НА ЗИМОВКЕ

Понедельник 1 октября. Зимняя квартира. Сегодня в 4 часа утра Матисен доложил мне результаты метеорологических наблюдений: штиль,— 3° и высокое барометрическое давление; а Колчак сообщил, что температура воды — 1,0°, образовался молодой лед и нагнало ледяные поля. Было ясно, какое я должен принять решение — окончательно остаться здесь на зимовку. Штиль и высокое стояние барометра — знакомые предвестники сильного похолодания. Теперь, когда рассеялись иллюзии и потеряны надежды на дальнейшее продвижение, работы пойдут полным ходом.

Среда 3 октября. На борту «Зари», на зимовке. Температура —5°. Лед, еще вчера подвижный, ночью установился и окреп. Начаты работы по устройству метеорологической станции. Огонь в топке будет погашен. Начнем топить печи в лаборатории вместо маленькой керосиновой печки.

Работаю над отчетами, которые должен взять с собой. Перед отъездом необходимо еще составить рабочий план и инструкции. Просил Матисена сделать сводку о ветрах за август и сентябрь. Он вручил мне вскоре следующий поучительный обзор, где было подытожено, как часто и какой силы наблюдались ветры каждого направления. 

По частоте господствующие ветры распределяются в следующем порядке:

В августе: ВСВ, СВ, ЮВ и ВЮВ.

В сентябре: ЮЮЗ, ВЮВ, ЮВ и ЗЮЗ.

Сравним с этими данными наблюдения за 1875, 1878 и 1893 гг., поскольку в моем распоряжении имеется этот материал. В 1875 г. Норденшельд совершил свое первое плавание через западную часть Карского моря до Енисея на судне «Прёвен». В то время с 1 августа до 3 сентября преобладали северо-северо-восточные и северные ветры. В 1878 г., во время плавания «Веги» по Карскому морю до мыса Челюскина, с 1 до 19 августа господствовал северный ветер. Во время плавания «Фрама» в 1893 г. была такая последовательность: в августе — ВСВ, СВ, С, ССВ и в сентябре: ЮЗ, В, ЮВ, ВЮВ.

Оба года плавания Норденшельда считаются по праву самыми благоприятными.

На основании этих данных, профессор Петерсон пришел к выводу, что северные и северо-северо-восточные ветры наиболее благоприятны для плавания в этих водах. Свой вывод он строил на следующих соображениях.

Таяние льда в Карском море происходит в значительной мере под влиянием теплых вод мощных сибирских рек Оби и Енисея, а северные и северо-северо-восточные ветры препятствуют проникновению речной воды дальше на север и поддерживают тем самым более высокую температуру воды в Карском море. Эти ветры способствуют, таким образом, таянию льдов, а южные и юго-западные ветры не могут задержать теплую речную воду в пределах Карского моря и потому замедляют процесс таяния.

Эта теория Петерсона, как мне кажется, получила подтверждение в 1882 г.— в год плавания «Димфны», когда в августе преобладали восточные ветры и судно уже 18 сентября было окружено тяжелыми льдами в юго-западной части Карского моря. В августе следующего, 1883 года господствовали северо-восточные ветры. Благодаря им «Димфна» была вынесена дрейфом вместе со льдом из Карского моря через Карские Ворота.

Что касается нансеновского 1893 г., то следует признать, что он был положительно неблагоприятен по сравнению с обоими годами плавания Норденшельда, но все же благоприятнее, нежели 1900 г. Так, в 1893 г. господствовали северные и северо-северо-восточные ветры, которые в 1900 г. не пришли на помощь «Заре», когда в равной мере дули восточно-юго-восточные и юго-восточные ветры. Итак, тяжелые ледовые условия, встреченные нами, могут быть объяснены в известной мере неблагоприятными ветрами. К этому присоединяются, конечно, и другие факторы. Среди них первенствующую роль следует приписать атмосферным осадкам, выпадавшим в течение года на сибирском материке, так как количество осадков сказывается в свою очередь на количестве поступающей с юга теплой речной воды в Карское и другие моря. Поэтому мне было интересно услышать от Расторгуева, что в Восточной Сибири прошлая зима 1899/1900 г. была необыкновенно малоснежна. Относится ли это и к Западной Сибири, я не могу сказать. Далее, неблагоприятными факторами оказались последствия истекшего лета — нами был встречен здесь у Таймырского пролива и у острова Норденшельда старый крепкий невзломанный лед; влияли также господствовавшие в сентябре в этом районе юго-юго-западные ветры, которые задержали таяние льда, а восточно-юго-восточный ветер не был в состоянии его вынести. Только северо-северо-восточный или северо-восточный ветер, дующий с материка, мог бы отнести лед.

Четверг 4 октября. На борту «Зари», на зимовке. Прекрасная, мягкая, тихая погода. Со вчерашнего дня хожу ежедневно на лыжах; правда, еще мало снега, но дорога становится день ото дня лучше. Лед кругом замерз.

Вчера мы небольшой пирушкой отпраздновали начало зимовки; выпили преподнесенный друзьями ликер, полбутылки коньяку и две бутылки шампанского, после этого был подан превосходный кофе. Команде я велел выдать пиво.

Пятница 5 октября. Вчера между 9 и 12 часами любовались великолепным северным сиянием. Оно привело в восторг всех, видевших его впервые. Во время своего наибольшего свечения оно простиралось многокрасочной завесой через зенит с запада на восток и светилось настолько ярко, что можно было легко рассмотреть стрелки часов. Небо было при этом необыкновенно звездное. Мороз 12° и полное безветрие.

Отъезд Толля в первую зимнюю экскурсию

Научный городок на острове Наблюдений 

Нарты, застрявшие в торосах  

Торосы у берегов Таймыра

Когда мы зашли в кают-компанию погреться, в 10 часов 30 мин. вахтенный Железняков сообщил: «Впереди виден огонь». Все поспешно вышли. Не идет ли следом за нами «Ермак», возвращаясь с Северного полюса? Может быть, он передаст нам излишек своего угля? Это было бы великолепно! К нашему разочарованию, это была Венера, которая за полосой тумана пылала над самым горизонтом пурпурным огнем.

Из остяцких собак для упряжки могут быть использованы 10, остальные 30 словно никогда не работали. Приготовления к поездке медленно подвигаются вперед — полозья нарт, которые необходимо покрыть льдом, должны предварительно долго лежать в воде, иначе ледяной слой не будет держаться на дереве.

Суббота 6 октября. На борту «Зари». Зимовка. Собакам очень трудно тянуть по пропитанному солью льду.

Вчера вечером Расторгуев сообщил, что тронтгеймовские собаки никуда не годятся, и заявил, что он вообще не умеет обращаться с упряжкой. Он сказал, что Стрижев был бы более подходящим проводником для поездки на Хатангу, и просил уволить его или же дать по крайней мере отпуск! Как вам это нравится — здесь, под 76°10' с. ш. и 95° в. д., говорить об отпуске?! Вскоре мне стало ясно, что у него не хватало мужества для этого путешествия; одновременно он затосковал по родине. Я ему подробно объяснил свой план пройти за 30 дней, т. е. в 30 переходов, к устью реки Хатанга в Рыбное, куда следовало прибыть к началу ноября. Оттуда добраться на оленях через Ессей к истокам реки Анабары и затем к уже знакомым местам на этой реке. Вернуться предстояло через Олотон-Кель к устью Хатанги и ехать дальше на собаках, которые из Рыбного будут высланы мне навстречу вместе с необходимым для них кормом. Обогнув мыс Челюскин, рассчитываю к маю прибыть на зимнюю стоянку;

Сообщение, что к зиме мы сюда не вернемся, Расторгуева немного успокоило. Хотя это путешествие, не казалось ему заманчивым, но он понял, что здесь на «Заре» нельзя рассчитывать на отпуск и что таковой был бы возможен только после прибытия на Ессей. Я отпустил его, пообещав подумать над вопросом об отпуске, и он ушел несколько обнадеженным. Откровенно говоря, считаю его поездку с Ессея в Якутск через Вилюйск вполне возможной. Через два месяца — декабрь и январь — он мог бы вернуться обратно. Принять окончательное решение по этому вопросу можно будет в Ессее. Желание Расторгуева увидеть свою семью, хотя бы в течение короткого времени, тоже постараюсь удовлетворить. для этого я смогу ему поручить отвезти в Якутск мое ходатайство по вопросу устройства угольной станции на Котельном и почту для отправки на родину — отчеты президенту Академии наук и письма родным и друзьям.

Самой трудной частью в этом деле мне представляется путь отсюда до Рыбного. Поездку на Ессей и оттуда на Анабар, думается мне, будет проще обеспечить. Обратное путешествие вдоль восточного побережья Таймырской земли и вокруг мыса Челюскина будет зависеть от того, найду ли я на Хатанге надежного человека, который будет ждать прибытия собак, позаботится о корме для них (т. е. заготовит сушеную оленину, так как сушеной рыбы — юколы там не достать) и доставит собак на сборный пункт в Хатангском заливе. А теперь, не теряя времени, надо дрессировать собак в ожидании снега и более крепкого льда.

Понедельник 8 октября. На борту «Зари». Зимовка. 76°08'03" с. ш. + 6"; 95°06/5" в. д. от Гринвича. Подготовка продвигается; третьего дня я нагрузил 15 пудов рыбы на нарты с упряжкой в 12 собак и сел с Расторгуевым и Стрижевым на поклажу, а Коломейцев и Колчак, стоя на лыжах, держались сзади за нарту. Таким образом, собакам пришлось тащить груз весом около 30 пудов; они легко бежали быстрой рысью в тех местах, где снег не был пропитан раствором морской соли. Затем я испробовал нансеновские сани, у которых деревянные полозья мы заменили полозьями из нейзильбера. Оказалось, что последние скользят значительно легче. Поэтому полозья сибирских саней, которые Расторгуев решительно предпочитает нансеновским, будут обиты нейзильбером. Вчера Расторгуев заявил, что в поездке безусловно необходим второй проводник. Он предложил взять Носова, который жил в Архангельской губернии среди ненцев, знал их язык и умел обходиться с собаками и оленями. Полагаю, что это было бы правильно.

Матисен занят установкой инструментов в метеорологической будке; мы сможем в ближайшие дни открыть станцию. Я решил производить ежечасные наблюдения. Мое предложение было всеми охотно принято. Зееберг астрономически определил наше местонахождение — мы стоим на несколько километров восточнее гавани Колин-Арчер. Гидрограф, зоолог и доктор вручили мне свои отчеты. Коломейцев еще работает над картой и над отчетом о плавании, а я сижу над общим отчетом по экспедиции и инструкциями по наблюдениям северного сияния.

Температура воды держится довольно Постоянно около — 0,9°. При перемешивании вода в ведре светится от присутствия фосфоресцирующих морских животных. Только что вытянута из-под льда ставная сеть, но без результата. Бируля все же будет пользоваться этим методом. Он видел много планктона и особенно медуз. Странно, что рыбы больше не показываются. Совершая последнее плавание, в те дни, когда начинал образовываться лед, мы видели, пробиваясь сюда от Волчьего залива, треску (Gadus polaris). Олени уходят — доктор видел вчера на материке много свежих следов, направлявшихся на юг.

Четверг 9 октября. На борту «Зари». Зимняя гавань. Последнее время стоит исключительно хорошая погода — безветренно и небольшие морозы, небо малооблачно. Сегодня совершенно ясное небо при — 10°. Необычайно заманчиво пробежаться на лыжах, но я не могу расходовать на это время, так как сильно занят подготовкой к поездке. Направил доктора на нарте в Таймырский пролив обследовать окрестность. Коломейцев ежедневно ходит на лыжах, причем дает себя тащить 3—4 собакам. Он выглядит очень хорошо, бодр, весел и проявляет необычайную заботу о поддержании порядка на судне. Сегодня я сообщил Коломейцеву, что оставляю его своим заместителем на время моего отсутствия, а Бирулю назначаю его помощником и руководителем научных работ. Программу по наблюдениям северного сияния я сегодня закончил. Остается написать программу работ по антропологии и этнографии.

Возвратившись «домой», доктор сообщил, что со второй горы острова Таймыр виден пролив, сплошь покрытый льдом, только в самом узком месте имеется полынья, образовавшаяся, вероятно, благодаря сильному течению. Море, насколько видит глаз, сковано льдом, и нигде не видно темного водяного неба. Собаки работали хорошо, но две, как доложил мне Стрижев, повредили себе лапы, и одну из них пришлось взять на нарты, так как она не могла бежать. Твердая ледяная корка под тонким слоем снега, а также выкристаллизовавшаяся на поверхность соль повинны в этом.

Я распорядился сшить собакам для защиты лап сапожки из парусины.

Нелегко мне уйти отсюда. Это, однако, не связано с боязнью сменить теплое и полное комфорта помещение, где обеспечена духовная и телесная пища, на 8—9-месячную кочевую жизнь при довольно тяжелых условиях с ночлегами в палатке. Я должен привыкнуть и, конечно, быстро привыкну к холоду, предвкушая удовольствие от разрешения интересующих меня научных вопросов.

Среда 10 октября. На борту «Зари». Зимняя гавань. Сегодня ночью впервые —17°, а сейчас, в 11 часов 30 минут вечера, —3°; юго-юго-западный ветер сопровождается долгожданным снегопадом, который должен улучшить дороги и сберечь собакам лапы. Бедным животным нелегко на льду; сегодня Расторгуеву пришлось вырубить топором изо льда примерзший хвост одной из собак. Я велел подложить им на ночь доски.

Подготовка требует много времени, а время проносится быстро, но отчет подвигается медленно. Так много мыслей в голове и переживаний в сердце!

В полночь на юге за облаками было видно на высоте 60° над горизонтом северное сияние в виде широкой беспрестанно переливающейся полосы.

Пятница 12 октября. На борту «Зари». Зимняя гавань. Юго­юго-западный ветер принес вчера потепление с —17° до —1,2°. Сегодня ночью выпало много снегу, а теперь наступила оттепель и идет дождь. Петербургская погода!

Велел Расторгуеву сделать чум из двух парусов и 16 бамбуковых палок, чтобы выяснить его вес и решить, брать ли его с собой. К сибирским саням приделаны полозья из нейзильбера; приведены в порядок и нансеновские сани. Циркуль для антропометрических измерений кует Огрин, выказывающий умение даже в этом деле. Он знаком с краниометром и кронциркулем; на мой вопрос, производил ли он сам измерения или же его измеряли, он ответил, что выучился этому у своего зятя доктора, который занимался антропометрией.

Суббота 13 октября, 12 часов ночи. На борту «Зари». Зимняя стоянка. Целую неделю я провел за составлением отчета. Намечено завтра выступить в путь, но погода невероятно мягкая, + 1,0° днем и сегодня в полночь —1,0°; прежде чем она не улучшится, о путешествии нельзя и думать. Доктор с Зеебергом блуждали в течение целого дня в поисках бухты Актиния, которую так и не нашли — карта все еще не совпадает. На обратном пути, они наблюдали светящийся снег от выступившей на поверхность фосфоресцирующей морской воды.

Воскресенье 14 октября. На борту «Зари». Зимняя гавань. После завтрака совершил прогулку на остров Наблюдений, куда я помог Зеебергу снести первый кирпич для постройки станции. Мы вместе выбрали для нее место, также для закладки буровой скважины, предназначенной для геотермических работ. Маленький бур гидрографа в замерзшем грунте работает превосходно, 1,5 м были легко пройдены.

От 4 до 5 часов командой проводилась призовая стрельба на 150 шагов в листок бумаги. Когда наступили сумерки, стрелять стало труднее, особенно в связи с тем, что стреляли из довольно тяжелых берданок. Железняков попал в цель и получил первый приз — чарку из перламутра. Лучше других стреляли Пузырев и боцман Бегичев; первый пожелал получить фунт шоколада, последний получил полфунта табаку и гильзы с машинкой.

Снег стаял в большей части тундры, и наступил легкий бесснежный морозец. Об отъезде в эти невозможные «собачьи дни» нельзя и думать, так как без санного пути в «Таймырии» невозможно путешествовать, а колесный транспорт здесь не в моде.

Четверг 15 октября. На борту «Зари». Зимняя стоянка. Рапорт президенту Академии готов. В нем я представил сначала отчет о плавании «Зари», затем вывел некоторые итоги: показал зависимость ледовой обстановки от ветров и приложил схематический географический набросок Таймырской земли, составленный на основе наших открытий и работ. Затем перешел к предстоящим зимним работам и развил план санного путешествия. В заключение написал о нуждах экспедиции и о необходимости устройства угольной станции на Котельном.

Сегодня упали на пол уложенные поставщиком между канадскими лыжами карточки с рекламами. Одну из них я поднял и прочел на обороте написанные карандашом детской рукой слова на французском языке; «Счастливого пути и благополучного возвращения!» Кто бы ни написал, это было мило с его стороны. Привет, написанный неведомой детской рукой, доставил мне много радости.

В течение нескольких дней стоят холода (до — 17°), выпало немного снега. Было поразительно мало ветров и ни одной метели. Если такая погода удержится в продолжение трех недель, то будет превосходно!

Жаль, что в интересах магнитных наблюдений мы не стоим ближе к материку. Чтобы выйти из положения, построим, по совету Бирули, еще одну хижину рядом с магнитной и установим там суточные дежурства; одновременно будем проводить ежечасные метеорологические наблюдения, начатые 14-го числа.

Понедельник 20 октября. «Заря». Зимняя гавань. Я просил Коломейцева зайти ко мне, чтобы еще раз детально обсудить с ним угольный вопрос. Начнем с подсчета расхода угля в течение истекшего лета и подсчитаем расход угля на будущий год...

Сегодня неожиданно околела одна из лучших собак, без каких-либо признаков болезни: это был устьянский передовой Джентльмен. Этот случай говорит о том, что в первый год не следует рисковать хорошими собаками.

Придется отставить мою поездку на Хатангу! Предпринять эту поездку казалось мне необходимым с двух точек зрения: 1) надо отправить письмо президенту Академии наук, чтобы возбудить вопрос об угольной базе на Котельном, и 2) надо использовать возможность объехать восточную часть Таймырского полуострова на всем его протяжении. В то же время мне представляется рискованным покинуть «Зарю», нет уверенности в том, что здесь все' будет протекать благополучно, и неизвестно, как сложится в мое отсутствие работа на зимовке. Разрешение угольного вопроса в этом году еще терпит, так как угольная база на Котельном вряд ли может быть устроена ранее 1902 г., а ответ по этому вопросу может прийти на Таймыр примерно в апреле. Меня все больше беспокоит мысль, что мое присутствие абсолютно необходимо здесь не только как начальника, но и как посредника между двумя различно настроенными элементами в составе нашей экспедиции. Стало быть, я должен остаться и многое должно быть реорганизовано! С мыслью о том, что надо отказаться от исследования восточной части Таймырского полуострова, мне нелегко примириться. Также тяжело сознавать, что не смогу послать своим близким письма, ранее будущего лета вряд ли дойдет почта, а к нам ждать почту совершенно безнадежно!

Для обстоятельного исследования хотя бы северной части Таймырского полуострова хочу в ближайшие дни воспользоваться нашим «выездом» — собачьей упряжкой — и поехать на северо-восток, чтобы заложить склад в фиорде Гафнера. Весной мы сможем начать оттуда как от исходного пункта изыскания в центральной части полуострова, а затем пересечем полуостров до залива Фаддея.

Но вот начинаются ожидавшиеся мной бури, барометр продолжает падать. Не запоздали ли мы с выездом?

 

ПЕРВАЯ САННАЯ ПОЕЗДКА ДЛЯ УСТРОЙСТВА СКЛАДА В ФИОРДЕ ГАФНЕРА

С 23 октября 1900 г. до 31 октября 1900 г. Сообразно с планом работ экспедиции в первый, 1900/01 г. должен быть исследован Таймырский полуостров, очертания которого известны только приближенно, а также его совершенно неизученная центральная часть. Делаю здесь предпосылку, что огромная Таймырская область, которая занимает пространство в 35° по долготе и около 5° по широте, распадается на западный и восточный Таймырский полуостров. Восточная часть полуострова распадается в свою очередь на западную и восточную области. Имея в виду неудобство такого разделения, предлагаю следующее районирование этой области, которым и буду сам пользоваться в дальнейшем. Районирование сделано мной сообразно с географическими границами, и обозначения отдельных частей соответствуют истории исследования этой области. Тундру между Енисеем и Пясиной я хотел бы назвать по имени лейтенанта Минина. Область между реками Пясиной и Таймырой хотел бы назвать землей Миддендорфа — по имени первого и единственного до настоящего времени исследователя центральной части Таймырской области Александра Миддендорфа. С таким же правом, полагаю, можно назвать наиболее выдающийся к северу полуостров, северный мыс которого носит теперь имя офицера, обогнувшего впервые северную оконечность Азии,— полуостровом Челюскина. Наконец, восточный полуостров должен носить имя лейтенанта Лаптева. Память последнего из трех выдающихся участников Великой Северной экспедиции — лейтенанта Прончищева — была бы почтена тем, что побережье,, у которого он и его героиня жена нашли смерть в 1736 г., должно быть названо Землей Прончищева, включая тундру между Хатангой и устьем Оленека. С противоположной стороны эта тундра примыкает к горам Чекановского — складчатым горам, резко отличающимся от плато Земли Прончищева. Составляя набросок плана маршрутов, я наметил удобным исходным пунктом для исследования полуостровов Лаптева и Челюскина зимнюю базу на восточном побережье первого из названных полуостровов, приблизительно под 75,5° с. ш. Во время первой поездки, обогнув по льду мыс Челюскина, я надеюсь при благоприятных условиях пробраться к этой базе. Именно там находится, как видно из дневников Лаптева, изданных Соколовым, довольно глубокий и далеко врезающийся в сушу фиорд, который может служить хорошей зимней гаванью. Оттуда было бы нетрудно связаться с жителями севера — ненцами, кочующими вплоть до устья Хатангской губы, чтобы отправить с ними почту через Хатангу к Енисею в Дудинку и дальше в Европу. С помощью этих оленеводов можно совершить объезд части исследуемой области. Здесь, под 76°08' с. ш. и 95°06' в. д. от Гринвича, на рубеже Земли Миддендорфа, намечается исходный пункт для исследовательских экскурсий.

Но поскольку не удается установить связь с ненцами в этом году, то откладывается до будущего года отправка в Европу известий об экспедиции. Если даже направить в такое позднее время года санную экспедицию на Хатангу, то она не сможет вернуться на «Зарю» до наступления полярной ночи; ей пришлось бы перезимовать у границы леса, вдали от нашей зимовки. Осуществить такую поездку могу только я один, как единственный человек, имеющий опыт езды на собаках в высоких широтах. Однако, учитывая, что неотложной причины посылать о себе сведения в этом году нет, а покидать экспедицию в первую зимовку ее работ крайне нежелательно, я окончательно решил отказаться от отправки и получения почты в текущем году. Теперь надо разработать маршруты санных экскурсий на ближайшие месяцы, которые нам предстоит выполнить без помощи ненцев и их оленьего транспорта. Ведь речь идет о совершенно необитаемой стране, площадью, равной Франции и Испании вместе взятым. Северная граница, до которой проникают летом обитатели Таймырской области со своими стадами оленей, определяется линией, проведенной от Гольчихи в нижнем течении Енисея на восток через Пясину к месту впадения в нее Пиры, затем дальше через Таймырское озеро под 74° и оттуда к Хатангской губе ниже устья Балахны. На зиму кочевники возвращаются обратно к границе лесов — к Хатанге, к истокам Пясины и к Дудинке на Енисее.

Трудно представить, но это факт, что север сибирского материка, крайняя оконечность которого достигает 77,5° с. ш., почти необитаем людьми, несмотря на относительно богатый в течение лета животный мир. В теплое время года охота может вполне прокормить кочующие охотничьи племена ненцев и тунгусов, во всяком случае не хуже, чем кочевников Земли Прончищева и дельты Лены. Интересно сопоставить, что в арктических областях Америки эскимосы проникают на север почти до 80°. Как мы сами удостоверились, стада оленей населяют летом не только материк, но почти все острова к северу от сибирского побережья и остаются там до поздней осени. Тюлени находятся во множестве в фиордах Земли Миддендорфа, где они питаются прибрежными морскими тараканами и водяными осликами. Белые медведи следуют за тюленями. Тундра обильно населена разнообразными птицами. И в рыбе нет недостатка в устьях Пясины и Таймыры. Это подтверждается двумя свидетелями: якутом Фомой, проведшим несколько лет в середине прошлого столетия у устья Таймыры, где он кормился охотой и рыбной ловлей, и единственным поселенцем в устье Пясины, русским промышленником, от которого мы получили все эти сведения. Миддендорф, обратившийся в 1843 г. к старшине местных ненцев с вопросом, почему его племя не кочует дальше на север до моря, получил ответ, что ненцы пытались это делать раньше, но там водились большие стада белых медведей, которые все равно вытеснили бы людей.

Помимо этого детского страха ненцев перед белыми медведями, Миддендорф приводит еще другую причину — недостаток хороших пастбищ для оленьих стад севернее обозначенной мной пограничной линии. Значение этой причины я хотел бы, согласно своим личным наблюдениям, несколько уточнить. Дело в том, что характер таймырской тундры невыгодно отличается от тундры районов Лены, Яны и Новосибирских островов в смысле распространения горных пород, типичных для этих мест. Выходы гранитов и гнейсов образуют здесь почти непроходимые пустынные пространства, которые представляют груды обломков, образовавшихся в результате выветривания пород. Эти скалистые пустыни, усеянные обломками гранита и гнейса, не только не обеспечивают оленям достаточного корма, но и затрудняют продвижение по тундре. Все же местами встречаются широкие плоские долины и низменности с пастбищами, которые могут служить в то же время тропами по тундре. На мой взгляд, имеется еще третья причина, в силу которой кочевники не могут задерживаться более продолжительное время на севере Таймырской земли, особенно в холодные месяцы,— это недостаток плавника.

Плавник, нагроможденный в больших количествах на берегах многих северных полярных островов, а также и на побережье материка, происходит в большинстве случаев из внутренних областей Сибири. Мощные потоки, подмывающие в период ледохода и паводка лесистые берега рек, особенно в их среднем и нижнем течении, выносят в. море отдельные деревья, упавшие в воду. Подмываются также целые лесные участки площадью во много квадратных сажен. Эта картина стоит у меня перед глазами со времени поездки по Яне, когда летом 1885 г. после ледохода -неслись вниз по течению маленькие лесистые островки с вертикально стоящими деревьями. То же самое наблюдается на всех протоках и притоках больших рек. В горных районах часто собирается такое множество древесных стволов, что путешественник прокладывает себе путь через эти естественные преграды только при помощи топора. Во время передвижения на тысячи верст по излучинам рек и вдоль скалистых берегов оторванное от своей родной земли дерево теряет свой убор и достигает устья реки и Полярного моря уже без сучьев и ветвей, без коры и кроны. Но и здесь странник не находит покоя. Поток, достигший моря, выносит свою добычу на большое расстояние в открытый океан, а там течение подхватывает гладко окатанный плавник и несет его дальше, пока волны не выбросят его на морской берег, как игральный мяч.

Таким образом, у устьев больших рек или на обращенном навстречу ветрам и течениям морском побережье в огромных количествах нагромождается плавучий лес, как, например, у устья Лены, у противолежащих Новосибирских островов, у Енисейского залива, у острова Кузькина (в гавани Диксона) и т. д. В противоположность этому бедны плавником те морские берега, где впадают реки, текущие по безлесным районам или по тундре, а также побережья, лишенные вовсе рек. Особенно мало плавучего леса собирается в тех местах, где берега не омываются течениями. То же самое относится к берегам, где редко вскрывается прибрежный припай, т. е. если эти берега отрезаны от непосредственного сообщения с открытым морем.

Все это вместе взятое наблюдается у западного побережья Таймыра. Здесь на всем протяжении от Енисея до полуострова Челюскина впадают в море только две тундровые реки: Пясина и Таймыра. В этом месте полуостров Челюскина образует оплот, задерживающий плавник с Лены. Поскольку этот плавник не сносится течением мимо полуострова Челюскина к Новой Земле, Земле Франца-Иосифа, Шпицбергену и даже Гренландии, то ему прегражден путь к Земле Миддендорфа. К тому же здесь в шхерах льды задерживаются среди беспорядочно разбросанных островов нередко в течение всего лета. Только в исключительно благоприятные годы, при постоянных северных ветрах, берега полуострова Челюскина в незначительной степени обеспечиваются плавником с Лены, а при западных ветрах — с Енисея. Как мне кажется, отсутствие плавника удерживает кочевников от охотничьего промысла в северной части Таймыра. К тому же здешние кочевники не являются уроженцами севера и потому не обладают унаследованной чукчами и эскимосами способностью пользоваться тюленьей и моржовой ворванью в качестве топлива. Нельзя забывать, что ненцы, якуты и долганы переселились на север из средней Азии и лесов Алтая, а родственные маньчжурам эвенки обитали ранее в лесах Восточной Азии и что поэтому все они нуждаются в древесном топливе для своего существования.

Путешественники и исследователи данной области приноравливаются более или менее к способу передвижения кочевников и к их укладу жизни. Особенно это касается одежды, верховых и ездовых животных, устройства временного жилища и использования топливного материала. Естественно, что в те области, где нет туземного населения, путешественники несли с собой свойственные своей национальности привычки и обычаи. Показательный пример приспособляемости к жизненным привычкам самого северного из арктических народов мы видели у Нансена: он сумел наладить свою жизнь по эскимосскому образцу, благодаря чему смог вынести условия их существования. Более давний пример приспособляемости мы видим у русских участников сибирских экспедиций, начиная с Великой Северной прошлого столетия. Здесь, в арктической Сибири, установился особый тип передвижения — езда на собачьих нартах. Нигде не было совершено на собачьих нартах путешествий столь большой протяженности, как в береговой полосе Сибирского полярного моря в XVIII и XIX столетиях. В прошлом столетии это были офицеры Великой Северной экспедиции, в этом — Геденштром, Анжу, Врангель и участники экспедиции Академии наук 80-х и 90-х годов, предпринимавшие поездки на собачьих нартах. Этот факт связан с тем, что на сегодняшний день нигде так не развита езда на собаках и собаки настолько хорошо не дрессированы и не объезжены, как в арктической Сибири, особенно в ее восточной части, начиная от Лены до Колымы. Прежде, еще во времена Миддендорфа, следовательно 60 лет назад, собака была на Хатанге, особенно на Енисее, лучшим упряжным животным. В 1843 г. Миддендорф покрыл на собаках расстояние от Дудинки до Туруханска. Фр. Шмидт в 1866 г. пользовался на этом пути собаками, затем оленями, а вблизи Туруханска уже лошадьми. В 1893 г. я нашел на Хатанге и на Енисее (от Дудинки до Туруханска) одну-единственную собачью упряжку. Здесь олень полностью заменил собаку, а собака незаменима только там, где олень не находит себе корма. Олень является самым невзыскательным ездовым животным, которое в отношении добычи пищи предоставлено самому себе — он вырывает мох из-под снега, между тем как заготовленную для собак пищу надо возить с собой на нартах. Собак кормят рыбой, и отсюда понятно, почему в устьевых участках больших, богатых рыбой сибирских рек население постоянно пользуется ездовыми собаками. С другой стороны, олень, где только возможно, предпочитается собаке, чтобы улов рыбы оставался нераздельно за человеком. Вытеснение собаки с Енисея объясняется развитием рыбной торговли в низовьях этой реки, быть может, и эпизоотией среди собак и, наконец, разведением больших оленьих стад.

Уже во времена Врангеля собаки из Усть-Янска считались лучшими в Восточной Сибири. В 1885— 1886 и 1893 гг. я имел случай ознакомиться с отличными свойствами этих собак во время своих поездок на Новосибирские острова. Поэтому, снаряжая настоящую экспедицию, я решил обеспечить себя несколькими хорошими собаками из той местности, и благодаря счастливому стечению обстоятельств мне представилась возможность взять на борт в Александровске-на-Мурмане 20 устьянских собак. Как упоминалось выше, все они были в отличном состоянии, несмотря на проделанное ими далекое путешествие. Находясь у нас на борту «Зари», собаки также хорошо перенесли неприятное для них морское плавание, хотя жили крайне скученно и почти не были защищены от захлестывания волной. Теперь предстояло предпринять первое путешествие для основания склада в фиорде Гафнера, откуда я хотел ближайшей весной пересечь на собачьих нартах полуостров Челюскина. В мой план входило исследовать неизвестное побережье этого полуострова и в первую очередь совершенно не обследованный залив Фаддея, отделяющий его от полуострова Лаптева.

Прежде чем дать описание этой девятидневной санной поездки, мне хотелось бы занести в дневник описание нашего снаряжения и обрисовать особенности характера каждой собаки. Вопрос идет о снаряжении, необходимом для кратковременной двухнедельной поездки в период наступления полярной ночи при крепких морозах и сильнейших метелях.

Предстояло перевезти на двух нартах с 12 собаками в каждой упряжке и в сопровождении двух человек при каждой нарте возможно меньше багажа и как можно больше провианта для нашего первого продовольственного склада. Моими спутниками были Колчак, проводивший астрономические определения и маршрутную съемку, затем мой старый проводник по 1893 году Расторгуев и уроженец севера кочегар Носов, сын оленевода с Печоры.

Наше снаряжение состояло из следующего:

Вес в кг

1. Маленький универсальный инструмент Гильдебрандта, весом вместе со штативом и упаковкой . . . 8,6 кг

2. Два карманных хронометра-четырехдесятника в термическом ящике . . . 6,0 кг

Хронометрический ящик, которым я пользовался в 1893 г. во время экспедиции с лейтенантом Шилейко на Новосибирские острова, был сделан из дерева с суконной прокладкой. Наши четыре карманных хронометра помещались в нем один над другим между маленькими подушечками. Для сохранения температуры выше 0° в каждом углу ящика было укреплено по термосу для горячей воды: еще два термоса, широкий и узкий, помещались под внутренним дном ящика. Перед каждым выступлением в маршрут все термосы наполнялись зимой кипящей водой. Этих мер, однако, было недостаточно. В 1893 г. ящик был снабжен еще четырьмя чехлами: первый из толстого войлока, второй из волчьего меха, третий и четвертый из оленьего меха. В этой укупорке температура хронометров при морозах, когда замерзала ртуть, сохранялась выше +5°, даже в тех случаях, когда горячая вода менялась лишь два раза в сутки, а иногда с интервалами в 16—18 часов. Такого же рода чехол сшил теперь гидрограф из толстого бергенского войлока, заячьего меха и оленьего меха. Далее в снаряжение входили:

3. Гипсотермометр . . . 2,4 кг

4. Анероид Боне

5. Карманный анероид Ньютона

6. Ручной анемометр

7. Два пелькомпаса

8. Горный компас.

Перечисленные приборы весили вместе . . . 3 ,0 кг

9. Два минимальных термометра и один ртутный термометр 2,0 кг

10. Два геологических молотка

11. Два геологических зубила

12. Анилиновые краски с кисточкой. . . 2,2 кг

13. Деревянный ящик с внутренними проволочными стенками для установки минимальных термометров . . . 1,2 кг

14. Две катушки шнура для лота и один 8-фунтовый лот. . . 7,3 кг

15. Сменная одежда . . . 0 ,3 кг

16. Фотоаппарат—камера 13 x 1 8 см, заряженная 12 пластинками . . . 10,9 кг

17. Фотографический фонарь, ручной фонарь, фонарь «Молния» . . . 1,4 кг

18. Дневники, чернила, карандаши, пробирки со спиртом для коллекций и т. д . . . 5,3 кг

19. Банка спирта для кухни . . . 3,0 кг

20. Две кирки для льда . . . 2 ,0

21. Ледовые шпоры, альпийские гвозди и очки-консервы. . . 0,9

22. Патроны и принадлежности для ружей . . . 16,6

23. Двуствольное ружье — левый ствол гладкий 20 калибра, первый ствол экспресс 8 мм (мое любимое ружье) . . . 3 ,2

24. Винчестер гидрографа . . . 4,2

25. Две берданки . . . 9 ,0

26. Геологическая сумка и рюкзаки . . . 3 ,8

27. Бинокль Цейсса, подзорная труба в алюминиевой оправе. . . 2,7

28. Запас проволоки, гвоздей, несколько буравчиков и т. д. . . . 2 ,5

29. Два топора . . . 4 ,0

30. Аппарат для варки пищи (по заказу Нансена) и примус . . . 4 ,4

31. Деревянный ящик для него. . . 6 ,0

32. Бачок для керосина . . . 2 ,5

33. Керосин . . . 8 ,0

34. Свечи. . . 2 ,0

35. Ящик с крышкой — наш буфет, содержащий несколько железных тарелок и чашек, медный чайник и т. д . . . 4 ,0

36. Четыре спальных мешка из оленьей шкуры по 3,9 кг . . . 15,6

37. Два шерстяных одеяла

38. Четыре подстилки из оленьей шкуры по 1,8 кг . . . 7 ,2

39. Четыре пары лапландских башмаков . . . 0,5

40. Четыре ненецкие двойные оленьи шубы: верхняя с капюшоном—совик, мехом наружу, внутренняя без капюшона — малица, мехом внутрь . . . 30,8

41. Восемь пар пим, т. е. ненецких, меховых чулок . . . 10,8

42. По четыре пары рукавиц и варежек

43. Четыре пары запасных рукавиц из оленьего меха и такие же чулки . . . 4,0

44. Остальная одежда для четырех человек (ниже подробно перечислена) . . . 46,0

45. Одна парусиновая палатка но эвенскому образцу с брезентом и 12 бамбуковыми палками. . . 32,0

46. Четыре пары норвежских лыж . . . 11,5

47. Четыре пары канадских лыж . . . 10,0

Провиант:

48. Ящик с 48 банками консервных щей . . . 52,5

49. Ящик с 40 банками чечевичного супа с салом . . . 42,5

50. Мешок с 64 банками горохового пюре и 16 банками щей. . . 32,5

51. 20 банок паштета из печенки . . . 6,0

52. 10 банок сыра из дичи и 4 банки пудинга „Вега“ . . . 7,5

53. Мешок с 20 банками пеммикана, 4 банками масла и 15 банками чечевичного супа. . . 28,5

54. Ящик с 1,6 кг сушеных овощей, 2,5 кг сушеного картофеля, 5,0 кг сушеной кислой капусты, 1,6 кг стеариновых свечей, 11,4 кг шоколада и 4 1/2 бутылки клюквенного экстракта. . .

55. Ящик, содержащий 6,8 кг шоколада, 4 коробки с 12 таблетками бульона, 2,4 кг плиточного чая, 4,0 кг какао, 20 пакетов спичек, сушеный компот и горчицу . . . 22,0

56. Жестяная коробка с морскими сухарями. . . 17,5

Мешок с такими же сухарями. . . 12,0

57. Сахар. . . 12,0

58. Соль. . . 4,0

59. Шпиг малороссийский, запаянный в жестяной коробке . . . 10,0

60. Шпиг в мешке . . . 4,8

61. Сушеная рыба. . . 288,0

Все, распределенное на двух нартах, весило 864,0 кг.

Из этого продовольствия я оставил на складе в фиорде Гафнера:

1) Сушеной рыбы (корм для собак) — 96,0 кг; 2) 1 ящик с 48 банками консервированных щей — 52,5 кг; 3) 1 ящик с 46 банками чечевичного супа с салом — 42,5 кг; 4) Мешок, содержащий 50 банок горохового пюре, 18 банок паштета, 8 банок сыру из дичи — 4,8 кг; 5) Жестяную коробку с морскими сухарями —-17,5 кг; 6) Шпиг малороссийский, запаянный в жестяной коробке— 10,0 кг; 7) 2 банки масла; 8) 4 банки пудинга „Вега“ — 1,2 кг; 9) 15 банок пеммикану; 10) Плиточный чай — 1,75 кг; 11) Шоколад — 16.0 кг; 12) 2 банки какао — 3,0 кг; 13) Сахару около 6,0 кг; 14) Соли около 4.0 кг; 15) Различных сушеных овощей — 9,0 кг; 16) Сушеного компота — 0,75 кг; 17) Горчицы, русской — 0,4 кг; 18) Табаку — 0,4 кг; 19) 4 запаянных пакета спичек около 0,4 кг.

Всего . . . 286,6 к

Рацион этого склада представляется ориентировочно в следующем виде:

1. Корм собакам (0,4 кг для собаки в день) — для 12 собак . . . 20 дней

2. Консервированные щи (1,5 банки на человека на обед) для 4 человек . . . 12 дней

3. Консервированный чечевичный суп (по 1 1/2 банки на обед для 4 человек) . . . 8

4. Гороховые консервы (по 1,5 банки на человека на обед) — для 4 человек . . . 8 дней

5. Печеночный паштет (по 1 банке на человека на обед) — для 4 человек . . . 4, 5

6. Сыр из дичи (1/4 банки на человека на обед) для 4 человек . . . 8

7. Морские сухари (100 г на человека в день) для 4 человек . . . 44 дня

8. Шпиг (100 г на человека в день) для 4 человек . . . 24

9. Шоколад (100 г на человека в день) для 4 человек . . . 40 дней

10. Пеммикан (1/2 банки на обед на человека) для 4 человек 7 1/2

Что касается отдельных предметов снаряжения, то хочу объяснить, почему я предпочел палатку эвенского образца, называемую чумом, которую велел изготовить на борту «Зари» для нашей санной поездки.

Английская палатка, которой я пользовался в 1893 г. и теперь снова заказал в Петербурге, снабжена, по моему предложению, наверху отверстием — оно может быть в любое время закрыто наложенным сверху капюшоном. Благодаря этому можно развести огонь в палатке или вывести через отверстие печную- трубу, что важно в тех случаях, когда удается найти плавник.. В такой палатке размером 2 x 2 м могли удобно растянуться четыре человека во время ночлега, и посередине оставалось еще место для очага. Более легкой и маленькой датской палаткой я пользовался в 1893 г. в летнее время или же при путешествиях вдвоем. Сопровождавшие меня эвенки — проводники и владельцы оленей располагались тогда в своем чуме, которым я сам часто пользовался. Остов чума состоит из деревянных жердей. Для чума диаметром в 4 м нужно иметь 16 таких шестов; как мне приходилось наблюдать, сборка его поручается обычно женщинам, а повелитель наблюдает за их работой, спокойно покуривая трубку. Сначала на одном конце связывают четыре шеста, затем раздвигают их как основную опору конического остова. К этой прочно скрепленной вершине прислоняются концы остальных жердей. Вместо брезента остов накрывается выделанной оленьей шкурой из трех кусков: большого, окружающего нижнюю часть конуса, меньшего для верхней части и третьего, закрывающего вход в чум. Эти три шкуры имеют большое значение в пути: при укладке багажа на нарты они выполняют роль брезента, в них заворачивают отдельные предметы и затем все вместе заботливо увязывают на нарте, в противном случае багаж мог бы растеряться, а во время пурги его занесло бы снегом. Приставший снег создает при таянии не только сырость в палатке, но и увеличивает вес нарты. В этом отношении брезентовые покрышки незаменимы при езде на собачьих нартах, но если их брать в дополнение к палатке, это увеличит вес, груза. Исходя из этих соображений, я решил приготовить один чум из парусины. Мы, четверо мужчин, сможем вытянуться в нем в длину и в то же время в центре останется маленькое пространство для кухонного очага. Встать во весь рост в чуме невозможно, так как единственное место, где это выполнимо, занято кухонным очагом. Но чум имеет то преимущество, что весит только на 3 кг больше английской палатки и этот избыточный вес не превышает веса даже самого маленького брезента. Кроме того, чум может быть поставлен на любой, даже самой твердой почве, в то время как английская или датская палатки могут противостоять ветру только если колья крепко забиты в землю, что нелегко сделать на замерзшей почве или на покрытом снегом льду.

Что касается устройства спальных мешков, то во время своих прежних путешествий я пользовался обычаем эвенов. Эвен спит не в мешке, а пользуется в качестве подстилки оленьей шкурой и укрывается одеялом из песцового меха, сшитым до уровня колен в виде мешка. Верхняя часть одеяла настолько широка, что под ним могут спать два человека. Замечательно теплый мех эвенских одеял состоит из разрезанных вдоль и сшитых вместе песцовых хвостов.

По совету Бунге, я заказал себе спальный мешок из волчьего меха, которым пользовался в 1886 и 1893 гг. Мои ноги находились до колен в мешке, а в верхнюю, широкую часть мешка я заворачивался так, чтобы своим весом крепко прижимать его края, и натягивал при этом мех себе на уши. Голова оставалась открытой. Пар при дыхании, не так как у безбородых эвенов, задерживался у меня на бороде и оседал на подушке в виде льда. При перемене положения лед таял и холодная вода, медленно капая, охлаждала тело. Под этим одеялом я полностью раздевался и на ночь менял белье на более просторное.

Огонь плавниковых дров, пылавший посреди палатки, обогревал помещение в такой мере, что раздевание и одевание доставляло большое удовольствие. Только за исключением периода самых крепких морозов или дней сильной усталости, сидя перед огнем на корточках, я позволял себе роскошь утреннего умывания.

Таким образом, бодрствование и сон складывались довольно приятно в прекрасных местах Новой Сибири, где пылающий огонь плавника освещал и согревал нам жизнь. Но теперь я находился у побережья, где плавника встречается слишком мало, чтобы на него рассчитывать. Приступая к организации Этой экспедиции, я должен был, кроме того, предусмотреть возможность гибели яхты «Заря» и подготовиться к возвращению персонала экспедиции через огромные пространства Ледовитого океана на материк. Я считал самым целесообразным изготовить спальные мешки из песцового или волчьего меха, но его нельзя было достать в количестве, необходимом для всех 20 участников экспедиции. Поэтому я обратился к фирме, ранее снабжавшей многочисленные полярные экспедиции, с заказом сшить 20 спальных мешков из оленьего меха.

Однако, к моему удивлению, эти спальные мешки по своей конструкции оказались совершенно негодными для употребления в наших условиях. Во-первых, мешок был настолько узок, что человек столь скромного объема, как я, едва мог повернуться в нем, не говоря уже о том, чтобы согнуть колени; во-вторых, колбасовидный мешок был снабжен прорезом, который неизвестно почему находился почти посередине, как раз над животом. Но самым трудным было попасть в этот мешок.

Путешественник, предварительно достигнув ловкости акробата-эквилибриста, должен был складываться в виде перочинного ножа и в таком состоянии проникнуть в мешок, где вновь распрямиться. В конечном счете голова и ноги были, правда, укрыты, но средняя часть туловища оставалась под разрезом. Я велел зашить эту прорешку, а у головного конца отпороть часть меха в виде капора и к его верхнему краю пришить мех молодого оленя (пыжика). Это крепко пришитое меховое одеяло можно было по желанию натянуть на плечи до самой шеи и ушей, в то время как капор, в котором лежала подушка, мог оставаться открытым или же по желанию его можно было натянуть вплотную до самого мешка, не оставляя отверстия.

В комплект зимней одежды, необходимой для санных поездок, входили следующие предметы: шерстяное трикотажное белье, рубашка и штаны, две пары шерстяных носков, фланелевая рубашка, вязаная шерстяная матросская рубашка и жилет из оленьей кожи (без рукавов), сверху надевался спортивный костюм; лапландские башмаки укреплялись обмотками. Поверх лыжного шлема из ангорской шерсти надевалась войлочная шляпа, а при сильном ветре и морозе — меховая шапка. Во время своих прежних путешествий я привык к эвенскому покрою меховой шапки в виде капора. Обитатели Янской и Ленской областей шьют такие шапки из песцовых лапок, изнутри подшивают лисий мех, а спереди отделывают песцом. Сильно выступающий край этой оторочки защищает лицо от бокового ветра и служит для согревания носа, если его глубоко засунуть в мех.

