Отряд колесниц, ведомый Тутимосе, вступал на Пепельную Пустошь. Хранители и лучники выстроились перед Величайшим. Судя по всему, Нейти-Иуни не понесли потерь, как и прикрывавшие их Хранители. Зато колесницы... От семи десятков хевити осталось не больше половины. Некоторые, незначительно пострадавшие при опрокидывании, наскоро ремонтировались. К иным подводили новых коней, взамен выбитых. Тараны потеряли почти все. От двух сотен лёгких осталось и вовсе менее трети. Только массивные хтори не понесли потерь.

Думать о том, сколько погибло лучших в Священной Земле возниц и колесничих, а иных в воинство Торжествующей Маат не отбирали, не хотелось вовсе. Разбросанные в беспорядке по всему полю тела нечестивых акайвашта утешали мало.

Аменемхеб, колесница которого шла рядом, заметив, что Менхеперра мрачен, поспешил обратить внимание Величайшего на то, что за каждого колесничего пираты и их наёмники заплатили пятью, и то и десятком своих воинов.

– Не меньше тысячи нечестивцев останутся здесь навсегда. Кроме того, Ранефер захватил три сотни пленных, – подвёл итог пожилой предводитель Воинства Амена Сокровенного.

– Ипи потерял почти все колесницы, – негромко сказал фараон, – теперь ему не избежать косых взглядов со стороны знатных воинов и многих военачальников. Дескать, Хранители много полезнее в Бехдете или Уасите, нежели на поле боя. Пусть сидят себе за папирусами, или с луками на пилонах храмов в землях фенех надзирают за порядком, упреждая бунты и устраняя баламутов. Война – не для них. Такие разговоры звучали и прежде. Теперь пойдут снова.

– Среди своих услышу – прикажу палок всыпать, хоть даже сотнику, отмеченному наградами, – твёрдо заявил пожилой полководец.

– Для начала я выступлю перед воинствами и объявлю, что число пиратов было не пять, а десять тысяч, и две из них отправились к Апопу, – Величайший вздохнул, – на пилоне и в свитках напишем истину, но до того не один месяц пройдёт.

Тутимосе знал, что далеко не все властители, правившие Та-Кем до него, отличались честностью. И в будущем всегда найдётся тот, кто ради тщеславия или сиюминутной выгоды сохранит в вечности ложь. Но сам Менхеперра уподобляться таким не собирался. Неотвратим для смертного час суда в Зале Двух Истин и не стоит пятнать себя грехом...

– Ипи достались самые жёсткие куски мяса, – продолжил Величайший, – с отборным воинством Нахарина, с войсками "пурпурных" он бился практически в одиночку, и рассеял, понеся малые потери. Одолел, уступая числом десятикратно. С одними Хранителями и презренными хабиру, хотя в том бою они не подвели, не то, что сейчас! – Менхеперра со злости ударил бортик кулаком, – только, достойнейший Аменемхеб, где ты видишь три сотни пленных, по мне так – десятков семь.

– Раненые, отделённые от наших, видишь? Все как описывал гонец. Да и те, что связанными сидят, легко ранены по большей части. Почти нет таких, кто уцелел.

– Теперь вижу. Странно... Видно, до последнего бились. Интересно, почему? Акайвашта всегда обращаются в бегство, столкнувшись с более сильным. Пираты же. Ценят свою шкуру.

Показалась колесница Ранефера. Без тарана. И второй конь первой пары был заменён на пегого, необычно крупного, однако, сгибавшегося под непривычной тяжестью толстой бронзовой чешуи. Верховный Хранитель Трона показал знаком, что хочет поговорить с военачальником и Величайшим без посторонних ушей. Тутимосе приказал колесницам, идущим за ним остановиться.

Ранефер аккуратно спустился на землю, против своего обыкновения спрыгивать. Левое бедро его было наскоро перевязано, но Ипи припадал почему-то на правую ногу, видно на наконечник стрелы наступил или просто подвернул.

– Досталось мальчику, – прошептал старый полководец.

Он хотел сказать что-то ещё, но, заметив грозный взгляд Величайшего, пережившего всего на один разлив больше Ранефера, замолчал. Сделал вид, что осматривает поле битвы.

– Да живёт вечно Величайший Менхеперра! – Ипи поклонился, выпрямился и приступил к докладу, – воинства акайвашта потеряли четыреста тридцать семь пеших копейщиков, около полутора сотен лучников и столько же всадников. Ещё шесть сотен легковооружённых. В основном – убитыми, пленных не так много. Точнее скажут после подсчёта. В первую очередь считали наших. Алесанрас сумел перехитрить меня. Уцелевшие ушли, протиснувшись между пешими отрядами.

Ипи помолчал, вздохнул.

– Воинство Маат потеряло триста тридцать шесть Хранителей. Около пяти десятков легко раненых, девяносто тяжёлых. Уцелели только тридцать две хевити, с десяток можно восстановить. Восемь хевити и двенадцать меркобт акайвашта угнали, выбив колесничих. Погибло много отборных коней. По лёгким колесницам – сами видите, все ещё хуже. Из лучников ни один не погиб, и врагам удалось опрокинуть только две хтори из сотни. Пали лучшие воины, – Ипи прикрыл глаза, – ударной сила Воинства Маат больше нет. Погиб Аннуи, да будет сладок путь его в Та-Мери. Херихор еле жив. Одного из военачальников акайвашта нам удалось сразить. Пленники просят достойного погребения для него, видишь это кострище из кедра?

– Достойнейший Ранефер, – Менхеперра перебил названного брата, поспешив успокоить, – начнём с того, что пираты заплатили по пять жизней за каждого колесничего, и тебе ли, сокрушившему воинства Нахарина стыдиться потерь? Ты сохранил Нейти-Иуни. Не мне тебе объяснять их ценность. Но почему пираты не изведали их стрел? Расскажи мне о битве.

– Да, конечно, – Ипи Ранефер прищурил глаза и окинул фараона немного отрешённым взглядом.

Верховный Хранитель рассказал о захвате и допросе пленного, о неудачных переговорах, о своих и вражеских построениях перед битвой. Однако чем дальше заходила его повесть, тем более мрачнели Величайший и старый военачальник. Дети Реки пребывали в твёрдой уверенности, что сражаться столь отважно, хитроумно маневрируя, на всём Престоле Геба могли лишь они сами, воины Священной земли. Молодой Херихор и вправду не допустил ошибки, он достоин льва или даже пчелы доблести. Но ему не повезло. Слишком много врагов навалилось на его сотню. Коршун (Ипи не стал называть Пьяницей достойного воина Нахтра) хорошо проредил движущуюся стену акайвашта, но, в итоге, и его принудили к пешему бою и отступлению.

– Большой отряд на нашем правом крыле сумел вывернуться из-под стрел Нейти-Иуни. Я расспросил своих людей и пленных и почти уверен теперь, что именно его вёл Пталемаи, присутствовавший на переговорах. Очевидно, это поверенный вождя. Они умеют быстро перестраиваться в бою. Стена их пехоты подвижна, в отличие от той, что строим мы, прикрывая лучников. Я никогда не видел ничего подобного.

– Подвижная стена? – переспросил Аменемхеб.

– Именно так, достойнейший. Они шли очень плотно, прикрывшись щитами и действовали, как единое живое существо.

– Никогда о таком даже не слышал, – покачал головой старик, – а я пережил сражений куда больше, чем ты, Ипи. Ни Нахарин, ни хатти, так не сражаются. Хотел бы я взглянуть...

Ранефер помолчал, собираясь с мыслями и продолжил.

– Нахтра сказал, что Аннуи, да будет голос его правдив на Суде, бросился выручать меня и по дороге столкнулся с легковооружёнными, прикрывавшими обоз. Их облик заметно отличается от пеших копейщиков и всадников. Я думаю, это другое племя. Аннуи рассеял их, но сам сложил голову. Его убийца схвачен. Весьма любопытная личность. Хотя бы тем, что говорит по-нашему. Его речь звучит немного странно. Насколько мне известно, так говорили во времена Имхотепа. Я намерен тщательно расспросить его о нашем новом противнике.

В конце рассказа Ранефер вновь обратил внимание фараона и Аменемхеба на то, что все пленники, кого с грехом пополам успели допросить и кто при этом не молчал, в один голос утверждали, будто Алесанрас захватил все побережье Хатти и разбил огромное войско Нахарина где-то на севере близ Каркемиша.

– Язык этих акайвашта столь странен, что едва можно понять их речь. Кроме того, большинство пленных (да что там, почти все) сами говорят на этом наречии очень плохо. Как я понял, они – союзники или наёмники Алесанраса из каких-то очень отдалённых северных племён. Допрашивать их почти бесполезно. Не понимаем ни слова. От самих акайвашта больше проку, но все они ранены. Говорить способны немногие. Двое попали в плен невредимыми, вот от них я получил больше всего полезных сведений. Меня называли лжецом в глаза, когда я говорил о разгроме стотысячного воинства союза "тридцати трёх царей" и осаде Мегиддо. Более того, утверждали, что город лет триста как заброшен и вчера Алесанрас осматривал его руины.

– Заброшен?

У Тутимосе лицо вытянулось от удивления. Ипи кивнул и добавил, что ему удалось узнать после боя, почему Алесанрас так торопится к Тисури. Город сей осаждён его главными силами, коих не менее сорока тысяч.

– Этого не может быть!

– Одни и те же слова произнесли сразу несколько пленников. Невозможно лгать столь согласованно, да и ложь такую не измыслишь, – покачал головой Ранефер, – и, судя по всему, они надеялись запугать меня, ибо говорили дерзко, с вызовом. Да и сам их вождь упоминал Тисури. А называя меня лжецом, искренне верил в то, что говорил. Они ничего не знают о владычестве Двойной Короны над этим городом. Я разбираюсь в людях.

– В голове не укладывается, – покачал головой Аменемхеб.

– Да, – согласился Ипи, – мне предстоят ещё долгие часы бесед с этим А-ри-сто-меном, который знает наш язык. Он словоохотлив, держится спокойно. По крайней мере, глаза от страха не мечутся.

– Анхнофрет в Тисури, – вдруг сказал Тутимосе.

Смуглое лицо Величайшего уподобилось отбеленному льну, но Менхеперра быстро совладал с собою.

– Ты сказал, Ипи, что пленники утверждают, будто Тисури осаждён с конца Сезона Жатвы, но несколько наших боевых ладей прибыли оттуда в Бехдет меньше месяца назад. Значит – ложь. И теперь я понял, что Ипи Ранефер удручён не потерями, а упущением Хранителей, проглядевших появление этого воинства. Если бы я не знал тебя как самого себя, то решил бы, что ты напрашиваешься на лесть. Алесанрас хитёр, сам говорил. Пришёл к Сипишу и послал гонцов к Паршататарне, наверняка взял щедрую плату за найм, но сам затерялся среди многих тысяч. В битву не вступил, может, даже ударил в спину отступавшим "пурпурным", судя по его пути. Решил пограбить их земли, да уйти на ладьях. Возможно, рассчитывал взять плату и с тебя, да просчитался – затребовал слишком много и проболтался про Тисури. Наёмник, разбойник, пират, хотя и одарённый военачальник.

– Нет, Величайший, – Верховный Хранитель протёр глаза, – мои люди и их соглядатаи вовсе не при чём. Ты можешь представить себе сорокатысячное войско у какого-то вождя пиратов (допустим, он не врёт)? Можешь вообразить, что он захватывает города хатти один за другим? А далее – они разбили воинства Нахарина. И Паршататарна, которого враги жалят на границе его царства, вместо того, чтобы навалиться на них или просить мира, направляет двадцать тысяч копий и тысячу колесниц с лучшими военачальниками и двумя наследниками к Мегиддо. Если даже хатти не смогли устоять против пиратов...

– В это трудно поверить, – перебил Ранефера старик.

– Вообще-то, я бы поверил, учитывая, как они дрались здесь. Но тут дело несколько в другом. Хатти наверняка запросили бы помощи у нас. Не так уж и плохи наши отношения сейчас.

– Были до недавней битвы, – возразил фараон.

– Они не жаждали сражаться. Их присоединение к союзу – интриги и козни Баалшур Сипиша, – заметил Аменемхеб, – я согласен с достойнейшим Ранефером. Хатти сейчас не слишком сильны и запросили бы помощи, не жалея серебра в оплату.

– Я пытаюсь понять, откуда же эти акайвашта, сколько бы их ни было, пусть даже те пять тысяч с которыми мы столкнулись, свалились нам на голову! – сказал Ипи.

– Да уж, – протянул Аменемхеб и почесал подбородок, – все это весьма странно.

