Событие, о котором пойдет речь в этом очерке, нельзя причислить к экстраординарным. На Руси случались и худшие. Однако именно оно привело в необычайное смятение умы современников и породило стойкий интерес к нему историографов. Наверное, нет ни одного исследования по истории Руси, в котором бы оно было обойдено вниманием. Речь идет о трагическом ослеплении князя теребовльского Василька в 1097 г.

Драматизм случившегося заключался в том, что все произошло на фоне, казалось бы, полного междукняжеского согласия. Только что состоялся в Любече съезд русских князей, на котором они обязались не преступать «предела братня» и всем быть «во едино сердце». Решения эти были подкреплены братскими застольями, взаимными целованиями креста, клятвами.

История свидетельствует, что нарушения договоров и взаимных клятв не были редкостью. Если бы договора и соглашения имели длительную силу и не нарушались, не было бы необходимости в новых соглашениях.

Однако в данном случае все произошло невероятно стремительно, коварно и жестоко.

Посмотрим, кто восседал в хоромах любечского дворца. Это были великий князь Святополк Изяславич, переяславльский князь Владимир Всеволодович Мономах, черниговские князья Давид Святославич и Олег Святославич, Волынский князь Давид Игоревич и теребовльский — Василько Ростиславич. Первые пять князей — двоюродные братья и внуки Ярослава Мудрого, шестой — его правнук. Таким образом, все они не только властители отдельных земель Руси, но и ближайшие родственники. Из Любеча разъехались с любовью и радостью. «И бысть радость и тишина во всей Руси».

В этой фразе чувствуется традиционное удовлетворение летописца от содеянного в Любече. Произнесена и записана она, несомненно, вскоре после завершения съезда. Спустя некоторое время сказанное потеряет смысл, поскольку ни радость, ни тишина на Руси так и не воцарились.

В Киев прибыли сначала Святополк и Давид Игоревич. Через Киев должен был возвращаться в свою землю и Василько Ростиславич, который, как свидетельствует летописец, задержался в Чернигове у Давида Святославича. 4 ноября он переправился через Днепр и пошел молиться в монастырь Святого Михаила на Выдубичах. Обоз свой он поставил на Рудице, куда после молений и вернулся к вечеру того же дня. Летописец замечает, что Василько прибыл в Киев «по несчастью». Мы знаем, какое несчастье ожидало Василька в столице Руси, и предпочли бы другой маршрут его возвращения в свою землю. Но ничего не подозревавший теребовльский князь не мыслил себе пути иного, чем через столицу Руси.

Василько еще гостевал у Давида Святославича, а в Киеве против него уже зрел чудовищный заговор. Летописец замечает, что любовь между князьями вызвала у дьявола сильную печаль и он, войдя в сердце каких-то злых мужей, затеял интригу. Эти мужи обратились к Давиду Игоревичу и сказали, что между Васильком Ростиславичем и Владимиром Всеволодовичем имеется тайное соглашение, согласно которому Святополк и Давид должны быть изгнаны из своих владений, а на их престолы сядут соответственно Владимир и Василько.

Давид Игоревич, которого летописец характеризует как человека нетвердых убеждений, склонного к интригам и вражде, немедленно понес это известие к Святополку. Летописец не называет по имени «злых мужей», которым якобы удалось получить столь важную информацию. Не исключено, что их не было вообще, а клевета эта родилась в сознании самого Давида. Для придания большей достоверности сказанному, Давид сообщает Святополку, что именно Василько приложил руку к убийству его брата Ярополка в 1087 г. вблизи Звенигорода.

Это трагическое убийство так описывается в летописи. Ярополк Изяславич, обидевшись на своего дядю Всеволода Ярославича за то, что тот отдал Дорогобуж Давиду, а не ему, решил выступить в поход на Киев. Разумеется, он погорячился. Воевать с сильным киевским князем он не мог. Всеволод, узнав об этом, послал против Ярополка сына Владимира, Ярополк, не приняв боя и оставив в Луцке мать и жену, бежал в Польшу. Владимир, очевидно, по согласованию с отцом, передал Волынское княжество Давиду Игоревичу. Вскоре Ярополк вернулся на Русь, попросил прощения у Владимира и Всеволода и получил обратно свой владимирский престол. По каким-то делам он решил посетить Звенигород. По дороге в город его убил его же слуга, вонзив в лежащего на возу князя меч. Ярополк вскочил на ноги, извлек из себя меч и закричал: «Ах, злодей, за что ты меня погубил?».

