1. Национальная идея

О национальной идее Украины активно заговорили в середине 1990-х годов и в начале ХХІ века, после того как президент страны Л. Кучма в одном из своих выступлений имел неосторожность заявить, что она у нас не сработала. Эта констатация вызвала огромное негодование в среде национал-патриотов. «Как это не сработала, — возмущались они, — если украинцы обрели собственную государственную независимость?» Не знаю, что стало поводом для такого заявления президента, но совершенно очевидными были мотивы его оппонентов. Для них национальной идеей было образование независимого государства, а коль скоро оно, после распада Советского Союза, стало реальностью, то как можно утверждать, что она не сработала?

Правда, весь их политологический пафос, сведенный к лозунгу «Главное — построить державу, а все другое может подождать», подтверждал скорее правоту президента, чем его оппонентов. Поскольку процесс государственного строительства не завершен, о торжестве национальной идеи говорить еще рано. Поразительно, но и после двадцати пяти лет независимого существования невозможно утверждать, что на Украине построено полноценное государство. Однако даже если согласиться с тем, что оно у нас полноценное, говорить о четко сформулированной национальной идее не приходится.

Ведь для чего нужно государство народу? Вовсе не для того, чтобы национальная политическая элита пришла к власти. Народ знает, что власть и до этого была в ее руках. Со своим государством он связывает надежды на лучшую жизнь. Если она наступает, то можно утверждать, что национальная идея сработала. К сожалению, о себе мы этого сказать не можем. Лучшую жизнь у нас обрела только политическая элита; народ, напротив, стал жить хуже, чем раньше в «чужом» государстве. Неопровержимым свидетельством этому являются наши демографические потери, исчисляющиеся более чем десятью миллионами человек.

В свое время я опубликовал статью «Имеет ли Украина национальную идею?», чем шокировал национал-патриотические круги. Разве здесь допустимы какие-либо сомнения? Многие выражали недоумение такой постановкой вопроса, полагая, что национальная идея на Украине отчетливо сформировалась уже во времена Богдана Хмельницкого. С этим действительно можно согласиться, если иметь в виду идею для конкретного исторического периода. Однако в корне неверно полагать, что она в неизменном виде пригодна и для новых времен. Национальной идеи, единой для всех эпох, не бывает. Каждый новый этап исторического развития ставит перед обществом свои задачи и приоритеты. Даже на протяжении одного исторического периода у страны и народа может быть несколько сменяющих одна другую или одновременных национальных идей. Достаточно вспомнить примеры из отечественной истории советского времени: коллективизация, индустриализация, комсомольские стройки, не говоря уже о генеральной идее построения коммунистического общества.

Объективности ради следует сказать, что национальные идеи далеко не всегда являются необходимыми обществу приоритетами. Иногда они бывают и ложными, неправильно определенными или неосуществимыми в данное историческое время, как, например, построение коммунистического общества в Советском Союзе. При этом те и другие идеи, сформулированные политическими элитами, непременно должны поддерживаться большинством населения.

Однако вернемся к нынешним украинским реалиям и попытаемся понять, сработала ли у нас украинская национальная идея. К сожалению, ответ здесь может быть скорее отрицательным. Если говорить серьезно, то у нас в это время по существу и не было национальной идеи. То, что украинская элита считала таковой, на самом деле было идеей этнической. Достаточно вспомнить слоганы того времени, чтобы убедиться в этом. Вот только некоторые из них: «Україна перед усім», «Я гордий, що народився українцем», «Україна для українців», «Росіянам чемодан — вокзал — Росія» и другие.

Могла ли такая идеология стать национальной идеей Украины? К счастью, не могла. Ибо в противном случае это уже тогда привело бы страну в состояние межнационального раздора. Убежден, что ложной такая идея является и для современной Украины, хотя сторонников у нее сегодня неизмеримо больше, чем было тогда. Удивительно, что вполне солидаризовалась с национальной идеей в ее украинском этническом обличье и нынешняя власть Украины, хотя сама является интернациональной. Это очередной парадокс нашей истории.

Наверное, если бы на Украине проживали только этнические украинцы, в таком украиноцентризме не было бы особой проблемы. Но ведь ситуация иная. Исторически сложилось так, что Украина пришла к государственному суверенитету как многонациональная страна. Наряду с наибольшим украинским этносом ее населяют также русские, белорусы, молдаване, крымские татары, болгары, венгры, румыны, евреи и другие этнические группы, и вряд ли всем им может быть одинаково близкой идея моноэтничного и моноязычного украинского государства.

Из уст национально озабоченных украинцев нередко можно услышать, что поскольку национальные меньшинства живут на украинской земле, они обязаны интегрироваться в украинский культурно-исторический контекст. Что касается слова «обязаны» (я бы скорее заменил его на «должны»), то уверен, что никакого неприятия оно вызвать не может. Такая интеграция — залог комфортности их жизни. Разумеется, если она не предполагает потерю представителями этнических меньшинств своей собственной культурной идентичности. Если говорить о том, на чьей земле они живут, то утверждение «на украинской» не всегда корректно. Большинство живет на своей земле, которая на определенном историческом этапе стала украинской. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить, что Украина в современных границах сформировалась только в годы советской власти.

Совершенно очевидно, что, определяя нашу национальную идею, национал-патриотические круги не учитывают этнокультурные особенности Украины, сосредоточивают внимание только на проблемах украинства. Здесь и плач над нашей вековой обездоленностью, и восхищение нашим трудолюбием, талантливостью и врожденной толерантностью. Со временем утверждение о толерантности было девальвировано заявлениями об особых правах украинцев как коренного народа. С обретением Украиной независимости украинцы как бы по определению заняли в ней место, которое раньше в СССР принадлежало русским. Это почетно, но и ответственно. Теперь уже они должны взвешивать свои слова и поступки, чтобы не обидеть другие народы, населяющие Украину. И, конечно же, акцент на особых правах титульной нации по существу является антитезой национальной идее, которая должна быть понятной всем этносам страны и разделяться ими.

Рассуждения на тему «коренного» народа, как мне представляется, лишены не только научной, но и нравственной корректности. Возьмем для примера Крым, где на положении «коренных» находятся крымские татары. Да, это их историческая родина. Но только ли их? Чтобы объективно ответить на этот вопрос, необходим небольшой экскурс в историю.

В 40-е годы ХІІІ века, когда татары подчинили себе Крым, они были пришлыми по отношению к проживающим там издревле наследникам тавров, готов, скифов, сарматов, хазар, греков, половцев. Таковыми они оставались и в XV веке, когда основали Крымское ханство. От своей новой родины они унаследовали и прилагательное «крымские», хотя до этого были просто татары. С 80-х годов XVIII века ситуация изменилась. После завоевания Крыма Россией пришлыми стали русские, а крымские татары перешли в категорию коренных. После присоединения Крыма к Украине и переселения туда большого числа украинцев уже они стали пришлыми по отношению к коренным татарам и русским, не говоря о еще более древних насельниках полуострова. Но с тех пор прошло уже более полувека, и за это время коренными стали и украинцы. Кстати, русские и украинцы (по примеру крымских татар) также могли бы именоваться крымскими.

Надо сказать, что историческая практика не выработала четких критериев понятия «коренной народ» — ни юридических, ни нравственных. Неизвестно, сколько времени нужно прожить на конкретной земле, чтобы обрести право быть коренным: 50, 500 или 1000 лет? А как быть с отдельным человеком, который родился на этой земле, родил на ней детей и похоронил родителей? Он разве не коренной? В США, как известно, такое право обретается рождением.

Не следует особо уповать и на понятие «исконность проживания», ибо в таком случае окажется, что и сами украинцы по отношению к доброй половине современной территории Украины не «исконные». Во времена Киевской Руси граница расселения русичей на юге не выходила за линию рек Сулы на левобережье Днепра и Тясмена — на правобережье. Дальше начинались степи, где обитали печенеги, половцы, татары. Названные народы сошли с исторической арены и не могут претендовать на право коренных. А если бы история сложилась по-другому? В XVIII-XIX веках кочевников на юге и юго-востоке нынешней Украины сменили хлебопашцы. Ими были переселенцы из глубинных регионов России и Украины. Демографическая ситуация в этом крае сегодня — результат длительного исторического развития, и определять, кто здесь более коренной, а кто менее, просто безнравственно.

Говоря об этом в статье (1995), я отметил, что не учитывать этнографическую специфику Юго-Востока Украины, что имело место уже тогда, опасно. К сожалению, к этому предостережению никто не прислушался. Народный депутат Украины М. Косив в статье, опубликованной в газете «Голос Украины» 4 октября 1995 года, счел возможным даже заявить, что менталитет русифицированной Восточной Украины является реакционным для нашего духовного возрождения. Имели место и более жесткие заявления, предлагавшие отгородить Донбасс от Украины колючей проволокой и обзывавшие его жителей ватниками и колорадами. Разумеется, такое отношение к огромному региону, к тому же индустриально наиболее развитому, ни к чему хорошему привести не могло. В конечном итоге сдетонировал гражданский конфликт, из-за неадекватной реакции официального Киева переросший в военный.

То есть на Украине случилось то, от чего предостерегал нас бывший государственный секретарь США Генри Киссинджер. «Любые попытки одной части Украины взять верх над другой, — заявлял он, — приведут к гражданской войне или расколу».

Важной составляющей национальной идеи в представлении нынешних этноидеологов является государственный язык. Казалось бы, здесь нет места для конфликта. Конечно, им должен быть украинский. И не потому, что таким образом коренной этнос реализует свое преимущественное право, а потому, что это язык преобладающего большинства населения страны. Никто с этим и не спорил. Все как должное восприняли законодательное закрепление государственной статусности украинского языка. К сожалению, национал-патриотам этого оказалось мало. Отмена известного закона о языках Кивалова-Колесниченко, последовавшая после победы второго Майдана, свидетельствовала о том, что украинский ими рассматривался не как основной язык страны, а в сущности как единственный.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понимать всю бесперспективность такой затеи. Она, по сути, конфронтационная. Ее не могли безропотно воспринять национальные меньшинства, справедливо расценившие это как угрозу своим языкам. Особенно это относится к русскоэтничной общине Украины, которая по последней переписи населения насчитывает 8,5 миллионов человек. А если учесть, что русский язык является вторым родным и для многих жителей Украины других национальностей, приведенная выше цифра его пользователей может быть по меньшей мере утроена. И это не предположение, а факт, зафиксированный в социологических опросах.

Позже, по-видимому, осознав всю деликатность языковой проблемы, с высоких правительственных трибун заговорили, что никакого притеснения русскому языку нет, и никто не запрещает на нем говорить. И это правда, никакого законодательного запрета действительно нет. Но ведь язык — это не только бытовое общение на кухне или на улице. Это еще и его изучение. Следовательно, нужны русскоязычные детские сады, школы, вузы, причем их количество должно соответствовать удельному весу проживающих на Украине этнических русских. Сегодня этого нет.

В свое время определенные политические силы предлагали повысить статус русского языка до второго государственного или официального, что фактически одно и то же. Теоретически ничего крамольного в таком предложении не было и нет. Во многих странах, в том числе европейских, в качестве государственных используются два, а то и три языка. Практически из-за родовой близости украинского и русского языков, а также из-за того, что русский более распространенный, и к тому же международный, это могло бы привести к тому, что именно он де-факто и стал бы первым. Разумеется, для этнических украинцев это неприемлемо. Но что можно и нужно было сделать, так это предоставить русскому языку статус официального в определенных регионах, где высокий процент этнических русских. Уверен, что это уберегло бы нас от того, что случилось в Крыму и Донбассе.

К числу неверно определенных языковых приоритетов следует отнести и так называемую «украинизацию» украинского языка. Многим национал-патриотам показалось, что он слишком похож на русский, а то и вовсе русифицирован, а потому нуждается в реформировании. В качестве эталонного образца был предложен старогалицкий диалект, на котором разговаривает украинская диаспора в Канаде, США и других западных странах. Явочным порядком этот язык (хотя скорее наречие) стал утверждаться на радио и телевидении, в печатных средствах массовой информации, в книжных издательствах. Он непривычен для тех, кто воспитан на классическом украинском языке, и вызывает у них естественное отторжение. Им непонятно, во имя какой идеи следует отказываться от языка Котляревского, Шевченко, Леси Украинки, Нечуя-Левицкого, Рыльского, Стельмаха, Бажана, Гончара и многих других корифеев украинской языковой культуры.

В годы президентства В. Ющенко среди приоритетов страны, им же и определенных, было создание на Украине единой Поместной православной церкви. Будь эта задача правильно сформулирована, а ее решение продумано, она действительно могла бы стать общенациональным приоритетом. История знает примеры, когда Церковь становилась главной консолидирующей силой украинского народа. Один из них имел место во время Национально-освободительной войны 1648-1654 годов под водительством гетмана Богдана Хмельницкого. Главный ее лозунг «За веру православную!» стал знаменем борьбы с польско-католическим засильем, за сохранение и возрождение национальной и культурной идентичности малороссийского(украинского) народа.

К сожалению, в суверенное время православная церковь не стала силой, способной объединить нацию. Она сама оказалась расколотой. Этот раскол прежде всего на совести иерархов, не устоявших перед искушением собственного предстоятельства. Многим хотелось взойти на киевский митрополичий, а то и патриарший престол, пусть даже ценой расколов. Активное содействие этому оказали, к сожалению, и политические руководители независимой Украины, явно не понимая, какую мину замедленного действия закладывают под Церковь. Отдавая предпочтение вновь образованным церквям, в первую очередь Украинской православной церкви Киевского патриархата, они открыто демонстрировали неуважительное отношение к исторической Украинской православной церкви, находящейся в молитвенном единении с Московским патриархатом. Уничижительно называли ее «так называемой украинской», «московской» или «церковью чужой страны». Даже если бы речь шла только о церковном клире, то и тогда эти определения были бы некорректными и несправедливыми. Но ведь речь еще и о многомиллионных мирянах, верующих этой Церкви. Они такие же украинские граждане, как и те, кто принадлежит к Киевскому патриархату. Оскорблять их традиционные вероисповедальные чувства не только грешно, но и преступно. Это же наши люди. И Церковь, в лоне которой они находятся, тоже наша, а не московская.

Поразительно, что такое отношение на нынешней Украине принято демонстрировать только к УПЦ МП. К другим определение «чужестранная» не применяется. Хотя куда больше это соответствовало бы Украинской грекокатолической и Римско-католической церквям, пребывающим не только в каноническом, но и в административно-управленческом единстве с папским престолом в Риме. В таком же положении находятся и многие другие христианские и нехристианские церкви Украины. Все они имеют свои сакральные и управленческие центры за рубежом.

Разумеется, положение в украинском православии не может вызывать удовлетворения. В идеале желательно было бы иметь на Украине единую Поместную православную церковь, а не три, к тому же находящиеся между собой в состоянии вражды. Вот только непонятно, как можно прийти к такому единству. Попытка президента В. Ющенко придать учреждению единой Православной церкви Украины статус государственного приоритета, не считаясь с канонами и традициями,

оказалась несостоятельной. Она не нашла понимания даже у Вселенского Константинопольского Патриарха Варфоломея І, к которому украинский президент неоднократно обращался с просьбой восстановить историческую справедливость и принять под свой омофор украинских православных. Нет сомнения, что патриарх Варфоломей разделял энтузиазм В. Ющенко, но, в отличие от него, понимал, что исполнить такую просьбу не в состоянии. Вот почему в выступлении на Софийской площади в 2008 году он так настойчиво объяснял, чем для православной церкви являются каноны, духовная идентичность, историческая память и традиции.

Более подробно эта тема освещена мной в книге «Украина в оранжевом интерьере» (2012), здесь же она приведена как пример неудачной формулировки национальной идеи. Как показывает опыт истории, не кесарево это дело — наводить порядок в Божьем доме. «Помощь» Церкви со стороны светских властей всегда приносила больше вреда, чем пользы. Это счастье, что Константинопольский Патриарх не прислушался к настойчивым мольбам украинского президента, иначе Украина получила бы еще один церковный раскол.

В дискуссиях на тему украинской национальной идеи приходится слышать, что таковой на современном этапе вполне может быть вхождение Украины в европейское содружество наций. Действительно, в годы президентства В. Ющенко, В. Януковича и в еще большей мере П. Порошенко для политической элиты Украины не было и нет более важного государственного приоритета, чем ее интеграция в ЕС и НАТО. Усилиями политических пропагандистов, равно как и национал-патриотической интеллигенции, не говоря уже о властных институтах, Европа предстает перед украинцами как некая земля обетованная, где есть все: экономический достаток, закон и порядок, свобода, демократия, социальная справедливость и прочее. «Выйдите на Крещатик, — заявляют сторонники евроинтеграции, — и спросите любого прохожего, хотел бы он жить так, как в Европе. И можете не сомневаться, ответ будет положительным». Похожий аргумент приводится и в пользу вступления Украины в НАТО: «Посмотрите, в каких казармах живут солдаты стран, входящих в альянс, и как они питаются — и у вас не будет сомнений, следует или не следует Украине быть его членом».

Для многих такая иждивенческая аргументация выглядит убедительной. Правда, как свидетельствуют социальные опросы, далеко не для всех. Около 40% населения Украины не видит необходимости вхождения в ЕС. Ситуация для евроинтеграторов могла быть еще менее радужной, если бы они честно рассказывали о том, как живется в объединенной Европе не только ее наиболее развитым странам, но и тем, которые ранее входили в социалистическое содружество.

К примеру, Болгарии, интегрированной в ЕС в 2007 году, но так и не обретшей лучшей жизни. Более того, ее экономическое положение ухудшилось, страну поразил глубокий кризис. Его преодоление, по оценкам европейских специалистов, может занять жизнь не менее одного поколения. Почти 10% болгар находятся на уровне «крайней нищеты», в условиях бедности проживают еще 50%. По данным Национального института статистики Болгарии, черта бедности — 146 евро на человека. Доходы 21% населения еще ниже.

Наверное, отношение украинцев к евроинтеграции не было бы столь радужным, если бы они задумались над тем, что еще на дальних подступах к Европе Украина фактически уже оказалась под внешним управлением. Оно осуществляется не только из евро-американского далека, но и из самой Украины, в которую массово хлынули иностранные чиновники. Здесь они заняли высокие должности губернаторов, прокуроров, руководителей служб МВД, железных дорог, советников президента. Примечательно, что эти «ловцы счастья и чинов» на Украине все сплошь «бывшие», оказавшиеся невостребованными в собственном отечестве, а некоторые и вовсе сбежавшие из них из-за судебных преследований. Разумеется, никакой надежды на то, что они принесут пользу нашему Отечеству, нет, но комфортная «пансионная» жизнь им у нас гарантирована. Недавно в печати прошло сообщение, что некий польский гражданин, ставший управляющим железными дорогами Украины, получает около 500 тысяч гривен в месяц, не считая различных бонусных надбавок. Оклады украинских чиновников такого ранга раз в десять меньше.

Аналогичный пропагандистский обман имеет место и в отношении НАТО. Конечно, это не только благоустроенные казармы и трехразовое питание. Это еще и двухпроцентные расходы национального бюджета на военные нужды, участие в военных операциях по «принуждению народов к демократии и свободе», предоставление своей территории для размещения военных баз, закупка вооружения, производимого США и Западной Европой. В конечном итоге — превращение Украины в передовой форпост США и НАТО в противостоянии с Россией, а в случае военного конфликта — в первую мишень для ее ракет. Отвечает ли такая перспектива нашим национальным интересам и может ли она быть нашей национальной идеей? Здравый смысл подсказывает, что нет, хотя бывший генсек НАТО Расмуссен, ставший теперь советником президента Порошенко, убеждает его в обратном.

Из приведенного выше неполного перечня государственных приоритетов видно, что ни один из них не мог стать национальной идеей Украины, поскольку не отвечал потребностям гражданского мира и согласия. Национальная идея — это не красивый лозунг какой-либо партии, группы интеллектуалов или политических деятелей. Она не существует сама по себе, без осознания и поддержки обществом — не отдельными этническими общностями или политическими и культурными элитами, а большинством граждан страны.

В свое время, ссылаясь на известного ученого-медика, академика НАН Украины Ю. И. Кундиева, я высказал предположение, что главным государственным приоритетом должна стать забота о сохранении генофонда украинской нации. К сожалению, оно прошло незамеченным, и эта важнейшая задача так и не была осознана на общенациональном уровне. Политические кланы, поочередно рвавшиеся к власти и устраивавшие революции, меньше всего задумывались над демографическими потерями Украины. Их больше интересовали европейская и евро-атлантическая интеграция, изменение традиционных экономических связей Украины, переписывание исторического прошлого, декретное утверждение роли украинского языка, так называемое государственное строительство и т. д. Но ведь народ связывал с независимостью Украины прежде всего надежды на лучшую жизнь. К сожалению, этого не случилось. Ожидания оказались обманутыми. Лучше стала жить только национальная политическая элита, но не народ. Следовательно, главная цель независимости — сделать весь народ богатым и счастливым — не достигнута. Можно сказать, что Украина как социально обустроенное государство (что записано в ее Конституции) не состоялась. И не состоится, если власти предержащие не осознают, что главным приоритетом должна быть забота о своих согражданах. Убежден, что такую национальную идею поддержит все украинское общество. Это, кстати, самый надежный и короткий путь к его консолидации.

 

2. Свобода и патриотизм по-украински

После развала Советского Союза и обретения Украиной государственной независимости казалось, что теперь мы заживем свободной жизнью. Новые идеологи принялись вовсю убеждать, что до сих пор украинцы находились в неволе, а их ментальности были совершенно чужды российский абсолютизм и советский тоталитаризм. Мы — нация, от природы демократическая и свободолюбивая. В качестве примера приводилась Запорожская Сечь, где господствовал дух народоправства и побратимства. Разумеется, были и отступления от названных ценностей, но лишь потому, что украинцы вынуждены были следовать чужой воле.

К сожалению, двадцать пять лет суверенного развития не подтвердили столь идеализированного представления об украинской ментальности. В ней не все так однозначно благостно. Присутствует, в частности, такая черта, как «патриотическая бдительность», или обыкновенное доносительство. Для некоторых групп украинских граждан это малодостойное занятие превратилось чуть ли не в профессию.

Причем черта эта водилась за нами и в советское время, когда сосед доносил на соседа, а сотрудник — на сотрудника, что тот что-то не то сказал о советской власти или припрятал от нее мешок зерна. Не исчезла, к сожалению, она и в наше время, когда некоторые «патриоты» через газету призывают власти разобраться с тем или иным гражданином или самолично вершат свой «патриотический» суд. При этом, видимо, полагают, что обретенная ими на Майдане свобода дает им на это право.

Однако то, что они принимают за свободу, в действительности ничего общего с ней не имеет. Это атаманщина Гуляйполя, которая из-за слабости власти не может быть введена в рамки цивилизованного и правового общежития. Известно же, что свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого. Если этого правила не придерживаться, обессмысливается само содержание свободы: она превращается в свою противоположность. Что, к сожалению, мы и наблюдаем в нашей суверенной стране.

О свободе

Размышления о свободе — своеобразная реакция на многократно слышимые на независимой У краине проклятия в адрес нашего несвободного прошлого, далекого и близкого. Особенно советского, которое ныне подвергнуто тотальному поруганию. Я не стану заниматься его апологетикой. Скажу только, что оно не было столь безрадостно темным, как его пытаются представить новые украинские этноидеологи. Известно же, что к независимости Украина пришла одной из наиболее развитых стран Европы. И одной из наибольших по территории и населению.

Здесь мне хотелось бы поговорить о самих порицателях прошлого, утверждающих, что в советское время Украина была колонией России и не знала свободы. Если присмотреться к ним внимательно, то окажется, что это не только, а может, и не столько те, кто испытал на себе тяготы советской несвободы, сколько те, кто был вполне доволен жизнью в «тоталитарном» прошлом и немерено обласкан орденами и лауреатскими званиями. Это видные представители партийной номенклатуры, а также творческой интеллигенции, которые только после распада СССР вдруг поняли, что в прошлом у них не было свободы.

Их оказалось неожиданно много. Для примера назову двух секретарей ЦК: Коммунистической партии Украины Л. М. Кравчука и ВЛКСМ А. С. Матвиенко. Казалось бы, уж они-то до последнего вздоха должны были защищать то, чему поклонялись многие десятилетия сами и заставляли делать это других. Да и получили от него неизмеримо больше, чем их сограждане. Именно они являлись олицетворением советской системы. Первый более 20 лет проработал в ЦК Компартии Украины, прошел путь от заместителя отдела агитации и пропаганды до второго секретаря ЦК, второй — от секретаря райкома комсомола до первого секретаря ЦК ВЛКСМ, члена ЦК Компартии Украины. Не знаю, как осуществлял свою идеологическую миссию молодой комсомольский вожак, а вот верность коммунистическим идеалам партии Л. Кравчука я имел возможность наблюдать не раз. В том числе на личном опыте. Когда в 1989 году мне было предложено возглавить Украинское общество охраны памятников истории и культуры, я должен был пройти собеседование с заведующим отделом ЦК КПУ Л. Кравчуком. Его напутствие было вполне доброжелательным, но подчеркнуто партийно-назидательным. И это за два года до развала Советского Союза. Кстати, именно в это время партийная карьера Леонида Макаровича пережила стремительный взлет. В конце 1989 года он стал секретарем ЦК КПУ, в 1990-1991 годах — членом ЦК КПСС и членом Политбюро КПУ.

В принципе в преображении партийных и комсомольских номенклатурщиков не было бы ничего предосудительного, если бы они, осознав ложность идеалов прошлого, признали собственные грехи. А еще покаялись за них и тихонько отошли в сторону. Но этого не случилось. Стряхнув с себя груз недавних заблуждений, как дорожную пыль с платья, они ловко пристроились в авангард глашатаев новой жизни. И так быстро вошли в эту роль, будто всю жизнь только тем и занимались, что звали народ сбросить ненавистные оковы социализма. Народу бы взять да спросить: «Чего же это вы, господа, бывшие товарищи, так упоительно расхваливаете новый путь? Не вы ли еще совсем недавно вели нас в противоположном направлении? Так же горячо уверяли, что идем правильной дорогой. И так же сурово клеймили инакомыслящих, нередко обрекая их на длительные (иногда и невозвратные) командировки в места не столь отдаленные».

К сожалению, народ таких вопросов не задает. То ли забыл об их прошлом, то ли простил своих заблудших учителей. Наверное, действительно простил. Раньше мне казалось, что при всем том он не готов признать их верительные грамоты во второй раз. Жизнь показала, что я был неправ. Слишком уж много «бывших» оказалось в независимой Украине на ведущих ролях. Л. Кравчук стал председателем Верховной рады, а затем и президентом Украины, а А. Матвиенко — губернатором Винницкой области, руководителем Крымской Автономной Республики и несменяемым депутатом Верховной рады Украины. Поразительно, но именно Л. Кравчук, бывший вплоть до 1991 года верным ленинцем, буквально через два года отрекся от своего идеологического прошлого и инициировал запрет Коммунистической партии Украины.

Перечень «беспредельно преданных старой и новой системе», согласно образному выражению Б. И. Олийныка, не ограничивается названными фамилиями. Он бесконечно длинный. В нем также А. Турчинов, оказавшийся после Майдана-2 на самом верху властной пирамиды суверенной Украины. Трудно сказать, удалась бы ему столь блестящая государственная карьера, не развались Советский Союз, но ее горизонты уже тогда были достаточно определенными. На втором курсе института он был премирован поездкой в составе делегации ЦК ВЛКСМ в Индию и Цейлон. В 1987-1990 годах работал секретарем райкома комсомола и заведующим отделом агитации и пропаганды Днепропетровского обкома комсомола. Поразительно, что, имея такое комсомольско-партийное прошлое, именно Александр Валентинович стал главным инициатором запрета на Украине коммунистической партии.

Надо сказать, что удивительная приспосабливаемость чиновно-административного сообщества к меняющимся условиям жизни (вчера — коммунисты, а сегодня — националисты) — явление хотя и безнравственное, но достаточно распространенное. У этих людей в большинстве своем нет собственных убеждений, а следовательно, нет и внутренней свободы. Спросите любого из «прозревших» партийных и комсомольских деятелей, почему он поступал не в согласии с совестью, и получите ответ, что тогда были такие жесткие порядки. Но лично он всегда осознавал неизбежность крушения Советского Союза и мечтал о независимой Украине. Некоторые из старших по возрасту начали распространять слухи, что носили в лес бандеровцам съестные припасы. О голоде 19321933 годов ничего не знали. Разумеется, все это досужие разговоры. Были верными ленинцами, служили системе, выслуживались перед начальством. И не развались Советский Союз, продолжали бы свои административно-чиновничьи карьеры, продвигались по службе аж до ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ, не задумываясь о том, что в стране нет свободы и демократии.

К сожалению, не более нравственной в целом оказалась и элита творческая, которую принято считать совестью народа. Столь высокой аттестации соответствуют далеко не все ее представители. Многие согласны служить тому или иному режиму не потому, что их к этому принуждают, а потому, что сами того очень хотят. Ведь не обязательно славить. В то время как одни безудержно восхваляли советскую власть, другие были более сдержанны в выражении своих эмоций. А третьи и вовсе помалкивали. Власть могла вынудить замолчать критически настроенного к ней писателя и даже посадить его в тюрьму, но не могла заставить его петь ей осанну. Выбор идеологии творчества оставался за ним. Мог писать приключенческие романы, лирические стихи, прозу, исторические повести. Мог писать для будущих поколений и не выставлять на суд современников. Наконец, мог вообще не писать. Все это было его суверенным правом, и ссылки на то, что партийные чиновники диктовали свои условия, не являются оправданием. Нельзя творить по принуждению. По принуждению можно не творить.

Когда многие из неожиданно «прозревших» ссылаются на сложные обстоятельства и отсутствие в советское время свободы творчества, они, как правило, имеют в виду свободу, дозволенную сверху. Но для истинно творческой личности, имеющей свои убеждения, такая свобода не имеет определяющего значения. Ее наличие или отсутствие может облегчить творчество или усложнить. Главной и единственной свободой всегда является внутренняя — та, которая позволила Т. Шевченко сделать признание: «Караюсь, мучусь, але не каюсь», а А. Пушкину заявить: «В мой жестокий век восславил я Свободу / И милость к падшим призывал».

Философ И. Ильин утверждал, что человек, лишенный чувства внутренней свободы, не может быть творцом. Отечественная действительность не подтверждает его бесспорность. Пример большинства украинских писателей и поэтов советского времени с ним и вовсе не согласуется. Творили же, и неплохо.

Как Д. Павлычко, у которого все лучшее, что он написал, относится к периоду советской несвободы. Многие его стихи откровенно апологетические, отражающие безмерную благодарность автора «братам з-поза Збруча» за то, что ему, сыну простого лесоруба из Карпат, «всміхнулась доля люба, у сяйві Кремлівських зір». Прославлял Москву «за свободоносну вроду» и «волю українського народу», воспевал В. Ленина, в котором «всей своей плотью и кровью Правду великую мы обрели». Призывал верить, что «Ленин — будущее земли», «подобный солнцу», и стоять на этом следует «неколебимо». Клеймил бандеровскую диаспору, свившую за океаном враждебное Украине гнездо и собиравшую из «шматків тризуб, розбитий об гранітну нашу дружбу».

Это после обретения независимости Д. Павлычко стал утверждать, что он бандеровец и будто бы даже служил в их отряде. В предисловии к трехтомнику собрания его сочинений, вышедшему в 1980-е годы, сказано (несомненно, с его слов), что слухи о связях поэта с бандеровцами — не что иное, как наветы недругов. Сам Дмитрий Васильевич называл их «злісними наклепами» и даже угрожал привлечь распространителей к ответственности. Судя по тому, что ему удалось сделать в советское время головокружительную общественно-политическую карьеру, его заверения в идеологической непорочности были тогда безоговорочно приняты. В течение многих десятилетий он был не только комсомольско-партийным поэтом, но также общественным и государственным деятелем. Избирался членом ЦК ВЛКСМ, депутатом Верховных советов СССР и Украинской ССР.

Признаюсь, услышав от Д. Павлычко признание в бандеровском прошлом, я не поверил в его правдивость. Принял за поэтический образ. Но случайно наткнулся на статью его школьного товарища М. Ковальчука в газете «Советский пограничник» от 22 февраля 1991 года, в котором тот приводит свидетельства в пользу нынешних показаний Д. Павлычко. Оказывается, связи «з бандеровскою зграєю» будущий трубадур советской системы таки поддерживал в 1948 году. Тогда же он отказался вступать в ЛКСМ, заявив, что теперь делать этого не станет, а дальше видно будет.

Феномен Д. Павлычко не поддается здравому объяснению. Нормальному человеку невозможно представить, чтобы кто-то несколько десятилетий восхвалял советскую власть, сочинял в ее честь хвалебные оды и при этом был ее тайным врагом. Но получается именно так. Когда он ныне заявляет, что «російська мова була мовою окупантів», а Россия триста лет топтала и унижала наших украинцев, это не какое-то чудесное прозрение, посетившее его на старости лет, но мировоззренческая позиция, обретенная еще в бандеровском схроне.

Мне искренне жаль Дмитрия Васильевича. Получается, он отрекся от самого себя. Ведь все лучшее, что ему удалось в поэзии, он создал в советское время. В его творчестве того периода не было даже и полунамека на отсутствие в стране свободы. Сейчас он утверждает, что это «тому що над нами стояли». Но звучит это неубедительно, фальшиво, особенно если учесть, что и сам он принадлежал к тем, кто стоял над другими.

Не знаю, понимает ли Д. Павлычко, что своим отречением от прошлой жизни он одновременно отрекся и от миллионов своих почитателей, которых имел на Советской Украине. Да что там отрекся — просто предал их светлую веру в искренность его стихов. Все они оказались жестоко обманутыми. В их числе — и автор этих строк.

Д. Павлычко, может быть, наиболее показательный пример идеологического преображения, но далеко не единственный. Так поступили многие мастера «красного письменства». Определенно, ближе всех к нему находится В. Яворивский. Он стал известен благодаря повести «Вічні Картеліси», в которой воскресил трагедию волынского села Картелисы, чьи жители были уничтожены бандеровцами (которых он называет янычарами, вонзившими нож в спину украинского народа). В работе над повестью В. Яворивский пользовался поддержкой отдела агитации и пропаганды ЦК Компартии Украины и Волынского обкома КПУ, благодаря чему ему открыли все архивы. Повесть была удостоена премии Ленинского комсомола. Крепко досталось от писателя бандеровцам и в его статье «Янычары», где он развенчал одного из главных деятелей националистического движения на Западной Украине Я. Стецько.