– Свалились на голову? – задумчиво, даже несколько рассеянно переспросил фараон, – постой-ка, Ипи. Ты – Прорицатель Ур-Маа и Святитель Владычицы Истин – неужто веришь, что Алесанрас со своими воинствами явился к нам из Дуата?

– Не верю, Величайший, – Ранефер натянуто улыбнулся, – хотя бы потому, что когда наши с Анхнасиром стрелы прошивали чужаков, те падали замертво, а кровь на моём хопеше была красной, а не чёрной. Однако, именно как Великий Видящий и Святитель Прекраснейшей я читал много тайных свитков. Ты часто говоришь: "У Нетеру хватит даров на всех". Это верно. Как и то, что Нетеру могут все.

Ипи выдержал паузу, взглянув в глаза весьма озадаченного фараона.

– Ещё во времена Сен-Усер-Ти, да что там – сам Имхотеп писал о таком, являлись люди... Сыны Священной Земли, только... Вечность – это река, подобная Хапи, а настоящее – ладья, с которой мы не можем сойти, двигаясь вниз по течению. В это трудно поверить, но иногда являлись те, кто был выше по течению, или... Ниже. Первые указывали свои гробницы, неизвестные ранее, подробно описывая надписи и фрески. При вскрытии вместилищ, их слова подтверждалось, а сах не находили... Вторые... Величайшая тайна жрецов Прекраснейшей и немногих Хранителей из числа высших посвящённых. По сим свиткам мы сверяем свои пророчества, отделяя их от пустых снов, причуд сознания и наваждений Дуата. Вспомни Пророчество Ипувера, жреца Маат. Как он описал крах Великого Дома Амен-Ем-Хети, проклятие прекрасной Себек-Нефер и нашествие грязных хаков. Дом Маат хранит тайну того, кто рассказал жрецу Прекраснейшей о грядущем. Нам с Мерит-Ра не так повезло, подтверждения пророческих предвидений от Гостя пока не случилось. И, слава Всевладычице, ибо не желаю я, чтобы они сбылись.

Ипи помрачнел и запнулся, осознав, что сказал лишнее.

– Однако Прекраснейшей Владычице Истин или Амену-Ра Сокровенному и Триединому нет разницы – перенести против течения одного или воинство в пять, да хоть в сорок тысяч. Завтра допрошу пленника. Он явно бывал в Священной Земле и поможет прояснить, если не все, но многое. Только, Величайший, даже не проси меня смотреть в воду или золото!

– Не буду. Я знаю, что ты и вино пьёшь с закрытыми глазами.

– Ты уверен, что пленник скажет правду? – спросил Аменемхеб.

– Надеюсь, смогу почувствовать ложь. Ты знаешь, достойнейший, прежде я не ошибался.

Аменемхеб снял шлем и протёр лоб.

– Н-да... Думаю, этот человек подтвердит твою догадку. Маат или Амен... Или Апоп... Это – проклятая земля. С древности холм посреди долины, на котором стоит Мегиддо, "пурпурные" звали, и по сей день зовут "алтарём Баала". А крови тут пролито... Ещё великий предок твой, Ипи, Херуаха, сын Сома, объединившего Священную Землю, разбил здесь воинства фенех. Многомудрый Сенусерт – тоже. Только наших битв и побед не счесть, вплоть до Аахеперкара, деда Величайшего. А сколько "пурпурные" резали друг друга на месте сем? Хаки, сыны Яхмада... И вот мы вновь напоили эти кровожадные камни. Щедро напоили... Столько смертей в один день они за все века от рождения мира не видели. И три дня спустя вновь кровопролитие...

– Алтарь Баала... – Ипи внезапно вздрогнул, его синие глаза, как показалось фараону и полководцу, на мгновение вспыхнули, – зачем мне младенцы, Избранник? Зачем мне они, Вместилище Хранителя Та-Мери? Каждый разбойник, каждый пират и торговец меняет мне кровь на золото!

У Тутимосе и Аменемхеба вытянулись лица. Ипи невидящим взором смотрел сквозь них и продолжал говорить негромким хриплым голосом.

– Царей, царства, народы и страны приносят мне жаждущие золота! Завтра ты принесёшь мне в жертву огнём и бронзой воинов Тисури. Все, все, что сотворят Менхеперра и Ипи Ранефер будет свершено ради золота! Десятки и сотни тысяч прольют свою кровь от стрел, мечей и копий воинов Та-Кем, и она прольётся на мой алтарь!

Аменемхебу показалось, что голос Ранефера доносился отовсюду, из-за каменных стен гробниц, из-под земли, из Дуата. Полководец покрылся гусиной кожей и глянул на Величайшего. Тот оставался невозмутим.

– Похоже, то, что Ипи прикрывает глаза, когда пьёт вино, не избавляет его от видений, – спокойно сказал Менхеперра, – не нужно страшится, достойнейший Аменемхеб. Поначалу от внезапных видений Ипи и Мерит мне было так же не по себе. Потом я привык.

Фараон вздохнул и закончил:

– Представляю, каково им самим...

Ранефер встряхнулся.

– Это не видение.

Тяжело дыша, он провёл рукой по вспотевшему лицу.

– Сон семилетней давности, в ночь перед взятием Града-на-острове... Просто вспомнил, как наяву, но... Во-первых, тогда тварь солгала. Тисури сдался почти без боя. Во-вторых, сон окончился явлением Нефер-Неферу, сразившей тварь священным мечом синего золота. Твари бессильны против воли Извечных, Аменемхеб. Но и Нетеру оставляют последнее слово за нами, нашим выбором. Есть Неизбежность, но мы должны творить её. А есть то, что только в наших руках. Нетеру могут подсказать и направить, твари – искусить. В этом же сне нечестивый Баал предлагал мне Двойную Корону, Мерит-Ра и троны от Шарден до Элама. Если я соглашусь отравить Самозванку, Величайшего и младенца-наследника

– Великие Не... – Аменемхеб прикрыл ладонью уста, с опаской посмотрев на Величайшего.

Разве можно говорить такое в его присутствии? Но взгляд фараона не содержал в себе гнева, лишь только сострадание. Тутимосе вздохнул и отвернулся. Повисла пауза.

– Ничего... – Менхеперра вновь посмотрел на побратима, – ничего! Мы сокрушим и Нахарин и этих акайвашта, будь их и вправду сорок тысяч. А в воду и золото я и сам запрещаю тебе смотреть. Не время сейчас. Проведёшь переговоры с осаждёнными и посланниками Нахарина, и сразу же, как можно скорее, в Хазету, а там, не задерживаясь, в Бехдет. Мерит всё-таки Местоблюстительница Скипетра Ириса, Жрица Прекраснейшей и Урт-Маа. Вдвоём вам будет легче решить загадку Гостей. И... – Величайший тепло улыбнулся, – она ждёт своего брата.

– Я благодарен тебе, Тутимосе, – Ипи едва заметно кивнул, – помимо отчёта о потерях, у меня есть ещё кое-что, чрезвычайно важное.

Ранефер подошёл к колеснице, все так же пошатываясь, поднял с площадки кожаный свёрток, судя по всему, довольно увесистый. Второй, такой же, закинул себе за спину Анхнасир.

Поморщившись от боли, Ипи сел на корточки и положил свою ношу на землю. Аменемхеб наклонился и развернул кожу. Выпрямился. Недоумённо посмотрел на Верховного Хранителя.

– Это оружие нечестивцев?

Менхеперра взял в руки необычайно длинный узкий меч с рукоятью, соразмерной клинку.

– Железо?

Ипи кивнул.

Фараон попробовал пальцем остриё странного клинка. Отступив на шаг, осторожно взмахнул им. Хмыкнул.

– Этот двумя руками держат, – подсказал Ипи.

– Здесь только железо. У них, что, все оружие железное? Ты это имел в виду?

– Да. Но шлемы бронзовые. Щиты обиты бронзой. С убитых всадников мы сняли несколько чешуйчатых бронёй на льняной основе. Полагаю, это высокородные. Большинство пиратов не имеют доспехов вообще. Думаю, они и с железом связались, по той же причине, что и хатти – их земли бедны оловом и медью.

Тутимосе попытался согнуть необычно длинный клинок, снабжённый для жёсткости сразу двумя долами. Тот поддавался с трудом. Человек, сложения менее могучего, нежели Менхеперра, не справился бы и махнул рукой, но Величайшему упорства было не занимать.

– А у хатти железо намного мягче. Испытать бы неплохо.

Ранефер дал знак Анхнасиру. В руках того появился хопеш, специально принесённый для испытания. Ипи поднял слабо изогнутый широкий клинок, кивнул поверенному. Они одновременно взмахнули мечами. Застонало железо, запела бронза.

Ранефер протянул фараону оружие пришельцев. На лезвии появилась большая выщерблина.

– Ещё один такой удар и клинок сломается.

Аменемхеб осмотрел хопеш, удовлетворённо крякнул. На бронзе тоже появилась щербинка, но гораздо менее заметная.

– Давай теперь этот, Анхнасир.

Испытали ещё один меч. Он сразу сломался. Большой обломок взлетел, вращаясь, и Верховный Хранитель сбил его наручем, чтоб не поранил кого.

– А этот слишком хрупкий, – прокомментировал старик.

– Да, – согласился Ипи, – все железо или мягкое или, если его перекалили, хрупкое.

– Мя-а-гкое... – лицо фараона потемнело от натуги, но он все же согнул клинок.

Тот в таком состоянии и остался. Фараон озадаченно повертел испорченный меч.

– Негодное оружие, – высказал недоумение Аменемхеб, – и такое дорогое... Какое-то здесь противоречие. Не проще ли покупать у соседей бронзу, ведь это обошлось бы гораздо дешевле?

– Нет, не проще, – Ипи покачал головой.

Все присутствующие знали, что в землях Хатти и Нахарина бронза, самая обычная, при выплавке которой не применялась синяя краска вдвое дороже, чем в Священной Земле.

– Проще покупать у нас, – сказал фараон, – в Уасите купцы акайвашта занимают целый квартал. Но Ипи упомянул, что эти пришельцы из более отдалённых северных земель. Если их южные сородичи или те же хатти, продают бронзу по цене в три-четыре раза выше, чем мы? Ведь ни один купец в здравом уме не перепродаст товар за те же деньги, что купил.

– Ты хочешь сказать, Величайший... – начал Аменемхеб.

– Разумное объяснение только одно: акайвашта научились получать железо, которое выходит им дешевле привозной бронзы. То есть, втрое дешевле того железа, что выплавляем мы. Так, Ипи? Этой демонстрацией ты намекаешь, что неплохо бы поискать среди пленных кузнецов и рудознатцев? Хотя бы даже просто высокородного, имеющего на родине рудники и мастерские?

Ранефер кивнул.

– Именно так. Если бы это удалось, мы могли бы пустить железо на многие инструменты, простые скобяные изделия, высвободив сотни и тысячи хека бронзы, и, тем самым, увеличить и усилить доспешное воинство!

Аменемхеб посмотрел на Верховного Хранителя, не скрывая восхищения. Тутимосе, который задумчиво скрёб подбородок, заметил его взгляд и сказал:

– Не спеши радоваться, достойнейший. Мы пока ещё увидели лишь морок в пустыне, но не достигли оазиса. Я бы сказал, что найти опытного кузнеца среди пиратов, которые живут войной и грабежом, было бы поистине невероятной удачей.

Ранефер с улыбкой посмотрел на побратима, потом на старого полководца и сказал:

– Это ещё не все достойнейшие!

Анхнасир подал ему ещё один меч, формой неотличимый от тех, что только что подверглись испытанию.

– Ты прав, достойнейший Аменемхеб. Все эти мечи акайвашта никуда не годятся. Кроме этого.

Ранефер протянул клинок Тутимосе. Фараон взглянул на клинок с удивлением.

– А чем он примечателен? С виду – такой же.

– Этим мечом военачальник пришельцев разрубил хопеш Нахтра, как тростинку.

– Вот как? – фараон поднял глаза на Верховного Хранителя, – может, в пылу битвы...

– Нет, Величайший, – перебил Ипи фараона (на что дерзости хватало у немногих, хотя Тутимосе в подобных случаях даже не пытался изображать гнев), – три Хранителя тому свидетели. Павший воин действительно перерубил хопеш Нахтра этим мечом. Клинок у Коршуна, кстати, не из последних. Я знаю, он им часто похвалялся. Дедовский, во многих схватках побывал без малейшего урона для себя.

Заинтригованный Тутимосе сомкнул ладонь на рукояти меча акайвашта.

– Может, небесное железо? – предположил Аменемхеб.

