Когда он вернулся из полицейского участка, в кабинете его ждали Оукли и Сивелла. Он опоздал на пятнадцать минут. Сивелла распекал по телефону какого-то своего клиента, певца. Сивелле не нравилась песня, которую тот хотел включить в свой новый альбом.

– Поговорим об этом позже, – сказал он, увидев Гриффина, и повесил трубку. – Гриффин, чем я провинился в своей прошлой жизни, что заслужил работать с певцами? Кем я был? Монстром? Потрясающий талант и полное отсутствие вкуса.

– Снова говоришь о себе? – сказал Том Оукли.

– Англичане самые противные люди на свете, – сказал Сивелла. – Даже на уровне простой человеческой беседы они самые противные.

Гриффин не стал делать вид, что хочет продолжать в подобном духе.

– Поработали над сюжетом?

Сивелла откинулся на спинку кресла:

– Когда мы расскажем тебе сюжет, ты готов принять решение в течение восемнадцати часов?

Гриффин понял, что, если он не подпишет договор, они пойдут на другую студию.

– Почему не двадцать четыре часа?

– Потому что у тебя будет время до пяти часов завтрашнего дня, а я не хочу терять весь день. У меня назначены встречи на двух других студиях. Мы думаем, идея хороша, мы думаем, ее можно реализовать, если не здесь, то где-то еще, а ты просил нас никуда пока не обращаться. Так что мы хотим услышать ответ в течение восемнадцати часов.

– А если мне потребуется три дня, чтобы сказать «да»?

– Тогда – прости-прощай.

– А если на других студиях вам дадут от ворот поворот? А я по-прежнему буду заинтересован? Тогда я скажу нашему коммерческому отделу, чтобы вы умерили аппетит.

– Ты только что слышал, как я орал на человека, который в прошлом году заработал пять миллионов, а я получаю двадцать процентов. Кстати, это не самый крупный из моих клиентов.

– Да, но ты никогда еще не продюсировал фильма. Поэтому, сколько ты заработал, не имеет значения. Ты хочешь снять этот фильм, и ты хочешь денег.

– Я продюсировал три фильма.

– Ты собрал саундтреки к трем фильмам и заслужил гордое звание исполнительного продюсера. Я что, против? Я вам сказал, что идея мне понравилась, когда вы изложили ее в «Поло-Лаунж», и пока я мнения не изменил. Хорошо, я дам ответ до одиннадцати завтра.

Гриффин знал, что согласится. Он хотел передать проект Ларри Леви. Сивелла и Оукли – который хранил молчание и, возможно, был расстроен, а то и зол на продюсера за то, что тот ставил под угрозу контракт, который был ему нужен, не из-за самого фильма, а из-за денег, – не могли вытянуть «Habeas Corpus», но идея была хороша. Кто-нибудь обязательно за нее ухватится. Камера смертников, красивая женщина борется за свою жизнь, районный прокурор со сверхзадачей, дебаты по поводу смертной казни, и все это на фоне загадочного убийства. Такой проект должен привлечь кинозвезд. Бесспорно, идея принадлежит Сивелле и Оукли, но они не справятся с проектом. Нужен кто-то, кто уже имеет опыт работы с трудным материалом. Если убедить Ларри Леви, что «Habeas Corpus» встанет в один ряд с «Жаром тела», «Зазубренным лезвием» и «Роковым влечением», он захочет его курировать, но спасует перед Сивеллой, который с ним никогда не сработается. Сивелла будет указывать Леви, как должен развиваться сюжет, и никогда не выжмет первоклассного сюжета из Оукли, который выглядит слишком утомленным для этой работы.

– Я хочу познакомить вас кое с кем, – сказал Гриффин. – С Ларри Леви, он недавно на студии. Слышали о нем?

– Я с ним пару раз встречался, – сказал Сивелла. Оукли слышал его имя.

Гриффин попросил Джан связаться с Ларри. Она вошла в кабинет через десять секунд.