Поразительно, но свое верноподданничество В. Яворивский демонстрировал и тогда, когда для большинства мыслящих и порядочных людей это было уже неприемлемо. Вспоминаются его очерк «Право собственного имени», в котором воспет В. Ленин, а также пафосные статьи о книгах генерального секретаря ЦК КПСС Л. Брежнева «Малая земля» и «Целина». Последние были не только восторженно оценены писателем, но еще и рекомендованы как настольные книги для каждого украинского интеллектуала.

После того как Украина стала независимой, В. Яворивский проклял советское прошлое и превратился в истового национал-патриота. Нормальному человеку просто невозможно понять, как все это может совмещаться. Причем писатель не явился с повинной к своему народу, не попросил прощения за прошлые грехи, но, как ни в чем не бывало, вновь занял место его учителя.

К моему и, думаю, многих украинских читателей сожалению, не избежал соблазна идеологического преображения и такой выдающийся писатель, как О. Гончар. Припоминается давний разговор с замечательным украинским драматургом A. Коломийцем, с которым у меня сложились доверительные отношения. В нем он рассказал о телефонном звонке О. Гончара, который сообщил ему о выходе из партии. Мудрый Алексей Федотович на это заметил: «Ти, Олесь, вийшов із партії, а як вийдуть із неї твої „Прапороносці“?»

От себя добавлю, что это относится не только к роману «Прапороносці», но и ко всему творчеству О. Гончара советского времени. На его художественной прозе, как и на поэзии Д. Павлычко, выросло не одно поколение советских украинцев. Да и сам писатель был плоть от плоти той системы. Входил в ее наивысшие представительские органы: в ЦК Компартии Украины, Верховные советы Украинской ССР и Советского Союза, возглавлял Совет мира, Союз писателей Украины и пр. Его творчество было отмечено государственными премиями, а сам он — многими орденами Ленина. И, разумеется, нет оснований утверждать, что писатель не был в то время самим собой, что творил не согласно с убеждениями и внутренней свободой, а по принуждению.

К чести О. Гончара, его идеологическое преображение не было столь публично-театральным, как у Д. Павлычко, B. Яворивского, П. Мовчана, О. Танюка и многих других украинских интеллектуалов, обретших известность в советское время. Это было скорее внутреннее преображение, не предполагавшее полного отречения от прошлого и бездумного принятия нового. Его, в частности, очень тревожила идеализация Галичины как чуть ли не главного оплота украинской идентичности. В беседе с Б. Патоном и мной, пришедшими поздравить его с 76-летием, он неоднократно подчеркивал, что Украина — это также Харьковщина, Днепропетровщина, Полтавщина и другие регионы, и нет нужды вычислять, который из них имеет большие заслуги в сохранении национально-культурной идентичности. «Надо не противопоставлять их один другому, — утверждал писатель, — а объединять, подчеркивать их историческую общность».

С сожалением могу констатировать, что синдром преображения не обошел стороной и такое, казалось бы, консервативное научно-творческое сообщество, как Национальная академия наук Украины. Многие мои коллеги-гуманитарии, в том числе те, которые были историками Коммунистической партии, научными атеистами, неожиданно превратились в борцов с ненавистным социалистическим прошлым. Не знай мы их, можно было бы подумать, что они занимались этим последовательно всю свою творческую жизнь. Смыслом жизни некоторых из них, таких как доктор исторических наук С. В. Кульчицкий, стало драматическое отречение от всего написанного в годы советской власти.

Нередки случаи и самогероизации, поиска в своей биографии случаев несогласия с партийно-номенклатурной системой, попыток причислить себя к диссидентству задним числом. Приведу здесь одно, сравнительно недавнее признание моего академического коллеги о его «бандеровском» прошлом. Оказывается, он тоже носил им еду в лес. Зная его возраст, я выразил сомнение в достоверности сказанного. «Ты не одинок в своем неверии, — ответил он, — но так и вправду было». Позже, приняв во внимание тот факт, что бандеровское движение имело место еще и в начале 1950-х годов, я вполне мог представить мальчишку 8-10 лет, несущего в лес корзину с продуктами. И, наверное, таких мальчишек было немало, учитывая, что в лесах находились их односельчане и родственники. В продолжение разговора с коллегой, чтоб хоть как-то загладить неловкость от моего скептицизма, я добавил, что если бы он рассказал об этом, когда вступал в Коммунистическую партию, ему бы обязательно поверили.

Справедливости ради следует признать, что искушению отречения от собственного прошлого поддались на Украине не все — как в среде партийно-государственных деятелей, так и в мире людей творческих, писателей и ученых. Примеру Л. Кравчука, насколько я могу судить, не последовали С. Гуренко, Я. Погребняк, И. Гринцов — бывшие секретари ЦК КПУ; П. Тронько — многолетний заместитель председателя Совета Министров УССР; Г. Крючков — работник ЦК КПСС и ЦК КПУ, секретарь обкома партии; В. Мысниченко, Е. Мармазов, В. Матвеев — первые секретари обкомов партии; П. Симоненко и А. Мартынюк — секретари горкомов партии. Не у всех достало сил, чтобы защищать свое и страны социалистическое прошлое, но хватило нравственности и совести не отречься от него и не проклясть.

Из названных партийных деятелей мне хотелось бы выделить Г. Крючкова, который занял активную позицию в оценке всего того, что было сделано за годы советской власти. Она не догматически ортодоксальная, отрицающая какие бы то ни было ошибки на социалистическом пути, скорее научно-аналитическая, исследующая как достижения, так и потери того времени. У него были убеждения в прошлом, есть и сегодня, другими словами, есть внутренняя свобода. Он единственный из нескольких сотен партактивистов, собравшихся в ЦК КПУ на встречу с генеральным секретарем ЦК КПСС М. Горбачевым, усомнился в разумности его перестроечных предложений. Выступая в прениях, обратился к генсеку с прямым вопросом: «Скажите, куда Вы нас ведете?» Такие неудобные вопросы Г. Крючков задавал и руководителям независимой Украины как с высокой трибуны Верховной рады, так и в своих социально-политических статьях и книгах. И никогда не испрашивал на них разрешения, поскольку всегда имел собственную гражданскую позицию.

Его авторству принадлежат десятки книг, содержащих размышления о прошлом и будущем Украины. Наиболее полно они представлены в книгах «Лестница, полная заноз» и «Тревожный зов». В первой он подытожил свой опыт в строительстве социализма, не избегая самокритичного взгляда и анализа ошибок в практической реализации, во второй подверг обоснованной критике новый выбор Украины, связанный с евроинтеграцией и отрицающий весь предшествующий исторический опыт.

Из тех представителей творческой интеллигенции, кто не предал своих убеждений, следует назвать двух выдающихся писателей Украины: поэта, общественного и государственного деятеля, академика НАН Украины Б. И. Олийныка и прозаика А. А. Сизоненко. Приняв всем сердцем независимость своей страны, они не отреклись от ее истории, от деяний своих отцов и дедов, от нашего корневого восточнославянского единства. Можно утверждать, что они остались пленниками несвободы советского времени, что многими «прозревшими» и делается, а можно и понять, что это их нравственный императив, не позволяющий менять свои убеждения в зависимости от политической конъюнктуры. Разумеется, занимать такую позицию могут только масштабные личности, наделенные чувством собственного достоинства и внутренней свободой. Это тем более верно, если учесть, что на независимой Украине коммунистическая идеология запрещена на законодательном уровне, а восточнославянскому единству противопоставлено братание с цивилизованной Европой.

В научной среде я бы выделил крупного ученого-медика, члена-корреспондента Национальной академии наук Украины, академика Национальной академии медицинских наук Украины И. М. Трахтенберга, а также известного архитектора, профессора, академика Украинской национальной академии искусств Л. П. Скорик. Яркие публицистические статьи в защиту медицинской науки и здравоохранения, с которыми постоянно выступает И. Трахтенберг, неизменно наполнены тревогами за их деградацию на независимой Украине, призывами не разрушать в стране профилактическую медицину и не лишать граждан доступа к лекарствам из-за их дороговизны. Он неоднократно предупреждал украинские власти о пагубности немыслимой чехарды с назначениями министров здравоохранения, которых за годы независимости было около двадцати, причем некоторые не имели даже профильного образования. Обсуждая происходящее в украинском здравоохранении с коллегами, членами творческого клуба имени известного ученого-геронтолога, академика Национальной академии наук Украины В. В. Фролькиса, он неизменно повторяет: «Не надо молчать!» В книге «Бабин яр» отчетливо прослеживается тревога умудренного жизненным опытом академика за день сегодняшний, «когда вновь и вновь возникает черно-коричневый призрак, возникает реально и осязаемо». Конечно, столь высокая гражданственность И. Трахтенберга покоится на прочном фундаменте его внутренней свободы.

Необычайно сильным чувством внутренней свободы обладает Л. П. Скорик. В советское время она выступала одним из организаторов «Народного руху», а с наступлением независимости, убедившись в ложности идеалов у большинства его руководителей, решительно порвала с ним. Одна из немногих достаточно критично отнеслась к нашим так называемым революциям, однозначно оценивая их как схватки за власть между олигархическими кланами. По мнению Ларисы Павловны, совершенно ошибочной является тенденция распространения культурно-исторических ценностей одного региона (западноукраинского) на всю Украину. Это не помогает консолидации нации, но препятствует ей. Неоднократно Л. Скорик высказывалась по поводу непрофессионализма украинских властей. Ее статьи и интервью характеризуются четкостью формулировок и ясностью авторской позиции. В наше время такое может позволить себе только личность, обладающая собственными убеждениями и чувством внутренней свободы.

Наверное, позиция Г. Крючкова, Б. Олийныка, А. Сизоненко, И. Трахтенберга, Л. Скорик и им подобных не отражает мнения большинства украинцев. Но в этом нет ничего необычного. Так было всегда и везде. Недаром же родилась пословица «нет пророка в своем отечестве». Как правило, они появляются постфактум, когда их пророчества становятся реальностью для новых поколений. Тогда они обретают почет и уважение, о которых при жизни не могли и мечтать.

Примеров этому множество, в том числе в нашей украинской истории. Наиболее близкий — диссидентское движение 1960-1970-х годов, осужденное властями при едва ли не всеобщем «одобрямсе» широкой общественности. Многие украинские интеллектуалы, как, например, О. Берднык, В. Стус, В. Чорновил, Л. Лукьяненко, А. Марченко, С. Сверстюк и другие, получили длительные сроки тюремного и лагерного заключения только за то, что подвергли сомнению существующий правопорядок, не соответствовавший гуманистическим идеалам социализма. Были, как принято говорить, лишены свободы. Но только внешней. Внутренняя, основанная на убеждениях, осталась с ними и в мордовских лагерях. Запретить ее было невозможно. Прошло сравнительно немного времени, и оказалось, что правы были они, а не те, кто их судил. Чем не пример для нынешних правителей?

Пожалуй, наибольшую обеспокоенность диссидентского движения вызывала русификация Украины. Эту болезненную для украинских интеллектуалов проблему обстоятельно изложил в своей работе «Інтернаціоналізм чи русифікація?» И. М. Дзюба. Компартийные руководители Украины отнеслись к ней совершенно неадекватно — как к посягательству на государственные устои. Так ее оценивает и нынешнее национал-патриотическое мнение. В действительности она не была столь радикальной. Иван Михайлович говорил в ней не о принципиальной порочности советской власти или коммунистических идеалов, а только о том, что на каком-то этапе были преданы забвению ленинские принципы национальной политики, его предостережение о том, что русификация представляет опасность для социалистического строительства. Причем русификаторами, как это следует из работы И. Дзюбы, выступали не столько центральные московские власти, сколько киевские. Говоря о композиторе Л. Грабовском, он недоумевал, почему тот не может добиться исполнения своих произведений на Украине, тогда как их охотно исполняют в Москве и Ленинграде. Приводил также пример О. Танюка, который под давлением киевских властей вынужден был переехать в Москву, где его «приглашали лучшие театры».

Конечно, процессы русификации на Украине 1960-1970-х годов имели место. Но они были скорее стихийными, чем административными. Русский язык как государственный и язык межнационального общения постепенно становился языком украинских компартийных и советских чиновников. И, разумеется, прав был И. Дзюба, когда утверждал, что это содействовало предпочтению русского и в других сферах жизни. Тем не менее ситуация с русификацией не была столь драматичной, как ее пытался изобразить автор. В сфере науки, с которой я знаком лучше, ее и вовсе не было. Практически все монографии и сборники статей издавались на украинском языке. Это было требованием соответствующих госиздатовских учреждений. Помню, как нам приходилось переводить на украинский работы наших крымских коллег.

Совершенно несправедливыми были и утверждения И. Дзюбы о низком уровне украинской литературы, упадке театра, отсутствии своего кинематографа. Если бы перечисленные отрасли культуры независимой Украины находились на том уровне, которого они достигли в 1960-1980-е годы на Украине советской, мы вполне могли бы этим гордиться. Чтобы убедиться в этом, достаточно назвать только некоторые имена того времени. В литературе — М. Рыльского, М. Стельмаха, О. Гончара, А. Коломийца, П. Загребельного, В. Собко, П. Воронько, О. Леваду, Д. Павлычко, Б. Олийныка, В. Симоненко. В украинском театре — Н. Ужвий, П. Нятко, Д. Милютенко, Е. Пономаренко, Н. Яковченко, А. Гашинского. В кинематографе — С. Параджанова, Ю. Ильенко, Л. Осыку, М. Мащенко, К. Степанкова, Л. Быкова, Т. Левчука. В оперном искусстве — Б. Гмырю, Е. Мирошниченко, Б. Руденко, Д. Гнатюка, А. Соловьяненко, Ю. Гуляева, Е. Червонюка, Н. Огренича и др.

Если быть честными и не заниматься очернением прошлого задним числом, следует признать, что именно 1960-1980-е годы были для Украины временем наивысшего подъема. По мнению экономических аналитиков, перед развалом Советского Союза она находилась на уровне наиболее развитых европейских стран. За этот период ее население увеличилось на 9 миллионов человек и достигло 52 миллионов, что свидетельствовало о весьма высоких стандартах в социальной сфере страны. Вполне сбалансированной была и межнациональная политика. Соотношение украинских и русских учебных заведений было 60 на 40%, что в целом отвечало численности двух основных этносов на Украине.

Говоря об этом, было бы несправедливо не вспомнить добрым словом тогдашнего руководителя Украины В. В. Щербицкого, более двадцати лет занимавшего должности председателя Совета министров и первого секретаря ЦК КП Украины. Его вклад в развитие республики был огромным, в том числе благодаря его высокому общесоюзному авторитету. Негласно он был вторым человеком в партийной и государственной иерархии Советского Союза.

Насколько я могу судить, В. В. Щербицкий был человеком широких и разнообразных интересов. Живо интересовался историей и, что особенно приятно автору этих строк, археологией. Это благодаря ему талантливый украинский археолог и поэт Б. Н. Мозолевский после своих замечательных «курганных» открытий получил академическое повышение и жилье. Живо мое воспоминание и о том, как Владимир Васильевич вместе со всем Политбюро и Советом министров осматривал деревянные срубы Х-ХІІ веков на Подоле. Ничего подобного невозможно представить себе сегодня. Ему принадлежало последнее слово в дискуссии о возрасте Киева и времени празднования его юбилея. Не будучи убежден в том, что наш город действительно возник 1500 лет назад, он тем не менее согласился с этой датой. «Если наши потомки определят другое время основания Киева, — говорил Владимир Васильевич, — они отметят юбилей еще раз».

Готовя рукопись к печати, я неожиданно сделал небольшое открытие, которое окончательно разрушило мое представление о том, что наши диссиденты 1970-1980-х годов являлись непримиримыми борцами с коммунистической системой и партийной номенклатурой, ее олицетворявшей. Определенно не был таким И. М. Дзюба, который чуть ли не канонизирован национал-патриотическим общественным мнением в качестве апостола нашей независимости. Оказывается, еще в 1980-е годы он заявлял, что отдает все свои силы делу коммунизма. Заверение это находится в дарственной надписи на книге «Вітчизна у нас одна», преподнесенной В. В. Щербицкому. Приведу ее на языке оригинала, чтобы, не дай бог, не исказить стиль и содержание.

«Володимиру Васильовичу Щербицькому цю невеличку книжечку з почуттям глибокої поваги та великої вдячності дарує автор, який завжди пам’ятає і пам’ятатиме, чим Вам, дорогий Володимире Васильовичу, зобов’язаний; автор, який добре відчуває свої борги і свій обов’язок усі сили, хай і скромні, сповна віддати українській радянській літературі, справі комунізму».

Возвращаясь к утверждению И. М. Дзюбы о русификации, необходимо признать, что она действительно имела место, но распространялась не столько под давлением московских властей, сколько вследствие свободного выбора самих украинцев. Это после, когда пришла независимость, многие утверждали, что им не разрешали говорить и учиться на украинском. Тогда же они стремились отдать своих детей в русскоязычные школы, полагая, что тем самым обеспечивают им лучшие перспективы. После обретения независимости определилась обратная тенденция. Родители стали чаще отдавать детей в украиноязычные школы, все так же руководствуясь осознанной необходимостью. Теперь украинский язык стал гарантом более успешного карьерного роста. Правда, после резкого сокращения русскоязычных школ у граждан Украины не осталось и выбора.

Что касается ссылок на то, что нас вынуждали учиться в русскоязычных школах, это абсолютная неправда. Никаких циркуляров на этот счет тогда не было. Это попытки оправдать свое прежнее поведение. У меня не было предубеждения к русскому языку. И тем не менее мои дети окончили украиноязычные школы.

Аналогичная ситуация имела место и в делах издательских. Приведу здесь пример из жизни Института археологии Академии наук Украинской ССР. Когда была завершена многолетняя тема «Славяне Юго-Восточной Европы» и встал вопрос об издании монографии, ее руководитель и главный редактор, доктор исторических наук В. Баран настоял, чтобы она увидела свет на русском языке, полагая, и надо сказать, справедливо, что это обеспечит работе более широкую известность. Казалось бы, столь прагматичный языковый подход названного сотрудника должен был сохраниться и впоследствии. Но этого не случилось, после обретения Украиной независимости он потребовал перевести на украинский язык уже подготовленную к печати на русском книгу об исследовании немецкими и украинскими археологами западнославянского городища «Старигард», что на севере Германии. Здесь его уже волновала не востребованность исследования, а наше соответствие новой языковой политике.

По существу, не стало принципиально иным отношение к свободе и на независимой Украине. Об ее отсутствии в большей мере говорят политики и журналисты, которые в силу различных обстоятельств выпали из правящей обоймы и хотели бы вернуть свои прежние позиции. Причем говорят, как правило, тогда, когда тот или иной президент попадает в немилость к так называемому цивилизованному Западу. Достаточно вспомнить демонизацию Л. Кучмы в последний год его второго президентского срока. Каких только негативных эпитетов он тогда не удостоился. Больше всего ему доставалось за то, что он задушил на Украине свободу слова. Эта «благая весть» пришла к нам с Запада, который отвел украинскому президенту шестое место среди мировых душителей свободы. Активно она была подхвачена и на Украине. Развернули даже общественное движение «Украина без Кучмы», вылившееся в так называемую «оранжевую революцию» конца 2004 — начала 2005 года.

На трибуне майдана Незалежности В. Ющенко, вскоре ставший президентом, произнес сакраментальную фразу: «Нарешті ми стали вільними». Она с энтузиазмом была встречена экзальтированной майданной толпой, хотя, если бы та была способна размышлять, должна была бы задаться простым вопросом: «Кто это — мы?» Люди, стоявшие на Майдане или на его трибуне? Но ведь на ней дневали и ночевали сплошь соратники и выдвиженцы президента Л. Кучмы. Тот же В. Ющенко, многолетний председатель Национального банка и премьер-министр, Ю. Тимошенко, занимавшая в 1999-2001 годах пост вице-премьера, А. Мороз, экс-председатель Верховной рады, А. Матвиенко, экс-губернатор Винницкой области и другие, выражаясь фигурально, «птенцы гнезда Леонидова». Поразительно, что к майданному протесту счел необходимым присоединиться и Д. Павлычко, получивший незадолго перед этим от президента Л. Кучмы звание «Герой Украины» с орденом «Золотая Звезда» и служивший при нем послом в Польше. Какой свободы не хватало названным политическим и государственным деятелям и почему они решили, что сами не повинны в ее отсутствии — одному Богу известно. А ведь еще совсем недавно В. Ющенко, будучи премьер-министром, и И. Плющ, занимавший должность председателя Верховной рады, подписали обращение к украинскому народу, в котором назвали участников «Фронта національного порятунку», выступавшего под лозунгом «Украина без Кучмы», фашистами.

В целом ситуация на Украине повторилась при президенте В. Януковиче. Отложив подписание соглашения об ассоциации Украины с Европейским союзом, он в одночасье превратился в душителя свободы и демократии. И опять внутренние оппозиционеры получили мощную поддержку Запада. На трибуне Майдана-2 побывали десятки его политических и государственных деятелей, и все призывали украинский народ бороться за свою свободу, определенно понимая ее как безальтернативный выбор в пользу евроинтеграции и разрыва с Россией. Фактически Европа и США, считающиеся оплотом демократии, не оставили Украине ни единого шанса на свободное волеизъявление: только в Европу — и никуда более. Осторожные предположения, что европейскую интеграцию можно сочетать с интеграцией евразийской, решительно отметались. Появился даже крылатый тезис, что Украина двух интеграций не выдержит.

Надо сказать, что майданный президиум на этот раз не был столь монолитно номенклатурным, как во времена президента Л. Кучмы, но также состоял в основном из «бывших». А если учесть, что главными действующими лицами на нем были П. Порошенко, служивший министром в правительстве президента В. Януковича, а также А. Яценюк, заместитель председателя Национального банка, то аналогия с событиями 2004-2005 годов не покажется слишком искусственной. Через непродолжительное время они заняли должности президента и премьер-министра Украины, и стало ясно, какой свободы им не хватало раньше.

Здесь мне хотелось бы сделать небольшое отступление и проиллюстрировать отношение к свободе нашей интеллектуальной элиты во времена президента В. Януковича. Как известно, при нем в 2010 году была создана «Гуманитарная рада», куда вошли представители научной и творческой интеллигенции, известные политологи и журналисты. После двух или трех заседаний я убедился в бесполезности своего участия в этом совете, написал открытое письмо на имя президента и вышел из совета. Никакого пиара не делал, разве что продублировал свое заявление на сайте Института археологии НАН Украины.

Відкритий лист Директора Інституту археології НАН України П. П. Толочко до Президента України Януковича В. Ф.

П. П. Толочко

21.06.2010 р. я звернувся до Президента України з проханням вивести мене зі складу «Громадської гуманітарної ради». Виклав і причини, які змусили мене до такого кроку. Минуло понад півмісяця, але жодної реакції від адміністрації Президента я не отримав. Це ще одне свідчення на користь прийнятого мною рішення: у моїх «консультативних порадах» потреби не має. Оскільки я не впевнений, що мій лист дійшов до адресата, оприлюднюю його через сайт Інституту археології НАН України.

Президенту України Януковичу В. Ф.

Шановний Віктор Федорович!

Звернутися до Вас мене змусили два президентські акти, що були вчинені в останній час. Це вето на Закон «Про внесення змін до деяких законодавчих актів про охорону культурної спадщини», яке відкриває шлях до приватизації землі фізичними особами без попередньої археологічної експертизи, а отже і до нищення пам’яток, а також указ № 682/2010 «Про відзначення 1000-річчя заснування Софійського собору», що легітимізує абсолютно абсурдний, не заснований на жодному писемному джерелі, висновок працівників Софійського історико-архітектурного заповідника про заснування собору в 1011 р.

Мені здавалося, що появі подобних актів мусили передувати консультації зі спеціалістами, у тому числі і зі мною, як директором Інституту археології НАН України і науковцем, який від 60-х років ХХ ст. займається проблемами хронології Софії Київської і є автором єдиної в Україні монографії «Ярослав Мудрий». Тим більше, що я ще й член

«Громадської гуманітарної ради» з консультативно-дорадчими функціями при Президенті України.

Як виявляється, консультуватися зі мною ніхто й не думав. З огляду на це, вважаю подальше своє перебування в названій раді недоцільним і прошу Вас, шановний Віктор Федорович, вивести мене з її складу.

З повагою,

Директор ІА НАН України академік НАН України

Ни один из членов Совета не последовал моему примеру, хотя некоторые в личных беседах и заявляли, что, наверное, это следует сделать. «Прозрели» только после переворота, дружно отреклись от президента В. Януковича и от сотрудничества с ним. Это сделала даже А. Герман, которая была наиболее близким его единомышленником и секретарем этого Совета.

Как видим, в нашей ментальности принципиально ничего не изменилось. По меньшей мере с советских времен. Верность и преданность мы демонстрируем не идеям и убеждениям, не стране и народу, а сильным мира сего. Служа очередному властителю, проклинаем предыдущего, дружно уверяем себя и других, что жить с ним было совершенно невозможно. Хотя жили, и неплохо. А большинство из хулителей и вовсе хорошо. Видимо, этим и объясняется их перманентная преданность властям предержащим. Она всегда обусловлена стремлением к личной комфортности.

В связи со сказанным позволю себе вспомнить весьма показательный случай из моей временной приближенности к власти. Кажется, он имел место в 2010 году. Из Администрации президента В. Януковича я получил приглашение принять участие в возложении цветов к памятнику Т. Г. Шевченко 9 марта. К месту сбора участников пришел загодя, как и было сказано. Пребывая в некоторой неуютной задумчивости, я услышал громкий голос И. Ф. Драча. «Петре, — воскликнул он, — нарешті твоя влада прийшла!» Удивление нашего замечательного поэта было вполне искренним, поскольку ни при одном предыдущем президенте я действительно не был удостоен такой чести. Зная, что Иван Федорович, в отличие от меня, был постоянным участником этого действа при всех президентах и секретарях партии, я ответил: «Моя — нарешті, а твоя — завжди».

В заключение несколько слов об особенностях украинской свободы периода суверенности. Не внутренней, которая целиком зависит от убеждений личности, а внешней, дарованной властью. Если мы объективно проанализируем период независимого развития, то окажется, что в целом он характеризуется примерно одинаковым ее уровнем. Не таким, который бы удовлетворял абсолютно всех граждан Украины, но и не таким, который бы вынуждал их выйти на баррикады, что дважды случилось в нашей суверенной жизни.

Но вот что характерно. Усилиями внутренней и, может быть, в большей мере внешней пропаганды, наличие на Украине свободы определяется не объективной реальностью, а степенью преданности украинских президентов Западу и США. Не очень лояльные или казавшиеся таковыми Л. Кучма и В. Янукович были объявлены душителями свободы. Сменившие их прозападные В. Ющенко и П. Порошенко оказались образцовыми демократами, неустанно пекущимися о правах и свободах своих граждан. Причем переход от несвободы к свободе целой страны совершается чуть ли не мгновенно. Еще вчера в ней не было ни демократии, ни гражданских свобод, а сегодня, после избрания ориентирующегося на Запад президента, они в одночасье появляются. Впрочем, и обратное превращение происходит так же. При западнике В. Ющенко Украина была свободной, а при В. Януковиче, которого Запад не признал своим, несмотря на все его старания, она вновь стала тоталитарной.

Так что степень нашей свободы целиком зависит от отношений с так называемым цивилизованным Западом. В большей мере — с США. Будем с ними дружить — будет у нас и свобода. Если же попытаемся наладить добрососедские отношения с Россией, нам объявят, что свободы у нас нет.

О патриотизме

В литературе существует множество определений патриотизма. И хотя не все они согласуются одно с другим, а нередко и вовсе противоречивы, в целом верно объясняют это понятие. Точнее сказать, духовное чувство. Оно сложное и многомерное. Может проявляться на уровне подсознания, как естественное человеческое состояние, а может быть и сознательным, в том числе спекулятивно-показным. Видимо, преимущественно это имел в виду Самюэль Джонсон, когда утверждал, что «патриотизм — последнее прибежище негодяя». Некоторые его последователи склонны были полагать, что первое.

В основе патриотизма — всегда любовь к родине. Не к царю или президенту, режиму или политической элите, которые в реальной жизни, как правило, пытаются отождествить себя со страной и государством, а именно к родине. К ее истории, легендам и преданиям, деяниям предков, их могилам. Лучше других об этом сказал А. Пушкин:

Чувства эти не терпят публичной суеты. Они глубоко личные, интимные, не требующие громких майданных признаний и клятв. Большинство украинских граждан, честных тружеников, создающих богатство страны, скорее всего, даже и не подозревают, что являются патриотами. Спроси их об этом — они не сумеют ответить. Так живут и трудятся не потому, что патриоты или хотят быть таковыми, а потому, что это их сущность.

У чувств не может быть надсмотрщиков и судей, хотя всегда находятся люди, готовые добровольно исполнять эту роль. Очень громко они заявили о себе и на независимой Украине, при этом сделав слежку за лояльностью сограждан своей профессией. Разумеется, это не известные в стране люди, много сделавшие для нее и обретшие моральное право на нравственные оценки. Это молодежь, ничем созидательным себя еще не проявившая, но подумавшая, что любит Украину больше других, а поэтому имеет право судить тех, кто, как им кажется, ее не любит. Просто сами решили, что патриоты и могут оценивать других. Делают это вызывающе и оскорбительно, с нарушением не только морально-этических норм общежития, но также прав и свобод человека.

Так, как это имело место 7 июля 2016 года в Российском центре культуры и науки в Киеве, где должна была состояться презентация моей книги «Откуда пошла Руская земля». Незадолго до ее начала в здание по ул. Борисоглебской ворвалось 30-40 молодых людей, которые объявили, что не позволят провести презентацию антиукраинской книги.

На мой вопрос, читали ли они ее, ответили: «А навіщо нам читати, ми i так знаємо, що там все брехня». Все это сопровождалось оскорблениями автора, громким скандированием «Ганьба!», «Слава Україні!», «Героям слава!» и т. п.

Трудно сказать, что им не понравилось в моей книге. Может быть, само название, которое они успели прочитать. В нем присутствует словосочетание «Руская земля», которое, по-видимому, они отождествляют с Россией. Последняя ничего, кроме проклятий, у значительной части украинцев не вызывает. И хотя это неправильно, поскольку страны и народы не должны нести ответственность за деяния своих руководителей, реальность именно такова. Но если бы «патриоты»-налетчики прочитали еще хотя бы аннотацию, то узнали бы, что речь в книге о Руской земле VI-X веков, когда России еще не было и в помине. Как и Украины. Чтобы избежать двусмысленности, я употребил летописное написание этого слова с одной буквой «с», а не с двумя, согласно современному правописанию. В книге привел факсимильные цитаты из Лаврентьевской и Ипатьевской летописей. Критики ожидал с другой стороны, а получил с этой.

Не знаю, понимали ли эти молодые люди из партии «Свобода», что нарушили экстерриториальный статус дипломатического учреждения, что оскорбили многих уважаемых на Украине людей, пришедших послушать о новой книге, что совершили фактически коллективный политический донос. Будь это в проклятые демократической общественностью 1930-е годы, загремел бы неблагонадежный автор с их подачи на Соловки или Колыму. Знаем же, что похожая патриотическая бдительность некоторых украинских литераторов стоила жизни талантливому поэту В. Стусу.

Наверное, ни о чем таком незваные гости не думали. Просто руководствовались так называемой революционной целесообразностью. Делали это не в первый раз. У многих, должно быть, еще не стерлась из памяти телевизионная картинка, как те же люди избивали в служебном кабинете руководителя Первого национального канала. Делали это без оглядки на мораль и право, будучи уверенными в своей безнаказанности. И действительно, никто из властей предержащих не сделал им ни малейшего замечания. Ни тогда, ни теперь. Начальница небольшого отряда полицейских, прибывших по вызову на ул. Борисоглебскую, заявила, что ничего противозаконного эти люди не совершили, а вот книгу Толочко в полиции будут изучать.

Разумеется, найти что-либо антиукраинское в исследовании, посвященном истории восточных славян VI-X веков, невозможно в принципе. Более благодатными для таких поисков являются мои публицистические статьи и книги, в которых действительно содержатся критические мысли. Но по отношению не к Украине, а к тем негативным явлениям, которые, к сожалению, имеются в ее жизни. Истинный патриот, болеющий за доброе имя своей страны, не может бездумно, к месту и не к месту кричать «Слава Украине!», зная, что 75% ее граждан живут у черты бедности, а некоторые — и за этой чертой. Зная также, что в ней совершаются убийства журналистов, писателей и политиков, что в среде правящей политической элиты процветает коррупция, а украинское общество расколото.

Истинный патриот не может и не должен с этим мириться, делать вид, что все у нас хорошо и благолепно. Он не может об этом молчать. Слава богу, у нас есть люди, которые не боятся говорить о недостатках нашей жизни. И не вчерашней или позавчерашней, чем со сладострастием занимаются многие, а той, которую сотворило наше поколение.

Первым среди них следует назвать выдающегося украинского поэта и общественного деятеля, академика Национальной академии наук Б. Олийныка. Его гражданская лирика насквозь проникнута тревогой за сегодняшнюю и будущую Украину. Может быть, наиболее сильно это выражено в набатной поэме «Трубить Трубіж». Много и с болью в сердце пишет об этом известный политик и государственник Г. Крючков. В его последней книге «Тревожный зов» рассмотрены все болевые точки украинской жизни за последние три года. Из журналистского цеха можно выделить замечательных мастеров гражданской публицистики С. Лозунько, В. Скачко, Д. Скворцова. Всегда искренни и обстоятельны в анализе непростых и неоднозначных украинских событий политологи М. Погребинский, Р. Бортник, П. Рудяков.

Разумеется, названными именами не исчерпывается список неравнодушных к судьбе Украины. Однако нельзя сказать, чтобы он был слишком длинным. Причина в том, что именно такие люди подвергаются со стороны «профессиональных патриотов» нападкам и преследованиям. Им кажется, что это непатриотично и достойно порицания. Руководствуются при этом не холодным рассудком, а, как писал философ И. Ильин, разбуженной «буйной и агрессивной ненавистью», в которой странная смесь «воинствующего шовинизма и тупого национального самомнения». Отсюда навешивание на людей, думающих иначе, чем они, всевозможных ярлыков и даже призывы к примерному наказанию. Как это позволил себе один из корреспондентов газеты «День», предложивший декоммунизировать Б. Олийныка. Очень прискорбно, что находятся среди нас люди со столь ничтожными мыслями по отношению к одному из наиболее уважаемых людей Украины. Но еще хуже, что находятся издания, печатающие их на своих страницах. Для интеллигентных людей это должно быть стыдно.

