После похорон Питер стоял под портретом своего свекра в обеденной зале дома «Четырех ветров» и по очереди разговаривал с каждым из друзей, соседей и отдаленных родственников, приехавших выразить свои соболезнования.

Политическая деятельность на протяжении стольких лет научила его, как вести себя в подобного рода обстоятельствах. Почти каждого гостя он помнил по имени, с каждым говорил положенное время, ровно столько, сколько нужно. Принимал соболезнования с достоинством, выражал благодарность за каждое тоже строго отмеренными дозами.

Однако, беседуя с людьми, он все время искал глазами сына. Томас исчез сразу же после похорон, и никто, даже вездесущая Джейн Мартин, не знал, где находится мальчик. Питер до сих пор помнил, как резко отпрянул от него Томас на кладбище. Ему не хотелось уезжать в Лондон, не помирившись с сыном. Стоит хотя бы попытаться сгладить возникшие между ними противоречия.

Не проходило и дня, чтоб Питер не пожалел о том, что ударил сына. С другой стороны, он прекрасно понимал, что иначе поступить тогда просто не мог. Слишком уж далеко зашел Томас, когда говорил все эти чудовищные гадости, сын сам спровоцировал его.

Большинство гостей уже отправились по домам, когда Джейн Мартин вдруг сообщила, что ему звонит Грета. Он вежливо извинился перед очередным собеседником, захватил бокал красного вина и прошел в кабинет. Выглянул из окна с недавно починенной рамой, поднял трубку.

— Привет, Грета, — сказал он, но ответа не последовало. Вместо этого он слышал лишь смазанный гул людских голосов. На миг его перекрыл громкий крик какого-то мужчины, тот орал, что хочет домой.

— Грета! — крикнул Питер в телефонную трубку. Он чувствовал: что-то случилось, вот только не мог понять, что.

Он уже собирался повесить трубку, в надежде, что она перезвонит, как вдруг прорезался ее голос.

— Питер, слава богу, дозвонилась. Меня арестовали.

Питер уронил бокал с вином на пол. Сам бокал не разбился, но красное вино выплеснулось на светлый ковер. И Питер отвернулся. Слишком уж похоже на кровь.

— Где ты? — спросил он.

— В Ипсвиче, с людьми Хернса. Они привезли меня из Лондона.

— Ты в порядке?

— Сама не знаю. Виделась со здешним адвокатом. Он сказал, что Томас дал показания. О том, что это я послала тех мужчин убить Энн. Не понимаю, как он мог сказать им такое, Питер!.. После того, как мы с ним так дружили, проводили вместе время…

— Я сейчас приеду, Грета. Я вытащу тебя оттуда, обещаю.

— Только побыстрей, Питер, пожалуйста!..

Опуская трубку на рычаг, Питер вдруг увидел Томаса. Он вошел в сад через северную калитку и направлялся к дому. Питер бросился ему навстречу. Сошлись они под старым тисовым деревом, и Питер встал так, чтоб заслонить сына спиной от любопытных глаз, которые могли наблюдать за ними из окон дома.

— В чем дело, папа? — встревоженно спросил Томас. Он видел, что отец просто не в себе. К тому же Питер ухватил мальчика за лацкан пиджака и не отпускал.

— Где ты был? — Питер собирался спросить совсем о другом, просто не смог сразу подобрать нужных слов.

— Гулял по пляжу. Пытался осмыслить случившееся. И знаешь, показалось, что ты можешь помочь мне в этом, отец.

— Помочь тебе?! — Питер грубо расхохотался и почувствовал, что от него пахнет вином. Слишком много он пил сегодня. Виски с самого утра, потом еще вино на этом печальном сборище. Пил не только сегодня. Он вообще последнее время слишком много пил, каждый день и каждый вечер, пытаясь мысленно примириться с сыном. А тот взял и отколол номер. Пошел в полицию, наговорил черт знает что этому наглецу Хернсу. Вонзил нож в спину родному отцу.

— Помочь тебе после того, что ты со мной сделал?

— А что я сделал, папа?

Теперь голос Томаса звучал испуганно. Отец ухватил его уже за оба лацкана и сильно затряс.

А потом вдруг резко отпустил. Словно внутри отключили ток от какого-то механизма.

— Они арестовали Грету. Ведь ты этого хотел. Что ж, ты получил, что хотел, Томас.

— Да при чем здесь хотел я или не хотел, пап. Арестовали ее правильно. Я видел того человека с ней в Лондоне. Я знаю, он убийца.

