Фраза, вынесенная в заголовок, принадлежит сыну Ярослава Мудрого Изяславу. Произнесена она была в 1078 г. в разговоре с братом Всеволодом. Последний, чувствуя неизгладимую вину перед Изяславом, пришел в Киев на покаяние. Благородный Изяслав просит Всеволода не тужить о случившемся, но дружно постоять за Русскую землю. Киевский князь в это время готовился к сражению с черниговскими князьями Олегом и Борисом, сыновьями Святослава Ярославича, вышедшими из повиновения и не желавшими уступать Чернигов Всеволоду.

Что же мучило Всеволода и за что он просил прощения у старшего брата? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вернуться на пять лет назад, в 1073 г., и обратиться к летописи. В ней читаем: «В лѣто 6581 г. Въздвиже дьяволъ котору въ братьи сеи Ярославличих, и бывши распре межи ними, быста сь себе Святославъ со Всеволодомъ на Изяслава и изииде Изяслав ись Кыева, Святослав же и Всеволодъ внидоста в Кыевъ месяца марта въ 22».

Летописец не раскрывает побудительных мотивов этой распри между ними. Но из того, что на киевском престоле утвердился Святослав, можно предположить, что власть и послужила яблоком раздора между братьями. Вряд ли это были спонтанные действия Святослава и Всеволода. Они ими (по меньшей мере — Святославом) готовились заблаговременно. Черниговскому князю недосуг было дожидаться смерти Изяслава, чтобы стать киевским князем, и он решил ускорить ход событий. В заговор был вовлечен и безвольный Всеволод, не имевший в нем никакого собственного интереса.

Рис. 17. Освобождение Всеслава Брячиславича из тюрьмы восставшими киевлянами; бегство Изяслава Ярославича из Киева

Изгнание из Киева Изяслава произвело на современников огромное впечатление. Летописец отмечает, что Святослав «преступил заповедь отню» и положил начало изгнанию «братию». Сам он хотел большей власти, а Всеволода «прельстил» якобы тем, что убедил его в злокозненных намерениях Изяслава лишить их отцовских наделов: «Всеволода бо прельсти и глаголя, яко Изяславъ вьстаеть сь Всеславомъ (князем полоцким. — П. Т.), мысля на наю, да аще его не впредим, имать насъ прогнати, и тако взостри Всеволода на Изяслава».

Летописец, современник и свидетель этих событий, знает, что в словах Святослава нет правды. Его поступок он оценивает не только как клятвоотступничество от отцовских заповедей, но и как большой грех перед Богом, заслуживающий суровой кары.

Рис. 18. Поход Изяслава Ярославича с польским королем Болеславом II на Киев

Изяслав бежал из Киева еще до подхода к нему объединенных дружин Святослава и Всеволода. Отчего он так поступил? Почему не выступил с киевскими воинами навстречу братьям? Почему, наконец, не закрылся в городе и не попытался защитить свое право на киевский престол?

Ответов на эти вопросы нет даже между летописными строками. И тем не менее, думается, они достаточно ясны. Изяслав не пользовался популярностью в Киеве, не имел сколько-нибудь надежных сторонников, а поэтому и не рассчитывал на искреннюю поддержку киевлян в его противостоянии с братьями. Еще свежей была память Изяслава о событиях 1068 г. Тогда киевляне восстали против его власти, изгнали из столицы Руси и посадили на киевском престоле Всеслава Полоцкого. Изяслав вернул себе Киев в следующем году с помощью поляков, жестоко расправился с инициаторами своего изгнания, но расположения киевлян это ему не прибавило. Теперь же, возможно, его окружение тоже откровенно отказало ему в поддержке. В подобных случаях киевляне нередко заявляли князьям: «не твое се время» — и показывали «путь от себя».

Как и в 1068 г., все надежды на скорейшее возвращение в Киев Изяслав связывал с Польшей. Захватив с собой семью и киевскую казну, он ушел к Болеславу И, с которым состоял в близком родстве. Мать Болеслава была сестрой Ярослава Мудрого, а его тетя — женой Изяслава. На этот раз родственные связи не помогли. Болеслав, испытывавший давление со стороны Германии, в помощи Изяславу отказал. При этом, как уверяет летописец, богатые подарки от Изяслава взял, а его самого выпроводил из страны: «Изяслав же иде в Ляхи со имѣниемь многимъ и сь женою, уповая багатьствомъ многымъ, глаголя яко симь налѣзу воя. Еже взяша у него Ляхове, показаша ему путь от себе».