– Нет, достойный Аменемхеб. Величайший, попробуй согнуть клинок.

Фараон упёр остриё в борт колесницы. Налёг.

– Как прутик гнётся, – сказал Ипи.

– Действительно, – подтвердил фараон, – железо Незыблемых Звёзд прочное, но совсем не гибкое.

– И ещё! – Ранефер провёл лезвием меча неизвестного металла по хопешу, затем – наоборот, – они оставляют друг на друге царапины. Значит, прочность этого железа равна бронзе с краской для синего стекла. Но посмотрите, сколь тонок сей клинок!

Менхеперра восхитился трофеем

– Я беру его, и пусть посвящённые Тути разгадывают секрет этого железа. Ценнейшее приобретение! А ты, Ипи, тщательно расспроси пленных об этом металле. Если же будут молчать...

– Заговорят.

Ранефер вдруг прикрыл глаза и покачнулся. Тутимосе успел его подхватить.

– Ты же на ногах не стоишь!

– Не мудрено, – добавил Аменемхеб.

Ипи встряхнулся.

– Нет, вполне здоров, отделался небольшими царапинами. Ты знаешь, Величайший, эти акайвашта... Каждый из них в отдельности вряд ли долго продержится против почти любого из Хранителей или Храбрейших, но в строю они...

– Все это расскажешь потом! – отрезал фараон, – ты переутомлён, верно, ещё не оправился от удара по голове. Напрасно я не послушался Нибамена...

Тутимосе повернулся к поверенному Ипи.

– Достойнейший Анхнасир, немедленно отвези его в наш лагерь у стен Мегиддо. Проследи, чтобы после осмотра врачом Ранефер сразу лёг спать. А если он начнёт тебе рассказывать, что является Верховным Хранителем и припомнит какие-то свои обязанности, я разрешаю тебе его связать.

– Не надо, – слабо улыбнулся Ипи.

Пошатываясь, он взошёл на площадку хевити.

– Слушаюсь! – поверенный вытянулся перед фараоном в струну, потом вспрыгнул на колесницу и стегнул лошадей.

Выполняя приказ Верховного Хранителя, его люди свалили на опушке леса несколько мёртвых, не переживших давнего пожара, но все ещё стоявших на корню, кедров. Их порубили на дрова и сложили погребальный костёр для полководца акайвашта.

Отбывая с Пепельной Пустоши, Ипи бросил взгляд на пламя, пожиравшее тело доблестного воина. Пленные, кто мог стоять, выстроились вокруг костра. Хранители не препятствовали им отдать почести своему командиру. Ранефер заметил, что многие из пиратов не скрывали слёз.

Воины, коих привёл с собой Менхеперра, продолжали собирать тела и трофеи, перевязывали раненых. Хранителей фараон отпустил в лагерь. С ними же отправили и первую партию пленных, тех, кто мог самостоятельно идти. В большинстве своём это были обозные. Ипи приметил среди них несколько "пурпурных". Те обликом резко отличались от акайвашта, бритых, как истинные дети Реки. Все фенех одеты неброско, очевидно это слуги, погонщики мулов и носильщики. Ранефер обратил внимание и на то, что среди пленных, тех, кто явно не участвовал в сражении и не имел отношения к охране обоза, большинство так же следует отнести к тому же племени, что и пиратов-воинов. Фенех среди обозных немного.

Многие Хранители, прибывшие к месту битвы на колесницах, теперь вынуждены были идти в лагерь пешком. Анхнасир и прочие колесничие не отрывались от пешей колонны, потому лёгкая меркобт с посыльным фараона опередила отряд Ранефера, и, по вступлении в лагерь, войска устроили Верховному Хранителю торжественный приём, как победителю.

Вдоль дороги выстроились почти все воины, кто не занят в караулах и осадных работах. В первых рядах славословящих его, Ипи заметил много кетет-аха, "младших воинов". Эти юноши, набираемые в пятнадцать лет, не смотря на то, что находились при войске, в битве при Мегиддо не участвовали. Их берегли, обучая воинскому искусству в течение пяти лет, привлекая к осадным работам (как сейчас), службе в гарнизонах и походам на неопасного противника – племена "девяти луков". После окончания обучения, "младшие воины" переводились в разряд "старших", получали дощатую броню, высокое жалование и земельные наделы. Наиболее отличившиеся на службе, достигали почётного звания пехти-аха и именовались в дальнейшем "высокородными". Простолюдины и даже чиновники среднего ранга должны были обращаться к ним с добавлением перед именем слов "почтенный воитель".

Кетет-аха восторженно смотрели на Ранефера. Нибамен и Усермин, оставшиеся в лагере, запрягли молодёжь нарвать священных белых ирисов. По весне их росло в Долине Врат великое множество.

Цветы сыпались под ноги людей и лошадей, под колёса хевити. Ипи закрыл глаза. Он не слышал тысячеголосого торжественного хора. В голове его звучала музыка:

С белым ирисом на камнях

Над Долиной взошла весна.

Белый ирис вернул меня

Из страны блаженства и сна.

Пронеслись над землёй века,

И проплыли тысячи лет:

Те же белые облака,

Амен-Ра золотистый свет.

Там, где кровь потоком лилась,

Где не раз гремела война, –

Белым ирисом взорвалась

Над Мегиддо опять весна...

Где же кедры? Где же ручей?

Все иначе, все как во сне...

Только звонкой бронзой мечей

Пробудилась память во мне.

...Воды Хапи в бессмертье нёс,

И в лучах закатного Ра

Утаить не сумела слёз,

Провожая меня, сестра.

"Не печалься, достойный Брат!" –

Ободрял меня фараон

По дороге к Долине Врат.

Только был удручён и он...

Показались стены Мегиддо. Пленные фенех зароптали.

– Этого не может быть! Это мир Муту! Мёртвые восстали!

Анхнасир тронул Верховного Хранителя за локоть. Ипи очнулся от оцепенения, оглянулся назад, туда, где вели пленных.

Волновались только "пурпурные". Акайвашта, идущие рядом, смотрели на них с недоумением. Один из фенех вырвался и сломя голову, не разбирая дороги, бросился бежать. Убежал недалеко, Хранители сбили его с ног, он кубарем покатился по земле и сжался в комочек, как побитая собака, со всхлипами приговаривая:

– Мёртвые... мёртвые...

Знаменитое хладнокровие Ранефера на миг ему отказало, по спине мурашки пробежали.

"Являлись люди... те, кто был ниже по течению Реки Вечности..."

Протолкавшись сквозь ряды славящих его воинов, он прошёл к своей палатке. Сел на походное ложе. Следом заглянул Анхнасир, протянул кувшин пива, в котором Ипи уловил слабый запах макового сока. Это кстати.

Потом приходил личный врач Тутимосе. Едва отбившись от его настойчивого внимания, Ранефер извлёк из футляра чистый папирус, разгладил его, придавил кедровой дощечкой. Немного подержав лист под спудом, перевернул дощечку и приклеил края папируса мёдом. Он не собирался отдыхать. Этот бесконечный день принёс столько всего... Каша в голове. Нужно сосредоточиться, собраться. Осмыслить все как следует. Сейчас, по горячим следам. Отдых подождёт.

С чего начать?

Он достал из ящичка с письменными принадлежностями пару заточенных палочек для письма, идеально ровную золотую полоску с насечками, стеклянную палетку. Уселся поудобнее и начал чертить.

За час до заката в палатку снова зашёл Анхнасир.

– Гонец из Сихема только что привёз папирусы для Величайшего и Верховного Хранителя.

Поверенный передал свитки. Ипи сломал печать и развернул первый из них, пробежал глазами. Удивлённо поднял глаза на поверенного.

– Будут какие-то указания? – спросил тот.

– Пока нет. Ступай.

Странно. Это письмо написала вовсе не Мерит-Ра, как он ожидал. Послание из Тисури, от Анхнофрет. Ипи развернул второй папирус. А вот это уже Мерит.

"Брат мой, я пересылаю тебе это письмо, дабы не тратить время на пересказ своими словами..."

Он дважды перечитал оба послания. Отложил свитки и потёр пальцами виски. Все сходится. Пришельцы не лгали, говоря о своём воинстве у стен Тисури. Не менее сорока тысяч человек, множество ладей...

Мерит сообщала, что приказала наместнику оставить город. Правильное решение. Она написала, что совы прилетели в Бехдет около полудня. Если она отправила ответ сразу, то Тутии получит его с минуты на минуту, если уже не получил.

Ранефер встал и вышел из палатки, вручив письма Анхнасиру с приказом отнести их Величайшему. Хранитель не мог сидеть на месте, когда вокруг зачинались столь важные дела, но прекрасно понимал, что сейчас нет смысла куда-то рваться, гнать колесницы, чего-то срочно решать. Утро вечера мудренее. Нужно немного прогуляться, собраться с мыслями.

Атум-Ра опускался к горизонту, разливая красное золото на кедровые кроны. Ранефер раздумывал – согласится ли Величайший смягчить условия сдачи для тех, кто заперт в Мегиддо? Если ещё на рассвете они могли рассуждать о сколь угодно длительной осаде Врат, то теперь это невозможно. Ситуация изменилась. Надо убедить Менхеперра пойти на уступки. Анхнофрет писала в спешке, скорописью. Рука дрожала, но верить ей можно как себе.

Надо было брать вождя живым... Но теперь сетования бесполезны. Ипи сделал все, что смог.

И все же откуда? На всех землях этих пиратов и скотоводов не наберётся сорока тысяч мужей, знающих, как держать копьё. Как осведомители упустили такое воинство? А ладьи? Даже если те топили любую посудину, встретившуюся на пути своих кораблей, они не могли вырезать тех, кто видел их на берегу. Наконец, Цитанта никогда не задружился бы с Баалшур Сипишем, если бы по его землям гулял столь лихой и удачливый пират. С огромным войском, вдвое превышающим то, что привёл Менхеперра под стены Мегиддо.

Перед глазами все стоял тот, трясущийся от необъяснимого ужаса, слуга-фенех. Ипи провёл руками по лицу. Нефер-Неферу, неужели его безумное предположение – правда? Допросить немедля того воина, что одолел Аннуи? Нет, завтра... В голове Ранефера вновь стучал молот.

Верховный Хранитель отпил вина, опустив веки. А может... Может не стоит прятаться от самого себя? Взглянуть в воду и золото? Кто знает, вдруг он увидит нечто, что даст ответы на все вопросы?

Всё равно, завтра. Поставив чашу на низкий походный столик, Ранефер откинулся на ложе и почти мгновенно уснул.

Мерит-Ра запрокинула голову и раскачивалась на большом сидении, в такт своим мыслям. Сестра прорицала... Его маленькая Мерит. А он-то испугался. Показалось... Привиделось...

Ранефер присел рядом, осторожно провёл кончиками пальцев по отзывающейся на прикосновение разгорячённой коже Мерит. Дрожа, расстегнул пектораль, прижался к обнажённой спине, коснулся губами шеи сестры.

"Менхеперра простил нас, но не даровал любовь и не лишил вины..."

Ипи вздрогнул. Перед глазами огонь, кровь, смерть.

Что это? Жестокая бойня в Долине Врат, битва на выгоревшей пустоши? Наваждение? Кровавое и бессмысленное наваждение. Нет вокруг ничего, кроме них двоих. Ничего...

– Ипи... – полушёпот, как выдох... Сладостный стон... И вдруг... Стон боли и отчаянья! Крик! – Ипи, я прошу тебя!

Мерит оттолкнула брата.

– Отдай мне нечестивца! – она развернулась и привстала, она еле дышала.

Глаза Мерит-Ра не были напуганы – из них ушла жизнь. Царственная супруга Величайшего сняла с перевязи священный клинок, и снова уставилась на брата невидящим мёртвым взглядом.

– Отдай его мне, или соверши это сам, Ипи! Иосаф... Это зло, Хранитель, великая Тьма, идущая с востока!

– Что ты видишь?! Что? – Верховный Хранитель приобнял Мерит-Ра, медленно и осторожно отобрал и бросил на камень её меч.

– Я вижу величие и славу, Избранник! Меч фараона, сокрушающий все на сотни итеру, от Бабили и Хатти до Куша и Островов. Великие победы в Долине Врат, при Каркемише и Вашшукани! Слава и золото! И Храмы, брат мой, Ипи. Величайшие и богатейшие города, невиданный расцвет мощи и власти!

– Но чем ты напугана, Мерит, чем? – Ипи прижал сестру к себе, но она вновь оттолкнула его и упала на ложе без сил.

