Кончилась гражданская война. Пока шла война, крестьянство еще кое-как мирилось с продразверсткой. Теперь никто мириться с ней не хотел. Да и самой советской власти разверстка была невыгодна, так как лишала крестьян стимула к развитию хозяйства.

Используя недовольство в деревне, зашевелилось кулачество. В Тамбовской губернии, на Украине, на Дону, в Сибири ему удалось подбить крестьян на восстание. Истомленные беспрерывными войнами и голодовкой, некоторые рабочие тоже высказывали недовольство. Кое-где на фабриках и заводах вспыхнули забастовки.

В стране начинался политический кризис, который надо было возможно скорее ликвидировать. Кризис отразился и на партии. Уцепившись за спорный вопрос о роли профсоюзов в построении социалистического общества, Троцкий навязал партии дискуссию. Он потребовал превратить профсоюзы в придаток государственного аппарата, отнять у них функции защиты материальных, бытовых и культурных интересов рабочих. Он предложил также военизировать труд рабочих, ввести военные методы на производстве.

Одновременно выступила и так называемая «рабочая оппозиция», один из руководителей которой, Шляпников, отрицал руководящую роль пролетарского государства и настаивал на том, чтобы подчинить государство профсоюзам, ликвидировав, таким образом, само государство.

Разброд и сумятицу, возникшие в связи с этим в головах многих коммунистов, разрешил Владимир Ильич Ленин. Профсоюзы, учил он, — «…это не есть организация государственная, это не есть организация принуждения, это есть организация воспитательная, организация вовлечения, обучения, это есть школа, школа управления, школа хозяйничания, школа коммунизма».

На ликвидацию кризиса в партии, на защиту ленинских идей встали верные соратники Владимира Ильича, среди которых был и Калинин. Начало 1921 года застает его в новой, ставшей уже привычным делом поездке с поездом «Октябрьская революция». Маршрут этой поездки — Украина и Северный Кавказ. Калинин выступает на партийных собраниях, разоблачает оппозиционеров.

Писатель Федор Гладков, живший в это время в Новороссийске, вспоминает, как обрадовались рабочие приезду Михаила Ивановича.

— Ну, приехал Калинин! — говорили они. — Теперь крышка всем горлопанам и анархистам!

Вечером в огромной железнодорожной столовой собралось более тысячи членов партии. Докладчиков трое: Калинин, защищающий ленинские положения, с другой стороны — троцкист и представитель «новой оппозиции». Всем дается по тридцать минут для доклада и по пятнадцать для заключительного слова. «С заключительным словом, — писала 9 февраля 1921 года газета «Красное Черноморье», — товарищ Калинин выступил последним и окончательно разбил своих противников, которые просили товарищей рабочих не обращать внимания на имена, авторитеты и прочее, но товарищ Калинин, несмотря на это, все-таки полагает, что иногда полезно обращать внимание и на имена, так как мы знаем, что часто многие из наших товарищей ошибаются, а товарищ Ленин ни разу не ошибался, и лучше будет, если мы пойдем за ним и на этот раз. Гром аплодисментов покрыл последние слова товарища Калинина. При голосовании, ввиду невозможности произвести точный подсчет голосов такого многочисленного собрания, предложено было сторонникам тезисов товарища Ленина отойти в левую сторону, сторонникам тезисов Троцкого — в правую, а тем, кто за тезисы Шляпникова, остаться в середине. В результате почти вся масса присутствующих двинулась влево, и лишь незначительное количество осталось в середине, и совсем мало пошло вправо…

Собрание закончилось в два часа ночи могучим и стройным пением «Интернационала».

В дискуссии, как правило, всюду побеждала ленинская точка зрения. Лишь в немногих парторганизациях оппозиции удалось собрать большинство голосов. Подвести итоги обсуждению должен был X съезд партии, открытие которого намечалось на первые числа марта.

В это время пришло известие о мятеже в Кронштадте.

С тех пор, как там последний раз побывал Калинин, состав кронштадтских моряков значительно обновился. Старые моряки, преданные советской власти, закаленные в боях за революцию, ушли воевать на фронты гражданской войны. Новое пополнение, молодые моряки были плохими политиками. Они быстро попались на удочку эсеров и белогвардейцев, развивших бешеную агитацию против продразверстки. Продразверстка — это был для крестьян наболевший и острый вопрос. Главари мятежа не призывали к свержению советской власти. Они истерично кричали: «Мы за Советы, но без коммунистов!»