Хотелось бы обмануться и сказать, что ложно воспринимаемый патриотизм — это явление, рожденное нашей непростой действительностью. Но сказать этого нельзя. Оно до боли родное и очень украинское, имеющее глубокие национальные корни. Ни на одном этапе нашей государственной истории не было недостатка в людях, которые не присваивали бы себе право на истину и на суд над другими. Они, как жена Цезаря, вне подозрений. А вот за остальными надо зорко следить, не допустили ли они чего-нибудь предосудительного. Сегодня в это трудно поверить, но ярлык «непатриота» был прикреплен «свідомими» галичанами даже к имени И. Франко. Как им казалось, поэт не любит Русь-Галичину, поскольку позволяет себе критические высказывания по отношению к русинскому общественному движению. Его реакцией на это обвинение явилось стихотворение «Сідоглавому», в котором он дал свое понимание патриотизма:

Известно, сколь острыми были споры о патриотизме во времена украинской национальной революции 1917-1919 годов. На роль патриота однозначно не подходил гетман П. Скоропадский, которого обвиняли в симпатиях к России, но доставалось за это и таким преданным украинской идее деятелям, как В. Винниченко.

Непатриотами были и украинские диссиденты 1970-х годов, не побоявшиеся в условиях советского авторитаризма возвысить голос в защиту демократических свобод и украинской культуры. Далеко не все разделяли тогда их взгляды. Многие, особенно партийные и комсомольские функционеры, которые тоже мнили себя совестью нации, считали себя вправе их осуждать. Будто бы за отсутствие патриотизма, а фактически за критику советских порядков. И это при том, что диссиденты не выступали ни против социалистического строя, ни за украинскую независимость, что им приписывает патриотическое общественное мнение в наше время. Они хотели только, чтобы тогдашний общественный строй обрел, как тогда говорили, человеческое лицо, не обезображенное компартийным барством. Можно только сожалеть, что к этим молодым людям тогда не прислушались. Наказали различными сроками лагерных «исправительных» работ, хотя исправлять надо было систему, а не ее критиков. Прошло время, и оказалось, что истинными патриотами были как раз они, а не те, кто бездумно провозглашал лозунг «Слава КПСС!». И, кто знает, прислушайся тогда партийные власти к голосу оппонентов — возможно, судьба великой страны не сложилась бы столь драматично.

К сожалению, история имеет обыкновение повторяться. Особенно в худших своих проявлениях. Советский Союз канул в Лету, на политической карте Европы появилось самостоятельное государство Украина, сложившееся в нынешних территориальных границах в условиях жизни большой страны. Коммунистическая партия перестала быть единой руководящей силой, а после принятия Закона о декоммунизации и вовсе оказалась под запретом. Однозначно несправедливым, не имеющим прецедентов ни в одной стране цивилизованной Европы, куда мы неодолимо стремимся. Но свято место пусто не бывает. Вместо коммунистической идеологии на Украине определилась радикально-националистическая. И хотя в ст. 15 Конституции сказано, что ни одна идеология не может признаваться государством как обязательная, в реальной жизни от всех нас требуют единомыслия.

И снова у нас есть те, кто заведомо патриот и любит свою страну, и те, кто ее не любит и заслуживает общественного порицания. Оказалось, что в наше время мало быть законопослушным гражданином своего Отечества. Необходима еще и беззаветная любовь. На словах — к этому самому Отечеству, а в действительности — к режиму, к новой политической элите, отождествляющей себя с Украиной. Малейшее несогласие с их действиями, особенно в области евро- и евро-атлантической интеграции, вызывает у «стоящих у трона» обвинения в непатриотизме.

Очень точно о нынешнем украинском патриотизме сказал серебряный призер Олимпиады в Рио-де-Жанейро Жан Беленюк: «Если ты против власти, ты не патриот. Вышиванка и „Слава Украине!“ — вот наш патриотизм. Надел вышиванку, крикнул „Слава Украине!“ — и делай что хочешь. Но если ты высказываешь людям трезвые мысли — ты враг народа. Чем в таком случае мы отличаемся от советской модели?». Подтверждением правоты Беланюка стало заявление министра спорта Украины И. Жданова, в котором он обвинял спортсмена в пророссийскости.

Но ведь это у нас уже действительно было. И не так давно, чтобы не помнить об этом. Казалось, ушло в прошлое, но нет, осталось. Думающие люди задаются естественным вопросом: какую Украину они должны любить? Ту, что обеспечила немногих всем и обездолила большинство? Украина же — не только географическое понятие или благостное «духовное пастбище народа», как писал И. Ильин. Это еще и социальное явление, государство. Оно ведь тоже должно любить своих граждан. Без взаимности, как известно, любви может и не быть. Но что-то не слышно таких призывов к государству.

Раздумывая над содержанием термина «патриотизм», русский писатель-демократ Н. Добролюбов вкладывал в него не только гордость за свою страну и преданность ей в минуты славы, но и боль за существующие в ней изъяны, их критику. Чтобы быть патриотом, утверждал он, недостаточно только «восхваления всего хорошего, нужно еще и неумолимое порицание и преследование всего дурного, что есть у нас».

Казалось бы, не слишком сложная мысль. Но в нашей нынешней жизни она понимания не находит. И прежде всего в кругах «профессиональных патриотов», встречающих каждое критическое высказывание по отношению к украинской действительности как свидетельство нелюбви к Украине.

Это ошибочное представление. Любовь к Отчизне не тождественна любви к ее власти. Еще вчера мы были полны энтузиазма относительно удачного выбора президента, а сегодня, особенно после повышения тарифов на коммунальные услуги и лекарства, от него не осталось и следа. Любовь сменилась разочарованием. А то и ненавистью. К Украине такого изменчивого отношения не может быть в принципе. Согласно данным социологического опроса от 29 июня 2016 года, проведенного Центром социальных исследований «София», не одобряют работу первых трех лиц украинской власти: президента — 75%, премьер-министра — 70%, председателя ВР — 76%. Разумеется, это оценка их работы, не принесшей украинцам радости.

Как писал великий русский историограф Н. Карамзин, патриотизм не должен ослеплять, любовь к Отечеству есть действие ясного рассудка, а не слепая страсть. К сожалению, у нас преобладает второе. И подтверждений этому немало. Может быть, наиболее показательным является подлое убийство Олеся Бузины. Да, многое на современной Украине он не принимал, не все ему нравилось и в прошлом. Его критический ум постоянно наталкивался на негативные явления, с которыми, как ему казалось, нельзя мириться. Писал он об этом ярко. Может быть, с небольшой долей иронии и сарказма. Случалось, что и эпатировал. Но все это у него шло не от нелюбви к Украине, а от боли за ее несовершенство. Прошлое и нынешнее. Будь это не его страна, он определенно не рефлексировал бы так остро на дурные стороны ее жизни. Но Украина была его родиной, которую он любил и хотел видеть лучшей. И нигде, кроме нее, себя не мыслил. Известно, что российские коллеги, зная об угрозах в его адрес, предлагали ему на время переехать в Москву. Он не принял этого предложения, объяснив тем, что жить может только на Украине. Разве это не патриотизм? Конечно, патриотизм. Но не показной, не трибунный, а естественный, как дыхание.

Наверное, те, кто совершил это немыслимое зло, считают себя патриотами Украины. Не исключено, что и гордятся содеянным, не отдавая себе отчета в том, какое несмываемое пятно они наложили на свою страну.

Когда писались эти строки, на Украине возникло еще одно общественное напряжение. Возникло там, где его можно было ожидать меньше всего. Вокруг крестных ходов мира, организованных Украинской православной церковью Московского патриархата. Начав свой путь от Святогорской и Почаевской лавр, молящиеся завершили его в Киево-Печерской лавре в День крещения Руси. Акция вполне богоугодная, собравшая десятки тысяч мирян. Утверждают, что 80 тысяч. Наших, украинских граждан. Казалось, ничего, кроме благодарности, эти люди не заслуживают. Но нашлись и здесь «патриоты», выступившие с нелепыми обвинениями молящихся за мир на Украине в том, что они агенты Кремля и провокаторы. Угрожали даже не пустить их в Киев. К счастью, благодаря усилиям властей обошлось без крупных неприятностей. Исполнив свой христианский миротворческий долг, православный люд спокойно разъехался по домам.

Проявлением украинского патриотизма, о чем много пишут средства массовой информации, явилась «революция достоинства». И это правда. Сотня жизней, оборвавшихся на Майдане, — убедительное тому подтверждение. Вечная память этим людям. Но давайте задумаемся хотя бы на минуту, за Украину ли они положили свои жизни? Сегодня уже для многих ясно, что это далеко не так. История, как известно, не знает сослагательного наклонения. Но попробуем все же представить другую реальность. Вожди Майдана, подписавшие мировую с В. Януковичем, которая была скреплена еще и подписями министров иностранных дел Германии, Франции и Польши, сумели бы убедить наиболее радикальных полевых командиров Майдана прекратить противостояние с властью и согласиться с досрочными выборами президента. Это значит, что не было бы человеческих жертв. Легитимная власть сохранялась бы до октября 2014 года. Не было бы отмены закона о языках и не было бы крымского референдума о независимости. Не было бы мятежа в Донбассе.

А что было бы именно так, свидетельствует вся история независимой Украины. При стабильной легитимной власти никому и в голову не могли прийти сепаратистские мысли. Достаточно вспомнить, какой была реакция на Украине на попытку России распространить свой суверенитет на песчаную косу Тузла в Азовском море. Президент Л. Кучма быстро погасил намечавшийся конфликт. Потом российская сторона заявила, что это была неуместная инициатива администрации Краснодарского края, чем, по существу, принесла извинения Украине.

Спрашивается, кто же был истинным патриотом в событиях февраля 2014 года? Те, кто пытался сохранить конституционный порядок или те, кто, не считаясь ни с чем, торопился довести борьбу с режимом Януковича до победного конца? Согласно революционной логике, несомненно, вторые. Но это привело к человеческим жертвам и территориальным потерям, что ставит такой вывод под большое сомнение. Патриотизм не должен наносить урон родной стране.

Непатриотом на Украине может быть объявлен всякий, кто не согласен с существующими порядками, не разделяет евроинтеграционные ценности и не поет осанну послемайданным властям. Не приходилось только слышать, чтобы в отсутствии патриотизма был заподозрен кто-либо из властей предержащих. И не вчерашних, а нынешних. Здесь сомнения неуместны, поскольку политики сами постоянно взывают к чувствам патриотизма сограждан. Свои выступления, в которых нет и намека на успехи их правления, они неизменно завершают словами «Слава Украине!». Экономика в упадке, население сокращается с катастрофической скоростью, коррумпированность не знает границ, живем на кабальные иностранные кредиты, преступность зашкаливает — и все равно «слава». Конечно, ничего патриотического здесь нет и в помине. Патриотическая власть не может допустить, чтобы народ нищенствовал и вымирал, а бандиты убивали людей, чтобы страной правили иностранные кондотьеры, чтобы деньги миллионеров и миллиардеров перетекали в офшоры.

Может, национал-радикалы действительно не там ищут непатриотов?

 

3. Народ и элита на новой Украине

Будем честными перед собой и признаем, что годы суверенной жизни не принесли Украине ни экономического, ни общественного процветания. Более того, за это время она потеряла многое из того, что имела в социалистическом прошлом. Население уменьшилось на 10 миллионов человек, из первой десятки промышленно развитых стран мира страна перешла во вторую сотню. Образование и наука оказались в глубоком кризисе. Высокотехнологические производства утрачены. Традиционные торговые, научные и культурные связи с Россией разорваны. Практически потеряна и государственная независимость.

Сказанное настоятельно требует ответа на вопрос, кто виноват? Если искать таковых не на стороне, что чаще всего происходит в нашей жизни, а в собственном доме, то ответ здесь очевиден: конечно, мы сами. И народ, и его политическая элита. Других виновников нет по определению. Перефразировав известное изречение, можно сказать, что каждый народ — кузнец своего счастья. О том, что это справедливо, свидетельствуют примеры многих наших соседей, вышедших на самостоятельный путь вместе с нами, но преодолевших за это время значительно большее расстояние.

Народ

Анализ причин деградации украинской общественной жизни начнем с выяснения места и роли народа новой Украины. Как принято говорить, простого народа. Тема эта деликатная, а в условиях нынешнего «революционного» времени — даже и небезопасная. Усилиями нескольких поколений украинских интеллектуалов-романтиков за народом прочно закрепилась харизма талантливого, трудолюбивого и миролюбивого, но обделенного судьбой. В продолжение многих столетий он был жертвой агрессивных соседей: монголо-татар, литовцев, поляков, русских. Этим, как правило, объясняются его неудачи в создании собственной государственности. Казалось, освободись он от чужеземного ярма, обрети независимость — и его врожденные талант и трудолюбие сотворят чудо.

Чуда, как видим, не произошло. Но вера в народную мудрость продолжает оставаться незыблемой. В одной из публикаций еженедельника «2000» автор статьи «Не хочу быть третьим сортом» А. В. Рябишев, совершенно справедливо предъявив счет руководству страны за нищенское существование украинцев, корень проблемы видит в том, что оно не советуется с народом. «А ведь наш народ, — пишет автор, — один из самых умных и образованных. Спросите его — и он всегда подскажет нашим правителям разумный выход из любого трудного положения». Но зачем ждать, когда спросят? Можно и не дождаться. А почему бы этому умному народу не дать совет властям предержащим по собственной инициативе?

К сожалению, нынешнее положение не подтверждает столь высокую аттестацию украинского народа. Его мудрость, оказывается, не в состоянии отличить правду от фальши, интересы олигархических элит — от своих собственных. Свидетельств этому много. Может быть, наиболее показательные — два киевских Майдана. Истинные их цели не имели ничего общего с интересами народа, но были с энтузиазмом им (точнее, его частью) поддержаны.

Мне приходилось общаться с участниками второго Майдана и слышать от них уверения, что стоят они не столько за европейские ценности, не очень-то им понятные, сколько за лучшую жизнь. «Так жить, как при Януковиче, больше нельзя», — утверждали они. Определенно эта фраза родилась уже на Майдане и, скорее всего, не в народной массовке, а на агитационной трибуне. Не могли же люди не знать, что при Януковиче они жили хотя и не богато, но лучше, чем при В. Ющенко. Теперь живут хуже, чем при Януковиче, причем намного, но Майдана не устраивают. И не устроят, если их не позовут туда какие-либо новые мессии, рвущиеся к власти и к очередному переделу собственности, и не оплатят это дорого стоящее мероприятие.

И уж, конечно, не народу принадлежали лозунги о европейском цивилизационном выборе. Ему ловко внушили мысль, что лучшая жизнь на Украине будет тогда, когда она объединится с богатой Европой. Войдем в ЕС — неустанно вещали с трибуны Майдана его вожди — и заживем так, как он. И ездить туда будем, когда захотим, без виз и разрешений. Трудно сказать, для скольких участников Майдана эта безвизовая мечта была неизбывной, но все дружно поддерживали столь радужную перспективу. А поскольку В. Янукович и его окружение решили отложить подписание соглашения об ассоциации Украины с ЕС, то народ воспринял это как предательство национальных интересов. Как заявляли трибунные ораторы, в том числе евро-американские, «Янукович украл в украинцев европейскую мечту». О том, что отсрочкой подписания он рассчитывал выторговать для Украины лучшие условия, а также получить столь необходимые для страны кредиты, никто и не вспоминал. Хоть тушкой, хоть чучелом, но немедленно в Европу. На любых условиях.

Люди, что стояли на Майдане, да и многие из тех, кто им симпатизировал, следя за событиями по телевидению, вряд ли понимали, что участвуют в чужой игре, являются статистами в кланово-олигархической схватке за власть. Это позже многие из них скажут, что их обманули. Полное прозрение, судя по всему, еще не наступило, но съеденные инфляцией зарплаты и увеличенные в несколько раз тарифы за коммунальные услуги определенно заставили рядовых майданных революционеров задуматься над тем, за это ли они боролись.

Сказанное свидетельствует о социальной незрелости украинского общества. Оно не создало гражданских институтов самоорганизации и не стало самодостаточной силой. Как свидетельствуют социологические опросы, в широких кругах населения преобладают внушенные майданными предводителями иждивенческие настроения, ожидания лучшей жизни, достигнутой не своим собственным трудом, а с помощью богатой Европы. Именно этим объясняются столь стойкие евроинтеграционные симпатии значительной части населения Украины. О том, что это безнравственно, что цивилизованную европейскую жизнь можно создать в отчем доме, и не задумываются. И никто их к этому не принуждает.

А ведь действительно можно. Наглядным примером служит братская Беларусь. Бывая в ней, не перестаю восхищаться обустроенностью ее городов и селений, состоянием дорог, ухоженностью бульваров и парков, радушием и приветливостью людей. И это притом что стартовые условия Беларуси в час ее суверенно-государственного рождения были намного хуже тех, что имела Украина. А если учесть еще и то, как долго цивилизованный Запад оказывал давление на эту страну, обвиняя ее в отсутствии свободы и демократии, авторитаризме, сохранении социалистической плановой экономики и т. д., восхищение успехами белорусов будет еще большим. И уважение к ним — тоже. Они не отвернулись от Востока и не склонились перед Западом, не прокляли социалистическое прошлое, как это сделали мы — украинцы, а упорным трудом построили в небогатом Полесье развитое европейское государство.

К сожалению, для Украины Беларусь не стала примером. Ничего подобного мы создать не смогли. Неудачи Украины на пути независимого экономического развития нередко объясняются провластными экспертами тем, что она была намного сильнее привязана к советской социалистической «пуповине». Правда, при этом не уточняют, по сравнению с кем. С Россией, Беларусью или Казахстаном, которые и в своем суверенном статусе развиваются более успешно? Если говорить о Беларуси, то она до сих пор крепко связана с этой самой «социалистической пуповиной», сохранив государственные предприятия в городе и коллективные хозяйства на селе.

По-видимому, причины наших трудностей — скорее в бездумном отрицании прошлого опыта, чем в следовании ему. Разваливая прошлую жизнь, мы не уставали иронизировать над коллективным трудом. Осмеяли коммунистические субботники, комсомольские стройки, великие почины. И так преуспели в этом, что потеряли вкус к работе не только на общество, но и на самих себя. Мыслимое ли дело, чтобы извечные хлебопашцы превратились в потребителей сельскохозяйственной продукции из стран, не обладающих ни такими тучными черноземами, ни такими давними земледельческими традициями? На витрины наших супер- и мегамаркетов больно смотреть: картошка из Польши, кабачки из Турции, морковка из Израиля, чеснок из Китая, яблоки из Польши и Нидерландов и т. д. Всего этого добра, действительно, много, но для большинства населения оно недоступно из-за своей дороговизны.

Помнится, наши руководители, пытаясь понравиться Западу, с энтузиазмом рапортовали о ликвидации колхозов. И действительно их ликвидировали. Ломать — не строить. В результате сельское хозяйство просто обрушилось. Создаваемые на руинах коллективных хозяйств небольшие фермерские кооперативы не могли и до сих пор не могут обеспечить украинцев своей продукцией. Во многих регионах страны, особенно западных, резко сократились площади обрабатываемой земли. Поля заросли сорняками, общее достояние разворовано. Проезжая по Украине, трудно отрешиться от мысли, что она пережила какое-то варварское нашествие. Корпуса молочных и свиноводческих ферм зияют черными дырами разбитых окон и крыш, подворья коллективных хозяйств заросли кустарниками, скрывающими кладбища проржавевшей сельскохозяйственной техники. Дополняют эту неприглядную картину почерневшие водонапорные башни, уже давно не подающие к мертвым коровникам и свинарникам воду и стоящие как памятники прошлой жизни украинского села.

Разрушая коллективные хозяйства, люди, облеченные на это полномочиями, определенно не задумывались над тем, что они одновременно разрушали и села. Пожилые люди лишились социальной защиты и были обречены на медленное вымирание. Молодые, не имея перспектив трудоустройства, перебрались в города. Наверное, так было не везде. Где-то удалось справиться с деградацией сельской жизни, как в хозяйстве «Заря» на Ровенщине, которое возглавлял Герой Соцтруда В. Плютинский. Но в целом отказ от социалистической коллективной формы хозяйствования на селе имел драматические последствия.

К сожалению, процессы социальной деградации происходили и в городах. Лишившись мощного индустриального производства, они потеряли рабочий класс с его потомственными династиями, инженерно-техническими кадрами. Как-то неожиданно городской рабочий люд перешел в разряд мелких торговцев. Города превратились в средоточия оптовых рынков, «толкучек», где продавцами и коммивояжерами стали вчерашние рабочие и инженеры, учителя, научные работники. Многие промышленные города Юго-Востока страны, что мне довелось наблюдать воочию, оказались под угрозой вымирания.

Упадок экономики Украины, исчезновение многих ее традиционных сфер закономерно сказался на номенклатуре новых специальностей и профессий. Обществу предложили свои услуги разного рода посредники, заготовители вторсырья, сборщики металлолома, «черные кладоискатели», подпольные коллекционеры, старатели и т. п. В результате их активной деятельности с городских улиц стали исчезать мемориальные и охранные знаки, бюсты исторических и культурных деятелей прошлого, крышки канализационных люков, чугунные решетки бульваров. Памятники культуры, являясь общенародной государственной собственностью, оказывались в руках «новых украинцев», а нередко и уплывали за пределы Украины.

Все сказанное свидетельствует о слабости государства, неспособного обеспечить традиционную производительную занятость населения. Но одновременно является и показателем резкого упадка культуры народа, утраты им чувства собственного достоинства и ответственности за страну. Наблюдается тенденция нигилистического восприятия прошлого, неуважения к свершениям предшественников, в конечном счете — потеря самоуважения. Удивительно, но создается впечатление, что у нас исчез даже естественный инстинкт самосохранения. Яркое тому подтверждение — «янтарная лихорадка» на Волыни, превращающая этот край в пустыню. Но не только она. Все наше отношение к природе свидетельствует об этом. Посмотрите, во что превратились у нас лесные массивы, особенно те, у которых находятся так называемые садово-кооперативные товарищества. Они напоминают загородные свалки мусора. Загаженными оказываются десятки тысяч гектаров лесных угодий. Аналогичную картину можно увидеть на берегах рек и озер, на обочинах дорог, в том числе магистральных.

Когда мне приходится дискутировать с национально озабоченными коллегами по поводу нашей, как они убеждены, исконной европейскости, я привожу и эти примеры. Разумеется, они резко диссонируют с их европейским оптимизмом, но должного впечатления не производят. Мне бы тоже не хотелось драматизировать отмеченные явления нашей сегодняшней жизни. Нельзя сказать, что разруха генетически присуща украинцам. Не водилось же за ними этого греха в прошлом, даже в поруганном социалистическом. Не повод ли это задуматься над тем, почему такая нерадивость к среде обитания проявилась в то время, когда мы, казалось бы, стали хозяевами своей жизни и своей земли? Может быть, этот ментальный сбой произошел от резкого и тотального разрыва с социальными основами прошлого, которые традиционно зиждились на общинно-коллективистском отношении к земле. Вся она была нашей. Теперь горизонт ответственности сузился только до своего личного участка — большого многогектарного или маленького, в несколько соток.

В связи с изменившимися условиями жизни изменилась и структура общества. Она, если можно так выразиться, стала более дробной. В прошлом у нас были три основные социальные группы населения: колхозники, рабочие и интеллигенция. Теперь их наберется добрый десяток, и все они живут по своим правилам, руководствуясь своими корпоративными интересами.

Аналогичная ситуация наблюдается и в сфере духовно-идеологической жизни. Здесь также царят раздробленность и противостояние. Поразительно, но это относится и к церковной сфере, где, казалось бы, должен преобладать дух смирения. Одних только православных — три конфессии, которые нередко конфликтуют. Добро бы этот раздор разъединял «князей Церкви» и их клириков. Но он переносится и в среду верующих общин, которые также находятся в состоянии междоусобной борьбы.

Одни отстаивают нерушимость традиций и канонических устоев, другие пытаются придать Церкви национальный характер, третьи желают возродить первородную организационную структуру, когда во главе православной церкви восточных славян стоял Константинопольский патриарх. При этом все три именуются украинскими, хотя их общая прародительница называлась Руской православной церковью.

Есть на Украине еще одна Церковь, вышедшая из лона Руской православной. Она была образована Брестским униатским собором 1596 года, навязавшим вчерашним православным каноническую и управленческую связь с Римом. Сегодня эта Церковь именуется грекокатолической, что должно символизировать единение двух христианских течений. В действительности она является просто католической, пребывающей под омофором Папы Римского. Длительное время она была региональной, западноукраинской, но в годы независимости обрела всеукраинский статус. Теперь ее митрополия находится в Киеве, причем на левом берегу Днепра. Поход на Восток — давняя идея Ватикана, ставшая особенно популярной в связи с конфликтом на Юго-Востоке Украины. В день празднования Сошествия Святого Духа (19 июня 2016 г.) глава грекокатоликов обратился к ним с призывом идти на Восток. «Идем на Восток. Ибо будущее Украинской грекокатолической церкви и Украины там, где война и страдают люди». По форме призыв первоиерарха грекокатолической церкви патриотичен, а по содержанию — конфронтационен, поскольку связывает будущее Украины не с православием, а с католицизмом. Вряд ли это может вызвать энтузиазм у православных.

Помимо названных традиционных Церквей на Украине имеется множество других религий, а также сект, которые объединяют в своих рядах значительное число украинцев. Разумеется, все это не может не сказываться на состоянии общества. Оно оказалось разобщенным в той же мере, что и сами Церкви.

Не представляет украинский народ и единого этнокультурного целого. В различных регионах имеются свои особенности. Восток, Центр и Юг в большей мере православные, тогда как Запад — римско-католический. Разной является и этническая ситуация. В Западном и Центральном регионах преобладают этнические украинцы, тогда как в Юго-Восточном достаточно высокий процент этнических русских. В некоторых районах Закарпатья и Северной Буковины крупные этнические группы составляют венгры, румыны, словаки.

Такая этнокультурная неоднородность, сложившаяся исторически, не может не накладывать отпечатка и на региональные политические предпочтения. Они чаще всего не только несхожи, но и разнонаправленны. В то время как западные украинцы живут воспоминаниями и мечтами о европейской общности, восточные и юго-восточные привержены общим восточнославянским ценностям, сохранению традиционных связей с Россией. Национальные меньшинства, которые в целом вполне лояльны украинскому государству, постоянно озабочены своими национально-культурными автономиями. Многие обзаводятся вторыми паспортами или специальными картами этнически родственных им стран.

Во время заседания Парламентской ассамблеи Украины и Польши, состоявшегося 3 декабря 2016 года во Львове, народный депутат Украины И. Подоряк выразила озабоченность тем, что Польша выдает «карту поляка» всем жителям Галичины польской этничности. При этом сравнила такие действия с теми, которые Россия проводила в Крыму. Польские депутаты успокоили ее тем, что эта карта — не паспорт и не дает права на польское гражданство. Может быть, и не дает, но это вовсе не значит, что такое право не может появиться в будущем. Ведь должен быть какой-то смысл в выдаче украинским гражданам польских удостоверений. Возможно, это первый шаг на пути к культурной автономии поляков в Галичине и на Волыни.

Уже при подготовке рукописи к печати издание «Пресса Украины» сообщило, что проживающие во Львовской области поляки инициируют выход из состава Украины. Председатель польского форума С. Лукьяненко заявил, что Польша даст львовянам большую возможность реализовать себя. В унисон с этим высказался и сенатор Польского сейма Ян Угли: «Польша должна делать больше шагов навстречу своим соотечественникам в Восточной Галиции».

Автономно-культурные проблемы возникают и у закарпатских русинов, которые считают себя отдельным этносом. Власти убеждают их в том, что они являются частью этноса украинского, и не соглашаются на их культурно-автономный статус. Русины возражают, что их сородичи проживают также в соседних западных странах — Чехии, Румынии, Сербии, Хорватии, Словакии, Венгрии, где определенно не являются украинцами.

Автономистские настроения имеют место также в исторической Бессарабии, вошедшей в свое время в состав Одесской области. Об этом заявили украинские власти, предъявившие двум одесским журналистам судебные иски за сепаратизм. Позже для острастки жителей края украинские власти определили его местом высадки десанта военно-морских учений. Официально это названо операцией по безопасности в кризисном регионе по стандартам НАТО.

Наиболее решительно региональный автономизм проявился на Юго-Востоке Украины, вылившись в гражданское неповиновение центральным властям — во многом по вине последних из-за неадекватного восприятия ими этого явления. По сути, оно стало общеукраинским и совершенно неправильно интерпретировано властями как сепаратизм. Об этом, в частности, красноречиво свидетельствует сообщение Службы безопасности Украины о некоем «плане по обеспечению федерального статуса Закарпатья», изъятом у «одного из организаторов закарпатского сепаратизма». Мне уже неоднократно приходилось разъяснять, что федерализм не имеет ничего общего с сепаратизмом. Федерализм — это форма административно-территориального обустройства единой страны, тогда как сепаратизм предполагает ее разделение на части. У закарпатского сепаратиста, если он действительно был таковым, по определению не было плана федерализации Закарпатья, мог быть только план его независимого статуса. Удивительно, что этого очевидного различия на Украине упорно не хотят признавать ни власть, ни обслуживающая ее идеологическая рать. Своими постоянными подозрениями в сепаратизме регионов и их жителей те и другие, в сущности, провоцируют это явление.

Из всего сказанного видно, что народ Украины так и не стал украинским народом, не сложился в единую политическую нацию. Более того, потерял многое из того, что имел в поруганном социалистическом прошлом. Раздробился на целый ряд сегментов — территориальных, идеологических, конфессиональных, социальных и т. д. Каждый имеет свои культурные особенности, свой взгляд на прошлое и будущее Украины. Единой украинской ментальности (даже в ее этническом выражении) не существует в природе. Как и гражданской солидарности. В обществе преобладают взаимная нетерпимость, подозрительность и даже ожесточение. Можно сказать, оно все в разломах и трещинах — идеологических, социальных, конфессиональных, этнотерриториальных, политических. Во многих случаях трещины прошли по семьям. Одно и то же событие вызывает у одних одобрение, у других — неприятие. Примеров этому множество.

Наиболее свежий — крестные ходы от Святогорской и Почаевской лавр в Киев. Казалось бы, вполне богоугодное дело, к которому можно только присоединиться. Но нет. Оно поляризовало украинцев. И главный его порок для многих в том, что инициатором выступила Украинская православная церковь Московского патриархата. Посыпались обвинения в каких-то провокациях, раздавались угрозы прервать крестные ходы силой. Власти долго сохраняли молчание, чем, по сути, поощряли формирование в народе негативного отношения к церковным маршам мира. Поразительно, что к хору противников крестных ходов присоединили свой «праведный» голос и средства массовой информации. И почему-то никому не было дела до того, что эта благородная инициатива исходила не просто от верующих Украинской православной церкви МП, но от наших людей, граждан Украины. Только на завершающем этапе украинские власти взяли крестные ходы под свою защиту.

Об их содержательном смысле очень хорошо сказали сами организаторы и непосредственные участники. Архимандрит Иосиф (Ковецкий): «В крестном ходе от Святогорской до Киево-Печерской лавры приняли участие тысячи людей. Были чиновники и депутаты. Шли целыми семьями. Шли те, кто горит желанием сделать что-то для страны и ближних своих. Мы шли с молитвой на устах для того, чтобы Бог изменил свою волю о нас и нашей земле. Покаяние и молитва — вот рецепт мира на Украине». Протоиерей Виктор Землянский: «Если говорить об общецерковном аспекте всеукраинского крестного хода, то его цель, конечно, молитва о мире. Когда идет крестный ход, очищается вся земля. Людей, которые шли, объединяла молитва о мире в нашем Отечестве».

Разумеется, все хорошо, что хорошо кончается. Но неприятный осадок от агрессивности радикалов по отношению к церковному событию остался. Стало совершенно очевидно, что они не думают о мире и согласии в нашем общем доме. Казалось, получили такой прекрасный повод сказать, что Восток и Запад Украины вместе, но воспользоваться им не смогли. Не переступили через свою неприязнь к Украинской православной церкви, находящейся в молитвенном единстве с Русской. А ведь это событие для Украины — придай ему власти должное внимание — могло стать куда более значимым, чем известный Акт соборности 1919 года.

Сказанное убедительно свидетельствует, что проблема внутреннего мира на Украине требует серьезного внимания. Его не будет, если нам не удастся преодолеть бедность, гармонизировать межэтнические и межцерковные отношения, сохранить язык, культурную и религиозную идентичность национальных меньшинств, если мы не поймем, что они такие же граждане Украины, как и этнические украинцы.

Политическая элита

В демократическом гражданском обществе за его состояние отвечает политическая элита. Она определяет основные общественные (они же государственные) приоритеты и предлагает пути их решения. К сожалению, украинская политическая элита оказалась неспособной предложить народу объединяющие идеалы. И прежде всего потому, что и сама не являет собой сообщество с единым видением будущего Украины.

В стране сложилось несколько политических элит, точнее, властно-олигархических кланов, структурированных по земляческому, идеологическому или партийным принципам. Поочередно сменяя друг друга у кормила власти, в том числе с нарушением конституционных норм, ни один из них не смог возвыситься до общенационального уровня, осознать себя представителем всего украинского народа. Горизонт ответственности каждого не простирался дальше регионально-клановых интересов. Поэтому их действия были подчинены не консолидации всего украинского общества, а только той его части, которая являлась для них электоральной опорой. Фактически это создавало в стране атмосферу противостояния и раскола.

Достаточно вспомнить здесь указы президента В. Ющенко о присвоении званий Героя Украины руководителям западноукраинских националистов С. Бандере и Р. Шухевичу, или Закон о декоммунизации, принятый Верховной радой и подписанный президентом П. Порошенко. Названные президенты и их политические единомышленники не могли не знать, что эти акты не вызовут всенародного одобрения. Следовательно, сознательно шли на раскол в обществе. Когда писались эти строки, стало известно, что Московский проспект в Киеве теперь будет носить имя С. Бандеры. И это тоже гарантирует раскол. Возможно, в Киеве не обязательны названия, являющиеся производными от слова «Москва», хотя в Москве киевские спокойно существуют и никого в дрожь не бросают. Но еще менее обязателен проспект С. Бандеры. Этот региональный лидер, никогда не бывший гражданином Украины, уже достаточно полно увековечен в трех западноукраинских областях. То же самое относится и к Р. Шухевичу, чье имя присвоено улице Щорса в Киеве. В столице, если не преследовать цели разжечь внутриукраинское противостояние, переименование можно было провести с привлечением имен общенациональных деятелей, не вызывающих отторжения ни на Западе, ни на Востоке страны.