– Величие и слава растоптаны! Храмы разрушены безумцем, что будет страшней всех прихотей Самозванки и полчищ хаков! Изваянья Нетеру низвергнуты в огонь. Великий диск испепеляет, не согревая. Имя Аменхотпа, нашего предка, предано проклятию! Слава Мудрейшего-из-Величайших втоптана в песок! Воины Та-Кем убивают собственных Жрецов по приказу безумного властителя. Страны, завоёванные Тутимосе, преданы на разграбление дикарям без боя! Вот что я вижу, достойнейший Ипи Ранефер! Вот что принесёт нам плод моего чрева. Дом Йахумосе погибнет от одного из своих правителей, и дочь Паер-Анха из Дома Амен-Ем-Хети, кровь Великого Сома, родит того, чьим потомком будет нечестивец... Безумец Нефер-Хепер-У-Ра Эх-Не-Итан!

Женщина, мелко задрожав, медленно сползла на пол, перевернувшись и распластавшись на каменных плитах. Слёзы текли по лицу Мерит.

– А ещё, брат мой... Тот, кто обречён родиться, мой сын, поднимет руку на Избранника... Ты, хранящий берега Хапи, избранный Вместилищем, падёшь от его руки! И проклятие обрушится на землю Та-Кем, не сразу, но неизбежно, как гнев Сехмет, ибо не уберёгшие своего Хранителя недостойны дыхания! И взойдёт кровавый диск, и будет попрана Истина, и будет преломлён меч!

Мерит-Ра встала и пошла к западному окну. Её глаза по-прежнему оставались застывшими, а слова становились, все более туманны и невнятны.

– Семь голов, мой возлюбленный брат! Семь голов, раздробленных булавой палача, идущего вслед за великим воителем, покорившего всех, но не казнившего, ни единого! Семь Сах, вывешенных на стенах от Куша до Нахарина, девять луков, приходящие из чёрных стран, из пустынь Аменет и стран Хепри. Великая тварь, порождённая кровью семи царей и твари Дуата, сражённой тобою! Тварь о семи головах, идущая с востока, девять луков в руках у твари, и кровавый диск.

Мерит трясло, словно в ознобе, но Ранефер не мог пошевелиться, подойти, обнять, сорвать невидимые путы ужаса. Скованный по рукам и ногам обречённостью и отчаянием, он слушал.

– И восстанут мёртвые у Города Врат, чтобы нести гибель живым. И на месте великой битвы Извечные сойдутся с силами Мрака, и падут города и страны, и придут дикие, и сокрушат снова Нахарин, земли Ре-Тенну, Хатти, Бабили и Та-Кем, но будут тысячекратно страшнее хаков, ибо падут троны и некому будет остановить их! Тьма идёт с востока, брат мой! Кровавый диск восходит на западе! Двойная корона Пшент брошена во прах, корона Атеф расплавлена в пламени, синяя корона Хепреш продана торговцем, ибо Девять корон увенчают голову твари, ибо Маат попрана, и не будет спасения!

– Прошу тебя, Мерит, остановись! Даже Верховному Ур-Маа невыносимо сознавать такое грядущее!

Ипи схватил стеклянный сосуд и бросил на пол, надеясь, что резкий звук вернёт Соправительнице сознание. Он боялся закрыть глаза ибо, как наяву видел всадников, с ног до головы закованных в железо. Их щиты и одежда несли на себе знак, похожий на священный Анх. Следом ползли приземистые чудовища с белыми и красными звёздами Аштарт, синими звёздами Мелькарта. Они отрыгивали смерть, как и летучие подобия себека, которые извергали из пасти огненные ленты, сметающие все на своём пути. С неба падали хищные птицы, исчезающие в огненном вихре.

Он боялся рассказать об этом сестре. Но в том не было смысла – она все видела сама.

– Так слушай, Избранник и Хранитель Берегов Херу. Раскрой глаза свои и ты увидишь Неизбежность! Смотри на земли, разграбленные и выжженные, на города Севера и Юга. Узри неугасимый огонь и великий ветер, порождённый стрелами, что возожгут рукотворные светила и обрушат покров Нут на землю! Смотри на победу Апопа, смотри, как Величайшая плачет у Врат Та-Мери, ибо все страны и народы явятся к ней в один день, истреблённые самими собою в час последней битвы у проклятой горы Мегиддо!

– Остановись, Мерит, хватит, заклинаю тебя, ты не вынесешь этого! – Ранефер обернулся, схватив чашу с вином, чтобы напоить и успокоить царственную сестру, но допустил ошибку. В тот же миг Соправительница подняла свой меч, ухватив двумя руками, направив лезвием вниз, себе в живот...

– Стой, Мерит! – Ипи успел только крикнуть. Он был слишком далеко, чтобы остановить её руку. Соправительница замахнулась и, выдохнув, ударила.

Верховный Хранитель выбросил ладонь, будто мог дотянуться до сестры с нескольких шагов, разве что от отчаянья, но...

Ипи открыл глаза, и некоторое время лежал неподвижно, затаив дыхание и прислушиваясь к учащённому биению сердца. Справившись с охватившей его дрожью, Ранефер выскочил из палатки продышаться, приветив восход Хепри. Холм и возвышающиеся на нём стены Города Врат, грозной тенью нависали над лагерем на фоне розовеющего неба.

Семь лет прошло с того дня, когда видение о грядущем, леденящее кровь в жилах, явилось его сестре. Как и он сам, Мерит-Ра, щедро одарённая благосклонностью Прекраснейшей, могла видеть будущее. Чаще всего туманные пророчества нуждались в толкованиях и могли быть поняты по-разному, но тогда видение впервые вышло столь отчётливым, подробным и... страшным.

И вот, снова. Тот день, как наяву. Будто вчера...

Безумец придёт. Ипи знал, что видение правдиво. Ему, Видящему Ур-Маа, не требовались для того никакие доказательства. Эх-Не-Итан придёт в этот мир, но не один. Херу-Ем-Геб – будет имя нового Избранника, нового Избавителя, который вернёт надежду истерзанной Священной Земле. И в его жилах будет течь Древняя Кровь. Кровь Ипи Ранефера. Безумца настигнет стрела Истины, запущенная Ипи в будущее. И она поразит свою цель, спустя столетие.

Ипи знал, что так и будет. Вот уже семь лет он жил с этим знанием. Как и с тем, другим. Семь лет. Совсем скоро столько исполнится маленькому Аменхотпу, первенцу Величайшего. Тому, кто... Лучше не думать об этом.

Но было здесь что-то ещё. Что-то новое. Странные образы, не поддающиеся осмыслению.

"И восстанут мёртвые у Города Врат".

Этого не было в прошлом пророчестве. Звёзды Аштарт, звёзды Мелькарта. Неугасимый огонь и ветер. Что это значит?

Нет ответов. Сейчас нет.

Ранефер уже собирался вернуться в палатку, когда сине-белая вспышка расколола престол Нут, затмив сияние Триединого. Ипи зажмурился, но свет пробивался сквозь веки, а тело охватил жар, подобный пламени вод Дуата.

Наваждение пропало, но Верховный Хранитель, ослепнув на миг, не решался открыть глаза.

"Не бойся, Ипи"

Знакомый голос. Любимый голос. Ранефер поднял веки.

Маленькая лодка на водах вечного Хапи. На её носу стоит женщина в белоснежном одеянии, с пером в чёрных волосах. Ранефер любовался Ею, невидимой на фоне умирающего Атума, сотканной из закатного света. Он хотел видения, и Прекраснейшая даровала его.

"Да славится в Вечности Маат Нефер-Неферу!"

Она улыбнулась, не ответив ему.

"Что со мной?"

"Ничего, Ипи"

Нежный голос звучит, как музыка.

"Твоя стрела летит в Вечность, но хорошо ли ты видел свою цель? Она скрыта в тумане. С уходом сына Итана не окончатся беды Священной Земли. Это лишь начало конца..."

"Но что же делать, Прекраснейшая? Как предотвратить это? В моих ли силах..."

"Мир изменился, Ипи. Потрясатель основ, разрушитель царств, тот, кто возвысился в мощи своей там, в нижнем течении Реки, не будет проклинаем людьми. Кем он станет теперь? Спрашиваешь, в твоих ли силах? Ты плывёшь на лодке, Ипи. Течение влечёт тебя, вас всех и вы не противитесь ему. Возьмись за весла".

* * *

Искорки розового света пробились сквозь смежённые веки. Над Долиной Врат щебетали первые птицы, приветствуя юного Хепри-Ра.

Ранефер очнулся, огляделся по сторонам. Пробуждающийся лагерь гудел, как пчелиный улей. Ипи подозвал слугу с водой для умывания. Заметил Анхнасира. Тот стоял неподалёку с каким-то потерянным видом и горестно вздыхал.

– Что с тобой? – спросил Ипи и, не дожидаясь ответа, добавил, – Величайший и Аменемхеб вернулись в лагерь? Полагаю, они уже не спят?

– Не спят, достойнейший, – ответил поверенный, несколько смутившись, – и ждут тебя на совете. Но, осмелюсь заметить, тебе не стоит торопиться. За ночь из Сихема колесницы доставили ещё письма.

– Письма? – Верховный Хранитель вытянулся в струну в нетерпении, – есть ли новые вести из Тисури? Прибыл ли в Бехдет уахенти Ранеб?

– Ранеб, а так же Анхнофрет, юная Соправительница Сит-Уаджат, наместник Тутии и двое из твоих Хранителей, верно, работающих тайно, раз ограничились печатью Прекраснейшей, отправили своих сов в Сихем, откуда всю ночь один за другим приезжали гонцы.

Поверенный вручил Ранеферу несколько опечатанных папирусов, не отходя от Верховного Хранителя Трона. Ипи, прежде всего, развернул письмо высокородной Анхнофрет, написанное куда более обстоятельно, чем первое. Видно было, что за несколько часов, разделявших письма, Анхнофрет успокоилась и собралась с мыслями. По мере чтения, Ранефер лицом все более напоминал сытого и обласканного кота.

– Ха, а Величайший ещё беспокоился за неё.

Читая послания Тутии и Ранеба, Ипи пару раз вздохнул, однако его взгляд все более походил на гепарда, затаившегося в поросли и осознающего, что добыча никуда не уйдёт. И только письмо юной Сит-Уаджат, короткое и торопливое, заставило Верховного Хранителя сжать зубы и прикрыть глаза, ненадолго отложив недочитанный папирус. Задумчиво произнёс:

– Значит, они держат Шинбаала под стражей...

– А сама достойная Соправительница на свободе? – спросил Анхнасир.

Ипи взглянул на него. Печати не были сломаны, но слова поверенного свидетельствовали о том, что он знал о падении Тисури. Хотя, чему удивляться. Он присутствовал на переговорах. Догадался. Ума ему не занимать, иначе не стал бы поверенным Верховного Хранителя.

– Её тоже заперли, но она смогла передать послание служанке. Тебе стоило разбудить меня раньше, дабы я успел ознакомиться с донесениями, и не заставлял достойных воинов ждать себя.

– Величайший велел не нарушать твоего покоя вечером и не будить поутру. Однако... – поверенный потупил взор, – я подумал, что достойнейший Верховный Хранитель должен ознакомиться с важными вестями в преддверии совета, тем более – ты приказал.

– Ты поступил верно, исполнив мой приказ, – Ипи вздохнул, – однако, Хепри уже высоко, а я бесстыдно давлю ухо...

– Не наговаривай на себя, Ипи, – раздался за спиной голос Нибамена.

Ранефер обернулся.

– Я шёл к тебе, Верховный Хранитель, расстраиваясь, что придётся тебя будить, а застал за чтением посланий, посему и не стал мешать, – улыбнулся полководец, – Величайший был бы счастлив, дать тебе отдохнуть подольше после вчерашнего напряжения сил. Но дела не терпят.

Докатился. Высшие военачальники лично ходят его будить... Ипи еле заметно покраснел. Впрочем, Нибамен не выглядел сердитым.

– Достойнейший, мне нужно кое-что показать Менхеперра. Прошу меня немного подождать, я скоро приду.

– Хорошо, – ответил старик, – мы подождём. Дочитывай послания. Не буду мешать.

Полководец повернулся было, но, задержавшись, добавил:

– Знаешь, Ипи, ты снова стал тем же юным, едва пережившим семнадцать разливов, Ранефером, чьего разума побаивалась Самозванка, но... С возрастом ты все больше напоминаешь своего отца.

Едва военачальник ушёл, Ранефер дочитал послание Сит-Уаджат и, быстро свернув, сложил все свитки в поясной футляр. Обратился к Анхнасиру:

– Где сейчас собраны все трофеи?

Они вдвоём направились к захваченному обозу.

– Опять оружие? – осведомился поверенный.

