Кажется, Франции мир обязан афоризмом: «Король умер, да здравствует король!». В нем заключена извечная мудрость государственного миропорядка средневековья, когда смена правителя представлялась в такой же мере естественной и закономерной, как смерть и рождение. Позже, и тоже Францией, этот порядок был поставлен под сомнение, в результате чего пролилась монаршья кров. Примеру Франции последовали многие другие страны, изменившие свою государственность тоже посредством революций. Место королей и императоров заняли президенты и канцлеры, наследственная власть сменилась выборной. Как будто отпала и необходимость в насильственном ее свержении, коль каждые четыре или пять лет можно выбрать новую. В странах развитой демократии уже давно господствует такой порядок, и их поступательное развитие не осложняется революционными потрясениями.
Однако то, что хорошо для Запада, не совсем хорошо для других, причем по мнению того же демократического и цивилизованного Запада. Иначе чем объяснить, что после развала Советского Союза евроатлантисты принялись строить новый миропорядок на постсоциалистическом и постсоветском пространстве преимущественно через организацию цветных «революций». В Украине такая произошла в ноябре— декабре 2004 г. получила название «оранжевой».
Конечно, это была никакая не революция. Последняя преследует цель смены существующей общественно-политической и экономической системы. В нашем случае произошла смена, да и то относительная, лишь правящей элиты. Подобные события во всем мире и всегда определялись понятиями «путч» и «переворот». Ведь «новые» хозяева правительственных кабинетов и коридоров в социальном плане ничем не отличались от старых. Может, только отношением к пресловутому «вектору» развития Украины в будущем. Старая правящая элита полагала, что обретение новых друзей на Западе не должно сопровождаться отказом от старых на Востоке, новая — решительно заявила о разрыве с прошлым в угоду европейскому будущему. И та, и другая за годы независимости прибрала к своим рукам несметные богатства, которые ранее принадлежали всему народу. Правда, во время «оранжевой революции» людям внушали, что олигархи и мироеды находятся исключительно в окружении старой власти.
Чтобы легитимизировать свое революционное нетерпение, обвинили Президента Л. Д. Кучму в авторитаризме, в подавлении мыслимых и немыслимых свобод в Украине. Экономические аргументы эксплуатировались меньше, поскольку именно в последние два предреволюционные годы наблюдалось наиболее динамичное развитие страны. Пропаганда, лепившая из Президента образ диктатора, была массированной и изощренной. При этом новоявленные демократы — вчерашние соратники и сослуживцы «диктатора» — постоянно апеллировали к Западу. В свою очередь, в Украину зачастили европейские и заокеанские эмиссары, которые дружно признавали обоснованность беспокойства оппозиции по поводу подавления в Украине гражданских свобод.
Как человек, находившийся одно время в оппозиции к Л. Д. Кучме, могу со всей ответственностью заявить, что никаким диктатором он не был. Скорее либералом. Неоднократно высказываемые мной публично критические замечания ни разу не вызвали с его стороны какой-либо репрессивной реакции. Мне теперь кажется, что он их и не читал. Как не читал, по-видимому, и публикаций оппозиционных журналистов, возмущавшихся отсутствием свободы слова в Украине. Не было и пресловутого цензорского пресса в целом на средства массовой информации. При президентстве Л. Д. Кучмы благополучно выходили газеты «Сільські вісті», «Час», «Дзеркало тижня», «Вечерние вести», «Вечірній Київ», «Грани», «Свобода» и ряд других периодических изданий, в которых преобладало резко критическое отношение к Президенту и его сподвижникам, нередко выходившее за границы приличия. Не слишком ограничивало себя в оппозиционной риторике и телевидение.