Восточносибирскую меховую одежду и эвенские шапки нельзя было получить из Восточной Сибири для столь большой экспедиции. Выполнение заказа требовало не менее одного года и было связано с большими издержками. Пришлось все заказать в Архангельске. Одежда европейских ненцев приноровлена к условиям езды на оленьих нартах, когда путешественник в течение многих дней едет в качестве неподвижного пассажира, или, вернее, наподобие груза. Поэтому я избрал комбинацию европейской спортивной одежды и ненецкого мехового одеяния, так как первая не стесняет движений, когда приходится быстро идти или бежать рядом с упряжкой, но при езде на нартах необходимы совик и меховые пимы. Так, на обратном пути из фиорда Гафнера, когда сани были легко нагружены и собаки везли хорошей рысью, мы смогли сесть на нарты, надев совик и пимы. А во время длительной ходьбы рядом с нартами по пути к фиорду Гафнера лапландские башмаки оказались превосходными в отношении тепла и легкости. Пимы слишком тяжелы для ходьбы и по сравнению с восточносибирскими торбасами имеют тот недостаток, что состоят из целого куска меха, торбасы же состоят из двух частей, которые можно надевать отдельно — нижнюю часть до колена и верхнюю надколенную часть. Хотя лапландские башмаки легче торбасов, но обкручивание голеней обмотками занимает лишнее время.

„Заря“ на первой зимней стоянке

Астрономический пункт на острове Наблюдений

Бируля и Вальтер отправляются в летнюю экскурсию

Для экспедиции мною было закуплено 13 саней, изготовленных по модели Нансена. У сибирских саней полозья делаются из березы и покрываются для прочности тонким слоем льда, который нужно в пути ежедневно возобновлять. Для этого, прибыв на ночлег, сани перевертывают и полозья протирают пропитанным водою сукном. Образовавшийся при этом тонкий слой льда только тогда крепко удерживается на полозьях, если сани пролежали предварительно в течение нескольких недель в воде и пропитавшая дерево вода превратилась на морозе в лед. Плотные породы дерева, которые мало впитывают воды, не годятся, и поэтому опыт Нансена с полозьями из ясеня был неудачен. Везти нарты с непокрытыми льдом полозьями по неровному шершавому льду или мягкому снегу собакам тяжело, и тогда приходится убавлять груз. В эту поездку нансеновские сани прекрасно себя оправдали, тем более что я пользовался полозьями из нейзильбера, а не деревянными. При полной нагрузке сани были прочны, только у одних саней при ударе о торос сломались копылья. Даже чрезвычайно консервативный Расторгуев не мог воздержаться от похвалы этим саням. Для усовершенствования нансеновских саней можно еще устроить козлы или дугу по сибирскому образцу. При незначительном весе дуга служит удобной точкой опоры, пользуясь которой можно сдвинуть сани в сторону, подтолкнуть или протащить. Это, конечно, имеет значение, если ехать с упряжкой в 12 собак по восточносибирскому образцу, а не тащить сани самому.

Собачья упряжь устроена следующим образом: 12 собак впрягаются попарно на длинном поводу из кожи морского зайца, которая считается самым прочным материалом для этой цели и называется «потяг». Железный вертлюг а служит для обоих алыков, т. е. для собачьей сбруи б, и надевается по­средством петли в на потяг. Алык, сшитый из крепкой кожи, протянут поперек груди собаки, покрывает ее. спину наподобие конской сбруи и завязывается ремнем вокруг живота, благодаря этому собака тянет всей своей силой, напирая туловищем на ремень, между тем как при остяцкой упряжке собака тянет только задней частью своего туловища, ибо постромка протянута у нее через крестец вокруг таза.

 Схема   собачьей  упряжки

Упряжка цугом, на мой взгляд, более соответствует цели, чем остяцкий способ запряжки собак веером в один ряд. Цуг проходит по самой узкой дороге, между торосами, не заставляя собак тесниться. Разумеется, немало ловкости и усилий требуется от каюра (собачьего возничего), чтобы держать в порядке такую запряжку из 12 собак (при поездках на Новую Сибирь я имел цуги в тринадцать и четырнадцать собак). Во главе цуга бегут вожаки, самые умные собаки, которые слушаются голоса возничего. На возглас: «Наррах! наррах!» поворачивают налево, «тах! тах!»— направо, образуя правильный поворот и не бросаясь внезапно в сторону. Дальше следуют собаки по рангам, причем самые плохие впрягаются непосредственно у нарты, ближе к каюру, и они оказываются «козлами отпущения», поскольку им попадает за провинности и свои и чужие.

В первых нартах у меня были в качестве вожаков Туркан I, Туркан II и Тугут. Туркан I чистокровная устьянская полярная собака, в то время как большинство прочих собак имеют явную примесь других собачьих пород. Так, например, Тугут имеет третью или четвертую часть примеси крови сеттера Циклон, которого Бунге брал с собой в поездку в 1886 г.

Вторник 23 октября 1900 г. В 9 часов 30 минут утра мы подошли в полном снаряжении к нартам. На нартах было уложено 864 кг груза. Запряженные собаки нетерпеливо завывали. Был великолепный ясный день, 16° мороза при легком ветре, дувшем в спину. «Заря» красовалась в уборе флагов. Все сотрудники экспедиции, за исключением вахтенного, хотели проводить нас и где нужно помочь тащить сани. Но едва был дан сигнал к отправке, сопровождавшийся подбодряющим свистом для сдвига с места погрузившихся в снег саней, как собачья стая с диким воем ринулась полным ходом вперед, невзирая на то, что проводник тормозил движение палкой и кричал собакам: «стой! стой!». Стараясь не отстать, я встал на полозья, а гидрограф взобрался на высоко нагруженные сани, как на брам-рею грот-мачты, и сел на поклажу верхом. Сопровождавшие нас товарищи побежали вслед, но после тщетных усилий не отстать исчезли вскоре из глаз, и мы едва слышали их последнее «прости». Талант карикатуриста у доктора недолго оставался скрытым. Он использовал этот полный комизма отъезд на фиорд Гафнера для очень удачной карикатуры, которой мы любовались по возвращении.

Снежные бури последних дней намели сносную санную дорогу. Вслед за стремительным рывком, с которым собаки умчались с места, они перешли на хорошую рысь и выдерживали скорость в продолжение полутора часов, до вступления в Таймырский пролив, следовательно через весь рейд «Зари» на протяжении 10,5 км. Начиная отсюда скорость уменьшилась до 4 миль в час. Проехав 25 км, мы сделали остановку. Это расстояние было для первого дня с нашим грузом хорошим испытанием работоспособности отвыкших от езды собак. К тому же ненецкие собаки были совершенно необучены.

Для лагеря избрали место на южном берегу пролива, в его узкой части, у восточного подножия гор.

На плоском берегу, где нами была разбита палатка, я в первую очередь занялся поисками плавника, но нашел лишь гнилые и сырые стволы, непригодные для топлива. В ближайшем соседстве мы обнаружили старый пресный лед, который после полуторачасового согревания превратился сначала в горячий чай, а затем во вкусные щи. Вскипятили воду для хронометров, которые требуют неустанных забот, и наполнили термосы. В 10-м часу вечера, произведя метеорологические отсчеты, мы залезли в свои спальные мешки, и, хотя из-за недостаточных размеров разорвались недавно пришитые капоры, мы великолепно спали до 6 часов следующего утра. Вылезание из спального мешка доставило меньше удовольствия — в то мгновение, когда голова поднималась из капора, она наталкивалась на косую стенку палатки, на которой образовался толстый слой инея, и мы получали при вставании снежный душ, напоминавший о правилах личной гигиены. Оттаивать в кипятильнике воду для умывания не представлялось возможным; каждая минута горения примуса должна была быть использована для получения кипятка для чая, супа, а также для обогревания хронометров. Помимо того, нельзя было терять светлых часов короткого дня, между тем приготовление кипятка требует много времени, и не меньше времени берет с непривычки погрузка нарт. Хотя примус был зажжен в 6 часов утра, только в 11 часов 30 минут мы смогли тронуться в путь.

На второй день собаки везли так же хорошо, как и накануне, если только мы шли быстрым шагом рядом с санями. Чтобы передохнуть, ненадолго присаживались боком на нарту. Через два часа началась сильная вьюга, которая вынудила нас сделать остановку в 3 часа дня, когда уже смеркалось. За этот день мы прошли всего 21 км. Но как бы то ни было, мы находились уже у выхода из Таймырского пролива в его восточной части, где он соединяется с Таймырским заливом, и прошли мыс (Гелленорм) против мыса Миддендорфа на юге острова Таймыр. В поисках защиты от ветра уклонились на 5 км на юго-восток и зашли в ближайшую бухту, где я нашел хорошее место для ночлега у подножия гранито-гнейсового холма на самом берегу.

Здесь я обнаружил ледяную стену, возвышавшуюся приблизительно на 3 м над поверхностью моря. В ней можно было различить несколько слоев. Структура льда была крупнозернистой со множеством воздушных пузырьков. Не подлежало сомнению, что это было образовавшееся под защитой скалы многолетнее ледяное фирновое поле. Подобное явление представляет для меня особый интерес в связи с вопросом возникновения мощных ископаемых ледяных масс на Новосибирских островах, а также в связи с проблемой ледникового периода вообще. Уже в гавани Диксона и в фиорде Миддендорфа находились небольшие поля фирнового льда, защищавшие следы прежнего оледенения этой области от разрушающего воздействия метеорологических влияний. Однако полей фирнового льда такой мощности я там не наблюдал. Нижняя часть фирнового льда, нависшего здесь над поверхностью моря, обломалась под тяжестью нараставшей толщи, и благодаря этому был виден прекрасный разрез.

Естественно, возникает вопрос: можно ли установить движение этого маленького ледяного поля — зачаточного глетчера?

Я отколол несколько кусков фирнового льда, чтобы получить пресную воду. Чай показался нам осрбенно вкусным, так же как и суп. Несмотря на снежную бурю, температура тем временем упала до —26,8°. Шведская одежда, отсыревшая от пота при ходьбе в течение целого дня, быстро замерзла в твердый панцирь. Снимать через голову этот панцирь было трудной задачей, совершенно невыполнимой без посторонней помощи. Стаскивая со слепой яростью эту промерзшую жесткую одежду, мы рисковали опрокинуть стоящий рядом суповой котел и тогда пришлось бы снова потратить несколько часов на приготовление еды. К счастью, все обошлось благополучно.

Усилившаяся ночью вьюга под утро стихла. Ледяной разрез занесло снегом, и я не смог сделать характерного фотографического снимка.

Утром 25 октября я попытался ускорить наши сборы и велел сварить всего два блюда. Сначала был сварен превосходный чечевичный суп с салом, полторы порции которого вполне достаточны для четырех человек, и потом чай, но ради экономии времени пришлось наполнить чаем термосы для хронометров, а на нашу долю осталось всего по полчашки. Тем не менее мы двинулись в путь только в 11 часов 15 минут. Из-за густого тумана мы не могли видеть не только очертаний юго-восточного берега, но и остров Таймыр, вдоль восточного берега которого, начиная от мыса Миддендорфа, я хотел продолжать путь к северу. Поэтому я повернул на северо-запад к мысу, названному мной мысом Гелленор.

Я надеялся оттуда быстро добраться верным путем до мыса М иддендорфа через узкий пролив, так как эскиз карты лейтенанта Бовэ в путевой книге о путешествии Норденшельда точно передавал характерную форму Таймырского пролива. И на самом деле, после 15-минутной езды по льду справа от нас показалась длинная узкая коса — это был мыс Миддендорфа на острове Таймыр.

Объехав мыс Миддендорфа, от которого берег вновь поворачивает влево, я взял курс на северо-северо-восток, вдоль восточного берега острова Таймыр. Остров Таймыр был скрыт туманом, сквозь туман виднелись только темные утесы. Я не мог различить, были ли это мысы острова Таймыр или же лежащие перед ним островки. В 2 часа дня начало смеркаться, вьюга резко усилилась, и через полчаса пришлось разбить третий лагерь под защитой утеса, до которого дошли со стороны мыса Миддендорфа, оставив за собой в этот день более 30 км. В 9 часов вечера, к моменту метеорологических наблюдений, небо прояснилось при температуре —25°. На западе северное сияние светилось отдельными снопами лучей, начиная от яркого Арктура до созвездия Кассиопеи. Затем лучи собирались в огромный мерцающий покров, который простирался до самой земли.

Отсюда я хотел на другой день при любых обстоятельствах достигнуть противоположного берега Таймырского залива, где находился открытый Нансеном полуостров Короля Оскара. Для этого предстояло проехать свыше 50 км, согласно масштабу карты Нансена. Чтобы выполнить свое намерение, я должен был сократить время на сборы. В 5 часов утра я разбудил своих спутников, и на этот раз мы были готовы к отъезду уже в 9 часов.

Пятница 26 октября, 9 часов утра. Когда мы тронулись в путь, дул северо-северо-западный ветер с легкой метелью. Я взял курс на восток-северо-восток, Снег, перегоняемый ветром по гладкой поверхности морского льда, служил мне отличным компасом. Чтобы точно держать курс, было достаточно следить за тем, чтобы сани пересекали под надлежащим углом направление, обозначенное перегоняемым снегом. Соответственно с этим я дал своему каюру Расторгуеву указание кричать собакам то «наррах! наррах!», то «тах! тах!», как только упряжка уклонялась от курса. На вторых нартах роль каюра выполнял Носов., Помимо обычной команды, Расторгуев и я обращались на якутском языке к собакам с возгласами, которые рисовали животным возбуждавшие их инстинкт предметы, как, например: «кор-кырса бар», «кыллар баллар», «былтугуй, хара бар», «дие бар», «чуета бар» и т. д., что означало: «смотри — песец», «там олени», «там что-то есть», «гляди — что-то черное», «там хижина», «там медведь» и т. д. Надо сказать, что это имело успех, так как животные, поддаваясь обману, отвечали сердитым воем и ускоряли темп своего бега. В действительности же не было ни песцов, ни белых медведей и менее всего, конечно, человеческого жилья. Мы видели лишь давние следы белых медведей, которые, очевидно, перекочевали на север к открытой воде, и песцов, которые идут за ними следом, чтобы попользоваться остатками «царского стола».

Вскоре рассеялась пелена тумана, скрывающая горизонт, и нашему взору открылся полуостров Короля Оскара; было даже видно, как в Таймырский залив вдавались полуострова или острова. Самая крайняя оконечность полуострова Короля Оскара лежала на 65° и самая отдаленная на юге суша на 180°. Такая же хорошая видимость была на западе — там лежала крайняя оконечность суши на 345°; соответствовала ли она мысу Лаптева, т. е. мысу Северо-Западному Лаптева, или же это был остров, нельзя было, конечно, сказать. Однотонно-белые контуры Ледовитого океана постепенно переходили в очертания такой же плоской тундры, и только местами на фоне окружающей белизны выделялись темные пятна скал, которые могли принадлежать материку или же одному из многочисленных островов.

В час дня, после четырехчасового пути, достигли северного мыса полуострова Короля Оскара.

Судя по времени пребывания в пути, мы проехали на восток 28 км. Таким образом, к моему немалому удивлению, оказалось, что ширину Таймырского залива нужно сократить вдвое по сравнению с принятой Нансеном; следовательно, он имеет форму фиорда. Какой контраст с картиной, представленной на карте Великой Северной экспедиции! Лед Таймырского фиорда, по которому мы ехали, образовался, очевидно, в течение последних недель, а летом море было здесь, по-видимому, свободно от льда. В то время как весь плавучий Лед находился в Таймырском проливе, отдельные плоские ледяные глыбы, загнанные течением, смерзлись зимой без сжатия. Предыдущим летом лед оставался неподвижным, так как связующие ледяные перемычки не таяли, и здесь в Таймырском фиорде образовалась, начиная от мыса Миддендорфа, гладкая ледяная поверхность, в которой незадолго перед тем возникло несколько трещин. В одну из этих покрытых снегом трещин попал я, а в другую, более широкую, провалились незадолго до ночлега три собаки вторых нарт. Псы отряхнули холодную воду со своей косматой шерсти и бодро побежали вперед. На стоянке бедные животные тряслись от холода, и мы растирали их как только могли, пока дрожь не уменьшилась; затем они были предоставлены своему собственному попечению. Закопавшись глубоко в снег, они покрылись своими пушистыми хвостами и спокойно переспали пережитую неприятность.

Мыс на полуострове Короля Оскара сложен из круто поставленных метаморфических сланцев, достигающих около 10 м высоты над морем. Здесь у мыса гладкая поверхность старого льда уступила место полю молодого с беспорядочным торошением, которое мы обошли, свернув за мысом по узкой косе в ближайший залив, открытый Нансеном и названный им заливом Толля.

Взобраться на берег с тяжелогружеными нартами можно было только после приложения физической силы всех четырех человек и после того как все собаки с обеих нарт были впряжены в одну нарту. На берегу нашли немного плавника и взяли с собой два коротких бревна благодаря чему в лагере, в 5 км к юго-востоку от мыса на берегу залива Толля, мы получили возможность насладиться внеплановой порцией чая. Чай быстро вскипел в медном чайнике на жарком огне разведенного перед палаткой костра и пришелся особенно кстати, так как температура в палатке упала до —20°, а на открытом воздухе было —30°. С понижением температуры затих и ветер. В 4 часа дня дул северный ветер силой 7 м/сек, а к 9 часам вечера сила ветра при —31° не превышала 3 м/сек.

На следующее утро, 27 октября, выехали в 10 часов 30 минут. Термометр показывал в 9 часов утра —34°, небо было ясно, дул легкий северо-западный ветер. По мере приближения к полудню, когда рассеялась мгла, стали ясно различимы берега залива Толля. Они казались изрезанными небольшими фиордами или устьями речек.

Район первой зимовки „Зари“

Из-за снежного покрова исследовать геологическое строение не представилось возможным. В районе нашей палатки тундра имела плоскую и как бы волнообразную поверхность, которую Нансен сравнивал с моренным ландшафтом северной Германии. От ближайшего мыса до нашей стоянки простиралось обнажение метаморфических сланцев, у подножия ко­торого находилась стена фирнового льда. Ровный без торосов лед был и в заливе Толля, но мне не удалось установить его мощность, и поэтому я не мог определить, был ли это вновь образовавшийся лед или он оставался с прошлой зимы. У внешнего края залива к северо-восточному мысу бухты простиралось торосистое поле, вдоль восточного края которого мы шли до полудня на северо-восток (сначала восток-северо-восток, затем северо-северо-восток). Через 2,5 часа, пройдя около 16 км, достигли противоположного берега у мыса, сложенного, как и южный мыс этого залива, из метаморфических сланцев с большими или меньшими включениями пирита. Окраска этих сланцев была в результате выветривания шоколадно-коричневого цвета, между тем как у южного мыса она была совершенно зеленой.

Здесь у мыса взгромоздились торосы. Я решил пересечь сушу и пойти прямо к фиорду Гафнера. На горизонте над косой возвышалась гора, на которую мы взяли направление. Это могла быть только гора Кельха, которая, судя по карте Нансена, находится на южном берегу фиорда Гафнера. От залива Толля до фиорда Гафнера шли по суше целый час, сначала медленно в гору, затем вниз по пологой ложбине. В 2 часа 30 минут дня достигли фиорда Гафнера, а именно его восточной части, как это мною и было намечено.

Освещение, при котором перед нами открылся фиорд Гафнера, поразило нас своей трудноописуемой красотой благодаря северному сиянию — самому величественному из всех небесных явлений. В полдень солнце поднялось до горизонта, но, укрывшись за мглистой пеленой, осветило лишь на короткое время местность. В 2 часа 30 минут дня, когда солнечный диск скрылся за горизонтом, на противоположной стороне засветилась широкая розово-красная дуга, окаймлявшая нижележащий темно-синий сегмент неба. Эта дуга медленно угасала, чтобы уступить место темно-фиолетовой завесе, достигшей полного свечения к 3 часам дня. Эта изумительная по красоте картина наблюдалась на северном небосклоне на высоте около 30° над горизонтом. От ярко окрашенного заднего фона резко отделялся белоснежный ландшафт фиорда. Плоская возвышенность горы Кельха выделялась своей слегка заалевшей, позже нежно-фиолетовой вершиной, на снегу играли самые разнообразные оттенки, соответствовавшие раскраске неба. Вдали можно было различить крутой берег в виде узкой темной полосы.

Теперь надо было найти подходящее место для устройства склада, чтобы на следующее утро приступить к работе. Лучшим грунтом, в котором можно было бы быстро и легко вырыть яму для продовольствия, могло служить поле фирнового льда на откосе ближнего мыса. Захватив подзорную трубу, я отправился с Расторгуевым осмотреть берег. Сначала мы прошли своеобразный мыс из темно-зеленого сланца, вдававшийся в бухту, подобно фортификационному сооружению. Здесь увидели свежий след большого оленя, который шел от берега к морю на южный мыс, пересекая фиорд. Откуда пришел олень? Случайно ли он задержался, отстав от своего стада, перебравшегося на юг, или же здесь зимуют северные олени? А может быть, это животное пришло с острова, расположенного севернее, и оказалось в настоящее время отрезанным от материка полыньями?

На следующем мысе по ту сторону бухты, где у подножия скалы находилось небольшое поле фирнового льда, мы разбили свой пятый лагерь. Завтрашний день, воскресенье 28 октября, должен стать для собак днем отдыха, да и мы хотели бы отоспаться, однако с утра предстояло выполнить большую работу по устройству склада. Нам следовало спешить, так как время года было довольно позднее. В любой день нас могла застигнуть снежная буря, которая может приковать к месту на несколько дней, подобно тому, как это было со мной в 1886 и 1893 гг. Вечером 27 октября небо прояснилось, и северное сияние и звездный мир предстали в своем полном великолепии. В 5 часов дня образовалась на северном горизонте низкая дуга, которая почти достигала созвездия Близнецов (Кастор и Поллукс). Другая, разорванная дуга простиралась на восток. В 8 часов вечера дуга поднялась и превратилась в огненную лучистую колеблющуюся завесу. Завеса разделилась на две части; одна из них свернулась в замкнутое широкое золотое кольцо. В 9 часов несколько сверкающих полос перебросилось от Кастора и Поллукса к Арктуру, и одновременно через зенит протянулись широкие полосы — лучи стремились как бы соединиться по направлению к Кассиопее.

Колчак воспользовался ясным звездным небом для определения широты и долготы нашего местонахождения. Мы трое: помогали ему, освещая теодолит, держа хронометр и записывая наблюдения.

На следующий день проснулись в 9 часов утра, великолепно выспавшись. В 10 часов на окрашенном в оранжевый цвет горизонте еще сверкала яркая Венера. Была мертвенная тишина над бескрайными просторами. Ни звука, ни звериных следов. Я поднялся на скалу, у подножия которой был расположен наш маленький лагерь. Она была сложена из гранита. Такой же крупнозернистый, переходящий местами в гнейс гранит я встречал много раз, начиная от фиорда Миддендорфа. Этот скалистый полуостров поднимается двумя уступами до высоты 15—26 м. Он разделяет направленные к востоку два глубоко врезавшиеся в берег рукава фиорда Гафнера. Северный фиорд, лежащий по ту сторону мыса, казался более глубоким. Я охотно совершил бы рекогносцировочную экскурсию в восточном направлении или на одну из вершин горы Кельха, но это могло оказаться безуспешным ввиду приближения полярной ночи. Дни быстро убывали.

К нижнему уступу скалы, круто ниспадающей на юго-запад, примыкает ущелье шириной в 40 шагов, суживающееся кверху; на дне его лежит фирновый лед. Здесь мы решили устроить склад. В поперечном разрезе, образовавшемся на месте отрыва нижней части льда, можно было ясно прочесть историю возникновения этого фирнового льда.

Бури неутомимо навеяли большое скопление снега, слой за слоем, год за годом. Можно было различить три нижних слоя, каждый мощностью по 0,5 м, и один верхний, вдвое меньшей мощности, не считая мелкой слоистости, наблюдавшейся во всей массе снега. Три нижних пласта были отделены один от другого тонкими пропластками из гранитных обломков, ягеля и остатков растений. Растительные остатки были занесены ветрами на поверхность фирна, очевидно летом. Верхний слой отличался от остальных красным цветом, видимо благодаря накоплению за последнее лето «красного снега» со снежной водорослью (Pleurococcus nivalis). Нижние, более мощные слои также отличались один от другого: верхний из них был грязно-коричневого цвета, нижние — светло-зеленого до молочно-белого.

При попытке дать ответ на вопрос, какого возраста этот фирновый лед, легко прийти к заключению, что здесь имело место четырехгодичное образование льда, если красный верхний слой считать одногодичным, а три остальные, охарактеризованные растительными остатками, считать каждый отдельно. Но такое заключение было бы преждевременным. Необходимо сначала выяснить, каждый ли год наносится слой с растительными остатками и с каменным материалом. Разве не могло быть лета, когда поверхность фирна покрывалась только мелкой пылью или снежной водорослью, подобно верхнему слою?

При решении этого вопроса величайший интерес представляет исследование таких масс фирнового льда, о существовании и мощности которых уже с отдаленных времен имеются указания. Аналогичное образование описано Лаптевым из Нордвика: «Посреди сего берега из льда сделалась гора, на которой видно, что по веснам великими ветрами песок со снегом наносит, которая вышиною близ 10 сажен, длиною 30, поперек с 6».

О мысе Св. Игнатия он говорит: «Мыс Св. Игнатия, берега прикрутые, каменистые, около которого лесу наносного очень многое число. На полях земля мягкая, и на ней мох. Здесь выкопали из земли мамонтовой рог, длиною в 2 1/2 фута. У сего мыса изо льда гора давно сделалася выше и больше преждеупомянутой».

У мыса Фаддея «мамонтовый рог выкопали из земли длиною в 4 фута».

Нет надобности указывать, насколько важно вновь посетить описанные 161 год назад (в 1739 г.) места, особенно потому, что здесь были найдены остатки мамонта. Для исследования фауны ледникового периода этих мест и организован наш склад.

Воскресенье 28 октября. В фирновом льду была вырублена киркой яма 1,20 х 1,20 м и глубиною 1,20 м. Привезенное продовольствие было уложено в нее; затем яма была заполнена льдом и снегом и над нею установлен знак из лыжной палки с прикрепленной к ней киркой. В этом деле я использовал опыт Расторгуева, с которым в 1893 г. устраивал склад на острове Котельном для Нансена.

Когда стемнело, мы собрались в палатке вокруг зажженного примуса. За обедом и чаем, сопровождавшимся оживленной беседой, мы отметили завершение нашей работы праздничным угощением: кроме щей, пудинга и какао, выпили еще по стакану пунша. Расторгуев рассказывал о своих путешествиях по восточносибирской тундре и тайге от Якутска до Чукотки и Камчатки.

Привожу биографию Степана Расторгуева. Его жизнь небезынтересна и заслуживает внимания. Он родился в Якутске 15 июля 1864 г. Его отец, камчатский казак, принимал участие в защите гавани Петропавловска от англичан и затем был переведен в Якуток. Степан Расторгуев рано осиротел и провел детство у родных, в доме сельского священника под Якутском, пока не был призван на службу как военнообязанный казак. Приемные родители не смогли его ничем снабдить на трудную казачью службу; они не позаботились даже научить его грамоте, и он остался по сегодняшний день неграмотным. По уставу Екатерины II уже в 16 лет он должен был поступить на военную службу в казачий полк сроком на 25 лет, но по отсталости своего физического развития получил отсрочку на четыре года. В 20 лет был зачислен в Якутский пехотный полк, который стоял на юге Европейской России. Но до конца срока службы якутские казаки перечисляются на службу в Министерство внутренних дел с сохранением военной формы, рангов, оружия и жалованья.

Биография Расторгуева служит ярким примером этого рода службы якутских казаков. В первые годы он часто сопровождал арестантов. Однажды Расторгуеву вдвоем с другим казаком было поручено доставить арестанта на лодке в Киренск на Лене за 1000 верст вверх по реке. Когда прибыли в Киренск я легли втроем отдыхать, арестант скрылся, а местные жители не дали казакам лошадей, чтобы догнать беглеца. Казаки заявили властям о случившемся. Дело было расследовано судебным порядком, и через 5 лет был вынесен приговор суда, согласно которому в 1891 г. Расторгуев должен был провести 3 месяца на гауптвахте.

Осенью 1887 г. ему было поручено доставить почту за целый год из Якутска в Охотск. В начале декабря он благополучно прибыл в Якутск, проехав 1000 верст туда и обратно. После восьми дней пребывания дома получил приказ вернуться немедленно в Охотск. Судно военного флота «Алеут», посланное из Владивостока в Охотск, не вернулось с наступлением зимы обратно. Морское министерство было этим обеспокоено и предложило властям Восточно-Сибирского края произвести розыски судна. Расторгуев был послан в Охотск, а на Камчатку для обследования морского побережья был командирован исправник, с которым Расторгуев должен был встретиться в Гижигиноке. Оттуда оба направились в Анадырск. Тем временем поступило сообщение, что «Алеут» благополучно прибыл во Владивосток. Расторгуев отправился на ярмарку в Анюй, оттуда через Нижне-Колымск, Средне-Колымск и Верхоянск в Якутск, куда прибыл в апреле 1888 г.

В том же месяце, сопровождая в Вилюйский округ вновь назначенного исправника, Расторгуев поднялся вверх по Вилюю до Сунтара. Здесь в Вилюйске он был произведен в унтер-офицеры в награду за участие в поисках «Алеута». Прибыв в Якуток, Расторгуев получил назначение сопровождать исправника Кондакова в Верхоянские горы. Его задачей было найти легкодоступный перевал для горной дороги в Верхоянск вместо Тукаланского перевала. Вернувшись осенью домой, Расторгуев женился на дочери казака. Четыре месяца спустя он получил предписание сопровождать политических ссыльных в Вилюйск. Летом он был свободен от поручений и мог заняться рыбным промыслом вблизи Якутска. Казачий полк владеет в окрестностях Якутска местами рыбного лова, которые служат одним из источников дохода и могут сдаваться в аренду. Доходы с аренды поступают в ссудную кассу полка, из которой откомандированные казаки могут получать заимообразно 10—15 рублей, чтобы снарядиться кое-как в дорогу, так как 7,5 копеек суточных «порционных» денег не могли, разумеется, удовлетворить минимальных потребностей. До последнего времени цены в Якутске были невероятно высоки, и несколько лет назад, когда своевременная доставка казенного пороха прекратилась, цена за фунт его поднялась до 7 рублей. Только за последние годы цены на хлеб благодаря усилиям хлебопашцев — поселенцев скопцов и особенно духоборов — снизились. О трудолюбии и честности последних Расторгуев рассказывал много похвального. В 1897 г. в Якутск было доставлено 200 Мужчин, принадлежавших к этой секте, а в следующем году прибыли их семьи.

Осенью 1889 г. Расторгуев был командирован с почтой снова в Охотск. В следующем году он совершил путешествие на Камчатку, сопровождая коллектора энтомолога Герца. Оттуда отправился в Охотск за почтой, которую доставил в Якутск. С мая 1891 г. он стал верным спутником И. Д . Черского, который умер в лодке на руках Расторгуева во время плавания по Колыме летом 1892 г. Вернувшись с вдовой Черского в январе 1893 г. в Якутск, он поступил на службу ко мне и проводил меня до Хатанги, оттуда вернулся через Анабару, Лену и Яну в Якутск. После месячного пребывания дома был послан в Охотск, на этот раз с транспортом табака и махорки. Оттуда были отправлены в Якутское губернское управление местными уроженцами четыре нарты беличьих шкурок в качестве налога (ясака). Ввиду того, что за это время рыночная цена на этот мех снизилась и шкурки не соответствовали больше объявленной стоимости, они были отосланы обратно. В апреле 1894 г. Расторгуев прибыл снова в Якутск, где к осени построил собственный дом для своей семьи. Жена его была слабого здоровья. Все дети родились в его отсутствие, и двое из них умерли, не повидав отца. В сентябре 1894 г. он доставил почту в Средне-Колымск и к январю 1895 г. вернулся оттуда в качестве конвоира политических ссыльных.

Весну и первую половину лета он смог провести дома, затем сопровождал горного инженера через Нелькан в Аян и дальше на Охотское море через Джугджурский хребет. К осени вернулся обратно и был назначен в канцелярию губернатора вахмистром. В конце того же 1895 г. получил распоряжение доставить почту в Колымск. На обратном пути должен был По поручению местного исправника сопровождать в Якутск душевнобольного политического ссыльного Янковского. Этот несчастный находился много лет в рудниках Кары, а затем был пожизненно сослан в Колымскую область, куда был доставлен с первыми признаками психического расстройства, и прожил десять лет один в якутской урасе, вдали от Средне-Колымска. Когда сумасшествие ссыльного ясно проявилось, правительство решило вернуть его на родину к родственникам в Киев, и в феврале 1896 г. Расторгуев получил поручение сопровождать больного. Это был год царской коронации, когда якутский казак вступил впервые в Европейскую Россию. Вполне понятно, что, вместо того чтобы ехать обратно тем же путем, Расторгуев поехал на свои средства и свой риск через Москву. Там он пробыл дни коронации и видел народные торжества, но ознакомился не только с ослепляющим блеском тех дней, а познал и мрачные стороны: он был свидетелем страшных сцен на Ходынском поле, но, по счастью, благодаря своему высокому росту не оказался среди затоптанных толпой. Он сам шагал по мертвым телам, прежде чем получить коронационную кружку. В 4 часа утра он пробрался к Петровскому дворцу, к тому краю поля, где толпа была малочисленнее и где лежали сотни мертвых, а не тысячи, как на другом конце Ходынского поля. Из Москвы он поехал в Нижний-Новгород (Горький) посмотреть выставку. Оттуда через Пермь, Казань, Тюмень, Иркутск в Жигалово на Лене. Здесь Расторгуев купил себе за 5 рублей лодку, которую при встречном ветре тянул вдоль берега вместе со своим земляком; так добрались до Усть-Кута. Отсюда до Витима он проехал пароходом, на котором за 3-й класс уплатил без продовольствия 16 рублей, что по сравнению с тарифом волжских пароходов было чрезмерно дорого. От. Витима до Якутска билет стоил 35 рублей, но у Расторгуева не оставалось больше денег, поэтому он просил командировать его для сопровождения арестанта в Якутск, чтобы получить таким образом бесплатный проезд. После семимесячного путешествия он прибыл благополучно домой с девятью копейками в кармане. В том же году в сентябре Расторгуев был завербован золотоискательским акционерным обществом в качестве сопровождающего и прослужил там три зимы.

Осенью 1899 г. благодаря хорошему знанию якутского языка он был определен переводчиком в окружной суд, только что открытый после судебной реформы, но вскоре был послан в Колымск с денежной почтой в 18000 рублей. В феврале 1900 г. на обратном пути Расторгуева встретил на Алдане нарочный со спешным вызовом к вице-губернатору, который Передал ему мое поручение: Расторгуев был прикомандирован к моей экспедиции. В первую очередь ему было поручено доставить транспорт восточносибирских собак в Архангельск. В Верхоянске он встретился со Стрижевым, который привез туда на оленьих нартах собак из Устьянска. Погрузив на 10 оленьих нарт клетки с собаками, он повез их в Якутск. Отсюда на трех тройках собак довезли в Жигалово. Когда началась распутица, сани пришлось сменить на колеса. Почва почтового тракта, таявшая днем, ночью снова замерзала. Чтобы избежать вредной для собак тряски на безрессорных почтовых телегах, ехали только днем, а ночи проводили на почтовых станциях. 14 апреля прибыли в Иркутск и продолжали путь по железной дороге. Таков Расторгуев — мой незаменимый товарищ в пути...

К вечеру небо заволокло, и пришлось отказаться от астрономических наблюдений. Вскоре мы забрались в свои спальные мешки. С 6 часов 30 минут до 10 часов 30 минут утра длились приготовления к выезду, В это время на скалу у продовольственного склада прилетела куропатка и скрылась, прежде чем я взялся за ружье. Зимует ли здесь куропатка или же она отстала при перелете, задержавшись на отдаленных островах, как и встреченный нами днем раньше олень? Полагаю, что на пути к мысу Челюскина должны находиться еще острова, с которых могли прибыть сюда оба эти странника. Простирание пластов полуострова Челюскина прослеживается на север. В этом направлении следует ожидать еще островов, быть может не менее многочисленных, чем в Таймырских шхерах!

Наши сани на обратном пути стали легче на 200 кг. Отдохнувшие за день собаки, которых последние два дня кормили двойным рационом (по 0,8 кг рыбы каждой), находились в прекрасном состоянии. Надо думать, что на обратном пути собаки будут выдерживать бодрый темп, и, если только позволит дорога, мы сможем сесть на сани; это заставило нас одеться теплее: вместо противоветренной одежды надели ненецкий совик, на голову чебак, на ноги пимы. Вернуться возможно быстрее на зимовку было необходимо, так как термометр и анероид предсказывали приближение пурги. Давление медленно падало, а температура поднялась до — 15°. Первый день езды оказался удачным. Сбоку дул свежий ветер, воздух был прозрачен. За этот день покрыли все расстояние через фиорд Гафнера, проехали косу и залив Толля, где и разбили свой лагерь. Вечером небо было чистое и звезды ярко сияли, так что этот пункт был астрономически определен.

Но на следующее утро, 30 октября, началась предсказанная барометром сильная пурга; к счастью, снег мело не навстречу, а сбоку, с северо-востока. Как учит опыт, если в снежную бурю сидящему на нартах не видно собак, то надо переждать в палатке, пока буря уляжется. Если же можно различить всю собачью упряжку и если ветер не задувает им прямо в морду, то можно спокойно ехать при умении держать направление.

Мы выехали при снежной буре в 11 часов утра 30-го и взяли курс на юго-запад через Таймырский фиорд. Вместо компаса я ориентировался, как всегда в таких случаях, по снегу, перегоняемому ветром по ровной поверхности льда. Около двух часов, когда ветер временами стихал, мы увидели перед собой восточное побережье острова Таймыр или прилегающие шхеры. Достигнув берега, повернули на юг и вышли точно на мыс Гелленорм. При надвигающихся сумерках, в 3 часа 15 минут, разбили у подножия огромного эрратического (?) гранитного валуна свой последний лагерь.

На следующий день, 31 октября,—это был день, когда солнце поднималось в последний раз в году до линии горизонта,— снег стремительно кружился, подгоняемый северо-северо-восточным ветром. Мы чувствовали себя уверенно в хорошо знакомом Таймырском проливе, в котором не Могли бы заблудиться, как и на любой улице С.-Петербурга. Пока ехали, погода прояснилась. В момент приближения к судну все кругом озарилось причудливой игрой красок, как в день нашего прибытия в фиорд Гафнера. Около трех часов дня, когда мы добрались до «Зари», первым вышел нам навстречу доктор.

 

СНОВА НА БОРТУ „ЗАРИ“. НА ЗИМНЕЙ СТОЯНКЕ

Четверг 1 ноября. Здесь я нашел все в полном порядке, хотя устройство магнитной станции задержалось из-за пурги и подвозки дров. Доктор, находясь на дежурстве, заметил нас первым. Он сообщил, что все в порядке и все здоровы. Вслед за тем пришел Матисен и рассказал о достижениях доктора: за один только день он застрелил пять оленей и на другой день белого медведя! Во время чая в уютной, теплой кают-компании я просил рассказать доктора об охоте, благодаря которой у нас будет снова свежее мясо, а также корм для собак. В свою очередь гидрограф и я поделились впечатлениями о нашей поездке. Вечером пили крюшон, а команде я велел дать полбутылки коньяку для грога. После девяти дней кочевой жизни я испытал огромное удовольствие, получив возможность вымыться и выспаться в теплой каюте при температуре +6°, казавшейся мне после 20° мороза в палатке немного тягостной — я не мог сразу заснуть. Сегодня мы оба с гидрографом поздно встали, затем, разложив вещи по местам, я привел в порядок свой рабочий стол в лаборатории. Кроме охотничьих новостей, была еще одна: ненецкая собака ощенилась; из пяти щенят в живых осталось только три, а сегодня погиб еще один щенок.

Своей девятидневной поездкой я остался доволен. Склад фиорда Гафнера заложен в надлежащем месте — на пути запланированного пересечения полуострова Челюскина. Будем надеяться, что склад не будет опустошен медведями и песцами.

Касаясь результатов этой кратковременной санной поездки, хочу отметить, что нашими маршрутами через Таймырский пролив и пересечением Таймырского залива к полуострову Короля Оскара, а оттуда к Гафнер-фиорду, как и астрономическим определением пунктов, доказано, что Таймырский залив значительно уже, чем показано Нансеном на карте, и что по своей форме он подобен фиорду. Такая форма характерна для побережья Таймыра; между тем на наших картах этот фиорд до последнего времени обозначался в виде вогнутой береговой линии шириной свыше 100 км. По геологическому строению этих мест у меня уже накопился небольшой материал.

Я приобрел дальнейший опыт в снаряжении путешествий и, невзирая на снежную бурю и приближение полярной ночи, вернулся в точно намеченный срок, в день последнего появления солнца. Сегодня началась полярная ночь, хотя благодаря рефракции дневное освещение продолжалось еще несколько часов. Когда я веду запись в дневнике, боль в правой руке, пострадавшей от мороза, напоминает мне о днях, прожитых в палатке. Суставы пятого и четвертого пальцев тугоподвижны и болезненны, это своего рода ознобление костей рук — сказал доктор. Впрочем, он сам отморозил себе во время охоты на медведя ухо, а Железняков — подбородок. В остальном на «Заре» все по-старому. Зимние приготовления еще не закончены. Надеюсь, что здесь сложится все благополучно и что наши научные работы окажутся успешными.

Как обстоят дела дома? Никаких нет вестей!..

Воскресенье 4 ноября. Дни проходят довольно быстро в строгом распорядке; незадолго до 7 часов утра дежурный громко и энергично будит моего соседа по каюте Матисена для проведения метеорологических наблюдений. В 8 часов утра дежурный, производивший в течение суток ежечасные наблюдения, сдает дежурство своему преемнику. В это время почти все собираются за кофе, лишь гидрограф и я появляемся с некоторым запозданием, но не позже 9 часов. В 9 часов убирают со стола. Зееберг отправляется с рабочими на остров, где продолжается сооружение снежной хижины и установка магнитных инструментов.

За мое отсутствие протянут трос на ледяных столбах почти до самого острова. Деревянный павильон готов, установлены столбы и инструменты. Астрономическая снежная хижина и ледяной павильон для абсолютных магнитных наблюдений всех трех элементов еще без крыши. Остается устроить снежный домик для наблюдателей, в котором мы будем посменно проводить суточные дежурства для проведения вариационных наблюдений, ежечасных отсчетов и одновременно для ежечасных метеорологических наблюдений. Через час я ушел, оставив Зееберга работать у унифиляра. На случай появления медведя он вооружился револьвером.

Я вернулся на «Зарю»; в 11 часов 30 минут утра поднялась легкая метель. Несмотря на сумерки, было довольно светло, однако неприятно действует полное отсутствие тени: сильный шторм, до 24 м в секунду, навеял вчера за каждым торосом свежие сугробы пушистого снега, из-за отсутствия теней их невозможно отличить от ровной поверхности, и я не раз спотыкался и падал.

План научного городка на острове Наблюдений:

А — дощатый домик для магнитных наблюдений; Б — астрономический снежный домик (для пассажного инструмента и маятникового прибора); В — снежный домик для магнитных наблюдений; Г — азимутальный столб; Д — палатка.

Вчерашний вечер меня утомил. Был день рождения наших «близнецов», а именно Бирули и доктора, которые по странной случайности родились в один день. Им вчера исполнилось по 36 лет. Фома приложил много стараний, чтобы отметить этот день праздничным угощением. К завтраку был подан пирог и холодное блюдо из мозгов с гарниром, к обеду — прекрасный суп с маленькими паштетами, тушеное жаркое из оленины и компот из консервированных фруктов, украшенный двойным вензелем из жженого сахара. После обеда я сварил кофе мокко, а Бируля принес из своей каюты абрикосовый ликер. Когда ликер был выпит, появился доктор с бутылкой бенедиктина, которая была тоже почти вся выпита. Один из «виновников торжества» — Бируля, несший дежурство, боролся каждый час со снежной бурей, снимая показания термометра и определяя силу ветра. Вечером разговор перешел в научный спор по вопросу, почему Таймырская земля необитаема, и коснулся затронутой мною проблемы о ледниковом периоде.

Ночью я спал плохо и чувствовал себя весь день усталым. Сижу снова за работой в своей лаборатории. Чувство одиночества сжимает сердце. Возможно, на моей родине сегодня теплый солнечный октябрьский день, но у тебя, вероятно, дождливо и пасмурно на душе!.. Сколько еще времени продлится разлука?

Понедельник 5 ноября. Сегодня великолепный зимний день. 15° мороза, легкий, едва заметный южный ветерок. В южной части горизонта разгорается алая утренняя заря и на открытом воздухе достаточно светло, чтобы видеть окружающее, но для работы в каюте необходимо искусственное освещение.

10 часов утра. На борту мир и тишина. Зееберг ушел с машинистом Клухом на работу, Коломейцев, Бируля и Колчак поехали на собаках со Стрижевым в качестве каюра к заливу Актиния. Вальтер на дежурстве, а я иду с Матисеном на остров, чтобы ознакомить его с употреблением бура при бурении скважины для измерения температуры почвы. Продолжается подготовка к зиме. Я распорядился сделать высокий порог у дверей лаборатории, обить двери паклей и холстом и обложить стены снегом. При сильном ветре температура в лаборатории опускается много ниже 0°, и зоологические препараты, консервированные в формалине, как и гидрологические пробы, могут пострадать от мороза, если не топить печь днем и не обогревать помещение ночью керосиновой печкой. У себя в лаборатории я поддерживаю +6°, однако на полу под письменным столом температура не поднимается выше 0° В остальных помещениях тепло и сухо, только на наружных стенах некоторых кают в палубной надстройке осаждается влага, образующая кое-где, например в каюте Коломейцева и моей, маленькие «глетчеры». При усиленном высушивании каюты керосиновой печкой можно было бы этого избежать. В помещениях команды и машинистов сухо и тепло. Матисен сконструировал практичный бур, который хорошо действовал в замерзшем грунте.

Вторник 6 ноября. Завтра исполнится четыре месяца со дня нашей разлуки в Бергене. Ждать остается еще в шесть раз больше. Пишу сейчас книгу. Ни одной минуты не оставляю неиспользованной и все же должен бороться с несвойственной мне вялостью. Пополняю пробелы в своих знаниях. Надеюсь, все будет хорошо — у меня хорошие сотрудники...

Сегодня ходил с Вальтером и Бирулей к южному побережью. Там мы расстались. Страшно тоскливо в тундре, она угнетает своим однообразием и безжизненностью. Что будет, если мы потеряем свою яхту, свой теплый кров? Что бы избежать возможности пожара, единственной в этом смысле опасности, я распорядился, чтобы боцман спускался в трюм с фонарем не иначе, как в сопровождении одного из офицеров или цоктора. Кроме него только Огрин имел право спускаться в трюм с фонарем для ежедневных измерений уровня воды в трюме.

Среда 7 ноября. Просмотрев список снаряжения, я обнаружил, что заказал слишком мало лапландской обуви. Правда, тобары могут служить взамен лапландской обуви, но тем не менее надо заготовить для смены запасную обувь из парусины, а именно — сшить гамаши по образцу торбасов, подошву сделать из юфтовой кожи, а верх окантовать сукном и пришить ремень для скрепления. К ним придется сшить наколенники по эвенкскому образцу, надо также заготовить ветронепроницаемую одежду из парусины.