— Нет смысла спорить с тобой, Томас. Ты решил избрать свой собственный путь, бог тебе судья. Сам я отказываюсь идти по этому пути. Просто подумал, что я этого не заслуживаю, вот и все.

— О, папа!.. — Тут Томас неожиданно разрыдался. Чувства, обуревавшие его на кладбище, вырвались наружу. Он просто не мог больше хранить это в себе.

— Мне страшно жаль, Томас. Думаю, тебе следовало бы немного подождать со своими откровениями, по крайней мере, до конца поминок.

Питер знал, что поступает жестоко. Где-то в глубине сознания затаилась мысль, что неправильно, несправедливо говорить так с пятнадцатилетним мальчиком в день похорон его матери. Но над всеми остальными мыслями превалировала одна, о Грете, о том, что находится она сейчас в полицейском участке среди пьяниц, мелких жуликов и хулиганов. Ее грубо затолкали в полицейский автомобиль, на заднее сиденье, рядом с вечно потным Хернсом и вывезли из Лондона. И вот теперь она сидит в камере и напугана до дурноты всем происходящим.

— Но это правда, папа. Почему ты мне не веришь? — взмолился сквозь слезы Томас.

— Потому что никакая это не правда. Это заблуждение. Ты просто болен этим заблуждением, а расплачиваться должны ни в чем не повинные люди. — Голос Питера вновь обрел твердость. — Мне пора ехать, Томас.

— Куда это?

— А ты как думаешь? В полицейский участок Ипсвича выручать Грету. Я вытащу ее оттуда и заберу с собой в Лондон.

— Когда я увижу тебя снова?

— Не знаю. Работы, как всегда, полно. Но с тобой останется Джейн. Она сумеет позаботиться о тебе. А там… видно будет. Ты должен наконец поступить в хорошую школу и хоть чему-нибудь выучиться. Таково мое мнение.

Томас резко отвернулся. Просто не было смысла говорить и дальше с человеком, который совсем тебя не понимает. Впрочем, отец и маму тоже никогда не понимал.

Томас медленно побрел к дому. Плечи сгорблены, спина сутулится, впечатление такое, словно он несет на себе тяжкую ношу, непомерную, не по годам.

— Советую взять себя в руки, Томас! — крикнул вслед отец. — В доме еще остались гости.

Питер гнал машину, изредка поглядывая в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что никто из репортеров, дежуривших у ворот, его не преследует. Дорога была свободная, машин совсем мало, и, проехав Кармут, он опустил стекла и попытался осмыслить происходящее.

Прежде всего он виноват в том, что оставил Грету одну в Лондоне. Она выразила желание быть на похоронах, но он ей отсоветовал. Он не хотел новых конфликтов с Томасом, достаточно было того, что случилось в Вулбридже, но эту, последнюю историю следовало бы предвидеть. С утра он сам был свидетелем того, что в сына вселилось своего рода безумие, это должно было послужить ему предупреждением. Хотя, с другой стороны, как он мог помешать Томасу, раз тот твердо решил обратиться в полицию и указать на Грету?.. Вряд ли получилось бы. Несправедливость, как и справедливость, выбирает свой путь. Вот только плохо, что его не было рядом в Лондоне, когда полиция приехала за ней. Он мог бы предпринять какие-то меры, найти хорошего адвоката. Грете нужен сильный человек, чтоб защититься от Хернса с его назойливыми двусмысленными вопросами и грязными инсинуациями.

Когда он прибыл в участок, Грету все еще допрашивали. Он нервно расхаживал взад-вперед по приемной под индифферентным взглядом дежурного констебля в униформе, который сидел за столиком.

— Как думаете, долго еще? Когда я могу увидеть сержанта Хернса? — Этот вопрос он задавал констеблю время от времени и получал на него один и тот же ответ:

— Он знает, что вы здесь, сэр. Он знает, что вы здесь.

Было уже около семи, и Питер подумывал, может, заглянуть в ближайший бар и выпить стаканчик виски, как вдруг в приемной появился Хернс.

— Сожалею, что заставил вас ждать, сэр Питер.

— Да ничего вы не сожалеете, — грубо буркнул в ответ Питер. — Неужели нельзя было подождать хотя бы до окончания похорон?

— Боюсь, что нет, никак нельзя. Нам надо было действовать незамедлительно, в противном случае улики могли быть уничтожены.

— Это кем же?

