Немецкая химия

Разбирая те из своих записок, которые описывают детективную карьеру Шерлока Холмса в течение 1895 года, я нахожу среди них рассказ, ещё не упоминавшийся мною. Мистеру Холмсу приходилось иметь дело с подданными кайзера, но ещё никто не слышал о том, как он имел дело с гораздо более значительной личностью, чем немецкие преступники. Как бы ни был изворотлив его ум, и как бы искусно ни применял он свои методы, с которыми я знакомлю широкую публику, он никак не мог предсказать, чем закончится расследование в Берлине.

Этим июльским утром Бейкер-стрит была наполнена теплом, ещё не успевшим плавно перерасти в дневную жару. Холмс затерялся среди множества лондонских улиц, а я в его отсутствие неспешно завтракал, намереваясь прочитать «Иллюстрейтед Лондон Ньюс». Как только с завтраком было покончено, из-за двери раздался удивлённый возглас миссис Хадсон, и в гостиной возникла длинная, худая фигура Холмса. Несмотря на мой многолетний опыт и эксцентричность моего друга, я никак мог вообразить на его голове немецкую каску.

— Чёрт возьми, откуда она у вас? Честно говоря, я ожидал от вас всё что угодно, но не это стальное изделие с крупповских заводов.

— Посылку с этой каской мне дал посыльный, которого я успел перехватить на улице, пока он не успел дойти до нашего крыльца. Посыльный сам удивился содержимому коробки. Не знаю, поверите ли вы мне, но в адресе отправителя указан немецкий император.

Этот поворот событий удивил меня ещё больше. Я никогда не видел, чтобы мой друг получал посылки от императоров и прочих монархов, не считая разве что золотой табакерки от короля Богемии. Но с кайзером он не знаком, и представить подарок от него в руках Холмса мог лишь самый большой фантазёр.

— Но зачем он прислал нам эту вещь?

— Пока это неизвестно даже мне, — честно признался Холмс. — Попытайтесь найти ответ в газете. Такая посылка для англичанина — из ряда вон выходящий случай.

Предчувствие не обмануло моего друга. Я пролистал «Иллюстрейтед Лондон Ньюс» и обнаружил там следующую статью:

«ПОХИЩЕНИЕ „ЗОЛОТА ТРОИ“

Наша газета уже писала о раскопках Генриха Шлимана в Турции. Хотя знаменитый археолог-дилетант ошибся, посчитав найденную крепость Троей и назвав найденные артефакты „кладом Приама“, ему удалось открыть эгейскую культуру. Так называемый „клад Приама“ был передан в Имперский музей в Берлине.

Теперь нам придётся вернуться к этой теме. 29 июля произошло из ряда вон выходящее происшествие. Глава Генерального штаба захотел взглянуть на „золото Трои“. Похищения могло бы не произойти, если бы у кайзера не было девиза „Как хочу, так и приказываю!“: он потребовал, чтобы музейные ценности привезли прямо в здание Рейхстага, где находился фон Шлиффен. Поскольку наступило время сна, „клад“ был оставлен на завтра, и у Рейхстага остался ломовой извозчик с одним единственным охранником. Утром охранник был найден в бессознательном состоянии, а сокровищ не было. Таким образом пропало национальное достояние Германии.

Мы узнали об этой континентальной новости по следующей причине: некоторые знатоки утверждают, что это происшествие должен разгадать Шерлок Холмс. В связи с этим утверждением кайзер предложил наградить мистера Холмса денежной суммой в 10 000 марок, если он найдёт „золото Трои“»

— Перед нами образец логики и здравого смысла, — сказал я. — Почему бы вам ради разнообразия не найти «золото Трои»? Я не хочу, чтобы вы снова убивали время инъекциями. А тут как раз имеется интересное дело. Замечу также, что бессознательное состояние охранника интересно с медицинской точки зрения.

— Вы знаете, что я предпочитаю принимать клиентов у себя дома, а не у них. Если бы этот император решил сам приехать ко мне, то он приехал бы, как король Богемии. Также я должен заметить, что я не заинтересован в излишнем стяжательстве, поэтому в десяти тысячах марок не нуждаюсь. Мне пока достаточно своих финансов. — Холмс вооружился лупой и начал исследовать каску. — Кстати, что вы скажете о её владельце?

Я собрался с мыслями и стал тщательно осматривать этот предмет. Результат был самый обыкновенный для меня. Каска, которую я держал в руках, ничего не могла мне сообщить, кроме тех очевидных фактов, которые ясны любому другому.

— Никаких результатов, Ватсон?

— Этот Вильгельм, по-видимому, пожилой человек, который мало двигается и уже не появляется перед народом в ситуациях, когда нужно надевать военную форму.

— Если мне не изменяет память, ваши рассуждения, кроме слов о военной форме, скопированы с моей оценки старой шляпы из дела о голубом карбункуле.

— Правильно. А вывод, что он не носит военную форму, основан на том, что каска нечищеная, как та самая шляпа.

— Ваши аргументы несколько неубедительны, так как кайзер может надевать другую каску. Теперь извольте выслушать моё мнение.

Холмс осмотрел каску и вдобавок понюхал её.

— Владелец этого головного убора пьёт коньяк или шнапс. Также он курит сигары. И он не кайзер!

— Кто же он?

— Не знаю. Мои возможности не так велики, какими вы их описываете. Мои выводы сделаны по тем же остаткам седых волос, по которым вы определили пожилой возраст. Вильгельм — внук нашей королевы, не так ли? Ему ещё нет сорока лет.

— Но седые волосы могут появляться задолго до старости, по причине отрицательных эмоций.

— Ваше предположение неверно. Я видел его фотографию. Теперь перейдём к сигарам. Пепел от них падал внутрь каски. В ней он прилип к следам от шнапса или другого спиртного. Вы, по-видимому, постеснялись понюхать каску. А я сделал медицинский вывод, несмотря на то, что я и не доктор Холмс.

— Чем хвастаться, вам лучше поскорее отправиться в Германию, Холмс. Находки Шлимана имеют огромное культурное значение.

— В таком случае вы поплывёте один.

— Один? Вам некогда покидать родину?

— Обычно покинуть Лондон мне мешает не что иное, как всесильный преступный мир. Но сейчас у моего домоседства иная причина. Лондонские студенты-химики хотят, чтобы я провёл занятия, пока преподаватель болен. А после этого мне придётся также поработать со студентами-медиками, из-за отсутствия преподавателя анатомии. Из-за всех этих дел я останусь в Лондоне. А вам я посоветую взять с собой словари — немецко-английский и англо-немецкий. Их можно приобрести в ближайшем книжном магазине.

— После завершения ваших занятий со студентами вы присоединитесь ко мне?

— Неужели вы думаете, что я оставлю вас одного? Если обнаружите ценную информацию для расследования, присылайте телеграммы. Присылайте сухие факты, я проанализирую их и составлю своё мнение. Также не забудьте мои советы, которые я вам дам.

— Я нуждаюсь не столько в советах, сколько в карте Берлина.

— Поищите в картотеке среди бумаг на букву Б, и карта Берлина в вашем распоряжении.

В полдень я уже плыл на пароходе по Немецкому морю. Пароход доплыл до Гамбурга, после чего я пересел на поезд и добрался до столицы Германии. Перед тем как въехать в город, поезд пересёк болотистую местность, где мною был замечен ряд холмов. Вид окрестностей Берлина напомнил мне Гримпенскую трясину, где нам с Холмсом пришлось лицом к лицу встретиться с собакой Баскервилей.

Я миновал вокзалы Фюрстенбрунн и Вестенд и вышел из поезда на вокзале Шарлоттенбург-платц. Чемодан я оставил в камере хранения, а с собой взял англо-немецкий словарь. В инструкции, которую Холмс продиктовал мне, полагаясь на мою память, было сказано о Лейпцигер-платц и об Унтер ден Линден, где расположены телефонные автоматы. В настоящее время они являются платными. По случаю летнего времени Вильгельм Второй пребывал в Хомбурге, поэтому мне оставалось обратиться к нему при помощи современных средств связи.

Я пересёк парк Тиргартен и дошёл до Лейпцигер-платц. Как только у меня возникла мысль о немецких деньгах, позади меня послышались шаги. Ко мне подошёл немецкий военный. Он был довольно высокого роста, а загорелое лицо украшали ястребиный нос и тёмно-рыжие усы, напоминавшие две щётки. Его воинское звание было мне не ясно, так как его мундир и знаки отличия были под длинным плащом. Военный спросил по-немецки, нужны ли мне деньги. Не дожидаясь ответа, он вручил мне монету в 5 пфеннигов. Когда длинные, тонкие пальцы держали монету, его руки были спрятаны под плащом.

— Я смогу связаться с императором? — неуверенно спросил я.

— Да. Вам нужно протелефонировать в резиденцию в Хомбурге, — немец развернулся и ушёл. Казалось, он не удивился такому вопросу.

Я опустил монету в таксофон и связался с летней резиденцией императора.

— Кто такой? Откуда? Что вам надо от фельдмаршала? — произнёс немецкий голос.

— Простите, но мне нужен не фельдмаршал, а император.

— Я и есть император! — ответил собеседник таким тоном, словно я был обязан знать о его звании фельдмаршала.

— Я из Англии…

— Англичанин? — кайзер перешёл на английский. — Джон Буль? Вы так и не ответили на мой вопрос. Что вам надо?

— Я доктор Ватсон, Ваше Величество.

Собеседник сразу же подобрел.

— Доктор Ватсон? Приветствую вас с прибытием на немецкую землю! А где ваш прославленный друг Шерлок Холмс?

— Ему пришлось временно выполнять обязанности преподавателя. Точно мне неизвестно, может он ещё прибудет в Берлин, но сейчас он в Лондоне.

— И что вы делаете без него, герр доктор?

— Холмс велел мне телеграфировать ему о моих наблюдениях. В первую очередь я должен спросить о расследуемом происшествии.

— Сначала скажите, что вам уже известно.

Я пересказал статью из «Иллюстрейтед Лондон Ньюс».

— Вам необязательно было читать именно эту газету, ведь та же самая информация была опубликована в большинстве ваших газет. Такой способ очень надёжен, герр доктор. Такой способ уменьшает вероятность того, что адресат не наткнётся на статью. Ihr versteht? Я искренне сожалею о том, что удовлетворил прихоть Альфреда фон Шлиффена. Но сейчас не время для сантиментов, — сердито заметил кайзер. — Перейдём к делу. Вы уже знаете, что охранник был найден в бессознательном состоянии. После того как мы отправили в Лондон телеграмму для публикации во всех газетах, выяснилось, что охранник отдал концы.

— Вы сообщили об этом полиции?

— Да, я сообщил об этом полиции, но только полиции. Остальным гражданам Берлина ничего не сказали, чтобы не навредить поискам. В противном случае «золото Трои» будет спрятано ещё тщательнее, если только его не вывезли за пределы Берлина. Его можно увезти в другой город, минуя пути сообщения, хотя это и замедлит передвижение, но на границе Германии его ждёт таможня.

— Чью каску вы мне прислали?

— Этот Pickelhelm принадлежал бывшему канцлеру, которого я сам отправил в отставку, — самодовольно ответил кайзер. — Я отправил вам каску, чтобы вызвать у Холмса дополнительный интерес. Ведь в газете ни слова о каске. Больше нет вопросов?

— Благодарю, Ваше Величество, вопросов у меня больше нет. Нет, погодите, я кое-что забыл. Мистер Холмс, по его словам, не заинтересован в излишнем стяжательстве. Поэтому ваши деньжищи лучше раздать малоимущим.

С этими словами я повесил трубку. Не зная, куда мне теперь идти, я пересёк парк в обратном направлении и отправился на север, дойдя до Турмштрассе. Там перед моими глазами предстала картина, виденная мною впервые. В те годы я видел на лондонских улицах кэбы, омнибусы и конку, но не паровые экипажи, так как в пределах Лондона паровой двигатель годится лишь для подземки. А тот агрегат, который я сейчас видел, был самоходный, но тем не менее у него не было ни трубы, ни парового котла. Дым шёл не из трубы, а с задней стороны, и изнутри слышался постоянный треск. На сиденье сидел почтальон со светлыми усами, рядом с ним на сиденье лежала сумка с письмами и газетами. Но у нас почтальоны ходят пешком, или ездят на велосипедах в сельской местности.

Немец остановил свою штуковину. Не произнося ни слова, он протянул мне визитную карточку. В поезде я успел полистать словарь, и чтение не составило особого труда. Качество типографского оттиска оставляло желать лучшего, а информация выглядела несколько хвастливой.

ЭРНСТ ШТОЛЬЦ

Единственный почтальон Берлина

Шофёр безлошадного экипажа

Почитатель Гомера

Почтамт на Унтер ден Линден

Йоркштрассе 2

— Вы из Великобритании? — спросил немец по-английски.

— Да, сэр.

— Впервые попали в Германию?

— Да, сэр.

— Отставной военный и курите трубку?

— Да, — я изумлённо взглянул на немца. — Откуда вы всё знаете?

— Мои рассуждения очень просты. Судя по выражению лица, вы в первый раз увидели безлошадный экипаж с двигателем внутреннего сгорания. Немцы уже знают о них, так как этот вид транспорта есть в каждом немецком городе, а его владелец известен всему городу. Но вы, как видно по внешности, горожанин. Следовательно, вы не немец. Следовательно, вы англичанин или русский или другой иностранец, в то время как магометанин, африканец, азиат, индеец или житель Океании не подходят к вашей внешности. Американец или француз также не подходят, так как эти народы знакомы с такими безлошадными экипажами. По крайней мере, я так считаю. С другой стороны, у вас в руках англо-немецкий словарь. Следовательно, вы англоязычный: англичанин или американец. Американца я уже вычеркнул, остаётся англичанин. Вы привыкли носить военный мундир и поэтому держите носовой платок в рукаве. Я вижу его даже из автомобиля. И, судя по внешнему виду этого платка, вы прочищаете им внутрённюю поверхность курительной трубки.

Вероятно, моё лицо действительно выражало удивление. Но то, что незнакомый немец продемонстрировал способности, присущие моему знаменитому другу, удивило ещё больше. Легко было представить, что этот умник догадается о моей службе в Афганистане.

— Вы, англичане, до сих пор не имеете понятия об автомобилизме! Кстати, вам нужна сегодняшняя газета, Berliner Lokal-Anzeiger? Вы найдёте в ней информацию о похищении «клада Приама».

В этот миг я проявил поспешность, о которой впоследствии вспоминал со стыдом: я машинально схватил показанную мне газету и на глазах любопытных прохожих побежал обратно на вокзал, где в камере хранения лежал чемодан с немецко-английским словарём.

Когда-то я назвал Лондон огромным мусорным ящиком, а Холмс назвал его гигантским человеческим ульем. Берлин, соответственно, можно назвать огромной конвейерной линией, ведь в нём всё движется. Мне пришлось убедиться в этом на собственном опыте. На перекрёстке я споткнулся о рельсы и, подвернув ногу, неожиданно получил удар тока. Что-то громко заскрежетало слева. Я упал и лишился сознания, увидев вагон конки, возникший прямо передо мной без конной тяги. Помню лишь, что моё сознание погрузилось в темноту, и несколько часов были вычеркнуты из моей памяти.

Теперь будет уместно изложить фрагмент письма, написанного мною в Берлине, а если быть точным, то вторую половину. Первая половина описывает только что описанные события, и нет резона заново описывать их теми же словами. Стоит заметить, что Холмс велел отправить телеграмму, но я написал слишком много. Придётся отправить письмо, хотя оно дойдёт до Англии позже, чем телеграмма.

Клиника Шарите, Берлин

Д-р Дж. Х. Ватсон

31 июля

…Когда я очнулся, было совершенно непонятно, что со мной произошло. Откуда взялась конка, если на рельсах не было лошадей?

Я лежал на больничной койке. Представителям моей профессии не нравится быть пациентами, вот я и боялся, что меня будут лечить. Горчичники были первым, что пришло мне на ум. Постыдная участь для врача. Кроме того, здесь много чахоточных, хотя я и не контактирую с ними. Профессор Кох использует их для изучения этой неизлечимой болезни, но я не знаю, сможет ли открытый им туберкулин принести излечение больным.

Медсестра объяснила мне, в чём было дело. По улице ехал электрический Straßenbahn, или, как говорят у нас, трамвай. Его недостаток, оказывается, заключается в том, что электроэнергия для трамвая передаётся через третий рельс, а измеряется она напряжением 150 В. То, что я выжил, имело элементарное объяснение. Живучесть объяснялась тем, что используемый в технике постоянный ток менее опасен, чем неиспользуемый переменный, то, что трамвай к тому времени начал останавливаться, и то, что ток прошёл сквозь носок. [7]

Врачи сказали, что мне нужно оправиться после пережитого шока. Поэтому я лежу в палате уже сутки, хотя сам поставил себе более утешительный диагноз. Медсестра по имени Агнесс Клозе кормит меня пончиками-берлинерами, и она весьма хороша собой. Но прелестное лицо и голубые глаза лучше видеть самому, чем читать о них в моём письме. В свободное время я переводил статью из «национально-монархической» газеты Berliner Lokal-Anzeiger, полученной от Штольца.

Как пишет газета, некий солдат, находясь вечером на Бисмаркштрассе, услышал из-за угла голос. Этот голос (баритон) предлагал кому-то драгоценное украшение для «ношения в свободное от дежурств время». Другой голос (меццо-сопрано) отказался от презента. Вполне вероятно, что речь идёт об украшении из «клада». Но солдат не видел, кто это разговаривал, поскольку неизвестные варвары разбили фонари, расположенные вдоль Бисмаркштрассе. Фонарщик обнаружил, что фонари забиты углём, не позволяющим газу выходить наружу.

Также я получил информацию от медсестры. Молодая леди видела, как мимо клиники прошёл мужчина в цилиндре. Она говорит: «В палате было открыто окно, и я заметила, что от прохожего пахнет серой, как от дьявола. И он оставил за собой грязные следы. Как говорят у вас в Англии, это не по-джентльменски». Я поинтересовался, не было ли запаха пива или шнапса — этих национальных немецких напитков. Ответ был отрицательный.

Больше мне нечем поделиться с вами. Могу добавить только, что после пребывания в пешаварском госпитале мне уже не хочется находиться на стационарном лечении. Поэтому прошу вас приезжать поскорее.

В коридоре послышались шаги, раздался недовольный голос врача, и в палату неожиданно вошёл тот самый немецкий военный, который поделился со мной деньгами у таксофона. Но теперь в его руках была огромная железная труба, достававшая до потолка. На нём были те же плащ, островерхая каска, на бледном лице были тёмно-рыжие усы и ястребиный нос. Но когда он поправил плащ, под ним показались рукава гражданской одежды.

— Guten Abend, Frl. Klose. Guten Abend, Dr. Watson.

Немец, положив трубу в коридоре, сел на соседнюю койку и, не спросив разрешения, принялся читать моё письмо. Дочитав до конца, он беззвучно засмеялся.

— Ватсон, заметили ли вы, как это письмо напоминает ваши рассказы, где так заметно влияние художественной литературы? Вам обязательно хочется сообщить побольше подробностей и незначимых деталей. Так и в письме: некоторые из приведённых вами фактов можно было бы опустить без потери ценности информации. Поэтому в следующий раз отправляйте телеграмму!

Тут я понял, что передо мной сам Шерлок Холмс. Его лицо было загримировано. Нос был его собственный.

— Дорогой Холмс, это вы? Где же вы были? Как вы здесь оказались?

— Я с самого начала изменил свои намерения. Преподаватель химии выздоровел, а преподавателем анатомии я сделал доктора Вернера, которого вы, конечно, знаете. Поэтому мне можно было покинуть Англию, благо полиция ни о каких лондонских преступлениях пока не сообщила. Однако я не мог прибыть в Берлин в собственном облике. Благодаря моей обширной практике и вашей литературной деятельности обо мне знают и в Германии, что видно из упоминания в «Иллюстрейтед Лондон Ньюс» о немецких «знатоках». Поэтому я нахожусь здесь инкогнито, под видом немецкого солдата. Каска та самая, которую прислал кайзер, а плащ скрывает отсутствие немецкого мундира, который мне, увы, не удалось раздобыть. Солдат, о котором вы прочитали в газете, я и есть. Прошу извинить меня, но мне пришлось скрываться даже от вас. Вы могли совершенно случайно выдать меня.

— Но где вы взяли эту огромную трубу?

— На болоте, через которое ехал поезд. После похождений по Берлину я вышел на это самое болото. Там расположены несколько холмов, которые вы, вероятно, видели из окна вагона. Когда я подошёл к одному из них, передо мной неожиданно предстала труба. Она была врыта в бок холма и покрашена в цвет его поверхности и потому издалека была незаметна. Я попробовал расшатать её, и, как вы видите, попытка увенчалась успехом. У других холмов тоже оказались трубы, и незакреплёнными были все, кроме одной. Под ней определённо что-то скрывается. А другие трубы, вероятно, нужны для отвода глаз. Одну из них я и принёс для наглядности.

— Что же там скрывается, Холмс?

— Мне в этом деле ещё не всё ясно.

Мой друг достал часы, которые благодаря отсутствию мундира лежали в кармане.

— Кстати, уважаемый доктор, сейчас 7 часов вечера. Вы пробыли здесь час. Передышка закончилась, пора продолжать расследование. Я и без вашего письма узнал о смерти охранника, и даже успел провести экспертизу.

— Но я здоров или не здоров? Мне больше нечего тут делать? — спросил я медсестру.

— Да, доктор Ватсон.

— Позвольте представить нашего клиента, — сказал Холмс, встав перед фотографическим портретом кайзера, украшавшим стену палаты. Вильгельм был изображён на фоне купола Рейхстага, у него были загнутые вверх усы, высокомерный взгляд, мундир с эполетами и «Железным крестом».

— И что вы можете сказать о нём? — осведомился я.

— Он выглядит так, словно считает себя важной персоной, любит эффектные жесты и яркую внешность. Сами видите, какой он импозантный. Ещё я вижу у него короткую левую руку. Я заметил эту анатомическую особенность по очертаниям руки под рукавом. Например, она согнута не в том месте. Другим очевидным фактом является то, что он старается быть в центре внимания.

— Как вы это узнали, Холмс?

— Нет, фотография здесь ни при чём. Просто кайзер сообщил о краже сокровищ во все британские газеты, хотя можно было просто послать телеграмму или прислать своего представителя. Впрочем, я сам сказал, что пора продолжить расследование.

Мы пошли на обещанное Холмсом болото. На Бисмаркштрассе я убедился в том, что фонари действительно не горят.

— Фонарщик рассказывал, что фонари забиты углём, — начал рассказывать Холмс. — Впрочем, вы уже читали об этом. Но одна деталь не попала в газету. Я обнаружил, что этот уголь был пронизан порами и потому обладал способностью адсорбции. Именно поэтому газ не распространялся по улице. Такой разновидности угля мне ещё не приходилось видеть.

— Как вы нашли меня, Холмс?

— Элементарно. На месте происшествия остался ваш портсигар. Он выпал из кармана. Когда мы были в Девоншире, я понял, что вы залезли в моё убежище, когда увидел на тропинке сигарету с маркой «Брэдли. Оксфорд-стрит». Сейчас я таким же образом опознал портсигар. Далее, по следам на рельсах я понял, что трамвай резко затормозил. Ведь немецкие трамваи работают на электричестве и поэтому ездят со скоростью от 10 до 20 миль в час. И, наконец, я увидел рядом клинику.

— Но ведь вы не сразу пошли в клинику! Ведь портсигар не должен был так долго лежать посреди улицы. Любой человек поднял бы его. Как же вы бросили меня, Холмс?