Если бы Л. Д. Кучма хоть в малой степени соответствовал демонизированному оппозицией образу, он определенно бы справился с несанкционированными митингами и шествиями, как это сделало, к примеру, социалистическое правительство Венгрии в 2006 г. или «демократ» М. Саакашвили в Грузии в 2007 г. Л. Д. Кучма был законным Президентом страны, избранным миллионами граждан Украины, а поэтому ни вожди оппозиции, ни их приверженцы не имели абсолютно никаких юридических прав на силовое достижение своих амбиций. Адекватный силовой ответ был бы оправдан и юридически, и нравственно. Но Л. Д. Кучма не использовал свое конституционное право, что и привело к фактическому его отстранению от исполнения обязанностей. Надо признать, что уже задолго до массовых протестов на площадях и улицах Киева в Украине имело место двоевластие, а в последние три — четыре месяца 2004 г. реальной властью в стране и вовсе стала оппозиция. Президенту и правительству был заблокирован доступ на их рабочие места.
Король еще здравствовал, но толпа уже истошно орала: «Да здравствует король!». То есть: «Ющенко, Ющенко, Ющенко». Это позже многие из «оранжистов», не получившие от «революции» того, на что они рассчитывали, согласны были отречься от своего майданного идола. Говорили, что они не отделяли тогда Ющенко от других революционных вождей. Конечно, это святая неправда. Еще как отделяли, и мы все были тому свидетелями. Поразительно, что такое, очень далекое от демократического, развитие событий в Украине вызывало рукоплескание чопорного и, по его же собственному заверению, демократического Запада. Когда нечто похожее случается там, оно решительно пресекается с помощью резиновых дубинок и мощных водометов, буквально смывающих протестующих горожан с городских улиц.
Мог ли В. А. Ющенко тогда подумать, купаясь в оранжевом море обожания, что пройдет каких-нибудь 1,5—2 года — и появятся люди вновь готовые кричать: «Да здравствует король!». Ему, его премьеру, как и избранному народом парламенту, было еще далеко до завершения своих конституционных полномочий, но в народ вновь была вброшена провокационная мысль, что он уже изнемог под гнетом новой власти и больше не может ждать. А поэтому, как только набухнут почки (бруньки, по-украински), он должен выступить в новый освободительный поход на Киев.
Конечно, младореволюционеры намеревались освобождать Киев не от В. А. Ющенко, а от антинародного правительства и парламента. Как и в 2004 г., никаких причин для столь радикальных действий весной 2007 г. не было. Правительство работало успешно, преодолело экономический обвал, который ему достался в наследство от двух «оранжевых». Парламент также со своими обязанностями справлялся. Единственным недостатком законодательного и исполнительного институтов страны, с точки зрения «оранжевых», было то, что контроль над ними осуществляла антикризисная коалиция, состоявшая из регионалов, коммунистов и социалистов. Стерпеть такое положение они не могли. За что же, как говорится, «кровь проливали» на Майдане? Вот и решили организовать еще одну заваруху.
Компетентные люди уверяли, что идея «брунькового» похода на Киев вызрела на Банковой, в Президентской Администрации. Если учесть, что роль украинского Кромвеля была уготована советнику Президента Ю. В. Луценко, такое предположение не кажется невероятным. Нет сомнения, что «самооборонный» проект был хорошо обеспечен финансово. Это позволяло младореволюционерам разъезжать по всей Украине на дорогом транспорте, снимать залы для митингов, печатать воззвания, пиариться на телевидении, организовывать театральные шоу на площадях.
Удивительные вещи происходят в нашем Отечестве. Еще недавно казалось, что сакраментальная фраза толпы в послеющенковское время будет звучать, если можно так выразиться, в женском варианте. Но нет, мужчины не уступают. Они явили миру нового вождя. Внятной реакции по поводу его мессианства от родственной, но конкурирующей политической силы мы не услышали, но однозначно она не может быть восторженной.
Спор за лидерство мог бы быть разрешен на очередных президентских и парламентских выборах, но молодые оппозиционеры ждать не хотели. Казалось бы, отчего так нервничать и суетиться? Впереди еще длинная политическая, а может, и государственная жизнь. И то, что сегодня не так просто получить, даже двинув своих экзальтированных сторонников на баррикады, завтра можно обрести на законных основаниях через доверие благодарных сограждан. Зачем же в угоду своим амбициям ввергать страну в состояние гражданского противостояния?
