1. Диалог или монолог культур и цивилизаций?

[112]

Диалог культур, предполагающий взаимное уважение культурной идентичности народов, скорее идеальная философская категория, чем жизненная реальность. Ни на одном историческом этапе не была представлена такая благообразная картина. Развитие всегда носило экспансионистский характер, причем не только военно-политический, но и духовно-культурный. Оно больше похоже на монолог, а если и напоминает диалог, то отнюдь не равноправный, а зачастую и не мирный.

Формирование культурной, или цивилизационной, общности — это всегда сложный и противоречивый процесс, сопряженный с приобретениями и потерями. Как правило, эта общность создавалась при участии военно-политической силы в лице государственной бюрократии и далеко не всегда мирно. В истории редко удавался естественный синтез многих культур, чаще всего это насильственное распространение в определенном регионе одной культурной традиции, в «плавильном котле» которой сгорали другие. Это же относится и к носителям традиций, которые также исчезали в процессе их ассимиляции основным этносом цивилизации.

Древней истории известно много таких примеров. Возможно, наиболее показательным является формирование римской цивилизационной общности, которая утверждалась на территориях, удаленных от глобализационного источника на тысячи километров. Это утверждение носило преимущественно характер завоевания. Римское имперское влияние и римский порядок на огромных пространствах Европы и Африки поддерживали воинские гарнизоны, базировавшиеся в мощных укрепленных лагерях. Из этих «военных баз» римские легионеры предпринимали походы против варваров, которые не всегда покорно воспринимали принудительное приобщение к римской цивилизации.

Кроме того, всегда существовали межцивилизационные противоречия. Глобализуясь на определенной территории, цивилизация рано или поздно соприкасалась с другой, развивавшейся в сходных или отличных условиях на сопредельной территории. Нередко между ними происходили драматические столкновения. В большей мере они были характерны для культурно различных цивилизаций (например, разгром Византии турками или Киевской Руси монголо-татарами), но случались и между родственными культурами. Примером этому может служить длительное противостояние православно-византийской и римско-католической цивилизаций, в результате которого европейский католический мир нанес непоправимый урон своим восточным «братьям во Христе». В 1204 году крестоносцы, выступавшие под знаменем Папы Римского, разрушили Константинополь и фактически погребли под его руинами одну из ярчайших мировых цивилизаций.

В эпоху Великих географических открытий европейская римско-католическая цивилизация оказала разрушительное воздействие на культуры различных регионов мира. Многие из них вообще прекратили свое существование, в том числе культуры ацтеков, инков, майя. Были истреблены в значительной мере и их носители.

Постепенно на карте мира вместо многих культур образовалось несколько крупных мировых цивилизаций, различающихся между собой культурно-исторически и, что особенно важно, духовно-религиозно. Не случайно при их определении мы чаще всего прибегаем к религиозным терминам: католический, православный, исламский мир и др.

Со времени образования этих цивилизационных систем между ними идет соперничество не только за души людей, но и за пространства, которые они занимают. Как правило, эти соревнования, к взаимному неудовольствию, сопровождаются военными столкновениями, но, к счастью, до сих пор без глобальных мировых катаклизмов. Лидирует в этом споре западный католический и протестантский мир, который, с одной стороны, стал своеобразным «локомотивом» мирового технологического прогресса, с другой — благодаря своему превосходству сумел сделать остальной мир своим «донором». Начиная с ХVI века это стало возможно посредством создания европейскими государствами колоний в различных регионах, после крушения классической колониальной системы — за счет господства крупных корпораций и картелей. Правда, и сейчас иногда используется военная сила и принуждение.

В. С. Соловьев утверждал, что все должны стать европейцами. Понятие «европеец» должно совпадать с понятием «человек», а понятие «европейский культурный мир» — с понятием «человечество». В этом он видел смысл истории. В наше время эта мысль получила развитие в трудах западных политологов и культурологов. Некоторые из них рассматривают понятие «европейская культура» как наднациональную категорию. Ее особенность заключается в приверженности к демократии, уважении прав человека, следовании христианской религиозной традиции, создании социально ориентированной рыночной экономики.

Западные цивилизационные ценности объективно обладают большой притягательной силой и могут быть мечтой многих народов, но далеко не всех. Эти ценности не должны насаждаться силой, что, к сожалению, имеет место.

Новое время сделало глобализацию всепланетным явлением. Наиболее развитые в экономическом и военном отношении страны озаботились проблемами перераспределения жизненных ресурсов планеты и связанной с ними задачей доминирования в мире. Главным глобализатором сегодня выступает Североатлантический альянс во главе с США. Им движет имперский интерес, который камуфлируется благородными лозунгами: свобода, демократия и цивилизация. Американо-натовские просветители уверены, что обязаны «осчастливить» мировое сообщество своими жизненными ценностями. А поскольку оно не понимает своего счастья и не хочет добровольно принимать их, то следует его принудить к этому силой. Они так много твердят миру о демократии, свободе, цивилизации, что, кажется, уже уверовали в свое исключительное знание сути этих понятий и убеждены, что именно на них лежит историческая миссия «демократизации» народов, пусть даже ценой потери этносами своей культурно-исторической идентичности.

К примеру, приняв решение, что в Югославии правит недемократический режим С. Милошевича, нарушающий права этнических меньшинств, натовские стратеги развязали войну. Они не остановились ни перед чем, вплоть до бомбежек сербов тысячами бомб с обедненным ураном. В результате «разорвали» некогда процветающую славянскую страну на несколько небольших государств, подчинив их Вашингтону и Брюсселю.

Стала ли лучше жизнь на Балканах после того, как натовцы принесли туда свой «мир» и «свободу»? Безусловно, нет. Принуждение к демократии унесло во много раз больше жизней, чем межэтнические конфликты. Натовские бомбы превратили в руины целые кварталы сербских городов, древние памятники культуры, мосты над Дунаем. Около 200 тыс. сербов были вынуждены уйти со своей исторической родины Метохии (запад Косово). Вернутся ли они туда когда-нибудь? И кто ответит за военную интервенцию в Югославию? Гаагский трибунал (Международный трибунал по бывшей Югославии), судя по всему, такие «мелочи» не интересуют.

Особенно прискорбно, что Сербию предали все славянские страны, за исключением России. Одни ответили на произвол США и их союзников молчаливым согласием, другие открыли свое воздушное пространство для натовских бомбардировщиков. Такую позицию трудно назвать моральной. В сущности, предали не только Сербию, но и свою историческую память, заветы великих славянских просветителей Караджича, Шафарика, Шевченко, Дринова и других, которые мечтали о всеславянском единстве.

Освободив народы Балкан от «диктаторского» режима Милошевича, лидеры Североатлантического альянса принялись за поиск очередного «обездоленного» народа. Таковыми оказались иракцы. Они также управлялись строптивым и неподконтрольным Западу правителем и якобы также ждали, чтобы американцы вызволили их. США вместе со своими натовскими союзниками (на этот раз, правда, не всеми) ввели свои войска в Ирак и сравнительно быстро оккупировали суверенную страну.

Как и следовало ожидать, американцы не принесли Ираку ни мира, ни свободы. Если при диктаторе С. Хусейне жертвами его режима были, как уверяет западная пропаганда, тысячи людей, то в результате его свержения и установления демократии по-американски погибли сотни тысяч. Зыбкое равновесие в стране, поддерживаемое авторитарным режимом Хусейна, было разрушено. Фактически сегодня Ирак находится в состоянии гражданской (межэтнической и межконфессиальной) войны. Как, впрочем, и Афганистан, которому цивилизованные европейцы под руководством американцев безуспешно пытаются силой навязать свободу и демократию. На очереди Иран, Северная Корея и др.

Справедливости ради следует сказать, что «демократизацию» многих стран мира Запад осуществляет посредством не только военного вторжения, но и мирного идеологического, поддерживаемого мощными финансовыми вливаниями. США не скрывают этого, убеждая мировую общественность в том, что выделяют средства для поддержания демократических сил, разделяющих общие с ними цивилизационные ценности.

Как показывает пример Украины, с этой целью на американские и западноевропейские деньги создаются многочисленные общественные фонды и институты, основным содержанием работы которых является борьба за «свободу» и «демократию». Украинской молодежи открыт широкий доступ в различные западные, преимущественно американские, учебные заведения. После завершения обучения и возвращения на Украину большинство из них последовательно отстаивают идею приоритета западных цивилизационных ценностей.

Так постепенно готовятся «демократические» «цветные» революции. На постсоветском пространстве они уже совершились в Грузии, Кыргызстане, на Украине. Следующей должна была стать Беларусь. Узнав о раскрытом плане государственного переворота, который намечался на 19 марта 2006 года — день выборов президента Беларуси, Дж. Буш не смог скрыть своего отношения к этому. Первым «отместным» актом с его стороны был донос в Сенат о доходах А. Лукашенко, вторым — угроза санкциями, если власти Беларуси применят силу против оппозиции. Примечательно, что к последней с таким предостережением Буш не обратился. Белорусская власть определенно заявила: сила будет применена только в ответ на насилие оппозиции. Но оппозиции американский президент готов был позволить что угодно, лишь бы она свергла режим А. Лукашенко, как это имело место на Украине в 2004 году. Тогда Запад также предостерегал от применения силы только власти Украины и не адресовал этих призывов оппозиции, которой дозволялось все, даже насильственное отстранение законно избранного президента от исполнения своих конституционных обязанностей.

«Демократизация» Украины обошлась Альянсу, что называется, малой кровью. Дали денег на «оранжевую революцию», устранившую не слишком покорный Западу режим Л. Д. Кучмы и водрузившую на президентский трон западника В. А. Ющенко. Победа оказалась неполной, и теперь натовские стратеги (на Украине и за ее пределами) пытаются закрепить ее посредством вступления Украины в военный блок.

Примеры глобализации по-американски можно, к сожалению, продолжить. Но моя цель не столько в том, чтобы выразить отрицательное отношение к этому явлению, сколько в том, чтобы привлечь внимание к тому, что никакого равноправного диалога культур, а тем более цивилизационного партнерства в мире не существует. Безусловно, мир несовершенен. Конечно, хочется, чтобы он был «нормальным». Но совсем не обязательно, что идеальный образец этого «нормального» мира создан странами Североатлантического альянса.

Почему западные политические деятели не задумываются о том, что не только им многое не нравится в мире, но и лидеров других стран может многое не устраивать в западном мире? И как бы они отнеслись, скажем, к тому, если бы какая-либо страна, достаточно сильная и влиятельная и также одержимая навязчивой мессианской идеей переустройства мира под себя, занялась тем, чем занимаются США? Вряд ли такое мессианство было бы признано за этой страной. Достаточно вспомнить, как Запад болезненно реагировал на претензии Советского Союза глобализировать мир по своему образу и подобию.

Одна из особенностей современного этапа мирового развития — терроризм. Он также глобален. И как бы ни пытались представить это явление вне цивилизационных и духовных противоречий, в действительности оно является и их порождением. Вынуждая другие народы жить по новым правилам, хотя объективно и более цивилизованным, но ментально неблизким, глобализаторы неизбежно будут сталкиваться (и уже сталкиваются) с отторжением своего мессианства. Это отторжение нередко приобретает уродливые формы, от него страдают ни в чем не повинные люди, но справиться с ним сложно. Особенно если учитывать, что причины и следствия этого явления тесно переплелись.

Из сказанного явствует, что современная идеологема закономерности процесса глобализации мира на базе единой западоцентристской либеральной модели является глубоко ошибочной. Мир изначально многолик и мультикультурен. Таким он и должен быть. Разумеется, мир полон противоречий, но это региональные разногласия, которые не несут опасности мирового конфликта. Последний же становится вполне реальным в условиях глобализации, когда одна цивилизация признает за собой право на «разумное» мироустройство. Необходимо избавиться от этого заблуждения пока не поздно и начать строить отношения между народами на основе взаимного уважения традиций, культур и жизненных укладов.

 

2. О проблеме внутрикультурного диалога

[117]

На Лихачевских чтениях 2009 года я выступил с докладом «Диалог или монолог культур и цивилизаций?», в котором пришел к выводу, что на всех этапах истории человечества культурное развитие было похоже на монолог, а если шел диалог, то отнюдь не равноправный, а часто и не мирный. Разумеется, это не означало, что не было взаимовлияний и взаимообогащений, но все в конечном счете сводилось к экспансии одной культурной традиции по отношению к другой. В этих столкновениях далеко не всегда выживала объективно более развитая культура, чаще та, носители которой обладали большими военными и людскими ресурсами.

Казалось бы, процессы, характеризующие межкультурные отношения, не должны иметь места во внутрикультурном развитии. Однако оказывается, что динамическая ситуация и здесь принципиально не отличается от межкультурной. Фактически нигде в мире нет политических сообществ (государств), которые бы представляли собой монокультурные образования, не отягченные внутренними противоречиями. Чаще всего они состоят из нескольких субкультурных общностей, оспаривающих одна у другой право на высшую истину.

Примеров сказанному в мировой истории немало. Среди них и украинский, демонстрирующий всю противоречивость процессов становления нашей суверенной государственности и национальной общности. Даже и после двадцатилетнего независимого существования говорить о единой духовно-культурной идентичности украинского народа невозможно. Фактически он продолжает быть разделенным на три основных субэтноса: центрально-североукраинский, западноукраинский и юго-восточноукраинский. Сформировались они исторически и в условиях длительного раздельного существования обрели весьма заметные различия — не только культурно-исторические, но и ментальные.

Центрально-североукраинский субэтнос со времен Переяславской рады (1654) развивался на православной культурной и духовной традиции в тесном единении с этнически родственным русским народом. Историческим мифом для этого региона является героика казацкого прошлого, с которым ассоциируется в народе защита его национальной и вероисповедальной идентичности. Стержневым событием в этой борьбе является Национально-освободительная война украинского народа под предводительством Богдана Хмельницкого.

Западноукраинский субэтнос, начало формированию которого положила Брестская уния (1596), был интегрирован в западно-католический цивилизационный мир и вплоть до Второй мировой войны пребывал в составе различных европейских государств: Речи Посполитой, Польши, Австро-Венгрии и др. Содержанием его национально-патриотического мифа является убеждение в своем мессианстве, в исключительных заслугах по сохранению чистоты украинской нации и достижению ее государственной независимости. Одним из главных символов этого мифа служит националистическое движение сопротивления времен Второй мировой войны.

Третий субэтнос, проживающий преимущественно на юге и востоке страны, своим становлением в качестве украинского целиком обязан территориальному формированию Украины советского времени. Согласно правительственным декретам, в ее состав были включены земли, преимущественно заселенные русскими, — Донбасс, Новороссия, Крым. Историческим мифом здесь выступает память об освоении этого края Российской империей в конце XVIII — первой половине XIX века, а также убеждение в том, что он является естественной частью «русского мира». Свидетельством того, что этот миф живет в ментальности нынешних насельников региона, является наличие здесь политических партий, в названиях которых присутствует определение «русские», а также движений за восстановление (или сохранение) символов российского имперского прошлого, коими являются, в частности, памятники Екатерине ІІ, Потемкину, Ришелье и др.

Если сравнивать степень взаимной культурно-исторической близости, то большей она, несомненно, окажется между центральноукраинским и юго-восточноукраинским субэтносами. И не только потому, что их формирование происходило в сходных исторических условиях, но и потому, что они в большей мере, чем западноукраинский субэтнос, сохранили память о своем едином киево-русском прошлом. Об этом свидетельствуют в том числе памятники князьям — Святославу, Владимиру Святому, Ярославу Мудрому и другие, установленные в Киеве, Чернигове, Переяславле, Новгород-Северске, Запорожье, Харькове, Севастополе. Ничего подобного в западноукраинском регионе, конечно, нет. Там глубина исторической памяти не простирается дальше так называемой Галицко-Волынской державы второй половины ХІІІ века и Даниила Галицкого, который именуется не князем, но королем.

Можно было ожидать, что объединенные в собственном и независимом государстве вышеназванные субкультурные образования обнаружат тенденции к консолидации. Но этого не произошло. Принципиально никто не против политической и культурной интеграции, но каждая сторона хотела бы, чтобы свершилась она на основе ее культурных традиций. Это не всегда декларируется, но неизменно присутствует в региональных поведенческих стереотипах.

Наиболее пассионарный этнос — западноукраинский (галицкий), позже других осознавший свою украинскость, но почему-то присвоивший себе право считаться единственным носителем и выразителем высшей украинской истины. Он знает, что такое украинский патриотизм, какой должна быть Украина, а какой не должна ни при каких обстоятельствах, куда ей необходимо интегрироваться, на каком языке говорить и даже думать. С приходом к власти националистов на улицах и площадях городов Украины появились в том числе лозунги «Любите Украину!», «Я горд, что родился украинцем», «Думай по-украински!».

Не меньшая этнорегиональная агрессивность была привнесена и в сферу образования. По сути, за «оранжевое» пятилетие предпринята попытка тотальной замены центральной и восточноукраинской культурно-исторической традиции единой западноукраинской. В качестве более приемлемой альтернативы рекомендована история Западной Украины, общая с европейскими соседями, что нашло отражение в учебниках истории для средней и высшей школы. Общая история Украины с Россией на всем ее протяжении объявлена не нашей и предана анафеме.

Стоит ли доказывать, что столь агрессивное утверждение своей истины одним из субэтносов невозможно без отрицания таких же истин других. Центрально-североукраинский субэтнос объявлен русифицированным, а русско-украинский — юго-восточный — и вовсе обозван пятой колонной России. Родовым грехом обоих западноукраинские этноидеологи считают их приверженность к русской культуре. При этом совершенно не считаются с тем, что по меньшей мере для 8,5 миллионов украинских граждан она является родной по рождению, а для остальных русскоязычных — родной по ее созиданию.

По грамматике украинца Мелетия Смотрицкого московские студенты учились вплоть до конца XVIII века. В Ростове Великом жил и творил киевлянин Дмитрий Ростовский (Туптало). В Славяно-греко-латинской академии в Москве в течение XVIII века преподавали около ста профессоров из Киево-Могилянской академии. Киевлянин Феофан Прокопович был идеологом создания Российской империи и инициатором основания Императорской академии наук в Петербурге. Среди выдающихся русских деятелей культуры много выходцев с Украины: музыканты М. Березовский, Д. Бортнянский, С. Гулак-Артемовский; художники Д. Левицкий, В. Боровиковский, И. Мартос; историки Д. Бантыш-Каменский, Ю. Венелин, О. Бодянский; литераторы Н. Гоголь, В. Короленко и др. Процесс интеграции украинских интеллектуалов в русскую культуру продолжался и в советское время. Достаточно вспомнить такие выдающиеся имена, как Н. Островский, К. Паустовский, И. Козловский, С. Бондарчук и др.

Следовательно, украинцы имеют все основания утверждать, что являются сотворцами великой русской культуры. Только полной потерей чувства реальности и ответственности перед памятью соотечественников можно объяснить объявление русского языка (и литературы) на Украине иностранным. Фактически в годы правления националистов его вообще лишили гражданских прав, запретив употребление в сфере образования и культуры целым рядом актов исполнительной власти. Эти решения по своему содержанию оказались намного более жесткими, чем печально известный Валуевский циркуляр. Языковые ограничения этого указа относились только к общественно-политической литературе, тогда как акты «оранжевой» власти запрещали пользование русским языком в сфере культуры, образования и даже в быту.

Конечно, будь русский язык для украинцев чужим, колониально-имперским, как уверяют националисты, в таком тотальном на него наступлении не было бы никакой необходимости. Он ушел бы из суверенной украинской жизни естественным образом. Но этого не происходит, потому что для большинства населения страны он такой же родной, как и украинский. И никакие запретительные меры не в состоянии изменить это положение.

Поразительно, но борьба с русским языком продолжилась на Украине борьбой с литературным украинским. Он объявлен этноидеологами не вполне украинским, русифицированным, не выражающим лингвистической полноты западноукраинского и диаспорно-украинского диалектов. Исправлять ситуацию принялись через коренное реформирование правописания, которое было принято еще в советское время и уже поэтому будто бы является не вполне национальным. Заменить его новым не удалось, но внести в литературный язык орфографическую и лексическую неразбериху вполне получилось. Теперь на Украине фактически два литературных языка: традиционный — центральноукраинский, развившийся на киево-полтавском диалекте, и новый — западноукраинский, основанный на галицком диалекте. Удивительно, но это никого особо и не волнует.

Еще одной сферой субкультурного противостояния является религия. Придавать этому явлению слишком большое значение, учитывая секулярность большей части украинского общества, возможно, и не следует, однако и абстрагироваться от него нельзя. Со времен Брестской унии на Украине было положено начало не только религиозному, но и цивилизационному разлому, в результате которого жители Западной Украины, исповедовавшие православие со времен Владимира Святого, были обращены в католицизм. Ныне Украинская грекокатолическая церковь, находящаяся в каноническом и административном единстве с римским престолом, из региональной превратилась во всеукраинскую. Ее сакральный центр перенесен из Львова в Киев.

Учитывая историческое соперничество православия и католицизма, такое стремительное продвижение последнего на традиционную каноническую территорию первого не может не вызывать противоречий в украинском обществе. Тем более что «оранжевые» этноидеологи подводят под это распространение и «научную» основу. Будто бы католицизм более привлекателен, поскольку демонстрирует свои преимущества в том числе экономической успешностью западного мира. Некоторые даже сожалеют, что Владимир Святославич не принял христианство от Рима, а то Украина уже была бы частью западной цивилизации.

К сожалению, вирус регионализации поразил и Украинскую православную церковь, от которой откололись в суверенное время две конфессии. Они не признаны вселенским православием, но агрессивно позиционируют себя как единственно национальные. От высших иерархов этих конфессий нередко можно услышать весьма сомнительные призывы к созданию на независимой Украине единой самостоятельной православной церкви, которую они именуют то национальной, то поместной. Правда, самостоятельность эта понимается ими весьма своеобразно — только по отношению к Русской православной церкви. А вот быть зависимыми, к примеру, от Константинопольской они не против и даже предпринимали конкретные шаги в этом направлении. На этом поприще потрудился и бывший президент В. А. Ющенко, правда, без особого успеха. Его настойчивые просьбы к Константинопольскому патриарху Варфоломею взять под свой омофор Украинскую православную церковь остались без ответа.

Неудивительно, что в условиях столь конфронтационного противостояния христианские конфессии оказались неспособны ни консолидировать украинское общество, ни предложить ему единые этические нормы общежития и смыслообразующие истины.

В принципе субкультурное соперничество не должно вызывать сильного беспокойства. Это естественный процесс, характерный для всех времен и народов, но лишь при условии, что он не осложняется административными предпочтениями, что власть не подавляет другие субкультуры в угоду одной, по ее мнению, истинно национальной. Именно так было в «оранжевое» пятилетие. В таких условиях мирное сосуществование становится невозможным. Ведь за традиционными субкультурными явлениями стоят конкретные сообщества, не готовые расстаться со своими ценностями. Жесткая конфронтация между ними неизбежна, что мы и наблюдаем в нынешней Украине. Объективно процессы, подчиненные исключительно идее монокультурной чистоты украинской жизни, несмотря на, казалось бы, патриотические помыслы их вдохновителей, ведут к ее обеднению и примитивизации, ослабляют созидательные силы общества, делают его неконкурентоспособным в современном мире.

Имеются ли возможности для консолидации поликультурного украинского общества? На том пути, по которому до сих пор шла независимая Украина, достичь этого практически невозможно. Нужно принципиально иное отношение к историческому прошлому, а равно и к организации общественной жизни страны в настоящем.

Первое, что необходимо сделать, — вернуть украинскому народу историческое достоинство, отобранное у него «оранжевыми» этноидеологами. Народ Украины был не жертвой, но полноценным субъектом исторического процесса, в том числе государственно-политического, в России и Советском Союзе. Напомню, что правой рукой императрицы Елизаветы Петровны был украинец Алексей Разумовский. Его брат Кирилл почти два десятилетия возглавлял Императорскую академию наук в Санкт-Петербурге. Сын Кирилла Алексей Разумовский стал сенатором и министром образования России. Князь Александр Безбородько занимал должность канцлера в правительстве Павла І и Александра І. Князь В. Кочубей был председателем Государственного Совета и Комитета министров при Николае І... В советское время выходцы с Украины были не только вторыми, но и первыми руководителями страны — Н. С. Хрущев, Л. И. Брежнев.

Как же можно, зная все это, говорить о каком-то колониальном статусе Украины в имперское и советское время? Какая еще колония может похвастаться тем, что ее уроженцы становились королями метрополий? Если какая-то часть Украины и была колонией, так это Западная, историю которой сегодня нам ставят в пример.

Чрезвычайно важно также отказаться от культивирования в народе чувства исторической безответственности. Это очень плохая услуга. Ведь, не взяв на себя ответственности ни за одно событие в прошлой истории, общей с другими народами, он не сможет быть ответственным и за то, что происходит в настоящем. Этот комплекс мы испытываем все 20 лет нашей суверенности. В своих нынешних неуспехах виним кого угодно, только не себя. Но до тех пор, пока мы будем позиционировать себя как народ-жертву, народ-страдалец, народ, который не несет ответственности за прошлое, рассчитывать на успех в будущем нам не приходится.

И, может быть, самое главное. Нам следует наконец понять, что историческое прошлое невозможно рассматривать исключительно через украинскую этническую призму. Поиск украинца в его нынешней культурно-языковой ипостаси в далекой глубине веков — занятие не только научно несостоятельное, но и идеологически небезопасное. Оно как бы выводит украинцев за пределы исторических закономерностей этно- и культурогенеза, ставит их в положение народа избранного, существовавшего всегда.

В заключение следует сказать, что государственно-политическая форма, которую приобрела Украина после обретения независимости, не отвечает ее субэтнической и субкультурной разноликости. Унитарность в специфической украинской форме, когда центром страны на очередные пять лет становится один из регионов, никогда не решит внутренних противоречий. В мире давно придумана федеративная форма государства — политическая и административно-территориальная, которая одна только и способна сбалансировать региональные и общенациональные интересы.

 

3. «Русский мир» и Украина

[119]

В последние годы в России активно обсуждается идея (или проект) так называемого «русского мира» как одного из факторов интеграции на постсоветском пространстве. Она несомненно интересна. Однако, являясь тематически порубежной, требует не столько романтической декларативности, способной оттолкнуть от нее потенциальных сторонников, сколько научной обоснованности, прежде всего в содержательном наполнении.

Предполагаемое или мыслимое интегрированное пространство «русского мира» не должно ассоциироваться с единым государственно-политическим образованием, напоминающим то, что у нас уже было. Следует учитывать мощную инерционность постсоветских властных элит, буквально зацикленных на идеях национальной идентичности и государственной суверенности. И хотя эти приоритеты в эпоху глобализации выглядят несколько архаичными, к тому же не принесшими лучшей альтернативы развития народам, составлявшим многие сотни лет единый социально-экономический и культурно-исторический организм, политические (они же и экономические) элиты постсоветских стран ревностно оберегают свой обретенный статус.

Эта ситуация особенно знакома мне по Украине. У нас даже невинный намек на возможность восстановления порушенного единства, идущий от России, вызывает энергичное неприятие, а нередко и раздражение, сопровождаемое проклятиями в адрес нашего общего исторического прошлого, в котором Украина представляется не как полноправный субъект государственно-политического развития Российской империи и Советского Союза, а как колония, вечно притесняемая и унижаемая Москвой.

Новый всплеск этнонациональных патриотических эмоций вызвала на Украине, в частности, речь Патриарха Московского и всея Руси Кирилла на Ассамблее «Русского мира» 3 ноября 2009 года. Наделив слова святейшего исключительно политическим смыслом и подменив таким образом их содержательный смысл, украинские этнопатриоты принялись энергично развенчивать не то, что сказал патриарх, а то, что он будто бы имел в виду. А в виду он имел, как им кажется, возвращение Украины к ее прежнему колониальному статусу.

Конечно, ничего подобного в патриаршей речи не содержалось. И вряд ли именно так она была воспринята большинством украинской православной паствы. В ней представлено духовное и философское осмысление православной цивилизационной общности, которая действительно созидалась общими усилиями трех восточнославянских народов, а изначально их общим этническим предшественником — древнерусским народом. Не может быть и малейшего сомнения в том, что эта цивилизация является общим достоянием русских, украинцев и белорусов.

Будучи хранителем древних духовных традиций, Русская православная церковь и ее предстоятель проявляют понятный и естественный интерес к их нынешнему положению. И забота здесь не только о церковном единстве, имеющем тысячелетнюю историю и освященном подвигом наших православных подвижников (что, разумеется, чрезвычайно важно), но и о единстве культурном, которое созидалось общими усилиями восточнославянских народов.

Все три народа, выросшие из единого этнического корня, имеют во многом общую последревнерусскую историю, родственные культуры, близкие языки. Даже при большом желании невозможно без нравственного урона для русских, украинцев и белорусов разделить их общее культурное наследие, как и созидавших его деятелей. Известно, как много выходцев из Украины приняло участие в формировании русской культуры в имперское и советское время. Их интеграция в общерусский культурный поток была столь естественной и органичной, а вклад настолько велик, что было бы оскорблением их памяти не признавать сегодня это нашим общим (с русскими) достоянием.

