ДЕЛО КАПРАЛА ПРАЙМА

К концу 60-х годов в СССР стали известны многие тайны радиошпионажа западных стран. Но картина была далеко не полной: требовалось детально разобраться, какие именно секреты советского государства попали в руки его врагов. Нужны были сведения от хорошо осведомленного специалиста, допущенного ко всей радиошпионской информации, которая черпалась из линий связи СССР. И такой специалист нашелся.

В начале января 1968 года капрал Джеффри Артур Прайм возвращался после рождественских праздников на базу радиошпионажа английских ВВС в Западном Берлине. Проезжая через контрольно-пропускной пункт (КПП) в Берлине, он передал советскому офицеру записку, в которой просил, чтобы с ним связались представители разведки СССР.

Прайм был несостоявшейся личностью, как в социальном, так и в сексуальном плане. В школе он слыл прогульщиком, в ВВС, куда вступил в 1956 году, — нелюдимом. Будучи не в состоянии жить нормальной половой жизнью, он развлекался тем, что набирал случайные телефонные номера и говорил непристойности. Прослужив некоторое время в Кении, с 1964 года Прайм продолжил службу на станции перехвата в военном аэропорту Западного Берлина.

Записка, которую Прайм оставил на КПП в Берлине, попала не к сотрудникам 1-го Главного управления (ПГУ) КГБ, занимавшегося разведкой, а к представителям более скромного 3-го управления, отвечавшего за безопасность в советских вооруженных силах. Это управление иногда добивалось успеха в вербовке западных военнослужащих невысокого ранга, проходивших службу в Германии, и очень хотело перещеголять ПГУ, завербовав Прайма. В своей записке Прайм просил сотрудников советской разведки встретиться с ним в ресторане. При следующем проезде через КПП на ручке своей машины Прайм нашел магнитный цилиндр с ответной запиской, где ему вместо ресторана назначалась встреча в метро.

У Прайма состоялась встреча с сотрудниками 3-го управления, на которой его подробно расспрашивали о нем самом и его работе. В разговорах с чекистами Прайм винил во всех своих проблемах и неудачах капиталистическую систему. Образ Советского Союза, сложившийся у Прайма под воздействием советских пропагандистских изданий на английском языке и англоязычных передач московского радио, оказался для него более привлекательным, чем окружающая капиталистическая действительность. И хотя на встречах с чекистами Прайм утверждал, что в своих действиях руководствуется чисто идейными мотивами, он каждый раз без возражений принимал тридцать — сорок фунтов в качестве вознаграждения за «труды».

Срок службы Прайма в ВВС заканчивался в августе 1968 года. По договоренности со своими кураторами из КГБ он устроился на работу в Центр правительственной связи (ЦПС) — английскую радиошпионскую спецслужбу, где должен был заниматься обработкой материалов, перехваченных из советских каналов связи. Прежде чем приступить к своим новым обязанностям в ЦПС, Прайм провел неделю на конспиративной квартире КГБ в ГДР, где его обучили работе с радиопередатчиком, технике шифровки сообщений, изготовлению микроточечных донесений и работе с микрофотокамерой. После каждого дня занятий Прайма запирали на ночь. Перед вылетом в Англию ему вручили чемоданчик с комплектом шифрблокнотов, набором материалов для тайнописи и четыреста фунтов наличными.

Первые семь с половиной лет своего пребывания в ЦПС Прайм проработал в специальном дешифровальном подразделении — так называемой Лондонской группе обработки (ЛГО). К осени 1969 года он закончил обучение на курсах повышения квалификации и сдал экзамены по русскому языку, по случаю чего получил поздравление из Москвы и четыреста фунтов стерлингов в качестве премиальных.