Но еще лучше было бы вовсе не менять наименование улицы. По моему глубокому убеждению, Н. А. Щорс — личность во всех отношениях более значимая для Украины, чем Р. Шухевич. Да, он олицетворяет собой коммунистическое прошлое. Но, во-первых, в самой начальной его фазе, когда идеалы социальной справедливости и равенства исповедовались большинством украинцев. Если бы это было не так, они не пошли бы за большевиками и не разрешили бы гражданское противостояние в свою пользу. К последующим деформациям этих идеалов он не имел никакого отношения. Во-вторых, Н. А. Щорс представлял собой личность необычайно талантливую и героическую. В 24 года командовал полком, который был сформирован из украинских повстанцев на Черниговщине для борьбы с немецкими оккупантами. Прославился рядом ярких побед над войсками Директории. После изгнания ее из Киева в начале февраля 1919 года был комендантом города.

Погиб при невыясненных обстоятельствах в с. Билошица Коростенского района Житомирской области. Согласно одной из версий, был предательски убит своими выстрелом в затылок. Нет ни малейших сомнений в том, что Н. А. Щорс навечно вписал свое имя в историю Украины, поэтому я считаю кощунствование майданных властей над его памятью безнравственным и греховным.

В целом массовые переименования городов, поселков, улиц, площадей в бедной стране, где 75% населения не имеет достаточно денег на жизнь, безнравственно. По подсчетам специалистов, в одном только Киеве на эти переименования потребуется больше 10 миллионов гривен. По стране это цифра увеличится в десятки раз. Не лучше ли — задаются очевидным вопросом люди — направить эти деньги на социальные нужды?

В ряду действий нынешних политических властей, раскалывающих общество, нельзя не упомянуть и о массовом сносе памятников советского прошлого. Делают это вызывающе, не считаясь с тем, что значительной частью украинских граждан это не воспринимается и не поддерживается. Парадоксальность ситуации заключается и в том, что люди, неистово борющиеся с символами советского прошлого, спокойно себя чувствуют, работая в зданиях Верховной рады, резиденции президента, Кабинета министров, построенных советской властью и являющихся ее символами больше, чем красная звезда или серп и молот. Символами советского прошлого являются ДнепроГЭС, Запорожсталь, Мотор Сич, Южмаш, Черноморский торговый флот, Криворожсталь, киевские фабрика Карла Маркса и завод «Ленинская кузница», оказавшиеся в руках П. Порошенко, и еще сотни предприятий, многие из которых и поныне работают, хотя и не так успешно, как это было раньше.

В сущности, символом советского прошлого были и все богатства страны, которые в независимой Украине прибрали к своим рукам немногие шустрые дельцы, ставшие миллионерами и миллиардерами. Элементарная человеческая порядочность подсказывает, что безнравственно проклинать советское прошлое людям, которые на его достоянии сколотили свои капиталы. Но, видимо, благодарность у наших хулителей напрочь отсутствует.

Должен признаться, что именно тотальное отрицание историко-культурного наследия советского периода нашей истории, массовые разрушения памятников и переименования вынудили меня покинуть должность председателя Украинского общества охраны памятников истории и культуры, которую я занимал с 1989 по 2016 год. Изменить что-либо я не мог, а быть соучастников неправедных действий властей по безжалостной расправе над памятью нескольких поколений украинцев не захотел.

Как это все не похоже на европейские традиции исторической памяти! Там не стерилизуют свое прошлое, но бережно его сохраняют. Прекрасный пример нравственного отношения к памяти преподал президент Швейцарии Йоханн Шнайдер-Амманн в интервью по случаю открытия Сен-Готардского туннеля. На вопрос российского журналиста, знает ли он, что в свое время одноименный перевал преодолевали русские солдаты под предводительством Суворова, президент сказал, что эти далекие события — часть коллективной памяти швейцарцев. Она свято чтится, в том числе в знак уважения к 15 тысячам русских, проживающих в Швейцарии.

К сожалению, нынешняя элита не демонстрирует преемственной ответственности не только в отношении далекого прошлого, но даже близкого. Убедительным свидетельством этому могут быть президентские «пересменки». Фактически каждый последующий президент приходил к власти на волне критики предыдущего. Дважды, в 2004 и 2014 годах, это происходило насильственно и незаконно. Л. Кучма заканчивал свое президентское правление не в официальной резиденции, которую захватили мятежники, а в Конче-Заспе. В. Янукович и вовсе был отстранен от власти в результате переворота. При этом всякий раз оказывалось, что ушедшая власть была преступной и бандитской.

Разумеется, это не соответствует действительности. Л. Кучма вывел Украину на траекторию поступательного развития с ростом ВВП 12%, а В. Янукович за три с половиной года смог построить международную шоссейную дорогу от западной границы до Киева, международные аэропорты и стадионы в крупнейших городах, дорожные магистрали и развязки в Киеве. Рост ВВП в 2014 году равнялся 4%. «Революционные события» дважды обрушили начавшую было оживать экономику страны. Теперь для ее возрождения до состояния 2014 года, как уверяют специалисты, нужно будет не менее десяти лет. Не слишком ли дорого обходятся Украине междоусобные войны олигархических кланов?

В одном из июньских 2016 года интервью премьер-министра В. Гройсмана содержится любопытное заявление, что в стране не было и нет внутренних противоречий, порождающих конфликты. Тот, что имеет место на Юго-Востоке, полностью инспирирован Россией. По этой логике, обе киевские «революции» инспирированы Западом. Сегодня уже не тайна, сколь мощно он вложился в оба Майдана — как идеологически, так и финансово. Тем не менее неверно было бы утверждать, что они не имели внутренних причин. Причины эти известны. Главной из них являлась борьба за власть украинских олигархических элит. Точнее, за всю полноту власти, поскольку и до этого многие из руководителей Майдана находились на высоких государственных должностях. В. Ющенко и Ю. Тимошенко возглавляли Кабинет министров при президенте Л. Кучме, а П. Порошенко занимал министерскую должность при президенте В. Януковиче.

В начале 2017 года украинская общественность была огорошена проектом Закона Украины «Про державну мову». Авторами его названы более 30 народных депутатов, но это тот случай, когда количество не перешло в качество. Проект немыслимо конфронтационен. Основное его содержание заключается не столько в утверждении в правах украинского языка как единственного государственного, что уже давно определено соответствующими законами, сколько во введении на Украине монолингвизма. Разумеется, украинского. О том, что это будет реализовано принудительно, свидетельствуют предусмотренные в нем контролирующие органы (Национальная комиссия стандартов государственного языка, Центр украинского языка, Терминологический центр украинского языка, Уполномоченный по защите украинского языка), призванные следить за лояльностью граждан к государственному языку. Решения этих чиновничьих структур, которые в совокупности будут неким Министерством государственного языка, мыслятся как обязательные на всей территории Украины.

О языковых правах национальных меньшинств и юридическом статусе их языков в Проекте нет ни слова. В том числе о русском языке, являющимся родным для 8,5 миллионов украинских граждан русской национальности, что имело место в предыдущих языковых законах. По количеству носителей языка русская община Украины равняется среднему европейскому государству или нескольким малым, таким как Балтийские. Разумно ли игнорировать эту реальность? Зато в проекте прописаны права английского языка, а также языков Европейского союза, которые разрешается употреблять в высших учебных заведениях, в издательствах для публикации научных трудов, в радио- и телеэфире.

Трудно себе представить, чтобы авторы-депутаты, внося в Верховную раду столь одиозное сочинение, не понимали его разрушительных последствий для межэтнического согласия и мира на Украине. Их прогноз в Объяснительной записке, что Закон будет содействовать согласию в украинском обществе, может восприниматься как великодержавная издевка. Он еще не принят, но уже вызвал ожесточенные споры. Такое впечатление, что нас ничему не научили драматические события, вызванные отменой Закона «Про засади державної мовної політики» 2012 года, что было сделано Верховной радой 23 февраля 2014 года в состоянии эйфории от победы Майдана-2. Это поспешное решение новых киевских властей было названо ошибочным даже их европейскими покровителями. Теперь снова пытаемся наступить на те же грабли.

По сути, предложенный законопроект находится в полном противоречии с Европейской хартией региональных языков национальных меньшинств, которую Украина ратифицировала и подписала, а также с Декларацией прав лиц, принадлежащих к национальным или этническим, религиозным и языковым меньшинствам.

Хотелось бы надеяться, что коллективный здравый смысл Верховной рады убережет страну от очередной провокации, сеющей семена межэтнического раздора.

Если попытаться дать общую характеристику украинской властной элите, придется признать, что ее как единого социального явления нет. Есть несколько групп, которые на протяжении всего периода независимости находятся в состоянии скрытого и открытого противоборства. Особенно ярким подтверждением этому является Верховная рада, периодически являющая народу примеры кулачной демократии. И случается это не только в тех случаях, когда депутаты принадлежат к различным политическим силам, но и когда депутатский корпус состоит, как после «революций» 2004 и 2014 годов, в основном из единомышленников и «побратимов» (так называли себя народные депутаты после второго Майдана).

Об уровне единства в среде нынешней политической элиты можно судить по одной примечательной дискуссии, состоявшейся 10 сентября 2016 года на телевидении между С. Гаврышем, З. Шкиряком и А. Скоропадским, ранее носившим фамилию Бычков и так и не научившимся украинскому языку. По факту, дискуссия превратилась во взаимные обвинения. З. Шкиряк уличил С. Гаврыша в симпатиях к Кремлю, А. Скоропадский предъявил счет властям за преследование, как он выразился, наших побратимов — героев АТО. Спор между ними, особенно между З. Шкиряком, являющимся советником министра МВД, и А. Скоропадским, представленным ведущим передачи как руководитель информационной службы «Правого сектора», приобретал временами такой накал, что подумалось: имея таких единомышленников, можно обойтись и без происков Кремля.

Тем не менее в одном вопросе спорящие проявили единодушие — когда речь зашла о значении Минских соглашений. Как заявил З. Шкиряк, они изначально были мертвые. Ни о каком законе об амнистии не может быть и речи. В целом все, что в них записано, для Украины неприемлемо. Вряд ли это личное мнение чиновника. Он не отважился бы высказать его столь откровенно и публично, если бы оно не совпадало с общими настроениями в коридорах власти. То же самое утверждают в Верховной раде и в Министерстве иностранных дел. Получается, что для внешнего общественного мнения мы говорим о безальтернативности Минских соглашений и даже обвиняем Россию в нежелании их выполнять, а для внутреннего совершенно откровенно заявляем, что они для Украины неприемлемы. Но если это действительно так, тогда мира на Юго-Востоке не будет еще долго, как не будет и его возвращения на Украину.

Не меньшими противоречиями отличаются взаимоотношения различных ветвей власти. Большая часть конфликтов происходит между президентом и парламентом, но известны также примеры, когда общего языка не могли найти президент и премьер. Симптоматично, что при пяти президентах на Украине сменилось семнадцать правительств. В среднем каждое продержалось немногим более года. За столь короткое время премьеры и остальные министры успевали обустроить только себя, но не страну и народ.

Злоупотребление властью, казнокрадство, именуемое латинским термином «коррупция», приобрели на независимой Украине неведомые ранее масштабы. Сегодня именно коррупция, по заявлению европейских высоких чиновников, не позволяет Украине интегрироваться в ЕС. Украинские власти не отрицают наличия такого порока и даже пытаются бороться с ним, но результата нет. А нет потому, что каждая новая власть борется не со своей коррупцией, но своих предшественников. Это они разворовывали народное достояние, строили себе дворцы, разъезжали на немыслимо дорогих машинах, отдыхали на лазурных берегах, уводили деньги в офшоры. Каким благородным гневом кипели все после второго Майдана по поводу злоупотреблений В. Януковича и его окружения. В качестве доказательств приводили Межигорскую резиденцию, возведенную не на свои кровные и присвоенную, мифологический золотой батон, миллиардные счета в зарубежных банках, показывали мещанскую роскошь интерьеров дворца. Нашли даже «Черную книгу» Партии регионов, в которой отражены расходные суммы на подкуп сторонников.

Но ведь в точности то же самое происходило и во времена предшественника В. Януковича. Достаточно вспомнить резонансные судебные процессы над высокими правительственными чиновниками из команды В. Ющенко. Некоторые даже получили судебные сроки. Показательно был посажен и один из «своих» — чиновник среднего звена, но вся мощь репрессивных органов была направлена на искоренение коррупции предыдущего режима.

Аналогичная ситуация имела место и в годы правления В. Ющенко. С легкой руки майданных трибунов в общественное сознание была внедрена мысль, что «оранжевые» бросили вызов коррумпированному кучмовскому режиму, служители которого бессовестно залезли в народные закрома и присвоили себе их содержимое. Поразительно, но это говорили в том числе те «революционеры», чье состояние не уступало «бандитскому» и приобретено было в тех же самых закромах. Помнятся обещания «оранжевых», что, придя к власти, они позаботятся, чтобы коррупционеры были посажены в тюрьмы. Обещания так и остались невыполненными. То ли невозможно оказалось обнаружить расхитителей народного достояния, то ли корпоративная солидарность не позволила их наказать.

Нет слов, надо раскрывать прошлые грехи и привлекать к ответственности виновных. Но ведь это борьба с тем, чего уже нет. Было бы намного продуктивнее, если бы власти предержащие занялись искоренением коррупции в своей среде. Известно, что дворцы высоких правительственных чиновников пятого президента нисколько не уступают тем, в которых жили чиновники четвертого. Ездят они на таких же дорогих автомобилях, как и их «вороватые» предшественники, отдыхают на тех же лазурных берегах, а свои кровные сберегают в тех же офшорных зонах. Если у кого-то из доверчивых сограждан еще оставались сомнения на этот счет, их развеяли имущественные электронные декларации высоких правительственных чиновников и народных депутатов. Оказалось, что практически все они — долларовые миллионеры, владельцы многих квартир в Киеве и особняков вне его, дорогих машин класса люкс, земельных участков, коллекций картин, роскошной импортной мебели и прочего. То, что некоторые из декларантов исхитрились записать все это на жен, матерей и других близких родственников, не делает их бессребрениками.

Богатства нынешней правящей элиты просто шокируют. Какая-то ее часть собирала их при всех режимах, в том числе и при коррумпированном режиме Януковича. Но большинство разбогатело в последние годы. Это все чиновные люди Майдана, которые так неистово обличали с его трибуны прежних коррупционеров и казнокрадов, убеждали избирателей в том, что Украине нужна честная власть, которую они и установят. Однако все эти заклинания и обещания оказались фальшивыми. Придя к власти, майданные предводители принялись воровать пуще своих предшественников. Как сказал известный киевский политолог Р. Бортник, «вместо старых сытых чиновников пришли новые голодные, которые начали грабить страну с удвоенной энергией». Это трагично. Прежде всего потому, что произошла очередная самодискредитация властной элиты, показавшая ее полное несоответствие национальным интересам страны.

Электронные декларации засвидетельствовали тотальное неверие новой власти в созданную ею же банковскую систему. Неожиданно оказалось, что для многих ее представителей более надежным, чем государственные банки, местом хранения своих денег являются их домашние сейфы. В это трудно поверить, но в некоторых из них хранятся сотни тысяч долларов. Это ли не убедительный сигнал своим согражданам поступать так же?

Не меньше, чем электронными декларациями народных депутатов и высших правительственных чиновников, украинская общественность была шокирована откровениями народного депутата А. Онищенко о совместных с президентом коррупционных «оборудках». Среди них: использование государственных средств для развития бизнеса П. Порошенко, назначение своих приближенных в систему прокуратуры Украины, массовая скупка голосов депутатов Верховной рады для принятия нужных президенту законов, неукоснительное следование указаниям администрации США и т. д. Достоверность своих свидетельств беглый нардеп подтвердил тем, что сам был два года соучастником президентских схем, к тому же тщательно записал все свои разговоры с П. Порошенко при помощи диктофона, встроенного в наручные часы. Компромат будто бы передал соответствующим службам США.

Если честно, то все сказанное А. Онищенко — не такая уж и новость. Что-то мы знали, о чем-то догадывались. Узнаем ли судебную истину? Вряд ли. Я не вижу заинтересованных в ее установлении. Определенно таковыми не будут США, на что так наивно надеется господин Онищенко. Здесь они останутся верны давнему правилу, выраженному формулой «наш сукин сын».

Для всех нас существенным в этом оглашенном конфликте между двумя олигархами является не столько его юридическая сторона, сколько морально-этическая. Два года А. Онищенко верно служил президенту и помогал ему в противозаконных действиях. Понимал, что когда-нибудь их дружба может закончиться, поэтому подстраховался аудиозаписями. Но молчал. Молчал бы и еще два года. Может быть, и вообще никогда не поведал бы миру общую с президентом тайну, если бы Генеральная прокуратура не допустила «оплошности» и не обвинила его в построении собственных коррупционных схем, связанных с деятельностью ОАО «Укргаздобыча», которые якобы нанесли ущерб государству в три миллиарда гривен. Разговорился только из лондонского и парижского далека, декларируя при этом свою жесткую политическую оппозицию нынешней власти.

Можно только представить, сколько еще таких онищенко находится в украинской политико-экономической элите. Это обстоятельство совершенно лишает общество надежд на справедливую народную власть.

На протяжении всего правления пятого президента обсуждалась проблема конфискации и возвращения в страну денег президента четвертого. О миллиардах В. Януковича говорят примерно так же, как еще недавно говорили о мифическом золоте Полуботка. Разумеется, нет ни малейшего сомнения в том, что выведенные из страны Януковичем и его окружением деньги должны быть возвращены Украине. Но точно так же несомненно, что на Украине, а не в офшорах должны находиться деньги П. Порошенко и его окружения. Почему-то разговоров об этом мы практически не слышим.

Наверное, этот вопрос встанет при шестом президенте. Сегодняшний пятый и его властно-олигархическая команда ничего коррупционного в офшорных «оборудках» не видят. Услужливые юристы заявили, что они не входят в противоречие с украинскими и международными законами. Возможно, и не входят, но, помнится, когда премьер-министра Исландии уличили в офшорных делах, он тут же подал в отставку. Наши руководители такой нравственностью не обладают.

Мировой опыт убеждает, что в своем коррупционном грехе украинцы не одиноки. Политическая элита нигде и никогда не бывает бессребреницей. Принимая участие в управлении страной, а нередко и в переделе собственности, она не упускает шанса упрочить и свое благосостояние. Разве что украинская преуспевает в этом больше других. Сейчас, после 27 лет капиталистического развития Украины, видимо, уже поздно рассуждать, кто взял больше, кто меньше, кто в рамках принятых законов, кто с их нарушением. Кого надо сажать, а кого объявить совестью народа.

Одним из основных обязательств «оранжевой революции» было очистить украинскую власть от бизнеса. Оно с воодушевлением воспринималось не только сторонниками Майдана, но и теми, кто не разделял их радикального поведения. Вот только в реализацию этого обещания верили не все. И прежде всего потому, что звучало оно из уст все тех же олигархов, бывших властью в прошлом и собиравшихся стать ею в будущем. Минуло десять лет. Обещанной «очистки» так и не произошло. Не случилось этого и после второго Майдана. Более того, он фактически легализовал власть миллиардеров. Теперь уже о разъединении власти и капитала никто и не вспоминает. Ни те, кто обещал это сделать, ни те, кто горячо этому аплодировал. С таким положением дел можно было бы и смириться, если бы Украина демонстрировала успехи в своем экономическом развитии. Но этого тоже нет.

Наоборот, после Майдана-2 экономика продолжает деградировать. Это вполне отчетливо видно по уровню жизни населения, но, чтобы не ограничиваться общей констатацией, позволю себе сослаться здесь на результаты исследования известного ученого-экономиста В. К. Симоненко «Пятилетка крутого пике» (Киев, 2016). В ней автор на огромном документальном материале показал, что Украина оказалась в глубоком кризисе. Валовой внутренний продукт в 2015 году составил всего 34% от уровня 1990 года, тогда как до переворота он равнялся 69,5%. Произошла тотальная деиндустриализация, исчезли или обвалились многие базовые отрасли производства. По размеру средней зарплаты Украина занимает последнее место среди европейских стран. Стремительно уменьшается численность населения. В книге много других примеров, свидетельствующих об экономическом разрушении страны.

Ценность исследования В. К. Симоненко — не только в его драматической констатации, но и в том, что оно вскрывает причины столь бедственного положения: у новой политической элиты не было и нет сколько-нибудь внятного проекта развития государства и общества. «У власти, которая сегодня управляет страной, — утверждает автор, — нет даже понимания того, что государственное управление — это системное общественное явление». Собственно, нет в нем и профессиональных управленцев. Вместо них на всех уровнях руководят свои люди, «любі друзі» — донецкие, винницкие сообщники по бизнесу. Все они, по образному выражению автора, рассматривают власть как наиболее прибыльный бизнес. Их правление привело к тому, что Украина, имеющая территорию, границы, государственные символы и властные структуры, тем не менее не сложилась как государство. Конечно, это печальная констатация на двадцать шестом году украинской независимости.

Еще одним свидетельством непрофессионализма украинских властей, особенно послемайданного периода, является полное непонимание роли науки в жизни страны. Сознательно или по невежеству делается все, чтобы ее на Украине не было. В бюджете на 2017 год на нее было предусмотрено всего 0,18% от валового внутреннего продукта, что однозначно приведет к вымиранию научных коллективов. В свое время мы били тревогу, когда финансирование науки равнялось 0,6-0,7% от ВВП. Верховной радой был даже принят закон, предусматривавший повышение этих цифр до 1,7%. И хотя в реальной жизни наука так и не получила такого финансирования, в столь бедственном положении, как при «настоящих патриотах» во власти, она никогда раньше не находилась.

В странах Европы, куда мы хотим интегрироваться, на науку выделяется от 1,5 до 3% ВВП. И не потому, что они богаты и могут позволить себе такую роскошь, а потому, что там есть четкое понимание, что при меньшем финансировании от науки невозможно ожидать должной отдачи. При 0,18%, как это имеет место на Украине, наука превращается в символ. Она пока вроде бы не умерщвлена окончательно, но приносить пользу обществу уже не может.

Судя по тому, что это совершенно не волнует новую власть Украины и совсем не тревожит их западных наставников, и те и другие вполне удовлетворятся ее ролью сырьевого придатка Запада и резервуара дешевой рабочей силы. Развитая Украина с наукоемкими технологиями им не нужна.

Подводя итог сказанному, следует признать, что украинское общество оказалось неспособно ответить на новые вызовы. Это справедливо и по отношению к той его части, которая называется политической элитой, и к той, что именуется простым народом. В данном случае речь идет о сообщающихся сосудах.

 

4. Угрожает ли русский язык украинскому?

Дискуссии по поводу состояния украинского языка на Украине не утихают на протяжении века. Казалось бы, с приобретением Украиной политического суверенитета и с конституционным закреплением статуса государственного языка проблема должна исчезнуть. Отныне, как говорится, Москва нам не указ, а приоритетность развития именно украинского языка гарантируется ничем не сдерживаемым стремлением народа к собственной историко-культурной идентичности. Несоизмеримо выросла и социальная престижность языка, ставшего языком министров, народных депутатов, президента. На украинский язык массово перешли вузы и школы, радио и телевидение, значительно вырос спрос на украинские газеты и журналы. Украинский язык звучит на международных форумах, дипломатических встречах. Вошел он и в систему Интернета.

Казалось бы, можно только радоваться. Но на самом деле никакой радости нет. Скорее наоборот: плач по украинскому языку стал даже громче. Этот плач заводят в основном представители эстетствующих языковедов как на Украине, так и за ее пределами. Появился даже новый термин — «добровольная русификация Украины». Один из лучших наших литераторов Юрий Мушкетик сокрушается, что несчастному украинскому народу буквально не на кого опереться. Не служат ему опорой ни правительство, ни парламент, ни президент. В унисон подпевает писатель из диаспоры Богдан Бойчук, считающий, что «возникновение самостийной Украины имеет гораздо больше негативных импульсов в культурной жизни диаспоры (да и Украины), чем позитивных».

Откуда такое отчаяние? Прежде всего, слишком медленна победная поступь украинского языка на Украине, по-прежнему очень сильны позиции русского языка. Последний широко используется не только на бытовом, но и на официальном уровне. Отдельные министры, многие народные депутаты говорят по-русски. Кроме того, на Украине выходит масса русскоязычных газет и журналов. Негосударственные теле- и радиокомпании нередко отдают предпочтение российскому вещанию. Книжный рынок Украины заполнен низкопробной литературой восточного соседа — по выражению Ю. Мушкетика, «русскоязычным непотребом». И. Дзюба даже говорит о «широком, более чем при советской власти, господстве российской и русскоязычной прессы, русской книги и русского шоу-бизнеса».

Вот уж действительно есть от чего впасть в отчаяние. Особенно эстетствующему языковеду. Все настойчивее на самых высоких собраниях с повесткой дня об украинском языке и его внедрении во все сферы нашей жизни выдвигается требование положить конец засилью русского языка. Так ведь никто не возражает. Но дать оптимальный рецепт, как же лучше это сделать, не в состоянии даже сами авторы такого радикального требования. Может быть, издать циркуляр по образу и подобию Валуевского, который запретил бы использование русского языка? Но это было возможно в условиях царского абсолютизма. А в демократической стране, исповедующей приоритет общечеловеческих ценностей, такой административный акт невозможен.

Призывы и воззвания к чувству гордости и украинскому патриотизму, которых у нас недостает, в вопросах языка не принесут желаемого эффекта. Язык и патриотизм — предметы, слабо между собой связанные. Можно быть патриотом Украины, иметь украинскую гордость и не говорить на украинском языке. Наверное, никто не посмеет укорить нашего известнейшего интеллектуала, академика Н. Амосова, что он не был патриотом Украины. Это был патриот высшей пробы. Но говорил и писал он по-русски, свои мысли об интеграции Украины с Западом тоже выражал на русском языке. Другой пример можно привести из области спорта. Наш выдающийся тренер В. Лобановский говорил по-русски, но это ничуть не помешало ему быть патриотом Украины и укреплять ее международный авторитет. А послушайте, на каком языке провозглашаются ультрапатриотические лозунги на олимпийском стадионе во время футбольных матчей сборных Украины и России. Порой сгораешь от стыда за некоторых наших земляков, которые именно таким способом используют великий русский язык. Но отказать им в украинской самоидентификации никак нельзя.

Украинское радио транслировало авторскую программу профессора Анатолия Погребного под впечатляющим названием «Если бы вы учились так, как надо». За исключением спорных обобщений автора передача была стоящая и делала доброе дело — способствовала популяризации украинского языка. Убежден, что такие публичные лекции способствуют утверждению авторитета украинского языка значительно больше, чем все обращения к официальным постановлениям или к совести соотечественников. Надо самим тащить плуг, а не проливать слезы о том, что нива не вспахана. Пишите красиво, уважаемые писатели и поэты, и вашими стихами или романами будут зачитываться. Талантливо и с высоким качеством переводите образцы лучших произведений мировой литературы, и они, уверен, не залежатся на книжных полках. А пока давайте будем честными перед собой: вся творческая энергия наших литераторов уходит, что называется, в гудок. Потому-то нам нечего противопоставить русскоязычному «непотребу». Если нет вдохновения создавать высококачественные литературные произведения, пишите хотя бы приключенческие или детективные романы, историческую беллетристику, как это делают ваши российские коллеги. Для начала вытесните с рынка их «непотреб» своим, украинским.

И все-таки с одним тезисом уважаемого профессора, который, кстати, звучит из уст и других наших защитников украинского языка, позволю себе не согласиться. А тезис таков: без языка нет народа. Понятно, что не вообще без языка, а без собственного языка. Но ведь всем хорошо известно: в мире языков меньше, чем народов. Латиноамериканский континент, например, использует европейские языки, но это совершенно не значит, что кубинский, чилийский и бразильский народы считают себя испанцами или португальцами и не осознают своих национальных особенностей. Точно так же господство английского языка в странах Северной Америки совершенно не означает, что в США или Канаде проживает английский народ. Иллюстрацию этого очевидного факта можно продолжить примерами арабского, тюркского, немецкого и ряда других языков, но едва ли в этом есть необходимость. И так ясно, что язык не является единственным определяющим признаком народа.

Все, что я сказал, отнюдь не означает желания принизить пафос просветительской передачи А. Погребного. Я лишь хотел подчеркнуть некорректность ее отдельных положений. Потому что утверждение «без языка нет народа» не столько убеждает людей в необходимости изучения украинского языка, сколько вызывает сомнения на этот счет. Люди ведь грамотны и знают, что на самом деле все не так. Нужны иные аргументы.

Наше нетерпение по поводу замедленного внедрения украинского языка во все сферы понять нетрудно. Хотелось бы увидеть его полный триумф еще при жизни. Но у языка свои законы развития. Его утверждение даже при условии наибольшего государственного благоприятствования не может произойти мгновенно. Иной раз для этого необходима смена нескольких поколений. Как гласит казахская мудрость, для обновления народа требуется пятьдесят лет. Нельзя заставить пожилого человека, который всю жизнь разговаривал по-русски, немедленно перейти на украинский язык. Кто-то так не сделает принципиально, а кому-то не под силу выучить другой язык настолько хорошо, чтобы не стыдно было на нем разговаривать.

Надо считаться и с тем, что на Украине проживает более 8,5 миллионов этнических русских, для которых отречение от своего родного языка так же болезненно, как и для украинцев — от своего. Нетерпимость или, еще хуже, административные методы — не лучшие помощники в этом деликатном деле. Язык служит объединению людей. Он не должен быть источником постоянного напряжения.

На нынешнем этапе важнее не показатель абсолютного владения украинским языком, а тенденция его развития. Если мы взглянем на ситуацию под таким углом, то не увидим никаких оснований для истерики и отчаяния. Украинский язык, о чем шла речь еще в начале моей книги, все увереннее заявляет о себе как о языке государственном. Это нужно уметь видеть и делать все возможное, чтобы нынешняя тенденция приобрела необратимый характер.

Какой украинский язык мы должны растить?

Когда мы сокрушаемся по поводу медленного утверждения украинского языка, то обязательно сетуем, что основная причина — наше обрусение. Это в значительной степени соответствует действительности. Русский язык и в самом деле конкурент украинского. Но только ли в этом беда последнего? Нет ли у украинского языка внутренних противоречий, которые не дают ему полноценно развиваться?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к истории. В 1912 году в Киеве вышла небольшая по объему книга Ивана Нечуй-Левицкого «Кривое зеркало украинского языка». Писатель возмущается тем, что украинский литературный язык, сформированный на базе приднепровских диалектов, загрязняется галицким говором. Эта тенденция приобрела особенно угрожающий характер после того как в Киев возвратился М. Грушевский и перенес с собой целый ряд галицких журналов — «Село», «Литературный научный вестник», «Записки Киевского научного общества» и прочие. И. Нечуй-Левицкий считает, что М. Грушевский внедряет «нахрапом на Украине галицкий книжный язык и правописание», чем, по сути, «роет такую яму, в которой можно навеки похоронить украинскую литературу». В другом месте своей книги он к этому добавляет: «Галицкие издательства в Киеве со своим языком и правописанием принесли украинской письменности много вреда, возможно — непоправимого».

Гнев писателя вызван не только многочисленными полонизмами и германизмами галицкого языка, но и его правописанием, которое основывалось на латинском или польском. «Получилось нечто настолько трудное, — писал И. Нечуй-Левицкий, — что его ни один украинец не мог читать. Этот замысловатый язык отбил охоту у многих украинцев читать украинские книги, отбил охоту к родной литературе».

Самая большая тревога И. Нечуй-Левицкого в том, что тем самым «размывается язык наших писателей-классиков. Никто о них не думает, вроде бы их и на свете не существовало». Его пугает и агрессивность галичан, с которой те не просто утверждают свой диалект, но пытаются вытеснить им надднепровский язык. Он в отчаянии восклицает: «Галицкая агитация не дремлет и вредит нам почище старой цензуры».

Такая напористость М. Грушевского и других галичан в области украинского языка объяснялась будто бы тем, что Надднепровская Украина полностью обрусела, и, следовательно, настоящий украинский язык сохранился лишь в Галичине. А надднепровцы не признавали за галицким диалектом прав на всеукраинское распространение, поскольку он был слишком ополячен.

Одновременно с И. Нечуй-Левицким бьет тревогу И. Стешенко: он указывает на засорение украинского литературного языка бытовой лексикой. Разъясняя необходимость создания единого для всех украинцев языка, он предостерегает от неоправданного вмешательства в его живой организм, потому что любые перемены в языке «считаются расшатыванием основ самой нации, а борьба между реформаторами языка и его бережными хранителями порой приводит к вопросу государственного значения».

С обстоятельным ответом И. Нечуй-Левицкому выступил в 1913 году Владимир Гнатюк. Он говорил: «Всякий литературный язык вырастает из такого диалекта, на котором творили известнейшие писатели. Чем больше талантливых писателей, тем сильнее они оттесняют из литературного языка другие диалекты, вводя свой, пока он не станет полностью господствовать».

Казалось бы, после такого теоретически безупречного определения В. Гнатюк должен был признать именно за надднепровским диалектом право быть фундаментом украинского языка. На нем писали выдающиеся украинские писатели — И. Котляревский, Г. Квитка-Основьяненко, Т. Шевченко, П. Мирный, М. Коцюбинский, И. Нечуй-Левицкий. Но этого не произошло. Наоборот, он обвиняет И. Нечуй-Левицкого в том, что тот признает центром украинского языка только надднепровский диалект, а все остальные говоры считает неважными, «окраинными». В. Гнатюк, со своей стороны, ставит под сомнение желание И. Нечуй-Левицкого и других украинских писателей взять за основу литературного языка левобережные говоры, и главный среди них — полтавский. Справедливости ради надо сказать, что он не настаивает и на исключительности галицкого диалекта, поскольку убежден, что «необходимо одним брать от других все лучшее и плодотворное, отбрасывая негативное и ненужное». И все-таки, принимая во внимание потребность в «едином научном и публицистическом литературном языке», В. Гнатюк делает вывод, что у беллетристики еще долго будут оставаться свои региональные права.

К сожалению, региональные права остались у двух литературных языков — надднепровского и галицкого. Единения так и не произошло.