К сожалению, после распада единой страны и образования трех суверенных восточнославянских государств чувство их исторической и культурной общности стало ослабевать, а нередко даже отрицаться. Причем не только на Украине или в Беларуси, что имело место и ранее, но и в России, что является неожиданной новацией. Особенно это коснулось древнерусских истоков. В каждой из стран озаботились поиском собственной, отличной от других этнополитической и даже культурной идентичности. На Украине реанимировали старую теорию об исключительно украинской основе Киевской Руси. В Беларуси определилась тенденция считать началом своего этнополитического самостояния Полоцкое княжество. В России принялись искать свою первую столицу и, разумеется, на своей суверенной территории. Решили даже отмечать 1150-летний юбилей российской государственности, не сообразуясь с тем, что ей столько же лет, сколько украинской и белорусской, и можно было отметить это событие вместе, как это было сделано в 1862 году. И хотя в царском указе говорилось о тысячелетии России, событие это, несомненно, мыслилось как общевосточнославянское. Неоспоримым свидетельством этого является памятник «Тысячелетие России», установленный в Великом Новгороде. Его скульптурные и горельефные композиции отразили отечественную тысячелетнюю историю во всей ее полноте. На фризе нижней части монумента представлены горельефы 109 исторических деятелей с середины ІХ до середины ХІХ века. Среди них — государственные и культурные деятели Киевской Руси, а также славнейшие представители русского, малорусского (украинского) и белорусского народов. Остается только жалеть о том, что 1150-летие российской государственности не станет общевосточнославянским событием и не послужит делу утверждения чувства исторического единства трех братских народов.

Трудно понять, как нынешняя тенденция поиска своей генетической особости, совершенно несостоятельная в научном отношении, уживается в России с идеей единого «русского мира». Ведь в своей основе они являются антитезами. Лучше всего, как мне кажется, это понимает Русская православная церковь, которая через патриарха Кирилла неустанно напоминает всем нам, что «русский мир» был рожден в днепровской купели.

Но отчего же тогда эта идея не находит всевосточнославянского понимания и поддержки? Особенно яростное неприятие она встречает на Украине. В чем причина? Я много лет занимаюсь проблемой этнического развития в эпоху Киевской Руси и давно пришел к выводу, что в основе прошлого историографического, а теперь и политологического непонимания и предубеждения в значительной мере лежит терминологическая неопределенность. Была Киевская (Древняя) Русь и есть нынешняя Россия. В отношении обеих названий используется единое прилагательное — русский. Хотя определение «русский», отсылающее к слову «Русь», совсем не тождественно определению «русский», соотносящемуся со словом «Россия».

В 2005 году, публикуя книгу «Древнерусская народность», я предложил писать прилагательное, образованное от слова «Русь», с одним «с». Это не соответствует грамматической норме современного русского языка, но в большей степени отвечает древнерусскому правописанию. Как правило, все слова, производные от названия «Русь», в летописи написаны с одной буквой «с»: «Руская земля», «страна руская», «род руский», «люди руские», «летописец руский», «закон руский», «князья руские», «руские полки» и т. д. В тех случаях, когда в названных прилагательных употребляются две буквы «с», они всегда разделены мягким знаком: «русьские».

Такое терминологическое различение чрезвычайно важно для избежания понятийной двусмысленности, как в случае с ассамблейной речью патриарха Кирилла. Дипломированные украинские историки Ю. Черноморец и С. Сидоренко, переведя выражение «русский мир» как «российский», обвинили патриарха в том, что он не способен по-настоящему признать особость украинцев и белорусов и не понимает, сколь сильно можно оттолкнуть и оскорбить их этим утверждением.

Конечно, это слишком вольное толкование содержания патриаршей речи. В ней все-таки говорилось не о «российском мире», но о «русском» — мире православной восточнославянской идентичности, начало которому было положено еще в эпоху Киевской Руси, когда не было ни украинцев, ни русских, ни белорусов, а был единый «древнеруский» народ и единый «руский» мир.

Безосновательность обвинений в непризнании патриархом особости украинцев или белорусов хорошо иллюстрируется его призывом развивать украинскую и белорусскую культуры и их языки, которые суть составные части единого «руского» (но не российского!) мира.

Во избежание такой терминологической двусмысленности, когда реально существуют как бы два «русских мира» (нынешний российский и традиционный цивилизационный «руский»), думается, было бы целесообразно ввести понятие более нейтральное, но более точное — «восточнославянский православный мир». Оно вполне могло бы рассматриваться в качестве синонима определению «русский мир».

Невозможно не признавать, что восточнославянский православный мир представляет собой особую цивилизационную общность. Безусловно, в наше глобализованное время эта общность подвергается испытаниям на прочность. Здесь можно вспомнить непрестанные заявления представителей украинской политической элиты о том, что интеграция в западноевропейское сообщество для Украины является судьбоносным цивилизационным выбором. В украинском общественном мнении постоянно муссируется провокационная идея, что наше технологическое отставание от цивилизованного Запада объясняется меньшими структурообразующими возможностями православия по сравнению с католицизмом и протестантизмом. Раздаются даже голоса, что если бы Владимир Великий принял христианство не из Константинополя, а из Рима, то Украина находилась бы сегодня на том уровне развития, что и Запад.

Справедливости ради следует признать, что понимание содержания «русского мира», демонстрируемое Русской православной церковью, далеко не всегда разделяется или совпадает с тем, как оно трактуется в официальной российской пропаганде. Судя по декларациям чиновников, занятых в этом проекте, «русский мир» для них не сопрягается с нынешними украинцами или белорусами. Речь идет, как правило, об этнических русских, которые после развала Советского Союза оказались в других государствах. Именно их и призван объединять проект «русский мир».

К сожалению, и здесь не обходится без терминологической путаницы. Этнические русские, проживающие вне границ России, почему-то именуются соотечественниками. Это, мягко говоря, некорректное определение. Оно порождает сомнения в признании их нынешнего статуса: хотя и проживают на Украине, но являются соотечественниками граждан России. А кем же тогда они приходятся украинцам? И разве они проживают не в одном с ними Отечестве? Определенно, слово «соотечественники» нуждается в уточнении, которое может быть выражено прилагательными «бывшие» или «исторические».

Из вышесказанного следует, что понятие «русский мир» не стало на Украине идеей, к которой оно могло бы быть причастно, в значительной мере из-за теоретической аморфности в определении его главной цели и неадекватных усилий по реализации. Вольно или невольно эти усилия сводятся российскими культурными центрами на Украине к акциям не общевосточнославянского звучания, но российского по существу, к популяризации истории и культуры России. Разумеется, это тоже важно, но далеко не достаточно для реализации продуктивной цивилизационной задачи, получившей название «русский мир».

 

4. Империи как вершины мирового культурного развития

[120]

Когда в 1991 году распался Советский Союз, ликованию так называемой демократической общественности (мировой и отечественной) не было предела. Многим тогда казалось, что с уходом с исторической арены последней империи мир наконец обретет более справедливое устройство. При этом понятие «империя» в политологической пропаганде стало отождествляться с чем-то не вполне естественным в истории мирового развития.

Наверное, такую эйфорию испытывали варвары, сокрушившие Рим, или европейские крестоносцы, уничтожившие Византию. Возможно, они тоже полагали, что совершили благие деяния, хотя в действительности в обоих случаях обрушили историческое развитие, нанесли ему невосполнимый урон.

Дело в том, что империи во все времена были не просто закономерными, но еще и закономерно прогрессивными стадиями государственного развития, выводившими человечество на пик его культурной эволюции. Разумеется, это не были миры всеобщего благоденствия. Все империи представляли собой мощные военно-бюрократические образования, всегда экспансивные по отношению к другим странам и народам и существовавшие за счет жестокой эксплуатации своих подданных как в колониальной периферии, так и в метрополии. Конечно, они не пользовались особой любовью у покоренных народов, но были именно теми государственными структурами, которые позволяли аккумулировать экономические ресурсы больших пространств и обращать их на культурное развитие в самом широком значении этого понятия. Не случайно многие империи со временем становились цивилизациями.

Особенно показательным примером является Античность, ставшая, по существу, фундаментом нынешней европейской цивилизации. Человечество и сегодня восторгается афинским Акрополем и римским Колизеем, не задумываясь над тем, сколько в них рабского пота и крови. Греция и Рим были крупными рабовладельческими империями древности, подчинившими себе огромные пространства. Греция господствовала в бассейнах двух морей — Средиземного и Черного, а владения Рима простирались до Атлантического океана. Жизненные ресурсы этих территорий направлялись в метрополии, овеществляясь там в великолепных дворцах и храмах, предметах искусства, школах, обустроенной инфраструктуре.

Однако, паразитируя на покоренных народах, Греция и Рим не только брали, но и отдавали. Регионы их присутствия вовлекались в единую социально-экономическую и военно-политическую систему, окрашивались в культурные цвета империй. Разумеется, речь идет о провинциальных вариантах греческой и римской культур, но и в этом случае население подвластных областей многое приобретало. Варвары становились, если можно так выразиться, немного греками и римлянами. И не случайно европейские народы, которые оказались в имперской орбите античных государств, в последующие периоды постоянно опережали в развитии своих соседей, которых миновала судьба быть покоренными.

Сказанное о Греции и Риме справедливо и по отношению к империям Средневековья. Известно, сколь велика была культурно-историческая миссия Византийской империи, ставшей наследницей античной цивилизации. Она объединила десятки европейских и азиатских народов и была наиболее развитой цивилизацией средневекового мира — несомненно, христианско-православной.

Составной частью византийского содружества наций была Киевская Русь. Она также была империей и выполняла важную культурно-историческую миссию на огромных пространствах Восточной Европы. Благодаря ей многие народы (угро-финские на северо-востоке и тюркские на юге) приобщились к христианской традиции в ее византийско-русском православном варианте и в конечном счете приняли участие в создании общерусского культурного пространства.

Для стран средневековой Европы важнейшим фактором экономического и культурного развития стало образование Священной Римской империи.

В Новое время имперский статус имели Великобритания, Франция, Австрия, Россия, Турция и некоторые другие страны. Исследуя становление, развитие и упадок этих империй, историки оценивают их преимущественно с точки зрения гуманизма и справедливости, указывая на их авторитарный и эксплуататорский характер, а также на шовинизм по отношению к покоренным народам. Некоторые из этих империй удостоились весьма нелестных оценок. Особенно досталось России, получившей определение «тюрьма народов», а также ее преемнику — Советскому Союзу, к которому был приклеен ярлык «империя зла».

Оба определения не имели никакого отношения к действительности, а были продуктом чистой идеологии, стремления западной пропаганды опорочить конкурента и тем самым ослабить его. Во время правления президента США Рейгана, которому якобы принадлежит сомнительная честь изобретения одного из приведенных эпитетов, Советский Союз, вошедший в стадию экономического и социального застоя, никакой империей зла давно не был. Такое определение больше подходило к самим США. Это на их совести истребление индейских аборигенов Северной Америки, тогда как в России и Советском Союзе не был потерян практически ни один малый народ. Это американские военные базы находились на всех материках. Наконец, это они, а не Россия, вели и ведут перманентные войны в разных регионах мира.

Сказанное, впрочем, не дает оснований ни идеализировать, ни демонизировать имперский путь развития. Необходимо понимать, что становление империй всегда сопряжено с насилием. Тот, кто сильнее, неизбежно в той или иной степени распространяет власть на более слабых, не сообразуясь с их жизненными интересами и традициями. В Новое время власть европейских империй (Испанской, Британской, Французской и др.) распространилась на народы Африки, Индокитая, Южной и Северной Америки — часто с трагическими последствиями для местного населения, как это имело место с народами и культурами Южной и Северной Америки. Благодаря распространению власти европейских стран на другие материки в их закрома потекли богатства со всего мира, обеспечив им бурное технологическое и культурное развитие.

Аналогичное ускорение приобрела и Россия, в значительной степени потому, что овладела огромными пространствами и природными ресурсами в азиатском регионе. Вспомните пророчество М. Ломоносова, что «богатство России будет прирастать Сибирью». Хорошо это или плохо? Наверное, и то и другое. Однако вряд ли продуктивно рассуждать о возможных лучших альтернативах. История не знает сослагательного наклонения. Произошло именно так, и только свершившаяся реальность подвластна нашему анализу.

Если говорить о цивилизационных обретениях, то необходимо признать, что именно имперский путь развития обеспечивал человечеству максимальный прогресс. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить о таких имперских (и цивилизационных) символах Нового времени, как Лувр, Эрмитаж, дворцовые и храмовые комплексы Санкт-Петербурга, Парижа, Вены, Будапешта, Лондона и др. В каждом из них воплощены высшие мировые достижения архитектуры и искусства.

Однако, как и в далеком прошлом, в Новое время развивались и богатели не только метрополии. Многое получала и имперская периферия. Она втягивалась в государственные правоотношения европейского типа, обретала социально структурированные сообщества и собственные управленческие бюрократические аппараты, а в ряде случаев также приобщалась к европейской христианской вероисповедальной и цивилизационной традиции. Не случайно после крушения классической имперско-колониальной системы многие народы Азии, Африки и Южной Америки оказались подготовлены к независимому государственно-политическому саморазвитию.

Разумеется, Россия и ее преемник Советский Союз не были исключением из правил. Хулители этих имперских образований, усердно трудившиеся над развалом «последней империи», называли Советский Союз неестественным, тоталитарным и экономически неэффективным образованием, в котором Россия только тем и занималась, что эксплуатировала и угнетала национальные окраины, удерживая их в колониальном статусе. Некоторые из этих утверждений справедливы, но в целом внедрявшийся в сознание людей зловещий образ Советского Союза не имел ничего общего с реальностью. Ведь именно это имперское государство оказалось способно создать мощную индустрию, передовую науку, высокую культуру, выстоять и победить в смертельной схватке с немецким фашизмом и в конечном счете первым отправить человека в космос. Определенно, это требовало огромного напряжения сил всего общества, что было невозможно без жесткой централизации системы управления и экономического отчуждения, одинаковых на всем пространстве огромной страны.

В отличие от многих империй, в Советском Союзе по существу не было метропольного центра и колониальной периферии. Все эти определения — из области идеологической пропаганды. Индустриализацией были одинаково охвачены все регионы. В некоторых национальных республиках, как, например, на Украине, уровень развития промышленности и сельского хозяйства был даже выше, чем в самой России. После развала Советского Союза Украина, по оценкам многих зарубежных специалистов, входила в десятку наиболее развитых европейских стран.

Все союзные республики представляли собой национальные государственные образования, в которых были подготовлены собственные управленческие кадры, национальная научная и творческая интеллигенция, четко определены административные границы. С распадом Советского Союза они в одночасье стали суверенными государствами, фактически на той же национально-территориальной основе и с той же национальной администрацией. Первые секретари центральных комитетов коммунистической партии легко превратились в президентов суверенных государств.

В связи с этим возникает вопрос. Если государства-империи являются закономерными этапами в развитии человечества, к тому же демонстрирующими необычайную культурно-историческую эффективность, то почему они неизменно терпят крушение? Ответ на него одновременно прост и сложен. Прост, если исходить из общих законов диалектики. Ничто в мире не вечно, в том числе форма государственной организации общества. На ее жизнеспособность влияет множество факторов — как внешних, так и внутренних.

Внешние факторы — это жесткое, а часто и жестокое противостояние с аналогичными имперскими образованиями, стремящимися избавиться от конкурента. В давние периоды — посредством войн, в новые — войн и идеологических диверсий. В наше время наглядным примером может служить распад Советского Союза. Конечно же, он «умер» неестественной смертью. Ему помогли, в том числе США. В этом они признались устами государственного секретаря А. Даллеса и президента Б. Клинтона. Первый, как известно, для разложения СССР предложил культивировать в нем национализм и ненависть к русскому народу, способствовать созданию хаоса и неразберихи, а другой подытожил проделанную работу: «Расшатав идеологические основы СССР, мы сумели бескровно вывести из войны за мировое господство государство, составлявшее основную конкуренцию Америке». Поразительно, но выстоявшая в «горячих» войнах со странами Антанты и гитлеровской Германией Российская империя, трансформировавшаяся в СССР, не выдержала конкуренции в идеологической холодной войне.

Внутренние факторы — это естественное старение имперских систем, подтачиваемых в том числе извечными размышлениями интеллектуальных элит над вопросом разумности существующего государственного мироустройства. Их оппозиционное недовольство, как правило, всегда находило сочувствие и материальное стимулирование со стороны конкурирующих стран. Нередко такая кооперация приводила к революционным взрывам, сокрушавшим империи, как это случилось с царской Россией и цесарской Австро-Венгрией. Правда, быстро выяснялось, что «новый мир» ничуть не лучше «старого». Никакого освобождения народов от имперской тирании не происходило и все ограничивалось банальной сменой правящих элит.

Теперь попробуем разобраться, в чем сложность ответа. Думается, она в том, что в реальной жизни рушились империи, но не имперская идея. В действительности имперский феномен никогда не покидал историческую арену. Потерпев поражение в одном регионе, он проявлялся в другом. Нередко одна имперская система сменялась другой практически на той же территории, как мусульманская Османская, пришедшая на смену православной Византийской. Еще более показательный пример являет отечественная история, когда коммунистический Советский Союз сменил капиталистическую Российскую империю, сохранив все ее территориальное наследие.

Меньше всего в этом повинен субъективный фактор. Неизмеримо больше здесь объективной закономерности. Человечество, раз осознав, что прогрессивное развитие невозможно в условиях разобщенности, было не в состоянии отказаться от создания крупных государственных образований. Не могло в прошлом и не может в наше время. Рассуждения о гибели «последней империи», коей был Советский Союз, — не что иное, как криводушное фарисейство, особенно когда они звучат из уст американских и западноевропейских государственных деятелей и идеологов. Сами-то они живут в империях.

Без каких-либо натяжек под это определение подходят США, наиболее мощная страна в мире. Она, как в свое время Великобритания, является владыкой морей и океанов, и о ней также можно сказать, что на подконтрольных ей территориях никогда не заходит солнце. Имперским образованием является и Европейский союз, имеющий надгосударственные управленческие органы, единую валюту, унифицированные вооруженные силы и военный блок в лице НАТО. Стоит ли доказывать, что столь мощный в экономическом и военном отношении союз способен не только оказывать существенное влияние на развитие Европейского континента, но и навязывать свою глобализационную волю народам других регионов. Нередко, к сожалению, и посредством военной силы.

Между тем слухи о гибели «последней империи», выражаясь словами классика, оказались сильно преувеличены. Россия продолжает оставаться великой державой и без отделившихся от нее территорий. К тому же логика исторического развития на постсоветском пространстве неизбежно приведет к его экономической, политической и военной реинтеграции. Разумеется, на новых началах. Это объективный процесс, хотя еще и не до конца осознанный новыми элитами постсоветских стран. Над ними довлеет синдром неожиданно обретенной суверенности, хотя она в условиях глобализации является весьма относительной. Так что если они рассчитывают на успешное развитие своих стран и благополучие народов в нынешнем агрессивно-конкурентном мире, то будут вынуждены идти по пути реинтеграции или интеграции с другими объединениями — так, как это сделали страны Восточной Европы и Балтии, быстро сдавшие свою суверенность Европейскому союзу и НАТО.

По сути, процессы, аналогичные европейским, определились уже и на постсоветском пространстве. Это подтверждается созданием Таможенного союза между Россией, Беларусью и Казахстаном, на очереди вхождение в него Кыргызстана и других стран.

Как известно, приглашение войти в ТС получила и Украина, однако ее политическое руководство не спешит его принять — будто бы из-за опасения потерять свой суверенитет и вновь оказаться в имперском образовании во главе с Москвой. Удивительно, но аналогичные соображения напрочь отпадают, когда речь заходит о возможной интеграции Украины в Европейский союз. В империи во главе с Брюсселем согласны быть и без суверенитета. Правда, туда Украину не только не приглашают, но и откровенно дают понять, что в обозримом историческом времени вообще не примут. Стоит ли доказывать, что стояние в одиночестве на историческом распутье хуже, чем движение в любом направлении? Тем более в восточном, где сосредоточены все основные цивилизационные и экономические интересы Украины. С одной Россией она имеет товарооборот в два раза больший, чем со всеми странами ЕС.

Разумеется, объединенная Европа и США не хотят возрождения Российской империи даже в новой конфедеративной форме. Предпринимаются различные попытки помешать этому процессу, о чем свидетельствует заигрывание с Украиной, Грузией, Молдовой и другими постсоветскими странами. В них устраиваются (в значительной степени на американские деньги) так называемые «цветные революции», приводятся к власти лояльные Западу и, естественно, антироссийские политические режимы.

Тем не менее, несмотря на активное противодействие, объединительные процессы на постсоветском пространстве необратимы. И нет сомнений, что в итоге они приведут к созданию мощного политического и экономического объединения во главе с Россией. Разумеется, с наднациональными органами управления, которые будут действовать на основе консенсуса и располагаться необязательно в Москве. Есть основания полагать, что к Евразийскому союзу после долгого и безответного стучания в европейскую дверь будет вынуждена присоединиться и Украина. Может показаться парадоксальным, но такое развитие событий не столько в интересах России или огромного евразийского региона, сколько в интересах всего мира, поскольку определенно придаст ему большую стабильность.

Говоря о современных империях, мы должны отдавать себе отчет в том, что они не похожи на своих предшественниц. В большей мере это проявляется в их внутренней полицентричной структуре, обретающей конфедеративные формы, а также в лучшей сбалансированности экономических интересов стран, образующих эти неоимперии. Что касается их отношения к внешнему миру, то здесь принципиальных изменений не произошло. Как и прежде, они экспансивны и диктуют свою волю слабым.

Примеров этому множество. Наиболее свежий — так называемая «арабская весна». Инспирированная США и Североатлантическим альянсом, она ввергла народы арабского Востока в пучину хаоса и гражданского противостояния. Внешне это представляется как забота о свободе и демократии в странах арабского мира, в действительности же преследуется цель стратегического господства и беспрепятственного доступа к энергетическим ресурсам региона. Как это раньше имело место в Ираке, на Балканах, в Афганистане.

Можно сокрушаться по этому поводу, обвинять имперские образования в экспансионизме и эгоизме, но нельзя не признать того очевидного факта, что благодаря именно этим особенностям они являются локомотивами мирового цивилизационного прогресса. И, конечно же, без мобилизации сил и ресурсов многих стран и народов, в том числе и посредством военного принуждения, достичь такого положения было бы невозможно.

Из сказанного не следует, что США и Европейский союз будут править миром вечно. Придет время — и они так же уйдут с мировой арены, как и их предшественники. Евросоюз уже трещит по швам. Явно не в лучшую стадию развития входят и США. В наше время процесс старения империй проходит неизмеримо быстрее, чем в прошлом.

Но это не означает, что на данном этапе завершится имперский путь развития мира. На смену развалившимся придут новые империи. Они уже складываются. На пространстве бывшей Российской империи и Советского Союза это Евразийский союз, на Дальнем Востоке — Китай, который, несомненно, является мировой экономической империей. Не исключено, что со временем обретет имперские очертания АСЕАН. Рано или поздно по пути консолидации пойдут и страны мусульманского мира. Причем «помогут» им в этом США и ЕС. Проводя там политику «разделяй и властвуй», они наглядно показывают, сколь губительна для этих стран политическая разобщенность.

Таким образом, мировое развитие всегда определялось и будет определяться процессами глобализации, а следовательно, и образованием империй как наиболее эффективных форм организации государственной жизни — безусловно, несовершенных, но лучших исторический опыт не придумал.

 

5. Глобализация по-евро-американски и крушение традиционного мироустройства

[126]

Мировое развитие происходит удивительно противоречиво. Это только кажется, что в нем преобладает тенденция к объединению, а в действительности наряду с глобализацией происходит и дезинтеграция. Причем последняя, как это ни парадоксально, порождается первой. Наглядным примером может служить так называемая новая Европа. Объединяясь в целостное сообщество, а фактически формируя новый тип империи, она одновременно дробится на все большее число стран. Только бывшие Югославия и Чехословакия пополнили ее девятью суверенными национальными государствами. И нет гарантии, что процесс деления не будет иметь продолжения, в том числе за счет стран старой Европы, где все отчетливее заявляет о себе культурный и политический сепаратизм. В Бельгии желают самоопределиться фламандцы, в Испании — баски и каталонцы, в Англии — североирландцы и шотландцы, во Франции — корсиканцы, в Италии — жители севера страны. Гренландия тяготится зависимостью от Дании, а Бавария настаивает на бюджетной независимости от Берлина.

Похожие процессы наблюдаются и на постсоветском пространстве, где не без помощи Запада вместо одного государства в одночасье образовались пятнадцать. Причем процесс деления на этом не закончился: в России неожиданно забурлил мятежами Северный Кавказ, от Грузии отделились Абхазия и Южная Осетия, в Кыргызстане столкнулись киргизская и узбекская общины, Армения и Азербайджан оказались в состоянии войны из-за Карабаха, из состава Молдовы вышло Приднестровье. На Украине все больше обостряется проблема крымских татар, требующих восстановления своей государственности.

Разумеется, межэтнические и межкультурные противоречия не являются чем-то новым в истории — они были всегда. И причины, их порождающие, тоже не новы: неравномерное экономическое развитие регионов, несправедливое распределение доходов, отсутствие равного доступа к государственному управлению, языковая и религиозная дискриминация и др. Новым сегодня является масштаб этого явления, обусловленный глобализацией, которая сопровождается не только технологическим прогрессом и региональной политической консолидацией, но и мировыми экономическими кризисами, а вместе с ними и сепаратизмом. Германия, Франция, Великобритания тяготятся тем, что им приходится дотировать бюджеты Греции, Португалии, Кипра, а те, в свою очередь, протестуют против того, что богатые страны проводят по отношению к ним социально несправедливую политику жесткой экономии. И нет, как говорится, мира под европейскими оливами.

Союз, который еще недавно демонстрировал успехи интеграции, в настоящее время стоит перед трудным выбором своего будущего. Старая модель исчерпала себя, и многие в Европе заговорили о возможном распаде сообщества (полном или частичном, посредством выхода некоторых стран). Наверное, это перспектива не завтрашнего дня, но и не такого уж далекого будущего.

В свое время русский философ И. А. Ильин, исследовавший проблему конфликтов между народами, пришел к выводу, что ее разрешение вполне возможно при условии выработки мировым сообществом системы правового регулирования международных отношений. В 1930-е годы такого правового механизма действительно не было и могло казаться, что именно он и станет гарантией недопущения межнациональных, а следовательно, и межкультурных столкновений. Позже он появился. Уставом Организации Объединенных Наций за всеми народами было признано право на государственное самоопределение, которое стало одним из фундаментальных принципов международного права. Однако вопреки надеждам это не только не исключило конфликты, но сделало их еще более частыми и, к сожалению, военными. Можно сказать, что к их традиционным причинам добавилась новая: трудноразрешимое противоречие между желанием самоопределиться и практической невозможностью сделать это.

Дело в том, что это право не сопровождается четкими нормами его применения. К тому же в реальной жизни оно нередко зависит от воли сильных мира сего. К примеру, НАТО и США пришли к выводу, что албанцы Косово имеют право на самоопределение, и оно состоялось. Аналогичную роль в самоопределении Южной Осетии и Абхазии сыграла Россия. При этом ни то, ни другое самоопределение не получило взаимного признания. Россия полагает, что у албанцев, переселившихся на исторические земли Сербии, нет юридического права на создание там собственного государства. Страны НАТО и США, даже не имея такого козыря, утверждают то же самое по отношению к Абхазии и Южной Осетии. Разумеется, эти случаи самоопределения не нашли понимания в Сербии и Грузии, а это означает, что между ними и отделившимися от них государственными образованиями созданы очаги напряженности, как говорится, на всю оставшуюся жизнь. По-видимому, таким же продолжительным будет и патронат над новыми государствами ведущих мировых держав, поскольку без него они не смогут защитить свой суверенитет.

Примечательно и то, что цивилизованный Запад (вместе с США), так энергично отстаивающий право народов на самоопределение в различных регионах мира, не демонстрирует аналогичного энтузиазма по отношению к своему сообществу. До сих пор не было ни одного случая, чтобы та или иная страна Запада разрешила самоопределиться своему национальному меньшинству. А ведь некоторые из них добиваются этого права на протяжении многих десятилетий и даже столетий, в том числе посредством вооруженной борьбы (баски в Испании, североирландцы в Великобритании). Не проявляет Запад солидарности с международным правом и тогда, когда речь идет о самоопределении национальных меньшинств в союзных с ним государствах. Например, совсем не слышно его голоса в поддержку курдов Турции, составляющих почти 20% населения страны и ведущих борьбу за политический и культурный суверенитет, в последнее время — как будто за автономию, но и это умеренное желание курдов не находит сочувствия у либеральной Европы.

В сказанном выше нет осуждения позиции европейских лидеров, не желающих поддерживать сепаратистские настроения в своих странах. Скорее всего, они поступают правильно: исходят из интересов всех народов, а не только меньшинств, культурная и политическая элита которых желает во что бы то ни стало самоопределиться. Это право, хотя и освящено высоким авторитетом ООН, далеко не безусловно. Его реализация практически всегда сопряжена с нарушением традиционного миропорядка, политической и экономической стабильности в стране и регионе. К тому же оно резко расходится с интересами титульных этносов, которые внесли основной вклад в строительство страны и поэтому также должны иметь право голоса при определении ее дальнейшей судьбы.