Партия срочно направила в Кронштадт нескольких членов правительства и в их числе Михаила Ивановича Калинина. Вместе с ним отправилась Екатерина Ивановна. До Ораниенбаума они доехали поездом, затем пересели на лошадей и вскоре были в мятежном городе.

После беседы с руководителями большевиков Калинину стало ясно, что мятеж предотвратить не удастся, слишком далеко зашло дело, слишком поздно браться за это. Но попытаться надо было. На следующий день намечался митинг, и Калинин решил участвовать в нем.

Первого марта более пятнадцати тысяч матросов и штатских заполнили Якорную площадь — знаменитую Якорную, сыгравшую огромную роль в судьбе Великой Октябрьской социалистической революции. Михаил Иванович стоял на трибуне перед лихорадочно бушующим сборищем. Рядом с ним, крепко сжав от волнения руки в карманах пальто, — Екатерина Ивановна. Шум толпы действовал на нее угнетающе, порой казалось, что все кончено… Из толпы летели угрозы, оскорбительные возгласы. И чем сильнее бушевали изменники, тем спокойнее становился Калинин. Глядя на него, вдруг успокоилась и Екатерина Ивановна.

Калинин попытался начать говорить, но гвалт усилился. Наконец удалось сказать несколько слов, и толпа, ожидавшая, что представитель верховной власти начнет уговаривать их, замолкла, услышав, что он спокойно и просто заговорил о трудностях, которые принесла война, о разрухе в стране, о том, что делает Советское правительство, чтобы улучшить положение трудящихся. Екатерина Ивановна видела, какими серьезными становятся лица слушателей, как внимательно ловят они каждое слово оратора.

Главари мятежа шныряли по толпе, время от времени выкрикивали:

— Брось, Калиныч! Ты небось три оклада получаешь!

— Ты нас баснями не корми.

— Хлеба давай!

После одной из таких реплик Михаил Иванович воскликнул, обращаясь к присутствующим:

— Это говорит не рабочий, не трудящийся, который делал революцию. Это говорит тот, чья дубинка ходила по вашим спинам. Не давайте себя обмануть, товарищи! Если только победит контрреволюция, то тот, кто сейчас требует хлеба, будет вырезывать ремни из вашей кожи.

Главари — меньшевики и эсеры, — испугавшись перелома в настроении моряков, не дали Калинину закончить речь. Они заявили, что из Петрограда приехала рабочая делегация, которая срочно хочет сообщить что-то собравшимся.

На трибуну поднялась подтасованная предателями «делегация». Один из «делегатов» прочитал резолюцию, принятую якобы на рабочих собраниях Петрограда.

Возмущение клокотало в сердце Калинина. Ясно было, что никаких резолюций петроградские рабочие не принимали, что все это обман, фальсификация.

С горечью смотрел он, как большинство голосовало за контрреволюционную резолюцию. Тогда он снова заговорил. И такая сила чувствовалась в его словах, что площадь замерла. Даже последние ряды разбирали каждую фразу.

— Сегодня Балтийский флот хоронит свое славное революционное прошлое. Будущее поколение мне не предъявит счета за измену революции, а вам — предъявит. Ваши сыновья и дочери будут проклинать вас за сегодняшний день, за этот час, за то, что своими собственными руками сегодня вы предаете рабочий класс.

Екатерина Ивановна стояла потрясенная. Она слушала эти слова, которые падали в толпу, как Удары молота. И под этими ударами опускались головы, потуплялись взоры…

К вечеру Калинин с женой на лошадях выехали из Кронштадта. Удалось это не сразу. Мятежники выставили на заставе свой пост, который потребовал у Председателя ВЦИК пропуск от штаба мятежников.

Пришлось вернуться в Совет. Лишь после долгих переговоров последовало «милостивое» разрешение на выезд. На самом же деле мятежники просто не решились задержать Калинина.

Вернувшись в Москву, Калинин сразу же окунулся в атмосферу подготовки к X съезду партии. Съезд созывался, в частности, для рассмотрения вопроса о замене продразверстки продналогом. Этот вопрос особенно волновал Калинина. Он хорошо знал: крестьянин лишь тогда будет улучшать и расширять свое хозяйство, когда увидит, что государство отбирает у него не все излишки, как это делалось по продразверстке, а только часть их, чтобы остальную часть иметь возможность продать на рынке.

Калинину ясно было, что это не лучший выход из положения. Почему? Да потому, что продналог открывал свободу торговле, а следовательно, способствовал росту кулачества, оживлению капитализма.