В. Гнатюк опровергал авторитетность суждений И. Нечуй-Левицкого тем, что у того нет филологического образования. Но этот писатель — не первый, кто выражал беспокойство галицизацией украинского литературного языка. Еще раньше это делали Михаил Драгоманов и Борис Гринченко. В конце концов, это же признавал и сам В. Гнатюк: «Хотя украинские писатели в России жалуются на галицкий литературный язык не только сейчас, а уже целых двадцать лет... и укоряют его влиянием польского, немецкого и прочих языков, но при этом не обращают внимания на российское влияние».

По М. Драгоманову, «для российской Украины пока та педагогическая галицкая литература большой ценности представлять не может как из-за разницы школьного образования, да и по причине небрежности галицких авторов и переводчиков при обработке языка. Язык этот русскоязычным украинцам кажется трудным, смешанным, порой — совершенно варварским».

Еще выразительнее характеризует галицкий литературный язык Б. Гринченко. «Некоторые галицкие издания, — пишет он в одном из своих писем из Надднепровской Украины, — таковы, что у них практически нет ничего, что могло бы быть литературным... Рутинный галицкий язык буквально отталкивает свежего читателя». Относясь в принципе с симпатией к галицкому национальному движению, Б. Гринченко не мог испытывать те же чувства к галицкой литературе, которая никак не хотела переходить на фонетический язык. «Очень жаль, — замечает он, — что галичане вообще (кроме нескольких исключений) не придают значения своему литературному развитию и в самом деле находятся в этой области на низком уровне, а их произведения (кроме повестей Федьковича, Франко и Кобринской), как правило, напоминают своим содержанием и языком (часто невозможным!) начало, а не конец ХІХ века. Это препятствует общей работе людей из обеих частей Руси-Украины».

Со времен тех дискуссий — Б. Гринченко с М. Драгомановым (1892-1893) и И. Нечуй-Левицкого с В. Гнатюком (1912-1913) — прошло много лет, сменили друг друга несколько исторических эпох, а ситуация с существованием двух украинских литературных языков остается злободневной и в конце ХХ столетия. Разница лишь в том, что один из этих языков — надднепровский — ушел далеко в своем развитии, а второй — галицкий (в его диаспорном варианте) — по сути, так и остался на позициях конца ХІХ — начала ХХ века.

Как и при М. Грушевском, сегодня на Украину, теперь уже из диаспоры, перенеслись журналы, газеты, издательства, отнюдь не собирающиеся исповедовать правило, по которому в чужой монастырь не ходят со своим уставом. Как пример — поэт из Нью-Йорка Богдан Бойчук. Его, как и многих других представителей диаспоры, не устраивала литература Советской Украины, поэтому все они, по его словам, «писали не только для нас, но и для них, для Украины, и делали это совершенно сознательно». До возникновения суверенной Украины диаспора якобы одна несла ответственность за украинскую литературу, музыку, театр и искусство. Отныне эти обязанности должны были взять на себя украинские писатели, композиторы, театральные деятели, которых очень много, целые тысячи. Но они, по мнению Б. Бойчука, не выполняют в полной мере своей высокой миссии. А из этого следует логический вывод: диаспора и впредь должна помогать Украине.

За помощь, конечно, спасибо. Но в том, что касается украинского литературного языка, помогать надо не Украине, а диаспоре. Удивительно, что этого никак не поймут наши единокровные братья из-за океана. С энтузиазмом, достойным лучшего применения, они навязывают нам языковые формы конца ХІХ — начала ХХ века, которых давно уже нет и в самой Галичине.

В диаспорно-украинских изданиях, которые выходят на Украине, явочным порядком внедряются не только архаичные, зачастую иностранного происхождения лексемы — амбасада, кшталт, шпальта, терень, трафити, наразі, социяльний, тяглість, спільнота, відсоток, вояк, діяспора, радіюс, діялектика, — но и совершенно чуждые литературному языку фонетические и синтаксические формы.

Непривычны и невосприимчивы для слуха украинца окончания «и» в родительном падеже единственного числа существительных третьего склонения вместо употребляемого на Украине окончания «і». Например, радости, смерти, любови, вісти, ментальности и т. д. Аналогично воспринимается замена буквы «ф» буквой «т» в словах иностранного происхождения: катедра, Атон, Атанасій, Теодосій и пр. Со времен наших первых летописей на Руси эти и подобные им слова писались с буквой «ф». Какая насущная необходимость заставляет нас отказаться от собственных традиций? К тому же во многих случаях эта замена приведет к утрате смысла понятия. Напишите: Фрідріх, Фауст, Фаберже, или адаптированное украинское Федір с начальной буквой «Т» — и вы не узнаете этих привычных для нас имен.

Что уж говорить об искусственной букве «г», которой никогда не было в нашем алфавите. Теперь она ставится где надо и не надо. Как говорят на Украине, куда конь с копытом, туда и рак с клешней. За диаспорными изданиями потянулись и наши, наверное, считая, что таким способом они станут больше украинскими. И почему-то никто не принимает во внимание читателя, не интересуется его мнением, наконец, не задумывается над тем, что действующее сегодня правописание — обязательное на Украине, и отступать от него — значит свидетельствовать о неграмотности издания.

Несколько слов об истории нормирования украинского литературного языка. Этапным в этой истории было издание четырехтомного словаря украинского языка под редакцией Б. Гринченко в 1907-1909 годах, где использовался принцип фонетического правописания. В 1918-1919 годах И. Огиенко, А. Крымский и Е. Тимченко издали основные правила украинского правописания, а в 1928-1929 годах была попытка объединить галицкую и надднепровскую орфографию в единую. Тогда пришли к компромиссу: украинские по происхождению слова должны писаться по восточнославянским традициям правописания, а заимствованные — согласно западноукраинскому правописанию. Но такой симбиоз оказался недееспособным. Об этом предупреждал И. Огиенко, но тогда к нему не прислушались. «Наша литературная традиция, — писал И. Огиенко, — начинается памятниками ХІ века, в этих древних наших памятках скрывается в определенной мере ответ на вопрос, в какой именно форме употреблять нам чужие слова. ...Скажем, когда мы спокон веку писали Амвросий, Ирина, эфир, то какой же смысл менять эти извечные свои формы на латино-польские Амброзій, Ірина, етер. Когда мы еще в начале своего литературного языка чужие нам g, l, i все передавали через г, л, и и писали гигант, митрополит, Платон, то почему я должен теперь махнуть на все рукой, писать и произносить гігант, мітрополіт, Плятон.

Сегодня наши языковые реаниматоры заявляют, что используют словарь правописания Г. Голоскевича, изданный в 1930 году в Харькове. На самом деле это далеко не так. В словаре Голоскевича есть Ліван, Мадрід, Сірія, Сіцілія, Афон, в диаспорных и ряде отечественных изданий эти же слова пишутся Ливан, Мадрид, Сирія, Сицилія, Атон. Таких же модных у нас сегодня слов, как летовише, тяглість, наразі, трафити, в этом словаре нет вообще.

Путаница с употреблением искусственной буквы «ѓ» привела к тому, что в 1933 году ее исключили из новой редакции «Украинского правописания». Убежден, что это был правильный шаг. И непонятно, зачем в 1990 году решили опять возвратиться к употреблению этой буквы. Скорее всего, уступили все тому же натиску из-за океана. Некоторые наши радетели чистоты украинского языка буквально пьянели от восторга перед этим актом, называя букву «ѓ» не иначе, как реабилитированной. Начали неуместно внедрять ее в современный литературный язык, и этим резко снизили ее пригодность не только для русскоязычных, но и для украиноязычных граждан Украины. Чего стоит только рекомендация писать привычное нам «Хемінгуей» как «Гемінгуей». Как справедливо отметила языковед С. Ермоленко, «украинцы из материковой Украины воспринимают ѓ во всех заимствованных словах как влияние чужих языков, как нарушение традиционного звукового образа национального языка, потому что именно звук ѓ — дистинктивный признак украинского языка».

Когда-то вторая Государственная дума России приняла решение об извлечении из русского книжного языка букв «ъ» и «ѣ» как затрудняющих школьников при овладении грамматикой. Аналогичные процессы упрощения и универсализации наблюдаются практически во всех развитых языках мира, и только Украина почему-то идет назад.

Неестественно усложняется украинский язык и кампанией вовлечения в его лексику галицких диалектизмов (как правило, полонизмов, германизмов) конца ХІХ — начала ХХ века. Однажды в разговоре с нашим лучшим языковым стилистом академиком НАН Украины И. Дзюбой я рассказал о своем опасении по этому поводу. Он не разделил моей тревоги и ответил, что идет процесс обогащения языка. Возможно, и так. Тогда почему же мы не проявляем аналогичного интереса, скажем, к российскому, северскому, слобожанскому и другим нашим украинским диалектам? Обогащаться так обогащаться. Вот только боюсь, что в результате этого обогащения украинский литературный язык окончательно утратит свою конкурентоспособность. Он станет трудным и малодоступным даже для этнических украинцев. А в итоге люди потянутся к языку более простому и легкому, каким является русский. Неужели наши языковые реформаторы этого не предвидят?

Сегодня на Украине фактически существуют два украинских правописания и два литературных языка. Они не только конкурируют друг с другом — они разделили надвое этнос. Не знаю, встречалось ли что-то подобное в мировой практике. Как можно надеяться на призывы любить родной украинский язык, когда люди растеряны и не могут понять, какой именно литературный язык им надо любить? Тот, который в течение многовековой эволюции сформировался на Украине, или тот, который навязывают из украинской диаспоры?

В 1994 году при Кабинете министров Украины была создана Украинская национальная комиссия по вопросам правописания, которая должна была предложить новую редакцию и положить конец языковому хаосу на Украине. Прошло четыре года, но новой редакции украинского правописания у нас все еще нет. Дело оказалось не столь простым, как предполагалось. Обсуждение новой редакции подтвердило, что среди специалистов-языковедов нет единой точки зрения по вопросу, каким же должно быть украинское правописание. Одни настаивают на минимальном вмешательстве в украинское правописание, другие готовы изменить его кардинально. Кроме филологического тут, к сожалению, явно присутствует и политический аспект. Ряд исследователей практически не скрывает, что необходимость редактирования правописания вызвана желанием устранить внедряемую десятилетиями подгонку украинского языка к произношению и правописанию родственного русского языка. Они хотят извлечь заимствованные из русского языка слова, которых в украинском не было.

Следовательно, главная беда современного украинского литературного языка в том, что он похож на русский. И если мы изменим его фонетику и расширим лексический ряд за счет заимствований из польского, немецкого, английского или любого другого западного языка, то получим настоящий украинский язык, не засоренный русизмами. Не стоит долго развивать этот сюжет: его абсурдность очевидна. Украинский и русский языки в своей родословной имеют общее начало — древнерусский язык. Вот потому у них есть право на весь лексический ряд, который сохранили для нас памятники письменности времен Киевской Руси. Подавляющее большинство слов, которые принято считать русскими в украинском языке, на самом деле древнерусские, и по сути они настолько же русские, насколько и украинские. Извлечение их из современного украинского языка было бы равнозначно отречению от нашей древнерусской первородности.

Не выдерживает критики и непреодолимое желание некоторых реформаторов максимально учесть особенности языка украинской диаспоры. Не приведи господи, чтобы мы пошли этим путем. Тогда мы вообще потеряем язык. В диаспорном украинском языке царит такой хаос правописания, что о едином нормативном языке не стоит и говорить. Яр. Славутич, критикуя диаспорных реформаторов украинского языка, заметил, что они «то смотрят на букву „ѓ“ как на священную неприкасаемую корову, то употребление твердой „л“ рассматривают как измену и переход в московский лагерь». Невероятная путаница произошла и в орфографии иностранных слов диаспорного языка. Кроме того, их натурализм меняет до неузнаваемости украинский язык: каледж, гелікоптер, стейт, гайвей, окей и пр.

Драматическим было бы возвращение к правописанию 1928-1929 годов. Даже если бы это правописание было идеальным. Но с ним Украина прожила всего четыре года, в то время как правописание 1933 года (с определенными последующими уточнениями), полностью подчиненное надднепровской традиции правописания, юридически действует и сегодня. Не считаться с этим фактом невозможно. Несколько поколений создателей и пользователей языка опиралось именно на это правописание. Был создан хороший и достаточно обработанный украинский литературный язык, который нередко называют соловьиным или калиновым. Все наше литературное наследие — от И. Котляревского до Бориса Олийныка — создано и опубликовано на этом языке. Так неужели сегодня мы должны ставить под сомнение его подлинность?

Правописание 1928-1929 годов не было не только идеальным, но и вообще жизнеспособным. Об этом говорил еще его создатель Ив. Огиенко. Об этом говорили и языковеды последующих поколений. Пожалуй, ценнейшее замечание сделал Ю. Шевелев, один из ведущих языковедов диаспоры. Он утверждал: «Правописание 1928-1929 гг., несмотря на то что оно было добросовестно обработано выдающимися языковедами, оказалось нереальным, обреченным на провал. С самого начала его приняли негативно, придерживались неохотно. Желаемое соединение двух правописаний, двух традиций правописания не состоялось, да и едва ли могло бы состояться при сохранении их обоих в своеобразном, искусственно навязанном компромиссе... новая норма не отвечала ни одной традиции».

Все сказанное о правописании 1928-1929 годов можно повторить и по отношению к его новой редакции, которую готовит сегодня Украинская национальная комиссия по вопросам правописания. Зачем дважды наступать на одни и те же грабли? Не надо быть языковедом, чтобы понять: нет никакой возможности создать систему норм, которые бы одновременно охватывали нормативную сферу украинского «материкового» литературного языка и диалектов украинской диаспоры. Мы подразумеваем, как правило, под последними преимущественно американских или канадских украинцев, но есть же и те, кто живет в странах Западной Европы, в Австралии, Аргентине, России, Беларуси, Казахстане. Исповедуя принцип объединения, должны бы учитывать в новом правописании язык и их диаспор тоже.

На самом же деле ничего подобного делать не надо. Тут уместно сослаться на авторитет Ю. Шевелева. Он напоминает: «Правописание не должно сражаться с языком, не должно навязывать ему то, что чуждо. Сущность правописания в том, чтобы формулировать правила, по которым надо писать то, что есть в языке, а не реформировать язык способами правописания».

Считаю, что лучшим результатом работы Национальной комиссии по правописанию было бы утверждение в правах действующего сегодня украинского правописания. Оно не требует никаких реформ. А потому не стоит искать себе горя там, где его нет. Потому что ко всем бедам — экономическим, социальным, экологическим, — которые переживает сегодня Украина, мы, вопреки здравому смыслу, пытаемся добавить еще и беду из-за реформы языка.

Русский язык: иностранный или родной?

Еще несколько лет назад такая альтернатива никому и в голову не приходила. Как можно относить к разряду иностранных язык, который знают и используют большинство украинцев, родной почти для 25% граждан Украины?! Но сегодня это реальность. В школьных программах русский язык и литература приравнены к иностранным. Количество часов на изучение сведено к минимуму. А. Пушкину отпущено 14 часов, М. Лермонтову — 5, Н. Гоголю — 2. В 85% общеобразовательных школ Украины русская литература изучается в переводе на украинский язык.

Интересное объяснение этого явления дал И. Дзюба. Он сказал, что русский язык сегодня расплачивается за грехи великодержавных идеологов, принесших столько горя нашему национальному развитию в прошлом. С таким подходом аналогичные исторические счета можно выставить и некоторым другим языкам, например польскому, турецкому или немецкому. Но справедливо ли делать язык и культуру заложниками обиженной исторической памяти? Не стоит забывать, что именно носители русского языка и культуры подарили нам гений Тараса Шевченко. А сколько наших земляков стали выдающимися деятелями русской культуры и науки! Разве можно абстрагироваться от этого и называть русский язык «языком иностранного государства»? Такое определение показалось бы несправедливым даже И. Дзюбе, который более других делает сегодня для теоретического осмысления роли украинской культуры и ее утверждения в нашем суверенном существовании.

«Самостоятельное историческое существование украинского народа должно быть обеспечено культурой, иначе оно останется ущербным. Речь идет не о вытеснении русской культуры (это было бы драматическим самообнищанием, и в связи с этим надо говорить о неразумности новомодного украинского патриотического стереотипа воспринимать русский язык как язык иностранного государства — это же родной язык многих украинских граждан, он знаком с детства почти всем украинцам, нравится это кому-то или нет, вот почему его нынешний статус нельзя сравнить со статусом английского или любого другого языка), — то есть речь идет не о вытеснении русской культуры, а об оптимизации ее взаимоотношений с украинской».

Под этими словами И. Дзюбы, очевидно, подпишется каждый украинский интеллигент. Жаль только, что продолжение его мысли несколько нивелирует пафос приведенных выше строк. Он, в частности, говорит о необходимости как-то сбалансировать присутствие русской культуры на Украине присутствием и других мировых культур. Получается все-таки, что русская культура — иностранная, а иначе зачем понадобилось бы ее сбалансировать?

Русский язык, как и вся русская культура, действительно, не могут считаться чужими для украинцев. С украинским языком и культурой они связаны общностью истоков, этническим родством их носителей, а также взаимным соавторством русских и украинцев в создании обеих культур. Когда-то Б. Гринченко не мог понять, почему М. Драгоманов считал, что на русской Украине не могут «родители, даже украинофилы, дать своим детям литературное образование, опираясь только на Шевченко, без Пушкина и Лермонтова». Наконец, он признал, что указанных писателей следовало бы знать больше, чем классиков иностранной литературы. «Никто не станет возражать, что одного Шевченко для образования, пусть только литературного образования, недостаточно, точно так же, как москалям не хватает Пушкина и Лермонтова. Они берут еще Шекспира, Гейне, Гёте, Данте, Гомера. И нам мало только Шевченко. Мы тоже должны брать и Гёте, и Шекспира, и Гюго, и Пушкина».

Не заметили, что Гринченко понимает место русского языка и литературы в украинском культурно-образовательном процессе примерно так, как многие думают сегодня? А. Пушкина он поставил в ряд с иностранными классиками, и к тому же не первым, а последним. Следуя этой логике, нам придется отнести к категории иностранных деятелей культуры таких выдающихся украинцев, как Феофан Прокопович, Дмитрий Ростовский, Николай Гоголь, Николай Костомаров, Пантелеймон Кулиш, Владимир Короленко и многих других. А как быть с Тарасом Шевченко? Неужели и его русскоязычное творчество — драмы, повести, дневники — будем изучать на уроках иностранной литературы?

Возвратимся еще раз к творчеству великоросса А. Пушкина. Разве можно говорить, что он для украинцев равнозначен Гейне или Шиллеру?

М. Драгоманов пытался объяснить Б. Гринченко особое место А. Пушкина для украинской культуры хотя бы тем, что именно Пушкин, а не Гейне или Шиллер, написал поэму «Полтава». А в ней идеи вольности украинцев, их тяга к государственной независимости отражены настолько сильно, как никогда не были отражены в украинской литературе.

Не будем идеализировать А. Пушкина. Он едва ли симпатизировал намерениям И. Мазепы, но гениально их воспел, четко обозначив, что выступление против Петра — не спонтанно, оно давно выношено.

Мазепа у Пушкина — не одинокий заговорщик, а представитель определенной политической концепции государственного развития Украины, выразитель интересов казацких старейшин, которые уже давно настаивали на разделении с Москвой.

Если бы у Пушкина была только одна эта поэма, и тогда он имел бы право занять особое место в нашей культуре, отнюдь не равнозначное месту Гейне или Шиллера. Но ведь он написал еще «Руслана и Людмилу», «Бахчисарайский фонтан», «Песнь о вещем Олеге», «Гусара» и много других произведений, в которых воспел историю и природу нашей земли. Так зачем же отказываться от этого литературного наследия потому лишь, что оно написано на русском языке и принадлежит авторству русского поэта?

Украинская история служила источником поэтического вдохновения и современнику А. Пушкина — декабристу К. Рылееву. Его перу принадлежат думы «Ольга на могиле Игоря», «Богдан Хмельницкий», поэмы «Войнаровский», «Наливайко». К. Рылеев с симпатией говорит о стремлении украинцев к свободе. Войнаровскому он вложил в уста такие слова о выступлении против Петра I:

В поэме «Наливайко» звучит та же тема вольности Украины, которая рвется из братских объятий Польши:

Исповедь Наливайко — это переданная в поэтической форме система либерально-демократических взглядов самого К. Рылеева на историю украинских устремлений к независимости, в том числе от Варшавы.

Нелишним будет напомнить некоторым неблагодарным соотечественникам о том, сколько хорошего сделали для украинского языка и литературы такие «иностранцы», как Н. Чернышевский, Н. Добролюбов, Н. Некрасов и другие русские писатели 60-70-х годов ХІХ века. В журнале «Современник» печаталось немало статей об украинской литературе. Среди них — «Национальная бестактность» и «Народная бестолковость» Н. Чернышевского, «Черты к характеристике русского простолюдина» и «Кобзарь» Т. Шевченко, «Сказки Марко Вовчок» Н. Салтыкова-Щедрина.

Нередко русские писатели были даже более высокого мнения об украинской литературе, чем некоторые украинские. Показательно в этом отношении высказывание Н. Чернышевского: «Когда г. Кулиш говорит, что в малоросской литературе часто и до этого времени изображается котляревщина, возразить, конечно, нам нечего. Но мы теперь видим в ней и многое другое, уже непохожее на котляревщину, именно поэтому теперь никто из нас не имеет права отзываться о малоросской литературе без уважения и сочувствия, если не хочет заслужить название невежи».

Н. Чернышевскому вторит и Н. Лесков. В одной из своих публицистических статей о Т. Шевченко он писал: «У малоросского народа, слава богу, есть отныне своя литература, есть свои ораторы, свои историки... Малоросское слово приобрело права гражданства, прозвучав впервые в ораторской форме над гробом Шевченко».

Чтобы делать такие публичные заявления во времена господства идеологии валуевщины, надо было иметь не только симпатию к украинскому языку и литературе, но и мужество.

Не знаю, отведено хоть сколько-нибудь часов в школьном курсе «иностранная литература» для знакомства с творчеством Н. Лескова. Он действительно был выдающимся русским писателем, но считать его иностранцем по отношению к Украине никак нельзя. Значительная часть его произведений посвящена именно Украине: «Некрещенный поп», «Архиерейские объезды», «Печерские антики», «Владычный суд», «Запечатленный ангел», «Фигура», «Заячий ремиз» и др. Изображенные в них события происходят в Киеве и на Украине, главные герои — украинцы, в литературном варианте широко употребляются элементы украинского фольклора и разговорной украинской речи. Для Н. Лескова, прожившего более десяти лет в Киеве, знание украинской истории и языка были естественными. Он и как писатель, собственно, сформировался на украинской почве. Уже будучи зрелым автором, Н. Лесков писал: «Меня в литературе считают орловцем, но в Орле я только родился и провел свои детские годы, а затем в 1849 году переехал в Киев». В широком освоении украинской тематики Н. Лесков стал достойным продолжателем литературного направления Н.Гоголя.

Есть свое место и у И. Тургенева, благодаря которому Марко Вовчок стала «явлением не только украинской, но и общероссийской литературной жизни». Есть И. Суриков с его стихами на украинские темы («Слеза косаря», «Прощание», «Из украинских мотивов», «В Украине»), М. Булгаков и его «Белая гвардия», М. Волошин со своими таврическими мотивами, а также много других русских писателей, творчество которых воспевает украинскую историю, этнографию и природу. В. Маяковский заслужил доброжелательное к себе отношение уже за то, что в своем стихотворении «Дань Украине» призывал учить украинский язык:

Разве это все — иностранная литература? И чем ее можно сбалансировать в нашей культуре? Наверное, лишь более глубоким изучением украинской литературы, а не уравниванием ее российской или немецкой. Такой баланс дорого обойдется прежде всего для духовного развития самих украинцев. Целый ряд высочайших произведений русской литературы, в которых отражена история Украины, может остаться для украинцев неизвестным, а без знания языка — недоступным.

Мы должны отдавать себе отчет и в том, что вопросы языка — это не только сфера культуры. Это еще и серьезная политическая проблема. И необходимо сделать все, чтобы неумелое, часто агрессивное отношение к русскому языку, который якобы давно служит инструментом имперского и тоталитарного обрусения украинцев, не привело к политическому расколу народа. Действие вызывает противодействие. Некоторые области в ответ на форсирование процесса внедрения украинского языка объявили на подвластной им территории официальным языком русский. Аналогичные ситуации сплошь и рядом на бытовом уровне: «Ах, вы считаете русский язык иностранным? Тогда я из принципа буду разговаривать только по-русски».

О внутреннем мире и согласии в таких условиях нечего и думать. Украинцы и украиноязычные граждане будут обижены тем, что их язык не занял таких позиций, которые определила ему Конституция, а украинские русские будут укорять, что ущемляются их права говорить на русском языке, тоже, кстати, узаконенные. Когда-то В. Липинсий писал, что во время национально-государственных споров 1917-1919 годов наши лидеры не сошлись на правописании, а потеряли державу.

Нечто подобное происходит и сегодня. Нетерпимость к языковым оппонентам временами принимает неадекватный характер. Скажем, на одном из заседаний Верховной рады (21 октября 1998 г.), когда в очередной раз встал вопрос об украинском языке, В. Чорновил выступил с заявлением о необходимости привлечения к ответственности Анатолия Железного, который утверждал, что украинский язык — диалект, нечто среднее между польским и русским языками. А. Железный имел в виду, что в современном украинском языке огромное множество полонизмов, проникших в него со времен вхождения в состав Речи Посполитой и сделавших его отличным от русского языка. Можно, естественно, дискутировать по этому и другим вопросам. В его работе таких вопросов много. Но призывать к наказанию — это уж слишком. Не было бы беды, если бы только эти два господина имели такие убеждения. Но ведь у каждого из них — единомышленники, следовательно, трещина разъединила и их. Вот это уже беда для Украины.

Язык — архиважный предмет национально-государственного развития, но все же не определяющий. И он не должен идти впереди процесса державотворчества и формирования гражданского общества, в противном случае эти действительно фундаментальные общенациональные цели могут оказаться недосягаемыми.

Чтобы закрыть тему о «родстве» или «иностранности» русского языка на Украине, необходимо соотнести наше эмоциональное восприятие проблемы с беспристрастным показателем статистики. Сегодня она такова. Русскоязычное население Украины составляет более 50% от общего числа населения. При этом 49% населения поддерживают придание русскому языку статуса официального, 20% — за его статус государственного языка на Украине.

Вот они, реалии нашего языкового состояния. Нравятся они или нет, но при создании государства на почве здравого смысла не считаться с этим невозможно.

Проблемы двуязычия на Украине

Сегодня новомодные национал-патриоты (у некоторых из них российские фамилии) ударились в открытое высмеивание идеи двуязычия на Украине. При этом все ссылаются на выдающегося языковеда И. Билодеда, обвиняя его в пропаганде двуязычия украинского народа еще во время формирования «новой исторической общности — советского народа». Дай бог, уважаемые оппоненты, чтобы вы так знали украинский язык, как его знал И. Билодед, и сделали для него столько же, сколько сделал он. Он с должным уважением относился к русскому языку, который справедливо считал языком межнационального общения народов СССР. В условиях единого государства народы, входившие в его состав, неминуемо должны были быть двуязычными. Двуязычной была и Украина, беда которой состояла в том, что из-за низкого речевого барьера между языками русский все увереннее завоевывал позиции первого языка, а украинский отходил на второй план.

С развалом Советского Союза и обретением Украиной независимости языковая ситуация объективно перешла в другое измерение. Употребление русского языка больше не было обусловлено функционированием огромной страны. Зато украинский язык получил статус государственного и начал отвоевывать у русского утраченные ранее позиции. Я убежден, что он делал бы это куда успешнее, если бы не было таких бескомпромиссных его рачителей, как Пономарев, Плачинда, Мовчан, Чорновил и прочие, с их революционной нетерпимостью. Потому что ничего, кроме отвращения, у разумных людей не могут вызвать такие неуважительные наименования русского языка, как «язык соседней страны», «язык старшего брата», «имперский язык». Как тут не вспомнить пример совершенно иного отношения к русскому языку, который подал нам выдающийся украинец И. Франко: «Мы все русофилы... мы любим великорусский народ, любим и изучаем его язык и читаем на этом языке».

Достаточно ли сегодня сильны позиции украинского языка? И. Дзюба считает, что нет. Он говорит, что право украинца говорить на своей земле на своем языке есть лишь теоретически, а на практике воспользоваться этим правом он не может, потому что на каждом шагу обстоятельства вынуждают его переходить на русский язык. Что это за злосчастные обстоятельства, ограничивающие суверенное, гарантированное Конституцией право украинца пользоваться родным языком, И. Дзюба не уточняет. Если это давление государственных чиновников, тогда надо решительно с ними бороться, если же так называемое внутреннее добровольное обрусение, тут уж ничего не поделаешь. Любой человек имеет право выбрать для общения в быту тот язык, который считает более адекватным в каждом конкретном случае.

На самом деле в реальной жизни речевая ситуация отнюдь не столь драматична, как ее пытаются изобразить. Практически все жители Украины — украинцы и русские — отлично понимают друг друга. Если предположить невероятное — что обе общины перестали понимать языки друг друга, — то, думаю, ничего чрезвычайного на Украине не произошло бы. Для официального и бытового общения переводчики точно не понадобились бы. Ни суверенитету, ни экономическому и культурному развитию Украины такое положение никоим образом не угрожало бы.

К счастью, у нас иная, значительно лучшая языковая ситуация. Абсолютное большинство этнических украинцев не только понимает, но и хорошо владеет русским языком. Несколько хуже дела обстоят с владением украинских русских украинским языком. И это понятно, потому что в условиях существования Советского Союза в этом не было жизненной необходимости. Теперь Украина обрела статус суверенного государства и законодательным актом закрепила государственность украинского языка. Надо быть справедливым и сказать, что это уже приносит свои плоды. На украинском языке заговорили, и на достаточно хорошем уровне, даже те, кто ранее им не пользовался, а это и есть убедительное возражение тезисам национал-патриотов о якобы обрусении Украины. Язык люди слышали, знали, и когда возникла необходимость, заговорили на нем. Со временем, в этом нет сомнений, украинские русские будут знать украинский язык точно так же, как сами украинцы знают русский. Я убежден, что это единственный приемлемый путь языкового развития на Украине. И не надо бояться двуязычия, объявлять его русификацией. При государственном приоритете украинского языка ничто не будет угрожать его полноценному функционированию. В свою очередь, параллельное существование русского языка, который в местах компактного проживания русских будет выполнять и официальные функции, содействует духовному обогащению всех политических украинцев. И. Дзюба называет это «солидарным отношением к русскому языку и использованием его культурных возможностей». Пусть так.

Кто-то из великих сказал, что человек столько раз человек, сколько языков он знает. Мы на уровне целого народа владеем двумя языками. Было бы непростительной ошибкой отказаться от такого богатства.

Как известно, нет пророка в своем отечестве. Профессор Женевского университета Жорж Нива, хорошо знающий украинскую жизнь, сказал, что его поражает двуязычие, двукультурность Украины. «Я вижу, что большинство людей думают и говорят по-русски и по-украински. Это чрезвычайно богатое и многообещающее явление. Мультикультурность всегда лучше, чем монокультурность. В этом залог европейского пути развития Украины».

Говоря о русском языке как втором языке на Украине, мы не должны забывать, что он — один из шести языков международного общения. Его достаточно широкое существование в мире создает для нас, украинцев, благоприятные условия относительно нашего вхождения в мировое и культурное пространство. Конечно, более широкие возможности содержит в себе английский язык, но мы его знаем плохо. И было бы неразумно исключительно по политическим соображениям отказаться от русского языка и добровольно приговорить себя к изоляции. Пока что именно этот процесс принимает у нас все более отчетливые формы, по крайней мере в сфере социогуманитарных наук. Наши украинские научные журналы, монографии и статьи практически никто в мире не читает. Убедиться в этом легко: достаточно полистать англоязычные, немецкоязычные или даже польскоязычные издания по любой тематике. Ссылок на наши труды вы там не найдете. Этого не скажешь о русских изданиях.

Интересный разговор на эту тему состоялся в Варшаве между известным польским русистом профессором А. Поппе и молодым украинским ученым. На вопрос последнего, на каком языке следует выступать, он получил такой ответ: «Все дело в том, какую цель вы перед собой ставите. Если хотите, чтобы вас поняли, тогда лучше на русском, если же хотите, чтобы вас не критиковали, говорите по-украински». Лучше всего было бы в этой ситуации прочитать доклад на польском языке, но мы же его не знаем.

Итак, если объективно, русский язык — тот мостик, который связывает нас с цивилизованным миром. Разрушить его, не обеспечив внедрения в нашу жизнь, скажем, английского языка, было бы просто безумием. Мы уже натворили столько глупостей в экономике, когда, разрушив одну систему, не создали новую. Должны бы были кое-чему научиться.

Подводя итог сказанному, следует признать, что на Украине реально существует украино-русское двуязычие. Нравится оно, естественно, не всем, но мы, если действительно хотим добра нашей стране, обязаны мириться с такой реальностью.

К большому сожалению, языковая проблема на Украине претерпевает неоправданную политизацию. Одни считают, что украинский язык, невзирая на провозглашение его государственным, так и не занял отведенного ему Конституцией места. Другим кажется, что гораздо лучшей доли заслуживает на Украине русский язык. При этом политики и широкая общественность русскоязычного населения постоянно напоминают о предвыборных обещаниях президента Л. Д. Кучмы придать русскому языку статус языка официального. Отдельные политические партии сделали этот лозунг даже одним из основных пунктов своих программ. В свою очередь, национал-патриоты резонно замечают, что украинский язык — язык нации и знать его, говорить на нем обязаны все граждане Украины.

Недавно языковая ситуация на Украине была основательно проанализирована А. Лановенко, Ю. Швальбом и А. Кубелиусом, которые, исходя из реально существующего двуязычия, определили: «Закон о статусе украинского языка как единственного легитимного языка страны... не имеет веских оснований для существования и по своей сути — закон дискриминационного характера». Утверждение, конечно, не бесспорное, но оно объективно отражает отношение к этому вопросу по меньшей мере половины населения Украины. Не принимать этого во внимание, а еще хуже — обвинять эту половину в отсутствии патриотизма и в неукраинстве, как мы умеем это делать, означает прибавить к языковым проблемам еще и социально-политические. Языковая сфера настолько тонка и деликатна, что любое административное вмешательство в нее неминуемо приведет к непредсказуемым негативным последствиям. Если не сразу, то в будущем обязательно.