— Я знал, что вы никуда не денетесь. Пока вы лежали в клинике, я исследовал лицо мёртвого охранника, упустившего сокровище. Его попытались усыпить губкой, пропитанной хлороформом. Его вдыхание в течение длительного времени чревато летальным исходом. Когда составлялся текст телеграммы, охранник был ещё жив, но без сознания. Поскольку хлороформ оставался в непосредственной близости от органа обоняния (его не смыли с лица, и к тому же он мог затечь в ноздри), после написания телеграммы охранника уже не было в живых. Вы говорите, это происшествие интересно с медицинской точки зрения.

— Да, Холмс, я помню, что этот способ был применён миссис Аделаидой Бартлетт, которая ввела хлороформ в горло больному мужу. Подсудимая произвела впечатление на публику красотой и величественным поведением, и ей вынесли вердикт «Невиновна».

— Я боюсь, Ватсон, что то, чем миссис Бартлетт произвела впечатление на публику — единственное, чем она вас интересует. Перейдём к делу. Для меня это происшествие интересно с точки зрения криминалистики, поскольку убить охранника можно было более тривиальным способом. Вспомните также Камберуэлльское дело об отравлении. Как видите, ничто не ново под луной. Теперь мы должны выяснить, кто из жителей Берлина оказался ещё хуже, чем Аделаида Бартлетт и мистер Эйнсуорт.

— Вполне вероятно, что преступник планировал лишь усыпить охранника, но перестарался.

— Необязательно. Я не обнаружил рядом с местом убийства следов того, на чём были увезены сокровища. Следовательно, их несли на руках. Преступники, если их было немного, не могли бы успеть унести все сокровища до того, как очнётся охранник. Предположим, что именно поэтому охранник был лишён жизни. В противном случае преступников было бы достаточно, чтобы унести сокровища за один приём, или у них был бы экипаж или автомобиль.

— В Берлине только один автомобиль, и на нём разъезжает Штольц!

— Из моих рассуждений следует, что мы не можем подозревать Штольца лишь на этих основаниях.

Перед этим разговором Шерлок Холмс взял в камере хранения наши чемоданы. По дороге на болото я нёс чемоданы, а Холмс нёс трубу.

Мы дошли до места назначения. На пригородном болоте, покрытом кочками, были уже упомянутые холмы. Действительно, на их склонах я разглядел трубы.

— Холмс, вы не забыли, какая труба не шатается?

— Не беспокойтесь, не забыл, — ответил мой друг, ставя вынутую трубу на место. — Только осторожно, не наделайте здесь лишних следов, чтобы не затруднить мою задачу!

Я благоразумно отошёл в сторону. Холмс достал из кармана часы.

— Итак, сейчас полвосьмого. Теперь мы можем посидеть на болоте и подождать события.

— Какие события?

— Например, кто-нибудь придёт к этим трубам. Если вы не возражаете, мы останемся здесь на ближайшее время.

Он стал осматривать кочки на болоте. Пройдя три кочки, Холмс нагнулся и поднял продолговатый футляр.

— Здесь одновременно побывали ваш почтальон и милая девушка из клиники. Это было поздно вечером.

Он произнёс эти слова с такой непоколебимой уверенностью, что я удивился. Что они делали тут так поздно? У них была прогулка при луне? Между прочим, немцы считаются романтичным народом.

Шерлок Холмс остановился и принюхался, почувствовав некий запах своим необыкновенно развитым обонянием.

— Вы чувствуете запах раствора йода? К сожалению, мне не понятно, откуда идёт этот запах. Ведь, насколько мне известно, болота обладают запахом брома, а вовсе не йода.

Я последовал его примеру и тоже почувствовал запах йода, известный врачам большинства специальностей. Мой друг тем временем посветил фонариком, ведь было довольно темно. В луче света появился блеск. Холмс шагнул вперёд, и луч осветил осколки стекла, покрытые тёмными пятнами.

— О, да это никотин!

— Никотин?

— Перед нами никотин в его чистом виде, — начал рассказывать знаток химии, оседлав любимого конька, — то есть бесцветная маслянистая жидкость, которая быстро темнеет на воздухе и хорошо растворяется в воде. Температура кипения 475 градусов Фаренгейта.

— Ясно, что это никотин. Вопрос лишь в том, что он делает в таком неподходящем месте.

Вскоре мы сидели у основания холма, стараясь ничем не выдавать своё присутствие. Холмс продолжал рассуждения.

— Обратили ли вы внимание на то, что берлинский почтальон разъезжает на самодвижущемся экипаже?

— Конечно, ведь у нас в Лондоне такого ещё нет. Да и электрический трамвай оставил у меня незабываемое впечатление.

— Да нет же, дело совсем в другом. Этот вид транспорта дорого стоит, а если Штольц богат, чтобы иметь автомашину, то почему он работает почтальоном? Здесь одно не сходится с другим. Вопрос в том, откуда у него автомобиль. Видели ли вы его сзади?

— Нет, не видел.

— А я ехал вместе с Fahrer des Automobils. Перед тем как сесть туда, я рассмотрел заднюю сторону автомобиля. Там изображён немецкий герб — чёрный орёл с геральдическим щитом на груди и с жёлтой короной над головой. В общем, на машине присутствует герб Германской империи, и, по-видимому, она принадлежала самому кайзеру, а может быть члену правительства или кому-то в этом роде. Далее, вы сами сказали, что, согласно визитной карточке, Эрнст Штольц — единственный почтальон Берлина. А Берлин — большой город. Поэтому ему и понадобилось самое современное средство транспорта, способное быстро доехать до любого дома. В омнибусе и трамвае есть и другие пассажиры, которым будет мешать передвижение транспортного средства по указам почтальона. Велосипед или роликовые коньки могли показаться ему тривиальными.

— Как я начинаю понимать, вы подозреваете почтальона.

— Если герру Штольцу понадобился самодвижущийся экипаж, то он выпросил его у кайзера, о чём говорит герб. Из разговора со Штольцом я узнал, что он побывал в Рейхстаге именно тогда, когда фон Шлиффен завёл разговор о «золоте Трои», а Вильгельм II вздумал устроить осмотр прямо там. Поэтому Штольц знал, что скоро рядом окажутся находки Шлимана. В отчёте вы сообщили о том, что написано на визитной карточке. Почтальон, подобно одному из наших политиков, оказался der Verehrer Homers. Далее вы писали о сообщении солдата, то есть меня, о том, что некто предлагал женщине «украшения для ношения в свободное от дежурств время». Штольц возил на автомобиле медсестру, больше никого. Их голоса, баритон и меццо-сопрано, соответствуют голосам людей из статьи в Berliner Lokal-Anzeiger. Der Verehrer Homers может обвешать фройляйн Клозе украшениями из «клада»…

— Зачем?

— Генрих Шлиман превратил жену-гречанку в археолога, она даже делала доклад в Британском Археологическом обществе. Я видел фотографию, где фрау Шлиман обвешана украшениями из «клада Приама».

Из вышеперечисленного я сделал вывод, что мы сейчас сидим на болоте для того, чтобы выследить почтальона, шофёра, похитителя музейных ценностей и убийцу охранника в одном лице. Но Холмс уже проанализировал другие обстоятельства нашего расследования, я же только догадывался. Но не буду рассказывать о них раньше времени. Оставалось непонятным лишь то, связан ли с этим делом человек, прошедший мимо клиники.

В 9 часов вечера на болото пришёл прилично одетый мужчина в сюртуке и цилиндре. Впечатление от его джентльменского вида портил только исходивший от него запах серы. В его руке была бутылка с прозрачной жидкостью.

— Если у немца в бутылке вода, то ему нужен медный купорос, — прошептал Холмс, выглядывая из-за холма.

Неизвестный немец подошёл к холму — как я вспомнил, к тому самому, где Холмс определил «нужную» трубу. Он осмотрелся по сторонам, убедившись в том, что рядом никого нет, достал из кармана ключ, протянул руку в траву и открыл дверь. Немец вошёл в холм, и дверь захлопнулась за ним. Изнутри послышался скрежет ключа.

Холмс вылез из-под плаща, подошёл к тому холму и протянул руку к траве. Он нащупал ручку от двери. Как это ни странно звучит, в этом холме была дверь, замаскированная приклеенной травой.

— По-моему, Ватсон, вам сейчас страшно интересно узнать, что там, внизу, находится.

— Как вы догадались, Холмс?

— Я уже заметил, что у вас дотошный характер. Ведь вы и в тот раз, в Девоншире, залезли в мою пещеру на дартмурских болотах. Причём, Ватсон, в ту пещеру вы зашли с револьвером. А сейчас у нас нет оружия, одна лишь немецкая каска для защиты головы. — Упомянув о сложности, Холмс перешёл к рассуждениям. — Во-первых, эта труба, очевидно, нужна для вентиляции подземного помещения. А сгиб на 180 градусов нужен, чтобы вовнутрь не попал дождь. Во-вторых, берлинец пошёл не к жилому дому, а под землю. В-третьих, сейчас, как вы сами понимаете, пора ложиться спать. И, в-четвёртых, этот неизвестный зевал во весь рот. Следовательно, он будет там спать. В таком случае мы сможем расследовать его жилище. Поэтому я тоже собираюсь спуститься туда и удовлетворить вашу смелость. Дайте, пожалуйста, свой стетоскоп.

Холмс приложил стетоскоп к основанию холма, чтобы услышать, когда начнётся храп. Напомню, у него чуткий слух, стетоскоп же значительно улучшит прослушивание.

— Герр N, как я слышу, заснул. У меня возникли подозрения, что это и есть тот пахнущий серой человек. Я заметил этот запашок.

— А вдруг в этом помещении немецкие студенты прячут оружие? — пришла мне в голову мысль.

— Студенты? Оружие? Какая тут связь?

— Немецкие студенты обожают устраивать студенческие дуэли. На шпагах. Студенты других стран тоже могут сражаться друг с другом, зато немцы в этом отношении просто чемпионы.

— Вы хотите сказать, что там находится секретная школа фехтовальщиков?

— У меня есть ещё одна версия. Вдруг этот холм вроде кургана, и в него залез археолог? Наверное, археологи что-то там нашли и теперь ведут секретные раскопки, скрывая там древнее золото и серебро. — Пока я думал об археологах, на меня нашло озарение. — Холмс, у меня есть другая версия! Похищение могли совершить археологи, конкуренты Шлимана!

— В таком случае напомните мне, жив ли Шлиман.

— Он скончался пять лет назад. — После этих слов моя версия безнадёжно устарела.

— Тогда откуда у него через пять лет после смерти взялись конкуренты?

Шерлок Холмс взялся тонкими, но сильными руками за косяк двери и с силой оторвал её от холма. Теперь можно было спускаться под землю, но чемоданы пришлось оставить на поверхности. Вероятность того, что на болото придут воры и унесут наши вещи, была крайне мала.

— Зачем нужно было запирать дверь на ключ, если сюда никто не придёт? Видимо, немцев недаром считают педантами.

Мы спустились по металлической лестнице, расположенной в вертикальном проходе, пока не попали в подземное помещение. Холмс, спускаясь, посмотрел вниз, и каска свалилась с головы, громко ударившись о твёрдую поверхность. Этот звук мог бы разбудить человека, особенно ночью. Но храп не прекратился.

— Я слышу, как храпят двое, — заметил Шерлок Холмс.

Я упоминал, что мой друг видит в темноте. Но мне нужно было освещение. Я увидел в свете фонарика, что Холмс показывает наверх. С потолка свисала электрическая лампочка. Рядом торчала согнутая под прямым углом труба, в отличие от надземной, узкая, сбоку от неё располагалось вентиляционное отверстие с пропеллером, который соединялся тросом с электродвигателем. В нашей стране всё это ещё не так распространено.

— Как мы видим, у немцев всё по последнему слову техники, — сделал вывод Холмс и снова надел каску.

Мы были на складе, где на полу стояли металлические баллоны с газами. Я вспомнил о периодической таблице химических элементов. Вокруг были жестяные ёмкости, консервные банки, пробирки, сосуды Дьюара и бидоны с химическими символами элементов и веществ. Всё это ничем не напоминало работу дуэлянтов или археологов. Сбоку была дверь в какое-то соседнее помещение.

— Подозрительные ёмкости, — прошептал мой друг, нахмурившись, когда стал читать формулы на ёмкостях. — Хлор, фосген, бертолетова соль, каменноугольный газ, горчичный газ…

В другом конце склада на полках блестело золото и медь. Это был «клад Приама»! На полках виднелись античные сосуды, украшения, и всё остальное, что было извлечено из-под холма Гиссарлык. Вид нашей цели так подействовал на меня, что я кинулся к полкам. Но от такого резкого движения опрокинулся стоявший передо мной сосуд. При падении он толкнул этажерку с пустыми колбами. В итоге резервуар, стоявший в середине помещения, упал на какую-то острую штуку, которая отсекла его верхнюю часть. К нашему ужасу, из резервуара начал выходить какой-то бесцветный газ. Холмс успел разглядеть надпись на резервуаре.

— Это закись азота, Ватсон! Веселящий газ! Дантисты использовали его до изобретения эфирной анестезии!

Куда делась наша британская сдержанность? Мы чуть ли не подняли панику, убегая от этого газа, способного привести в состояние, в котором мы не смогли бы вылезти наружу. Когда мы вылезали из лаборатории, Холмс успел заметить над лестницей деревянный блок. При этом вертикальный туннель был просторен, что позволяло в несколько приёмов спустить в него мешок с «кладом», если привязать его к верёвке, перекинутой через блок.

Чемоданы были оставлены на болоте, фонарик был оставлен под землёй. Мы побежали в город. Из-под земли донёсся чей-то недовольный немецкий голос, произнёсший несколько восклицательных предложений. Мне послышалось своё среднее имя Хэмиш. Мне было не совсем ясно, что там делает человек с британским, вернее, шотландским, именем. Но времени на раздумья не было.

В городе мы увидели на тёмной улице автомобиль, только теперь у него был поднят тент и зажжён фонарь. Мы с ходу запрыгнули в него.

— В полицейское управление! — скомандовал я.

— Позвольте представиться, Шерлок Холмс. Вы сегодня удивили доктора Ватсона.

— Так это был знаменитый английский писатель? А вы Шерлок Холмс?

— Да, сэр. А вы, как я понял, читали обо мне? И это вы предложили кайзеру обратиться ко мне за помощью?

Холмс заплатил ему за газету.

— Да, я читаю доктора Ватсона и поэтому предложил Его Величеству такое решение. — Вдруг он рассердился. — Будь проклят тот день, когда я впервые сел за руль этого… Что я, извозчик? То, что я возил на автомобиле медсестру с премиленьким личиком, ещё ладно, но потом я возил некоего Шварца, потом солдата, а теперь вас… Простите, ведь вы и есть тот солдат.

— Пожалуйста, опишите этого Шварца.

— Я точно помню, что от него пахнет каким-то газом.

— Понятно. У него обувь в болотной тине. И не газом он пахнет, а серой.

— Вы правы.

Мы доехали до полицейского управления и покинули почтальона. Начальник полиции дремал за столом. На скамьях спали четверо полицейских. Холмс деликатно постучал по столу. Полицмейстер поднял голову и посмотрел на нас сонными глазами.

— Клад Приама найден!

Полицмейстер нажал на кнопку электрического звонка. Полицейские проснулись. На их лицах было написано, что им было неохота вставать посреди ночи.

Шерлок Холмс повёл их на болото и продемонстрировал место, откуда он недавно убрал дверь. Один из полицейских разглядел вентиляционную трубу и понюхал воздух.

— Это веселящий газ! — произнёс он и, словно подтверждая свои слова, рассмеялся.

Из трубы слышался тихий шум — пропеллер выдувал газ в трубу. Полицейские начали спускаться вниз. Полицмейстер спустился последним, показав пальцем на участок.

Утром я проснулся в полицейском участке, прямо за столом. Холмс уже проснулся и сидел на скамье. Он уже переоделся. Наши вещи были здесь.

На полу были сложены археологические находки. Рядом двое немецких констеблей и полицмейстер держали за руку человека в ночной сорочке и ночном колпаке, который был пристегнут наручниками к другому. Вид их ступней явно свидетельствовал о том, что им пришлось босиком идти по болотистой местности. Странным было то, на лице у одного из них была резиновая маска с большими круглыми стёклами на глазах. Нос был скрыт под маской, а на месте рта был жестяной пятачок. Второй держал такую же маску в руках.

— Пожалуйста, снимите ваш Gasmaske, или как он у вас называется! — крикнул первому полицейский.

Немец снял с себя маску, и мы узнали того самого незнакомца, который был на болоте в 9 часов вечера. Второй был так похож на него, что его можно было посчитать братом.

— Это всё из-за того, Генрих, что ты вынудил меня помочь тебе украсть музейные ценности из-под носа у правительства! — недовольно сказал соседу немец с маской.

— А теперь объясните, зачем вам нужны такие опасные вещества, — проговорил полицмейстер сквозь зубы.

Мы не зря покинули родной Лондон. Совершенное преступление было гораздо серьёзнее кражи сокровищ Трои. Чтобы до конца понять сложившуюся ситуацию, мы вынуждены были отправиться в Берлинский суд земли.

— Начнём с одного из моих аргументов: герр Штольц якобы оказался поклонником Гомера, — объяснял Холмс, когда мы ехали в суд. — Но я пришёл к другому выводу, когда снова сел на сиденье автомобиля. Герр Штольц признался, что читает ваши рассказы, я же увидел визитную карточку своими глазами. Та версия была неверной, потому что вас подвело плохое качество печати. На карточке было написано не Verehrer Homers, а Verehrer Holmes!

— Так значит, герр Штольц не поклонник Гомера?

— Вы правы. А то, что он предложил фройляйн Клозе украшение, не имеет отношения к расследованию.

Когда я рассказал о своей мысли насчёт прогулки на болоте, Шерлок Холмс укоризненно покачал головой.

— Вы знаете, что я превыше всего ставлю холодный разум и в дедуктивном анализе всё оцениваю беспристрастно. Ни о какой прогулке при луне я не думал. Таких ассоциаций у меня не было, так как мои мысли заняты другими вещами. Fahrer сказал, что он отвозил медсестру на работу, и, следовательно, вечером он вёз её домой. По-видимому, в клинике оставалось мало пациентов, и на одной медсестре можно было сэкономить. То, что это была именно фройляйн Клозе, я понял со слов Штольца, который возил также и меня. Из-за того, что фонари не горели, а в машине фонаря не было, Штольц случайно заехал на болото. Там машина резко затормозила, и медсестра уронила несколько взятых с собою вещей, среди которых был футляр с баночкой йода, ватой и шприцем. Не знаю, вызвано ли это любовью к медицине, или же неведомыми нам особенностями женского разума, но медсестра взяла с собой эти вещи. Футляр упал в мелкую трясину между кочками, и поэтому она упустила его. Мне же посчастливилось его вытащить. — Холмс достал из кармана футляр, расписанный цветочками. — В этом футляре йод, вата и шприц, он так мило разукрашен, а на земле были следы женских туфель. Думаю, вам всё ясно. А с другой стороны были следы сапог. Потом эти люди сели обратно, развернули машину и поехали обратно в город.

— А почему фонари не горели?

— Вот тут, дорогой Ватсон, начинается самое интересное. Фонари разбил и заполнил углём тот самый Шварц, чтобы жильцы домов в западной части Берлина не видели, как он по вечерам идёт в свою болотную лабораторию. Именно там мы нашли украденное. Как мы убедились, там работает химик. Он убил охранника. И, боюсь, там изготавливают что-то опасное. Шварц нёс с собой серу, а на болоте была выкинута пробирка с никотином. Фосген, горчичный газ и каменноугольный газ (он используется в горелке) довольно ядовиты. То же можно сказать и о бертолетовой соли. Хлор комментариев не требует. Вы, вероятно, удивились, когда я сказал о медном купоросе. Это вещество состоит из меди, серы, кислорода и воды. Сера и вода у Шварца были с собой, а медь он мог добыть из античных ценностей. К сожалению, 1,1 драхма медного купороса при приёме внутрь приводит к смерти.

Мы с Холмсом расположились в зале суда. Я вооружился карандашом и блокнотом. Вещественные доказательства были в металлических сосудах, которые опасно было открывать. Немцы побоялись притащить их в зал суда.

Обвиняемыми были братья Шварц. Мы вынуждены были узнать страшную историю.

Братья Генрих и Фридрих остались без родителей, а впоследствии ещё и почти без денег. Они поселились в подземной химической лаборатории, существовавшей там со времён средневековья (по странному совпадению они были однофамильцами легендарного изобретателя пороха). Наверное, работавшие там алхимики не хотели раскрывать свою «тайну превращения элементов», иначе как объяснить, что они работали в таком скрытом месте? Братья-обвиняемые осовременили лабораторию, установив там электрическое освещение и перископ для наблюдения за поверхностью земли.

Эти наследники алхимиков проводили там эксперименты с отравляющими газами и другими отравляющими веществами в военных целях, собираясь впоследствии сообщить о своих разработках военным. Изобретенная ими маска для защиты от газа была основана на адсорбции, ради чего братья Шварц создали уголь с большой степенью этого физического явления.

Братья Шварц украли сокровища Трои из-за обыкновенной алчности, а также ради получения некоторых химических веществ. Они убили сторожа лошадиной дозой хлороформа, сделав это не перестаравшись, а намеренно. Фридрих признался, что Генрих вынудил его участвовать в краже, угрожая инъекцией диацетилморфина. А изобретение нового оружия спровоцировал печально известный изобретатель другого оружия.

— Скоро наступит двадцатый век, поэтому мы стремимся к прогрессу… — оправдывались братья Шварц. — Наш немецкий народ придумал безлошадный экипаж, порох, граммофон, электрический трамвай и т. д. А теперь мы изобрели химическое оружие, — добавил один из них. — Ведь знаменитый шведский промышленник изобрёл динамит, и теперь Германия обгонит Шведско-норвежскую унию.

— Как я понял, ваше изобретение нужно для войны, — ответил прокурор. — Но ведь шведский промышленник создал динамит совсем для другой цели!

Изобретатели удивлённо взглянули на него.

— Совершенно верно! — подтвердил Вильгельм. — Герр Нобель создал динамит для мирных целей. Он не хотел использовать своё изобретение как оружие. Но, когда динамит стал оружием, он решил сделать это оружие таким смертоносным, что война станет опасной для обеих сторон и потому бесполезной. Его цель — мир на всей Земле. Но вы-то изобрели свой газ именно для войны!

Здесь в судебный процесс вступил адвокат.

— Ваша честь, предоставьте слово защите. Вы имеете в виду, что цель оправдывает средства? — спросил он.

— Кто сказал, что цель оправдывает средства? Того, кто так сказал, я отправил в отставку!

— Господин прокурор, решение должен будет принять консилиум, — сказали присяжные.

— Введите консилиум! — прокричал прокурор.

В зал суда вошли шесть врачей и увели химиков. Вернувшись, врачи сообщили приговор, а точнее, диагноз: братья Шварц невменяемы, и их будут лечить, чтобы они не совершали такие кражи и не изобретали такие страшные вещи.

Затем судья показал присутствующим лист с текстом на немецком языке:

— А теперь мы должны ликвидировать то, что хотели сделать обвиняемые химики. Сейчас будет подписана «Die Deklaration über das Verbot der chemischen Waffen»!

— Декларация о запрете химического оружия, — перевёл Шерлок Холмс со словарём в руках. Эти слова ответили на последний оставшийся у меня вопрос. Мы слышали не имя Хэмиш, а прилагательное chemischen.