Кроме общей ссылки на то, что убийца принадлежал к свите Ярополка, никаких других сведений о нем нет. Учинив это злодеяние, он будто бы убежал в Перемышль, что бросает тень на Ростиславичей.

После этого трагического убийства прошло десять лет, и Давид решил раскрыть на него глаза Святополку. Тот, как увидим ниже, после колебаний все же поверил, хотя оснований для этого, по существу, не было. Старшим князем в Перемышле был Рюрик Святославич, и, если признать перемышльскую версию убийства Ярополка правильной, причастным к нему следовало бы считать Рюрика, а вовсе не Василька. Не исключено, однако, что вложенная в уста Василька фраза о бегстве убийцы Ярополка «к нам в Перемышль» является выдумкой того же Давида. Не было на Руси человека, который желал бы смерти Ярополка больше, чем Давид. Ведь это убийство устраняло с его дороги законного претендента на владимирский престол. В конце концов так и случилось. Всеволод Ярославич после смерти Ярополка передал Владимир Давиду. Разумеется, у нас нет достаточных улик против Давида Игоревича, но еще меньше их против Василька.

Первой реакцией Святополка на сообщение Давида было его неприятие. Обращаясь к Волынскому князю, он сказал: «Коли правду ты говоришь, Бог тебе свидетель; если от зависти говоришь, Бог тебе судья.»

Давид, как свидетельствуют современники, устыдился своих слов и умолк. Однако разрушительная клевета пала на благоприятную почву. Святополк стал мучиться сомнениями. Беспокойство за свое великокняжеское будущее сопрягалось у него с печалью по брату. Летописец называет его человеком робким и легковерным, который запутался в своих мыслях. Постепенно им овладел великий страх, и он начал склоняться к принятию зловещих советов Давида. А вскоре уверовал в его клевету, как в истину.

Воодушевленный переменой в настроениях Святополка, Давид энергично убеждал его учинить расправу над Васильком: «Если не захватим Василька, то ни тебе не княжить в Киеве, ни мне во Владимире».

Василько еще гостил в Чернигове, а его судьба была уже предрешена. Святополк уступил настояниям Давида и дал согласие на расправу над ним.

Если бы Святополк был умнее, проницательнее, он несомненно увидел бы в настойчивости Давида личный интерес. Мнимых заговорщиков было как будто двое — Владимир и Василько, а казнить надлежало лишь Василька. Последний никакой угрозы великому князю не представлял, в то время как Владимир Мономах являлся реальным претендентом на Киев. Василько мог быть опасен (да и то потенциально) лишь для Давида Игоревича, который вынашивал планы присоединения к своим волынским владениям еще и Галичины. Верный путь к этому — убрать с дороги Василька. Не раскусил Святополк и коварства Давида, согласно которому казнь над теребовльским князем, осуществись она в Киеве или на Киевщине, будет поставлена в первую очередь в вину Святополку, но не Давиду. Позже он действительно сдаст своего патрона и сообщника и с иезуитской изощренностью скажет, что преступление совершено не им и не в его земле.

Но это будет тогда, когда придется платить за содеянное, теперь же оба заговорщика разрабатывали планы поимки Василька. Большое место в них отводилось предстоящим именинам Святополка. Василько неожиданно отказался от приглашения под предлогом необходимости спешить домой. При этом он извинился перед Святополком и просил через своего посла, чтобы тот не гневался на него за это. Не принял Василько и предложение Давида отобедать втроем еще до именин Святополка, ссылаясь на то, что обоз его уже собран в дорогу.

Давид истолковал Святополку отказ Василька как неуважение. «Если он так себя ведет, — наговаривал Давид, — будучи в Киеве, в твоих руках, то можешь себе представить, как он себя будет вести в своей земле. Не изгонит ли он тебя из Киева и не отымет ли твоих городов Турова и других?» Далее Давид вновь убеждал Святополка схватить Василька. Новое в его планах было лишь то, что, по-видимому, не надеясь на решительность своего сообщника, он просил передать Василька в его руки.