Четверг 8 ноября. Печка в кают-компании настолько дымит за отсутствием тяги, что выкуривает всех из помещения. Приходится открывать обе двери и верхний люк для проветривания; в результате в кают-компании постоянно стоит стужа. После утепления в лаборатории температура держится около +6°. На ночь зажигаем керосиновую печку, которая поддерживает температуру выше 0°. У меня в лаборатории гость, который спит здесь и ночью,— это Туркан, прекрасный вожак из моей упряжки. Он находится в тепле в качестве пациента, так как страдает потливостью. По словам Стрижева, этот недуг встречается иногда у устьянских собак.

Фома все еще не может свыкнуться с экспедиционными условиями. Он скучает без обстановки петербургского ресторана «первого разряда», раздражителен, ко всем придирается и обвиняет во всем своих товарищей.

План снежного домика для дежурных наблюдателей

Вчера я поручил Матисену начать предложенную им постройку снежного домика возле станции для дежурных, выполняющих наблюдения. Он набросал план, с которым я вполне согласился.

Пятница 9 ноября. Дни быстро проходят в планомерной работе. Зима только что началась, а я уже опасаюсь, что не хватит времени для всех необходимых работ, или, вернее, оно недостаточно рационально расходуется. Предобеденное время ушло сегодня у меня на уборку моей крошечной лаборатории и наведение порядка в письменном столе. Вчера я начал измерять собак. Чистокровных очень мало и они, к сожалению, кастрированы. Вина моя! Упустил обусловить при заказе.

Суббота 10 ноября. Просидел всю неделю за письменным столом — начал писать о фиорде Гафнера. Завтра, в воскресенье, хочу выйти на воздух насладиться жизнью! Днем на несколько часов рассветает, но в каюте давно нельзя работать без лампы.

Работаю с 9 или 9 1/2 часов утра до 9 или 9 1/2 часов вечера с перерывами для еды от 12 до часу, от 3 до 4 и от б до 7 1/2 часов, следовательно, всего 8—9 часов, соответственно общепринятому рабочему дню. Чувствую себя хорошо, но временами появляется неуверенность в своих силах. Разрешу ли поставленную задачу и смогу ли выполнить все предстоящие работы?

Воскресенье 11 ноября. Вечер. Сегодня ходил к острову и был приятно удивлен видом снежного дома Матисена. В остальное время читал; сыграл партию в шахматы с Зеебергом, который играет несравненно лучше меня. В этом заключались мои воскресные удовольствия.

Понедельник 12 ноября. Климатологическая особенность: вчера температура с —14° в течение дня быстро поднялась при юго-западном ветре до —1,8°. Сегодня ночью ветер повернул на северо-запад и принес с собою мороз —23°; скорость ветра 16 м/сек. Начинается буря. Со вчерашнего дня действует подаренный нам телефон; для предварительного испытания он установлен между кают-компанией и лабораторией, позже он соединит нас со станцией на острове.

У одной из собак два щенка замерзли в снежной норе. Я распорядился устроить их в коридоре перед лабораторией, которая 'постепенно превращается в клинику для собак: оправа и слева у моих ног лежат пациенты, страдающие потливостью, — Туркан и Чакирес и еще две собаки с новорожденными щенками.

Вчерашнему «фену» можно, вероятно, приписать то обстоятельство, что у меня голова как в тумане и что собаки нервно выли.

Среда 14 ноября. 9 часов 15 минут вечера. Вчера сел за I главу «Истории возникновения и плана экспедиции». Когда я приводил в хронологический порядок проекты экспедиции и заключение, мне живо вспомнился период подготовки: друзья, которые оказывали помощь, препятствия, которые надо было преодолеть и т. д. Быстро прошли те два года. Промелькнули бы благополучно и также быстро два последующих! Могу ли надеяться, что через два года я буду в это время уже целый месяц дома? О мечты!

Пятница 16 ноября. Дежурная сторожка на острове готова. Подвозим туда на собачьих упряжках предметы внутреннего оборудования, керосиновую печь, доски и пр. Зееберг установил уже унифиляр в законченной им постройке. До открытия станции остается подготовить приборы для абсолютного наблюдения над склонением и доставить на место метеорологические инструменты. Наша ценная библиотека приносит свои плоды. Все сотрудники, за исключением Зееберга, у которого не хватает для этого времени, и Матисена, не интересующегося подобным чтением, углубились в полярную литературу. Я предложил каждому по очереди делать сообщения о прочитанном, тогда мы все познакомимся с научной литературой по полярным странам и сам докладчик глубже вникнет в прочитанное. Кроме того, референт проработает материал для популярного доклада команде.

Суббота 17 ноября. Первую главу я закончил, недостает лишь нескольких документов, оставшихся в Петербурге. Вторая глава посвящена персоналу экспедиции и описанию снаряжения. Всю неделю я провел за письменным столом. Завтра, в воскресенье, думаю совершить прогулку.

Воскресенье 18 ноября. Вчера я сговорился с Коломейцевым поехать к так называемому «глетчеру» на острове Нансена, чтобы вместе с ним укрепить знаки на льду, по которым хочу точно установить, движется ли он. Сегодня утром в 9 часов 30 минут мы вышли при тусклом свете полярной ночи. Была великолепная погода: тихо и тепло, 17°. В 10 часов 30 минут, когда мы были на восточном берегу острова Нансена, стало настолько светло, что я мог снять и записать показания анероида. Нашел довольно большое ледяное поле, более интересное, чем можно было ожидать, и приступил тотчас к его измерению. Собаки были привязаны к воткнутому в лед лому. Вытаскивая бамбуковый шест из глубокой трещины, я заметил, что собачьи нарты пришли в движение. Почуяв, очевидно, оленя, белого медведя или песца, собаки сорвались с места. Стрижев немедленно бросился наперерез собакам, а Расторгуев большими прыжками побежал им вслед. Догнать упряжку не удалось, и она вскоре исчезла из виду, а за нею и оба каюра. Я беспокоился за ружье и подзорную трубу, которые лежали непривязанными на санях. При бешеной гонке нарта могла опрокинуться или же разбиться о камни, которыми усеяна тундра. Пришлось работать без ломов и бамбуковых палок, оставшихся на нарте. Время подошло к часу дня, но ничего не было ни видно, ни слышно! Мы отправились в обратный путь, напряженно всматриваясь в. темноту и прислушиваясь. Было настолько тихо, что я слышал собственное дыхание и биение своего пульса. Наконец после получасовой ходьбы мне показалось, будто слышны голоса, и острое зрение Коломейцева действительно обнаружило черное пятно, которое казалось подвижным. Это были нарты. Через четверть часа они нас нагнали. К счастию, все оказалось цело и ничего не потерялось. Не догнав оленей, собаки повернули обратно и пришли, оказывается, точно на то место, с которого сорвались. Какие умные животные наши собаки! Какой исключительный инстинкт ориентировки! Догоняя упряжку, Стрижев и Расторгуев видели вдалеке восемь оленей. Интересно разрешить вопрос: зимуют ли здесь олени или они перебирались с северных островов?

Во время ужина Стрижев объявил, что один из щенков задушен своей матерью, а именно более сильный с красивой белой шерстью. Это печально! Неприятное чувство защемило мне сердце, да и все возмущены. Оказывается, собаки разодрались из-за лучшего щенка, и бедное маленькое существо стало жертвой их вражды. Мать оставшегося в живых щенка непрерывно воет, скребет у наружной двери и ищет чужого щенка, которого она хотела отнять и которого умертвила в борьбе. Странно, что о своем собственном щенке она мало беспокоится. Быть может, произошла ошибка?

Понедельник 19 ноября. Всю ночь напролет и сегодня весь день воет и скулит собака о своем разорванном щенке. Подобный раздор за обладание новорожденными щенками происходит среди собак, видимо, нередко. То же самое наблюдал Расторгуев у оленей. Он рассказывал мне, что видел в тайге Алданского округа, как важенка увлекла к себе чужого олененка и как ей посчастливилось защитить усыновленного приемыша от притязаний его собственной матери и вырастить на своем молоке. Горячие бои между важенками за обладание молодняком происходят нередко. В чем тут причина? Потребность ли отдать излишнее молоко или же за этим кроется что-то другое?

Сегодня утром я снова отправился с Коломейцевым на фирновый лед на острове Нансена, чтобы вбить бамбуковые шесты. Фома работал необычайно старательно и в пылу работы свалился в трещину. Он громко взывал о помощи и был возмущен, когда Стрижев, вытаскивая его, хохотал от души. На обратном пути я осмотрел на острове Наблюдений ледяную хижину, очень ловко построенную Матисеном, и оттуда вернулся пешком.

Среда 21 ноября. Организовать работу я решил таким образом, чтобы семеро из нас дежурили по одному дню в неделю на острове Наблюдений, а остальные шесть человек, за исключением меня, несли в течение зимы судовую вахту.

Вчера перед обедом мы с Бирулей поехали на фирновый лед. Я погрузил в лед бамбуковые палки так глубоко и прочно, как только смог. Было 30° мороза при совершенно ясном небе, и поэтому в полдень было почти светло. Доктор воспользовался этим для охоты за оленями, но вскоре вернулся с сообщением, что их разогнали волки. Это наблюдение подтверждает наше предположение, что олени проводят здесь зиму. Что же касается лета, то олени, возможно, и перебираются на более северные острова. В 9 часов 30 минут вечера, сидя в лаборатории, я услышал два выстрела. Это Огрин, стоя на вахте, заметил за кормой судна пробегавшего волка и послал ему вслед две пули. Теперь собакам угрожает двойная опасность: во-первых, быть растерзанными волком и, во-вторых, оказаться застреленными одним из чрезвычайно старательных охотников, принявших их за волков.

Когда я вышел к вечернему чаю, светилась великолепная корона северного сияния, лучи которого направлялись на северо-запад к Кассиопее, находившейся приблизительно в 30° от зенита. Широкий покров завесы концентрически окружал корону.

Воскресенье 25 ноября. Тихий день. В 7 часов утра 17,9° мороза. Долго ли простоит такая теплая погода? За завтраком нас было только четверо, так как доктор задержался на острове, а Бируля и Матисен тоже ушли, чтобы установить новый флюгер. Из помещения команды доносится игра на цитре и пение. Природа мертвенно спокойна.

Среда 28 ноября. Станция на острове работает с понедельника. Вчера я провел на острове свое первое суточное дежурство, которое прошла хорошо и быстро. Д о 3 часов ночи ни я, ни Расторгуев не ощущали сонливости. В промежутках между наблюдениями мы развлекались чтением и приятной болтовней. В 3 часа ночи я отпустил Расторгуева спать, так как его помощь была нужна только в 7 часов при снятии показаний почвенного термометра. В час дня пришли Коломейцев и Фома нам на смену. Вечером я играл в шахматы с доктором и выиграл партию к общему удивлению.

Опять вопрос об угле! Остается единственный вы ход— уполномочить лейтенанта Коломейцева организовать угольные базы. Его личные качества — деловитость, трудолюбие и точность при выполнении порученных работ, а также оперативность будут способствовать успеху организации двух угольных станций, а именно: в гавани Диксон и «а острове Котельном. Сопровождать Коломейцева мог бы Расторгуев, которого все еще не покидает мысль об отпуске. До нового года этот план должен быть окончательно продуман.

Суббота 1 декабря. Тихая погода, ясное небо, слабый мороз и лунный свет. При луне нет северного сияния, какая взаимосвязь? Через шесть дней будет пять месяцев со времени нашей разлуки. Как бы то ни было, шестая часть времени миновала. О, если бы я мог побыть с вами всего только один час!

Воскресенье 2 декабря. В двух километрах в глубь от южного берега находится озеро, обнаруженное доктором. Уже давно я задумал, если только близ нашей зимней стоянки окажется озеро, проводить там ежедневно наблюдения над температурой, чтобы осветить вопросы, поставленные Миддендорфом. Так как озеро расположено довольно далеко, то я за недостатком времени готов был отказаться от своей мысли, если бы Бируля вновь не затронул этого вопроса. Сегодня мы с Бирулей и доктором собрались поехать на собачьих нартах к озеру со всеми необходимыми инструментами. Закончив приготовления, мы с Бирулей в 10 часов 30 минут сели на нарту, а доктор, потеряв, как обычно перед отъездом, терпение, отправился вперед пешком. Было тихо, —31° при слабой облачности. На юге над горами протянулась оранжевая полоса это была утренняя заря скрытого за горизонтом солнца. Увидеть солнце мы смогли бы совершив путешествие за 1000 км к югу через тундру, леса и горные хребты. Над узкой оранжевой лентой плыли темные, пепельно-серые облака. Через образовавшийся в верхних слоях просвет проникали бледно-оранжевые лучи, освещавшие матовым светом облака. Над ними мерцали звезды. На севере по темному синевато-серому небосклону пронесся метеор. На северо-востоке всходила луна — красный огненный шар. В полусумраке глаз не различал ничего под ногами, кроме нескольких песцовых и одного волчьего следа. Мы повернули обратно, так и не встретив доктора. Пересекая следы оленьего стада, имели случай еще раз убедиться в присутствии живых существ в тундре. Через час вернулся доктор. Я был доволен, что удалось освежиться в этой воскресной поездке, хотя в научном отношении поездка и не оправдала себя. Остальное время провожу безвыходно в своей лаборатории. Не будь у меня этого тихого угла для работы, мне было бы тяжело переносить зимовку.

Среда 5 декабря. С понедельника на вторник я вел наблюдения в снежном домике на острове. Сутки промелькнули быстро. Погода была чудесная, особенно ночью, когда западно-юго-западный ветер совершенно -стих, и на ясном небе светила полная луна. Белоснежный ландшафт был настолько ярко освещен луной, что все кругом было видно лучше, чем в сумеречный полдень. Ледяные иглы в атмосфере создавали красивый ореол вокруг луны. В 9 часов вечера под луной в поднявшемся с горизонта туманном облике образовался добавочный, расплывчатый лунный диск, затем появился переливающийся всеми цветами радуги круг. Позже образовалось огромное гало и наконец в 9 часов утра 4 декабря, когда луна стала золотисто-желтой, появилась такого же цвета полоса поперек лунного диска.

Полная луна благодаря своей исключительной яркости заставляет бледнеть северное сияние. Своды и завесы кажутся при луне белыми полосами, с трудом отличимыми от слоистых и перисто-слоистых облаков. Невзирая на это, мне удалось наблюдать несколько стадий северного сияния. Магнитная игла унифиляра обнаружила наибольшее отклонение, когда с севера с огромной быстротой поднялась завеса и остановилась в зените в виде направленных с запада на восток полос.

Снежный домик отлично оправдывает себя и делает своему строителю Матисену, как и его помощникам Толстову и Безбородову, большую честь. Во время моего дежурства температура наружного воздуха опустилась ниже — 30°, и тем не менее внутри снежного домика держалась температура — 2°, хотя керосиновая печка горела слабым пламенем, чтобы только согреть хронометры. Но как только зажигалась для приготовления пищи керосинка, температура быстро поднималась до +3°. Сверх обычного шерстяного белья, спортивных брюк и тонкой синей матросской рубашки я надевал на дежурство исландский свитер, поверх него спортивный пиджак, на ноги пимы и короткие чулки из оленьего меха. Выходя наружу, я надевал дополнительно только шапку и перчатки, которые приходилось, впрочем, снимать во время наблюдений.

Дежурная комната в снежной хижине устроена очень уютно: потолок и стены завешаны парусиной, которая защищает снежную поверхность от непосредственного воздействия тепловых лучей и в то же время препятствует капанию оттаивающего понемногу снега. У стены устроены широкие нары из досок, на них разложены оленьи шкуры. Перед нарами стоит большой дощатый стол из ящиков, покрытый клеенкой, так как часть этих досок служила ранее подстилкой для собак. У узкого конца стола стоит вертящееся кресло — запасный стул из кают-компании, покрытый оленьей шкурой, у другого конца — маленький деревянный стул из штурманской рубки. У западной стены из ящиков устроен буфет для посуды и припасов. В северо-западном углу на керосиновой печке помещается в термическом ящике хронометр. Посреди комнаты рядом со столом отведено место кипятильнику. Пол сделан из досок, чтобы ноги не находились непосредственно на снегу. У северной стены стоит умывальник и рядом висит барометр.

За пять минут до истечения каждого часа матрос зажигает фонарь и покрывает его колпаком для защиты от ветра. Сняв показания барометра, выхожу наружу. Идем сначала к флюгеру, затем к термометру. На шесте над термометром прикреплен ручной анемометр, под жестяным кожухом во избежание его вращения в промежутках между наблюдениями. Снимаю кожух, анемометр приходит в движение, после минутного вращения снимаю показания. Затем иду без фонаря к магнитному павильону и отсчитываю через трубу унифиляра деление шкалы.

На обратном пути ведутся наблюдения над облачностью, северным сиянием и другими явлениями природы, а затем все заносится в тетрадь. В 7 часов утра, 1 час дня и 9 часов вечера определяется температура почвы по четырем термометрам на глубинах 0,2, 0,4, 0,8 и 1,6 м, а в 7 и 9 часов только по двум термометрам. Затем снимаются показания максимальных и минимальных термометров на снегу. В интервалах между наблюдениями занимаюсь легким чтением.

Заболела еще одна собака — Тугут, бравый вожак, который лежит теперь у моих ног.

Ежечасные наблюдения являются истинной благодатью. Благодаря им вахта проходит незаметно. Когда возвращаешься в 10 часов утра с острова, два часа до завтрака проходят быстро за умыванием и разговорами. После завтрака ложусь в час дня спать до 6 часов. После обеда играю партию в шахматы и, вытянувшись на диване перед камином, наслаждаюсь комфортом кают-компании, слушая в исполнении Матисена на фортепиано песни Шумана или Шуберта. Беседую и забавляюсь горячими спорами между Матисеном и Колчаком; они неизменно придерживаются противоположных мнений, но благодаря добродушию Матисена остаются в дружбе, несмотря на частое раздражение гидрографа.

Матисен все более сживается со своей метеорологией. Его практические склонности находят хорошее применение.

Суббота 8 декабря. Время быстро проходит, слишком быстро, чтобы чувствовать удовлетворение работой, но слишком медленно, когда думаешь об оставшихся 22 месяцах! Сегодня волшебный светлый лунный ландшафт и тихо при 24° мороза. Ненарушимая тишина полярной ночи и покой. Мир? Еще нет! Предстоит дальнейшая борьба...

При луне по ночам светлее, нежели днем, так как луна дает отраженный от снега свет и, что особенно важно, дает тень, в то время как при сумеречном свете дня теней не бывает. Вчера от 11 до 12 часов я ходил с Бирулей гулять до станции, где доктор вел наблюдения. На обратном пути светло-голубое небо было расцвечено северным сиянием, которое образовало нежные лучи и красиво окрашенную вздернутую завесу среди мерцавших звезд и созвездий. Внизу бесконечная пелена снега и ледяная равнина. Вся картина — символ мирного покоя. Но здесь нет мира, нет покоя, только временами их приносит освежающий сон, а потом вновь начинается борьба с самим собою и со всем окружающим...

Вторник 11 декабря. Сегодня во время дежурства я с большим наслаждением дочитал до конца прекрасный роман Рейтера. Многоречивость, которая местами присуща автору, соответствует духу той эпохи, когда располагали временем для личной жизни.

Сегодня темно, луна скрылась. Возвращаясь с острова, я спотыкался не один раз, так как свежие снеговые заструги не были видны. До острова уже протянуты телефонные провода на бамбуковых шестах. В ближайшее время телефон начнет работать. Уже несколько дней приведен в действие измеритель приливов.

Четверг 13 декабря. Собачья благодать: у молодой собаки в лаборатории появилось на свет восемь, пестрых, красивых щенят; другая белая собака принесла сегодня ночью семь щенят, но по неопытности дала трем из них погибнуть.

Пятница 14 декабря. Вчерашняя молодая мамаш а произвела на свет всего 13 щенят. Она хорошо устроена со своими семью выжившими щенятами у машинистов, которые находят развлечение в ухаживании за ними.

Вторник 18 декабря. В ночь на сегодня наблюдения велись при великолепной погоде с 36-градусным морозом. На этот раз я ни минуты не спал, но за то боцман Бегичец отсыпался очень усердно.

Время в работе проходит у меня быстро; Огрин также считает, что благодаря отсутствию свободного времени дни мелькают незаметно. Как и все остальные, он чувствует себя хорошо. В субботу, придя ко мне по вопросу театральной подготовки, он просил дать ему геофизику Гюнтера, за изучение которой хочет взяться после нового года.

Схема измерения уровня

Запас дров кончается, и потому в каюте довольно-таки прохладно. На остров Наблюдений посланы две нарты за бревнами. Как только появится луна, нужно будет подвезти топливо с более отдаленных мест. Мороз постепенно крепчает: сегодня — 38°, но толщина льда не превышает одного метра.

Пятница 21 декабря. Страдаем от недостатка дров, и потому в кубриках поставлены две керосиновые печки. За 60 дней подвезли приблизительно 60 нарт дров, следовательно, ежедневно расходуется по одной нарте.

Сегодня истекли шесть месяцев с тех пор как мы покинули Петербург и уже месяц со времени последнего разговора с Коломейцевым об угле. Угольный вопрос стоит настолько остро, что я должен принять окончательное решение по этому поводу. У меня окрепло твердое намерение поручить лейтенанту Коломейцеву организовать угольные станции; сопровождать его может Расторгуев.

Расход угля на отрезке пути от гавани Диксон до Таймырского пролива, особенно от фиорда Миддендорфа, значительно превысил допустимое количество. Согласно подсчетам капитана, в бункере еще достаточно угля для плавания до Земли Санникова или острова Беннета даже при столь неблагоприятных ледовых условиях, как в 'последнюю кампанию. При более бережном расходовании угля и при более благоприятных обстоятельствах будущим летом 1902 г. в бункерах должно остаться количество, достаточное, чтобы пройти под парами до Новосибирских островов иди до ближайшего материкового побережья Сибири, но и только.

Конечно, через год вопрос о том, какой избрать обратный путь, может быть поставлен совершенно иначе. Однако для разрешения главной задачи экспедиции — исследования неизвестной области севернее Новосибирских островов — необходимо организовать две угольные станции: одну в гавани Диксона, а другую у западного побережья острова Котельного. Понятно, что письменные распоряжения, посылаемые отсюда, не могут обеспечить желаемого результата, а осуществление плана зависит всецело от энергии и распорядительности знающего свое дело человека, по возможности моряка.

Лейтенант Коломейцев в смысле распорядительности и опыта, приобретенного им во время плавания по Енисею в 1893 г., прекрасно подходит для этой миссии, он располагает также сведениями об условиях плавания к острову Диксона для устройства там важнейшей угольной станции. С появлением солнца Коломейцев должен отправиться в сопровождении Расторгуева на нартах, нагруженных продовольствием и собачьим кормом из расчета на 40 дней, к устью Таймыры через Таймырский залив, оттуда следовать путем Миддендорфа вверх по реке Таймыре до Таймырского озера и далее путем Лаптева до устья Хатанги. Полагаю, что расстояние около 550 км займет не более 30 дней. У устья Хатанги живут ненцы, которые доставят путешественников на своих оленях так же верно и быстро до Дудинки на Енисее, как перевозили меня в 1893 г. от жилья к жилью. Здесь должна быть сдана наша почта для дальнейшей отправки. Из Дудинки Расторгуев возвращается с полученной для экспедиции обратной почтой той же дорогой к устью Хатанги. Он может быть доставлен на оленьих нартах до устья Таймыры, так как ненцы каждой весной перекочевывают на север до Таймырского озера и при хорошем вознаграждении поедут и дальше. Тогда Расторгуев прибудет в мае месяце на борт «Зари». Попутно Коломейцев внесет вклад в географическую науку, произведя съемку по маршруту от зимней гавани «Зари» до конечного пункта экспедиции 1893 г. у устья Хатанги, также сделает ряд астрономических определений мест и т. д.

Суббота 22 декабря. Температура в помещении команды держится благодаря большой керосиновой печке +7°, между тем как у нас было сегодня +2°. В моей каюте в наружном углу образуется лед и снег; как только я перестаю согревать воздух маленькой керосиновой печкой, на другой стене и на потолке конденсируется вода, которая каплет ночью на койку; тем не менее чаще одного раза в неделю я не могу пользоваться печкой из-за недостатка горючего.

Тугут, видимо, тяжело болен, он сильно худеет, потерял аппетит и не линял в свое время. Ввиду того, что и другие собаки прихварывают и две восточносибирские «потеют», как это определяют каюры, я распорядился сегодня выдать из наших запасов слабым и хворым собакам тюленье и медвежье сало, так как, по всей вероятности, заболевание можно отнести за счет недостаточного образования сала в сальных железах и неудовлетворительной смазки салом их шерсти.

Воскресенье 23 декабря. Сегодня ночью Тугут отошел к своим праотцам. Несчастное животное сильно мучилось последние дни, а вчера оно с трудом переползало с места на место. Вечером затопили в лаборатории печку, я растянул на полу коврик и уложил перед огнем больного Тугута, а сегодня утром Железняков нашел его в той же позе уже окоченевшим. Теперь из восьми шпицев осталось лишь шесть. В помещении машинистов температура поддерживается керосиновой печкой +9°, при наружной температуре воздуха —40,2°. То же самое в помещении матросов, но там сыро. Необходимо произвести осушку, а затем завалить борта судна снегом.

Среда 26 декабря. Сегодня я встал свежим и бодрым, хорошо выспавшись после вчерашнего дежурства. Ночью было — 44,3°, тем не менее в снежном домике было уютно, хотя температура держалась в нем между — 5° и 0°.

Суббота 29 декабря. Сегодня шторм 12— 14 м при —30°. Дежурство в такой день вновь выпало на долю доктора. Зееберг сегодня утром заблудился во время пурги между ледяным домиком и сторожкой. Потеряв ориентировку, он стал кричать, пока ему не был дан из сторожки свет.

Из-за непогоды отменены поездки за дровами. Топлива остается всего на три дня только для камбуза; все жилые помещения и лаборатория обогреваются керосином, в последней температура поддерживается + 1°.

Только что я пережил тревожные минуты. Расторгуев, который нес дежурство с доктором, не возвращался после его прихода в течение часа. Что делать? Искать не было смысла, так как каждый, кто разыскивает затерявшегося в пургу, неминуемо рискует заблудиться. Только держась за канат можно не терять направления. Ракеты и фейерверки светят в такую пургу слишком слабо. Хотели поднять фонарь на мачту и второй, очень яркий, зажечь на острове. В это время сообщили, что Расторгуев прибыл. От радости я едва мог совладать с собой. Чтобы в будущем предотвратить несчастье, я дал приказ во время снежной бури дежурным не разъединяться и в сильную непогоду идти связанными канатом по двое.

Сегодня день рождения моей дочурки. Хочу взяться за письмо к своей нежно любимой девочке.

Стрижев сообщил, что у молодой ненецкой собаки, которую поместили в бане, погибают щенята. Я послал для выяснения Матисена — покровителя наших ощенившихся собак. Он сообщил, что глупая собака зарыла своих двух щенят в паклю и убежала, не желая их кормить. Матисен и Стрижев, пытаясь пробудить материнское чувство животного, поднесли к ней щенят. Голодные щенята пищали, ощенившаяся собака тоже визжала, затем одного из них укусила. Этим была решена судьба бедных созданий: их утопили, а собаку с бранью выгнали под открытое небо.

Коломейцев только что сообщил, что, по его расчетам, произведенным совместно с Огриным, расходование угля нашей машиной выражается в следующих цифрах:

При 4 узлах угля хватит на 2300 морских миль, при 5 узлах — на 1500, при 6 — на 1100.

Тем самым наиболее выгодный ход 4 узла.

Ветер усилился до 8 м/сек. Это сразу сказывается на пальцах и носах. После обеда ветер посвежел до И м, однако ночью, к началу нового столетия, наступила великолепная, безветренная ясная лунная ночь, такая бывала почти в каждую мою вахту.

Сегодня вскрыл посылку из дома — пакетик № 2, а № 1 с надписью «вскрыть в 'первый час досуга» я вероятнее всего привезу обратно невскрытым, так как этот час вряд ли наступит. Принесет ли нас всем счастье Новый год и новое столетие!

Среда 2 января 1901 г. В лаборатории становится очень сыро, спасает только топка печи, но нужно беречь дрова.

Сегодня вскрыли посылку от друзей из Дерпта. В ящике, кроме многих хороших вещей, находились коньяк и ликер, которые были с веселым смехом конфискованы и спрятаны до торжественного случая. Появление первых лучей солнца над горизонтом, пасха и разрешение угольного вопроса — это будут дни веселого торжества за стаканом вина!

Позавчера были подвезены две с половиной нарты дров, сегодня посылаются еще три нарты за топливом. Благодаря этому мы сможем к рождественским праздникам высушить сильно отсыревшие помещения.

«Собачья благодать» прибывает. На месте глупых молодых собак в ванной каюте устроили вчера другую собаку, так как в «родильном доме» Огрина нет больше места. На борту у нас растет 19 щенят.

Огрин старательно проводит репетиции к торжественному спектаклю, намеченному на третий день праздника. Пузырев, ознакомивший меня во время последней вахты со своей биографией, будет выступать в качестве клоуна.

Привожу вкратце его биографию. Он родился в 1875 г. в Вологодской губернии. До тринадцати лет жил дома, посещал приходское училище и обучался кузнечному ремеслу. Затем его потянуло к новой жизни — ковать кое-что более значительное, чем подковы, гвозди и дверные задвижки. Когда ему исполнилось 13 лет, он приехал в Петербург и поступил учеником в слесарную мастерскую мраморной фабрики. Обладая хорошим голосом и слухом, он записался в хор мальчиков, выступавший в народных театрах, вскоре научился также танцевать в хороводах русские народные пляски. При рекрутском наборе он был назначен в учебный отряд и плавал в Балтийском море. Во время плавания на «Заре» от Христиании до Копенгагена произошло следующее событие, о котором, впрочем, сам он не рассказывал. В топке .парового котла прогорели и провалились колосниковые решетки, поддерживать пар стало невозможно. Море было бурное, судну грозила большая опасность. Тогда Пузырев опустился в топку, обвязав для защиты от жара голову и туловище мокрыми мешками. Проработав в течение пяти минут в страшном пекле и достав решетки, он впал в обморочное состояние. Последствия этого рискованного предприятия сказались сильными головными болями.

Среда 9 января. Рождество позади! Как прошли у нас на судне рождественские праздники? Наши «ребята» из команды провели их очень весело. Толстов устроил красивую елку, соорудив деревянный остов и ветви из проволоки, искусно обернув все темно-зеленой бумагой. На кончиках ветвей бумага была мелко надрезана, так что сходство с елкой было вполне достигнуто. Она была украшена елочными свечами, золотыми звездами и пестрыми бумажными цепочками, изготовленными обоими отцами семейства — Евстифеевым и Расторгуевым. Стол, на котором была зажжена елка, покрыли флагом, стены украсили бумажными флажками и маленькими знаменами. На столе для каждого было приготовлено по полной тарелке угощения: миндаль, изюм, винные ягоды, конфеты, пряники и по четыре плитки шоколаду,, и на всех две бутылки рому для жженки.

Все выглядели торжественно в парадной одежде, когда я вошел и приветствовал их словами: «Поздравляю вас с праздником». На матросской куртке Расторгуева сверкала медаль. Фома выглядел также празднично в матросской форме. Затем начался розыгрыш подарков. Главным выигрышем был аккордеон, который пал на долю маленького застенчивого Безбородова. Еще были шашки, домино, зеркало, головные щетки, коробка сигар и т. д. Кроме того, каждый получил на память по перламутровой чарке. В заключение торжества я просил в нескольких словах команду не забывать о том, что празднование этого вечера знаменует искреннюю дружбу, без которой не может завершиться ни одно задуманное дело.

В кают-компании у нас было тоже деревцо, устроенное по тому же методу Толстовым и напоминавшее своими немногочисленными ветками скорее араукарию, чем елку. Зееберг вел в этот вечер наблюдения, а Бируля находился в угнетенном настроении духа и не выходил к нам. Доктор поставил на стол разложенное «а крышке ящика, как на подносе, рождественское угощение: орехи, миндаль, изюм, винные ягоды и т. д. Кроме того, открыли ящик конфет и пряников. Матисен принес преподнесенные его свояченицей подарки в надписанных нашими именами пакетах. Я получил карманную записную книжку и маленькую куклу-лыжника, видимо, чтобы она напоминала мне о моих детях. Доктор получил пивную кружку и т. д. Среди подарков Матисена было несколько бутылок кахетинского, так что я мог не доставать вина из наших запасов. Матисен завел фонограф и пока все слушали «адмиральский марш», я пошел с доктором к Зеебергу отнести ему деревцо и пакетик с угощением.

Ночь была лунная, тихая и теплая, только 27° мороза, так что на пути к станции мы с доктором покрылись испариной. Шли молча, бок о бок. Было между 8 и 9 часами вечера. Доктор прервал молчание, коротко заметив: «Сейчас на родине многие думают о нас». Из моей гортани с трудом вырвалось судорожное «Да» и я едва не застонал. Овладев собой, я дал разговору другое направление — заботы об экспедиции заглушают мою тоску по родине. Зееберг был один, так как он отпустил своего вахтенного матроса на праздничный вечер. Я внес зажженную елочку, которая ярко осветила дежурное помещение. На открытом воздухе было настолько тихо, что мы могли пронести елку с зажженными свечами. Вернувшись, застали трех офицеров за кахетинским. Вскоре все разошлись и улеглись по своим койкам. Я чувствовал себя очень усталым, было 11 часов, дома горела елка. Судорога сжимала мне горло. Я потушил свечу и мысленно перенесся домой. Как хотелось бы, мои дорогие, чтобы горе и жизненные невзгоды миновали вас! Вскоре я заснул.

На следующее утро я был на дёжурстве. На этот раз серьезное чтение и работа казались мне утомительными, поэтому я захватил с собой «Швецию» Пассарге, книгу, напомнившую мне о нашем последнем путешествии вместе с тобой, родная! День после вахты постоянно принадлежал мне. Я заказал себе ванну, которой наслаждался вечером перед сном. Выпив стакан чаю с коньяком, я лег в свежем белье в высушенную и согретую постель и спокойно заснул.

Четверг 10 января. Вчера состоялось первое театральное представление. Чисто выбритый, как надлежит актеру, Огрин — режиссер и директор театра — вошел в 7 часов 30 минут в кают-компанию и сообщил, что был уже второй звонок. На переданной им театральной афише были нарисованы два белых медведя, которые смотрят изумленно на плакат, оповещающий полярные страны о первой зимовке «Зари», на заднем плане силуэт «Зари». Ниже следует отпечатанная на ремингтоне программа.

Кубрик был превращен в подлинный театр. Там был партер с креслами, откидными стульями и скамейками, даже ложи стоимостью 3 руб. 50 коп.— койки команды, которые действительно походили на ложи первого и второго яруса. Сцена отделена от зрительного зала занавесом из больших флагов. Позади сцены флагдуком были отделены уборные и гардероб артистов.

Занавес поднялся. Мужской хор под управлением Огрина исполнил после национального гимна несколько хоровых песен. Следующий номер — комическое интермеццо Фомы — было лучше, чем я ожидал, особенно принимая во внимание, что весь текст и отдельные сцены представляли собою творчество драматурга Таймырской земли — Огрина, причем он сочинил удачные куплеты на злобу дня. Обладая мимическим талантом, Огрин хорошо провел сцены с монологами и исполнил на цитре народные мелодии. Также хорошо выступали музыкальные клоуны; Шервинский выглядел комично в роли клоуна-щеголя, а Пузырев получил полное признание всей команды за свой музыкальный номер. Наивысший успех выпал на долю исполнителей последнего номера — «Камаринской», во время которой Фома изображал указанный в программе кордебалет.

После громких рукоплесканий артистам были переданы «букеты» — две бутылки рому, завернутые в бумагу в виде больших букетов цветов. Позже, когда я шел в лабораторию, было слышно, как внизу в клубе вся команда, сидя за пуншем, весело распевала круговые песни. Актеры бражничали в кругу своих товарищей далеко за полночь. Несмотря на несколько излишнее возбуждение подвыпившей компании, я охотно разделил бы с матросами их искреннее веселье.

Среда 13 января. Сегодня в канун Нового года спектакль будет повторен. Таким образом, те, кто в прошлый раз находился на вахте, смогут присутствовать на представлении.

Суббота 16 января. В своей каюте. Встреча Нового года также позади. Театральное представление прошло довольно удачно. Огрин включил в программу несколько новых номеров. Фома, которого лавры Огрина лишили сна, пожелал выступить с монологом, написанным в стихах им самим, но его чтение не отличалось остроумием. Он появился с саблей, в треуголке, в орденах и преподнес непонятные обрывки на польско-еврейском жаргоне. Клоунада «Цирюльник» была представлена в неизменном виде и имела большой успех.

В следующем номере укротителем-клоуном Люиджи были показаны дикие звери и собака Русалка в виде ручного белого медведя с носом, выкрашенным, как у клоуна. В трех клетках от судовых фонарей находились молодой лев, тигр и пантера, настолько «дикие», что их можно было показывать зрителям только через' стекло. Это были три щенка, которые, облокотись стойком на стекло, громко выли, стараясь вырваться на свободу. В заключительном номере спектакля «Камаринской» Фома пожинал действительно заслуженный успех. После продолжительного антракта был показан новогодний апофеоз. В полутьме перед нами стоял сгорбленный трясущийся старик на дрожащих ногах с ниспадающими седыми волосами. Он опирался на посох. Это был старый год. Обращаясь к зрителям, он произнес несколько слов слабеющим голосом. При его последних словах часы ударили двенадцать, тогда старец пригнулся к земле и исчез со сцены. В это время на заднем плане обрисовалась ярко освещенная магнием молодая сильная фигура, художественно задрапированная в светлый флагдук, с голубой, украшенной звездами короной на голове. В руках у нее был транспарант, на котором светились пламенно-алые буквы двух слов: «Земля Санникова!» Более осмысленного воплощения наших стремлений в новом году вряд ли можно было себе представить. Пока я обдумывал несколько слов признательности, раздался голос Бирули: «Спасибо, спасибо». Не успев подготовить красивую речь, я поднял бокал рому за здоровье нашей прекрасной команды и оказал только, что она показала своей серьезной работой высокую сознательность при выполнении задач экспедиции, а своей веселой игрой и остроумием сократила всем нам зимнюю ночь. В офицерской кают-компании не было особого торжества. Как враг пышных речей, я уже за обедом предупредил всех о нежелательности торжественных выступлений и сказал, что, согласно моей точке зрения, от нас ждут не речей, а дела! Тем не менее Матисен встал и развернул принесенный с собою большой лист.

— Итак, будет все же речь? — спросил я в некотором изумлении.

— Нет! — ответил он с застенчивостью начинающего поэта,— я прошу лишь прослушать маленькое стихотворение, посвященное моим друзьям.— И прочел свои красивые, полные юмора и остроумия стихи, получившие заслуженное признание всех присутствующих.

Затем выпили пунш, прибавив к нему великолепное апельсиновое варенье, и я сам с истинным наслаждением выпил стакан. После 11 часов я удалился под предлогом отдыха перед предстоящим на следующее утро дежурством.

Завернувшись в шерстяное одеяло, я натянул его на голову, чтобы не нарушалась тишина, и перенесся всей душой домой... Свою тоску по родине и все тревоги я вложил в мольбу о благополучии моей семьи и о сохранении моих сил, чтобы найти верный путь к преодолению явных и скрытых трудностей экспедиции, часто тяжело ложившихся на меня.

Во время наблюдений 14 января был резкий штормовой ветер. Вчера он улегся, и сегодня наступила тихая погода при —43°. В полдень было довольно светло.

Позавчера, во время посещения острова, Стрижев рассказал мне, что промышленники добывают в последние годы много мамонтовой кости — свыше полутора тонн на одном лишь Ляховоком острове. Потом он спросил о судьбе ноги мамонта «с кожей», посланной его отцом в Академию наук, за которую была получена благодарность. Стрижев помнил, как его отец нашел череп мамонта с бивнями, которые были обращены назад и загнуты вверх. Отец продал оба бивня за сто рублей, а череп за пять. Он рассказал также о находке мамонта вблизи Усть-Янска, о чем в 1896 г. было сообщено в Академию через одного из ссыльных. Одновременно был отправлен лоскут кожи, отрезанный от большого, до двух сажен (?) величиною, куска шкуры мамонта. Здесь же было найдено много костей вместе с суставными сумками и сухожилиями, издававшими отвратительный запах падали. Останки мамонта лежали у 'береговой полосы, скатившись, очевидно, с отвесной ледяной стены, возвышавшейся над берегом. Прекрасный кусок мамонтовой кожи был найден в том же 1896 г. на речке Хараулах западнее Усть-Янска. По словам Стрижева, берег состоит здесь из мощных пластов каменного льда, из которого вытаивают в большом количестве остатки млекопитающих и стволы берез. Каменный лед залегает также в бассейне Чендона вплоть до границы лесов. Там Стрижев нашел много клыков мамонта и оттуда же должна происходить нога первобытного быка (Bos primigenius), присланная в Петербург в свое время М. Санниковым. В заключение Стрижев сказал, что, до словам промышленников, в последние годы вокруг островов била чистая вода и они не видели в разгар лета плавучего льда. Небезынтересно, что за последнее время, судя по рассказам Стрижева, на его родине в Казачьем развилось скотоводство и вообще жизнь значительно изменилась. С 1898 г. прекратилось опасное плавание по реке Лене на каяках благодаря трем регулярным рейсам парохода «Лена» из Якутска до Булуна; с тех пор купцы доставляют все товары в Казачье пароходом. Меня заинтересовало и другое сообщение Стрижева: прошлый год инфлюэнца произвела огромные опустошения в Усть-Янске и Булуне. Булун за последнее время сильно разросся и приобрел облик города.

Пятница 18 января. Наконец договорились! К общему удовольствию, угольный вопрос решен!

Суббота 19 января. Коломейцев тоже переживает разрешение этого вопроса с величайшей радостью.

Вчера в 8 часов вечера я попросил Коломейцева зайти ко мне и ознакомил его со своим планом устройства угольных станций, созревшим у меня после длительного размышления и серьезного взвешивания. Я сказал, что не позже первого дня появления солнца ему надлежит отправиться в путь на Хатангу и предварительно передать командование «Зарей» лейтенанту Матисену. Каким образом выполнить это поручение, указано в составленной мной инструкции.

Коломейцев внимательно углубился в разложенную перед ним карту, задал ряд вопросов и сделал несколько существенных замечаний. Приблизительно через час он вернулся ко мне в лабораторию, живо заинтересованный этим делом, и просил разрешения критически обсудить инструкцию. Он опросил, нельзя ли ему сначала устроить склад на Котельном как более важный, а устройство склада в гавани Диксона предоставить местному начальству на Енисее. Я ответил, что предоставляю ему право действовать согласно обстоятельствам, но все же считаю, что не годится организацию единственно верной из двух станций поручать незнакомым людям, и поэтому он должен в текущем 1901 г. устроить склад в гавани Диксона, а в 1902 г. идти на Котельный.

Сегодня, после долгого времени, я спал великолепно. Собственно говоря, я не страдал бессонницей, но проснувшись ночью, я не мог снова заснуть под влиянием тревоживших меня мыслей, а этой ночью обрел покой.

Воскресенье 20 января. Дни становятся заметно светлее. Первая полярная ночь не отразилась на настроении команды — в характере матросов не проявляется ни раздражительности, ни меланхолии. У большинства ровные взаимоотношения с товарищами. Меня привлекает выражение трогательной доверчивости в их лицах. К какой бы национальности ни принадлежал человек, его надо не только уважать, но и любить, как мы любим детей. Особенно уроженцы далекого севера пробуждают у меня те же чувства участия, которые вызывает все юное, растущее и развивающееся.

Понедельник 21 января. Из ненецких собак только двенадцать годятся в упряжку. Надеюсь отобрать еще шесть, чтобы получить три хороших упряжки из 18 восточносибирских и 18 западносибирских собак, т. е. по 12 в каждой упряжке.

Период безветрия, как видно, закончился. Последнее время через день разыгрывается буря. Не думаю, чтобы вновь установилось затишье. При таких обстоятельствах поездка на Хатангу не доставит удовольствия Коломейцеву.

Среда 23 января. Провел незабываемо прекрасное дежурство: было почти безветренно, температура воздуха от —31° до —34,5° при совершенно ясном небе. Играло великолепное северное сияние большей или меньшей яркости в зависимости от времени суток. Заношу в дневник вычисленные Матисеном средние данные наблюдений за половину октября, ноябрь и декабрь.

В коридор перед лабораторией принесли еще девять прекрасных щенят, которые весело проводят время. Их мать, старая мохнатая ненецкая собака, хорошо справляется с большой сворой и проявляет много заботы о своем потомстве.

Сегодня перед обедом доктор совершил экскурсию на северный остров. Он видел там стадо старых оленей, убежавших прежде, чем он приблизился на расстояние выстрела. Кроме того, он видел свежие следы второго стада, в котором было много молодняка. Вопрос о том, зимуют ли здесь оленьи стада, нашел таким образом разрешение.

Вчера в снежном домике у меня было много гостей. Прежде всего в 11 часов утра пришел гидрограф, который производил между 12 и 1 часом дня абсолютные магнитные наблюдения, а я снимал одновременно на график в течение трех четвертей часа показания унифиляра. Игла была довольно спокойна, так что гидрограф с удовлетворением закончил свою работу при благоприятной погоде. Он остался у меня обедать. После обеда пришел Зееберг и принес с собою хронометр, находившийся для исправления термического ящика на борту судна. Вскоре Зееберг приступил к работе с пассажным инструментом. С достойным удивления терпением он вел наблюдения над прохождением звезд в течение (всей ночи до 6 часов 30 минут утра. В перерыве между наблюдениями он заходил в снежный домик, чтобы согреться супом, чаем или какао, которые я держал для него наготове. Заходил также Матисен привести в порядок анемометр. Когда я поднял разговор о данном Коломейцеву задании и о новом положении Матисена на борту «Зари», он сказал, что нести вахту будет нетрудно и что он уже договорился с гидрографом стоять ночью по четыре, а .днем по шесть часов, т. е. от 12 до 4 и от 6 до 12.

Тишина полярной -ночи своеобразна. Звук проводится издалека так ясно, что со всех сторон слышится потрескивание снеговой и ледяной поверхности. Когда я стоял однажды под короной прекрасного северного сияния, наблюдая его переливы, то ясно услышал шаги зверя, пробегавшего рысью за несколько километров через пролив между островами. К сожалению, нет следов белых медведей, так страстно поджидаемых нами; их мясо хорошо пригодилось бы собакам.

Через 10— 14 дней Коломейцев уезжает. Сейчас он приводит в порядок свои вещи, сортируя что взять с собой из одежды, а что оставить.

Четверг 31 января. Целыми днями занят отчетами, письмами и подготовкой почты, в то время как хотелось бы побродить с доктором в лучах утреннего рассвета! После завтрака вернулся пешком Стрижев, отправившийся с утра вместе с матросами собирать дрова на острове Нансена. Он прибежал за помощью, так как матросы встретили медведицу, и собаки окружили зверя. Стрижев пытался убить медведицу топором, но безрезультатно. Раненная топором в голову в двух или трех местах, она забралась в свою берлогу. Который уже раз матросы опрометчиво выходят без оружия! Матисен с Расторгуевым быстро собрались подъехать на собаках. Шкура должна принадлежать Стрижеву.