— Декларацию подпишут трое достойных… точнее, трое великих, — добавил Вильгельм, — и эти трое — я и двое англичан.

Мы торжественно подписали этот важный документ. Холмс повернулся ко мне.

— А теперь, дорогой Ватсон, можно отправиться домой и покушать яичницу с ветчиной от миссис Хадсон.

Заключение, написанное в XX веке

Изложим материал в соответствии с дедуктивным методом, то есть от частного к общему.

Во-первых, в 1899 году Вильгельм II посетил Великобританию, а потому не было особенно заметно, что он ненавидит нашу страну. Когда я решил опубликовать «Немецкую химию», кайзер прислал нам телеграмму:

ДР ВАТСОН ЗПТ НЕМЕЦКАЯ ЦЕНЗУРА ТРЕБУЕТ ВАМ ПОВРЕМЕНИТЬ ПУБЛИКАЦИЕЙ РАССКАЗА О ХОЛМСЕ ГЕРМАНИИ ТЧК КАЙЗЕР

Но что касается отношения кайзера к Британии, то Холмс об этом не думал. Со свойственной ему избирательностью памяти он лишь потом вспомнил, что когда-то немцы чеканили в Англии фальшивые деньги. Кроме того, виновником дела о втором пятне был именно кайзер. Сэр Трелони Хоуп подтвердил догадку Холмса о том, кто был автором письма, но в моём рассказе кайзер фигурировал как некий «иностранный монарх». Впоследствии личность автора письма удивительно быстро была забыта Холмсом.

Во-вторых, в 1914 году Германия недвусмысленно способствовала развязыванию Великой войны. За 2 дня до объявления войны Великобритании Холмсу пришлось иметь дело с немецким агентом фон Борком. Об этом написано в отдельном рассказе, который, надеюсь, уже известен читателю.

Когда фон Борка привезли в Скотланд-Ярд, он ехидно спросил Холмса, какие ещё дела, кроме упомянутых им, он расследовал в Германии. Ведь Холмс назвал два своих дела, имеющих отношение к Германии, но не договорил до конца.

— Девятнадцать лет назад я отправился в Германию на поиски «золота Трои». Результат расследования оказался совершенно непредвиденным, ведь в итоге были обнаружены изобретатели химического оружия. Конечно, вы слышали об этом деле, дорогой сэр?

Немец расхохотался.

— Ха! Вы, Шерлок Холмс, думаете, что если наш император лично запретил химическое оружие, а затем оно было запрещено на конференции в Гааге, то всё так однозначно? Вы не знаете нашу империю, а в двадцатом веке ваша Британская империя — ничто по сравнению с Германией!

То, что он нам выдал, можно изложить так. Вынесение приговора было инсценировано недостойными жрецами Фемиды перед нами и не подозревавшими об этом обвиняемыми. Кайзер решил применить химическое оружие в будущей войне. Ради этого он стал судьёй, нарушив конституционный принцип разделения властей. Тем самым он применил принцип «цель оправдывает средства», от которого сам же отрёкся.

Но Вильгельм и фон Борк недооценили Британскую империю. Ведь у Шерлока Холмса есть старший брат, который в то время состоял на службе у британского правительства. Он сообщил в Министерство иностранных дел, которое в ответ активизировало агентов МИ-6. Агенты переправились в Германию и совершили диверсию, ликвидировав большую часть химического оружия. К нашему глубокому сожалению, часть химического оружия сохранилась, и оно вошло в историю. Вдобавок к незавершённости этой операции, Шерлок Холмс находился в неведении почти двадцать лет.

Казалось, после революции в Германии можно будет опубликовать рассказ, обличающий Вильгельма Второго. Но, в-третьих, лично у меня остались неприятные воспоминания от встречи с электрическим трамваем и от неадекватного поведения в лаборатории. В-четвёртых, Холмс не желает, чтобы его приключения продолжали появляться в печати.

Суммируя вышесказанное, получаем результат. Пишущий эти строки не желает обнародовать эту историю при жизни себя и при жизни знаменитого детектива.

Примечание переводчика

Вымышленную историю с теми же персонажами, а также из-за чего Эрнст Штольц стал единственным почтальоном Берлина, и как красота Агнесс Клозе могла бы спасти мир, вы узнаете в альтернативно-исторической книге «Шерлок Холмс: прекрасный новый мир».

 

Шервудский мечтатель

В течение долгого времени оставался открытым вопрос, стоит ли рассказывать о событиях, произошедших в Ноттингемшире при прямом участии мистера Шерлока Холмса. Но я понимал, что если эти события будут преданы гласности в ближайшее время, гнев властей Ноттингема будет неизбежен. Многие из рассказов о расследованиях моего друга не могут быть опубликованы сразу после описанных в них событий, и тот, который я собираюсь изложить, не является исключением.

В тот августовский день Шерлок Холмс с закрытыми глазами полулежал в кресле, а я держал в руках книгу. Некий издатель объединил под одной обложкой короля Лира, Робина Гуда, Тристана и Изольду. Недостаток книги был только в том, что она получилась довольно толстая для того, чтобы ею было удобно пользоваться.

Раздался звонок. Холмс разомкнул веки и пошевелился.

— Интересно, какой гость к нам пожаловал? В последнее время Лестрейд часто бывает у нас, но память об апрельской ссоре ещё осталась.

Но в гостиную вошёл совершенно другой человек. Гладко выбритое лицо и светлые волосы делали его похожим на инспектора Грегсона, но одежда прямо указывала на его занятия. На нём были чёрная треуголка и красный камзол, с шеи свисала золотая цепь. Я не припомню случая, чтобы наш порог переступал лорд-мэр, поэтому Холмс оживился при виде такого гостя.

Незнакомец пошарил глазами по помещению. Холмс заговорил первым.

— Если я правильно понял, вы лорд-мэр Ноттингема, и в Шервудском лесу завёлся второй Робин Гуд. И именно по этой причине вы преодолели такое расстояние ради визита к нам.

Лицо лорд-мэра выразило удивление.

— Мистер Холмс, как вы могли… как вы могли об этом догадаться! Я ещё ничего такого не говорил, а в прессе об этом не писали!

— Вас выдали глаза. Я видел, что ваш взгляд задержался на обложке книги, что держит доктор Ватсон, после чего у вас приподнялась правая бровь. Вы неожиданно увидели то, из-за чего приехали. Теперь отберём возможные варианты. Даже если бы какой-нибудь король разделил собственную страну на части, ко мне пришли бы не вы, а, скорее всего, министр по европейским делам. История, аналогичная истории Тристана и Изольды, не имеет отношения к моей профессии. Остаётся Робин Гуд. Заметьте, что отправной точкой в моих рассуждениях была реакция на обложку книги. Этот способ, заключающийся в наблюдении за действиями человека, уже практиковался мной, и Ватсон должен был упомянуть его в своих очерках. А догадаться о городе, из которого вы приехали, теперь не составляет труда.

— Да, мистер Холмс. Я лорд-мэр Ноттингема Эрнест Гудвин. Рассказ об этом деле лучше выслушать на месте. Меня прислал к вам миллионер Арчибальд Черчилль. Меня связывают с ним дружеские отношения.

Холмс достал том энциклопедии на букву Ч.

— «Арчибальд Томас Спенсер Черчилль… потомок герцогов Белминстер… троюродный брат лорда Руперта Черчилля». Примечательно, что в наше время упадка аристократии член семьи Черчиллей покидает родной Бленхейский дворец и становится капиталистом. Если я не ошибаюсь, леди Трелони Хоуп также является дочерью герцога Белминстер. Точнее я не могу вспомнить. «Владелец миллионного состояния (с 1898), собранного путём спекуляции на мебели. Предприниматель (все предприятия в Ноттингеме), один из создателей фирм-монополий, владеющих промышленностью и банками (1900). Владеет небоскрёбом в Ноттингеме и виллой в Ноттингемшире». Да, занятная личность. Теперь приступаем к делу.

Поезд приехал в Ноттингем утром. Насколько мне известно, среди его достопримечательностей есть замок одинадцатого века, готический собор Сент-Мэри пятнадцатого века и классицистическая ратуша восемнадцатого века. Но я понятия не имел, пригодятся ли нам эти сведения. После прибытия мы пересели на экипаж и поехали к Шервудскому лесу, к югу от которого нас ждала палатка.

В палатке нас ждал Арчибальд Черчилль. Даже здесь, в палатке, и при летней погоде, на нём были чёрный фрак, лайковые перчатки и белоснежная манишка. Чёрные волосы были разделены пробором ровно пополам и смазаны макассаровым маслом, на лице он носил модные бакенбарды и шикарные усы, а в правом глазу был монокль, из-за которого мускулы перекашивали лицо, придавая ему брезгливое выражение.

Мы принялись за обед. Я обратился к миллионеру:

— У вас точно миллион фунтов стерлингов?

Черчилль покачал головой.

— Точное количество мне неизвестно. Но, к сожалению, у меня один миллион, а не два.

— Занимаетесь ли вы благотворительностью, сэр?

Собеседник мотнул головой.

— Теперь перейдём к интересующему нас предмету, — предложил Холмс. — Только не подслушают ли нас враги?

— Наша палатка не пропускает звук, — ответил миллионер.

Он закрыл вход в палатку, и мы оказались совсем изолированы от внешнего мира. Кроме того, стало совсем темно, но Гудвин включил фонарик.

— Я живу в Ноттингеме, — начал мистер Черчилль. — А моя вилла расположена между деревней Эдвинстоу и руинами Дворца Короля Джона. Между виллой и городом раскинулся Шервудский лес. Поэтому мне и моему частому гостю мистеру Гудвину приходится пересекать этот лес. В последнее время планируется провести автомобильную дорогу, исключительно для наших нужд. — Арчибальд Черчилль зажёг гаванскую сигару. — Но этот лес стал непроходим. В нём объявились бандиты. Те, кто видели их и вернулись из леса, утверждают, что эти люди в совершенстве умеют стрелять из стрелкового оружия и сражаться врукопашную. Да и из лука они стреляют, в наше-то время! Состоятельные люди нашего города, которые вынуждены были пересекать лес, лишились суммы в 10 000 фунтов стерлингов, прежде чем мы обратились к вам. Кроме того, один из наших богачей увидел, как его приятель погиб от их пули. А потом другой посетитель леса видел там могилу убитого. Да ещё с цветами. Представляете?

— Всё правильно, — объяснил Шерлок Холмс. — Ведь цель этих людей — не убивать, а грабить. Убийство не входило в их намерения. А их главарь — тот Робин Гуд, о котором сказал ваш друг.

— Да откуда он взялся, этот Робин Гуд, сейчас, во времена электричества, автомобилей, летательных аппаратов Лилиенталя и бремени белого человека! В последнее время не было ничего подобного.

— Говоря о Робине Гуде, я подразумеваю не героя баллад, а того, за кем мы сюда приехали, — ответил Холмс.

— Кстати, сейчас ведь ещё и времена Англо-бурской войны, — напомнил я. — Может, эти бандиты — буры?

— Эту версию ещё надо подтвердить. Но тогда почему буры стал грабить богачей?

Мой друг встал.

— Теперь я попросил бы вас, джентльмены, оставить нас с Ватсоном одних. Только впустите в палатку естественный свет.

Двое важных жителей Ноттингема ушли в свой город. Мы остались в палатке одни.

— Начнём расследование. Какую версию вы можете предложить, кроме бурских мстителей?

— Я подозреваю, что в Ноттингемшире завелись американские бандиты. Я слышал, что одного из бандитов Дикого Запада прозвали «американским Робином Гудом». Он грабил банки и поезда, но так как его уже нет в живых, оказаться в Шервудском лесу он никак не мог.

— То есть вы считаете, что эти бандиты перебрались на нашу землю и продолжили свои дела в Англии? Но ведь в Соединённых Штатах тоже есть богачи.

— Тогда, выходит, бандиты-американцы сбежали от преследования американской полиции. Наша полиция не так продвинута в деле сыска, и американцев может остановить лишь страх перед вашим именем. — В этот миг мне вспомнился сборник, который я читал перед приходом мистера Гудвина. — Может быть, мы сможем определить, кто там орудует, по первоисточнику? Я помню, что Робин произошёл из графского рода Хантингдонов. Среди его союзников были его возлюбленная Мэриан, отец Так, Маленький Джон…

— Ватсон, вы хотите сказать, что этот человек начитался книжек о Робине Гуде и стал его последователем, собрав точно такую же компанию? Эта версия несостоятельна. Я вижу иную параллель: лорд-мэр соответствует шерифу ноттингемскому, а миллионер соответствует принцу Джону. Но что нам известно о Шервудском лесе?

— В этом лесу есть Главный дуб, в своё время бывший резиденцией Робина Гуда. В настоящее время его ветви поддерживаются системой лесов.

— Отлично.

— Робин охотился на королевских оленей.

В палатку вошёл лорд-мэр.

— Вы говорите об оленях? Мистер Черчилль собрался монополизировать охоту на них. Но это в том случае, если место их расселения будет свободно от бандитов.

— Значит, нынешний Гуд добывает пищу тем, что охотится на герцогских оленей. Кстати, у вас нет последних выпусков газет?

— Мистер Черчилль собирал последние выпуски «Таймс».

— Великолепно! Принесите их нам, и мы займёмся расследованием.

— Вы будете анализировать газетные статьи? — спросил я Холмса.

— Да. Ведь мы слышали, что в последнее время, то есть за эти восемь веков после событий из баллад, ничего подобного в Ноттингемшире не происходило. По-видимому, ключ нужно искать в самых последних событиях.

— У меня есть одна версия. Как известно, именно в Ноттингемшире расположена знаменитая деревня Готэм. Это легендарная деревня мудрецов, на деле оказывающихся простаками. Может ли наш второй Робин быть родом из этой деревни?

— Вы говорите так, как будто на деле это и есть деревня мудрецов-простаков, но ведь это может быть лишь фольклорный образ.

— Но мы можем не читать газеты, а опросить местных бедняков. Ведь новый Робин Гуд тоже должен давать деньги беднякам, правильно?

— Если бедняки будут сообщать нам информацию, то с их стороны по отношению к хозяевам леса это будет предательством. Такая информация была бы получена несправедливым путём. А большую часть денег должны получать бедняки не Ноттингема, а окрестных деревень, особенно расположенных далеко от виллы миллионера. Тогда Черчилль узнает об этом далеко не сразу.

В палатку вернулся лорд-мэр с кипой газет. Холмс велел мне читать ему.

— В первую очередь, мы и без газет знаем, что в нынешнем году начался мировой экономический кризис. Его причина — создание монополий, прибравших к рукам банки и промышленность. Экономика оказалась в руках малого числа предпринимателей.

— Я не очень разбираюсь в этой теме.

— Ладно. Перейдём к самым последним событиям. 8 августа в Париже прошёл Второй Международный математический конгресс.

— И там выступал Джеймс Мориарти, профессор математики?

Я взглянул на Холмса в недоумении, не зная, как понимать его вопрос.

— Простите, но я не уловил вашу мысль.

— Правильно, Мориарти уже нет в живых. Но если его там нет, то к чему вы об этом говорите? Какое отношение имеет Математический конгресс в Париже к нашему расследованию?

Я понял, что выбрал не тот материал, и стал искать дальше.

— Здесь рассказывается о том, что неизвестный хулиган напугал ноттингемских телефонисток мышами, воспользовавшись извечной женской слабостью. Какая циничная выходка!

— Ещё того лучше.

— Житель Ноттингемшира по имени Фрэд Рескин хочет построить управляемый летательный аппарат тяжелее воздуха. Но научное сообщество ему не доверяет, так как потенциальный изобретатель — уроженец Готэма. Цитата: «И если уж три мудреца из этой деревни утонули, пустившись по морю в грозу, то чего ожидать от воздухоплавателя?»

— Конечно, этот изобретатель живёт в том графстве, где мы сейчас находимся, но он нам не нужен. Пожалуйста, продолжайте.

— В нынешнем году Уэллс написал роман «Любовь и мистер Льюишем». Признаюсь, не читал. Также была опубликована повесть «Трое на прогулке», которая описывает велосипедное путешествие уже знакомых нам троих друзей по Шварцвальду.

— Об этом пишут в газетах?

— Нет, но я читал эту повесть.

— Вас хлебом не корми, дай что-нибудь прочитать.

— Тогда послушайте самую последнюю новость. В настоящее время в Китае происходит подавление боксёрского восстания. Позавчера экспедиционный корпус из британцев, французов, немцев, австрийцев, американцев, итальянцев и японцев захватил Пекин. Императорский двор бежал в город Сиань.

— Не совсем понимаю. В каком смысле восстание «боксёрское»?

— Боксёрами у нас прозвали китайских повстанцев, прекрасно умеющих драться. Говорят, они боксируют не хуже вас, Холмс.

— Тогда какое отношение имеют китайские боксёры к нашему расследованию?

— Точно не знаю, но наш противник может оказаться китайцем.

— Эта ваша версия основана на фактах, имеющих к нам самое отдалённое отношение.

— Тогда рассмотрим то, что имеет к вам самое прямое отношение. В самом старом из этих выпусков пишут о прошлогоднем убийстве, связанном с шестью бюстами Наполеона. В его раскрытии принимали деятельное участие Шерлок Холмс и инспектор Лестрейд.

— Если бы наш великолепный грабитель имел какое-либо отношение к скульптуре и к той истории с гипсовыми Наполеонами, я бы взял на заметку это упоминание в газете. Но оно нам пока не нужно.

— В этой же газете, но в другом выпуске, написано о событии нынешнего года, о том самом неудачном расследовании, когда вы безуспешно пытались отыскать в Ричмонде украденные бриллианты, на место которых воры подкладывали фальшивки. По моему скромному мнению, не следовало бы разглагольствовать о расследовании, потерпевшем фиаско.

— Опыт этого расследования нам тоже не понадобится.

— В таком случае перейдём к Англо-бурской войне. Вы ведь слышали о «великом побеге» английского военного корреспондента из бурского плена?

— Ну и что же?

— А то, что этот Уинстон приходится сыном троюродному брату Арчибальда Черчилля. Благодаря своим приключениям на Кубе этот молодой человек курит гаванские сигары. Заметили ли вы, что курит миллионер?

— Ваши рассуждения слишком замысловаты. Арчибальд Черчилль живёт в Ноттингемшире, а не в Оксфордшире. Когда его родственник мог успеть приехать сюда и приучить миллионера к гаванским сигарам?

— В таком случае послушайте другое сообщение на тему нынешней войны.

«ПОСТУПОК ИНДИЙСКОГО БАРРИСТЕРА [18]

Как мы узнали, ещё в прошлом году живущий в Южной Африке индийский барристер М. К. Ганди занялся неожиданной для него деятельностью. Он принял участие в войне, создав индийские санитарные отряды. Самое главное то, что эти санитары действуют не на стороне буров, а на стороне англичан. Самым естественным объяснением кажется то, что индиец лоялен к своим господам и пытается помочь нашим солдатам в борьбе с непокорными бурами. Но недавно наши корреспонденты выяснили, что Ганди преследует другие цели. Он слепо верит, что действия индийских санитаров поднимут престиж индийцев в глазах англичан, и те облегчат своё бремя над ними. Кроме того, этот барристер мечтает о независимости Индии, что не принесёт нашему государству никакой пользы. К тому же в этой стране много нерешённых расовых и религиозных проблем, которые при независимости проявили бы себя в страшных формах…»

— Эта статья была написана в январе. Сейчас август. За это время индиец, сторонник независимости своей родины, мог перебраться к нам в метрополию и вместе со своей компанией приняться за месть.

Шерлок Холмс внимательно смотрел на разложенную у меня на коленях газету. Хмыкнув, он взял её в руки.

— Вы слишком поспешили с выводами. Если бы вы дочитали статью до конца, то поняли бы истинное положение вещей. Почему этого индийца не арестовывают? Да потому, что его считают неопасным. Далее написано, что он является противником насилия и планирует освободить Индию ненасильственным путём. Не знаю, возможно ли это. Но ясно, что к нашему главарю банды, нападающей на богачей с применением силы, этот ваш Ганди не имеет никакого отношения.

Я признал своё поражение. Холмс предложил мне погулять около палатки.

Когда я надышался воздухом, из леса вышел крестьянин. В руках он держал ведро вроде того, что стоит в палатке. К моему удивлению, крестьянин отправился прямо к палатке. Я стал догонять его.

— Что вам надо, сударь? Куда вы?

Незнакомец вошёл вовнутрь. Я бросился за ним, и только тогда, в полумраке, разглядел Холмса. Уже много раз бывало, что он подводил меня своим маскарадом, и я не знал, когда такая ситуация повторится в следующий раз.

— Вы в таком костюме побывали в логове Робина Гуда? Как же мы раньше до этого не додумались!

— Если бы мы осмелились совершить акт шпионажа вдвоём, то обитатели леса обратили бы внимание на наше любопытство, и особенно на ваше, Ватсон. Скорее всего, они не сводили бы с нас глаз, и нам было бы трудно всё там исследовать. Поэтому лучше посмотрите мою скромную добычу. Ведро для неё я взял здесь же, в палатке.

— Грибы? Зачем вы их набрали? Мы ведь можем перекусить и в другой раз. И вдруг они ядовитые?

— Да какие, к чёрту, грибы! — рассердился Холмс. — Они нужны мне для конспирации. Эти лесные жители намусорили, словно у них каждый день пикники.

С этими словами он вытащил из грибов какую-то бумагу. Она напоминала страницу газеты, но была сильно пожелтевшей. Холмс вооружился лупой.

— Начнём с заголовка. Он представляет собой иноязычное слово из восьми букв. С нашими, латинскими, буквами здесь совпадают только K и O. Также я вижу под ним какую-то строку. Под ней слова «vivos voco». Если это латинское выражение, то оно может быть одного корня со словом «вивисекция».

В палатке снова появился мистер Гудвин.

— Насколько мне известно, vivos voco на латыни означает «зову живых». Это слова из «Песни о колоколе» Шиллера.

Холмс сделал сосредоточенное лицо.

— Не знаю, поможет ли нам Шиллер. Ватсон, вы прочитали в газете множество последних событий, но разве вы не вспомнили тех, кто сегодня ненавидит богачей?

— Социалисты?

— Совершенно верно.

— Мне неудобно вам это говорить, Холмс, но я думал, вы не знаете про социалистов.

Холмс укоризненно покачал головой.

— Странная мысль. Вы преувеличиваете мою неосведомлённость в политике. А вот что вы знаете о нынешних социалистах?

— Кое-что вспомнил. Рассказывают, в нынешнем году был создан «Комитет рабочего представительства». Он должен способствовать избранию в парламент кандидатов от рабочих. «Комитет» претендует на то, чтобы считаться социалистической партией.

— Если это учесть, получается следующее. Этот человек является членом социалистической партии. Его мировоззрение оказалось столь радикальным, что он пошёл в Робины Гуды, чтобы продолжить его дело в условиях капитализма… Интересно! А не партизан ли он?

— Разве у нас есть партизаны? У буров они точно есть.

— Вот именно! Зачем на нашем острове партизаны, если наш противник, то есть буры, ещё не высадился у нас? Если буры захватят Англию, что возможно лишь в самом страшном сне, то партизаны будут им вредить. А так партизаны нам не нужны.

— Холмс, я нашёл в ваших рассуждениях один изъян. Да и я это упустил.

— Какой же?

— Эта партия, «Комитет рабочего представительства», действует по следующему принципу: «Так же как из пенсов складывается фунт стерлингов, на каком-то этапе данная сумма реформ даёт социалистический строй». Если короче, то речь идёт о реформизме. А реформисты не суть революционеры и не станут применять против капиталистов силу, а тем более партизанские методы.