Святополк пребывал в растерянности. Сам он верно рассудить не мог по причине своего слабоумия, а собрать совет боялся, чтобы сей злой умысел не открылся Васильку. В конце концов он просит того прийти к нему хоть на короткое время, если не может дожидаться именин. Предлог: необходимость втроем посоветоваться об одном важном деле. Ничего не подозревавший Василько, полагая, что сказанное Святополком правда, сел на коня и с небольшой свитой направился в Киев на Великий двор Ярославль.

В пути его встретил один из придворных и сообщил, что от верных людей он узнал о коварном плане Давида и Святополка в отношении Василька. При этом придворный убедительно просил князя не ехать в Киев, но как можно быстрее укрыться в безопасном месте. Василько не только не прислушался к этому известию, но и счел его наветом. «Как они хотят меня схватить? — воскликнул он. — Недавно целовали крест, говоря: если кто на кого покусится, то на того будет крест и мы все».

Перекрестившись и сказав «на все будет воля Божия», Василько направился во дворец Святополка. Там его встретил великий князь и, по обычаю, проводил в светлицу. Вскоре туда зашел и Давид. Заговорили о предстоящих именинах. Святополк вновь обратился к Васильку с просьбой задержаться в Киеве еще на два дня, чтобы вместе их праздновать.

Настойчивость Святополка кажется необъяснимой. Если он действительно был заинтересован в нейтрализации Василька, то при чем тут именины? Василько ведь и так всецело находился в его руках, и любой сценарий расправы над теребовльским князем мог быть реализован. Объяснить это можно тем, что Святополк колебался и пытался отсрочить выполнение коварного плана Давида. Святополк и Давид замышляли не просто посадить Василька в поруб, но и ликвидировать физически. Такой «несчастный случай» легко мог произойти на именинах, при большом стечении вооруженных людей, к тому же охмелевших от великокняжеских медов.

Василько еще раз заявил, что неотложные дела зовут его домой. Задержаться он никак не может, да и обоз его уже в дороге. Вновь просил Святополка не гневаться за его ослушание.

Очередная неуступчивость Василька повергла в растерянность и Святополка, и Давида. Последний буквально остолбенел от сказанного. Святополк, не зная, что говорить, попросил хотя бы позавтракать вместе. Василько согласился. Тогда Святополк заявил, что ему надо распорядиться, чтобы поскорее подавали завтрак, и вышел из светлицы. Давид не мог проронить ни слова и сидел, словно глухой и немой. В его сердце, как замечает летописец, боролись коварство и злость. С одной стороны, он желал смерти Василька, чтобы приобрести его владения, с другой — боялся мести его родственников, а особенно Владимира Мономаха.

Вскоре в светлицу вошли слуги Святополка, которым надлежало схватить Василька. Давид понял это и под предлогом необходимости позвать Святополка тут же вышел из палаты. Как только за ним закрылась дверь, слуги набросились на Василька, оковали в две оковы и заключили под стражу. Его дружинники были также схвачены и брошены в пору б. Целый день Василько безуспешно просил встречи со Святополком, чтобы узнать, в чем его вина. Однако Давид бдительно следил за тем, чтобы такая встреча не состоялась. Очевидно, он боялся, что Василько сумеет разжалобить Святополка, и тот отпустит его из-под стражи.

На следующий день Святополк собрал на совет наиболее знатных киевских вельмож и объявил им Давидову версию о коварных замыслах Василька и Владимира Мономаха. Бояре, выслушав его речь, попросили не торопиться с расправой, но выяснить, не клевета ли это. А пока будет вестись расследование, задержать в Киеве обоих — и Василька, и Давида: «Тебе, князь, надлежит блюсти голову свою. Если правду сказал Давид, то пусть примет месть от Бога и отвечает пусть перед Богом».

Более определенной в этом вопросе оказалась позиция киевского духовенства. Оно решительно выступило в защиту Василька. Из замечания летописи, что к Святополку обратились игумены, можно сделать вывод, что инициатором этой акции протеста был игумен Михайловского Выдубицкого монастыря. В пользу этого может свидетельствовать то, что Василько местом своих киевских молений избрал именно этот монастырь.