Доктор вернулся с экскурсии на северный остров, где он подошел приблизительно на 500 шагов к трем оленям, но за дальностью расстояния не смог их уложить из .моего маузера. Животные, не понимая значения выстрелов, спокойно остановились и удивленно озирались. Один огромный олень был со сброшенными рогами. В своем охотничьем облачении доктор выглядит великолепно, закутавшись в полученный от Коломейцева белый японский халат, с обернутой белым платком головой — его скорее можно принять за муллу, путешествующего в Мекку, чем за полярного исследователя, стремящегося достигнуть Северного полюса. А он в самом деле серьезно занят мыслью совершить на собаках поездку на полюс и мечтает получить на это средства. Я обещал свое содействие, но он сказал, что будет достаточно удовлетворен, если я не стану возражать.

Сейчас в 5 часов дня возвращаются охотники с медведицей. Оказывается, когда матросы подъехали в поисках дров к южному берегу острова Нансена, одна из собак почуяла медвежье логово и разрыла над ним снег. Медведица высунула из берлоги голову, и. Стрижев, самый ловкий и отважный, нанес медведице топором два удара по голове и замахнулся в третий раз, но топор вылетел у него из рук. Пока Стрижев бегал на судно за ружьем, медведица вылезла из берлоги и попыталась бежать к южному берегу. Было заметно, что она оглушена ударами топора; вскоре она повернула обратно к берлоге. Здесь ее окружили собаки, а Толстов нанес удар ломом. Собаки хватали ее сзади, некоторые из них получили изрядные ранения. Пока медведица убегала к морю, достали обоих медвежат из берлоги и поместили на нарты. Но в одно мгновение собаки набросились на медвежат, разорвали их на куски и съели. Медвежата были ростом с собаку Русалку и, видимо, родились лишь несколько дней назад. Когда пришел Матисен, с медвежатами было покончено. Медведица, стоя на задних лапах, защищалась зубами от окруживших ее собак. С расстояния в десять шагов Матисен всадил ей пулю в лопатку. Мяса медведицы, видимо молодой и еще неопытной матери, хватило для прокорма наших собак на два дня.

Суббота 2 февраля. Ночь. Наконец приготовления закончены! Вся почта готова, сани нагружены. Погода хорошая, сегодня —19°; если ничего не изменится, Коломейцев завтра уедет! Ввиду того что собакам трудно тащить его нарту весом 460 кг, я распорядился в утешение Расторгуеву запрячь для сопровождения вторую нарту, чтобы облегчить в течение трех-четырех дней груз на 160 кг. Доктор охотно едет с ними провести свою первую санную поездку — «первый шаг к Северному полюсу».

Сегодня перед чаем я дал Коломейцеву последние инструкции. Только бы он благополучно прибыл в Хатангcкое, а Расторгуев вернулся бы обратно!

Воскресенье 3 февраля. Этой зимой была проведена большая работа! Коломейцев уехал сегодня в 11 часов 25 минут дня. Я слишком устал, чтобы осознать свою радость, что тяжелый угольный вопрос встал на путь к разрешению и что все связанное с ним завершится! Теперь жизнь пойдет по-новому, и я смогу остаток зимы наслаждаться приятным трудом, экскурсиями и т. д. Но сегодня необходимо отдохнуть! Надеюсь, что Коломейцев, не рискуя жизнью, своевременно достигнет места своего назначения, а Расторгуев сможет вернуться ко мне. Утром между 9 и 10 часами Коломейцев попрощался с командой и в последний раз исполнил свои обязанности капитана, примирив между собою боцмана Бегичева и Фому. После этого Коломейцев передал команду Матисену и доложил мне, что он готов тронуться в путь. В 11 часов 20 минут он обнял на прощанье своих товарищей. Я пожал ему руку с пожеланием счастливого пути и полного успеха в его трудной задаче. Расторгуеву я также сердечно пожал руку и пожелал ему доброго пути и счастливого возвращения. В момент налетевшего шквала, поднявшего легкую метель, нарты тронулись и быстро исчезли из глаз! Почта была зашита только сегодня утром, так как вчера вечером Колчак не закончил своих писем, а Зееберг продолжал писать всю ночь напролет. С этого времени дневник должен заменить мои письма семье.

На судовом документе, под словами президента Академии наук о том, что командир Коломейцев находится в моем полном распоряжении, я написал следующее примечание: «Вместо лейтенанта Н. Н. Коломейцева я назначил лейтенанта Ф. А. Матисена командиром яхты «Заря». Таймырский залив, 76°8' с. ш., 95°6' в. д. 21.1 — 3.II.1901. Э. Толль».

После завтрака я лег на койку и спал без перерыва почти до обеда. Обед и вечер прошли за разговорами о полярных путешествиях, наших будущих планах и т. д.

Вторник 5 февраля. Наконец свалилась забота! Я вздохнул свободно и почувствовал себя моложе на много лет. Теперь начинается новая жизнь. Сегодня путникам благоприятствует великолепная тихая и ясная погода.

Среда 6 февраля. Совершил трехчасовую прогулку в гавань Колин-Арчера. Небо было облачно и лишенный теней ландшафт казался однообразно белым и унылым. Идти по ледяной поверхности было неприятно, так как, не видя скатов и заструг, я часто падал. Хотя горизонт был скрыт туманом, я все же ясно видел «Зарю» с последнего пункта — северного мыса гавани. Сидячий образ жизни во время полярной ночи дает себя знать. Начиная с сегодняшнего дня я должен, по возможности ежедневно, совершать экскурсии. Сняли высокие телефонные шесты, чтобы использовать их для устройства знаков при тригонометрической съемке островов, окружающих залив «Зари». Гидрограф должен в скором времени приступить к этой работе. Проводка линии будет установлена на льдинах, что, разумеется, не плохо. Я бесконечно рад, что погода благоприятствует санной поездке Коломейцева и поможет ему освоиться с новым способом передвижения.

Четверг 7 февраля. Сегодняшний поход значительно легче, чем вчерашний. На южной части неба были небольшие слоистые облака и утренний рассвет освещал ландшафт настолько, что ясно обозначались тени от заструг и других неровностей. Вид на юг можно было сравнить с наброском картины. На горизонте вырисовывались контуры гор и ясно был виден силуэт «Зари». Вся картина имела вид эскиза, подобно подмалевке картины, начатой свинцовыми белилами, на которой нанесены масляными красками первые контуры будущего пейзажа. Когда солнце поднимется над горизонтом, картина будет закончена! «Снег на заливе настолько тверд, что по нему можно ходить, как по паркету. Поверх наста лежит тонкий, в несколько миллиметров, снежный слой, завтра будет хорошо пройтись на лыжах! На тундре снег не так сильно затвердел от ветра, а на вершине острова снега настолько мало, что из-под него на каждой кочке выступают стебли трав. Тонкий слой наста, соединяющего кочки между собой, при каждом шаге проламывается с громким треском, и шаги слышны на расстоянии многих километров, поэтому неудивительно, что такой опытный охотник, как наш доктор, не смог приблизиться к оленям.

На берегу моря непрерывно слышен то тихий, то громкий шум растрескивающегося ледяного покрова. Вдоль берега тянутся параллельные линии разлома. Они образуются из-за опускания и поднятия ледяного припая под влиянием колебаний уровня воды во время приливов и отливов. Возникающий при этом треск и грохот представляют единственный шум, нарушающий тишину, который часто доносился до моего слуха в тихие безветренные ночи.

Воскресенье 10 февраля. Вечер. Огрин сменил Фому, и я смог, ознакомившись с биографией обоих, получить соответствующее впечатление об их личности. Жизнь Огрина была очень интересна и богата событиями.

Понедельник 11 февраля. Вчера солнце должно было подняться до горизонта, но мы его не видим и сегодня, так как на юге горизонт затянут облаками. Торжественное празднование появления солнца откладывается на завтра. Сегодня, вероятно, приедет доктор, и завтра Огрин впервые приступит к проведению наблюдений, так что вести наблюдения будет шесть человек.

Выращивание молодых собак не лишено трудностей. Помещение около лаборатории, где пристроены 17 щенят, слишком тесно. Вопрос осложняется недостачей подстилки для животных. Излишки такого ценного материала, как пакля, уже использованы для этой цели, а мох не удается раздобыть из-под снега. Имеется только немного древесной ваты из консервных ящиков. Находящиеся в сырости щенята могут погибнуть, как погиб уже один. Если мы их разместим по теплым помещениям, а именно: трех в освободившуюся каюту Коломейцева, четырех в сторожку на острове, трех у команды и остальных шесть в лаборатории, тогда, надо надеяться, их удастся держать сухими.

В четверг, когда я отправился на Олений остров или остров Боневи, как я его буду называть в память моего старейшего друга студенческих лет, Бируля ходил на южный берег, где видел стадо из семи оленей. Они еще не сбросили своих рогов.

В субботу я распорядился высушить керосиновыми печками койки в матросском кубрике, несколько отсыревшие, но все же менее сырые, чем наши. В помещении машинистов днем + 12°, а ночью от + 6 до + 7°. У Пузырева и Безбородова по неизвестной причине болят ноги.

Я только что вернулся из трехчасового похода к восточному берегу рейда «Зари», как я называю ту часть Таймырского залива, где мы зимуем. Небо было однотонно серое, по-видимому подернутое на большой высоте туманом. Происхождение этого тумана мне не ясно. В северной части небо затянуто не до самого горизонта, а непроницаемый покров свисает на темно-синем фоне, как занавес на сцене. Синяя полоса тянется через горизонт в северном квадранте и, дугообразно поднимаясь, достигает максимальной высоты около 8°. Вся картина напоминает фиолетовые сумерки. От 1 до 4 часов освещение было настолько рассеянным, что я не мог различить ни одной заструги и падал неисчислимо много раз. Такого рода прогулку можно сравнить с ходьбой по ковру, который невидимая рука без предупреждения ежеминутно выдергивает из-под ног. Рискуя получить по меньшей мере перелом руки или ноги, я ругал сумерки полярной ночи. Расстояние до ближайшего восточного мыса рейда «Зари» равно приблизительно 5 км, ибо я шел быстрым шагом 55 минут. На льдине в 100—150 шагах от берега лежали четыре больших гнейсовых валуна. Интересно было бы сфотографировать этих странников. В тундре ни звука, ни одного живого существа, только временами трещит лед.

Когда я возвращался, сгустившийся туман оседал легкими кристаллами и снежинками, поэтому я распорядился поднять фонарь на случай, если доктор, израсходовав свой 10-дневный запас продовольствия, вернется сегодня. Если же он не вернется до среды, .пошлю людей ему навстречу.

Среда 13 февраля. Вчера Огрин провел свои первые наблюдения. В 11 часов он телефонировал, что виден верхний край солнечного диска, но с борта «Зари» мы видели лишь его разноцветный отблеск в виде золотисто-красного шара на горизонте. Это была рефракция, т. е. отблеск солнца в ледяных кристаллах нижних слоев воздуха. За завтраком мы сидели впервые без ламп. День был великолепный, и я пошел быстрым шагом через залив «Зари» к северо-восточной оконечности острова Боневи, любуясь освещением самых нежных тонов и оттенков. После пересечения восточной косы острова Боневи я увидел у юго-западной оконечности острова Таймыр два маленьких островка, которые, согласно карте Норденшельда, должны лежать перед гаванью Актиния. Как и обычно, тундра была совершенно безжизненна. Пробежав за три четверти часа расстояние от юго-восточного конца острова Боневи со скоростью собачьей рыси, я вернулся на борт «Зари».

В 6 часов вечера, когда мы сели за стол, Безбородов доложил о приезде доктора. Свежий, загорелый и радостный, как всегда, он вошел, восхищенный своей первой поездкой и ночевками в палатке. В заключение он поделился своим желанием удалиться на старости лет к ненцам, чтобы кочевать с их чумами изо дня в день, из года в год. Сон в спальном мешке он находил чудесным; сновидения были чрезвычайно приятны — ему постоянно снился ток вальдшнепов. Чай показался доктору вкуснее прежнего, несмотря на попавший туда керосин.

Теперь о самом главном. Коломейцев не мог найти устья Таймыры. Он был введен в заблуждение глубокими фиордами, которые ошибочно принимал за устье реки. Кроме того, путников задержали пурги и туманы. Примусы после «чистки» их Расторгуевым пришли в негодность, и доктору пришлось вернуться на «Зарю» для их ремонта. Коломейцев же решил искать устье Таймыры, устроить там склад своего груза и затем поехать на «Зарю» за исправленными примусами. После этого он окончательно решил отправиться в свое путешествие. Это известие меня не обрадовало, но и не омрачило хорошего настроения сегодняшнего дня.

Доктор вытащил из кармана привезенные для меня два образца каменных пород и лемминга для зоологической коллекции. Наскоро умывшись, он сел за стол и рассказал, как на обратном пути он раньше времени повернул на запад в залив, который им был ошибочно принят за Таймырский. В своей ошибке он убедился только, когда залив расширился, как бы впадая в море. Таким образом, он случайно совершил открытие нового пролива, параллельного Таймырскому заливу, который я назвал проливом Вальтера.

Доктор произвел сегодня медицинский осмотр всей команды и у четверых — боцмана, Безбородова, Пузырева и Толстова — обнаружил цингу. Поразительно, что, несмотря на хорошее питание, большую подвижность на свежем воздухе и хорошее жилье на «Заре», все же появилась эта грозная болезнь, этот тяжелый бич полярных путешественников.

Тщательное лечение принесет заболевшим, надо надеяться, скорое исцеление. Это йод внутрь, полоскание рта раствором марганцевокислого калия, обтирание тела раствором уксуса, употребление лука, повышенный рацион клюквенного экстракта и лимонной эссенции — вместо одного раза дважды в неделю, компот и 'большее количество овощных блюд. Клюквенный экстракт и соки, которые доктор предложил выдавать с рождества, следовало бы давать уже с осени, и тогда, возможно, беда была бы предотвращена. Но кто же мог думать, что так случится?

Вчера в 7—8 часов вечера поднялась пурга, сегодня снова ясная погода. В полдень я ясно видел, как верхний край солнца резко отделялся от сверкавшего над ним ложного солнца. Если бы начальник экспедиции не нес сегодня дежурства, то праздник солнца был бы отмечен и не пришлось бы откладывать торжество на завтра. Сегодня в первый раз мелькали розовые солнечные блики на потолке салона, проникнув сюда через люк.

Четверг 14 февраля. Как бы ни легко относился доктор к цинге, я не могу избавиться от неприятного чувства, которое возникло у меня в -связи с этим фактом. -Перед отъездом я твердо надеялся, что моя экспедиция не столкнется с этим злым недугом. Но теперь я предчувствую, что в будущем не обойтись, видимо, без тяжелых испытаний, выпадавших на долю остальных экспедиций.

Вторая причина для серьезного беспокойства лежит в напрасной потере времени из-за блуждания Коломейцева и его непредвиденного приезда на «Зарю». Возвращение Расторгуева к маю месяцу становится в связи с этим сомнительным.

Доктор отправился сегодня на охоту. По его мнению, свежее мясо является лучшим средством против цинги. А я остался дома проследить, как будут проведены намеченные в связи с появлением цинги физические упражнения на -открытом воздухе. Состязания — бег в мешке, лазание по шесту и др.— состоялись от 2 до 3 часов и прошли очень весело и непринужденно. Фома вначале упал с трапа в камбуз, но Матисен вернул его на ристалище, и во время бега в мешках Фома едва не -отобрал пальму первенства у хромоногого боцмана.

Среди премированных оказался Стрижев, который был похож на балетную танцовщицу в своем новом одеянии.

Когда мы сидели за обедом, в потолке кают-компании открылся люк и вниз были спущены билеты на театральное представление вместе с двухцветным фонарем, изображавшим восходящее солнце. Но об этом напишу завтра, на сегодня достаточно репортажа. Меня радует, что, несмотря на цингу, сохранились юмор и занимательная выдумка у матросов. Спокойной ночи!

Пятница 15 февраля. Пурга. Примусы оказались в полном порядке, просто Расторгуев не умел с ними обращаться; теперь приезд Коломейцева окажется напрасным.

Суббота 16 февраля, 2 часа 45 минут дня. Сегодня мы со Стрижевым и Железняковым ходили к юго-западной оконечности острова Нансена, где оставались нагруженные дровами нарты. Матросы пригнали собак, впрягли их в нарты и привезли дрова домой. На обратном пути из-за сумеречного полусвета я падал не менее 20 раз.

Воскресенье 17 февраля. По моему предложению Колчак прочел сегодня вечером доклад команде. Темой для доклада послужила глава из истории открытия сибирских берегов Великой Северной экспедиции.

Среда 20 февраля. Погода точно такая, как ожидалась: с появлением солнца начался штормовой период, теперь весь день пурга. Сегодня юго-юго-восточный ветер 8— 10 м с отвратительной докучливой снежной метелью. Достаточно пройти разок от салона до лаборатории, чтобы превратиться в снежную бабу.

Причиной цинги можно считать, по мнению доктора, солонину, которую команда употребляла значительно больше нас. Так как солонина сохраняется недолго, она была использована в первую очередь.

Упущением в снаряжении является нехватка теплой обуви. Я не предвидел, что пимы не оправдают себя в отношении прочности и потому не заказал достаточно лапландских башмаков, как и материала для их починки. Если будущим летом добудем достаточно оленьих и тюленьих шкур, то выправим положение. Было ошибкой с нашей стороны не стрелять тюленей в заливе Миддендорфа; их шкура и мясо могли сослужить хорошую службу, а сало предохранило бы собак от истощения и гибели.

Если Расторгуев не вернется с восточносибирскими собаками, я буду сильно стеснен в своих действиях, так как вновь подрастающий молодняк вряд ли возместит потерянных обученных ездовых.

Четыре щенка хорошо устроены в сторожке на острове Наблюдений. Они уютно опят под столом, тесно прижавшись друг к другу. Как только распространяется запах консервного супа, четыре маленьких существа оживляются и дружно уничтожают остатки нашего обеда, разбавленные водой и перемешанные с сухарями. Через несколько Минут они, как это верно подметил доктор, принимают грушеобразную форму. Затем всех четырех помещают в сени, где они жалобно скулят, но их визгливое завывание будет услышано не ранее, чем они выполнят свои обязанности. Жизнь со щенками протекает в часы дежурства мирно и весело. После появления солнца я велел вставить в снежном домике ледяные стекла. Благодаря этому стало настолько светло, что я мог с 10 до 3 часов 30 минут дня читать в сторожке без лампы. Температура была не очень высокой, около 9° мороза, а во время горения примуса —0,5°.

Для чтения я взял с собой Ю. Пайера «Второе Немецкое полярное плавание», первая часть которого написана немного сентиментально. Инструкция этой экспедиции очень интересна и довольно поучительна, хотя с точки зрения современных знаний она кажется наивной. Особенно поражает предложение перезимовать на Северном полюсе или в крайнем -случае под 80° с. ш., и еще больше — приказание подойти к Новосибирским островам через Берингов пролив. Выполнение еще одного пункта инструкции могло бы оказаться роковым, а именно — указание подойти к берегу Гренландии в заранее намеченном месте, вместо того чтобы представить судам самим избирать себе путь.

На странице 122 представляет интерес замечание матросов с «Ганзы», относящееся к здешним местам: «Остров Оменарсук возвышается почти на 40 м над морем и тем не менее на его северной стороне есть место в несколько квадратных футов, которое покрыто пресным льдом, имеющим сходство с маленьким глетчером, и т. д.»

Погода становится все хуже и хуже. Ветер 18—20 м/сек завывает в мачтах, как в открытом море, мороз —30°, а барометр продолжает падать. Зееберг пришел с -острова будто вылепленный -из снега. Сильные колебания магнитной стрелки не дали ему возможности работать. Железняков только что отморозил себе щеку. Могу себе представить, как гидрограф проклинает сегодня весь свет.

Из полярной литературы я хотел бы собрать следующие статистические сведения: 1. Время «начала блокады». 2. Дата освобождения. 3. Запасы угля. 4. Цинга. 5. Несчастные случаи. 6. Заболевания. 7. Неудачи экспедиций. 8. Их успех. 9. Явные ошибки.

Ощущаю в каюте слабые колебания корпуса яхты. Не подледная ли это зыбь, вызванная волнением в открытом море?

Четверг 21 февраля. К утру буря улеглась, ветер повернул на северо-восток и температура опустилась до —41°.

Среди своих старых заметок я нахожу цитату из записей Анжу на стр. 160: «На Фаддеевском острове по направлению к С-3 20° от мыса Бережных, промышленники видели следы оленей, прослеживавшиеся приблизительно на протяжении 10 миль. Это было 17 марта. По мнению промышленников, олени ищут на льду соль, которую они очень любят, и затем снова возвращаются на сушу». Но теперь я полагаю, что эти олени, по всей вероятности, переправлялись на Землю Санникова!

Вспомнились рассказы и легенды Джергели, записанные мною в ноябре 1886 г. История происхождения дьявола такова: «Когда Ной поднялся на ковчег, он велел своей жене поторопиться. Но она продолжала медлить, и Ной в гневе проклял ее. Теперь, улыбаясь, жена вступила на ковчег. Дьявол, ее возлюбленный, ждал этого, укрывшись у нее на груди, чтобы тоже попасть в ковчег. Таким образом, дьявол не погиб во время всемирного потопа, он был сохранен для мира женщиной. Оказавшись в ковчеге, дьявол сыграл злую шутку. Он продырявил дно, но свинья тотчас заткнула отверстие своим носом; поэтому и сегодня свинина ценится как лучшее жаркое». Вспоминаю еще легенду: «В то время, когда родился Христос, в стране царя Ирода жил купец; у него было три дочери. Они скитались по всей стране, обворовывая людей и съедали у них последние запасы из погребов. Отец тщетно пытался исправить своих неудачных дочерей. Когда же ни одно средство не помогло, он по совету своего друга вырыл глубокую яму, насыпал в нее пороху, бросил туда дочерей и все взорвал. Три злобные дочери взлетели вверх и, перевернувшись в воздухе, воскликнули: первая — «я хочу поразить людей оспой», втор а я — «я хочу, чтобы эта оспа обезобразила людей», третья воскликнула «я хочу сделать оспу заразной болезнью». Поэтому заболевшие оспой якуты говорят: «Нас обжигают и пожирают сестры», и называют оспенные рябины «рубцами ожога».

Пятница 22 февраля. Чудесный зимний день: штиль, ясное небо, температура воздуха 47—49° мороза, на земле —50,3° до —53,0°. Пользуюсь сегодняшним днем, чтобы пройти к острову Нансена и обследовать бамбуковые знаки, установленные нами в ноябре месяце на глетчере. Оказалось, что они изменили свое положение, но я пока не выяснил, произошло ли это вследствие сползания. Следующий раз выйду пораньше, чтобы измерить отклонение реек. Такой день, как сегодня, щедро вознаграждает за многие плохие дни. Солнце поднялось над совершенно чистым горизонтом. Ледяные кристаллы в воздухе образовали намек на два ложных солнца — часть гало.

Несмотря на сильный мороз, мы чувствовали себя в каюте весь день хорошо, затопили только вечером, а после топки, когда температура поднялась до +12°, казалось невыносимо жарко. Во время урагана Шервинский отморозил себе пятки, как и Огрин, поэтому не может продолжать наблюдения. Зееберг просил разрешения вести в течение двух недель безотрывно астрономические наблюдения.

Цинготные больные, из которых самым серьезным пациентом был Пузырев, находятся на пути к выздоровлению. Они с удовольствием едят лук, назначенный доктором в виде лекарства. Вообще болезнь протекает у них не тяжело.

Два дня назад вернулся Коломейцев после долгих поисков реки Таймыры, устье которой он обнаружил в 80 км отсюда. Поездка Коломейцева стоила жизни двум собакам; лучшая из них была привезена на нартах и в тот же день отошла на вечный покой, другая была оставлена на льду. Коломейцев и Расторгуев совершили ошибку, не взяв собак в палатку во время пурги. Они заморозили также свои спальные мешки, ложась спать в отсыревшей одежде. Расторгуев сильно изнурен и заметно .приуныл. Славный малый поморозил себе руки и вообще переутомился. Коломейцев, маршруты которого были очень ценны, занялся своим отчетом. К сожалению, за это время хорошая погода может смениться длительными штормами.

Суббота 23 февраля. Наконец устанавливается тихая морозная погода. Благодаря поразительно прозрачному воздуху ясно вырисовываются все контуры береговой линии. Сегодня из-за небольшого западного ветра, около 2 м/сек, мороз в 47° более ощутим, нежели вчера.

С тех пор как за недостатком дров мы их бережливее расходуем, в лабораториях стало сыро. Работаю в своей каюте при лампе, которая обогревает помещение и сушит потолок, но стоит только погасить ее, как над моей койкой снова образуются сосульки.

Составляя инструкцию для Матиоена, я натолкнулся у Норденшельда на фразу, особенно меня заинтересовавшую. На стр. 308 в томе I его «Плавания на «Веге» сказано: «Из птиц мы видели (у мыса Челюскина) множество плавунчиков, очень многочисленную стаю казарок (Anser bernicla), перелетавших, по-видимому, на юг с какой-нибудь полярной земли, расположенной севернее мыса Челюскина...».

Непосредственное отношение к поездке Матисена имеет следующее место на стр. 304: «Мы тотчас подняли якорь (18 августа) и пошли под парами вдоль западного берега острова Таймыр. Остров этот окружен множеством других островов, не нанесенных на карту, и возможно, что сам остров Таймыр разделен на несколько частей проливами. Постоянный густой туман во время пути мешал нам нанести на карту острова и островки, мимо которых проходила «Вега», иначе, как только приблизительно. Но во всяком случае мы могли убедиться, что северная оконечность острова Таймыр не выдается так далеко на север, как это обычно указывается на картах».

Обморожений ног у команды становилось все больше. Вчера Пузырев отморозил себе большие пальцы на ногах. Необходимо подвергнуть тщательному осмотру обувь. Состояние цинготного Безбородова ухудшилось. В остальном все благополучно.

Наши географические работы будут иметь значение, если только их выполнению не помешают болезни. Вновь подул юго-западный ветер и температура поднялась до —35°. Только два дня простояла ясная погода, а теперь начинается пурга.

Воскресенье 24 февраля. Сегодня последний день масляницы. Я охотно организовал бы для команды какое-либо развлечение, но у нас столько инвалидов, что не удастся ничего осуществить. Чтобы поднять настроение, я послал на остров Наблюдений всех, кто пожелал участвовать в призовой стрельбе. Матисен только что сообщил по телефону, что Евстифеев получил первый, а Стрижев второй приз. Первому я велю выдать бутылку вина, а второму банку варенья. Вечером я должен сделать доклад для команды, так как никто к нему не подготовлен. Сегодня день без бури.

Среда 27 февраля. С утра поднялся сильный ветер, что вызвало у гидрографа крайне плохое расположение духа, так как он намеревался установить два последних тригонометрических сигнала и специально для этой цели поменял свое дежурство на острове с доктором.

Больные медленно поправляются. Неизвестно, сохранятся ли у Пузырева на ногах большие пальцы. Ему, как и Безбородову, предписан покой. Из всех цинготных больных лишь боцман и Толстое остаются на ногах. Пятый пациент Шервинекий, с отмороженными пятками, почти совсем поправился.

Сегодня я был на острове, проболтал там целый час с доктором, который вел наблюдения. В одиночестве он чувствовал себя прекрасно и не скучал, играя с четырьмя щенками. Во время разговора эти разбойники незаметно стащили мою прекрасную шапку-ушанку и использовали ее в качестве мягкой и теплой подстилки. Весь день было приятно тепло —24°, хотя дул порывистый ветер до 8 м.

Четверг 28 февраля. Огрин пошел на дежурство один. Из-за пяти инвалидов необходимо беречь рабочую силу, и потому введена вахта без сопровождающего. Здоровье Толстова почти восстановилось, боцман тоже избавился от цинга, но растяжение связок ноги еще не прошло. На обмороженных пятках Шервинского появилась молодая кожа, так что он может ходить и стоять на вахте. Опухоль на ноге Огрина мешает ему в работе. Пузырев все еще нетрудоспособен — обмороженные пальцы ног у него не зажили, однако появилась надежда, что дело обойдется без ампутации. Вчера я заходил в камбуз и в помещение команды. Там очень уютно и тепло благодаря большой керосиновой печке. Фома содержит двух питомцев, команда также двух. Все щенята развиваются прекрасно. Надо полагать, что эти собаки, родившиеся в Арктике, будут лучше, чем большинство тронгейм-овских. Быть может, нам не досталось хороших собак, после того как Тронгейм продал 40 ездовых собак на Шпицберген и 120 — герцогу Абруццкому. Как только вернусь в Петербург, хочу выхлопотать запрет вывоза ездовых собак.

В настоящий момент, в 1 час дня, прекрасная погода. Ветер перегоняет по земле золотистые облака снега, которые утром при восходе солнца были окрашены в кроваво-красный цвет наподобие песков пустыни. Воздух теплый, окрестные горы ясно видны.

При рассмотрении изохазм (линий одинаковой частоты северных сияний) по Фрицу и Норденшельду я обратил внимание на то, что эти эксцентрически расположенные как по отношению к географическому, так и магнитному полюсам линии находятся, по-видимому, во взаимосвязи с геотектоническими линиями.

Пятница 1 марта. Настроение духа наших цинготных хорошее. Оказывается, когда в воскресенье, в последний день масленицы, матросы плясали веселую «русскую», цинготные больные принимали в пляске живейшее участие. Невозможно, к сожалению, достать свежее мясо, это лучшее противоцинготное средство. Все охотничьи экскурсии доктора оказались тщетными; собаки, по-видимому, разогнали оленей из ближайших окрестностей.

Инструкция для Коломейцева закончена; остались письма к Шмидту, Траубенбергу и к семье.

Четверг 7 марта. Позавчера, когда я был на вахте, в полдень при хорошей погоде Коломейцев наконец уехал. Во время моего дежурства барометр беспрерывно поднимался; и сегодня погода великолепна: тихо, ясно, в 7 часов утра —32°. Мы находимся в минимальном (26-дневном?) периоде полярных сияний— ни вчера, ни сегодня, несмотря на ясное небо, и следа их не было видно. Соответственно с этим магнитная стрелка оставалась почти неподвижной.

Вчера, когда я вернулся с острова, мне показалось, будто настроение у всех несколько подавленное, особенно у офицеров. Доктор ушел на охоту с моим маузером; в 7 часов вечера он вернулся угрюмый и раздраженный. Оказывается, он видел три группы оленей в 6, 4 и 3 животных. Подкравшись к стаду на 80—100 шагов, он стал стрелять, но маузер дал двенадцать раз осечку (очевидно, вследствие того что ружье было занесено с мороза в теплое помещение, когда доктор заметил, что Грозный его подкарауливает. Брать собаку с собой ему не хотелось, чтобы она не разогнала оленей, и он вернулся тогда в каюту, упустив из виду, что ружье не следовало заносить после мороза в теплое помещение).

Сейчас в 12 часов дня Матисен уезжает на архипелаг Норденшельда. Настроение у него прекрасное. Доктор отправился со своей трехстволкой, гидрограф начал измерение базиса для тригонометрической съемки отсюда до острова, а астроном отсыпается после ночных наблюдений. Ему сильно не везет со звездами, лучше всего ему удались наблюдения пассажным инструментом во время моей вахты.

Пятница 8 марта. Мир и тишина, как в воскресный день, а так как с окончанием полярной ночи появилось солнце, то могу действительно сказать — «как в воскресный день». До поездки на мыс Челюскина остается четыре недели, которые быстро промелькнут, и их надо провести с пользой.

Матисен отправился в свое первое санное путешествие в сопровождении «жизнерадостного» Стрижева. Эта пара представляла яркую противоположность паре Коломейцева и Расторгуева. Прощаясь с Расторгуевым, я пытался разъяснить ему, что предстоящая поездка должна быть неизмеримо легче нашей поездки на острова в 1893 г., но это не особенно на него подействовало: он опасался отсутствия дров и холода в пути. Безусловно, для этой поездки требовалось некоторое геройство. Он попросил, в случае своей гибели, переслать небольшой пакет, который вез с собой, своим близким в Якутск.

— Хорошо,— ответил я,— а если я погибну, то прошу тебя послать мой пакет в Дерпт.

Он засмеялся, и мы весело расстались.

Вес в 240 кг, несмотря на мои старания, не удалось выдержать — Матисен отправился в путь с нартой, на которую было погружено до 270—280 кг.

Теперь у нас остается только одна пригодная упряжка, поэтому надо ограничить поездки за дровами, тем более что плавник приходится, искать все дальше и дальше. Последний раз топливо было найдено в 14 км при входе в пролив Фрама.

Вчера я совершил прекрасную экскурсию на остров Нансена. Было тепло — солнце уже заметно греет. Поднявшись на юго-восточную вершину острова Нансена, я увидел благодаря рефракции один из островов Норденшельда так же отчетливо, как берега острова Таймыр. После этого я повернул обратно к «Заре», которая со своими мачтами казалась на фоне холмов острова Нансена как бы игрушкой. В это время солнце склонилось к горизонту, и вновь образовался темный сумеречный сегмент, а над ним светло-фиолетовая завеса. На небосклоне перисто-слоистые облака были освещены заходящим солнцем, их нижний край принял золотисто-желтую окраску. Когда солнце скрылось и на западе, запылала кроваво-алая заря, фиолетовые облака красиво выделились на оранжевом фоне, затем расправились в горизонтальные полосы и опустились к горизонту. Вся картина имела необычайное сходство с игрой полярного сияния.

Прерываю свои записи. Завтра хочу описать последний день наблюдений и установить связь между рассказами Джергели и явлениями природы; имею в виду звуки полярной ночи, и рассказы Джергели об «Ичите» — духе-хранителе у якутов.

Суббота 9 марта. Днем производилась уборка и чистка. Я велел трем матросам основательно вычистить лабораторию, которая из-за ламповой копоти и пребывания собак стала невыносимо грязной.

Воскресенье 10 марта. Как вахтенный офицер я сменил доктора и весь день занимался разработкой литературных заметок о северном сиянии.

Наконец имеем свежее мясо для цинготных благодаря убитому доктором оленю. Ночью я посетил без предупреждения помещения команды. Нашел, что пол в помещении машинистов невероятно грязен; кроме того, там понапрасну горела керосиновая печка — было настолько тепло, что Огрин, только что вернувшийся с вахты, сидел в нижнем белье. В воскресенье утром на экскурсию, помимо доктора, ушел Бируля. У него что-то произошло с маузером, и это чуть не стоило ему жизни. Он кинул на снег заряженный маузер, не поставив на предохранитель взведенный курок. Последовал выстрел, и пуля просвистела у него над ухом. В 7 часов 30 минут вечера Бируля по моей просьбе прочел доклад для команды на тему: «Природа южных полярных стран».

Понедельник 11 марта. Я проводил доктора на охоту. Чтобы привезти убитого накануне оленя, были запряжены в нарту собаки. Носов управлял упряжкой, сопровождающим пошел Толстов, который так быстро бежал рядом с нартой, что у него нельзя было заподозрить и следа перенесенной им цинги. Убитый олень оказался молодой самкой, впервые стельной. Как я слышал от промышленников, стельные самки оленя не сбрасывают рогов до отела. Выпотрошенный доктором олень еще не успел замерзнуть. Накануне было тепло, 13° мороза, и в брюшной полости оленя кровь оставалась жидкой. Носов сразу же выпил полную горсть крови, но нашел ее не такой вкусной, как у только что убитого животного. По словам Евстифеева, свежая кровь является лучшим средством против цинги, и я могу себе представить, как горячо он будет рекомендовать это лекарство нашим больным.

Вчера перед уходом я отдал распоряжение вымыть основательно с мылом полы и стены наших кают. В помещении команды в этом не было надобности, так как его мыли еженедельно по субботам. Пол в помещении машинистов я распорядился покрыть линолеумом.

Пятница 15 марта. Со среды на четверг я нес вахту. Был хороший день, лишь под утро ветер посвежел и перешел сегодня в шторм. Солнце уже заметно греет. В 10 часов утра ящик с термометрами согрелся на полградуса, поэтому я перенес его в тень на другой столб и решил соорудить вокруг стенку из снега. Фома и боцман были весь день заняты этой работой. В 2 часа дня на солнце на поверхности снега было по ртутному термометру —23,5° и одновременно спиртовый (минимальный) термометр показывал в тени —27,7°.

Анемометр я распорядился установить на крыше наблюдательной станции. Погода была неустойчива, порывистый ветер резко менял направление почти каждый час — с юго-востока на север и снова на юг; его скорость менялась от 0 до 8 и 10 м. Стрелки унифиляра проявляли большое беспокойство, так что можно было ждать полярное сияние, которое и в самом деле засветилось в 9 часов вечера. Помимо нескольких корон в зените и одной спиральной ленты, меня заинтересовала неподвижная дуга, появившаяся после 10 часов, которая в южной части становилась все интенсивнее и начала светиться. Эта дуга была настолько постоянна и отделялась от неба настолько резко, что производила впечатление темного сегмента. Позднее с юга поднялось к зениту еще несколько дуг. Оставалось установить, не возникла ли южная часть вследствие перехода некоторых дуг через зенит с севера? Бируля вел наблюдения с 8 часов 30 минут до 9 и я узнал от него, что действительно много дуг перешло через зенит.

Это явление оказалось во многих отношениях поучительным. Если бы Бируля не наблюдал перехода лент через зенит, можно было бы легко прийти к заключению, что мы находимся здесь в «нейтральной зоне», ибо на юге тоже образовалась дуга. Позднее удалось установить явную связь между интенсивностью полярного сияния и магнитным возмущением, так как стрелка унифиляра резко колебалась.

Явление, образовавшееся на юге, для наблюдающего с юга будет представляться образовавшимся, естественно, в северной части. Это наблюдение должно было бы привести к разрешению вопроса о главных путях максимумов северных сияний. Величайший интерес представило бы сравнение этого явления с наблюдениями Нансена, которые он проводил зимой 1894/95 г. на том же магнитном меридиане.

По завершению обработки нашего материала по полярным сияниям было бы интересно поставить на ближайшем полярном конгрессе вопрос об одновременном проведении таких наблюдений.

Не говоря о приобретенных навыках, суточная вахта в это время года проходит несравненно легче, чем полярной ночью. Прекрасная ясная и теплая погода (около —25°) соблазняла меня проводить больше времени на открытом воздухе. Я стал упражняться в ходьбе на канадских лыжах, на которых был очень неловок. В снежном домике благодаря ледяному окну стало настолько светло, что я мог читать без лампы до 5 часов вечера, в связи с чем меньше утомлялся. Кроме того, после упразднения дежурства матросов они являлись теперь лишь в утренние часы, чтобы произвести уборку, заправить лампу, принести лед и т. п. Вахта в снежном домике оживлялась заботой о щенках, особенно когда представлялся случай с ними поиграть. Зееберг усовершенствовал ящик, в котором спали на пакле четыре собачонки, снабдив его поднимающейся вверх двухстворчатой крышкой, у верхнего края которой он оставил свободное пространство для притока воздуха. Таким образом, вахтенный мог спокойно выйти из дома, не опасаясь, что оставшийся молодняк в жажде подвигов напроказит — проглотит, например, том рассказов Короленко, как это случилось во время последней вахты Бирули, или же использует для подстилки шапку из ангорской шерсти. Теперь наблюдатель, прежде чем покинуть дом, быстро засовывает всю компанию в ящик и из него выглядывают только мордочки собачек. Такое устройство полезно, кроме того, в том отношении, что щенята обеспечены более спокойным сном, так как их ночной покой не нарушается при зажигании керосинки для кипячения чая и т. п. Это обстоятельство особенно радует их приемного отца и воспитателя Зееберга. Его воспитание приносит уже хорошие плоды: Маруся, как только поднимается крышка, выбегает по собственному побуждению в сени для совершения туалета и трое остальных должны более или менее добровольно следовать ее хорошему примеру. Секрет этого воспитательного метода состоит в том, что педагог начал давать щенкам теплую пищу в коридоре, и теперь вечно голодные щенята охотно туда выбегают. Когда у щенят пропадает охота играть, они греются у горящей керосинки, тесно прислонясь к ней. Бывали случаи, когда они в оживленной игре опрокидывали горящую печку, как было недавно во время вахты доктора, который обычно больше других радуется безудержной резвости маленьких существ. Можно быть уверенным, что он не наказал щенят за эту шалость, чего не упустил бы сделать Зееберг из педагогических соображений, без особой, правда, суровости. Колчак же хватает их грубее, как придется, за заднюю лапу, за морду или еще как-нибудь, чтобы водворить в ящик «ли выставить в сени. Ради щенят я поддерживал температуру в прошлую вахту почти постоянно выше 0°. Физически животные развиваются медленно, что, очевидно, следует отнести за счет низкой температуры. Их сверстники, содержащиеся в теплых помещениях, уже давно обогнали их ростом.

В сильную вьюгу, при южном ветре 10 м/сек я вернулся вчера с дежурства на канадских лыжах. Чтобы пройти на канадских лыжах от острова до судна, мне потребовалось на 5 минут больше, чем пешком! Необходимо продолжать тренировку.

Во время вахты Зееберга при обходе жилых помещений команды обнаружилось, что в помещении машинистов горела не только керосиновая печка, хотя температура была +15°, но и лампа, подвешенная под самым потолком. Потолок сильно нагрелся и потемнел. Такое разгильдяйство могло окончиться большой неприятностью! Я передал гидрографу маленькую тетрадку, в которую вахтенные офицеры должны отныне заносить три раза в день температуру всех трех жилых помещений команды. Кроме того, я распорядился, чтобы каждый вахтенный офицер и научный сотрудник производили ночью проверку помещений, что теперь ревностно выполняется. В течение всего дня я основательно просушивал свою койку. Вечером играли в вист, к игре привлекли также и Зееберга.

Сегодня день моего рождения. Пирог с горящей свечой в центре украшал стол за утренним кофе. К завтраку я извлек одну из запаянных жестяных банок и коробку великолепных сигар. К обеду будет очередь за бенедиктином, который явится неожиданностью наряду с шоколадными пирожными и соленым жареным миндалем; остальное думаю сохранить до следующих рождественских праздников, и таким образом мы получили удовольствие лишний раз вспомнить о милых друзьях. У всех хорошее деловое настроение. Надеюсь, что величайшие трудности привыкания к этой тяжелой обстановке уже преодолены. За последние две недели у нас впервые разразилась настоящая буря. Надеюсь, наши путешественники проехали уже далеко. Сегодня, на одиннадцатый день своего путешествия, Коломейцев достиг, вероятно, Таймырского озера, а Матисен мог уже добраться до крайней точки своего пути.

4 часа дня. Дома теперь полдень! Скоро моя дочурка придет из школы и наверняка у нее найдутся в этот день слова утешения для матери, все мысли которой обращены сюда. Для моей семьи разлука была бы большой несправедливостью, если бы я не надеялся вернуться отсюда более умудренным и созревшим человеком. Для этого необходимо напряжение всех духовных сил, подчинение высоким нравственным законам, когда обостряется совесть, усиливается строгое отношение к себе, обуздывается темперамент и сердце становится более восприимчивым в любви к окружающим. Я думаю, что имел право и даже был обязан следовать своим личным побуждениям, предприняв эту экспедицию. Надеюсь, что при развитии таких качеств, как выдержка и самоотверженность, моя работа окажется полезной и плодотворной для науки, а косвенно и для будущих поколений. Но что же является положительным в моей природе? Что дает мне право следовать развитию своей индивидуальности?.. Вся моя жизнь проходит перед моим взором... наследственность и воспитание создали противоречия, которые должны быть преодолены упорной работой над собой по мере накопления жизненного опыта!

Понедельник 18 марта. Возвращаюсь к своему дневнику. Сначала о дне рождения. Торжество прошло задушевно и тепло. Обед явился непревзойденным произведением искусства Фомы. Вокруг тарелки с паштетом лежало написанное им красным и синим карандашом на длинной полоске бумаги меню, украшенное по краям бахромой. Оно было написано малоразборчивыми буквами. В дополнение доктор передал мне красивую карточку-меню:

Суп „Северное сияние"

Ветчина с гарниром

Песочное пирожное

Кофе с бенедиктином

Над текстом находился юмористический рисунок: три охотника застигнуты врасплох свирепо наступающим на них мамонтом, от которого они обращаются в бегство. На заднем плане виден залив «Зари» и сама «Заря». Праздничный обед начали с тминной водки. Бутылку тминной и бутылку рому я дал команде в ознаменование торжества. Суп был действительно вендом кулинарного искусства нашего полярного кока. Ветчина с овощными консервами в виде спаржи и горошка тоже соответствовала торжественному дню. Превосходно было и песочное пирожное, но оно легло камнем в желудке, а приготовленный из жженого сахара вензель нельзя было отодрать от нёба. Пока мы расправлялись с песочным пирожным, доктор принес подарок своего друга — бутылку шампанского. Колчак произнес торжественный тост, пожелав мне успеха в достижении цели и высказав общее пожелание отметить в будущем году этот день на Земле Санникова. В ответ я сказал приблизительно следующее:

— Сегодняшний день могу сравнить с остановкой у верстового столба на трудном пути. Оглядываясь, обозреваешь то, чего добился на этом пути при достижении своей жизненной цели и стараешься справедливо оценить то, чему научился и тех, кто этому способствовал. Насколько этот последний участок пути оказался для меня труден, я не буду здесь говорить, но хочу сегодня выразить глубокую благодарность своим товарищам не только за то, что они делают для экспедиции, хотя их труд значительно больше, чем я ожидал, но и за то, чему я научился от каждого из них в отдельности. Я рад выразить вам сегодня самую горячую благодарность и обещаю остаться навсегда вашим верным старшим товарищем.

Затем последовало пение.

Аромат прекрасных сигар смешался с ароматом привезенного с родины кофе. П од вечер началась оживленная партия виста, продолжавшаяся до второго часу ночи. Бутылка бенедиктина была осушена за приятной беседой.

В три часа утра мы расстались.

Пятница 22 марта. Около 6 часов вечера вернулся Матисен веселый и довольный. Он прошел на север по меридиану мыса Лаптева и проследил ряд островов вплоть до 77°. Повернув на запад, он натолкнулся на торосы, преградившие ему дальнейший путь, и по их кромке повернул назад, так как собачий корм был израсходован ранее, чем он рассчитывал. Стрижев кормил собак, очевидно, сверх .положенной нормы в расчете скорее вернуться домой. Таким образом, Матисен приехал обратно на 15-й день. Трещин нигде не было видно. На обратном пути они тщетно преследовали трех медведей.

Поездка Матисена не разрешила вопроса о проблематичном мысе «Северо-Западном», и он с удовольствием согласился продолжить, по моему предложению, поездку. Видимо, местонахождение этого мыса останется загадкой, а пока не ясно — какой именно из маленьких островов был принят Лаптевым за мыс материка. Когда Матисен вернется из своего второго маршрута, он передаст мне отчет о всей поездке.

Я прочел с наслаждением два рассказа Бьернстерне-Бьернсона: «Арне» и «Синнове Сольбаккен». Свежесть его описаний природы пленила меня. Перед глазами у меня все еще стоит великолепный ландшафт, которым мы в последний раз любовались вдвоем во время поездки через горы из Христиании до Бергена. Привожу строфы из «Арне», где говорится:

Я постоянно говорил себе, что при других склонностях, чем у меня, было бы возможно создать что-либо на поприще науки, оставаясь дома, но по своей натуре я могу только «в манящих далях» совершить что-либо значительное. И вот я должен был просить тебя принести тяжелую жертву, которую требовала моя работа.