Говоря о предстоящем в 2014 году референдуме о независимости Шотландии, которая до 1707 года была суверенным государством, премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон заявил, что в интересах не только британцев, но и шотландцев сохранить целостность страны. От ее разделения никто ничего не выиграет. Содержательно близким было и высказывание Жозе Мануэла Баррозу о референдуме по самоопределению Каталонии. Решаясь на такой шаг, заявил высокопоставленный европейский чиновник, Каталония должна понимать, что она никогда не сможет стать членом ЕС без согласия Испании. Как говорится, золотые слова. Вот только произносятся они почему-то только тогда, когда речь идет о целостности своей страны. Их не было слышно, когда та же либеральная Европа и США с упоением разваливали Югославию и Советский Союз, причем в первом случае — при помощи военной силы. А ведь объективно от этих разделений действительно никто ничего не выиграл. Ни народы, вдруг обретшие суверенную государственность и не всегда знающие, что с ней делать, ни мировое сообщество. Распад Югославии послужил детонатором для длительного военного конфликта на Балканах, а с распадом Советского Союза мир и вовсе заполыхал нескончаемыми войнами, развязываемыми США и НАТО, которые почему-то присвоили себе роль мирового жандарма.

Из сказанного следует, что мировое сообщество сегодня нуждается не столько в реализации права народов на самоопределение, сколько в выполнении известного Хельсинкского соглашения о нерушимости государственных границ. Отказ от него Запада, одержимого идеей развала социалистического содружества, как показывает опыт истории, ни к чему хорошему не привел. Мир не стал от этого более стабильным, наоборот, все больше погружается в состояние хаоса. Как утверждают политологи, управляемого хаоса, но вряд ли это в полной мере соответствует реальности. Он только создается управляемо, а дальше развивается неподконтрольно.

Еще одним тревожным и потенциально взрывоопасным последствием глобализации является новая форма «великого переселения народов». Объявляя себя оплотом демократии и свободы и пытаясь навязать эти гуманистические ценности другим народам, Запад спровоцировал огромные миграционные потоки, каких не было в прошлом. На каком-то этапе это приносило ему существенные дивиденды. Остро нуждаясь в «черновых» рабочих руках, европейцы получали их из азиатских и африканских стран. О последствиях политики «открытых дверей» задумались только тогда, когда переселенцы стали исчисляться десятками миллионов и начали решительно заявлять о своих правах на культурный суверенитет. Лидеры ведущих европейских стран заговорили о кризисе мультикультурализма, правда, не очень корректно обозначив проблему. В действительности имели в виду другое — крушение иллюзий относительно способности западной цивилизации окультурить и ассимилировать мигрантов.

Что касается мультикультурности, то она в странах Западной Европы не только не испытывает кризиса, но все больше утверждается. Причем тем успешнее, чем активнее европейцы пытаются распространить свои ценности среди других народов. Глобализация ведь не улица с односторонним движением. Трудно сказать, сколь успешным окажется европейский проект в странах мусульманского мира, а вот то, что мусульманский проект в Европе демонстрирует свою перспективность уже сегодня, сомнений нет. Она проявляется в огромных масштабах миграции, которая сродни мирному завоеванию Европы. Фактически Запад повторяет судьбу глобализаторов всех времен, которые в конечном счете разрушались глобализированными народами. Наглядный пример — Римская империя, рухнувшая под напором облагороженных ею варваров.

Особенностью мигрантов из стран Африки и Азии является не просто их приверженность своим культурным ценностям, в чем, разумеется, нет ничего плохого, но совершенная неготовность принимать ценности стран их нового места жительства. Переселенцы и в инородной для себя среде продолжают вести традиционный на их родине образ жизни. К тому же создают замкнутые сообщества, так называемые культурные анклавы, которые активно, а часто и агрессивно утверждают свой цивилизационный суверенитет.

Осознают ли на Западе, сколь потенциально опасной является его мусульманизация? Похоже, что далеко не все и не в полной мере. Когда у католического священника одной из крупных европейских стран спросили, видит ли он здесь конфликт между христианством и исламом, тот ответил, что не видит. По его мнению, речь может идти скорее о конфликте культурных идентичностей. Но ведь это одно и то же. Две идентичности зиждутся на традициях христианства и ислама.

В большей мере новыми европейскими реалиями озабочены политические и государственные деятели. Наиболее откровенно о них высказался премьер-министр Австралии Кевин Радд. В частности, он заявил мигрантам: «Если вы здесь несчастны, тогда уезжайте. Мы не заставляли вас приезжать сюда. Вы просились быть тут, следовательно, принимайте страну, которая приняла вас». Голландский политик Герт Вилдерс, проводящий параллель между исламом и фашизмом, полагает, что из страны должны быть выселены те мусульмане, которые «не желают интегрироваться». Аналогичных взглядов придерживается председатель Национального фронта Марин Ле Пен, считающая, что Франция должна «восстановить пограничный контроль, сделать программу социальных пособий менее привлекательной для иммигрантов, депортировать нелегалов». В 2010 году она сравнивала массовые моления мусульман на улицах с нацистской оккупацией. Федеральный канцлер ФРГ Ангела Меркель, а раньше и президент Франции Николя Саркози были более политкорректны, но также заявили о недопустимости создания в их странах инокультурных анклавов.

Иногда можно услышать, что Европа стареет и не может обойтись без притока рабочей силы извне, а потому и дальше будет вынуждена принимать мигрантов. Однако имеют место вполне убедительные экспертные оценки, что миграция из стран мусульманского Востока, как и из стран Черной Африки, ощутимой пользы экономике Запада не приносит. Выясняется, что в большинстве случаев мигранты бегут из своих стран не потому, что лишаются там работы или подвергаются преследованиям диктаторскими режимами, а потому, что в Европе можно безбедно жить на социальное пособие, не работая. Когда шведский журналист спросил одного африканского безработного, почему тот покинул теплую Италию и перебрался в холодную Швецию, тот ответил: «Потому что в Швеции более высокие социальные стандарты для мигрантов».

С проблемой неконтролируемой миграции столкнулась и Россия. После распада СССР и либерализации российского правящего режима в нее на заработки устремились миллионы вьетнамцев, китайцев, жителей стран Средней Азии. И так же, как в Европе, лояльность властей России по отношению к мигрантам объясняется острым недостатком рабочей силы, особенно в строительном секторе и сельском хозяйстве. На первых порах никто не видел в притоке мигрантов какой-либо угрозы. Однако со временем ситуация изменилась. В их руках неожиданно оказалась вся рыночная торговля Москвы и других крупных городов. Они же организовали подпольные производства, продукция которых под брендами мировых фирм наводнила российский рынок. В их руках оказался и городской извоз. При этом вся деятельность мигрантов «крышуется» их же этническими криминальными группировками.

Осознав степень опасности от нашествия мигрантов с Востока, в России наконец-то принялись наводить порядок в этой сфере. Но неизвестно, удастся ли справиться с этой трудной задачей. На Западе реальных мер по ужесточению миграционной политики, несмотря на заявления лидеров некоторых стран, так и не последовало. Разве что больше внимания стали уделять внутриевропейскому источнику миграции. Кстати сказать, он оказался достаточно масштабным и более перспективным для старой Европы. В результате развала социалистического содружества и Советского Союза, во-первых, рухнул так называемый «железный занавес», за которым находились восточноевропейские страны, во-вторых, в большинстве из них обрушились и экономики. Обретя свободу, но лишившись работы и средств к существованию, граждане этих стран потянулись к своим благодетелям: в Евросоюзе нет внутренних границ, и можно выбирать для нового места жительства любую страну. Восточные европейцы сполна воспользовались такой возможностью, в результате чего практически все их страны понесли существенные демографические потери.

Ярким символом внутриевропейских переселенческих тенденций недавно стал виртуальный польский сантехник, оказавшийся звездой рекламы в западных средствах массовой информации. Теперь, видимо, пробил час и для украинского сантехника. Не случайно Брюссель так настойчиво добивается подписания Украиной Соглашения об ассоциации с ЕС. На политическую и экономическую элиту Украины осуществляется беспрецедентное давление. Главная его цель, которая особо и не скрывается, — во что бы то ни стало оторвать Украину от России, чтобы не дать возродиться новому имперскому образованию на постсоветском пространстве. Запад почему-то полагает, что без Украины такое возрождение невозможно.

Наряду с этим присутствует и экономический интерес: приток в европейское сообщество миллионов дешевых украинских рабочих рук и умных голов, а также хороший рынок сбыта для европейских товаров. Пойдет ли это на пользу Украине, покажет время, но это обстоятельство Запад определенно волнует в последнюю очередь. Думаю, что украинская политико-экономическая элита это прекрасно понимает. Но она уже давно де-факто интегрирована с Западом своими капиталами, а подписанием соглашения рассчитывала закрепить свой статус де-юре.

Неизвестно, рассматривается ли восточноевропейский мигрантский поток как альтернатива арабо-мусульманскому, но объективно он, конечно, намного выгоднее для европейского сообщества. Во-первых, иммигранты из стран Восточной Европы более образованны, чем переселенцы из стран Азии и Африки. Во-вторых, что более важно, они не представляют никакой угрозы для Европы в плане мультикультурализма. Восточноевропейцы легко интегрируются в западноевропейскую жизнь, в том числе культурную, и, конечно, не создают опасности изменения этнонациональной и культурной идентичности тех стран, куда переселяются на постоянное место жительства. В худшем случае в первом поколении они будут сохранять двойную культурную лояльность, что естественно для людей христианской цивилизационной общности. В лучшем — свежая кровь вольется в дряхлеющие либеральные общества Запада, многие ценностные ориентации которых не только несовместимы со здравым смыслом, но и находятся в явном противоречии с Божьим промыслом. Речь, в частности, идет о «гомосексуальных революциях», которыми гордятся европейские демократы и призывают остальной мир следовать их примеру. Результатом этих «революций» стали конституционализация однополых браков и разрешение таким семьям усыновлять детей. Вот только где брать таких детей? В Европе, где на одну традиционную семью приходится от 1,2 до 1,4 ребенка, их сейчас уже нет. С легализацией однополых семей детей будет еще меньше.

Ранее уже говорилось о последствиях для европейской цивилизации так называемой «мягкой» глобализации мира при помощи «цветных революций». Но ведь параллельно с ней происходит еще и жесткая, силовая, также, согласно западным ревнителям свободы и демократии, совершаемая в интересах «угнетенных» народов. Не обнаружив таковых в какой-либо стране, особенно обладающей большими запасами энергоносителей или находящейся в стратегически важном регионе, американские и европейские стратеги обрушивают на нее всю мощь своей военной машины. Таким способом «свобода» и «демократия» были последовательно утверждены на Балканах, в Афганистане, Ираке, Ливии. На очереди Сирия, «демократизировать» которую лауреат Нобелевской премии мира президент США Барак Обама решил при помощи ракетного удара. Примечательно, что на этот раз свое решение он не стал даже вуалировать какими-то эвфемизмами. Сказал откровенно и просто: «Ракетный удар по Сирии диктуется национальными интересами США».

Практически всегда и везде такая «демократизация» сопровождается кровопролитием. Даже если бы США и НАТО были действительно искренни в своих намерениях осчастливить народы перечисленных стран благами свободы и демократии, платить за это столь высокую цену было бы тягчайшим преступлением перед человечеством. На совести диктаторов (Милошевича, Хусейна, Каддафи, Садата, Асада), как неустанно уверяет западная пропаганда, — тысячи невинных жертв. Но ведь на совести демократических руководителей США и НАТО их намного больше. А если прибавить сюда полностью разрушенные экономики, доведенные до состояния гражданских и религиозных войн общества, разрушенные памятники культуры, разворованные музеи, то получится достаточно полная и, к сожалению, далеко не радостная картина цивилизаторских усилий американцев и их европейских подручных.

События «арабской весны», по сути, со всей очевидностью подтвердили справедливость вывода Хантингтона о конфликте цивилизаций. В данном случае — христианской и мусульманской. В ответ на силовое навязывание арабскому миру европейских ценностей он радикализуется, отвечает казнями христианских священников, разрушением христианских храмов и святынь на своих землях. В этом ряду находятся и чудовищные террористические акты, один из которых в свое время потряс США и весь мир. Не исключено, что и вызывающе агрессивное поведение мусульман в Европе обусловлено в значительной мере местью за попранное достоинство их родины.

Европейцы, опасаясь за свои жизни, вынуждены бежать из «освобожденных» от тирании диктаторов стран, что тоже не способствует утверждению там ценностей свободы и демократии. Как правило, на смену просвещенному авторитаризму там приходит религиозный фундаментализм.

Формально США и НАТО всегда одерживают победы в военных кампаниях, развязываемых в различных регионах мира. Фактически же эти победы в конечном счете оказываются пирровыми. Перефразируя высказывание известного английского полководца ХІХ века после выигранного крупного сражения в Крыму («Еще одна такая победа — и Британия останется без армии»), можно сказать: «Еще несколько таких „арабских весен” — и Запад может оказаться Востоком». Разумеется, в цивилизационном смысле.

 

6. Евроинтеграционная драма Украины

[131]

Необходимо признать, что в глобальном соревновании за Украину между Россией и США-ЕС победа осталась за евро-американцами. Они были более последовательны в подготовке на Украине своих сторонников, тогда как Россия уповала преимущественно на традиционное этническое родство русских и украинцев, полагая, что оно и без дополнительных стимулов будет нерушимым и никуда эти украинцы не денутся. Такое представление оказалось глубоко ошибочным.

Лавры евроинтегратора в западный мир, несомненно, увенчают пятого президента Украины П. А. Порошенко, но если быть справедливым, то придется признать, что посильную лепту в этот процесс внесли и четыре его предшественника. На заре своей государственной суверенности Украина заявила о внеблоковом статусе, но затем постепенно и независимо от политического окраса президентских команд стала все реже вспоминать о своей декларации. Во времена президентства Л. Д. Кучмы Верховная рада приняла закон об основах внешней политики, в котором курс на сближение с ЕС и НАТО был объявлен одним из важнейших государственных приоритетов. Правда, в нем оговаривалось, что наряду с этим Украина остается верной и стратегическому партнерству с Россией.

После так называемой «оранжевой революции» конца 2004 — начала 2005 года и прихода к власти президента-западника В. А. Ющенко о декларируемом стратегическом партнерстве с Россией забыли, но зато в пользу вхождения Украины в ЕС и НАТО была развернута беспрецедентная агитационная кампания. Объявили даже всеукраинский натовский всеобуч. По распоряжению Министерства образования и науки Украины новый учебный год (2008) в общеобразовательных школах начался с единого урока, посвященного Североатлантическому альянсу. По всему чувствовалось, что «оранжевыми» властями выполнялось негласное обещание американским и натовским чиновникам подготовить Украину к определенному сроку к членству в НАТО.

По сути, мало что изменилось в вопросе о европейской интеграции и во время правления президента В. Ф. Януковича. В полном согласии с оппозицией власть развернула активную пропаганду европейских ценностей и образа жизни. Дружно убеждали народ в том, что с подписанием ассоциации он обретет все возможности, которыми обладают европейцы. На обоснованные предостережения ведущих украинских и российских экономистов (В. Мунтияна, С. Глазьева, В. Гееца и др.), что Украина в случае включения ее в европейскую систему политических и хозяйственных отношений потеряет основные технологические производства, превратится в рынок сбыта европейских товаров и источник дешевой рабочей силы, старались не обращать внимания. Как и на предупреждения России о невозможности сохранения нынешнего уровня экономической кооперации с Украиной в случае подписания Соглашения об ассоциации с ЕС.

Янукович и его окружение прозрели лишь за несколько дней до Вильнюсского саммита, где должно было состояться подписание этого соглашения. То ли раньше не читали этого многосотстраничного текста, то ли были невнимательны к его содержанию, то ли, что более реально, до последних дней надеялись на многомиллиардную помощь Европы. Полагали, и, надо сказать, не без оснований, что отрыв Украины от России стоит того, чтобы быть хорошо оплаченным.

Оказалось, однако, что европейский золотой дождь над Украиной проливаться и не собирался. Кроме демократических ценностей, ничего более существенного обещано не было. Команда Януковича решила отложить подписание соглашения на некоторое время, пока не будут более четко определены объемы и условия экономической помощи от ЕС, а главное — статус зон свободной торговли с Россией и Западом.

Но США и ЕС ждать уже не хотели. Совместно с украинской оппозицией, ими же вскормленной, они устроили в центре Киева так называемый Евромайдан. С его трибуны евро-американские чиновники призвали украинцев к свободе и демократии, а фактически — к восстанию против законной власти. По сути, Майдан, центр управления которым, как теперь выяснилось, находился в посольстве США на Украине, на долгие месяцы стал альтернативной властью. Яркое подтверждение этого — синхронный штурм 12 областных администраций, последовавший 23-24 января 2014 года, 9 из которых оказались в руках майдановцев. После оставления Киева президентом Януковичем в ночь с 21 на 22 февраля 2014 года власть полностью перешла в руки Майдана. Именно с его одобрения Верховная рада утвердила временное правительство и временного президента Украины. Правда, суверенные действия Майдана были весьма относительными. Судя по телефонному разговору посла США на Украине Д. Пайетта и помощника госсекретаря В. Нуланд, именно США принимали решение, кто должен возглавить новую власть в Киеве. Неслучайно исполняющий обязанности премьер-министра А. Яценюк был немедленно принят президентом США Б. Обамой.

После этого никаких препятствий к подписанию Соглашения об ассоциации с ЕС не стало. Уже 21 марта 2014 года Яценюк в присутствии лидеров 28 государств — членов ЕС поставил под ним свою подпись. Правда, только под его политической частью, но это уже было не столь существенно. Всем стало ясно, что за политической ассоциацией неизбежно последуют и остальные: экономическая, военная и др. 27 июня 2014 года президент Украины Порошенко подписал полностью все Соглашение. 16 сентября 2014 года его синхронно ратифицировали Европарламент и Верховная рада Украины.

Конечно, это были юридические формальности. Фактически уже после государственного переворота Украина рассматривалась США и европейским сообществом как союзная им страна, властям которой они стали оказывать не только экономическую, но и военную помощь, в том числе для ведения войны с собственными регионами — Донецкой и Луганской областями. Примечательно, что решение и. о. президента Украины А. Турчинова о начале так называемой антитеррористической операции было принято в дни визита в Киев директора Центрального разведывательного управления США Д. Бреннана. Вслед за ним последовали наставнические визиты в Киев вице-президента США Д. Байдена, сенатора Д. Маккейна, помощника госсекретаря В. Нуланд. О том, что именно США были «посредником» при смене власти на Украине, признался в конце января 2015 года президент Б. Обама.

Навязчивое американское наставничество привело к тому, что в стране фактически было введено внешнее управление. В министерствах были учреждены должности иностранных советников, а вскоре, после очередного визита в Киев Байдена, Порошенко и вовсе объявил о «своей» инициативе назначить на некоторые министерские должности специалистов из других стран, мотивируя это тем, что они не будут связаны ни с кем на Украине ни родством, ни кумовством. Ну а то, что они связаны «кумовством» с Вашингтоном и Брюсселем и их участие в управлении неизвестной им страной начисто лишит ее суверенной конфиденциальности, его никак не озаботило. Поразительно, что «рулить» Украиной приглашаются даже люди, преступившие закон в собственной стране и находящиеся в розыске по линии Интерпола.

Можно сказать, что у США и ЕС с Украиной начался медовый месяц. Однако если продолжить этот ряд метафор, то придется признать, что брак неравный и заключен не по любви, а скорее по расчету, причем обоюдному. США и ЕС полагают, что получат дополнительный рынок сбыта своих товаров и дешевую рабочую силу, а Украина надеется без особых усилий обрести европейские стандарты жизни. Именно этим власти объясняют своему народу столь неестественный мезальянс.

«Что мы можем получить от России? — вопрошают они. — Там такая же бедность, как и у нас, и такая же коррупция. А вот у богатых Европы и США, являющихся образцами свободы и демократии, мы можем обогатиться принципиально иными цивилизационными и технологическими ценностями».

Как говорится, дай Бог. Но только как бы не просчитаться. Ведь точно такие же расчеты строили Болгария, Румыния и некоторые другие новые члены ЕС, которые радикального улучшения жизни так и не получили. Да и многие другие страны сообщества, такие как Греция, Кипр, Португалия, не могут похвалиться таким уровнем развития и жизни, как Германия, Франция или Великобритания. Отчего же для Украины будут созданы особые условия, позволяющие ей встать в ряд наиболее развитых стран?

Недавно мне довелось прочитать книгу известного украинского экономиста П. Гайдуцкого «Незалежна економіка України» (2014). Две ее главы посвящены проблемам интеграции Украины в евразийское и евросоюзовское сообщества. Несмотря на евроинтеграционный пафос автора, не скрывающего своих симпатий к ЕС, фактологический материал заставляет усомниться в безусловности такой ориентации. Оказывается, товарооборот с Евросоюзом в 2014 году все еще меньший (31,4%), чем с Таможенным союзом (33,3%). При этом отрицательное сальдо внешней торговли Украины с ЕС возросло в 8 раз и составило 10,5 млрд долларов. Что касается торговли продукцией АПК, то Украина имеет положительное сальдо с Таможенным союзом (2 млрд долларов), тогда как с ЕС — только 0,8 млрд. В торговле продукцией машиностроения с Таможенным союзом Украина имеет положительное сальдо 4,8 млрд долларов, а с ЕС — отрицательное в размере 7,2 млрд долларов.

Автор приводит и другие содержательно близкие показатели, которые свидетельствуют, что интеграция в ЕС на безальтернативной основе грозит Украине серьезными экономическими трудностями. Разумеется, все это знает и президент Порошенко, поэтому и заявил перед подписанием экономической части Соглашения с ЕС, что интеграция с Европой не должна исключать нормальных экономических отношений с Россией и другими странами Таможенного союза. Только удастся ли это?

Одним из неоспоримых аргументов в пользу евроинтеграции является якобы «извечная европейскость» украинцев. Но это скорее свидетельство исторического невежества новых руководителей Украины. Во-первых, в стране проживают не только украинцы, во-вторых, даже и они больше евразийцы, чем европейцы. Разумеется, это не приговор и ничего плохого в этом нет. В течение тысячелетий цивилизационная граница между Европой и Азией проходила не столько по Уралу, сколько по линии разграничения степи и лесостепи. В исторически обозримое время в лесостепи жили восточные славяне, в степи — гунны, авары, печенеги, торки, половцы, монголо-татары. Большинства этих народов сегодня нет на исторической карте, но они не исчезли без следа, а растворились в восточнославянском, а позже и в украинском этносах. Это заметно по антропологическому облику населения современной Украины, языку, культуре, стереотипам поведения и др.

Сказанное не означает, что Украина не может интегрироваться в Европу. Конечно, может. Но, строя планы на будущее, новым ее поводырям необходимо осознавать, что значительная часть населения Украины не готова отречься от своего прошлого, не может принять формулу «одно государство — один народ — один язык». Пренебрежение к интересам второй по численности этнической группы населения Украины — русской (и шире — русскокультурной), по существу, и стало причиной гражданского конфликта на Юго-Востоке.

Далеко не второстепенную роль здесь играет и религиозный фактор. Многие исповедующие православие украинцы, верные Украинской православной церкви Московского патриархата, не могут смириться с тем, что их церковь подвергается гонению как церковь чужой страны. И только потому, что она пребывает в каноническом единстве с Русской православной церковью. Ни грекокатолики, ни католики, ни многие другие конфессии, имеющие свои сакральные и управленческие центры за рубежом, не рассматриваются как приверженцы чужих церквей. Надо ли доказывать, что столь несправедливое отношение к основной религиозной конфессии не может не порождать в обществе серьезных противоречий?

Разумеется, сотрудничество Украины с Западом не только возможно, но и необходимо. Важно только, чтобы оно не вело к новому цивилизационному выбору Украины, как об этом неустанно твердят евроинтеграторы. Это означало бы фактическую утрату украинцами, большей их частью, культурно-исторической идентичности. В дискуссиях на эту тему от новых этноидеологов постоянно слышатся успокоительные заверения, что ни они, ни Запад такой цели не преследуют, да это и невозможно в принципе.

Однако это как сказать. Наверное, и во времена Брестской церковной унии 1596 года православных русинов Галичины также уверяли, что этот церковный акт ничем не угрожает их религиозной идентичности. Тем не менее значительная часть населения исторической Киевской Руси, столетиями исповедовавшая православие и находившаяся в каноническом единстве с Константинополем, в одночасье превратилась в католиков и стала окормляться римским престолом. Тогда на Украине, по сути, произошел цивилизационный разлом, разделивший некогда единый этнос на два — родственных по языку, но различных по цивилизационной принадлежности. Негативные последствия брестского церковного переворота, осуществленного Римом и Варшавой, Украина ощущает до сих пор.

Определившись со столь радикальным выбором в пользу интеграции с США и ЕС, нынешние власти (как и их евро-американские наставники), думается, не осознавали, на что обрекали Украину — как оказалось, на гражданское межкультурное противостояние и даже на утрату целостности страны. И как бы ни обвиняли в этом Россию, надо признать, что механизм распада был запущен Майданом, так заботливо взлелеянным США и их европейскими союзниками.

К сожалению, ничего нового в этом нет. Украина не первая и, наверное, не последняя в ряду стран, «осчастливленных» американской свободой и демократией. И не было еще случая, когда американское вмешательство завершилось бы миром и процветанием. Наоборот, везде неутихающие гражданские войны и распад государств, а еще десятки и сотни тысяч беженцев. Из-за войны на Юго-Востоке свои дома покинули около 1 млн граждан, в основном женщины и дети. Большая их часть бежала в Россию, меньшая — на материковую Украину. Когда и как они вернутся к своим пепелищам, не знает никто.

И, конечно, не надо обманываться: США и Запад воспылали такой любовью к Украине вовсе не из гуманистических соображений. Она им нужна в первую очередь как форпост против России, как территория, на которой они собираются разместить свои военные базы. А о том, что будет именно так, говорит исторический опыт. Нет ни одной страны, вошедшей в ЕС или НАТО, где бы не было их военного присутствия. Будет оно и на Украине, тем более что новоизбранный президент уже попросил об этом Б. Обаму. Но вызов, как известно, всегда порождает ответ. И нетрудно предположить, чьим и каким он будет. Определенно это в интересах старых и новых членов ЕС и НАТО. В случае военного конфликта с Россией не они первыми окажутся на передовой. Но почему Украину должна устраивать такая перспектива?

Наблюдая, с каким упоением новые украинские руководители ведут Украину на Запад, невозможно отрешиться от мысли, что они делают это не столько в интересах своей страны, сколько в пику России. При этом режут, что называется, по живому как в экономической, так и в гуманитарной сфере. Есть что-то противоестественное в разрыве вековых отношений, а тем более в противостоянии Украины и России, особенно учитывая историческое прошлое наших народов. Общей их родиной была Киевская Русь. Затем более 300 лет украинцы и русские жили в единой стране, которую вместе же и создавали. В нашей общей истории все настолько тесно переплетено, что мы просто не в состоянии без нравственных потерь разделить это наследие между украинцами и русскими.

Здесь нет места подробному экскурсу в историю (этой теме я посвятил отдельную монографию «Украинцы в России в XVII-XX вв.», 2013), поэтому остановлюсь только на особенностях этнического развития двух народов. Политически они, безусловно, разные, поскольку живут в отдельных государствах, разговаривают на разных, хотя и близких, языках и имеют разное гражданство. Но этнически являются, в сущности, единым народом. И дело не только в том, что оба проросли из общего корня и имеют одного предка — древнерусскую народность. Может, намного существеннее их позднейшая смешанность, обусловленная межэтническими брачными связями и широкой взаимной переселенческой подвижностью. Не уверен, что есть точные данные статистики, сколько украинцев проживают в России и русских на Украине, но определенно их десятки миллионов. А людей со смешанной русско-украинской этничностью и того больше. Перефразируя известный афоризм, можно сказать: «Поскребите русского — и вы увидите украинца» или «Поскребите украинца — и вы обнаружите русского».

Может ли сказанное быть залогом того, чтобы два восточнославянских народа и сегодня жили в дружбе и согласии? Теоретически ответ здесь очевиден: конечно, может. Но практически так получалось не всегда. Вот и сейчас восточнославянское единство подвергается серьезным испытаниям. Новая политическая элита Украины, экономически и политически интегрированная с Западом, не только спровоцировала кризис в отношениях с Россией, но и разрушила хрупкий межэтнический и межкультурный мир внутри страны — страны, которая в современных границах не представляет собой органичного этногеографического и культурного единства. По сути, это административно-территориальное образование, сформированное в советское время. В тот период в ее состав вошли Новороссия, Галичина, Закарпатье, Буковина и Крым. За небольшой по историческим меркам срок совместного проживания они не смогли стать Украиной в культурно-историческом смысле, чего не понимали украинские националистические элиты, затевая очередной майдан. К сожалению, не хотят понимать и теперь, упорно настаивая на незыблемости унитарной формы украинского государства. Между тем мирное будущее Украины возможно только при условии федеративного государственно-территориального устройства.