Революция, даже и такая камерная, какой была «оранжевая», это всегда если не трагедия, то определенно драма для общества. Оно неизбежно поляризуется в своих политических предпочтениях. В нем образуются трещины, которые потом не удается заделать долгие десятилетия. Энергия народа в такие периоды переключается из созидания на разрушение. В результате — студенты не учатся, рабочие не работают, власти не властвуют. Страна погружается в хаос, при котором рушатся все привычные устои общества, а главное — деградирует экономика страны. За примером далеко ходить не надо. Последние два года перед «оранжевой революцией» валовой внутренний продукт увеличивался на 13%, после нее этот рост уменьшился практически до нуля. Только к концу 2006 г. вновь наметились улучшения, но тут вновь замаячил призрак революции.
Взывать к благоразумию оппозиционных вождей, убежденных, что демократами в Украине являются только они и только им должна принадлежать власть, бесполезно. Жить по правилам, т. е. по Конституции и законам, они, судя по всему, так и не научились. Для нагнетания атмосферы противостояния ими использовался любой повод.
Весной 2007 г. таким стал Закон о Кабинете Министров, принятый якобы с нарушением процедуры и сильно расходящийся с Конституцией в части полномочий Президента. Но ведь произошло то, что оппозиция предлагала еще во времена президентства Л. Д. Кучмы и премьерства В. А. Ющенко. И нет сомнения, будь он принят тогда, она бы объяснила его как величайшую победу демократии. Как она тогда хотела ограничить «царские» полномочия Президента!
Больше надежд на наш мудрый народ, как его аттестуют перед каждыми выборами политики. Ему уже пора бы понять, что его сильно используют. На своей шкуре, что называется, он ощущает всякий раз «благотворное» влияние революций. Обманываясь сладкоголосием вождей и включаясь во внутриполитические разборки элит, он, единственный, становится их жертвой. Правление «оранжевого» киевского мера — наглядное и печальное тому подтверждение.
Ничего, по существу, не изменилось и в жизни студенчества, бывшего одной из ударных сил «оранжевой революции». Те крохи, которые перепали ему во время протестных акций 2004 г., конечно же, несравнимы с потерями в получении фундаментальных знаний, не говоря уже о здоровье, которое оно оставило на морозном «революционном» Майдане.
В начале 2007 г. мне пришлось быть свидетелем одной замечательной благотворительной акции. Фонд В. М. Пинчука вручал стипендиальные сертификаты 250-ти лучшим студентам многих городов Украины. Наблюдая за счастливыми лицами молодых людей, я подумал, как было бы здорово, если бы этот благородный почин В. М. Пинчука подхватили и другие, как у нас теперь принято говорить, успешные люди. Не бросать деньги в топку революционного паровоза, а инвестировать в будущее Украины. Подвозить студентов в Киев не на баррикады, а для вручения им стипендиальных сертификатов для учебы в лучших вузах страны и за рубежом.
Мне кажется, нам всем пора задуматься над государственным будущим Украины. Мы много, и часто всуе, говорим про «розбудову держави», а в действительности делаем все, чтобы не дать ей стать на ноги.
«Оранжевая революция» фетишизировала понятие свободы личности. Одержав победу в третьем нерегламентном туре в условиях тотального революционного прессинга, В. А. Ющенко произнес на Майдане знаменательную фразу: «Наконец-то мы стали свободными». Какой свободы не хватало ему и его соратникам, он не объяснил.
Конечно, свобода непреходящая ценность. Однако в украинском случае она, по существу, превратилась в заложницу непомерных политических амбиций людей, жаждущих властвовать и повелевать. У нас не действует моральная норма, согласно которой свобода одной личности кончается там, где начинается свобода другой. Более того, не в чести у нас и институты, призванные быть на страже этой самой свободы. К главному из них — государству — мы демонстрируем преступное неуважение. У нас оно ассоциируется с режимом того или иного президента, тогда как в действительности должно быть незыблемым институтом самоорганизации гражданского общества.