Сержант Хернс не ответил, лишь приподнял кустистые седые брови. Похоже, на нем был тот же костюм и галстук, что в ночь убийства.

— Могу я задать вам один вопрос, сэр Питер? — спросил после паузы он. — Почему вы так сердиты на нас за то, что мы стараемся по возможности эффективнее провести расследование? Ведь убит не кто-нибудь, ваша жена. Я думал, вы хотите, чтоб мы поскорей нашли преступника.

— Настоящего преступника. Совсем не в моих интересах, чтоб вы искали не там, где следует. Преследуя мою секретаршу.

— Да никто ее не преследует, сэр Питер. Ее допрашивают.

Произнес эти слова Хернс вежливо и твердо, и это еще больше взбесило Питера.

— Вы не имеете права! — крикнул он. — Она не делала ничего плохого.

— Тогда вам совершенно нечего бояться, — заметил детектив. — И лично мне, сэр Питер, кажется странным, что вы так всполошились из-за того, что мы допрашиваем мисс Грэхем. Надеюсь, что вам нечего скрывать от следствия. Это было бы просто неразумно.

— О чем это вы, черт побери? И вообще, как вы смеете так разговаривать со мной? Вам что, неизвестно, кто я?..

Питер понимал, что теряет всякую выдержку, но его гневный выпад, похоже, не произвел ни малейшего впечатления на хладнокровного Хернса.

— Почему же, очень даже известно. Вы один из ключевых министров в правительстве ее величества. И если уж быть до конца честным, не припоминаю случая, когда участок наш посещал хоть какой-нибудь министр. У нас тут в глуши не так уж много важных персон, знаете ли. Пожалуй, перед тем, как уйдете, мне следовало бы попросить вас расписаться в книге почетных посетителей.

Питер просто лишился дара речи. У этого Хернса определенно талант говорить человеку гадости и грубости, оставаясь при этом безупречно вежливым.

— Суть в том, сэр Питер, что сейчас совершенно не важно, кто вы такой. Можете быть хоть самим премьер-министром, но это вовсе не означает, что я должен перестать делать свою работу. Есть улики, указывающие на вашу секретаршу, и мой долг расследовать их и все дело.

— Какие еще улики? Весьма сомнительное опознание некоего неведомого человека и тот факт, что она оставила окно открытым? И на этом вы пытаетесь построить дело без всяких веских на то оснований вместо того, чтоб ловить настоящих убийц?

— Я стараюсь поймать их, сэр Питер, и не позволю ни вам, ни кому бы то ни было еще встать на моем пути.

— Знаете, это просто смешно! Я хочу забрать Грету домой прямо сейчас. Вы с ней закончили?

— Да, почти. Еще несколько формальностей. Много времени это не займет.

— Так, значит, вы не предъявляете ей никаких обвинений. Так я и думал. А не предъявляете потому, что никаких улик и доказательств у вас просто нет.

— Есть показания, сэр Питер. Но пока что обвинение еще не предъявлено.

Хернс улыбнулся. Похоже, он был страшно доволен столь исчерпывающим ответом. Сэру Питеру вновь выпала возможность полюбоваться крупными желтыми зубами детектива.

— Через несколько минут мисс Грэхем к вам выйдет, — сказал Хернс.

На всем пути к Лондону Грета спала. Питер ехал быстро, изредка косился на ее профиль. При виде этой гладкой нежной кожи, прядей блестящих черных волос, заложенных за аккуратное ушко, сердце его начинало биться быстрей. Только сейчас он понял, как ему не хватало этой женщины. Он был преисполнен решимости защитить ее от враждебного мира, чего бы это ни стоило.

Добравшись до дома в Челси, он стоял на лестнице, у входа, и ждал, когда она спустится в полуподвальное помещение и откроет ему дверь. И вдруг услышал ее крик. В квартире Греты все было перевернуто вверх дном. Ящики столов и комодов выдвинуты, на полу валяются горы бумаг. Не было ни одной щелки или углубления, где бы не искали.

— Должно быть, они провели обыск уже после того, как Хернс увез меня в Ипсвич, — пробормотала Грета. — Вот уж не думала, что дойдет до этого…

— Ах, Грета, как я хотел бы помочь, — сказал Питер. — Я чувствую свою ответственность. Меньше всего на свете мне хотелось, чтоб ты, вернувшись в дом, застала это…

— Ты уже помог. Достаточно того, что ты здесь, со мной.