Если исходить не из временных и конъюнктурных соображений — наличия у политико-экономической элиты Украины счетов в европейских банках и «хатынок» на лазурных берегах, а из долговременных и прагматичных для всего украинского народа, то разрыв Украины с Россией представляется драматической ошибкой. Украина идет в союз, обладающий высокими технологиями, но практически исчерпавший свои природные ресурсы и очень перенаселенный, который при этом стремительно меняет свою цивилизационную сущность. Уже сейчас некоторые его страны на четверть состоят из переселенцев из мусульманского мира, не поддающихся европейской аккультурации. И, судя по всему, этот процесс будет продолжаться. Нет никаких сомнений, что он захватит и Украину.

Прогнозы ведущих украинских и российских экономистов относительно технологического будущего Украины в составе Европейского сообщества также далеко не радужны. Она, скорее всего, утратит статус индустриальной державы, потеряет машиностроительные отрасли, превратится в рынок сбыта европейской продукции и источник дешевой рабочей силы для стран ЕС.

Наверное, можно жить и так. И все же интеграция с Россией, обладающей несметными природными ресурсами и бескрайними жизненными пространствами, для Украины была бы более приемлемой альтернативой. При умной кооперации страна могла бы стать фактическим пайщиком всех этих богатств. Как известно, на нефтяных и газовых промыслах России и сейчас работает большое количество украинцев. К тому же существенной долей Украины в этом общем пае была бы ее газо- и нефтетранспортная инфраструктура. Вместе бы добывали и продавали. И не было бы никаких обходных газопроводов, как «Северный поток» по дну Балтийского моря, «Голубой» и «Турецкий» — по дну Черного.

Нет сомнений, что тесное сотрудничество с Россией и другими странами постсоветского пространства помогло бы Украине сохранить и развить такие отрасли промышленности, как космическая, авиационная, судостроительная. Необъятный рынок России мог бы стать залогом успешного развития сельского хозяйства и перерабатывающей промышленности Украины. К сожалению, в нынешних условиях о евразийской интеграции Украины можно говорить только как об утраченной возможности. Но, хотелось бы верить, утраченной не навсегда.

 

7. Украина: западноевропейское будущее без восточнославянского прошлого?

[133]

Наблюдая за драматичным украинским евроинтеграционным процессом, который привел, к большому сожалению, к территориальным потерям и многочисленным человеческим жертвам, трудно отрешиться от мысли, что брак между Европой и Украиной совершается не по любви, но по расчету. Причем с украинской стороны — копеечному, рассчитанному на возможность для бедных людей без приложения больших усилий обрести европейские стандарты жизни, а для богатых — легализовать свои европейские счета и «хатынки». У американских и натовских стратегов ставки куда более крупные, можно сказать, геостратегические. Свято веря в доктрину Бжезинского, что Россия без Украины не может быть великой державой, они упорно добиваются ее полного отрыва от России.

«А что плохого в том, что Украина посредством ассоциации получит возможность более тесного экономического сотрудничества с Евросоюзом?» — постоянно вопрошают евроинтеграторы. Там передовые технологии, которых у нас нет, и гигантский рынок с более чем полумиллиардным населением. И трудно отказать такому аргументу в убедительности. Но в нем ведь только часть правды. Вся правда в том, что Евросоюз и США меньше всего интересуются Украиной как экономическим партнером. Единственное, что для них важно, — получить в лице Украины политического и военного союзника, своеобразный антироссийский «таран» непосредственно у ее границ.

Решение этой задачи объективно сопряжено с коренными изменениями самой Украины. По замыслам натовских стратегов, в своем новом статусе она не может оставаться добрым и дружественным соседом России, иначе натовский плацдарм на ее территории просто невозможен. В связи с этим принимаются различные меры по переформатированию традиционной жизни Украины во всех областях — политической, экономической, военной и даже культурной.

Многие полагают, что это началось со времен киевских майданов, но в действительности значительно раньше, по сути, сразу после распада Советского Союза и обретения Украиной независимости. Майданы стали результатом системной работы западных спецслужб по созданию на Украине мощного проевропейского и проамериканского лобби среди ее новой политической элиты. Первый ее приход к власти в 2004 году не во всем оправдал надежды американо-европейских политических кругов, второй, в 2014-м, судя по всему, их вполне устраивает. Новый украинский режим еще на Майдане определился со своим евро-американским выбором и антироссийской позицией. К тому же он оказался вполне управляем из США и ЕС.

Сегодня от украинских и европейских политиков можно услышать сожаления по поводу решения России о прекращении беспошлинной торговли с Украиной. Но это не более чем притворство, а в действительности произошло то, чего Запад и добивался. Украина, тесно связанная с Россией экономически, ему не нужна. Да и началось это не 1 января 2016 года. Украина еще раньше по своей инициативе ограничила сотрудничество с Россией в промышленной сфере, к тому же поддержала экономические санкции, наложенные США и ЕС.

Свою лепту в разрушение кооперационных связей между Украиной и Россией внес Запад, поддержавший строительство газотранспортных систем в обход Украины. Как оказалось, не без дальнего умысла. Теперь Украина покупает российский газ у европейских стран, причем, как свидетельствуют некоторые украинские экономисты, в целом по более дорогой цене. Еще до фактического вступления в зону свободной торговли с ЕС Украина отказалась от авиационного сообщения с Россией. Это привело к тому, что пассажиропоток между двумя странами, который существенно не уменьшился, идет через Беларусь и ей же приносит доходы.

О том, сколь чувствительна для Украины потеря российского рынка, свидетельствуют следующие данные. До Майдана торговый оборот России с Украиной почти равнялся торговому обороту Украины со всеми странами ЕС. К концу 2015 года он сократился в пять раз, а после вхождения Украины в беспошлинную торговую зону Евросоюза и вовсе устремился к нулю. В результате оказались разрушены целые отрасли украинской промышленности — космическая, авиационная, судостроительная, в значительной мере химическая и др. После отказа России от беспошлинной торговли с Украиной и введения ответных зеркальных украинских мер экономическая ситуация еще более ухудшится. Особенно если учесть, что доля России на рынке Украины в 2015 году составляла 16,37%, а Украины на рынке России — только 2,70%.

Действительно, Европейский союз имеет неизмеримо больший рынок, чем Евразийский, и, наверное, мог бы стать для Украины более привлекательным. Но это возможно при одном непременном условии, что ЕС предоставит Украине статус наибольшего благоприятствования и к тому же вложится финансово в модернизационные проекты на Украине. Но этого не происходит. Пока массово посещающие Украину европейские и американские чиновники ограничиваются советами и рекомендациями относительно реформ, а не реальными инвестициями.

В канун Нового года премьер-министр А. Яценюк с энтузиазмом поведал украинцам, что «2016 год явится годом настоящей европейской интеграции», чему будет содействовать вхождение Украины в «наибольший европейский рынок». По сути, то же самое он произносил и с майданной трибуны. Но если тогда это еще можно было как-то понять, то после почти полуторалетнего пребывания на столь ответственном посту и доведения страны до состояния банкрота новые оптимистические обещания многими воспринимаются как свидетельство его профнепригодности. Не исключено, правда, что премьер элементарно обманывает своих сограждан. Не может же он не знать, что «настоящая евроинтеграция» в экономической сфере рассчитана не на один год, а на десять. Что и после этого останутся квоты и нетарифные ограничения на поставки украинской продукции в ЕС. Что после подписания Соглашения об ассоциации экспорт из Украины в ЕС упал на 30%, а квота украинского зерна на европейском рынке определена всего в 0,9 млн тонн. Судя по массовым протестам украинских фермеров в декабре 2015 года, вылившимся в том числе в блокирование автострад, в премьерские сказки никто не верит.

Таким образом, политические руководители Украины с помощью западных советников экономически оторвали-таки ее от России. Наверное, надеялись, как и в свое время режим президента В. Януковича, что такое усердие будет вознаграждено Западом миллиардными вложениями. Но ничего подобного не случилось. Где же здесь национальные интересы Украины?

Следующей областью украинских коренных изменений является идеология. Здесь преследуется та же цель — полный отрыв от России и адаптация к европейским демократическим стандартам. Яркой демонстрацией этого является принятый Верховной радой закон «Об осуждении коммунистического и национал-социалистического (нацистского) тоталитарных режимов на Украине и запрете пропаганды их символики».

Можно сказать, прошлись катком по коммунистической идеологии, запретили не только ее символы (пятиконечную звезду, серп и молот), но и нынешнюю Компартию Украины. Трудно сказать, является ли это самодеятельностью майданных младореволюционеров, стремящихся всеми силами угодить своим западным хозяевам, или последние их надоумили, но совершенно очевидно, что столь немотивированный идеологический радикализм ничего хорошего для Украины не несет — ни для общественного взаимопонимания внутри страны, ни для ее международного авторитета. Подумали ли президент и Верховная рада о том, как после такого проклятия и запрета коммунистической идеологии они будут общаться с коммунистическими странами — Китаем, Вьетнамом, Кубой? Или с некоммунистическими, использующими в качестве государственных символов красное знамя, пятиконечную звезду и серп с молотом? Логично было бы разорвать нормальные отношения и со странами Евросоюза, в которых вполне легально действуют коммунистические партии (в некоторых даже по две).

Учитывая все это, трудно отрешиться от мысли, что нынешние власти Украины, стремясь как можно дальше дистанцироваться от России и своего прошлого, живут в мире абсолютного абсурда, очевидно саморазрушительного. Убедительным подтверждением этого является и вторая часть вышеупомянутого закона, касающаяся запрета национал-социалистической (фашистской) символики. Она в несколько раз меньше, чем первая и в значительной мере формальная. Некоторые нацистские символы то ли по неграмотности законотворцев, то ли по определенному умыслу вообще не попали в реестр запрещенных. Но здесь абсурд заключается даже не в этом, а в том, что формальное «осуждение» нацистских символов произошло тогда, когда они фактически стали приметой новой украинской власти, запестрели на касках и нарукавных шевронах добровольческих отрядов, борющихся с донецкими «сепаратистами», когда националистическая идеология ОУН-УПА (Организации украинских националистов — Украинской повстанческой армии) стала на Украине официальной. На ее знамени — портрет С. Бандеры, который тесно сотрудничал с национал-социалистами Третьего рейха. Сегодня именно он стал символом новой Украины. В Галичине возводятся памятники Бандере, его именем называются улицы, школы, день его рождения отмечается ночными факельными шествиями в Киеве, Львове, Днепропетровске, Одессе и других городах, напоминающими шествия национал-социалистов 1930-х годов, на его биографии воспитывается молодое поколение.

Наверное, в этом не было бы ничего драматичного, если бы С. Бандера был героем всей Украины, а его националистическую идеологию разделяли все украинцы. Но этого не было в прошлом и нет сегодня. Для большей части украинского общества национализм Бандеры совершенно неприемлем. Его решительно отвергают этнические украинцы, проживающие в центре, на востоке и юге страны, граждане Украины других этнических групп — русские, поляки, евреи, испытавшие в годы Великой Отечественной войны все ужасы радикального национализма. Стоит ли доказывать, что насильственное утверждение такой идеологии раскалывает общество, провоцирует скрытое и открытое сопротивление.

Не знаю, насколько корректным является определение военного мятежа в Донбассе как «этнической гражданской войны», о чем пишут в порыве откровенности национально сознательные патриоты, но несомненно то, что одной из главных его причин, как и выхода Крыма из состава Украины, стал фактор их этнокультурной несовместимости с галицким национализмом.

Власти США и Евросоюза выразили Украине решительную поддержку в связи с понесенными ею территориальными потерями, обвинили во всем Россию, наказали ее экономическими санкциями — и ни слова о собственной вине. А ведь не прояви они в конце 2013 года столь откровенного нетерпения в связи с отсрочкой подписания Украиной соглашения об ассоциации, не подтолкни так называемый Евромайдан к вооруженному государственному перевороту 22 февраля 2014 года — никакой аннексии Крыма и мятежа в Донбассе не было бы. Не приходили же эти сепаратистские мысли на ум в условиях политической стабильности в стране.

Одним из драматических последствий интеграции Украины в Европу, как теперь становится понятно, должно стать изменение ее цивилизационной идентичности. Всем памятно, как режим Януковича в полном единении с политическими оппонентами постоянно твердил о том, что европейский выбор для Украины не только безальтернативный, но еще и цивилизационный. Вначале казалось, в том числе и автору этих строк, что все это от элементарного непонимания содержания понятия «цивилизация». Даже как-то странно было это слышать, зная, что наш цивилизационный выбор в пользу христианского православия был сделан еще в конце Х века Владимиром Святым. Но постепенно выяснилось, что это не от неграмотности, а от стремления интегрироваться с католической и протестантской Европой не только политически и экономически, но и культурно. По сути, эта тенденция исподволь утверждалась на Украине в течение всех лет независимости. О том же свидетельствует превращение Украинской католической церкви из региональной институции во всеукраинскую. Ее сакральный центр был перенесен из Львова в Киев, причем на левый берег Днепра, что должно было символизировать распространение этой церкви дальше на восток. Заметно оживились на Украине римско-католическая и протестантская церкви.

Одновременно с этим велась системная работа по расколу украинского православия. К ней приложили руку и первые лица государства, одержимые идеей создания на Украине единой поместной православной церкви, независимой от Московского патриархата. Из этой затеи ничего путного не вышло. К единству не пришли, но зато еще больше «разодрали» украинское православие. Теперь на Украине три православные церкви, оспаривающие друг у друга право не только на всеукраинскость, но и на имущественное наследие, что сопровождается ожесточенным противостоянием, нередко с трагическими последствиями.

Поразительно, что этот раздор подогревается людьми, зачастую не имеющими никакого отношения к православию. Их лозунг — «Независимой Украине нужна независимая православная церковь» — не имеет ничего общего с радением за «нэньку» Украину. Это циничное политиканство, направленное на эрозию православной общности. Примечательно, что такая претензия предъявляется только к Украинской православной церкви, пребывающей лишь в молитвенном единении с русской. Ничего похожего не слышно по отношению к тем украинским церквям и конфессиям, которые связаны с зарубежными центрами канонически и административно.

Еще одной претензией к православию является якобы его архаичность, неспособность адаптироваться к нынешнему быстро меняющемуся миру. Порой даже высказывается сожаление, что князь Владимир не на того «коня» поставил. Вот если бы принял христианство из Рима, то сейчас и мы жили бы не хуже, чем католический Запад.

Одним из наглядных свидетельств утраты Украиной своей православной сущности является активное внедрение в церковную праздничную обрядность католических традиций. Деда Мороза, который был символом новогодних празднеств на Украине, заменили Санта-Клаусом. От его непременной спутницы Снегурочки и вовсе отказались. Празднованию католического Рождества придали всеукраинский размах. Правда, называют его почему-то «европейским». То ли не хотят лишний раз травмировать православных, то ли стараются подчеркнуть, что Рождество, отмечающееся 7 января, не является европейским. Раздаются призывы, в том числе от высокопоставленных государственных деятелей, вообще отказаться от празднования Рождества Христова в январе и отмечать его только в декабре. Удивительно, что такую готовность выразили также предстоятели Украинской православной церкви (Киевского патриархата) и Украинской грекокатолической церкви, правда, оба оговорились, что на это надо бы получить согласие верующих.

Практически полный разрыв между Украиной и Россией произошел в культурной и научной сферах. Появились черные списки невъездных на Украину российских артистов, музыкантов, писателей, запретные перечни российских фильмов, литературных произведений. Раздаются даже призывы «почистить» украинские библиотеки и освободить их от «русскоязычной макулатуры». Постепенно разорвались научные контакты, академические и университетские, не стало централизованного обмена литературой, прекращено функционирование двусторонних научных комиссий, проведение конференций. От этого плохо всем, но особенно негативно это отражается на уровне украинской науки и культуры, которые заметно провинциализируются. Наверное, в области точных и естественных наук потери из-за разрыва связей с Россией можно будет с течением времени (правда, длительного) компенсировать налаживанием связей с Западом. Но в области гуманитарных наук, в частности исторических, где у нас единый предмет исследования, такая компенсация в принципе невозможна. Однако, судя по тому, что финансирование украинской науки каждый год сокращается, эта сфера не является приоритетной для новой Украины.

В системной работе по отрыву Украины от России большое место отводится переоценке исторического прошлого двух стран. Новые этноисторики и этнополитологи фактически изъяли Украину из общевосточнославянского и общероссийского исторического контекста. В учебниках для средней школы и вузов теперь утверждается, что украинцы генетически не имеют ничего общего с русскими, что объединение с Россией в 1654 году было навязано нашим предкам коварными москалями, что советскую власть принесли на Украину на штыках русские большевики, что никакой Отечественной войны у украинцев не было, что пакт Молотова-Риббентропа, в результате которого удалось присоединить к Украине ее западные регионы, — не что иное, как преступный сговор двух агрессоров, а освобождение народов Европы от фашистской чумы было их порабощением Советским Союзом...

Можно сказать, произошла тотальная перелицовка украинской истории. Из ее полноправного субъекта украинцы по недомыслию национал-патриотов превращены в объект. Но, во-первых, это совершенно расходится с объективной реальностью, которая неоспоримо свидетельствует, что они такие же сотворцы общей истории, как и русские. Во-вторых, это плохая услуга нынешнему украинскому обществу, поскольку формирует в нем негативное историческое самосознание, воспитывает комплекс неполноценности. Ведь если у народа в прошлом были одни беды, то где гарантия, что в будущем станет по-другому? Определенно, это слишком высокая цена за призрачную возможность стать европейцами.

Брутальная евроинтеграционная непреклонность майданных политических элит, ставших новой властью, породила тенденцию к разрушению украинской государственности. Наглядным свидетельством этого могут служить регулярные кулачные бои в Верховной раде, скандалы в правительстве и окружении президента, атаманщина командиров добровольческих батальонов, неподконтрольных силовым структурам, «мусорная люстрация», подрывы линий электропередачи и др. Похоже, этот управленческий хаос на руку западным опекунам Украины, поскольку создает благодатную почву для их востребованности и в этой области. Наблюдая за тем, как встречают высшие государственные чиновники вице-президента США Д. Байдена, трудно отрешиться от мысли, что именно он является верховным сувереном Украины. Характерно, что до его последнего приезда в ноябре 2015 года в прессе усиленно муссировались слухи о скорой отставке премьера А. Яценюка. Был организован даже мини-майдан у стен кабинета министров. Однако после его отъезда об этом все в одночасье позабыли. И, видимо, не случайно мудрый народ сочинил поговорку: «Вот приедет Байден, Байден нас рассудит».

О разрушении украинской государственности свидетельствует также широкое привлечение на ответственные управленческие посты — министерские, губернаторские, прокурорские и другие — иностранцев, не обязательно американцев, но непременно их ставленников. Президент немедленно снабжает их гражданскими паспортами, правда, от этого они не становятся украинцами. Практически все не могут связать и двух-трех предложений на «соловьиной мове», зато в критические моменты, как в случае скандала между министром А. Аваковым и губернатором М. Саакашвили, прекрасно пользуются «ненавистным» на Украине русским языком. К сожалению, некоторые из них руководят ведомствами, не имея соответствующего профильного образования. И судя по тому, что экономика и финансы (при министрах-иностранцах) оказались почти полностью разрушенными, руководят не лучше украинцев.

Объясняя назначение иностранных «ловцов счастья и чинов» на высокие правительственные должности, президент Порошенко отметил, что эти люди не связаны на Украине родством и кумовством, а следовательно, не будут подвержены коррупции. Аргумент более чем сомнительный, но если руководствоваться им, то логично распространить это условие также на премьера, президента, а может, и на народных депутатов. Здесь ведь тоже не обходится без кумовства и коррупции. Правда, из обнародованной видеозаписи конфликта между Саакашвили и Аваковым выяснилось, что коррумпированность не является специфической особенностью только украинцев. Грузин и армянин, судя по их взаимным обвинениям в воровстве, также не лишены этого порока.

Из всего этого следует, что послемайданная Украина обладает весьма относительной государственностью вообще и украинской в частности. Евро-американские наставники не озабочиваются такими сантиментами, как самолюбие и достоинство украинцев, поэтому нисколько не щадят их. Наших национал-патриотов, которые при каждом удобном случае кричат о тысячелетней украинской государственности, это должно было бы оскорблять. Оказывается, нет, не оскорбляет. Если в Европу, то можно и без национальной гордости.

Трудно сказать, станет ли Украина когда-либо полноправным членом Европейского союза, но что касается ее интеграции в Североатлантический альянс, то здесь у украинских руководителей оптимизма значительно больше. Можно сказать, что де-факто Украина уже там. НАТО, не в пример ЕС, оказывает финансовую поддержку Украине в проведении военных реформ, осуществляет поставки вооружения и военного снаряжения, электронного оборудования, на постоянной основе обучает украинских солдат военному делу, выделяет деньги на развитие и обустройство пограничной инфраструктуры. Не ожидая, когда украинские вооруженные силы будут отвечать всем стандартам НАТО, в сентябре 2014 года было подписано соглашение о формировании литовско-польско-украинской бригады. Украина заключила договоры о сотрудничестве с Польшей и странами Балтии, что узаконивает получение военной помощи от НАТО. В 2015 году на территории Украины (Львовская область) были проведены масштабные международные учения войск США, Канады, Германии, Бельгии, Великобритании, Турции, Польши и других стран. Генсек альянса Йенс Столтенберг провел переговоры в Киеве о доведении оборонного сектора Украины до полномасштабных стандартов НАТО.

Видимо, этому подчинен и военный бюджет Украины на 2016 год, о котором министр обороны С. Полторак с удовлетворением сказал, что он «очень хороший». Нет ни малейших сомнений и в том, что ничего подобного не сможет сказать ни один из руководителей других министерств и ведомств. На образование, науку, здравоохранение, социальную сферу, культуру денег нет, но военный бюджет «очень хороший». Он будет еще лучше, когда на территории Украины появятся военные базы НАТО. О том, что это неизбежно, свидетельствует опыт соседних с Украиной стран. По существу, не отрицает этого и министр обороны Украины, заявивший, что пока так вопрос не стоит. «Обнадеживает» и госсекретарь Д. Керри, отметивший, что США «рассчитывают получить на Украине дополнительные возможности», которых требуют их национальные интересы.

Учитывая все вышесказанное, не стоит ожидать, что Украину ждет в Европе светлое будущее. Во-первых, она придет туда измененной до неузнаваемости, во-вторых, претендующей на опасную роль антироссийского «тарана». Неужели это в интересах украинского народа?

P. S. Социологические опросы показывают, что и сегодня, после столь резкого ухудшения отношений с Россией, около половины населения Украины не поддерживает ее вступление в НАТО.

 

8. Откуда пошла Русская земля?

[134]

Вопрос, вынесенный в название лекции, — один из важнейших в отечественной историографии со времен летописца Нестора. В «Повести временных лет» он стоит в одном ряду с другим, органично связанным с ним вопросом: «Кто в Киевѣ нача первеѣ княжити?» В Ипатьевской летописи, содержащей одну из редакций «Повести...», слово «в Киеві» заменено на «в ней». То есть в Русской земле. Определенно это смысловая замена, а не случайная. Для первых летописцев было ясно, что Киев и Русская земля суть тождественные понятия. Подтверждением этому являются слова о Киеве, вложенные в уста князя Олега: «Се буди мати градомъ русьскимъ», а также особая рекомендация полян, которые «ныне зовомая Русь».

Отвечая на свой вопрос, Нестор внес на страницы летописи предание об основателях Киева — братьях Кие, Щеке и Хориве. Полемизируя с «не свѣдущими», полагавшими, что Кий был «перевозникъ», он отметил: «Аще бо былъ перевозникъ Кий, то не бы ходилъ Царюгороду: но сей Кий княжаше в родѣ своемь, приходившю ему ко царю». Предание не датировано, не назван по имени и византийский император, но историчность события засвидетельствована наличием на Старокиевской горе остатков древнейшего киевского града. По-разному определяют исследователи время его жизни, но то, что он существовал задолго до «призвания» варягов, ни у кого сомнений не вызывает. Аналогичные киевскому укрепленные центры, о чем пойдет речь ниже, обнаружены на всей территории расселения восточных славян, и все они построены в VI-VIII веках. В них и берет начало восточнославянская государственность.

Исторически так сложилось, что точкой отсчета государственной истории Руси стал 862 год, когда, согласно летописному преданию, северные восточнославянские племена призвали на княжение варяжских братьев Рюрика, Синеуса и Трувора. Спор по этому поводу антинорманистов и норманистов был разрешен в пользу последних не научными аргументами, а правительственными указами: в 1862 году — царским, в 2011-м — президентским. Как можно заключить на основании работ, опубликованных российскими историками в связи с празднованием 1150-летнего юбилея Российского государства, тема норманнского приоритета в его создании больше не подвергается сомнению.

Иноземное начало Русской земли и ее государственности засвидетельствовано установлением в Старой Ладоге 12 сентября 2015 года памятника варягам Рюрику и Олегу Вещему. Оба отрекомендованы основателями российской государственности и даже великими князьями. И это притом, что о государственном строительстве Рюрика на Руси в летописи вообще ничего не сказано, а в Киеве задолго до варяжского «призвания» княжили Кий и его наследники, а также Аскольд и Дир, предпринявшие поход на Константинополь за два года до прихода к славянам Рюрика и за 22 года до вокняжения в Киеве Олега. Зная все это, трудно согласиться с «первоучредительной» государственной ролью Рюрика и Олега.

Конечно, это слишком упрощенный взгляд на политическую эволюцию восточных славян. Он в принципе исключает признание у них внутренней самоорганизации в доваряжское время. Не было наряда у славян, как простодушно отметил летописец, но пришли из-за моря варяги (Рюрик, Синеус и Трувор) и установили его. В реальности, разумеется, все было намного сложнее, что, собственно, и следует из внимательного прочтения летописи, а также анализа археологических источников, полученных в результате многолетних раскопок восточнославянских памятников.

Коротко остановимся на вопросе происхождения названия «Русь», которое, согласно одной из историографических традиций, как и государственность, также принесли в восточнославянскую среду варяги. Исходные данные для вывода историков о северном, а точнее шведском, происхождении термина «русь» находятся в летописной статье 862 года. Однако она настолько противоречива, что сделать по ней однозначное заключение нет ни малейших оснований. Заявив, что новгородские словене «идоша за море къ варягомъ, к руси», летописец затем привел перечень скандинавских народов, в котором места для руси не нашлось. «Сице бо ся зваху тьи варязи русь, яко се друзии зовутся свеи, друзии же урмане, анъгляне, друзии гъте».

Еще более существенным в этом летописном свидетельстве является то, что оно не отождествляет русь со шведами. Наоборот, утверждает, что шведы относительно руси такой же другой народ, как и норвежцы или датчане. Несколькими строчками ниже русы у летописца выступают и теми, кто участвовал в приглашении, и теми, кого приглашали: «Рѣша русь, чюдь, словѣни и кривичи, и вси... И изъбрашася три братья с роды своими, пояша по собѣ всю русь».

Этническая разность руси и шведов засвидетельствована и в Бертинской хронике епископа Пруденция. Рассказывая о пребывании посольства русов в 838-839 годах в Константинополе и Ингельгейме, автор отметил, что в столице Византии они отрекомендовались представителями народа «Рос» (Rhos) и посланниками хакана (chacanus), а в столице Франкского королевства назвались не русами, а свеонами. Стоит ли доказывать, что смысл этого признания послов противоположен тому, который пытаются придать ему сторонники скандинавского происхождения русов? Они не были этническими русами, но лишь находились у них на службе. Аналогичные ситуации имели место и во времена Олега и Игоря, чьи послы-норманны также заявляли, что они «от рода рускаго».

Исходя из свидетельств Бертинских анналов, а также «Баварского географа», разместившего Русь (Ruzzi) в непосредственном юго-западном соседстве с хазарами (Caziri), можно полагать, что русы были известны на юге восточнославянского мира задолго до их летописного «призвания» из-за моря.

Собственно, и наиболее резонансное событие, связанное с русами (поход 860 г. на Константинополь), состоялось также раньше их «призвания». Предположение, что поход был предпринят из далекого и малонаселенного Волховско-Ильменского края, совершенно нереалистично, о чем автору этих строк уже приходилось писать. Однако парадокс в объяснении этого события заключается в том, что исследователи, даже те, которые разделяют практическую невозможность такого дальнего похода, упорно не хотят признать исходным его пунктом Киев и Среднее Поднепровье. Для них это незнаемая земля, находящаяся где-то севернее Причерноморья, но при этом, как утверждает А. А. Горский, не слишком далеко к северу.

При ответе на вопрос, кто такие русы и откуда они происходят, нельзя абстрагироваться от тех летописных свидетельств, которые связывают это название исключительно с насельниками Среднего Поднепровья. Единственным восточнославянским племенем, получившим новое имя, были поляне: «Поляне, иже ньнѣ зовомая Русь». «Матерью городов русских» был назван их город Киев, а не Ладога или Новгород, где раньше всего утвердились северные пришельцы. Ничего не сказано в летописи о русах в рассказе о походе Олега из Новгорода в Киев. В его войске были варяги, чудь, словене, меря, весь, кривичи.