Часто приходится слышать, что свободы больше там, где меньше государства. Это заблуждение. Мы знаем много стран в мире, где аморфное государство рождает не свободу личности, а постоянное насилие над ней, пребывая в состоянии перманентного гражданского хаоса. И наоборот, страны с давними традициями государственности демонстрируют способность защитить свободу не только меньшинства, но, что более существенно, большинства.
Примеры решительной защиты таких интересов в последнее время продемонстрировали такие разные страны, как Белоруссия и Узбекистан на постсоветском пространстве, Венгрия и Франция — на демократическом Западе. Государственность страны, не опирающаяся на прочный гражданский фундамент, не обладает такой устойчивостью. Это плохо не только для власти, находящейся под угрозой силового отстранения, но и для оппозиции, которая, становясь властью, ступает на такую же зыбкую почву. Частая и хаотичная их рокировка с помощью Майдана расшатывает и без того не очень прочные государственные устои. От этого, в конечном счете, страдает и само общество, спокойную и достойную жизнь которого государство гарантировать неспособно.
Перефразировав вождя Октябрьской революции, можно сказать, что всякое государство хоть чего-то стоит, если оно умеет защищаться. К сожалению, наше делать этого не умеет. Оно спокойно взирало, как готовился «оранжевый» переворот 2004 г. и в результате на 1,5 года страна погрузилась в хаос.
По существу, ничего не предпринималось и в 2007 г., хотя подготовка «бруньковой революции» велась полным ходом, а большинство средств массовой информации, включительно с телевидением, являлись ее трубадурами.
Но ведь даже если бы «самооборонное» движение действительно оказалось массовым, оно не выражало бы мнения большинства украинского народа. И на государстве лежит ответственность защитить это большинство от анархического произвола. Существующее законодательство дает для этого достаточно правовых оснований. Все органы государственной власти Украины были конституционны, а поэтому призывы к их свержению очевидно подпадали под соответствующие статьи. К сожалению, об этом внятно не сказал ни один из институтов правопорядка в стране.
Видимо, из опасения прогневить двух европейских дам, признающих Украину демократической страной только тогда, когда ее возглавляют апологеты евроатлантизма. Новая их активность в Украине удивительным образом напоминала прежнюю, имевшую место в заключительный период правления Л. Д. Кучмы. И оценки украинской демократии 2007 г. были такими же.
Тем не менее, антикризисная коалиция сохраняла олимпийское спокойствие. Была уверенна в своих силах? Но так, видимо, полагала и власть, рухнувшая в 2004 г. Наблюдая все это, невольно думалось: «Не доблагодушествуется ли она в очередной раз, когда на главном майдане страны вновь прозвучит призыв: «Да здравствует король!». И если бы это случилось, нет и наименьшего сомнения в том, что евроатлантический Запад горячо аплодировал бы.
В продолжение длительной эволюции в общественном сознании утвердилась мысль, что государство и свобода являются несовместимыми антиподами. История не знает примера, когда бы общество было удовлетворено объемом гражданских свобод и не роптало по поводу их подавления авторитарным государством. При этом каждому поколению казалось, что именно на его долю выпали наибольшие испытания.
Острее других противоречие между государством и свободой осознавалось творческой элитой общества. А. С. Пушкин называл свое время «жестоким веком» и гордился тем, что даже и в этих условиях ему удалось прославить свободу и милость к падшим призывать. И. Я. Франко ассоциировал государство, отнявшее у людей свободу, с огромной гранитной стеной, которую им надлежало сокрушить. Для Леси Украинки метафорическим образом государства была «ночная тьма», а свобода — «рассветные огни», зажигавшиеся рабочим людом.
Сладкое слово «свобода» периодически овладевало умами угнетенных и униженных, выводило их на улицы и площади и даже побуждало браться за оружие. Происходили революции, ввергавшие народы в состояние гражданского противостояния. Когда их дым рассеивался, оказывалось, что государство не становилось лучше, а свободы все равно не хватало.