Они прошли в кухню. Грета наводила порядок. Подбирала с пола свои вещи, варила кофе, а потом принесла Питеру стакан и бутылку виски.

— Ты бы тоже выпила, Грета, — сказал он. — Сразу полегчает.

— Нет, не буду. От этого станет только хуже, — ответила она и вдруг рассмеялась. — Кофе достаточно, потом можно приготовить тосты. В этом вонючем полицейском участке я ни к чему не прикасалась, даже стакана воды не попросила.

— Что, плохо там было?

— Как-то очень убого. В таких местах просто разит человеческим несчастьем. Сажают тебя в клетку, дают прочувствовать, каково это, чтоб сломить волю, а потом начинают задавать вопросы.

— Никогда не доводилось испытать подобное.

— Конечно, не доводилось, Питер. У тебя не настолько богатое прошлое. В отличие от моего. Пардон, «бедное» подошло бы больше. — В голосе Греты звучала горечь, таких интонаций в нем Питер прежде не слышал.

— И что теперь они собираются делать?

— Назначили мне день, когда я должна снова явиться в этот участок. «Отпущена не под залог, а по договоренности», так они сказали. Впрочем, все равно у них ничего не выйдет. Цепляются за соломинки.

— Знаю. Я и Томасу так же сказал.

— Вся эта каша заварилась из-за него. Ты ведь понимаешь это, Питер, верно? Он убежден, что за этим преступлением стою я, он и Хернса убедил в этом. Но самое интересное, он даже не видел лицо человека, с которым я якобы была. Господи, до чего же не хотелось лгать! Но, увы, было слишком поздно.

— Не кори себя, Грета. Я понимаю, почему тебе пришлось солгать. Ну и чем еще располагает полиция?

— Окно, которое я забыла закрыть. Договоренность с миссис Болл, Энн попросила меня позвонить ей. И вот теперь у них еще имеется честная и неподкупная тетя Джейн, утверждающая, что слышала, как я поносила ее хозяйку. Якобы угрожала ненавистной «миссис Воображале». Именно так, по словам этой старой дуры, я называла твою жену.

— Да, Джейн мне рассказала. На следующий день… после всего этого, когда я поехал в Вулбридж поговорить с ней и Томасом. Все тогда были очень рассержены.

— Да знаю я, почему она это сказала. Чтоб поддержать Томаса, у которого возникли проблемы. Ему нужно было передать эту информацию через кого-то еще.

— Ты хочешь сказать, она врала?

— Конечно, врала. Она же меня всегда ненавидела.

— Тогда я ее уволю.

— Нет, этого не надо. Это только осложнит дело.

— Да, пожалуй, тут ты права. И потом нельзя оставлять Томаса одного.

— Почему одного?

— Я его видеть не могу. После всего того, что он мне наговорил. После того, что он сделал…

— Что он тебе сказал?

— Сказал, что я защищаю тебя потому… потому, что мы… — Тут Питер покраснел и отвернулся. И нашел себе новое занятие, начал подливать в стакан виски.

Грета присела рядом с ним за стол, взяла за руку, пальцы их переплелись.

— Посмотри на меня, Питер, — сказала она после паузы. — Вот почему Томас делает все это. Не хотела говорить тебе раньше, но слишком далеко зашло дело. И ты должен наконец понять.

Она придвинулась совсем близко, он сидел, завороженный блеском ее зеленых глаз.

— Он хотел меня, Питер. Говорил, какая я красавица, как он меня любит и все такое прочее…

— Когда? И что ты ему ответила?

Питер почувствовал, как его охватывает паника. Словно Грета достала из ящика стола нож и приставила к его горлу.

— Это было в такси. Когда мы возвращались домой после пикника в парке. В тот день, когда ты сам не мог с ним встретиться. Помнишь?

— И что ты сделала?

— Да ничего. А что я, по-твоему, должна была делать? Ему всего четырнадцать, мне двадцать семь. Я сказала, что он очень славный мальчуган и все такое, но так говорить и поступать ему не к лицу, это нехорошо. Что еще я могла сказать?

— Ничего. Ты правильно поступила. Он просто с ума сошел.

— Он всего лишь подросток, у которого никогда не было подружки. Думает о сексе постоянно, как все остальные мальчишки его возраста.

— Лично я не думал.