Не дают оснований отождествлять русов с варягами и более поздние летописные свидетельства, в частности те, в которых рассказывается о борьбе за Киев Ярослава и Святополка. В собранной Ярославом в Новгороде многотысячной дружине, с которой он выступил на Киев, были «варяги и прочие вои», но не было русов. В то время как Святополк выступил навстречу из Киева «пристрои бе-щисла вои, Руси и печенѣгь». О русах в войске Ярослава говорится в статье 1018 года, когда он, будучи уже киевским князем, отражал наступление Болеслава Храброго и Святополка: «Ярославъ же, совокупивь Русь, и варяги и словѣнѣ, поиде противу Болеславу и Святополку». В приведенных свидетельствах важными являются два обстоятельства: летописец, во-первых, не отождествляет варягов с русами, во-вторых, обнаруживает последних только в дружинах киевских князей.

О южном происхождении этнонима «Русь» и его носителей свидетельствуют также византийские письменные источники. В них название «росы» постоянно заменяется словами «скифы» и «тавроскифы», что было бы совершенно невозможным, если бы эти росы являлись жителями далекого скандинавского севера. К тому же греческие авторы всегда четко различали варягов и русов. В частности, во всех императорских хрисовулах, регламентировавших пребывание иностранных наемников в Византии, варяги и русы неизменно предстают как различные этнические группы.

Так что, перефразируя известное изречение классика, можно сказать, что выводы о тождестве варягов и руси сильно преувеличены.

Однако независимо от того, кем были летописные варяги, очевидно, что не они положили начало восточнославянской государственности. Это невозможно ни теоретически, ни практически. Если мы внимательно вчитаемся в летопись, то обнаружим, что варяжские находники не принесли в среду восточных славян новую административно-политическую организацию, но воспользовались уже существующей. «И раздая (Рюрик. — П. Т.) мужемь своимь волости, и городы рубати, овому Польтескь, овому Ростовь, другому Белоозеро». Отметив, что в этих городах сели находники-варяги, летописец пояснил, что «пѣрвии насельници в Новѣгородѣ словенѣ, въ Полотьски кривичи, в Ростовѣ меря, в Бѣлѣозерѣ весь, в Муромѣ мурома».

Аналогичная ситуация имела место и на юге восточнославянского мира. Аскольд и Дир, названные в летописи боярами Рюрика, по пути в Царьград увидели на «горі городокъ» и, выяснив, чей он, решили в нем остаться. «Асколдъ же и Диръ остаста въ городѣ семъ... и начаста владіти Польскою (Полянскою. — П. Т.) землею».

Еще более убедительным свидетельством существования административной и политической организации восточных славян доваряжского времени является рассказ о походе Олега в 882 году на юг. «И приде къ Смоленьску съ кривичи, и прия градъ, и посади мужь свой, оттуда поиде внизъ, и взя Любець, и посади мужь свой». В Киеве он сел сам, убив Аскольда и Дира. «И сѣде Олегъ княжа въ Кыевѣ».

Как видим, варяги не основывают новые города, но овладевают уже существующими, не учреждают в них администрацию, но меняют прежнюю на свою, не создают волости-земли, но распространяют свой суверенитет на уже существующие.

Чтобы завершить этот сюжет, следует сказать, что в наше время вопрос о том, кому принадлежит приоритет в создании Древнерусского государства, потерял свою остроту. С одной стороны, уже никто не спорит с тем, что варяги принимали участие в начальной русской истории, с другой — всем стало очевидно, что государства являются прежде всего продуктами внутреннего социально-экономического развития обществ. Что касается варягов, то здесь и спорить не о чем. Они никак не могли принести в восточнославянский мир структурированную государственность, поскольку еще не имели таковой у себя на родине.

Оказавшись по воле случая в чужой стране и в чуждом для себя мире, варяжские пришельцы должны были очень быстро адаптироваться к новым условиям жизни, перенять от восточных славян традиции их государственности, принять их властную титулатуру. Неслучайно Рюрик и его ближайшие преемники назывались не конунгами, коими они были в прошлом, но князьями. Да и по существу натуральными варягами были только Рюрик, Олег и Игорь. Остальных ближайших к ним князей можно называть варяжскими лишь весьма условно. Ольга была славянкой, ее сын Святослав — наполовину славянином, а Владимир и вовсе на три четверти славянином.

Трудно сказать, сколь долго сохранялся в киевском княжеском роде пиетет по отношению к своему норманнскому происхождению, но совершенно определенно уже со времен Ольги и Святослава этот род не мыслил себя вне интересов государства, во главе которого находился. Судя по именам, княжеский род на Руси вообще надолго забыл о своем легендарном первопредке. Память о нем всплыла только в третьей четверти ХІІ века и не получила сколько-нибудь широкого распространения. Его именем за всю историю Руси домонгольского времени были названы только два князя. Не было и «гордого именования князей Рюриковичами», как об этом пафосно сообщается в издании, посвященном открытию памятника Рюрику и Олегу в Старой Ладоге. «Ярославичами», «Мономаховичами», «Ростиславичами», «Ольговичами» князья именовались, а вот «Рюриковичами» — нет.

Из летописных свидетельств явствует, что начало восточнославянской политической организации относится к третьей четверти І тысячелетия н. э. Перечисляя восточнославянские племенные объединения, Нестор и его предшественники называют их поименно — поляне, древляне, северяне, дреговичи, словене и другие, а там, где пытаются определить их социальную организацию, — княжениями. После смерти полянского князя Кия, замечает летописец, «почаша родъ ихъ княженье в поляхъ, а въ деревляхъ свое, а дреговичи свое, а словѣни свое». Род здесь определенно выступает как правящая княжеская династия.

В юбилейном сборнике «Средневековая Русь», посвященном 1150-летию зарождения российской государственности, историк А. А. Горский пришел к выводу, что предложенный им ранее термин «племенное княжение» не вполне удобен в употреблении, поскольку определение «племенное» сохраняет иллюзию, будто эти общности носили родо-племенной характер. Теперь он предлагает применять к ним термин, известный в византийских источниках, — «славинии».

Должен огорчить А. А. Горского. Термин «племенное княжение» был введен в научное обращение не им, но Д. Я. Самоквасовым еще в начале ХХ века. «Формой общежития русских славян ІХ века, — писал он, было племенное княжение, племенное государство... Таких государств на всем пространстве земли между Ладожским озером и Черным морем, Карпатами и верхним течением Волги было только двенадцать». В 1960-1970-х годах этот термин широко применялся по отношению к летописным племенам третьей четверти І тысячелетия н. э. В том числе и автором этих строк в книгах «Історична топографія древнього Києва», «Древнерусский феодальный город» и др.

Опасения А. А. Горского, что определение «племенные» порождает иллюзию некоей архаичности этой общности, безосновательно. О терминах ведь договариваются. А то, что летописные племена — не мелкие родоплеменные образования, а крупные территориальные объединения, союзы племен, ни у кого из занимавшихся этой проблемой не вызывало сомнений уже со времен А. А. Спицына и Д. Я. Самоквасова.

И уж, конечно, его никак не может заменить византийский термин «славиния», поскольку он не имеет социально-политического содержания, а является этническим определением, уточняющим, что «поляне», «древляне», «северяне» и прочие являются славянами. Этот термин не отвечает на вопрос, на каком этапе политического развития находились восточнославянские «славинии». Попытки объяснить их социальную сущность новомодными терминами «сложного и сверхсложного вождества», что предлагает А. А. Горский, не кажутся удачными. Да и зачем придумывать какое-то вождество, когда в летописи имеется термин «княжение»? Не проще ли соотносить эти ранние восточнославянские княжения с военно-демократической стадией государственности, установленной Ф. Энгельсом?

Практически каждому из племенных княжений соответствует своя археологическая культура, памятники которой покрывают большие территории. Их социальные центры в летописи названы «градами». В рассказе об основании Киева читаем: «И створиша городокъ во имя брата ихъ старѣйшаго». Говоря об уличах, летописец замечает, что те сидели по Днепру до моря «и суть грады ихъ и до сего дне».

Археологические исследования выявили такие ранние городки в Киеве, Чернигове, Зимно, Пастырском, Битице, Хотомеле, Колочине, Тушемле, Изборске, Пскове, Старой Ладоге и др. Типологически все они очень близки между собой и определенно являлись административными центрами племенных союзов.

В свое время П. Н. Третьяков применил по отношению к раннесредневековым племенным или, точнее, межплеменным центрам термин «эмбрион города». При всей условности он в целом верно отражает социальную сущность восточнославянских градов VI-VIII веков. Видеть в них истоки древнейших городов так же естественно, как и в племенных княжениях — начало древнерусской государственности.

Исследуя проблему происхождения древнерусских городов, я пришел к выводу, что ранние восточнославянские «грады» социально и стадиально очень близки к таким же центрам западных славян (Макульчицы, Стары Замки, Ленчица, Шелиги), а восточнославянские союзы племен или княжения политически напоминали раннегосударственные образования моравов и словаков (государство Само), полянский и мазовшанский союзы племен в Польше.

О наличии у восточных славян собственной общественно-политической организации еще до прихода варягов наглядно свидетельствуют военные походы Олега против них. Цель этих походов — подчинить местное население новой киевской власти. «Поча Олегъ воевати древляны, и примучивъ я, имаше на них дань по черной куне». «Иде Олегъ на сѣверяне, и побѣди сѣверяны, и възложи на нь дань легъку, и не дасть имъ козаромъ дани платити». Вслед за древлянами и северянами Олег распространил даннические отношения и на радимичей. С уличами и тиверцами, как отметил летописец, новый киевский князь находился в состоянии войны.

«Примучиванием» восточнославянских княжений пришлось заниматься и преемникам Олега, причем по несколько раз одних и тех же. Из летописной статьи 913 года следует, что поход Игоря на древлян был вызван тем, что они после смерти Олега вышли из подчинения Киеву: «Затворишася отъ Игоря по Олговѣ смѣрти». В результате нового похода на них была возложена дань еще большая, чем при Олеге. Неумеренные даннические аппетиты Игоря закончились, как известно, восстанием древлян и казнью киевского князя. Окончательно покорить древлян удалось только Ольге. Дважды ходил на вятичей Святослав, в результате чего они также оказались данниками Киева: «В лѣто 6474. Вятичи побѣди Святославъ, и дань на нихъ възложи».

К сожалению, лаконичные летописные известия не сохранили (за редким исключением) имена племенных князей, которых «примучивали» первые киевские Рюриковичи. На этом основании некоторые исследователи вообще не находят им места в ранней государственной структуре Руси, отдавая приоритет варягам.

Между тем административно-политическая система восточных славян, сохранявшаяся практически неизменной вплоть до административных реформ Святослава и Владимира, хорошо отражена в летописи. Говоря об укладах на Киев, Чернигов, Переяславль, Полоцк, Ростов, Любеч и другие города, летописец в статье 907 года отметил, что «по тѣмь бо городамъ сѣдяху велиции князи подъ Ольгомъ сущее». Содержательно близкие записи находятся и в договоре 911 года. Послы «от рода Рускаго» представляли не только Олега, но и «всѣхъ, иже суть подъ рукою его, свѣтлых бояръ», а греки должны были хранить любовь «кь княземъ же свѣтлымъ нашимъ Рускым и къ всѣмъ, иже суть подъ рукою свѣтлаго князя нашего». В договоре 944 года говорится, что большое русское посольство было направлено в Царьград «отъ Игоря, великого князя рускаго, и от всякоя княжья, и отъ всѣхъ людий Руския земли».

Мимо этих не совсем понятных летописных дефиниций не прошел ни один историк Киевской Руси. Объяснение они получили разное. Одни (М. П. Погодин, С. М. Соловьев, Х. Ловмянский, А. В. Назаренко и др.) видели в «князьях под Олгом сущих» или во «всяком княжье» договора 944 года членов семейства Рюриковичей, другие (С. В. Юшков, Б. Д. Греков, Б. А. Рыбаков, П. П. Толочко и др.) полагали, что летописец под этими определениями имел в виду местных славянских князей, покоренных центральной киевской властью.

М. С. Грушевский, обратив внимание на стабильное число послов в договорах, считал, что оно отражало «состав государства из двадцати княжеств до середины Х века». При этом не исключал, что в некоторых уже могли быть князья, посаженные из Киева, но в большинстве «нерушимым оставалось собственное управление и свои князья».

В наше время близкую мысль высказал Г. Г. Литаврин. Согласно ему, русские послы договора 944 года и свиты Ольги, нанесшей визит в Константинополь, числом 22 представляли интересы 22 «городских и одновременно крупных административных центров».

Для историка, владеющего не только письменными, но и археологическими источниками, такое понимание летописных свидетельств кажется естественным и единственно возможным. Ведь посольства в Константинополь снаряжались киевскими князьями после военных походов, а поэтому определенно должны были иметь такое же представительство, какое было и в военных акциях. Невозможно представить, чтобы для походов привлекались силы многих восточнославянских племенных объединений (полян, северян, древлян, кривичей, словен, тиверцев и др.), а при заключении мирных договоров их интересы никто не представлял.

А. В. Назаренко, посвятивший этим свидетельствам летописи специальное исследование, фактически вернулся к объяснениям, предложенным еще С. М. Соловьевым. При этом отказал в аутентичности уточнению «по тем бо градам седяху велиции князи, под Олгом сущее», завершающему список городов. Ему кажется, что это разъяснение летописца начала ХІІ века, который не мог представить себе никакой другой уместной для князя позиции, кроме стола в том или ином «граде».

К сожалению, это сомнение не подкреплено какими-либо аргументами. Скажем, хотя бы тем, что в источниках известен прецедент, когда все «княжье» земли сосредоточивалось в одном городе. Ссылка на авторитет А. Е. Преснякова, что в «древнейшее — Игорево время семья княжая сидит, по-видимому, нераздельно в Киеве», неубедительна, поскольку это не источник, а тоже мнение. К тому же мы не располагаем какими-либо документальными данными, которые бы свидетельствовали, что семья Игоря состояла, кроме Ольги и Святослава, также из многочисленного «княжья».

В связи с этим основной вывод А. В. Назаренко, что «князья под Ольгом сущее» и «всякое княжье» — это «довольно многочисленный кровнородственный коллектив, княжеский род в широком смысле слова», корпоративность владения которого выражалась в том числе в совместном пребывании в общей столице, подтвердить нечем. Из текста договоров это никак не следует. Наоборот, свидетельства о том, что это «княжье» находилось во власти Олега — «под Олгом сущее», или «под его рукою», к тому же представляло не только киевский княжеский род, но и «всѣхъ людий Рускои земли», а греческая дань распределялась между древнейшими городами (даже если их было меньше, чем перечислено в летописи), указывают на то, что русские посольства действительно представляли интересы всех административно-территориальных единиц, подвластных или временно подконтрольных Киеву.

Отказывая послам в широком поземельном представительстве, А. В. Назаренко неожиданно предположил, что таковыми следует считать «гостьев». Но эта интересная мысль, по существу, опровергает его же собственный вывод об исключительно киевском составе посольств. Если города и земли могли быть представлены купцами, то почему не могли послами? Тем более что в договоре 944 года, где упомянуты послы и гости («съли и гостье»), они не разделены по этим двум категориям и скорее всего совмещали в себе обе функции.

И, конечно же, у нас нет оснований видеть во всяком княжье исключительно членов семейства Рюриковичей. Если исходить из свидетельств русской летописи — а других источников о семействе первых киевских князей северного происхождения у нас нет, — то говорить о Рюриковичах во множественном числе до конца ІХ — первой половины Х века вообще не приходится. Рюриковичем был Игорь. К этому роду, возможно (но не обязательно), принадлежал Олег, укорявший Аскольда и Дира в их некняжеском происхождении и рекомендовавший таковым себя («но азъ есмь роду княжа»). Но это и все Рюриковичи, которые утвердились в Киеве. Большая кровнородственная семья из них явно не получается, даже в широком смысле слова.

Против расширительного понимания киевского семейства Рюриковичей конца ІХ — первой половины Х века как многочисленного кровнородственного коллектива свидетельствует и тот факт, что ни один из предполагаемых его представителей не заменил собой кого-либо из племенных князей. Первыми Рюриковичами, посаженными на земельные столы, были сыновья Святослава.

Не убежден, что нам стоит слишком концентрировать свое внимание на виртуальном, когда имеем столько реальных свидетельств о характере и структуре восточнославянской власти накануне и в первые десятилетия утверждения на Руси варяжских князей. Наглядное представление об этом дает пространный летописный рассказ о взаимоотношениях князя Игоря и княгини Ольги с древлянами.

Конфликт между Киевом и Искоростенем возник из-за неупорядоченных даннических отношений. Древляне требовали установления нормированной дани и сохранения автономии своей земли, а Киев стремился устранить местную администрацию и заменить ее киевской.

Из статьи 945 года явствует, что древляне, вопреки не очень благосклонному представлению их киевским летописцем, в социально-политическом отношении ничем не отличались от полян. У них был свой князь, лучшие или нарочитые мужи, дружина, вече, то есть все те институты, которые характеризуют раннегосударственную форму общественной жизни. Причем сложились они задолго до середины Х века. Это видно из речи древлянских послов, обращенной к Ольге. В ней говорится не только о нынешнем древлянском князе Мале, но также о его предшественниках, которые обустроили Древлянскую землю. «А наши князи добри суть, иже распасли суть Деревьскую землю».

Центральным или стольным городом Древлянской земли был Искоростень. Однако это не единственное городское средоточие древлян, имелись и другие, о чем свидетельствует летописная статья 946 года. После неудачного сражения с киевской дружиной, водимой Ольгой и Святославом, древляне отступили в свои «грады» и закрылись в них: «Древляне же побѣгоша и затворишася в градѣхъ своихъ». О градах во множественном числе говорит и Ольга в своем послании к осажденным искоростенцам: «А вси гради ваши предашася мнѣ, и ялися по дань».

Археологические исследования последних лет, выполненные Б. А. Звиздецким, показали, что как город Искоростень ничем не уступал Киеву. Имел двухчастную планировочную структуру, располагал мощными укреплениями, имел достаточно богатую материальную культуру, развитые ремесло и торговлю. Найденные в нем золотые и серебряные височные кольца находят ближайшие аналоги в древностях Великой Моравии, Венгрии и Малой Польши, железные фибулы и серебряные гарнитурные бляхи — в Балтийском регионе, серебряные диргемы — на Арабском Востоке, предметы вооружения — в Средней и Северной Европе. Все эти вещи обнаружены под слоем пожарища 945 года, следовательно, их верхние даты не выходят за пределы первой половины Х века.

Взятием и сожжением Искоростеня Ольга определила новый статус Древлянской земли в административно-территориальной структуре Киевского государства. С автономией было покончено. Местная администрация была пленена и уничтожена: «Старѣйшины же града изънима, и прочая люди овых избы». Ее место заняла киевская. Система взимания дани была упорядочена, но ее размеры стали еще больше, чем это было при Игоре. Кроме того, в Древлянской земле появились опорные пункты киевской власти: «И иде Вольга по Деревьстѣй земли с сыномъ своимъ и съ дружиною, уставляющи уставы и уроки; и суть становища еѣ и ловища».

Летописный рассказ о драматических взаимоотношениях Киева с Искоростенем в середине Х века позволяет утверждать, что точно такими же они были и с другими восточнославянскими административно-политическими центрами.

В свое время А. Е. Пресняков полагал, что древнерусские волости появились постепенно, уже на глазах истории, и не представляли собой наследия «докняжеских» времен. Они явились на развалинах племенного быта, «не из него выросли, а его разрушили». Подобное утверждал и С. В. Юшков, считавший, что крупная феодальная сеньория Киевской державы возникла на развалинах племенных княжений. Сторонники такого взгляда на начало древнерусской государственности есть и в наше время.

Наверное, летописные известия о противостоянии племенных княжений и варяжской княжеской власти Киева дают основания для таких выводов. Внешне это действительно выглядело как отрицание наследия племенного этапа и создание нового строя власти. Известно ведь, что «примучивание» восточнославянских племен сопровождалось истреблением их князей и сожжением административно-политических центров. Археологические исследования укрепленных «градов» VII-IX веков обнаружили практически повсеместно мощные слои пожарищ, которые как бы разделили их жизнь на два этапа — племенной и киево-русский.

И тем не менее у нас нет оснований отрицать естественную преемственность этих двух периодов отечественной истории. Изучение процессов формирования старейших древнерусских городов показывает, что практически все они имеют культурные слои третьей четверти І тысячелетия. Их социальное и общественно-политическое значение как племенных средоточий не пресеклось и на следующем этапе развития. Только теперь они стали стольными городами уделов, а Киев — столицей объединенной Руси.

Все это в полной мере справедливо и в отношении новых городов, которые строились княжеской властью на не обжитых ранее местах. Речь идет о необжитости конкретных топографических точек, но не территорий, где они основывались. Новый Искоростень, к примеру, был сооружен не более чем в километре от старого. И с тем же названием. Этот и другие подобные примеры свидетельствуют, что города, строившиеся княжеской властью, накладывались на сформировавшуюся до них социальную округу. По сути, на княжеском этапе и племенная территориальная структура не претерпела особых изменений. Она естественным образом трансформировалась в удельную.

Из сказанного следует, что мы не должны исключать «племенной» этап в жизни восточных славян из эволюции их государственности, равно как и начинать политическую историю Древней Руси лишь с прихода варягов, что имеет место в наше время. И даже сопровождается поиском первой русской столицы где-то на севере восточнославянского мира — в Старой Ладоге или Новгороде. Это контрпродуктивное занятие как в научном, так и в общественно-политическом смысле. Мы в лучшем случае определим административно-политические средоточия отдельных восточнославянских межплеменных объединений. При этом, если не будем прибегать к насилию над источниками, придем к выводу, что все они в социальном плане явления одного порядка. Ни один существенно не старше другого и политически не значимее. Ладога и Новгород на севере — такие же локальные центры роста ранней государственности, как Киев и Искоростень на юге или Полоцк на северо-западе. И ни один из этих городов не может рассматриваться в 860-х годах как столица Руси.

Общая столица для всех восточных славян появилась тогда, когда север и юг восточнославянского мира объединились в общее государственное образование. Столицей в 882 году стал Киев, в котором утвердилась варяжская по происхождению княжеская династия. И хотя появление названия «Русская земля» в летописи приурочивается к началу царствования императора Михаила ІІІ, числа в ней положены не от княжения Рюрика или Аскольда, но от княжения Олега. «А от перваго лѣта Михаилова до первого лѣта Олгова, рускаго князя, лѣт 29». Несомненно, летописцы осознавали, что только с этого события и следует отсчитывать историю восточнославянского государства с центром в Киеве.

В заключение хотелось бы сделать образное сравнение. Представьте себе большое дерево, которое пустило корни глубоко в землю. Корни — это те восточнославянские племена, которые питали это древо жизни. Ствол — Древняя Русь с IX по XIII век, до разгрома ее монголами, а три его ветви — это три восточнославянских народа: русские, украинцы и белорусы. Сейчас, как вы знаете, украинцы с чего-то решили, что им больше по душе друзья на Западе, чем на Востоке, отвергнув общую историю и забыв, что именно восточные славяне, русские не раз спасали их от крупных неприятностей. Думаю, что это затмение не продлится долго, надеюсь, на вашей памяти все восстановится, потому что это противоестественно, когда древо славянской жизни, разветвляясь, отрывается от своих корней, своей истории, своих традиций.

Вопросы и ответы

Александр АГЕЕВ, I курс, факультет искусств: — Уважаемый Петр Петрович, по одной из теорий, варяги — это название групп населения некоторых норвежских земель, которые были наемниками, захватывающими территории. Как это укладывается в Вашу теорию или, напротив, опровергается ею?

— Вообще у нас есть несколько разных теорий, в том числе и такая. Но точно известно, что это были северные народы, пришельцы с севера. Это в большей мере шведы и датчане, и Рюрик как историческая личность немножечко не совпадает с нашим Рюриком. Рерик Ютландский много лет служил полководцем Франкской империи и вплоть до 863 года был там на ведущих военных ролях. Но тот ли Рюрик пришел к нам, неизвестно. Мы думаем, что, может быть, и другой. В среде западных славян, в северно-германском поморье жили ободриты, вагры, и там был город Рерик. И есть теория, что, может быть, к нам пришел не тот исторически известный франкский кондотьер, а Рюрик из города Рерика. В Средневековье бывало, что по названиям городов именовали воинов и полководцев.

Так что, в общем, это тоже не исключено. Но, конечно, варяги — это северные народы, и они четко отождествляются с норманнами, шведами, датчанами и пр. Так что это все непросто. Еще в XIX веке существовало название «варязе», в переводе — впереди идущие, путешествующие. Но это не относится к делу. Варяги — это название конкретных народов.

Н. В. БУРОВ: — Петр Петрович, а ведь до сих пор в Восточной Померании, в этой части Германии, есть старые городки с вполне русскими именами — Петров, Бартов, Буров. Как Вы это можете объяснить?

— Дело в том, что это не русские имена, а славянские. И мы знаем, что до реки Травы на севере Германии был западнославянский лимес. И название реки Трава пошло от травы, и Свентина — святая речка, и много населенных пунктов названы славянскими именами. И город Старигард, в раскопках которого лет шесть назад я участвовал вместе с немецкими коллегами, — это центр славянского племени ободритов, бодричей или вагров. Поэтому славянский мир выходил в северную Прибалтику. Польские славяне тоже прильнули к Прибалтике и очень рано соприкоснулись с миром балтийских норманнов, северного народа балтийского поморья. Многие полагают, что еще до прихода на берега Днепра эти северные пришельцы уже наполовину были славянами. Они подозрительно быстро интегрировались в восточнославянский мир, никаких проблем не испытывали, потому что прошли через западнославянский фильтр.

Александр БЕЛЯЕВ, I курс, факультет искусств: — Правда ли, что славянские летописи впервые стали изучать в Германии?

— Это действительно так. Первыми учеными, которые начали читать наши летописи, в том числе «Повесть временных лет», были в основном немцы, в частности Шлецер. И, конечно, им очень нравилась теория о том, что пришли варяги в какой-то славянский мир, не обустроенный и дикий, и навели там порядок. Она до сих пор еще бытует в среде западно-немецких и части норманнских ученых. Первыми, кто выступил против этой теории, были Ломоносов, Гедеонов и некоторые другие российские ученые. В самом начале рождения норманнской теории появилась и теория местного происхождения. Тогда говорили, что это из патриотических побуждений. Но непонятно, почему по каким-то причинам можно утверждать, что нам все принесли, а нам самим нельзя думать, что у нас было все свое. Эта борьба норманистов и антинорманистов продолжалась практически до последнего времени. Сейчас она отчасти потеряла остроту, потому что мы имеем такие убедительные данные.

Для Миллера, Шлецера и других западных ученых восточные славяне были некой виртуальной реальностью. Но когда археологи раскопали эти материалы и оказалось, что восточные славяне до варягов жили не хуже, чем с ними, то восточнославянский мир стал представляться совершенно по-другому. И сегодня мы можем опереться на факты. Но в последнее время для нас всех стало как-то почетно, что наша отечественная история начинается с варягов. Мы как бы приобщены к Европе, в которую стремимся, по крайней мере у нас на Украине. Однако и в России есть такая тенденция. Поэтому уже не считается чем-то зазорным начинать отечественную историю с призвания варяжских князей — и указы, и памятники, и все остальное. Но по большому счету все начиналось с тех городков и княжений VI-VIII веков, о которых я только что рассказывал.

Ирина ЯКУШЕВА, I курс, факультет конфликтологии: — Вы сказали, что если мы обратимся к византийским и арабским источникам X века, то сможем заметить, что Черное море называется Русским. Хотелось бы уточнить, что это за источники?

— Их много. Самый главный — труды Ибн-Хордадбэха, историка IX века, который больше всех писал о славянах. Он называл русов подразделением славян, которые торгуют и возят товары в самые дальние страны. Еще есть Ибн аль-Факих, Ибн Русте и многие другие. Все это есть в моей книге «Откуда пошла Руская земля», которая теперь будет в вашей университетской библиотеке, вы сможете взять ее и обо всем этом прочитать.

Н. В. БУРОВ: — Разрешите реплику. История русского профессионального театра отсчитывается от года, следующего за годом создания Московского государственного университета. Мы знаем точную дату учреждения театра из указов, подписанных Елизаветой Петровной. Так вот самая первая пьеса, премьера, можно сказать, открытие русского профессионального театра, была как раз на эту тему. Это была трагедия Сумарокова «Синав и Трувор». Если подвернется под руку, почитайте, это интересно. Во-первых, другой язык, язык XVIII века, еще задолго до Пушкина; во-вторых, любопытный взгляд на историю — наивный, трогательный, слезливый, но в духе XVIII века. Можно ощутить аромат эпохи.

— Первым историком для нас, старших поколений, был Николай Михайлович Карамзин. Он написал многотомную «Историю государства Российского», при этом пользовался летописными источниками — восточными и европейскими. Это был очень образованный человек, но изложил историю доступным языком для всеобщего чтения. В начале XIX века этим изданием все восхищались, Александр Сергеевич Пушкин тоже был в восторге. Тогда Николая Михайловича Карамзина называли Колумбом русской истории. Как Колумб открыл Америку, так Карамзин открыл историю Руси, историю восточных славян. Хотя до Карамзина был Татищев, написавший «Историю Российскую», но эта работа академическая, сложная, язык приближен к летописному. Читать ее могли только специалисты. А Карамзин, можно сказать, открыл нам историю.