Я убежден, что, следуя путем конфронтации и взаимного преодоления, украинский и русский языки и культуры не имеют будущего в рамках единого государства. Мы должны сделать все, чтобы эта непервоочередная проблема нашего развития не расколола нас в главном. Слишком неадекватной была бы расплата за нашу обоюдную национальную гордыню и неуступчивость. Самой большой ценностью, которой наградила нас история, является суверенность государства Украина. И все мы — украинцы, русские, татары, белорусы, венгры, представители других этносов — обязаны консолидировать свои усилия для его утверждения. Речь идет, по сути, о формировании на Украине гражданского общества, чего у нас до сих пор не было. Один из самых сильных тормозов, препятствующих этому процессу, — неоправданная актуализация языкового вопроса. Уверен, что признание двуязычия, при котором государственным и первым на Украине будет украинский, а вторым — русский, снимет психологическую и социальную напряженность и разблокирует путь к становлению украинской политической нации. Законодательный приоритет украинского языка создаст все условия для его полнокровного развития и внутренней конкурентоспособности. Но это возможно лишь при непременном условии, что мы прекратим неуместное вмешательство в природный процесс его формирования и не разрушим изнутри.

 

5. Украина — антитеза России?

К этим размышлениям меня побудило интервью львовского журналиста Остапа Дроздова канадскому телевидению, с которым я ознакомился в Еженедельнике «2000» от 21 августа 2015 года. Оно, как справедливо отметил в своей статье «Избранные для демократии» главный редактор издания С. А. Кичигин, с одной стороны, жестко критическое по отношению к нынешней власти, с другой — идеологически необычайно близкое ей. Это как бы дискуссия «между своими».

Как мне представляется, в интервью есть главное, что позволило журналисту некоторую вольность в мыслях — резко негативное отношение к России. Причем не к нынешней, как у нас принято говорить, путинской, а вообще к России как таковой. «Меня тешит, — заявляет О. Дроздов, — что Украина является антитезой России». В России всегда имела место «диктатура» слова «мы», тогда как Украина — это все-таки страна большого количества «я». Без таких «я», утверждает журналист, общество обречено быть «оголтелым стадом баранов» по российскому образцу.

Лихо, не правда ли? Однако оставим столь неуважительные формулировки на совести журналиста. Отнесем это на счет его молодости. Хотя и в его возрасте надо понимать, что нельзя вымещать свою злобу к властям России на всем народе. Кстати, это народ, к которому, судя по фамилии, генетически принадлежит и он сам.

А вот о содержании сказанного, думается, есть смысл поговорить. Определенно, на что уже обратил внимание С. А. Кичигин, О. Дроздов не слишком задумывался над тем, что говорил. Ибо, если бы хоть немного задумался, а еще лучше — и что-то прочитал, то обнаружил бы, что это «оголтелое стадо баранов» создало одну из ярчайших мировых культур, а «диктатура» «мы» оказалось способной построить государство, которое существует более тысячи лет. К сожалению, украинцы такими достижениями похвалиться не могут. И, несомненно, одной из основных причин, не позволивших нам создать непрерывную государственность, было и остается это злополучное «я».

Всем известна грустная пословица: «де два козаки, там три гетьмани». И ведь не откажешь ей в справедливости. Определенно, она родилась во времена (XVII — нач. XVIII в.) жестокой борьбы за гетманскую булаву. Ведь знаем же, что на Украине нередко было по три гетмана одновременно. Один правил на Левобережье, второй — на Правобережье, а третий — в Запорожье. При этом каждый пытался утвердить только свою правду, совершенно не считаясь с правдой других. Все вожделенно смотрели на разные стороны — кто на Варшаву, кто на Москву, а кто и на Стамбул с Бахчисараем. У каждого были свои конкуренты в старшинской среде, которые исправно строчили доносы на своих гетманов, пытаясь занять их место. Эта междоусобная борьба за булаву не утихала в продолжение всей истории Гетманства.

Следует признать, что дестабилизирующим фактором для украинской государственности объективно являлась и Запорожская Сечь. Вот уж где собиралось большое число казацких «я». По существу, это был постоянно действующий Майдан, вмешивавшийся в общественно-политическую жизнь материковой Украины и решавший судьбу ее гетманов. Такая двуцентричность власти оказалась губительной для украинской государственности. Это понимали и некоторые гетманы, в том числе Иван Мазепа, вынашивавший планы ликвидации запорожской вольницы, но так и не решившийся на это.

Второй шанс создать собственное государство был упущен после крушения Российской империи, в том числе из-за того, что политическая элита Украины оказалась неспособна найти между собой общий язык. В годы Национальной революции (1917-1920) на Украине было создано три государственных образования: Центральная рада, Гетманат и Директория, но их век оказался короток. Раду во главе с М. С. Грушевским разогнал (с помощью немцев) П. П. Скоропадский, его Гетманат сокрушила Директория под предводительством Главного атамана С. П. Петлюры, которая в свою очередь приказала долго жить под натиском большевиков.

Надо сказать, что последним не пришлось для этого прилагать больших усилий. Национал-революционеры обескровили себя сами, да к тому же и потеряли доверие людей. Это вынужден был признать, уже будучи в эмиграции, один из ключевых деятелей национальной революции В. К. Винниченко. Выражаясь фигурально, украинское государство не состоялось из-за того, что ни один из его учредителей так и не смог переступить через свое «я».

К сожалению, традиция атаманства во всей полноте возродилась в новое время, когда государственная независимость упала на нас, как манна небесная, после развала Советского Союза. Казалось, на этот раз нам уже ничто и никто не помешает дружно построить свое государство. Реальность, однако, оказалась другой. Все 27 лет прошли фактически в непрерывной междоусобной борьбе: президентов с председателями Верховной рады, премьеров с вице-премьерами, национал-патриотов с коммунистами, очень национально сознательных с недостаточно сознательными, евроинтеграторов с евразийцами. По существу, всех со всеми. Когда уж тут было заниматься главным.

Временами эта борьба приобретала радикальные формы, перерастая в откровенно силовые (как во время «оранжевой революции») и даже кровавые (что имело место во время «революции достоинства») противостояния. Причем не между народом и властью, а между теми, кто правил, и теми, кто рвался к власти. Между богатыми и еще более богатыми. Недаром появилась поговорка, что в 2004 году схлестнулись интересы миллионеров и миллиардеров, а в 2014-м — миллиардеров и миллиардеров.

Разумеется, как это всегда бывает при таких катаклизмах, с обеих сторон принимали участие и простые украинцы. Одни по зову сердца, поверившие в искренность вождей Майдана, другие — ради хоть какого-то заработка, третьи — по приказу начальства. Но, как это ни прискорбно признавать, именно простые люди и оказались жертвами кровавой разборки. Нынешняя национал-патриотическая пропаганда говорит только о погибших с майданной стороны, но известно, что имели место жертвы и в стане правительственных сил. О них никто не вспоминает, но они были такими же гражданами Украины, как и протестующие, и такими же жертвами. Они вместе испили смертную чашу. При этом с тех, кто их посылал на смерть, не упало и волоса с головы, хотя накануне некоторые из вождей Майдана (А. Яценюк), провоцируя беду, храбро заявляли, что не боятся получить и «кулю в лоб». Когда же пули действительно начали свистеть, никого из них на Майдане не оказалось. Одни отсиживались в посольстве США, другие — в служебных кабинетах.

Удивительно, что при столь страстном желании получить власть, особенно верховную, борющиеся за нее в действительности не имеют к ней ни малейшего уважения. Для них это не тяжкий крест, а инструмент достижения личных целей. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить судьбу наших президентов. Первый под давлением оппозиции вынужден был согласиться на досрочные выборы, которые проиграл. Второй заканчивал свою каденцию в Конче-Заспе, по существу, изгнанный из киевской президентской резиденции разъяренной толпой под предводительством жаждущих власти претендентов. Третьему (свидетелем чего мне пришлось быть) неоднократно устраивали брутальную обструкцию в Верховной раде, причем по инициативе его вчерашних соратников. Четвертый и вовсе лишен президентской должности в результате государственного переворота. Не минула чаша сия и пятого президента, против которого уже через год его правления был устроен «мини-майдан» на площади Конституции с кровавыми жертвами. И не оппозицией, а своими же майданными союзниками. Это кажется невероятным. Видимо, и президенту П. Порошенко тоже, если он решил смягчить это предательство заявлением о каких-то дестабилизирующих происках Кремля. За президентом этот стереотип, ставший привычным в независимой Украине, стали повторять и другие политики. И всем хорошо, и не надо серьезно разбираться во внутренних причинах произошедшего. Однако при таких друзьях и враги не нужны.

Сегодня все дружно осуждают террористический акт под стенами Верховной рады. Удивляются, как такое могло произойти по отношению к представителям власти. Но это удивление — не что иное, как обычное притворство. Ведь те же деятели, в том числе нынешний президент, еще недавно не находили ничего предосудительного в том, что в таких же представителей власти швыряли «коктейли Молотова» на майдане Незалежности. Но если можно было терроризировать законную власть вчера, почему нельзя сегодня? Как говорится, «что посеешь, то и пожнешь».

С сожалением следует констатировать, что на суверенной Украине так и не сформировалась политическая элита, которая бы осознавала солидарную ответственность за свои поступки и решала свои проблемы не при помощи улицы, а посредством легитимных демократических процедур. Наверное, мы никогда не достигнем европейского уровня уважения к своим демократическим институтам. Но, идя в Европу, эти чувства надо бы воспитывать. Можно не уважать человека, занимающего пост президента, но нельзя не уважать высшую властную должность страны.

Пока же мы имеем ярко выраженный синдром атаманщины, возвращающий нас в хаос гражданского противостояния 1917-1920 годов, когда каждый атаман, возглавлявший вооруженное подразделение, только себя считал истинным выразителем народных интересов, а центральная власть в Киеве, казалось, только для того и создавалась, чтобы было с кем бороться.

Разумеется, политическое соперничество и борьба за власть характерны для всех стран. Здесь мы не оригинальны. Но наша беда в том, что мы не научились делать это цивилизованно, в рамках закона, чтобы при этом не сотрясалась вся страна. Это неправда, что Майдан сплотил украинскую нацию, о чем неоднократно заявлял президент Порошенко. Наоборот, он еще больше расколол ее. Драматические последствия Майдана аукнулись нам выходом Крыма из состава Украины и мятежом Донбасса.

Наверное, можно винить внешние силы в постигших Украину потерях, но можно и задуматься над тем, нет ли в этом нашей собственной вины. Все ли мы сделали для того, чтобы каждый регион и каждая этническая группа чувствовали себя на Украине комфортно? Чтобы всем национальностям были обеспечены равные права на экономическое и этнокультурное развитие? Если попытаемся честно ответить на эти вопросы, то вынуждены будем признать, что в сфере межэтнических отношений были допущены серьезные ошибки.

Основная связана с назойливой декларацией приоритета титульного этноса или, как неоднократно заявлялось в различных циркулярах, украинской этнической нации. Особенно четко об этом было сказано в Концепції державної етнонаціональної політики України, поддержанной Верховной радой. Один из ее разделов назывался «Забезпечення умов для розвитку української нації», поскольку именно это должно было стать нашей конечной целью. К сожалению, в документе все свелось к украинской этнической нации.

Как заклинания, повторялись лозунги о том, что государство должно «содействовать консолидации украинской нации», «обеспечивать всестороннее развитие и функционирование украинского языка во всех сферах жизни», «создавать условия для овладения государственным языком всем населением» и т. д. Смысл утверждения, что государство обязано гарантировать «суверенную национальную государственность украинского народа», вообще трудно постичь. Логично допустить, что поскольку на Украине объявлена только одна нация и она этнически украинская, то и государственность провозглашена именно такой. Но тогда возникает закономерный вопрос: а какое отношение к этой государственности должны иметь украинские национальные меньшинства — русские, татары, белорусы, венгры и другие? И в этой Концепции, и в других документах начисто отсутствовало понимание того, что, отделяя себя от других, мы провоцируем отделение других от нас. К сожалению, эта тенденция актуальна и поныне.

Ошибкой было также объявление русского языка на Украине иностранным. Формально вроде правильно, а фактически, учитывая, что в стране проживает многомиллионная русская община, не чем иным, как недомыслием, это назвать нельзя. Спрашивается, кем тогда являются на Украине они? Тоже иностранцами? Не приняли во внимание новые этноидеологи и того, что русский язык — второй родной и для половины (а может, и больше) этнических украинцев.

Еще один удар по межэтническому миру был нанесен отменой Верховной радой Закона о языках, известного как закон Кивалова-Колесниченко. Никакой угрозы украинскому языку он не создавал, но зато обеспечивал (по крайней мере декларировал) развитие и других языков, в том числе русского. Решение рады было встречено резко отрицательно значительной частью украинского населения, особенно в Крыму и на Юго-Востоке материковой Украины. Люди просто испугались послемайданного официального Киева.

Здесь я прерву последовательное изложение своего отношения к государственной политике в сфере межэтнических отношений на Украине еще одним пассажем львовского журналиста. «Потеря Крыма, — заявляет он, — прекрасное событие. Мы наконец избавились от дебильной „пятой колонны“ с недобитыми русскими бабками... Наконец у нас нет двух миллионов полных неадекватов... которые всегда будут „пятой колонной“». Не более «комплиментарной» оценки удостоился и Донбасс, который «всегда был пророссийским регионом, и сколько он будет в составе Украины, это всегда будет „вата“, потому что там на „ментальном уровне заложена азиатская модель поведения“».

Полагаете, так думает только один львовский журналист? Нет и еще раз нет. После обретения независимости и долго не удававшихся попыток превратить Украину в одну большую Галичину такие оценки Юго-Востока постепенно становились чуть ли не официальной доктриной украинской национальной элиты. Население региона никак не соответствовало ее представлениям о том, каким должен быть настоящий украинец. Национал-патриоты нервничали, обзывали жителей Донбасса национально несознательными, русифицированными. И даже «пятой колонной» России. Не имея электорального успеха в регионе, Ю. В. Тимошенко предлагала даже обнести Донбасс колючей проволокой.

Поразительно, но такой же точки зрения втайне придерживался и наиболее обласканный советской властью украинский писатель Олесь Гончар. В 1993 году он написал на страницах своей записной книжки страшные слова о Донбассе. «Донбасс — это раковая опухоль, так отрежьте его, бросьте в глотку империи! Ибо метастазы задавят всю Украину! Что дает Донбасс нашей духовности, нашей культуре? Колбасный регион и колбасная психология... Пусть нас будет меньше на несколько миллионов, но это будет нация. Мы способны будем возродиться. Войти в европейскую цивилизованную семью. А так никогда порядка не будет. Будет разбой и вечный шантаж».

Когда это высказывание стало достоянием широкой общественности, многие назвали его пророческим и поспешили присоединиться. Среди «прозревших» оказался и первый президент Украины Л. Кравчук, разделивший пафос высказывания О. Гончара. У меня же оно вызывает чувство горечи и стыда, поскольку совершенно разрушает мое представление о Гончаре, сложившееся на основании его творчества и публичной деятельности.

После того как началось восстание, донетчан и вовсе обозвали колорадами и ватниками. Не думаю, что это прибавило им любви к официальному Киеву. Определенно и здесь сказалась разрушительная для внутреннего мира идеология украинского «я». Национал-патриоты и мысли не допускают, чтобы Украина имела регионы с различными этнокультурными особенностями, своей исторической памятью и ментальностью, отличной от галичанской. Поразительно, что эта идеология, по сути национал-шовинистическая, овладела и интернациональным президентом Порошенко. Отвечая на предложение ввести на Украине федеративную форму государственного устройства, которое были высказано в том числе некоторыми зарубежными политиками, он решительно заявил, что Украина была и будет унитарной.

Трудно понять, почему Петр Алексеевич так непоколебимо уверен в своей правоте. Может, все же стоило хотя бы подискутировать на ту тему? Ведь речь идет не о чем-то незнаемом и крамольном. Федеративную форму государственного устройства имеют многие европейские страны, вхождением в семью которых вы так озабочены. Да и США, ставшие нашим главным политическим наставником, — тоже федерация.

Признаюсь, у меня нет ликования по поводу ухода от нас Крыма. Не тешит и подобная перспектива для Донбасса, которая в случае отказа от Минских соглашений может стать реальностью. Есть только чувство горечи от того, что с нами не хотят жить. И ничего позитивного для Украины, как утверждал львовский журналист, в этом нет. Это не очищение от каких-то «региональных вирусов», а банальный распад, вызванный не в последнюю очередь стремлением сделать нашу страну мононациональной. Разве мы не были свидетелями антироссийской истерии госпожи Фарион, разве не слышали немыслимого в цивилизованном мире слогана «чемодан — вокзал — Россия»?

Господин Дроздов полагал, что с отпадением Крыма и Донбасса «мы наконец получили шанс сохранить свою кровь чистой». Но если будем очищаться таким способом, тогда нам придется расстаться еще не с одним регионом, в котором, с точки зрения «щирого» украинца, также живут «неадекваты» и «ватники». Может, лучше заняться созданием для них более приемлемых условий жизни на Украине и отказаться от оскорбляющих их человеческое достоинство пренебрежительных эпитетов?

4 сентября 2015 года случилось мне посмотреть шоу Савика Шустера, посвященное проблемам, связанным с принятием Верховной радой в первом чтении Закона о децентрализации и террористическим актом под ее стенами. На меня оно произвело удручающее впечатление. Вот уж где было много «я». Политические и партийные лидеры произносили длинные монологи, с упоением слушали самих себя и совершенно не слышали других. Голосовавших за закон обвиняли в предательстве идеалов Майдана и даже Украины. Однако ни один из участников передачи так и не объяснил вразумительно, чем предлагаемая децентрализация угрожает Украине. Заявление Ю. Луценко, что закон органично связан с выполнением Минских соглашений, еще сильнее накалило обстановку. Для большинства собравшихся в студии, судя по всему, эти соглашения — тоже предательство интересов Украины, и следовать им они не собираются. Поражало необъяснимое ожесточение споривших. Ведь за исключением руководителя оппозиционной фракции в парламенте Ю. Бойко все другие вышли, что называется, из майданной «шинели».

В еще более ожесточенной обстановке проходят заседания Верховной рады, где также преобладает атмосфера эгоистического индивидуализма, даже тогда, когда подавляющее большинство депутатов представляют одну идеологическую силу и входят в единую коалицию. Каждый считается только со своим мнением.

Эта особенность украинского менталитета не кажется мне достойной восхищения. Тем не менее она находит своих почитателей не только в журналистской, но и в научной среде. За годы независимости появилось много работ, в которых обосновывается идея так называемого человекоцентризма, будто бы имманентно присущего украинскому народу, но утраченного в годы советской власти. В одной из них авторы С. И. Пирожков и Н. В. Хамитов утверждают, что в наше время принципиально необходим парадигмальный поворот от социоцентризма советского и постсоветского времени к человекоцентризму. Это, как они считают, должно стать основой продуктивного развития украинского общества, что избавит его от остатков тоталитарного мышления.

Теория человекоцентризма скорее модная, чем верная. В социально структурированном обществе человек не может быть в центре бытия. Он существо социальное, коллективное, и его личные интересы не могут стоять выше общинных, а иначе не было бы социального развития, общество не смогло бы обрести гражданские формы жизни. Можно, по-видимому, согласиться с тем, что украинцы всегда больше тяготели к индивидуальному. Об этом говорят и поговорки: «моя хата з краю, нічого не знаю». Но в этом не столько их преимущество, сколько недостаток. Быть может, именно эта ментальная черта и стала причиной того, что попытки создания собственного государства, будь то в казацкие времена или в годы Национальной революции 1917-1920 годов, всякий раз оказывались неудачными.

Если мы посмотрим на исторические примеры развития, то увидим, что оно было успешнее там, где коллективные интересы ставились над индивидуальными. В советское время своеобразным отражением именно такой идеи было выражение «раньше думай о Родине, а потом о себе». Аналогичный смысл имеют слова одного из президентов США: «Не спрашивай, что страна может сделать для тебя, спроси себя, что ты можешь сделать для своей страны». Надо признаться, все что мы, прежде всего политическая элита, не живем по этому принципу. Преобладает все тот же человекоцентризм: сначала обустрою себя, а потом и Родину, если для этого останутся силы и средства.

Философ И. Ильин утверждал, что «национальное духовное единство», или «великое духовное „мы“», является самой сущностью Родины. У нас этого великого духовного «мы» нет. Есть множество «я». И если мы не изменим приоритеты нашей жизни, трудно надеяться, что Украина состоится как самодостаточное государство.

 

6. Украинцы, конечно, не русские, но еще меньше — европейцы

Предложенный заголовок является, по сути, общим ответом на статью московского политолога А. С. Ципко, убеждающего читателей в том, что невозможность интеграции Украины в Таможенный союз, как и в Евразийский, обусловлена какой-то особой ее европейскостью. Причем убеждающего с такой страстью, как будто он лично имеет к этому отношение. Государственная независимость Украины (чего будто бы никак не могут понять нынешние власти предержащие России, но в чем он совершенно уверен) — это независимость прежде всего от России, а ее гарантом является Запад.

Если бы я не знал, кому принадлежат эти слова, то мог бы подумать, что произнесены они кем-либо из «щирих» националистов. Именно такими речами они пугают украинских обывателей: «Россия спит и видит, как бы вернуть Украину в прежнюю колониальную зависимость, а чтобы этого не случилось, необходимо срочно вступать в НАТО и интегрироваться в ЕС». Не знаю, кто посвятил А. С. Ципко в столь коварные замыслы зловещей России, но должен его огорчить: на Украине этой страшилке верят немногие.

Большая часть статьи А. С. Ципко посвящена обоснованию тезиса о вечной вражде украинцев к России — как по причине имевших место расправ над ними великороссов, так и в силу совершенно разной их ментальности и культуры. Среди исторических фактов, подтверждающих вывод автора, уже привычный набор, постоянно присутствующий и в рассуждениях украинских националистов. Это Переяславская рада, будто бы задуманная казацкой старшиной не как исторический выбор украинского народа, а как тактический ход. Это зверства Меншикова во время Русско-шведской войны, учиненные над защитниками города Батурина, в результате которых было «перебито 60 тыс. человек, включая и мирное население». И, разумеется, голодомор 1932-1933 годов, уничтоживший украинское крестьянство...

А. С. Ципко подает свои суждения об исторических фактах как непреложную истину, при этом обвиняет не названных по имени «горе-специалистов» по украинскому вопросу и политическую элиту России в том, что они не понимают: превращение Украины в независимое национальное государство «неизбежно ведет к переоценке всей совместной русско-украинской истории». Я лично не убежден в такой неизбежности. Более того, уверен, что она может привести (и уже приводит) к потери нравственных ориентиров. К сожалению, это имеет место и в статье А. С. Ципко, поражающего, в частности, астрономической цифрой потерь батуринцев в 1708 году, равно как и постигнутой им истиной, что «для украинского казачества ненавистные ляхи были в культурном и политическом отношении ближе, чем московиты».

Ни то ни другое утверждение не выдерживает критики. Возможно, на уровне философского обобщения мысли А. С. Ципко о том, что «Украина пришла в Россию с Запада», а «украинская нация сформировалась в рамках литовско-польского мира», не вызывают неприятия, но исторически они, мягко говоря, некорректны. Как и утверждение, что «русская нация формировалась в рамках империи Чингис-хана». Во-первых, для столь раннего времени о формировании наций говорить вообще не приходится, во-вторых, и русская, и малорусская (украинская) народности вышли из единой древнерусской и определенно сформировались в рамках византийско-православного мира.

Позднее, после Брестской унии 1596 года, западная часть нынешней Украины была насильственно переподчинена польскими властями Римскому престолу, однако на остальной ее территории украинцы продолжали стойко держаться веры отцов и дедов. Разумеется, это событие, как и длительное нахождение западноукраинских земель в составе Австро-Венгрии и Польши, не могло не наложить отпечатка на культуру и ментальность населения. И, конечно же, Западная, а не какая-то «Правобережная Украина», является сегодня основным ходатаем нашей евроинтеграции.

Через всю статью А. С. Ципко красной нитью проходит сравнение деспотической России с ее «жестокими пытками» и либерально-демократической Польши, якобы открывавшей украинцам широкий доступ в университеты Европы. Перечислив больше десяти европейских городов, автор воодушевленно восклицает: «Вот где можно было встретить с конца XVII века украинскую молодежь в качестве студентов тамошних университетов, колледжей и школ».

Наверное, можно было встретить, хотя и далеко не массово. Да и не во всех названных городах. Но вот в государственно-политические структуры Речи Посполитой, как позже и Австро-Венгрии, украинцам, выражаясь фигурально, вход был запрещен. В России же такого запрета не было никогда. И если мы будем объективными, то должны признать, что украинцы на Западе воспринимались как второсортный народ, а на Востоке были полноправными сотворцами российской государственности.

Идеологами имперских преобразований Петра І были выдающиеся украинцы (малороссы) Феофан Прокопович, Стефан Яворский, Арсений Сатановский, вышедшие из стен Киево-Могилянской академии. Ближайшим соратником Петра на протяжении двух десятилетий являлся гетман Иван Мазепа. В 1750-х годах из десяти членов Священного Синода девять были выходцами с Украины. Правой рукой императрицы Елизаветы Петровны был украинец Алексей Розумовский, его брат Кирилл почти два десятилетия возглавлял Императорскую академию наук в Санкт-Петербурге, а сын Кирилла Алексей стал сенатором и министром образования России. Князь А. Безбородько занимал должность канцлера в правительстве Павла І и Александра І. Князь В. Кочубей был председателем Государственного Совета и Комитета министров при Николае І. Этот перечень можно продолжить сотнями имен других украинцев, бывших губернаторами, выдающимися военачальниками... В советское время выходцы с Украины были не только вторыми, но и первыми руководителями страны — Н. Хрущев, Л. Брежнев, Н. Подгорный.

Известно также, сколь существенен вклад украинцев в формирование русской культуры. По грамматике Мелетия Смотрицкого московские студенты учились вплоть до конца XVIII века. В Ростове Великом жил и творил киевлянин Дмитрий Ростовский (Туптало). В Славяно-греко-латинской академии в Москве в течение XVIII века преподавало около 100 профессоров из Киево-Могилянской академии. Феофан Прокопович стал одним из инициаторов основания Императорской академии наук в Петербурге. Многие выходцы с Украины вошли в число выдающихся русских музыкантов (М. Березовский, Д. Бортнянский, С. Гулак-Артемовский), художников (Д. Левицкий, В. Боровиковский, И. Мартос), историков (Д. Бантыш-Каменский, Ю. Венелин, О. Бодянский), литераторов (Н. Гоголь, Е. Гребинка, В. Короленко). Естественно, многие из них, будучи интегрированными в общерусский культурный процесс, не отказывались и от своего первородства. Среди них и Гоголь, чьи слова «Киев не их, а наш», написанные в письме М. Максимовичу, с особым удовольствием цитирует А. С. Ципко. Они показались ему отражением мечты о самостоятельности Украины. Думаю, Николая Васильевича столь прозорливая мысль немало бы удивила. Он ведь не очень различал русских и малороссов, в том числе и в себе самом: «Русский и малоросс — это души близнецов, пополняющих одна другую, родные и одинаково сильные». Примерно так же думал и друг Гоголя М. Максимович, заявлявший в письме к М. Погодину, что «малороссийское и великороссийское наречия, или говоря полнее и точнее, южнорусский и северорусский языки — родные братья, сыновья одной русской речи».

Процесс интеграции украинских интеллектуалов в русскую культуру (как и наоборот) продолжался и в советское время (К. Паустовский, И. Козловский, С. Бондарчук, И. Стаднюк и др.). Есть все основания утверждать, что украинцы являются сотворцами великой русской культуры. Только полной потерей чувства реальности и ответственности перед историей можно объяснить объявление русского языка и литературы на Украине иностранными.

С особой энергией А. С. Ципко осуждает якобы распространенный среди российской политической элиты миф о русских и украинцах как о «разделенном народе», называя его продуктом поразительного невежества и незнания. Создается впечатление, что этот миф даже обижает его. Правда, неизвестно — как украинца или как русского?

Но то, что для философа представляется несомненным, для историка не кажется таковым. Разумеется, если иметь в виду сегодняшние политические реалии, то возмущение А. С. Ципко имеет основания. Есть суверенное украинское государство, и есть суверенная политическая нация, хотя не до конца сформировавшаяся. И это надо признавать. Однако это вовсе не означает, что она не родственна русской нации и что наименование ее некоторыми российскими политиками «братским народом» должно вызывать столь бурное неприятие.

Конечно, генетически русские и украинцы — один народ, сложившийся еще в киево-русские времена. И, конечно, впоследствии оказавшийся разделенным. Но не по чьей-то злой воле и не из-за распада некогда единой Советской страны, а самой историей. Правда, в процессе длительной эволюции ни русские, ни украинцы не смогли сохранить свою разделенную этническую чистоту. И речь здесь не столько об инородных влияниях, которые, несомненно, имели место, сколько об этнически родственных.

Перефразируя известное выражение, можно сказать: «Поскребите хорошенько украинца — и вы обнаружите русского». Это справедливо и в отношении русских. Ведь кроме того, что оба народа имеют общую этническую основу, они еще и развивались в тесном взаимодействии. Мы не обладаем точной статистикой, но и без нее очевидно, что нынешние русские на добрую треть состоят из украинцев, а последние — на такую же треть из русских. И можем ли мы, обсуждая вопросы русско-украинской интеграции, не принимать в расчет эту кровную связь наших народов?

В отличие от А. С. Ципко, я не считаю, что сближение с Россией подрывает основы власти и самого существования Украины как самостоятельной, суверенной политической силы. Речь ведь идет не о принятии Украины под «высокую царскую руку», не о вхождении в состав России на правах одного из ее регионов, а о равноправном членстве в союзах, будь то Таможенный или Евразийский. Не могу разделить и еще одно убеждение А. С. Ципко: чего, как ему кажется, никак не могут увидеть российские политики — что «идеология создания независимой, незалежной Украины — антирусская по сути». Для националистов, наверное, так и есть, но не для здравомыслящих украинцев.

Заявив в начале статьи о том, что для украинского руководства независимо от партийной принадлежности неприемлемо все, что ущемляет суверенитет страны, А. С. Ципко затем пришел к противоположному выводу. «Именно потому, что суверенитет для украинцев, — пишет он, — не так важен, как для русских, украинцы готовы отдаться Западу на любых условиях». Здесь опять неоправданно широкое обобщение. Если под украинцами он подразумевает В. Ющенко, В. Януковича и иже с ними, то это, действительно, недалеко от истины, но если меня и миллионы таких как я, то это неправда.

Чтобы не быть голословным и не руководствоваться только эмоциями, сошлюсь на социологию. Разумеется, было бы неправильно отрицать негативное влияние на общественное мнение националистической пропаганды и этноцентрической политики руководства Украины в «оранжевую» пятилетку. Тем не менее и сейчас картина не такая безрадостная, какой она представляется А. С. Ципко. В общественном сознании украинцев по-прежнему преобладает осознание единства восточных славян. Это проявляется в том, что, по данным социологического мониторинга Института социологии НАН Украины, 56% взрослого населения положительно относится к идее присоединения Украины к союзу России и Беларуси. Разумеется, граждане страны, отдельные социальные группы видят это не вполне одинаково. Особенно заметны различия между регионами. На Западе Украины идею вхождения в восточнославянский союз поддерживает только 14% респондентов, на Юго-Востоке — 73%.

В период крупных общественных трансформаций обыденное сознание людей имеет противоречивый характер. На его состоянии сказываются многие факторы, в том числе историческая память. Поэтому многие респонденты, отвечая на разные вопросы, высказывают противоречивые мнения. В частности, на вопрос «Как вы относитесь к вступлению Украины в Европейский союз?» положительно ответили 46% опрошенных, и в этих ответах наблюдается существенное различие между жителями Запада и Юго-Востока страны. Положительно относятся к вступлению страны в ЕС 68% жителей Запада, 36% Юга и 29% Востока. В то же время только 20% заявляют, что им близки традиции, ценности и нормы поведения граждан стран Западной Европы.

Как видим, большинство населения поддерживает идею союза восточнославянских стран, как и вхождение Украины в единое таможенное пространство. И если бы политическое руководство прислушивалось к мнению большинства, Украина давно была бы в этих союзах. Этого не происходит не потому, что не позволяет обиженная историческая память украинцев, как думает А. С. Ципко. Причина куда более банальная: этого не хотят так называемые новые украинцы, они же политическая элита Украины. Все их неправедно нажитые капиталы, украденные у народа, находятся в западных банках. Там же, как выразился один из украинских президентов, находятся их скромные «хатынки», там они проводят отпуска, учат детей, лечатся. Стоит ли доказывать, что их мировоззрение определяется не в последнюю очередь этими обстоятельствами, а не стратегическими интересами страны и народа.

Я хотел бы продолжить констатацию существующего положения рассуждением над вечным вопросом отечественной интеллигенции «Что делать?». Мне не кажется верным основной вывод статьи А. С. Ципко, сводящийся к тому, что надо оставить Украину в покое и не требовать от нее невозможного, например интеграции в рамках Евразийского союза. Разумеется, можно было бы сохранять эпическое спокойствие, полагая, что историческая память в конечном счете окажется сильнее политической конъюнктуры и Украина после судорожных метаний между восточно-православной идентичностью народа и западно-римской цивилизационной мечтой политической элиты все равно останется в лоне первой. Наверное, так оно и было бы, если бы история развивалась естественным порядком и Украина обладала суверенным правом выбора своей судьбы. События последних лет, особенно конца 2004 года, когда произошла так называемая «оранжевая революция», показали, что на выбор Украины огромное влияние оказывают ее западные, в том числе американские, наставники. Возможно, в первую очередь именно американские. Как они все озабочены будущим Украины — не жалеют ни сил, ни средств для ее «демократизации». Сколько западных фондов и институций трудится на этом поприще! Сколько украинских специалистов подготовлено в американских и западноевропейских колледжах и университетах для этой цели!

Аналитики справедливо отмечают, что западные миссионеры, настойчиво соблазняющие Украину европейскими ценностями, имеют в ней мощный плацдарм для своей деятельности. Это Западная Украина, цивилизационно близко стоящая к римско-католическому миру. К тому же этот плацдарм имеет продолжение на Западе в виде достаточно представительной галицкой диаспоры, ставшей реальной влиятельной силой в новой Украине.