«Разработка» Прайма так и осталась за 3-м управлением КГБ, которое отказалось передать свою «звезду» ПГУ. Прайму предложили самому выбрать место для встреч со связным. Он предпочел Австрию, потому что знал немецкий язык. Но в основном его связь с КГБ осуществлялась через «почтовые ящики» с помощью написанных симпатическими чернилами писем и через передачи московского радио. Безопасность связи с Праймом поддерживалась на самом высоком уровне. Ни разу за семь с половиной лет, которые он пробыл в ЛГО (с сентября 1968 по март 1976 года), и за полтора года работы в штаб-квартире ЦПС в Челтнеме в графстве Глостершир (с марта 1976 по сентябрь 1977 года), Прайм не попал под подозрение. Да и можно ли было подозревать ответственного по режиму в одном из подразделений ЦПС: в обязанности Прайма, в частности, входило ежегодное написание отчета, в котором он сообщал о проделанной за год работе по предотвращению нарушений режима секретности во вверенном его заботам подразделении ЦПС. Прайм завершил свою карьеру в ЦПС на посту руководителя сектора в группе анализа советских шифрсо-общений, поддававшихся дешифровке.

После ухода из ЦПС Прайм порвал контакты с КГБ, развелся и женился во второй раз. Устроился на работу водителем такси и частенько подвозил своих бывших коллег по службе от станции до места работы. В 1980 году КГБ возобновил связь с Праймом, после чего при встрече в Вене он передал в Москву свыше пятнадцати кассет с пленкой (большинство из них, как ему потом сказали, плохо проявились), некоторые фотокопии и записи, хранившиеся у него после ухода из ЦПС. За это он получил шестьсот фунтов. В 1981 году Прайм специально съездил в Потсдам, чтобы дать своему связнику из КГБ пояснения по поводу документов, проданных советской разведке годом раньше. На прощание он получил четыре тысячи фунтов. Прайм проигнорировал советы КГБ вернуться на работу в ЦПС или устроиться преподавателем русского языка в образовательной службе английской армии, где он мог бы подбирать кандидатов для будущей работы на КГБ.

Прайма, вероятно, так и не разоблачили бы, если бы не его сексуальные отклонения: он любил, выражаясь юридическим языком, совершать развратные действия в отношении малолетних школьниц. В апреле 1982 года полиция получила в свое распоряжение точное описание машины развратника, и Прайма арестовали по подозрению в совершении преступления. Он признался. Все бы ничего, но, находясь в тюрьме, под влиянием минутной слабости он сказал своей жене на свидании, что ведет двойную жизнь. Об этом она сразу без колебаний сообщила полиции. А также о том, что дома под кроватью обнаружила шпионские принадлежности — шифрблокнот и пачку конвертов с адресами связных в Восточном Берлине. В июне Прайм сознался абсолютно во всем.

По оценкам Пентагона, ущерб, нанесенный Праймом радиошпионскому союзу США и Англии, составил один миллиард долларов. На протяжении десяти лет Прайм передавал в КГБ подробные сведения о структуре ЦПС, расположении его станции перехвата, личном составе и о многом другом. И хотя в ЦПС в это время работало менее десяти процентов от шестидесяти восьми тысяч двухсот трех сотрудников, официально числившихся на тот момент в АНБ, англичане рассматривались в США как надежные партнеры и имели привилегированный доступ ко всей информации, которой обладала АНБ. Имел этот доступ и Прайм. Кроме того, в течение года работы в Челтнеме Прайм получал для ознакомления совершенно секретные данные об успехах и неудачах ЦПС в дешифровании перехвата из советских линий связи.

Все же, несмотря на это, пентагоновская оценка ущерба представляется чрезмерно завышенной. Как раз в этот год, когда Прайм работал в Челтнеме и имел самый широкий доступ к тайнам ЦПС, инструкции 3-го управления, которые он получал по радио, по неизвестной причине перестали поддаваться расшифровке. В результате контакт с Праймом был порван, и большую часть информации, добытой в Челтнеме, Прайм смог передать только в 1980 году в Вене, но и та оказалась сильно испорченной.

После ареста Прайма ЦПС «отыгралось» на 3-м управлении за то, что оно узурпировало работу с самым ценным агентом КГБ в английской системе радиошпионажа со времен Кернкросса. В вину сотрудникам «тройки» ставилось неумение поддерживать постоянный контакт с Праймом, как это делало в то же самое время ПГУ в работе с другим агентом КГБ, имевшим доступ к военным тайнам США.