Холмс достал из кармана часы.

— Времени хватит, — пробормотал он. — Ватсон, вы пока свободны. Мне надобно отлучиться в Ноттингем. Там мне понадобятся миллионер и телеграф.

Когда Холмс ушёл, я остался в палатке и прилёг на кушетку. Я решил не тратить время зря и достал бумагу, начав записывать сегодняшние события и восстанавливать в памяти диалоги. В 7 часов 10 минут — я это точно зафиксировал, имея часы перед глазами — Холмс вернулся из города. Войдя в палатку, он выложил передо мной большую кучу телеграмм.

— Что вы мне принесли? — поразился я, увидев столько бумаги. — Это нам поможет?

— Да, — ответил он, посмеиваясь. — Арчибальд Черчилль профинансировал меня, заплатив малой толикой своих денег за телеграммы. По моей просьбе Майкрофт Холмс собрал информацию обо всех членах Фабианского общества, состоявших в нём в недавнее время.

— Социал-реформистского общества?

— Да, дорогой Ватсон. По моему мнению, наш новый Робин перестал быть членом этого общества. Ещё до нашего отбытия из Лондона я нашёл Фабианское общество в энциклопедии. Оно основано в 1884 году. В нынешнем году Общество вошло в состав «Комитета рабочего представительства». А теперь внимательно прочитайте телеграммы. В них записаны имена фабианцев и их особенности.

— Интересное дело! — ответил я, изучая досье на фабианцев. — Среди них есть двое японцев, владеющих борьбой «барицу».

— Это имеет значение.

— Также там были пятнадцать партизан. И один из них мастерски владеет стрельбой из лука.

— Отлично!

— Его зовут Оскар Ньюнс.

Шерлок Холмс прочитал имена остальных партизан.

— Теперь остаётся сделать последний шаг. Я понял всё, кроме одного, и теперь считаю, что мы вправе…

С этими словами он вышел из палатки.

— Надеюсь, наши знакомые из Ноттингема выполнят мою просьбу не беспокоить меня.

Я тоже вышел, но не обнаружил своего друга. Прошло десять минут, и из леса сверкнул фонарик.

— Ватсон, сначала убедитесь, что вас никто не видит, и после этого пойдите за мной.

Я вступил в Шервудский лес. Холмс повёл меня по дорожке в самую глубь.

— Теперь я могу выложить перед обитателями леса мои рассуждения и проверить их истинность или ложность. Надеясь, я всё понял правильно, тогда меня не выставят как сыщика-самозванца.

Мы дошли до Главного дуба. Действительно, его ветви поддерживались лесами, но теперь леса были сплетены верёвками, став таким образом стенами жилища.

В импровизированном доме была самодельная мебель, на столе стояла спиртовка, а на стенах были развешаны ружья, луки и колчан со стрелами. У входа нас поджидало двое молодцов в военной форме. За столом сидел высокий мужчина, на его гладком лице были светлые армейские усы и проницательные глаза, подозрительно оглядывавшие нас. Когда он понял, что мы и есть знаменитый сыщик и его помощник, его лицо просветлело.

Он встал во весь рост и представился:

— Товарищ Оскар Ньюнс, — после этого он счёл нужным пояснить, — «товарищ» это обращение в социалистических обществах.

Он пожал нам руку.

— Наш девиз следующий: «Робин Гуд умер, но дело его живёт!».

— Если он умер, то существовал. Вы уверены в этом? — осведомился я.

— Теперь это уже не имеет значения.

— Обещаю, что не нанесу вам вреда — ни своими руками, ни руками полиции, — обещал Шерлок Холмс.

— Я рад, очень рад, что у нас есть хоть какой-то единомышленник, — вздохнул Ньюнс. — Теперь выслушайте мою биографию. Родился я в Ноттингемшире, в деревне Готэм…

— Вот как! Ватсон всё-таки оказался прав. Он ведь предполагал, что вы родом из Готэма.

— Да, доктор Ватсон, вы правы. Не ожидал от вас такого попадания в цель. Слушайте дальше. Впрочем, мою жизнь до 35 лет мне рассказывать необязательно, так как ничего интересного вы там не увидите. Когда мне исполнилось 35 лет, то есть 4 года назад, я пошёл в рабочие. А рабочие, как вы знаете, склонны к социализму и не испытывают симпатии к капиталистам. С этим учением, то есть социализмом, я познакомился благодаря русским.

Холмс достал из кармана найденную им страницу.

— Я знал кириллицу, но успел её забыть. Но что это за газета?

— Отличная находка! Наш солдат рассказывал о грибнике, который собирал грибы в нашем лесу, и счёл подозрительным, что тот забрал с собой старый газетный лист, обронённый нами.

— Так объясните нам, что за газета была у вас.

— Среди моих подчинённых есть те, кто стали социалистами ещё раньше меня. Они — последователи Герцена. Так звали российского революционера и писателя. В Лондоне он основал Вольную русскую типографию. Там печатались листки, брошюры, журнал, но речь идёт не о них. Речь идёт о газете «Колокол». Именно так переводится русское слово в заголовке. «Vivos voco» означает «зову живых».

— Я знаю.

— Так вот, в этой газете Герцен обличал российский абсолютизм и требовал освобождения крестьян с землей. Но абсолютизма у нас уже нет, а европейское крепостное право не имело признаков рабства, как в России. Однако именно он, а точнее, его английские последователи, как бы разбудили меня. Мы тщательно сохранили выпуски «Колокола», выходившие до 1867 года, но умудрились намусорить ими, вот благодаря этому вы и нашли один образчик.

— Но это было 4 года назад, мистер Ньюнс, — отозвался Холмс. — Вы же начали свою деятельность только в этом году.

— Как социалист, я со своими товарищами вступил в Фабианское общество. Мы сделали это потому, что это оно состоит из социалистов. Но мы допустили промах. Только потом выяснилось, что эти члены этого Общества — реформисты. Мы-то понимали, что реформы не исправят капиталистов. К тому времени мы пришли к идее вернуться в Ноттингемшир и поселиться в этом самом лесу. Такое решение мы смогли принять только благодаря мистеру Гуду, который был средневековым социалистом. Среди фабианцев были эти пятнадцать партизан, которым было не по душе воевать с бурами. И там как раз были японцы, владеющие своей национальной борьбой. Только это не дзю-дзюцу, а баритсу.

— Знаю. Я сам, как вам наверняка известно, владею методами этой борьбы.

— Я, в свою очередь, умею стрелять из лука. Это умение понадобится, когда у нас закончатся порох и патроны, но оно годится и сейчас. Вы, мистер Холмс, спросили, почему именно в нынешнем году мы перешли к делу. Катализатором стал тот факт, что в нынешнем году фабианцы вошли в «Комитет рабочего представительства». Этот «Комитет» состоит сплошь из реформистов, которые сидят сложа руки и никак не помогут нашему робин-гудовскому делу. Это стало последней каплей. Наша компания не пришла на заседание Фабианского общества, поскольку мы сбежали сюда, где вы нас сейчас видите. Наши бывшие коллеги, вероятно, не подозревают, что мы и есть бандиты из Шервудского леса, так как по-прежнему считают нас реформистами. Неясно, правда, как они объяснили наш уход. Но в то же время, в отличие от Герцена, мы не являемся социалистами полностью. Мы не собираемся свергать королевскую власть, поскольку она никому не мешает, и вовсе не считаем религию «опиумом народа». Мы всего лишь считаем, что у богачей всё нужно отнять и поделить. А капиталисты считают, что у бедных нужно всё отнять и поделить. Dixi! Я всё сказал!

Холмс слушал его с дремлющим видом, но после окончания речи открыл глаза.

— Мистер Ньюнс всё рассказал так, что мне нечего добавить. В общем же, так бывает в исключительных случаях. «Преступник», деяние которого я расследую — на самом деле не преступник, а человек, действующий из высоких идейных соображений. Ватсон, неужели вы думали, что я приехал в такую даль для того, чтобы арестовать этого молодца? Как вам известно, я неохотно берусь за расследования для знатных и богатых. Но сюда же я приехал, чтобы узнать о своём единомышленнике, которому я сочувствую, в отличие от полицейских властей. Его цель благородна. А вот хлыщ Арчибальд Черчилль оказался хуже, чем мы думали.

— Холмс, как вы это выяснили? Мы ведь только познакомились с ним. Он показался мне благородным человеком.

— Это окажется очень простым, если вы вспомните то, что слышали сегодня. В первую очередь, этот миллионер сожалеет о том, что у него один миллион, а не два. Настоящая алчность, вы не находите? А как он накопил своё состояние? Авторы энциклопедии не постеснялись написать, что герцог сколотил состояние спекуляциями мебелью. Спекуляция — не такой уж праведный способ делать деньги. Несмотря на такое количество денег, он не филантроп и не занимается благотворительностью. Знает ли миллионер, что как бы он ни был хитер, он не проведёт верблюда сквозь игольное ушко? Черчилль и Гудвин планируют построить автомобильное шоссе, но «исключительно для их нужд». То есть они будут ездить из Ноттингема на виллу и обратно, а простому народу прокладка дороги ничего не даст. Помните ли вы про оленей?

— Кажется, миллионер обещал монополизировать охоту на оленей.

— Вот именно, Ватсон! Капиталисты-монополисты монополизируют отрасли промышленности, но этот молодчик додумался монополизировать охоту на оленей. Тогда людям пришлось бы обходиться без оленьего мяса, но это вряд ли понравилось бы им. Следующий вывод, дорогой Ватсон, следует из того, что вы сами прочитали в газете.

— Вообще не представляю, какой вывод вы сделали. Вы сами говорили, что я предоставлял вам не ту информацию.

— Зато в самом начале вы попали в цель! Я успел прочитать в энциклопедии, что мистер Черчилль является одним из создателей монополий, прибравших к рукам банки и промышленность. А в газете вы прочли именно то, что экономический кризис произошёл из-за создателей тех самых монополий.

— Так значит, он виноват…

— Не спешите возлагать на него всю вину. И в других странах есть такие личности, и все вместе взятые они натворили такое дело. Однако наш знакомый тоже внёс свою лепту. По-настоящему благороден не он, а Оскар Ньюнс.

Холмс закончил очернять нашего недавнего знакомого, производившего впечатление безупречного человека, и обратился к новому герою и его сообщникам.

— Только не думайте, что ваша цель оправдывает любые средства. Как защитник закона, я не смогу простить вам убийства. Даже миллионеры являются людьми, и они должны жить. Но они должны жить, не будучи миллионерами. Поэтому не убивайте, но по мере сил очищайте карманы тех, кто бездумно копит свои финансы. — Холмс помахал им рукой. — Прощайте. Пока миллионер со своим другом лорд-мэром не вернулись, мы возвратимся в родной Лондон. А вы продолжайте своё святое дело.

Прошло уже четыре с половиной месяца, как мы вернулись на Бейкер-стрит. Оскар Ньюнс, которого Холмс назвал «шервудским мечтателем», по-прежнему жил в лесу. У меня однажды возник вопрос о том, отмечает ли Ньюнс Рождество, да и вообще, как он и его воины живут в лесу зимой, в жилище под ветвями Главного дуба, а не в уютном домике. Словно в ответ на этот вопрос, мы узнали о «Рождественской мести». С театра военных действий были вызваны корпуса солдат, которые с оружием в руках захватили Шервудский лес. Запрет Холмса на смертоубийства сыграл злую шутку. Часть социалистов-партизан погибла, а остальные угодили в тюрьму. Шоссе для двух человек было построено, охота стала монополизированной. Арчибальд Черчилль, мистер Гудвин, да и всё население Ноттингема, затаили на моего друга и на меня смертельную обиду, и я пока не могу рассказать читающей публике о том, как легко было оправдать Холмса. И он, проявив мировоззрение социалиста, по-прежнему полагает, что поступил правильно.

 

Инцидент в Гааге

Описывая мои скромные подвиги в рассказах и повестях, доктор Ватсон часто упоминает расследования, которые не имеют прямого отношения к описываемому делу, но были упомянуты в наших разговорах. Многие из них до сих пор не опубликованы. Причина заключается не только в захоронении в архивах множества забытых моим другом бумаг, но и в необходимости сохранять тайну. Последнее есть причина моего молчания о расследовании, о котором я намереваюсь рассказать.

В «Скандале в Богемии» (ошибочно датированном не 20 марта 1889 года, а 20 марта 1888 года, наряду с хронологическими ошибками в других рассказах: вероятно, после женитьбы Ватсон всё-таки потерял ясность рассудка), упомянуто моё расследование в Голландии. В «Установлении личности» содержится следующий факт: когда мы сидели у камина и говорили о натурализме в полицейских отчётах и о содержании газет, Ватсон увидел на моём пальце кольцо с бриллиантом. На вопрос, откуда кольцо, я ответил, что это подарок голландской королевской фамилии, но в этом случае я не могу довериться даже своему биографу. Теперь пора рассказать точнее. В эту историю был посвящён лишь узкий круг лиц. Я не мог рассказать об этой истории даже Ватсону потому, что были живы её участники, а это дело могло нанести клеймо позора на голландскую монархию. Поэтому мне придётся самому рассказывать о голландском инциденте и снова становится собственным историографом.

В самом конце зимы 1889 года я долго не виделся с Ватсоном и заканчивал исследование, о котором я расскажу в своё время. После окончания научной работы скука начала одолевать меня. Поэтому, когда 1 марта пришли незваные гости, я понадеялся на интересную задачу. Пришли они довольно неожиданно, так как было уже 10 часов вечера.

Посетителями были молодая женщина лет тридцати и высокий седой старик, которого она поддерживала за руку. На ней было простое белое платье, на старике был аккуратный чёрный сюртук. Ничто не выдавало их происхождения. Будь рядом Ватсон, он непременно решил бы, что перед ним отец и дочь. Но я знал, что это вовсе не так. Он преувеличил моё незнание политики, что не соответствовало содержанию его же очерков, но иначе как я мог опознать в мнимом графе фон Крамме короля Богемии? Вот и в тот раз я порылся в мозговом чердаке и понял, что передо мной король Виллем Пауль Мауритц Георг, великий герцог Люксембургский, герцог Лимбургский и королева Паулина, принцесса Вальдек-Пирмонтская.

Я обратился к королю:

— Я весь во внимании, Ваше Величество. Судя по недоумённому выражению вашего лица, вы сами не понимаете, что у вас произошло.

— Вы правы, мейнхеер Холмс, — ответила королева. — Мы плыли в Лондон 10 часов, но наши лица по-прежнему выражают недоумение. Виллем не хотел отпускать меня одну, а я не могла отпустить его ввиду его почтенного возраста и плохого здоровья. Но ведь вы предпочитаете принимать клиентов на дому, не так ли?

— Я бы хотел поскорее услышать подробности вашего дела.

— Вам, вероятно, известен состав нашей семьи. Если нет, то я напомню. Наши сыновья — Виллем Николаас Фредерик Лодевейк Пауль Александер и Виллем Бернард Георг Хендрик Мауритц. Принцессы — Вильгельмина Паулина Мария Юлиана и Беатрикс Эмма Кристина Луиза. Кратко их зовут Виллем, Бернард, Паулина и Беатрикс. Паулина является наследницей.

Из Парижа в Гаагу приехал товарный поезд, в одном из вагонов которого были драгоценные сувениры для королевской фамилии: часы, портсигары, ювелирные изделия от одной старой фирмы. Дело в том, что сегодня у Виллема день рождения. Но фирма проявила щедрость, решив сделать подарки и его родным.

Королева Паулина сидела в кресле, тяжело дыша, приложив руку к груди. Было видно, что спокойное повествование даётся ей нелегко.

— Когда железнодорожные служащие на станции ван де Стаатсспоорвег стали открывать вагон, в нём прогремел взрыв. Вагон был разнесён вдребезги, а люди, находившиеся вокруг, погибли. Наша семья находится в состоянии страха, ведь это мог быть результат деятельности каких-нибудь террористов или анархистов, а может быть, сумасшедший решил уничтожить содержимое вагона. В чём дело, мы так и не выяснили.

— Подробнее мы расскажем в дороге. Не понадобится ли нам присутствие доктора Ватсона? — спросил Виллем Третий.

— Нет, Ваше Величество, его вовсе необязательно отрывать от работы. Если понадобится, я сам всё ему поведаю.

Мы сели на пароход и отправились в Гаагу. Плавание началось с того, что я лёг спать, ведь было уже довольно поздно. Приплыли мы в 8 часов утра, и рано проснувшись (старый король ещё спал), я успел задать вопрос королеве.

— Так от какой же фирмы были сувениры?

— Сначала ответьте на мой вопрос. Слышали ли вы о ювелирной фирме Фаберже?

— Я знаю, что это французская фамилия.

— История этой семьи началась в семнадцатом веке. Она покинула пределы Франции из-за религиозных преследований. Первоначальная фамилия была Фаври. На рубеже девятнадцатого века предок Франсуа Фаберже обосновался в Ливонии. Через сорок лет отец Франсуа Фаберже открыл ювелирный магазин в фешенебельном центре Санкт-Петербурга. С 1885 года начала создаваться серия «яиц Фаберже», предназначенных для российской императорской фамилии и частных покупателей из Санкт-Петербурга. Яйца богато инструктированы и обязательно содержат какую-нибудь интересную начинку, часто это миниатюры с портретами того, кому предназначается яйцо, и членов его семьи. В России создано 5 яиц.

— У меня два вопроса. Если «яйца Фаберже» создаются для российской императорской семьи, то какое они имеют отношение к вашей истории?

— Дело в том, что Франсуа Фаберже в настоящее время проживает на родине своих предков. Поэтому он решил порадовать нашу семью. И вот вам результат. Не радость, а страх и недоумение.

— Теперь извольте выслушать второй вопрос. Почему фирма Фаберже создаёт именно яйца?

Мой вопрос поставил королеву в тупик.

— Не знаю, но может быть это связано с национальными русскими традициями? Погодите, у меня есть одна версия. Возможно, продукция этой фирмы символизирует пасхальные яйца.

— Но ведь в этом году Пасха будет отмечаться 21 апреля!

— Франсуа Фаберже мог ошибиться, ведь он долго прожил в России. В России Пасху вычисляют не по григорианским, а по юлианским пасхалиям. Кроме того, российский календарь не совпадает с нашим.

— К сожалению, ваша версия неверна. Во-первых, насколько мне известно, российский календарь отстаёт от нашего на 12 дней. Во-вторых, даже в России Пасха не может быть ни в феврале, ни в четверг.

Оставшееся до прибытия в порт время я потратил на знакомство с голландскими обычаями, многие из которых по оригинальности не уступают английским. Кроме того, я выучил, что мистер у голландцев мейнхеер, миссис — мевроу, а мисс — юфроу или йонгфроу, и это напоминает немецкие слова. Меня заинтересовал тот факт, что замужнюю женщину из низших слоёв населения голландцы называют вовсе не мевроу, а юфроу. Странным было также то, что хотя монарх проживает в Гааге, и там же находятся правительство и парламент, столицей считается Амстердам, и это в силу традиции.

Прибыв в Гаагу, мы отправились во дворец Ноордэйндэ. Пока у меня было свободное время, я рассматривал портреты на стенах, хотя Ватсон утверждает, что я ничего не понимаю в живописи. Вскоре меня познакомили с королевской фамилией. В первую очередь я изучил их внешность. Принц Виллем — кареглазый шатен. Принцесса Вильгельмина — голубоглазая шатенка. Принцесса Беатрикс — голубоглазая блондинка. Черты их лиц не заинтересовали меня, поскольку различались очень мало.

— У вас должен быть ещё один сын, — заметил я.

— Б-Бернард отсутствует, — произнёс король. — Он учился на врача, и у него началась практика в больнице Броново. Недавно он уехал за пределы столицы и сейчас практикует в других городах Нидерландов. Также Бернард планирует стать лейб-медиком. Согласитесь, принца-меестера найти очень нелегко. Кроме того, у него имеются актёрские способности и хорошее знание механики.

— Виллем Бернард Георг Хендрик Мауритц — блондин с карими глазами?

— Совершенно верно, мейнхеер Холмс, но как вы об этом узнали?

— Об этом я расскажу, когда будем подводить итоги. Сначала мне необходима дополнительная информация. Когда приехал поезд?

— Поезд приехал в без десяти двенадцать. Сувениры должны были быть вручены ровно в двенадцать.

— Откуда такая точность, Ваше Величество?

— Подайте мне расписание, — велел король придворному.

Придворный вручил ему лист.

— Как известно, l’exatitude est la politesse des rois. Я ввёл во дворце строгое расписание. В связи с прибытием поезда с сувенирами в расписание вчерашнего дня был введён дополнительный пункт, то есть принятие подарков в двенадцать часов. Подарки мы не получили, но сразу после наступления этого времени мы отправились за вами.

— Такого у нас ещё не было! — воскликнула королева. — Мой супруг ещё не пугался так сильно! В прошлый раз мой супруг был напуган, когда женился на мне. Он узнал, что хотя мои родители из Вальдек-Пирмонта, мой отец страдает дальтонизмом. Виллем боялся, что у меня этот же дефект зрения, и что этот дефект зрения будет и у наших детей. Но, к счастью, было подтверждено, что у меня его нет, и у наших детей его тоже не оказалось. А правда ли, мейнхеер Холмс, что термин «дальтонизм» пришёл из Великобритании?

— Да, это действительно так.

Король только головой покачал, слушая это пустословие. После этого я, к удивлению голландцев, изобразил на листке бумаги непонятную им схему, о которой пойдёт речь позже.

— Теперь я должен обследовать остатки содержимого вагона, если там что-то осталось.

Меня отвели на станцию ванн де Стаатсспоорвег. Между двумя вагонами были жалкие остатки того, в чём везли сувениры. От сувениров тоже остались одни осколки. В них едва можно было узнать часы, портсигары, инструктированные яйца и прочие вещицы. От яиц Фаберже остались осколки «скорлупы», по которым с помощью измерений и вычислений можно было определить их размеры в состоянии целостности, хотя всё же от многих из них остались просто крошки.

Где же могло находиться взрывное устройство, способное разнести на куски вагон? Судя по количеству остатков сувениров, ему не оставалось места в вагоне, заполненном этими сувенирами. Дальше нужно было узнать, что это за взрывчатка. Нитроглицерин взрывается от удара и тряски, т. е. в рассматриваемых условиях железной дороги, но тогда он должен был взорваться гораздо раньше. Но если пропитать нитроглицерин кизельгуром — сухим илом, получится динамит. Он вполне мог быть использован в этом вагоне. Для его зажигания используется бикфордов шнур, но если бикфордов шнур был рассчитан на путь от Парижа до Гааги, то его длина должна быть колоссальной, и ему тоже нужно место в вагоне.

Среди всех этих остатков обнаружилась жестяная коробочка, не пострадавшая от взрыва. Её скромный вид говорил о том, что это не был подарок. Я открыл её и издал восклицание, выражавшее удивление. Положив коробочку в карман, я отправился к принцу Виллему, который согласился говорить со мной вместо отца.

— Что вам известно о Франсуа Фаберже, Ваше Высочество?

— Боюсь, я мало что могу рассказать о нём, ведь он долго прожил в России и сравнительно недавно вернулся во Францию. Я, живущий в Нидерландах, не видел его и даже не знаю в лицо. Я согласен с вами, что нельзя строить гипотезы, не имея фактов.

— Очень жаль.

— Зато я слышал о его помощнике.

— Чем же известен помощник Франсуа Фаберже, что о нём известно даже в Нидерландах?

— Ювелир узнал о своём будущем помощнике ещё до того, как вернулся во Францию. Помощник участвовал в создании сувениров, взяв на себя часть работы. Но он больше известен тем, что сразу же угодил в историю. Этот помощник получил пощёчину.