Ярким примером этому стала и наиболее близкая к нам по времени «оранжевая революция» в Украине. В цитированной выше фразе В. А. Ющенко о достижении вожделенной свободы особое ударение им сделано на слове «мы». Конечно же, оно относилось к многотысячному Майдану, а не к тем, кто стоял на трибуне. Все эти люди, включительно с оратором, были свободными и до «революции». Простодушный Майдан откликнулся на слова вождя тысячеголосьем одобрения, хотя вряд ли для него главным жизненным дефицитом являлась свобода. Думается все-таки, что участники многонедельных протестов на центральной площади страны надеялись на улучшение своей жизни.
Очень скоро стало понятно, что новая власть нисколько не лучше прежней, из которой она и вышла. Свои личные интересы, о чем поведал один из пламенных революционеров, ей оказались ближе, чем интересы «освобожденного» из «кучмовской неволи» народа.
В размышлениях диссидентствующих интеллектуалов финального этапа существования Советского Союза постоянно слышались заклинания о несовместимости свободы и государства. Тиражируя эту, далеко не бесспорную, мысль и расшатывая тем самым государственные устои, никто из них не хотел озадачиться естественным вопросом: зачем тогда человечество придумало себе эту головную боль? Продолжало бы жить без государственной организации, в условиях первобытной свободы. Но в том-то и дело, что на определенном этапе эта свобода стала тормозом прогрессивного развития. Ее регламентация стала жизненной необходимостью.
Вначале (а затем и параллельно с государством) эти функции выполняла церковь, взявшая на себя ответственность за нравственное воспитание общества. Ее роль, однако, не стала всеобъемлющей. Исторический опыт свидетельствует, что далеко не все люди склонны жить по вере или заповедям Божьим. Это справедливо даже по отношению к верующим, жизнь которых проходила преимущественно между грехом и покаянием. Не случайно в нашем православном народе родилась пословица: «Не согрешишь, не покаешься». Что уже говорить о тех, для которых вероисповедальная принадлежность являлась лишь символом их национальной и культурной самоидентификации?
Там, где не действовало убеждение словом Божьим, требовалось принуждение государевой властью. В течение своей эволюции государство обретало различные формы: от военной демократии, через демократию античности, монархический абсолютизм и снова к демократии, но уже республиканской. Несмотря на разные формы, сущностно институт государства всегда был инструментом господства меньшинства над большинством. Можно много рассуждать о несправедливости такого порядка, мечтать об идеальном государстве, одинаково справедливом по отношению ко всем своим подданным, но пока существует несовершенное общество, его государственность будет такой же. Она ведь не что-то инородное, навязанное людям силой, но органический продукт их внутреннего развития. Государство и общество всегда являются как бы зеркалом одно для другого. Перефразировав известное изречение, можно сказать, что каждый народ имеет такое государство и такую свободу, которые он заслуживает.
Предъявляя постоянно претензии к государству, как душителю свободы, общество в целом и лучшие его представители в частности не всегда отдавали себе отчет в том, что именно оно обеспечивало условия для развития экономики, просвещения, культуры. Будь государство действительно таким тираническим деспотом, каким его выставляли всякий раз в глазах общественного мнения, оно оставляло бы после себя пустыню. Но этого не происходило. Более того, по прошествии времени оказывалось, что чем жестче были государственные порядки, тем больших достижений добивалось общество во всех своих жизненных проявлениях.
Какую блестящую культуру создали, к примеру, рабовладельческие государства античности! Человечество и сегодня восторгается афинским акрополем или римским колизеем, и, конечно же, за давностью лет, не рыдает над тем, что все это было достигнуто в результате жестокой эксплуатации рабского труда. Греция и Рим являлись крупными рабовладельческими государствами, подчинившими своему владычеству значительные территории. В эпоху средневековья их преемницей стала Византийская империя, а также ряд крупных европейских государств, унаследовавших традиции византийско-православной и римско-католической культур.
Их можно было бы назвать душителями свободы покоренных народов, как царскую Россию называли «тюрьмой народов». И, наверное, это было бы в определенной мере справедливо. Многие ресурсы провинций, в том числе и людские, направлялись в метрополию на строительство великолепных дворцов и храмов, развитие экономики, культуры, содержание армии.
