Айк

— Ну, расскажи нам о своей семье, Шар. Вы часто видитесь? — спрашивает мистер Мерсер и ставит перед Шарлоттой стакан с чаем со льдом. Миссис Мерсер расстаралась и приготовила на ужин столько, что можно накормить досыта не меньше двадцати человек. Стол застелен чистой белоснежной скатертью, и она достала свой лучший фарфор. У меня слюнки текут от вида жареного цыпленка и картошки пюре.

— Думаю, не так часто, как им бы хотелось, — отвечает Шарлотта и делает глоток чая. На ней свободная голубая футболка и джинсы, а свои темные волосы она чуть приподняла и заколола. Шарлотта выглядит... красивой.

— У тебя есть братья или сестры? — интересуется миссис Мерсер, присаживаясь к столу и поднимая блюдо с картошкой пюре. Взгляд Шарлотты на долю секунды переключается на меня, а затем возвращается к миссис Мерсер.

Натянуто улыбаясь, она отвечает:

— У меня был брат, но он умер шесть лет назад.

Мистер Мерсер хмурится, словно ему больно слышать ее слова.

— Мне жаль слышать это. Ты же знаешь, что мы в курсе, каково это — терять того, кого нежно любишь.

Шарлотта привстает и принимает у миссис Мерсер блюдо с картошкой.

— Все так аппетитно выглядит, миссис Мерсер.

— Лучший жареный цыпленок в округе Бат, — добавляет мистер Мерсер, вынуждая свою жену улыбнуться и скромно посмотреть на Шарлотту.

— Как будто ты хоть раз говорил иначе, Билл, — подшучивает над мужем миссис Мерсер, и Шарлотта улыбается. — Мэгги любила жареного цыпленка. Мы готовили его каждое воскресенье.

— Это было ее любимое блюдо, — печально добавляет мистер Мерсер.

Миссис Мерсер ласково улыбается.

— Ее нет уже десять лет, но все равно кажется, будто еще вчера она была с нами.

— Она боролась. Прожила гораздо дольше, чем предполагали врачи, после того как поставили диагноз.

— Могу я спросить от чего она умерла? — деликатно интересуется Шарлотта.

— Врожденный дискератоз. Это редкое заболевание, которое приводит к недостаточности костного мозга. В один прекрасный день ее тело просто не справилось, — отвечает мистер Мерсер и добавляет на свою тарелку ложку зеленого горошка.

Они болтают преимущественно о Мэгги. Шарлотта внимательно слушает, как они описывают все, начиная с того, как она улыбалась, и заканчивая тем, какой она была своенравной крошкой.

Когда они заканчивают с ужином, миссис Мерсер отсылает своего мужа и Шарлотту в гостиную, пока сама убирает со стола. У Мерсеров довольно скромный дом: небольшой, но и маленьким его тоже нельзя назвать. Стены увешаны антикварными вещицами и многочисленными часами, неумолимо отсчитывающими время.

— Слушай, не подскажешь который час? — шучу я, и Шарлотта закатывает глаза. — Думаешь, им нравятся часы?

Но она, очевидно, не слышит последнюю часть моей тирады — когда Шарлотта входит в гостиную, все ее внимание переключается на рояль из красного дерева, стоящий у дальней стены. Словно мотылек, летящий на пламя, она подходит к нему и проводит пальцами по деревянной крышке, под которой прячутся клавиши.

— Ты играешь? — понаблюдав за ее действиями, спрашивает мистер Мерсер.

— Играла, — отвечает Шарлотта, не отводя взгляда от своей ладони, лежащей на крышке рояля.

— Сыграешь нам?

Шарлота поворачивается к нему и грустно улыбается.

— Вы не против?

— Вовсе нет. На нем уже много лет никто не играл.

Открыв крышку, она вытаскивает из-под рояля небольшую скамеечку и садится.

— Женщина с кучей талантов, как я погляжу, — говорю я, и Шарлотта улыбается, но не смотрит на меня.

— Будут какие-нибудь пожелания? — спрашивает она у мистера Мерсера.

— Сыграй мне свою любимую мелодию, — просит он и усаживается в потертое мягкое кресло.

Шарлотта разворачивается обратно к роялю и нерешительно нажимает пару клавиш; полагаю, она проверяет, как настроен рояль.