Эта работа дает мне ту творческую силу, о которой Арне поет в своих песнях:

Суббота 23 марта. Обращаясь к истории животного мира Новосибирских островов, прихожу к мысли, что тех гигантских животных не могли спасти от гибели ни толстая шкура, ни излишнее развитие огромных бивней. Причина вымирания мамонтов могла лежать в ограничении свободы передвижения при их индивидуальной склонности передвигаться через большие пространства, когда они следовали в поисках пищи. Таким образом, причина их вымирания лежала в утрате связи с родиной, быть может вследствие наступания моря и оледенения почвы.

Воскресенье 24 марта. Великолепная, но холодная погода —40° мороза и штиль. На смену алым вечерним сумеркам пришла светлая лунная ночь с северным сиянием. Вечером Колчак продолжил свой доклад о Великой Северной экспедиции.

Понедельник 25 марта. Матисен отбыл в 12 часов дня. Перед отъездом он передал просьбу Фомы взять его в следующий раз в поездку на 1—2 месяца на открытие новых островов, так как ему «надоел камбуз». Каюром с Матисеном на этот раз едет Носов. Даю Стрижеву отдых. В поездку назначил новых собак, на смену прежним, которым необходимо отдохнуть. Погода ясная и тихая при —30°. Когда мы вышли провожать Матисена, я обратил внимание, что одна из остяцких собак заболела белой течью из носа; пришлось распрячь ее и заменить другой.

Зееберг предложил сегодня перевести щенят из лаборатории в ледяной домик на острове. Он взял их с собою, чтобы во время своего дежурства устроить с остальными щенками. Гидрограф ушел рано утром на топографические работы, а я работаю без особой последовательности над основными понятиями определения места, фотограмметрией, историей полярных экспедиций, Северо-Восточного прохода и т. д. Притом у меня на совести лежат еще два дела: изучение физических и оптических свойств льда и проявление сентябрьских снимков.

Наши цинготные больные почти все поправились, только Пузырев чувствует небольшую одеревенелость в ногах и Безбородов ощущает незначительные боли в суставах ног. Это, однако, не помешало ему просить сегодня стоять вахту, против чего возражал доктор.

Вторник 26 марта. Вчера я предложил Бируле предпринять двух-трехдневную экскурсию к «Черной горе». Он с готовностью согласился. Я хотел бы согласно своему заповедному желанию установить на вершине горы минимальный термометр. Хотя это несколько запоздало, но и теперь интересно определить разницу между минимальными- температурами на горе и в долине. Одновременно Бируля произведет топографическую съемку южной бухты до этого места, воспользовавшись общим видом с «Черной горы». Там, где гора спускается к берегу моря, Бируля заложит у подножия или на склоне в обращенном на север снежном сугробе продовольствие для двух человек из расчета на семь дней. Кроме того, Бируля должен подвезти туда для топлива немного плавника. Из инструментов, кроме пелькомпаса и анероида, даю ему гипсотермометр.

Когда я вернулся в 6 часов 30 минут вечера с лыжной экскурсии к юго-западному берегу гавани Арчера, зачерненный термометр показывал на солнце — 19°. Мне было настолько жарко, что я вынужден был снять меховую шапку с вспотевшей головы, но вскоре порывистый ветер принудил меня надеть еще ушанку под меховую шапку. Сегодня я окончательно убедился, что настоящим лыжником не смогу больше стать, но тем не менее буду дальше тренироваться в беге, хотя мое продвижение со скоростью улитки бегом нельзя назвать.

Был прекрасный день, я дошел до водораздела между гаванью Арчера и южной бухтой, откуда видна цепь гор, доходящая вплоть до «Черной горы» (?). Солнце было окружено большим гало, а ниже и справа темнел мглистый конус. На объятой тишиной и безмолвием тундре виднелись следы лемминга и горностая. Временами были слышны как бы ружейные выстрелы— это трескался морской лед. «Заря» была скрыта островом Наблюдений. Обернувшись, я неожиданно увидел как раз в том направлении, где должно было находиться судно, колебавшийся при ветре серый столб дыма. Хотя я и убеждал себя, что это лишь атмосферное явление, мне было трудно отрешиться от мучительной мысли — что же именно следует предпринять, если это дым, поднимающийся от кучи пепла погибшей в пламени «Зари»? Только когда стройные мачты яхты показались из-за острова, моя тревога рассеялась и я умерил шаг.

Дома я встретил всех в сборе. Доктор охотился безуспешно: поднявшийся поземок помешал ему как раз в тот момент, когда он приблизился на 150 шагов к стаду оленей. Отставляя ружейный предохранитель, он поморозил себе пальцы настолько, что они мигом буквально «зазвенели».

После обеда поднялся резкий восточный ветер, и в вантах зазвучала знакомая музыка. Завтра надо ждать шторма и на вахте у меня с универсалом опять ничего не получится!

Пятница 29 марта. Стрижев проводил меня на остров, чтобы покормить щенят, почистить лампы и проч. Дорогой я сообщил о своем намерении послать его на два-три дня сопровождать Бирулю к «Черной горе». На мой вопрос, чувствует ли он себя здоровым и отдохнувшим, он ответил, что ощущает боли в ножных мускулах, и действительно на другой день у него появились багровые пятна на ногах. Это уже пятый случай цинги! Кто знает, какие последствия для хода экспедиции повлечет за собою цинга? В связи с отсрочкой поездки Бирули к «Черной горе» моя экскурсия на полуостров Челюскин будет затруднена. Едва ли я рискну взять Стряжева в изнурительную поездку, даже если в течение двух остающихся до отъезда недель исчезнут симптомы его болезни. Возможность рецидива во время санной поездки кажется мне вполне вероятной; тогда пострадает не только работа, но и сам он будет подвержен опасности.

В мое дежурство, во время шторма 19—20 м/сек при максимальной температуре —9,8°, намело огромные снежные сугробы, и мне пришлось выбираться из сторожки на четвереньках, а возвращаясь обратно, я вполз в нее задом наперед; при этом моя ветровая одежда, раздувшаяся, как бочка, и замерзшая колом, загородила вход и мне стоило огромного труда пролезть. Прежде чем снять показания анемометра, я должен был прочно укрепиться на крыше домика, чтобы не потерять равновесие. Наблюдения, на которые обычно требовалось 10—15 минут, длились теперь, включая одевание и раздевание ветронепроницаемой одежды, 25—30 минут, так что между каждой серией наблюдений оставалось едва полчаса времени, чтобы приготовить пищу и чай и заняться собаками, число которых возросло до десяти. Все же мне удалось углубиться в чтение истории о несчастьях Марии Антуанетты по описанию Клары Чудис. Я не мог не согласиться с приведенным в качестве эпиграфа изречением Цицерона: «Свойство величия души и мужества заключается в том, чтобы ничего не страшиться, стоять выше событий и не признавать ничего непреодолимого в человеческой судьбе» («Долг» Цицерона).

После прекрасной погоды начался новый период штормов. Сегодня третий день не прекращается юго-западный ветер. Барометр продолжает падать. Снежная буря намела с правого борта «Зари» огромные сугробы. Отгребание снега от бортов судна, с палубы, с брезента, натянутого над палубой, и с ботов требует немало сил. Сегодня вычищено и высушено верхнее помещение для ванны, в котором находились четыре красивых белых щенка. Для них и для остальных щенков, находившихся до сих пор в камбузе и в кубрике команды, устроены на фордеке бочки с захлопывающимися дверками, обложенные кругом снегом. Чтобы избежать распространения сырости в жилых и рабочих помещениях, я намерен устроить особую сушилку.

Суббота 30 марта. Со вчера на сегодня я взял на себя судовую вахту. Совершая обход в час ночи, я обнаружил значительную сырость во всех помещениях; велел как следует протопить утром печи дровами. В 7 часов утра я снял показания барометра, а Зееберг завел хронометры. Мы их выдерживаем при возможно постоянной температуре, около — 16°, которая заносится в книгу, что входит в обязанности вахтенного, как и вычерчивание кривой температуры жилых помещений.

Воскресенье 31 марта. Коломейцев снова возвратился!

Понедельник 1 апреля. Значение этого неожиданного события нельзя не доучесть, принимая во внимание наступившее время года! Коломейцев прошел 20 км вверх по реке, которую он принял за Таймыру. Достигнув ее истоков, он пошел в западном направлении через тундру. На пути встретил каменистые россыпи, по которым передвигался с трудом, проходя не более 7 верст в день. Следующая река была шире и вела дальше на запад. Дойдя вниз по течению до устья, он решил вернуться к нам. Оказывается, река Таймыра впадает вовсе не в тот залив, который мы принимали за Таймырский, а в тот, который мы рассматривали как нансеновский залив Толля. Река Таймыра должна быть наконец найдена, и скоро! Потерянные два месяца невозместимы — теперь невозможно уже отправить почту зимним путем. Для этой поездки пришлось бы лишиться собачьей нарты в сопровождении такого каюра, как Расторгуев!

Вторник 2 апреля. После того как я сегодня ночью хорошо выспался, мне представляется лучшим следующий выход. В предположении, что Таймыра впадает не в так называемую Таймырскую бухту, а в залив Толля, невозможно снабдить Коломейцева продовольствием на весь путь, так как ее устье лежит в два раза дальше; придется устроить промежуточный склад на пути к Таймырскому озеру, а затем на байдарке подняться вверх по реке Таймыре. Чтобы отыскать ее устье, я отправлюсь 16 апреля с Колчаком, с нами пойдет и Коломейцев. На трех нартах зайдем в залив Толля, отыщем устье реки и, убедившись, что это действительно Таймыра, проводим Коломейцева до озера. Без преувеличения можно считать, что на поиски устья уйдет неделя; тогда Коломейцеву для поездки на юго-восток останется провианта еще на 33 дня. Если он оставит свой груз на Таймырском озере и налегке отправится через тундру, то через 23 дня доберется до первых поселений. Отсюда Расторгуев должен попытаться вернуться на оленях. Если это удастся, все будет в порядке. В случае, если Коломейцев не сможет добраться санным путем до Дудинки, то ненцы переправят его через тундру и летом.

Четверг 4 апреля. Во время моего дежурства Матисен сообщил по телефону о своем возвращении. Он объехал остров Нансена, положил на карту два. ближайших маленьких островка из архипелага Норденшельда и запеленговал несколько других. Между островом Нансена и ближайшими островками был лед, который, как считает Матисен, не взламывался прошлый год. По другую сторону островков находились параллельные гряды торосов. В течение двух дней Матисен безуспешно пытался преодолеть торосы, затем отказался от своего намерения и, обойдя северный берег острова Нансена, прошел вдоль юго-западного берега до Волчьего залива (?).

Вчера я вызвал Расторгуева на остров и сообщил о своем решении отправиться с ним до реки Таймыры. Я сказал, что как только он встретит ненцев, то тотчас же вернется с ними на оленях. На поездку к Енисею времени не останется. Этим он был доволен. Позже, совершая оздоровительную прогулку, пришел ко мне Стрижев. Когда разговор коснулся цинги, Стрижев сказал, что эта болезнь была совершенно неизвестна в Усть-Янске и утверждал, что в течение всей зимы он питался там гнилой рыбой и что пища здесь много лучше. По словам Расторгуева, рабочие на золотых приисках также страдали в тайге цингой, хотя их питали свежим мясом, луком и свежевыпеченным хлебом и жили они в сухих бревенчатых домах!

Дни так быстро мелькают, что я беспокоюсь, сумею ли подготовиться к отъезду.

Завтра Толстов заканчивает устройство сушилки, и я снова смогу работать в лаборатории. На пасху хотелось бы на острове устроить «Марсово поле», чтобы повеселить «народ». Надеюсь, что это удастся.

Суббота 6 апреля. Сегодня приступил к детальному планированию предстоящей поездки. Кроме того, провел лекцию о высотных измерениях. Стрижев, а также и Пузырев чувствуют себя бодрее.

Воскресенье 7 апреля. Вербное воскресенье. Сегодня ночью было —30°. Тихо и ясно, великолепный зимний день, только чрезмерно много света; на солнце уже тает. Мои мысли обращаются к дому — ты все еще ждешь известий и кто знает, когда они дойдут? У детей начались пасхальные каникулы и они рады весне. Журчат ручейки, стекая вниз по Домбергу; скоро на улицах будут ломами сбивать лед и будет слышен стук железа о мостовую, который в юности так часто звучал у меня в ушах и вызывал постоянно ощущение приближающейся весны, тоску по свободе, стремление покинуть город и выйти на широкий простор! Сейчас я вышел в далекий мир, добился -своей мечты, но сколько препятствий надо еще преодолеть, раньше чем будет разрешена моя задача! Прежде всего вопрос о поездке Коломейцева.

Понедельник 8 апреля. Сегодня утром я совещался с Колчаком, а вечером с Зеебергом; последний вызвался сопровождать Коломейцева до встречи с ненцами. Серьезно обдумаю его предложение и, возможно, дам согласие.

Пятница 12 апреля. Со среды на четверг я провел свой последний день наблюдений на острове. Около трех часов пришел Коломейцев, и состоялся длительный разговор об его путешествии, который -не привел 'пока к определенным результатам. Когда я вчера утром пошел обратно на «Зарю», мне навстречу вышел доктор. Его лицо казалось осунувшимся и чужим, так как за последнее время он сильно похудел после желудочного заболевания. Приветствуя меня, доктор сообщил, что найден исключительный выход: Коломейцев задумал ехать другой дорогой, а именно — на Гольчиху вдоль морского побережья, где дорога лучше, расстояние короче и путь известен. Короче говоря, доктор пришел, чтобы склонить меня в пользу этого решения. Хотя Коломейцев и ошибается, так как в действительности эта дорога вдвое больше, я не хочу его удерживать и предоставляю ему возможность ехать избранным им путем. Так или иначе придется пожертвовать Расторгуевым и упряжкой. Отсюда до Гольчихи около 60 дневных переходов. Я могу дать 8 собак и хочу поручить Бируле проводить его приблизительно на расстояние 200 км, до мыса Стерлегова, следовательно 100 км за склад Миддендорфа. Сопровождая Коломейцева в течение 10 дней, Бируля разгрузит на это время его нарты. Маршрут Бирули может быть увязан на обратном пути с запланированной поездкой к «черной горе». Как бы то ни было, я должен отправить сначала Коломейцева, а потом могу выехать сам.

Через два дня пасха! Никаких известий от тебя! Кто знает, сколько еще это будет продолжаться и когда ты получишь мои письма?!

Вскрытие Енисея у Дудинки 13 и 14 июня н. ст.

Вскрытие Енисея у Терехина (70°30/) 21—28 июня н. ст.

Вскрытие устья Енисея (72°) 10 июля н. ст.

Суббота 13 апреля. Опять великолепная погода. На солнце — 2,5°, в тени — 20°. Фактически уже давно тает, хотя и без подтверждения термометром. Лучшая пора для поездок упущена, утрата невозвратима!

Сегодня наступает большой праздник; Фома суетливо готовится и хлопочет. Всю неделю он не давал доктору покоя своими многочисленными просьбами, которых тот не мог удовлетворить: это были то шафран, то карамель, то ром для «бабки», то одно, то другое. Фома приготовил из шоколада яйца, сварил окорок, спек кулич; кто знает, что бы он еще придумал, если бы получил от доктора необходимые приправы, непростительно забытые, по его мнению, при снаряжении экспедиции. Всю неделю мы по очереди мылись в ванне. Фома и здесь хлопотал, стараясь установить строгий порядок купания. Являясь одновременно экспедиционным рабочим, каковую должность он выполняет с достоинством, Фома хочет, видимо, совместить с этим призвание банщика.

К полуночи у нас будет накрыт по русскому обычаю пасхальный стол со всей возможной торжественностью.

Сегодня я велел принести неотправленную до сих пор почтовую посылку и изменил текст телеграммы, так как невозможно своевременно отправить почту, как и получить ответную. Я готов на любую жертву, чтобы довести дело до конца. Терпение, терпение и мы снимемся наконец с этой песчаной мели!!

Пасхальное воскресенье, 14 апреля. Облачное небо, —9° и легкий снегопад. Снежинки падают правильными звездочками, я наблюдаю это здесь во второй раз. Пасхальную ночь провели торжественно. В 10 часов вечера Фома накрыл пасхальный стол белым полотном, на нем празднично красовался разукрашенный окорок, возвышалось три кулича, для каждого из нас было приготовлено по шоколадному яйцу и два для меня. Офицеры были одеты в тужурки, Зееберг вышел в крахмальном воротничке и галстухе. Помещение команды было украшено флагами. Здесь также был накрыт пасхальный стол, еще богаче уставленный различными консервами. Над столом красовалась сделанная Пузыревым с большим вкусом люстра со множеством восковых свечей.

Мы отдали должное мастерству Фомы. Куличи лежат у нас в желудке тяжелым камнем, как порфир или гранит, которых они напоминают по своей структуре и весу. Сегодня «Заря» красуется, вся убранная флагами. К обеду ожидается в изобилии хорошее угощение, команде будут поданы сосиски с капустой (доктор ходил вчера на охоту в поисках свежей оленины к праздничному столу, но безуспешно).

После обеда было организовано «народное увеселение». Призовая стрельба прошла очень оживленно. Перед началом стрельбы Матисен скомандовал парадный марш. Из-за отсутствия тренировки и отчасти из-за двух пар цинготных ног команда так промаршировала, что у более критически настроенного командира волосы встали бы дыбом, тем не менее этот полярный парад вполне удовлетворил командира. Затем был дан сигнал артиллерии, и после длительных интервалов, заполненных различными шутками и остротами по поводу необычайной быстроты обслуживания пушки, последовало три пушечных выстрела. Вслед за этим началась призовая стрельба, которая привела к совершенно неожиданному результату: на первое место вышел Фома! Оказывается, старательный и честолюбивый мастер поварского искусства систематически упражнялся в стрельбе. Вторым был Шервинский, третьим Клух. Участники стрелковых состязаний получили в подарок по разукрашенному яйцу величиной со страусовое, которые были высланы вслед нам из Петербурга в Екатерининскую гавань. В каждом яйце, кроме всевозможных полезных и красивых предметов находилась бутылочка водки, но так как накануне я угощал всех тминной водкой, то счел за лучшее сохранить эту водку до другого случая. Однако в предназначенном для Евстифеева сюрпризе я оставил бутылочку, содержащую около четырех рюмок водки, так как наш «старик» имеет слабость к этому напитку. Сегодня утром он выглядел великолепно, гордо выступая на вахте в пальто, барашковой шапке и с манишкой на груди. 

Лагерь Бирули и Вальтера на южном берегу Таймырского пролива во время летней экскурсии

„Камень Миддендорфа" — глыба кварца на острове Бэра

Вторник 16 апреля. Со вчерашнего дня, как и следовало ожидать, после продолжительной прекрасной погоды началась буря с северо-западным ветром в 16 м/сек, который повернул сегодня на юго-запад. Этим снова задерживается отъезд Коломейцева. Вчера я составил телеграмму президенту Академии наук и сообщил о случаях цинги. Дополнительно напишу несколько писем. Будет ли эта почта доставлена по назначению или снова вернется обратно?

Среда 17 апреля. Третий день продолжается шторм; в силу этого путешественники сегодня все еще здесь. Вчера вечером опять падали снежинки редкой формы — соединенные по нескольку звездочек на одной оси.

Четверг 18 апреля. Буря улеглась, и в 2 часа дня обе нарты тронулись в путь. Коломейцев был бодро настроен, Расторгуев казался очень задумчивым. Надо надеяться, что Бируля вернется из этой поездки освежившимся и удовлетворенным, как возвращались до сих пор и все остальные. Придется ли мне отсылать почту еще и в четвертый раз? Тягостное чувство — писать письма своей любимой, не зная при этом, когда они дойдут и дойдут ли вообще?

Так как после моего отъезда здесь останутся только три собаки, которые в состоянии еще немного работать, то откладываю свой отъезд на послезавтра, чтобы моя упряжка подвезла две нарты дров.

Пятница 19 апреля. Отправляюсь в путь! Погода прекрасная. Весь день я укладывался и прибирал, чтобы оставить все в порядке.

 

ВТОРАЯ САННАЯ ПОЕЗДКА НА ПОЛУОСТРОВ ЧЕЛЮСКИНА

Первая съемка берегов Таймырского полуострова была произведена, как известно, Великой Северной экспедицией.

В 1741 г. Харитон Лаптев сделал попытку добраться на собаках из устья реки Таймыры до мыса «Северо-Восточного». Он выступил 10 мая, но четыре дня спустя заболел снежной слепотой и был вынужден повернуть обратно. Через неделю он снова приехал в устье Таймыры, в хижину, которая служила пристанищем для первого зимовщика в устье Таймыры — якута Фомы, занимавшегося здесь рыбной ловлей и охотой на песца.

После тщетного похода на север Лаптев предпринял 20 мая съемку и описание побережья до устья реки Пясины, куда прибыл 9 июня. В июле он достиг Туруханска на Енисее.

В следующем, 1742 г. помощник Лаптева штурман Челюскин впервые обогнул на собаках, начиная от устья реки Хатанги, северную оконечность Азии и 7 мая достиг мыса, названного его именем. От этого мыса он повернул на юг к устью реки Таймыры и до 15 мая ехал по льду вдоль берега; встретив в этот день посланного ему навстречу Лаптевым унтерофицера Хорошева, поехал дальше через тундру к устью Таймыры. В каком именно месте Челюскин перешел с морского льда на берег и какого числа он достиг устья Таймыры, из найденных дневников Челюскина не видно. Этот вопрос остается не освещенным, так -как весь географический материал этой большой экспедиции, очевидно, потерян. К сожалению, не увенчались успехом все усилия найти в архивах Петербурга, в том числе в архивах Гидрографического департамента, подлинные карты, составленные этой экспедицией. Таким образом, материал, послуживший основанием для старых карт, нам неизвестен. Позднее Соколов и Миддендорф составили карты по вновь найденным дневникам. На карте Соколова Таймырская губа простирается с запада на восток на 85 и с севера на юг на 75 морских миль (т. е. на 153 и 135 км). Залив открыт к северу, он почти равномерной ширины и ограничен с запада и востока материком. Устье Таймыры находится в юго-восточном конце залива, приблизительно под 99° в. д. и 75°35' с. ш. Суша, ограничивающая залив с запада, оканчивается на севере «Северо-Западным мысом» под 76°38' с. ш. В прямолинейный, местами слабо извилистый берег не врезается ни одного глубокого фиорда или залива.

Существенное изменение дает составленная Миддендорфом по маршрутам Лаптева карта, на которой западная часть суши, заканчивающаяся «Северо-Западным мысом», отделена от материка проливом и, следовательно, должна быть островом. Известное путешествие самого Миддендорфа обогатило топографию этих мест прекрасной картой течения реки Таймыры, но, к сожалению, без указания географического местонахождения устья реки и залива. Миддендорф не мог проникнуть на своем боте в залив ввиду позднего времени года. Самой северной точкой, им посещенной, был остров Бэра.

Итак, Таймырская бухта сохранила на картах свою старую форму. Маршрутная съемка Ваганова, топографа экспедиции Миддендорфа, не показала большого различия в определении широт по сравнению с его предшественниками. Миддендорф считал, что ошибки в определениях широт офицерами Великой Северной экспедиции не превышают «нескольких минут»; напротив того, указания долгот расходятся с истинными на несколько градусов — так восточный Таймырский полуостров следует отнести на 4° к западу.

1878 г. ознаменовался первым плаванием вокруг Азии на «Веге». Высадка Норденшельда на остров Таймыр в открытой им бухте Актиния подтвердила предположение Миддендорфа о существовании Таймырского пролива, отделяющего остров Таймыр от материка. От мыса Лаптева на острове Таймыр Норденшельд направил курс «Веги» к мысу Челюскина, не заходя в расположенный южнее Таймырский залив и не ознакомившись ближе с расчленением берега на этом пути. Поэтому на общей карте, приложенной к описанию путешествия на «Веге», сохранено изображение Таймырского залива по Соколову и главнейшие изменения даны согласно карте лейтенанта Бовэ, который помещает устье пролива на широте Таймырского залива у мыса Миддендорфа.

Карта плавания Нансена на «Фраме» в 1893 г. не была еще опубликована до нашего отплытия из Европы, но Нансен лично передал мне набросок карты окрестностей острова Таймыр и данные нескольких астрономических наблюдений; благодаря этому экспедиция хорошо ориентировалась при розысках зимней гавани.

Вышедшие перед тем из печати эскизы карт Нансена, иллюстрирующие текст популярного описания путешествия и его научные доклады, вносят существенные изменения в очертаниях Таймырского залива. Согласно с этим на 76°32' с. ш. и 98°35' в. д. находится северная оконечность большой косы, которая, врезаясь в Таймырский залив в направлении юго-востока — северо-запада, суживает его наподобие фиорда. По ту сторону полуострова, названного Нансеном именем короля Оскара, он открыл еще много бухт. На 100°40' в. д. и на той же широте, как и северная оконечность, им открыта бухта Толля, затем севернее отмечен глубоко врезающийся в сушу фиорд Гафнера, над северным берегом которого возвышается характерная гора Кельха. В остальном Нансен согласен с контурами Таймырского залива по карте Норденшельда.

На основе этих и новейших открытий Нансена я думаю, что устье реки Таймыры находится в глубине залива, расположенного восточнее мыса Миддендорфа, а за полуостровом находится бухта Толля и затем уже следует фиорд Гафнера. Я еще более укрепился в своем мнении, когда увидел над северным берегом фиорда Гафнера характерную возвышенность, которую принял за гору Кельха. Однако, не видя описанного Нансеном мореноподобного холма, я предположил, что мыс мог остаться незамеченным в тумане, да и, кроме того, я не знал, в каком месте «Фрам» стоял на якоре. Таким образом, я считал, что достиг фиорда Гафнера, о географическом положении которого я не получил от Нансена никаких данных.

Исчисление курса по скорости движения собачьей упряжки имеет весьма приближенное значение, особенно во время пурги, когда собаки не точно выдерживают направление и их приходится то и дело направлять на верный курс. В таком положении мы оказались в октябре, когда по нашему расчету мы сделали 100 км к востоку от «Зари» к фиорду Гафнера и прошли 4° долготы. Уточнить местоположение фиорда можно было только после возвращения на «Зарю» при сравнении карманного хронометра с судовым.

После того как Колчак, вычислив свои наблюдения, получил 76°04'30" с. ш. и 99°?'?" в. д ., у нас возникли, разумеется, сомнения, которые возросли, когда лейтенант Коломейцев и доктор Вальтер в феврале, и первый из них в марте, не могли найти устья реки Таймыры в предполагаемом Таймырском заливе. В силу неблагоприятных обстоятельств и непогоды тогда невозможно было представить несомненных доказательств, что Таймыра впадала не в эту бухту.

Как бы то ни было, склад был заложен здесь в фиорде, так как отсюда я хотел попытаться пересечь полуостров Челюскина, чтобы, если окажется возможным, достигнуть восточного берега залива Фаддея и затем повернуть на север вокруг мыса Челюскина. Я намеревался предпринять это путешествие на двух собачьих упряжках. Меня и Колчака должны были сопровождать опытные каюры, по возможности Расторгуев и Стрижев. Но Расторгуев отправился тем временем с Коломейцевым на Енисей, а Стрижева, только что перенесшего заболевание цингой, я не рисковал брать в длительную и утомительную поездку и поэтому направил его с Бирулей в более короткий маршрут провожать Коломейцева до мыса Стерлегова; мне самому пришлось отказаться не только от лучшего каюра, но и от лучшей собачьей упряжки. Для своей поездки я наметил теперь в качестве каюров двух матросов, поморов, архангельских уроженцев — Железнякова и Носова. В течение зимы они обучались у Стрижева управлению упряжкой и уходу за собаками, а Носов ездил каюром в октябрьскую поездку для устройства склада. После отъезда Коломейцева и Бирули с 16 лучшими собаками, на «Заре» осталось только 12 собак, не считая занятых подвозкой дров. Мне пришлось запрячь по шесть собак в нарту, из них 10 восточносибирских и 2 ненецких.

Отсюда ясно, что продвигаться мы сможем очень медленно и то лишь при условии, что сами впряжемся в постромки и будем не переставая тащить нарты в помощь собакам.

В субботу 20 апреля был ясный солнечный день. Барометр стоял высоко, дул легкий бриз с востоко-северо-востока. В час дня было —25,8° в тени, а на солнце —20,9° — прекраснейшая погода для поездок.

В полдень мы в последний раз пообедали с комфортом в нашей уютной кают-компании, которая сильно опустела, так как вместо прежних семи человек за столом, кроме нас двух отъезжающих, был только Матисен. Лейтенант Коломейцев и зоолог Бируля были уже два дня в пути и успешно провели, как я позже узнал, увлекательную охоту на медведей. Астроном Зееберг воспользовался ясным днем для работы на острове Наблюдений, а доктор Вальтер нес вахту на станции. Передав им по телефону прощальный привет, попрощавшись с Матисеном и со всей командой, ожидавших нас у нагруженных саней, мы в 2 часа дня тронулись в путь.

Гидрограф взял к себе каюром рулевого Железнякова, своего постоянного помощника при гидрологических и топографических работах, а я кочегара Носова. Они шагали с правой, а мы с левой стороны нарт. В моей упряжке в качестве передовых вожаков были Туркан, моя любимая собака, и Печать. Турканом или Туруханом якуты называют гагу (Soraateria spectabilis), самец которой имеет брачный наряд в виде черного плаща с белым воротником и грудью. Его красивое оперение вместе со сверкающим оранжевым бугорком на клюве и зелеными круглыми, как яблоки, щеками представляет действительно привлекательное зрелище. Собака Туркан и была названа в Усть-Янске по имени этого пернатого благодаря своей черной спине, белой шее и белой груди. Он принадлежит к числу сильнейших и красивейших ездовых устьянских собак. Печать хорошо повинуется и сильно тянет. Во второй паре следуют Соколка и Шахмат, первая такой же масти, как Туркан, второй — в серых и желтых крапинках, похожий на волка, но короткошерстый и с головой меньшей, чем у остальных, похожих на волков, собак другой нарты: серого Сегана и Керемеса. Соколка названа так, очевидно, чтобы охарактеризовать стремительность ее бега. Кличку Шахмата я мог бы рассматривать как плохое предзнаменование в предпринятом нами путешествии. В третьей паре моей нарты была Ласка и Крошка: первая длинношерстая устьянская собака не совсем чистой крови, но с отличными качествами, всегда добросовестно тянущая свою постромку. Два необычайно водянисто-светлых глаза на ее широкой морде, покрытой косматой шерстью, придавали ей полное преданности, отчасти напоминавшее сову выражение. Крошка — белая молодая самка из Западной Сибири — была моложе всех ненецких собак; она научилась зимой ходить в упряжке и превзошла в этой добродетели большинство своих одноплеменников.

Передовыми собаками второй нарты были — вышеназванный серый Сеган и его тезка черный Сеган с тупым носом и бурой мордой. Во второй паре были Туркан II и Собака. Первый из них, отличающийся робким нравом, был похож на Туркана I, лишь более светлой масти с желтоватым воротником и жилетом, но более короткошерстый, чем его соименник. Собака по своему сложению и окраске походила на гончую. В последней паре второй нарты были Керемес и Красный. Керемес — сильнейшее и красивейшее животное, по своему строению и цвету шерсти был типичной волкоподобной восточносибирской собакой. Красный — красновато-желтая остяцкая собака — в отношении своей работоспособности не уступал восточносибирским. Он уже показал себя в медвежьей охоте, обнаруживая в своих повадках и по внешнему виду примесь крови охотничьей собаки. Это были лучшие собаки, покинувшие в тот день «Зарю». Из шести собак, везших с огромным напряжением мои нарты, вернулись обратно на «Зарю» лишь три, а из второй упряжки четыре.

На каждой нарте было около 300 кг груза. Не обшитые железом деревянные полозья глубоко врезались в снег. Собаки тянули с напряжением и медленно, и двигавшиеся нарты мгновенно останавливались, как только они не натягивали с полной силой постромки. Первую часть пути я шел впереди. Шедшему сзади было легче, так как собаки задних нарт сами старались не отставать. Вскоре Носов принялся подгонять животных плетью, им самим изготовленной. Он придерживался мнения, что собаки ленивы и что люди напрягают свои силы больше, нежели они. Я запретил прибегать к этому способу, так как устьянские ездовые собаки не привыкли к такому управлению. Лишь когда в условиях крайней необходимости собаки должны были приложить последние усилия перед своей смертью или когда какая-нибудь из них проявляла упрямство и лень, могла возникнуть речь о плетке.

После шестичасового марша мы прошли ничтожное расстояние в 13 км и еще 3 км за мыс Сморлаус у входа в Таймырский пролив. В 8 часов вечера остановились на отдых у тороса двухметровой высоты. Я не решался слишком много требовать от собак, утомившихся в течение первого дня пути, тем более что в последнее время они немало поработали в поездке Матисена к архипелагу Норденшельда; не менее утомительна была доставка плавника перед нашим отъездом. Собаки представляли собой большой капитал, который необходимо было бережно хранить для санных поездок будущего года и для обратного пути после достижения нашей главной цели — неисследованной полярной области. Нельзя забывать, что число хороших ездовых собак значительно сократилось. Две прекрасные устьянские собаки пали зимой в результате неизвестного заболевания, восемь лучших ушли безвозвратно с Коломейцевым. Из ненецких собак пало в течение зимы двадцать, а из оставшихся можно считать пригодными только шесть. В надежде, что молодняк на примере устья неких собак воспитается в хороших ездовых, я мог бы рассчитывать будущей зимой иметь около 30, вместо купленных первоначально 60 собак. Следовательно, в этом году предстояло принести немало жертв ради крайней необходимости беречь собак. В этой поездке я впервые произвел опыт запряжки саней 6 собаками против обычного числа 12, но уже первый день показал, что к ним были предъявлены непосильные требования, а поэтому я решил продолжать поездку без каюров.

В связи с моим намерением после поездки на Челюскин отправиться к устью Таймыры в начале лета по твердому льду и частью по открытому морю, когда нельзя будет раосчитывать на собак, мне хотелось часть оставшегося провианта перебросить возможно дальше на восток. Поэтому на следующий день я отправил обоих матросов с распряженной нартой обратно на «Зарю» с их спальными мешками, ружьями, патронами и одеждой. Весь провиант я решил попытаться доставить на оставшихся нартах хотя бы до мыса Миддендорфа, который, по первому предположению, лежал почти на полупути до устья Таймыры и находился, so всяком случае, в двухдневном переходе на восток от «Зари».

После того как на другое утро при совершенно ясном небе, полном безветрии и температуре —25,8° Колчак произвел от 8 до 9 часов определение долготы, затем в полдень взял полуденную высоту солнца для определения широты и в промежутке определил магнитные постоянные, мы в час дня двинулись дальше. Первые полчаса мы шли в сопровождении матросов с запряженной теперь уже 12 собаками нартой. На нарте было теперь около 560 кг груза. Первые полчаса собаки, возбужденные совместной работой и в пылу первого усердия, везли довольно хорошо. Распрощавшись с матросами, я отослал их с пожеланиями счастливого пути домой. Через два часа рвение собак иссякло, и они с трудом тащились вперед. Для сокращения веса саней я решил здесь, в 18 км от «Зари», заложить склад продовольствия, чтобы не повредить собакам, если везти весь груз до мыса Миддендорфа, т. е. еще 18 км.

Мы заложили большую часть продовольствия и 48 кг собачьего корма с подветренной стороны гранитного валуна на южном берегу Таймырского пролива, не доходя до его сужения. Рядом с валуном я воткнул в снег в виде знака лыжную палку. Воров и разбойников, даже в образе песцов, которые обременяли Нансена во время его зимовки на Земле Франца-Иосифа, здесь нет. Следов белых медведей здесь также не было видно, так что я без опаски сгрузил наше продовольствие прямо на снег, без какой-либо защиты. Закапывание в снег, таяние которого могло начаться еще до нашего возвращения, больше повредило бы провианту, чем посещение склада зверями. С собою я взял приблизительно четвертую часть сухарей в мешке и весь запас сахара и шпига, которые могли здесь испортиться. Кроме того, взял консервы по расчету для двух человек на 30 дней. Расчет был не очень щедрый, так как я надеялся найти в фиорде Гафнера склад в хорошем состоянии и думал пополнить там недостающее, в том числе собачий корм.

Теперь, когда сани стали легче, собаки тащили около 380 кг без большого напряжения. На солнце было так тепло, что я снял верхнюю одежду и, пока тащил сани или бежал рядом, мне было достаточно кожаной жилетки и шерстяной фуфайки.

Расставшись с каюрами, я взял на себя управление собаками. Это выражалось в том, что я выкрикивал командные слова, время от времени рассказывал им якутские истории и корм; перед ночлегом. Колчак находил, что мой метод слишком доброcердечен и мягок, но я все же оставался ему верен. Я шагал как каюр, с правой стороны нарты, гидрограф слева. В 8 часов 30 минут вечера мы достигли мыса Гелленорм, расположенного против мыса Миддендорфа. Если не считать полутора часов, которые были затрачены на устройство запасного склада, то мы проехали сегодня 22 км за 6 часов. Этот успех следовало отнести за счет облегчения веса саней. Туркан, которого я впряг первым вожаком вместе с Печатью, довольно хорошо слушался моего голоса. Когда порвался потяг между обеими передовыми собаками и следующей парой, Туркан и Печать стремительно помчались на берег. Я бросился их догонять; Туркан, услышав мой зов, тотчас же повернул назад и направился ко мне. После того как беглецы были снова запряжены, дело пошло на лад. Приблизившись к мысу Гелленорм, мы обнаружили отсутствие железного лома, незаменимого для торможения нарт в пути и для привязи собак на стоянке, но вскоре я его нашел по следу благодаря ясной погоде. Поземок, пурга или густой туман замели бы следы и нарушили ориентировку.

Дорога по Таймырскому проливу была ровная, без торосов, и большей частью шла по крепкому снегу. Лишь местами попадался более мягкий снег, в который глубоко погружались полозья саней. По хорошей дороге собаки так быстро бежали, что мы, не успевая за ними, вынуждены были садиться на нарту, правда поочередно, так как собаки останавливались, когда мы садились вдвоем. По моему личному опыту бег рядом с санями, особенно по рыхлому снегу, когда нога глубокопроваливается, требует значительно большей затраты сил, чем если тащить сани с равномерной скоростью по хорошей дороге. Чтобы хорошо выполнять обязанности каюра, нужно соединить дарование скоростного бегуна с талантами кантора. Возгласы «наррах! наррах!» или «тах! тах!» относятся не только к вожаку, но и к остальным собакам, чтобы держать их внимание в непрерывном напряжении, на чем и основана вся тяговая работа и чем поддерживается стремительность их бега. Итак, приходится одновременно говорить, кричать, бежать, править собаками и приводить в порядок запутавшуюся сбрую. Этот, требующий тренировок труд стоит немалых усилий для непривычного человека. На второй день мы достигли мыса Гелленорм и той лагерной стоянки, до которой доходили в октябре под водительством Расторгуева. Я полон надежд овладеть специальностью каюра и выполнять свои новые обязанности без ущерба для успеха экспедиции.

Следует отметить существенную разницу между моими двумя поездками в пользу последней.

Тогда начиналась полярная ночь и для передвижения можно было использовать лишь немногие дневные часы, а теперь и непрерывный день! Температура воздуха была примерно также, так, 22 апреля в 11 часов вечера было —30° и днем ....°, но солнце облегчало нам жизнь. Если только было ясное небо, не скрытое туманом и облаками, при этой температуре, на солнце за несколько часов высыхала наша промокшая обувь, таял примерзший к палатке лед и снег и даже согревался воздух в ней. Теперь в палатке стало значительно уютнее, чем в прошлую поездку, когда фонарь едва ее освещал, и примус, приятнейший в данных условиях музыкальный инструмент, стал теперь -быстрее согревать чай и пищу.

Чтобы лучше использовать дневное время для астрономических наблюдений и чтобы облегчить собакам работу, которые страдают днем от жары и даже при 25-градусном морозе бегут с высунутыми языками, я ввел новый распорядок: вечер и часть ночи мы были в пути, а днем работали и спали. Так, со второй стоянки мы снялись в 7 часов вечера и около 11 часов -вечера расположились на -следующей. На разбивку лагеря при благоприятной погоде требуется -около двух часов, столько же времени расходуется на приготовление пищи и еду, а также запись предварительных заметок в путевой дневник и курение трубки. После этого наступал самый блаженный момент, когда можно было залезть в спальный мешок. Это было обычно около 3 часов утра. В 8 или 9 часов мы вставали, затем следовала варка пищи, работа по разборке и погрузке палатки. Таким образом, мы ели два раза в день с промежутками около 12 часов. Хорошо питаясь в течение зимы мясными блюдами, мы первое время не ощущали голода, особенно когда принимали пищу регулярно. Так как тяжелые мясные консервы занимают много места, то по примеру других экспедиций я предпочел взять для санной поездки пеммикан и малороссийское сало. Из четверти банки пеммикана весом в полкилограмма, смешанного с полпорцией горохового пюре, получался -суп, которым мы вполне насыщались.

От мыса Гелленорм, сложенного, как и все побережье Таймырского пролива, из гнейса, мы прошли через первую бухту к западному берегу этого залива, чтобы произвести съемку побережья. Сделав 8 км, мы остановились через час у маленького скалистого островка. На северной оконечности этого острова наблюдалось интересное явление. Здесь до высоты 10 м были вздыблены мощные ледяные глыбы. На поверхности островка близ крутого берега лежали сглаженные гранитные валуны диаметром в несколько метров. Присутствие на высоте 10 м над уровнем моря эрратических валунов объясняется напором морского льда. Такие ледовые подвижки могут срывать с крутых утесов огромные обломки скал, которые переносятся льдом летом во время шторма на далекие расстояния. Занесенные таким путем эрратические валуны остаются лежать на

береговых уступах или же на плоском берегу. Подобное явление имеет место на побережье Балтийского моря; тем более оно должно быть свойственно здешним краям, где силы, проявляемые льдом, значительнее. Но, принимая во внимание, что на высоте 5—6 м здесь имеются следы древних береговых линий, представленных морскими террасами и что Миддендорф находил морские раковины на высоте 60 м над уровнем моря, надо признать, что геологам будет нелегко доказать присутствие в полярной Сибири следов древнего оледенения подобного современной Гренландии. Если здесь и существовали отдельные глетчеры, как на Земле Франца-Иосифа или на Шпицбергене, то следы их в виде морен могли быть стерты наступанием моря, а при последующем отступании моря береговая галька и валуны перемешались с валунами морены. Ледниковая штриховка на скалах, расположенных близ современного уровня моря, может произойти от напора морского .льда, между тем полировка и штриховка, обусловленные скольжением глетчера, могли быть уничтожены морским прибоем или выветриванием под воздействием атмосферных агентов.

Проехав около 22 км, мы разбили III лагерь у основания мыса высотою 8 м, сложенного сланцами. На следующий день 23 апреля в 9 часов 45 минут вечера пересекли мыс и направились через мнимый нансеновский залив Толля прямо на восток к лежащему за ближайшей косой складу в фиорде Гафнера. Было нелегко точно выдержать направление, так как, когда мы покидали берег, нас окутал густой туман. После двух часов пути быстрым шагом, или, вернее, мелкой рысью, мы достигли, как выяснилось позднее, восточной стороны этого залива приблизительно на 4 км южнее того места, откуда выехали в октябре месяце через тундру к бухте Депо. В этот день мы проехали около 25 км и были вполне удовлетворены успехом. Когда собрались улечься в спальные мешки, гидрограф сделал неприятное открытие: недоставало зимней одежды, в которую были завернуты две пары запасных рукавиц и войлочные подошвы. Зимняя одежда и запасные рукавицы были крайне необходимы, а вместе с тем я жалел терять время на их поиски. Окончательное решение я отложил до следующего утра. Хорошо выспавшись и высушив мокрые носки теплом своего тела и оттаяв в спальном мешке лапландские сапоги, которые накануне так затвердели на морозе, что невозможно было их надеть, я решил повернуть обратно и отправился с недельным запасом провианта на поиски зимней одежды, которая, вероятно, соскользнула с саней по ту сторону мыса. Мне помнится, сани получили в том месте резкий толчок, когда собаки неожиданно рванули и быстро помчались, заметив то ли взлетевшую полярную сову, то ли белую куропатку.

Среда 24 апреля. У мыса Флага. Мыс III лежит приблизительно в 5 км к западо-юго-западу отсюда. Я рассчитывал, отыскав потерянный сверток, остановиться здесь на ночлег и попутно обследовать бухту, чтобы найти устье Таймыры. Невзирая на легкую метель, поднявшуюся с ночи, я все еще надеюсь обнаружить следы наших саней и не пропустить потерянных вещей.

Торосы, нагромоздившиеся в октябре месяце и занесенные зимой снегом, стали неузнаваемы. Собаки везли нарту в гору без нашей помощи и, узнав старый след, бросились в стремительном беге через тундру на лед, где сохранились следы полозьев наших саней. Вскоре туман заволок противоположный берег, и нам с трудом удалось выдерживать направление по курсу.

Наконец в 11 часов 30 минут вечера перед нами предстал скалистый берег. Собаки его тотчас узнали и бодрой рысью побежали вслед за возбужденно лающим Турканом, натянувшим потяг. Сноровки ездовых собак познаются не сразу. Чтобы поддерживать их рвение, я должен был, Как говорил выше, беспрерывно их звать и рассказывать по-якутски разные обманчивые истории, в противном случае они останавливались, и тогда нам приходилось расходовать все свои силы, чтобы сдвинуть сани с места, пока собаки снова их потащат. Они еще свежи и бодры. Вчера и третьего дня они снялись с места с такой стремительностью, что я не был в состоянии поспевать з а ними, и только тогда выдерживал темп длительного бега, когда гидрограф садился на нарту. Когда я не мог бежать от усталости, я подсаживался на нарту, и так мы сменяли друг друга. Но как только встречался незначительный подъем на месте заснеженного тороса или же более высокая заструга, приходилось соскакивать и самим впрягаться в сани. К концу перехода собаки замедляют обычно свой бег, и мы можем поспевать за ними быстрым шагом (5 км/час).

Всякий раз, как только я предоставляю небольшой отдых своим легким и глотке или обмениваюсь с гидрографом несколькими необходимыми словами, внимание собак тотчас отвлекается, и они останавливаются. Из-за беспрерывного крика -и сосания льда для утоления жажды я совершенно охрип. В полночь, во время тумана или в сумерки, когда я не различаю неровностей на снегу и в то же время должен не спускать глаз с горизонта, чтобы придерживаться курса, приходится на каждом шагу скользить, спотыкаться и часто падать.

Пеленг отсюда на мыс Колчака запад 10° к северу. Температура с —20,9° опустилась до —21,9°, ветер с 8 уменьшился до 6 м. Густой туман немного рассеивается и, хотя барометр падает, мы сможем двинуться дальше еще ночью.

Я изучил профиль местности и выбрал площадку, где можно выкопать в снегу яму, чтобы заложить две связки рыбы в остающуюся провизию. Из IV лагеря выступили в 12 часов 12 минут ночи и прибыли в V лагерь в 1 час 25 минут ночи.

V лагерь с 25 апреля до 26 апреля у мыса Колчака. Запас продовольствия опустили в яму и укрепили над нею на скалистом берегу на заметном месте лыжу с флагом, а над самим складом установили вторую лыжу. К полуночи закончили все работы по складу, разобрали и погрузили на сани палатку.