– Нет, но не менее интересное.

Через несколько минул Ипи вошёл в шатёр фараона, держа в руках увесистый кожаный мешочек.

– Живи вечно, Ипи, – сказал Тутимосе, – выглядишь намного свежее. Сразу видно, бессонницей не мучился.

– Да живёт вечно Величайший! Бессонницей? – Ранефер горько усмехнулся, – да уж, спал, как убитый.

Фараон не заметил иронии, перешёл к делу.

– Зато, похоже, Анхнасир не спал полночи, достойнейший, а некоторые колесничие и возницы воинства Прекраснейшей – вовсе не ложились.

– О чём ты, Величайший?

Ответил Аменемхеб:

– Воины успели переделать пару хевити по твоему папирусу, который ты отдал перечертить Анхнасиру перед сном. Что же, я могу сказать, что против сомкнутого строя копейщиков – лучше и не придумаешь.

– Верно, достойнейший, – Верховный Хранитель вздохнул, – я дважды имел возможность оценить, каковы наши таранные колесницы против копейного строя... Больше не хочу. Колесницы Нибамена ударили в спину бегущим воинам Яхмада, после того, как тех опрокинули Храбрейшие. Они преследовали бегущих и почти не понесли потерь в людях и лошадях, но многие всё равно лишились таранов, хотя в том сражении, четыре дня назад, нам не мешали пни и буераки. Останавливалась хевити – два лучника продолжали бить в спину. Теряла таран – кони всё равно топтали дрогнувшего врага. А я, в обоих случаях, правил навстречу строю. В первый раз от больших потерь меня избавила трусость сынов Арвада, побежавших и смешавших ряды митанни. Акайвашта оказались не робкого десятка... Думаю, нам больше применять так хевити не следует. Вспомните, их создавали для борьбы с колесницами врага, а не с пехотой. Эти акайвашта доказали, что пехота в состоянии справиться с ними.

– Должен признаться, я удивлён, как Хранители и возницы столь быстро смогли сотворить такое, – сказал фараон, – ведь они не плотники и не шорники.

– Ну, без плотников не обошлось, – вставил Нибамен.

– Колесничие и возницы, и в битве, и после неё – прежде всего возницы и колесничие, а уже после – Хранители Трона. Потому им должно уметь восстановить колесницу, равно, как и лук свой, и доспех.

– Что же, достойнейший, мы с Аменемхебом и Нибаменом внимательно осмотрели переделанные хевити, – Тутимосе улыбнулся, – ты не удивил меня, воистину, Владычица Истин одарила тебя разумом, которого хватит на пятерых, названный брат.

Ипи смутился немного, понимая, что это не лесть, но, в то же время был рад, что его мысль оценил Величайший и военачальники.

– Вижу, ты многое оставил неизменным. И да будет так. Но лёгкий щит вместо тарана – хорошая мысль. Копья скорее преломятся, чем пробьют его.

– Да, Величайший, – Ипи продолжил, развернув чертёж с расчётами, – соединённый с хомутами передней пары. Малое колесо слишком далеко впереди, сдвинуть его назад. Мечи удлинить и закрепить выше. Воин – не конь, его не так просто подкосить под ноги. Я видел, как митанни и акайвашта перепрыгивали мечи, а при таком расположении ничего бы у них не вышло.

– Главное, – Менхеперра внимательно пригляделся к чертежу, выискивая то, что мог не заметить в утреннем сумраке, – дышло, выдвинутое вперёд, с лотосовидным, как у хтори, широким мечом. Да и щит закреплён намного надёжней. При том, что не враги будут падать на таран, постепенно отламывая его, а щит будет сбивать с ног тех, кто избежал меча. Чтобы спастись, воинам врага придётся падать низ. Строй будет сломан, не говоря о том, что избежать бронзы и копыт удастся немногим. Счастливчики, бесспорно, попытаются ударить коней в бок, но колесницы пойдут клином и воспрепятствуют этому.

– Думаю, достойнейший Ранефер и Величайший Менхеперра согласятся со мной, – Аменемхеб прокашлялся, – в том, что хотя бы четверть хевити необходимо оставить, как есть. В боях с колесницами митанни и кочевниками, создания Праведногласного Аменхотпа не раз показали себя с самой лучшей стороны. Это истина, не требующая доказательств.

– Согласен с Аменемхебом, – произнёс Нибамен.

Ранефер тоже кивнул. Фараон, поглаживая пальцами подбородок, произнёс:

– Я тут подумал... Мы обсуждаем, как переделать хевити. Многие Хранители утверждают, что акайвашта в бою, захватив несколько колесниц, пытались сражаться, как мы. Сейчас это у них не слишком хорошо получилось, но ведь Алесанрас, наверняка, тоже многое вынес из этого боя.

– Думаешь, попробует подражать? – спросил Нибамен.

– Уверен.

– Вряд ли он сможет воспроизвести все, что видел, – сказал Ипи, – сложно и дорого. Много бронзы нужно.

– Но все же не стоит недооценивать пиратов, – возразил Тутимосе, – ладно, мы отвлеклись. Что же ты принёс с собою?

– Прости, Величайший, но об этом лучше поговорим позже. Есть дела поважнее.

– Да. Я знаю, что вчера, на протяжение ночи и перед восходом Хепри прилетело несколько сов. От Мерит и Тутии, от Анхнофрет из Тидиана, да и твой поверенный по привычке первым делом доставил послания тебе в нарушение моего приказа не беспокоить Верховного Хранителя.

А-а, так вот почему Анхнасир выглядит так, словно у него болят зубы.

– Надеюсь, ты разнёс его не слишком сильно?

– Напрасно надеешься. Я всего лишь решил подождать до утра и посмотреть на тебя. Если бы ты сейчас цветом лица напоминал Себека, твоему поверенному несдобровать.

– Не сердись на него, Величайший. Анхнасир – поверенный Верховного Хранителя, который должен и способен заменить меня и в битве, и на Совете Дома Маат. Посему ему следует думать и действовать, как я, и не стоит винить его в том, что он – истинная опора держащего Скипетра Ириса. Мы все хорошо отдохнём в Та-Мери. Сейчас не время.

– Но что случилось, Ипи? – лицо Менхеперра выдавало тревогу фараона, ибо давно он не видел Ранефера одновременно взволнованным и жёстким.

– Новые вести, Величайший, да будет жизнь твоя вечной, – Ранефер глубоко вдохнул, – из Тидиана, Тисури и Хазету.

Видя, как меняются в лице Тутимосе, Аменемхеб и Нибамен, Верховный Хранитель продолжил на одном дыхании.

– Добрые вести.

– Не томи, Ипи! – Менхеперра горел нетерпением.

– Зря, Величайший, ты беспокоился за Анхнофрет. Она увела у Алесанраса больше пяти десятков ладей. Поняла, что Тисури осаждён Гостями и склонила к службе Двойной Короне одного из вражеских знаменосцев. Его зовут Энил. В нижнем течении Реки Времени он – царь Гебала. Во втором письме, которое доставили совсем недавно, она рассказала, что пообещала ему трон Арвада, если он поможет нам взять этот град. А после – и трон родного Гебала, в котором ныне правит другой. Первоначально Энил рвался к себе на родину, думал, что только один Тисури перенёсся сквозь время, но к вечеру они достигли Тидаина и теперь у царя-знаменосца почва выбита из-под ног. Анхнофрет сумела убедить его в том, что воинов на его пятидесяти ладьях недостаточно, чтобы взять Гебал. Да и град сей теперь, совсем чужой для него. Ныне ладьи Энила вместе с кораблями Хранительницы повернули назад и идут в Хазету. Видно, что царь не дурак, и решил не размахивать мечом, не разобравшись, кто ему теперь враг, а кто друг.

– Выходит... – Величайший прищурился, – из двух сотен ладей у Алесанраса осталось полторы, а флот Великой Зелени прирос пятью десятками?

– Второе трудно оспорить, Величайший, – Ранефер улыбнулся, – хотя, пока на них воины фенех, причём не те, с какими мы привыкли иметь дело, сие приобретение нельзя считать надёжным.

– А почему достойнейший Ранефер хочет оспорить первое? – Нибамен попытался облечь свой вопрос в шутку, однако старого военачальника выдавал слишком заинтересованный взгляд.

– Потому что, достойнейший Нибамен, у северного пирата остались не полторы сотни ладей, а много меньше. Тутии и Ранеб изрядно проредили их число. Наместник сумел вывезти из города множество ценностей, включая осадные луки, кедр, подготовленный к отправке в Бехдет, часть золота и лучших мастеров.

– Они смогли прорваться? – Тутимосе вскипел и наклонился вперёд, опёршись кулаками о столешницу, – Ипи, но это же значит, что Тисури брошен и станет лёгкой добычей врага... Кто мог отдать столь бездумный приказ – не ты ли? Или это самоуправство Ранеба? А, может, Тутии? Или... – фараон сглотнул, – Анхнофрет?

– Это был приказ Мерит-Ра, Величайший, – Ипи проговорил размеренно, не отводя взгляда, – и Тисури не станет лёгкой добычей.

Ранефер выждал мгновение, наблюдая, как фараон меняется в лице.

– Мерит приказала Шинбаалу сдать город. И я, не только, как Верховный Хранитель Трона, но и как Соправитель Града-на-острове, считаю мудрым решение царственной сестры.

– Правительница и вправду поступила мудро, Величайший, – Нибамен воспользовался заминкой, – она сохранила стены и людей, мастеров и золото. К тому же, Ранеб показал пирату силу наших ладей и неугасимый огонь. Думаю, это не меньше впечатлит Гостя, нежели колесницы Ранефера.

– Нибамен прав! – Аменемхеб поклонился фараону, – и, кстати, потому, как ловко царь акайвашта уклонился от Нейти-Иуни и смог улизнуть с поля боя, я не могу не согласиться с Ранефером: этот Алесанрас мудр и не станет недооценивать наше воинство.

– Верно. Тем не менее, я не думаю, что Алесанрас устрашится нас, – Нибамен поддержал старого товарища по оружию, – несомненно одно – царственная Владычица заманила его в ловушку, мышеловку-на-острове, подобно тому, как ты, Величайший, запер двадцать тысяч врагов в стенах Мегиддо.

– Достойнейшие, – фараон окинул собравшихся взглядом, – я полагаю, что условия сдачи осаждённых надо смягчить. Серьёзно смягчить, ибо... – Тутимосе задумался, чем не преминул воспользоваться Верховный Хранитель:

– Именно об этом я и хотел поговорить с тобою, Величайший! Уже сегодня должны прибыть посланники Нахарина. Ты предполагал взять со всех воинов Страны Рек, с уцелевшего Наследника и военачальников зарок, что они не будут сражаться со Священной Землёй, или отправить их в Та-Кем, как пленников до получения выкупа. На первое Паршататарна не согласится, ибо здесь – лучшие, и он так или иначе будет вынужден нарушить клятву. Уплата золота же обескровит небогатый Нахарин, посему он откажется и от этого. Посланники будут стоять до последнего. Три-пять, а, может и семь недель, чего мы не можем допустить.

– Ты говоришь верно, Верховный Хранитель Трона, – Менхеперра присел за стол, отпил из чаши, и опёрся подбородком на руку, – но что ты предлагаешь? И в Мегиддо не только воины Нахарина.

– Верно, Величайший, – Ранефер тоже выпил немного вина и присел напротив, последовав примеру фараона, – я учитываю это. Устроить переговоры в тысяче шагов от наших воинств, но и вне досягаемости стрел осаждённых. Пригласить царя Мегиддо, военачальника Нахарина, ибо, насколько я знаю, Арьюшну уцелел. И Баалшур Сипиша...

– Этого безумного мерзавца? – Тутимосе скорее удивился, чем возмутился.

– Ты забыл добавить – "труса", Величайший, – Ипи Ранефер продолжил, – на встречу поеду я с Хранителями, а Сипиш страсть как боится стрелы из засады. И потому пошлёт своего советника – Иштартубала.

Ипи не мог скрыть улыбку. Величайший некоторое время молчал, удивлённо глядя на побратима. Потом хохотнул:

– Да, Ипи, ты, воистину – змея. Подобен священной Мерит-Сегер, ибо сколь мудр и хитёр, столь и ядовит! Обернуть все так, чтобы вместо врага говорить со старым другом!