В 1982 году Прайма приговорили к тридцати трем годам тюрьмы за шпионаж и еще к трем года — за растление малолетних. Эти два тюремных срока он по приговору суда должен был отбыть последовательно. Сам Прайм во всем винил свое, по его словам, «не в меру идеалистическое представление о русском коммунизме, которое наложилось на глубоко внутренние психологические проблемы».

Еще до разоблачения Прайма руководство АНБ неоднократно указывало на необходимость введения в систему проверки персонала испытание на полиграфе. После ознакомления с результатами проведенного расследования по делу Прайма правительство Англии приняло, наконец, запоздалое решение о применении полиграфа в спецслужбах страны.

 

ПОКА НЕ ПОЗДНО

Эта обаятельная и такая хрупкая на вид женщина, 12 лет занимавшая пост помощника директора совета по операциям международного секретариата НАТО, а затем перешедшая в ГДР, совершила подвиг, разоблачив коварные замыслы натовских генералов. Имя этой милой женщины — Урзел Лоренцен. В течение многих лет ей надо было напрягать до предела свою память, чтобы запоминать. Запоминать все самое важное, что мелькало перед глазами в сверхсекретных бумагах НАТО за долгие годы работы. Она должна была оставаться естественной, играя свою трудную роль на сцене, перед которой никогда не закрывался занавес.

Незадолго до перехода в ГДР Урзел Лоренцен исполнилось сорок лет. Сорок лет жизни и двенадцать лет безупречной службы в штаб-квартире НАТО. Высшие чины устроили даже что-то вроде узкого приема в ее честь. Лилось шампанское, звенели бокалы, произносились тосты за «обаятельную помощницу». Она поднимала свой бокал тоже… Урзел вела дневник. Кое-что из дневника уже стало достоянием самых широких средств массовой информации, кое-что еще ждет своего часа, кое о чем Урзел рассказала впервые нам.

Юность Урзел протекала легко и беззаботно. Респектабельная гамбургская семья, где она родилась, дала девушке отличное воспитание. Окончив коммерческое училище, Урзел не только до тонкостей овладела тайнами торгового дела, но и вынесла совершенное знание английского и французского языков, которые изучала в Оксфорде и Париже. А потом пришла любовь. И в ней тоже повезло. Молодой, энергичный и веселый Дитер Виль, экономист по профессии, оказался к тому же прекрасным семьянином. Но это случилось потом, значительно позже. Сначала Лоренцен оказалась в штаб-квартире НАТО…

* * *

— Как это случилось, Урзел?

— Не ждите ничего сверхъестественного. В Париже, где я работала, у меня появилось много друзей, среди которых — офицеры из штаб-квартиры НАТО. Они, в общем-то, и заронили идею о возможности перехода на новое место службы. «С вашим знанием иностранных языков, Урзел, — твердили новые знакомые, — вы быстро сделаете у нас карьеру. Работа будет интересной и денег больше, так что соглашайтесь». Я не заставила долго упрашивать себя. Рекомендации у меня были солидные, экзамены по языку я сдала с легкостью, ну, а проверка моих анкетных данных заняла всего лишь год…

— Так долго?

— Долго? Нет, нормально. У тех, кто нанимается на работу в НАТО, трясут всю родословную. И прабабушек, и прадедушек. Не дай бог, кто-нибудь из них участвовал в свое время в штурме Бастилии или был знаком с Джузеппе Гарибальди. У меня по линии предков все было в порядке, никаких, что называется, «порочащих» связей…

— Простите, Урзел, может быть, я начинаю разговор с конца, но хотелось бы знать, когда у вас мелькнула идея об уходе из натовской штаб-квартиры. Или вы, входя в натовский круг, уже загодя знали, что выйдете из него?