Казалось, Святополк склонялся к удовлетворению просьб своего боярского окружения и игуменов, но снова вмешался Давид и еще раз «смял ум» великого князя. «Если не хочешь умертвить Василька, — сказал Давид, — то хотя бы ослепи. Если же и ослепить боишься, то дай это сделать мне». При этом волынский князь заявил, что Василько в киевском заточении может представлять для Святополка большую опасность. «Вспомни, княже, чем кончилось для твоего отца Изяслава киевское заточение Всеслава».

Рис. 24. Ослепление Василька Теребовльского торчином Берендеем

Последний аргумент оказался решающим. Святополк, разумеется, вспомнил, что невольник Всеслав был одной из причин утери его отцом великокняжеского престола в 1068 г., и подобная перспектива его не вдохновляла. Он уступил настояниям Давида и согласился отдать Василька в его руки. При этом, вероятно, все же предостерег его от убийства теребовльского князя.

Дальнейшие события разворачивались с невероятной быстротой, словно промедление с расправой над Васильком действительно представляло угрозу княжескому благополучию и Святополка, и Давида.

Рис. 25. Василько Теребовльский в Здвижене

Ночью, чтобы никто не видел, сторонники Давида перевезли окованного Василька в Белгород и поместили его в избу. Входя в помещение, князь обратил внимание на то, что там находится человек, которого летопись называет торчином, и острит нож. Молнией пронеслась в голове Василька мысль, что его хотят ослепить, и он начал просить пощады. С мольбою он обратился к Богу: «Господи, услыши правду мою». Вскоре в избу вошли Сновид Изечевич, конюх Святополка, и Дмитрий, конюх Давида. Энергичными движениями они разостлали на полу ковер, схватили Василька и хотели его свалить на землю. Однако и окованный князь оказал им сопротивление. Втроем они не могли справиться с ним, но подоспела подмога, и Василько все же оказался на земле. Затем его по шею закатали в ковер, сняли с печи две доски, положили их на грудь князя и сели на них с двух сторон. После этого торчин, которого летопись именует Беренди, приступил к исполнению своего черного дела. Пытаясь вынуть ножом глаз, он сначала промахнулся и порезал лицо князю, но затем справился с волнением и хладнокровно вынул оба глаза. Василько потерял сознание и лежал, согласно замечанию летописца, «яко мертв».

Прервем на некоторое время последовательное повествование и постараемся ответить на вопрос, не скрываются ли за этой необычной для Руси конца XI в. расправой над князем, кроме Давида и Святополка, еще и другие действующие лица. В свое время В. Васильевский, а затем и И. Будовниц полагали, что тут не обошлось без участия коварных византийцев, которые широко практиковали ослепление бунтовщиков.

Находясь в заключении у Давида Игоревича, Василько доверительно рассказал попу Василию о своих неосуществленных планах с помощью наемных дружин берендеев, печенегов и торков предпринять походы на Польшу и дунайские владения Византии. Византийцы могли быть осведомлены об этих замыслах Василька, в бесстрашии которого они уже имели возможность убедиться в 1091 г., когда он спасал империю от печенегов и учинил над ними страшную расправу под Константинополем.

Сказанное совершенно естественно ставит вопрос: не было ли замешано в ослеплении Василька византийское правительство, которому болгарские планы русского князя должны были внушать опасения? И. Будовниц пишет, что «византийские агенты могли заинтересовать Давида Игоревича перспективой получения принадлежавших Ростиславичам Червенских городов, которых он действительно домогался после ослепления Василька, а Святополка, известного своим корыстолюбием, — подкупить богатыми дарами».

Так ли было на самом деле, сказать сложно. Предположение больше эмоциональное, чем рациональное. Не исключено, что к концу XI в. византийской изощренностью в казнях овладели и русские. Как бы то ни было, кровь Василька прежде всего лежит на совести Давида и Святополка.

В обморочном состоянии Василька вынесли из помещения, положили на воз и немедленно отправили во Владимир. По дороге, в Здвижене, сделали остановку. Для этого был избран двор местного попа. Здесь с князя сняли кровавую сорочку, которую отдали постирать попадье. Отстирав кровавые пятна, она одела сорочку на Василька и стала оплакивать его, как покойника. Василько очнулся, попросил воды и спросил, где он находится. Затем, пощупав на себе сорочку и поняв, что на ней уже нет следов крови, спросил: «Чему есте сняли с мене? Да бых в той сорочкѣ кровавѣ смерть принялъ и сталъ пред Богомъ».