– Я предложу Арьюшну заплатить один дебен золота и пять серебра за каждого его воина. Это сто шестьдесят хека золота, вместо почти пяти сотен. Серебро, впятеро более того, нам совсем не помешает, но для Паршататарны сия плата будет посильной. Более того – почётное отступление, при своих мечах и топорах, оставив нам щиты и доспехи. Военачальникам и высокородным отдадим их колесницы. Наследника и двоих князей отвезём в Хазету, окружив царскими почестями, и лишь до тех пор, пока посланники Нахарина не привезут оговорённую плату. То же предложим иным, только вдвое уменьшив отступное, в обмен на присягу Владыке Венцов. И вовсе освободим от платы тех, кто даст нужных нам воинов в найм. Некоторые города я смогу склонить к этому. Халеп – даже к союзничеству против Кадеша и Нахарина!

Фараон и военачальники посмотрели на Верховного Хранителя с долей недоверия, но Ипи уверенно продолжал:

– Пять сотен отборных воинов Ашшура и без того будут с нами. А Сипиш... Поверь мне, Величайший!

– Я полностью доверяю тебе, Ипи, зная то, как ты помог мне выиграть эту битву, сравнимую с войной. Выиграть, даже не сейчас, а когда мы с тобою были ещё в Уасите! – Тутимосе хищно прищурился, – и ты полностью прав: я не знаю, зачем тебе наёмники фенех, от которых мало пользы, но наши воинства не должны быть связаны осадой, ибо... – на мгновенье Величайший прикрыл глаза, – я останусь здесь, а ты отправишься в Хазету, а затем – в Бехдет. С пленниками, наёмниками, заложниками, добычей. Сразу после переговоров. Снимешь две тысячи воинов, из опытных, да тысячу лучников со стен Джару, возьмёшь с собою три четверти уцелевших хевити, дабы переделать по твоему замыслу. На хтори установишь осадные луки. Думаю, хватит места. Мерит-Ра загнала царя акайвашта в мышеловку. И я возьму его там!

– Величайший, я не сомневаюсь, что ты сможешь сокрушить Алесанраса и его воинства, – Нибамен говорил без лести, действительно считая так, – но, я верю и словам Ранефера о том, что противник непрост.

– Нибамен прав, Величайший, – Ипи даже привстал, готовясь сказать важное, – и не только потому, что понимает зыбкость своего положения. Увидев Тисури, он сразу поймёт, что оказался в чужом, незнакомом и враждебном ему мире. Оказался не победителем несокрушимых, а царём без царства и военачальником с оголённой спиной, обращённой к врагу.

– Думаешь, он уйдёт из Тисури? Морем? Но его флот сильно уменьшился и он не сможет посадить на ладьи всех своих воинов. Пойдёт берегом.

– Величайший, не кажется ли тебе, – Ипи протёр глаза, быстро уставшие в полумраке, – что все эти новые хевити, хтори с осадными луками стоит оставить на потом? Есть ли необходимость сейчас рвать и метать? И не лучше ли попробовать договориться с акайвашта? Заключить союз? Ведь наше столкновение, падение Тисури – все произошло от недопонимания. Когда все откроют глаза, договориться будет не так уж и сложно.

– Союз? – у Тутимосе глаза на лоб полезли, – даже не мир, не перемирие после хорошей трёпки, а именно союз? С какой стати?

– Прости, Величайший, об этом я поговорю с тобой наедине. Не потому, что не верю достойнейшим военачальникам, – Ипи по очереди поклонился высокородным воинам, – а потому, что они не поверят мне, а то и решат, что на Пустоши меня ранили не в ногу, а в голову.

– Что ты, достойнейший Ранефер! – обычно невозмутимый, как изваяние, сухощавый Нибамен широко улыбнулся, – к тому, что у Верховного Хранителя есть тайны даже от Величайшего, мы привыкли ещё до твоего рождения. Это естественно, как восход Хепри.

– Мы ведь знаем, Ипи, – подтвердил Аменемхеб, – что именно ваши тайны привели нас к невиданной победе в Долине Врат. Посмотрим, к каким победам приведут новые!

Старик поклонился Ипи и Тутимосе, сверкнув лысиной в свете лампады.

– А пока, достойнейшие, мне нужно обсудить с вами ещё кое-что, – сказал Ранефер, – я действительно долго не мог уснуть, размышлял. Для начала, взгляните вот на это.

Ипи развязал кожаный мешочек и высыпал на походный стол несколько небольших блестящих кругляков, заплясавших под серебряный звон на отполированной, как зеркало, лакированной столешнице.

– Что это? – спросил Тутимосе и взял в руки один кругляк.

На маленьком серебряном диске было выбито лицо молодого человека.

– Перед тобой, Величайший – вождь нечестивцев, Алесанрас. Поскольку я говорил с ним, свидетельствую – портрет выполнен весьма точно.

Нибамен и Аменемхеб тоже заинтересованно разглядывали диски с изображением предводителя акайвашта.

– Это печать? – спросил Нибамен, – зачем так много одинаковых?

– Это деньги, достойнейший, – ответил Ранефер, – отливки с царским клеймом! Вы понимаете, что это значит?

Ипи обвёл взглядом присутствующих и с торжествующим видом продолжил:

– Нам следует поучиться у чужаков. Теперь Верховному Хранителю более не будет надобности быть... верховным торговцем. Здесь мне видятся сразу множество выгод. Удобно отливать не кубики и полосы, а такие вот диски.

– Почему? – спросил Нибамен.

– Видишь вот это кольцо из точек по краю? От диска нельзя отпилить кусочек, не разорвав кольцо. Это сразу станет заметно. Так можно уберечься от подделки! Сколько сил мы тратим на борьбу с мошенниками? Теперь торговцам не обязательно будет всюду таскать с собой весы с надёжными мерами! Диск нельзя и утончить, поскольку клеймо выбито с двух сторон.

– Умно придумано, – покачал головой Аменемхеб.

– На одной стороне предлагаю изобразить лик Величайшего, – продолжал Ипи, – и пять священных имён в знаках Сен. А на другой – надпись: "Величайший Менхеперра, да живёт он вечно в силе и здравии, принимает сие священное золото и благословляет подателя, и да купит благочестивый купец в земле Та-Кем все, что нужно ему. И да приобретёт сей слиток за половину полновесного дебена золота".

– Не длинновато? – усмехнулся фараон.

– Можно сделать надпись короче, – сказал Нибамен, которому понравилась идея, – а подробности огласить в специальном указе.

– Лучшие мастера будут точить камень для формы, – продолжал Ранефер, – дабы подделать было труднее. Но это ещё не все. Я предлагаю золото развешивать по четыре пятых дебена и делить надвое.

Полководцы и фараон молчали, обдумывая его слова. Наконец, Менхеперра сказал:

– Предлагаешь за половину дебена выдавать меньший вес? Ипи, ты мудр, как Великий Тути и коварен, как сам Апоп! Но если народ Священной Земли будет недоволен? Мне не нужен бунт. Особенно, среди воинов, достойнейший.

– Чем будет недоволен народ, Величайший? – Аменемхеб улыбнулся – не думаю, что достойный Ранефер собирается уподобиться нечестивым торговцам, которые обвешивают покупателей. Воины и чиновники будут получать жалование того же веса, что и раньше. Просто слитков будет больше.

– Хорошо, пусть так. Но торговцы фенех и иных стран? Думаю, именно для них Ипи предлагает шати назвать кайтом и сделать вид, что здесь нет обмана. Иначе ради чего все это? Вы ждёте, что они смирятся?

– Тот, кто не смирится, останется без золота. Или без товара! – Ипи усмехнулся, – кстати, я не зря не стал предлагать клеймить серебро. Именно им будут расплачиваться фенех и прочие, когда мы откажемся принимать неклеймёные золотые слитки. В Священной Земле нет серебра, и оно без войн и дани само потечёт рекой в наши сокровищницы! А мы станем тратить меньше золота.

– В конце концов, у них тоже появится достаточное количество клеймёных дисков для оплаты нам.

– Все знают, что наше золото наиболее чистое и у нас его больше всего. Они заинтересованы в нём не только для расчётов. Вот увидишь, будут копить, продолжая расплачиваться серебром. Привыкнут. Наш хлеб, оружие, необходимы им. Куда денутся? Заплатят. Кроме того, много меньше риска пострадать от ловкачей, подделывающих священный Нуб.

Фараон молчал, потирал подбородок и вертел пальцами диск, разглядывая лицо Алесанраса. Полководцы тоже не говорили ни слова.

– Все это нужно хорошо обдумать, – наконец сказал Тутимосе, – я не рискну принять решение прямо сейчас. Ещё вернёмся к этому разговору.

– Хорошо, – легко согласился Ранефер, – тогда я перейду к следующему делу.

Фараон кивнул.

– Мы захватили несколько коней, на которых шли в бой всадники Алесанраса. Некоторые ранены. К их выхаживанию я привлёк лучших наших конюхов и даже посвящённых Анпу. Впервые пожалел, что воинам с младых лет внушается – в первую очередь бить в коня.

– Они столь ценны? – Тутимосе не смог скрыть удивления. Не дожидаясь ответа, возразил, – бей колесничие во всадников, потери конницы акайвашта скорее всего уменьшились бы. Конь пятикратно более крупная цель. В итоге ты вряд ли захватил бы больше, Верховный Хранитель.

– Твоя истина, Величайший! – Ранефер улыбнулся, – а чем ценны... Мы не первый век тщательно выводим породу и преуспели в этом. Наши лошади лучше, чем у хабиру и та-неху, лучше, чем у хатти и митанни. Но эти... Они крупнее. Мощные, широкогрудые. Великолепные скакуны. Если повязать жеребцов с отборными кобылами из конюшен Та-Кем, к скорости и выносливости прибавится мощь и грузоподъёмность. Колесницы полетят быстрее.

– Хорошо, – согласился фараон, – я отдам приказания старшим конюхам. Захваченных лошадей не станем использовать в бою вместо выбитых наших.

– У меня тут ещё появилась одна мысль...

– Богат ты на мысли после драки, достойнейший! – беззлобно хохотнул Аменемхеб.

– Говори, – улыбнулся фараон.

Ипи помолчал немного, подбирая слова.

– Все, кто столкнулся с всадниками акайвашта, не скрывают своего удивления. Разбойные кочевники, любители пограбить Восточную Дельту, совершают набеги верхом. Мы видели, как хатти, отступая, бросали колесницы, распрягали лошадей и удирали, сидя на их спинах, причём держались весьма ловко. Все вы помните, достойнейшие, не слишком удачную попытку Величайшего Аменхотпа создать конный отряд, дабы противостоять кочевникам в заболоченных и изрытых оврагами землях, где тяжело или невозможно пройти колеснице. Ему так и не удалось убедить воинов Та-Кем, что служба эта может быть почётна. Ни один из отпрысков потомственных воителей не сел на коня верхом, не уподобился аму-овцеводу. Набрали сколько-то простолюдинов, но... Сами знаете, толку мало. Проще нанимать кочевников.

Ипи замолчал. Сглотнул.

– В горле что-то пересохло.

Нибамен, не говоря ни слова, сходил вглубь шатра и вернулся с флягой. Ипи отпил лёгкого финикового вина и продолжил:

– Торговцы ставят на ослов деревянные кресла для путешествий верхом, и на лошадях наши люди ездят в подобных. Со стороны зрелище такое, что кто увидит, еле смех сдерживает. Кочевники держатся на спине лошади безо всяких приспособлений, причём управляются ловчее. Сам я не видел всадников акайвашта в бою, но люди Херихора, Аннуи и те хабиру, у которых хватило стыда вернуться после позорного бегства, в один голос утверждают, что пираты скачут верхом так слаженно, как иные на своих двоих в большой толпе двигаться не могут. Сначала я не придал этому значения, ибо с чужих слов тяжело воспринять столь необычные сведения. Но потом, когда меня посетила мысль о пришельцах из грядущего... Ведь получается, что там мастерство всадников возросло многократно и на голову превосходит искусство наших соседей, которому мы удивляемся, так и не освоив в должной мере.

– Что ты предлагаешь? – серьёзно спросил фараон.

– Увеличить наш малочисленный конный отряд. Пригласить наставников из числа таких мастеров, как Аннуи, да будет лёгок его путь в Та-Мери. Не жалеть им оплаты. И одеть лошадей и всадников в бронзу. Если бы тогда на зефтийской дороге конница под моим началом...

– В схватке с воинством Арвада твоим хабиру невероятно повезло, – перебил побратима Тутимосе, – а вчера везение кончилось и акайвашта разогнали их играючи. Я, знаешь ли, успел опросить свидетелей. Часть презренных трусов выскочила на Нейти-Иуни, так те утверждают, что овцеводы неслись так, словно на пятках у них сидел Апоп. Заметь, по твоим же словам, на пиратах нет доспехов. По крайней мере, таких, как у нас. И какой смысл в отряде неповоротливой тяжёлой конницы? Кого ты собрался ею атаковать? Строй пехоты Нахарина?