Все это правда. Но правда и то, что остальная У краина все-таки православная страна. Этот плацдарм неизмеримо больше, и интеллектуальный потенциал его мощнее. Наша беда в том, что он не используется. Давайте зададимся вопросом, много ли на Украине общественных фондов и институций, в том числе российских, работающих на ниве сохранения нашей восточнославянской идентичности? Их практически нет. А те, что есть (отделение Собора славянских народов, Украинский славянский комитет), в значительной мере представляют собой ритуально-декоративные структуры. Соберемся один раз в несколько лет (в Москве, Киеве или Минске), произнесем с высокой трибуны традиционные уверения в нашем восточнославянском братстве и разъедемся с чувством исполненного долга. Перед предками — возможно, но уж никак не перед современниками и потомками. Забота о сохранении восточнославянской идентичности и культурно-исторического единства должна быть постоянной. Конечно, это требует определенных организационных усилий и средств на их осуществление. Но, как показывает пример того же Запада, только такой путь и может быть эффективным.

Разумеется, большая доля этих усилий и затрат должна лечь на плечи России. И не только потому, что она великая страна, располагающая значительно большим по сравнению с Украиной и Беларусью экономическим потенциалом, но и потому, что именно она исторически является лидером восточнославянского православного мира. Россия обладает огромным опытом консолидации славян и практически неограниченными интеллектуальными возможностями.

Боюсь оказаться пессимистом, но участие в различных форумах, посвященных отношениям России и Украины, убеждает меня в мысли, что российская элита уже давно следует призыву А. Ципко «оставить Украину в покое». В большей мере это политическая элита, но и творческая тоже. По сути, за весь постсоветский период Россия так и не определила, является ли новая Украина для нее одним из основных внешнеполитических приоритетов и достаточно ли для ее сохранения в сфере своего влияния одного только этнического и культурного родства.

Неожиданно оказалось, что недостаточно. США и европейский Запад, не имея на Украине такого исторического преимущества, сумели за относительно короткое время утвердить в ней свое преобладающее влияние. Сделано это через широкое развертывание сети пропагандистских институций — различных именных фондов, институтов и центров, призванных способствовать «демократизации» Украины и ее интеграции в Европейское сообщество. Этим фактически была скуплена, что называется, на корню большая часть украинских политологов и журналистов. Со многими из них происходили удивительные метаморфозы буквально на глазах. Еще вчера они были вполне лояльны к России, но как только получили должности в этих западных институциях, стали активными пропагандистами европейских цивилизационных ценностей.

Конечно, их чудесное преображение наступило не само по себе, а под воздействием приличного евро-долларового стимула. На мои рекомендации российским коллегам учиться у Запада неизменно следовал ответ, что, во-первых, Россия не имеет таких ресурсов, во-вторых, отношения между братскими народами не должны строиться на меркантильных соображениях.

Мне неоднократно доводилось беседовать на эту тему с Чрезвычайным и Полномочным Послом России на Украине и, несомненно, большим другом Украины В. С. Черномырдиным. На мою очередную ссылку на «опыт Запада» он с некоторым раздражением ответил: «То, что дают вам США и Запад, — это слезы, копейки по сравнению с тем, что вы получаете от России. Мы ежегодно дотируем вас на 3,5-4 миллиарда долларов, поставляя вам по низким ценам нефть и газ». И это была правда. Насколько я помню, тогда 1000 кубометров российского газа для Украины стоили 50 долларов США.

Определенно, тогда в российской политической элите так думал не один Черномырдин. При этом никто в России не отдавал себе отчета в том, что эти огромные преференции никак не работали на укрепление дружеских отношений между Украиной и Россией. «Братский» народ их не замечал, поскольку обогащалась только небольшая кучка украинских олигархов, продававших дешевые энергоносители своим согражданам втридорога.

А вот еще один пример непонимания россиянами того, как следовало бы укреплять свое влияние на Украине. В годы президентства В. Ф. Януковича известный российский тележурналист Д. Киселев в Киеве создал интеллектуальный клуб «Сковорода». Задачей клуба, согласно благородной задумке его организатора, было приобретать на Украине добрых друзей России. Киселев приглашал на клубные встречи известных писателей, режиссеров, ученых, предпринимателей — А. Проханова, В. Дорофеева, Н. Михалкова, Н. Нарочницкую, В. Вексельберга и других. Среди участников с украинской стороны, как я обратил внимание, было больше если и не откровенных русофобов, то уж точно не сторонников России. Неизменным участником клубных дискуссий был П. А. Порошенко. Мне это казалось противоестественным, о чем я и сказал Дмитрию Константиновичу. И получил ответ: «Петр Петрович, наш клуб призван собирать не только тех, кто уже является друзьями России, но и тех, кто может стать таковым при нашей помощи. Будем воспитывать людей». Как оказалось, это было несколько наивное представление. После прихода к власти одного из «воспитанников» Д. Киселева клуб «Сковорода» был закрыт, а его организатор и руководитель стал невъездным на Украину. Не является ли это убедительным подтверждением того, что лучше поддерживать друзей, чем перевоспитывать недругов? Недаром же в народе говорят: «Старый друг лучше новых двух».

Тем не менее хотелось бы надеяться, что в конечном счете в отношениях между Украиной и Россией верх одержит здравый смысл. Украина, преодолев болезни суверенного роста, поймет, что Россия — ее естественный стратегический партнер на всю оставшуюся жизнь, а Россия, восстановив свой статус великой державы, не утратит осознания своей особой роли в славянском православном мире.

 

7. Федерализация Украины: угроза распада или путь консолидации?

В последние годы на Украине идея федеративного государства подверглась демонизации и шельмованию. Сознательно или по недомыслию в официальной доктрине эта идея отождествлена с сепаратизмом и превращена в запретную тему. Всякий, кто пытается вынести ее на обсуждение, рискует прослыть непатриотом и сепаратистом. Украина была, есть и будет унитарным государством, и это, как уверен президент П. Порошенко, не подлежит никакому обсуждению.

Поразительно, что все это непостижимым образом уживается с официальным курсом на интеграцию Украины в цивилизованную Европу, которая на добрых три четверти состоит из государств с федеративным административно-территориальным устройством, а Швейцария — и вовсе конфедерация. Классической федерацией являются США, которые негласно взяли на себя управленческую ответственность за Украину. В одном из киевских выступлений вице-президент Д. Байден, с завидной регулярностью наведывавшийся на Украину, произнес фразу о необходимости предоставить украинским регионам такой же статус, как у американских штатов в рамках США. Подобные мысли неоднократно высказывали и европейские государственные деятели, не говоря уже о российских.

К сожалению, новые киевские власти этих советов «не слышат». Совсем абстрагироваться от проблемы, которая является жизненной реальностью, они не могут, но и серьезно отнестись к ней не хотят. Поэтому придумали идею так называемой децентрализации, которая в действительности не имеет ничего общего с федерализацией, предполагающей расширение прав регионов. Как сказано в национальном докладе, подготовленном рядом институтов НАН Украины, децентрализация представляет собой «расширение полномочий и увеличение финансовых ресурсов органов местного самоуправления (территориальных громад)». Это будто бы увеличит возможности для населения контролировать власть и тем самым избавит центральную власть от критики за неблагополучие на местах.

Как видно, главной целью децентрализации является не столько решение местных проблем, сколько снятие ответственности за их наличие с центральных органов власти. Это очевидное лукавство. Ведь сколько полномочий ни давай сельскому или поселковому совету (громаде), его возможности в обустройстве собственной жизни будут весьма ограниченными, если не будет аналогичных полномочий у региональных властей. Не из Киева же отслеживать проблемы местных громад в Закарпатье, Северной Буковине или Донбассе. Да и не все сводится к экономическим проблемам. Не менее важно здесь обеспечить условия культурного и духовного развития, позаботиться о сохранении этнографических особенностей сел и поселков. Без участия властей и интеллектуальных сил региональных центров сделать это невозможно.

В названном выше докладе, который является ныне научным обоснованием официальной позиции, сказано, что реализация идеи федеративного государства «неизбежно породит если и не прямой распад украинской державы на отдельные „феодальные княжества“, то превращение ее в аморфное объединение территорий с большим объемом полномочий относительно юридической и политической, в частности внешнеполитической, самостоятельности».

Схожие опасения высказал в одном из декабрьских (2016) номеров газеты «Зеркало недели» директор Института гражданского общества А. Ткачук. Комментируя решение семи областных рад об установлении договорных отношений с Киевом, он заявил, что фактически это означало бы «федерализацию страны, а реально — распад государства».

Но как же быть с популярным лозунгом «Сильные регионы — сильная страна»? Такие научные заключения трудно даже комментировать, поскольку они не имеют под собой сколько-нибудь убедительных оснований, например аргументов, подтверждающих, что традиции европейского, да и мирового федерализма неизбежно сопряжены с распадом государств. Почему этого не случилось с Германией, Австрией, Швейцарией, Бельгией, Великобританией, Соединенными Штатами, Бразилией и многими другими странами? А с Украиной непременно должно случиться?

Можно, разумеется, привести пример Югославии, но ведь сегодня ни для кого не секрет, что ей «помогли» распасться НАТО и США. Разошлись Чехия и Словакия, но у них еще раньше был опыт самостоятельной государственной жизни. У регионов Украины такого опыта нет, а наши евро-американские друзья-наставники как будто не собираются применять на Украине югославский сценарий.

Совершенно непонятно, о какой «юридической, политической и внешнеполитической самостоятельности» украинских регионов в случае обретения ими федерального статуса говорится в академическом докладе. Скорее всего, это такая страшилка. Ведь не могут же не знать его авторы, что федеративная система вовсе не предполагает такой самостоятельности. Этого нет даже в конфедерациях. Во всех государствах, построенных на федеративных началах, — единая верховная власть, единые вооруженные силы, одно внешнеполитическое ведомство и еще много других общефедеральных институтов. С чего бы это Украине придумывать какую-то не существующую в мировой практике федеративную форму?

Как антитезу «федерализации» авторы выдвигают идею «соборности». Приводят даже статистические данные, согласно которым ее поддерживают 71% населения всей страны и 87% жителей западных областей. Очевидно, нет оснований не доверять этим цифрам. Если бы меня спросили, хочу ли я такую федерацию, какую придумали авторы доклада, я бы тоже ответил отрицательно. Известно ведь, что ответ можно предопределить вопросом — достаточно вспомнить референдумы, предшествовавшие развалу Советского Союза, когда в течение полугода люди с одинаковым энтузиазмом голосовали и за его сохранение, и за роспуск.

Что касается тождества «унитаризма» и «соборности», утверждаемого в докладе, то здесь я вынужден решительно не согласиться с авторами. Никакого тождества тут нет и в помине. Более того, это совершенно разные понятия. Первое обозначает государственную форму страны, а второе — способ ее территориального формирования. Если же серьезно задуматься над тем, какую форму государственности предполагает так называемая соборность, то придется признать, что прежде всего федеративную. Кстати, украинская соборность времен формирования Украинской Народной Республики теснейшим образом связана именно с федерализацией или даже конфедерализацией Украины. Как известно, 22 января 1919 года в Киеве состоялось торжественное объединение Украинской Народной Республики и Западно-Украинской Народной Республики. При этом оба государственных образования сохраняли суверенитет в дипломатической и военной сферах. Эта соборность оказалась в значительной мере формальной и просуществовала менее года. В том же году 20 декабря руководство ЗУНР денонсировало Акт соборности. Правда, к тому времени обе украинские республики уже представляли собой скорее виртуальные, чем реальные государственные образования.

Академический «одобрямс» украинского унитаризма. Всегда ли Украина была унитарной?

В дискуссиях со сторонниками унитарности можно услышать, что опыт ФРГ или США нам не подходит, поскольку эти государства изначально складывались из отдельных земель и штатов. Украина же будто бы всегда была унитарным государством. Что в понимании унитаристов означает слово «всегда», сказать трудно, особенно если учесть, что она не всегда была и государством. Но предположим, что это сакраментальное «всегда» начинается со времен Национально-освободительной войны под предводительством Богдана Хмельницкого и вхождения украинского гетманата в состав Московского царства. Можно ли утверждать, что Украина в то время была унитарным государством?

Ответ здесь может быть скорее отрицательным, чем утвердительным. С одной стороны, полковое военно-административное деление как будто больше соответствовало принципам государственной унитарности, но с другой — казацкие полки, представляя собой достаточно автономные территориальные образования, как бы мини-государства со своими вооруженными силами и судами, не всегда находились в гетманской воле. Известно, что еще при Богдане Хмельницком из его подчинения вышли казаки Слобожанщины, которых ему пришлось усмирять силой. В 1658 году полтавский полк во главе с М. Пушкарем отказался повиноваться гетману И. Выговскому. Подавлять это «своеволие» пришлось с помощью крымских татар, в результате Полтава была полностью разрушена, а союзники гетмана угнали в плен тысячи украинцев. Эта карательная акция своих против своих вошла в историю под названием «руины Выговского».

В годы гетманства Ю. Хмельницкого Украина и вовсе разделилась на две части: Левобережную, оставшуюся в составе Московского государства, и Правобережную, вернувшуюся в подданство Варшавы. Гетманы обеих Украин с помощью своих суверенов пытались распространить свою власть на соседние территории, что приводило к нескончаемым конфликтам и войнам. Только к началу XVIII века, когда гетманом был избран И. Мазепа, большая часть Правобережной Украины вновь объединилась с Левобережной, возродив при этом старое полковое административно-территориальное деление.

Но, пожалуй, еще более убедительным аргументом в пользу отсутствия государственной унитарности на Украине времен казатчины является феномен Запорожской Сечи. Формально, юридически и военно-административно Сечь представляла нераздельное целое с Гетманской Украиной. Вместе они именовались Войском запорожским и вместе были приняты Земским собором в октябре 1653 года под высокую царскую руку. В действительности хортицкий военный лагерь в значительной мере был самостоятельным центром украинской государственности. В чем-то он был параллельным, а в чем-то и оппозиционным гетманской власти «материковой» Украины.

По сути, в продолжение всей истории гетманства Запорожье было постоянной головной болью для украинских гетманов. Нередко оно взрывалось вооруженными мятежами, как весной 1657 года против Богдана Хмельницкого, в 1658-м — И. Выговского или в начале XVIII века против И. Мазепы. Были случаи, когда Запорожье сепаратно входило в сношения с Крымским ханством и даже вступало с ним в союзнические отношения.

Особенно конфликтными были отношения Запорожья с Мазепой. Гетман проявлял максимум выдержки, чтобы решить эту проблему, как он выражался, «ласково», но не исключал и силового варианта. Предлагал даже, если запорожцы откажутся от мирного соглашения, бросить на них «несколько десятков бомб». Из всех украинских гетманов он больше других понимал деструктивную роль Запорожья в становлении украинской государственности. Одно время, особенно после установления гетманской власти на Правобережье, казалось, что Мазепа сумеет подавить запорожское бунтарство и создаст единую административно-государственную систему во всей Малороссии. К сожалению, он сам и разрушил такую возможность, когда сделал ставку на союз с Карлом ХІІ, ставшую стратегическим просчетом. Объективно его поступок, в значительной мере спонтанный, привел к утрате украинской государственности вообще.

Не представляли украинские земли в XVI-XVII веках монолитного единства и в этнографическом отношении. Они четко делились на ряд регионов, каждый со своими культурно-историческими особенностями. Среднеднепровская Украина была лишь одним из них, а еще были Волынь, Подолье, Северщина, Полесье, Галичина, Покутье, Запорожье. На разных этапах истории они входили в состав соседних государств — Литвы, Польши, России, что не могло не сказаться на их политических и религиозных традициях. Известно, что Галичина после Брестской унии 1596 года и вовсе потеряла свою православную идентичность, будучи включенной в римско-католическую церковную общность. Население южнорусских земель в связи с их длительным пребыванием в составе Великого княжества Литовского получило соответствующий политоним «литвины». В годы, предшествующие вхождению этих земель в Московское царство, их жители, массово искавшие лучшей доли в приграничных русских воеводствах, неизменно фигурируют в актовых документах под этим названием.

Со времен окончательной ликвидации Украинского Гетманата (1764) и введения «Учреждения о губерниях» Левобережная Украина была включена в общерусскую систему административно-территориального устройства с губерниями и наместничествами. Аналогичное административное деление было введено и на украинском Правобережье. В 1775 году перестала существовать и Запорожская Сечь.

Разумеется, утрата украинской государственности на территориях, входивших в состав Российской империи, достойна сожаления. Можно предъявлять по этому поводу исторический счет. Но все ведь познается в сравнении. В «невыносимых условиях царского гнета», как об этом можно прочесть в национал-патриотической литературе, автономная украинская государственность просуществовала более 120 лет, тогда как на территориях, вошедших в состав просвещенных и либеральных Речи Посполитой и Австро-Венгрии, ее не было вовсе.

Из всего этого следует, что Украина во времена своей бытности в статусе государства никогда не была унитарным образованием. Скорее конфедеративным, состоявшим из нескольких центров власти, каждый из которых обладал независимостью не только во внутренних делах, но и во внешних. Об унитарности украинских территорий можно говорить применительно к периоду между 1775 и 1917 годами, но она была не национальной, а общеимперской. Украины (или Малороссии) в то время не существовало даже как территориального понятия.

Не все однозначно и с формой украинской государственности, возродившейся после крушения Российской империи. Она складывалась в непростых условиях распада старых имперских государственно-территориальных связей и рождения новых, которые однозначно были федеративными. Отцы-основатели УНР во главе с С. Грушевским видели созданную ими республику составной частью Российской Федерации. Сменившая ее Украинская держава во главе с гетманом П. Скоропадским пыталась во многом повторить российскую монархическую модель, которая оказалась не близкой большинству народа. О государственной форме Народной Республики во главе с Директорией по существу и сказать нечего. Предложенная В. Винниченко республиканско-демократическая модель не была реализована. Усилиями верховного атамана С. Петлюры она превратилась в обыкновенную атаманщину, в которой главным был «человек с ружьем». Именно он являлся единственной властью на «вверенной» ему территории. Не имея социальной базы, Директория к концу 1919 года прекратила свое существование.

Соборная Советская Украина

После Октябрьской революции возникла еще одна Украинская Народная Республика — Советская, при создании которой на харьковском Всеукраинском съезде Советов в декабре 1917 года УНР была объявлена вне закона. Новое государственное образование — Советская Украина — также провозгласила федеративную связь с Советской Россией. В конечном счете именно она, поддержанная украинцами, как это впоследствии признал В. Винниченко, и стала формой их государственной жизни почти на 70 лет.

Правда, за это время Украина в территориальном отношении разительно изменилась. Мы как-то сжились с ее нынешним картографическим образом, не особенно задумываясь над тем, что такой она была не всегда и что своей нынешней административно-территориальной структурой целиком обязана той самой проклинаемой ныне советской власти. При образовании Союза ССР 30 декабря 1922 года по инициативе В. И. Ленина в состав Украины были включены обширные территории Донецко-Криворожской республики, охватывавшие исторические Слобожанщину и Новороссию, никогда ранее Украине не принадлежавшие. Фактически названная республика являлась таким же национально-культурным образованием, как и Украинская ССР, с той лишь разницей, что основным этническим элементом в ней были русские. После вхождения в состав Советской Украины она потеряла свой автономный статус.

Второе значительное приращение территории Украины произошло накануне Великой Отечественной войны в августе 1939 года, когда И. В. Сталин заключил договор о ненападении с Германией. По секретному приложению, получившему название пакта Молотова-Риббентропа, к Советскому Союзу отошли земли Западной Украины, длительное время входившие в состав Речи Посполитой и Австро-Венгрии. Определенно тогда была восстановлена историческая справедливость. Кажется, другого мнения здесь и не может быть. Тем не менее находятся люди, считающие себя патриотами Украины, которые называют Красную армию, взявшую под защиту эти территории в сентябре 1939 года, не освободительницей, но оккупантом. Пишущие и говорящие об этом люди нисколько не задумываются о том, что тем самым признают незаконность включения Западной Украины в состав Украины Советской. Тут ведь одно из двух: если взяли незаконно чужое, то верните, если же делать этого не хотите, считаете его своим, то прекратите кощунствовать.

В 1940 году VII сессия Верховного Совета СССР приняла закон о вхождении в состав Украинской ССР Северной Буковины, включавшей Хотинский, Аккерманский и Измаильский уезды, ранее принадлежавшие Румынии. В обоих регионах преобладало украинское население, но значительный процент составляли поляки и румыны, а в городских центрах они даже численно преобладали над украинцами.

Одним из важных результатов освободительной миссии Советской армии было присоединение к Украине Подкарпатской Руси. Соглашение об этом было заключено между СССР и Чехословакией 29 июня 1945 года. Вновь образованной Закарпатской области отошли тогда и некоторые территории Словакии.

Последнее территориальное приобретение Украины относится к 1954 году, когда по инициативе Н. С. Хрущева Верховный Совет СССР передал в ее административное ведение Крымскую область. Это наиболее разнородная по своему этническому составу территория, на которой наряду с русскими и украинцами тогда проживали представители более чем 100 национальностей.

После распада Советского Союза в 1991 году Украина, будучи вполне структурированным государством, обрела независимость. Прокляла свое историческое прошлое, особенно советское, но сохранила его территориальное наследие и, что самое поразительное, государственно-территориальное устройство. По мнению новой политической элиты, оно являлось унитарным. Это определение и было внесено в Конституцию, хотя наличие в составе Украины Крымской Автономной Республики давало серьезный повод сомневаться в его правильности.

Не раз приходилось слышать, что предоставление Крыму автономии было ошибкой. Поднимался даже вопрос об ее отмене. В результате удалось упразднить только должность президента, но не саму автономию. Сегодня в связи с потерей Крыма президент П. Порошенко пытается учредить крымско-татарскую государственную автономию на территории Херсонской области. Учитывая, что на материковую Украину крымских татар переселилось все же немного, решили восполнить их численность родственными им турками-месхетинцами. Речь идет о 200 тысячах человек. Однако, по подсчетам специалистов, их число на Украине не превышает 10 тысяч. Где же взять еще 190 тысяч? Определенно в Турции. Такое предположение кажется маловероятным, но, как говорится, нет дыма без огня. За дружбу с президентом Эрдоганом и обещанную им помощь П. Порошенко надо будет чем-то платить.

Галицкие истоки идеи федерализма

Говоря о федерализации Украины, хотелось бы отметить, что это не какая-то сепаратистская провокация ее недоброжелателей или кремлевский заговор. Первым выступил с этим предложением В. Чорновил в свою бытность руководителем государственной администрации Львовской области. Многие, думается, помнят учрежденную им Галицкую ассамблею, призванную блюсти интересы трех галицких областей. Этот шаг не имел продолжения, но ради объективности придется признать, что особой его юридической легитимации и не требовалось. Галичина в продолжение всех лет независимости де-факто находилась на положении федерального региона. По многим вопросам развития новой Украины, впрочем, как и в оценках ее исторического прошлого, галицкие интеллектуалы всегда имели свое, не совпадающее с официальной позицией, мнение. Им было позволено иметь свой взгляд на украино-русские отношения, на место русского языка на Украине, на Великую Отечественную войну, на бандеровское движение и т. д.

Еще задолго до того, как их позиция получила поддержку центральной власти при президенте В. Ющенко, в Галичине, далеко не всегда с формального согласия местных рад, сносили памятники советского времени, переименовывали населенные пункты, улицы и площади называли именами руководителей националистического движения, ставили им памятные знаки и памятники. В школьные программы на факультативной основе включались темы, связанные с историей ОУН-УПА. С началом протестной акции на киевском майдане Незалежности Галичина (Львовская, Ивано-Франковская и Тернопольская области) и вовсе заявила об отказе подчиняться центральной киевской власти. Позднее этот почин поддержали и другие украинские области, что было первой ласточкой государственного распада.

Можно по-разному относиться к галицкому «своеволию», но нельзя не признать, что во многом для него существовали объективные предпосылки. И, может быть, главной из них было уважение к своей истории и своим традициям, подавляемым в условиях советской действительности. Можно только порадоваться, что на Печерских холмах не нашлось тогда горячих голов, как в случае с Донбассом, которые бы силой принялись добиваться от галичан повиновения.

Но ведь Донбасс тоже имеет свою историю, традиции и своих героев. И людям, живущим там, они также небезразличны. Они не могли спокойно отнестись к тому, что их ценности были объявлены наследием имперского и советского преступных режимов, а их родной русский язык — иностранным, языком чужой державы. Что все жители края в одночасье стали неполноценными украинцами, гражданами второго сорта и получили уничижительные прозвища, что немыслимо в цивилизованном обществе.

Неадекватная реакция майданных властей на митинговые события в Донбассе породила конфликт, который после попытки (бесспорно ошибочной) подавить его силой перерос в военное противостояние. Его могло и не быть, если бы в Киеве осознали всю сложность ситуации и пошли на уступки Донбассу. Ничего невозможного он и не требовал — хозяйственную самостоятельность и право на русский язык как второй официальный. Выполнение этих требований — непременное условие и разрешения конфликта, однако официальный Киев не намерен уступать. «Никакого особого статуса отдельных районов Донбасса, — заявляет П. Порошенко, — не будет». А о том, чтобы это прописать еще и в Основном законе страны, вообще речи нет.

Если называть вещи своими именами, следует признать, что вся страна и мы, ее жители, стали заложниками неоправданной фетишизации унитаризма. Почему-то власти не хотят понять, что он не стоит того, чтобы общество платило за него столь высокую цену. Когда-то известный украинский историк и общественный деятель В. Липинский, анализируя неудачи национального государственного строительства в 19171919 годах, отмечал, что вожди разошлись на правописании, а потеряли державу. Что-то подобное происходит и сегодня. История, как известно, имеет свойство повторяться.

Разноликая Украина

Выше уже шла речь о культурно-исторических особенностях Галичины и Донбасса. Но в аналогичном положении находятся практически и все другие регионы Украины. Известно, сколь непростая ситуация сложилась в Закарпатье. И дело не только в трудностях культурной интеграции ее венгерской, словацкой или румынской общин в общеукраинский социум. Не меньше проблем и в жизни основного этноса — украинцев. Многие годы добиваются своего признания и права на культурную автономию закарпатские русины. В Киеве либо не замечают этого, либо говорят, что речь идет об этнической группе тех же украинцев. Но известно, что русины проживают и в соседних с Украиной странах, где они никак не могут быть украинскими этническими группами. Свои этнокультурные и политические особенности имеют и Харьковский регион, сформированный на базе исторической Слобожанщины, и Юго-Западное Причерноморье во главе с Одессой, которая, несомненно, помнит свое историческое прошлое, не всегда связанное с Украиной.

Вообще этническая реальность Украины заключается не только в составляющих ее меньшинствах, но также (о чем уже приходилось писать) и в разноликости самой украинской общности. Это только кажется, что она едина, в действительности состоит по меньшей мере из трех основных субэтносов: центрально-североукраинского, западноукраинского и юго-восточноукраинского. Свои особенности они обрели в условиях длительного раздельного существования и тесного взаимодействия с соседями.

Центрально-североукраинский субэтнос развился на православной культурной и духовной традиции, продолжавшейся со времен Киевской Руси. После вхождения в состав Московского государства в 1654 году этот процесс происходил в тесном единении с этнически и культурно родственным русским народом. Историческая память Поднепровской Украины сохранила героику не только казацких времен, ассоциирующихся с защитой национальной и религиозной идентичности и именем гетмана Богдана Хмельницкого, но и былинных богатырей Руси, храбро оборонявших рубежи Отечества от иноплеменников.

Западноукраинский субэтнос, несмотря на свое древнерусское происхождение, сложился, тем не менее, на римско-католических традициях, которые стали господствующими в крае после Брестской унии (1596). Длительное пребывание в составе Речи Посполитой, Польши, Австро-Венгрии, также исповедовавших римско-католическую веру, не могло не внести в жизнь западных украинцев таких черт, которых по определению не могло быть у жителей центральных территорий. Если попытаться определить, что является основой их исторической памяти, можно сказать, что это националистическое движение времен Второй мировой войны.

Юго-восточноукраинский субэтнос сформировался в основном в советское время, хотя его корни уходят в ХІХ век, когда степные пространства, ранее принадлежавшие Крымскому ханству и подвластной ему Ногайской орде, перешли под юрисдикцию России и стали заселяться выходцами из русских и украинских земель. Стоит ли удивляться тому, что здесь так стойко сохраняется память о российском и советском прошлом, так уважительно почитаются его символы, связанные с Екатериной ІІ, Потемкиным, Ришелье, Суворовым, Кутузовым, Артемом и др. Поразительно, но в этом регионе сохранилась память и о киево-русском прошлом, свидетельством чего являются, в частности, памятники князьям Святославу, Владимиру Великому, Ярославу Мудрому.

Можно было ожидать, что все эти культурные и этнографические различия регионов в условиях существования в едином украинском государстве постепенно сойдут на нет, но этого не произошло.

Украина — большая Галичина?

Вместо этого обнаружилась опасная для страны тенденция административной политической и культурной интеграции на базе ценностей одного региона — Галицкого. Стоит ли доказывать, что это невозможно без отрицания ценностей других регионов, что и происходит ныне на Украине. Общая ее история с Россией объявлена не нашей и предана анафеме. Память о Великой Отечественной войне чудовищно деформирована, запретным стало даже такое именование. В качестве более приемлемой альтернативы рекомендуется общая с европейскими странами история Западной Украины, что нашло отражение в учебниках для средней и высшей школы.

Всеукраинский статус обрели деятели националистического движения на Западной Украине С. Бандера, Р. Шухевич, Е. Коновалец и др. Их именами уже названы улицы и площади населенных пунктов, находящихся далеко от родной им Галичины. Этот процесс имеет продолжение и в столице Украины. Улицу, носившую имя героя Гражданской войны уроженца Черниговщины Н. Щорса, назвали именем Е. Коновальца. Проспект Н. Ватутина, освободителя Киева в годы Великой Отечественной войны, — именем С. Бандеры.

Явочным порядком в качестве нормативного литературного языка вводится галицкий диалект. В этом легко убедиться, читая литературу, изданную в последние годы, или слушая ведущих на радио и телевидении. Лексика тех и других изобилует словами, непривычными для уха, которое воспитано на классическом украинском языке, основанном на киево-полтавском диалекте: «летовище», «наразі», «шпиталь», «шпальта», «провід», «трафити», «файно» и др. Перефразируя известное изречение, можно сказать, что новая Украина — это унитарная власть плюс галицизация всей страны.

Конечно, путь насильственного утверждения ценностей одного региона для всей Украины ошибочен. А главное — он не нужен, поскольку обедняет нашу страну во всех отношениях. Я давно предлагаю согласиться всем с так называемым нулевым идеологическим принципом. Его суть заключается во взаимном признании всех региональных культурно-исторических ценностей или хотя бы в смирении с ними. При этом ни один регион не должен навязывать другим свою историю, культуру, религию. На Западной Украине вольны исповедовать католицизм, почитать деятелей ОУН-УПА, признавать законным только украинский язык. На Юго-Востоке признается такое же суверенное право пользоваться русским языком в качестве второго официального, свято чтить Переяславскую раду, героику Великой Отечественной войны. В результате взаимной толерантности не только сохранятся региональные особенности, но и, несомненно, постепенно сформируются и общенациональные ценности.

Достижение внутриукраинского согласия возможно только в условиях федеративного административно-территориального государственного устройства. Мировая практика давно придумала такую форму государства, способную сбалансировать региональные и общенациональные интересы. Она на практике доказала свою большую жизнеспособность, чем унитарная. Федерализм лучше учитывает интересы регионов и создает более благоприятные условия для развития экономики и культуры. Можно сказать, он ближе к людям. Опасение, что он таит в себе потенциальный сепаратизм, не подтверждается историческим опытом. Сепаратизм порождается разным уровнем жизни регионов и центра, делением граждан на первый и второй сорт, национально сознательных и национально несознательных, непредоставлением меньшинствам равных прав с титульным этносом в сфере национально-культурного развития, делением церквей на наши и не наши и т. п. Не будет таких несправедливостей — не будет и сепаратизма. А если он возникнет, то от распада страны не спасет и унитаризм.

Невозможно механически превратить нынешнюю унитарную систему в федеральную. Чтобы она была экономически целесообразной, необходимо строить ее на основе исторических регионов. Каждая из федеральных земель (а их было бы не больше 10-12) представляла бы собой крупное территориальное, экономическое и демографическое образование, способное к оптимальной организации внутренней жизни. Выравнивание экономических потенциалов регионов избавило бы их от подозрений, что кто-то живет за счет другого. Концентрация же усилий регионов на своем экономическом развитии погасила бы остроту идеологического противостояния, не оставила бы времени для выяснения, кто больше любит Украину.

Разумеется, путь к федеративному устройству непрост. Но это не значит, что он невозможен, а тем более не нужен.

 

8. «В ненависти к русским мы проклинаем и самих себя»

[110]

Я беседую с Петром Петровичем в его скромной, уютной от обилия книг «келье» — так он называет свой кабинет на Владимирской в старом здании с табличкой «Отдел археологии Киева». На мой вопрос, что дает ему смелость защищать историческую правду во времена, когда она воспринимается как сепаратизм, он отвечает словами своего учителя — известного российского ученого Бориса Александровича Рыбакова: «Мне поздно бояться, устраивают ли мои научные выводы кого-то или нет». Говорит об этом со спокойной уверенностью и доброжелательной улыбкой. Он так не похож на своих экзальтированных оппонентов, что я не могу не спросить:

— Петр Петрович, Вы часом не благородных кровей будете? Что Вам известно о своем генеалогическом древе?

— Древом своим мы немножко занимались когда-то с братьями. И узнали, что род наш по линии матери происходит из двух казацких ветвей. Прабабушка моя, урожденная Якименко, была переяславской дворянкой, которая имела земли в селе Пристромы, что недалеко от Переяслава-Хмельницкого, откуда я родом. А прадед носил фамилию Хмельницкий. Но я не возвожу себя к Богдану, как один из наших президентов — к Калнышевскому. По линии отца мы тоже из казаков. В казацких сотнях брат нашел две фамилии Толочко, и в нашем селе эта фамилия числится уже с XVII века. Но это обрывочные сведения. С собственной родословной у меня гораздо хуже, чем с родословной Украины.

Когда Пушкин становится врагом

— Хорошо, давайте перейдем к нашей общей родословной. Но сперва хочу узнать Ваше мнение об инициативе перехода с кириллицы на латиницу, которую озвучил недавно министр иностранных дел Климкин. Если случится так, что инициативу поддержат законодательно, какими будут последствия для страны?

—Разговоры о латинице не новы. После обретения Украиной независимости латинские буквы время от времени появлялись в славянских словах на рекламных плакатах. Просто Климкин с радикальным простодушием, не свойственным профессиональным дипломатам, оформил мысль перехода на латиницу. Мне кажется, не следует воспринимать его инициативу всерьез. Впрочем, от нынешней политической элиты можно ожидать чего угодно.