Кстати, в этом году исполняется 250 лет со дня рождения Николая Михайловича Карамзина. Это был потрясающий историограф. Он много путешествовал по Европе. Задавался вопросом: «Что есть Родина?» и отвечал: «Родина — это не территория, не красивые пейзажи, а пленительные воспоминания». Когда он обратился к истории Нестора и показал ее согражданам, это по существу и были его пленительные воспоминания о нашей прошлой героической жизни. И кем бы мы ни были, где бы мы ни оказались, конечно, эти пленительные воспоминания всегда будут питать и наш патриотизм, и нашу гражданственность, и гордость. Я, как представитель старшего поколения, хочу сказать, что хотя наша большая Родина была несовершенной, у меня о ней тоже остались пленительные воспоминания.

Полина ШЕМЯКИНА, I курс, факультет конфликтологии: — Как Вы считаете, все-таки Крым — это Россия или Украина?

— Вопрос сложный. Нужно дать такой ответ, чтобы удовлетворить одних и не обидеть других. Я вам так скажу: генетически Крым — это и не Украина, и не Россия, а административно-политически — все-таки Россия. Россия присоединила эту территорию в конце XVIII века по договору с Крымским ханством, и с тех давних пор Крым входил в состав России. Там стоял черноморский флот, как известно, Севастополь — гордость русских моряков. А в 1954 году, когда праздновалось 300-летие Переяславской рады, Н. С. Хрущев, не знаю из каких соображений, административно передал Крым в состав Украины. Тогда это происходило в рамках единого Советского Союза и не считалось, что Россия потеряла эту территорию. А после распада СССР оказалось, что Крым остался в составе Украины, а не России. Хотя, как уверяют осведомленные люди, Ельцин мог его спокойно «взять» еще тогда, в Беловежской Пуще. Но Борис Николаевич был человеком широкой души — берите, что хотите. Ему лишь бы поцарствовать.

Сейчас Крым снова стал российским. На Украине относительно Крыма преобладает термин «аннексия» Крыма. Но если считать, что это все же было волеизъявление крымского народа, то было бы не вполне корректно говорить об аннексии. Я, как украинец, жалею, что Крым ушел от нас. И тем национал-патриотам, с которыми дискутирую, говорю: «Ребята, хорошо, вы патриоты, а я нет, но если бы я был президентом, то и Крым бы наш был, и в Донбассе бы войны не было». Ведь чего хотели эти люди? Говорить на русском языке и иметь экономическую самостоятельность. Ну получил бы Донбасс автономию в конституционных рамках — что в этом страшного? Сказали бы им: лишь бы вы были законопослушными гражданами Украины, и все. Нет, наши молодые «послемайданные» революционеры в раже своем — всех к ногтю, всех через колено. Люди испугались. И крымчане быстренько сообразили, да и Россия подсуетилась. А в Донбассе началось восстание, которое продолжается до сих пор. Это, в общем, наша трагедия. И она, конечно, накладывает отпечаток на наши отношения. Ну что сделаешь. «Маємо те, що маємо», — сказал наш первый президент Кравчук.

Екатерина КОВАЛЬЧУК, I курс, факультет искусств: — Какую веру в основном исповедовали славяне до появления христианства? Только ли язычество?

— В каждом городке существовало языческое капище, совершались жертвоприношения, в том числе человеческие. Как пишет летописец, в Киеве после 983 года, когда убили христиан Федора и Иоанна: «И осквернися земля Руская кровью и холм тот», холм — это старокиевская гора над Днепром. Есть теория, что с принятием христианства мы потеряли свою восточнославянскую идентичность. Но ведь это путь всех народов, по крайней мере европейских, — через язычество к христианству. Другие пришли к мусульманству и прочим религиям. Вся Европа ушла от язычества и приняла монотеистическую религию — христианство. Мы — в ее византийской, православной редакции, западные страны — в римской, католической. Но, конечно, это был шаг вперед. Нельзя держаться за старое, когда оно уже отжило.

В IX веке жертвоприношение уже было нонсенсом, потому что пресвященная Византия демонстрировала миру потрясающую христианскую культуру, науку, просвещение, экономику. Так что если бы Русь дольше задержалась в языческом состоянии, она бы, конечно, сильно отстала от Европы. Прибалтика немного задержалась, и, в общем, там ничего путного не получилось. А Русь, приняв христианство, вошла в Византийское содружество наций, и Константинополь на Руси стал называться Царьград — «царский город». Русские князья как бы негласно приняли верховенство византийского императора. Название «Царьград» означало, что наш царь — в Константинополе, откуда присылали митрополита Киевского и всея Руси, а нередко и епископов. И на русскую землю пришло просвещение — литература, письменность, роскошная архитектура, искусство мозаики, фрески, стекловарения: и иконные стекла, и браслеты. Конечно, для Руси это был большой рывок, и мы не должны сегодня оплакивать то, что произошло в 988 году. Это было событие чрезвычайной важности для всех восточных славян.

Сегодня на Украине есть приверженцы язычества, которые называют христианство религией чужой, чужеродной, говорят, что ее навязали евреи и подсунули нам Иисуса Христа. Это течение называется РУН-вира, то есть Родная украинская народная вера. Но его приверженцы — не более чем оригиналы, которые пытаются чем-то выделиться.

Как я сказал, принятие христианства было закономерным этапом развития всей Европы. Во времена Киевской Руси благодаря тому, что страна приняла христианство и вошла в Византийское содружество наций, она была не хуже любой европейской страны. Это была развитая страна, очень крупная — 1,5 млн квадратных километров территории. При Ярославе Мудром многие европейские монаршие дома считали за честь породниться с Киевом. Дочери правителя были выданы замуж за королей Венгрии, Франции, Норвегии, а сыновья женились на дочерях византийских, польских, германских королей. Тогда Русь играла значительную роль на международной арене. Так что не стоит жалеть о язычестве.

 

9. «Нас ждет то, что мы сделаем сами»

[193]

Мир изначально противоречив. Его главной движущей силой являются интересы — человека, общества, государства. Они, как правило, не совпадают. Национальные интересы чаще всего не согласуются с интернациональными, причем и в тех случаях, когда то или иное государство является членом единого сообщества — европейского, евразийского или какого-либо еще. Во всех таких союзах есть лидеры, достигшие более высокого уровня экономического развития и обладающие значительно большими военными возможностями. Именно они определяют содержательные смыслы союзов — политические, экономические, военные и др.

Они и есть главные выгодополучатели в этих союзах, что не всегда безропотно принимается остальными. Одни члены таких союзов задумываются над целесообразностью своего участия в них, другие и вовсе намерены покинуть их, как, например, Великобритания, народ которой высказался за выход своей страны из Европейского союза. Аналогичные процессы характерны и для Евразийского сообщества, члены которого, в том числе потенциальные, постоянно озабочены тем, как бы не оказаться в сильной зависимости от России, несомненного интеграционного лидера на постсоветском пространстве. Наиболее заметно это в отношениях России и Беларуси, которые никак не могут достигнуть разумного уровня цен на энергоносители, а также таможенной прозрачности на внешней границе.

Какие бы идеальные декларации или договоры ни лежали в основе таких союзов, они не в состоянии обеспечить в них всеобщую справедливость. В реальности приоритет всегда остается не за общими интересами, а за национальными. Как гласит народная мудрость, «своя рубашка ближе к телу».

Неизмеримо бóльшие противоречия возникают между отдельными экономическими и военно-политическими союзами. Наглядным примером являются отношения Евросоюза (по сути контролируемого Соединенными Штатами), с одной стороны, и Евразийского сообщества во главе с Россией — с другой. Противоречия эти давние, сформировавшиеся еще во времена существования Советского Союза. Они были порождены, как уверяли западные политические и государственные деятели, органическим неприятием ими социалистической системы, советского общественного строя. Казалось, исчезни этот принципиальный раздражитель — и путь к взаимопониманию между Западом и Востоком будет открыт. Действительность не оправдала этих надежд. Прошло более 25 лет с тех пор, как обрушилась социалистическая система во главе с Советским Союзом и милый сердцу старой Европы и США капитализм вернулся в Россию, но отношение Запада к ней принципиально не изменилось. Может, стало еще более жестким, о чем свидетельствует усиление и расширение Североатлантического альянса — НАТО. Теперь его воинские подразделения и базы размещаются уже в непосредственной близости от границ России.

А ведь еще сравнительно недавно, после ликвидации Варшавского военного блока, многим казалось, что такая же участь постигнет и НАТО. Он в новых условиях стал анахронизмом, оставшимся со времен холодной войны между Западом и Советским Союзом. Ожидания оказались напрасными. С холодной войной и ее атрибутами простился только Восток, Запад же остался ее приверженцем, тем самым подтвердив, что его противостояние с Россией не зависит от общественного строя. Оно более глубокое, в том числе цивилизационное, вызванное традиционными противоречиями между римско-католическим и православным мирами. В Новое время, когда религиозный фактор перестал играть определяющую роль в европейской политической жизни, это больше исторический стереотип, но он оказался на удивление живучим.

Аналогичные противоречия имеют место и в других цивилизационных общностях. Нет мира под «исламскими оливами». Традиционно враждуют между собой сунниты и шииты. В Новое время этот перманентно тлеющий конфликт был разожжен брутальным вторжением в традиционную мусульманскую жизнь западных цивилизаторов. В результате мир получил террористическую организацию «Исламское государство», терзающую народы Ближнего Востока и Северной Африки. Получил также и миллионы беженцев, хлынувших в Европу и создавших реальную угрозу ее внутренней стабильности.

Будет ли грядущий мир более спокойным? Хотелось бы на это надеяться. Но, исходя из того, что будущее, по крайней мере ближайшее, создается уже сегодня, причем в значительной мере политическими деятелями из прошлого, рассчитывать на его принципиальное отличие от настоящего вряд ли правомерно. Было бы неплохо, если бы удалось хотя бы прекратить погружение в состояние новой холодной войны, что имело место в течение всего времени президентства в США Барака Хусейна Обамы.

Некоторые признаки потепления действительно появляются. Их можно увидеть, в частности, в новых политических лидерах Запада. Вновь избранный президент США Дональд Трамп во время выборной кампании неоднократно заявлял, что он надеется на взаимопонимание с президентом России Владимиром Путиным, особенно в том, что касается усилий по борьбе с мировым терроризмом. Не в восторге он и от санкционной политики Запада, которая взаимно разрушительна, а также от деятельности НАТО. В интервью немецкой и британской прессе за четыре дня до инаугурации Трамп сказал, что НАТО является анахронизмом в нынешних условиях и нуждается в реформировании. Разумеется, реальность не всегда соответствует пожеланиям и намерениям, но, учитывая деловую прагматичность Трампа, можно надеяться, что в своих заявлениях он был искренен.

Обнадеживающие сигналы идут и из Франции. Судя по всему, президента Франсуа Олланда, послушного воле США, сменит более самостоятельный политик. Хорошие шансы у известного государственного деятеля социалиста Франсуа Фийона. По мнению бывшего президента Франции Саркози, поддержавшего кандидатуру Фийона, такой выбор был бы не худшим для Кремля. Но и для Европы — определенно тоже, так как от продолжения противостояния с Россией ничего хорошего ее не ждет. Так можно дойти и до открытого конфликта. Первым шагом в налаживании отношений Запада с Россией, по мнению Фийона, должна быть отмена санкций. С близких позиций проводит предвыборную кампанию и правонационалистический политик Марин Ле Пен, известная своей лояльностью к России.

Относительно смены лидера в ФРГ оптимизма меньше, хотя, учитывая ведущую роль этой страны в Европе и то, что канцлер Ангела Меркель была наиболее последовательным адептом конфронтационной международной политики президента США Барака Обамы, ее уход был бы крайне желателен — прежде всего для Европы, но также и для самой Германии, которая устала от миллионов мигрантов с Ближнего Востока и севера Африки, любезно приглашенных Меркель. Трудно сказать, найдется ли в нынешних политических кругах Германии человек, способный бросить вызов Меркель, но совершенно очевидно, что она для завоевания очередного канцлерского приза вынуждена будет изменить свою риторику, да и реальную политику, вероятно, тоже, особенно по отношению к мигрантам. Если этого не случится, то хаос Ближнего Востока, перетекающий с одобрения Меркель в Германию, окажется роковым для обоих.

Определенные перемены в риторике высокопоставленных государственных чиновников происходят и в Великобритании, которая традиционно отличается своей антироссийской политикой. Министр иностранных дел Борис Джонсон после визита в США и консультаций с окружением президента Трампа неожиданно заявил, что, наверное, хватит демонизировать Россию.

Выражаясь фигурально, на мировом политическом небосклоне действительно стали появляться «голуби разрядки». Разумеется, не сами по себе, а под влиянием общественного мнения. Люди устали от бесконечного нагнетания напряженности, от войн, ведущихся на Ближнем Востоке, в Афганистане, на севере Африки, устали от гражданских конфликтов, сдетонированных этими войнами. Устали также от навязчивой идеи Запада принести другим народам свободу и демократию. Они хотят жить в традиционном для них мире, стабильном и предсказуемом.

Все это дает некоторую надежду на лучшее будущее. К сожалению, только некоторую. Голуби появляются, но ведь и ястребы никуда не делись. Американские, в лице уходящего президента Обамы и его администрации, только за последние месяцы своего правления ухитрились предпринять столько враждебных по отношению к России действий, что другим их хватило бы на десятилетия. Здесь и однозначная оценка России как врага США, угрожающего их интересам, и лихорадочное расширение и продление экономических и политических санкций. В этом же ряду антироссийских действий — демонстративная высылка из США тридцати пяти российских дипломатов, а также срочная отправка в Польшу американского воинского десанта численностью 3,5 тыс. человек с 80 танками и бронемашинами.

Зачем он Польше — одному Богу известно. Нападать на нее как будто никто не собирается. Россия об этом официально заявляла не раз. От Украины или Беларуси ничего подобного ожидать, понятно, не приходится. Тем не менее поляки, как демонстрировалось по телевидению, с энтузиазмом встречали заморских спасителей, видимо, полагая, что за этим воинством они будут как за каменной стеной. Конечно, это не так. В случае, не дай бог, масштабного военного конфликта Запада с Россией именно из-за этих американских защитников он не минует Польшу. Россия неизбежно будет вынуждена реагировать на эту и подобные ей провокации тем, что поставит натовские и американские военные базы в странах Центральной и Восточной Европы под ответный прицел. Стоит ли доказывать, что нагнетание военной напряженности не сделает жизнь в регионе более спокойной.

В отличие от Западной Европы, где все слышнее раздаются голоса здравого смысла, призывающие не доводить противостояние с Россией до точки кипения, страны, которые ранее входили в состав Советского Союза или в социалистическое содружество, не скрывают своего антагонистического отношения, действуют по известной украинской пословице «не так тії пани, як підпанки». В чем-то их можно понять. Каждая имеет свой счет к России как к правопреемнице Советского Союза, с которым они связывают не лучшие страницы своей истории. О том, что именно СССР, как раньше Россия, не раз спасал их от фашистских и других завоевателей ценой жизни сотен тысяч своих сынов, стараются не вспоминать. Об этом, кажется, забыли даже «братья» болгары, обязанные России своей идентичностью и государственностью, но в критические моменты истории неизменно оказывающиеся в союзе с ее врагами.

Однако надо жить не прошлым, а настоящим и будущим. Мстительность — удел слабых, ни к чему хорошему она не приведет. Жаль, что нынешняя политическая элита упомянутых стран этого понять не может или не хочет, а их союзники — наставники в США и Брюсселе — верят в страшилки относительно захватнических намерений России. Впрочем, возможно, не просто верят, а заботливо пестуют эту геополитическую лояльность и противостояние с Москвой своих молодых союзников. За это страны Балтии, Польша, Болгария, Украина и другие получают финансовую и военную помощь, постоянную политическую поддержку.

Перед новым 2017 годом Украину и страны Балтии посетили американские сенаторы-республиканцы Джон Маккейн и Линдси Грэм, где они заверили руководство этих стран в том, что в Конгрессе США по-прежнему существует серьезная поддержка оказания им военной помощи. На Украине воинствующие сенаторы получили высокие государственные награды — ордена Свободы и Ярослава Мудрого. Как отметил президент Петр Порошенко, «за персональный вклад в укрепление отношений Украины и США». 16 января 2017 года, за четыре дня до прекращения своих полномочий, Украину посетил вице-президент США Джо Байден, некогда в шутку заявивший, что с президентом Украины он встречается и перезванивается чаще, чем со своей женой. И на этот раз он твердо заверил киевские власти в поддержке борьбы Украины за независимость и территориальную целостность. Правда, как считают осведомленные аналитики, смысл этого визита состоял больше в том, чтобы поблагодарить Порошенко за содействие бизнес-интересам на Украине Байдена-младшего.

Все эти лихорадочные действия уходящей администрации президента Обамы имели двухадресную направленность — разумеется, против России, но одновременно и против президента Трампа, чтобы усложнить ему жизнь, не допустить или хотя бы максимально затруднить нормализацию отношений с Россией. Мелочные предшественники создали на этом пути немыслимые завалы, к тому же заручились поддержкой законодательной власти — демократической определенно, но и республиканской тоже. Неслучайно члены команды нового президента — будущие государственный секретарь, кавалер российского ордена Дружбы Рекс Тиллерсон и министр обороны Джеймс Мэттис, проходившие утверждение в Конгрессе и Сенате, были вынуждены говорить, что Россия угрожает интересам США и является их основным противником. Разумеется, это в большей мере политес, рассчитанный на благосклонное отношение сенаторов, но оглядка на Конгресс и Сенат будет сопровождать и их практическую деятельность. С мнением законодательной власти вынужден будет считаться и президент Трамп, чтобы не подвергать себя угрозе импичмента.

Европейский политический истеблишмент будет не меньше американских консерваторов противиться улучшению американо-российских отношений, особенно в странах бывшего социалистического содружества и постсоветских. И, конечно, не столько из-за российской угрозы, мифичность которой они, надо полагать, осознают, сколько из-за опасения потерять помощь богатого Запада, которую они регулярно получают в условиях вражды между США, странами НАТО и Россией. Об этом вполне откровенно заявил министр иностранных дел Польши Витольд Ващиковский: «Нельзя критиковать кого-то, кто хочет улучшить отношения с Россией. Мы соседи России и тоже хотим этого. Вот наше послание американцам: нам это нравится, но только не за наш счет».

Определенно, так скажут и в остальных странах, получающих от США и ЕС финансовую и военную помощь. Несомненно, в сказанном польским министром больше лукавства, чем искренности. Он не может не понимать, что именно этот «польский счет», в том числе в виде 3,5-тысячной американской военной бригады с 80 танками и бронемашинами у границ России является реальным препятствием на пути к улучшению международной обстановки. Такие же «счета» имеются в странах Балтии, в Болгарии, Румынии, на Украине. И до тех пор пока они будут щедро оплачиваться США и ЕС, надеяться на добрососедские отношения этих стран с Россией не приходится.

Отчетливые признаки здравомыслия были продемонстрированы в статье редактора американского сайта «National Interest» Роберта Мерри «Перестаньте дразнить медведя» от 24 декабря 2016 года. Есть предположение, что она лишь пересказала план Генри Киссинджера (давнего сторонника разрядки) по нормализации отношений между США и Россией, разработанный для президента Дональда Трампа. Как полагает автор, в нем дан сигнал миру срочно «переобуваться». Завтра США и Россия перестанут быть врагами, и те, кто не успеет это понять, могут пожалеть.

Определенно, все надежды на будущее связаны с тем, чтобы США и Россия перестали быть врагами, как это имело место в годы правления администрации Обамы. Полагать, что они станут друзьями, видимо, было бы неоправданным оптимизмом. Между великими странами идиллических отношений не бывает. Но миру достаточно и того, чтобы две ядерные державы не враждовали между собой. От этого всем на земле станет спокойнее.

 

10. Культура Руси Х-ХІІІ веков

[194]

Дорогие студенты!

Сегодня по просьбе ректора Вашего университета А. С. Запесоцкого мы поговорим о культуре Руси Х-ХІІІ веков. Огромное Древнерусское государство — Русская земля (или Русь, как она называлась в летописях) — раскинулось от новгородского Севера до киевского Юга и от Волго-Окского междуречья до Карпат. Управляли им князья династии Рюриковичей. Сначала их власть сосредоточивалась в Ладоге, Новгороде и Киеве, а затем, во времена Владимира Святославича (980-1015), распространилась на все восточнославянские земли. Постепенно число «багрянородных принцев», мечтавших занять великокняжеский стол Киева, увеличилось до нескольких десятков, что стало важнейшей скрепой государственного единства страны. Князья были не только «единого деда внуками», но также сватьями, шуринами, зятьями, тестями. Разумеется, это порождало внутрисемейные противоречия и даже конфликты, но никогда не приводило к отчуждению. Все они смотрели на Русь как на свое родовое наследие. Когда Мономаховичи заявили черниговским Ольговичам, что имеют особое право на Киев, те его не признали, заявив: «Мы есмь не угры и не ляхове, но единого деда есмь ми внуки и сколько вам до Киева, столько и нам». В этом заключалась особенность древнерусского государственного устройства — все были порфирородные и все обладали равными правами на общединастическое наследие.

Говоря о культурном развитии восточных славян, мы должны отдавать себе отчет, что на раннем этапе истории Руси оно основывалось на народных языческих традициях. После принятия Владимиром Святославичем христианства в 988 году Русь познакомилась с византийской культурой, вошла в византийское содружество наций. Таким образом на восточнославянском пространстве образовалась реплика провинциально-византийской культуры. Это была культура высокого уровня. Хотя сегодня на Украине, особенно в Киеве, можно услышать утверждение, что Владимир поставил не на того коня, и если бы принял христианство из Рима, то мы бы находились в семье католических стран Запада и, разумеется, на том же уровне развития.

Но история не знает сослагательного наклонения. Что касается выбора князя Владимира, то он был оптимальным. Византия являлась мировой державой, в культурном отношении превосходившей все европейские страны. Приобщение к ее достижениям придало Руси необычайно быстрый культурный прогресс в различных областях: в письменности и литературе, архитектуре, монументальном искусстве, ремесле и прочем. Можно с уверенностью утверждать, что Русь Х-ХІІІ веков относилась к числу наиболее развитых стран Европы.

Иллюстрацией необычайной грамотности древнерусского населения могут быть новгородские берестяные грамоты ХІ-ХІІІ веков. Их обнаружено уже более полутора тысяч. Это договорные обязательства, долговые расписки, письма, бухгалтерские расчеты. Прочитанные и осмысленные академиком В. Л. Яниным, они обогатили историю Новгорода новыми фактами и сюжетами, не имевшими освещения в летописях.

Нет сомнения, что подобные грамоты были распространены во всех городах Руси, в том числе в Киеве. Не обнаружены они на юге Руси только потому, что культурные напластования древнерусских центров там не сохранили органику. Ни один из них не обладает консервирующей особенностью новгородских слоев. В пользу высказанного предположения свидетельствуют находки грамот в небольшом городке Галицкого княжества Звенигороде, где структура культурных слоев напоминает новгородскую. На севере, кроме Новгорода, грамоты найдены в Старой Руссе, Ярославле, Твери и других городах. Это свидетельство достаточно широкой грамотности в среде древних русичей.

Из летописей мы знаем, что на Руси уже во времена Владимира Святославича были основаны школы, в которых обучались грамоте княжеские и боярские дети. Летописцы отмечают, что мамы плакали, когда их детей забирали в эти школы. Такие школы действовали в Киеве, Новгороде и в других городах. Известно, что Нестор Печерский научился грамоте в провинциальном городке Курске.

Ручками в то время служили так называемые писала, костяные и металлические, которыми наносились надписи на бересте, на пряслицах, корчагах, ювелирных формочках, стенах храмов. На одной из новгородских дощечек была обнаружена азбука, состоящая из 36 букв и заканчивающаяся буквой «юс малый». Лицевая сторона этой дощечки красиво оформлена резным орнаментом. Определенно, по этой азбуке дети обучались грамоте в одной из новгородских школ. Более ранняя азбука была обнаружена С. А. Высоцким на стене Софии Киевской. Она состояла из 23 греческих уставных букв и четырех славянских — Б, Ж, Ш, Щ — и, вероятно, свидетельствует о наличии школы грамоты при Софийском соборе.

Чрезвычайный интерес представляют благожелательные надписи на стенах древнерусских храмов. Их нацарапывали на стенах прихожане, молившие Бога о помощи. Содержательно они стереотипные: «Господи, помози рабу своему Василию». Наиболее изучены надписи Софийских соборов Киева и Новгорода. Сегодня в филологической среде Украины нередко можно услышать, что не было никакого общедревнерусского языка, а уже в Х-ХІІІ веках в пределах нынешней территории Украины существовал украинский язык. Доказать это нечем. Все имеющиеся в распоряжении науки факты убеждают в том, что вплоть до 40-х годов ХІІІ века, да и позже, бытовал единый церковнославянский литературный язык.

В качестве убедительного доказательства существования староукраинского языка чаще всего приводится утверждение, что на Севере Руси были распространены окончания «у», «ю»: Ивану, Петру, а на юге, в частности в Киеве, — преимущественно «ови», «еви»: Иванови, Петрови и т. д. Действительно, в современном украинском языке больше закрепилась форма «ови»-«еви», а в русском «у», «ю», но в древности такого территориально-языкового различения не было. В надписях на стенах Софийского собора в Киеве нередки окончания на «у», «ю». «Господи, помози рабу своему Михаилу», а в надписях Софии Новгородской известны окончания на «ови», «еви». «Господи, помози рабу своему Васильеве». Процентное соотношение этих форм в Новгороде и Киеве примерно 50 на 50. Аналогично распределяются названные окончания и в берестяных грамотах.

Я провел эксперимент: выбрал пять надписей из Софии Киевской и пять надписей из Софии Новгородской и попросил одного украинского филолога разделить их на новгородские и киевские. Все слова с окончаниями «ови», «еви» он отнес к Киеву, а с «у», «ю» — к Новгороду, тогда как в действительности обе языковые формы равномерно присутствовали в обоих блоках надписей.

Существует много лексических примеров, когда «украинизмы» и «русизмы» нельзя строго распределить по регионам. Слово «рожь» сегодня общеупотребительно в русском языке, а «жито» — в украинском. Но если мы посмотрим на берестяные грамоты и летописи, то окажется, что обе формы использовались в разных регионах Руси, причем слово «жито» даже чаще употреблялось на севере Руси. В Лаврентьевской летописи оно употреблено не менее десяти раз, в Новгородской — около двадцати, а в Ипатьевской только два раза. Каким образом потом «жито» закрепилось в позднейшем украинском языке, а «рожь» — в русском, трудно сказать. В древнерусском языке в ходу были оба слова. Типично украинское слово «парубок» в древности также не было локализовано каким-либо одним регионом. Оно упоминается в «Повести об убийстве Андрея Боголюбского» (1175), а также в новгородских берестяных грамотах.

Подобных примеров можно приводить множество, но и названные убеждают в том, что применительно к древнерусскому времени говорить о различных восточнославянских языках невозможно. Был единый древнерусский язык, разумеется, со своими диалектными особенностями. О том, что он пережил даже Киевскую Русь, которая была разгромлена в 1230-1240-х годах, свидетельствует тот факт, что когда в XVI-XVII веках началось возрождение Руси, то и в Киеве, и в Москве учились по одной «Грамматике» Мелетия Смотрицкого (1619). Как установил российский филолог С. Трубецкой, классический русский (сначала церковнославянский, а потом и литературный) язык скорее основывается на киевской редакции церковнославянского языка, чем на северо-восточной. Это объясняется тем, что в XVII веке многие просветители (Арсений Сатановский, Симеон Полоцкий и многие другие) из Киева переехали в Москву и привезли свой язык.

Когда я спорю с украинскими националистами, считающими, что у Украины с Россией нет общих корней, что украинцы происходят от другого корня (даже придумали мифических укров), то привожу им и этот пример. Как объяснить, каким образом в 1619 году студенты Киево-Могилянского коллегиума и Славяно-греко-латинской академии могли учиться по одному учебнику, если бы уже в это время были разные языки?

Высоко характеризует культуру Руси историческая письменность, или летописание. Это уникальное явление древнерусской истории. Ничего подобного ни в одной другой стране нет. Даже в Византии, где имели место авторские литературные произведения. Наиболее известной хроникой является «Повесть временных лет», которая окончательно сложилась в первых десятилетиях ХІІ века в Киеве и затем стала основой поземельного летописания. В Лаврентьевском списке Повесть озаглавлена «Се повесть временных лет, откуда есть пошла Руская земля, кто в Киеве нача первее княжити, и откуда Руская земля стала есть». В Ипатьевской летописи добавлено, что составлена она «черноризцем Феодосиевого монастыря Печерского».

До наших дней дошло много летописных сводов, написанных если и не в каждом удельном центре, то в большинстве из них. В летописях отражена и общедревнерусская история, и своя поземельная. Чрезвычайно интересны новгородские летописи, в которых рассказывается о том, что происходило в городе и земле. Очень подробно описаны неурожайные и голодные годы, отмечены наводнения и вызванные ими разрушения, мятежи черни против боярской власти и др. При чтении берестяных грамот возникает ощущение, что мы слышим живые голоса новгородцев и жителей других городов, общавшихся с ними. В одной из берестяных грамот (южанин пишет северянину) написано: «Приезжай в Киев, у нас дешев хлеб», на другой стоит подпись: «Пришелец Никола из Киева».