Но Михаил Иванович был полностью согласен с Лениным, который считал, что опасность для советской власти тут не очень велика. Ведь командные высоты народного хозяйства — фабрики, заводы, шахты, банки, транспорт, земля, — все это оставалось в руках государства. Вот почему Калинин с радостью голосовал за одобрение ленинского предложения — рекомендовать правительству немедленно заменить продразверстку продналогом.

Съезд закончился 16 марта. В этот же день на Пленуме ЦК Михаил Иванович был избран кандидатом в члены Политбюро ЦК РКП (б).

Вскоре пришло известие о разгроме мятежа в Кронштадте. Армия под командованием М.Н. Тухачевского наголову разбила мятежников и восстановила в городе советскую власть. В боях участвовало около трехсот делегатов X съезда партии, мобилизованных прямо со съезда.

После съезда партии сначала сессия ВЦИК, а потом и Президиум рассмотрели проект закона о замене продразверстки продналогом, внесенный Калининым. 23 марта постановление ВЦИК было опубликовано. Теперь надлежало возможно быстрее провести его в жизнь. Этой задаче Михаил Иванович и подчинил свою деятельность.

Однако испытания молодой республики еще не кончились. Бесснежная зима 1920/21 года, сухое, безоблачное лето привели к засухе. В июле страшный голод обрушился на многие районы страны и прежде всего на Поволжье.

К осени 1921 года свыше двадцати миллионов жителей России голодало.

Восемнадцатого июля ВЦИК образовал Комиссию помощи голодающим. Председателем комиссии был назначен Михаил Иванович Калинин.

Комиссия сразу же обратилась к рабочим и крестьянам России с призывом помочь голодным районам. На местах возникли комиссии Помгола. Со всех концов страны начало приходить продовольствие и денежные средства. Откликнулись и зарубежные деятели.

Одним из первых был великий норвежский полярный исследователь Фритьоф Нансен. Как верховный комиссар для помощи Поволжью (такой пост был установлен Международным Красным Крестом) Нансен приехал в Москву. В своей приемной на Воздвиженке Калинин тепло встретил этого замечательного человека. Нансен выразил желание побывать в голодных районах. Калинин посоветовал отправиться в Саратовскую и Самарскую губернии.

Картины голода поразили Нансена. Вернувшись на родину, он приложил титанические усилия, чтобы заставить правительства капиталистических стран и отдельных богатеев раскошелиться в пользу голодающих. Но ему мало что удалось сделать. Правительство Великобритании не дало ни копейки. Отказался помочь и Совет Лиги Наций. Зато почти все свои деньги Фритьоф Нансен отдал для помощи голодным.

На IX Всероссийском съезде Советов Калинин отметил огромную помощь великого норвежца, и по его предложению съезд направил Нансену грамоту, в которой говорилось: «Русский народ сохранит в своей памяти имя великого ученого, исследователя и гражданина Ф. Нансена, героически пробивавшего путь через вечные льды мертвого Севера, но оказавшегося бессильным преодолеть безграничную жестокость, своекорыстие и бездушие правящих классов капиталистических стран».

13 августа 1921 года Михаил Иванович с группой представителей различных наркоматов выехал на своем поезде «Октябрьская революция» в районы Поволжья. Картины голода были ужасны.

В селе Вязовая-Гай Смоленской губернии крестьяне жаловались:

— От недоедания помираем.

— Все кости пообъедали, все деревья, колосья пообщипали.

— Надежды к посеву никакой, кроме как поддержка от правительства.

Чем утешить этих людей? Калинин сказал, что с будущей недели начинается распределение семян и самарцы получат свою долю. Голод — страшная вещь, но он обязывает бороться.

Бородатый крестьянин заметил:

— Все равно конец…

— Ну да, если опустить руки, тогда лучше утопиться в вашей речке.

— Идешь работать, — продолжал крестьянин, — и руки опускаются.

Калинин просто сказал:

— Я знаю, я в восемнадцатом году голодал… Всякую дрянь ели, очистки картофеля — все это было… Но опускаться нельзя. Это все равно что в холодные дни, когда вы идете в метелицу, когда захватывает вьюга зимняя, у вас является желание лечь. Кто ложится, тот умирает, а кто идет, выбиваясь из сил, тот выживает.

Чувствовал, что надо пообещать что-то конкретное, но что? Сказал, что назначено Самаре миллион пудов.

С места закричали:

— Но это совсем мало. Калинин ответил:

— Я предпочитаю меньше обещать, чем дать… Миллион, думаю, будет наверное, даже при неблагоприятных обстоятельствах… Не только Самарская — двенадцать губерний голодают.