— Я уже давно не играла, так что, возможно, моя игра покажется вам немного грубоватой, — предупреждает она, но мистер Мерсер просто улыбается.

— Не волнуйся, дорогая. Играй.

Ее пальцы начинают танцевать по клавишам, в комнате раздаются звуки красивой мелодии, и я застываю. Она играет что-то из классики, возможно, Моцарта. Я ни черта не смыслю в классической музыке, но, полагаю, теперь я ее обожаю. Мелодия очень серьезная и сложная, она словно отражает все эмоции Шарлотты.

Она сидит, держа спину прямо, все ее внимание сосредоточено на руках, так что даже кажется, что она каким-то образом связана с роялем. Словно рояль — продолжение ее, место, где чувства и эмоции живут своей жизнью. Музыка может звучать сердито и грубо, но люди все равно считают ее красивой. Правда в реальном мире такие эмоции считаются слабостью.

Она играет некоторое время, а закончив, кивает своим рукам, словно сама себя убеждает, что еще не разучилась играть.

— Это было... потрясающе, — удается мне выдавить из себя.

Мистер и миссис Мерсер хлопают в ладоши, а Шарлотта, робко улыбаясь, встает.

— Где ты так научилась играть?

— Мама научила. Она преподаватель. Помимо своих коррекционных занятий она еще преподает игру на фортепиано.

Остаток вечера они проводят на веранде, потягивая чай. Когда приходит время уходить, Мерсеры крепко обнимают Шарлотту. Она достает из заднего кармана деньги и вручает их мистеру Мерсеру со словами:

— Буду должна вам еще шестьдесят и к концу недели смогу вернуть всю сумму.

— Нет. Ты ничего нам не должна.

— Пожалуйста, мистер Мерсер, — умоляет Шарлотта. — Сделка есть сделка. Я получу обратно свою цепочку, когда отдам вам оставшуюся часть денег.

Он сводит вместе свои густые седые брови, а губы складывает в тонкую линию, словно хочет возразить, но вместо этого согласно кивает головой.

— Придешь на обед на следующей неделе? — с надеждой в голосе спрашивает миссис Мерсер.

— Да, конечно. Я должна проверить, когда у меня выходной, но я приду. С удовольствием.

— И снова нам сыграешь, — говорит мистер Мерсер, и это больше похоже на утверждение, нежели на просьбу.

— Если хотите, — смеется Шарлотта. Мерсеры наблюдают, как она садится в машину и выезжает с их подъездной дорожки.

— Они очень одиноки. Такие люди, как они, должны быть окружены кучей внуков, — отмечает Шарлотта, выворачивая на Эмерсон-авеню.

Я пожимаю плечами и соглашаюсь:

— Думаю, ты права.

— Сотрудникам позволено сидеть в баре и выпивать или нет?

— Позволено. Если в этот день у сотрудника выходной, то смело можно приходить и пить, — объясняю я.

— Хорошо, потому что я не против выпить бокальчик другой, — сообщает Шарлотта. Пару мгновений она кажется задумчивой, а затем складывает губы бантиком и хмыкает:

— Хмм.

— Все в порядке? — задаю я ей вопрос.

Она едва заметно улыбается.

— Просто один из тех дней, когда я предаюсь воспоминаниям.

— Мэгги была там во время ужина?

— Да, но она ни слова мне не сказала, пока мы не ушли.

— Полагаю, этим она здорово тебе помогла, — ухмыляюсь я. — И что она сказала?

Шарлотта хмурится и отвечает:

— Она попросила меня не забывать о ней.

Несколько минут мы едем в тишине, а затем Шарлотта обращается ко мне с вопросом:

— Могу я спросить тебя кое о чем?

— Конечно, — соглашаюсь я.

Облизнув губы, она делает глубокий вдох и выдыхает.

— Ты боишься? — ее вопрос удивляет меня. — Перехода, — вносит она пояснение к своему вопросу.

Теперь моя очередь делать глубокий вдох и выдох. Не буду отрицать, что я обеспокоен, но не могу сказать, что боюсь.

— Не столько напуган, сколько мне грустно.

— Грустно?