Кроме исторической письменности на Руси сложилась и богатая литературная традиция. Когда исследователи обнаружили ее первые образцы, даже растерялись. Одно из известнейших произведений — «Слово о полку Игореве», по поводу которого ведется много дискуссий. Некоторые исследователи считали, что такое совершенное литературное произведение не могло появиться на Руси в ХІІ веке. Исследования Д. С. Лихачева, Б. А. Рыбакова, А. А. Зализняка неоспоримо показали его историческую подлинность. В «Слове о полку Игореве» рассказывается о неудачном походе северского князя Игоря Святославича против половцев в 1185 году. Он был разгромлен, и летописец оплакивает это поражение, не очень жалуя самого Игоря. Одним из главных героев «Слова», как считал Д. С. Лихачев, является сама Русь, полная городов, рек и широких просторов. Когда русские полки вышли из лесостепи и начали продвигаться по степи в район половцев, автор воскликнул: «О Русская земля! Уже за шеломянемъ еси». Он призывает русских князей встать в «злат стремень» и защитить Русскую землю.

В ХІ веке митрополит Киевский Иларион, соратник Ярослава Мудрого, сочинил знаменитое «Слово о законе и благодати». Это произведение лежит, по сути, в основе нашего юридического и нравственного права. Главный вывод Илариона таков: сперва закон, а после благодать. В «Слове о законе и благодати» дана характеристика ранней Руси. Иларион пишет, что русские князья не в глухой, «неведомой стране владычествоваша, но в русской, яже ведомо и слышимо всеми четырьмя концами Земли». Тем самым он вписал Русь в пространство европейской истории. О Софийском соборе в Киеве он пишет: «Церковь дивна и славна всем окружным странам, и иная такая не обрящется во всем полунощи земном от востока до запада». «Во всем полунощи земном» — чрезвычайно важное уточнение, потому что на юге, в Константинополе, стоял собор Святой Софии и он был величественнее Софии Киевской. А вот в широте «полунощи» ничего подобного в ХІ веке действительно не было.

София Киевская в современном виде отражает черты барочной архитектуры XVII-XVIII веков. Но в целом этот собор (до купольного завершения) сохранился с древнерусских времен в первозданном виде. Храм был построен Ярославом Мудрым в подражание Софии Константинопольской, правда, немного в иных формах. Собор Святой Софии в Константинополе гораздо масштабнее (построен в VI в., во времена Юстиниана). Во времена Ярослава уже не строили таких больших храмов и в самой Византии. После Софии Киевской была построена София Новгородская, по мнению петербургского историка архитектуры П. А. Раппопорта, теми же мастерами, что и Софийский собор в Киеве. Софию Киевскую строил Ярослав Мудрый, а Софию Новгородскую — его сын Владимир Ярославич. Софийский собор в Киеве был завершен в 1037 году, а Новгородская София была заложена в 1045-м.

Немногим позже был построен и третий Софийский храм — в Полоцке. Наверное, этим русские власти манифестировали полное вхождение Руси в византийское православное церковное пространство.

На главной апсиде в киевском Софийском соборе изображена Мария Оранта — защитница Руси, или, как ее называли в Средневековье, «Нерушимая Стена». Несмотря на войны, происходившие на киевской земле, разграбления во время монгольского нашествия, последующие лихолетья, апсида с мозаикой сохранилась невредимой. Мария Оранта, как утверждают специалисты, выложена из 172 оттенков золотистой смальты. Определенно, ее выполнили греческие мастера, хотя рядом с ними набирались опыта и их русские подмастерья.

Большее пространство стен Софийского собора в Киеве было покрыто фресками (роспись по сырой штукатурке естественными красителями). Среди них выделяется портретная композиция семьи Ярослава Мудрого, его дочерей и сыновей. Как предполагают, на западной стене были изображены сам Ярослав и его отец Владимир Святославич, а также жена Ярослава.

Фресковые и мозаичные росписи Софии Киевской, Софии Новгородской и других храмов — все это знаки византийской культуры, именно так в Византии украшались соборы.

Еще один пример высокого искусства мозаики являет собой храм Михайловского Златоверхого монастыря, построенный в начале ХІІ века и разрушенный в 1930-х годах. Часть мозаик удалось спасти. Композиция «Евхаристия» из центральной апсиды была перенесена на новое основание в Софийский собор. «Евхаристия» — удивительная, не имеющая себе равных в древнерусском искусстве, мозаика. Она отличается необычайной динамичностью. Апостолы пребывают в движении: одни обращены к кресту, другие как бы переглядываются друг с другом. Мозаика «Евхаристия» имеет каноническую композицию, общая схема которой, несомненно, восходит к византийским образцам. В создании этой мозаики, согласно историкам древнерусского искусства, принимал участие знаменитый киевский художник Алипий, который в начале ХІІ века упоминается в Патерике как искусный мастер иконописи. Другой известный киевлянин — Агапит — излечил от недуга Владимира Мономаха. Еще один известный древнерусский зодчий — Петр Милонег, киевский архитектор, который построил Михайловский собор Выдубицкого монастыря.

Чрезвычайный интерес представляет оклад книги с изображением святого Василия. И не только мастерством исполнения, но и тем, что найден был во время раскопок днепровского городища, являющегося остатками небольшого городка Чучина. Искусство Древней Руси, кроме больших храмовых фресковых и мозаичных композиций, знает много других церковных предметов: икон, крестов, иконок на камне, крестов-энколпионов, окладов богослужебных книг, резных шиферных и мраморных архитектурных элементов.

В книге «Киев и Киевская земля в эпоху феодальной раздробленности ХІІ-ХIII веков» я показал стилевое единство церковных сооружений на всей территории огромной Руси. Образцом послужил Успенский собор Киево-Печерского монастыря, возведенный в 70-х годах ХІ века. Вслед за ним подобные храмы появились во Владимире-Волынском, Чернигове, Суздале, Переславле-Залесском.

Несколько слов хотелось бы сказать еще об одном виде древнерусского искусства — резьбе по камню. Ярчайшим образцом является саркофаг Ярослава Мудрого в Софийском соборе в Киеве. Есть много оснований предполагать, что эта роскошная гробница украшена рельефной резьбой в Византии. Однако не исключено, что это делалось и в Киеве. Но на тыльной стороне имеется разметка узора, который не успели вырезать. Возможно, из-за неожиданной кончины Ярослава.

Примерами местного камнерезного искусства являются резные плиты парапетов хоров Софии Киевской, Михайловского Златоверхого и Успенского храмов. Наиболее известные из них — плиты с изображениями Геракла, борющегося со львом, Диониса, едущего на колеснице, запряженной парой львов, а также плиты со «святыми воинами» Георгием Победоносцем и Федором Стратилатом — на одной, святым Меркурием и Дмитрием Солунским — на другой.

Высоким художественным мастерством отличаются нательные и нагрудные кресты, кресты-энколпионы или кресты-складни с изображениями Иисуса Христа, Матери Божией, а также святых апостолов. Техника изготовления таких крестов пришла на Русь из Византии. В основном мастерские, изготавливающие кресты, располагались в Киеве, затем, в ХІ — начале ХІІІ века, они появились в Новгороде и других городах.

Особой изысканностью отличаются керамические изделия, покрытые разноцветной поливой. Это плитки для церковных полов, столовая керамика, пасхальные яйца-писанки. Местом изготовления последних был Киев. Из него они не только расходились по Руси, но и попадали в соседние страны.

Особой отраслью культуры Руси было ювелирное искусство, представленное находками серебряных черненых браслетов, золотых эмалевых диадем и барм, височных колец, изготовленных в технике филиграни. Парадные платья древнерусской княжеской знати также были богато украшены. На одной из реконструкций, выполненных мною, представлен условный молодой князь. Его шапку украшает золотая диадема (корона) с изображением сцены вознесения Александра Македонского на небо, а также золотые эмалевые медальоны с деисусным чином. Украшениями княжны являются высокий кокошник, золотые рясна и колты, трехбусинные золотые серьги, нагрудное золотое ожерелье, расшитый золотом ворот платья.

Вопросы и ответы

Александр БЕЛЯЕВ, ІІ курс, факультет искусств: — Уважаемый Петр Петрович, хочу поблагодарить Вас за Вашу деятельность, которая направлена на объединение братских народов — украинского и русского. Хотелось бы сказать Вам отдельное спасибо за то, что ровно год назад 1 сентября Вы прочитали нам первую лекцию. Именно тогда я понял, что существует огромный багаж знаний, который можно получить в стенах этого вуза.

Вопрос, который я хотел бы задать, сегодня стоит очень остро и связан с опасностью возникновения новых конфликтов. Как Вы считаете, чью сторону в военном конфликте займет Украина, наши братья по крови, — России или другой страны? И может ли Россия надеяться, что Украина вернется?

— Ситуация очень сложная. Когда-то я считал, что невозможно разрушить фундамент нашего общего родства, где у основания корневой системы — 12 восточнославянских племен: поляне, древляне, северяне, славяне и так далее, а ствол — это единое Древнерусское государство, от которого отходят три ветви — Малая Русь, Великая Русь и Белая Русь. Но, оказывается, если дерево не поливать и не удобрять, оно может засохнуть. Продолжая этот образный ряд, можно сказать, что одна ветка этого дерева начала отсыхать. Сегодня на все события накладывается отпечаток, связанный с ситуацией в Крыму и в Донбассе. На мой взгляд, мы, украинцы, потеряли Крым по глупости, хотя он, конечно, всегда был русским.

Будучи руководителем Крымского научного центра, я выступал там почти каждую неделю и чувствовал настроения, витавшие там. Считаю, что результаты референдума о вхождении в Россию не были сфальсифицированы.

Конфликт в Донбассе усугубил ситуацию. Жители Донбасса хотели сохранить русский язык и экономическую самостоятельность, не хотели, как они говорили, кормить галичан, которые им навязывали свои жизненные ценности и своих героев-бандеровцев. Киевской власти нужно было договариваться с Донбассом. Допустим, чтобы русский язык был вторым государственным, нужно было предоставить им экономическую самостоятельность, но они направили туда войска с самолетами и танками. Это была трагическая ошибка. Военного противостояния в Донбассе можно было избежать.

В настоящее время на Украине уже выросло молодое поколение, которое не знает прошлой жизни, не обременено сантиментами нашего общего родства, нашими общими героями и святынями. Население расколото: примерно 50% — сторонники дружбы с Россией, а 50 — уже совершенно другие люди, которые не задумываются над тем, стрелять или нет. Россию они рассматривают как врага.

Второй вопрос поставлен в чисто имперском духе: может ли Россия надеяться, что Украина вернется? Я бы его сформулировал по-другому. Можем ли мы надеяться, что Россия и Украина снова будут вместе? Такой вариант я не исключаю. История подобную ситуацию уже знала. Когда-то Украина уже была оторвана от общего восточнославянского пространства (и от России), когда по Люблинской унии вошла в состав Речи Посполитой. При этом, правда, мнением наших далеких пращуров никто не поинтересовался. Потребовалось шесть лет кровавой национально-освободительной войны Богдана Хмельницкого (с 1648 по 1654 г.), чтобы Украина (Малороссия) смогла вырваться из «братских» объятий польской шляхты. То есть мы уже были в Европе и еле ноги унесли оттуда с помощью Богдана Хмельницкого. Сегодня нашими поводырями и наставниками вновь выступают поляки.

Не исключаю, что после «медового месяца» с Евросоюзом, наверное, длительного, который не принесет Украине обещанного процветания (украинцы нищают и вымирают: раньше на Украине проживало почти 53 миллиона человек, сегодня — меньше 40), наступит отрезвление. Но пока мы наблюдаем странное положение: власти Украины оплакивают прошлые жертвы украинцев, в том числе голодомора 30-х годов ХХ века, и совершенно не озабочены вымиранием украинцев сегодня. Наверное, когда-нибудь ситуация улучшится. Но боюсь, что, как сказал великий русский поэт Н. Некрасов, «жить в эту пору прекрасную / Уж не придется — ни мне, ни тебе».

 

11. Киев и Новгород: у истоков Древней Руси

[195]

Насколько мне известно, в этой аудитории собрались культурологи и конфликтологи. Поэтому найти тему, которая заинтересовала бы всех одинаково, чрезвычайно трудно. Конфликтологам я рассказал бы о Майдане, культурологам — о культуре Древней Руси. Но поскольку я историк и археолог, то предлагаю рассмотреть тему, связанную с Киевом и Новгородом X-XIII веков. Это особенно важно потому, что именно эти два города стояли у истоков Древней Руси.

Предлагаю мысленно перенестись в далекое прошлое, где начиналась наша восточнославянская Родина, наша государственность, культурная и цивилизационная идентичность. Слово «наша» здесь одинаково относится к украинцам, русским и белорусам.

В историографии Древней Руси так сложилось, что исследователи Новгорода ревниво относились к исследователям Киева и в большей мере пытались противопоставить эти два центра. Новгород — это республика, вече, европейское народоправие, а Киев — монархия, там управлял князь. Меня давно занимала эта тема, но все время что-то мешало приступить к ее исследованию. Хотя чувство неудовлетворенности противопоставлением Новгорода Киеву всегда оставалось.

Однажды в большой аудитории я слушал выступления наших археологов, которые вели раскопки в Киеве, Владимире, Новгороде, Чернигове и других городах. Каждый из них обращал внимание аудитории на региональные особенности их находок, хотя все они были схожи между собой. Я предложил провести такой эксперимент: выложить на столе материалы одного раскопочного сезона из всех названных городов, перемешать их, а затем рассортировать по месту находок. И если это будут делать не авторы раскопок, уже присмотревшиеся к своим находкам, а их коллеги, то они скорее всего не справятся с такой задачей. Причина — удивительное единство материальной культуры Х-ХІІІ веков на всей великой Руси.

Мне всегда казалось, и сегодня это особенно актуально, что важно обращать внимание не столько на различия и особенности, сколько на общее, что роднило все древнерусские земли, что помогло им создать яркую и единую культуру.

Тенденция поиска своего, частного, особенно возобладала после распада Советского Союза в 1991 году, когда общее древнерусское наследие оказалось разделенным между тремя суверенными странами: Беларусью, Россией и Украиной. Новая государственная ситуация необъяснимым образом подтолкнула историков к поиску нынешней национальной идентичности уже во времена Руси. Особенно преуспели в этом украинские историки, отождествляющие Русь (Киевскую) с украинской державой. Нечто похожее имеет место и в нынешней российской историографии, когда истоки русской государственности выводятся из Новгорода во Владимир, а затем и в Москву, минуя Киев. Белорусы также озаботились поиском своей древней государственности и увидели ее в Полоцком княжестве, будто бы независимом от Киева уже с Х века.

Мне неоднократно приходилось высказываться на эту тему, причем иногда и не очень академическим стилем. Древним русичам X-XIII веков и в страшном сне не могло присниться, что кто-то из них является украинцем, кто-то русским, а кто-то белорусом. Все они были русичами, большим этнокультурным сообществом с единым языком и религией. Большую роль в создании этого единства и восточнославянской государственности сыграли Киев и Новгород.

Попытаюсь наметить основные вехи этой истории. В 882 году, пройдя с севера на юг, Олег захватил власть в Киеве, убив Аскольда и Дира, и стал киевским князем. В том же году произошло объединение восточнославянского пространства вдоль знаменитого торгового пути «из варяг в греки» (водный путь из Балтийского моря в Черное). На двух концах пути, этой ранней экономической и политической оси восточных славян, находились Новгород и Киев. Новгород контролировал вход в Балтийское море, Киев — в Черное. Киев был последним крупным русским центром, где собирались флотилии судов, которые шли в Константинополь. Уже само географическое расположение городов на этом торговом пути диктовало, что эти два центра должны жить в тесном единстве, потому что органично зависели один от другого, а от них зависело раннее государственное пространство Руси.

Один нюанс: в IX веке Олег стал киевским князем, а новгородские археологи не нашли в древнем Новгороде слоев IX века. Это неразрешимое противоречие объясняется легко, если вспомнить, что рядом с Великим Новгородом находится так называемое Рюриково городище. Это, как утверждает петербургский археолог А. Н. Кирпичников, Предновгород — небольшой город, который в скандинавских источниках называется Хольмгард (Holmgard), он располагался на возвышенности, окруженной водой. Предновгород — предшественник Новгорода, и первоначально связь Киева и севера осуществлялась посредством этих двух центров.

Позднее, в середине Х века, киевские князья основали на севере свои опорные пункты. В летописи сказано: «Иде Ольга к Новгороду и устави по Мьстѣ погосты и дани, и по Лузѣ оброки и дани». Это было своеобразное возвращение княжеской власти на север, но уже из Киева. Результатом стало основание в земле словен новых княжеских центров. Именно тогда был основан и Новгород, который мы знаем. Новый город — не эволюционно возникший, но основанный по княжескому велению. Нам известны Новгород-Святополчич, Новгород-Северский, Нижний Новгород.

По существу, конец IX и весь Х век прошли в тесных контактах Киева и Новгорода: киевские князья (Олег, Игорь и потом Святослав) предпринимали походы в Византию, Ольга посещала Константинополь. Эти походы совершались объединенными силами большинства восточнославянских племен. Активное участие в них принимали словене новгородские, кривичи смоленские и полоцкие, чудь, весь, варяги, а также южные племена — поляне, древляне, северяне.

Примечательно, что в Новгороде в то время не было своих князей, там правили посадники Киева. Киевские князья назначали своих наместников, которые управляли Новгородской землей. В конце Х века новгородцы попросили киевского князя Святослава Игоревича назначить им князя. Старшие сыновья Святослава, Олег и Ярополк, отказались (отпрѣся) идти в Новгород, и тогда Добрыня, дядя Владимира, предложил его кандидатуру. И Святослав отправил младшего сына на новгородский стол. Вместе с ним туда был послан и Добрыня. Вплоть до середины XI века Новгородом управляли сыновья великого киевского князя: сначала Владимир, потом его сын Ярослав, затем сын Ярослава Владимир. В это время Киев и Новгород представляли собой двуединое средоточие Русской земли.

Владимир Святославич — наиболее яркая княжеская фигура начальной Руси. Вернувшись в Киев из Новгорода после смерти Святослава, он посмотрел на город и обнаружил, что тот практически беззащитен перед угрозами степных кочевников (в его время — печенегов). И тогда он произнес знаменитую фразу: «Се не добро, еже мало город около Кыева», после чего развернул грандиозное по тем временам строительство крепостей. «И нача ставити городы по Десне и по Востри и по Трубежеве и по Суле и по Стугне». Эти реки были естественными рубежами, ограждавшими Киев от вторжений кочевников. Именно на них в конце X — начале XI века появляется целая сеть порубежных богатырских застав, которые позднее будут связаны с именами былинных защитников Руси — Ильи Муромца, Добрыни Никитича, Алеши Поповича и др. Самое интересное, что, поскольку Владимир пришел из северных земель и лучше всего был знаком с жизнью Новгородчины и славянского Севера, он населил эти города «лепшими мужами от славен, от кривичей, от чуди» и от других. Это чрезвычайно важно. Во-первых, потому что людского резерва на юге Руси для этого не хватало, а во-вторых, Владимир мог положиться на этих людей, которых знал еще в бытность новгородским князем.

Когда слышишь, как на Украине новые толкователи истории говорят, что украинцы — чистокровные, а вот русские — с угро-финским субстратом, ничего, кроме снисходительной улыбки, это вызвать не может. «Чистых» народов в природе нет вообще, и если на севере Руси русский этнос обогащался за счет балтийских и угро-финских народов, то на юге в такой же мере — за счет ирано- и тюркоязычных. Во времена Владимира в порубежные крепости на юге Руси переселялись также представители балтских племен, в частности чудь. В ХІ веке один из них — Чудин Микула (явное указание на этническое происхождение) — управлял Вышгородом.

В конце X — начале XI века объединение севера и юга Руси дало совершенно новое качество: Южная Русь укрепилась системой крепостей по вышеупомянутым рекам, что обеспечило ей защиту от печенежских орд, которые вторгались в пределы Руси, достигая Киева. Однажды (в 969 г.) печенеги чуть не овладели городом, и огромной заслугой Владимира Святославича было то, что он, выражаясь фигурально, закрыл «Полю» ворота.

Его дело продолжил сын Ярослав, получивший прозвище Мудрый. По его велению была обустроена оборонительная линия по реке Рось. Когда-то академик Б. А. Рыбаков именно с этим регионом связывал первичное расселение Руси. Примечательно, что Ярослав, как и Владимир, прежде чем стать киевским князем, обретал княжеский опыт на северо-востоке и севере Руси — в Ростове и Новгороде. Уже будучи в Киеве, он постоянно заботился о безопасности этих земель. С этой целью совершал походы на беспокойных соседей Руси — чудь и литву. Во время одного из них, состоявшегося в 1030 году, он основал русский город Юрьев («постави град Юрьев»), нынешний эстонский Тарту. Как правило, такие походы сопровождались захватом пленных и выводом их в Русь. Один такой случай зафиксирован в летописи. Воспользовавшись, как пишет летописец, мятежом «в земли Лядьской», Ярослав вместе с черниговским князем Мстиславом предпринял поход на Польшу (в 1031 г.). В результате Руси были возвращены Червенские города, а также захвачены «многы ляхы». Приведенные в Русь, они были поселены в Поросье. Летописец, писавший об этом в начале ХІІ века, заметил, что они живут там «суть до сего дне».

В археологическом сезоне 2017 года мы обнаружили на Роси уникальный памятник — городище и большой могильник, где похоронены представители балтских племен. Датируется могильник началом ХІ века. Таким образом, археологически было подтверждено то, о чем говорится в летописи. К этому следует добавить, что представители поляков, литовцев или чуди были не единственными инородцами в Поросье. Кроме них, здесь оседали тюркские племена, так называемые «свои поганые», которые постепенно подвергались русской ассимиляции и аккультурации.

При Ярославе Мудром (1016-1054) отчетливо прослеживается единство северного и южного центров, которое наметилось на начальных этапах становления Руси. Прежде всего в духовной сфере. В Киеве и Новгороде практически одновременно было принято православное христианство. Киев стал центром митрополии с кафедральным Софийским собором, а Новгород — центром епископии также с Софийским собором. София Киевская, по примеру византийских храмов, была богато украшена мозаиками и фресками, каменными резными плитами, мраморными архитектурными элементами. Русичи восторгались собором, митрополит Иларион писал: «Церковь дивна и славна всем округным странам, яко же ина не обрящется во всем полунощи земленем от востока до запада». В первой половине XI века ничего подобного «во всем полунощи земленем», если исключить Византию, действительно не было. Этот храм стал духовной опорой Древней Руси, при нем была основана первая библиотека на Руси, которая, по подсчетам наших историков книги, насчитывала около тысячи томов, причем не только богослужебной, но и учительной литературы. При Софии была открыта школа письменности.

Ярослав Мудрый заботился также о том, чтобы все то же самое было и в Новгороде. После завершения Софии Киевской строительная артель была переведена в Новгород для строительства Софии Новгородской. Уже в 1052 году строительство собора было завершено, и он также был богато украшен. По свидетельству новгородских летописцев, инициатива возведения епископского храма в Новгороде принадлежала Ярославу Мудрому и его сыну Владимиру. В 1052 году Владимир умер и был похоронен в Софии Новгородской.

Символично, что обе святыни, киевская и новгородская, являвшиеся двумя православными опорами всей Руси, пережили многовековые лихолетья и сохранились до наших дней. В исторической литературе эта духовная связь Киева и Новгорода в ее софийской символичности не оценена должным образом, хотя ее роль в формировании древнерусской цивилизационной идентичности едва ли не определяющая. Если бы мы попытались найти аналогии двуединой государственной центричности Киева и Новгорода в последующей отечественной истории, то обязательно обратились бы к феномену Москвы и Санкт-Петербурга, которые в сознании политической элиты Российской империи являлись равнозначными символами государственности.

Следует упомянуть еще об одной государственно-политической особенности Киева и Новгорода. С течением времени многочисленный род Рюриковичей разветвился: на Руси к началу XIII века было несколько десятков князей, каждый из них претендовал на какой-то удел. Одни получали, другие нет — впоследствии их называли изгоями, выпавшими из ряда. Но все они были порфирородными, все имели одинаковые права. На Руси было около двенадцати крупных удельных княжеств, их территории примерно совпадали с границами двенадцати восточнославянских племенных объединений, лежавших в основании Древней Руси, и за каждой землей закрепилась та или иная ветвь рода Рюриковичей. И только два города не имели своих семейных династий — Киев и Новгород: они считались общим родовым наследием всей княжеской династии.

Когда князя из Южной Руси посылали в Новгород, а он туда не особенно стремился и отговаривался тем, что «ему отчина Белгород» (или Курск, или Переяславль), ему напоминали, что Новгород для него такая же отчина. «Отчина» — буквально отцовское наследие, но также и наследие всего рода. Это хорошо осознавали новгородцы. Приглашая суздальских князей на новгородский стол, они говорили: «Придите в отчину свою». На Киев и Новгород в течение всей домонгольской истории Руси претендовали все порфирородные князья рода Рюриковичей как на свое родовое наследие, на свою «отчину». И в этом особенность Киева и Новгорода — они не закрепились, не стали обособленными земельными княжествами, а на протяжении всей истории являлись общеродовым наследием.

Когда я углубился в эту тему, то обнаружил, что выходцы из Новгорода были первыми киевскими князьями из династии Рюриковичей (Олег) и последними. Это Ярослав Всеволодович, которому в Орде дали ярлык на Киев и на всю землю Русскую, а затем его сын, Александр Невский. Вот так круг истории замкнулся: и первые, и последние князья одного и того же рода (последние — уже в предмонгольское время) пришли в Киев из Новгорода. И вряд ли это случайно. В этом определенно заключается глубокий сакральный смысл, который осознавался даже татарскими ханами.

О том, что Киев и Новгород были сакральными центрами Руси, свидетельствует особое отношение в них к культу Бориса и Глеба, а также Владимира Святого. Новгородцы понимали, что это их корни, с которыми у них существует глубинная связь. Несмотря на то что новгородские бояре часто конфликтовали с князьями, приходившими из Киева, общая духовная память объединяла эти два центра на протяжении всей древнерусской истории.

Представляется чрезвычайно важным, что у истоков нашей государственной, культурной, религиозной истории стояли Киев и Новгород — два крупнейших центра не только Руси, но и средневековой Европы. Нужно исследовать и показывать эти элементы нашего единства. Сегодня, когда связи между родственными восточнославянскими народами рвутся, заявленная мной тема не очень популярна. И напрасно. Прошлое не должно стать заложником нынешнего политиканства.

В заключение расскажу об археологических находках, которые наглядно иллюстрируют летописные свидетельства о расселении жителей Прибалтики и северных районов на юге Руси. На реке Рось с русской стороны располагается сравнительно небольшое городище (остатки укрепленного городка), а через реку находится большой могильник. В нем и обнаружены погребения, совершенно не характерные для Руси конца X — начала XI века. В могилах были найдены элементы одежды и украшения: фибулы (из тех, что называют арбалетными, — на них угадываются даже некие антропоморфные детали), цепи, браслеты, украшенные драконьими головами, железные топоры. Прекрасно сохранились бронзовые предметы. Аналогичных находок у нас на Руси нет, но они есть в Прибалтике. Совершенно очевидно, что люди, захороненные в этом могильнике, принадлежали к балтским народам.

К настоящему времени исследованы 16 захоронений. Они находятся практически под самой поверхностью земли. Мы не знаем, были ли над ними в древности курганные насыпи. В последнее время поле активно распахивает техника, отчего захоронения оказались буквально в 30 см от поверхности земли. Из-за этого могильник грабят «черные копатели», некоторые из них даже составили свои «музейные коллекции». Среди типичного балтийского инвентаря — фибул, браслетов, колец — встречается древнерусская гончарная посуда, наконечники копий и железные топоры конца X — начала XI века.

О нерусском характере могильника свидетельствуют не только вещи, но и обряд захоронений. Он языческий. Как известно, балтские народы сохраняли свои языческие верования и тогда, когда на Руси уже господствовало христианство, для которого нехарактерны захоронения с инвентарем.

Городище Суховицы на русском берегу — небольшое, несоразмерное с могильником. Но к нему примыкает огромный посад, судя по распространению культурного слоя. Интересно, что люди, жившие на левом берегу Роси, были воинами, и все говорит о том, что они защищали русское пограничье от кочевников. В то же время они не боялись хоронить умерших на правом берегу, который был территорией кочевников. Судя по аналогичным находкам из других районов Поросья, можно подумать, что балтское представительство здесь было более широким и достигало устья Роси. По останкам из захоронений учеными были реконструированы древние балтские костюмы с украшениями (в частности, с брошками), аналогичными поросским. В чем-то они перекликаются с женским убранством скандинавов.