– Его нет на месте. Он только что уехал к врачу. Гриффин подумал, не к психоаналитику ли.

– Так он в машине. Прекрасно. У вас есть номер телефона?

– Я вас соединю, – сказала она.

Гриффин включил громкую связь.

– Он на линии, – сказала Джан.

– Привет, – сказал Леви.

– Привет, Ларри, – сказал Гриффин. – У тебя есть несколько минут?

– Минут десять есть. У меня встреча в «Си-эй-эй», я сейчас туда еду.

Итак, это психоаналитик. Гриффин обрадовался, что Леви сказал неправду. Оукли и Сивелла не слышали, что он уехал к врачу.

– Ларри, я хочу, чтобы ты послушал одну идею. У меня в кабинете Энди Сивелла и Том Оукли. Это хорошая идея.

– Добро пожаловать в современный мир, – сказал Леви. – Естественно, включена громкая связь?

– Да, Ларри, ты угадал.

– Привет, Ларри, это Энди Сивелла.

– А это Том Оукли.

– Какие новости?

Оукли умел представлять идеи.

Если бы он продавал собор, он не стал бы говорить о размерах и высоте, размеры он бы упомянул вскользь, полагая, что кардиналу, перед которым он выступает, хорошо известно, что размеры здания были козырной картой, с которой начали бы другие, обычные архитекторы. Он бы глубоко вздохнул и сказал: «Но главное – это двери». Потом он стал бы рассказывать о свете и что увидит человек, когда впервые войдет в собор. Он остановился бы на окнах-розетках, может быть, описал бы неф и сказал бы, где он расположит купели, а потом бы сел. Оукли, воодушевлявшегося, когда начинал говорить, не смущал тот факт, что он рассказывает сюжет телефону, стоящему на столе. Он понимал, что это бизнес, а в бизнесе необходимо экономить энергию для финальной стадии, а именно подписания контракта. Гриффин не знал, можно ли считать это проявление достоинства знаком того, что Оукли наладит хорошие отношения с Леви и представит сценарий, который понравится Левисону. В таком случае Гриффин протягивал Леви пистолет с разрешением на собственное убийство. Оукли рассказал хорошую историю о человеке, который верил в правосудие, но теперь сомневается, что закон одинаков для всех, что богатые тоже могут оказаться на электрическом стуле. Он рассказал хорошую историю о неудачном браке, и, когда дошел до пропавшего тела мужа, Леви перебил его, сказав, что у него по спине побежали мурашки. Гриффин подумал, что было бы лучше, если бы он ничего не сказал. Если Сивелла будет уверен, что студия заинтересована в проекте, с ним будет труднее договориться. Оукли сразу перешел к финалу, описав женщину в газовой камере и мужчину, который врывается в здание тюрьмы, чтобы спасти ее жизнь.

Сивелла гордо улыбнулся Гриффину, а Оукли продолжил. Конечно, сюжет еще сырой. Архитектор все еще расписывал окна, не сказав ничего об опорах, поддерживающих стены, в которых будут располагаться окна. Тем не менее кардинал попался на крючок. Только позже он осознает, что необходимо спроектировать контрфорсы и что если окна в конце концов и освятят, службу будет вести совсем другой кардинал, в совсем другой жизни. В сюжете Оукли по-прежнему не хватало контрфорсов. Но окна были очень привлекательными.

– Гриффин, отключите громкую связь.

Сивелла похлопал Оукли по руке. Гриффин и сам бы не отказался от такого дружеского жеста. Он взял телефонную трубку.

– Когда вы вернетесь в офис? – спросил он Леви.

– Около шести. До скольки вы будете на работе?

– Я вас дождусь.

– Кто-нибудь еще в курсе?

– Нет.

– Идея хорошая. Вы сами это знаете.

– Гм-м-м.

– Мы должны дать ответ сейчас. Завтра будет поздно. Они наверняка договорились о встречах на других студиях.

– Гм-м-м.

– Увидимся, когда я вернусь.

– Если мне потребуется поговорить с вами, с кем у вас встреча?

– Что?

– Встреча в «Си-эй-эй».

– Вам это не потребуется.

Гриффин повесил трубку. Леви думал, что проявил крутизну, отказавшись отвечать на вопрос. Он был жалок.

– Ну, – сказал Сивелла, – он сказал «да».

– Не открывайте шампанское, пока не дам сигнала.

– До завтрашнего утра?

– Как обещал.

– Я не понял, – сказал Оукли, – мы получили «добро»?

– Да, – сказал импресарио.

Все трое медленно направлялись к выходу.

– Еще нет, – сказал Гриффин. – Но шансы неплохие.

Гриффин смотрел, как Сивелла и Оукли прошли мимо стола Джан, не обращая на нее внимания. Они вышли в коридор и остановились у фотографии Гленна Форда в вестерне. Оукли постучал по фотографии костяшками пальцев. Наверное, на счастье, подумал Гриффин. Сивелла по-дружески обнял его за плечи. Гриффин слышал, как Сивелла сказал:

– Ты прекрасно справился. Ситуация была трудной. Ты молодчина.

Потом они исчезли из виду.

– Вы дали «добро», да? – спросила Джан.

– Возможно.

– Идея стоящая?

– Думаю, да. Хорошая идея. Да.

– Сомнения покупателя?

– Может быть, немного.

Он говорил правду. Он испытывал подобные чувства всякий раз, когда что-то покупал. Правильный ли он сделал выбор? Он не думал в этот момент ни о Ларри Леви, ни об Авторе, ни о полиции Пасадены. Его это успокоило. Это была естественная реакция. Любой в его положении чувствовал бы тревогу перед тем, как взяться за новый проект, даже человек, не совершивший убийства. Он вернулся к себе в кабинет.

Бонни Шероу позвонила из Нью-Йорка.

– Извини, Гриффин, мы должны были пойти сегодня вечером в Дом кино, но мне отсюда не выбраться. Я рассчитывала на самолет компании, но на нем не оказалось ни одного свободного места.

– Книгу заполучила?

– Узнаем завтра.

– Сейчас это самое важное.

– Да, но ужин. Я так хотела тебя видеть.

– Работа превыше удовольствия. – Он и сам не знал, зачем он это сказал.

– Знаю, знаю. – Она верила в это и пыталась жить по этому принципу.

– Где ты остановилась?

– В «Эссекс-Хаузе». А что?

– Не спрашивай.

– До скорой встречи.

– Надеюсь, так и будет.

Она повесила трубку. Сначала он позвонил в цветочный магазин, где сказали, что немедленно доставят семидесятидолларовый букет в номер Бонни в Нью-Йорк. Там был уже восьмой час, и ему пришлось заплатить лишние тридцать долларов за сверхурочный заказ. Итого сто долларов. Он записал их на счет компании.

Потом он позвонил Джун Меркатор, чтобы пригласить ее на бал.

– Когда? – спросила она.

– Сегодня. В восемь часов.

– Но это через три часа.

– Я знаю, я знаю.

– Ваша подруга не смогла прийти?

– Она в Нью-Йорке.

– Вы скажете ей, что пригласили меня?

– Она узнает.

– Это такое мероприятие, когда компания платит за столик, и мы будем сидеть вместе с людьми, с которыми вы работаете?

– Что-то в этом роде.

– Как вы меня представите?

– Я скажу: «Это Джун Меркатор».

– Вы за мной заедете?