— Тяжело расставаться с теми, кого любишь. Семья, друзья. И, знаешь, хоть мы и знакомы не так уж долго, мне будет тяжело расстаться и с тобой тоже.

Ее нижняя губа дрожит, и я закрываю глаза, моля Бога о возможности коснуться ее.

— Мне будет не хватать тебя, Айк, — шепчет Шарлотта.

Я печально улыбаюсь и смотрю вперед. Мне не нравится видеть ее плачущей. Это разрывает меня на части.

— Когда буду уходить, я вспомню это и уйду с улыбкой, — обещаю я ей, и она вытирает слезы со щек.

— Если бы ты только был жив, Айк МакДермотт...

— Ты бы раздела меня догола и изнасиловала? — дразню я ее, а она смеется, хотя по-прежнему вытирает мокрые щеки.

— Знаешь, думаю, да.

Я вхожу в азарт и охотно присоединяюсь к ее игре «Если бы...». Разве могу я отказаться от этого?

— Если бы я был жив, то пригласил бы тебя на свидание. Ты бы согласилась? — нам не стоило бы затрагивать эту тему, но мы, наконец, признали, что нас влечет друг к другу, и хотя между нами ничего и никогда не будет возможно по вполне очевидным причинам, я хочу знать ее ответ. Хочу знать, каким бы нездоровым это ни казалось со стороны. Кровь с бешеной скоростью несется по венам, и я прижимаю руки к бокам, пока жду ее ответа.

— Смотря на то... — начинает она, — как бы ты пригласил меня?

Я чешу затылок.

— Думаю, я бы уговорил тебя на свидание, заманив в ловушку. Так, чтобы ты не могла сказать мне «нет». Я бы приехал к тебе на работу с цветами и сказал: «Пообедаешь со мной?».

Улыбаясь, она спрашивает:

— И мы бы обедали прямо у меня на работе?

— Почему бы и нет? — усмехаюсь я. — Ведь это лучший ресторан в городе, разве нет?

— Конечно же. Значит, прижал бы меня к стенке, да? — ухмыляется она.

— Бесспорно, — подтверждаю я ее предположения. — Так что бы ты ответила?

— Я бы согласилась пообедать с тобой, — грустно улыбается она.

— Я бы рассказал тебе о своей службе в армии и о своей семье.

— Я бы скрыла от тебя, что вижу мертвых, — добавляет она.

— Серьезно? — удивленно спрашиваю я. Мне грустно слышать эти ее слова. Я хочу знать о ней абсолютно все. Неужели она думает, что если бы я был жив, то не поверил бы ей?

— Поначалу бы молчала, пока не уверилась бы, что ты влюблен в меня и тебя не испугает эта новость, — взгляд ее серых глаз встречается с моим, а затем она снова возвращает свое внимание на дорогу.

— Это не заняло бы много времени, — говорю я ей. Я влюбился в Шарлотту сразу же, как услышал ее смех. Будь я жив, на все бы пошел, лишь бы она была моей. На секунду она опускает взгляд, а затем вздыхает. Нам следует прекратить играть в эти игры. Уверен, что вообще не стоило даже начинать, но я не в силах остановиться. Пока еще нет.

— Я бы проводил тебя до дома и поцеловал на прощанье.

— Я не стала бы возражать, — с грустью сообщает она.

— После того как мы бы встречались какое-то время, я бы привез тебя на то место у реки, куда возил тогда, и, чтобы доказать тебе свою любовь, вырезал бы наши инициалы на большом дереве. В большом сердечке буквы «А» и «Ш», — и я правда представляю себе все это: ее серые глаза сияют любовью, пока она наблюдает, как я вырезаю сердечко на дереве; вижу, как она улыбается мне, когда я заканчиваю. Боже, как бы я хотел подарить ей все это.

— А потом мы бы занялись сексом, — шутит она и фыркает сквозь слезы.

— Прямо там, у воды? — уточняю я и смеюсь. — Так ты эксгибиционистка, — дразню ее я.

— Почему бы и нет? Меня застукают в момент благоговения от твоего романтического жеста. Мне будет плевать, если кто-нибудь увидит. Значение будем иметь только мы с тобой.