Я недавно прочитал в Интернете донос мамы десятилетней школьницы на учительницу русского языка. Она жалуется, что ее бедную Маричку заставляют учить оригинальные строки из поэмы «Руслан и Людмила». Женщина негодует: «Та як вона сміє змушувати мою дитину вчити вірші, написані мовою ворога!»

Я задаю себе вопрос: это что же получается, Александр Сергеевич Пушкин — наш враг? Ведь это он создал литературный русский язык на основе церковнославянского языка, который пришел из Киева. И вот такие строки написал на этом языке, вложив их в уста Мазепы в поэме «Полтава»:

Не думаю, что Мазепа так красиво изъяснялся и был таким большим патриотом; более всего этот человек заботился о собственном благополучии. Но именно Пушкин, которого сегодня делают врагом, создал в своей поэме образ романтического героя Украины.

Помню, как четыре года назад власть и оппозиция дружно кричали о новом цивилизационном выборе. Я грешным делом думал тогда: наверное, эти люди чего-то не понимают. Ведь цивилизационный выбор сделал Владимир Святославич еще в Х столетии, и с тех пор мы нормально существуем в нем, создав собственную богатую культуру, литературу и язык. О каком еще выборе может идти речь? А потом я понял, что хотят переформатировать нашу ментальность, наше естество. Вот и заявление Климкина — из того же ряда.

— Но, с другой стороны, логика Климкина вроде бы ясна: коль Украина выбрала ориентацию на Запад, то и переход на латиницу, мол, закономерен. Вон и страны СНГ в этом направлении подтягиваются — Азербайджан давно перешел, Казахстан и Кыргызстан заявили о намерении провести реформу...

— На латиницу перешли страны, у которых не было собственной письменности: сначала они заимствовали кириллицу, а потом перешли на латинский алфавит. Но мы ведь с ІХ-Х веков пользуемся кириллической письменностью. Кириллицей написаны наиболее ранний из дошедших до нас древнерусских летописных сводов — «Повесть временных лет», и бесценный литературный памятник Древней Руси — «Слово о полку Игореве», и множество других произведений вплоть до нынешнего дня. Отказавшись от кириллицы, мы отсечем себя от огромного литературного наследия, от своих тысячелетних корней и станем латинизованным перекати-полем. Но я надеюсь все-таки, что здравый смысл возобладает.

— Помню, как без малого два года назад радикалы сорвали презентацию Вашей книги «Откуда пошла Руская земля». Как Вы думаете, почему ответ на вопрос, которому Вы посвятили этот труд, — откуда пошла Русь, варяги ли ее создали, хазары ли, или сами славяне, — вызвал столь бурную реакцию Ваших идеологических противников?

— Причина в элементарном невежестве тех ребят, которые не дали нам возможности провести презентацию. Когда я у них спросил, читали ли они эту книгу, услышал презрительный ответ: «Не читали и читать не собираемся, и так знаем, что у вас там сплошное вранье!» Думаю, им просто не понравилось в названии книги слово «Русь», которое они отождествляют с Россией. Хотя это наше коренное слово, давнее. По моим убеждениям, у него южное происхождение, днепровское, а не варяжское. И в этой моей книге речь идет о том, откуда мы начинались.

Причем, если вы обратили внимание, я пишу «руская» как производное от слова «Русь» — в соответствии с грамматическими нормами древних летописей. Но вряд ли это интересно тем, кто по своему усмотрению толкует историческое прошлое. Этим новым толкованием заполнены сегодня все учебники.

В поисках «древних укров»

— Кстати об учебниках. Когда-то нам говорили, что советский народ — это особый этнос, историческая общность людей разных национальностей, имеющих общие характерные черты. С тех пор как мы разбежались по разным квартирам, нам постоянно внушают, что Украина — это Европа, а россияне — дикие варвары, которые на тысячи лет отстают в развитии от других народов. Что Вы думаете о том, что мы слышим буквально ежедневно: украинцы и русские — разные этносы?

— Если честно, мне даже неудобно на этот вопрос отвечать. Это совершенная спекуляция, фантастика, порожденная физиологической ненавистью украинских националистов к русским. Я никак не могу понять: пусть им не нравится Путин, нынешнее правительство России, но зачем эту ненависть переносить на весь русский народ? Ведь в этой ненависти к русским мы проклинаем и самих себя!

Вот посмотрите на это дерево (протягивает листок с изображением на нем дерева с разветвленной корневой системой и названиями восточнославянских племен. — Е. В.). Это родословное древо, итог моей научной деятельности. Образно говоря, я всю жизнь к нему шел — изучал, поливал, взращивал, но визуально не мог себе представить. И только года два-три назад я вышел на такой образ нашей единой восточнославянской истории: Белая Русь, Малая Русь и Великая Русь — три мощные ветви, берущие начало из единого корня.

В конце ХІ — начале ХІІ века с Киевщины, Переяславщины, Поднепровской Руси шел мощный колонизационный поток переселенцев в Суздальское ополье, Суздальско-Залесский край. Тем путем ушли князья, ремесленники, крестьяне, в результате образовалась реплика Южной Руси. Появились города — Владимир, Переяслав, Звенигород, Галич. Туда перенеслась вся южнорусская гидронимия — Десна, Ирпень, Трубеж, Лыбедь — все эти названия переселенцы перенесли с собой из Среднего Поднепровья.

И получилось так, что один брат остался в Киеве или Переяславе, а второй ушел в Суздальское ополье и пустил там свои корни. Так почему же мы сегодня этого брата называем угро-финном, если он точно такой же русич, как и тот, что остался здесь, в Поднепровье? Это выходцы из единого славянского этноса, единой страны, образовавшейся в результате слияния 12-13 восточнославянских племен в единое государственное образование — Русь, Рускую землю. Ну а затем разветвились на три народа. Как говорится, это медицинский факт, с которым невозможно спорить, если хоть мало-мальски знать историю.

— Почему же некоторые наши с Вами земляки столь болезненно воспринимают Ваши слова о том, что во времена Киевской Руси никакой Украины не было?

— Тогда не было ни Украины, ни России, ни Беларуси. Была Русь, Руская земля и русичи. И нашим далеким предкам в страшном сне не могло присниться, что кто-то из них потом станет украинцем, кто-то русским, а кто-то белорусом, потому что все они были едины. В своей книге «Древнеруская народность» я показываю это огромное пространство — от Киева до Новгорода, от Карпат до Волго-Донского междуречья, которое было заселено единой общностью — древнеруской народностью. А потом Русь была раздроблена на части монголо-татарским нашествием. Часть отхватило Великое княжество Литовское, часть — поляки. Тогда и стали формироваться этнографические особенности регионов и три восточнославянских народа. Но — на базе единого древнеруского народа.

У нас до XVIII века был один общий язык. «Грамматика» южноруса Мелетия Смотрицкого, написанная им в 1619 году, была учебным пособием как в Киево-Могилянской академии, так и в Славяно-греко-латинской академии в Москве. Так какие же мы разные, если наши предки учились по единому учебнику! И мне кажется, что сейчас творится чудовищная несправедливость. А еще непонимание того, что если мы оторвемся от этого нашего питательного корневища, то просто-напросто потеряем себя.

— А как же раскопки на Украинском Триполье и в Костенках под Воронежем, где якобы обнаружены следы «древних укров»?

— Это глупость несусветная. Никаких «укров» никогда не было, хотя кому-то очень хотелось бы их найти. Где только не искали: и на севере, и среди западных славян — нет укров! Но кому-то с этим трудно смириться. Как и с тем неоспоримым фактом, что название нашего с вами государства происходит от слова «окраина».

— Вот сейчас Вы опять кого-то крепко обидели...

— Да ничего обидного здесь нет! Это географическое название, а не этническое, не родовое. Мы действительно в последревнерусское время были окраиной между крупными европейскими державами, которые тогда уже консолидировались: с одной стороны — Русское государство, с другой — Великое княжество Литовское, Польша (потом они объединились в Речь Посполитую). И мы находились на этом порубежье, будучи окраиной по отношению и к одним и к другим. Слово писалось дифтонгом: «оукраина» — это такое греческое соединение двух букв «оу». Позже буква «о» отпала и осталось «украина».

Мы добровольно отказались от названия «Русь». Большая заслуга в этом Шевченко и других наших писателей, демократов, которым страшно нравились слова «украина», «украинцы» — они хотели как-то выделить нас из общего восточнославянского массива отдельным названием. Слова эти прочно вошли в обиход только в ХІХ веке, а до этого мы были малороссы.

Федерализация как нулевой вариант

— Слово «малоросс», как и слово «окраина», сегодня режет слух многим украинцам. Зато соседям, с которыми мы рассорились, слух ласкает. Я знаю, что в марте в Доме Российского исторического общества в Москве состоялась презентация коллективного научного труда под Вашей редакцией «История Украины. VI-XXI век». Украинские СМИ сразу написали, что «академик-сепаратист выполнил заказ, унижая украинцев и возвеличивая русских». Как россияне восприняли расставленные Вами акценты?

— Слышал, как российская журналистка, комментируя мое интервью, говорила, что мы презентовали историю «государства, которого не было». Я считаю, что это от неграмотности. Ведь Россия тоже из восточнославянских племен вышла, и ее тоже в то раннее время не было. И белорусы начинаются с дреговичей и кривичей. И точно так же они включают славянский период в свою историю.

— Так с какого периода, по-вашему, следует отсчитывать историю Украины — с эпохи Хмельницкого или с ХІХ века, когда топоним стал этнонимом?

— Я считаю, что абсолютно справедливо писать историю нашего государства, начиная с восточнославянских племен, потому что там наши корни, мы оттуда произошли. Истории всех народов пишутся именно так.

— Еще в середине 1990-х Вы предупреждали о том, что не учитывать этнографическую специфику Юго-Востока крайне опасно. Тогда Вас не услышали. А теперь случилось то, что случилось. Как все эти годы должна была действовать Украина, чтобы сохранить Крым и не допустить кровопролития в Донбассе?

— Скажу откровенно, я не был в восторге от распада СССР. Когда начиналась наша самостоятельная жизнь, признал реалии, но никогда не думал, что Украина станет такой, какой она стала.

Еще в 1990-е годы в своих статьях и книгах я стал писать о необходимости федерализации Украины. И до сих пор убежден, что это оптимальный путь развития нашей страны. Ведь посмотрите, что происходит: пришел президент из Днепропетровска — днепропетровский клан правит Украиной; пришел президент из Западной Украины или тот, который олицетворяет себя с ней, — власть у галичан; донецкий президент пришел — стали донецкие преобладать. А потом донецкие схлестнулись с галичанами. Клановость правящих режимов ни к чему хорошему никогда не приводила. Для достижения мира и согласия на Украине должно быть 9-10 регионов, и чтобы каждый из них имел свое представительство в парламенте. Таким образом мы получим нулевой идеологический вариант. У нас будут регионы со своими этнокультурными особенностями, исторической памятью и ментальностью, и ни один из них не будет навязывать свои ценности и предпочтения остальной Украине.

Признаюсь, у меня нет ликования по поводу ухода Крыма. Не тешит подобная перспектива и для Донбасса, которая из-за саботирования Минских соглашений становится все более реальной.

Есть только чувство горечи от того, что с нами не хотят жить.

Большинство стран давно поняли, что унитарный строй — не панацея. Украина при унитарном строе потеряла Крым, теряет Донбасс. А если бы мы были федерацией, возможно, сумели бы их сберечь. Но у нас каждого, кто озвучивает идею федерализации, сразу записывают в сепаратисты. Вот и в мой адрес тогда понеслось: «Толочко продвигает эту идею по заданию Кремля!»

Когда-то я был оптимистом и не верил в то, что Украина может стать большой Галичиной. Сегодня я убеждаюсь, что мы постепенно ею становимся. Идеология, герои, ценности — все переносится оттуда. При этом наши традиционные, вековые ценности вытесняются и уничтожаются. Через колено ломают нашу украинскую идентичность. Для меня это личная трагедия. С одной стороны, я не мыслю себя без Украины, с другой — понимаю, что это уже не моя Украина, это другая страна.

Европейские объятия и одиозный Хмельницкий

— Когда-то Черчилль сказал: «Если мы поссорим прошлое с настоящим, то потеряем будущее». Похоже, нас это предостережение не пугает. Мы продолжаем искать врагов среди бывших героев. Хмельницкий на очереди?

— Да, он уже становится подозрительной личностью, поскольку привел нас в «москальское рабство». Спекулируют на теме Переяславской рады, говорят о том, что никаких юридических документов там принято не было, людей собралось совсем немного и объединение было нелегитимным. На самом же деле Переяславская рада стала актом присяжным, ратификационным.

Киевская старшина во главе с Богданом Хмельницким обратилась к царю Алексею Михайловичу с прошением о принятии под высокую царскую руку. В конце 1653 года последовало решение Земского собора принять Войско запорожское. А в Переяславе уже была принесена присяга верности царю, при этом присутствовала вся казацкая старшина, что олицетворяло нашу тогдашнюю государственность. После Переяслава боярин Бутурлин, принимавший присягу Хмельницкого на подданство России, проехал еще по 182 полковым и сотенным местечкам и принял такую же присягу от них на верность русскому царю.

Поэтому легитимность Переяславской рады и акта объединения или присоединяя была несравненно более высокая, чем все, что было до этого. Например, когда была учреждена Люблинская уния, нас в нее впихнули, не спрашивая, хотим ли мы этого, а тут все-таки была соблюдена легитимность.

Но сегодня никто не хочет задуматься: а почему Богдан Хмельницкий вынужден был обратиться к России? Да потому, что стало невмоготу. Мы теряли свою идентичность, фактически потеряли свой язык — государственным языком был польский, и о малороссийском никто не вспоминал. А наши митрополиты? Знаменитый Петр Могила писал свои произведения на польском языке. Польские кляшторы и костелы дошли уже до Новгород-Северского, была фактически потеряна православная иерархия. Ее восстановили в 1620 году, но она едва дышала.

Если бы Богдан Хмельницкий не пошел на объединение с Россией, то малороссов просто не существовало бы, все они давно были бы ополячены. Впрочем, сейчас этот процесс успешно возобновлен. Нам открыли безвиз, мы очень податливые люди, быстро ассимилируемся. И то, что полякам не удалось сделать с нами в XVII веке, они успешно делают в ХХІ. В Польше уже работают полтора-два миллиона наших соотечественников. Но этот урок истории никто почему-то не хочет анализировать. Если малороссам было так хорошо в объятиях Речи Посполитой, то почему они ушли оттуда?

Во времена господства поляков на У краине жизнь была просто невыносимой. Поэтому люди массово переселялись в пределы Российского государства. У нас есть тысячи свидетельств того, как народ шел под царскую руку. Переселился и брат Богдана Хмельницкого, Григорий. Еще до Переяслава, в 1649 году, он написал прошение Алексею Михайловичу и, будучи в полковничьем звании, переселился в Белгород и там служил царю.

Переселенцев из Малороссии в порубежных российских городах (таких как Путивль или Глухов) было столько, что воевода писал царю: «Наших людей меньше, чем черкесов». В ту пору так называли черкасчан. В 1649 году Черниговский казацкий полк в полном составе — 1100 казаков с семьями — переселился в Воронежскую губернию, в Острогожский уезд. Сейчас наши националисты кричат: «Воронежская область — украинская земля! Там украинцы живут!» Да, действительно, там живут украинцы. Но только потому, что их приютили в 1649 году. А вы теперь заявляете, что Воронежчина ваша?

Если нашим пращурам было так хорошо под Польшей, что ж они массово, десятками тысяч эмигрировали в Россию? А сейчас выходит так, что потомки Григория Хмельницкого — брата Богдана там, в России, — это «проклятые москали», «угро-финны», а потомки Богдана Хмельницкого здесь, на Украине, — это «чистые украинцы»? Нам надо бы хоть немного думать!

Если изучать факты, а не идти на поводу у пропаганды, мы должны понимать, что из «братских» европейских объятий нам с трудом удалось вырваться благодаря гетману Богдану Хмельницкому. И если Европа сегодня собирается обнимать нас так же крепко, то рано или поздно произойдут аналогичные процессы...

Хай живе Кубанская Украина!

— Два года назад Вы оставили должность директора Института археологии, которым руководили 30 лет. Некоторые украинские ресурсы назвали это событие «большим праздником». Наконец-то, мол, уволен, «крестный отец» украинской «исторической мафии», который «топчет редкие ростки всего прогрессивного, что есть в нашей историографии». Что произошло на самом деле?

— Меня никто не увольнял. Я собирался уйти еще 5 лет назад, поскольку считал, что нехорошо, когда один человек занимает должность так долго. Люди вырастали и старились, а я все директорствовал. Внутренне мучился, что нехорошо поступаю, надо оставить это место для молодых. Решил пойти за советом к Борису Евгеньевичу Патону. Выслушав меня, он сказал: «Пока я жив, работайте. А когда меня не станет, поступайте как хотите».

Когда подошел очередной срок переизбрания, я уже не стал с ним советоваться, а предложил на свое место молодого человека, Виктора Петровича Чубая, который раньше возглавлял крымское отделение археологии, а после известных событий в Крыму переехал в Киев. Во время общего собрания, на котором должны были утверждать нового директора, Борис Евгеньевич спросил: «Может, все-таки передумаете?» Я ответил: «Нет, не передумаю. Потому и советоваться к вам не пришел — чтобы не передумать».

— В каком состоянии сейчас украинская академическая наука, в частности, институт, которым Вы руководили?

— Археология давно плохо себя чувствует, еще с обретения Украиной независимости. Мы практически не получаем финансирования на полевые исследования, не имеем средств на проведение конференций, издание книг. Ухитряемся выживать за счет сотрудничества с коллегами в соседних странах — с поляками, румынами, французами. Долгое время с россиянами сотрудничали, проводили совместные экспедиции, делали общие издательские проекты, конференции.

Немного денег получаем от новостроек. Есть закон, согласно которому прежде чем затевать строительство на месте археологического памятника, застройщик обязан оплатить археологам исследование местности и публикацию материалов. Сегодня вот на Почтовой площади строительство развернулось, но строители неожиданно «сели» на роскошные кварталы древнего Подола разных периодов — от XVIII до ХІ века. Мы хотели провести их консервацию, создать музейную экспозицию, но оказалось, что это практически невозможно. Сейчас, насколько я знаю, эта строительная организация ушла оттуда, и что там дальше будет, трудно сказать.

— Руководство страны проявляет интерес к археологии?

— Последним, кто проявлял интерес, был Виктор Ющенко. Интересовался Трипольем, приезжал на раскопки трипольского поселения Тальенки, что на Черкасчине. Возил меня на Днепр и показывал трипольские погребения, которые оказались, правда, не трипольскими, а позднесредневековыми.

А вот кто действительно интересовался нашей работой, так это первый секретарь ЦК КП Украины Владимир Васильевич Щербицкий. Когда в 1972 году на Красной площади Подола мы открыли кварталы срубных построек Х-ХІ веков, Щербицкий вместе со всем политбюро приезжал осматривать эти раскопки. Затем он дважды знакомился с находками из скифских курганов юга Украины, которые накопал известный археолог Борис Мозолевский. Это только то, что вспоминается сразу.

Так что как бы сегодня ни охаивали прошлое и «проклятых коммунистов», но они были государственниками и понимали, что история — это то, на чем мы стоим. А в советское время у нас были деньги на тематические раскопки независимо от того, планируются там новостройки или нет. Когда мы хотели исследовать Новгород-Северское городище, в котором жил Игорь Святославич, у нас были средства на это. Сейчас их нет. Просить бессмысленно, да мы уже и не просим.

— Зато находятся деньги на переименование улиц. Например, улицу Жукова хотят переименовать в Кубанскую Украину. Исторические основания для такого переименования есть?

— Та же история, что с Воронежем. Когда Екатерина ІІ ликвидировала Запорожскую Сечь, она переселила запорожцев на Кубань, в пределы Российского государства. А мы теперь говорим, что это украинская земля. Но эта земля нас приютила! Так же как и Курская, Белгородская области, которые националисты считают нашими.

Несколько дней назад я был на Президиуме НАНУ, где обсуждался вопрос будущей переписи населения Украины. Смотрю — в одном из документов в одной графе написано: «украинцы», а дальше расшифровывается: гуцулы, лемки — этнографические группы. И вдруг среди них вижу: кубанцы. Но какие же они украинцы? Возможно, что-то и осталось у них украинское в менталитете, но никакого отношения к Украине они не имеют. На таком же основании можно включить в перепись канадских, аргентинских, американских украинцев.

Ген победы и ген пораженчества

— Почему же мы занимаемся мифологизацией вместо того, чтобы искать то, что нас объединяет? Россия консолидирует общество вокруг былого имперского величия, исторических побед. Украина же с первых лет независимости надела на себя терновый венец жертвы. Посмотришь на календарь государственных дат — там больше дней скорби и памяти жертв, чем торжеств по случаю побед. Сейчас уже говорят о том, что прошедшие десятилетия были годами советской оккупации, что вплоть до 1991 года украинцы были угнетаемой нацией, чуть ли не нацией рабов, и т. п. Есть ли перспектива у государства со столь пораженческой идеологией?

— Я не раз писал о том, что этот страдальческий образ Украины, над которой «не знущався тільки лінивий», — путь в никуда. Это навязывание психологической несостоятельности, неуверенности. Если вы постоянно утверждаете, что на протяжении всей истории не были способны что-либо сделать, то где гарантия, что завтра вы сможете это осуществить?

И действительно, мы ведь ничего не празднуем, а только оплакиваем свое прошлое. Понятно, если речь идет о голодоморе. Но мы оплакиваем и Конотопскую битву, к которой казаки не имеют никакого отношения (там татары немножко потрепали российские войска). Мы оплакиваем Круты, не задумываясь над тем, что тогда ведь бросили необученных гимназистов навстречу войскам Муравьева. А в это время несколько полков в Киеве пьянствовали и палец о палец не ударили, чтобы отразить наступление. Такого события следовало бы стыдиться, а мы его отмечаем.

Отечественная война, оказывается, была не нашей. Воевали Сталин с Гитлером, СССР с Германией, а Украина никакого отношения к ней не имела, и освободили ее вовсе не советские войска, а бандеровцы. Как сказал Кравчук, «Нашими справжніми визволителями є бандерівці».

— Может, причина в том, что мы не можем увидеть величия в наших датах?

— В какой-то степени да. Если говорить откровенно, мы, украинцы, всегда имели «пунктирную» государственность. Немножко при Богдане до Мазепы, немножко во время революции 1917-1919 годов: в эти годы была создана Центральная рада, гетманат. Больше в советское время, когда мы входили в Союз на правах автономии. Поэтому в наших генах нет ощущения того, что мы государствообразующая нация. И поэтому на подсознательном уровне мы все время представляем себя в образе страдальцев.

— Вы посвятили жизнь исследованию истории Киевской Руси. Что пока не удалось «раскопать»? Остались ли в этом периоде для Вас «белые пятна»? Какие районы Киева наименее изучены археологами? Или время археологических открытий уже прошло?

— По моим подсчетам, историческая часть Киева занимает примерно 400 гектаров. И, конечно, «белых пятен» на ней гораздо больше, чем исследованных. Когда-то, по моим подсчетам, стационарные археологические исследования охватывали примерно 4% этой территории, а сейчас, возможно, мы приблизились к 10%, точнее сказать не могу. Но время археологических открытий не прошло, и мы с этим постоянно сталкиваемся. И в Киеве, и на ближайших окраинах.

В городе очень трудно работать, потому что все застроено. Но каждые новые раскопки приносят новые открытия. Раскопки на Почтовой площади свидетельствуют о том, что в Х-ХІІІ веках там, скорее всего, был очень хороший, благоустроенный причал и киевская гавань. Там найдено много пломб и печатей, которыми опечатывались товары. Мы еще не знаем толком, где конкретно была эта киевская речная гавань и набережная, но похоже, что подходим к этому.

Мы многого еще не знаем. Совсем недавно открыли поселение в Феофании, где начинается строительство нового района. Мы стали копать и обнаружили артефакты ХІ-ХІІІ веков. Определили, что там находилось социально значимое поселение, потому что были найдены княжеские печати, застежки от книг. Дальняя околица Киева совершенно не исследована, и еще многое предстоит открыть.

В Киеве нам очень хотелось бы найти берестяную грамоту. Таких находок много в Новгороде и других северных городах, даже в нашем Звенигороде на Волыни. А вот в Киеве за все годы исследований нам так и не удалось обнаружить ни одной грамоты. Хотя берестяные изделия — туески и стаканчики — мы находили на Подоле. Это, кстати, наименее исследованный район города.

Ярослав Мудрый — украинец, русский или белорус?

— Когда на презентации Вашей книги в Москве был задан вопрос, как ее воспримут на родине, Вы ответили: «Думаю, что остро, но это не наши проблемы, мы объективно рассказали об истории, и она нас рассудит». Но возможен ли объективный взгляд на историю? Ведь зачастую историки обслуживают государственную идеологию.

— Историк, если он настоящий, не имеет права никого обслуживать. У историка С. М. Соловьева есть хорошие слова: «История — дело неспешное». Никто не может диктовать ученому, что и как писать. Он должен сам определиться со своим взглядом на события на основании совокупности изученного им материала и только тогда выдать результаты и выводы. Историк обязан представить объективную картину независимо от того, понравится это кому-то или нет. Если же он обслуживает власть, то это не ученый, а пропагандист. К сожалению, сегодня такие «историки» преобладают.

Я знаю человека, который написал кандидатскую на тему «Критика буржуазно-націоналістичних концепцій етногенезу українського народу». Как он там чихвостил всех, кто не признавал официальную партийную точку зрения! Особенно досталось буржуазно-националистическим историкам украинской диаспоры. Сегодня он с таким же энтузиазмом утверждает противоположное. Это приспособленцы, конъюнктурщики, если хотите, шулеры в науке. Настоящие ученые так не поступают.

В книге «История Украины. VI-XXI век» мы попытались показать исторический процесс во всем его многообразии, сложности и противоречивости. Мы рассказали о голодоморе, хотя и не квалифицировали его как геноцид украинского народа. Мы не обошли и бандеровское движение, но показали его как коллаборантское, запятнанное сотрудничеством с фашистами. Мы не идеализировали прошлое, но и не проклинали его.

— В одной из своих книг — «И прошлое не проклиная» — Вы говорите о том, что надо уважать выбор поколения и не плевать в то, что пройдено. Но в истории каждого народа есть страницы, которые хочется забыть. Вот Вы кого причисляете к великим украинцам, а кого к антигероям?

— Этим-то и отличается государственная нация от негосударственной, что она сохраняет у себя все — и хорошее, и плохое, и великое, и малозначимое на первый взгляд. А негосударственная пытается отыскать что-то одно, к чему можно прислониться, отрекаясь от всего остального. Что касается героев, то я, честно говоря, не понимаю, что такое герой Украины.

Когда-то был телепроект, где путем голосования определяли великого украинца. Большинство, и я в том числе, проголосовали за Ярослава Мудрого. А через какое-то время было сделано «открытие», что Софию Киевскую построил не Ярослав, а Владимир. Но мы знаем, что построил ее именно Ярослав, который действительно был великим правителем. Хотя, строго говоря, никаким украинцем он не был. Мы можем причислять его к своим, но при жизни он не знал, что будет украинцем. Точно так же и Россия его может считать своим, и Беларусь.

Однажды меня попросили назвать выдающихся людей в истории Украины. Я поставил в этот ряд князя Ярослава, Нестора Летописца, Тараса Шевченко, а из современников — Николая Амосова. Что касается антигероев... Мазепа. Это человек, который думал о себе, а не об Украине. И сколько бы ни пытались его героизировать сегодня, вряд ли это получится, поскольку существуют документы, где описываются его деяния. Он был влиятельным вельможей, имел поместья, огромное богатство. И все благодаря России и дружбе с Петром. Двадцать лет они были друзьями, а потом Мазепа предал Петра. Наши националисты сейчас кричат: «Он же не Украину предал, а русского царя!» Но если ты предал человека, с которым столько лет дружил, то как это назвать? И хотя Пушкин в своей «Полтаве» поэтически представил Мазепу как борца за независимость, на самом деле гетман к этому не стремился. Все, чего он желал, — перейти от одного хозяина к другому, а не добиться независимости Украины. И когда он счел, что пробил час Карла ХІІ, решил переметнуться к нему.

Народ и элита в роли «злих воріженьок»

— Вы были одним из инициаторов создания Украинского общества охраны памятников истории и культуры, возглавляли его четверть века. Насколько эффективной была эта структура и почему три года назад Вы решили сложить свои полномочия?

— Общество охраны памятников — это хорошее и нужное дело. Наивно думать, что эта организация способна защитить исторические памятники на все 100%, но она поднимает проблему, пробуждает общественное мнение. Я был председателем этого общества с 1989 года. А в заявлении об уходе написал, что если в наше время уничтожаются памятники Великой Отечественной войны, переименовываются улицы, важнейший исторический период оказывается беззащитен перед произволом, а я ничем помочь в этой ситуации не могу, то соучастником этих бесчинств быть не хочу и не буду.

В последние годы мы терпели одно поражение за другим. Нам не удалось отстоять названия улиц, предотвратить снос памятников советским воинам на Волыни и во Львове, защитить памятник Ленину в Киеве работы замечательного скульптора Меркурова. Этот монумент многие годы находился в реестре памятников национального значения Украины.

Мы оказались бессильны противостоять варварству и вакханалии. И я больше не хотел оставаться номинальной фигурой, которая ничего не может изменить.

— Во многих своих публикациях и книгах Вы размышляете о современном историческом периоде Украины, о поисках национальной идеи, о свободе и патриотизме, о майданах и их последствиях. Одной из таких книг Вы дали название «Заблудшие». И говорите в ней о том, что причина всех наших бед — в нас самих. Почему Вы считаете, что виноват народ, а не «злі воріженьки»?

— К этому печальному выводу мудрые люди пришли гораздо раньше меня: каждый народ имеет то правительство, которого заслуживает. Вот говорят, что украинцы — народ работящий, добрый, музыкальный, один из самых образованных и умных. Но откуда берутся такие иваны не помнящие родства? Они же из этого народа вышли! Оказывается, его мудрость не в состоянии отличить истину от фальши, интересы олигархических элит — от своих собственных.

Свидетельств этому множество. И, может, наиболее показательные — киевские майданы. Ведь истинные их цели ничего общего с интересами народа не имели, но были с большим энтузиазмом поддержаны многими. Это говорит о социальной незрелости общества, о его привычке жить эмоциями, а не разумом. И все, что происходит с нами сейчас, говорит о том, что украинское общество оказалось неспособно ответить на новые вызовы. Это справедливо в отношении и той его части, которая называется политической элитой, и той, что именуется простым народом. Поскольку элита и народ — это сообщающиеся сосуды.

— А что же наш духовный авангард — интеллигенция, которая должна быть движущей и направляющей силой?

— Интеллигенция у нас конформистская, продажная и мимикрирующая. Так было всегда. Что говорить, если Кравчук был секретарем ЦК Компартии Украины и сам же инициировал ее запрет!

В 2010 году, во время президентства Януковича, была создана Гуманитарная рада, куда вошли представители научной и творческой интеллигенции. Пригласили и меня. Помню, как на праздновании Шевченковских дней меня впервые за много лет позвали на торжества и возложение цветов к памятнику. Иван Драч — известный украинский поэт — подошел тогда ко мне и улыбнулся: «Ну що, Петре, нарешті твоя влада прийшла!» А я ему ответил: «Моя, Іване, нарешті, а твоя завжди».

После двух-трех заседаний Гуманитарной рады я понял, что в моих советах никто не нуждается, убедился в абсолютной бесполезности своего участия и ушел, написав открытое письмо президенту. Зато все остальные члены рады сидели там до конца, до самой «революции достоинства». А потом дружно и рьяно стали проклинать Януковича.

Я же никогда не вписывался в комфортность режима. И считаю, что истинное призвание интеллигенции — быть в оппозиции к власти. Интеллигенция острее чувствует нерв жизни, несправедливость, а поэтому должна не растворяться в режиме, а корректировать его действия. Если же она не выполняет этой роли, то не имеет права называться интеллигенцией.

— В одном из недавних публичных выступлений Вы сказали, что «Заблудшие» — Ваша последняя публицистическая книга. Что подтолкнуло Вас к тому, чтобы поставить точку?

— Я не хочу больше писать, потому что разуверился в пользе своих писаний. Когда Льва Николаевича Толстого спросили: «Почему Вы больше не пишете беллетристику?», он ответил: «Закончилась энергия заблуждения». Толстой был гением и нашел красивый образ. Что-то похожее произошло и со мной: я увидел бесплодность своих попыток разговора с обществом, ничего в этом смысле не достиг, никого не перевоспитал, не достучался.

Поэтому, как в старину говорили, если Бог прибавит мне лета, то, может быть, я еще что-то хорошее сделаю в науке. Сейчас вот заканчиваю книгу «Киев и Новгород» — это очень интересная тема, над которой я давно размышляю. В историографии эту тему обошли, поскольку все время старались противопоставить два города. Дескать, Новгород всегда стремился уйти из зоны влияния Киева, потому что в Новгороде была республика, а здесь — монархия.

Я же хочу показать, что это ошибочное мнение, что эти два города были опорой Руси — как общединастическое родовое наследие. Первый князь пришел в Киев из Новгорода, и последний — в предмонгольское время — пришел оттуда же.

— То есть по-прежнему будете объединять то, что сейчас изо всех сил пытаются разорвать?

— Да. И ведь не только наши разрывают, некоторые российские историки тоже. Такой вот парадокс. Я чужой здесь, но не вполне свой и в России. Там также не всеми воспринимается идея единой Руси во главе с Киевом вплоть до монгольского нашествия. Имеет место тенденция несколько спрямить исторический процесс из Новгорода на Владимир и далее на Москву.

Я доказываю, что именно Киев был символом единой Руси, центром всего восточнославянского пространства — не только политическим, но и духовным. Киев оставался метрополией Руси вплоть до конца ХІІІ века. Но этот киевоцентризм не всеми воспринимается, особенно в условиях ухудшившихся отношений между Украиной и Россией. Получается, что моя защита единства Древней Руси как бы не ко времени. Но я историк, а не политик. И смысл своей жизни вижу в том, чтобы воссоздать по возможности правдивую картину нашего общего прош лого.

Как известно, искажение фактов чревато нагромождением не только лжи, но и трупов. А грех историка сравним с ошибкой врача, но применительно к целым народам.