— Нет, не знала. До поры до времени я считала себя правоверной представительницей буржуазии, твердо верила в то, что защищаю западную демократию от «угрозы с Востока». Но эти мои иллюзии очень быстро рассеялись, во всяком случае, как только заняла место помощницы директора совета по операциям международного секретариата НАТО, когда штаб-квартира перебралась из Парижа в Брюссель. Новая моя должность открыла новые возможности для того, чтобы не только увидеть и прочитать документы под грифом «Совершенно секретно», но и убедиться воочию, что НАТО представляет собой отнюдь не инструмент обеспечения безопасности и мира, во что я наивно верила раньше. Мне достаточно было лишь на миг представить мой родной город Гамбург, когда от него останутся одни развалины, чтобы вопрос «быть или не быть?» стал вопросом всей моей последующей жизни, вопросом, на который надо было давать немедленный ответ. Быть или не быть соучастницей, хоть и маленькой, но соучастницей страшной трагедии? Нет, сначала я не думала о всем человечестве, глобальные мысли пришли позже. Просто, побывав на натовских учениях, ни одно из которых не обходилось без планирования использования атомного оружия, я могла уже реально представить, как погибнут в случае атомной войны мои мать, отец, братья, любимый человек и я сама… Так что напрасно некоторые западные газеты пытались выставить меня этакой коварной шпионкой. Во мне говорил лишь здоровый инстинкт нормальной женщины, по воле случая соприкоснувшейся с ужасными тайнами. Женщина — на то она и женщина, чтобы защищать жизнь, а не смерть…

* * *

Да, натовские стратеги, видимо, по сей день так и не в состоянии понять поступка Урзел Лоренцен. Вот что писал, например, о «деле Лоренцен» один из крупных западных журналов буквально на другой день после ее перехода в ГДР:

«Для НАТО совершенно неожиданно, что уроженка Гамбурга впервые предоставила Востоку самые интимные подробности о ходе принятия решений и о секретном планировании в НАТО. «Я знаю, — так звучало официальное заявление фрау Лоренцен, которое она сделала по телевидению ГДР, — что сейчас не проводится ни одного учения без того, чтобы в его планирование не было включено применение атомного оружия против социалистических государств». Лоренцен намекала этим самым на маневры НАТО «Уин-текс-Саймекс-79», во время которых проигрываются методы командования, предусматривающие также и разрешение на применение ядерного оружия. Военных специалистов ошеломило выступление по телевидению помощника директора НАТО Теренса Морана, который состоит при генеральном секретаре Лунсе и отвечает за операции и военные учения, как своим точным знанием дела, так и, естественно, точной терминологией. С уст Лоренцен во время интервью легко слетали такие трудные понятия, как «командование в кризисных ситуациях», «гражданское чрезвычайное планирование» и «боевая готовность НАТО». Один высокопоставленный генерал бундесвера сказал: «Ни один офицер генерального штаба не смог бы доложить лучше, чем это сделала Лоренцен». Что же, едва ли где-нибудь еще в НАТО сходится так много секретной информации, как в совете по операциям международного секретариата. Его председателем является Теренс Моран, самый информированный гражданский чин НАТО после генерального секретаря. Моран отвечает за все командование при кризисных ситуациях и за центр НАТО, в котором сходятся все политические и военные сообщения. Он был также председателем комитета НАТО по вопросам связи и вопросам электроники, и в его ведении находились самые детальные сведения о всей системе боевой готовности НАТО. Через письменный стол Морана проходили, кроме того, важные военные бумаги главнокомандующего НАТО в Европе Александра Хейга, которые представлялись для ознакомления совету НАТО. То, что они попадали и в руки фрау Лоренцей, у руководства НАТО не вызывает никаких сомнений. Элегантно одетая немка, служившая в НАТО в течение двенадцати лет, занимала положение, предоставлявшее ей практически неограниченный доступ ко всем бумагам. Поэтому среди трофеев Лоренцен могут находиться документы и материалы, которые раскроют Востоку все планирование обороны и механизмы политических консультаций союза, к чему относятся и перечисление предпосылок для возможного применения Западом ядерного оружия, и документы в системе боевой готовности НАТО. Один высокопоставленный офицер НАТО заявил: «Мы, военные, буквально вырываем из рук наших секретарш копии, когда они печатают секретные документы. В международном же секретариате предписания о сохранении тайны исполняются очень небрежно…»

— Урзел, скажите, пожалуйста, вы имели допуск и к оперативным документам НАТО?