– Нет, вражескую конницу.

– Если противник остановит колесницу, это ещё не означает гибель, для сражающихся на ней воинов. Они за бортами, и всадникам противника не так-то просто будет им повредить. Я знаю, что говорю, расспросил людей Херихора. А верховых, сбитых наземь – затопчут сразу же. Удар копьём, когда ты стоишь на колеснице нечего и сравнивать с ударом, когда ты сидишь на тряской спине лошади. Слетишь на землю в один миг. И дальше что?

– Но, Величайший, – Ипи не хотел так просто расставаться с идеей, – эти акайвашта...

– Ипи, – усмехнулся фараон, – а не стоит ли тебе урезать длину крокодила, поимкой которого ты тут похваляешься? Подумаешь, овцеводов разогнали. Тех только ленивый не гонял. Любой из кетет-аха... Да что говорить, не веришь мне, спроси Аменемхеба, уж у него-то опыта побольше чем у нас обоих, вместе взятых.

Старик согласно кивнул.

– Это бессмысленная затея, – продолжил Тутимосе, – ты сам первым делом упомянул, что идея Аменхотпа практически провалилась. Мы без толку тратим деньги на содержание того отряда. Пираты, которые так удивили тебя, видать, совершенствуют мастерство с малых лет и, заметь, не одевают брони.

– Мы ведь уже обсуждали это. Все вы согласились, что пришельцы, вероятнее всего, бедны...

Менхеперра покачал головой.

– Я сказал – нет. И не будем более об этом. Преждевременно начинать сомнительные опыты. Сначала следует тщательно допросить пленных об их секретах. В том числе и о том, как они столь продвинулись в верховой езде.

– Хорошо, Величайший, – Ипи Ранефер кивнул, – а теперь, достойнейшие военачальники, я попросил бы оставить нас.

Нибамен незамедлительно исполнил приказ Верховного Хранителя, хоть и облачённый в форму просьбы. Аменемхеб, выходя, что-то проворчал себе под нос, вызвав улыбку Ранефера и Тутимосе.

– А теперь, Ипи, скажи мне, что значат твои слова о союзе с удачливым и неглупым пиратским царём? – Менхеперра не мог скрыть интереса.

– Для начала, названный брат, я скажу тебе, что Алесанрас и вправду неглуп. Посему не будет запираться в Тисури, с чем согласились все четверо, но и отправлять войско по морю частями, разбивая флот, рискуя разгромом, или, по крайней мере, большими потерями, тоже не станет.

– Всё-таки пойдёт напролом, через города Фенех, а возможно, и земли Хатти?

– Именно, Тутимосе! Ему достанет сил пройти без особых трудностей все побережье Фенех и Яхмада.

Огонёк загорелся в глазах фараона, он немедленно подхватил мысль побратима.

– И города сии окажутся промеж двух лучников с одним щитом, ибо гнев Кадеша и Нахарина грозит ударить в спину, а мой гнев на тех, кто только что зарёкся в верности Короне Сома, и тут же впустил к себе акайвашта – стрела, летящая в грудь. Тем не менее, горе малодушным, открывшим врата Алесанрасу. Ему нужны ладьи. Он и торговые все себе заберёт. Флот пиратов будет следовать вдоль берега, не давая кораблям "пурпурных" улизнуть. А ещё ему потребен скот и хлеб. И золото, разумеется.

– Боюсь, Тутимосе, тот, кто будет сопротивляться Алесанрасу, окажется промеж тремя лучниками, и не избежит резни. И тогда, Величайший, ты подчинишь север Джахи, побережье Яхмада, Киццувадну, войдя в их города не как захватчик, а как избавитель, от которого бежит Алесанрас, оставляя за собою выжженную землю. Только Арвад, ту часть, что на острове, нельзя отдавать ему. Поход займёт у пиратов не меньше месяца. Мы подготовимся. У меня будет много новых ладей. Ранеб подробно описал их, сразу видно, за что цепляется глаз моряка. Ладьи весьма необычны. Думаю, в Хазету я быстро проникну в их секреты. Ранебу сразу бросилось в глаза, что они построены не из кедра.

– Опять хочешь обойти меня, Ипи? – Тутимосе лукаво посмотрел на Ранефера, – в постройке ладей я не дам тебе себя обскакать.

– Думаю, Нибамен, сын Нибамена, обойдёт нас обоих.

– Итак, – Тутимосе задумался, – Арвад нужно уберечь от нашествия. Ещё вам с помянутым Нибаменом нужно уделить внимание обороне Пер-Маата, на случай, если Алесанрасу взбредёт в голову переправиться на Алаши.

– Это, кстати, весьма возможно, – согласился Ранефер.

Фараон кивнул и повторил свой приказ:

– После переговоров с осаждёнными поедешь в Хазету, далее, в Бехдет.

– А ты, Величайший, как я понял, будешь ждать подкреплений и добрых вестей? Пусть цари изменники, отворившие пиратам врата, жалуются на варваров, оставивших их без кораблей, пищи и сокровищ. А иные вопиют о защите или возмездии. Думаю, и Цитанта, и подданный его Пиллия, царь Киццувадны, недооценят воинство Алесанраса. Мы будем ждать, посматривая, как крокодил в водах Хапи, когда два льва вцепятся друг другу в глотку и изорвут друг друга. Ещё до того, как послы Цитанты попросят союза, не жалея ничего. Тогда и настанет пора прийти в земли Фенех, Яхмада и Хатти избавителю Менхеперра.

– Да будет так, достойнейший Ипи Ранефер! – фараон прикрыл глаза.

На совете Ранефер ничего не стал рассказывать о своём видении. Позже. Он вернулся в свою палатку, на ходу приказав Анхнасиру:

– Приведи ко мне пленного.

Поверенный сразу понял, кого имеет в виду Верховный Хранитель, но все же уточнил:

– Убийцу Аннуи? А второго?

– Пока не надо, он всё равно не говорит по-нашему.

– Слушаюсь!

Ночь они провели, сидя на земле со связанными за спиной локтями. Аттал вздыхал и стрелял глазами по сторонам, однако более чем серьёзная охрана остужала все его мысли о побеге. Аристомен спокойно смотрел в звёздное небо и молчал.

Руки и ноги затекли и едва ощущались. Агрианин ёрзал пытаясь выбрать позу поудобнее, вполголоса бранился, с некоторым удивлением поглядывая на неподвижного лазутчика. Наконец, не выдержал и спросил:

– У тебя шея ещё не отвалилась, вверх таращиться?

– Небо тут другое, – сказал Аристомен.

– Чего?

– Небо, говорю, другое. Звёзды не так расположены. Вроде и узнаются созвездия, но все не на своих местах. Знаешь, о чём это говорит?

– Понятия не имею.

– Не наш это мир. Другой. Лишнее подтверждение...

Аристомен замолчал. Аттал некоторое время ждал продолжения. Не дождавшись, толкнул лазутчика плечом.

– Ну?

– Что, ну?

– Чему подтверждение?

– Тебя князь не удивляет, что царь ездил смотреть руины, а три часа назад ты воочию наблюдал вполне себе живой город?

– Я тех руин не видел, – проворчал Аттал.

– Мы угодили в прошлое. Здесь Мегиддо процветает и окружён кольцом высоких неприступных стен. Расположение звёзд – ещё одно подтверждение моего предположения. И на знамёнах имя – Менхеперра. Войско египтян под стенами Мегиддо...

Аристомен помолчал немного, а потом произнёс несколько слов на неизвестном Атталу языке.

– Что ты сказал?

– "И тогда стал побеждать их его величество во главе своего войска. А когда они увидели, что его величество побеждает их, они поторопились бежать, будучи разбиты, к Мегиддо, с лицами полными страха".

– Что это?

– Эту надпись довелось мне читать на стене одного храма в Фивах Стовратных.

– Ты и читать по-ихнему умеешь? Где так натаскался?

– Было времечко... – неопределённо ответил Аристомен.

– Наёмничал?

Лазутчик кивнул. Аттал тоже задрал голову к небу.

– И давно жил этот... Менхерпер?

– Давно. Несколько веков минуло.

– Несколько веков? – Аттал закашлялся, – ни хрена себе... Это что же... Все наши... Да чтоб я сдох...

– Можешь и так считать. Как раз по вашей фракийской вере. Помер и воскрес. А прошлое, будущее... Какая разница? Все одно – другой мир.

– В башке не укладывается, – Аттал попытался стереть испарину со лба собственным коленом, но не слишком в этом преуспел, – уж лучше по-простому в Аид загреметь.

– Чем тебе тут не нравится? Мы же дышим ещё, говорим. Себя помним. В Аид никогда не стоит торопиться. Да и существует ли он вообще? – философски заметил Аристомен.

Аттал ничего не ответил. Некоторое время он молчал, потом снова вздохнул.

– Тот египтянин, видать, был большим начальником.

– Какой догадливый, – усмехнулся Аристомен.

– Как бы нам за него, того... Голову не сняли...

– Может, и снимут, – невозмутимо сказал Аристомен, – чего переживаешь? Ты только что предпочитал на асфодели посмотреть.

– Иди ты, к Эребу...

– Эти, – Аристомен мотнул головой в сторону стражников, – сказали бы, что Эреб сам к тебе придёт. Кау-Ка, по-ихнему.

– Каюк придёт?

– Ага. Вроде того.

Больше они не разговаривали, а на утро за Аристоменом явился какой-то начальственного вида египтянин.

– Прощай, – сказал Аттал с сочувственными нотками в голосе.

– Врёшь, поживу ещё, – ответил лазутчик, потирая локти, после того, как ему разрезали путы.

У входа в палатку Аристомен невольно замедлил шаг. Он все же не исключал возможность, что его привели сюда, только чтобы объявить приговор и навстречу смерти не торопился.

– Заходи, – Анхнасир подтолкнул его в спину, – чего встал?

Внутри, сидя за походным столом, ждал человек, одетый в свободное льняное платье, с накинутой поверх леопардовой шкурой. На голове полосатый платок-немес. Этого человека Аристомен уже видел и тот даже успел коротко переговорить с разведчиком. По тому, как к нему обращались египетские воины, Аристомен понял, что именно этот муж здесь начальствовал.

По дороге Анхнасир сообщил пленному имя и титул человека, который станет решать его судьбу. Лазутчик счёл правильным первым произнести слова приветствия.

– Радуйся, доблестный Ипи Ранефер Херу-Си-Атет, держатель Скипетра Ириса! – Аристомен припомнил обхождение египтян и добавил, – живи вечно.

– И ты живи вечно, достойный А-ре-ста-мен, – ответил Ипи, нервно вращая пальцами фигурку Прекраснейшей, которую Мерит-Ра когда-то подарила Аннуи.

– Желаешь вечной жизни? Стало быть, Та-Мери пока обойдётся без меня?

Ранефер ответил не сразу. Ему потребовалось некоторое время, чтобы снова привыкнуть к странному выговору чужеземца.

– О Та-Мери грезишь? Мнишь себя праведником?

– Нет, к праведникам меня, пожалуй, не пустят.

– Тебе сказали, кто я?

– Да. Ты – Верховный жрец Величайшей и брат царственной. Прорицатель, полководец и правая рука фараона...

Последнее слово Аристомен произнёс по-эллински и Ранефер поморщился, угадав в нём невероятно исковерканный титул Величайшего.

– Довольно славословий. Я вызвал тебя, поскольку ты единственный из пленных худо-бедно говоришь на нашем языке, а мне нужно побольше узнать о вожде Алесанрасе. И на сей раз без двойного перевода, противного Маат, ибо в нём теряется вся истина.

– Что ты хочешь узнать, достойнейший? Спрашивай.

Ипи удовлетворённо хмыкнул.

– Признаться, не ожидал, что ты согласишься говорить без принуждения. Твои соплеменники не очень-то разговорчивы. Хотя их невероятно трудно понять, но все же некоторые владеют языком фенех. Тем не менее, только это и удалось у них выяснить. Пока. Ты, надеюсь, понимаешь, что все наши затруднения временны?

– Да, понимаю.

– Очень хорошо. Ты, судя по всему, бывал в Священной Земле? Скажи-ка, кто в то время носил Двойную корону Сома?

– Тогда страной Та-Кем, по-нашему – Египтом, правил Величайший Нехет-Хор-Ем-Хебит, мы его зовём Нектанебом. Он сражался против царя царей Артексеркса Оха и для борьбы с ним нанял много моих соплеменников, среди которых оказался и я. Мне было шестнадцать лет. Царь Артаксеркс так же имел на службе эллинов и те помогли ему одержать победу над нами. Нектанеб потерял древний венец Сома. Теперь страной Реки снова правят персы. Царь царей Дарий Кодоман.