— Чем же он её заслужил?

— Он обидел жену какого-то рабочего, назвав её не мадам, а мадемуазель. Вероятно, помощник Фаберже не слишком силён во французском языке, если он не француз. Но согласно имеющейся информации о происшествии, он знал, что перед ним замужняя женщина. Во всяком случае, из-за этой истории о нём стали рассказывать сплетни, дошедшие до нашей страны, но этим сплетням не стоит безоговорочно доверять. Впрочем, он известен также в связи с другой известной личностью. В Париже живёт художник-пуантилист Мишель Дорлеак. В последнее время он в основном занят рисованием яблонь, но в его работах есть и другие темы, к примеру, пейзажи и панорамы французских городов. В Нидерландах о нём также известно, картины Дорлеака даже демонстрировались на выставках и в нашей стране, и в Бельгии. Месье Дорлеак приглашал помощника ювелира на Монмартр и уговаривал помочь ему с рисованием яблонь, но тот отказался. Хотя говорят, что времени на рисование было предостаточно, ведь работа над шедеврами Фаберже уже закончилась.

— Ваша семья интересуется живописью?

— О да, мой отец интересуется новыми картинами. Кстати, у меня возникла интересная мысль. Безумец способен на многое, может даже на взрыв вагона с подарками для королевской семьи. И потому, когда речь зашла о художнике, мне на ум пришёл самый известный из сумасшедших голландцев. Его зовут Винсент Ван Гог.

— Он сумасшедший художник?

— Да, и говорят, что его психическое состояние отразилось на его бездарных и примитивных картинах. В прошлом году Ван Гог жил в Арле. Во время пребывания там (если точнее, то 23 декабря) он отличился, отрезав себе мочку левого уха. Никто другой не додумался бы до такой выходки.

— И куда же он дел мочку левого уха?

— Подробности мне неизвестны. Одному Богу известно, куда он её дел.

— В таком случае взгляните на мою находку.

Я достал найденную мной коробочку и извлёк из неё мочку левого уха.

— Что это?! Откуда вы это взяли?!

— Коробочка с этакой штукой лежала среди остатков содержимого вагона.

— Но если я правильно сказал о безумце, то неужели этот взрыв устроил сумасшедший Ван Гог?

— Эту возможность нельзя исключать.

— Да только вот вероятно, что эту возможность придётся исключить, мейнхеер Холмс. Я только что вспомнил ещё одну версию событий в Арле. Вполне вероятно, что это сделал другой художник, Поль Гоген.

— Многовато художников для одного расследования.

— Существует иная версия: на самом деле Гоген поссорился с Ван Гогом и в результате отсёк ему ухо рапирой.

— Но ведь он не мог отсечь рапирой только мочку уха. Как мы видим, мочка отсечена в горизонтальной плоскости, то есть в плоскости, перпендикулярной боковой поверхности головы. Если это сделать, рапира врежется в голову; тогда Ван Гог был бы ранен в голову, что наверняка должно было быть известно.

— В таком случае или правильной является первая версия, и мочка уха принадлежит Ван Гогу, или целое ухо отрублено Гогеном, и к нам это событие не имеет никакого отношения.

— Её Величество говорила об интересных начинках «яиц Фаберже». В них может быть разгадка. Что в них ещё есть, кроме миниатюр?

— Я слышал, в них содержатся миниатюрные курочки или механические часы. Больше я не могу вспомнить.

Я обдумал эту информацию, и всё встало на свои места. Оставалось сделать заключительный шаг.

— Прошу меня извинить, — обратился я к членам королевской семьи, — но я вынужден буду давать приказания вам, стоящим намного выше меня. Мои слова покажутся вам жестокими. Надо вызвать врачей из больницы Броново, вернее всех тех, кто находится за пределами Гааги, чтобы они освидетельствовали ваши останки. Обратитесь к аанспрекеру, если я правильно понял его профессию.

— Боже мой, что вы говорите! — воскликнул король.

— Я вменяем и знаю, что говорю. Но иначе мы не закончим расследование. Врачи из Броново не должны вас видеть. Вам, вашим жене, сыну и дочерям придётся уединиться и не выходить сюда, пока я не позову. Люди, которые вызовут врачей, должны делать вид, будто вас уже нет.

Через полчаса во дворец пришли врачи.

— Меестер Виллем Бернард Георг Хендрик Мауритц требует, чтобы его пропустили вперёд, — сообщил мне привратник.

— Тогда пусть его требование будет выполнено.

Дверь отворилась, и вошёл принц Бернард, блондин с карими глазами, как я и говорил.

— У меня к вам два вопроса. Во-первых, почему меня вызвали сюда только сейчас, а не сразу? Катастрофа произошла ещё вчера! А во-вторых, почему меня вызвали сюда, а не в морг?

Услышав эти слова, заранее вооружённые придворные направили на принца револьверы, а я надел на него наручники. Это было легко, так как принц был в растерянности, не ожидая такого поворота событий. После этого я дёрнул его за мочку левого уха. Пойманный вскрикнул от боли, а в моей руке оказался каучуковый протез.

— Злоумышленник пойман! Пора выходить! — крикнул я.

Когда прятавшаяся семья вышла из укрытия, принц Бернард пришёл в замешательство, а затем в панику. То же произошло с его родителями, братом и сёстрами. Я обратился к ним:

— Его Высочество обвиняется в покушении на убийство всех остальных членов королевской фамилии с целью захвата власти!

Когда присутствующие понемногу успокоились, я продолжил.

— Теперь я обязан рассказать, как мне посчастливилось прийти к этому выводу.

В первую очередь я счёл подозрительным следующие факты. Почему Франсуа Фаберже, живший вдали от родины, в России, неожиданно вернулся во Францию? Почему он решил подарить свои пасхальные яйца вам, а не российской императорской фамилии? Если речь идёт о пасхальных яйцах, то почему они должны были быть подарены на день рождения короля?

Я предположил, что помощник вызвал Фаберже-младшего, чтобы подарить вам пасхальные яйца. К счастью для него, никто из вас не знал, что фирма Фаберже создаёт именно пасхальные яйца, и в таком случае он мог подарить их в другой день. Внутри яиц были бомбы с часовым механизмом. Я определил по размерам осколков яиц, что они были очень большие, очевидно, чтобы поместить туда взрывной механизм. К окончательному выводу я пришёл, услышав про механические часы внутри «яиц Фаберже»: это была идеальная маскировка для тикающих бомб. Помощник, изготавливавший смертоносную начинку «яиц Фаберже», настроил их так, чтобы взрыв произошёл ровно в полдень 1 марта, когда подарки были бы в ваших руках. Но его подвёл сам характер часового механизма: от тряски одни часовые механизмы отставали, другие спешили. Спешившие часовые механизмы взорвали динамит ещё на вокзале, и заодно взорвали остальные, отстававшие. Поскольку взрыв разнёс вагон, легко представить, какая трагедия должна была произойти во дворце.

Услышав это известие, король и принц Виллем пришли в ужас, а дамы упали в обморок. Я не люблю сантименты, и мне пришлось терпеливо ждать, когда дам приведут в чувство.

— Но какое это имеет отношение к тому, кого мы сейчас арестовали? — спросил Виллем III.

— Я пришёл к выводу, что помощник французского ювелира и ваш недостающий сын — одно и то же лицо.

Принц Бернард стал врачом для того, чтобы лично засвидетельствовать смерть своих родных.

(Злоумышленник молча кивнул)

Актёрские способности пригодились бы для того, чтобы притвориться абсолютно непричастным к гибели королевской фамилии. Знание механики понадобилось, чтобы изготовить механическую начинку, в то время как Фаберже создавал инструктированную оболочку. Часы, портсигары и прочее, по-видимому, создавал сам Фаберже, чтобы в вагоне не были только пасхальные яйца, то есть для отвода глаз. Но последних было большинство.

Теперь пора перейти к тому, как я определил цвет волос и глаз вашего сына, которого я ещё не видел. Я смог это сделать благодаря практически неизвестному научному труду. Научному сообществу неизвестен этот труд, поскольку он в своё время не был оценён по достоинству. Итак, в 1866 году, в богемском городе Брюнне, учёный монах-августинец написал труд «Эксперименты с растительными гибридами». Монах проводил опыты с выращиванием гороха, и таким образом выяснил законы наследственности. Я прочитал эту книгу в библиотеке Британского музея.

— Но какая связь между опытами с горохом и вашим расследованием? — удивился король.

— Дело в том, что я пришёл к следующему выводу: законы наследственности применимы не только к тому самому гороху, но и к другим растениям, и к животным, и к роду человеческому. Я исследовал родословные разных добровольцев в отсутствие доктора Ватсона, опасаясь, что он не примет большинством забытый научный труд и поднимет меня на смех. Согласно этим исследованиям, основанным на статистических методах, каждый наследуемый признак передаётся неделимой единицей наследственности — фактором. Если организм имеет разные признаки родителей, то один из них (доминантный) перекрывает другой (рецессивный), и тот не проявляется. У человека фактор карих глаз доминантен, а фактор голубых глаз рецессивен. В иных случаях противоположные признаки дают потомству средний признак, в частности у брюнетов (доминантных) и блондинов (рецессивных) могут рождаться шатены. Автор этой теории применил для обозначения факторов следующую символику: доминантный признак — заглавная буква, рецессивный признак — строчная буква, родители — P, первое поколение потомства — F1. Я для удобства придумал добавить к этой уже существующей символике таблицу, в которой пересекаются признаки родителей. Когда речь идёт о цвете глаз и цвете волос членов вашей семьи, получается следующая схема:

Русый цвет волос Её Величества я видел изначально, а цвет волос Его Величества до появления седины я узнал благодаря виденному мной портрету. Из схемы следует, что принц Бернард должен быть кареглазым блондином. Мне повезло, что у вас четверо детей: это как нельзя лучше соответствовало четырём вариантам при наследовании ваших признаков (разный цвет волос и разный цвет глаз).

Более важный вывод был связан с наследованием дальтонизма. В королевских семьях Европы распространено наследование гемофилии, поэтому дальтонизм это нечто оригинальное для данной ситуации. Дальтонизм относится к наследственным заболеваниям, наследование которых по неясным причинам связано, прошу прощения, с половой принадлежностью. После моих кропотливых изысканий выяснилось, что фактор дальтонизма рецессивен и совпадает с фактором женского пола. Причём фактор мужского пола доминантен, что следует из разных исследований заболеваний, наследование которых связано с половой принадлежностью. У женщин доминантный фактор женского пола перекрывает рецессивный женский фактор дальтонизма. Поэтому у женщин фактор дальтонизма никак не проявляется. Но мужчин, у которых наоборот, может быть дальтонизм, фактор дальтонизма соседствует с фактором мужского пола, который не перекрывает его. Если фактор мужского пола обозначить M, фактор женского пола с дальтонизмом обозначить W с заглавной D, а фактор дальтонизма (рецессивный) обозначить W со строчной d, то получается следующая схема:

В правом столбце ваши дочери, а в левом сыновья. Слева внизу находится дальтоник, а поскольку у принца Виллема (слева вверху) этого заболевания нет, то дальтоником является Бернард. Выходит, он скрывал от вас свой дефект зрения. А теперь заметьте, что незваный помощник Фаберже отказался помогать Мишелю Дорлеаку в рисовании яблонь. Правильно, ведь этот помощник, он же ваш сын, не различает красный и зелёный цвета!

Осталось назвать ещё два соответствия между двумя людьми, оказавшимися одним. Во-первых, помощник ювелира назвал жену рабочего мадемуазель именно потому, что он голландец. Ведь в вашем языке к замужней женщине из низших слоёв населения обращаются так же, как к незамужней. Во французском языке, как во многих других, ничего подобного нет, но голландский принц этого не знал. Так я выяснил национальность помощника. А во-вторых, часовой механизм бомб был настроен так, чтобы они взорвались ровно в определённое время, когда подарки будут в руках жертв. Следовательно, злодей знал о строгом расписании в Ноордэйндэ, то есть он был из дворца. — Я обратился к Виллему Бернарду Георгу. — Теперь я хотел бы задать вопрос: вы подложили мочку левого уха для того, чтобы свалить вину на сумасшедшего Ван Гога?

— Это действительно так.

— И ты, братец, ошибся, ведь вполне вероятно, что на самом деле Гоген отрезал Ван Гогу целое ухо, — заметил принц Виллем.

— Вы ошиблись в том, что использовали в качестве консервирующего раствора карболку, что я и заметил. Известно, что медики используют в анатомическом театре для консервирования карболку или спирт. То, что Ван Гог мог бы пропитать свою мочку уха более распространённым в быту спиртом, ещё возможно, но использование не медиком карболки маловероятно. Но, во всяком случае, он, в состоянии сумасшествия не осознавал бы, что нужно пропитать мочку уха, чтобы доставить её в целости и сохранности.

— Всё это было очень интересно, особенно неожиданная область применения законов наследственности, о которых мы не знали, — сказал король.

— Вряд ли наш британский Скотланд-Ярд согласился бы применить эти умозрительные методы, которые я только что применил на практике.

— Теперь я хотел бы предоставить слово арестованному. Что послужило поводом к его ужасным действиям, которые, к нашему счастью, не были доведены до конца?

Слово было предоставлено Виллему Бернарду Георгу Хендрику Мауритцу.

— Вы спрашиваете меня, что послужило поводом? Вам неизвестно о том, что я последователь ницшеанской философии! Да-да, той философии, которая использует учение о сверхчеловеке! Я давно считал, что наследником должен быть я, а вовсе не моя сестра, которая принадлежит к слабому полу. Но, согласно закону, наследование трона происходит от умершего или отрёкшегося короля к его старшему ребёнку как по мужской, так и по женской линии. Иными словами, в нашей стране нет салического закона. Поскольку Паулина старшая, я никак не мог быть наследником. Но Беатрикс не должна была стать наследницей по вышеназванной причине, а Виллем этого не заслуживает. Исходя из всего этого, я приступил к выполнению своего плана. Согласно ницшеанской философии, сверхчеловек есть ариец, «белокурая бестия»! — Принц Бернард показал на свои волосы. — Согласно ницшеанской философии и учению о сверхчеловеке, для того, чтобы облагодетельствовать Нидерланды и исправить несправедливость государственного масштаба, я мог сделать всё что угодно. К сожалению, я ещё не проработал план своего правления.

— Его не трудно представить в общих чертах, — заметил я. — Если этот человек, возомнивший себя «белокурой бестией», способен не моргнув глазом приступить к претворению в жизнь план уничтожения своих родственников, то легко представить, как жилось бы его подданным.

— Вероятно, мой сын попадёт в сумасшедший дом, — подытожил Виллем Третий. — Но что мы скажем миру? Такого ещё не происходило ни в одной стране! Чтобы в Европе, в самом цивилизованном регионе земного шара, произошла такая ситуация, это неслыханно! В абсолютистской России происходили перевороты, одни императоры свергали других, а революционеры убивают императоров, в республиканской Америке могут убивать президентов, а у нас, при конституционной монархии, королевской семье угрожала опасность от одного из её членов! Позор на всю Европу!

— Если и говорить об этом инциденте, то тем монархам, которым можно доверять, — ответил я. — Если об этом станет известно рядовым жителям Европы, то им достаточно знать, что я расследовал нечто секретное.

 

Встреча в Гайд-парке

Эта рукопись была совершенно случайно обнаружена в доме-музее Шерлока Холмса. Краткая история, рассказанная Холмсом, не представляет ценности для криминалистики, но может заинтересовать русского читателя, если он найдётся.

В один из последних дней апреля 1901 года я занимался химическим опытом. Читатель биографических рассказов моего друга Ватсона, наверное, помнит, что во время моего отсутствия, когда мне приходилось скрываться от сообщников Мориарти, я успел провести исследования веществ, получаемых из каменноугольной смолы. Одним из этих веществ является пиридин. В тот день, о событиях которого здесь идёт речь, я применил другой способ его получения, заключающийся в пропускании смеси ацетилена и циановодорода через нагретую графитовую трубку. Выход продукта реакции был низок, но я очень постарался. В результате по дому начал распространяться неприятный запах пиридина, который обладает не только запахом, но и действием на нервную систему. Если бы не это обстоятельство, я, скорее всего, не написал бы эту историю, потому что сидел бы дома и не оказался бы в Гайд-парке в нужное время. Миссис Хадсон потребовала прекратить «эти ужасные опыты» и выгнала меня на улицу.

Я надел котелок и пальто и отправился в Гайд-парк, надеясь освежиться после запахов из «уголка химии». По пути в парк мне встретились солдаты, уже вернувшиеся с театра военных действий, и некоторые молодые особы, которые уже прекратили носить траур по умершей королеве. Одна из последних вскоре помогла мне в моих логических рассуждениях. Я зашёл на территорию парка с северо-востока, где, как известно лондонцам, расположен уголок ораторов. Вокруг оратора столпилась разнообразная публика. В нескольких ярдах от них в шезлонге расположился сам Эдуард Любвеобильный. Неподалёку от слушателей в шезлонге расположился субъект, из-за которого я написал этот рассказ. Он сидел, закинув ногу на ногу и положив на колени котелок. У него были русые усы и лохматая бородка, и, несмотря на то, что ему явно было около тридцати, голова начинала лысеть. Этот субъект невысокого роста, как я заметил, прислушивался к речи оратора. Я стал наблюдать за ним.

После этого я подошёл к шезлонгу вплотную, чтобы исследовать шляпу. Человек отреагировал на это действие и недовольно посмотрел на меня прищуренными глазами.

— Что вы хотите от меня? — сердито спросил он картавым голосом. Насколько мне известно, в его родном языке звук r не картавит, следовательно, у него такое произношение.

— Ничего. Не беспокойтесь, я не собираюсь красть вашу шляпу. Но, как я вижу, вы российский революционер.

Лысоватый человечек захлопал глазами и сделал испуганное лицо. Я засмеялся.

— Вам нет смысла отговариваться, утверждая, что я ошибся. По вашей реакции видно, что я попал в цель.

Человечек понял, что отпираться бесполезно, огляделся по сторонам и, увидев, что нас не подслушивают, тихо спросил:

— Но как… как вы об этом узнали?

— Это просто как дважды два, по крайней мере, для того, кто знает мой метод. Начнём с «революционера». Напротив вас сидит сам король. И я заметил, как вы на него смотрели. Сколько ненависти в прищуренном взгляде! Как недовольно искривлён рот! Какой нервный тик на лице! Видимо, так и хочется наброситься на него и разорвать на куски.

— Да, вы п’авы, — виновато признался революционер, снова испугавшись, что его услышат.

— Дальше немного сложнее, здесь уже нужно иметь определённые знания. Неподалёку доктор Ватсон, который, во-первых, получил образование хирурга, а во-вторых, планирует вернуться к практике, разговаривал с той курносой девушкой… Хм. Она уже куда-то ушла, я не смогу вам показать на неё. Так вот, девушка уговаривала доктора Ватсона сделать ей операцию по изменению формы носа. Хотя, конечно, он не занимается такой ерундой. А теперь вспомните, сэр, что вы насмешливо сказали. Вы сказали: «Ha, Karavayef!»

Русский революционер нахмуренно слушал дедуктивные выкладки.

— Недавно тот же Ватсон как-то упомянул, что профессор Караваев был одним из пионеров ринопластики в России. Понятно? Если у вас возникла именно такая ассоциация, то вы из России, а не из Великобритании.

Я довольно потёр руки. Русский революционер, которого я разоблачил, сидел в шезлонге с недовольным выражением лица.

— Послушайте, г’ажданин, а вы сами кто такой? Ше’лок Холмс?

— А разве вы не поняли сразу?

Революционер заразительно засмеялся.

— Ха-ха-ха! Ше’лок Холмс! А тогда где же ваша ду’ацкая шляпа?

— Вы имеете в виду двухкозырку? Те, кто носят эту шляпу, не считают её «дурацкой». И, должен вам сказать, её не носят в городе. Я бы не советовал вам слепо верить иллюстраторам журналов. А теперь я хотел бы задать вопрос вам, дорогой сэр. Приходилось ли вам видеть на улицах российских городов знаменитых русских медведей?

Но на этом наше знакомство закончилось. Революционер, которого я разоблачил, не намеревался беседовать со мной. Он погрозил мне кулаком (на безымянном пальце обнаружилось кольцо, сделанное из какой-то монеты), прихватил котелок и убежал. Впоследствии я несколько раз видел его в читальном зале Британского музея, но старался не привлекать к себе его внимание.

 

Нежданная загадка из космоса

Вниманию читателя предлагается один из тех рассказов, в которых мой старый друг Ватсон не принимает участия. Некоторые рассказы пришлось писать мне самому, так как Ватсон снова женился и уехал от меня. Да и я сам живу не в Лондоне, а на ферме в Суссексе вместе с пчёлами и старой экономкой.

Окружение моей фермы я уже описывал в «Львиной гриве». Оно не так важно в данном рассказе, а если и интересует кого-то, то лучше посмотреть туда. Это происшествие не вписывается в рамки того, что было описано в моих приключениях, хотя там и были самые необыкновенные происшествия. Мне пришлось проводить расследование, к которому я не был готов. Ведь как поведал миру мой бывший биограф, я твёрдо решил знать только то, что нужно для профессии сыщика-консультанта. Конечно, на самом деле я знаю гораздо больше, но в данном случае это ничего не меняет. Эту же загадку я предусмотреть не смог, и назвать эту ситуацию следовало бы не расследованием, а исследованием.

Я прогуливался около фермы, на склонах возвышенности Даунс. Около линии горизонта пролетел ферменный биплан, и я подумал о том, как меняется мир в последнее время. У меня было радостное настроение из-за близости к сентябрьской природе и отдалённости от шумного Лондона. Но вот я увидел на дороге быстро приближавшуюся точку. Что это за предмет? Точка двигалась быстрее телеги, велосипедиста или всадника. Когда объект стал ближе, я увидел сзади него дым. Моё ухо услышало треск. Автомобиль крупнее этого объекта, и стало ясно, что это был мотоцикл. Хотелось бы знать, что за вандал портит выхлопными газами воздух Суссекса.

Мотоциклист остановился и слез с мотоцикла марки «Norton Big Four» перед моим домом. К нему подошла экономка и спросила, что ему нужно.

— Не «что», а «кто». Мне нужен мистер Шерлок Холмс. Он дома?

Я сбежал со склона и добежал до калитки. Неужели это норвежский посол? Дело в том, что я недавно получил сообщение по беспроволочному телеграфу. Нобелевский комитет и норвежский парламент (не знаю, почему норвежский, а не шведский) предлагали вручить мне Нобелевскую премию мира за «выдающийся вклад в расследование преступлений, особенно за дела „Второе пятно“ и „Морской договор“, связанное с международными отношениями». Видимо, они забыли, что у меня отсутствуют меркантильные интересы, да и тратить такие деньги мне, живущему на ферме, не на что. Но это так, к слову. Речь идёт о том, кто же приехал ко мне.

— Это вы, мистер Холмс? Я мистер Бэзил Гамов, член Лондонского Королевского общества. Слышали ли вы такую фамилию?

— Признаюсь, нет.

— Совершенно верно, у англичан нет такой фамилии, ведь я родом из Одессы, мои предки русские. Проживаю я в Европе, в Англии лишь из-за того, что здесь к науке и просвещению относятся лучше, чем в обскурантской России. Ради всего этого я специально учил английский язык, так как в России его знают лишь единицы. Приехал же я к вам в связи с российским событием.

Мистер Гамов зашёл в дом и сел на диван. Я заметил, что он хотел улечься на диване. Это был высокий брюнет в очках и с козлиной бородкой.