Рис. 26. Перевозка ослепленного Василька Ростиславича во Владимир Волынский

Во Владимир транспорт с ослепленным Васильком прибыл 6 декабря. К этому времени сюда прискакал и Давид Игоревич. Он приказал заключить Василька на дворе некоего Вакеева, приставил к нему стражу в 30 человек и дал двух княжих отроков — Улана и Колчка — для его обслуживания. Сам же, собрав дружину, пошел в волость Василька, овладел Теребовлем и некоторыми другими городами. Вожделенная и давно вынашиваемая мечта Давида сбылась. К своей Волыни он действительно присовокупил теперь и значительную часть Галичины.

Тем временем весть о злодеянии Давида и Святополка уже разошлась по Руси. Наиболее резкую реакцию она вызвала у Владимира Мономаха, тоже оклеветанного злоумышленниками. В ужасе и рыданиях Владимир произнес: «Сего не бывало есть в Русьскѣй земьли ни при дѣдѣх наших, ни при отцихъ наших, сякого зла». Вслед за ним аналогично отреагировали еще два участника Любечевского съезда — Давид и Олег Святославичи.

В скорби по Васильку князья запамятовали, что при их отцах и дедах случались вещи и покруче. При дедах жертвами княжеских интриг стали сыновья Владимира Святославича Борис, Глеб и Святослав, при отцах — сын Изяслава Ярославича Ярополк. Даже акт ослепления и тот не был чем-то новым на Руси. В 1069 г. к нему уже прибегал князь Изяслав, наказав таким образом многих виновников своего изгнания из Киева. И все же у нас нет оснований подозревать Владимира, Давида и Олега в неискренности. Безусловно, они были возмущены таким злодейством, которое требовало возмездия. Владимир предложил черниговским князьям сообща выступить на Киев и изгнать Святополка.

Святополк неуклюже оправдывался и в очередной раз пересказывал версию о якобы замышлявшихся Васильком кознях против него. При этом, как часто бывает в подобных случаях, пытался дистанцироваться от содеянного и всю вину переложить на Давида Игоревича: «Не язъ его слѣпилъ, но Давидъ, и велъ и к собѣ». На это Святополку было резонно сказано, что Василько ослеплен не в Давидовом городе, но в его, а следовательно, он и есть главный виновник злодеяния, заслуживающий наказания.

Войска солидарных князей подошли с левого берега Днепра к Киеву и готовились к овладению столицей Руси. Растерянный Святополк уже собирался покинуть город, но в эту драматическую ситуацию вмешались киевские бояре. Они послали жену Всеволода Ярославича Анну и митрополита Николая к Мономаху с предложением уладить дело миром. Главным аргументом было то, что новая междоусобица будет на руку половцам и может погубить Русскую землю. Владимир внял просьбам мачехи, которую, согласно свидетельству летописца, любил как родную мать, и дал согласие на мир. При этом Святополку было поставлено условие, чтобы он сам наказал Давида Игоревича: «Яко се Давидова сколота: то иди ты, Святополче, на Давида, любо ими, любо прожени и». Святополк принял это условие, после чего князья «цѣловаша крестъ межю собою, миръ створше».

Известие о мире южнорусских князей и их решение изгнать из Волыни Давида Игоревича очень скоро достигло Владимира. Теперь пришла очередь нервничать волынскому князю. Воспользовавшись прибытием во Владимир попа Василия, по-видимому, близкого князю Васильку человека, Давид упросил того примирить его с Васильком. За согласие послать к князьям Святополку и Владимиру посла с просьбой прекратить поход против него Давид обещал Васильку отдать во владение любой город — «любо Всеволожь, любо Шеполь, любо Перемиль».

Удивительно, но даже и перед угрозой потери Волыни Давид не проявил большой щедрости по отношению к Васильку. Он ведь отнял у него Теребовльскую землю, и логично было возвращением именно этого владения завоевать расположение Василька. Между тем Давид по-прежнему жадничает. Это удивило и Василька. Передавшему ему это предложение Василию он сказал: «Но сему ми дивно, дает ми городъ свой, а мой Теребовль, моя власть и ныне пождавше». Однако и в этом своем удивлении Василько принимает решение послать к Святополку и Владимиру посла с просьбой не проливать из-за него крови. При этом бывший теребовльский князь вовсе не рассчитывал на то, что Давид ответит на его благородство своим. Более того, ему стало известно от Давидовых слуг, что тот замыслил новое зло против него. Замысел Давида состоял в том, чтобы выдать теребовльского князя полякам, которые достаточно натерпелись от своего беспокойного соседа. Василько признается в разговоре с Василием: «Азъ бо ляхом много зла творих». Из дальнейших его разъяснений следует, что это были ответные акции — месть за Русскую землю, но получить снисхождение за это от поляков он не рассчитывал...