О дальнейших блужданиях Изяслава по Европе рассказывают немецкие и папские источники. Особой информативностью обладают «Анналы» Ламперта Херсфельдского, современника этих событий. В них Ламперт сообщает: «Через несколько дней после Рождества 1074 г. в Майнц к Генриху IV явился король Руси по имени Димитрий, привез ему неисчислимые сокровища — золотые и серебряные сосуды и чрезвычайно дорогие одежды — и просил помощи против своего брата, который силой изгнал его из королевства.

Король якобы внял просьбе Изяслава. Он немедленно отправил на Русь, к Святославу, посольство во главе с настоятелем Трирской церкви св. Симеона Бурхардом с требованием вернуть незаконно захваченную власть. Прежде чем отправиться на Русь, Бурхард просил короля не предпринимать против Святослава никакого сурового решения до возвращения посольства в Германию.

Чем было вызвано такое заинтересованное участие Бурхарда в судьбе Святослава? Объяснение этому мы находим в «Штаденских анналах» Альберта, аббата монастыря в Штадене, на севере Германии. «Штаденские анналы» — источник середины XIII в., но в нем содержатся материалы судебного разбирательства 1112 г. между Штаденами и Ольденбургами (обе спорящие фамилии были потомками владетельной дамы Иды из Эльсдорфа).

«Эта Ида, знатная дама родом из Швабии, жила в имении Эльсдорф и обладала наследственным владением... Она была дочерью брата императора Генриха III, а также сестры папы Льва IX... Она вышла замуж за Липпольда... и родила Оду, [поначалу] монахиню в Ринтельне, которую она затем выкупила из монастыря... и отдала за короля Руси, которому та родила сына Вартеслава. Дальше в «Анналах» рассказывается о двух других мужьях Иды и потомстве от них. Среди потомков называется и Бурхард, главный настоятель храма в Трире.

Рис. 19. Вокняжение Изяслава Ярославича в Киеве в мае 1069 г.; возвращение Болеслава II в свою землю

Попробуем расшифровать этот не совсем четкий текст. «Король Руси», как свидетельствует Ламперт, — это Святослав Ярославич. Ода — его жена, а Бурхард — ее единоутробный брат. Брак Святослава и Оды состоялся около 1070 г., и его политический характер не вызывает сомнения. Более того, он состоялся, как явствует из «Санкт-Галленских анналов», при посредничестве Генриха IV. Возможно, уже тогда Святослав присматривался к киевскому престолу и пытался таким образом нейтрализовать союзника Изяслава — польского короля Болеслава И. Отношения Германии и Польши в это время были напряженными, а на 1073 г. Генрих IV вообще готовил поход против Болеслава, не состоявшийся из-за восстания саксов.

Нечего и говорить, что выбор Бурхарда в качестве посла к Святославу был не в пользу Изяслава. Представлять его интересы в Киеве он никак не мог. Оттого и попросил Генриха IV не связывать себя никакими обязательствами в отношении Изяслава до своего возвращения из Киева.

Важная информация, подтверждающая свидетельство Ламперта, содержится также в сообщении французского хрониста начала XII в. Сигеберта из Жамблу. «Так как двое братьев, — пишет он, — королей Руси, вступили в борьбу за королевство, один из них, лишенный участия в королевской власти, настойчиво просил императора Генриха, которому [обещал] подчиниться сам и подчинить свое королевство, если с его помощью снова станет королем». Далее Сигеберт высказывает сомнение в успехе просьбы Изяслава, поскольку Генриху было не до него. В это время в Священной Римской империи царила тяжелейшая смута. Восстали саксы, возмущенные многими несправедливостями и беззакониями короля, и он должен был больше заботиться о своем, чем добывать чужое.

Итак, Бурхард отправился в Киев, Генрих ушел на войну с саксами, а Изяслав был поручен заботам саксонского маркграфа Деди, с которым он и прибыл в ставку короля.