— Дело не в том. Причина, по которой я рассказываю тебе все это… Ты просто должен понять, почему он настроен против меня. Я отвергла его, и он сразу же меня возненавидел. А потом решил, что мы с тобой занимаемся любовью, и возненавидел еще больше за то, что ты отобрал меня у него. Это чистой воды ревность. А потом убили его мать, и у него возникло чувство вины из-за того, что он так хотел меня, а я была с леди Энн не в лучших отношениях. Гремучая смесь.

— Он прикасался к тебе, Грета?

Мысль о том, что руки сына, вообще чьи бы то ни было руки могли обнимать и ласкать Грету, казалась Питеру просто невыносимой. Его даже затошнило от ревности.

— Конечно, нет, Питер. Не смеши меня.

— Не хочу, чтоб тебя трогал кто-то другой.

— Никто и не трогает. Успокойся.

Она улыбнулась, протянула руку, коснулась его щеки. Алые губы Греты были приоткрыты, он видел кончик розового языка между мелкими ровными зубками.

Он взял ее руку, поцеловал. Хотел, чтоб поцелуй был нежен, но он получился голодным и страстным. И дыхание Питера вдруг участилось, стало прерывистым.

Грета поднялась, на секунду ему показалось, что она сейчас уйдет. Но ничего подобного. Вместо этого она взяла другую его руку, осторожно забрала из нее стакан с виски и прижала к груди.

Она мечтательно смотрела полузакрытыми глазами куда-то в стену, а Питер взял ее грудь в ладонь, сжал, нащупал пальцами затвердевший сосок сквозь тонкую ткань черного платья.

Она же тем временем уже нащупывала другой рукой застежку молнии на спине, скроила досадливую гримаску, потому что не получалось, но не произносила при этом ни слова. А потом вдруг завела обе его руки себе за спину, прижалась к нему всем телом и начала направлять его пальцы.

Секунду спустя он нашел застежку. Потянул вниз, и внезапно нащупал гладкую кожу на спине. Расстегнул застежку бюстгальтера, провел рукой по изящно выступающим лопаткам, затем пальцы скользнули ниже, провели по нежному углублению в середине спины, замерли у развилки, где начинались округлые ягодицы.

По мере того как рука Питера опускалась все ниже, Грета все больше запрокидывала голову. Она стояла, изогнувшись всем телом, черное платье соскользнуло на бедра. Питер зарылся лицом ей в грудь. Потом приоткрыл рот и нащупал языком твердый заостренный сосок. Он держал грудь уже обеими руками, ощупывал пальцами упругую ее округлость, словно взвешивал в ладонях.

Но Грета этим не удовольствовалась. Стянула платье с бедер, оно упало на пол, потом повлекла Питера за собой к креслу. Резким рывком притянула его к себе, он обхватил обеими руками упругие ягодицы и вошел в нее.

Чуть позже они занимались любовью уже на незастеленной постели Греты, не обращая внимания на царивший в комнате хаос. Он медленно двигался внутри ее, держа глаза открытыми, чтоб видеть эту прекрасную наготу в мельчайших подробностях. Розовые полукружья у сосков, нежную развилку между холмиками грудей, густые черные волосы на лобке.

— Я люблю тебя, Грета, — прошептал он, и она улыбнулась.

А потом рассмеялась.

— Любит — не любит, плюнет-поцелует, — бормотала она, раскачиваясь на нем, и Питер понял: пришло время выбирать. Если не сейчас, то никогда.

Всего шесть часов назад он смотрел, как тело его жены погружается в сырую могилу. И вот теперь уже второй раз за день он занимается любовью со своей личной секретаршей. Он вдруг стал противен сам себе. Ощущал запах виски в своем дыхании, пот, покрывавший все тело, и одновременно испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение. Грета оказалась прекрасней и желанней, чем он мог себе представить.

В половине второго вдруг зазвонил телефон. Всего один гудок, но его оказалось достаточно, чтоб Питер проснулся. Всю последнюю неделю спал он очень плохо. От виски развилась бессонница, стоило задремать, как он просыпался от самого тихого звука.

Он лежал на боку лицом к окну и слушал, что шепчет Грета в трубку.

— Ты знаешь, который теперь час? — сердито спросила она, а затем добавила: — Погоди. Сейчас пройду в другую комнату. Позвоню тебе оттуда.

Он почувствовал, как Грета выбралась из постели, накинула халат. Прошла в холл, зажгла там свет, затем вернулась, встала у постели и секунду-другую смотрела на него. Он лежал с закрытыми глазами и старался дышать ровно. Он сам не понимал, почему. Словно из вежливости притворялся спящим.