— Не сочтите это хвастовством, но я был в числе тех немногих, кто подверг сомнению модель атома «пудинг с изюмом».

— Но ведь вы, вероятно, приехали сюда не в связи с моделями атома. Что же понадобилось от меня человеку науки? Я вижу, что вас утомила езда на мотоцикле. Разрешаю прилечь.

Член Лондонского Королевского общества растянулся на диване.

— Мне велели приехать в Суссекс, чтобы передать вам задачу, которую вы должны будете разгадать.

— Произошло происшествие, с которым полиция не может справиться? Но что я могу сделать против преступников двадцатого столетия?

— Нет, это не преступление. Хотя, кто знает? Это вам и нужно расследовать или исследовать. Я не хочу вас обидеть, но доктор Ватсон писал, что у вас фрагментарные знания. Боюсь, вы не слышали о метеоритах.

— О метеоритах я слышал. Вы знаете, что после схватки с профессором Мориарти я вынужден был путешествовать по Востоку. Там как раз есть метеорит.

— Где же?

— В Мекке.

Я счёл нужным пояснить:

— Разумеется, гяуров туда не пускают. Но я применил актёрские способности.

— Сейчас же вам велели разгадать происшествие, — Гамов достал бумажку, где кириллицей было записано длинное название, — случившееся в районе реки Подкаменная Тунгуска в Сибири. В июне этого года там произошло то, что считают падением метеорита. Вспышку видели на расстоянии 186,4 миль, взрывная волна два раза обогнула земной шар, её зафиксировали барометры во многих странах, в российском городе Иркутске было землетрясение! Вернее, от Иркутска до Германии! Но самое главное то, что там не оказалось метеоритного кратера. Сквозь эту дремучую тайгу людям трудно пробраться, но мы уже видели место катастрофы с аэропланов. Деревья повалены, но кратера нет, и самого упавшего объекта также нет. Кроме того, в воздухе видели светящийся объект, летавший зигзагами, хотя не ясно, правда ли это. Метеорит, или не метеорит, вот в чём вопрос!

— Значит, вы хотите, чтобы я разгадал этот феномен? Но ведь я несведущ в астрономии, вам должно быть это известно.

Мистер Гамов развёл руками.

— Мне ничего об этом не сказали. Забыли, наверное. Но они учли именно то, что вы не только детектив, но и естествоиспытатель, и применяете научный метод. Ну, я поехал обратно. Телеграфируйте, если всё-таки что-нибудь получится.

Член Лондонского Королевского общества сел на свой мотоцикл и поехал обратно в Лондон.

Мне пришлось приняться за разгадку феномена. Он заинтересовал меня, так как это происшествие было беспрецедентно. Расследовать преступления мне надоело, а сейчас же мне поручили более подходящее для меня задание, то есть научную работу. Ватсон писал, что я критиковал его рассказы, написанные в расчёте на читателя, который читает детективы и прочую бульварную литературу. Интересно, как бы он отнёсся к этой истории. Это произведение более научное, чем рассказы моего друга.

Я полез на упоминавшийся мною в «Львиной гриве» огромный чердак, заваленный книгами. Я не знал, какие книги мне понадобятся, но мне было трудно вытащить оттуда всё. В первую очередь мне попались книги Г. Уэллса. Потом там оказались справочники по астрономии и физике.

Я стал читать астрономию. Я не испытывал особого интереса к астрономии. К тому же для этого расследования вряд ли понадобились бы хорошо известные мне ботаника и анатомия. А то, что я не знаю политику, Ватсон преувеличивает.

Исследование

Из «Общей астрономии» и «Истории астрономии» проф. Пёрселла следует: в Солнечной системе существуют восемь планет, включая Землю; планеты обращаются вокруг Солнца, Луна обращается вокруг Земли. Луна обращена к Земле одной стороной. Это, как выяснилось, объясняется тем, что период вращения Луны вокруг оси совпадает с сидерическим месяцем (утверждение, что Луна не вращается, неверно). Далее в вышеназванных книгах говорится о солнечном, лунном, юлианском и григорианском календаре.

Перейдём к фактам, более существенным для рассматриваемой задачи.

Кроме того, автору этих строк стало известно, что в девятнадцатом веке была развита астрофизика, которая исследует химический состав космических объектов с помощью спектра. Состав «метеорита» неизвестен => применение астрофизики исключается.

В книге «Война миров» Г. Уэллса речь идёт о марсианах. Нашествие марсиан ЛОЖНО & науке неизвестно о существовании марсиан => рассматривать эту гипотезу не будем.

В «Общей астрономии» говорится о марсианских каналах и шапках. Но чтобы доказать или опровергнуть гипотезу об исследуемом объекте как объекте с Марса, нужно знать, была ли Земля в момент исследуемого происшествия повёрнута к Марсу соответствующей стороной (р. Подкаменная Тунгуска; точные координаты неизвестны). Расположение вышеуказанной области Земли относительно земной оси и Марса неизвестно по причине отсутствия информации о времени суток и о расположении Марса на орбите в июне 1908 г.

Вынужденное отступление

Экономка удивилась, увидев столько книг.

— Мистер Холмс, к вам пришёл святой отец.

В комнату вошёл молодой священник — преподобный Томас Гринуэй. У него был напыщенный вид. Об отце Томасе рассказывали, что он разделяет мнение о «бремени белого человека» и о высоком предназначении англосаксонской нации.

— Соседи видели, как вы таскали книги с чердака в дом. Что вы тут устраиваете, если не секрет? Читаете материалистические книжки?

Я рассказал ему о порученном мне расследовании. Священник воздел руки к небу.

— Я знаю ответ на этот вопрос! Это не метеорит, это гнев Божий! Британский Бог решил наказать русских ортодоксов! Он хотел наказать русских за то, что они не протестанты!

Я выслушал эту филиппику и ответил:

— Как я вижу, вы не сторонник свободы вероисповедания. Разве космический феномен можно объяснить только банальной религиозной нетерпимостью? Я с вами не согласен, так как, в отличие от вас, рационалист. И ещё: почему Господь не наказывает таким образом нехристиан?

Меня не удовлетворила его версия. Я выпроводил фанатичного священника и вспомнил о своих обязанностях пчеловода. Пришлось вернуться к работе. Вечером я заснул на диване. Примечательно, что мне приснился Бэзил Гамов, который твердил мне, что я не должен отвлекаться от расследования Тунгусской загадки. Проснувшись в девять утра, я увидел старую экономку и священника.

— Вижу, вы утомились, мистер Холмс. Я бы не осилила столько книг. Вы ищете произведения доктора Ватсона?

Тут я вспомнил о добром докторе. Он мог бы помочь мне проводить этот научный труд. Но он сейчас далеко.

— Я решаю серьезную задачу. А вы, святой отец, не отвлекайте меня. Мне нужен научный метод.

Я уже проанализировал его версию с точки зрения логики. Бог не стал бы наносить удар по глухой тайге, где никто не живёт.

После работы пчеловода я вернулся к исследованию.

Исследование (продолжение)

Перейдём к физике.

В «Философикал Мэгэзин» (1905 г.) говорится о теории относительности. То, что единственная постоянная величина — скорость света, понятно. Остальные положения непонятны, в частности то, что пространство имеет свойство деформации => рассматривать теорию относительности не будем.

Следующая рассмотренная тема — радиоволны. Вероятность того, что беспроволочный телеграф мог произвести вышеупомянутые разрушения (событие A), равняется P{A}≈0. Вероятность нахождения взрывчатых в-в (динамит, кордит, пироколлодий и т. п.) в рассматриваемой географической области (событие B) равняется P{B}=0. Вопрос в том, можно ли взорвать их радиоволнами, и в практических целях этого действия в данной географической области, т. е. в тайге. Отрицательный ответ на этот вопрос => рассматриваемый феномен не является рукотворным.

Согласно Г. Уэллсу («Война миров», гл. 2–4), марсиане прилетели на Землю в снаряде.

Во-первых, «Война миров» ЛОЖНО => марсиане прилетели на Землю на снаряде ЛОЖНО.

Во-вторых, нахождение в рассматриваемой географической области снаряда не подтверждается фактами.

Вынужденное отступление

Я снова вспомнил о докторе Ватсоне, и стал думать о медицине. Она напомнила мне медицинский журнал (не помню название), в котором было написано о непонятном мне психоанализе. Тогда я решил перейти к другой теме, вспомнив свой принцип: не забивать голову ненужными вещами.

Только я сел на диван, как в дом вошёл фермер Джонс.

— Мистер Холмс, у меня… у меня… у меня…

— Да говорите же, что у вас? Я сейчас решаю серьёзную задачу, и меня не надо отвлекать.

— У меня на ферме нарисованы круги!

— Какие круги? О чём вы?

— Огромные такие круги, — фермер стал изображать руками окружности, — они только что выросли у меня на пшеничном поле. То есть не выросли, а откуда-то появились.

— Что они представляют из себя? Чем нарисованы?

— Они не нарисованы, мистер Холмс, а… Ну, они из помятых и сломанных колосьев. Как будто поле чем-то давили. Идёмте, я вам всё покажу.

Ещё кругов на полях мне тут не хватало. Мне пришлось повиноваться и пойти на пшеничное поле. Мой дом стоит на отшибе, а Джонс живёт тоже далеко. Мне пришлось долго идти за фермером, который продолжал бормотать и рисовать в воздухе окружности. У меня возникло вполне рациональное объяснение происхождения кругов: какие-то шутники протоптали их, используя приспособление из верёвки и воткнутой палки в качестве циркуля. Объяснение, основанное на аналогичной истории XVII века о «сенокосилке дьявола», я счёл неприемлемым. Наконец, мы пришли на его поле. Когда я подошёл ближе, передо мной предстал сегмент круга, представлявшего собой поломанные колосья. Я нагнулся. Половина колосьев была обожжена, став не жёлтой, а коричневой. Вероятно, с аэроплана это круг виден сплошным. Однако углубления от воткнутой палки в центре не обнаружилось. Дальнейшая информация оказалась ещё страннее.

— Я видел что-то вроде молнии, — говорит мне Джонс. — Она была мигающей. Мигающая в том смысле, что она была краткая, как магниевая вспышка, и часто повторялась.

— После повторения вспышка перемещалась по окружности?

— Да, мистер Холмс. И от неё ломались и обугливались колосья. Я раньше никогда не видел молнии, которые так хорошо знают геометрию. Молния уменьшала радиус, пока не дошла до центра.

— Но ведь сейчас нет туч? — с этими словами я внимательно осмотрел небо.

— Тогда ещё непонятнее. А, рядом была соседская кошка! В неё попала эта молния. Несколько раз подряд. Но кошка осталась жива.

— Как? Осталась жива?

— Да, сэр. Она только распушилась от тока. Но я не смогу показать вам эту кошку, так как она убежала. Не знаю, где её живёт её хозяин.

— Вы подождите меня, мистер Джонс, я схожу за своими книгами. Может, тогда я смогу понять, в чём дело.

— Мне рассказывали басни про инопланетян. Не считаете ли вы, что это они приземлились, придавив колосья, а после улетели обратно?

— Не похоже. Если Уэллс прав, то они приземляются в снарядах в форме консервной банки, а передвигаются на треножниках. Тут ничего такого нет. Но ведь вы не видели их приземление, мистер Джонс!

— Вы правы, мистер Холмс. Из головы вылетело.

Когда я добрался до своего домика, меня ждало новое потрясение. Вокруг него был точно такой же круг. Дом находился в его середине, но до середины круг не успел образоваться. Но «точно такой же» — это в отношении формы этой геометрической фигуры, оказавшейся, в отличие от предыдущего случая, уже не на колосьях. Трава на этой поверхности была выжжена, а земля была разрыхлена.

Исследование (продолжение)

Перейдём к физике электричества.

Молнии подразделяются на a) линейные и b) шаровые. Шаровые молнии обладают способностью влетать в дом через форточку, печную трубу, электрическую розетку. Исследуемые молнии, очевидно, не были шаровыми.

Т. н. «огни Св. Эльма» (событие C) есть разновидность шаровых электрических зарядов. Они возникают на вершинах мачт, шпилей и т. п. => вероятность их нахождения в данной области, т. е. в поле, равняется P{C}=0. Следующий вопрос заключается в том, почему млекопитающее вида Felis Catus осталось живым в результате действия электрического тока, если учитывать силу молнии.

Окончание

Я стал вспоминать, что мне ещё известно об электричестве. Мои мысли были неожиданно прерваны. Я услышал взрыв. Что это, тот же самый Тунгусский феномен, но повторившийся в Суссексе? Звук сопровождался вспышкой света, как от линейной молнии. Затем последовало жужжание рассерженных пчёл.

— Что это было, мистер Холмс?! — испуганно спросила экономка. — Мало того, что мы видим аномальные молнии, так здесь ещё и другие катаклизмы?

Я выбежал во двор. Рядом с ульем на земле лежал незнакомый человек. У него в руках была зажата какая-то длинная трубка с блестящими проводами внутри, выходившими из концов.

— Откуда он взялся? — спросил оказавшийся рядом неугомонный служитель культа.

— Помогите отнести его в дом.

Мы перенесли пришельца в дом и положили на диван. Он продолжал сжимать стеклянную трубку.

— Он вообще-то жив? — спросила экономка. Эх, доктор Ватсон лучше разбирается в таких вещах. Человек, скорее всего, был без сознания. Хорошо ещё, что он не повредил улей.

— Может, сделать ему искусственное дыхание? Сердце у него бьётся.

Я почистил щёткой его одежду, так как человек лежал на земле. Он был приблизительно моего возраста, с чёрными усами, на чёрных волосах была седина. После этого я стал бродить по комнате. Мне уже приходилось сталкиваться с фантастическим происшествием, но это было нечто новое.

Неизвестный очнулся и открыл глаза. Он взглянул на свои руки и вдруг, уронив стеклянную трубку на диван, вскрикнул и вскочил.

— У вас есть кипячёная вода?!

— Кипячёная вода?

— Да, сэр! Я должен немедленно вымыть руки! — Он кинулся к умывальнику. — А этим мылом вы пользовались? Вдруг на нём остались микробы?

Мне пришлось долго смотреть, как этот одержимый гигиеной джентльмен тщательно моет руки. Я сам чистоплотен как кошка, но ведь не до такой степени!

— Я не хочу обидеть вас, но я не стану вытирать руки вашим полотенцем. Мне нужно своё, индивидуальное и одноразовое. И я не смогу пожать вам руку. — Он посмотрел на стол и увидел накрытую тарелку. — Это случайно не мясо? Я убеждённый вегетарианец.

— Нет, это хлеб.

— Нет, чтобы мне его съесть, нужна серебряная посуда.

— Серебряная?

— Да, чтобы убить микробов. Также её непременно нужно ошпарить кипятком.

Он взглянул на экономку и священника.

— А вы не мешайте мне. Я хочу поговорить с мистером Холмсом с глазу на глаз.

— Кто вы, сэр? — спросил я его. — Вы с неба упали?

— Не с неба я упал, а из Соединённых Штатов Америки.

Пришелец из Америки подошёл к столу и посмотрел в раскрытую книгу, стараясь не касаться её чистыми руками.

— Тут как раз написано про меня, мистер Холмс! Вы читали?

В «Первых людях на Луне» Уэллса был следующий абзац:

Читатель, конечно, помнит, какой интерес в начале нового столетия вызвало сообщение мистера Николы Теслы, знаменитого американского электрика, о том, что он получил послание с Марса.

— Вы получили послание с Марса? — удивился я.

— Да. И я заметил, что сигналы с Марса принципиально отличаются от земных звуков. Вы поняли, кто я такой?

— Какой-то американский электрик. Что я ещё должен о вас знать?

— Вы не слышали о Тесле? Я научил мир пользоваться переменным током, изобрёл беспроволочный телеграф, я зажигаю лампы без проводов. Теперь я переместился в Англию, чтобы вы не ломали голову над загадкой Тунгусского метеорита.

Я облегчённо сел на стул. Вероятно, облегчение испытают и те, кому надоел мой утрированный научный слог.

— Вы знаете ответ? Лучше бы переместились сюда раньше.

— Сначала мне надо было навести справки (с помощью беспроводной связи). В противном случае я сейчас оказался бы на Бейкер-стрит, испугав миссис Хадсон. Вы же оказались в Суссексе. Я немного применил дедуктивный метод и догадался, что об этой загадке сообщили вам как самому выдающемуся детективу в сочетании с естествоиспытателем.

— Дедуктивный метод? Это интересно. Ваши действия совпали с действиями Бэзила Гамова, который обратился с задачей именно ко мне.

— Я вряд ли смогу объяснить мои рассуждения. Я сам запутался, когда рассуждал. Уже забыл ход рассуждения.

— Тогда расскажите то, что собирались рассказать.

Американец начал повествование.

— Я работаю с электричеством и радиоволнами. Например, мной создана радиоуправляемая лодка.

— Радиоуправляемая лодка? Я подумал о том, может ли быть радиоуправляемый динамит. В смысле, можно ли взорвать динамит с помощью радиоволн.

— Радиоволнами можно сделать ещё много чего. Так вот, главное дело моей жизни — создание беспроводной передачи энергии. Я начал так называемый «проект Уорденклифф», то есть проект станции для беспроводной передачи энергии всему миру. Это такая башня. Не стану утомлять вас её описанием. Однажды я решил посмотреть в телескоп. Оказалось, что на Землю летит метеорит!

— То есть это всё-таки метеорит? Но куда он делся?

— Слушайте дальше. У меня были опасения, что этот космический объект навредит Земле при столкновении. Он, естественно, был очень большой. Поэтому я решил сбить его на всякий случай. И как вы думаете, чем? Нет, не снарядом.

— И чем же?

— Сейчас я поясню, каким образом энергия передаётся без проводов. Дело в том, что мир наполнен эфиром. Эфир есть нечто вроде «квинтэссенции», то есть пятого первоэлемента древних греков. И по мировому эфиру я планирую передавать электричество. Недаром меня называют «электрическим волшебником». И по нему же я перенёсся сюда. Так вот, я направил к метеориту гигантские электрические искры. Он в момент попадания находился прямо над Сибирью. В результате попадания объект взорвался!

— И это удивило весь мир! — ответил я, внимательно слушая Николу Теслу.

— Искры, по-видимому, тоже удивили людей. Взрыв был колоссальный! Может, электрический удар как-то повлиял на атомы этого метеорита? Взрывная волна привела к известным вам последствиям. Электричество постепенно накопилось, представ перед очевидцами в виде светящегося сгустка, перемещавшегося в эфире по зигзагообразной траектории. Но сам Тунгусский метеорит пропал!

— Это действительно странно.

— У меня возникла следующая версия. Когда-то я направил электричество на предназначенную для опыта мишень. Эта мишень покрылась искрами и исчезла. Но через неделю и снова обнаружил мишень на месте, только сильно повреждённую. Из этого я сделал вывод, что от действия большого количества электричества, взаимодействовавшего с мировым эфиром, материальный объект переместился во времени. Сначала я хотел объяснить это явление с помощью теории относительности, но этот вариант пришлось отбросить, так как я не признаю теорию относительности. А с помощью методов астрофизики я выяснил, что метеорит состоял из какого-то металла и камня.

Я обдумал всю эту информацию.

— Выходит, вы обнаружили, что на Землю летит метеорит, который может нанести вред нашей планете. Его нужно было ликвидировать. Вы решили использовать для этого проект «Уорденклифф», который предназначен для беспроводной передачи электроэнергии. Вы выстрелили по нему искрами, переданными через какой-то мировой эфир. Метеорит исчез, вернее, переместился во времени. Но куда?

— У меня на этот счёт есть такая версия. Этот объект переместился хронологически в древность, а географически на Аравийский полуостров. Вернее, переместилась его каменная часть. Остальное, то есть металл, расплавилось.

Я вспомнил о своём путешествии по Востоку.

— То есть, мистер Тесла, вы хотите сказать, что Чёрный камень Каабы это Тунгусский метеорит?

— Вы правильно меня поняли.

— А что это за искры сделали круги на полях? Тоже ваша работа?

— Совершенно верно. Я проверял свои приборы, перед тем как переместиться сюда. Эти искры переменного тока, и вообще электроэнергия, перемещаются в мировом эфире. Я же использую для перемещения мой прибор в виде стеклянной трубки, который вы видели у меня в руках.

— Переменный ток? А если бы ваша искра попала в меня? Вы бы убили меня, и дело с концом! — рассердился я, забыв о выжившей кошке.

Тесла сделал жест, сложив кольцом большой и средний пальцы.

— Не беспокойтесь, мистер Холмс. Этот ток настолько высокой частоты, что практически безвреден. Я убедился в этом на своём опыте, а если точнее, то на своём организме. Я зажигал лампы у себя в руке, находясь в электромагнитном поле, и у меня ничего не портилось. Иногда лёгкий ожог, не более того. Но вам этого лучше не повторять, ведь мало ли что может случиться.

— А вы позволите мне записать сегодняшние события? Только поверят ли мне читатели?

— Вы правы, мистер Холмс. Наши современники могут и не поверить. Поэтому я предлагаю оставить эту информацию потомкам.

Тесла перенёсся обратно в Америку. Я написал вышеприведённый рассказ в двух экземплярах. При этом я заглянул в книги и с удивлением обнаружил, что согласно данным современной физики, мирового эфира не существует. По-видимому, американский изобретатель верит в научный миф девятнадцатого столетия, но объяснить описанные им явления в свете настоящей физики мне было не по силам. Впоследствии я побывал в Америке и успел отправить Тесле одну из рукописей. А что касается члена Лондонского Королевского общества, то ему я передал, что результат моего расследования держится в секрете.

Примечание. Рукописи Теслы, в том числе и рукопись Холмса, в 1943 году попали в архив ФБР.

 

Синематографическая история

Когда Шерлок Холмс посвятил свою жизнь работе частного сыщика, правосудие получило ровно столько же, сколько потеряла сцена. Перестав быть актёром, он продолжал применять незаурядные актёрские способности, и нередко мне приходилось с большим трудом признавать Холмса в не похожем на него человеке. Но вряд ли он захотел бы отвлечься от своей работы и хоть немного побыть актёром, ведь преступление, требующее расследования, могло бы произойти во время спектакля, и потому совмещать профессии сыщика и актёра мой друг не смог бы. Таким же образом ему не понравились бы спектакли о нём, что и произошло в новом столетии. Если мои многочисленные рассказы не нравятся ему из-за манеры повествования и «сенсационности», то драматург для привлечения публики должен «приукрасить и оживить» расследования Холмса ещё больше чем я, или даже выдумать то, чего не было, ради большего разнообразия.

Когда Холмс давно уже не помышлял о сцене, возникло новое искусство, которое искусством сначала мало кто считал. После первых представлений «Cinématographe Lumière» о нём стало известно во многих уголках земного шара. Честно говоря, Холмс знал об этом с чужих слов, так как синематограф не входит в сферу его интересов. Какое ему дело до «L'Arroseur arrosé», если там нет состава преступления! Но помимо своей воли ему пришлось понять, что новое искусство может принести ему пищу для размышлений.

В первый день апреля нашу квартиру на Бейкер-стрит посетил инспектор Лестрейд. Сев в кресло и подперев рукой подбородок своего крысиного лица, он сказал с весьма довольным видом:

— Вы, конечно, видели те фильмы, которые были сняты во Франции. Но хотели бы увидеть фильму, которую не видел ещё ни один француз?

— Мы уже видели такие фильмы. Наша синематографическая промышленность развивается. Существуют фильмы «Томми Аткинс в парке», «Ухаживание солдата», «Дерби», «Стрижка клоуна», «Регата между Оксфордским и Кембриджским университетами», «Фотография призрака» и другие. Всех их не упомнишь.