Мы оба молчим, наслаждаясь тем, что кроется в ее последних словах. Значение будем иметь только мы с тобой. Я задыхаюсь от эмоций — они комом встали в горле. Живой человек может хотеть чего-то, чего у него нет, но у нас немного другая ситуация. Я в буквальном смысле никогда не смогу быть с ней. Это убивает меня. Нужно сказать что-нибудь — хоть что-то — но Шарлотта спасает ситуацию и говорит:

— Ты бы подготовил корзинку для пикника и покрывало.

Прочистив горло и будучи не в силах остановиться, я продолжаю описывать эту фантазию вместе с ней.

— Я укладываю тебя на одеяло.

— И целуешь, — выдыхает она, подстегивая меня.

Я улыбаюсь.

— И где-то рядом течет река, а с веток деревьев на нас осыпаются осенние листья.

— Воздух прохладный, и мы оба покрываемся гусиной кожей, но нам все равно.

— Потому что мы одно целое, — говорю я и с трудом сглатываю. Вспыхнувший в голове образ, где обнаженная Шарлотта лежит подо мной, прекрасен и мучителен одновременно. Я даже могу почувствовать ее дыхание на своей шее, когда она хнычет. Представляю себе, как приоткрываются ее губы, когда с них срывается стон.

И я дорожу каждой чертовой минутой. Я бы любил ее так, словно это в последний раз. Как, черт подери, мы дошли до этого? Мы расписали фантазию, которой никогда не стать реальностью. В глубине души я понимаю, что все это неправильно. Мы все сильнее привязываемся друг к другу, и из-за этого нам будет сложнее расстаться.

— Это было бы...

— Волшебно, — заканчиваю я за нее мысль. Я все так ясно себе представляю, что это рвет мое сердце на части. Я смотрю прямо перед собой и во мне разгорается гнев, но мне не на ком и не на чем сорвать его. Все внутри кипит, я сижу, сцепив зубы, и надеюсь, что Шарлотта не может чувствовать исходящие от меня эмоции.

— Мне жаль, Айк, — говорит Шарлотта и ее голос дрожит. — Все это так несправедливо.

От ее слов в груди что-то сдавливает. Я стараюсь быть сильным и не возмущаться по поводу своего положения. Что есть, то есть. Я умер. Люди умирают каждый день.

Но сейчас я не в состоянии справиться с охватившей меня горечью. Я сделал бы ее своей, если бы только мог. Я хочу ее так, как никогда и никого не хотел. Но я не могу заполучить эту девушку, и вдруг понимаю, что если наша дружба или влечение будет и дальше расти, то я сделаю ей только больнее, когда уйду. Я попросил ее решить громадную проблему и спасти моего братца-наркомана, в то время как у нее своих проблем выше крыши.

Я не могу сделать еще хуже. Не имею права так поступить с ней. Мне нужно начать отстраняться. И как бы мне ни нравилось наше поддразнивание друг друга, все, чего я хочу на самом деле — видеть ее счастливой. Не хотелось бы уйти и оставить ее в том же состоянии, в каком встретил — печальную и одинокую. Не знаю, где бы я оказался, если бы не она. Она стала моим лучшим другом.

И я всегда буду благодарен за то, что она делает для моего брата. Он всегда был лучше, чем я, до тех пор, пока наркотики не испортили его и он не превратился в того, кем вовсе не является. У Джорджа так много талантов. Уверен, что он вернется на правильный путь. Он у меня боец.

К счастью, груз, который я нес, стал немножечко легче. Джорджу постепенно становится лучше. Может быть, у них двоих что-нибудь получится. Сердце екает от этой мысли. Эгоистично ревновать вот так, но я все равно ревную. Но раз уж я не могу получить эту девушку, то он, определенно, может. Уверен, что она ему по-настоящему нравится.

Шарлотта ему подходит, и он всегда будет защищать ее. Я заметил, что она слегка заигрывает с ним. И даже когда она не знает, что я наблюдаю за ней, я вижу, что она его хочет. Может быть, если я несколько отдалюсь, они смогут сблизиться.

— Ты в порядке? — интересуется она после продолжительного молчания.

— Да, — отвечаю я, хотя на самом деле очень далек от этого. — Спасибо тебе за все, что ты делаешь, Шарлотта.

Она кивает.

— Всегда пожалуйста, Айк.