Как только миновала угроза вторжения на Волынь Святополка и Владимира Мономаха, Давид Игоревич вновь пошел походом на Галичину. Навстречу ему выступил брат Василька Володарь. Не решаясь принять открытый бой, Давид вошел в город Бужеск и закрылся там. Володарь послал к Давиду послов с предложением покаяться за содеянное и отпустить его брата домой. Сила была на стороне галицкого князя, а посему Давид с радостью согласился на его предложение. В своем ответе всю вину он возложил на Святополка, который будто бы вынудил его стать соучастником преступления: «Ци я се створилъ, ци ли в моем городѣ. Я сам боялъ, аще быша и мене яли и створили тако же. Неволя ми было пристати в совѣтъ, ходяче в руку».

Василько вернулся в Теребовль, но драматическая история его взаимоотношений с Давидом Игоревичем на этом не закончилась. Конечно, он не поверил ни одному слову Давида о его непричастности к своему ослеплению, и как только представилась возможность, решил отомстить ему. Весной он с братом Володарем выступил на Давида. По пути к Владимиру, где тот затворился, князья Василько и Володарь Ростиславичи овладели городом Всеволожем и устроили в нем невиданную резню: «И повелѣ Василко исѣчи вся, и створи мщенье на людех неповинных, и пролья кровь неповинных».

Трудно сказать, чем было вызвано такое ожесточение Василька. В. Татищев отмечает, что месть Василька была за измену всеволожан. Но за какую? Вряд ли жители заштатного городка Волыни имели хоть какое-то отношение к ослеплению князя. Возможно, они мужественно защищали свой город и тем самым вызвали сильное раздражение Ростиславичей, а возможно — Василько таким образом отметил свою первую после ослепления победу над ненавистным Давидом.

Учинив жестокую расправу над всеволожанами, братья подошли к Владимиру и осадили его. Понимая, какие трудности их ожидают при штурме города, князья шлют к владимирцам своих послов и предлагают им добровольно выдать тех бояр, которые подтолкнули Давида к ослеплению Василька: «И посласта к володимерцем, глаголюще: Вѣ не приидоховѣ на град вашь, ни на вас, но на врагы своя, на Туряка, и на Лазаря, и на Василя, ти бо суть намолвили Давыда, и тѣхъ есть послушалъ Давыдѣ и створилъ се зло».

Владимирцы собрали вече и приняли решение выдать Васильку коварных бояр Давида. Князь пытался противиться их воле, но в конце концов вынужден был уступить. Бояре Василий и Лазарь были переданы в руки галицких князей. На следующее утро над ними была устроена показательная казнь «А заутра, по зори, повѣсиша Василя и Лазаря и растрѣляша стрелами Василиковичи». Туряк, как сказано в летописи, бежал в Киев. После этого между противоборствующими сторонами был заключен мир.

В данном случае вызывает удивление малообъяснимое поведение Василька. Он прощает своего непосредственного палача и удовлетворяется казнью его слуг, которые будто бы подговорили князя на такое злодеяние. Видимо, его поступок озадачил и современников. Не случайно летописец заметил, что Василько возложил мщенье Давиду на Бога: «Се же второе мщенье створи, его же не бяше лѣпо створити, да бы Богь отместннк былъ, и взложити на Бога мщенье свое».

Вряд ли Василько не понимал, кто его истинный враг, и не желал расправы над ним. Удовлетвориться малым ему пришлось, видимо, из-за того, что дотянуться до Давида он мог только ценой огромных жертв в своем войске. Город Владимир был первоклассной по тем временам крепостью, а владимирцы заявили, что будут сражаться за своего князя.