— Да, конечно. И не только к оперативным документам. Не раз мне приходилось бывать на маневрах. Именно комплекс всех впечатлений от прочитанных документов и от «военных игр», свидетельницей которых я была, и породил глубокое беспокойство, заставившее меня в конечном итоге бросить все, что создавала, — карьеру и, если хотите, даже своих родных, живущих на Западе… Мои наблюдения и анализ документов привели к окончательному выводу: НАТО — не инструмент мира. Вся деятельность этой организации направлена на подготовку новой войны. Возьмем, к примеру, такой документ, как «Исследование: Восток-Запад». Оно представляет собой многотомное собрание секретной служебной информации о социалистических государствах. «Исследование» разработано врагами социалистических государств и поэтому никак не может быть реалистическим воспроизведением соотношения сил между Востоком и Западом. Это искаженная картина реальности. И я думаю, что она служит для дезинформации тех западных политиков, которые хотят действительной разрядки и в действительности верят в возможность добрососедских отношений между Востоком и Западом. И вот на основе такого лживого представления о состоянии отношений между Востоком и Западом затем планируется уровень вооружений стран — членов НАТО. Теперь несколько слов о «военных играх». Во время штабных учений НАТО, проводимых с 1971 года в рамках серии «Уинтекс», в обязательном порядке предусматривалось, что натовские стратеги первыми применят ядер-ное оружие. В одном из документов главнокомандующего НАТО в Европе, составленных в связи с военными учениями «Уинтекс-77», были предусмотрены 30 конкретных целей в шести социалистических странах для нанесения ядерного удара. И что самое поразительное: ни в одном из планов натовских учений, с которыми я ознакомилась в силу моего служебного положения, не содержалось даже намека на возможность ответного ядерного удара со стороны стран — участниц Варшавского Договора. Разве это не было ярчайшим доказательством, что НАТО в одностороннем порядке репетирует атомную войну, имея в виду напасть первыми? Да, это именно так, поскольку руководящие круги НАТО ни на минуту не сомневаются в миролюбии стран социалистического содружества. В уже цитировавшемся мною документе «Исследование: Восток — Запад» в пункте 34 говорится: «…не ожидается никаких значительных изменений в структуре и организации вооруженных сил Варшавского Договора. По имеющимся данным, численность вооруженных сил остается постоянной…». В пункте 189 содержится такой вывод: «Советское правительство в близком будущем, вероятно, намерено продолжать политику разрядки…». Именно это пытаются использовать натовские заправилы, чтобы провоцировать инциденты, оправдывающие агрессивную политику империализма в Европе, на Ближнем Востоке и в других точках нашей планеты. НАТО не останавливается ни перед чем. Провоцируя конфликтные ситуации, этот агрессивный союз использует самые грязные методы. Возникшие конфликты он объявляет поводом для приведения в действие запланированных военных операций. Примером такой инсценировки конфликта может служить ситуация, возникшая в связи с маневрами «Уин-текс-75». В общем плане этих маневров говорилось: «…Инциденты на суше, в воздухе и на море будут служить оправданием политическим руководителям НАТО, разрешившим применение первыми тактического ядерного оружия…» Эта цитата взята мною из секретного документа НАТО 1710.3.2/14/7/S7/74 от 15 февраля 1974 года. А вот в плане штабных учений НАТО серии «Уинтекс-Саймекс-79» был разработан подробный сценарий для искусственного создания и разжигания целого ряда кризисных ситуаций, предшествующих началу войны. Этот план предусматривал также оказание давления на некоторые правительства. Цель такого давления — принуждение этих правительств к отказу от политики неприсоединения или от позиции нейтралитета. Существовал еще один «любопытный» документ, принятый в 1977 году. В нем основные страны — члены агрессивного блока договорились о весьма своеобразном «разделении труда» по проведению серии провокаций для создания кризисных ситуаций. Европейские члены НАТО взяли на себя социалистические страны, а американские — организацию конфликтов в развивающихся странах.