— Этот список совсем недавно пополнился. В последнее время жители Лондона ходят на просмотр новинки в жанре комедии. Вы не проиграете, если посетите сеанс. Билет стоит 1 фунт и 1 гинею.

— Вы заинтриговали меня, Лестрейд. Но я боюсь, что зря потрачу время.

— Не говорите так. Я сам побывал на сеансе. Вам нужно отправиться в Ковент-Гарден, где помимо всего прочего расположено кафе «Шерлокхолмитос». В нём было открыто синема. Забавное название — «Шерлокхолмитос». Я не энтомолог, но оно напоминает название некоего насекомого. Особенно москита, если поместить ударение на предпоследний слог, не правда ли?

Холмс посмеялся над названием кафе, держа трубку во рту, отчего со стороны казалось, будто он кашляет от курения.

— Ватсон, собирайтесь на сеанс. Надеюсь, нас ждёт интересное зрелище, и оно компенсирует избавление от искусственной стимуляции, которую вы запрещали со всем усердием врача.

Вскоре мы были в Ковент-Гардене. Неподалёку от рынка мы увидели то самое кафе, о котором нам пришлось слышать. Над входом располагалась вывеска «ШЕРЛОКХОЛМИТОС», а перед ним спиной к нам стояли билетёр и киномеханик. Киномеханик скручивал афишу в трубку, не дав нам возможности прочитать её. Холмс заплатил за билет.

— Милости просим на сеанс, — сказал киномеханик с подобострастным видом. — Сегодняшние зрители в сборе.

Мы очутились в уютном помещении с задёрнутыми шторами. Посередине стояли ряды стульев, наполовину заполненных зрителями: спереди сидели кавалеры и барышни в нарядных одеждах, на среднем ряду сидели господа почтенного вида и худой человек в шотландском берете. За их спинами был установлен аниматограф, а слева стояло фортепиано. Когда мы вошли, механик дал знак тапёру, и тот исполнил баркаролу из «Сказок Гофмана». К сожалению, когда мы сели на задний ряд, заглавный титр уже закончился. Нам некогда было думать о нашем опоздании, так как наше внимание было приковано к разворачивавшимся на экране событиям.

Сначала мы увидели стену с вывеской «Бейкер-стрит», после чего камера начала поворачиваться в левую сторону, где ехал кэб, а по тротуарам шли немногочисленные прохожие. Эта картина продолжалась недолго, и мы вскоре увидели гостиную: стол, камин с нарисованным бутафорским огнём, монограмму VR, составленную из пулевых отверстий. Монограмма не оставляла никаких сомнений, что перед нами была наша гостиная на Бейкер-стрит: вряд ли ещё кто-нибудь, кроме Холмса, отличается привычкой изображать монограмму королевы таким способом. Впрочем, о том же красноречиво свидетельствовали и остальные детали, так как на столе лежала персидская туфля с табаком, и там же, на столе, располагались ноги Шерлока Холмса. Сам он сидел в кресле, и на его голове была двухкозырка, в которой его часто изображают вопреки моде. Но его лицо было небритым, чего Холмс никак не мог позволить, вдобавок под шляпой у него были видны лохматые волосы. На столе перед ним мы увидели блюдо с тортом.

Зрители засмеялись, увидев Холмса в таком неподобающем виде. Сам же он сидел с каменным лицом индейского вождя, не понимая юмора.

«Холмс» на экране убрал ноги со стола и набил трубку табаком. Гостиная наполнилась такими клубами дыма, что я мысленно обрадовался тому, что это всего лишь изображение на экране. Когда дым рассеялся, «Холмс» достал револьвер и выстрелил за пределы кадра, влево от зрителей. Сразу же после выстрела слева от «Холмса» возникла машущая рука, и в кадре появился «я», испуганно машущий руками. Очевидно, он испугался того, что в него попала пуля. Его волосы были темнее, чем у меня, рост был несколько больше, лицо было длиннее. Но в целом он отличался от настоящего меня меньше, чем отличался от Холмса тот тип, которого мы видели на экране.

«Ватсон» ощупал себя, ища пулю. «Холмс» произнёс неслышные нам слова, тут же показанные в интертитре:

«Ватсон, я нахожусь в процессе изобретения устройства, подавляющего звук выстрела!»

Эта новость выглядела несколько двусмысленной, ведь глушители уже существуют. Но глушители для револьверов не пользуются популярностью, так как они не могут подавить шум, издаваемый пороховыми газами, проходящими между стволом и каморой барабана. Вероятно, именно новый, более эффективный, глушитель для револьвера изобретался моим другом в фильме. Пока я думал об этом, персонажи фильмы сели за стол и начали играть в карты. Было совершенно не ясно, какая именно игра была изображена; вероятно, актёры клали карты безо всякой системы. «Ватсон» чихнул, отчего, к нашему удивлению, из его рта вылетели мыльные пузыри. «Холмс» тоже чихнул, но так, что монограмма королевы отделилась от стены и рухнула на пол. «Ватсон» положил на стол последнюю карту и резко встал. При этом «Холмс» встал так, что кресло упало на пол. Он ударил по столу кулаком и стал вращать глазами.

«Вы шулер!»

«Ватсон» помотал головой и почесал затылок. В ответ «Холмс» направил на него указательный палец.

«Вы врёте! Все врут!»

Когда «Ватсон» воздел руки к небу, «Холмс» взял торт и, к нашему удивлению, швырнул его в лицо «Ватсону». Зрители отреагировали смехом. «Ватсон» испуганно ретировался. «Холмс» побежал за ним, но сразу же поскользнулся. Затем в кадре мгновенно, прямо из воздуха, появился юный слуга Холмса Билли. У меня не было сомнений, что этим персонажем был Билли, ведь других помощников его возраста у Холмса не было. «Билли» помог «Холмсу» подняться. Тот изобразил пантомиму, сложив пальцы правой руки, словно держа рукоятку, и начав делать рукой вертикальные круги. «Билли» кивнул и принёс киноаппарат. «Холмс» щелкнул его по лбу и ткнул пальцем в левую сторону. «Билли» принёс фенакистископ. Когда «Холмс» начал вращать глазами и погрозил кулаком, «Билли» принёс телефон. Как только телефон появился в кадре, трубка сама собой влетела в руку «Холмсу». Он стал вращать ручку, хотя зрителям было видно отсутствие провода. Всё это вызывало у зрителей смех.

«Алло, Центральная, соедините с VIC 1212»

После этого интертитра мы увидели коммутатор, перед которым сидела телефонистка, показавшаяся мне знакомой. Я тут же сообразил, что телефонистка выглядела как моя покойная жена. Сходство было видно даже в чёрно-белом виде. В этот же миг на экране появился Лестрейд, который сидел в кресле и курил сигару. К нашему удивлению, это был не загримированный актёр, а сам Лестрейд. Чёрные глазки, острый нос, лицо хорька — ошибиться было невозможно. Внезапно сигара выстрелила. «Лестрейд» выронил сигару, после чего перед ним взлетела телефонная трубка. Лестрейд схватил трубку, и в левой половине кадра возникли «гостиная» и «Холмс». Он поднял лист, изображавший «меня» в профиль и анфас, то есть именно так, как фотографируют преступников. Лестрейд в правой половине кадра кивнул, что выглядело нонсенсом. Ведь он не мог видеть через телефон! Эта сцена снова вызвала смех остальных зрителей.

Из помещения Скотланд-Ярда действие фильмы перенеслось наружу. Вид набережной Виктории говорил о том, что перед нами не настоящая набережная, а нарисованная декорация. По дороге проехал автомобиль, в котором сидел Лестрейд. Нас терзали подозрения, что это всё же был он, а не актёр. За Лестрейдом, вооружённым револьвером, один за другим промчались ещё десять автомобилей, заполненных тройками полисменов. В то время такое количество автомобилей в одном городе было неподвластно моему воображению. Вслед за ними три раза промчались по три полисмена на велосипедах. Они держались за руль одной рукой, в то время как в другой руке у них были сачки. Эта деталь, очевидно, должна была означать, что на «меня» объявлена охота. Вслед за этими служителями правопорядка на велосипедах проехали ещё трое, на этот раз они ехали на роликовых коньках. Выбора средства передвижения, по-видимому, было недостаточно, так как полицейские начали кататься на роликовых коньках так, словно они занимались фигурным катанием. Когда полиция исчезла из кадра, появился ещё один любопытный тип в двухкозырке. Его лицо обращало на себя внимание благодаря оттопыренным ушам, вытаращенным глазам и носу, которым персонаж потягивал воздух, подобно принюхивающемуся хорьку.

«Шерлок-младший» — гласил титр. И полицейская погоня, и второй, ещё более странный Холмс заставляли зрителей смеяться, но нам с Холмсом было совсем не смешно. Второй «Холмс» щёлкнул пальцами, и в его руках появилась скрипка. Персонаж начал пиликать смычком, и, судя по движениям, музыка должна была быть довольно противной. Скрипач так разошёлся, что смычок вылетел из рук. Когда смычок исчез за кадром, с той стороны, куда он улетел, посыпалось разбитое оконное стекло. Вместо звона стекла мы слышали всё тот смех. На ногах скрипача появились роликовые коньки, после чего он скорчил гримасу и уехал. В кадре появились первый, небритый, «Холмс» и «Билли». «Холмс» стал всматриваться вдаль. Вдруг он резко выпрямился, достал револьвер и выстрелил в воздух. В результате выстрела на его голову упала луна в фазе второй четверти. По-видимому, луна была резиновая, так как она с заметной упругостью отскочила от головы и оказалась посреди дороги. «Билли» поднял луну, и та взлетела обратно в небеса. После того как «Холмс» выстрелил de nouveau, на видимый зрителям участок дороги выехал трёхколёсный мотоцикл. На боковом сиденье возвышалось чучело медведя. Шофёром мотоцикла был мужчина с русской шапке, уши которой были опущены вниз. Между меховыми ушами мы увидели лицо со светлыми глазами и тонкими чёрными усами. Шапка, надетая явно не в зимнее время, и медведь ясно указывали на национальность персонажа. Следующий титр гласил: «Сыщик из Москвы».

«Холмс» и «сыщик из Москвы» обменялись рукопожатиями. Неожиданно позади мотоцикла из воздуха возник «Шерлок-младший», без скрипки и роликовых коньков. Первый «Холмс» удивлённо уставился на него. Тот схватил чучело медведя и принялся качать его в руках, словно ребёнка. Первый «Холмс» почесал затылок. Надо ли упоминать, что такая сцена тоже рассмешила зрителей.

Эта картина прервалась интертитром «Сыщики из Парижа и Америки». Первый из них (очевидно, сыщик из Парижа) был круглолицым, в котелке и с тёмными усами. В руках он держал журнал, содержимое которого мы тут же имели удовольствие увидеть, так как вскоре журнал занял весь экран. На первой увиденной нами странице был графический рисунок, изображающий красивую молодую женщину с пышной причёской и безупречной фигурой. На следующих страницах мы увидели такие же красивые картинки, где женщины такого же типажа были изображены вместе с джентльменами. Журнал исчез с экрана, и мы увидели толстяка. Его голову с круглым лицом украшал цилиндр дяди Сэма. Но это не был дядя Сэм, так как американец был толст, отнюдь не с худым лицом и без бородки. Перед ним на столе лежали три книги, около локтя левой руки стоял горшок с цветком. Мы не смогли понять, что это был за цветок, так как «сыщик из Америки» сделал неосторожное движение, и цветок упал со стола. В следующий миг к «сыщику из Америки» подошёл «сыщик из Парижа» и, выглянув из-за плеча «американца», показал ему содержимое журнала. В ответ «американец» сделал жест, сложив указательный и большой пальцы в кольцо и растопырив остальные. Снова возник второй «Холмс» с придурковатым лицом. Он взял журнал и увидел изображённых там девиц, отчего его лицо приобрело восхищённое выражение. Но этого ему оказалось мало, так как второй «Холмс» поцеловал картинки и, не удовлетворившись этим поступком, вцепился в страницы зубами. «Сыщик из Парижа» отнял у него журнал. Смех зрителей снова действовал нам на нервы.

Место действия снова изменилось: на этот раз мы увидели кабинет, уставленный книжными полками. За столом сидел мужчина среднего возраста с мягкими чертами безбородого лица, справа от его лба свисала прядь волос, на груди была белая манишка. На столе перед ним стоял фонограф, за спиной висел плакат с надписью «профессор фонетики». Факт присутствия надписи за спиной человека создавал впечатление, будто за столом сидит не человек, а экспонат. В комнату вошёл «Ватсон». Он тут же, что-то пролепетав, схватился руками за голову и показал в сторону, с которой пришёл. Было ясно, что он по-прежнему спасается от «Холмса» и полиции и просит помощи у профессора фонетики. Но ответ профессора был неожиданным.

«Вы шотландец, побывали в Австралии»

Профессор засмеялся. «Ватсон» ушёл, и в тот же миг в кабинет вошёл разыскивавший его «Холмс». Было странно, что они не встретились в дверях. «Холмс» произнёс неслышимые нам слова и показал профессору «мои» фотографии, уже виденные Лестрейдом. Профессор ответил: «Вы родились в Рединге». «Шерлок Холмс», выронив лист, почесал затылок, его глаза выразили изумление таким ясновидением. Ему ничего не оставалось делать, как покинуть кабинет под неслышимый нам смех профессора фонетики и весёлый смех зрителей.

Перед нашим взором вновь предстала бутафорская набережная Виктории, но персонажи были заняты уже другим делом. На мотоцикл была установлена столешница, и все трое сыщиков-иностранцев играли на ней в карты. Справа от них второй «Холмс» убаюкивал чучело русского медведя. «Сыщик из Москвы» выложил все карты и показал на них, демонстрируя, что он выиграл. «Сыщик из Америки» достал непонятно откуда взявшийся торт и бросил его в лицо выигравшему игроку. Тот очень ловко присел, и торт угодил во второго «Холмса». Странный «двойник» моего друга, убрав от себя медведя, скатал из торта мяч и принялся подбрасывать его ногой. Когда это занятие надоело ему, «Холмс» бросил «мяч» в кинокамеру. Зрители отпрянули назад, как это было во время показа французской фильмы с прибытием поезда.

Торт, заполнивший весь экран, уступил место клубу «Диоген» Уайтхолл. Мне уже доводилось отмечать, что в Лондоне есть своеобразный клуб для мизантропов, для самых необщительных людей. Каждый из них сидит в своём обособленном уголке и не мешает другим ему подобным. Когда мы увидели клуб на экране, в кресле сидел человек, очевидно, представлявший собой Майкрофта Холмса. Но мы сразу разглядели travail gâché: это был человек совсем не полной комплекции, под одежду которого был напихан неизвестный материал для имитации полноты. Лицо и руки «Майкрофта Холмса» были совсем не крупными, а на обоих глазах были монокли. Персонаж курил сигару. Как и в случае с Лестрейдом, сигара выстрелила. Когда «Майкрофт» успокоился, к нему подошли «Шерлок Холмс» и Лестрейд. Первый из них пожал руку брату. «Майкрофт» взглянул на пришедших гостей. «Шерлок» показал Лестрейду за пределы кадра. Перед нами предстала цель поисков героев фильмы. В помещении клуба стояли кресла, на которых мы увидели людей, или, вернее, восковые фигуры. Все они были одинаковыми, видимо их лепили с одной модели. В руках у восковых членов клуба были газеты. В центре стояли часы, показывавшие без двадцати пять, и диван, на котором сидел тот самый «шулер», из-за которого пришли в движение остальные персонажи. Рядом с ним мы увидели миссис Ватсон. У меня отличная память на лица, и я ясно видел, что в роли моей покойной жены и телефонистки была одна и та же белокурая актриса. Не успел я подумать об этом, как «Ватсон» и «миссис Ватсон» обнялись. Мне было неудобно смотреть на дальнейший флирт, хотя похожая сцена есть в «Томми Аткинсе в парке». Та же реакция была и у других зрителей. Приятно было видеть, что теперь происходящее в фильме вызвало и у нас с Холмсом, и у других зрителей одни и те же эмоции.

К супружеской паре подошёл «Холмс» и направил на них револьвер. К восторгу зрителей, не только «я» и «жена» подняли руки, но и часы подняли стрелки. К дивану подошли сыщики из Москвы, Парижа и Америки. Они одновременно показали рукой на «Ватсона», после чего «Холмс» надел судейский парик и мантию. «Американец» достал колоду карт и показал на бывших игроков. «Холмс» кивнул и достал трубку. Но едва он взялся зубами за мундштук, в трубке произошёл взрыв. «Американский сыщик» снял с себя цилиндр дяди Сэма и выкинул его за пределы кадра. Цилиндр спланировал на голову одной из сидевших сзади восковых фигур, но, к восторгу зрителей, с совсем другой стороны. Избавившись от головного убора, «американский сыщик» надел на себя парик и мантию «Холмса». Очевидно, речь шла о том, что пострадавший не может быть судьёй. Став судьёй, коллега Холмса снова продемонстрировал колоду карт и показал на обвиняемого. По-видимому, он был в роли прокурора, но, тем не менее, было совершенно неясно, кто из присутствовавших был в ролях барристера и присяжных. Кроме того, по моему скромному мнению, проводить судебный процесс следовало, к примеру, в Олд-Бейли, а никак не в клубе «Диоген». Вслед за этими несуразностями последовал повтор сцены, где обвиняемый и пострадавший играли в карты. Как только фильма вернулась к сцене самосуда, «Ватсон» сделал пас рукой и исчез. «Холмс» снова выразил удивление. Когда он почесал затылок, иностранные сыщики исчезли. Котелок, судейский парик, мантия и шапка на несколько секунд повисели в воздухе и упали на пол. «Миссис Ватсон», которая всё это время провела на диване рядом со «мной», встала навстречу вошедшему «Майкрофту Холмсу». Тот подошёл к «миссис Ватсон» и, к моему неудовольствию, поцеловал ей руку. В следующий миг она исчезла. Из передних рядов зрителей раздалось хихиканье. «Майкрофт» похлопал глазами и тоже исчез. «Шерлок» удивлённо оглядел помещение, так быстро опустевшее, если не считать сидевших сзади восковых фигур. Неожиданно он сел на диван, скинул с себя двухкозырку и в отчаянии вцепился рукой в лохматые волосы. В руке остался клок волос. «Холмс» вскрикнул и откинулся на спинку дивана.

Экран постепенно сжался в окружённый чернотой круг. Газовые рожки снова загорелись. Удовлетворённые зрители, посмеиваясь, начали расходиться по домам. Но мы с Холмсом бросились к киномеханику.

— Как вы посмели показать людям эту глупую пародию! — сердито сказал Холмс.

Киномеханик развёл руками.

— Я ни в чём не виноват. Моя задача заключалась в демонстрации фильмы лондонским зрителям. Если зрелище вам не понравилось, обращайтесь к режиссёру. Я ничем не могу вам помочь по той простой причине, что имя режиссёра мне неизвестно.

— А как же афиша? Мы видели, как вы держали её в руках!

Тапёр показал нам афишу, которая во время сеанса лежала на фортепиано. Мы раскатали трубку и воззрились на красочную афишу, изображавшую Шерлока Холмса. В отличие от самой фильмы, на афише он был изображён в подлинном виде: причёсанным, бритым и в цилиндре. На заднем плане мы увидели Лондонский мост и здание Скотланд-Ярда, хотя любой образованный лондонец подтвердит, что они не стоят рядом. Вверху афиши была надпись «Синема „ШЕРЛОКХОЛМИТОС“, Комедийно-детективная фильма „ШЕРЛОК ХОЛМС НЕДОУМЕВАЕТ“ в 11 картинах», снизу же было гораздо больше строк:

«Исполняют роли: Шерлока Холмса — Ричард Дерби, д-ра Ватсона — Джером Леки, Шерлока-Холмса № 2 — Т. Р. Грегсон, Лестрейда — Дж. Лестрейд, Майкрофта Холмса — А. К. Дойл, сыщика из Москвы — Г. Дж. Уэллс, сыщика из Парижа и сыщика из Америки — Э. Филби, телефонистки и миссис Ватсон — М. Ватсон, профессора фонетики — Г. Бирбом Три, Билли — Чарли.

Режиссёр…»

К сожалению, фамилия режиссёра была недоступна нам, так как в этом месте печатные знаки безжалостно стёрлись. Но приведённых там имён актёров было достаточно, чтобы возбудить интерес Холмса.

— Ватсон, вы лучше меня разбираетесь в древнегреческой мифологии. Как звали музу комедии?

— Её звали Талия.

— В таком случае у Талии оказалось много неведомых нам служителей.

— Но ведь не все из них представляют для нас тайну.

— Вот именно с актёрами мы и должны разобраться. Вероятно, нам придётся временно лишить клуб «Диоген» одного из его членов. Его имя вам, конечно, известно.

Миссис Хадсон не могла предположить, что в её гостиной будет устроено собрание. Как и обещал Холмс, его брат был вызван из любимого клуба. Майкрофт Холмс появился в дверях, заслонив проём тучным телом. Его облик говорил о малоподвижности и спокойном образе жизни, но лицо указывало на глубокий ум, и мы знали, что перед нами один из самых незаменимых людей Англии. Редко когда правительство обходилось без совета Майкрофта Холмса. Обведя гостиную своими водянистыми глазами, он грузно сел в приготовленное для него кресло. Теперь брат Шерлока Холмса сидел в позе могучей скульптуры Мыслителя, входящей в многоскульптурную композицию «Врат ада» в одном из музеев Парижа.

— Шерлок, ты думаешь, вам понадобится моя помощь?

— Ум хорошо, а два лучше. Ещё лучше, если четыре: я, ты, Ватсон и Билли. Он довольно сообразителен. Миссис Хадсон не в счёт. Милый Майкрофт, надеюсь, ты видел фильму.

— Меня пригласили на сеанс, хотя ты сам знаешь, как я люблю тишину и покой. Как видно, меня пригласили туда лишь потому, что мне удалось попасть в число персонажей. Мне не совсем повезло, верно, Шерлок?

— Итак, милый Майкрофт, мы пригласили тебя сюда, что вместе провести расследование. Нам с Ватсоном приходилось раскрывать самые разнообразные дела, и отчёты о многих из них благодаря моему биографу стали достоянием общественности. Но мне никогда ещё не приходилось расследовать такую вопиющую нелепость!

Холмс был прав. Я могу припомнить один случай, когда неизвестный юморист из «Панча» описал отношения между мной и Холмсом как отношения между врачом и пациентом. Согласно этой вымышленной истории, у меня якобы есть дочь-медсестра. Но тогда мой друг не отнёсся всерьёз к пародии. Кроме того, за два года до описываемых здесь событий были придуманы взломщик-любитель Артур Раффлз с другом Банни, и я всегда подозревал, что эти персонажи придуманы как пародия на Холмса и на меня. Теперь Холмсу пришлось разбираться с творчеством неизвестных людей, поскольку очередная шутка оказалась довольно обидной. Стоит заметить, что нам уже приходилось иметь дело с исполнителями наших ролей. Но предать гласности подробности и причину этой встречи в ближайшее время означает нарушить запрет, данный мне моим другом. Поэтому я вернусь к нынешней истории и не стану намекать на посторонние секреты.

— Dit sublime à ridicule il n'у a qu'un pas, — сказал я, вспомнив подходящие слова.

— Кстати, Ватсон, какое сегодня число?

— Первое апреля, — как только я произнёс эти слова, ситуация прояснилась. Дата сеанса и образованное от имени и фамилии моего друга название синема со странным окончанием оказались связаны с содержанием фильмы.