Свидетельство о немецком посольстве содержится и в «Повести временных лет». Правда, в отличие от немецкого источника, оно очень лаконично и не совсем понятно: «В се же лѣто придоша посли из нѣмец къ Святославу. Святослав же величаяся показа имъ богатство свое. Они же видѣвшие бещисленое множество, злато, и сребро, и паволокы, и рѣша се ни въ чтоже есть, се бо лежить мертво». Из летописного сообщения не ясно, о чем немецкие послы вели переговоры со Святославом и почему он демонстрировал перед ними свое богатство.

Ситуацию проясняет все тот же Ламперт, рассказывающий о новой встрече Генриха IV и Бурхарда. На этот раз она состоялась в городе Варме (неподалеку от Майнца). Король возвратился из трудного похода на саксов, а Бурхард — из далекой Руси.

«Бурхард, настоятель Трирской церкви, посланный с королевским посольством к королю Руси, вернулся, привезя королю столько золота, серебра и драгоценных тканей, что и не припомнить, чтобы такое множество когда-либо прежде разом привозилось в Германское королевство. Такой ценой король Руси хотел купить одно — чтобы король (Генрих. — П.Т.) не оказывал против него помощи его брату, изгнанному из королевства».

Вот, оказывается, зачем Святослав демонстрировал немецким послам свое богатство. И вовсе не мертвым оно лежало в княжеских закромах, как заключили посланники Генриха. Значительная его часть, о чем свидетельствует Ламперт, была передана в качестве дара-взятки германскому королю, чтобы тот не встал на сторону Изяслава.

Опасения Святослава, однако, были безосновательны. Генрих и не думал вступаться за Изяслава. Ламперт, рассказав о бесценном даре русского короля, заметил, что он вполне мог получить нейтралитет Генриха и даром, «ибо он, занятый домашними войнами, не имел никакой возможности вести войны внешние с народами столь далекими».

Дары русских князей, сначала Изяслава, а затем и Святослава, которые германский король использовал для жалованья своему войску, участвовавшему в походе на саксов, оказались напрасными для обоих Ярославичей. Можно, разумеется, обвинить Генриха IV в нарушении им кодекса рыцарской чести, но, судя по всему, дары эти были личной инициативой русских князей и никаких соглашений с германским королем не подкрепляли.

Как видим, ни Болеслав, ни Генрих не хотели связывать себя обязательствами помочь киевскому изгою. Для обоих важнее были добрые отношения с сильным Святославом. Болеслав за неучастие в этом семейном конфликте получил из Киева военную помощь против чешского князя Братислава И. В русской летописи об этом говорится в статье под 1075 г.: «Ходи Володимеръ сынъ Всеводожь и Олегь Святославль Ляхомь в помочь на Чехы».

Понимал ли Изяслав всю пикантность своего положения в Германии? Осознавал ли, что помощь ему могла прийти только из Польши? Наверное, и понимал, и осознавал. Но как было ему склонить на свою сторону Болеслава? Уйдя в Германию, Изяслав не только не облегчил свою задачу, но еще больше ее усложнил. Польский князь в те годы враждовал с германским королем и, естественно, не был в восторге от такой ориентации своего русского родственника.

Рис. 20. Неудачная попытка Изяслава Ярославича нанять воинов в Польше; вокняжение в Киеве Святослава Ярославича

В Германии Изяслав совершил еще одну тактическую ошибку, которая, по-видимому, свидетельствует о его полной потере политической ориентации. Пытаясь сблизиться с Генрихом IV, он женит своего сына Ярополка на дочери маркграфа Оттона. Непрямое свидетельство этому есть в «Саксонских анналах»: «У Оттона же женой была Адела из Брабанта, из замка под названием Лувен, которая родила ему трех дочерей: Оду, Кунигунду и Адельхайду. Оду взял в жены маркграф Экберт — младший из Брауншвайга... Кунигунда вышла за короля Руси (rex Ruzorum) и родила дочь... После его (мужа. — П. Т.) смерти она вернулась на родину».

В настоящее время историки не сомневаются, что «королем Руси» и мужем Кунигунды был Ярополк Изяславич. Брак этот устроил, очевидно, маркграф Деди, который опекал в Германии Изяслава и его семью и приходился отчимом Кунигунде. После смерти первого мужа Адела вышла замуж за Деди, получившего вместе с ее рукой и Тюрингенскую марку.