Казалось, Давид Игоревич, прощенный Васильком, отделался лишь легким испугом. Однако последующие события показали, что это не так. В полном соответствии с решением Любечского съезда южнорусские князья настаивали на его наказании. Святополк дал слово Владимиру Мономаху, Давиду и Олегу Святославичам лишить Давида Игоревича владимирского престола.

С наступлением 1098 г. он действительно выступил в поход на Владимир. Давид испугался и запросил помощи у Володислава Польского. Тот, получив 50 золотых гривен, обещал помирить Давида со Святополком. Переговоры в Берестье не принесли желаемого для Давида результата. Получив от Святополка «дары велики», Володислав, по существу, сдал своего союзника. «Не послушаеть мене Святополк, — сказал он Давиду, — да иди опять». При этом обнадежил владимирского князя, что в случае наступления на него русских князей все же окажет ему помощь. Летописец не без иронии заметил, что поляки солгали и в этом, «емлющи злато у Давида и Святополка».

Как свидетельствует летопись В. Татищева, соглашение между Святополком и Володиславом было дополнено обручением дочери Святополка и сына Володислава Болеслава. Но поскольку те были еще детьми, брак отложили на пять лет.

Собрав дружины из Пинска и Дорогобужа, Святополк осадил столицу Волыни Владимир. Семь недель длилась эта осада, пока, наконец, Давид Игоревич не запросил пощады. Он добровольно отрекался от владимирского престола. Святополк пошел навстречу и выпустил из осажденного Владимира Давида Игоревича. Последний ушел с княгиней и детьми сначала в город Червень, что, видимо, было оговорено со Святополком, а затем и вовсе бежал «в Ляхы».

Это событие могло стать эпилогом длительной и кровавой истории взаимоотношений Давида Игоревича и Василька Ростиславича. Ведь добродетель восторжествовала, а зло было наказано. К сожалению, этого не случилось. Покарав палача, Святополк решил аналогичным образом поступить и с жертвой, тем более, что к ней он был расположен еще меньше, чем к палачу. Последний ведь был его сообщником, и в душе Святополк, по-видимому, сожалел, что все так несчастливо обернулось для Давида Игоревича.

Заявив, что Галичина является волостью «отца моего и брата», Святополк двинул свои дружины на Василька и Володаря. Те предприняли попытку уладить все миром, к чему будто бы первоначально склонялся и Святополк. Он даже крест целовал на этом, но затем, надеясь на «множество вой» своих, преступил крестное целование.

Утверждение Святополка не имело никаких оснований. Дед Василька и Володаря Владимир был старше отца Святополка. После смерти же Владимира Ярославича Владимир и Червенщина были закреплены за Ростиславом Владимировичем.

Противоборствующие полки встретились на Рожновском поле. Василько, подняв над головой крест, обратился к Святополку с такими словами: «Сего еси цѣловалъ, се перьвѣе взялъ еси зракъ очью моею, а се ныне хочеши взяти душю мою. Да буди межи нами крестъ сь». После этого он стал перед своим полком и воодушевил воинов на ратный подвиг. Закипела кровавая сеча. С обеих сторон падали замертво дружинники. Постепенно чаша весов начала склоняться в сторону Василька и Володаря. Не выдержав натиска, Святополк с дружиной отступил, а затем и вовсе ушел во Владимир. Василько и Володарь не стали преследовать проигравшего битву неприятеля, а остановились на меже своих владений.

Дальнейшая судьба героев этого очерка сложилась так. Давид Игоревич решением съезда южнорусских князей 1100 г. был выведен из Владимира, которым ему удалось овладеть еще раз, и помещен в заштатный городок Бужеск, к которому были приданы еще Острог, Дубно и Черторыйск. При сем было заявлено, что этим Давид должен удовлетвориться, если не хочет лишиться всего. В Дорогобуже он и умер 13 мая 1112 г.

В следующем (1113) году скончался Святополк Изяславич. У В. Татищева имеется следующая его характеристика. Князь был высок ростом, сух, волосы имел черные и прямые, бороду длинную. Был большим книгочеем, имел хорошую память. Войну не любил. При этом был весьма сребролюбив и скуп.

Василько, несмотря на предложение переехать в Киев, остался княжить в своей земле. Летопись говорит о нем, как правило, в паре с братом Володарем, который занимал перемышльский престол. Не исключено, что Василько также проживал в этом городе. Он намного пережил своих обидчиков — Давида и Святополка — и умер в 1124 г.