И крестьяне хорошо поняли его. Когда прощались, один из стариков поклонился и сказал:

— Спаси бог за чистосердечные слова, за то, что не обещал того, что нельзя сделать…

Вернувшись из поездки, Михаил Иванович с головой ушел в работу Помгола. Работа была трудная и сложная, требовала умелой и четкой организации дела. Калинин привлек к ней людей проверенных.

Здесь был и старый знакомый Калинина — Петр Смидович — тот самый, с которым в 1910-м работали на Миусской подстанции, были представители ВЦСПС и Наркомпрода. Все вместе рассматривали и обсуждали проекты и постановления, каждый из которых требовал огромной предварительной работы, согласования с различными ведомствами. Лишь после того, как все вопросы становились ясны, Калинин выносил проект на утверждение ВЦИК и Совета Народных Комиссаров. Решались вопросы о планомерном выселении из голодающих районов, об обеспечении этих районов семенным материалом, о содействии работе американской администрации помощи. Эта организация сокращенно называлась АРА. Своей деятельностью она преследовала прежде всего цели шпионажа и оживление антисоветских настроений, но, поскольку наряду с этим АРА вынуждена была оказывать продовольственную помощь, ВЦИК разрешил ей открыть свои отделения в России.

На 1 января 1922 года в стране насчитывалось свыше пятнадцати миллионов голодающих. Со всех концов страны летели сообщения о массовом вымирании деревень.

В начале февраля 1922 года Владимир Ильич Ленин посоветовал Калинину очередную поездку с поездом «Октябрьская революция» совершить на Украину. В этих районах, где дело с продовольствием обстояло сравнительно благополучно, надо было усилить работу по сбору хлеба.

Седьмого февраля Калинин выехал из Москвы в Харьков, откуда вместе с Григорием Ивановичем Петровским, ставшим в то время председателем ЦИК Украины, отправился в направлении Полтавы. Всюду, куда бы они ни приезжали — в Полтаве, Миргороде, Белой Церкви, Одессе, Житомире, — люди внимательно слушали их и обещали помочь голодающим.

— Хотя и самим туго приходится, голодающим поможем.

И помогали. Только в Киевской губернии было собрано более девяноста тысяч пудов зерна, шестьсот пятьдесят два пуда сахара, тысячи пудов других продуктов, два с половиной миллиарда рублей деньгами.

В мае 1922 года, открывая III сессию ВЦИК IX созыва, Михаил Иванович мог доложить, что «около 10 миллионов населения вырвано из рук голодной смерти и, может быть… несколько миллионов сделаны работоспособными или сохранены работоспособными членами нашей Советской республики».

«…Работники на фронте Помгола, — писал впоследствии Михаил Иванович, с горечью вспоминая тяжелые месяцы голода, — безусловно, вложили свою частицу в будущее коммунистическое братство народов».

К 1922 году все больше стабилизировалось положение Советской республики. Весной в Рапалло (Италия) был заключен советско-германский мирный договор.

Германское правительство назначило своим послом в СССР графа Ульриха Брокдорфа-Ранцау. Это был один из наиболее блистательных дипломатов Европы, прославивший свое имя тем, что, будучи главой германской делегации, уполномоченной в 1918 году вести переговоры с союзниками, отказался признать условия Версальского договора и демонстративно подал в отставку.

Калинин принял его в Кремле, в своем обычном черном костюме, приветливо и просто улыбаясь.

Граф же волновался невероятно. «Высокий, мрамор-но твердый воротник его совсем размок, — писал советский журналист М. Кольцов. — Он сделал Председателю ЦИК старинный прусский реверанс, какие сейчас признаны излишними даже при буржуазных церемониях. И с особым, подчеркнутым почтением, придавая торжественный смысл каждому слову, произнес Михаилу Ивановичу официальный текст приветствия».

— В чем дело, какова причина столь невероятного вашего волнения? — спросили его после приема. — Вы не бледнели перед королями в мантиях. Отчего же такое волнение перед Калининым в пиджачке?

По свидетельству того же М. Кольцова Брокдорф-Ранцау ответил буквально следующее:

— Да, я стоял перед королями и, что еще хуже, перед победившим Клемансо. Но Калинин в пиджачке, рабочие и крестьяне, сидящие в Калинине, управляющие своей страной так смело и независимо, — это самая большая сила, перед лицом которой мне приходилось становиться за свою жизнь.