Однако такая оценка была бы не совсем объективной. Паразитируя на покоренных народах, эти государства не только брали, но и отдавали. Регионы имперского владычества вовлекались в единую систему экономических связей, окрашивались в культурные цвета своих метрополий. Разумеется, речь идет о провинциальных вариантах культур, но и в этом случае жизнь провинций обретала немыслимое в условиях их независимости ускорение. В последующие периоды истории некогда покоренные народы оказывались в своем развитии значительно выше, чем их более «счастливые» соседи, которых миновала такая судьба.
В общественном сознании закрепился еще один стереотип, согласно которому авторитарное государство особенно губительно для творческой элиты общества. Иллюстрируется он, как правило, примерами репрессивного отношения к ее наиболее выдающимся представителям. За ними следили тайные сыскные ведомства, их творчество жестко цензурировалось, особенно непокорные властям интеллектуалы подвергались карательным санкциям. Так поступали все государства, хотя и с разной степенью строгости.
В нашем старом Отечестве (и во времена монархического абсолютизма, и в период Советского Союза) перечень пострадавших за свои убеждения интеллектуалов особенно представителен. Многие из них являлись личностями европейского и мирового масштаба. Казалось, не подвергнись они гонениям, их талант мог расцвести еще более пышно. Но история, как известно, не знает сослагательного наклонения, а ее опыт убеждает, что наивысшие проявления человеческого духа приходились как раз на время особенно жесткого государственного правления.
С каким энтузиазмом отечественные диссидентствующие интеллектуалы критиковали советские порядки, не дававшие якобы свободно развиваться не только обществу, но и его творческой интеллигенции. При этом не замечали очевидного факта, что вершину интеллектуальной пирамиды в Советском Союзе составляла как раз творческая интеллигенция — ученые, писатели, артисты, художники. Многие из них обрели мировую известность. И именно такое отношение государства к науке, просвещению, культуре способствовало тому, что наша страна за короткое время превратилась в одну из наиболее развитых держав мира.
С распадом Советского Союза жесткая регламентация жизни уступила место сомнительной свободе. Скорее вседозволенности. В одночасье исчезло уважение к авторитетам в различных сферах жизни, причем не только к нынешним, но и к прошлым. На авансцену вышли люди, которые, не будучи причастными к достижениям предшествующего периода, принялись всячески его поносить. Ориентиры общества сбились. Свобода, не сдерживаемая в определенных границах государством, привела, по существу, к хаосу.
При этом оказалось, что обрушилось и поступательное развитие. Общество интеллектуально и нравственно оскудело. Ничего равноценного, не говоря уже о лучшем, в таких, казалось бы, благоприятных условиях сделать оно не смогло. Практически во всех сферах откатилось на десятилетия назад, причем не только в пределах «колониальной» периферии, но и в самой «метрополии», то есть в России. На верху социальной пирамиды оказались новые буржуа, приобретшие свои сказочные богатства неправедным путем, благодаря крушению государства.
Чрезвычайно интересные социологические данные о зависимости нравственного состояния общества и государственности получены в России. 76% опрошенных возложили вину за падение морально-нравственного климата в стране на государство, и то же количество полагает, что выправить положение должно оно. Близкие результаты получены и по Украине. Согласно социологическому исследованию Центра им. Разумкова 2007 г., подавляющее большинство граждан надеется на поддержку государства и в нем видит ответственного за свое благосостояние и лучшее будущее.
Характерно, что фрондирующие интеллектуалы, вроде журналиста В. В. Познера, продолжают иронизировать над ролью государства в жизни общества, а простые люди именно с ним связывают надежды на лучшее будущее. И, безусловно, правы они, а не Познер. Иначе — зачем тогда обществу государство?
Разумеется, процессы деградации не являются особенностью только постсоветских стран. Они присущи и другим народам, оказавшимся неспособными сохранить (или создать) прочную государственность. Взамен ее общество везде получало иллюзорную свободу, но опускалось при этом в пучину социального, экономического хаоса и интеллектуально-нравственного обнищания.
