сказываться, разумеется, в позднее время, в эпоху разложения античного Рима (III-IV вв. н. э.), когда культы Митры, Исиды, Аттиса, Христа получили массовое распространение по всей империи.

 

Культ императоров

Другое направление изменения римской религии было связано с переходом от республики к принципату и позже к доминату. Зародившаяся в результате кризиса рабовладельческой республики монархическая власть (вначале завуалированная республиканской титулатурой) требовала религиозного освящения. Первые, хотя и робкие, проявления культа императорской власти заметны уже при Сулле, который считался особым любимцем богов. Но настоящее обоготворение императоров (вначале посмертное, а потом и прижизненное) началось с Юлия Цезаря. Ему первому был устроен "апофеоз", официальные божеские почести по смерти. Октавиан, принявший прозвище "Августа", то есть "священного", был причислен после смерти к богам, и в честь его был построен храм. Калигула уже при жизни объявил себя богом и даже приказывал заменять головы на статуях греческих богов изображением его собственной головы. По всей империи был введен официальный культ "гения императора". Все это имело очень ясный политический смысл.

В то же время, однако, первые цезари, стремясь облечь свою власть в приемлемые для республиканских традиций формы, проводили и другую религиозную политику — политику реставрации староримских верований и обрядов, уже начинавших приходить в упадок. Особенно настойчиво действовал в этом направлении Август. Он восстанавливал и строил храмы — в одном Риме при нем прибавилось 82 храма. Он оживил древний культ ларов, установив почитание их в каждом из 265 кварталов Рима, возобновил и регламентировал деятельность братства арвалов, возобновил и расширил традиционные религиозные праздники и игры, сам принял сан верховного понтифика. Поддерживая старинные римские культы, цезари, правда, не запрещали и исполнение чужеземных восточных обрядов, но пытались противопоставить им отечественную римскую религию и тем несколько ограничить их распространение. Однако эта политика, шедшая против естественной исторической тенденции, не могла быть успешной. Старые боги Рима, в которых отражался быт замкнутого полиса, не соответствовали новым условиям огромной мировой державы.

 

Свободомыслие

Если в широких массах почитание древних национальных богов постепенно вытеснялось восточными культами, то в образованных кругах оно, по мере культурного развития общества, отступало перед ростом свободомыслия. Последнее начало распространяться в Риме вместе с греческой образованностью. Один из энергичных проповедников греческой культуры — переводчик греческих авторов на латинский язык поэт Квинт Энний (240-169 гг. до н. э.) был решительным скептиком в вопросах религии и не верил в богов. Его современник Плавт (250-184 гг. до н. э.) позволял себе в своих комедиях с насмешкой пародировать молитвенные формулы, влагая их в уста воров и бездельников. Другие писатели и философы II и I вв. до н. э. пытались примирить религию с рациональным мировоззрением, придавая мифам и представлениям о богах аллегорическое значение. Некоторые из образованных людей, уже не веря сами в гадания и предзнаменования, считали их все же необходимыми для народа. Например, Цицерон, умевший сочетать свое свободомыслие с добросовестным выполнением должности авгура, говорил: "Что бы ни думать об ауспициях, их надо сохранить, чтобы не оскорблять народных убеждений и ради тех услуг, которые они могут оказать государству".

Своей высочайшей вершины римское свободомыслие достигло в творчестве Тита Лукреция Кара (99-55 гг. до н. э.), гениального поэта и философа-материалиста. Последовательно проводя в своей замечательной поэме "О природе вещей" материалистическую точку зрения на мир, отрицая существование богов и разоблачая вред религии, Лукреций сумел подняться и до понимания корней религии и причин ее живучести. Менее последовательным материалистом был Плиний Секунд Старший (23-79 гг. н. э.); отрицая традиционных богов, он, однако, признавал божеством солнце, которое считал центром вселенной.

Римская религия дожила до победы христианства — до IV в. н. э.