В чем же был расчет Изяслава, женившего сына на падчерице маркграфа? Брак этот не мог быть почетным для русской княжеской фамилии. Вряд ли позволял он надеяться и на какую-то помощь Деди в возвращении Изяслава на киевский престол. Если таковой помощи не мог (или не хотел) оказать германский король, то что можно было ожидать от его вассала!

Не исключено, однако, что в этом загадочном браке политического подтекста и вовсе не было. Изяслав и его семья опекались в Германии маркграфом Деди и, вероятно, его семьей. Молодые люди — Ярополк и Кунигунда — полюбили друг друга. Для семьи маркграфов такой союз был почетен, а Изяслав мог согласиться на него из чувства благодарности Деди за сочувственное к нему отношение. Впрочем, какими бы ни были побуждения Изяслава, брак этот ни на шаг не приблизил его к заветной цели.

Не дожидаясь возвращения из Руси посольства Бурхарда, Изяслав предпринял попытку привлечь на свою сторону папу римского Григория VII. Он отправил в Рим своего сына Ярополка с предложением принять Русь под покровительство папы, разумеется, в обмен на помощь в возвращении ему киевского престола. Папе такое предложение понравилось. Он похвалил Изяслава и сделал выговор Болеславу, который как раз вел переговоры о предоставлении ему королевского титула. Об этом свидетельствуют два его послания, датированные апрелем 1075 г. Одно из них адресовалось Изяславу, другое — Болеславу И. В первом говорилось: «Григорий епископ, раб рабов Божиих, Димитрию, королю Руси (rex Ruscorum), и королеве, его супруге, желает здравствовать и шлет апостольское благословение. Сын ваш, посетив гробницы апостолов, явился к нам со смиренными мольбами, желая получить названное королевство из наших рук в качестве дара святого Петра... Он уверил нас, что вы без сомнения согласитесь и одобрите эту его просьбу и не отмените ее, если дарение апостольской властью [обеспечит] вам благосклонность и защиту».

Рис. 21. Примирение Изяслава и Всеволода Ярославичей

Далее папа сообщал, что он от имени блаженного Петра передает Изяславу бразды правления королевством и желает ему мирно и славно владеть им до конца своей жизни.

В послании к Болеславу II папа просит его «соблюдать милосердие, против которого (как бы нам ни было неприятно говорить об этом) вы, кажется, согрешили, отняв деньги у короля Руси. Поэтому, сострадая вам.., убедительнейше просим вас из любви к Богу и святому Петру, велите вернуть все, что взято вами или вашими людьми». Послание к Болеславу заканчивается напоминанием о том, что похищающий чужое добро «никогда не удостоится Царствия Христова Божия».

Историки (и автор этих строк) обычно сдержанно комментировали папские послания как не содержащие конкретных обещаний Изяславу и указаний Болеславу II предоставить русскому князю военную помощь. Это действительно так. И все же обращение папы к Болеславу, несомненно, содержало его желание оказать Изяславу содействие в возвращении утраченного киевского престола. Проигнорировать просьбу папы Болеслав, разумеется, не мог.

Рис. 22. Гибель Изяслава Ярославича в бою у села Нежатина Нива

К этому времени иллюзии Изяслава относительно искренности германского короля Генриха окончательно развеялись. Участие же папы римского в судьбе руского князя-изгоя, вероятно, изменило отношение к нему Болеслава II. В 1076 г. Изяслав покидает Германию и отправляется в Польшу. В знак благодарности он дарит покрову на раку св. Адальберта Войтеха в Гнезненском соборе. Об этом мы узнаем из латинской надписи на покрове, которая, как думают исследователи, первоначально была исполнена на церковнославянском языке: «Молитвами святого Димитрия даруй, Всемогущий, многая лета Рабу Твоему Изяславу (Izaslaw), князю рускому (rux Russiae), во отпущение грехов и взыскания Царствия Небесного. Аминь».