— Самый первый первоапрельский розыгрыш я пережил ещё до знакомства с вами. Однажды я вошёл в анатомический театр и обнаружил человеческий череп.

— Бутафорский или настоящий?

— Бутафорский. Внутри оказалась приклеена бумажка с надписью «Театр Лицеум». Очевидно, череп предназначался для исполнения роли Гамлета. Актёры, подложившие мне череп, создали образец английского чёрного юмора.

— Меня тоже показали в фильме, сэр? — спросил Холмса Билли.

— Да, Билли, и вы якобы по ошибке принесли Холмсу кинокамеру и фенакистископ вместо телефона. Причина проста: в течение большей части фильмы персонажи объясняются жестами. Но если жест не способен выразить мысль, приходится вставлять реплики между кадрами.

Билли посмеялся над приписанным ему поступком.

— Откуда они знают о моём существовании, сэр? Насколько мне известно, доктор Ватсон ещё ни разу не упомянул обо мне в своих рассказах. Вряд ли я уже известен широкой публике.

— Это одна из загадок, которые нам предстоит решить. Начнём разгадку с исходных данных. Кто такой Уэллс?

— Если личное и среднее имя начинаются с Г и Дж, то речь явно идёт о писателе-фантасте, нашем современнике, — ответил Майкрофт. — Им написаны книги «Машина времени», «Война миров», «Человек-невидимка», «Чудесное посещение», «Остров доктора Моро», «Когда спящий проснётся» и «Колёса фортуны». Когда-то он был журналистом, учителем и аптекарем.

— Теперь он исполнил роль сыщика из Москвы. Но здесь одна неувязка. Я живу в столице империи. Тогда почему русский сыщик прибыл из Москвы, а не из Петербурга? Кроме того, мне неизвестно о существовании этого сыщика из России. К глубокому сожалению, нам неизвестна даже его фамилия. Другие два сыщика мне тоже незнакомы. Возможно, это были какие-нибудь персонажи детективной литературы. Вы знаете, как я не люблю Огюста Дюпена, Лекока и их вымышленных последователей. К примеру, недостаток детективной литературы в том, что в ней встречаются женщины-сыщики. Видели ли вы когда-нибудь женщин-сыщиков? Никогда.

Как только Холмс произнёс эти слова, в гостиную вошла миссис Хадсон.

— Я тоже была в фильме, мистер Холмс?

— Нет, миссис Хадсон, вам повезло в этом отношении.

— Ваша Нерегулярная гвардия, как вы изволили называть ваших Гаврошей, обнаружила некоторых из актёров. Теперь они переданы в руки полиции. С минуты на минуту эти люди должны прибыть сюда.

— Спасибо, миссис Хадсон. Ватсон, мне понадобится ваш совет. В роли моего брата был Дойл. Вы знакомы с ним лучше меня. Ведь он не только писатель, но и ваш литературный агент.

— Артур Конан Дойл закончил Эдинбургский университет. В настоящее время работает в полевом госпитале в Южной Африке. Интересуется спиритизмом. По некоторым сведениям, у него платонический роман.

— Ну, эти сведения не помогут нам узнать, как ваш литературный агент подался в актёры, если считать, что это был именно он.

— Нам будет трудно отыскать исполнителя моей роли, сэр. Нам ведь известно лишь то, что его зовут Чарли? — заметил Билли.

— Вы правы, найти некоего Чарли очень трудно, — ответил я. — У меня отличная память на лица, и поэтому я подозреваю, что это тот самый Чарли, который когда-то выполнил просьбу купить нам торт.

— Кто-то из вас отмечал день рождения? — поинтересовался Майкрофт.

— Ещё не пришло время поведать миру о тех событиях, — ответил Шерлок. — Но не будем отвлекаться от дела. Чарли всего лишь один из лондонских мальчишек, в то время как Герберт Бирбом Три известен нам всем.

— Да, Холмс, вы правы. Бирбом Три возглавлял театр Хеймаркет, теперь же он возглавляет театр Её Величества. Он широко известен шекспировскими ролями и постановкой шекспировских пьес. Но среди этих ролей никогда не было профессоров фонетики. А Бирбом Три никогда не снимался в фильмах. Странно, что его выбрали на эту роль.

— А роль Лестрейда? Кто бы мог подумать, что в этой роли будет он сам! Поэтому он так хотел, чтобы мы увидели фильму. Только мне не ясно, как он согласился на то, что полиция будет показана в таком забавном виде. Что касается полиции, то, по-видимому, в этой роли были совсем другие люди, одетые в полицейскую форму. Настоящие служители правопорядка солидные люди и они не станут участвовать в несерьёзном занятии. И заметили ли вы, что полисмены были вовсе не рослые и дюжие?

— Заметил. Также не стоит забывать про Грегсона. Он исполнил роль второго Шерлока Холмса, который оказался настоящим дурачком. Это обращение с журналом, эта привязанность к чучелу медведя!

— Ватсон, нам лучше не обсуждать странное поведение персонажа, а думать о технологии создания фильмы. Действие фильм длится непрерывно, в то время как здесь одна сцена сменяла другую. Вероятно, на афише под «картинами» подразумевались именно сцены, из которых составили единое целое. Если считать одной «картиной» сцену, разделённую кадрами с текстом, считать «одной» картиной разделение кадра в сцене телефонирования и не учитывать возвращение к сцене с игрой в карты, получится именно столько «картин», сколько было указано. Бейкер-стрит, эта гостиная, телефонная станция, Скотланд-Ярд, набережная Виктории, парижский сыщик, журнал, парижский и американский сыщики, кабинет профессора, Майкрофт в клубе «Диоген», зал в клубе. Всего одиннадцать «картин». Именно так, с помощью соединения картин в фильму, я предлагаю объяснить присутствие в ней огромного количества автомобилей. Автомобиль был только один, просто его снимали несколько раз. Наверняка мы видели символ надвигающихся перемен, когда на десять автомобилей будет приходиться один кэб. Однако я отвлёкся… Исполнителей ролей полисменов, вероятно, тоже было всего трое. В каждом автомобиле, кроме самого первого, сидело три полисмена, и столько же мы видели одновременно в сцене с роликовыми коньками. Если мне не изменяет память, в самом начале, когда мы видели кэб на Бейкер-стрит, прохожих было всего трое. Вероятно, это были те же актёры. Аналогично объясняется исчезновение и превращение людей. Просто актёры появлялись и исчезали из кадра в то время, когда съёмка была приостановлена. Таким же образом легко объясняется появления роликовых коньков на ногах и скрипки. Изображение в одном кадре гостиной и помещения Скотланд-Ярда легко объяснить с помощью каше. Исчезновение кадра в уменьшающемся круге, кажется, называется кошачьим глазом. Трюк с взлетающей телефонной трубкой и телефонной трубкой, влетающей мне в руку, объясняется ещё проще. Параллельно экрану были натянуты тонкие, невидимые зрителям нити. Трубка была соединена с другой нитью, которая её, разумеется, тянула. Так же устроена взлетающая луна. Монограмма королевы из отверстий от пуль, упавшая со стены, была изображена на листе цвета стены, и в нужный момент этот лист был вынужден упасть. Стреляющие сигары и взрывоопасная трубка объясняются использованием чёрного пороха, хотя, надо признать, такие трюки могут быть опасными. Мыльные пузыри, по всей вероятности, выдувались через замаскированную тонкую трубку. Один конец её располагался у рта, а на другом конце располагались меха. Зато в эпизодах с тортами никаких фокусов я не вижу, одно лишь трюкачество и глупую буффонаду. Но мне в этом деле ещё не всё ясно. Я имею в виду картины с сыщиками из Америки и Парижа. Некий Филби исполнял роль сразу двоих сыщиков. Но мы видели этих персонажей одновременно, не так ли? Ватсон, Майкрофт, Билли, можете ли вы объяснить, как один человек раздвоился, явив собой двоих? Я точно заметил, что они имели одинаковую внешность, и разница была лишь в том, что можно изменить одеждой и приклеенными усами. Такой трюк любопытнее летающих телефонных трубок и тортов.

— А как же каше?

— Использование каше было бы довольно затруднительным, так как парижанин стоял за спиной у американца, и тогда пришлось бы вырезать каше в точности по силуэту сидящего спереди и, вдобавок, изготовить отдельное каше для каждого кадра.

— Может, на самом деле это были два человека?

— Но тогда зачем при написании афиши надо было выдавать двоих человек за одного? Возможным объяснением является то, что актёры были близнецами, а их имена у обоих начинаются на Э, что позволило обозначить их одним инициалом. Только в таком случае следовало написать «братья Э. Филби».

— Холмс, меня не покидает подозрение, что я уже где-то встречал фамилию «Филби». Я точно слышал эту фамилию, а где, никак не могу вспомнить.

— Я тоже не могу вспомнить, где я слышал эту фамилию, — добавил брат Холмса.

— Постарайтесь вспомнить. Ваша забывчивость может повредить расследованию. К счастью, с исполнительницей ролей телефонистки и миссис Ватсон подобной проблемы не возникает, так как мы не видели этих персонажей одновременно.

Тогда я решил сказать моему другу о том, что мучило меня всё это время.

— Холмс, меня не покидает ощущение, что в роли моей жены была она сама. Конечно, все мы знаем, что бедной Мэри уже нет в живых. Но я не могу отделаться от мысли, что я видел её в фильме. К тому же в списке исполнителей ролей указана М. Ватсон.

— Дорогой Ватсон, взгляните на ситуацию критически. В чёрно-белом искусстве, каковым является синематограф, в отношении цвета волос однозначно видны лишь брюнеты, блондины и седые. Ваша дражайшая половина была блондинкой, это ясно видно в фильме. Но таким же образом в фильме однозначно видны лишь чёрные и абсолютно светлые глаза. Вы видели у «миссис Ватсон» серые глаза. У неё были синие глаза, правильно? Но в фильме синие, зелёные, серые и голубые глаза невозможно различить. Вы не можете доказать, что у актрисы были синие глаза. Иными словами, ваше суждение отличается предвзятостью. Теперь извольте выслушать другой аргумент. Помните ли вы, что та же актриса была в роли телефонистки? Телефонистки должны быть крепкими и доставать до верхнего края коммутатора. Я обратил внимание на то, что «телефонистка» вставила штекер в самый верх коммутатора, следовательно, эта актриса была высокой. К сожалению, вы не заметили эту подробность. Даже при условии, что миссис Ватсон осталась жива, этот вариант отпадает. Кстати, вы не находите, что не очень хорошо смеяться над человеком, которого уже девять лет нет в живых?

— Твои рассуждения правильны, мой мальчик, — вставил Майкрофт. — Теперь перейдём к другим представительницам прекрасного пола. Думаю, ты не смог установить личность барышень, изображённых в журнале парижского сыщика.

— Милый Майкрофт, неужели ты хочешь сказать, что ты установил их личность?

— Кто же они? — поинтересовался я.

— Разве вы не слышали о «девушках Гибсона»? Так называются красавицы, придуманные современным американским художником Чарльзом Гибсоном. Иными словами, их отличие от профессиональных красавиц в том, что они не сфотографированы, а нарисованы. Говорят, этот художник нарисовал саму Ирен Адлер. Правда, я не понимаю, зачем их поместили в фильму.

— Вероятно, это была реклама, — предположил Билли.

— Возможно и так. Но если реклама исходит от наших заатлантических соседей, то её правильно называть не рекламой, а пропагандой.

Когда Майкрофт Холмс произнёс эти слова, на меня нашло озарение. Я льстил себя надеждой, что смогу принести пользу расследованию, высказав только что рождённую версию.

— Вы говорите, что этих красавиц придумал американец? Тогда я начинаю многое понимать. Фильма снята на студии Томаса Эдисона!

— На студии Эдисона?

— Да, Холмс! Мне приходилось слышать, что студия Эдисона «Кинетоскопический театр» получила прозвище «Чёрный ворон» за чёрные стены, тесноту и духоту. По моему скромному мнению, именно в этой «тюремной карете» и родилась американская пародия.

Шерлок Холмс усмехнулся.

— Поздравляю вас с успехом, Ватсон. Один намёк, и вы оказались на верном пути!

Как только я обрадовался своей проявившейся сообразительности, наступило горькое разочарование.

— Ватсон, ваши рассуждения неверны, — грустно заметил Майкрофт. — Эдисон изобрёл кинетоскоп, а ведь вы сами произнесли официальное название «Чёрного ворона». Разве вы забыли, что в Лондоне проходили сеансы «Кинетоскоп Парлор»? Кинетоскоп, в отличие от волшебного фонаря, показывает фильму внутри себя. Зритель должен заглядывать в отверстие, понимаете? Эдисон никак не мог снять фильму, которую мы имели неудовольствие видеть. «Чёрный ворон» не имеет к ней никакого отношения.

— Неужели нет других вариантов?

— Конечно, есть. За океаном существуют фирмы, называемые, если я правильно помню, «Вайтограф» и «Байограф». Вряд ли они используют эдисоновский кинетоскоп, но они позволяют объяснить присутствие в фильме «девушек Гибсона». Во Франции существуют фирмы, если я не ошибаюсь, «Гомон» и «Пате». Приходилось ли вам слышать о Жорже Мельесе? Этот иллюзионист когда-то ставил феерии на сцене парижского театра «Робер Уден». В настоящее время он режиссёр студии «Стар фильм» в парижском предместье Монтрэ. Эта незабываемая фильма могла быть снята месье Мельесом или другим французом. Кстати говоря, именно он изобрёл montage, то есть соединение картин. Когда-то месье Мельес, снимая на камеру уличное движение, временно приостановил вращение ручки. Когда же он стал просматривать фильму, то увидел, что мужчины превратились в женщин, а омнибус превратился в катафалк.

— Майкрофт, почему ты перешёл от американских фирм к французским?

— У меня есть аргумент в пользу того, что фильма снята французским режиссёром.

— Ты имеешь в виду montage? Боюсь, что этот аргумент слаб, ведь другие режиссёры могли заимствовать методы Мельеса, — возразил Шерлок Холмс.

— Я имею в виду несколько иной аргумент.

— Хотелось бы его услышать.

— Когда зрители входили в зал кафе, тапёр исполнял баркаролу из «Сказок Гофмана». Когда вы с Ватсоном входили в кафе, было точно так же?

— Да, милый Майкрофт. Пожалуйста, продолжай.

— Почему именно баркарола из оперы французского композитора?

— Я принимаю этот аргумент. Но тогда возникает другой вопрос. Почему именно «Сказки Гофмана»? Насколько мне известно, «Кармен» является самой популярной оперой французского происхождения. Тогда следовало бы исполнить увертюру из «Кармен», если уж организаторам сеанса захотелось напомнить о национальности режиссёра. Но и на этом варианте свет не клином сошёлся. «Роберт-дьявол», «Фауст», «Гугеноты», «Пертская красавица» и другие оперы также неплохи. Вероятно, тапёр просто выразил свои музыкальные вкусы. Так или иначе, у нас есть аргумент в пользу французской фильмы, но также и аргумент в пользу американской фильмы. Выбрать что-то определённое не так просто.

Послышался топот дюжих констеблей (не таких, как в фильме), и в гостиную под конвоем вошёл высокий бледнолицый человек с льняными волосами, в котором нам легко было узнать Тобиаса Грегсона. Инспектор Скотланд-Ярда удивлённо воззрился на нашу компанию, не понимая причины происходящего.

— Мистер Холмс, что здесь происходит? Неужели кто-то пронюхал, что мне понравилась фильма о вас, и решил сделать мне выговор? Только не говорите, что мистер Лестрейд в сговоре с вами. Говорят, он исполнил роль самого себя.

— Исполняли ли вы роль второго Шерлока Холмса? — строго спросил Майкрофт Холмс.

— Мне никогда бы ни пришло такое в голову, сэр! Честное слово, мы меня с кем-то перепутали!

У входа в гостиную снова послышался шум, и к нам в гостиную вошёл высокий мужчина с рыжими усами и очками на веснушчатом носу. В руках он держал карту, которую нервно теребил, осматривая наши строгие лица. Вслед за ним вошёл толстый коротышка в костюме-тройке, в его руках была фотокамера американской фирмы «Истмен Кодак».

— Кого вы привели? — спросил Шерлок Холмс констеблей.

— Позвольте представить вам Ричарда Дерби и Джерома Леки.

— В чём я провинился, мистер Холмс? — удивился Дерби. — Я всего лишь археолог.

— Расскажите подробнее, пожалуйста.

— Что обо мне рассказывать? Я собираюсь участвовать в раскопках на Крите. Такая возможность появилась благодаря тому, что два года назад Крит избавился от турецкого владычества. В данный момент я держу в руках карту этого острова. Я не совершил ничего противозаконного. Почему меня привели сюда?

— Участвовали ли вы в создании фильмы «Шерлок Холмс недоумевает»? Если быть точным, я имею в виду заглавную роль.

— Что вы, конечно нет!

— Я тоже не имею ничего против мистера Шерлока Холмса, — добавил мистер Леки, судя по фамилии, шотландец. — Я всего лишь фотограф.

— Фотограф?

— Да, я намереваюсь запечатлеть на плёнке раскопки на Крите. Если бы у меня была кинокамера, это событие было бы запечатлено в фильме. Чего нет, того нет. Но мне не пришло бы в голову принимать участие в несерьёзной фильме о знаменитом сыщике, да ещё и в роли его биографа!

— Я совершенно согласен с мистером Леки, — добавил Дерби. — Он не способен на такой поступок.

— Простите, но мы допустили грубый просчёт, — сказал Холмс археологу. — У исполнителя моей роли было длинное лицо, у вас же оно круглое. Ваше лицо покрыто веснушками, но у того Ричарда Дерби оно было чистым. Вы красите волосы?

— Нет, — удивлённо ответил мистер Дерби.

— Цвет ваших волос даже на чёрно-белой фотографии или в фильме нельзя спутать с цветом волос того Ричарда Дерби, который, как и я, брюнет. А вы, мистер Леки, никак не похожи на того Джерома Леки, сколько бы грима вы не использовали. Но что за чёрт! Мне опять приходится констатировать, что я слеп как крот! Мы допустили ещё одну ошибку!

— Какую же? — я привстал с кресла и напряг внимание, зная, как тяжело мой друг переживает за свои ошибки.

— У Грегсона в фильме были тёмные волосы, выпученные глаза и оттопыренные уши. Нет, это никак не мог быть Тобиас Грегсон. Если верить афише, личное имя актёра начинается на Т, и эта деталь способствовала сходству. Если бы я обладал тем умом, который вы, преувеличивая, приписываете мне, я вспомнил бы внешность «Шерлока-младшего».

— Холмс, я хочу утешить вас. Я допустил такую же ошибку: перепутал двоих Дойлов. Конан Дойл носит большие усы. Сомнительно, что он сбрил усы лишь для того, чтобы сыграть роль вашего брата. Мой литературный агент отличается высоким ростом и большим весом, как и ваш брат. Но этим он отличается от актёра Дойла, который лишь имитировал полноту. Его настоящая комплекция была видна по лицу и кистям рук. Рост также был не столь высок.

— Я вам сочувствую, Ватсон. Мы оба приняли за актёров совершенно других людей, которые, вероятно, даже не знакомы с ними. Тобиас Грегсон и Артур Конан Дойл оказались жертвами нашей недальновидности и сходства имён.

Как только Холмс произнёс эти слова, к нему подошёл Билли и вручил визитную карточку. Холмс издал радостный возглас.

— К нам пожаловал сам Герберт Уэллс, тот самый, что исполнил роль московского сыщика! Вероятно, теперь мы получим ответы на все наши вопросы.

Известный писатель обладал непривлекательной наружностью. Перед нами возник невысокий мужчина средних лет, коренастый, с короткими руками и ногами. На его лице выделялись густые брови, обвислые усы и проницательные голубые глаза.

— Я подозреваю, что вы устроили конференцию ради решения загадки фильмы, — начал Уэллс. Тонкий высокий голос дисгармонировал с его внешностью. — Прежде чем я начну разъяснения, пожалуйста, скажите, что вам уже известно.

— Нам известно, что фильма была снята во Франции. Тем не менее, в ней присутствует американская реклама.

— Даже пропаганда, — уточнил Майкрофт Холмс.

— Среди актёров были Герберт Бирбом Три и, вероятно, известный нам Чарли. Разгадать трюки с курительными принадлежностями, телефонными трубками мыльными пузырями и луной не составляло труда. Но личность Ричарда Дерби и Джерома Леки осталась неизвестной. Непонятно, как мистер Филби исполнял роли двоих человек одновременно без использования каше, и какая связь между темой фильмы и «Сказками Гофмана». Мы также не выяснили, кем была актриса по фамилии Ватсон.

— Сейчас вы всё узнаете.

— Но откуда вам всё известно, мистер Уэллс? — вспылил я, услышав такое смелое заявление. — Вы что, не только исполнитель роли некоего российского сыщика, но и организатор всей этой пародии? Может быть, вы подались в режиссёры?

— Не преувеличивайте, мистер Ватсон! — вспылил Уэллс, ответив на мою эмоцию тем же. — Я всего лишь поведал всей Великобритании о том удивительном человеке, который стал виновником ваших умственных усилий. Ведь вам пришлось порядком попотеть над фильмой, не так ли?

К счастью, Уэллс успокоился и уже не выглядел раздражённым.

— Кто же этот человек?

— Я открою вам секрет, если мистер Дерби и мистер Леки покинут помещение. Этому молодому человеку тоже стоит оставить нас одних, — он показал на Билли. — Могу ли я доверять Майкрофту Холмсу?

— Можете быть уверены, я никому не выдам ваш секрет. В большинстве случаев я выхожу из дома лишь затем, чтобы прийти в клуб «Диоген». Там, согласно правилам, я не должен разговаривать с членами клуба. Поэтом положитесь на меня, сэр.

Когда посторонние вышли на улицу, Герберт Уэллс начал своё рассказ.

— Я открою вам один секрет. Лишь одна из моих книг описывает истинные события, какими бы фантастическими они не казались. Я говорю о «Машине времени».

— Так Путешественник по Времени не плод вашей фантазии?!

— Честное слово. Мне действительно пришлось встретиться с ним в восемь лет назад. Он действительно побывал в далёком будущем и лицезрел деление людей на элоев и морлоков. Книга заканчивается тем, что Путешественник по Времени отправился в новое перемещение во времени и не вернулся. Но впоследствии выяснилось, что он вернулся обратно. Я нашёл свободное время и приехал в Ричмонд.

— Где же он побывал?

— Оказалось, он вернулся из начала двадцать первого века. Не такая уж отдалённая эпоха, не так ли? В следующие века Шерлок Холмс станет настолько популярным героем нашей истории, что американцы (не англичане, а американцы!) сделают его прототипом доктора Хауса.

— Это имеет отношение к той фильме?

— Лишь самое незначительное отношение.

— А как двадцать первый век выглядит внешне? Соответствует ли он тому, что мы видим на фантастических рисунках в журналах?

— Если вы говорите об одежде, то это не совсем так. Цилиндр, этот неизменный атрибут капиталиста, останется лишь на фотографиях. А что касается женской моды, то женская мода будущего может вас шокировать. Зато Путешественник по Времени обещал полёты людей в космическое пространство, и не такие, как в «Из пушки на Луну». По его словам, в некоторых странах будут строить социализм и коммунизм, но крах этих экспериментов приведёт к вопиющему классовому неравенству элоев и морлоков. Но изобретатель рассказал не так много подробностей о будущем. Давайте лучше перейдём к необходимым подробностям. Путешественник по Времени остановил свой путь по Времени в декабре 2009 года. