ПЕРВАЯ НАВИГАЦИЯ С 21 ИЮНЯ 1900 г. ПО 30 СЕНТЯБРЯ 1900 г.

Четверг 21 июня 1900 г. Кронштадт, борт «Зари», 11 часов вечера. Сегодня в 2 часа пополудни мы снялись с якоря в Петербурге у семнадцатой линии на Неве, где стояли у набережной 22 дня. Многие глубоко запечатлевшиеся в памяти образы и нахлынувшие за последние недели воспоминания так нагромоздились друг на друга, что мне не удается еще привести в ясность свои впечатления. Во всяком случае достоверно то, что положено начало экспедиции, которой я так долго добивался. Начало ли? Правильное ли это слово? Когда же именно было положено начало? Было ли это в 1886 г., когда я видел Землю Санникова, было ли это в 1893 г., когда, находясь на Новосибирских островах, я мысленно представил себе возможность достигнуть с острова Котельного Земли Санникова быстрым переходом на собачьих нартах? Было ли это после опубликования моего плана в 1896 г. или же начало было положено, когда я прошлой весной передал президенту Академии наук свой отчет о плавании на «Ермаке»? Что считать началом? Как бы то ни было, фактически экспедиция началась сегодня, 21 июня 1900 г., в теплый ясный летний день, когда мы снялись с якоря и капитан Коломейцев вывел с большим мастерством «Зарю» без помощи буксира из устья Невы мимо множества судов и когда мы взяли курс на Кронштадт. Из наших глаз мало-помалу исчезали друзья, собравшиеся на набережной и на окружавших «Зарю» пароходах и лодках. Они долго еще посылали нам вслед прощальные приветствия и кричали «ура».

И вот мы опять в Кронштадте. Завтра погрузим уголь, примем хронометры, пассажный инструмент, взрывчатые вещества и остальное снаряжение. Насколько изменился внешний вид «Зари» по сравнению с 15 мая, когда здесь на рейде мы впервые бросили якорь!

Суббота 23 июня, 11 часов утра. Кронштадт, борт «Зари». Вчера дополнительно к имевшимся запасам угля приняли еще 68 т английского угля со складов Морского министерства. Сегодня получили остальную часть астрономического оборудования, 12 хронометров, которые с разрешения морского министра были нам переданы директором Кронштадтской обсерватории В. Фусом, и ручной пассажный инструмент Эртеля. Семья Фус оказала мне помощь при закупке библиотеки (русской литературы, театральных пьес для команды и т. д.). Часть книг для экспедиции была подарена.

Сегодня мне пришлось три раза пообедать: на «Заре» в половине первого, у Фуса в три часа и у Макаровых в семь часов вечера, и, тем не менее, как ни удивительно, я остался здоров! Встреча с Макаровым была сердечная. В своем тосте он сказал, между прочим, что по своему характеру я склонен использовать «свое положение в качестве буфера» между офицерами и учеными!

Послал телеграмму президенту Академии наук следующего содержания: «21-го в 2 часа мы снялись в Петербурге с якоря, вчера погрузили 68 т угля, сегодня получаем хронометры и различные инструменты. В 2 часа выходим в море, завтра вечером будем в Наргене, чтобы через Гельсингфорс, Стокгольм и Христианию поспешить в Берген, куда «Заря» прибывает без остановок 2 июля. Толль».

В половине второго на борт «Зари» прибыл адмирал Макаров проводить нас. «Заря» прошла мимо стоявших на рейде судов, с которых матросы, поднявшись на ванты, кричали прощальное «ура». На адмиральском судне играла музыка. Погода была великолепная. На большом рейде Макаров, а также родственники некоторых членов экспедиции сердечно распрощались с нами.

Воскресенье 24 июня. На борту «Зари», между Гогландом и Ревелем. Сегодня в 7 часов мы прошли Гогланд при прекрасной погоде и хорошей видимости; в 5 часов вечера должны быть у Наргена. В 9 часов старший машинист Огрин сообщил, что основной трубопровод не в порядке и машина должна быть выключена на три часа.

Подняв паруса, мы шли сначала со скоростью менее одного узла. После полудня ветер несколько посвежел, так что к 5 часам делали уже более трех узлов. Пара до сих пор еще нет. Хорошо если будем у Наргена в полночь.

Воскресенье 22 июля. На борту «Зари» между Гаммерфестом и Нордкапом. Заношу кратко ход событий. 26 июня я оставил «Зарю» в Ревельской гавани и проехал через Гельсингфорс, Стокгольм и Христианию в Берген. В Христиании я получил от профессора Ф. Нансена много ценных указаний и советов. Кроме того, он согласился взять на себя выполнение нескольких поручений, которые были переданы из Христиании в Тромсё. Все заказы поступили своевременно.

Прибыв 3 июля почтовым пароходом в Берген, я увидел нашу прекрасную яхту в гавани. «Заря» быстро завершила плавание из Ревеля при благоприятном ветре.

Берген был тем пунктом, куда направлялись все инструменты и предметы снаряжения, выписанные из-за границы для экспедиции. Из Лондона поступил лот Лукаса и инклинатор, из Стокгольма — батометры, изготовленные под личным наблюдением профессора Петерсона и д-ра Хамберга. Здесь я принял наряду с другим снаряжением лыжи и сани, заказанные в Христиании по образцам Нансена, а также канадские лыжи, присланные непосредственно из Монреаля.

Из Бергена вышли 7 июля под парусами и 14-го прибыли в Тромсё. Здесь нас должен был нагнать груз в 10 т брикетного угля, заказанного в Ньюкасле. В случае гибели «Зари» во льдах этот уголь может послужить строительным материалом для сооружения жилья. Но пароход, на который в Бергене грузился уголь, запоздал, ввиду чего я был вынужден задержаться здесь вместо трех дней на целую неделю. В Тромсё мы взяли на борт, кроме всего прочего, ранее заказанный корм для собак — 1500 пудов сушеной рыбы и дополнительно 50 т угля. Вчера покинули Тромсё; до Нордкапа остается еще около 45 миль.

Понедельник 23 июля, 11 часов утра. На борту «Зари», между Варде и Екатерининской гаванью. В 4 часа утра миновали Нордкап. Он был скрыт туманом и не казался особенно величественным; в 9 часов, когда туман рассеялся, прошли своеобразный по своей красоте мыс Нордкин. От Тромсё до Нордкапа за сутки сделали 172 мили.

В 10 часов вечера стал виден Варде. До Екатерининской гавани оставалось 96 миль. Накануне море было неспокойно, и «Зарю» немало качало. Повар Фома тяжело болел, но тем не менее выполнял свои обязанности. Бируля и Коломейцев также внесли Нептуну свою лепту. У меня последствия качки сказались вялостью и необычайной пассивностью.

После того как мы оставили за собой северную оконечность Европы, ландшафт морского побережья изменился. Характерные горы Норвегии с их гротесковыми зубцами уступили место плато. Пересекаем Варангерфиорд и находимся снова в России, у северных берегов которой нам предстоит отныне провести от двух до икс лет.

Вторник 24 июля. Екатерининская гавань. Около часу дня зашли в гавань Александровска-на-Мурмане — Екатерининскую гавань. Здесь стоял на якоре под флагом Невского яхт-клуба, под которым шли и мы, «Андрей Первозванный», судно научно-промысловой экспедиции под начальством Н. М. Книповича. Книпович пригласил нас совершить рейс в Ура-губу для ознакомления с работами на борту «Андрея Первозванного». Получили телеграммы и письма.

Среда 25 июля. Ночью совершили интересный и поучительный рейс в Ура-губу. В 6 часов вечера были приглашены Книповичем и участниками его экспедиции на обед. Это был последний обед, которым нас чествовали. После него я отправился с Книповичем и его женой осмотреть этот маленький и довольно пустынный городок. В нем имеется лишь несколько недавно построенных жилых домов для чиновников, церковь и еще несколько зданий. По своему положению и общему виду он напоминает города Финляндии, недостает только растительности. Когда мы спускались к пристани по прекрасному шоссе, нам повстречался Евстифеев, мой лучший матрос, недавно перезимовавший на Новой Земле. Евстифеев шел со своей женой и двумя детьми. Он нес покупки, приобретенные на литературный заработок за подготовленные им к печати былины. Жена Евстифеева приехала сюда с обоими детьми, чтобы попрощаться с мужем.

Бункеровка угля. Плохие рабочие. Задержка!

Четверг 26 июля. До обеда писал письма, послал в Архангельск телеграфный запрос о местонахождении «Пахтусова». После обеда пошел ненадолго в горы. Дул резкий северо-восточный ветер и нагнал туман. Осмотрел фирновый снег и фирновый лед, которым действительно свойственно типичное зернистое строение, как это описано Эмденом. Чай пить зашел к Книповичу, где встретил Бирулю.

Мы лишились здесь, в г. Александровске, не только одного матроса, которого пришлось уволить за непристойное поведение, но, к сожалению, и второго, заболевшего в Тромсё.

Северо-северо-западный ветер и дождь.

Сегодня произвел расчет с Тронтгеймом, доставившим мне из Западной Сибири 40 остяцких собак, и уплатил ему оставшуюся сумму 400 рублей. 1600 рублей были мною уплачены раньше. Помимо этих западносибирских собак, я получил еще 20 восточносибирских, которых мне доставили унтер-офицер Якутского пешего казачьего полка Расторгуев, мой испытанный спутник в экспедиции 1893 г., и устьянский житель Петр Стрижев.

Невзирая -на огромное расстояние от Усть-Янска через Верхоянск, Якутск, Иркутск, Москву, Архангельск, когда во время трехмесячного пути собаки ехали частью на оленьих нартах, частью на почтовых лошадях, на санях и телегах и наконец по железной дороге в самую жару, они все прибыли в отличном состоянии, что чрезвычайно важно для экспедиции. Помимо большой заботы, проявленной обоими проводниками, причина удачи этого дела лежит в помощи, оказанной в пути многими должностными лицами.

Воскресенье 29 июля. На борту «Зари», в Екатерининской гавани. Почтовый пароход «Николай» доставил нам из Архангельска последнюю почту, письма и посылки с родины, также заказанное позднее снаряжение, последние газеты и рождественские подарки. Эти подарки вместе со взятыми из Петербурга, Дерпта и Ревеля и уже находящимися на борту заняли немало места.

Сданная нами в Александровске обширная корреспонденция доставила местному почтовому чиновнику непривычно много хлопот.

Среди сообщений из Архангельска оказалось одно мало ободряющее: шхуна, нанятая для доставки в Югорский Шар, а если окажется возможным, то и дальше, отпущенного нам Морским министерством угля, тщетно пыталась достигнуть в середине июля острова Вайгача. Получив во льдах повреждение, она была вынуждена вернуться в Архангельск. Авария не могла быть значительной, так как 2 августа по предложению губернатора шхуна должна вновь выйти к месту назначения— мысу Гребень. Надеюсь при благоприятных условиях ее там встретить.

Вторник 31 июля. На борту «Зари», около 20 морских миль к востоку от острова Кильдина. В 5 часов пополудни мы смогли наконец сняться с якоря в Екатерининской гавани. Для меня наступает теперь время сосредоточиться в мыслях, чтобы быть готовым встретить всякие неожиданности, неизбежные на трудном пути экспедиции.

В 11 часов ночи Коломейцев доложил, что в машинном отделении в двух местах показалась течь и вода пробивается небольшой струйкой. Это меня не удивляет, так как мы сильно перегружены и сидим на один фут глубже, чем полагается, именно на 18 ф. 6 д. вместо 17 ф. 6 д. Какое это будет иметь значение в дальнейшем — покажет будущее.

Сегодня мы в первый раз спали под «музыку», так как отныне на борту находятся собаки. «Мои» собаки, т. е. восточносибирские, кротки и спокойны, в противоположность тронтгеймовским, которые досаждают своим лаем. Буду надеяться, что крыша лаборатории не обрушится под тяжестью собак.

Среда 1 август. На борту «Зари», севернее острова Колгуева. Проложили курс к северу от северной оконечности Колгуева и идем прямо на остров Вайгач. Несмотря на большую перегрузку, делаем пять узлов: сегодня южный ветер, подняты кливера. Перегрузка крыши лаборатории сказалась течью; течет также по стенам. Если нас настигнет шторм, лаборатория может сильно пострадать.

11 часов пополудни. Держим курс на Вайгач. Ветер свежий, юго-восточный; подняли паруса, делаем 6—7 узлов. От 3 до 4>/2 часов провели первую гидрологическую станцию.

Сегодня я отправился с доктором в трюм. По узкому проходу туда можно проползти между досками только на коленях или на животе, что доктор и сделал. Добравшись до бочки с маслом, он достал порцию для выдачи повару. С фонарем и маслом в руках мы с доктором поползли обратно. В трюме тепло и сухо. Течь в машинном отделении ликвидирована. Вода в нем стоит всего на 16 дюймов; так как мы сидим глубоко, то при волнении вода проникает с наветренной стороны, т. е. с правого борта, через шпигат в кладовую заднего трюма и в лабораторию.

Четверг 2 августа. На борту «Зари», перед островом Колгуевым. Солнце, слабый восточно-юго-восточный ветер, ход «Зари» несколько замедлился. Мы еще в пределах Гольфстрима. Вчера температура воды была на поверхности 5°, а сегодня 6°. Между 5 и 7 1/2 часами провели вторую станцию, кроме гидрологической, также зоологическую. для первой пробы дело шло довольно хорошо.

Туманы учащаются, но температура поверхностной воды не упала. Термометр показывал:

на глубине 83 м (на дне) . . . . - 1,5°

на глубине 27 м . . . . . . . . . . + 2,0°

на глубине 10 м . . . . . . . . . + 5,9°

и на поверхности . . . . . . . . . . . + 6 ,0 °.

К сожалению, оборудование лаборатории не используется по назначению: моя лаборатория служит теперь попросту коридором, так что мне лишь изредка удается работать. Невозможно попасть в зоологическую лабораторию, также пройти на корму, минуя мою лабораторию, так как наружный ход полностью загроможден рыбой, досками, каяками, санями и т. д.

Пятница 3 августа. Борт «Зари». Сегодня утром около 4 часов увидели остров Колгуев. Свежий норд-ост! Температура воздуха +6,5°, воды +6,3°. (Против ветра делаем только 4,7 узла. В 12 часов оставалось 210 миль до острова Вайгача.

Помимо северного ветра, температура воздуха и воды говорила о близости Карского моря. Сегодня при сильной зыби удачно выполнили станцию. Из-за встречного восточно-северо-восточного ветра делаем только 2 узла, вследствие чего пришлось повернуть к Гусиной Земле, чтобы оттуда пройти вдоль берега к Вайгачу. Теперь можем поднять паруса и идти со скоростью 7 узлов. Этот маневр был предпринят в 5 часов 30 минут, но он не оправдал себя, так как до 10 часов вечера мы ничего не выиграли. Усилившийся до 12 м/сек ветер повернул на восток. Он нас так далеко относит и так нам противодействует, что мы делаем теперь только 4 узла, да и притом наш контргалс не удается. Ввиду этого я склонен укрыться за остров Колгуев, куда мы можем идти под всеми парусами со скоростью б—7 узлов, не расходуя угля, и 80 морских миль покроем за 12 часов. Терпение! Всякое начало трудно! Еще неизвестно, сколько времени потеряем, прежде чем придем в Карское море.

К сожалению, уже теперь вполне ясно: угольную шхуну мы не можем больше ждать, так как по сравнению с нами ее ход будет еще более замедлен сильным встречным ветром. При таких обстоятельствах шхуна должна прибыть к мысу Гребень значительно -позже нас. Потеря времени в ожидании ее может оказаться для нас роковой. Итак, приступая к ледовому плаванию, мы лишены возможности пополнить свой запас угля в 300 т, который мы имели на борту, покидая Александровск-на-Мурмане.

Суббота 4 августа. На борту «Зари», перед островом Колгуевым. Сегодня выяснилось, что и со второй попыткой сберечь уголь нам не посчастливилось. Мы шли под парусами при остановленной машине со скоростью около 3—4 узлов, так как ветер ослабел до 8 м; поэтому я распорядился взять курс снова на Вайгач.

На Колгуеве довольно высокие берега, приблизительно такие, как у Новосибирских островов. Склоны покрыты снегом. По данным Морозова, высота берега достигает 40—45 метров. За последнюю вахту, от 12 до 4 часов, мы прошли 11 миль при затихшем до б м восточно-северо-восточном ветре, следовательно делали менее 3 узлов. Если так пойдет и дальше, то в Югорском Шаре будем через три дня.

Сегодня 4 недели, как мы покинули Берген!

Вода, которая накануне была чисто синего цвета, как воды Гольфстрима, сегодня утром у Колгуева стала зеленой, но сейчас, в 4 часа, приобрела опять синеватый оттенок.

Будь в добрый час сказано, качка до сих пор на мне не отзывается, между тем как Бируля, Зееберг и доктор страдают более или менее тяжело. Кроме того, доктор в течение нескольких дней не совсем здоров. У нас, начиная с Тромсё, есть еще пациент в лице матроса Железнякова и с сегодняшнего дня в лице боцмана Бегичева. Первый продолжает выполнять своя обязанности, в то время как боцман лежит. Надеюсь, его недомогание пройдет без серьезных последствий.

Наш гидрограф Колчак прекрасный специалист, преданный интересам экспедиции. Руководство драгированием он также взял на себя. Бируля тоже прекрасный работник, кроме того, он располагает к себе благородством своего характера. Насколько могу, пытаюсь помогать обоим в их работе и вообще стараюсь быть «первым слугой своего штата».

Воскресенье 5 августа. На борту, вблизи Колгуева. Во время ночной вахты ветер посвежел и теперь в 12 часов норд-ост достигает 11 м, вследствие чего наш ход замедлился на 2 узла. За последние сутки мы приблизились к цели на 65 морских миль. Сегодня у нас чисто зеленая вода — близость Печоры! Уменьшилась и глубина до 42 м. Все же температура воздуха и воды довольно высокая, выше + 7 °.

Понедельник 6 августа. На борту, между Колгуевым и Вайгачем. Идем так же медленно — около 3 узлов. Ветер дует с неизменной порывистостью с северо-востока. Сегодня погода лучше, небо прояснилось и волнение несколько стихло. Вчера набегавшие огромные волны заливали сплошными потоками палубу, вода проникла в помещение команды и залила кают-компанию. Сегодня в 8 часов утра температура воздуха +7,8°. Накануне при боковой качке «Заря» подверглась изрядным килевым ударам, но отлично их выдержала. Несмотря на перегрузку, течь при боковой качке не усилилась. Завтра вечером мы можем быть у Югорского Шара. Будет ли пролив забит льдами?.

2 часа дня. После полудня ветер ослабел до 7 м. Солнце «улыбается», и все страдавшие морской болезнью повеселели. Наш ход ускорился до 4 узлов, следовательно, завтра в полдень, сможем быть у мыса Гребень.

Вторник 7 августа. На борту «Зари». Вход в Югорский Шар. Ночью в 3 часа при прекрасном красновато-золотистом солнечном сиянии прошли остров Матвеева — пустынный, низкий, одиноко лежащий, высотой 9— 12 м, по-видимому это только отмель. Он не вызвал у меня желания совершить экскурсию, и я лег на койку. Коломейцев предполагает определить здесь девиацию. В половине девятого утра, сойдя, как обычно, с вахты, он сообщил, что у берегов Вайгача льды и что температура воды внезапно снизилась до 4°. Я быстро взбежал наверх и увидел прекрасную картину — зеркальная поверхность моря, легкий восточный бриз; несколько полос плавучего льда, которые благодаря преломлению лучей принимали самые причудливые образы. Вход в Югорский Шар и сам пролив, насколько можно было видеть, были совершенно свободны от льда. Только на юге в Бельковской губе сверкал лед. На северо-востоке никаких признаков льда. Ясно виден мыс Гребень и на нем знак — высокая пирамида.

Группа участников экспедиции. Стоят (слева направо): Матисен, Бируля, Зееберг; сидят (слева направо): Колчак, Коломейцев, Толль, Вальтер

„Заря“ в Норвегии

Гидрологические работы. Колчак у батометра Тимченко

Лаборатория на "Заре" с гидрологической аппаратурой

Придется остановиться на сутки в Югорском Шаре, так как котел, или, вернее, топки подлежат чистке. Этот день решили посвятить экскурсии, а завтра пойдем дальше.

Без четверти 12 ночи. На борту, в Карском море. Мы уже 4 часа идем в Карском море! Погода представлялась мне настолько заманчивой для дальнейшего плавания, что я переговорил с Коломейцевым, нельзя ли с таким же успехом произвести чистку котлов позднее? Для этой цели решили зайти в бухту Диксон и взяли курс на Никольское, где я предполагал задержаться на несколько часов, чтобы получить свежую оленину и, главное, изучить в береговых обнажениях обнаруженную Нансеном силлурийскую фауну.

Пройдя несколько миль, мы увидели в следующей бухте к востоку от мыса Гребень, в бухте Варнека, пароход «Пахтусов». Я велел дать сигнал, что мы хотим установить с ним связь и надеемся, что он пришлет за нами шлюпку. Но, так как этого не случилось, мы подошли к «Пахтусову» сами, я и Коломейцев поднялись к нему на борт. Нас тепло встретили старые знакомые — Вилькицкий и другие. О Карском море они не могли нам ничего сообщить, так как «Пахтусов» пришел накануне с Печоры. Все же выяснилось, что Югорский Шар свободен от льдов и что этот год, очевидно, более благоприятен, чем истекший, когда невозможно было проникнуть в пролив. Я составил в этом смысле телеграммы президенту Академии и академику Шмидту и передал их вместе с последними письмами на родину капитану «Пахтусова». По счастливой случайности, как раз послезавтра в Никольское приходит пароход из Архангельска, который сможет принять нашу почту. С «Пахтусова» получили поправки хронометров, но, к сожалению, не достали угля.

Я оставил указание шкиперу угольной шхуны выгрузить уголь у мыса Гребень. Такой склад, в случае если бы ледовые условия в Карском море вынудили нас повернуть обратно, дал бы нам возможность пополнить свои угольные запасы. Персонал «Пахтусова» проводил нас на «Зарю» и после часа краткой беседы и осмотра нашего оборудования мы сердечно распростились, прокричав, вместе со стоявшими на вантах матросами, «ура», когда отплывали наши последние гости.

Пока мы были на «Пахтусове», доктор и Бируля совершили на каяке маленькую экскурсию на берег. Они вернулись домой с вальдшнепом и прекрасным букетом цветов, украшающим сейчас наш стол в кают-компании. Букет состоит из синюхи (Polem onhim ), незабудок (M yosotis), гречихи (Polygonum ), Мытника (Pedicularis), лютиков (Ranunculus), крупных маков красивой окраски и некоторых подлинно арктических растений, с куропаточкой травой (Dryas octopetala) в том числе. Я обрадовался последней, так как она напомнила мне мою родину — Курляндию, где я нашел на берегах Балтики в послеледниковых пластах нивянку прекрасной сохранности.

К обеду у нас была великолепная рыба — омуль, которую гидрограф сторговал у ненцев, когда они подошли на веслах к борту «Зари».

Погода и ледовая обстановка были прекрасны: легкий ЮЗ бриз и немного битого льда. Я решил попытаться выйти сегодня же в Карское море. В 5 часов снялись с якоря, в 6 часов прошли Никольское, которое было укутано туманом и своими неясными очертаниями давало простор воображению — так, можно было себе представить это последнее европейское селение даже в виде величественного города. В 8 часов прошли Югорский Шар. Впереди по зеркальной поверхности моря плавали рассеянные льдины, которые не могли помешать нашему движению. Итак, «вперед, на всех парах»!

В 9 часов пал густой туман, когда нам пришлось пробираться сквозь крупный плавучий лед. Зачастую не удавалось обойти льдины, и мы сталкивались с ними, что служило славной «Заре», или, вернее сказать, старому «Гаральду Гарфагеру», приятным воспоминанием о его прекрасных юношеских годах гренландского плавания. «Заря» расталкивала льдины в стороны или же разбивала их, не теряя инерции. Так мы блуждали в тумане около двух часов; теперь в полночь, когда туман рассеялся, идем снова на всех парах по чистой воде между разогнанными ветром обломками льда. Время от времени яхта вздрагивает, натыкаясь на лед, а руль беспрестанно поворачивается, чтобы уклониться от ледяных глыб. Делаем 5 узлов. Температура воды все еще выше 0°, а именно +1,8°. Предполагаю, что Карское море свободно!

Среда 8 августа. На борту, в Карском море. В 3 часа утра я услышал, как «Заря» наткнулась на лед, однако вскоре мы благополучно вышли из него. В 6 часов утра я снова проснулся от сильного удара. Вышел из каюты и поднялся на мостик. Мы шли сквозь густой плавучий лед вдоль старого ледяного поля; его кромка была грязной. В 8 часов туман сильно сгустился. Я считал, что лучше обойти поле с юга, но Коломейцев надеялся пробиться через видимые сквозь туман разводья. Один раз уступил он, другой раз — я, и мы очутились в ледяной бухте, из которой с трудом освободились. Потребовался целый час, прежде чем яхта вышла на старый курс. Позже положение улучшилось, но плавучий лед окружил нас со всех сторон. Прошло около двух часов, пока «Заря» обошла поле в юго-восточном направлении. Мы оказались приблизительно в 70 милях к югу от Югорского Шара, следовательно, не дошли даже до устья р. Кары.

Для меня было непривычно выбирать дорогу во льдах с марса; а Бируля залез в воронье гнездо, на что я еще не отважился.

Между 4 и 6 3/4 часами пополудни провели седьмую станцию (первую в Карском море) у льдины с взгромоздившимися торосами. Я взял себе за правило уделять ежедневно на работы по станции не более 2 часов, а сегодняшняя длилась 2 3/4 часа. Не желая «искушать богов», я решил воспользоваться ясной и тихой погодой для дальнейшего плавания. И на самом деле, мы идем сейчас на всех парах по свободной от льда воде по курсу на северо-восток. Станция была сегодня очень обильной для зоологии. Траление на глубине 105 м доставило с глинистого дна иглокожих, среди которых оказались красивые морские звезды (Hymenaster pellucida), один экземпляр редкостного моллюска (Proneomenia), очень своеобразного, низко организованного в анатомическом отношении. Среди прекрасных ракообразных были характерные Chiridotea Sabinei и т. д. Гордость нашего гидрографического оборудования — большой батометр Петерсона — был сегодня впервые использован Колчаком, но оказалось, что затвор действует не безупречно.

Только что Коломейцев сошел вниз к столу. Он несет ежедневно вахту с 4 до 8 часов вечера и с 4 до 8 часов утра, мы же все остальные обедаем в 6 часов. Во время обеда ведется обычно интересная застольная беседа, в которой принимают участие главным образом гидрограф, человек очень начитанный, и зоолог. Зачастую Матисен придает разговору веселый оборот и пробует завязать разговор со своим соседом по столу Вальтером, но при этом получает от него остроумный ответ на таком забавном русском языке, что все вынуждены от души смеяться. Иначе протекает обед Коломейцева. Усталым и изголодавшимся приходит он после вахты в 8 часов к столу, после того как все общество разошлось: кто в лабораторию, кто в каюту, а вахтенный офицер на мостик. Сегодня повар приготовил нам очень вкусный суп из утки морянки' и котлеты из свежей рыбы.

Около половины девятого вахтенный Матисен крикнул в световой люк: «Лед!» Мы с Коломейцевым поспешили наверх. Пока я шел на мостик в штурманскую рубку, чтобы убедиться в правильности курса, Коломейцев был уже в бочке. Он сообщил сверху, что по нашему курсу есть свободный проход сквозь редкий плавучий лед и что за этой полосой льда видна чистая вода. После полутора часов полного хода, не натолкнувшись ни на одну льдину, мы вышли на чистую воду.

Половина 12-го ночи. Я только что вышел из лаборатории, где Колчак производил при электрическом освещении ареометрические определения сегодняшних проб воды. Он спешил закончить работу, прежде чем приступить к своей «собачьей вахте» от 12 до 4 часов утра. В зообактериологическом помещении Бируля только что поместил свою коллекцию в спирт и углубился в чтение специальной литературы из судовой библиотеки. Пользоваться своей лабораторией мне не удается, так как узкое (в 1,5 м) помещение все еще служит коридором для направляющихся на корму специалистов, офицеров и матросов. С кормы производятся измерения глубины лотом и здесь же прикреплен счетчик лага; перед кормой находится парусная каюта, часто посещаемая кладовая и т. д. Короче говоря, я должен ждать, когда будут израсходованы запасы рыбы и угля, загромождающие в настоящее время подступ к лаборатории с кормы. Таким образом, мне приходится заниматься в своей каюте, пока в соседней кают-компании тишина, а именно, когда все на работе или спят, как в настоящий момент.

Когда я один, мои мысли могут обращаться туда, куда стремится моя душа, туда, где я все оставил... Я должен иметь силы пережить эту разлуку и перенести все тяготы. У меня должно утвердиться сознание правоты своего поступка, поскольку я сам поставил перед собой эту задачу. Я посвятил свои силы призванию, к которому меня влекло не только научное побуждение, но и возможность способствовать успеху истинной гуманности, конечной цели каждой науки. Как бы ни закончилось задуманное мной предприятие, наша экспедиция несомненно оставит некоторый след в науке.

К 12 часам вошли в лед. Это были обломки и разбитые торосы одногодовалого льда. Держим курс на север, ледовых препятствий не видно. Легкая мертвая зыбь, хороший признак открытого моря.

Четверг 9 августа, 9 часов пополудни. На борту «Зари», в Карском море у побережья Ямала. Накануне шли под парами и парусами со скоростью до 6 узлов при восточно-юго-восточном ветре. Море чисто, льда не видно. Ночью встретили битый лед. Держим курс северо-северо-восток параллельно берегу Ямала на расстоянии приблизительно 15—20 миль. В 12 часов показался мыс Харасово на Ямале, немного севернее опасного мелководья Шараповых Кошек. К югу отсюда Павел Крузенштерн младший вышел 28 сентября 1862 г. на берег, совершив полный приключений переход по льду, после того как его шхуна «Ермак» была раздавлена льдами. Норденшельд, конечно, прав, полагая, что отважного Крузенштерна не постигла бы такая участь, если бы у него вместо шхуны был пароход. Без силы пара мы вчера оказались бы тоже зажатыми во льдах, когда очутились среди огромных ледяных глыб. Даже при несколько менее сильной машине нам, возможно, не удалось бы счастливо выбраться. Машинисты много поработали, особенно, старший машинист Огрин, несший сам вахту, так как в течение многих часов он должен был давать то передний, то задний ход, то сбавлять пар, то стопорить машину, то опять давать полный ход. В лице Огрина мы нашли прекрасного работника. Да и вообще наша команда заслуживает похвалы. Все всегда весело работают и всем довольны. Не говоря об Огрине, получившем образование в Рижской уездной школе, матросы выказывают даже начитанность. Толстов, например, благодарил в Тромзё Ф. Лернера на французском языке за снятую им фотографию команды. Он спросил вчера, когда мы убирали после траления зоологические сборы: «Но где же светящиеся морские животные?» Когда я его спросил, видел ли он в Средиземном море свечение моря, он ответил, что только читал о светящихся животных в книге Келлера «Жизнь моря». Другой матрос Железняков (рулевой) напомнил сегодня о годовщине первого русского славного морского сражения и сказал, что в честь этого дня надо поднять флаги. Эти исторические сведения он приобрел из прочитанных им книг нашей матросской библиотеки. Казак Расторгуев хорошо ужился на корабле, несет вахту, помогает на руле, умеет собирать лаг и т. д.

Сегодня мы провели первую станцию от 4 часов 10 минут до 7 часов пополудни. К сожалению, наш первый опыт с тралом Петерсона оказался неудачным— он плавал по поверхности и не опускался на дно. К полудню пройдено от Югорского Шара 160 миль; до Диксона остается около 400 миль, так что мы можем быть там через четыре дня.

Пятница 10 августа. На борту «Зари», у западного побережья Ямала, к югу от пролива Малыгина. Около 8 часов утра я был разбужен застопориванием машины. Быстро поднявшись на мостик, я увидел, как и предполагал, что мы зашли в лед. Стлался густой туман. Повернули обратно на юг ближе к берегу, но там лед оказался еще Плотнее. Это был одногодичный, сильно разъеденный лед, который легко дробился при толчках о судно. Пришлось идти в обход. Вскоре по курсу стало свободнее, в 9 часов мы были опять на чистой воде, и я мог назначить станцию. На глубине 60 м была зеленая глина, температура воды -1,7°, на 5 м +5,5° и на поверхности +6,3°. Большой Петерсон хорошо работал, а также впервые испробованный батометр Тимченко. Взятие газовых проб оказалось удачным, за исключением, одной. По зоологии не удалось ничего сделать, кроме подъема планктонной и мальковой сетей, так как угол вследствие дифферента сдвинулся, и потому на палубе не осталось места для драгирования.

Во время обеда зазвонил самодействующий измеритель глубины при 21 м и еще раз при 10 м. С 7 часов идем замедленным ходом и измеряем глубину лотом. Погода ясная, температура на солнце +20°. Лето можно считать теплым, следовательно благоприятным. Животный мир в этой части Карского моря чрезвычайно беден. Вчера во время станции мы видели двух тюленей и пару чаек, сегодня одного чистика и двух гагар и это все. Жизнь на дне моря несколько богаче, как показали первые траления.

Сравнивая настоящее полярное лето с прежним, мне вспомнилось, что Пайер и Вейпрехт отметили 1 сентября —9° и 20 сентября —20°. С 13 августа, когда они зашли во льды, суточный минимум поднялся всего один раз выше нуля.

Суббота 6 августа. На борту «Зари», вблизи острова Белого. Вчерашний день было много льда, он встречался почти ежечасно. Неожиданно нас окутал густой туман, и вслед за этим мы оказались окруженными льдом. Пришлось повернуть в открытое море на северо-запад, где тоже оказался лед, и «Заря» на полном ходу сильно ударилась о льдину. Итак, идем обратно. Температура воздуха упала на 2°, зыбь прекратилась. Сегодня в час дня температура поднялась до 4°, зыбь несколько усилилась. Нет больше крупных льдин, мимо проносятся только обломки льда. Следовательно, вперед полным ходом. Пока я писал свой дневник, судно на полном ходу наскочило на льдину. Мы с Коломейцевым быстро взбежали наверх. Он приказал идти средним ходом, так как стоял все еще густой туман и беспрестанные удары льдин о корпус «Зари» не могли остаться безнаказанными.

9 часов пополудни. Карская губа осталась позади. Идем при 8 узлах под парами и парусами на восток. По определению Коломейцева, находимся под 73°43' с. ш. Начиная с 4 часов утра льда не видно, мы в обских водах. В полдень температура воздуха, также воды, +7,0°. Ясное небо, светит солнце. Плывем словно вдоль берегов Финского залива.

Начинается боковая качка, что следует приветствовать, так как северо-северо-западный ветер надувает паруса. Наши надежды на успех возрастают!

Сегодня вечером было много плавучего леса. Расход угля меня устраивает — при этом освобождается место в трюме. Как только рыба и другие грузы будут устроены в трюме, я получу возможность пользоваться своей лабораторией. Иногда я спасался в зоологической лаборатории, но и там есть теневые стороны. Не говоря уже о том, что там нет необходимого для работы оборудования, в этой лаборатории можно оказаться случайно запертым выдвижными полками, используемыми гидрографом при занятиях по океанографии в соседнем помещении. Сегодня, ничего не подозревая, я углубился в книгу «Лик Земли», читая о террасах Норвегии, изученных Зюсеом в Малангерфиорде. С этим фиордом я познакомился в прошлом году во время плавания на «Ермаке». На мой взгляд, Зюсс положительно прав, объясняя образование террас подъемом уровня моря в ледниковый период. Та же мысль при сопоставлении фиордов с швейцарскими озерами занимала меня во время путешествия из Христиании через4 горы в Берген. Обнаружив, что дверь мне не открыть, я долго взывал о помощи. Из моего плена в лаборатории меня освободил в конце концов Огрин, которого удалось вызвать из машинного отделения.

День, проведенный на борту при такой погоде, как сегодня, кажется увеселительной прогулкой, особенно, если настоящее плавание сравнить с плаванием первой русской Великой Северной экспедиции. Не говоря о таких преимуществах, как сила пара, которого не было в той экспедиции, достаточно сказать, что благодаря президенту Академии у нас хорошее пианино, на котором Матисен исполнял сегодня произведения Шопена, Мендельсона и Чайковского. Жаль, что Вальтер отказывается играть. Он играл всего один раз в Тромсё. Его игра мне особенно понравилась, у него спокойный, звучный, гармонический удар, совершенно отвечающий его характеру.

Зееберг занят несколько дней шитьем футляров для штативов теодолитов. Он очень трудолюбив, верен своему долгу и вообще располагает к себе.

Воскресенье 12 августа, 9 часов пополудни. На борту «Зари», к востоку от острова Вилькицкого. Ночью мы шли в густом тумане по чистой воде. В 7 часов утра у восточной оконечности острова Вилькицкого, который был окружен ледяным поясом, натолкнулись на ледяное поле. Это поле, протяжением около 1 мили, нам удалось обойти с юга. В 8 часов льда не стало, при ясном небе и теплом солнечном сиянии идем в водах Енисея.

Понедельник 13 августа. На борту. Гавань острова Диксон.

Вчера после полудня показался остров Кузькин, на восточной стороне которого, как известно, находится гавань Диксона. За гаванью на горизонте возвышаются горы Сибирского побережья в виде плоскоувалистой цепи холмов над безграничной тундрой. Благодаря полуночному солнцу с его золотистым сиянием перед нашими глазами предстала совсем иная, волшебная картина: голые гребни на острове- и материке казались покрытыми темно-зеленым еловым лесом, а сквозь деревья виднелись нивы с волнующейся спелой рожью. Луга и поля, казалось, были там, где в действительности простирались одни лишь покровы траппов; их испещренная расщелинами поверхность и темно-зеленая окраска создавали сходство с лесами нашей родины. Бурая и желтая тундра в промежутках создавала обманчивую картину возделанных полей.

У острова вдоль берега скопился в огромном количестве принесенный течением Енисея из глубины Сибири лес. Представитель местной древесной породы — полярная ива (Salix polaris) возвышается лишь на несколько дюймов над покрытой мхом тундрой.

В гавани Диксона пришлось задержаться на несколько дней для чистки котла перед дальнейшим плаванием в неведомые дали. Материк, 'простиравшийся на восток от Енисейского залива до мыса Северо-Восточного, был той самой сушей, которая несколькими градусами восточнее должна была служить местом наших работ в течение года!..

После чая, когда я составлял план работ на время пребывания в гавани Диксона и пока гидрограф демонстрировал в кают-компании старые и новые карты Енисейского залива, знакомя с интереснейшими вопросами географии и геологии, мы услышали с палубы крики: «Белый медведь, два, нет, три медведя!» Пока бежали на мостик, было слышно, как доктор возбужденно считал: «Четыре, пять медведей!» И верно, на фоне темно-зеленых трапповых скал острова ясно выделялись желтовато-белыми пятнами медведи. В одном месте медленной рысцой бежали три медведя. На маленьком скалистом островке, на котором обитали тысячи чаек, стоял, вытягивая свои гибкие члены, огромный медвежонок. Чайки, очевидно, не боялись медведя, так как при его приближении не поднимали особого крика. Когда яхта прошла мимо трампового холма острова, мы увидели еще несколько медведей. Заядлый охотник, доктор дрожал от волнения.

Я часто читал, как полярные исследователи изображают свои первые встречи с «властелинами севера». Мне вспоминается описание: «Этот царь ледяных просторов Арктики рассматривал с гордо поднятой головой приближающихся пришельцев, затем с негодованием отворачивался и недовольно отходил». Или еще в том же роде. В данном случае не было места такой поэзии.

Медведи не обращали на нас ни малейшего внимания: один спал, другой проснулся, видимо от шума паровой машины или же от звука наших голосов, поднялся, чтобы обернуться к нам широкой спиной, затем без всякого стеснения привел себя в порядок и лег снова спать.

Тем временем мы быстро составили план побоища. Доктор был старшим. Решили разделить охотников на три группы. Коломейцев и Матисен при участии машиниста Огрина, боцмана Бегичева и матросов Евстифеева и Клуха должны были выйти на вельботе из гавани в сторону острова Чаек, чтобы отрезать медведям обратный путь к воде. Бируля и Зееберг должны были пристать на каяке к берегу и гнать медведей против ветра. Доктору и мне надлежало с попутным ветром обойти медведей и отрезать им отступление к суше. Начало охоты было намечено с момента прибытия вельбота. Через несколько минут Вальтер сидел в двухместном каяке, который мы вдвоем спустили на воду, я последовал за ним, и мы быстро направились к берегу. Высадившись, мы взяли в волнении неточное направление, довольно долго блуждали по тундре и сильно разгорячились во время перебежек.

Во время перехода мы обнаружили слева от себя пять медведей: двух раздельно и трех вместе, а справа увидели стадо оленей. Трех шедших вместе медведей решили осторожно обойти. Вскоре снова увидели их мирно спящими. Время шло. Остальные охотники могли каждую минуту сойти на берег и начать охоту. Вальтер решил, что нам надо разойтись — один из нас должен подкрасться к спящим медведям, другой — отрезать спугнутым медведям дорогу к морю. Кому пробраться к трем спящим, предстояло решить судьбе. Вальтер вытянул узелок носового платка и удалился со своей трехстволкой, а я пошел к намеченному пункту на диоритовой вершине, откуда должен был осмотреть местность. На расстоянии 500 шагов я увидел еще одного спящего медведя. К нему нужно было приблизиться с подветренной стороны. Для этого предстояло обойти вершину, а путь был немалый- За это время охотники могли спугнуть своим ружейным залпом моего Топтыгина. Когда я быстро спустился к берегу и до медведя оставалось еще пять минут хода, раздалось несколько выстрелов с той стороны, где был Вальтер. Потревоженный медведь побежал тяжелой рысью к морю. Я выстрелил — оставалось всего 50 шагов. Медведь повалился на бок, вздрагивая передней лапой в воздухе. В это время со стороны моря с одинокого острова Чаек началась канонада, и пули засвистели между скал. Подстреленный мной медведь поднял голову и тихо и глухо заревел. После выстрела в шею он затих. Когда я подошел совсем близко, бедняга как будто еще мучился. Еще раз выстрелив из левого ствола, я направился в сторону Вальтера, так как пальба прекратилась. В это время показался вельбот и я услышал громкий голос Вальтера: «Все медведи убиты, идите сюда!» Когда мы сошлись все вместе, выяснилось, что мне прокричали: «Берегись!», так как один из медведей пересек дорогу вплотную за мной. Я не мог его видеть, находясь за пригорком. За этим медведем пустился вдогонку Зееберг. Ему послышалось, будто я крикнул: «Не стреляйте, он слишком мал!», поэтому он не стрелял и одумался лишь, когда медведь плыл в море в пятистах шагах от берега. Бируля пристрелил другого медведя, который также уплыл в море и там уже был прикончен. Доктор убил трех: старую медведицу и двух медвежат. Мы пошли вместе к моему медведю, он все еще шевелился. Я снова сделал два выстрела: один слева в ухо, другой справа. Спустя полчаса он все еще продолжал мучиться, и я попросил Вальтера сделать в него последний выстрел.

Около острова Чаек офицеры возились со своими медведями, стараясь забрать их в шлюпку. Они застрелили двух; таким образом, было убито всего семь. Восьмой ушел.

Мы развели большой костер из превосходного плавника. Я осмотрел подробнее скалу, но, к сожалению, со мной не было молотка. Ясная полировка и шрамы! Кроме жильных пород — диоритовый трапп, сланец и известняк. Окаменелостей я пока не нашел. Шрамы направлены с севера на юг.

Вся ночь ушла на медвежью охоту. В 9 часов утра на вельботе, идя против ветра, я пристал к борту «Зари». Вальтер и Бируля вернулись домой лишь в час дня после неудавшихся попыток приблизиться к оленям. Пять медведей пришлось пока оставить. Сейчас готовится паровой катер, чтобы погрузить медвежьи туши с уже снятыми шкурами.

Пока пишу дневник, слышу выстрелы. Оказывается, еще один медведь подплыл к нам с противоположного берега. Его влекло, быть может, любопытство при виде подвешенного на рее медведя, которого Матисен только что сфотографировал. Этот горячий охотник, вместо того, чтобы сфотографировать плывущего медведя, выстрелил в него. Итак, это был девятый медведь, которого мы увидели в течение суток. Восемь из них были застрелены.

Прекрасная погода, хорошее начало! Вчерашняя станция показала, что температура воды у берегов — 1,4°, — 1,6°, а на поверхности + 6°.

Трал принес нам исключительно много экземпляров морских тараканов (Idotea), а планктонная сеть — богатую фауну, особенно медуз.

Отправившись после обеда с гидрографом на экскурсию, мы увидели великолепного оленя, но заполучить его нам не удалось. Я застрелил только одну белую куропатку. Это была Lagopus albus со своими маленькими пушистыми птенчиками. Бедные создания стали жертвой науки, и один из них лежит в спирту.

Среда 15 августа. На борту в гавани Диксон. Вчерашний день я посвятил экскурсии вокруг острова, оказавшейся вполне удачной. Удалось установить ряд фактов, подтверждающих древнее оледенение. На защищенных от выветривания местах, например там, где сохраняются многолетние снежники, имеется ясно заметная ледниковая полировка и шрамы, которые можно проследить на высоте 40 м над уровнем моря. О шрамах, возникших от трения морского льда, нельзя думать, поскольку нет никаких следов поднятия острова. Остров состоит из ряда простирающихся с запада на восток диоритовых куполов и из выходов эруптивных покровов, местами перекрывающих черные метаморфические сланцы. Вся эта серия пластов сильно наклонена под углом до 45° и сброшена, так как широтное простирание сланцев переходит местами на северо- северо-запад— юго-юго-восток (?). Направление шрамов с запада на восток, наблюдаемое на самых возвышенных местах, соответствует направлению фиордов на побережье. Глетчер, который, возможно, покрывал весь остров, подобно современным глетчерам Земли Франца-Иосифа, продвинул свои языки в прилегающие к острову проливы, и движение глетчеров обусловило направление соответствующих им шрамов.

Медвежья охота сильно задержала нас. Всего убито десять белых медведей. В ночь на вчера гидрограф застрелил еще одного и боцман второго. Это были годовалые медвежата, мясо которых очень вкусно. Если точно определить вкус медвежатины, то я должен сказать по совести, что мясо вкусно, но противно. Сдирание шкур и доставка медвежьих туш заняли много времени. Отправка катера задержалась, и туши пяти медведей пришлось оставить. Мясо трех предназначается для собак, а оба молодых медведя должны послужить пищей для команды и для нас.

Вчера Вальтер видел во время своей экскурсии по северному берегу еще пять медведей, которые, спокойно переваливаясь, бродили среди чаек на небольших островках. Баснословно — 15 медведей! Очевидно, они здесь никогда не преследовались охотниками и ведут привольную жизнь, обильно питаясь нерпами. Так много диких зверей и ни одного охотника! Чего только не организовали бы здесь норвежцы! Вчера я снова увидел прекрасного оленя и не смог удержаться, чтобы не послать ему вслед за 300 шагов пулю, ударившуюся в землю около его ног. В ответ на мой выстрел он сделал красивый прыжок и стремительно убежал. К столу я принес белолобую казарку (Bernicla albifrons) и для зоолога морского песочника (Tringa maritima). Второй экземпляр я ощипал и попробовал съесть, так как забыл захватить завтрак и после 12-часовой ходьбы сильно проголодался, но больше двух маленьких кусочков сырого мяса не смог проглотить, и то с трудом.

Стояла великолепная ясная погода, было совершенно тихо при + 8°. Перегрузка угля, чистка машины, засолка шкур, выварка медвежьего сала для смазки машин, разделка и консервирование медвежатины, переноска рыбы и других предметов с палубы в трюм — все это задержит нас здесь по меньшей мере еще на два дня. В это время усердно производятся исследования. Зееберг для работ по магнетизму поставил на борту палатку и даже спит там ночью. Бируля и Вальтер производят сборы фауны и флоры, препарируют коллекции и т. д., а Матисен фотографирует отмеченные мной во время совместного маршрута места.

Пятница 17 августа. На борту «Зари», в гавани Диксон. Вчера Вальтер, Бируля и я решили предпринять экскурсию на противолежащий берег материка. Каждый из нас выбрал себе каяк. Вальтер и я взяли одиночные, Б и руля— двухместный.

Между тем погода испортилась и с северо-востока подул порывистый бриз. Пока можно было грести под защитой острова Кузькина, мы еще с трудом продвигались вперед. Вальтер справлялся с каяком лучше всех и вскоре опередил нас. В проливе Лена, отделяющем остров Кузькина от маленького скалистого островка, северо-восточный ветер, волна и течение напирали одновременно на левый борт суденышек с такой силой, что у Бирули и меня не хватало сил противостоять этому напору. Ограничившись несколькими интересными наблюдениями на восточной косе, мы повернули и в 7 часов вечера были на борту. В этот день Матисен тоже вышел охотиться. Зееберг все еще работал на острове. Море было неспокойно, и я начал волноваться за отсутствующих товарищей. Наконец в 10 часов вернулся Вальтер с убитым оленем. Ему стоило неимоверного труда грести через пролив. Об охоте он коротко рассказал, что с расстояния 180 шагов уложил одним выстрелом стоявшее боком животное. Матисен тоже поделился своими охотничьими переживаниями и в заключение рассказал о том, как Евстифеев, сняв с оленя шкуру, полакомился сырым мясом.

Сегодня утром я отправился с доктором на паровом катере на берег. Машинист Клух был у машины, Евстифеев у руля. Последний мог бы служить отличной моделью для художника. Особенно хорошо он выглядел, стоя в зюйдвестке за штурвалом, когда волны рассыпались мелкими брызгами, ударяясь о борт. Едва мы подошли к убитому оленю, как Евстифеев быстро принялся за разделку туши, а нам предложил пройтись, очевидно для того, чтобы без свидетелей насладиться вкусом сырой оленины.

Суббота 18 августа, 9 часов вечера. На борту «Зари». В 7 часов снялись с якоря и взяли курс на острова Каменные. Перед тем сошли на берег, чтобы сфотографировать глубокие борозды на диоритовых скалах. Для этого воспользовались редкими солнечными бликами, пробивавшимися сквозь густые облака и дождевые тучи. Собрали и погрузили немного плавника. Собаки снова взяты на борт. На палубе наведены чистота и порядок. Теперь я располагаю своей лабораторией, так как проход по левому борту, к моему великому счастью, свободен, поскольку уголь, брикеты и рыба спущены в трюм.

Я надеялся, что в 2 часа можно будет сняться с якоря. Однако выяснилось, что до 6 часов не сможем иметь пара из-за утечки через ослабевший клапан в паровой лебедке. В конце концов эти немногие часы задержки окупятся, так как я пройду теперь мимо островов Каменных в более удобное для наблюдений время. Эти острова я хотел сфотографировать с борта или по крайней мере рассмотреть с близкого расстояния, ибо Нансен будто бы видел там террасы. Но мне кажется более вероятным, что эти острова, как и остров Диксон и мыс Северо-Восточный сложены из траппов (диоритов Норденшельда), которые благодаря своему ступенчатому подъему в глубь острова могут создать впечатление террас.

В домике в гавани Диксона, сооруженном командиром барка «Скуратов» в 1894 г. для наблюдений за качанием маятника, я оставил документ об экспедиции. На деревянной дощечке написано: «Сообщение о Русской полярной экспедиции». Под дощечкой укреплена на стене запаянная жестяная коробка с кратким письмом. На обложке я написал: «Просьба передать хранящийся здесь документ Енисейскому губернатору для дальнейшего сообщения по телеграфу президенту Академии наук в С.-Петербург». На вложенном в конверт бланке с напечатанным по-русски и по-немецки заголовком: «Начальник Русской полярной экспедиции», я составил следующее сообщение: «Русская полярная экспедиция пробыла в гавани Диксон с 12.VIII до 18.VIII 1900 г. Сегодня «Заря» направляется к мысу Челюскина. Надеюсь в течение нескольких недель прибыть к намеченной мной зимней гавани у восточных берегов Таймырского полуострова. Работы успешно продолжаются. Все участники экспедиции здоровы. «Заря». 18 августа 1900 г. Эдуард Толль».

Воскресенье 19 августа. На борту, против устья реки Пясины (точнее, Медвежьей бухты). Из гавани Диксона шли при южном ветре со скоростью до 6 узлов, льда в пределах видимости не было. Ночью в 12 часов Матисен сообщил, что впереди и справа появился лед. До 3 часов блуждали в тумане во льдах, пока не открылся свободный путь. Лед был бухтового происхождения и состоял из обломков. Таким образом, «Заре» не угрожала опасность, тем более что было безветренно. В половине седьмого утра лед стал крепче. Час назад форсировали ледяной барьер. Впереди, как доложил гидрограф, показался неизвестный остров. Поднявшись на палубу, я удостоверился, что перед нами был самый большой южный остров из группы Каменных островов. Его видел Нансен и даже заснял. Яхта приблизилась к острову на расстояние 1—2 миль, так что детали его строения были ясно видны в подзорную трубу. О высадке на берег нельзя было и думать, поскольку нас отделял от острова хрупкий лед. Вершина острова венчается куполом, с которого спускаются по обе стороны террасоподобные уступы. Плато в глубине острова также увенчано отдельными вершинами. По характеру берегов этого острова Нансен имел: основание высказаться о их сходстве с берегами его родины — Норвегии, тем более что ему не довелось высадиться на остров и видел он его только издали. Помимо того, ему не было знакомо геологическое строение определенных областей Сибири. Я же шел из гавани Диксона и от противолежащих берегов материка, поэтому мог установить аналогичное строение и одинаковую форму берегов здесь и там. На поверхности Каменных островов были видны нагроможденные одна на другую глыбы песчаника того же типа, как на острове Кузькина и мысе Северо-Восточном. Издали можно было различить террасовые уступы, несходные, однако, с террасами норвежских берегов. Остров Каменный, казалось, отличается от острова Кузькина только тем, что здесь рыхлые отложения развиты мощнее. На северо-западном берегу я видел полосы, образовавшиеся при скольжении тундрового слоя значительной мощности. Это явление скольжения возникает в силу того, что почва тундры оттаивает только на 30—60 см и оттаявший пласт сползает вниз по откосу, соскальзывая по нижележащему мерзлому пласту по концентрическим или параллельным линиям. Такие свежие срезы тундровой почвы, возникающие указанным образом, могут быть ошибочно приняты за древние береговые линии, как и террасы, образовавшиеся благодаря трапповому покрову острова. Однако береговая линия выдала бы себя прежде всего полосами старого плавника, наличие которых не могло бы ускользнуть от нашего внимания.

Мы все еще окружены плавучим льдом. Он толщиной около метра и сбит так плотно, что пройти сквозь это ледяное поле было невозможно. Повернув на юго-восток, встретили пять островов (считая также Большой Каменный) и идем теперь между материком и зоной островов. Идти западнее открытым Ледовитым океаном я бы не отважился. Доктор находит, разумеется, более интересным идти сквозь льды, чем по открытой воде, в чем я до известной степени с ним согласен. Сегодня, стоя на мостике, он с интересом высматривал моржей, хотя и мерз в своей тонкой шведской кожаной куртке. Я посоветовал ему надеть толстую охотничью куртку, но он, непринужденно рассмеявшись, сказал, что у него есть еще всего только одна полотняная охотничья куртка.

Здесь глубина вполне сносная: у Большого Каменного острова 35 м, на станции 43 м. Температура воды на глубине -1,7° и до 5 м -1,0°. Температура воздуха +3°, ветер юго-восточный, небо ясное.

11 часов 30 минут утра. Пришвартовались к льдине. После ужина, т. е. от 6 до 8 часов, Коломейцев повел «Зарю» ближе к берегу, где был хороший фарватер. Прошли мимо мыса «А» и затем мимо целого ряда материковых мысов такого же сложения или же мимо островов, один из которых остался слева. На мысе «А» я увидел пласты сланцев, падающие на юго-восток. Те же самые сланцы я видел на остальных мысах. С 9 часов лед становился все плотнее. Я предложил Колчаку подойти возможно ближе к берегу и затем дать приказ застопорить машину. У мощной льдины бросили ледовый якорь. Температура воздуха и воды +1,5°. Местность пустынная, лишенная всякой жизни!

Понедельник 20 августа. У льдины. Густой туман. Придется терпеливо переждать, пока не произойдет перегруппировка льдов благодаря усилившемуся северо-восточному ветру. Сегодня в 9 часов утра мы с доктором, Бирулей и Зеебергом отправились на берег на промысловой шлюпке. Евстифеев, Расторгуев и Толстов поехали с нами. Чтобы в тумане не затеряться, я сделал распоряжение давать на судне каждые полчаса сигнал сиреной. Кроме того, мы уговорились, что три следующих один за другим выстрела будут означать, что мы в опасности, а три коротких, следующих один за другим свистка сирены будут служить сигналом, что «Заря» в опасности или же, что нам надо немедленно вернуться. Помимо моего карманного геологического компаса, взяли с собой шлюпочный компас и на всякий случай сухари, шоколад и бочонок воды. Направление ветра было западно-северо-западное. Ближайшая вершина на суше виднелась прямо на востоко-юго-востоке. Таким образом, нам предстояло грести туда по ветру, а обратно против ветра. До берега добрались, лавируя между льдинами, очень удачно. Берег скалистый и состоит из вертикально поставленных метаморфических сланцев, пронизанных диабазами. Эти слои секутся широкими полосами кварца, на которых отчетливо видно проявление горообразовательных процессов. Этот сброс не выше 5 м. Далее берег постепенно поднимается. Тундровый слой, очевидно, не очень мощный; он состоит из того же глинистого песка, как на острове Кузькина, и такой же характерной полигональной структуры, как и там. Интересна была находка гранита и порфира. Первый найден в тундре в виде больших остроугольных валунов, последний — в виде прибрежной гальки. Валун гранита, вероятно, ледникового происхождения, но откуда? Судя по направлению ледниковых борозд на острове Кузькина, ледник двигался с востока, следовательно из центральной части Таймырского полуострова.

Тем временем лед приблизился к берегу, так что задерживаться дольше было бы рискованно. При помощи штурманского свистка я собрал всех. На возвратном пути пришлось с трудом пробираться сквозь лед, расталкивая его баграми. Вскоре мы услышали сирену, вслед за тем в непосредственной близости раздался вой собак, и «Заря» вынырнула перед нами из тумана.

5 часов вечера. Туман рассеялся. По солнцу удалось определиться. Коломейцев залез в бочку и установил, что в северном направлении фарватер свободен.

8 часов вечера. На борту. Уже два часа, как мы в пути. Идем по довольно чистой воде, придерживаясь как можно ближе материка (или ряда островов). Обстановка несоизмеримо лучше, чем была накануне. Идем полным ходом, что, собственно говоря, рискованно! Во время обеда «Заря» на полном ходу наткнулась левым бортом на крепкую льдину. Произошел сильный толчок, все поспешили на палубу. Яхта так сильно затрещала во швах, что мелькнула мысль, не налетела ли она на камень. Успокаивая меня, Коломейцев сказал, что боковой удар о лед было трудно предотвратить в столь узком проходе, да и едва ли такой толчок мог повредить бывшему «Гаральду».

11 часов 20 минут вечера. Бросили якорь в свободной от льда бухте неизвестного острова (быть может острова Скотт-Гансена?). За чаем царила напряженность. Чтобы поднять общее настроение, я велел достать фонограф, который имел определенный успех. Вскоре показался еще остров с гаванью.

Вторник 21 августа. Сегодня утром я отправился с доктором Вальтером и двумя матросами ,на берег острова Скотт-Гансена, чтобы ознакомиться с его строением. К северу от него виднелось еще пять островов. Ближайший продолговатый остров лежал параллельно острову Скотт-Гансена. Расположение четырех остальных отмечено на эскизе пеленгования. Эти беспорядочно разбросанные острова сложены из гнейса. Их можно отнести к типу шхер Финляндии. Было много оленьих следов. Доктор выловил в речке мальков форели (Salmo alpinus), чрезвычайно интересное открытие. Нагрузив вельбот плавником, отправились обратно. После завтрака снялись с якоря. Между первым и пятым островами была чистая вода, а между пятым островом и островом Скотт-Гансена плотный лед. Таким образом, следует обойти остров Скотт-Гансена, затем остров пятый и потом уже повернуть направо.

Расположение островов и северо-западное окончание острова Скотт-Гансен

Тем временем пал туман. Опасаясь пропустить свободный проход, Коломейцев слишком рано повернул направо, и мы оказались в.мелководье у острова Скотт-Гансена. Он быстро изменил курс, однако вскоре мы крепко сели на камень. Только через 3 часа благополучно снялись при помощи верпа, давая одновременно полный ход. Хотя и обошлось без течи, но руль был выбит банкой из петель. Досадная задержка! 

Среда 22 августа. На борту «Зари», под 75°20' с. ш. и 87° в. д. в заливе Минина. Ни тумана, ни льда. Ясное небо. Чего еще остается желать для быстрого плавания на северо-восток к мысу, увековечившему имя Челюскина? Однако здесь в шхерах западного побережья Таймырского полуострова малая глубина фарватера тормозила продвижение «Зари». При попытке пройти на запад в открытое море встретили сплошной лед. Пришлось повернуть на юго-запад в пролив и пройти мимо семи, а может и большего числа островков. Большинство из них простирается с северо-запада на юго-восток, а остров Скотт-Гансена расположен в широтном направлении—с запада на восток. С утра до полудня- шли вдоль восточного берега самого крупного из островков, имевшего форму подковы. На нем высится изолированная гора, возможно гранитный купол, высотой около 150 м. Берега этих островов крутые, высотою до 15 м, и состоят, по-видимому, из диабаза и диабазового щебня, как на мысе «А», который мы видели 20 августа. Все острова плоские и покрыты бурым тундровым покровом. На них не видно ни оленей, ни белых медведей, хотя для последних пищи было бы достаточно, поскольку повсюду выплывают тюлени.

Кают-компания на „Заре". Сидит Зееберг

Гавань Диксона

Сушка парусов перед уборкой на зиму

Одного из них застрелил Коломейцев. Это была нерпа (Phoca barbata). При вскрытии Бируля установил, что она питалась морскими тараканами.

В продолжение 6 часов идем самым малым ходом, бросая беспрестанно лот. Глубина менее 9 м вынуждает нас давать задний ход из опасения сесть на мель. На материке справа видна бухта. Это означает, что к юго-востоку от нее опять острова; надо попытаться любым способом пройти между ними. Что касается внутренней жизни экспедиции, то все обстоит как будто благополучно. Все хорошо сжились и полны желания достигнуть мыса Челюскина. Нет места дурному настроению и меланхолии. Командный состав тоже бодро настроен. Развлекают собаки, которые уже знают свои клички: Черный рыцарь, Джентльмен и т. д.

Четверг 23 августа, 8 часов утра. Все еще в шхерах залива Минина, которые доставляют нам много огорчений. Заливом Минина я назвал разделенный многочисленными рукавами залив в память лейтенанта Минина, открывшего Каменные острова в 1740 г. Вчера попали в мешок: кругом мелководье. Единственный выход избавиться от мелей — это повернуть обратно. Матисен и Вальтер отправились с пятью матросами на промысловой шлюпке измерять глубины. Через три часа вернулись с сообщением, что глубина пролива на всем протяжении едва достигает 6 м. Я предоставил команде ночной отдых, а сегодня в 4 часа 30 минут утра велел всех разбудить и отдал приказ повернуть обратно. Обходим все тот же остров, но его вершина видна теперь справа. Ветер повернул на юго-восток.

11 часов 30 минут вечера. Сидим опять на мели в извилистом заливе Минина, все еще лицом к «проклятым» горам. В то время, когда мы были заняты завозом верпа на перлине, чтобы сняться с мели, наступил отлив, придвинувший с юго-востока со стороны берега лед вплотную к корме. Яхта получила сильный крен. В этот момент она выглядела неважно! К счастью, более крупные льдины, осев на мели, остановились, мы очутились в своего рода ледовой гавани. За льдом, особенно к востоку, глубина доходила до 8,5 м. Верпование не помогло, якорь волочился по дну. Несмотря на полный ход назад, мы отошли лишь на 2 м, при этом тросы рвались несколько раз, к счастью никого не поранив.

12 часов 30 минут дня в пятницу 24 августа стало заметно обратное течение. Очевидно, начинался прилив, который, надо надеяться, снимет нас с мели. Лед за кормой приходит уже в движение. Потерян хороший день при благоприятном ветре! На острове заметно оживление: появилось четыре оленя с двумя самками и одним молодым олененком, а также несколько гагар (Colymbus qlacialis).

Суббота 25 августа. Наконец снимаемся с якоря, после того как с 5 часов вечера 23-го до полудня 24-го просидели на мели и 19 часов подряд крепко поработали. Офицеры и команда работали без сна, только с краткими перерывами для еды и питья. Во всех работах принимали участие также ученые.

В 11 часов утра, когда вода начала прибывать с северо-востока и ее уровень поднялся на 30 см, нам посчастливилось в конце концов сняться с мели. Когда все работали на брашпиле, под крики «ура» «Заря» наконец дрогнула. На глубине в 12 м бросили якорь, чтобы предоставить отдых утомленной команде. Я собрал команду на шканцах и сказал, что тягостные часы сидения на мели при столь тяжелых обстоятельствах мне все же дороги, так как этот случай убедил меня в том, что вся команда без исключения состоит из преданных делу людей, с которыми можно уверенно идти навстречу любой опасности. Я сердечно поблагодарил всех и пожелал счастья по случаю освобождения «Зари» с песчаной мели. Работала команда в самом деле безупречно, и нельзя умалить того факта, что только благодаря ее самоотверженности мы не остались сидеть здесь прочно. После меня выступил Коломейцев. Он сказал, что ему нечего больше прибавить к словам начальника, кроме того, что в течение своей 15-летней службы во флоте он еще никогда не встречал ни на одном судне такого дельного экипажа, как на нашей «Заре». К обеду было выдано пиво и какао. За завтраком мы пришли в хорошее расположение духа, наслаждаясь выданным к десерту великолепным апельсиновым вареньем. К тому же Коломейцев достал бутылку 7-летней наливки (ликера). После обеда все, не исключая вахтенных, улеглись на койки и спали до 6 часов.

Погода была ясная, +2° и свежий юго-восточный бриз — все благоприятствовало нашему плаванию, однако оставалось еще много работы: надо было поднять большой якорь, тяжелый 9-дюймовый манильский трос, и привести на борту многое в порядок. Не теряя времени, доктор, Бируля и я отправились на берег: доктор впереди на одноместном каяке, сзади в двухместном Бируля и я. Волны были внушительны, и Бируля, сидевший на этот раз спереди, должен был внимательно следить, чтобы вода не заливала каяк. Экскурсия стоила затраченного труда. Орнитологи нашли тундру более оживленной, нежели ранее. Здесь оказались стаи плавунчиков, веретенников, краснозобиков (Phalaropus, Limosa, Tringa subarquata), стаи казарок, гагар и морянок (Bernicla brenta, Colymbus arctica, Harelda) и др. Попадались свежие следы оленей и медведей, но увидеть их не пришлось. Двух больших медведей Расторгуев видел с судна.

Полуостров, который связан,, очевидно, с крупным островом, не более 10 м высоты над уровнем моря. Он относится к типу даюско-увалистой тундры с полигональной структурой. Маленькие ручьи глубоко врезаются в сушу и образуют здесь, как и на восточном побережье, куда мы высадились, ложбины высотой около 4 м. Наблюдая в подзорную трубу с борта «Зари» Конусообразной формы выносы, я установил, что здесь на берегу не кристаллические коренные породы, а послетретичные отложения, что и оказалось на деле. Благодаря находкам Бирули, который обнаружил остатки моллюсков (Astarte borealis и Saxicava rugosa), прихожу к предварительному выводу, что здесь на террасе береговой вал послеледникового времени, прислоненный к морене. В отдельных ложбинах видны следы типичной основной морены, на которую налегают слоистые пески. В этих песках Бируля и нашел вышеназванную морскую фауну. С образованием морен связана здесь неровность морского дна: лот показывал глубину 17— 19,5 м и глинистое дно, вслед за этим сразу же на глубине 13 м определилась смешанная с песком глина. Дальше глубина составляла 5, 11 и 8 м и меньше. На гребне этой роковой банки были камни. В 12 часов мы снялись с якоря и взяли курс на северо-запад, но вскоре пришлось застопорить машину, так как глубины подозрительно убывали. Я велел спустить шлюпку, чтобы измерить глубину. Если пролив окажется мелким, придется повернуть обратно на юго-восток. Тем временем ветер повернул с юго-востока на северо-запад, и ясная солнечная погода сменилась дождем и ненастьем. Таким образом, лучшие дни мы просидели на мели, нисколько не приблизившись к Челюскину! Соответствует ли «околдованная» вершина той, которую видел Нансен против острова Маркхама, остается неясным!

11 чатов вечера. Что составляет для меня теперь прекраснейшую музыку? Это ритмический стук машины при полном давлении пара. Сижу в своей освещенной электричеством лаборатории, за спиной у меня машинное отделение, из которого доносится эта полная ликования музыка. Наконец идем вперед в открытом море, и никакое мелководье проклятой «мышеловки» пролива Минина не вынуждает нас к беспрестанному застопориванию машины, заднему или малому ходу и т. д... Зюйд-ост за последние дни очистил море от льда. Ложимся на курс к мысу Челюскина. «Проклятая» вершина постепенно скрывается из наших глаз, горизонт ясен. Чудесное алое солнце погрузилось в темные воды, отдельные белые и светло-зеленые льдины выделяются на сером фоне моря. Торос высотой 6 м и около 90 м длиной сидит, видимо, на мели и напоминает судам о предосторожности. С почтительной опаской огибаем далеко слева этот морской знак «лоцманской службы полярного моря».

Машинисты работают, насвистывая и распевая веселые песни. Мелодии из различных оперетт доносятся до моего слуха. В кают-компании Коломейцев и Колчак с живым юмором рассказывают о своих охотничьих переживаниях и наблюдениях над жизнью животных, вспоминая плавание под тропиками. Бируля очищает череп нерпы. Вальтер с удовольствием препарирует шкурки своей вчерашней добычи. Зееберг докладывает мне о результатах определения места: 74° 44' 30" с. ш. и 85° 44' в. д. Вместо чая пьем какао, как, впрочем, после каждой еды. Этот напиток, большие запасы которого я, к удивлению доктора, велел приобрести, находит сейчас всеобщее признание.

Мои мысли устремляются назад — к вам, мои дорогие!

Воскресенье 26 августа. На борту «Зари», между проливом Минина и фиордом Миддендорфа. Со вчерашнего дня прошли благополучно 60 морских миль и сегодня в полдень находимся на линии между островами Рингнеса и горою Нансена на материке, которая, следовательно, неидентична с «проклятой» вершиной. В ближайшее время справа должны появиться острова Тилло. Со стороны моря видны мощные ледяные поля со старыми высокими торосами. Берег вытянут длинным мысом, по-видимому, мысом Стерлегова. После долгого перерыва снова наступил хороший день. Сегодня в 8 часов вечера прошли мимо Стерлегова при ясной погоде, непостоянном зюйд-осте и солнечном сиянии. От 5 до 6 часов 30 минут провели станцию. Температура на дне -1,5° (на глубине 38 м), на поверхности -0,8°. Трал, кроме многих морских звезд, змее­хвосток, одной прозрачной голотурии, поднял также идотей, червей и несколько своеобразных рыб, из моллюсков — Pecten islandicus. В пределах видимости довольно много льда, все еще проходимого, хотя нам и пришлось неоднократно менять курс, чтобы обойти ледяные поля. Сегодня значительная дифракция. Невзирая на потерянное время, пока «Заря» стояла на мели, сегодня прошли острова Тилло, того же числа, как и Нансен.

Понедельник 27 августа. На борту, у входа в предполагаемый Таймырский пролив (фиорд Миддендорфа). Всю ночь шли на расстоянии 2 морских миль от берега при глубине 53 м. В 8 часов 30 минут утра достигли Таймырского пролива, но до получения координат, которые Зееберг определяет в настоящий момент на материке, неизвестно, в каком именно месте находимся. На севере виднеется довольно большой остров, к северо-западу от него еще несколько, на юге высокие горы, перед ними несколько мысов или же островов. Возможно, там лежит гавань Колин-Арчера. К востоку пролив суживается. Посередине пролива высится узкий скалистый остров и направо от него одинокая скала. Мы шли малым ходом, беспрестанно измеряя лотом глубину. Глубины, начиная с 21 м, быстро убывали; внезапно стало 6—7 м и вслед за этим я почувствовал двойной толчок — «Заря» в третий раз коснулась дна. Дали задний ход и благодаря сильному встречному течению нам удалось тотчас сняться с камня и притом без вреда. Пошли назад и бросили якорь на глинистом грунте. Зееберг и Вальтер отправились в шлюпке на берег, а я с Бирулей на паровом катере в противоположную сторону, чтобы точно промерить пролив. Этой якорной стоянкой хочу воспользоваться для проведения гидрографическо-зоологической станции.

Вторник 28 августа. На борту. Вчерашний день не внес ясности в наше положение. Зееберг не смог определить на берегу координаты — как раз в полдень тучи заволокли небо и пошел дождь. Рекогносцировка Колчака на паровом катере также не принесла положительных результатов — пройти до выхода из пролива на восток не удалось. Глубины, которые постепенно убывали с 19 до 10 м, не воспрепятствовали «Заре» проникнуть под проводкой катера в «пролив» и зайти в защищенную гавань.

Бируля вернулся ночью с дальней экскурсии. Он сделал интересное геологическое открытие, обнаружив послеледниковую морскую трансгрессию на высоте 5 м над уровнем моря, которую он определил по остаткам четвертичных моллюсков (Saxicava rugosa и Astarte borealis). При пересечении острова, лежащего к северу от нашей якорной стоянки, он, кроме того, убедился, что мы находимся не в Таймырском проливе, а стоим в .глубоком фиорде. Доктор и я во время наших геологических и зоологических экскурсий на острова к северу и югу от якорной стоянки не смогли ничего прибавить к разгадке местоположения «Зари». Доктор принес полный ягдташ куликов, из которых только немногие, более редкие экземпляры попали в коллекцию, а большинство было направлено в камбуз и не замедлило появиться на обеденном столе, обогатив наше меню. Несмотря на то что доктор в течение нескольких часов подкрадывался ползком на животе к группе оленей, он все же не смог в открытой тундре приблизиться к ним на расстояние выстрела. Я изучал на обоих островах гнейсы и сфотографировал их.

К вечеру установилась великолепная погода. Был один из редких прекрасных вечеров поздней осени в тундре, когда низкостоящее солнце создает такую волшебную игру красок, что воображение невольно рисует волнующие картины. На южной стороне на горизонте резко выделялись волнистые темно-синие контуры гор материка на фоне розовато-красного неба. Над вершинами гор медленно плыли золотисто-красные перистые облака, подобно колеблемым ветром столбам пламени. На переднем плане сверкали освещенные пробивающимся сквозь тучи солнцем узкие бурые полоски тундры, окрашенные местами в светло-фиолетовые тона. У основания скалистого мыса, сложенного из серовато-бурого выветренною гнейса и представляющего собой хаотическую груду нагроможденных одна на другую глыб, неподвижно лежал пригнанный ветром лед. По ту сторону мыса принесенные течением льдины издавали при столкновении обломков льда певуче-жалобный звук. Слегка волнующееся открытое море отражало темные нависшие облака на своей свинцово-серой поверхности, которая по мере приближения к бухте становилась фиолетовой.

В холодных серовато-стальных водах спокойно покачивалась на якоре «Заря». Там, далеко за пламенеющим морем, за далеким горизонтом, находилась наша родина! Туда склонялось солнце!

Якорная стоянка «Зари» была мало защищена, и яхта подвергалась опасности натиска льдов со стороны открытого моря. Здесь было рискованно долго оставаться. Нужно найти защищенную гавань или же попытаться пойти обратно. После того как я вместе с Коломейцевым осмотрел с марса фок-мачты горизонт и увидел на северо-западе между островами темную полосу, я решил попытаться обойти со стороны моря эти острова и окружавшие их ледяные поля. Но через 30 морских миль были встречены непроходимые льды. Пришлось повернуть обратно к «загадочному проливу». Он лежит, по последним нашим определениям, под 75° 14' с. ш. и 92° 59' в. д., следовательно на 23' южнее гавани Актиния и на 3° западнее ее.

Четверг 30 августа. На борту «Зари», во вновь открытом фиорде Миддендорфа, в том самом, который мы приняли сначала за Таймырский пролив. Мы все еще отрезаны от Таймырского пролива льдами, хотя и находимся от него на расстоянии не более 24 морских миль. Вчерашний день был богат открытиями. Прежде всего решался вопрос, пролив ли перед нами или же фиорд. Этот вопрос решен теперь в последнем смысле. Сегодня утром, вернувшись с экскурсии на паровом катере, Коломейцев сообщил, что фиорд простирается к северу на 30 миль в виде узкого канала. В нем мало бухт, и его ширина довольно постоянна.

Предпоследняя восточная бухта могла бы служить нам зимней гаванью, но мы рисковали бы остаться здесь без плавника, связь с ненцами оказалась бы тоже затруднительной, а возможно даже неосуществимой.

Вчера я с Бирулей и Вальтером предпринял пешком экскурсию на берег в сопровождении Расторгуева в качестве носильщика. Мы поставили себе целью подняться на горы к северу от «Зари» для того, чтобы решить вопрос о Таймырском проливе; вместе с тем нам представилась возможность поохотиться за оленями. К 10 часам мы были на берегу. Вальтер пошел на восток, Бируля и я — на запад. Пройдя отмель, мы поднялись на гору высотой 70 м. Ее вершина состоит из хаотического нагромождения гранито-гнейсовых глыб, лазая по которым можно сломать себе шею и ноги. Пройдя около 9 км и подкрепившись сухарями и шоколадом, мы хотели подняться на следующую вершину, когда донесся звук выстрела трехстволки доктора и перед нами предстало интересное зрелище— охота на оленей в открытой тундре: один олень свалился, два раза перевернулся и, поднявшись, бросился бежать к морю; два других оленя и две важенки с олененком убежали в противоположном направлении. Я отправился помочь доктору в преследовании подстреленных оленей и доставке убитых. О казалось, что два оленя были убиты наповал; Расторгуев тут же принялся свежевать их.

Направляясь к горам, мы увидели еще пять оленей. Решили оставить их в покое, так как бессмысленно убивать животных, если невозможно их забрать. Вскоре показалось стадо из 15 оленей, которые остановились на расстоянии выстрела от меня. Моя винтовка осталась у Расторгуева, а под рукой был только дробовик, поэтому я воздержался от стрельбы.

На вершине горы на высоте 102 м над уровнем моря угловатые каменные глыбы и плитообразные отдельности гранита были рассеяны в столь неустойчивом равновесии, что могли ежеминутно обрушиться на путника, вторгнувшегося в эту безжизненную каменистую пустыню. Здесь нас накрыл густой туман. В этом тумане ни о каких наблюдениях не могло быть и речи.

Обратно шли широкой цепью. Я держался побережья. Туман был настолько плотный, что я потерял товарищей из виду и не нашел даже того места, где оставил Расторгуева. Лишь позже, когда на юге туман немного рассеялся, я заметил, что давно прошел нужное место. Один раз слышал выстрелы товарищей, очевидно по стае гусей. Гуси появились передо мною, как едва распознаваемое в тумане облако, и опять исчезли. Затем я прошел мимо трупа оленя—печальной жертвы волков, которые, видимо, накануне его задрали, а доктор обнаружил остатки съеденного теми же хищниками песца. Для меня было новостью, что волк проникает далеко на север — до 76° с. ш.

Было уже поздно. Я дал сигнальный выстрел, но звук отнесло, очевидно, ветром, так как я не получил ответа. Решил пуститься в обратный путь, не разыскивая больше товарищей. Когда я пришел в 1 час ночи на мыс, куда должны были за нами приехать, все трое были уже там и обрадовались при виде меня, так как каждый из нас был озабочен судьбой своих спутников. Мой шагомер показывал 35 км — хорошая прогулка по тундре и по скалистым массивам. Стало холодно и сыро. «Заря» стояла дальше от берега, чем утром, с нее не спускали никакой шлюпки, чтобы послать за нами. Зееберг, проведший весь день на мысе ради магнитных наблюдений, произвести которые ему, однако, помешал туман, уже два часа назад переправился на яхту на каяке, чтобы позаботиться о лодке для нас, но и он не возвращался. На «Заре», казалось, царило безмятежное спокойствие, а мы мерзли в ожидании шлюпки еще два долгих часа. Наконец в 3 часа утра прибыл добряк Зееберг и доставил нам, борясь с встречным ветром и течением, два двухместных каяка. Он хотел провести ночь на берегу, надеясь осуществить намеченную работу следующим утром. Тем временем прибыл паровой катер. Он был прислан Коломейцевым, только что вернувшимся на судно. Мы забрали Зееберга со всеми инструментами и пошли полным ходом к судну. В 5 часов утра были снова в тепле, обсушились, вычистили ружья и, позавтракав, в 6 часов крепко уснули.

Сегодня доктор с тремя матросами привез на катере оленей, причем с места охоты до ближайшей свободной от льда бухты пришлось около 4 км тащить их на спине.

Тем временем зюйд-вест нагнал лед. «Заря» со вчерашнего дня уже не раз меняла место стоянки, и Матисен не смог выслать нам ночью шлюпку — на борту были заняты все семь матросов, а остальные находились с Коломейцевым на паровом катере. Лед закрыл выход из фиорда. Если норд-ост не вынесет эту преграду, то мы окажемся здесь в западне!

Пятница 31 августа. Ситуация та же. Матисен был на берегу и сообщил, что льды, насколько видит глаз, плотно скованы. Ночью свежий бриз пригнал лед к самому судну. «Заря» бросила якорь у северного острова под защитой западного мыса. Днем заштилело. Ждем терпеливо перемены ветра в надежде на освобождение. Вчера выпал первый снег. Температура -0,5°.

Команда здорова, настроение бодрое. Вчера узнал от Расторгуева, что матросы курят по очереди из общей трубки, и сегодня роздал им курительные трубки. Затем Расторгуев рассказал мне о своей жизни после того, как мы расстались с ним в 1893 г. на реке Хатанге.

Воскресенье 2 сентября. Положение не меняется — ветер упорно дует с юго-запада. Вчера мы дважды меняли стоянку, так как лед направлялся по фиорду на нас. В настоящее время мы стоим посреди фиорда под защитой маленького скалистого островка. Вчера я предпринял с Вальтером экскурсию в двухместном каяке к южному острову, на котором мы были в прошлый понедельник (27.V III). Довольно легко продвигаясь в каяке против ветра и волны, мы установили, что это был остров. Большую помощь оказала огромная льдина, севшая на мель. Под ее защитой мы смогли повернуть, так как высокая боковая волна опасна для каяка. Остров простирается приблизительно на 8,5 км к юго-юго-западу, из которых 6 км я промерил шагомером. Ширина острова около 2 км. Его побережье сильно изрезано. На измеренном мною протяжении имеется три залива. Поверхность острова представляет собою низкую топкую тундру («морая», как на Новосибирских островах ее называют промышленники мамонтовой кости). Поперек острова простираются плоские 20-метровые гранито-гнейсовые возвышенности. Этот ландшафт можно лучше всего охарактеризовать выражением «могильной тундры»: на всей поверхности расположены отдельные горизонтально лежащие гранито-гнейсовые плиты больших размеров, напоминающие надгробные памятники на кладбище. Некоторые плиты стоят более или менее отвесно; среди них мы нашли плиту высотой 2,6 м и шириной 3,5 м при толщине 0,5 м, с подветренной стороны которой сели позавтракать. Эти каменные плиты как бы созданы природой для нанесения надписей, и если нам пришлось бы здесь зимовать, то надпись была бы выдолблена. Через несколько веков, если какая-нибудь экспедиция посетит эти места, наши славные потомки были бы немало удивлены теми гигантскими усилиями, которые, по их мнению, мы должны были приложить, устанавливая эту плиту, так как ее основание находится на большой глубине в земле.

С гранитной вершины острова открывался вид на фиорд, на всем протяжении свободный от льдов. Дальше за проливом виднелась южная оконечность острова и море, плотно забитое льдом. Лишь у западного берега острова оставалась узкая полынья и на горизонте другая, по ту сторону архипелага. Я надеялся обогнуть этот архипелаг 28 августа. Очевидно, это тот самый остров, которого я ранее тщетно пытался достигнуть. Как и тогда, по ту сторону архипелага плотный лед. Тундра покрылась ровной снежной пеленой, из-под которой выступают темные, обросшие лишайниками каменные плиты. Ходьба по тундре стала затруднительнее: при каждом шаге нога скользит по обледенелым кочкам и с трудом ее вытаскиваешь из подмерзшей почвы. Жизнь в тундре за последние дни замерла. Кроме пролетавших большими стаями пуночек, мы видели единичных песочников (Tringa alpina), пару крачек (Sterna macrura), одну чайку (Larus fuscus) и двух гагар. Во время странствования с Вальтером по таймырской тундре наши мысли невольно обращались к воспоминаниям о том человеке, который принял бы живейшее участие в нашей экспедиции, будь он в живых,— к исследователю реки Таймыры А. Миддендорфу.

С приближением вечера пустились в обратный путь. Снежные вихри проносились над фиордом. Нас снова выручила большая льдина; под защитой ее можно было лавировать, и мы пошли прямо на «Зарю». Я не принимал участия в гребле, а сидел на корме и правил веслом, так как ветер относит каяк. Когда подошли к маленькому островку, под защитой которого стояла на якоре «Заря», мы увидели высланный за нами паровой катер. Я крикнул матросам, чтобы о нас не беспокоились,— мы чувствовали себя настолько уверенно, что могли бы взять катер на буксир, в случае если бы он остался без пара. Действительно, я нахожу каяк незаменимым в наших условиях: несмотря на низкую посадку, вода даже в большую волну его не заливает, если перестать грести, чтобы не разрезать волн с ходу, а дать каяку спокойно подниматься на их гребни.

Вернувшись на борт, мы сели ужинать в уютном салоне. Все были в прекрасном расположении духа. В самом деле, нам не на что жаловаться: отлично оборудованное судно, тепло, светло, хорошая свежая пища. В выдержке, необходимой в условиях полярного плавания, в терпении не ощущалось пока недостатка, по крайней мере у меня и у Коломейцева. Меньшим запасом терпения обладает гидрограф: он находит местность отвратительной, считает, что она не сулит ничего интересного и не имеет полярной специфики; такую местность он мог бы найти и в окрестностях Петербурга. Доктор сдержан, но внутренне раздражен из-за того,- что не попадалось моржей. Он говорит, что, по всей вероятности, их здесь вовсе не существует и что это, по-видимому, для Арктики мифические животные. Бируля тоже высказывает неудовольствие и говорит, что здесь нельзя оставаться, а нужно во что бы то ни стало достигнуть восточного побережья Таймырского полуострова! Но в конце концов не я же загнал плавучий лед к выходу из фиорда и не я забил шхеры льдом!

Сегодня в воскресенье у команды день отдыха. Закончив в 10 часов утра переброску угля в трюме и выровняв дифферент судна, матросы могли умыться и отдохнуть.

Гидрограф пошел на катере к ледяному барьеру, чтобы произвести исследование льдов, Бируля провожал его с драгой. Результаты драгирования, как и вообще сборов по зоологии, можно уже теперь считать богатыми. Помимо того, Бируля отлично обрабатывает свои материалы и дает прекрасные иллюстрации в виде красочных рисунков. Гидрограф установил, что наибольшая мощность прибитого ветром ледяного поля составляет 2,7 м, а торосы достигают высоты 7 м. Эти торосы представляют собой результат сжатия льда в устье фиорда. Как хорошо, что мы защищены от такого сжатия! Обнаружив на льду медведицу с медвежонком, гидрограф переправился туда с Коломейцевым на катере, и вскоре они привезли их на судно.

По «вопросу о Пясине» привожу цитату из Миддендорфа: «У левого притока реки Пясины, реки Фиры (Пиры) кочует род Тавгинских, или Авамских, самоедов. Два рода кочуют по берегам Пясины и пять по Таймыре». Реку Пиру близ моря они не переходят, как отмечает Миддендорф, из-за следующих побуждений: «на мой вопрос, почему они не доходят до моря, они пресерьезно отвечали мне, что неоднократно пытались сделать это, но что там бродят белые медведи целыми стаями и постоянно вытесняют самоедов. Они говорили о них, как об особой нации, умеющей удержаться в своей стране. Если вышлешь туда 8 человек, то белые медведи немедленно высылают против них 12 человек своей братии».

Если судить по нашим личным наблюдениям над нравами белых медведей, которых мы здесь встречали, то ненцам с Пясины нельзя приписывать особой храбрости.

Ненцы, кочующие по речной системе рек Боганиды, Дудыпты и Верхней Таймыры, поднимаются летом до южного берега Таймырского озера (74,5° с. ш .). Эти самые северные обитатели Таймырской земли — наши ближайшие соседи. В скором времени они двинутся в обратный путь на юг, но едва ли будет легче добраться до них, чем до авамских «на Пире или же на берегах Пясины». Маршрут отсюда вдоль побережья к устью Пясины, думается мне, географически более интересен, чем путь возвращения Миддендорфа. Лаптев, Челюскин, Минин, Стерлегов и Чекин направлялись весной по льду вдоль берега, но по материку между горами и побережьем не ступала еще нога ни одного путешественника, а до устья Пясины — вообще человека.

Собраться в дорогу я мог бы только после того, как выяснится, придется ли нам здесь остаться на зимовку. Это должно определиться если не в ближайшие дни, то в течение трех-четырех недель. Путь до Дудинки займет целый месяц, тем временем с 5 ноября здесь наступит полярная ночь. Обратный путь полярной ночью не лишен риска и, кроме того, в темноте невозможно будет возвращаться по старым следам. Не лучше ли мне пойти с гидрографом от Дудинки до истоков Хатанги и к Ессею, где полярная ночь наступает 5 декабря и длится до 2 января, оттуда пройти до устья Хатанги, а в марте и апреле обогнуть с востока Таймырский полуостров и мыс Челюскина и вернуться сюда?

Среда 5 сентября. На борту «Зари» в том же выжидательном положении! Коломейцев и Вальтер отправились вчера к северной вершине, у подножия которой мы видели недавно много оленей. На этот раз они вернулись, не встретив ни одного животного. Очевидно, волки разогнали все оленье стадо и за эти дни обглодали до костей труп оленя. На обратном пути Коломейцев и доктор видели спящего тюленя, рассмешившего их своей комической позой. Оба вернулись с прогулки поздно ночью свежими и бодрыми. Обозревая при ясной погоде с вершины горизонт, они удостоверились, что к северо-востоку нет выхода из пролива. Благодаря южному ветру температура заметно поднялась. Вчера у нас было +5 , +6°, и ночью в каюте стало жарко. В кают-компании мы привыкли к 8—9° и каждый лишний градус ощущается нами как тягостная жара. Когда же появится наш избавитель — северо-восточный ветер? Или мы в самом деле находимся уже на зимней квартире?

Тундра мгновенно опустела. Позавчера на маленьком островке, на котором гидрограф рассчитывал найти оленей, было совершенно безжизненно. Оставались только единичные пуночки (Plectrophanes nivalis), чайки (Larus glauicus), пара гагар и морянок. Бирулю порадовал трал, доставивший ему интересных гидроидей, губок, актиний и моллюсков. В противоположность этому Зееберга преследует явная неудача. С первыми лучами солнца он направляется на берег для производства наблюдений, но стоит только ему высадиться, как солнце тотчас скрывается. Так случается почти ежедневно...

Пятница 7 сентября. На борту «Зари» в неизменном положении. Наконец Зеебергу посчастливилось с солнцем. Его определение координат, довольно точно совпадающее с определением Коломейцева, дает 75°51' с. ш, и 93° в. д. Определение сделано «а маленьком скалистом островке, защищающем нас от плавучих льдов. Этот низкий скалистый остров, на котором отдельные глыбы гнейса лежат на берегу в ряд, как строительный камень разрушенной крепостной стены, мне живо напоминает «Западную батарею» близ Ревеля, я часто обозревал ее в детстве из ворот порта.

8 часов вечера. Динамо стучит в машинном отделении, обеспечивая электрический свет на моем рабочем столе. Вечер ясный, тихий и холодный -2,5°. Желанного норд-оста все еще нет! Терпение! Терпение!

Моя нога, которую я повредил несколько дней назад в тундре, еще не поправилась, и я вынужден отказываться от экскурсий, чтобы не лишиться возможности совершать большие путешествия. Сижу четвертый день в бездействии, в то время как остальные совершают интересные поездки. Вчера Вальтер и Бируля отправились на двух каяках в южном направлении и вернулись в час ночи замерзшие и усталые. Они сообщили об интересном открытии — об обнаруженном ими устье, по-видимому, большой реки, пробивающейся сквозь каньон. Там было много плавника, хотя и не столь хорошего качества, как на острове Кузькина. Наблюдали богатую жизнь пернатых. Дальше есть озера с прекрасной питьевой водой. Короче говоря, эта местность весной будет, по-видимому, довольно населенной. Коломейцев отправился сегодня на катере с Вальтером и Матисеном для топографической съемки и промера глубин до устья этой реки. Полагаю, что пролив между материком и островом, если он достаточно глубок для «Зари», мог бы послужить нам для выхода лучше, чем этот забитый льдами пролив. В дальнейшем зимняя гавань была бы там также удобнее благодаря близости топлива и пресной воды. Жду с нетерпением результатов этой экскурсии. «Фиорд», который мы открыли и в котором находимся уже одиннадцать дней, я назвал именем Миддендорфа. Полагаю, что имел право это сделать: во-первых, мы определили координаты этого места; во-вторых, изучили окрестности и фауну этого фиорда и, таким образом, какое-то наименование фиорда вполне обосновано. Но чье же имя заслуживает быть увековеченным в этом месте, как не имя Миддендорфа, первого исследователя Таймырской земли, авторитетного исследователя Сибири?

Если удастся здесь найти достаточное количество дров, сможем спокойно перезимовать. Без топлива будет много хуже, так как наш запас угля на сегодняшний день 148 т!

Воскресенье 9 сентября. Штиль! Ледяной барьер в устье фиорда неподвижен. Вчера утром мы укрылись в бухте у северного мыса от льдов, надвигавшихся к северному берегу со стороны «острова Наблюдений». Оттуда я отправился на берег в поисках удобного места для устройства склада, который сегодня заложим на высоте 5 м над уровнем моря. К востоку от этого места ближайший мыс лежит на одной линии с выдающейся вершиной в глубине фиорда и островом Наблюдений на юго-востоке. Когда копали яму, оказалось, что земля оттаивает только на 0,4 м. Под верхним оттаявшим слоем глины, на глубине до 1,4 м был торф, перемежающийся со льдом. Здесь я велел зарыть ящик с 48 банками консервированных щей, запаянный жестяной ящик с 6 кг сухарей, запаянный жестяной ящик с 6 кг овсянки, запаянный ящик, содержащий около 1,6 кг сахару, 4 кг шоколада, 7 плиток и 1 кирпичик чаю. Яма была засыпана глиной и камнями и обозначена деревянным крестом.

Чтобы сократить расход угля, я распорядился зайти в глубь фиорда, в защищенную гавань, где погасили топки в ожидании норд-оста. Норд-ост должен нас освободить хотя бы через год! Стоять здесь дольше под парами обойдется слишком дорого. Экскурсия Коломейцева не дала, к сожалению, положительного результата — он не нашел на южном берегу защищенной гавани. Таким образом, для нашей стоянки остается гавань у северного берега фиорда, в которую мы в настоящее время заходим. Любой день может принести с собою норд-ост и изменение погоды, в силу этого предпринимать экскурсии длительностью более чем на один день рискованно. Как бы меня ни привлекало южное побережье и река, обнаруженная там, отправиться в экскурсию я не решаюсь, так как во время трехдневной поездки может наступить единственный случай, чтобы вырваться из фиорда, и этот момент никак нельзя упустить. К тому же паровой катер стал снова на ремонт, и я вынужден пользоваться шлюпкой и каяком, передвижение на которых слишком медленно, чтобы предпринимать дальние экскурсии. Итак, терпение!

Понедельник 10 сентября. На борту «Зари», в гавани фиорда Миддендорфа. Гавань, в которой вчера в 5 часов вечера отдали якорь, производит на всех хорошее впечатление. Она достаточно защищена от напора льдов, якорная стоянка на расстоянии около 4 кабельтовых от берега (0,74 км) имеет глубину 11,6 м.

Вчера, когда мы входили в фиорд, у северо-западного берега на большой льдине, которая с зимы не трогалась с места, лежало до 50 тюленей. На вершине ближайшего гранито-гнейсового массива спокойно отдыхал старый олень с обломанным рогом, по словам Вальтера — его давний знакомый. Стаями летали морянки, солнце светило с ясного неба, озаряя своими теплыми лучами эту мирную жизнь. Вальтер, Коломейцев и Зееберг пошли за оленем, которого застрелил Коломейцев. Матисен отправился на охоту за тюленями, но, стреляя, промахнулся; предварительно он их сфотографировал с близкого расстояния.

Ночью ветер повернул на восток. В настоящий момент дует северо-восточный ветер около 5 м. Он нам уже несколько помог. Матросы, посланные за оленем, вернутся, надо надеяться, с хорошими вестями. Моя нога еще нуждается в покое, но сегодня хочу попытаться совершить прогулку. Доктор принялся за лечение повара Фомы, который нервно возбужден и, видимо, несколько переутомлен. В остальном все хорошо!

Вторник 11 сентября. На борту «Зари», в северной гавани фиорда Миддендорфа. Вчера после завтрака я отправился на каяке на противолежащий северо-восточный берег. Ветер, от которого мы ждем освобождения, мешал грести. Вскоре Вальтер и Бируля обогнали меня на двухместном, каяке, хотя выехали позже. Крупный тюлень вынырнул влево от моего каяка, потом справа, поднимая над водой при своих забавных прыжках только спину и зад. В заключение он вынырнул еще раз и исчез. Если бы он толкнул мой каяк, неприятное купание было бы неизбежным.

В тундре мы расстались, и я пошел на северо-северо-запад к перешейку, отделяющему фиорд Миддендорфа от северного побережья. Этот перешеек шириной около 5 км и высотой около 10 м подобен узкой седловине. С высокого холма я оглядел залив северного побережья. У берега была чистая вода, к горизонту лед становился все плотнее. Тундра была пустынна — я застрелил только одну песчанку (Calidris агеnaria). Местами были слышны единичные плавунчики, изредка пролетали стайки пуночек. Попадалось много старых следов оленей и один волчий. Коренная порода, представленная здесь гнейсом и гранито-гнейсом, выветрена, как и повсюду. Ручьями талой воды препарированы отдельные плиты гнейса, позднее частично засыпанные; таким образом, создался ландш афт могильной тундры, которую я сфотографировал, но, к сожалению, при плохом освещении. Около 6 часов, когда я закусывал, С ближайшей горы спустился доктор. Он рассказал, что ему повстречались четыре волка, из которых один был темной масти, остальные светлые, почти белые. Несколько часов назад мы слышали пять выстрелов, возможно, что Бируля встретил стаю и убил одного из волков. В 10 часов Вечера, Когда все собрались на берегу у каяков, Бируля рассказал, как уложил медведя, который, спокойно позевывая, шагал навстречу. Обратно при слабом ветре мы дошли быстро — в 50 минут. Картина была живописная. В ночной темноте рядом со мной скользил каяк Вальтера и Бирули по сверкающей при лунном свете воде.

Лед все еще неподвижен, но благодаря восточному ветру скоростью 10 м льды должны отступить. Работая по съемке, Коломейцев видел у противоположного берега трех плывущих медведей. Следовательно, местность довольно населена. В случае зимовки в дровах и воде также не будет недостатка.

Среда 12 сентября. Там же. Вчера на прекрасном вельботе, полученном от Морского министерства, отправились на берег за убитым Бирулей медведем. Сначала высадили Коломейцева, который хотел продолжить топографическую съемку. Матисен правил вельботом, Бируля и Вальтер были, конечно, с нами. Из команды нас сопровождали Евстифеев и Расторгуев, которых берем с собой всякий раз, когда предстоит разделывать тушу убитого зверя; кроме того, был Безбородов. Подул резкий бриз. Волна усилилась, особенно на обратном пути; вельбот сильно кренился, зачерпывая бортом воду. Я смирился с мыслью о предстоящем холодном купании, но мы приняли только душ и в 10 часов вечера вернулись к себе домой голодные и веселые. Результатами геологической экскурсии я остался доволен. Мне посчастливилось обнаружить на одной из скал ясные ледниковые шрамы. Сегодня ветер той же силы, что и накануне,— 11 м/сек. Он изменил лишь направление с восточного на юго-восточное. Полагаю, что фарватер свободен, хочу завтра сделать попытку пробиться.

Четверг 13 сентября. На борту «Зари», в фиорде Миддендорфа. Попытка выйти сегодня из фиорда не удалась. В 8 часов утра мы были на чистой воде и около 8 часов 30 минут выбрали якорь, надеясь на успех.

При свежем южном ветре и довольно высокой волне мы медленно продвигались по фиорду, беспрестанно бросая лот. Не дойдя до мыса Депо, оказались в четвертый раз на мели. На этот раз это был камень, с которого благополучно снялись, дав задний ход и подняв паруса на фок- и бизань-мачтах. С этого места открывается вид на выход из фиорда. Картина была мало радостная — сплоченные льды до самого горизонта! То же самое подтвердил гидрограф из бочки. Снявшись с камня, бросили якорь; после завтрака я отправился на вельботе к северному мысу, чтобы ориентироваться в ледовых условиях. Крепкое ледяное поле пакового льда закрыло выход, следовательно южный ветер нарушил со вчерашнего дня благоприятное действие восточного ветра. Льды задерживаются на западе цепью островов и выгоняются, по-видимому, не восточным, а восточно-северо-восточным или северо-восточным ветром, господствовавшим здесь до нашего прибытия. Только к северу от островов было видно открытое море, но за островами на протяжении 5— 10 миль были льды. На западе и юго-западе тот же лед. Вскоре я вернулся. Итак, вновь заходим в гавань в ожидании лучшего будущего! Возможно, что вчера был упущен момент освобождения, но также возможно, что мы оказались бы теперь затертыми паковым льдом, если бы вышли вчера в море. Быть может, мы попали здесь в тиски, из которых, кто знает, когда освободимся. Очевидно, лишь норд-ост откроет нам выход из шхер, но тот же ветер, по всей вероятности, закроет нам дальнейший путь к мысу Челюскина. Итак, терпение! Как бы то ни было, добравшись сюда, до Таймырского полуострова, мы все же в лучшем положении, чем если бы в открытом море нас окружал паковый лед.

Странным образом Нансен как раз здесь наметил мне зимнюю стоянку, вблизи от своей прежней гавани Колин-Арчера!

Пятница 15 сентября. На борту «Зари», в гавани Веселовского в фиорде Миддендорфа. Хотел бы так назвать эту гавань в память последнего современника А. Миддендорфа, основателя климатологии России К. С. Веселовского.

Вчера я отправился на материк с Матисеном и Зеебергом, чтобы еще раз заснять шрамы, так как часть моих снимков оказалась неудачной. Тем временем Коломейцев с Вальтером и Бирулей побывали на западной стороне и вернулись вечером с вестью, что к северу вода стала свободнее, но выход забит льдом. Сегодня с утра Коломейцев измеряет глубину южного прохода, который может оказаться единственным путем для нашего спасения из этой мышеловки. С нетерпением жду его возвращения с добрыми вестями. Сам я оставался на борту «Зари» и весь день посвятил окончательному устройству своей лаборатории. Теперь у меня удобное и полное уюта рабочее помещение. Я перенес сюда геологические приборы и книги, и в моей каюте стало просторнее. Дни стали короче, я сижу при лампе. Пиронафтоловые лампы очень удобны, притом согревают помещение: вскоре после того как была зажжена лампа, температура в моей лаборатории поднялась с 9 до 11°. Погода теплая, +3° при юго-восточном ветре.

На моей родине наступила осень! Как вам живется, мои любимые? Долгое время я не мог перечитывать ваших милых писем, полученных в Екатерининской гавани, они слишком сильно меня волновали. Вчера я снова их перечитал и буду это делать возможно чаще. Спокойной ночи...

Воскресенье 16 сентября. На борту «Зари», в фиорде Миддендорфа. Опять под парами, делаем третью попытку выбраться из мышеловки] Коломейцев сообщил вчера, что, быть может, удастся выйти через южный пролив, хотя это сопряжено с известным риском. Выход там свободен! Я тотчас же распорядился развести пары. В 10 часов утра все было готово, и вот мы идем к северному проливу. Если не сможем здесь пробраться, то пойдем к южному выходу. Вчера вечером был резкий юго-восточный ветер, сегодня утром слабый ост.

Вслед за Коломейцевым с экскурсии вернулись Вальтер и Матисен. Первый, как всегда, с полным ягдташем. Доктор принес семь тундровых куропаток (Lagopus alpinus), впервые встреченных здесь. Он видел стаи различных куликов. Летели ли они с Земли Санникова или же с мыса Челюскина? Между 12 и 1 часом ночи за облаками на горизонте впервые увидели слабое северное сияние. Оно простиралось с юга на северо-запад. На юге оно виднелось на высоте 20° в виде ленты, на северо-западе приблизительно на высоте 60° в виде слабо полыхающих желтовато-зеленых лучей.

Настроение хорошее, только Фома неуравновешен и постоянно ссорится, особенно со Стрижевым. Он был несколько дней нездоров и отдыхал. Его заменил Носов, наш прекрасный кочегар, который также хорошо выполнял обязанности повара.

Наступает критическое время! Осторожно проскользнули через южный пролив, не сев на мель. Наименьшая глубина была 9,6 м, измеренная гидрографом с шедшего впереди на веслах вельбота. В 9 часов вечера мы благополучно миновали западную оконечность острова, разделяющую оба пролива. Начиная оттуда, глубина была не менее 15 м, что позволило держать средний ход, не измеряя впереди глубину фарватера.

Днем я был занят печатанием своих фотографических снимков. У меня не было особенного желания стоять на мостике, особенно после уверений Коломейцева, что у меня «дурной глаз», так как каждый раз, когда мы оказывались на мели, стоял на мостике я. Откровенно говоря, это было удивительным совпадением! Окончив в 9 часов работу, я поднялся на мостик. В 10 часов становилось настолько темно, что нельзя было отличить воду от льда. Неожиданно нас остановила большая льдина. Кругом плавучий лед большой мощности. Безветренно. Возможно, что штиль продержится еще долго. Однако с сильным падением барометра надо ждать шторма, и мы очутимся тогда в тяжелом положении: западный ветер выбросит нас на берег, восточный — может нас далеко угнать, да и вообще любой ветер может вызвать сжатие льдов. С рассветом попытаемся выбраться отсюда. Этого опасного маневра нельзя избежать, если стремиться еще в этом году достичь намеченной цели. Отдать якорь в устье пролива было бы тоже рискованно: выход может быть закрыт наутро льдом. Неужели счастье откажется сопутствовать мне и теперь?

Понедельник 17 сентября. На борту. 7 часов утра. Счастье меня не оставляет — идем со скоростью б узлов в открытом море! В 12 часов ночи лег на койку. Просил разбудить меня на рассвете, а если положение изменится, то и раньше. Лед в легком движении, поэтому ледовый якорь не держит. «Заря» стала среди льдов. В 3 часа меня разбудили. Выйдя на палубу, я увидел медленно дрейфовавший к югу лед. В том же направлении гнало яхту. Мы стояли теперь у большой старой льдины. Кругом были полыньи; поворачиваясь в них, яхта могла выравнивать курс. Материк был ясно виден; на горах лежал снег. У нас на палубе мокрый снег тотчас же таял, следовательно там вверху было холоднее. Можно было направиться на запад, где расходились льды, и я разбудил Коломейцева. В 3 часа 30 минут машина заработала. Нам удалось, лавируя между льдами, проскользнуть без повреждений на запад, чтобы обогнуть острова. «Заря» наталкивалась не раз На крепкие льдины, но без особого для себя вреда. В 5 часов вышли из льдов и теперь направляемся на северо-восток, прощаясь с городами фиорда Миддендорфа, где мы стояли 19 дней — с 23 августа по 16 сентября! Теперь видны покрытые снегом северные склоны этих гор. Погода ясная, легкий юго-западный бриз. Барометр поднимается. Мы на свободе!

Полагаю, что лучше всего обойти острова Норденшельда, не вдаваясь в Таймырский пролив, где ледовые условия, по всей вероятности, такие же, как и здесь, у фиорда Миддендорфа. Если так пойдет дальше, мы будем в течение суток у мыса Челюскина, а если теплая погода продержится еще неделю и море не замерзнет, то выполним намеченный план.

Собак необходимо возможно скорее спустить на берег. Прекрасный шпиц из Усть-Янска получил язвы, лежа на сырых дровах. Две западносибирские лишились аппетита, причем у одной из них начались судороги.

В 11 часов утра находились на широте Таймырского пролива. До 7 часов вечера блуждали у границ сплошного плавучего льда, не находя выхода на северо-восток. Приблизившись к берегу, увидели острова. У одного из них стали на якорь с подветренной стороны. Идти на запад через паковый лед было рискованно из-за тумана.

Запас угля становится настолько ограниченным, что заставляет отказаться от дальнейших «опытов». Пора окончательно установить зимнее местопребывание.

Вторник 18 сентября. Погода ясная. Стали на якорь у ближайшего западного острова, северо-западнее фиорда Миддендорфа. В ясную погоду с борта судна видны зубчатые контуры южных гор этого, фиорда. В 9 часов 30 минут утра я приказал поднять якоря. Вчера прошли только 7 миль, теперь идем на север по чистой воде. Вскоре появился плавучий лед; справа у берега тяжелый дрейфующий лед. Ясный тихий день. Высокую температуру воды + 2° и низкую ее соленость можно объяснить близостью побережья и поступлением талой пресной воды из многочисленных горных ручьев (?). Сейчас сбавили ход, установили указатель глубин (подводный часовой), так как глубина уменьшилась до 32,7 м. Слышу, как на вантах щебечет птичка, но еще не вижу певуньи. Призываются зоологи. Доктор установил, что это синица, и собрался стрелять, но моряки единодушно запротестовали, так как нарушение гостеприимства по отношению к усталой, присевшей передохнуть на судне птички не может привести к добру! Тем временем несмышленое создание перелетело на дрейфующий лед. Счастливого пути, маленькая синичка, достигни благополучно юга, прежде чем наступит зима!

В полдень Коломейцеву удалось определить широту 76°10'. С тех пор мы шли на северо-северо-восток около 2 1/2 часов со скоростью 6 1/2 узлов, следовательно достигли до 76°20'. Затем пришлось уступить дорогу ледяному полю и свернуть на запад. Как бы то ни было, мыс Паландера остался позади. В 2 часа 45 минут он ясно и резко выделялся на юге. От материка до лежащих правее островов, которые не могут быть ничем иным, как архипелагом Норденшельда, тянется поле дрейфующего льда. Вход в Таймырский пролив прегражден льдом. Остается идти вперед, обогнуть архипелаг Норденшельда и неуклонно держать курс к мысу Челюскина. Если простоят хотя бы два дня ясной погоды при легком юго-западном ветре, как было сегодня,— дело будет выиграно. Лед в архипелаге Норденшельда задержался, очевидно, как и у группы островов фиорда Миддендорфа, благодаря юго-западным и южным ветрам, продолжавшимся в течение трех недель. По всей вероятности, имеется проход с другой стороны архипелага Норденшельда. Нам нужно пройти здесь своевременно— до перемены ветра. Высокая температура воды даже тут, в открытом море у кромки льда, + 2° дает нам определенную уверенность и гарантию в том, что мы нескоро замерзнем. Вперед полным ходом! Машина делает 90 оборотов, подняты паруса.

Вопрос относительно температуры воды как будто проясняется. В полдень мы имели максимум +2°, очевидно благодаря речной воде реки Таймыры, теперь, в 4 часа 30 минут — обычная поверхностная температура —0,3°. Идем с большой скоростью среди плавучею льда. Временами ощущаются толчки о крупные льдины.

10 часов вечера. За сегодняшний день плавания потеряли по долготе, если не по широте. После 4 часов дня пришлось повернуть на запад и юго-запад, уступая дорогу дрейфующим льдам, а в 8 часов, с наступлением темноты, мы остановились и пришвартовались к кромке ледяного поля. Теперь стало ясно, что в Таймырский пролив проникнуть не сможем, а также вряд ли сможем обогнуть острова Норденшельда.

Среда 19 сентября. Идем опять назад. В 4 часа утра подняли якорь. Когда в 3 часа 30 минут я вышел при тусклом рассвете, лед окружал нас с запада до северо-востока. На востоке и на юге темнело водяное небо. Завтра, двадцатого, надеюсь укрыться у мыса Челюскина или в какой-либо безопасной гавани. Вскоре, после 6 часов вечера, показались семь обозначенных Нансеном на карте островов Норденшельда и одновременно мыс Паландера. Кругом сплошной лед, только местами видны отдельные полыньи, но вскоре и их не стало. Я поставил перед Коломейцевым вопрос, возможно ли форсировать лед от полыньи до мыса Паландера, на что он ответил, что для опыта надо сначала пробить ближайшую льдину. Дали средний ход. Льдина разломилась, и я торжествовал, но преждевременно! Вслед за этим «Заря» остановилась, не продвигаясь вперед, хотя толщина льдины не превышала 1,8 м. Теперь, после не оправдавшего себя опыта, оставалось держать курс только обратно «домой» — в фиорд Миддендорфа.

Настроение во время завтрака у всех было подавленное. 5 часов 30 минут вечера. Проходы к мысу Паландера и другим мысам с красивыми конусообразными скалами траппов оказались забитыми льдом. Утром попытаемся войти в свою прежнюю гавань. Итак, пришел конец навигации этого года! Какое отсюда следует вывести заключение? Совершил ли я ошибку или же ледовые условия этого года оказались особо тяжелыми?

Четверг 20 сентября. На борту «Зари», на якоре в заливе, названном мной бухтой Коломейцева, между фиордом Мид­дендорфа и Таймырским проливом. Ночью пришвартовались к льдине между первым островом Брюзевиц (якорной стоянкой 5. IX) и мысом Торос. В течение ночи объединенными усилиями ветра и течения нас угнало в море на юго-восток, приблизительно на 9 морских миль. Около 4 часов утра при жестоком северном ветре, тумане, снежной пурге и морозе пустили в ход машину в надежде, что северный ветер разгонит лед и мы подойдем хотя бы к Таймырскому проливу. Коломейцев залез вторично в бочку. Когда туман рассеялся, выяснилось, что льды в ближайшем соседстве несколько расступились, и мы вошли в северный фиорд. В этом защищенном фиорде надеемся переждать передвижку льдов. На другой день мы четверо: Вальтер, Бируля, Зееберг и я совершили экскурсию, которая окончательно убедила нас, что мы отрезаны от Таймырского пролива несколькими милями льдов. Что касается расхождения нашей долготы с долготой Бове то с этим можно не считаться. Наша долгота хорошо сочетается с долготой Вилькицкого в гавани Диксона, между тем как долгота Бове отклоняется на два градуса и его указания о положении бухты Актиния сделаны не по прямым наблюдениям, а по счислению.

Вот скоро уже месяц, как мы находимся на расстоянии лишь нескольких миль от Таймырского пролива, не имея возможности до него добраться.

Сопоставляя все обстоятельства, чтобы решить, в чем главная причина наших неудач, прихожу к выводу, что направление ветров в течение всей навигации было крайне не благоприятным. Начиная от гавани Диксона, господствующими ветрами были юго-западные, в то время как Норденшельду в этот период сопутствовали почти исключительно восточно-северо-восточные ветры. Следовательно, последние отгоняют льды от побережья, а при первых лед скапливается у островов и фиордов. Уклонение от курса к западу, к которому я неоднократно прибегал, едва ли привело бы нас к цели, и возможно, что мы оказались бы в этом случае у Новой Земли или у Земли Франца-Иосифа. Придя к такому заключению, я почувствовал значительное облегчение и одновременно у меня окрепла решимость к дальнейшим действиям.

Если не наступят холода, нас может выручить восточно­северо-восточный ветер, в противном случае выполнение наших планов должно быть отложено до следующего года.

Сегодня на яхте снова оказалась пара синиц (Parus ater). Птицы искали в снастях Защиты от ветра. Мы с Матисеном сфотографировали их не столько для себя на память, как для зоологов в вознаграждение за запрет нарушать традиционное гостеприимство. Позже на судне я увидел еще синицу; если бы мне удалось ее поймать, то принес бы ее в жертву науке. В остальном тундра пустынна; нет больше пуночек, осталось лишь немного чаек. Видели одного кулика и одну белую куропатку, также имеется много медвежьих и песцовых следов.

Суббота 22 сентября. На борту «Зари». Якорная стоянка в бухте Коломейцева, 76°15' с. ш. 94° в. д. Вчера предприняли с гидрографом маршрут к горе на мысе Паландера. Мы надеялись сделать при прояснившейся погоде обзор замысловатой географии этой местности. В 2 часа дня прояснилось, и я увидел с вершины интересную панораму, которая была запеленгована и эскиз которой набросан гидрографом. Передо мною на северо-востоке лежал, как мне думается, остров Таймыр с открытой на запад бухтой Актиния и с тремя вершинами; первая из них известна под названием горы Негри. Правее, на юго-восток, лежала гавань Арчера, которую Нансен рекомендовал мне в качестве зимней гавани. Она казалась хорошо защищенной и притом была совершенно свободна от льда, но подход к ней был забит сплошным льдом. Позже эта бухта получила название Волчьей. С запада до северо-востока тянулись полыньи, суживающиеся у бухты Актиния. Короче говоря, ледовая картина улучшилась, и я решил сняться на другой день с якоря. На обратном пути мы видели свежий медвежий след. Гидрограф, который впервые взял с собой на прогулку свою «пушку» (крупнокалиберную 4,5-килограммовую двустволку), был, как всегда, полон охотничьего пыла. Медвежий след вел сначала вверх на скалу, затем, сделав петлю, повел вниз к фиорду, в котором медведь, вероятно, выкупался, разогревшись при подъеме на гору. Затем след повел опять в тундру и дальше на юг. Стало поздно, и мы прекратили дальнейшее преследование. На обратном пути видели цепочку свежих следов куропаток. Снег в тундре достигал 11 см толщины. По ночам было не менее —2°, а днем около 0°. Поверхностная температура воды тоже равнялась 0°. Когда я бросил с ближайшей горы взгляд на море, мне показалось, что лед стал плотнее и полыньи частично исчезли. Водяное небо, темневшее от запада сплошь до востока, тоже побелело. Я вернулся на борт с несколько померкнувшей надеждой. Между тем Коломейцев измерил со шлюпки глубину бухты и нашел ее удобной для предстоящей зимней стоянки. Матисен принес мне неприятное известие: две остяцкие собаки пали в кровавой схватке. Это случилось после того, как я велел свести собак на берег и они остались без присмотра. Победитель в этой борьбе был известен на своей родине как победитель волка, и все собаки его боялись. Сейчас преступник смотрит совсем невинно, будто ничего не случилось.

Сегодня утром, осматривая с горы окрестности, мы с Коломейцевым обнаружили большие полыньи, и я. распорядился подготовиться к отплытию. В 2 часа 30 минут подняли якорь. Надеемся до вечера пройти в бухту Актиния. Чтобы обогнуть мыс Торос с юго-запада, потребовалось преодолеть ледяную перемычку, с чем «Заря» великолепно справилась. Но через 3 часа судно наткнулось на сплошной лед. Пришлось повернуть, чтобы добраться по другой полынье до острова Таймыр. Тихий вечер, легкий северо-северо-западный ветер. Тепло и ясно, будем надеяться на успех!

В 8 часов вечера пришвартовались к ледяному полю; температура воздуха —0,5°, воды +0,2°, видимо под влиянием реки Таймыры.

В Таймырском проливе, названном мною «Морем недоразумений», трудно разобраться, несмотря на указания Норденшельда и Нансена. Думаю, что набросанные нами эскизы едва ли смогут облегчить плавание нашим преемникам.

Воскресенье 23 сентября. На борту «Зари». Ночь прошла хорошо. Мы продвинулись на несколько миль к юго-востоку. В 5 часов было еще туманно, шли малым ходом. Около 6 часов прояснилось. Одна полынья вела на северо-восток в сторону темного водяного неба, где, по нашему предположению, находится мыс Лаптева. Другая полынья вела на юго-восток почти до мыса бухты Актиния. Неожиданно нас накрыл густой туман, и мы потеряли из виду маленький островок, служивший ориентиром. Когда туман рассеялся, Коломейцев поднялся в бочку и объявил мне, что к мысу Лаптева прохода нет. Ничего больше не оставалось, как снова повернуть и пробиваться к бухте Актиния. Сегодня утром вокруг судна образовалось много шуги. Барометр стоит очень высоко и продолжает медленно подниматься. Безветренно; в штиль каждую минуту могут наступить сильные морозы. Но в то же время однодневный шторм с северо-востока мог бы выручить нас, освободив проход от льда.

Сегодня ночью на борту был гость — снова лесная синица; она как будто хочет устроиться у нас по-домашнему, что было бы мило с ее стороны. Очевидно, такелаж как бы заменяет ей родной лес. Наши зоологи удивлены, что этот лесной житель находится в столь высоких широтах.

Понедельник 24 сентября. На борту «Зари», в Волчьем заливе. Вчера были предприняты экскурсии на берег. Доктор и я пошли на байдарке, Коломейцев и гидрограф на другой. Я послал на берег также шесть человек команды, в том числе Толстова и Фому. Мне хотелось, чтобы они освежились на прогулке, в чем Фома особенно нуждался. Поднявшись на гранито-гнейсовую возвышенность в 103 м — мнимую гору Негри, я сделал общий обзор окрестности, внесший наконец ясность в географическое положение: перед нами лежал остров Таймыр, а Таймырский пролив был забит льдами! Мы стоим на якоре во вновь открытом заливе, который я называю заливом «Зари», так как здесь придется нам, вероятно, перезимовать (позже этот зал и в был назван Волчьим).

Продолжать рискованные опыты дальше нельзя, мы достаточно дорого оплатили несколько миль от фиорда Миддендорфа досюда. Это расстояние стоило нам 20 т угля! К тому же после форсирования льдов усилилась течь корпуса судна. Станция не могла быть взята из-за подвижки льда в заливе.

Вчерашний вечер был великолепен: темно-фиолетовый оттенок сумерек на востоке над Таймырским проливом, золотисто-красные лучи заходящего солнца, освещавшего льды в проливе между бурыми цепями гор, розовые снеговые и ледяные пространства на западе, между ними группа гор со сказочной красоты контурами скал, на одной из которых я стоял. Передо мной были узкие морские проливы, в открытых местах которых отражалось оранжево-красное солнце, далее на горизонте виднелись отдельные темные полыньи. В одном из морских проливов красовалась одинокая «Заря». Слева от нее, на юго-востоке горы Миддендорфа, и над северо-восточным концом нашей бухты возвышалась большая, так называемая «Черная гора». Все это представляло богато расцвеченную картину, полную северного покоя и уединения, полную неотразимого очарования.

Когда я поднялся на вершину горы, которая по величине слагающих ее гранитных глыб и их беспорядочному нагромождению представляла невиданное зрелище, я услышал треск ударявшихся одна о другую каменных плиток, как бы под тяжестью шагов. У меня мелькнула мысль, что это шли мои товарищи, но, поднявшись наверх, увидел свежие следы медведя.

Форма и распределение глыб были необычайны. На вершине стоял строго отвесно остроконечный обелиск высотой около 3 м. Симметрично по отношению к этой колонне лежали две огромные шаровидные гранитные глыбы, будто бы все это вместе взятое было морским знаком, сооруженным гигантской рукой. В другом месте, куда я пристал к берегу на каяке, глыба диаметром в 1,25 м и высотой в 1 м лежала на трех камнях величиной с человеческую голову. На обратном пути я пересек следы двух оленей и направившихся за ними охотников. Доктор пошел по следам трех волков, преследовавших молодого оленя. Вечером все собрались, за исключением Толстова и Фомы. В 2 часа ночи вахтенный заметил на берегу световой сигнал. Тотчас была отправлена шлюпка, но она вернулась с одним только Толстовым. Фомы не было, что нас немало обеспокоило. Наконец утром в 7 часов в подзорную трубу Матисен увидел на берегу Фому и около 9 часов вельбот благополучно доставил искателя приключений. Переживания петербургского повара на крайнем севере Азии оказались «из ряда вон выходящими»: он и Толстое отделились после завтрака от остальной компании и перешли по льду на южный берег бухты. С наступлением вечера они хотели вернуться, но лед благодаря течению и легкому восточному ветру пришел в движение. Толстов, более смелый, чем кок, предложил воспользоваться небольшой льдиной вместо шлюпки и ружейным прикладом вместо весла. Он успешно выполнил свой маневр, а Фома, провалившись не раз сквозь трещины в воду, предпочел вернуться и обойти залив пешком, при этом прошел, как уверял, 70 км (эту цифру следует сократить не менее как на одну четверть). Но дальше следует самое большое геройство кока. Ночью, странствуя в мокрой одежде, он увидел какого-то быстро пробежавшего белого зверя, в которого хотя и стрелял, но промахнулся. После этого его настигли семь волков, окружили по два с каждой стороны и три сзади. Его закоченевшие от холода пальцы не смогли достать патроны из патронташа. Тогда он опустился на колено (все это Фома изобразил во время своего рассказа ), высыпал патроны в шапку, зарядил ружье и «дал залп» в стаю. Один волк остался на месте, другие отбежали со страшным воем. Тут его со страха схватила медвежья болезнь. Рассказывая об этом, Фома удивительно удачно подражал воющему волку. На вопрос, почему он не дал светового сигнала с берега, Фома ответил, что его спички намокли, когда он провалился в трещину. Развести огонь он пробовал трением куска плавника о камень, искра будто бы получилась, но огня не удалось высечь. Фому мы отправили на койку для заслуженного отдыха, а доктор тотчас же пустился в путь, чтобы проверить рассказ Фомы, если не по «лежачему волку», то по волчьим следам. «Иметь такое счастье! — воскликнул доктор.— Д а если бы я оказался в положении Фомы, то семь волков были бы уложены на месте для защиты оленей и нам на пользу».

Коломейцев сообщил, что начался восточный ветер; он опять надувает паруса наших надежд! Температура воды —0,5° (при —0,7° вода такой солености замерзает). В воздухе — 0,8°.

Вторник 25 сентября. На борту «Зари». Вперед на всех парусах! Вчера восточный ветер усилился до 8 м, и сегодня с горы в 2 км от стоянки мы с Коломейцевым увидели, что он действительно угнал лед от берега. Подход к истинному Таймырскому проливу свободен, наш а бухта почти полностью очистилась от льда, широкие полыньи простираются на северо-восток. Побережье острова Таймыр свободно, также проход между ним и островом на горизонте, в то время как между островами архипелага Норденшельда лед. Подняв в 10 часов 30 минут утра якорь, мы прошли благополучно мимо двух малозаметных скалистых островов, тех самых, на которые едва не натолкнулись 23 сентября во время тумана. Ветер разбил ледяное поле, и здесь скопился лед, образуя местами мощные торосы; миновали это рискованное место и за час прошли свободный Таймырский пролив. Идем вдоль берега острова Таймыр. Температура воздуха —2,2°, воды —0,7°. Кругом шуга. Ясное небо, красивое освещение покрытых снегом гор, темно-синее море и сверкающий на солнце плавучий лед. Дойдем ли мы до восточного побережья Таймырского залива?

Вчера вечером в темноте вернулся доктор. Он был суров и коротко сказал: «Фома солгал». Громким всеобщим смехом доктор был обезоружен в своем законном гневе. Оказывается, доктор Вальтер заботливо обыскал «70 км», якобы пройденных Фомой, шаг за шагом прошел по его следам и убедился, что нигде не было признаков борьбы между отважным коком и «семью волками». Безусловно, волчьих следов было много, но Фома нигде не опускался на колено, нигде не было патронных гильз в подтверждение произведенных им «залпов». Историю о семи волках Фома придумал, и мы решили его проучить. На другое утро вызвали Фому и с серьезным видом сказали, что он должен взять с собой сухари, пройти обратно «70 км» до убитого волка и сам снять с него шкуру. Сказали, что доктор ходил по следам и действительно нашел убитого им волка. В этот момент лицо Фомы выражало нечто среднее между плачем и смехом. В замешательстве Фома ответил, что волка он только подстрелил и что его, вероятно, там уже нет. Когда мы не смогли больше удержаться от смеха, широкий рот Фомы растянулся поперек его лица еще шире, чем обычно, а его курносый нос поднялся еще выше и он сказал: «Да, но вы ведь знаете, что я охотник и что слову охотника не всегда можно верить». Посмеявшись от души, мы отпустили храброго победителя «семи волков» в камбуз. Негодный парень одурачил нас и больше всех доктора. Все же он оказался молодцом: во-первых, сумел выйти из положения благодаря быстро выдуманной истории и, во-вторых, своей находчивостью развеселил нас. Мне давно не приходилось так смеяться от всего сердца. Фома выказал в этой истории актерский талант, который может нам пригодиться во время полярной ночи. Бели бы только я мог знать, где мы будем проводить полярную ночь!

Вчера вечером я выкупался. Купание было превосходно. Воду накачали днем через шланг из пресного озерка с большой льдины и согрели в ванне паром от машины. В помещении было тоже тепло. Впрочем, мы давно приспособились к умеренной температуре: +8° в каюте, кают-компании или лаборатории для нас достаточно, а при +10° кажется чрезмерно жарко.

Среда 26 сентября. На борту «Зари». Окончательно повернули назад. Идем на зимовку, первую в этой экспедиции. Продвигаемся по ледяной каше. Температура воздуха сегодня утром — 5,8°, воды — 0,78°. Ветер повернул на юг и, хотя слаб, все же препятствует смерзанию шуги в твердый ледяной покров. Надо надеяться, что успеем еще сегодня войти в зимнюю гавань. Тяжело мириться с вынужденным возвращением! Вчера прошли 25—30 морских миль на северо-восток и в 6 часов подошли к грани возможного. Впереди лежал крепкий лед, связывавший мелкие острова с большим островом (Таймыром?). В 7 часов на глубине около 37 м отдали у этого островка якорь. Сейчас же после ужина Коломейцев, Колчак и я отправились на промысловой шлюпке обследовать лед. Уже смеркалось, когда мы вернулись. Этот остров самое пустынное место на земле, которое я когда-либо видел. Он сложен, подобно мысу Депо фиорда Миддендорфа, из крупнокристаллического гранито-гнейса и простирается с северо-востока на юго-запад, возвышаясь над морем приблизительно на 20 м. В низких местах острое заливается волной.

Отдельные огромные льдины старого пресного льда мощностью в 1,5—2 м и в 12— 15 м диаметром были нагромождены на берег вокруг гигантских плит гранито-гнейса. По берегам острова уже образовался молодой 2,5—3-сантиметровый лед, который вскоре взломался. Легкая подвижка льда сопровождалась певучими звуками. За большими ледяными глыбами Коломейцев заметил нечто, походившее на двух белых медведей,— это была старая медведица с медвежонком. Я взялся за ружье, но Коломейцев просил меня быть благоразумным и не стрелять, так как отправка матросов за медведями и сдирание шкур может задержать нас в самый критический момент. Звери смотрели на нас без всякого страха, но когда Коломейцев пронзительно засвистел в морской свисток, медведи испугались и убежали, причем медведица издала хриплый рев, так хорошо воспроизводимый нашим доктором. Отбежав, звери остановились; медвежонок сел к нам спиной, обернувшись к матери, следившей за нами не спуская глаз. Убедившись в невозможности форсировать ледовую перемычку, мы пошли обратно к шлюпке, оставив медведей у стамух среди унылых в своем уединении гранитных плит.

Когда я подытоживаю наши испытания за этот месяц — целый месяц, проведенный в безуспешной борьбе за проход через Таймырский пролив,— прихожу к убеждению, что причиной всех неудач служили тяжелые льды прошлого года, преградившие нам путь, которые могут быть отогнаны от берега только восточными ветрами как раз в момент наступления зимы!

5 часов 30 минут вечера. Окончательно встали на зимовку в Таймырском проливе, в него вошли четыре часа назад через западный рукав, который я хотел бы назвать проливом Фрама. Мы остановились у нанесенного Нансеном на переданном мне эскизе большого острова, обойдя его с-юга. Этот остров и должен быть .назван именем Нансена. Второй рукав, ограничивающий остров Нансена с востока, пролив Лены, ответвляется к северу. Он забит льдом, как и сам пролив, т. е. пролив Вега, наполовину прикрытый небольшим, ранее обозначенным Норденшельдом островком. Здесь находится, очевидно, и бухта Актиния, Таймырский пролив Норденшельда был также забит льдом, неподвижным в течение всего года. Перед ним находился молодой, вновь образовавшийся лед. Два небольших скалистых островка и третий более крупный остров обрамляют гавань Арчера, мимо которой мы прошли. Таким образом, мы вынуждены остаться точно в том месте, которое мне рекомендовал для зимовки Нансен. Последняя часть пути от фиорда Миддендорфа стоила достаточно дорого, так как для предстоящего плавания у нас остается только 114 т угля. Дальнейшие попытки пробиться в этом году на восток окончательно отпадают— температура воздуха — 6° и воды — 0,8°. Норденшельд вмерз под 67°05', при температуре воздуха —2,2° и воды — 0,8°.

Четверг 27 сентября. Подняли в последний раз в этом году пар и пришвартовались несколькими кабельтовыми восточнее, у льдины, соединяющей нас с сушей. Рассчитываем здесь вмерзнуть. Теперь погасим в топках огонь. В ночь на сегодня при температуре — 3° вокруг судна плотно стала шуга и образовался дюймовый слой льда. Между бортом «Зари» и льдиной появилась чистая вода, вероятно благодаря течению. По молодому льду нельзя еще ходить пешком, нельзя также разбить его байдаркой или шлюпкой. После трехкратного форсирования мы врезались в льдину мощностью в полметра только на одну длину корпуса судна. Лед совершенно ровный, зеленого цвета, следовательно это не вполне растаявший лед прошлого года (?). Гладкая поверхность льда вселяет уверенность в том, что здесь не следует опасаться сжатия. Льдина, у которой мы ошвартованы, сходна по своему характеру с той, в которую я пытался врезаться 19 сентября. Это может служить подтверждением, что льды и там оставались неподвижными, в продолжение всего года.

Стало быть, сегодня завершилась первая часть экспедиции — плавание через Карское море до Таймырского пролива. Правда, мой идеальный план — совершить обход мыса Челюскина — в этом году не пришлось выполнить, но главное, что было предусмотрено в плане экспедиции на этот год — исследование Таймырского полуострова, все же будет осуществлено.Теперь начинается вторая часть: первая зимовка и санные экспедиции. Прежде всего должна быть проведена подготовка к поездке на реку Хатангу с Расторгуевым.

Пятница 28 сентября. Сегодня был предпринят поход за оленями на «угловатый остров»; Матисен убил одного оленя и другого подстрелил.

Угольный вопрос становится жгучим: на будущий год у нас остается угля только на 20 дней плавания, т. е. едва до Земли Санникова и ни шагу дальше.

Суббота 30 сентября. Замечательная погода! Мы пришли сюда, предполагая тотчас же вмерзнуть в крепкий зимний лед. Вместо этого от самой кормы «Зари» начинается открытая вода, а шуга и молодой лед угнаны ветром в защищенные заливы. Температура, вместо того чтобы падать, поднимается. После вчерашнего легкого снегопада при восточно-юго-восточном ветре сегодня в. полдень у нас + 0,2° и только в 4 часа вечера — 0,5°. Сильный восточный ветер (12 м) повернул вчера на востоко-юго-восток и, может быть, удалил ледяной барьер у острова Каторжного. Возможно ли при таких обстоятельствах стоять спокойно на якоре! Если в следующем году лед будет отогнан от этого берега так же поздно, то и будущий год окажется потерян! Все проливы у острова Таймыр, исключая открытый Нансеном западный пролив, через который мы зашли сюда, забиты плотно льдом. Будут ли они свободны на следующий год? При оставшемся у нас ограниченном запасе угля не могу больше рисковать ни одной тонной.

Для осмотра местности и внесения ясности в волновавший меня вопрос доктор с Зеебергом пошли сегодня через лед на остров Таймыр, чтобы подняться на гору, у подножия которой лежит бухта. Актиния. Какие они принесут вести? Восточный ветер сменился легким юго-юго-восточным, барометр поднимается. Не последует ли за этим штиль и мороз? Тогда переохлажденная водная масса может быстро замерзнуть и придет конец всем иллюзиям.

9 часов вечера. Когда мы сидели за столом, вернулись доктор и Зееберг. Доктор сообщил, что с горы на острове Таймыр он ясно видел берег острова Нансена, вдоль которого мы проходили 25 и 26 сентября, а также лежащий перед его северо-восточной оконечностью маленький островок. У этого островка, названного мною Каторжным островом, мы стояли тогда на якоре. Ледяного барьера между ним и островом Нансена, так же как и между ним и ближайшим из островов, больше нет, но все остальные острова связаны узкой ледяной перемычкой. В остальной части море в пределах видимости свободно от льдов, также к северу, до бухты Актиния; Таймырский пролив забит льдом на востоке, а дальше вплоть до Таймырской бухты видна снова открытая вода. С противоположной стороны в открытом море много шуги; свободные от шуги места выделяются в виде пятен. Что же будем делать? Эта местность может оказаться для нас роковой; лед в проливах стоит здесь долго и может уйти отсюда только в момент наступления зимы. Возможно, в будущем году мы окажемся в тех же условиях, и тогда придется остаться здесь на вторую зимовку.

Если же обогнем мыс Лаптева, то много выиграем. Однако в это позднее время года море может легко замерзнуть, а поэтому попытка продвижения очень рискованна.

Взвесив все за и против, я намерен все же сняться завтра с якоря в случае, если температура упадет не ниже — 5° или — 6°. Окончательное решение будет зависеть от того, что покажут завтра в 4 часа утра метеорологические наблюдения. На всякий случай собаки уже взяты на борт. Весь день они провели на льду. Сегодня было впервые сделано несколько опытных поездок. Коломейцев возражал против моей попытки выйти из пролива и горячо доказывал, что, рискуя слишком многим, мы добьемся очень малого. Выслушав его, все запротестовали (Матисена не было в это время). Ну что же, если молодой лед окажется слишком мощным, то повернем обратно, и это будет последняя попытка.

Спокойной ночи. Мои мысли с тобой...