Она дала свой адрес. Голливуд-Хиллз, Аутпост. Адрес был знакомым, в том же квартале раньше жил Левисон, до того как переехал в Брентвуд. Там были красивые дома, с задних дворов открывался вид на город. Стоимостью в полмиллиона долларов, не меньше. Он снова удивился, как Кахане мог себе это позволить. Кахане повезло, что ему встретилась такая женщина. Ее можно было назвать холодной, но это было бы неточно. Спокойная – вот верное слово. Она все еще носила траур? Действительно ли она оплакивала Кахане? Может быть, Гриффин избавил ее от тяжести разрыва? Может быть, она ненавидела Кахане и теперь полюбила Гриффина за все то, чего не хватало ее бывшему любовнику? Дом, наверно, ее, подумал Гриффин. Если бы это был дом Кахане, она бы наверняка думала, куда ей переехать. В конце концов, они не были женаты, и дом должен был перейти к семье, если только он не оставил завещания. Интересно, оставил он завещание? Надо написать завещание, подумал Гриффин. У меня собственный дом, а завещания нет. А может быть, они оба владели домом. Вероятно, он принадлежал ей. Ларри Леви вернулся от врача. Он позвонил Гриффину в офис.

– Оукли справится? – спросил он.

– Думаю, да, – сказал Гриффин.

– Вы с ним раньше работали?

– Нет.

– Я навел справки. Похоже, он ничего.

– Хорошо. Я скажу Левисону.

– Мы ему вместе скажем.

Левисон говорил по телефону, когда Силия пригласила их пройти в кабинет. Похоже, он разговаривал с женой. Закончив, он посмотрел на Леви, ожидая объяснений.

– Гриффин попросил меня выслушать идею Тома Оукли и Энди Сивеллы.

Хорошо, подумал Гриффин. Он уже берет на себя ответственность за этот проект.

– Только не Том Оукли, – сказал Левисон. – Когда-то он подавал большие надежды, но сейчас становится халтурщиком.

– Я ждал, что вы так скажете, но идея действительно неплохая, и поэтому я попросил Ларри ее выслушать.

– Хорошая идея, – сказал Леви. – Очень хорошая.

– Расскажите, – сказал Левисон.

– Дастин Хоффман отправляет Кэтлин Тернер в газовую камеру, но, узнав, что она невиновна, врывается в тюрьму, чтобы спасти ей жизнь.

Леви переплюнул Оукли, подумал Гриффин, он пересказал идею в двадцати пяти словах.

Левисон долго молчал.

– Они трахаются?

– До этого мы еще доберемся, – сказал Леви.

– И Том Оукли хочет писать этот сценарий? Как он называется?

– «Habeas Corpus», – сказал Гриффин.

– Он дорого будет нам стоить?

– Он думает, да, – сказал Леви, – но мы умерим его аппетит.

– Сотня за первый вариант, включая две переделки.

– А вместе с постановкой? – спросил Гриффин.

– Сколько угодно. Двести пятьдесят, триста пятьдесят. И, Ларри, я думаю, с ними должны работать вы. Ты согласен, Гриффин? Они не будут возражать?

– Не знаю, может и будут.

– Сначала заключите контракт.

– Отлично, – сказал Гриффин. – Позвольте мне сообщить им хорошую новость.

Когда они шли по коридору, Леви сказал Гриффину, что ему неловко отбирать у него проект.

– Ничего, – сказал Гриффин, – не переживайте. Если фильм получится, нам всем перепадет внимания.

Было шесть тридцать. Он позвонил в отель «Беверли-Хиллз». Сивелла вышел. Он хотел оставить сообщение из одного слова «да», потом передумал. Сейчас было не время рисоваться. «Попросите его связаться с Гриффином Миллом». Он мог бы послать шампанского, чтобы продемонстрировать свое великодушие. Оукли обрадуется и, возможно, немного испугается ответственности. Сивелла будет ликовать. Гриффину стало жаль, что он не сможет разделить с ними радость.

Пора было ехать за Джун Меркатор. Смокинг висел в шкафу. В конце коридора была душевая. Утром он выбрился с особой тщательностью. Ему нравилось носить смокинг, хотя он никому в этом не признался бы. Возможно, другие чувствовали то же самое. Он знал, что выглядит неотразимо.