Сегодня впервые показалось полуночное солнце; снежная вьюга и туман не заволакивали горизонта, и солнце было видно над горизонтом на одну треть своего золотисто-красного диска. Собаки сегодня устали более обычного. Когда я вывел их на вчерашний след, они остановились, повалялись, потерлись.о снег и потом только подстрекаемые моими беспрестанными возгласами, означавшими будто мы возвращаемся домой, бодрее побежали вперед. На расстоянии 20 минут от лагеря мы проехали мимо какого-то темного предмета, который я принял издали за обломок старого потемневшего льда, а собаки мимоходом его поочередно обнюхали. Это был сверток, гидрографа с оплакиваемой зимней одеждой. Собаки бежали быстро — по 8 км в час. Ширина залива достигает здесь едва 12 км. Мы разбили свой лагерь на восточном берегу мыса у основания красивого тороса высотой 10 м. В 2 часа 30 минут ночи мы уже сидели в палатке у уютно шипевшего примуса, ели замерзший сыр из дичи, масло, сухари и шпиг, а через три четверти часа у нас был готов чай с молоком. Сегодня встали в 11 часов утра, в 12 часов дня гидрограф произвел определение широты. Затем он попытался определить магнитные постоянные, что, однако, ему не удалось сделать, как определение долготы, вследствие поднявшегося свежего северо-северо-западного ветра. Плавника здесь было мало, и притом плохого качества, но я все же взял лучшие куски дерева с собой. В 8 часов вечера мы залезли в мешки, чтобы переспать начавшийся шторм.

Пятница 26 апреля. Второй день в V лагере. Д о 3 часов пополудни пролежали в спальных мешках. Двинемся дальше, как только улучшится погода и немного рассеется туман.

Суббота 27 апреля. VI лагерь. Чтобы не оставлять собак мерзнуть во время вьюги и учитывая, что они за целый день отдыха достаточно оправились, я решил вчера, невзирая на пургу, идти дальше, и мы поехали вдоль берега, пока он оставался видимым.

В 2 км от вчерашней стоянки начинается низкий берег, который соответствует описанному Нансеном полуострову Короля Оскара. Через 4 км к юго-юго-западу повстречался маленький островок и еще один в 6 км к юго-востоку. Из-за пурги, мы ничего не могли различить. Не легко было в такую бурю установить палатку! Понаблюдав во время кормежки за собаками, чтобы они не таскали друг у друга полученных кусков, мы залезли после полуночи в мешки и оставались в них лежать до 3 часов дня, так как пурга усилилась и барометр продолжал падать.

Воскресенье 28 апреля. Вчера с 8 часов 30 минут вечера до полудня сегодняшнего дня мы пролежали в мешках, а затем сварили саламат из гороховой каши с сыром из дичи. Когда вьюга утихла и показался берег, выяснилось, что мы находимся в маленькой бухточке. В палатке стало довольно мокро. В течение последних суток мы всего один раз согревали пищу. Невзирая на сгустившийся туман, собираемся двигаться дальше.

Понедельник 29 апреля. VII лагерь. Вторично на мысе Флага. Сегодня увидели поворотный мыс к фиорду Гафнера, позднее Инклинаторный мыс и гору Кельха. Только что я заметил первый след куропатки. Накануне, перед выступлением из лагеря, я видел оленей, которых пытался нагнать, но они быстро скрылись. На поверхности тундры я обнаружил породу, по-видимому гранулит (?). Вдоль южного берега суши, у которой мы провели ночь, был виден вход в пролив (?). Может быть, это устье реки? Пройдя около одного километра на восток, мы в 9 часов 45 минут достигли мыса, на вершине которого, к немалому нашему удивлению, увидели сооруженный Коломейцевым и Расторгуевым знак! Как они попали сюда? Они должны были подойти, очевидно, с юга и то, что я принял сейчас за пролив, и было фактически проливом.

Итак, здесь был остров, о чем мне правильно говорил Расторгуев, но в то время я ему не поверил. Загадка, где находится устье реки Таймыры, становилась все неразрешимее. Через полчаса пути мы достигли нового мыса, по другую сторону которого впадала незнакомая река. Чтобы не уклоняться от главной цели поездки, я решил отложить разрешение этой загадки на будущее время, тем более что Коломейцев уже побывал в глубине этого второго залива.

В 1 час 7 минут ночи мы вернулись к продовольственному складу у мыса Флага. Тем временем погода прояснилась, ветер стих и температура упала до —33°. Попытка отапливаться взятыми с собою дровами оказалась неудачной, так как они были сырые. В 4 часа 30 минут утра мы улеглись в мешки; вылезли из них в 11 часов утра, чтобы произвести наблюдения!

Вторник 30 апреля. V III лагерь. Мыс Инклинаторный. Вчерашняя поездка была роковой! Дорога оказалась тяжелой из-за глубокого рыхлого снега, навеянного последней бурей. Собаки плохо тащили тяжело нагруженные сани. В 9 часов вечера мы покинули лагерь и, объезжая мыс, попали полозьями саней в трещину между торосами, из которой смогли освободиться только полностью разгрузив сани. Эта работа вместе с погрузкой продолжалась до без четверти 12 ночи. Едва мы продвинулись на несколько сот шагов вперед, как о край тороса обломились копылья. Нам ничего другого не оставалось, как снова разгрузить сани для починки и устроиться здесь на ночлег. Во избежание повторения таких происшествий необходимо насколько возможно облегчить нагрузку саней, поэтому я оставляю здесь до нашего возвращения в числе прочих следующие предметы, с отсутствием которых мы можем мириться: инклинатор и треногу — 12 кг, рыбы — 32 кг, гороховых консервов — 25 банок, шпигу — 8 кг и т. д., всего до 80 кг груза.

Я снова выкопал яму в снежном откосе берега, опустил; в нее продукты, уложенные в ящик, а сверху положил рыбу. На вершине снежного холма укрепил треногу в качестве опознавательного знака.

Среда 1 мая. IX лагерь у склада в фиорде Гафнера. Прибыли в 3 часа 20 минут утра сильно утомленные. Чтобы не ехать по торосам, направились по довольно отлогому снежному скату. Здесь сани перевернулись, и полозья опять попали в трещину. Чтобы не сломать сани при подъеме, пришлось наполовину разгрузить их. Разгрузка и погрузка заняли почти, час времени, и мы только к 3 часам ночи добрались до мыса при входе в этот залив. Было тепло. Собаки сильно устали и проголодались. Леска в пути поедала помет передовых собак; вероятно, вчера во время кормежки соседние собаки похитили у нее рыбу, и дело обошлось без драки -благодаря ее добродушию. Весь день она ухаживала за Крошкой, у которой было укушено ухо, и заботливо зализывала рану. Снег глубокий и рыхлый; тяжело бежать по такому снегу и одновременно безостановочно кричать.

Сегодня мы устроили себе день отдыха — спали с 7 часов; утра до 7 часов вечера. Я ознакомился с местностью, затем мы с удовольствием поели гуляш с горохом и пили чай с молоком. Завтра приступим к работе по откапыванию оклада, над которым скопилась мощная толща снега.

Четверг 2 мая. Вчера перед сном я пошел поохотиться за белыми куропатками, одну принес с собой, а другие улетели. Всего было 5 куропаток.

Стоял туман и сероватый полумрак. Мы быстро заснули, но в 2 часа ночи проснулись, так как спальные мешки отсырели и местами даже промокли. Уснув под самое утро, мы вылезли из мешков в 10 часов. Я ощипал куропатку и сварил суп. Куропатка с горохом показалась нам необычайно вкусной. В зобу у нее я нашел почки полярной ивы и маленькие зеленые листочки куропаточьей травы, а в желудке были камешки. Перезимовали здесь куропатки или прибыли с юга? Здесь ли они нашли эту пищу? Перед обедом были произведены полуденные наблюдения. Сейчас наши вещи сохнут при температуре —7,2°. Раскопка склада подвигается с трудом. Моя ошибка заключалась в том, что установленный знак был слишком короток и оказался полностью покрыт снегом. Пришлось срыть, весь пригорок, чтобы найти верхушку лыжной палки.

Собаки утомлены и сильно похудели. Я отвязал передовых, собак, и они тотчас улеглись спать. Сегодня после обеда, расчищая снег, я услышал и одновременно увидел первую пуночку.

Пятница 3 мая. Весь вчерашний день прошел в бесполезном раскапывании снега. Колчак пребывал в трудовом экстазе, а я был рассержен своей непростительной ошибкой, что не установил более высокого знака. Вечером я ходил на горных лыжах обозревать окрестности и проследил в тумане пролив или глубокий фиорд на протяжении двухчасового пути, т. е. на 6—8 км, до конца которого так и не дошел. Он простирался приблизительно к сезеро-северо-востоку от залива. Его восточный берег, изрезанный многими мелкими бухточками, образован косой, на которой раскинута наша палатка, а западный прямолинейный берег — сушей, простирающейся на северо-запад от мыса Входного. Туман и сумерки были в полночь так ужасны, что я ничего не мог различить невооруженным глазом, хотя и сильно напрягал зрение, чтобы не сбиться с пути. В час ночи повернул обратно в надежде найти лагерь в порядке и увидеть гидрографа уютно сидящим в палатке у примуса. Спальные мешки, вывешенные на весь день для просушки, должны были быть убраны с заходом солнца в палатку, однако они висели снаружи совершенно оледенелые. Гидрографвсе это время неутомимо разгребал снег, хотя и безуспешно. Он находился в подавленном настроении из-за своей неудачи. Разумеется, в этой неудаче повинен только я, и нам пришлось дорого поплатиться из-за того, что я не предусмотрел таких, снежных наносов на юго-западном наветренном склоне скалы. Помимо того, я рассчитывал прибыть сюда с двумя матросами, которые и откопали бы склад. Здешнее пребывание благотворно для собак, нуждающихся в отдыхе, но корм и керосин убывают. Собачий корм можно будет, правда, возместить, когда вскроем склад. Колчаку не нравится экскурсия внутрь, страны, ему хотелось бы отправиться лучше к мысу Челюскина. Если бы мы располагали двумя нартами и рабочими, то я оставил бы их здесь для раскопки склада, и, не теряя времени, отправился бы сам с гидрографом дальше. Он вычислил, что мы совершенно не продвинулись на север, а только на восток, и находимся сейчас на широте 76°4,5'.

Суббота 4 мая. С 9 до 2 часов я совершил рекогносцировочную экскурсию, чтобы ближе ознакомиться с бухтой. Тяжелый туман не рассеивался, он появился вместе с потеплением. Идешь, как в сосуде с молоком,— кругом все бесформенно белое и неразличимое.

Скалы над нашим складом служат, видимо, излюбленным местом пребывания куропаток, так как я там нашел множество птичьих следов. Они, очевидно, ищут на скалах ивовые почки и листья нивянки. Здесь, как и вообще на высоких местах, почти нет снега, так как снег быстрее всего тает на темном, обросшем лишайниками граните. Я видел также первых пуночек; у них брачный наряд не такой черный, как у новосибирских.

Если мы завтра не обнаружим склада, то придется послезавтра привезти консервы и рыбу с Инклинаторного мыса, затем отправимся на две недели на восток, а после вернемся сюда проверить, не оттаял ли склад, прежде чем отправиться к «Заре» за новыми запасами.

Воскресенье 5 мая. Яркое солнце. Воздух прозрачен, —19,2°. Гидрограф принялся за работу, а я пошел с ружьем в поисках куропаток. В 8 часов 30 минут гидрограф произвел определение долготы. С сегодняшнего дня мы работаем в глубине шахты; вчера сделали штольню в 20 шагов длиной и 1,8 м глубиной. Снег твердый, как сахар. Вместо нашей тяжелой лопаты был бы уместнее эскимосский снежный нож. За час мы выкапываем 1 куб. м. Пока великолепная погода, но гало вокруг солнца предвещает (?) бурю. Если мы находимся здесь под 100° в. д., а мыс Челюскина под 105° (или 98°— 103°), то разыскиваемая бухта Фаддея могла бы находиться на долготе Челюскина; но если мы прикинем еще один градус, то до бухты останется около 6°. Ввиду того что данная линия не прямая, то это расстояние, как я полагаю, равно приблизительно 200 км. Делая ежедневно по 30 км, мы успеем за две недели добраться туда и вернуться обратно. Как бы то ни было, завтра необходимо ехать за продовольствием, чтобы послезавтра отправиться в путь. Мы провели здесь целую неделю, дольше оставаться никак нельзя. Солнце сильно греет, в палатке в 2 часа дня было + 2,5°, а в тени — 13°. Между снежными стенами, где я копаю, снег сильно слепит и жжет глаза.

Понедельник 6 мая. Мой правый глаз сегодня совсем плох, ощущается резкая боль и текут слезы, особенно после того как я работал с лопатой в течение часа. Приготовив раствор сернокислого цинка, я попросил Колчака накапать мне в глаз.

Погода прекрасная. Гидрограф удовлетворен сделанными им сегодня тремя наблюдениями по соответствующим высотам. Копать мы перестали. Вчера я слышал несколько пуночек. После обеда в 4 часа отправляемся к Инклинаторному мысу.

Вторник 7 мая. Вчера в 5 часов 30 минут дня мы тронулись в путь на пустой нарте. На заливе снег очень рыхлый и глубокий, дорога тяжелая. Через час достигли южного берега и поднялись по маленькой речной долине на тундру, где был твердый снег; благодаря крепкой и ровной дороге собаки мчались полным ходом. Свежие следы куропаток, которые мы местами пересекали, также ускоряли бег собак. Все следы шли в одном направлении (?), приблизительно с юга на север. Было 7 часов 10 минут вечера, когда мы пересекли тундру и через 20 минут неожиданно прибыли на мыс Флага вместо Инклинаторного мыса! Погода была ясная и тихая; над тундрой и над морем нависла сероватая дымка, так что линия горизонта с трудом различалась. Собаки мчались вперед с дикой быстротой. Когда мы приблизились к откосу, упряжку невозможно было сдержать и нарта со свистом полетела вниз, но, к счастью, на откосе было много снежных сугробов, так что все завершилось благополучно. Мы очутились у берега моря и вслед за этим добрались до мыса Флага. Отсюда оставалось 4 км до Инклинаторного мыса. На море по льду, покрытому рыхлым снегом, собаки тащили пустую нарту с большим трудом. В это время года ехать по тундре легче, чем по морю!

Знак „Зари“ на мысе Челюскина

Погрузка топлива — плавника

Магнитно-метеорологический домик и поварня Воллосовича на острове Котельном

В течение часа склад на мысу Инклинаторном был вскрыт и снова засыпан. 8 банок пеммикана, 25 банок гороха, собачий корм и сало были увязаны на нарте. Мы отправились обратно кратчайшим путем, причем мнимая гора Кельха указывала нам направление, как и в октябре. В час дня -было — 15°, ночью —28,2°. Когда мы вышли после чая кормить собак, небо полностью заволокло тучами и температура поднялась до —20°. Сегодня снова пал густой туман, температура в час дня — 12°. Вскоре может начаться оттепель! После крепкого сна в высушенном мешке мои глаза настолько поправились, что я надеюсь вскоре избавиться от начавшейся снежной слепоты.

Позавчера в воскресенье, когда я поставил анероид на солнце рядом с палаткой, его термометр показал +5,0°. С гранитных скал свисают большие ледяные сосульки.

Среда 8 мая. X лагерь (I со времени поездки в глубь полуострова). Мы выехали в 9 часов 27 минут утра. Первую часть пути собаки везли по тяжелому снегу довольно бодро, так что мы сели на нарту. Чтобы облегчить вес саней, я оставил в яме над невскрытым складом пять банок гороху, банку пеммикана, клондайкские лыжи, лыжные палки, половину наших патронов и даже фотографический аппарат. Все было уложено под резиновую покрышку для защиты от сырости и засыпано снегом. Одна лыжная палка была поставлена непосредственно над ямой с вещами, а вторая установлена выше над скатом. Мы направились на северо-восток через кут залива шириною 3 км, который я ранее обошел на лыжах и который оказался длиной около 10 км. Туман постепенно отступал, местами появилась мглистая дымка, нависшая над тундрой. Все же было достаточно видно, чтобы ориентироваться и брать направление.

Слева впереди, т. е. на северо-западе, ясно и четко возвышалась гора Кельха. В конце этого залива мы поднялись на тундру, по которой ветер гнал с юго-востока снег.

Полуночное солнце, сопровождаемое двумя красивыми побочными солнцами, сообщало особую прелесть полярному ландшафту. Дорога была значительно лучше, чем в заливе и на побережье.

Следы куропаток и песцов подбадривали собак, но собаки еще сильнее возбуждались при виде пролетавших мимо пуночек или же вообще чего либо черного — будь то камень или моховая кочка на тундре, так как они принимали их за съедобные предметы. Бедные, голодные животные! В час ночи они отказались идти дальше. Все 20 км по тундре мы сделали пешком, а при подъемах впрягались сами в нарту. Чтобы не переутомлять собак, я решил остановиться в этом месте. Кроме того, меня интересовала геология ближайшей цепи холмов.

Четверг 9 мая. XI лагерь (II во время маршрута в глубь полуострова). На южном берегу Таймырского залива. Вчера перед выездом был юго-юго-восточный ветер силой 8—9 м. Когда он улегся, легкая поземка способствовала выдерживанию курса. Собаки везли хорошо по холмистой тундре — по 8—9 км/час. Пройдя крутой спуск, мы оказались в глубоком рыхлом снегу, который свидетельствовал о том, что наш путь шел снова по бухте полярного океана. В этом мы удостоверились при виде выступавших из-под снега торосов, а в остальном эта снежная равнина ни в чем не отличалась от плоской низменной тундры. Когда туман несколько рассеялся, стало возможно ориентироваться.

В общей сложности сделали 20 км. Вчера, пересекая перешеек между двумя заливами, брали курс 30°, сегодня берем 40—45° в глубь страны. Быть может, нами открыт новый залив? Он находится на широте — 76°14,5'. Берег здесь слабо волнистый, местами поднимается на 20 м. Едва видимый на севере мыс (или остров) кажется издали скалистым. Совершив геологическую экскурсию и зачинив прорвавшуюся палатку, мы двинулись дальше. На пустынной тундре видел стаю пуночек, весело летевших на север.

Пятница 10 мая, XII лагерь (III во время поездки в глубь полуострова). Северный берег неизвестного залива (Таймырского залива). Вчера сделали пересечение этого 20-километрового залива по курсу 30° и 25° (с северо-северо-востока на северо-восток). В восточно-юго-восточном направлении видел далеко простирающийся кут. Лед, по-видимому, старый, невзломанный, лишь на северо-западе у выхода виден пояс торосов. Снег рыхлый и глубокий. Астрономическое определение этого места на берегу залива показало широту 76° 17,5'.

Из всех собак более утомленным кажется красивый серый Сеган, он при каждой остановке вытягивается на снегу во всю свою длину. Остальные, несмотря на крайнее истощение, довольно бодры и везли сегодня не плохо. Раза два при виде пролетавшей пуночки собаки пускались даже вскачь. Во время кормежки собак мы зорко следили за ними вплоть до проглатывания последнего хвостового плавника рыбы, чтобы добродушные псы не были обижены своими, более предприимчивыми товарищами. Когда мы улеглись в мешки после кормежки, собаки неожиданно поднялись с диким воем и сорвались с привязи, очевидно заметив пролетавшую птицу. Изголодавшиеся животные стараются утолить свой голод, пожирая по дороге помет передовых собак.

Наш лагерь находится у устья маленького ручейка, берег которого при освещении полуночным солнцем казался высоким и крутым, а теперь, в полдень, он плоский и волнистый. Спал я плохо, так как спальный мешок отсырел, и меня беспокоили судороги в ногах.

Здесь в тундре не заметно больше хребтов, сложенных сланцами. Тундра представляет собою волнообразно увалистую страну с глинистой почвой, усеянную кое-где валунами гранита. Видел двух белых куропаток и застрелил, к сожалению, лишь самочку. Опечаленный самец, которого я охотно избавил бы от его одиночества, удалился, как только заметил, что его спутница упала и осталась недвижимой. Сегодня я нашел маленькие зеленые листочки нивянки (зимние листья?). Защищенные прошлогодними бурыми листьями и согретые солнцем листочки могут в скором времени развиться. Завтра меняем свой курс более на восток.

Только что я выкурил свою последнюю сигару!

Суббота 11 мая. XIII лагерь (IV со времени поездки в глубь полуострова). Сегодня мы за час справились с подъемом лагеря — начав сборы в 7 часов вечера, в 8 часов 20 минут двинулись в путь. Через полкилометра у подъема на тундру в глинах четвертичных отложений мною была обнаружена котловина, размытая водой, а также холмы конической формы, поразительно похожие на «байджарахи» Новосибирских островов.

Так как солнце скрыто за облаками, сегодня встали поздно, забрались в спальные мешки в 3 часа 30 минут утра и проспали до часу дня. Перед выходом в маршрут я сварил прекрасный суп из куропатки.

Насколько высоко мы находимся над уровнем моря, выяснится из вычислений, так как перед каждым маршрутом я произвожу наблюдения по гипсотермометру.

Суббота 12 мая. XIV лагерь (V со времени поездки в глубь полуострова). Вчера мы вышли в 8 часов 15 минут вечера, а в 11 часов 15 минут были вынуждены сделать привал, так как собаки не в состоянии идти более 12 км. Они не могли быстро бежать даже под гору, когда сани скользили сами, так что задние собаки, и чаще других Крошка, попадали под полозья, и вся упряжка превращалась в труднораспутываемый клубок. С большими усилиями приходилось не раз освобождать упряжку. В 9 часов вечера в густом тумане прошли по берегу какого-то водоема озера или залива. Снежные холмы покрывали торосы, дальше путь шел по рыхлому и глубокому снегу.

Сегодня в палатке жарко, и поэтому сон нас не освежил — солнце ярко светит и согревает палатку до +8°. В связи с сильным переутомлением продвигаемся медленнее, чем я предполагал. Неужели придется повернуть обратно? Рыбы остается только на 11 дней, а нашего скудного провианта хватит едва на 14 дней, также и керосина. Собаки страшно исхудали. Сегодня, несмотря на усталость, мы сами впрягаемся в лямку.

Холмистая тундра лежит здесь на 24 м выше уровня моря. Она бескрайна и безмолвна, тем не менее мне казалось, будто я слышу, как растения поднимаются из-под снежного покрова под живительными лучами солнца, благодаря которым они снова зацветают и приносят плоды. Все в природе должно приносить свои плоды! А какие плоды принесет доверенная мне экспедиция?

Обволакивающий нас туман не дает возможности ориентироваться. Возможно, мы не раз пересекали пролив, лежащий в направлении западо-восток, или же шли параллельно узкому морскому заливу, не догадываясь об этом.

Характер тундрового ландшафта, туманы при теплой погоде и мглистая дымка в холодную, отсутствие возвышенных точек для обозревания окрестностей при ясной видимости — все это затрудняет здесь географическое исследование.

Сегодня наш путь лежит по волнисто-бугристой тундре с лёссовидными формами вымывания, покрытой валунами гранита. Возможно, что вчера мы пересекли водораздел, так как спуск равнялся приблизительно 4,5 км.

С 12 мая до 14 мая. XV лагерь (VI лагерь, со времени поездки в глубь полуострова). Покинув лагерь в 8 часов вечера, мы шли сначала через плоское ущелье, занесенное глубоким снегом, затем по холмистому плато и дальше спустились под гору. В течение первого часа собаки везли сносно, со скоростью около 5 км. Пройдя 4 км в густом тумане, по низине, похожей на речную долину, мы сбились с пути. Было 11 часов 35 минут, когда я остановился, потеряв в тумане окончательно направление. Это был последний привал. Идти дальше, не зная, бредем ли вдоль западного или же восточного берега, было бы бесцельным расходованием последних сил ездовых собак. Правильнее будет совершить мне одному на лыжах дневной переход на восток. Чтобы набрать сил для этого, я предварительно хорошо выспался и сытно пообедал. Варка пищи заняла сегодня 40 минут. С собой беру один сухарь и кусочек шпигу, надеясь вернуться завтра утром, чтобы помочь гидрографу при наблюдениях.

Вторник 14 мая. В течение 11 часов я шел на лыжах по глубокому снегу, то в гору, то под гору. В 8 часов 12 минут вечера я направился на восток-северо-восток при легкой метели. Полчаса спустя перешел первую моренную гряду, лежащую приблизительно на 25 м выше нашей палатки. К полуночи ветер стих, погода прояснилась и поземка прекратилась. В 1 час 30 минут ночи солнце осветило однообразный холмистый ландшафт — ни одной характерной горы, ни одной гряды на бескрайней пустыне. Пройдя еще 12,5 км на восток-северо-восток, я собрал на высоком холме (около 35 м выше палатки) несколько валунов и, подкрепившись сухарем со шпигом, пошел обратно по своему следу. Через 20 км я потерял след, так как в ущельях и долинах между холмами ветер замел мои следы. После долгих поисков я обнаружил при помощи бинокля широкий лыжный след на гребне одного из холмов, который привел меня в 7 часов 30 минут утра к стоянке. Если бы не яркое солнце, я мог бы блуждать и до сих пор в тумане, так как все холмы ничем не отличаются один от другого и в этих беспорядочных лощинах невозможно ориентироваться. Здесь нет связанных между собою долин: одна впадает в другую и по нескольку собираются в общую низину. На грядах некоторых холмов, уже оголившихся от снега, я находил только песок, щебень и обросшие лишайниками валуны. Эта безотрадная пустыня угнетает своей безжизненностью. Из звериных следов видел свежий песцовый и старые оленьи. Если бы я не вернулся еще через сутки, гидрограф мог бы меня разыскивать совершенно напрасно. Отсюда поворачиваем в обратный путь.

Среда 15 мая. XVI лагерь на южном берегу того же озера, где был наш IV привал. Благодаря ясной, безветренной и морозной погоде (в 2 часа дня было — 22°) и благодаря тому что собаки за день немного отдохнули, мы сделали переход в 15 км. Полуночное солнце придавало ландшафту четкий рельеф. Местность, окружающая озеро, сложена из мореноподобных холмов и часто из байджарахоподобных конусов. Удовлетворенные началом обратного перехода, мы залезли в 3 часа утра в мешки. Раздумывая о предстоящем пути, я не мог уснуть в течение 6 часов. Солнце заметно согревало палатку, невзирая на 22-градусный мороз. В 3 часа дня поднялся южный ветер, было пасмурно и туманно, задувало в дверь палатки и стало холодно. В 5 часов дня буря усилилась. Оставаясь в мешках, мы занялись очередными делами: гидрограф производил вычисление маршрута, я вел свой геологический дневник, чинил кожаный жилет и курил трубку. Задержка на несколько дней из-за бури может оказаться роковой для собак. Рыбы остается лишь на восемь дней, да еще на три дня есть на складе, питания для нас хватит на столько же дней. Чтобы беречь керосин, будем отныне варить пищу не чаще одного раза в сутки. Жаль, что следы полозьев занесены снегом, по старому следу собаки везут гораздо лучше.

Четверг 16 мая. Второй день пережидаем бурю. В 12 часов ночи вылезли кормить собак. Соколка стащила у своего соседа полрыбы, поэтому я следил особенно за нею, как и за ненадежными соседями Лески.

Проглотив вместо теплого обеда по таблетке бульону и съев сахар с клюквенным экстрактом, мы залезли в спальные мешки. Ветер с юго-юго-востока усилился до 16 м/сек, температура поднялась до —4,8°. В примусе керосин держится уже пятый день после наполнения, зажигаем его не больше как на полчаса — варим только полбанки гороховых консервов с пеммиканом и согреваем немного чая. Чаще утоляем жажду клюквой с сахаром и без сахара со снегом. Температура поднялась до — 1,6°. Надо ждать оттепели. Проснувшись, я обнаружил, что спальный мешок и вся одежда густо покрыты снегом, проникшим под крышу палатки и в щель над дверью. Я осторожно соскреб снег ножом, а затем счистил его остатки своей головной «универсальной» щеткой, которая незаменима также в качестве платяной и половой. К вечеру ветер ослабел до 10 м и повернул на юго-запад, но поземок не дает нам выехать.

В 11 часов показалось солнце. Барометр подымается, и я надеюсь, что завтра шторм стихнет, а солнце высушит палатку, которая промокла, покрылась ледяной корой, стала жесткой и тяжелой. Вес спальных мешков и брезента также увеличился.

Пятница 17 мая. Третий день в штормовом лагере у «Озера пурги», как я его назвал. Всю ночь ветер завывал и раскачивал палатку. Если бы только это была последняя остановка до возвращения на «Зарю»!

У меня тяжело на сердце из-за моей ошибки с устройством склада и гнетет неразрешенный вопрос о реке Таймыре.

Суббота 18 мая. XVII лагерь. В 10 часов вечера мы взяли курс на запад-юго-запад 230°. Остановку сделали в час ночи. Вчера, пока разбирали палатку и нагружали сани, погода снова ухудшилась. В пути дул сильный ветер прямо в лицо и, что было гораздо хуже, навстречу собакам, которым он спирал дыхание и препятствовал слышать голос каюра. Бедную Крошку, глубоко занесенную снегом, с трудом вытащили из снежной ямы. Она отставала даже при медленном беге, падала, волочилась и не могла встать на ноги. Леска, ее рыцарь, хотел, видимо, ей помочь: он поднимал ее за сбрую, а когда это не помогало, хватал ее за грудь, но все было напрасно. Убедившись в безуспешности своей помощи, он, следуя своему инстинкту, схватил ее за горло, чтобы прикончить, С большим трудом нам удалось освободить Крошку из зубов Лески. Она лежала бездыханной на окрашенном кровью снегу. Я ее поднял, когда у нее появились признаки жизни, привязал сверху к саням, где она быстро заснула и доехала сюда живой. Сегодня Крошка медленно ела свою рыбу; она страдает кровавым поносом и, видимо, будет первой жертвой. Если она не поправится до завтра, пуля прикончит ее страдания. Вчера дорога была чрезвычайно трудной. Глубокий, рыхлый снег и высокие подъемы. От наших старых следов ничего не осталось, мы их давно уже потеряли. Вообще ничего не видно. Движемся как в мешке. Сделав за 4 часа 12 км, я должен был остановиться. Это было вовремя. Едва мы успели раскинуть палатку, как начала бушевать сильная буря с западо-юго-запада. Барометр неизменно стоит на низком уровне. Колчак сильно ослабел, быть может из-за половинного пайка в последние три дня, соответствующего четверти пайка рабочего. После более сытного ужина он чувствует себя лучше. Наполнили примус керосином, его остается еще только на одну заливку.

Погода плохая.

Воскресенье 19 мая. XVIII лагерь. Опять пурга, и мы снова залезли в мешки. Вчера с 9 до 12 часов ночи смогли проехать только 9 км. Это была самая тяжелая часть пути. Западно­юго-западный ветер дул навстречу собакам, и они тянули с трудом, а Туркан не хотел вовсе повиноваться. Я выпряг его вместе с Печатью, а на их место впряг одного слабого Сегана, который и в самом деле лучше повиновался, но так часто останавливался по делам своего «туалета», что сильно задерживал упряжку. Я очень устал, возможно оттого, что слишком тепло одет: сверх обычной одежды на мне были надеты пуховая куртка и ветронепроницаемые брюки. Однако, сняв их, я не почувствовал облегчения. Мы оба с каждым днем становимся восприимчивее к холоду. После многодневного сокращенного пайка тащить сани, проваливаясь в глубокий снег, и безостановочно окликать собак при встречном ветре, когда они не слышат окрика,— на это требуется огромное напряжение воли! Наш ежедневный суп содержит половину установленного рациона, а в дни вьюжной непогоды мы разрешаем себе только половину этого количества.

Сегодня остановились на отдых посреди ровной, не защищенной от ветра тундры, так как собаки не могли дальше идти. Нарту тащили только пять собак, остальные бежали просто рядом. Крошка освободилась от своих страданий, выстрел из ружья положил ей конец. По-видимому, она болела уже давно, так как каждый вечер жалобно скулила. Перед концом я дал ей еще полрыбы, которую она медленно сжевала. Теперь для остальных собак в связи с отсутствием Крошки хватит рыбы еще на один лишний день. Шестой день длится юго-западный шторм. Бессмысленно гнать собак против ветра, не продвигаясь вперед: они теряют свои последние силы; их шерсть намокает, леденеет, и они мерзнут. Пережидание пурги не является, разумеется, отдыхом для собак.

Наконец барометр начал подниматься, завтра погода должна улучшиться. До «Зари» еще 200 км, следовательно, в лучшем случае остается девять дней перехода. Корма для собак у нас также на девять дней. Отсюда ясно, что каждый потерянный день будет стоить жизни одной собаке.

Понедельник 20 мая. 4 часа 30 минут дня. Наконец трогаемся дальше. Вопреки высокому стоянию барометра и яркому солнцу поднимается метель!

Вторник 21 мая. 4 часа дня. На неизвестном заливе (Таймырском?). Бушует пурга, и мы опять как в мешке. Наш вчерашний переезд был удачен. Вьюга улеглась и, несмотря на туман, мы хорошо выдерживали курс 230°, ориентируясь по застругам.

Пройдя 9,5 км, достигли в 1 час 20 минут ночи северо-восточного берега залива, немного западнее нашего прежнего лагеря. Полозья из нейзильбера значительно облегчают скольжение нарты, да и дорога стала лучше. Мы ехали теперь По покрытой твердым настом гладкой поверхности, похожей на озеро. От залива взяли курс 234° на южный входной мыс, который неожиданно увидели перед собой, В этом направлении сделали еще 6,5 км. Сегодня нарты тащили только пять собак. Они прошли 16 км, большего я не мог от них требовать. Бодро настроенные, надеясь на быстрое возвращение, мы забрались в мешки и, покуривая трубки, беседовали до 5 часов утра. Но когда в 10 часов утра я вышел из палатки, начался шторм 16 м/сек. В виде разнообразия это был юго-юго-восточный ветер. Барометр продолжает падать. Мы лежим в мешках. Для собак положение становится критическим. Если завтра не тронемся, придется пожертвовать еще одним животным, а именно Турканом II, который, кажется, слабее остальных. С наступлением непогоды природа, и без того безжизненная, как бы совершенно мертва — не слышно птиц, не видно звериных следов на снегу. Что делаю т в такие дни пуночки и белые куропатки?

Печать, видимо, больна, но отлично тянет.

Среда 22 мая. После суточной задержки у нас появилась надежда: барометр поднимается, температура падает. Ветер повернул с запада на северо-запад, но шторм не прекращается. Корма для собак остается на три дня. Я охотно прошел бы вдоль побережья до склада, чтобы исправить результаты топографической съемки. Сырость в палатке, влажность спальных мешков и особенно вечно мокрые, ледяные ноги дополняют тяготы. Сегодня съели последний сухарь; осталось немного крошек, которые бережем в качестве приправы к супу. Сопровождавшийся снегопадом шторм снова испортил дорогу. Что сулят нам ближайшие дни?

Собаки и сани засыпаны глубоким снегом, пришлось их откапывать.

Четверг 23 мая. XX лагерь. На побережье, в 4 км от южного выходного мыса из неизвестного залива (Таймырского?). Вчера благополучно прошли 11 км от лагеря до южного выходного мыса по курсу 243° и еще 4 км до сюда по курсу 220°—210°. Мы оба обессилели, питаясь в штормовом лагере одной четвертью рациона. Чувствую себя особенно плохо — болит голова и наступила глубокая апатия, а также потерялся голос. Гидрограф бодрее и сохранил достаточно энергии, чтобы дойти сюда, в то время, как я готов был сделать привал в любом месте. Мы были в пути с 10 часов 15 минут вечера до 2 часов б минут ночи. Печать не могла сегодня сойти с места. Я привязал ее сзади к саням, где она одно время бодро бежала, пыталась даже тянуть сани, но позже, когда ей снова изменили силы, я посадил ее на нарту. Она хорошо поела, быть может завтра ей будет легче. Очень тяжело потерять эту прекрасную собаку-вожака.

Слабо извилистый берег напоминает по своему характеру холмистый ландшафт внутренней части тундры (полуострова Короля Оскара?) У северного выходного мыса «неизвестного» залива видны крутые скалы. Пояс торосов окаймляет выход из залива. За палаткой возвышается несколько девятиметровых холмов, усеянных валунами с ледниковыми штрихами.

Пятница 24 мая. XXI лагерь. На том же берегу, приблизительно в 10 км дальше. Вчера в пургу мы шли в тумане с 9 часов до 11 часов 30 минут, пока тянули собаки и пока можно было что-то видеть. Когда тронулись в путь, немного прояснилось, но едва прошли 1 км, снова поднялась пурга; снег забивал глаза с такой силой, что из-за боли я с трудом мог смотреть вперед. Мы шли по глубокому снегу у самого берега, который был едва виден сквозь снежную пелену. В тумане не раз наезжали на высокий берег, покрытый рыхлым снегом, не отличая его от поверхности моря, нередко принимали торосы за мысы и сушу. В конце концов нам прискучили эти скитания, и я остановился. При шквалистом ветре с большим трудом установили палатку.

Вчера Печать почувствовала себя как будто лучше. Сначала она бодро бежала рядом с санями и начинала даже их тянуть, но вскоре ослабела и не могла больше поспевать. Я отвязал ее, чтобы проследить, будет ли она хотя бы медленно следовать за нами, но она легла. Я устроил ее на нарте и решил положить сегодня конец ее страданиям. Гидрограф предложил не пристреливать собаку, а попытаться доставить ее на «Зарю». Я согласился подождать еще один день, но когда мы вышли из палатки кормить собак, Печать лежала растянувшись на боку и жалобно визжала. Она была больна. Ее шкура стала тонкой и облезлой; она сильно мерзла. Такой внезапный конец может наступить у любой собаки, получающей по одной рыбе, а Печать как передовая получала постоянно полторы рыбы. Белый медведь или олень безусловно спас бы жизнь всех собак, тоже самое и запасы из нашего склада, если бы только удалось их откопать! Я отнес собаку за палатку, где ее не могли видеть остальные, положил перед ней рыбу и уговаривал ее поесть, но она не прикоснулась к предложенной еде. Тогда я принес ружье и с болью в сердце прикончил страдания бедного животного.

Ненастная погода продолжается. Ветер сильно потрясал сегодня палатку; невозможно было уснуть из-за грохота оледенелого снега о ее стены. Спальные мешки, одежда, брезент, обувь — все намокло, в самой палатке также болото.

Сегодня мы сварили себе суп из полной порции гороховых консервов и шестой части пеммикана, что было чрезвычайно вкусно и должно хватить на сутки. Шпиг разделили на маленькие порции на шесть дней. Вчера выпили последнюю чашку прекрасного бульона. Провизия подходит к концу. Чем все это кончится? Пурга во всяком случае не кончается, она длится 12-й день, и барометр продолжает падать. Очевидно, май самый плохой месяц для поездок.

Инстинкт Лески своеобразен. Третьего дня, когда мы выехали, Печать шла в упряжке с ней рядом. Когда она упала, обессилев и не могла больше подняться, Леска сразу схватила ее за глотку. Она не пыталась поднять своего товарища, как это делала по отношению к Крошке. Если бы я не подоспел вовремя, Леска наверняка перекусила бы ей горло. Такое поведение добродушного пса говорило о безнадежном состоянии Печати. Но что же лежит в основе этого явления, подобного «журавлиному суду»? Проявление ли это сочувствия или же оно основано на чувстве самосохранения, на желании избавиться от лишнего едока? Быть может, это бессознательное стремление прикончить слабого, больного или немощного и дряхлого собрата?

Мои мечты в последнее время витают только вокруг съедобного, мне снятся прекрасные сытные обеды у старых друзей. На полозьях из нейзильбера сани легко скользили, на них груза не более 160 кг, но, несмотря на это, собаки не в силах тащить. Они не только истощены вследствие длительного голодания, но и пострадали из-за снежных штормов.

Сегодня снова завывает вьюга. Вчера мы в последний раз наполнили примус, следовательно имеем возможность согревать себе пищу в течение пяти дней. Когда доберемся до инклинатора, можно будет сжечь его сухой ящик. До склада остается около 20 морских миль. Если уляжется буря, мы протянем с кормом для собак! Нашего продовольствия хватит на такой же срок, но хватит ли наших сил?

С сегодняшнего дня я ради экономии кладу в суп что-нибудь одно: или целую ложку масла или же пеммикана, то и другое одновременно класть не приходится. У нас остается всего четверть порции пеммикана, одна банка молока, три ложки хлебных крошек, шесть банок гороховых консервов, сала на три дня, сахара на неделю, чай и клюквенный экстракт, который мы употребляем по ложечке. Это все наше богатство! С огорчением отказываю себе в удовольствии курить— табак настолько отсырел, что трубку не удается разжечь. Между тем курение и чистка трубки не только занимают время, но и согревают окоченевшие пальцы. Помимо того, курение заглушает чувство голода и пробуждает приятные мысли о возвращении на далекую родину. Перед сном мы сняли мокрую верхнюю одежду, плотно завернулись в легкие одеяла из верблюжьей шерсти, залезли в меховые мешки и уложили у себя на животе для просушки мокрые шерстяные носки, а также промокшее сено из лапландских башмаков. Я уже забыл о хороших сигарах. Если моя трубка не погаснет до возвращения на «Зарю», я буду доволен и вообще должен быть счастлив, если доберемся туда с имеющимся количеством собак. Без сомнения, еще не одна собака погибнет!

Спрашивается, каковы будут результаты всех пережитых трудностей и неимоверных лишений? Пока произведена только съемка побережья на небольшом протяжении к северо-востоку, причем установлено, что очертания берега, данные Челюскиным, правильнее тех, которые дал Нансен,— эта широко простирающаяся к востоку большая Таймырская бухта ни в коем случае не фиордообразная! Д алее, брошен беглый взгляд в глубь полуострова, на скрытый за туманами пустынный тундровый ландшафт. О геологии этих мест не удалось составить себе ясного представления. И это немногое стоило нам полных лишений 40 дней тяжелейшей работы и жизни нескольких собак! Вчера после долгого времени я увидел маленькую стайку из пяти-шести пуночек, пролетавшую в двух километрах отсюда в глубь страны. В остальном все мертво.

Барометр падает не переставая.

Суббота 25 мая. Вчера мы долго лежали в мешках и прислушивались, как буря сотрясала палатку. Доверившись проглянувшим солнечным лучам и надеясь на улучшение погоды, мы вынесли наружу свою мокрую ветронепроницаемую одежду, носки и валенки, но все заледенело и покрылось снегом. Повторилась старая история — с юга-запада приближалась пурга. Наше терпение истощилось!

Для собак у нас остается 10 рыб, на складе их 36; это корм на четыре дня. Мы сами съедим завтра последний кусочек сала. Кожу с этого сала я всегда срезаю для собак, но однажды, изголодавшись, съел ее сам. Керосина у нас еще на четыре с половиной дня, гороха на пять дней, есть четверть банки пеммикана.

Высота берега и мореноподобных холмов равна, по моим определениям, 18 м.

Воскресенье 26 мая. XXI лагерь. У северного входного мыса в залив Депо. Вчера в 10 часов вечера, несмотря на поземку, мы наконец тронулись в путь. Совершенно неожиданно погода прояснилась, и нас приятно поразило, что снег был настолько тверд и крепко укатан пургой, как давно не бывало. Легко продвигаясь между торосами, мы сделали 20 км, пересекли четыре маленькие бухточки, прошли мимо «горы Кельха» и с большой радостью увидели залив Депо.

Погода остается неизменной, но вчера нам улыбнулось счастье, так как небо прояснилось как раз в тот момент, когда мы добрались до залива Депо. В тумане мы могли бы легко его просмотреть.

Понедельник 27 мая. XXII лагерь. У склада. На коротком семикилометровом переходе до склада завы вала пурга со встречным ветром, тем не менее мы держали курс прямо на скалу.

За наше отсутствие ямы и шахты октябрьского склада были занесены снегом во время беспрерывных бурь. Потребовалась четырехчасовая работа, чтобы выкопать продукты и предметы снаряжения. При такой метели это была работа Тантала и Данаид, так как раскапываемую яму снова и снова заносило снегом. Мои эвенские приятели сказали бы, что нас преследует злой дух тундры «Ичита»; как бы в подтверждение этого в момент установки палатки бурный шквал сломал один из основных ее шестов. Сыграв эту злую шутку, шквал стих. Несколько позже погода прояснилась. На скале над нами пуночки пели свою нежную песню, вдалеке щебетали куропатки. В мокрых мешках спалось довольно плохо, хотя я полностью разделся и вообще никогда не влезал в мешок в мокрой одежде.

Вторник 28 мая. XXIII лагерь. На 4 км восточнее мыса Колчака. В б часов вечера в густом тумане отправились дальше. Было безветренно, шел легкий снежок. Берег был скрыт туманом. Мы старались придерживаться побережья, ориентируясь справа поясом торосов и слева береговой линией, и все же в тумане не раз сбивались с пути. Вытаскивая сани из глубокого снега, мы теряли последние силы. Собаки не могли или же не хотели работать без нашей помощи. Когда приблизились на расстояние около 3—4 км к мысу Инклинаторному, видимость улучшилась и можно было держать направление к мысу на полуострове Короля Оскара.

Путь был тяжелый. Собаки едва тянули сани. В 12 часов 17 минут дня мы были вынуждены остановиться. К моменту установки палатки поднялся сильнейший шквал, затем стало тихо. Почти всякий раз, когда мы на привале, погода проясняется, но как только пускаемся в путь — все заволакивается туманом. Чтобы сберечь керосин, кипятим себе только чай, а гороховое пюре едим вместо супа сухим. У нас всего 16 рыб, которыми мы должны обойтись до возвращения на «Зарю». Сегодня дам шести собакам, которые еще везут нарту, по целой рыбе, а четырем остальным по половине; тогда корма хватит еще на два дня, а именно до оставленных в Таймырском проливе в 18 км от «Зари» запасов.

Вчера надели вместо мокрых лапландских башмаков кожаные ботинки, которые оказались тяжелыми и тоже намокли из-за попадавшего в них снега, как только мы проваливались в глубокие трещины.

Среда 29 мая. XXIV лагерь. Посреди залива. Вчера мы выехали в 8 часов 50 минут вечера при хорошей ясной погоде и благоприятном ветре. Впервые после долгого времени ветер не дул нам в лицо. Более часу мы шагали в лямках по торосам и прошли 6 км. Следующий час прошли 4,5 км по гладкому льду, то же самое в течение третьего и четвертого часа.

В начале пути Леска обнюхивала Туркана II, скоро ли она сможет схватить его за горло, другими словами, прикончить своего ослабевшего товарища, а теперь сама тащила хуже, чем он, и, не имея сил идти в ногу с упряжкой, осталась лежать на месте.

Когда разбивали палатку, нас настиг сильнейший шквал при ветре 20 м/сек. Мы опасались, как бы не сорвало палатку и не унесло через наши головы. Пришлось вылезть из мешков, чтобы укрепить палатку балластом из нашего груза. Снег, который мы набрасывали вокруг палатки для защиты от ветра, сразу же сдувало. Все чертовски промокло; мокрые мешки, палатка, одежда отяжелели. Намокшие веревки оледенели, развязывать их в пургу было невыносимо тяжело.

Как только тронулись в путь, туман накрыл всю местность. Доберемся ли сегодня до мыса Миддендорфа?

Четверг 30 мая. XXV лагерь. Мыс Миддендорфа. Вчера снялись с места в 9 часов вечера. Погода прояснилась, была маленькая поземка. Надев лямки, медленным шагом тащили сани в помощь собакам. Час спустя силы изменили Туркану II, и я должен был его выпрячь. В надежде, что он придет в себя и доберется по следам до лагеря, я его оставил на пути. Часом позже та же судьба постигла Собаку. Леску привязали сверху на нарту, так как иначе она сваливалась. Мы медленно продвигались к входу в Таймырский пролив. Не раз нас вводила в заблуждение смена освещения едва различимых очертаний побережья: то проектировался мыс на заднем плане, то казалось отдаленный мыс находится совсем рядом. Все это происходило словно при быстрой смене деко­раций.