Чем это объяснить? Прежде всего тем, что структурированное государство в неизмеримо большей степени, чем его аморфный аналог, сообщает обществу порядок, правила общежития, определяет перспективу развития, а главное — мобилизует для этого возможно максимально его же ресурсы. При этом срабатывает, видимо, и эффект преодоления диктата. Жесткость государственной системы является своеобразным раздражителем для истинно творческой личности, которая неизбежно вступает с ней в интеллектуальное соревнование. Часто платит за это своим жизненным комфортом, но никогда свободой. Речь идет, разумеется, о внутренней свободе личности, а не дарованной ей государством.
К сожалению, в независимой Украине представление о свободе не отвечает его истинному значению. От некоторых своих коллег-историков приходилось слышать, что вот теперь-то они напишут истинную правду, чего им не позволялось раньше. И действительно — пишут совершенно противоположное тому, что писали и на чем преуспели в ненавистном прошлом. Определенно они не искренны и сейчас, поскольку ими движет не правда истории, а все то же подобострастное желание угодить сильным мира сего. Уж лучше бы вообще ничего не писали ни тогда, ни теперь.
Можно ли представить на месте нынешних «прозревших», скажем, историка Н. И. Костомарова, который бы принялся переписывать свои труды после смерти царя Николая I, или историка С. Ф. Платонова, занявшегося тем же после Октябрьской революции 1917 г.? Будучи лично свободными, они не согласовывали свое творчество с правящими режимами, даже если это и не нравилось последним. С. Ф. Платонову и многим его коллегам пришлось заплатить за это жизнями. В этом же ряду можно назвать и замечательного украинского поэта В. Стуса.
История не знает государственных режимов, которые бы не любили комплиментарного к себе отношения интеллектуальной элиты. Однако призвание последней состоит не в том, чтобы тешить сильных мира сего, а чтобы быть им оппонентом. И это независимо от того, какой в данный момент является форма государственного правления — либерально-демократическая или авторитарная.
Т. Г. Шевченко писал то, что думал, в условиях наивысшего расцвета абсолютистской монархии. Страшно даже предположить, что было бы, если бы он не обладал этой внутренней свободой. Обрела бы Украина такого апостола правды и свободы? Но мы знаем, к сожалению, и другие примеры, когда «правнучатые» коллеги Шевченко по поэтическому цеху верой и правдой служили советскому режиму, а после его крушения перелицевались в национал-патриотов и снова оказались востребоваными властью.
Конечно, для таких людей (будь-то историки, поэты или политики) свобода не что иное, как только высочайшее соизволение. Для Пушкина, Шевченко, Франко и др. она органически связана с такими понятиями, как «совесть», «порядочность», «долг», для нынешних «прозревших» такой зависимости не существует. Поэтому и выходит у них такое странное отречение: только от содеянного, но не от полученного за это содеянное — званий, премий, орденов и др. Да и от содеянного не столько самими, сколько другими. Иначе пришлось бы отречься от себя, на что так никто и не решился.
Специфически украинское имеем и представление о государстве. Как показали прошедшие шестнадцать лет независимости, для нас это не органический институт внутреннего законопорядка, а благоприобретенная форма независимого существования, причем в значительной мере персонифицированная. Так называемая «розбудова держави» сводится не к выработке незыблемых юридических основ, которые бы покоились на глубинных, в том числе и отечественных (в широком значении этого слова), традициях государственности и уважались обществом, а к поиску удобной для той или иной политико-экономической группировки и ее вождей формы властвования.
Ярким примером этому может быть отношение В.А. Ющенко и политической силы, которая его поддерживает, к политической реформе. Сами ее инициировали, справедливо доказывали, что неограниченные полномочия Президента являются тормозом процессов демократизации в Украине. И сами стали ее могильщиком, как только перед В. А. Ющенко замаячила перспектива стать Президентом. Реформа вдруг оказалась не ко времени. Это для «автократа» Кучмы царские полномочия были недопустимы, а для «демократа» Ющенко они как раз впору. Что только не делала оппозиция в сессионном зале Верховной Рады, чтобы сорвать обсуждение и голосование этого вопроса. Блокировала трибуну, вырывала микрофоны на президиальном столе, гудела в дудки, с которыми болельщики ходят на стадионы, включала мощные сирены. Было стыдно и больно смотреть на все это. И подумалось тогда: не дай Бог эти буйные придут к власти.
Бог не прислушался к моим мольбам. В. А. Ющенко стал Президентом и принялся подвергать сомнению не только Закон о политреформе, но, по существу, и Конституцию. Все плохо, полномочия Президента урезаны, а поэтому надо срочно менять и неудачный Закон, и Конституцию. Срочно не вышло, не было в Верховной Раде пятого созыва «оранжевого» большинства. Это тоже ограничивало президентские полномочия, а поэтому, после непродолжительных колебаний, он взял да и распустил ее. Видимо, в надежде, что шестой созыв уже точно будет с «оранжевым» большинством. И не ошибся. Правда, оно оказалось столь незначительным, что ни отменить Закон, ни, тем более, поменять Конституцию вряд ли сможет.
Все эти исхищрения свидетельствуют, что В.А. Ющенко и его единомышленники строят государство под себя, а не сами встраиваются в его стабильную структуру.
Как показал опыт «оранжевой революции» 2004 г., украинская государственность не обрела еще прочного гражданского фундамента. И дело здесь не в том, что бедные люди вышли протестовать на улицу. В этом ничего неестественного нет. Беда в том, что вывели их на улицу богатые для достижения своих властных амбиций. А еще в том, что эти же богатые спровоцировали «улицу» на акции неуважения к государству и его институтам. Ярким примером этому являлось блокирование государственных учреждений, в которых находилась легитимная власть.
В конечном итоге, это было неуважение и к той же свободе, которая будто бы отстаивалась на Майдане. О какой свободе можно говорить, если Киев три месяца жил в состоянии психического террора, с парализованным транспортом, воем сирен, с бессонными ночами для тех киевлян, которые не разделяли анархического энтузиазма Майдана. Свобода «революционеров» явно вышла за те границы, где начиналась свобода людей других убеждений.
Если подобные конфликты случаются в странах, которые принято называть демократическими, они разрешаются там или посредствам переговоров, или, если это оказывается невозможным, адекватного силового противодействия вышедшей за пределы закона толпе. В ход идут в таких случаях испытанные аргументы демократии — дубинки, водометы, слезоточивый газ. Примером тому — события в Венгрии, где на пути оппозиции стала ответственная за судьбы общества и государства власть, не позволившая меньшинству дестабилизировать политическую ситуацию в стране.
Украинское государство не продемонстрировало такой устойчивости, ни в 2004-м, ни в 2007 гг. И, конечно же, государство, периодически сотрясаемое акциями социальной смуты, провоцируемыми безответственными политиканами, может считаться таковым только очень условно. Украинской политической элите пора бы уже выйти из состояния недоросля и понять это.
К сожалению, ничто не указывает на то, что отечественная государственность способна преодолеть трудности роста. Путь балансирования полномочий ветвей власти, чем занята Украина уже в течение нескольких лет, определенно непродуктивен. Ни к чему, кроме как к параличу государственного управления, привести он не может. По существу, такого баланса нет нигде. И уж точно его нет на цивилизованном Западе, куда наши национал-патриоты стремятся всей душой.
Общество всегда нуждается в харизматическом лидере. И неважно, как он называется: царь, король, президент или канцлер. Важно только, чтобы это была личность, способная нести ответственность за всю полноту исполнительной власти. По существу, ведь ничего нового и придумывать не нужно. Хотим, чтобы таким был президент, можно взять за образец США, полагаем, что первым лицом в стране должен быть премьер-министр, — следует обратиться к опыту ФРГ или Англии.
Из сказанного выше следует вывод. Истинной свободы больше не там, где меньше государства, а как раз наоборот, там, где его больше. Там, где этот институт уважается обществом, осознается как необходимое условие его стабильности и успешного развития, а свобода отождествляется не с анархией и вельможным хамством, но с уважением конституционных порядков, гражданской нравственностью.