Для «отпущения грехов и взыскания Царствия Небесного» Изяславу, судя по всему, пришлось раскошелиться. Но ведь русская летопись и послание папы Григория VII к Болеславу II говорят, что все богатства Изяслава были отобраны у него польским королем, следовательно, на покрову раки св. Адальберта Войтеха средств у него не должно было быть. Если они у него все же нашлись, то здесь может быть два объяснения. Первое: Болеслав II прислушался к требованию папы римского и вернул Изяславу его княжескую казну, когда тот вернулся в Польшу. И второе: слухи об ограблении Изяслава польским королем или его слугами, которые распускал сам князь, сильно преувеличены. Подтверждением этому может быть сообщение Ламперта Херсфельдского о том, что Изяслав привез Генриху IV «неисчислимые сокровища». Действительно, такая щедрость Изяслава в Германии никак не согласуется с ограблением его в Польше.

Весной 1077 г. Изяслав получил наконец давно просимую помощь от Болеслава и выступил на Русь. В летописи это событие отмечено всего одной фразой: «В лѣто 6585. Поиде Изяславъ с Ляхы». Трудно сказать, что повлияло на решение польского короля: то ли письмо папы римского, то ли же известие из Руси о смерти могущественного Святослава. Так или иначе, но единственной силой, на которую мог опереться Изяслав при возвращении киевского престола, были поляки. Без них трудно было рассчитывать на сговорчивость даже Всеволода, который и сам не прочь был занять освободившееся место. О том, что такие мысли у него были, свидетельствует сообщение летописи о его выступлении против брата: «Всеволодъ же взыиде противу брату Изяславу на Волынь».

Замышлявшееся сражение не состоялось. Братья решили свой конфликт полюбовно. Всеволод уступил Киев Изяславу, а тот, по-видимому, не возражал, чтобы Чернигов перешел в руки Всеволода. «И пришед Изяславъ сѣде в Киевѣ, месяца июля в 15 день», — так подытожил летописец рассказ о возвращении старшего Ярославича на престол своего отца.

К сожалению, недолгим было третье утверждение Изяслава на киевском престоле. В следующем, 1078 г. он с братом Всеволодом пошел походом против сыновей Святослава. В состоявшейся кровавой сече под Нежатином (современный Нежин) Ярославичи одолели своих непокорных племянников. Но погиб в ней и Изяслав. Обстоятельства его смерти оставляют ощущение ее необязательности. Князь, что называется, получил нож в спину. Вот как описывает это летопись: «Изяславу стоящю в пѣсцѣхъ, унезапу приѣхавъ един, ударил его копьемь за плеча, и тако убьенъ бысть Изяславъ сынъ Ярославль».

Кто был этот «един» и как он оказался за спиной князя, летопись не уточняет. Не знаем этого и мы. Можно только догадываться, что не обошлось тут без предательства и коварства. В близком окружении Изяслава, по-видимому, были сторонники черниговских князей. Не исключено также, что в смерти киевского князя повинно окружение Всеволода.

Тело великого киевского князя в ладье доставили в Киев. Затем положили на сани и повезли с песнопениями священников в город. Навстречу вышел весь Киев. Летописец замечает, что от плача людей не слышно было церковного пения. Горько плакал у гроба и сын Ярополк, верный спутник печальной княжеской судьбы Изяслава. Обращаясь к отцу, он сказал: «Отче, Отче мой. Что еси не бес печали пожил на свѣтѣ семь, многи напасти приемь от людѣи, и от братья своея, се же погибе не от брата но за брата своего положи главу свою».

Похоронили Изяслава в церкви св. Богородицы Десятинной в мраморной гробнице. Летописец высоко характеризует умершего князя. Вот эти красивые, исполненные сочувствиями Изяславу слова: «Бѣ же Изяславъ мужъ взоромъ красенъ, тѣломъ великъ, незлобивъ нравомь, кривды ненавидя, любя правду, клюкъ (хитростей. — П. Г.) же в немь не бѣ, ни льсти, но простъ умомъ, не воздая зло за зло, колко ему створиша Киянѣ, самого выгнаша, а домъ его разграбиша, и не возда противо тому зла».

О мертвых, как известно, говорят хорошо или ничего не говорят. В данном случае летописный панегирик является одновременно и одой умершему князю, и покаянием, искуплением вины современников перед ним.