В 2 часа дня — в те часы, когда мы обычно устанавливали палатку, с гор острова Таймыр стремительно спустился смерч. Он двигался перед нами к мысу Миддендорфа. На этот раз он явился в неурочное время, так что, не встретив там нашей палатки, не смог нанести нам вреда.

Во время нашего отдыха погода прояснилась, ветер 8 м/сек. Поземка. Я распределил последнюю рыбу между 8 собаками, из них полторы рыбы дал Туркану и полрыбы Леске. Она, впрочем, больше и не хотела. Мне так хочется спасти эту верную собаку и привезти ее на санях на «Зарю». Колчак тоже выражает симпатию к этому животному. Мы съели последние остатки продовольствия, за исключением банки паштета и одного кубического дюйма шпигу, который храним на случай, если не доберемся сегодня до склада. Оставленные позади собаки не нагнали нас. Леска, вчера заснувшая, не притронувшись к своей рыбе, больше не просыпалась.

Пятница 31 мая. На борту «Зари». 8 часов 36 минут вечера. Вчера мы оставили мыс Миддендорфа при ясной погоде. В 12 часов ночи достигли Таймырского пролива. Меняющееся освещение сбило нас с курса, что помешало найти последний склад. В Таймырском проливе собаки удивительно подбодрились, очевидно узнали старый след, в особенности Туркан, который тащил нарту с радостным воем; но если мы сами не помогали тащить, то собаки останавливались. Так мы шли, пока не определили место первой остановки после выезда с «Зари». Следовательно, склад находился в 5 км позади. Что делать? Я решил идти дальше к «Заре». В 2 часа 30 минут ночи мы были у мыса Сморлаус. Здесь по просьбе гидрографа Бирулей был установлен для точной съемки рейда тригонометрический знак внушительных размеров. 25 км шли с пустым желудком, впрягшись в сани вместе с собаками. В 10 км от нас находилась «Заря», но сможем ли дойти до нее сегодня же? В желудке давно урчало. Каждый час мы выкуривали по трубке для подкрепления сил. С каждым километром становилось все тяжелее. Когда увидели свою давно желанную «Зарю», дело пошло на лад! За 2 км до цели собаки узнали «Зарю» и побежали полным ходом вслед за Турканом, который раньше других почуял близость судна.

В 7 часов утра мы были дома! Первым нас встретил Стрижев, радостный и свежий, как всегда. Он сообщил, что они с Бирулей благополучно завершили поездку; Коломейцев и Расторгуев поехали дальше в прекрасном настроении. По пути застрелили трех медведей, что хорошо подкрепило собак. На «Заре» все здоровы. Вскоре вышел навстречу Матисен, полный и цветущий. Бируля и Зееберг находились еще на «Черной горе»; доктор не покидал каюты после перенесеннего им суставного ревматизма. Приветствуя нас в кают-компании, он предложил торжественно отпраздновать наше возвращение «возлиянием Бахусу». У «Зари» выстроилась вся команда, я радостно ее приветствовал.

 

СНОВА НА „ЗАРЕ"

Среда 5 июня. С пятницы 31 мая опять на борту «Зари». Все события санной поездки с 21 апреля по 31 мая, ее ничтожные результаты и неудачи, поводом к которым послужили мои роковые ошибки при выборе места для продовольственных баз, утрата пяти собак, голод и снежные бури описаны мной в путевых заметках. В течение пяти дней я отдыхал и лишь сегодня настолько окреп, что могу приступить к работе. Мы прибыли в пятницу утром утомленные и истощенные, словно после тяжелого тифозного заболевания. Первые три дня посвятили почти исключительно еде и сну. Невзирая на это, я и сегодня ощущаю сонливость и вялость. Однако Матисен со свойственной ему настойчивостью увлек меня вчера с собою на остров Нансена к знакам, установленным на заснеженном ледяном поле. Эта прогулка, хотя и утомительная, пошла мне на пользу. Перед сном я принял ванну и благодаря этому спал всю ночь. Теперь ощущаю приятное утомление. Свое возвращение мы отпраздновали маленькой пирушкой. Торжество совпало с днем рождения Матисена. Крайне редкое употребление спиртного сказалось на моем самочувствии.

Четверг 6 июня. Завтра истекает неделя со дня нашего возвращения. Что произошло здесь за период моего отсутствия?

За день до нашего возвращения Бируля отправился в экскурсию на «Черную гору». К нему присоединился Зееберг, который недавно закончил маятниковые наблюдения и прожил в связи с этим неделю на острове. Бируле надлежало установить минимальный термометр на «Черной горе» и заложить там небольшой склад. Их сопровождает такая же отвратительная погода, какую пережили мы в течение мая месяца. Они запаслись продовольствием примерно на неделю и соответственно этому должны скоро вернуться.

В дни поднятия температуры выше нуля мы все на «Заре» пережили ложную тревогу. Судно начало внезапно оседать под действием тяжести крепко примерзших к бортам огромных масс льда и снега, которые пропитались проникшей снизу водой. Однако через день, когда лед отделился от бортов, судно снова стало медленно подниматься. Лед прочно примерз только по левому борту, что вызвало крен в 5,5°, неприятно ощущаемый в каютах.

31 мая мы с гидрографом прибыли как раз к утреннему завтраку. Наскоро умывшись и очистив 41-дневную грязь, сели за стол и почти целиком выполнили программу еды, составленную нами в пути, когда мечтали утолить голод по возвращении на «Зарю». Мы оба тотчас выпили по целой кружке молока, затем кофе и чай с бутербродами с сыром и съели банку паштета из дичи с горячим маслом. В полдень к завтраку у нас снова пробудился голод, тем более что было подано очень вкусное блюдо — свежая оленина.

На охоте доктора заменили во время его болезни два охотника. Железняков, лучший призовой стрелок, застрелил в течение одного дня пять оленей, а несколько дней спустя еще одного оленя застрелил Фома. Он немало этим гордился и возбудил зависть незадачливого Носова, заменявшего его в это время в камбузе. Матисен позаботился еще о другом виде спорта для команды и не без успеха. Матросы с увлечением ходили на лыжах и соревновались в беге на призы. Матисен передал мне красивые фотографии, заснятые во время этих соревнований. Со дня своей удачной охоты Фома очень горд и доволен. Он прилагает все усилия, чтобы поднять наше питание и в течение недели подавал на стол самые разнообразные и вкусные блюда. Радостное оживление вызвали третьего дня свежие булки, которые Фома ухитрился испечь.

Погода стоит отвратительная. Судовые работы продолжаются ровным темпом. В машинном помещении стучат молотки, везде наводится порядок, прилаживаются паруса. Команда имеет здоровый вид, в чем я убедился, когда в последнее воскресенье видел всех в сборе.

Суббота 8 июня. Вчера погода была замечательная — небо совершенно безоблачное. Я совершил свою третью прогулку, но не встретил в пути ни одного живого существа, как и доктор, который был в это время на южном берегу. В 12 часов ночи вахтенный доложил о возвращении Бирули. Собаки бежали рысью под управлением Железнякова, а за ними на расстоянии полукилометра шли оба путника. Полчаса спустя они были в кают-компании. Смуглые от солнечного загара, оба посвежели, были бодры и полны сил. Они прошли в течение дня от «Черной горы» 35 км. З а это время сделали одну остановку в пути, чтобы перекусить и дать отдых собакам. Высота «Черной горы», согласно показаниям анероида, равна 300 м. На куполообразной вершине установлен минимальный термометр и заложен склад. Эта точка, с которой открывался великолепный вид на все стороны, астрономически определена. Поездка прошла хорошо, собаки вернулись бодрыми. При небольшом грузе и коротком расстоянии упряжка в шесть-семь и даже пять-шесть собак вполне достаточна.

Отчет Бирули о поездке с Коломейцевым меня успокоил. По его мнению, Коломейцев уже благополучно прибыл к месту своего назначения. Бируля принес мне карту на основе произведенной им съемки берега до мыса Стерлегова. Карта действительно достойна удивления — это была замечательная работа. Я вправе гордиться своими сотрудниками.

Воскресенье 9 июня. Наконец наступает весна. Ночью с четверга на пятницу шел дождь. Вчера был мокрый снег при 0°, а сегодня + 4,3°. Сегодня утром Толстов принес доктору трех куликов — морских песочников, застреленных им на острове Нансена. После белой куропатки и пуночки это были первые застреленные перелетные птицы. Бируля принес с собой белую куропатку, из зоба которой доктор извлек почки полярной ивы.

Вчера отбили общими усилиями примерзший с левого борта судна снег; когда «Заря» отделилась от снеговой и ледяной стены, примерзшей у ахтерштевня, вокруг судна начала образовываться широкая полоса воды, так что с борта пришлось перекинуть на лед дощатые мостки. Толщина льда равна здесь 194 см, выше лежит насыщенный водой 26-сантиметровый снежный пласт. Толстов принес двух исландских песочников (Tringa canuta islandica) с острова Нансена, где довольно много птиц. Сегодня Бируля передал мне образцы горных пород, собранных им во время поездки к мысу Стерлегова. Попутно он сделал немало ценных наблюдений: мыс Стерлегова и его ближайшие окрестности сложены из мелкозернистых кристаллических сланцев, разбитых кливажем; среди валунов, кроме гранато-слюдистого сланца, находился еще сиенит, таймырит (санидин + кварц + роговая обманка); в направлении к заливу Миддендорфа на большинстве мысов выступает на дневную поверхность гранито-слюдистый сланец, затем гранито-гнейс. Бируля нанес все эти находки на свою замечательную карту. Я просил его назвать своим именем нанесенный пунктиром безыменный залив, над съемкой которого он работал в течение всей зимы.

В заключение я сообщил ему план работ на июль месяц. Как только в проливах и бухтах сойдет со льда снег, я хочу предпринять две поездки на каяках, чтобы заполнить пробелы съемки, возникшие вследствие запутанности вопроса о реке Таймыре и безуспешности поисков ее устья. Думаю пробраться с Зеебергом к последнему из достигнутых мною заливов и, доехав до склада, повернуть на север вдоль залива. На обратном пути надеюсь вывезти по возможности продовольствие, оставленное на складе, и привезти с собою инклинатор. Если попутно разрешать и таймырский вопрос, то мне не удастся своевременно вернуться, поэтому выполнение этой работы должны взять на себя Бируля и доктор Вальтер. Оба они должны выехать одновременно со мной, также на каяке с санными полозьями. Им надлежит направиться сначала в восточную часть так называемого Таймырского залива до точки, куда проникли доктор с Коломейцевым, и оттуда исследовать в западном направлении течение каждой реки. Бируля охотно согласился на мое предложение. Накануне я переговорил о своем плане с Зеебергом. Наш магнитолог готов включиться в намеченную работу после предварительного вычисления результатов своих наблюдений.

Понедельник 10 июня. Тундра уже чернеет, количество птиц увеличивается. Матисен принес сегодня двух песчанок, одну камнешарку (Strepsilas interpres) и одного поморника (Lestris longicauda). К ночи погода разгулялась, туман рассеялся. Светит солнце, и почерневшее побережье острова Боневи кажется неожиданно приблизившимся. Тюлени выходят из своих лунок. Теперь становится понятным, почему в марте месяце Грозный раскапывал снег; он, очевидно, учуял тюленя в лежбище.

Я просил Зееберга прийти ко мне в лабораторию для обсуждения вопросов предстоящего путешествия. Он подсчитал, что в течение пяти недель успеет закончить свои неотложные работы, одна неделя потребуется для обработки хронометрического журнала и вычисления наблюдений, сделанных на «Черной горе», еще три-четыре недели необходимы для работ с пассажным инструментом.

Осадка носовой части «Зари» уменьшилась до 14 футов, а кормовой до 16. Если мы полностью разгрузим судно, осадка будет 12 футов, что важно учесть при выборе следующей зимней гавани. Весьма вероятно, что мы сможем войти в случае необходимости даже в устье Лены.

Вторник 11 июня. Продолжается сильная оттепель. Доктор и гидрограф хотят сегодня вечером предпринять трех-пятидневную санную поездку к заливу Актиния и оттуда пройти 18 км вдоль южного берега Таймырского пролива до продовольственной базы, чтобы закончить съемку этой части пути. На обратном пути они захватят оставленные на складе вещи. Сегодня исполняется год, как на борту «Зари» нас посетило много гостей. Вспоминает ли кто-нибудь из них о нас?

Третьего дня начали перевозить инвентарь с острова Наблюдений и сняли телефонную линию. На острове остаются почвенные термометры и унифилярный домик. Полоса воды вокруг судна расширяется. В бурой воде плавают выброшенные с прошлого года трупы птиц и другие отбросы.

В трюме начинает таять, поэтому ускорены приготовления к откачке, так как зимой в период морозов течь, естественно, прекратилась.

Среда 12 июня. На этих днях я принялся за изучение образцов прошлогоднего осеннего льда. Вчера мне удался хороший отпечаток третьего слоя льда, взятого у склада. Зернистость льда кажется совершенно схожей с зернистостью каменного льда Новосибирских островов, даже крупнее. Растительный слой содержит куропаточью траву и полярную иву. Сегодня попробую рассмотреть лед под микроскопом в поляризованном свете. Прежде чем заняться систематическим изучением льда, я перечитываю литературу и знакомлюсь со всеми материалами, касающимися этой темы.

Небезынтересно описание санной поездки Пайера из гавани Германия от 74° 15' с. ш. к мысу Бисмарка на 77° с. ш., которая длилась с 6 апреля по 9 мая 1870 г . Если принять пройденный путь за прямую линию, то получится, что Пайер и Эллингер прошли в каждый конец по 270 км, т. е. 540 км за 33 дня и в среднем делали ежедневно по 15 км. Если же откинуть семь дней задержки из-за непогоды, то окажется, что они проходили по 19 км в день. Это хорошая скорость, особенно при их плохом снаряжении и тяжелых санях, когда к тому же снег был очень глубок и дул встречный ветер. Поразительно, что они смогли выполнить свой маршрут, несмотря на голод и ежедневное употребление алкоголя, который не мог не подрывать сил путников. На восемь человек они взяли 20 бутылок коньяку вместо соответствующего по весу количества шоколада или чего-нибудь питательного. Каждый вечер они выпивали две-три столовые ложки коньяку, который быстро вызывал «оглушение». Пайер говорит по этому поводу: «Из хранившихся в замкнутой жестяной банке резиновых бутылок я регулярно раздавал после ужина по две-три столовые ложки рому или коньяку. Несравнимое ни с чем наслаждение! Во время всех санных поездок я наблюдал, что это ограниченное количество алкоголя после быстро нараставшего упадка физических сил и усиливавшегося голода тотчас порождало состояние радостного помешательства, за которым следовал сон».

Пайер считает максимальным грузом для одного человека на одних санях 2 ц (200 кг). Приличной скоростью передвижения при благоприятной дороге (весной) он считал 15—22 км. Учитывая этот опыт, полагаю, что если к 10 июля снег стает, то мы с Зебергом выполним наш план. Свои предположения я строю на опыте 1886 (?) и 1893 гг. Интересна попытка Пайера проехать на санях обратно под парусами при попутном ветре. Следует упомянуть, что Пайер и его спутники также страдали от обледенения спальных мешков, тяжело переносили заболевания глаз, судороги, нервные и ревматические боли» «Кто выходил из палатки после многодневной вьюги, чувствовал слабость выздоравливающего»,— упоминает он.

Привожу описанное Пайером наблюдение по геологии Гренландии, которое меня заинтересовало: «На скалах до самой вершины ориентирных островов ясно видна полировка. На гребнях покоились в самых неожиданных положениях огромные эрратические валуны, опиравшиеся нередко на небольшие камни. Очевидно, они были принесены льдами и упали на дно моря. С течением времени морское дно поднялось или же уровень моря опустился». Как же при этом мне не вспомнить здешние большие, иногда столообразно посаженные валуны? Полагаю, что их можно отнести за счет современных передвижек льда, а также за счет описанных Пайером явлений, точнее говоря, за счет ниспадания валунов на дно моря в период его более высокого уровня в ранее послеледниковое время. Читая описание тем же автором гренландских фиордов, мне приходит на мысль, что области истинных фиордов были ограждены от денудации благодаря продолжительно действовавшей ледовой защите. Таймырская область была, очевидно, лишена такой защиты в течение длительного периода. Те же самые гнейсы, гранито-слюдистые сланцы и т. д., как и в Гренландии, где они выступают на высоте 1500 м и выше и опускаются в фиордах на глубину более 300 м, денудированы здесь на сотни метров и проливы заполнены щебенкой. Был ли здесь до или после европейского или местного ледникового периода длительный период степей или пустынь? Были ли они абрадированы морскими трансгрессиями? Как разрешить эту труднопознаваемую проблему?

Наконец я прочел в том же томе «Известий Петерманна» статью Миддендорфа о «Гольфштреме восточнее Нордкапа». Из этой статьи хотел бы привести следующие слова: «Я должен был бы отречься от всего своего прошлого, если бы, пользуясь этим случаем, не высказал надежды, что Сибирское Полярное море станет в скором времени объектом нашего внимания. Тем, для кого имеет значение материальная выгода лишь в данный момент, можно указать, что Полярное море таит в себе большие ценности. Вызывает возмущение хищническое истребление, обогащающее американских китобоев в нашем Беринговом море, и этому хищничеству в последние годы следуют также предприимчивые норвежцы у Кольского полуострова и в Карском море. Сокровища находятся именно здесь. Вместо того чтобы постоянно думать, где заимствовать вооруженного пушечными жерлами аргуса, чтобы охранять эти сокровища, следует ознакомиться с природой этих областей, а затем взяться самим за их рациональную эксплуатацию. Это необходимо сделать прежде, чем в наших собственных границах преимущество не будет захвачено иностранцами».

В заключение привожу еще одну выписку из статьи «О Русской северной полярной экспедиции» в том же томе «Известий Петерманна» (VI. 1870, стр. 226—230), а именно статью Петерманна о его переписке с Воейковым по вопросу представленного Русскому географическому обществу плана Северной полярной экспедиции. Цитирую из письма Воейкова: «Новая Земля и море на восток до северной оконечности Сибири и до Новосибирских островов является полем деятельности русской северной экспедиции. Если шведы действительно предприняли зимовку на Шпицбергене, то было бы напрасной тратой средств посылать туда русскую экспедицию. Было бы чрезвычайно интересно там перезимовать. В остальном Шпицберген довольно хорошо уже изучен благодаря шведским и другим экспедициям. Подводя итоги результатам этого года, я предложил направить два судна, одно к северному побережью Новой Земли и по возможности прямо к северной оконечности Сибири, где следовало бы перезимовать, а следующим летом отправиться дальше к Новой Сибири и Берингову проливу. Второе судно направить в Карское море на розыск свободного от льда морского пути к устьям Оби и Енисея».

В заключение Петерманн, подытоживая положение вещей, высказывается следующим образом: «Россия не будет, подобно Англии, шесть лет подряд обсуждать вопрос, исписывая полные чернильницы, чтобы в конце концов ничего не совершить!»

Иллюстрировать описание моей санной поездки по тундре может определение Тиндаля, высказанное им при виде «Моря льда»: «Он производит впечатления моря, на котором бушевала со всех сторон буря и которое внезапно оцепенело в покое». Но какой контраст! Там глетчер Монбланской группы — какая величественная перспектива, какая живописная картина, напоминающая сценическую декорацию! После немногих часов спуска дорога приводит там к культурным городам. А здесь взгляд, если ему не препятствует туман, когда оказываешься как бы в сосуде с молоком, упирается в оцепеневшие валы в этой пустынной, наиболее отдаленной от цивилизованных стран области Старого Света.

Пятница 14 июня. Вчера после ужина я отправился на остров Наблюдений. Снег сильно пропитался водой, и я поэтому взял лыжи. Несколько дней назад я заметил, что мои ноги отекли. Если это симптом сердечного заболевания, то мое положение будет довольно-таки плачевным.

Неглубокий снег на острове почти совсем растаял. На оттаявшей тундре образовались лужи, и вода стекала по откосам в море. У берегов острова поверх льда стояла вода. Между торосами тонули даже горные лыжи, так что широкие клондайкские башмаки были как раз уместны.

Вечер на редкость великолепен. Тепло и безветренно. Яркое солнце, ясный прозрачный воздух. Множество пуночек оживляет остров; их подвижность и пение напоминает нашего жаворонка. Щебетание походит на начальные звуки пения жаворонка, а поднимаясь в воздух они также вздрагивают крылышками, но вскоре снова опускаются и обрывают свое пение. Хотя бурые пятна тундры с ее скудной растительностью слабо напоминают природу нашей родины, но тем не менее веселые движения пуночек вызывают радостное волнение и пробуждают в памяти светлые родные картины. В остальном тундра еще мало населена: я видел парочку чаек с темными крыльями, несколько камнешарок, слышал вдали исландского песочника, моего старого друга по острову Котельному. Видел еще парочку сивок (Charadrius morinellus), которые до сих пор не известны как перелетные птицы, и поэтому я застрелил одну из них. Когда вернулся «домой», я увидел верные признаки возвращения доктора — около нарты лежал олень, и с него сдирали шкуру. Доктор и гидрограф остались довольны своей поездкой. Невзирая на тяжелую дорогу, когда приходилось проваливаться в мокрый снег до пояса, они сделали 70 км. Собаки, управляемые Стрижевым, тащили легкую нарту настолько хорошо, что приходилось попеременно на нее садиться, чтобы замедлить бег собак и чтобы два других охотника могли поспевать за упряжкой. В первый день они дошли до залива у западной оконечности острова Таймыр. Этот залив следует рассматривать как гавань Актиния, но с уверенностью этого нельзя утверждать, так как гурия, построенного экспедицией на «Веге», найти не удалось, В следующий день они проехали вдоль южного берега острова Таймыра вплоть до сужения Таймырского пролива. Оказалось, что на карте Бове ошибочно указаны у западного берега острова Таймыра два маленьких островка (острова Говгарда), в действительности не существующие, и показан курс, который ведет прямо через сушу, т. е. через остров Боневи (!). Очертания южного побережья на карте вполне совпадают с действительностью. Там имеется также маленький островок близ узкой части пролива, перед четвертой бухтой Входного мыса. Здесь, на южном берегу острова Таймыр, доктор застрелил трех крупных оленей и видел на острове еще стадо из семи оленей. Склад был в полном порядке: ни сухари, ни рыба не были испорчены и не тронуты зверем.

Погода стояла благоприятная, но незадолго до разбивки палатки, когда доктор возвращался через пролив после охоты на оленей, разразился сильный ливень, и путники промокли до нитки. К утру их развешанная одежда высохла на ветру. Из животного мира видели много нерп, лежавших у своих лунок, а из перелетных птиц — первых казарок и морянок, множество чаек и куликов. Вчера в полдень путники свернули палатку и погрузили консервы со склада на сани, оставив 50 кг рыбы, в расчете, что за застреленными оленями придется нарту посылать еще раз. Около убитых оленей была целая стая чаек; после них из внутренностей ничего не осталось. Мягкие, хрящеватые рога были тоже съедены до основания, а самый лакомый для нас кусок — язык — совсем исчез.

Вчера вечером с привезенного оленя была снята шкура, под которой оказались личинки оленьего овода (Oestrus tarandi). Эти личинки свидетельствовали о том, что животное пришло с юга! Встреченные доктором стада состояли из старых оленей, между тем как зимой близ «Зари» наши охотники подстреливали годовалых и двухлетних оленей, а также самок с телятами. Отсюда доктор заключает, что здесь зимуют только молодые олени, а старые, очевидно, перекочевывают зимой на юг. К его мнению я полностью присоединяюсь.

Подвергнув меня сегодня утром тщательному медицинскому осмотру, доктор нашел, что тоны сердца и границы соответствуют у меня норме, а сильные отеки на ногах до колен являются следствием сердечной слабости, вызванной перенапряжением во время последнего тяжелого перехода. Он предписал мне несколько дней покоя и считает, что я смогу спокойно предпринять предусмотренную планом поездку, если отеки исчезнут без осложнений. Но как только отеки снова появятся в пути, я должен буду безусловно повернуть обратно, также при появлении трудно заживающих повреждений кожи и язвах. Сам доктор, невзирая на только что перенесенный суставной ревматизм, не щадит себя и ходил к заливу Актиния и к Таймырскому проливу.

Обдумав заключение доктора, я пришел к выводу, что ехать надо вчетвером — с каюрами Носовым и Железняковым, тем более что в лице Железнякова будем иметь хорошего стрелка и охотника, который обеспечит нас дичью лучше, чем я; работу и исследования, а также поиски устья реки Таймыры можно успешнее выполнить двумя партиями. Наконец Зееберг и Железняков, в случае если я буду вынужден повернуть обратно, смогут продолжать поездку без меня.

В отношении лежбищ тюленей интересны наблюдения Вангоффена, изложенные во II томе «Гренландской экспедиции». Там говорится, что самка тюленя, как и медведица, устраивает для своих детенышей на льду между занесенными снегом льдинами и обломками айсбергов родильное помещение с незаметным для глаз выходом к воде. У своих лежбищ звери оставляют открытую лунку, которую предохраняют от замерзания своим дыханием, а также при помощи своих острых когтей. По словам Железнякова, то же самое ему приходилось наблюдать на мурманском побережье. Бай указывает, что на восточном побережье в Гренландии в желудках медведей были обнаружены в 1892 г. новорожденные детеныши тюленей. Медведи, очевидно, откапывали их в беспомощном состоянии из-под снега, когда матери удавалось скрыться. Далее заслуживает внимания высказывания Вангоффена о белухах (Beluga leucas gray): «Третья возможность ловли белух представляется в тех случаях, когда их застигает вблизи берега быстро образовавшийся лед. Не находя выхода в открытое море, как это случалось в бухте Диско и на острове Вайгаче, белухи делают себе лунки для дыхания, к которым постоянно возвращаются. Эти небольшие отверстия расширяются книзу в поместительную ледяную воронку, которая затягивается тонким слоем льда. Хотя дыхание белух слышно издалека, эти маленькие лунки среди ледяных глыб и обломков айсбергов обнаруживаются с трудом и их разыскивают с помощью собак. Все же не все собаки пригодны для этой цели. Гренландские собаки, обнаруживающие такие лунки, получают премии. Нахождение дыхательных отверстий обычно связано с чрезвычайно богатым уловом». Так, например, за пять дней было добыто 400 белух.

Суббота 15 июня. Прекрасная весенняя погода, солнце и ветер сгоняют снег и высушивают отсыревшие помещения судна. Деревянные мостки, сначала горизонтально перекинутые с борта судна на снежный вал, окружавший «Зарю», сильно опустились. Стало опасно подниматься по этим скользким доскам после ненастной погоды. Чтобы не свалиться в мало соблазнительную бурую воду, со вчерашнего утра с левого борта перекинуты вниз сходни, а с правого спущен большой трап, для чего вырыт проход сквозь снег. Команда весь день прилежно работала. Из машинного отделения доносятся во время работы песни. Судовые помещения приводятся в порядок, палуба вычищена, каяки ремонтируются и смолятся, шлюпки приводятся в исправность. Вечерами матросы получают разрешение поохотиться с дробовиком. Первое время они приносили одних только пуночек, чаек и куликов. Сегодня я почистил свою лабораторию и осушил ее сквозняком. Полагаю, что плесень на книгах исчезнет. Затем я принялся за ботанику Миддендорфа и сделал важные заметки.

Понедельник 17 июня. Вчера, в воскресенье, Фома порадовал нас прекрасным печеньем и паштетом из дичи оригинальнейшего вида и превосходного вкуса. Он назвал его трудно выговариваемым, якобы французским словом. Вчера, изучая литературу по ботанике, я прочел, между прочим, что нивянка зимует, не теряя своих листьев, между тем найдя такие листья в зобу у белой куропатки я принял их за только что распустившиеся!

Продолжается бурное таяние снега. В субботу доктор был на южном берегу и слышал там журчание стекающих с гор ручейков. Среди множества птиц был краснозобик и другие прилетевшие птицы.

Матисен ездил вчера на остров Нансена измерять углы между бамбуковыми шестами и тригонометрическими знаками. Оказалось, что большинство шестов переместилось в снегу. Возможно, удастся воспользоваться еще двумя восточными шестами.

Мои отеки положительно уменьшаются, чувствую себя прекрасно, обладаю неимоверным аппетитом и хорошо сплю. Вчера доктор вскрыл последнюю бочку солонины. Столовое масло мы ели на прошлой неделе в последний раз.

Идет дождь; сильно тает.

У Миддендорфа в «Материалах к познанию Русского Государства» на стр. 526 говорится: «Вершины, горные хребты и отвесно стоящие утесы, подверженные влиянию господствующих ветров, оставались постоянно свободными от снега. Напротив, все долины выравниваются, заполняясь снегом!» Доверившись этим наблюдениям, я устроил свой склад, в результате чего мы так сильно пострадали.

Вторник 18 июня. Положенные накануне на поверхность тундры термометры показали:

Мин. 9 час. утра — 1,5°; 11 час. утра +4,0°;

Макс. 9 час. утра +7,4°; 11 час. утра +13,2°!

Матисен установил сегодня гурий на самом высоком месте острова, там где стоял тригонометрический знак гидрографа. Перед нашим отъездом хочу укрепить на этом гурии памятную доску и оставить документ об экспедиции.

Зееберг закончил вычисления своих наблюдений на «Черной горе». Она лежит точно на 76° с. ш. и 94° в. д. Склонение доходит до 20°30' на восток. Остальные магнитные элементы еще подсчитываются. Вчера ночью я работал с поляризационным микроскопом, но мне не удалось найти во льду черных крестов в преломленном свете.

Пробираться к берегу с каждым днем становится сложнее. Лыжи проваливаются в талый грязный снег. Образуется так много водных пространств, что вскоре мы сможем испробовать каяки.

Вечером 18 июня. Прирост льда в море приостановился, его толщина равна сегодня, по измерениям гидрографа, 190 см, над ним 4 см растаявшего льда и 26 см снежного месива.Доктор принес сегодня первого гуся (Bernicla torquata).

Четверг 20 июня. Занимаюсь два дня изучением структуры льда; сегодня добился получения красивых препаратов. С помощью Матисена сделал интересные фотографические снимки.

Завтра исполняется первая годовщина работ экспедиции.

В 11 часов утра Матисен созвал команду. Я спустился в кубрик и приветствовал ее. На мой вопрос, не имется ли у кого жалоб в отношении одежды, пищи, жилищных условий или еще на что-либо, все дружно ответили, что жалоб нет. Мой призыв жить и работать дружно в дальнейшем, как и до сих пор, команда единодушно поддержала.

Прежде чем сесть за праздничный стол, мы вскрыли лунинский ящик. В нем было много бутылок вина, а сверху лежали карточки, с надписями: «Пьем сегодня вместе с вами за благополучие экспедиции», сделанными рукой доктора Шредера и доктора Лунина. На ящике была пометка — «вскрыть в день празднования первой годовщины экспедиции!» Все было отлично упаковано, от мороза треснула только одна бутылка рейнского вина и из нее вылился на пол кают-компании ароматный поток Рейна. Фома приготовил праздничный завтрак: капусту с сосисками, сладкое блюдо и свежие булки. Вино мы решили Приберечь к обеду, чтобы не нарушать рабочее настроение и чтобы выпить его в то самое время, когда мы прощались год назад со своими друзьями. Быть может в этот самый час они также соберутся за столом.

Сегодня работы для команды отменены, и каждому дана возможность провести время по своему усмотрению. Многие отправляются на охоту.

Суббота 22 июня. Этой тетрадью я заканчиваю первый экспедиционный год. О вчерашнем торжестве вкратце сообщу, что после моего тоста за президента Академии наук Матисен произнес речь, за ним последовали другие тосты.

Воскресенье 23 июня. Вчера я ходил в экскурсию к южному побережью. Поверхность льда была покрыта маленькими озерами пресной воды, кое-где соединявшимися между собою, по которым ветер перегонял рябь и волны. Идти было довольно сносно, вода не поднималась выше сапог. В тундре не было того оживления и разнообразия среди птиц, какое я встречал в 1893 г. у Святого Носа, против Ляховских островов или даже у Аджергайдаха. Я видел длиннохвостых хищных поморников, слышал исландского песочника, видел две или три пары куликов и несколько болотных куликов. Больше всего оживления вносило множество пуночек, которые кружились, поднимались в воздух и пели, как у нас жаворонки на весенней пашне. Подул холодный норд-ост, и я повернул обратно. За это время поднялся уровень надледной воды и, пересекая множество маленьких озер, я зачерпнул ее сапогами. При ясном небе синевато-зеленые озера сверкали подобно крупным аквамаринам. Передо мной лежали ярко освещенные солнцем пестрые, разноцветные горы материка и острова Таймыр и почти бурый остров Боневи. Все это создавало вместе с резкой белизной снежного покрова прекрасную картину. Вскоре после моего прихода вернулись с острова Боневи Матисен и Железняков. Матисен сфотографировал найденное им гнездо казарки — красного северного гуся, кроме того, принес орнитологическую редкость — яйцо исландского песочника. Не меньшую редкость представляет гнездо кулика краснозобика, за обнаружение которого доктор назначил Матисену премию в шесть банок варенья, так как уверял, что гнезда не найти. Часом позже пришел с материка через остров Наблюдений Бируля и принес гнездо камнешарки с яйцами.

Доктор вернулся вчера тяжело нагруженный охотничьими трофеями, это были: четыре гуся, две утки и одна белая куропатка; кроме того, он видел гагу (Somoteria Stelleri?), Один из матросов принес вчера первого зуйка (Charadrius medius) в красивых серых крапинках с черной атласной жилеткой. Яйца зуйка в 1893 г. казались мне особенно вкусными. Орнитологическая коллекция будет, без сомнения, интересной и красивой. Важно установить, существуют ли здесь нитромонусы? Они могут произрастать на голых скалах, добывая непосредственна из атмосферного воздуха необходимые им углекислоту и азот. Проникая в тонкие трещины, они являются таким же фактором разрушения горных пород, как и лед. Неизвестно, действуют ли они механическим путем или же выделяют секрет?

Вторник 25 июня. Прекраснейшая летняя погода, лучше которой здесь быть не может. Ярко светит солнце, в 9 часов вечера 10° тепла. С материка доносится журчание ручейков.

Моя работа продвигается медленно. Некоторое удовлетворение получаю только от занятий по гляциологии. Бируля видел вчера в тундре первую бабочку. Как ни странно, он не нашел пресноводной фауны, которой питаются кулики. В ледяной промоине вчера обнаружено множество гаммарид. Гидрограф выудил их у черепа медведя, опущенного в воду для его очистки морскими рачками. На поверхности снега кишат бескрылые насекомые — вилохвостки (Podura).

Мне необходимо заняться оптикой и общей физикой, так как изучение льда вызывает ряд интересных вопросов; я готов даже полностью отдаться кристаллооптике, если бы это не было поздно для моего стареющего мозга!

Среда 26 июня. Утром погода была благоприятной. Мы с доктором предприняли неудачную попытку выяснить, возможно ли добраться на каяке до материка. Надледная вода на наших глазах стала стекать ясно заметной струей в промоину и быстро просачиваться сквозь лед по порам. Вскоре мы застряли на мелководье, и нам пришлось тащить обратно свои каяки по снежному месиву и льду. Тем не менее мы успели насладиться кратковременной возможностью плыть в каяке с приятным сознанием, что прожита зима и целый год остался позади. С каяка я увидел на свободной от снега поверхности льда, защищенного от «выветривания» надледной водой, полигональную структуру, как она описывается Дригальским. Местами под действием солнца эта структура находилась в состоянии разрушения, ниже был зернистый лед, пронизанный воздушными каналами, через которые солевой раствор просочился в глубину. Сейчас через три канала стекает вода. Предобеденное время прошло за изготовлением шлифов этого льда и за его микроскопическим исследованием.

После завтрака мы с Зеебергом пошли на остров Боневи. Остров был скрыт туманом. Вскоре погода ухудшилась, начался норд-вест, температура опустилась до 0°, Почва тундры настолько оттаяла, что ноги вязли в глине. Снег лежал только в долинах ручейков, в ложбинах и на некоторых возвышенных местах. Повсюду снег превратился в фирновый лед; в сбегающих к морю ручьях шумит вода. Не сомневаюсь в том, что особенности геоморфологии этого района созданы современной эрозией, так как размывающая сила ручьев здесь чрезвычайно интенсивна. Другая характерная особенность этой тундры — круто стоящие гранитные и гнейсовые плиты, напоминающие надгробные памятники, что навело меня на мысль назвать эту тундру «могильной». Происхождение этих плит стало для меня понятным после обозрения расколовшегося валуна на западном побережье острова Боневи. Мороз и выветривание расщепляют крупные каменные глыбы, причем наружные плиты падают, а средние остаются стоять вертикально. Упавшие плиты разрушаются выветриванием и денудацией или же засыпаются под влиянием ветра мелким щебнем и зарастают. Таким образом, остаются одни вертикально стоящие плиты. Процессы выветривания играют здесь важнейшую роль в формировании тундрового рельефа и в образовании почвы. Все что находится над коренной породой, образовалось либо здесь на месте, либо принесено речками и ручьями и временными потоками в период снеготаяния, или же навеяно ветрами в сухое время года, что бывает реже. Из представителей животного мира я видел в тундре красивого краснозобика, болотных куликов и много лапландских подорожников, призывное пение которых напоминало мне голос моего земляка и друга юности соборного певчего. Дальше я видел и слышал исландского песочника, двух поморников и пару гусей, к которым, к сожалению, подойти не успел, так как другой охотник обогнал меня. Это был Грозный. Отвратительный пес мешал мне наблюдать и за маленькими птицами, так что я не смог проследить, где их гнезда.

Четверг 27 июня. Пурга, — 1,5°. Сегодня я составил каталог геологических коллекций » при этом обратил внимание, насколько детально и красиво Бируля записывает свои наблюдения. Кроме того, у него хороший фотоаппарат.

Суббота 29 июня. Погода несколько улучшилась. Доктор ходил к реке на южный берег и к озеру. Он принес с собою трех гусей, двух гаг-гребенушек и двух морянок. Эта дичь довольно солидного веса обогатит наш стол! Доставая из воды первого подстреленного в устье реки гуся, он до пояса погрузился в холодную воду. Это было в самом начале его дневного маршрута. Не обострился бы у него ревматизм! Мне пора спешить с поездкой в тундру для наблюдения природы и пополнения своих знаний. По словам доктора, тундра заметно изменилась после снегопада. Там где было совершенно сухо, снова лежит глубокий снег и под ним, наверняка, погребено много птичьих гнезд.

Судовые работы хорошо продвигаются. На вельботе установлен новый руль, изготовлены мачта и паруса, а также выкрашены все шлюпки. Мы располагаем теперь тремя парусными шлюпками, которые могут нас выручить, в случае если будем вынуждены покинуть «Зарю».

Вторник 2 июля. К большому огорчению доктора, Стрижев принес сегодня два яйца исландского песочника, т. е. неполную кладку, без гнезда и вконец поврежденную выстрелом самку, кроме того, чайку и двух болотных куликов. Короче говоря, он не принял во внимание нашего правила охраны птиц, которое гласит: если будут найдены полные гнезда с яйцами, их надо принести вместе с самочкой для определения вида или же должно быть отмечено местонахождение обнаруженного гнезда и о нем надо сообщить руководству. Стрелять разрешается только гусей, уток и куропаток. Вдобавок Толстов неосторожно раздавил одно из этих редких яиц. Доктор был полон возмущения. Благодаря его плохому настроению я выиграл у него третью партию в шахматы.

После завтрака мы собрались на материк. Доктор, Бируля и Матисен пошли с фотоаппаратом к озеру, чтобы заснять обнаруженное доктором гнездо чайки, а я отправился к другому озеру через остров Наблюдений и еще через второй островок, названный мною островом Пуночек. Там обитают, по-видимому, одни пуночки. Пройдя устье маленького ручья, я поднялся по его долине к озеру. В тундре около озера пернатое население было несравненно беднее, чем я ожидал, вспоминая свое пребывание на берегах Ледовитого океана, на Новосибирских островах и на противолежащем побережье материка. Стрижев также находит, что здесь очень мало птиц по сравнению с устьем реки Яны. Я видел и слышал несколько гусей, две парочки уток, одну морянку и одну краснозобую гагару, производившую необычайно много шума. Это были все водяные птицы, которые в данное время находились на озере! В тундре 'были ее обычные обитатели: кулик с его красивой, печальной песней, резвый клест, сорванец тундры болотный кулик в красных штанишках, который, сидя на камне, издавал резкие звуки. То здесь, то там попадались исландские подорожники, похожие по оперению на снегирей, но их пение удается редко слышать. На самом берегу озера была лишь одна морская сивка. Несколько раз попадались отдельные чайки, гонявшиеся друг за другом, два плавунчика, один поморник и это было все. Как это отличается от Аджергайдаха! Там был слышен непрерывный многоголосый хор, здесь только отдельные голоса. Временами здесь было совсем тихо, настолько тихо, что при неожиданном звуке я вздрагивал. В этом звуке я узнавал мелодичный звон разбивавшихся ледяных призм морского льда. В 8 часов вечера я отправился в обратный путь. Небо не совсем прояснилось, но освещение было чрезвычайно своеобразно, и вся окрестность представляла в противоположность бесконечно однообразному зимнему ландшафту красивую величественную картину, лишенную теней.

Пропитанный водой лед на поверхности бухты «Зари» светился изумрудно-зеленым цветом; горы, выделявшиеся на горизонте, казались темно-синими. Некоторые участки увалисто-холмистой тундры, освободившиеся от снега, были сочного темно-бурого цвета. Несколько дымчато окрашенных полос тумана отделялось своим цветом от нависших над ними молочно-белых облаков. Все вместе создавало впечатление картины художника, находящейся в процессе созидания, но о которой, однако, нельзя еще сказать с уверенностью, оправдает ли она возлагаемые на нее надежды.

В кают-компании я встретил Вальтера и Матисена. Вскоре после ухода с «Зари» доктор неожиданно выкупался в ледяной воде, но, несмотря на это, был чрезвычайно доволен. Он принес пару чаек и гнездо с яйцами. Все это было сфотографировано Матисеном. Вслед за мной пришел Бируля. С гордым видом он передал доктору второе гнездо с яйцами кулика краснозобика и с парой взрослых птиц. Затем он показал мне результаты драгирования илистого дна замерзшего озера. Это были личинки комара красивого коралло-красного цвета, которые служили единственной пищей для водяных птиц. В спирту они теряли, к сожалению, свою окраску. В каком огромном количестве встречаются здесь эти личинки и насколько богатое питание они обеспечивают, доказывает толстый подкожный жировой слой у птиц. Но в чем причина, что до настоящего времени эти личинки являются единственными найденными нами обитателями тундровых вод? Быть может, причина в том, что все водоемы промерзают до дна, и находившиеся в иле зимние яйца ракообразных и червей (планарий и т. д.), которые я находил в это время года в огромном количестве на острове Котельном в 1886 г., не успели еще развиться? Или же фауна здесь вообще бедна и с этим, быть может, связано небольшое количество птиц?

Перед обедом, когда мы работали в лаборатории, с острова Боневи пришел Железняков и принес двух гусей. Он нашел там гусиное гнездо и отметил его местонахождение, также видел четырех оленей, когда они перебирались с острова Таймыр.

Матисен, наш ярый охотник, уходя сегодня к озеру, заявил, что принесет гнездо краснозобика с 10 яйцами и за это тоже потребует клюквенного варенья. Доктор охотно обещал ему десять банок, так как краснозобик не кладет никогда больше четырех яиц!

Сегодня у машинистов радостный день — из трубы снова поднимается дым. В виде опыта в первый раз развели пары. Надежда на скорое отплытие воодушевляет команду. Однако если мы сможем покинуть через два месяца эту зимнюю гавань, я буду чрезвычайно благодарен судьбе. Все с наслаждением воспользовались горячей водой, чтобы вымыться и вьистирать белье.

Накануне Фома ходил на охоту и, к удовольствию доктора, принес редко встречающуюся белоклювую гагару (Colymbus A dam si), самую крупную из полярных гагар. Это был великолепный экземпляр. Бируля только что принес первые цветы с острова Боневи — альпийскую весеннюю крупку (Draba alpina?) длиной в 2,5 см, пятисантиметровый лютик (Ranunculus sulfureus?), одно крестоцветное и еще один совершенно незнакомый мне вид.

Сегодня утром Фома сообщил, что он слышал вой волков; вероятнее всего он принял за него крики гагар.

Пятница 5 июля. Сижу весь день за письменным столом.

Воскресенье 7 июля. Как доехал Коломейцев? И когда наконец придет почта?

Вчера после утреннего кофе я отправился к геологическому разрезу, обнаруженному Бирулей на северном берегу залива его имени. Он находится в 13 км отсюда по прямой. Ходьба по льду была легче, чем в прошлый раз; Пуночки почти совсем перестали петь, они заняты домашними заботами. Кулики производят сейчас больше всех птиц шума в тундре. Несколько малых веретенников (Limosa) и одна крачка были последними из встреченных мною перелетных птиц. Кроме них, я не видел и не слышал других птиц. Стреляя по крачке и по гусю, я промахнулся. После этого, желая проверить могу ли вообще еще стрелять, я застрелил двух чаек. Это было легко сделать, так как они пролетели низко над моей головой. Я старался успокоить себя, будто спас несколько выводков куликов, застрелив двух хищников, и этим был готов извинить свою мальчишескую шалость. По пути к намеченному обнажению мне встретилась очень интересная геологическая находка. Я нашел выход необычайно красивого пегматита с письменной структурой, крупными кристаллами полевого шпата, кварца и т. д. Я шел обходным путем и поэтому сильно запоздал, у обнажения был только в 9 часов вечера и, бегло осмотрев его, повернул обратно. Для изучения этого обнажения решил перекочевать к заливу Бирули на один-два дня. Пройдя не менее 30 км, тяжело нагруженный каменными образцами, я добрался в два часа ночи до «Зари». Вальтер и Бируля сидели еще за чайным столом. Они вернулись около часу назад со своей экскурсии и принесли с собой прекрасную орнитологическую коллекцию: одного клеста (Subarquata), гнездо исландского песочника и еще кое-каких птиц. Я принес растения. Это были лютики, мелкие экземпляры альпийской крупки, не превышавшие 15 см, красивые, светло-фиолетовые цветы камнеломки (Saxifraga opposifolia), цветущая ива. Листья этой ивы несколько уже, чем у полярной ивы. Она росла в тундре на высоте 4—6 м над морем и напоминала дерн. Кроме перечисленных, было еще одно, незнакомое ни мне, ни Бируле растение. Остальные растения я собрал на северном берегу залива Бирули на высоте около 20 м над морем на каменистой почве обращенного на юг обрыва. Там я встретил интересные валуны, которые особо отметил в своем геологическом дневнике. Хотя я не мог захватить всех образцов, все же остался доволен результатом своей экскурсии.

Понедельник 8 июля. Встал рано, в 7 часов. До полудня убирал свою каюту, лабораторию, вычистил отсыревшие, покрытые плесенью книги и приборы; микроскоп, к счастью, не пострадал. За это время были сшиты спальные мешки, приготовлены сани, также легкие треножники, багор и т. д.