Но вот она вышла, притворила за собой дверь, и он тут же сед в постели. Сидел в темноте, размышляя над тем, кто мог позвонить Грете в столь поздний час. Вспомнил шантажиста, о котором она рассказывала в ночь убийства. Может, он вернулся? Хочет еще денег? Так обычно ведут себя шантажисты, им все мало. И вдруг Питер понял: теперь это не только проблема Греты. Это и его проблема тоже. Нужно сказать Грете, что она может на него рассчитывать. Он пошарил в темноте, нашел одежду, натянул брюки и рубашку. Затем прошел в холл, до двери в соседнюю комнату, остановился, взялся за ручку. По ту сторону двери слышался голос Греты, и Питер вдруг почувствовал, что подслушивать просто не вправе. Он понимал: надо вернуться обратно, в спальню, и уже отошел на шаг, но вдруг его остановили слова Греты.

— Слушай, оставил бы ты меня в покое, — сердито говорила она. Пауза, затем ее голос послышался снова и звучал уже громче: — Не смей называть меня так! Я уже не твоя Грета Роуз. Больше нет, понял? — Снова пауза, и опять ее голос: — Ты получил все, как договорились. Ясно тебе? А теперь оставь меня в покое.

Питер почувствовал себя жалким шпионом. Нет, он все же должен выяснить, что происходит. Что все это означает. Сейчас или никогда.

Отворяя дверь, он услышал ее последние слова, она собиралась положить трубку:

— У меня на тебя ровно столько, что и у тебя на меня. Советую это запомнить.

Грета вздрогнула, увидев в дверях Питера.

— Я думала, ты спишь, — пробормотала она.

— Спал. А потом услышал, как ты встала. Кто это тебе звонил? Тот самый мужчина, да?

— Да, да, он. Но больше не позвонит, обещаю.

— Почему ты так уверена?

— Да потому, что у меня есть одна вещица. От него. Заставила отдать, когда передавала ему деньги. Ты же слышал, что я только что сказала.

— И что же это за вещица?

— Не хочу тебе говорить, Питер. Тебе это знать ни к чему. Неужели недостаточно того, что я обещала? Теперь больше не будет никаких звонков.

Грета протянула к нему руки, полы халата распахнулись, обнажив тело. Но Питер остался стоять у двери. Лоб его прорезала морщинка озабоченности.

— «Я не твоя Грета Роуз». Что это означает? Я должен знать, что это означает, слышишь, Грета?

— Так ты подслушивал под дверью, Питер. Шпионил за мной, да?

Питер пропустил это обвинение мимо ушей. Ему нужен был ответ.

— Говори, что все это означает, Грета.

— Да ничего особенного. Мое полное имя — Грета Роуз. В Манчестере все меня так называли. А Роуз — имя моей бабушки. Уж не знаю, в честь кого меня назвали Гретой. Может, в честь Греты Гарбо, но знаменитостью она вроде бы была задолго до моего рождения.

Грета улыбнулась. Но Питер не удовлетворился этим ответом.

— Тогда почему ты сказала, что ты «не его» Грета Роуз?

— Да потому что не его. Ты же знаешь, я тебе рассказывала. Я ему нравилась. При последней встрече здесь он пытался ко мне приставать, но я ему не позволила.

Голова у Питера пошла кругом. Мысль о том, что какой-то незнакомец лапал его Грету, просто сводила с ума. Он был зол и в смятении, как тогда, когда она рассказала ему о шантажисте. Только теперь при виде обнаженного тела Греты, при воспоминании о том, что они совсем недавно проделывали в постели, злость и похоть только усилились.

Его реакция не укрылась от внимания Греты, и она снова воспользовалась моментом.

— А может, и стоило ему позволить. Тогда все было бы куда как проще.

— Нет! — Питер почти выкрикнул это слово. Подбежал к Грете, крепко, до боли, сжал в объятиях.

— Я не сделала этого только из-за тебя, — тихо шепнула она, одним движением плеч сбросила халат и опустилась на пол.

На этот раз он кончил почти сразу же и лежал изнеможенный, уткнувшись лицом в ее грудь. Она отодвинулась, подсунула ему под голову подушку и лежала рядом, на ковре, голая, не намереваясь прикрыть свою наготу. Лежала и смотрела в потолок загадочным и отрешенным взглядом зеленых глаз. Потом начала поглаживать густые темные волосы своего любовника, и на алых ее губах заиграла улыбка.