К сожалению, в наше время распространено такое явление, как нелегальные раскопки. Вещи, добытые таким образом, найдены, например, в «коллекции» депутата Верховной рады Рябунова. Оказывается, еще до прихода археологов памятник подвергся разграблению «черными копателями», которые сбывали находки в частные руки. Надо признать, что это явление общее: и украинское, и русское, но таких масштабов, как в наше время, оно не достигало никогда. Сегодня «черные копатели» вооружены хорошими металлоискателями, поэтому легко обнаруживают металлические предметы, выкапывают их, как картошку, и создают свои «музеи». Это очень печально, потому что, во-первых, сама земля много теряет от такого грабежа, во-вторых, вещи, изолированные от археологического контекста и незадокументированные, практически не пригодны для научного анализа.

Этот могильник — прекрасная иллюстрация того, что русские князья вывозили с севера поселенцев на юг Руси. Если бы мы не нашли его, этот факт остался бы только летописной деталью. Но вот конкретное свидетельство этих событий, происходивших в конце X — начале XI века. Эта находка чрезвычайно важная и интересная, особенно в контексте нашей темы «Киев и Новгород: у истоков Древней Руси». Она наглядно показывает, как объединялись потенциалы севера и юга. Сначала север «приходит» на юг и дает Руси княжескую династию, затем юг основывает на севере становища и погосты, потом север «населяет» южнорусские города-крепости. Этот процесс внутренних миграций был характерен для Руси и в ХІ-ХІІ веках.

Подводя краткий итог нашему разговору, следует сказать, что мы должны быть благодарны нашим далеким предкам — киевлянам и новгородцам — за то, что они создали великое восточнославянское государство Русь, ставшее общим достоянием трех нынешних восточнославянских народов — белорусского, русского и украинского.

Вопросы и ответы

Е. А. КАЙСАРОВ, заместитель заведующего кафедрой философии и культурологии СПбГУП, кандидат исторических наук, доцент, почетный работник высшего профессионального образования, почетный профессор СПбГУП: — Мне как историку чрезвычайно интересна Ваша лекция, поскольку она позволила ликвидировать некоторые пробелы в моих знаниях. Вы рассказали о двуцентричности, раньше я не подозревал, что двуцентричность имеет такие глубокие корни. У нас есть дисциплина «История Петербурга», в рамках которой мы изучаем Петербург как один из центров русской культуры и говорим, что если мы утратим один из центров, то русская культура рухнет. Двойная преемственность, которая была Вами прослежена, позволила совершенно по-другому взглянуть на подобные явления. Также мне понравилось, что Вы показали, насколько для современных людей, особенно для политиков, важно знать нашу древнюю историю: кто мы, откуда мы? К сожалению, многие из студентов не знают истории Древней Руси, средневековой Руси. Думаю, что Вы заинтересовали их. Мы будем ждать выхода Вашей монографии, где все это будет изложено более подробно.

Павел МЕЛЬНИК, II курс, факультет конфликтологии: — Уважаемый Петр Петрович, Вы сегодня много говорили о прошлом нашего Отечества. Думаю, всем нам было бы интересно поговорить о будущем. Считаете ли Вы возможным совместное будущее России и Украины? Можно ли ликвидировать существующие противоречия между братскими народами?

— Иногда вопрос может поставить в тупик — если больше часа говоришь об одном, а тебя спрашивают совершенно о другом. Я подарил библиотеке СПбГУП свою последнюю книгу «Заблудшие». Это слово в церковнославянском языке означает людей, сбившихся с правильного пути и в прямом, и в переносном смысле. В данном случае я рассматриваю нас, украинцев: мне представляется, что это мы — заблудшие. Можно списать все на режим, Майдан, но мне кажется, что заблудился весь народ, потому что если в стране происходит то, что происходит, то виноваты не только молодчики, которые правят бал на майданах, но и те, кто не способен этому противостоять. Так что можете пойти в библиотеку и почитать эту книгу.

Что касается вашего вопроса, то у меня долгое время была иллюзия: все это очень ненадолго — то, что произошло с нами, с Россией и Украиной, скоро это пройдет. Часть Украины, в данном случае Галиция, принялась навязывать нам своих героев. Щорс и Ватутин — уже не герои, а Бандера и Шухевич — герои. Меняются названия улиц и даже городов, сносятся памятники одним и устанавливаются другим. Мне казалось невозможным, чтобы Украина стала одной большой Галичиной. Но теперь я уже в этом не уверен, потому что происходящее сегодня — полная галицизация Украины, причем и ментальная тоже. Православная идентичность активно размывается грекокатолическим флером. Я не могу понять, что такое грекокатолицизм: есть католическая вера, есть православная. А эти умудрились быть одновременно и греками, и католиками. И вот уже православные священники начинают носить стоячие воротнички. Когда на Майдане говорили: «Европа — наш цивилизационный выбор», мне казалось, что эти люди неграмотны, не понимают, что говорят. Цивилизационный выбор мы сделали еще Бог знает когда — при Владимире Святом, и этот выбор — наша православная идентичность. Оказывается, я ошибался. Они поставили себе цель переориентировать нас в другую сферу, другую веру, другую ментальность, в другие культурные традиции, и сейчас для них плохо все, что было в прошлом, все, что нас связывает с Россией. Хорошо только там, за «бугром». И хотя людей, которые едут туда, ожидает жалкая участь — они получили безвизовый режим и возможность уехать в Польшу, где им платят в три раза меньше, притом что рабочий день длится дольше, — они рады и этому, потому что на Украине нет работы, экономика разрушена. И когда это изменится, мне трудно сказать. Наверное, когда-нибудь мы вернемся к тому, что у нас было раньше. Правда, это будет не скоро. Помните знаменитые строчки Некрасова о том, что русский народ вынесет все?

Ну, по крайней мере мне. Вы, может быть, доживете до того момента, когда украинцы и русские объединятся в одну семью.

Антон КУТУЗОВ, III курс, факультет конфликтологии: — Как Вы считаете, почему Новгород не стал столицей Древней Руси?

— Этим вопросом задаются многие ученые. Действительно, чего не хватило Новгороду, чтобы стать столицей Древней Руси? Во-первых, давайте вспомним, что во время образования Древнерусского государства на месте Новгорода был всего лишь Холмгард — Рюриков городок среди болотной поймы. Во-вторых, хотя Новгород, по сути, был в ту пору «окном в Европу» для восточнославянского мира, более важной проблемой, вероятно, представлялась защита от кочевников и, следовательно, укрепление со стороны юга, связь с Константинополем и, значит, «окно в Византию». В противостоянии с кочевыми народами, совершавшими набеги на Русь, было разумно заручиться поддержкой Византии, которая была крупной и мощной империей. Очевидно, что стратегические задачи восточнославянского мира в начальный период его становления, то есть в IX-X веках, решались на южных границах. Именно это обстоятельство, скорее всего, повлияло на то, что центр Руси оказался именно там. Это как Петербург в XVIII веке.

Е. А. КАЙСАРОВ: — Петр Петрович, существуют три основные теории возникновения Древнерусского государства: славянская, центристская, норманнская. Какую Вы считаете наиболее правильной?

— О центристской теории мне ничего не известно. Что же касается славянских и норманнских корней Русского государства, то это извечный вопрос нашей историографии. Мы долго придавали неоправданно большое значение иноземному фактору: якобы пришли варяги и организовали государственность. Но если внимательно прочитать летописи, то мы увидим, что, когда появились варяги, у восточных славян уже были основы государственности. Двенадцать восточнославянских племен — это уже ранние государственные образования. На всем пространстве, где жили восточные славяне, были укрепленные центры племенных объединений: Киев, Пастырское, Зимно, Битица и многие другие. А на севере уже были Старая Ладога и поселение, где был построен городок Рюрика. Как показал петербургский археолог Е. Н. Носов, который уже 30 лет исследует Рюриково городище, задолго до прихода варягов там жило славянское племя — словене.

Есть еще одно свидетельство. Когда Олег спускался по Днепру, он захватил Смоленск и Любеч и «посадил» там «мужей своих», потом пришел в Киев, убил местных князей и сел сам. Так что зачатки государственного развития на Руси уже были. Да, династия Рюриковичей по происхождению балтийская или варяжская, трудно более определенно назвать их этнические истоки. Скорее всего, это шведы, но, возможно, и датчане. Однако поразительно, что уже во втором поколении эти люди не мыслили себя норманнами — они русичи.

Давайте восстановим ход событий. Олег пришел в Киев и «принес на руке» малолетнего Игоря, который с четырех или пяти лет воспитывался в восточнославянской среде. Игорь женился на славянке — псковитянке Ольге, в их браке родился князь Святослав, который лишь наполовину скандинав. Святослав имел внебрачную связь с Малушей, ключницей Ольги, и у них родился сын Владимир — уже на три четверти славянин.

Во времена Владимира киевские князья пользовались услугами варяжских дружин, но не привечали их. Владимир отослал в Константинополь варягов, которые помогли ему завладеть Киевом, а впереди послал гонца к византийскому императору, чтобы тот предупредил: «Это хлопотные люди, поэтому надо расселить их розно». Ярослав Мудрый, которому конунг Эймунд тоже помог в овладении Киевом, отказался платить ему обещанную мзду серебром, поэтому в скандинавских сагах Ярослав выступает как скупой и не заслуживающий доверия. Дружина Эймунда тоже покинула киевские земли.

Таким образом, уже Святослав и Владимир не помнили о своей связи с варягами. Конечно, они были русичами.

Давайте вспомним более поздние эпохи царствования династии Романовых. Что касается этнической составляющей, то в этой династии происходил обратный процесс: русских по крови в ней с каждым поколением становилось все меньше. Александр III по крови был больше европейцем, чем русским, но по мировоззрению и самоидентификации — абсолютно русским человеком. «У России есть только два союзника — ее армия и флот», — это его слова. Это говорит о том, что гораздо важнее сознание, а не мифический «голос крови». Главное — кем себя человек осознает. Российские цари, как и древнерусские князья, воспринимали себя как правителей великой русской страны.

Интересно, что только в конце XII века кто-то вспомнил о Рюрике и князей стали называть Рюриками. Но вообще я бы не придавал большого значения норманнской теории. Сегодня это уже не актуально. Политическое развитие Руси происходило на базе восточнославянского этноса.

Е. А. КАЙСАРОВ: — А каково происхождение этнонимов двух типов?

— В вашей библиотеке есть моя книга «Откуда пошла Руская земля», где две главы посвящены происхождению названия Руси. Это южнорусское слово, но его источник, скорее всего, надо искать в иранском языке. На каком-то этапе оно закрепилось за местными славянскими племенами. Летописец пишет о полянах: «Еже ныне называемая Русь». Поляне — южно-восточнославянское племя, оно первым взяло это название. Варяги становятся русскими, когда попадают в Киев, а когда потом возвращаются на север, их тоже иногда именуют русскими, так как они служили русским князьям. Это уже обратная миграция слова на север.

Так что название «Русь» имеет южно-восточнославянское происхождение. Так считали многие известные лингвисты и историки: Олег Трубачев, Василий Абаев, бывший директор Эрмитажа Михаил Артамонов и другие исследователи. Разумеется, это слово — неславянского происхождения, но оно быстро прижилось в южно-восточнославянском регионе.

Е. А. КАЙСАРОВ: — Вопрос от преподавателя кафедры Натальи Владимировны Алявдиной. Она пишет: «Согласно исследованию американских историков, профессоров Вернадского и Прицака, Киев возник как еврейско-хазарский центр работорговли. Евреи грабили славян-язычников, сгоняли их к Киеву, и киевские партии рабов продавали западноевропейским христианам и ближневосточным мусульманам». Как Вы можете прокомментировать эту теорию возникновения Киева?

— В той же книге я подробно рассматриваю идею Прицака и Голба, которые пытались связать Киев с хазарским центром. Их идея заключается в том, что было два купеческих образования: одно шло с северо-востока, другое — с запада, от франков. Где-то на севере или северо-востоке они объединились и совместно перекочевали на юг. Это искусственное построение, ничем не подтвержденное. Но Прицак и Голб не историки, а филологи.

Если даже допустить, что левый берег Днепра был хазарским, а правый — славянским, то Киев-то возник на правом берегу! Между тем в летописи написано, что поляне, северяне и другие племена на каком-то этапе действительно пребывали в зависимости от хазар и платили им дань. Но однажды им это надоело, и они заплатили дань обоюдоострыми мечами. Хазарские старцы посчитали это плохим предзнаменованием: сегодня мы с них берем дань, а завтра они с нас будут. Так и случилось. Святослав разгромил хазар, разрушив их государство. Да и в славянской культуре нет ничего хазарского. В Киеве есть несколько находок так называемой салтово-маяцкой культуры. Ее носители — вероятно, предки болгар и венгров, которые входили в состав Хазарского государства. Эта культура была распространена по берегам Донца, в Киеве же найдены буквально единицы артефактов: один кувшин, несколько обломков, два погребения с подбоями, напоминающие хазарские. Все остальные находки, безусловно, славянские. Поэтому мы можем согласиться с тем, что в какой-то период были зависимы от хазар, но то, что они и Киев основали и что государственность мы от них унаследовали, — чистая выдумка.

Е. А. КАЙСАРОВ: — Петр Петрович, еще один вопрос. А. Н. Кирпичников и В. Д. Сарабьянов написали книгу «Старая Ладога. Первая столица Руси». Ваше отношение к этой позиции?

— Анатолий Николаевич Кирпичников — мой хороший друг. Он блестящий археолог и большой знаток оружия Древней Руси. Очень яркая личность. Кирпичников несколько десятилетий проработал в Старой Ладоге. Тем не менее я не могу согласиться с его точкой зрения на историю этого города. Ладога — памятник очень давний, в основе своей скорее славянский. Да, в Ладоге, согласно летописи, правил основатель династии — Рюрик. Но только два года. В летописи сказано: «По двоѣ уже лете сяде Рюрик в Новегороде». Следовательно, он ушел на Ильмень, где срубил город, известный ныне как Рюриково городище. Я могу согласиться с Анатолием Николаевичем, что Ладога была первой столицей северной части славянского мира, но Руси в те времена еще не существовало.

А. Н. Кирпичников иногда употребляет термин «первая империя Рюриковичей». Однако если Ладога и была столицей, то не империи Рюриковичей, а только самого Рюрика и только два года.

Когда ученый 40 лет работает на одном памятнике, он склонен преувеличивать его значение. Например, я считаю Киев «пупом земли», но, по-моему, у меня для этого больше оснований. Евгений Николаевич Носов полагает, что самым ранним политическим центром северо-восточных славян было Рюриково городище. Но надо исходить не из того, что могло быть, а из того, что было в действительности. На самом деле мы знаем, что первой столицей Руси был Киев, и об этом прямо пишут летописцы. Когда Олег пришел в Киев и объединил север и юг вдоль Днепра, он сказал: «Се буде мати городам русским». Думаю, что метафора «Киев — мать городам русским» не должна подвергаться ревизии, так как последующая история показала, что именно Киев был центром Руси. Не думаю, что это ущемляет великоросскую гордость. У нас были общая история, общие предки и общая столица.

На Украине есть люди, яростно выступающие против России. Я им иногда возражаю: «Представьте себе, что в конце XI или в XII веке брат вашего далекого пращура ушел на Северо-Восток, а теперь вы проклинаете его наследников, то есть своих дальних родственников». Мы же знаем, что Северо-Восточную Русь в основном колонизовали выходцы из Поднепровья, с Киевщины и Переяславщины. Отсюда туда была перенесена и южнорусская гидро- и топонимика: Десна, Трубеж, Лыбедь, Владимир, Переяславль, которая, разумеется, перешла вместе с большими потоками людей. Призываю всех не забывать об этом. Наши общие предки, конечно, ни сном ни духом не ведали, что когда-нибудь станет возможно то, что происходит сейчас. Историю необходимо рассматривать независимо от политической конъюнктуры.

Е. А. КАЙСАРОВ: — В связи с этим последний вопрос. Та проблема, которую мы сегодня рассматривали, нашла отражение в образовательных стандартах Украины?

— У нас уже третий раз переписывают учебники истории. Когда страну возглавлял Виктор Ющенко, был сделан политический заказ на новый учебник, и наши услужливые историки его быстро написали. После второго Майдана опять раздались призывы написать новый учебник. Спрашивается: чего не хватает в старом? Оказывается, в нем не было героизировано националистическое движение на Украине и т. п. Переписали еще раз. Мы с коллективом авторов под моей редакцией издали очерки истории Украины, где старались объективно изложить разные точки зрения, представить все процессы в контроверсионном виде. Но наша работа не пришлась ко двору на Украине. Сейчас мы пытаемся сделать второе издание, включив новые данные, в том числе такие события, как Майдан. Авторы боятся откровенно писать, чем объективно обернулся Майдан для Украины, чтобы не нарываться на неприятности. Все же, думаю, мы постараемся объективно рассмотреть это событие. На Украине у нас вряд ли получится опубликовать свои очерки в новом варианте. Люди есть люди: кто-то боится потерять работу, кто-то одурманен пропагандой. Особенно внушаема оказалась молодежь, которая в значительном большинстве придерживается радикальных взглядов и является движущей силой различных демонстраций и других политических акций. Молодые люди пока мало что знают и еще ничего не сделали, но уже многого хотят, и это противоречие порождает неадекватную реакцию. Но будем надеяться...

Е. А. КАЙСАРОВ: — Уважаемые коллеги, для меня Петр Петрович — образец настоящего ученого, который не меняет своих взглядов в зависимости от политической конъюнктуры. Это очень трудно. Петр Петрович, приезжайте к нам почаще. Мы будем читать Ваши книги, а Вам желаем успехов в дальнейших исследованиях и, конечно, мужества.

— Случилось так, что я не пришелся ко двору ни старой власти, ни новой. Компартийные чиновники говорили, что я страдаю киевоцентризмом, а это, как им казалось, недалеко от национализма. Новой власти я тоже не совсем угоден, на этот раз из-за своего недостаточного нациоцентризма. Что тут поделаешь?

Е. А. КАЙСАРОВ: — Спасибо, Петр Петрович, за интереснейшую лекцию.

 

12. «Не дразните медведя»

[196]

В конце 2016 года редактор американского сайта «National Interest» Роберт Мерри в статье под примечательным названием «Перестаньте дразнить медведя» высказал предположение, что «завтра» США и Россия перестанут быть врагами. Надежды эти были связаны с избранием Дональда Трампа президентом США, в котором автор увидел сигнал миру срочно «переобуваться», а тот, кто этого не поймет, может впоследствии пожалеть. Подобные надежды испытывало и российское политологическое сообщество, а депутаты Думы даже подняли бокалы с шампанским в честь перемен в Белом доме.

Сегодня по этому поводу в либеральном стане России не иронизирует разве что ленивый. Не вполне понятно, что так воодушевляет этих людей — политическая наивность и простодушие тех, кто надеялся, что с приходом к власти Трампа улучшатся отношения между двумя странами, или собственная прозорливость в том, что этого не должно было произойти.

На Лихачевских чтениях 2017 года я тоже выразил сдержанный оптимизм в связи с избранием Дональда Трампа. Друзьями США и Россия, как я полагал, не станут, но если перестанут враждовать, то всему миру будет спокойнее. К сожалению, этого не случилось. Трамп не осушил «вашингтонское болото», и «переобуваться» никому не пришлось ни в самих Соединенных Штатах, ни в подконтрольных им странах. Более того, новый президент США сам стал органичной частью этого «болота», поддержав его усилия по обострению отношений с Россией, хотя, будучи кандидатом, не исключал возможности их улучшения.

Особенно обрадовались этому некоторые малые страны Европы, только недавно ставшие членами НАТО или всеми силами стремящиеся войти в блок. Беззаветная преданность Хиллари Клинтон, декларируемая их руководством вплоть до дня объявления результатов американских выборов, не стала основанием для перемены в США отношения к ним. Новый президент сделал вид, что не заметил их едких высказываний в свой адрес, или ему не дали это заметить политические оппоненты. Быстро забыли об этом и сами критики Трампа, принявшиеся теперь искать его благосклонности.

Особенно наглядно это видно на примере президента Украины Петра Порошенко, который еще «вчера» расточал комплименты Хиллари Клинтон и только ее видел президентом США, а теперь ищет любую возможность пожать сюзеренную длань Трампа.

К сожалению, новая администрация США не прислушалась к совету мудрого политика и государственного деятеля Генри Киссинджера и не избрала путь нормализации отношений с Россией. Следуя метафоре Роберта Мерри, можно сказать, что «медведя» теперь не просто дразнят, но и травят. Чего стоит хотя бы циничное, ничем не аргументированное отлучение российских спортсменов от участия в зимней Олимпиаде 2018 года в Южной Корее. Это недостойно цивилизованного сообщества. При любом отношении политических элит коллективного Запада к властям России постыдно вымещать свою злобу на целой стране и ее народе. Такая брутальная демонстрация силы в действительности оборачивается своей противоположностью. Мстительность — удел слабых.

Поразительно, но и в этом случае больше всех воодушевляются новоявленные европейские союзники США, которые мечтают о реванше за прошлые обиды от России. Они же постоянно требуют от США и Запада все новых санкций против России, причем не только экономических, но и политических. С каким ликованием было встречено в политических кругах Украины лишение права голоса в ПАСЕ российской парламентской делегации. Робкие попытки руководства этой авторитетной организации как-то исправить ошибку и вернуть российских парламентариев в Страсбург встретили решительный протест. Руководитель парламентской делегации Украины заявил: «Если Россия будет возвращена в ПАСЕ, то из нее уйдет Украина». Эта угроза, скорее всего, не была бы реализована, но в ПАСЕ вынуждены с ней считаться.

Не менее бестактным выглядит и заявление министра иностранных дел Украины Павла Климкина в интервью немецкой газете «Rheinisсhе Post»: «Отмена санкций против России, — утверждает он, — приведет к расколу Европы». Их еще не взяли в эту самую Европу, а он уже пугает ее возможностью раскола! Конечно, не будь у Климкина за спиной американского наставника, он вряд ли отважился бы на такое менторское заявление, адресованное ведущим европейским странам.

Такая позиция украинских властей представляется контрпродуктивной. Кроме удовлетворения личных амбиций от сознания нанесенного России оскорбления, ничего существенного она не даст, накопившихся за четыре года проблем в отношениях между Украиной и Россией не решит. Неучастие России в работе ПАСЕ практически исключает какое-либо влияние этой организации на позицию страны. А с учетом того, что Украина принятием закона «О реинтеграции Донбасса», по существу, отказалась и от Минских соглашений, возможность для выхода украино-российских отношений из глубокого кризиса оказывается нулевой.

Серьезным препятствием на этом пути станет и строительство американской военной базы в Очакове — якобы для защиты Украины, но в действительности в интересах США, как это уже произошло в Румынии и Болгарии. Украинские власти воодушевлены этой перспективой, как и поставками летального оружия из США. При этом постоянно подчеркивают, что Украина защищает не только себя, но и всю демократическую Европу от российской агрессии — вероятно, виртуальной, поскольку реальной нет и не предвидится.

Не знаю, осознают ли нынешние руководители Украины, что эти заявления — не что иное, как признание того, что они являются инструментом чужой политики в чуждых народу Украины интересах. Сиюминутные выгоды в виде получения кредитов от США, Международного валютного фонда, некоторых европейских структур даже в малой степени не компенсируют потерь Украины от разрыва экономических отношений с Россией. И это не теория, а печальная действительность. Украинские граждане стремительно нищают, их численность угрожающе сокращается. Более 10 миллионов человек ушли в мир иной, не менее 5 миллионов уехали на заработки в Россию и страны Европы.

Печальной констатацией экономических проблем Украины и низкого уровня жизни ее населения является тот факт, что, согласно исследованию Международного института социологии, опубликованному в январе 2018 года, 45,2% украинцев не видят своего будущего на родине и хотели бы уехать за рубеж. К сожалению, эта реальность не до конца осознана большей частью украинских граждан, которая продолжает верить оптимистичным заявлениям президента о светлом европейском будущем страны.

Насколько известно, не обрели земного рая и другие постсоветские страны — Эстония, Литва и Латвия, уже вошедшие в Европейский союз и угодливо предоставившие свои территории для размещения военных баз и контингента США. Их население, и без того не очень многочисленное, также неуклонно сокращается. Не знаю, испытывают ли простые эстонцы удовлетворение от того, что размещенные у них американские истребители и бомбардировщики могут достичь Санкт-Петербурга за 16 минут. Если испытывают, то это глубокий самообман. В случае (не дай бог!) военного конфликта они могут вообще не взлететь, и их печальную участь разделит и небольшая Эстония.

Когда слушаешь польских политологов, активно участвующих в шоу на российском телевидении, невольно создается впечатление полной потери ими чувства реальности. Союзнические военные отношения с США приводят их в состояние эйфории. Они с восторгом говорят, что для их защиты американцы прислали 3,5-тысячный военный корпус с 80 танками и бронемашинами. И хотя ничто не указывает на то, что Россия собирается нападать на Польшу, жупел российской угрозы у поляков — самый продаваемый товар.

Вряд ли сами «младоевропейцы» верят в злокозненные захватнические планы России, но страшилки о российской угрозе приносят им неплохие дивиденды от богатого Запада, в первую очередь США. Конечно, это обман, но американцы сами «обманываться рады», поскольку он в определенной мере легитимирует размещение ими военной инфраструктуры у границ России. Так, страдая историческими комплексами, некоторые страны бывшего СССР и Организации Варшавского договора в лице своего политического руководства оказались на переднем крае глобального противостояния США и России.

И, конечно, особая роль здесь принадлежит Польше, ставшей временным поверенным в делах США в Европе. Она первой из европейских стран удостоилась чести принимать Дональда Трампа. Президент Польши Анджей Дуда на встрече с Рексом Тиллерсоном в Давосе приветствовал расширение санкций США против России и выразил уверенность, что они будут усиливаться. В свою очередь, госсекретарь США, посетивший своего стратегического партнера после Давоса, выступил в поддержку Польши в ее противостоянии планам России и Германии по строительству газопровода «Северный поток — 2».

Безоговорочное следование Польши, Украины, южнобалтийских и некоторых других восточноевропейских стран в кильватере американской политики доминирования и противостояния с Россией свидетельствует об отсутствии у руководства этих стран не только сознания ответственности за европейское будущее, но и элементарного чувства самосохранения. Ведь если постоянно травить медведя, он может и огрызнуться, и тогда появятся уже не мнимые, а реальные причины для обид. Нельзя все время жить русофобией — это тупиковый и опасный путь. По нему долгое время шла и старая Европа, пытавшаяся расширять так называемую «территорию свободы», не считаясь с интересами России, а зачастую и в ущерб им. Это и сегодня делается — не посредством вовлечения России в свободное европейское экономическое пространство и демонстрации преимуществ западных экономических моделей, но при помощи военной силы, укрепления блока НАТО, втягивания в него все новых стран, которым, вероятно, это дает уверенность в своей большей безопасности, но при этом лишает такой уверенности Россию, порождая взаимное недоверие и новые взаимные страхи.

Казалось, после развала Советского Союза и роспуска Организации Варшавского договора необходимость в НАТО должна была отпасть сама собой. В новой жизни Североатлантический блок стал анахронизмом, что отмечал даже Трамп в своих предвыборных речах. Однако анахронизм продолжает жить и укрепляться, и почему-то цивилизованным европейцам не приходит на ум, что вызов всегда порождает адекватный ответ. Спокойнее от этого не будет никому.

В последнее время в странах старой Европы растет понимание, что невозможно долго жить в условиях конфронтации, которую США навязывают миру, — военной, экономической, идеологической. Экономические санкции против России негативно сказываются не только на ней, но и на европейских странах. По заключению Института мировой экономики, опубликованному в декабре 2017 года, Германия от собственных санкций ежемесячно теряет 618 млн евро. Вполне определенно о необходимости их отмены высказались некоторые премьер-министры земель Германии. Министр иностранных дел Зигмар Габриель, отвечая противникам «Северного потока — 2», подчеркнул, что это внутреннее дело Германии.

Эти настроения начала разделять и федеральный канцлер Ангела Меркель, высказавшая на Всемирном экономическом форуме в Давосе несколько важных мыслей. «Мы считаем, что следует сотрудничать, что протекционизм — неверный путь. Спорные вопросы нужно решать с учетом мнения разных сторон, а не в одностороннем порядке». Но, пожалуй, главным ее политическим посылом было заявление: «Мы должны взять свою судьбу в собственные руки».

«Мы» — это, надо думать, Германия и другие страны Европы. В некоторых из них также говорят о необходимости прекращения конфронтационной санкционной политики. Это обсуждают и в бельгийском парламенте, и в палате лордов Великобритании. Вполне определенно на данную тему высказываются президент Чехии Милош Земан, премьер-министр Венгрии Виктор Урбан, премьер-министр Бельгии Шарль Мишель. Как представители стран Европейского союза, они связаны корпоративными правилами поведения, но вполне отдают себе отчет в абсурдности навязываемой США миру политики американского доминирования, основанной на военном принуждении.

Контуры будущего, обозначенные в американской ядерной стратегии, предусматривающей применение атомного оружия в условиях обычного военного конфликта, как и назначение на роль врагов США России, Китая, Ирана и КНДР, не должны устраивать мировую общественность. Это апокалиптические контуры. Будущее всей планеты не может определять одна страна. Настало время, когда все народы мира и их правительства должны осознать свою меру ответственности перед будущим и вслед за госпожой Меркель решительно заявить о своем желании «взять свою судьбу в собственные руки».