Железняков отправился на остров Боневи за оставленным там гусиным гнездом. В 6 часов, когда мы сидели за столом и когда нам был подан отличный гусиный суп и овсяный пудинг с киселем (гусей мы ели теперь почти ежедневно), вернулся Железняков. Он рассказал, что, подползая к гусям, заметил следовавшего за ним в 400 шагах медведя. После неудачного выстрела, когда пуля пролетела мимо, медведь рассвирепел и бросился на него. Выстрел в упор с расстояния шести шагов опалил медведю морду, и он бросился бежать через залив к южному берегу.

Когда я пришел в кают-компанию к чаю, Матисен и Колчак сидели у фонографа. Я услышал, как нежный женский голос пропел несколько песен и романсов Мендельсона. Как это необычайно— слышать здесь женский голос!

Сегодня доктор принес редкие гнезда песчанки с яйцами и гнезда двух хищных чаек, которые отчаянно защищали свой выводок и готовы были выклевать доктору глаза. Ему пришлось обороняться палкой, а одну из яростно нападавших чаек он был вынужден застрелить.

Вторник 9 июля. Думаю завтра предпринять со Стрижевым пробную поездку к обнажению в заливе Бирули. На обратном пути хотел бы обогнуть западный мыс и затем вернуться через пролив Фрама, но на это потребуется лишний день, а я должен спешить; поэтому мой план едва ли удастся.

Гидрограф измерил сегодня ледяной покров и установил, что под 20-сантиметровым слоем снега, смешанного с водой, находится разъеденный мягкий лед толщиною в 30 см, под ним крепкий лед мощностью в 182 см, а на его нижней поверхности кристаллическая кашица пресноводного льда 40-сантиметровой толщины. Под ней на границе с морской водой находится крепкий пресный лед толщиною в 4 см. Следовательно, на нижней поверхности морского льда нарастает пресноводный лед из проникающей сверху талой пресной воды. Две недели назад мощность крепкого льда равнялась 184 см.

Суббота 13 июля. Вернулся вчера, в пятницу. В среду 10 июля, когда я отправился в экскурсию, был великолепный летний день: ясное небо, безветрено, +4 ° в тени и +6° на солнце. В два часа дня мы отправились со Стрижевым в путь в сопровождении Безбородова и Носова. К заливу Актиния одновременно с нами пошли Вальтер, Колчак и Бируля. От острова Наблюдений мы через залив Арчера вышли по снежному откосу в тундру. Вчетвером было легко тащить сани по мокрой моховой тундре. Чтобы не испортить полозьев из нейзильбера, осторожно объезжали каждый камень. Достигнув берега залива Бирули, перенесли на плечах нагруженные сани через прибрежный гравий на лед залива. Здесь я расстался с матросами. На высоком берегу несколько дней назад мной были оставлены на большом валуне прекрасные образцы пегматитов. Уложив пегматиты в рюкзаки, мы перенесли их на лед и погрузили на сани. В 8 часов 15 минут разбили лагерь у обнажения. Легкую перкалевую палатку датского образца установили быстро, забив колышки в мягкую поверхность тундры. В палатке было тепло и уютно. Вскоре после ужина я залез во вновь сшитый из просмоленого холста летний опальный мешок. Спалось великолепно на подстилке из оленьей шкуры под одеялом из верблюжьей шерсти со свертком белья и запасной одеждой под головой. Летом на каждом переходе можно промокнуть, а путешественникам не рекомендуется залезать в сырой одежде в спальный мешок. За ночь вывешенная мокрая одежда совершенно высохла.

После утреннего чая я послал Стрижева на охоту, а сам принялся за геологическую работу. Поднявшись на вершину полуострова, я нашел типичные формы своеобразного выветривания, а также наблюдал возникновение могильной тундры. Эти наблюдения занес в свой геологический дневник. После этого заснял самые интересные в научном отношении скалы.

Возвращаясь обратно по каменистой тундре, я увидел необыкновенно маленькое существо, шевелившееся у самой земли. Это была наседка с распростертыми крыльями, распущенным хвостом и взъерошенными перьями. Озабоченная мать старалась отвлечь мое внимание от своей единственной радости — своих птенцов. Я остановился!, наблюдая за этой самочкой зуйка. Пока я налаживал аппарат для моментального снимка с находившейся в беспрестанном движении маленькой птички, она неожиданно повернула обратно к тому месту, где я ее впервые .заметил, и наивно села на свое гнездо в трех шагах от меня. Наведя аппарат, я снял наседку, затем согнал ее с места и сфотографировал гнездо. Оно представляло собой маленькое углубление в тундре среди ягельного моха и травы. В гнезде находились три красивых яйца. За этим последовало неизбежное зло — я выстрелил из ружья и жизнь невинного маленького существа оборвалась. Сентиментальная жалость кажется неуместной, но должен сознаться, что мне было бы приятнее вспоминать эту трогательную сцену, если бы я не был вынужден убить это полное героизма создание. Конечно, для орнитологии это гнездо представляет большой интерес, но гнездо без наседки не имеет, как известно, научной ценности. Сколько этих беззащитных существ является жертвой хищных чаек и песцов!

Воскресенье 14 июля. Сегодня привел окончательно в порядок свою последнюю геологическую коллекцию, кстати сказать, довольно интересную. В этой коллекции имеются прекрасные образцы письменного гранита. Интересна повторяемость псевдоморфоза кварца по слюде, закономерно встречающаяся в этом пегматите.

До обеда некоторые из матросов пошли на охоту. Весь день я был занят обработкой обнажения. Получил ясное представление о единой гнейсовой формации с ее характерными пегматитовыми жилами, письменным гранитом, настолько прекрасно выраженным, что подобного ему я нигде и никогда до сих пор не встречал,— будто имеешь перед глазами прекрасное клинообразное письмо, которое природа предлагает разгадать нам смертным. Здесь имеются самые разнообразные крупные и мелкие письмена, начертанные твердой и легкой рукой. Материалом, в который вписаны громадные буквы, является прекрасный полевой шпат. Его кристаллы принимают гигантские размеры — один обломок достигал по плоскости спайности 29 x 24 см. Основная масса письменного гранита— ортоклаз различной окраски: иногда светло-желтый до светло-горохово-зеленой, красновато-желтой, иногда розовой, на этом фоне резко выделяется прорастание темного кварца. В жилах, пересекающих гнейс в различных направлениях, выступают кристаллы слюды, часто в виде крупных шестигранных пластинок; они нередко пронизаны кварцем, который после разрушения и растворения слюды повторяет ее форму, образуя такие же шестигранные чешуйчатые пластинки. Большею частью кварц при этом темно окрашен, подобно так называемому дымчатому топазу, т. е. дымчато-серому кварцу. Часто его прозрачные кристаллы дают желтый отблеск (авантурин?) или же кажутся бесцветнопрозрачными. Иногда породу украшают прекрасные благородные гранаты. Такие гранаты проникают нередко в ослепительно белый полевой шпат, как бы окрашивая его мелкими сверкающими кровавыми брызгами, или же блестят на фойе включающего их кварца.

Не встретив дичи, Стрижев обследовал то место, на котором Коломейцев оставил много консервов и другой груз, чтобы облегчить нарту перед поездкой по берегу пролива Фрама. Оказалось, что кто-то другой воспользовался складом: на месте не оказалось 75 банок гороховых консервов, бутылки спирта, патронов, сапог, меховой шапки, носок и ягдташа. Оставались только небольшой разбитый ящик, наполовину изгрызенный носок, кусок меховой шапки и кусок кожаного ремия! Как вещественное доказательство он принес чулок и ремень. В самом деле, они были сильно изгрызены и на ремне оставались ясные следы зубов. Медведь мастерски справился с вещами. Его сле1ды, значительно размытые талой водой, были заметны на снегу. Ясно, что медведь был очень голоден, если обглодал ягдташ и оставил только небольшую часть ремня, а на второй чулок у него не хватило, очевидно, аппетита. Но мог ли медведь выпить бутылку спирта и закусить его 75 банками консервов и патронами? Медвежьи следы шли прямо на юг от склада, однако по этим следам не было заметно, что медведь был пьян. Стрижев думал, что недостающие вещи, находившиеся рядом с разбитым ящиком, были смыты водою и струя воды унесла остатки упаковки. Эту медвежью проделку я разгадал на следующий день. Ночью я часто просыпался от шума дождя — как и предсказывал барометр, прекрасный летний день сменился ненастьем. Утром, сложив палатку, мы нагрузили на сани собранные на обнажении около 30 образцов горных пород и в 10 часов тронулись в путь. Дождь согнал снежное месиво, в котором мы накануне проваливались до колен, и размытый дождем снег сбегал вместе с водой в параллельные берегу трещины. Два часа спустя мы были у склада. Там лежал разбитый ящик, на нем был ясно виден след сильного удара по боковой стенке. Этот удар был нанесен вооруженной острыми когтями медвежьей лапой. Рядом валялись остатки меховой шапки, также часть укупорочного материала. Во льду у основания тороса находилось отверстие, прикрытое ледяной глыбой. Очевидно, зимой у этого тороса находилось лежбище, вернее место выплода тюленьей самки. Странствуя от одной тюленьей лунки к другой и не находя ожидаемой пищи, медведь набросился в голодной ярости на наши запасы. Разбив ящик и не найдя в нем ничего съедобного, медведь раскидал его содержимое, а потоки талой воды унесли через тюленью отдушину консервы, спирт и все остальное на дно моря.

К 4 часам дня, веселые и бодрые, мы добрались со своим грузом камней до «Зари». Вечером с острова Таймыр вернулось трое наших. Они сильно промокли и не раз попадали в воду, проваливаясь выше сапог. В тот же день, совершая охотничью вылазку, Вальтер застрелил в трех километрах у озера 12 гусей и притащил их на себе к палатке, а Бируля и Колчак ходили на гору Негри. Талая вода стекала с нее каскадами, и им пришлось пробираться вброд через снежное месиво и часто перелезать через большие валуны. Вечером оба вернулись усталые и голодные. Бируля принес мне образцы горных пород с горы Негри и с залива Актиния и зарисовал топографическую панораму с вершины горы, а гидрограф произвел оттуда ряд пеленгований.

Кроме того, Бируля неутомимо собирал растения и то немногое, что можно было здесь найти из мира низших животных. Я передал ему свою небольшую зоологическую находку последних дней. Это было несколько комаров, крупных и мелких, червяк, которого я нашел под камнем, и один из лумбрицид. Бируля находил таких червей на береговом льду, куда они были занесены с тундры течением речек. Животный мир на острове был не богаче, чем вокруг гавани «Зари». У моей лагерной стоянки пернатый мир тоже отличался бедностью.

Вторник 16 июля. В воскресенье Зееберг закончил свои вычисления. Через 1—2 дня, необходимых для обработки результатов моих апрельских и майских санных поездок, я должен выехать. Привел уже в порядок геологические сборы и проявил фотографии.

Бируля, несмотря на обострение ревматических болей после поездки на Актинию, отправился сегодня вечером с Колчаком провести в ледовой трещине гидрологические работы и драгирование. В двух километрах к востоку отсюда на них напали два медведя, и сопровождавшие их матросы побежали за ружьями. Что за легкомыслие выходить невооруженными! Медведи шли со стороны Таймырского пролива на расстоянии километра от той трещины, где производилась работа. Почуяв их приближение, Грозный бросился навстречу медведице с медвежонком. Своим беспрерывным лаем и яростным визгом собака напугала медведей, и они скрылись в трещине под воду. Отчаянная защита доставила медведице много труда; она так сильно разгорячилась, что, невзирая на низкую температуру, беспрестанно откусывала куски льда, утоляя жажду. Более получаса Грозный не выпускал обоих медведей из воды. Медведица неожиданно выныривала над трещиной, подобно всплывающему над поверхностью воды стволу дерева, и сгоряча поднималась так высоко, что не раз опрокидывалась .назад, при этом она далеко выбрасывала переднюю лапу, чтобы ударить нападавшую собаку или старалась схватить ее, но Грозный ловко отскакивал назад. Тем временем вернулись матросы. Когда молодой зверь яростно набросился на людей, Носов выстрелил. Пуля попала медвежонку в ухо и мгновенно повалила его. Старая медведица, получившая от Бегичева пулю в бок, свалилась обратно в трещину, но все еще держалась в воде. При виде крови Грозный еще яростнее набросился на медведицу, забыв всякую осторожность во вновь разгоревшейся борьбе. В этот момент медведица протянула лапу, схватила Грозного своими необыкновенно длинными когтями и стащила в воду, где он исчез. Собака быстро вынырнула, и Бируле удалось ее вытащить из воды. Тем временем медведица получила еще две пули в грудь, которые прикончили ее. После купания рвение Грозного заметно охладело и вогнало его в страх. Завывая и жалобно визжа, он потащился к ближайшему береговому камню, чтобы стряхнуть холодную воду со своей шерсти, после этого вернулся к нам медленным шагом. Безусловно, храбрость Грозного и его охотничий инстинкт превышают достоинства всех остальных ненецких собак, вместе взятых. Хотя Грозный и на этот раз вышел из боя героем, но он не скоро забудет оставленные на шее и ушах почетные рубцы.

Доктор отправился с тремя матросами в тундру за оленями. Теперь будет достаточно мяса для нас и корма собакам. Последнее особенно важно, так как многие из них сильно исхудали. Между тем щенята прекрасно развиваются. Они неприятно визжат и лают, или жалобно скулят и воют, когда их дрессируют, приучая к привязи, чего они не выносят. Некоторые из них, особенно воспитанные Фомой, настолько обнаглели, что нападают на больших собак и боятся только Грозного. Он остается непревзойденным властелином над всей собачьей сворой.

Вместе с оленьими тушами доктор привез для орнитологической коллекции по одному гнезду с яйцами гаги-гребенушки и песчанки. Гага-гребенушка никак не хотела покидать гнезда, она давала даже себя гладить, оставаясь неподвижной. Бируля принес интересные результаты драгирования. С глубины 18—21 м были подняты марганцевые конкреции, образование илистой руды, подобной той, которую Норденшельд неоднократно находил в Карском море севернее устья Енисея. Сегодня была настолько оживленная и удачная охота, что не хватало людей. Трое пошли с доктором, двое на драгирование и несколько человек за убитыми медведями. Толстов оставался на берегу поохотиться за линяющими гусями и принес четырех.

Измеряя толщину льда у края трещины, гидрограф определил в 18 местах различную его мощность, что, очевидно, зависело от толщины лежащего сверху снега. Средняя толщина льда достигала 180 см при колебаниях до 30 см в ту и другую сторону. Не встречалось больше новообразовавшегося пресноводного льда, следовательно, данное число (16.VII) можно рассматривать как время начала таяния льда.

Среда 17 июля. Сегодня мы с Зеебергом упаковали все вещи и уложили их в каяк. Ориентировочно общий вес каяка с санями достигал 130 кг. По Пайеру, максимально допускаемый вес 100 кг на человека, следовательно, наш груз не слишком завышен.

Прекрасная, теплая, тихая летняя погода. Полночь! Сегодня весь день я находился в радостном возбуждении в связи с предстоящим путешествием, хотя хозяйственные заботы омрачали временами настроение.

Подготовив все к отъезду, я спокойно спал эту последнюю ночь. Утром отправляемся в путь. За завтраком мы ели медвежатину, которая показалась сегодня особенно вкусной — жаркое было приготовлено из нежирного мяса молодого медвежонка.

Бируля и Вальтер отправляются через два дня. Остаются только оба вахтенных начальника. Матисен занят судовыми работами, а Колчак займется гидрологией и одновременно будет драгировать в полыньях.

 

К УСТЬЮ ТАЙМЫРЫ

[82]

18 июля. В 3 часа дня мы покинули борт «Зари» и в 5 часов уже были у юго-восточного мыса острова Боневи.

Над Таймырским проливом светилась радуга, шел мелкий дождь. Пролетела небольшая стайка куликов в сторону острова Боневи. В тундре были слышны голоса песочника и пуночек. И это было все. Ни одной чайки, ни гуся, ни белого медведя, только изредка попадались старые медвежьи следы. На пространстве между островом Боневи и островом Таймыр лед стал неровным и пористым. Сани опрокинулись на краю лужи, и все привязанные сверху вещи — ружье, геологическая сумка, зюйдвестка — упали в воду. Через 6,5 часов после 16-километрового перехода мы добрались до острова Таймыра, где разбили свой первый лагерь. Это была неплохая скорость, учитывая скверную дорогу по неровному льду и вес нашего груза в 130 кг.

Интереснее других была наша стоянка с 21 на 22 июля. Маленькая бухта на песчаном острове, на берегу которой мы раскинули свою палатку, образует здесь песчаную отмель. В море против берега этой бухты стоят две бастионоподобные скалы. За скалами возвышаются своеобразной формы утесы, похожие на огромную пушку с лафетом. С большого расстояния эти утесы напоминают бегущую рысью медведицу в сопровождении медвежонка. Эти скалы и утесы сложены из крупнокристаллического гнейса, подобно скалам фиорда Миддендорфа.

Вступив на берег, я сразу же отправился в глубь острова для его обозрения. Едва дойдя до первого гребня тундры, увидел молодого оленя, пасшегося со своей матерью. Я прополз полкилометра на четвереньках, чтобы приблизиться к живот­ному. Когда оставалось всего 150—200 шагов, меня заметил теленок. Я выстрелил и сильно ранил мать, но она осталась на ногах. Выстрелил второй и третий раз; последней пулей стрелял с большого расстояния, так как раненое животное продолжало медленно удаляться. Теленок, не покидавший свою мать, выказывал сострадание к ней, прижимаясь мордочкой к ее голове. Пройдя шагов 100, важенка легла «а траву, а теленок остановился рядом. Я побежал обратно в лагерь за патронами и, вернувшись, увидел, что животное лежало на том же месте и, повернув голову, смотрело на меня. Я подполз шагов на 75. Олень лежал вытянувшись, как мертвый. Когда я приблизился, теленок подскочил к своей матери, и умирающее животное собрало последние силы, чтобы подняться и убежать. Я был настолько изумлен, что выстрелил после того, как животное галопом ускакало далеко и конечно промахнулся! У меня не оставалось времени преследовать свою жертву, так как прежде всего я должен был определить, находимся ли мы на острове или полуострове, для чего поднялся на возвышенность. Передо мною открылась вторая бухта, в устье речки там плавали две морянки, шумели гагары. Морские ласточки сопровождали меня на всем пути, пока я шел по тундре. Вокруг летало много куликов и два песочника. Это было самое оживленное место в тундре из встреченных мной до сих пор. Растительный мир был также богаче — тундру украшали маки, нивявки, лапчатки.

По ту сторону бухты я нашел на одиноко стоявшей возвышенности среди валунов, характерных для тундры и окрестностей залива Миддендорфа и гавани «Зари», одну настолько своеобразной формы гнейсовую глыбу, что принял ее за знак, установленный офицерами Великой Северной экспедиции. Этот выветрившийся серый гнейс можно было легко раскрошить рукой, а также придать ему молотком или топором форму стола. Поперечник плиты достигал 1 м, а высота основания равнялась 60 см. Вокруг этого стола лежала рыхлая насыпь из гнейсовых обломков, как бы сложенная человеческой рукой. Однако в ближайшей окрестности не было видно никакого следа каменной породы, похожей на этот гнейс. Здесь находились только крепкие гранитные плиты, стоящие большей частью вертикально, и валуны. Позднее, при обследовании «пушки» у лагерной стоянки, я убедился, что оба образования возникли в результате одной и той же причины — вымывания (эрозии) или же, быть может, выдувания (дефляции). Было 3 часа утра, когда я вернулся в лагерь. За это время Зееберга снова посетили медведи; медведица и медвежонок с любопытством подошли на 120 шагов, пока Зееберг неподвижно стоял на месте с ружьем в руках, но когда он сделал неосторожное движение, медведи обратились в бегство. Очевидно, они были сыты, и медведица стала более осторожна перед непонятным для нее явлением.

Зееберг определил широту лагеря — 76°20'. Погода все еще прекрасная. Солнце сильно согревает палатку.

В 4 часа дня 22 июля мы выступили в пятый маршрут. Вначале шли по прекрасному льду со скоростью 4 км/час.

Этот гладкий лед образовался, по-видимому, в прошлом году, когда здесь была открыта вода. Стало душно, как в летнее время перед грозой.

В 3 часа утра, когда Зееберг производил определение нашего местонахождения, я пошел в тундру и вернулся в 6 часов. Солнце скрылось за облаками, и над тундрой стояла тишина, как будто все было объято сном. Теперь, когда солнце показалось из-за облаков, проснулись птицы, послышался голос кулика и тундра мгновенно ожила. Издали я услышал громкий крик стаи хищных чаек и вскоре увидел, как они яростно преследовали песца. Над тундрой как бы разнесся клич: «Приближается песец!» Передо мной в страшном волнении бежал, время от времени взлетая, краснозобик, кулик спрятался, также и другие певчие птицы, в смятении кричали веретенники. По тундре галопом промчался песец, преследуемый чайками. Оглушенный их криком, он исчез за холмами, и в тундре снова наступили мир и тишина. Кулик вернулся к камню выслеживать свою добычу, но это место было тем временем занято куликом-краснозобиком. Я лежал на камне, согревая спину на солнце, и прислушивался к пению птиц, любуясь раскинувшейся перед моими главами картиной. Над ухом пищал комар. Казалось так жарко, как у нас в летние дни, и все же в 2 часа дня температура воздуха не превышала +0,8°.

В 9 часов вечера мы отправились в шестой маршрут. Шли к полуострову Челюскина по ровному льду. Погода была великолепная и настроение прекрасное. Ориентиром нам служил проход среди низких торосов. Подойдя ближе, мы увидели, что это была трещина во льду шириной в 6 м, на оба края которой надвинулся лед. Я не рискнул перебираться через эту трещину, так как каяк был не исправен, и можно было замочить груз. На поиски узкого места для перехода у нас ушло 2 часа. Пройдя 16 км, разбили на льду свой VI лагерь. Нам удалось хорошо укрепить палатку. Каяк и нагруженные сани мы использовали как опору с подветренной стороны, колышки для укрепления палатки забили косо в лед.

На восьмой день подошли к устью .реки. Лед вое сильнее разъедало. Края льдины были подмыты, и мы неожиданно выкупались, провалившись сквозь лед. Каналы разветвлялись во льду, подобно рукавам в дельте реки; барахтание в «их не доставило нам удовольствия. Увидя крепкий лед, мы изменили свой извилистый курс и направились прямо на берег. Сквозь туман поблескивала на склоне горы снежная стена, до которой дошли через 2 часа. Промокшие и окоченевшие, мы разбили здесь свой VIII лагерь.

Таким образом, были пройдены без отдыха восемь утомительных маршрутов. Теперь мы могли предоставить себе день отдыха. Для разбивки лагеря остановились в топкой тундре в непосредственной близости от скалистого берега. К югу от палатки 'находился моренообразный холм, у подножия которого протекал ручеек. Налево был другой холм. Характер ландшафта существенно отличался от ландшафта острова Таймыра, что бросалось в глаза даже неискушенному в геологии Зеёбергу. На прибрежной глине были видны следы оленя, а за ними следы преследовавшего его крупного волка.

Поужинав, мы забрались в спальные мешки и отдыхали до полуночи. Когда Зееберг вылез из палатки, чтобы подготовиться к определению широты, солнце, к сожалению, снова скрылось. Подкрепившись двумя дневными рационами, мы принялись за хозяйственные дела: просушку патронов, чистку ружей и смазку сапог. 27 июля погода была довольно скверная, 0,5° ниже нуля, со снегопадом, мы решили спокойно насладиться отдыхом, прежде чем взяться за исправление каяка. В б часов утра показалось солнце, Зееберг произвел определение долготы, а я отправился установить местонахождение нашего лагеря, чтобы принять дальнейший план действий. Обозрение окрестностей дало больше, чем я ожидал. Здесь я впервые нашел неопровержимое доказательство следов ледникового периода... Я сфотографировал обособленно стоящий валун около 120 см в диаметре, который со всех сторон был сильно исчерчен и покрыт валунной глиной; остальные валуны также несли следы ледниковой штриховки. Обнаруженный мною валун является, следовательно, «свидетелем» денудации. На краю высоко расположенной плоской поверхности, образующей водораздел между морем и ближайшей бухтой на востоке, находился ряд как бы могильных холмиков вымывания верхней морены, состоящих из перегноя и песка. Такая могилообразная форма поверхности, часто встречающаяся в тундре, заметно отличается от остроконечной формы байджарахов, состоящих большей частью из лёссовой глины.

Наверху на тундре, где ветер быстро осушил мою намокшую одежду, растительность была иная, чем на скате со стороны моря. Здесь росло много цветов в отличие от бедной флоры залива «Зари». Если нагнуться и смотреть на тундру горизонтально, то видно сплошное море маков, крупных желтых каменоломок, светло-розовых шелудивников с маленькими кустиками незабудок между ними. Местами зеленел настоящий ковер мягкого дерна. Когда я остановился, над цветами проносился веретенник с однотонным свистом снегиря, у которого было здесь, очевидно, гнездо, так как он прибегал к различным ухищрениям, чтобы отвлечь мое внимание. Стайки краснозобиков опускались в лужи, где они купались, играли и дрались. Кулики кричали, поморники кружились у нас над головой. На этом прекрасном пастбище было довольно много оленьих следов, но в настоящее -время животные искали, по всей вероятности, защиты от ветра за горами «К». Так как я не мог рассчитывать на крупную дичь, то застрелил на суп попавшихся мне на пути 7 куликов, из них 3 уложил одним выстрелом, несмотря на калибр 20. Хотя температура воздуха была + 5 °, я сильно продрог и был рад укрыться от ветра под защитой южного берега бухты. Судя по шагомеру, я прошел 5 км и вскоре очутился у цели — у широко открытой бухты «X».

В 2 часа дня, когда я вернулся к лагерю, Зееберг уже закончил определение широты — 76°14': утром он определил долготу 98°43'. В течение 6 часов, проведенных мной в экскурсии по тундре, на море расширились свободные от льда полыньи. Вместо льда, по которому мы намечали свой путь, была видна чистая вода вплоть до самого горизонта. Начиналось вскрытие этой части Ледовитого океана и приближалось время нашего освобождения из зимней гавани!

Воскресенье 28 июля. В полдень улеглись в мешки и проспали до 9 часов 30 минут вечера. Подкрепившись паштетом и какао, подготовили каяк для пересечения тундры — проконопатили его и заделали щели в носовой части ватой, намоченной в чае. Чтобы сберечь время, решили с лежащей в 5 км отсюда точки (судя по показаниям шагомера) добраться на каяке до предполагаемого острова Бэра. Сначала испытали водонепроницаемость каяка, затем испробовали, возможно ли будет его тащить с грузом и взятой на три дня провизией. Когда проверка была закончена, тронулись в путь к острову Бэра. Это было в понедельник 29 июля в 4 часа 50 минут утра. Тащить каяк в гору по подсохшей тундре оказалось очень трудно и потребовало много сил. Мы были вынуждены останавливаться каждые 60— 100 шагов, чтобы передохнуть и отдышаться. Дойдя до берега, мы сели при сильном ветре в каяк и, проплыв до неизвестного полуострова, высадились на скалистый берег, чтобы взять пеленги на острова, составлявшие нашу цель. Затем пересекли тундру. Она была усеяна множеством валунов, между которыми выделялись единичные конусообразные (подобные байджараху) остатки денудированной морены. У восточного берега этого полуострова слюдистый сланец был отполирован и покрыт ледниковыми шрамами, направленными по азимуту 270—290°. Наверху на тундре росли поразительно крупные ивы со стволами высотой до 45—50 см и с узкими крупными листьями. Было 2 часа 30 минут дня, когда мы, борясь с ветром и волнами, обогнули поворотный мыс этого полуострова и прошли мимо какого-то островка. Восточнее показался второй остров, который я принял за остров Бэра, а ближний — за остров Челюскина. В местах, незащищенных от ветра, была сильная волна, и мы беспрестанно принимали мутный душ. На юго-западном берегу этого острова была видна на довольно далеком расстоянии приметная скала, напоминавшая вершиной морской знак. Этот «морской знак» служил нам ориентиром, пока мы гребли в течение З,5 часов от 'берега материка к острову, до которого добрались к 6 часам вечера. Поднялся снежный вихрь. Пришлось сойти на покрытый галькой берег в нескольких стах шагах северо-западнее мыса «Морского знака», так как из-за отвесных скал к нему нельзя было пристать. Кругом лежал плавник, если и не в таком большом количестве, как на Ново-сибирских островах, то все же его было достаточно, чтобы быстро развести огонь. Укрывшись от ветра за прибрежной скалой слюдистого сланца, мы подкрепились холодными консервами и немного обогрелись. Для питья у нас ничего с собой не было. Когда сошли на берег, заметили оленью самку с теленком, но оба оленя убежали, увидя нас. Погода была морозная, неприветливая. Снежные вихри сменяли друг друга, но тем не менее мною овладело своеобразно приятное чувство, как будто я находился ближе к своей родине, когда видел перед собой в открытом море волны, разбивавшиеся о живописные крутые прибрежные скалы. Обходя остров, я прежде всего направился к его юго-западному мысу, где возвышался напоминавший морской знак утес. Скала представляла собой огромную глыбу кварца — обломок кварцевой жилы в слюдистом сланце. Слюдистый сланец и кварцевая жила простираются здесь в меридиональном направлении прямо к морю. Часть этой кварцевой жилы, отторгнутая под воздействием льда и волн, была вновь надвинута льдом на слюдистый сланец. Эта глыба достигает два шага в длину, два шага в ширину и 3 м в высоту; два отколовшихся от нее куска лежат недалеко на берегу. Не подлежит никакому сомнению, что. этот слюдистый сланец является тем же самым, который Миддендорф видел на острове Бэра, и что это и есть упоминавшийся им валун. Если мы находимся на острове Бэра, то здесь должен быть дом Фомы! Несколько дальше я увидел в бинокль в восточном направлении что-то похожее на остатки хижины. Я поспешил в ту сторону и действительно увидел перед собой небольшой разрушенный домик, сложенный из бревен и каменных глыб. От него остались лишь нижние венцы, остальные обвалились вовнутрь; двери лежали также внутри дома. Рядом с хижиной находилось корыто для кормежки ездовых собак. Как известно, при помощи собачьих упряжек Фомы был осуществлен первый объезд северной оконечности Азии и было произведено картирование. Я сел на бревна и почувствовал себя счастливым, найдя самые северные следы пребывания Миддендорфа. Заполнив своим маршрутом оставшиеся географические пробелы, я был рад выразить этим благодарность своему учителю. Как здесь прекрасно при этом ясном свете полуночного солнца, как рокочет море, напоминая мою родину, как величественна здесь природа и как ничтожны мы, люди, по сравнению с ней!

Отсюда я пошел дальше, по южному берегу острова, и на всех его крутых мысах находил тот же слюдистый сланец. Высота острова не превышала 30. м. Здесь я встретил пуночек, крачек, чаек и зуйков. Около полуночи мы с Зеебергом встретились у каяка.

В ночь на вторник 30 июля после 24-часовой работы мы отправились с мешками и аппаратами к дому Фомы, чтобы там переночевать и затем утром провести в этой точке астрономические наблюдения. Дом Фомы не защитил нас от ветра, так что мы плохо спали из-за холода и сырости и через 4—5 часов вылезли из спальных мешков с тем же чувством усталости. В 7 часов утра при температуре —1,5° началась легкая снежная метель, подул юго-западный ветер 8 м/сек, и поднялись волны более высокие, чем накануне. Я воспользовался минутным прояснением, чтобы сфотографировать избу Фомы и «камень Миддендорфа», Зееберг воспользовался им Для пеленгования. Изба Фомы, имеющая в длину около четырех шагов, стоит точно на юго-восточном берегу, откуда открывается вид на вход в устье реки Таймыры.

Ветер становился все сильнее. Мы предприняли еще раз круговой обход острова. Остров разделялся посередине длинной косой на северную и южную половины. По краю отмели видны следы морены. Южный склон был покрыт довольно пышной растительностью — прекрасной цветочной подушкой из маков, незабудок и т. д. Было далеко за полдень, когда мы вдвоем подходили к каяку. Ощущалась потребность подкрепить свои силы перед тем, как пуститься в обратный путь. На этот раз мы попробовали отдохнуть в самом каяке, но гостеприимство этого замечательного судна подкрепило наши силы не больше, чем разрушенная изба Фомы; через несколько часов мы вылезли из каяка с негнущейся одеревенелой шеей, в 9 часов 30 минут вечера отчалили от острова Бэра навстречу ветру и волнам, которые перехлестывали через покрышку каяка и создавали уже привычную влажность и холод. Миновав остров Челюскина, направились на материк. В местах, незащищенных от ветра, продвижение вперед становилось почти непосильным. Мы придерживались по возможности берега, пробираясь вдоль бухты, прошли мимо глыбы льда высотой в 1,8—2,5 м и мимо обнаженных слюдистых сланцев, пронизанных, как и на острове Бэра, кварцевыми жилами. В одном месте против острова Челюскина нас увидел песец. Это была, вероятно, самка, заботливо сооружавшая себе нору. Она залаяла на нас своим предостерегающим лаем, а может быть взывала о помощи к опекавшему ее самцу.

Каждый час нам пришлось останавливаться в защищенном от ветра месте, чтобы отдохнуть и выкурить трубку. Таким образом, до мыса Поворотного мы добирались в течение 10 1/2 часов, затем шли еще 2 часа от острова Бэра до материка. Около 8 часов утра 31 июля ветер возрос до шторма 18—20 м/сек. Наши силы иссякали в борьбе с бурей, тем более что свыше двух суток мы не пользовались освежающим сном. Поэтому решили перенести каяк вместе с вещами через узкую отмель в 100 шагах за мысом Поворотным, где были оставлены сани. Буря неистовствовала так сильно, что в тундре было трудно устоять на ногах. Насколько больше физических сил потребовалось бы нам, чтобы править каяком! Вдобавок ветер больно хлестал по лицу. В 8, часов утра потеплело— температура воздуха поднялась до +4°, а поверхности воды до +5°.

Когда мы подошли к берегу, встретилось новое затруднение: отлив и буря согнали воду из бухты, и стало невозможно плыть даже на мелкосидящем каяке. Полагаясь на более острое; зрение Зееберга, я предложил ему избрать путь через бухту, чтобы перетащить каяк до более глубокой воды. Но предложенное Зеебергом место переправы оказалось крайне неудачным из-за глинистого грунта. Вытаскивать ноги из вязкой глины стоило огромного труда. Мы шли вброд по пояс, брызги воды хлестали нам в лицо, ноги подкашивались от усталости и холода. Я окончательно терял силы, и последние 10 шагов Зеебергу пришлось без моей помощи тащить каяк до берега ближайшей бухточки. Только после кратковременного отдыха мы отнесли каяк, перевернув его вверх дном, укрыли от дождя мешки и инструменты под его надежной защитой. Захватив только ружья прошли 20 км до палатки.

В пятницу 2 августа в 4 часа утра отправились за каяком и санями. Накануне вечером, подойдя к палатке, мы пережили одно из редких мгновений, которое примиряет со всеми резкими переменами здешнего климата. Было безветрено и солнечно. Зеркальная гладь моря сверкала между торосистым лыдом и ледяными полями. Против нашей палатки медленно проплыла ледяная глыба. Я растянул свой спальный мешок рядом с каяком, и он быстро высох на солнце, поэтому я спал великолепно, но вскоре был разбужен завыванием бури, рокотом прибоя и шумом дождя, стучавшего о стенки палатки. Ветер повернул на юго-запад и нагнал много льда к берегу. Не было надежды ни грести, пи тащить каяк. Весь день мы заполняли свои дневники.

Воскресенье 4 августа. После бури неожиданно наступила прекрасная ясная погода. Я вынес все вещи на солнце для просушки. В палатке образовалась ужасающая топь. Закончив работу, мы перенесли пустой каяк к берегу. После неудачной попытки перетащить вещи на санях по глинистому грунту мы были вынуждены перенести все поодиночке на своих собственных плечах.

Эта тяжелая работа заняла 9 часов. Истощив последние силы, мы разбили IX лагерь, не добравшись до близлежащего мыса, который выдавался в море узким хребтом. Нас не утешало даже сознание, что возвращаемся к «Заре», и большая часть пути уже пройдена. Палатку разбили у подножия скалы по соседству с журчащим ручейком. Здесь было значительно лучше, чем на болоте V III лагеря, и мы крепко уснули. За ночь бухта освободилась от льда. Прежде чем перейти на весла, мы испробовали, как удастся грести с привязанными сзади санями. Зеебергу мешали во время гребли полозья и часть их пришлось отпилить. Вещи надо было нагрузить таким образом, чтобы можно было вытянуть ноги. Каяк сидел довольно глубоко, его верхний край выступал на 8— 10 см над водой, так что волна перекатывалась через каяк и попадала под защитный фартук. Мы промазали каяк сапожной ваксой, которая сильно пачкала нашу одежду.

Пройдя 15 км, мы остановились в 3 часа 30 минут ночи 6 августа для разбивки X лагеря. Грести при попутном ветре было легко. Встретили много тюленей и несколько чаек. При тусклом свете побережье производило мрачное впечатление. Скалы, сложенные из сланцев, со стороны моря были окаймлены обледенелым снегом, некоторые из них имели сглаженную поверхность. У лагеря выступает черный глинистый сланец, на нем ясно заметна полировка и ледниковые шрамы. Недалеко находятся коренные выходы слюдистого сланца. В глубине залива видна плоская размытая основная морена, по всему берегу раскинуты большие валуны, которые придают пустынному побережью дикий и унылый вид. В маленьких бухточках не оставалось больше снега на берегах. Устья впадающих в них речек отделены, очевидно, барами от моря. Из птиц я вчера видел только одну гагару, несколько куликов и двух уток.

Среда 7 августа. XI лагерь. В 6 часов 30 минут вечера сели в каяк, но через полчаса должны были его покинуть. Дальше пришлось тащить каяк по пересеченному множеством трещин льду, что, впрочем, было легче, чем тащить его по тундре. Поскользнувшись, я попал в трещину и промок насквозь. Как раз, когда мы пристали к кромке льда, на воду опустилась утка и была так предупредительно мила, что оставалось ждать на воде, пока я достал ружье, зарядил его и выстрелил. Получился превосходный суп.

Погода ужасная — дождь, снег и туман. Приходилось внимательно вглядываться, чтобы не пройти мимо склада. В 7 км от склада остановились, чтобы отремонтировать сани, и, выспавшись в мешках, спешно принялись за их починку. Зееберг воспользовался минутами ясной погоды для пеленгования, а я занялся геологией. У северного мыса у входа в бухту Депо ясно видно падение пластов слюдистых сланцев, перемежающихся с метаморфическими глинистыми (?) сланцами — север 50° и запад 50°. Выветрившиеся поверхности трещин в сланцах образуют веретенообразные отдельности. Из животных, кроме тюленей, я видел немного чаек, одного поморника; пуночку, веретенника и слышал в отдалении трескотню куропатки. В тундре росли на высоте около 15 м довольно высокие ивы с узкими, длинными листьями, очевидно Таймырской разновидности.

Четверг 8 августа. XII лагерь у Депо. Во льду образовалось много трещин, крупных и мелких разводий, так что неисчислимое число раз мы пользовались каяком в качестве моста, переползая по нему верхом. Вокруг нас плавали тюлени. Перед скалой, где был склад, прибрежная полоса воды настолько расширилась, что пришлось грести. Чтобы не перегружать всю кладь, мы оставили сани внизу под килем и гребли лопатой и багром. Лыжная палка и кайла, воткнутые на нашем складе, частично оттаяли и были видны издали. Зееберг полон рвения вскрыть склад по возможности сегодня. Он определил долготу и проверил хронометры. Таким образом, получены данные для определения координат острова Бэра. Сегодня благодаря юго-западному ветру у нас +7,0°! Сильно тает; лед из бухты выносит ветром в море.

Работаем по откапыванию склада посменно, по 1 1/4 часа. Это тяжелая работа. Пока мы спали, опознавательная палка совершенно оттаяла из-под снега. Сегодня с 6 до 10 часов откопали 0,45 м в глубину. Чтобы быть ближе к месту работы, палатку поставили на снегу над ямой, над самым обрывом, как ласточкино гнездо. Вокруг нас все подтаяло, и мы оказались как бы на глетчере столообразной формы. Мой сон очень тревожен, так как ночью сползает моя подстилка— последний кусок оленьей шкуры, и, просыпаясь, я должен разыскивать место, по которому можно вползти наверх.

Пятница 9 августа. У склада. Растительность на этой юго-западной скале очень красива. Все цветы уже отцвели. Листья у полярной ивы пожелтели. Наступает осень. Сегодня идет снег, температура воздуха —0,1°. Мы проложили канал, чтобы дать сток воде от стаявшего над складом снега. В 11 часов 15 минут, когда я пришел сменить Зееберга, он откопал жестяные банки и рыбу, а я за свое рабочее время освободил от снега деревянный ящик и снова углубил канал. К обеду мы могли себе позволить двойную порцию, так как доступ к складу был заведомо найден! Настолько сильно тает, что во время сна наша палатка может соскользнуть вместе с нами в яму. При вскрытии ящика, наполненного чечевицей с салом, обнаружилось, что все его содержание обледенело. Сквозь снег просочилась сверху талая вода, снова замерзла и все крепко сцементировала. Рядом лежащий мешок с консервными банками также полон льда. Каждую банку пришлось отпрепарировать зубилом и молотком, подобно окаменелости; к сожалению, не обошлось без повреждения нескольких банок. После непривычной работы с кайлой наши руки одеревенели и с трудом сгибались. Закончив свой трудовой день, подкрепились чечевицей с салом, которая хотя и прокисла, но тем не менее показалась нам очень вкусной, и в заключение вознаградили себя пудингом.

Суббота 10 августа. 2 часа ночи. Выбил зубилом и молотком последние банки консервов, которые было решено взять с собой; мы зарыли яму. Лед снова, уплотняется в бухте. Спустился густой туман. Одним словом, перед нами обычная картина полярного лета. Потепление было связано с проникновением теплого воздуха с юга.

Зееберг с большим трудом притащил бревно плавника длиной 4,5 м, которое мы хотим укрепить в качестве опознавательного знака на месте склада. Его нижний конец мы зарыли в яму на глубину 1,20 м, к верхнему концу привязали лыжную палку, а на ней прикрепили бамбуковую палку, так что общая длина знака составила 6,88 м. Для большей прочности набросали в яму гранитные валуны вокруг бревна.

Воскресенье 11 августа. 5 часов утра. Со складом покончили. Древесный ствол, лыжная и бамбуковая палки осели; сверху мы укрепили еще кайлу и лопату. Мечтаем хорошо выспаться перед дорогой. Погода как будто идет на улучшение.

Скала у Депо сложена гранитом со включением гнейса, слюдяного сланца, роговообманкового гнейса и крупного полевого шпата.

Понедельник 12 августа. Разбили XII лагерь близ мыса Инклинатора. На всем протяжении от южного Выходного мыса бухты Депо до лагеря обнажается «инклинаторный» сланец с кристаллами пирита, далее простирается усеянная валунами плоская тундра.

В 10 часов вечера мы отправились в путь вдоль снежного склона параллельно трещине во льду. Здесь снег был ярко окрашен снежной водорослью в красный цвет. Я пристально вглядывался в окрестности, высматривая треногу инклинатора, которую надеялся найти вместе со сложенными вещами у снежного откоса. Вещи мы нашли у края снежного ската, отторгнутого трещиной параллельно берегу. Они лежали разбросанными у самой воды. Ящик сломался, чехол треножника был разорван во многих местах, а инклинатор оставался нетронутым в своем футляре, недоставало зюйдвестки, пары сапог и моих брюк. Следов посещения медведя не было заметно. Очевидно, огромный деревянный ящик обнажился из-под снега и, соскользнув вниз, сломался, а содержимое рассыпалось, и часть вещей свалилась сквозь трещину в море. На бухте лед между мысами Инклинаторным и Колчака взломался, пришел в движение, образовалось множество торосов и полыней. Это означало, что дальше придется идти вдоль берега, через пролив Расторгуева к Таймырскому проливу. Все — холод, сырость и голод — можно перенести, но меня гнетет мысль, что мы слишком поздно вернемся на «Зарю». Остается еще 70 км, следовательно 7 дней пути. Если рейд вскроется до моего возвращения, то немало переживаний будет на борту яхты!

Нам удалось идти на веслах 7 часов сряду до самого XVI лагеря, ни разу не высаживаясь. Гребли в тумане и, к счастью, не попали в замкнутую юго-западную бухту, выбираться из которой пришлось бы не менее четырех дней. Плавучий лед преградил путь. Необходимо было собрать силы для предстоящей тяжелой работы: пред нами был вход в Таймырский пролив. Лед бухты на всем протяжении до противоположного мыса на материке превратился в торосистую массу. Идти напрямик ко входу в пролив означало бы переоценить свои силы, поэтому я взял направление на ближайший мыс у входа в бухту Вальтера.

Понедельник 19 августа. XVIII лагерь, около 1 км к югу от мыса Гелленорм у входа в Таймырский пролив. Мы проделали 12-часовой путь по усеянному торосами льду бухты Вальтера! Между поясами торосов встречались ровные льдины в виде островков, окруженных каналами, и майны, через которые мы проходили по колено вброд. В лагерь пришли промокшие, усталые и голодные.

Сжатие льда произошло, вероятно, несколько дней назад и, очевидно, шло с северо-востока. Меня занимал вопрос — крепкий ли и ровный ли лед на Таймырском проливе и будет ли легче наш дальнейший путь? Было приятно видеть здешние гнейсы, предвещавшие близость «Зари».

Вторник 20 августа. Тундра опустела и производит унылое впечатление, как зимой. Сегодня мы высушили намокшие вещи на солнце, но оно уже мало греет.

В 2 часа 45 минут дня добрались до XIX лагеря у места сужения Таймырского пролива. Мы шли по береговому льду. Попутно измерили глубины бухт. Здесь был «дыроватый лед», как обычно у устьев маленьких речек, или надледная вода. Пересечение от мыса к мысу проходило по такому же «дыроватому» или ноздреватому льду. Каяк снова дает течь, все вещи промокли, за исключением фотоаппарата. Полозья из нейзильбера повреждены. Здесь, па узком месте, от берега до берега сплошь открытая вода благодаря впадению многих речушек и их более быстрому течению. Великолепная погода. Доносятся крики сотен гусей с острова Таймыр, на большом расстоянии похожие на жужжание сибирских комаров и мошкары.

Среда 21 августа. Мы проспали до 6 часов вечера. Ружья сильно ржавеют, их необходимо чистить два раза в день. Починка полозьев из нейзильбера и конопатка каяка заняли много времени. Зееберг надеялся добраться сегодня до «Зари», мои мечты были более скромны. Еще до полуночи увидели «Зарю». Она была окружена сплошным льдом. Истощенные и усталые, мы не имели сил дойти до судна. Стаи линяющих морянок, за которыми мы с успехом поохотились, нас несколько подкрепили. Увлекшись охотой, Зееберг зашел в лабиринт каналов, и мне пришлось поехать за ним на каяке. Восточную бухту надеялись пройти на веслах. Час от часу слабость так нарастала, что я решил ввиду медленного продвижения каяка выйти на берег, но он оказался недостижимым.

Четверг 22 августа. 2 часа 50 минут ночи. Расположились XX лагерем на том месте, куда зимой легко добирались на собаках или же пешком. Здесь развели костер из плавника, так как керосина больше не оставалось, и съели по две утки каждый! Прекрасно, выспавшись, сварили еще по две утки на брата и с половины первого ночи тронулись в путь. К «Заре» подошли в 7 часов утра 23 августа 1901 г.