Ранефер и Анхнасир переглянулись.

– Снова? – переспросил Ипи.

– Да. Персы уже владели Священной Землёй, потом на несколько десятилетий она обрела свободу, но вновь угодила им в руки.

– Когда это случилось?

– Семнадцать лет назад.

– Слышал ли ты имя Менхеперра?

– Да, достойнейший. Это фараон, живший в глубокой древности. Великий завоеватель. Повесть о своих походах он повелел записать на стенах храма Амона в Фивах... То есть, в Уасите. Я был в том храме и читал эти записи.

"В глубокой древности".

Пальцы Ипи сжались в кулак.

– Ты и читаешь на нашем языке?

– Да. Не очень хорошо, но разобрать могу. Я провёл в Египте много лет.

– Что ты скажешь, достойный Аристамен, – на этот раз Ипи смог выговорить имя лазутчика быстро и правильно, сказывалась его способность к языкам, – если узнаешь, что в настоящее время Священной Землёй правит именно Величайший Менхеперра?

Ранефер внимательно следил за Аристоменом, но к немалому удивлению Хранителя, пленный не изменился в лице и ответил сразу, без запинки:

– Я знаю это, достойнейший. Уже успел убедиться, что все мы попали в прошлое.

– Так.

Ипи откинулся на спинку кресла. Превосходно! Этот акайвашта – настоящий дар Владычицы Истин! Вот так просто все встало на свои места. Ранефер посмотрел на фигурку Прекраснейшей. Воистину, здесь нет никаких случайностей. Все происходящее – Её воля.

Значит, Алесанрас действительно явился с нижнего течения реки Вечности. И он не лгал. Они просто не поняли друг друга. Проклятье. Кровопролития можно было избежать...

Ранефер собирался с мыслями. Анхнасир, стоявший за спиной пленного, вытер пот со лба.

– Ты упомянул эллинов и персов. Расскажи, кто это?

– Эллины – это мои соплеменники. Наших предков, ахейцев, вы зовёте – акайвашта. Персы – народ, несколько веков назад пришедший с востока и сокрушивший много царств. В том числе и Та-Кем.

"Тьма надвигается с Востока..."

По спине Ранефера пробежали мурашки.

– Сейчас персы ослабели, – продолжал Аристомен, – мой царь, Александр, разбил их бесчисленные рати в нескольких сражениях и захватил много городов. Сейчас он осаждает Тир. Не помню, как этот город зовётся по-вашему. Финикийцы, фенех, называют его – Цор.

– Тисури, – подсказал Ранефер и спросил, – как Алесанрас... Повтори-ка его имя, хочу выговорить правильно.

– А-лек-сандр, – по слогам проговорил лазутчик.

– Александр, – медленно повторил Ипи, – так как Александр оказался здесь, у Мегиддо? Если, по твоим словам, он осаждает Тисури?

– Он возглавил небольшой отряд, чтобы совершить набег на дикие разбойничьи племена, живущие в горах к востоку и препятствующие свободному проходу торговых караванов. Мы рассеяли их и возвращались к остальному войску.

Всё-таки, царь. Не вождь пиратов. Победитель этих... персов. Которые завоевали Священную Землю. Благие Нетеру, ведь это значит, что пророчество истинно...

Пауза затягивалась. Аристомен чувствовал себя неуютно под тяжёлым взглядом Анхнасира, которым тот сверлил разведчику затылок. Ранефер сидел в задумчивости, поглаживая подбородок.

"Сказать ему про Тисури? Почему, собственно, нет? Это знание, вручённое ему, Священной Земле не повредит".

– Ты знаешь, что Тисури сейчас находится под властью и защитой Двойной короны?

– Нет, – ответил Аристомен.

Он действительно этого не знал. Хоть и цепка память лазутчика, но разве в силах человеческих запомнить все, что когда-либо видел, слышал или читал? В Фивах, поражённый величием древних, он обращал внимание лишь на самые значительные события прошлого, сохранённые для потомков в виде барельефов и фресок.

– Тисури захвачен войском Александра, – сказал Ранефер.

– Откуда ты знаешь? – вырвалось у лазутчика.

– Это не важно. Имеет значение другое: наше кровопролитное столкновение можно было бы счесть недоразумением, и предать забвению, хотя в нём погибли многие доблестные воины. Лучшие воины. Слишком много. С обеих сторон. Но теперь, когда в его руках Тисури... Думаю, скоро Александр поймёт, что произошло. Как он будет действовать?

Аристомен покачал головой.

– Я не знаю.

– Случалось ли прежде, чтобы ему приходилось отступать, отказываться от своих планов?

– Нет, – медленно ответил лазутчик, – никогда.

– Он не переживал неудач? Не спотыкался о препятствие, которое не удавалось преодолеть сходу?

– Такое случалось. Но лишь подстёгивало его азарт. Он никогда не отступал. Там, в нашем времени, осада Тира затягивалась. Защитники оборонялись отважно и успешно. Я знаю, некоторые полководцы советовали царю снять осаду. Такие разговоры велись даже среди простых воинов. Но Александр продолжал состязание с противником в военном искусстве и хитростях.

Вот оно что. Азарт. Он азартен. Не отступает, даже если враг сильнее. И, в конце концов, превозмогает его. Его не удалось разгромить на Пепельной Пустоши. Царь вырвался, сохранив много отборных воинов. Слова пленного свидетельствуют о его честолюбии. Значит, он запомнит эту оплеуху, которую получил от Ранефера. Он уже огрызнулся, вырвав изрядный кусок мяса из ноги, на которую опирается Величайший. Погибли лучшие Хранители...

В руках Александра Тисури, его войско числом превосходит силы Менхеперра. Они сражаются иначе. Во многом уступают воинствам Та-Кем, но имеют и немало сильных сторон. Это не митанни и не хатти. Одолеть тех – большая честь и доблесть, а эти акайвашта много сильнее. Имей они доспехи не хуже, чем у воинов Та-Кем, пожалуй, сейчас бы не Ранефер допрашивал пленных и подсчитывал трофеи...

Ипи встал, обошёл кругом Аристомена, внимательно оглядев его со всех сторон. Крепко сбитый, загорелый, темноволосый. Борода аккуратно подстрижена. Многие пленные безбороды, а этот – нет. Интересно, почему? Видно, что образован, знает языки, наблюдателен. Судя по всему, обладает хорошей памятью. Попался возле разгромленного обоза, но обликом не похож на защищавших его воинов. И явно не слуга. Одолел Аннуи в поединке. Возможно, та-неху расслабился, уверившись в победе. Тем не менее, бойцом он был, не из последних. О чём все это говорит? О многом.

– Из твоих слов я делаю вывод, что самолюбие царя уязвлено и на мир он вряд ли согласится. А что ты сам об этом думаешь?

Аристомен не слишком замедлил с ответом.

– Продолжать кровопролитие бессмысленно. Это безумие в нашем положении.

Ипи кивнул, ответ его удовлетворил. Некоторое время он молчал, разглядывая пленного. Потом откинул край полотна, расстеленного на столе (Аристомен только сейчас обратил на него внимание). Под тканью обнаружились два обломка эллинского меча-кописа.

– Ваше железо не может устоять против наших мечей, – сказал Ранефер.

– Я успел это заметить, – спокойно ответил лазутчик.

– Но клинок вашего военачальника, которого мы с честью предали огню, уважая ваши обычаи, смог сотворить с хопешем одного из наших воинов то же самое, – Верховный Хранитель указал рукой на обломки и посмотрел в глаза пленника.

Тот оставался невозмутим.

– Металл, из которого откован тот меч, на первый взгляд, не отличим от железа. Но ваше железо – непрочно.

Ранефер поднялся из-за стола и прошёл в глубину палатки за занавеску. Задержался там недолго, вернулся, неся в руках свой длинный и прямой церемониальный меч-селкит в узорчатых ножнах. Обнажил клинок и положил на стол перед Аристоменом. Анхнасир на всякий случай подобрался, как охотящийся кот.

– Это тоже железо. Но иное. Оно пришло с Незыблемых Звёзд. Не оттуда ли родом клинок вашего военачальника?

Аристомен шагнул вперёд, привлечённый хорошо различимой надписью, вытравленной на селките.

– Я не знаю.

Лазутчик протянул было руку к мечу, но прикоснуться без дозволения не решился.

– Что здесь написано?

– Ты утверждал, что умеешь читать наши письмена. Возьми и прочти.

Черен удобно лёг в руку. Аристомен провёл ладонью по полированной поверхности клинка, попробовал пальцем остриё. Зашептал еле слышно, складывая символы в слова:

– Ренуи селкит хаси ур нехети лебани,

Седи ниут хазетиу ур хак менфитуи,

Рен селкит небут-нетеру дет анхи

Себек-сенеб хати анх неб, хат тути...

Аристомен читал вслух, все громче, как завороженный. Ипи слушал его отрешённо, прикрыв глаза, еле заметно улыбаясь.

"Имя твоё: поющий в кедровых рощах,

Сокрушающий стены и несметные орды врагов.

Истина – Имя твоё, исполненный мощью,

Синее золото и Серебро Богов.

Ты – боевая ладья над Зелёным морем,

Неугасимый огонь городам врагов..."

Аристомен замолчал, не дочитав до конца, поднял глаза на Хранителя.

– Ты хочешь знать, достойнейший Ранефер, секрет металла, удивившего тебя?

– Ты, я смотрю, догадлив, – усмехнулся Ипи, – да, я хочу это знать.

– Я не кузнец и не смогу тебе его открыть, – спокойно ответил лазутчик, – даже, если ты станешь пытать меня.

Ипи усмехнулся, сверля взглядом пленного. Тот не прятал глаз, лицо его оставалось спокойным.

– Я не слишком рассчитывал на то, что ты выдашь мне эту тайну. Однако, скажи, как много таких мечей у воинов Александра? Только ли высокородные владеют ими?

– Не только. Всякий, у кого достанет средств, может купить такой клинок. Он недёшев, но стоит своих денег. Хорошие клинки куют в Лакедемоне. Ещё лучше (и дороже) – в Лидии.

Ипи слушал, не перебивая, хотя названия мест, упоминаемые Аристоменом, ничего не говорили ему. Лазутчик продолжал:

– Металл, из которого куют эти мечи, называется "халиб".

– Халиб? – переспросил Ранефер, – это как-то связано с городом Халеп в Яхмаде?

– Нет. Металл зовут так по имени племени халибов, славящихся своими кузнецами.

– Где обитает сей народ?

– На южном берегу Понта. В Пафлагонии и Каппадокии. Дешевле всего халибский меч можно купить в Синопе, эллинском городе, стоящем в землях этих искусных кузнецов и суровых воинов.

Названия перечисленных стран Ранеферу ни о чём не говорили.

"Надо будет потом показать ему карту".

– Полагаю, кузнецы этого племени не слишком охотно делятся мастерством с чужаками?

– Да.

– Значит, кузнецам Александра, если таковые есть в его войске, секрет не известен?

– Я не знаю. Многие пытались его разгадать. Слышал, что кое-кто даже смог приблизиться к тайне и разбогател. Но лучшие клинки, всё равно, халибские. Лаконские и лидийские мечи хуже. А простые воины довольствуются обычными, железными.

Ранефер некоторое время обдумывал слова Аристомена. Наконец, принял решение.

– Тебе вернут свободу. В некоторых пределах. Вернуться к Александру ты не сможешь, и за тобой будут приглядывать, но ты будешь содержаться не как пленник.

Ранефер взглянул на поверенного.

– Анхнасир, выдели нашему гостю палатку. Пусть его накормят. Приставишь к нему двух Хранителей. Он волен перемещаться по лагерю. Пусть поправляют его речь, знакомят с нашими обычаями, если какие-то покажутся ему незнакомыми. Все же много воды утекло с тех пор, как он посещал Священную Землю.

Ипи усмехнулся и посмотрел на Аристомена.

– Приставленные люди ответят на все твои вопросы, если они не коснутся дел военных, а так же тех, коими занимаются Хранители. Тебе выдадут письменные принадлежности, и ты запишешь все, что тебе известно о деяниях Менхеперра и потомков его. А потом, в Уасите, обучишь своему языку меня, Величайшего и царственную Соправительницу. Я положу тебе жалование – сорок кайтов золота в неделю.

Аристомен поклонился.

– Благодарю тебя, достойный Ранефер. Что же ты намерен предпринять в отношении Александра?

– А вот это, – сказал Ипи, перестав улыбаться, – уже не твоего ума дело.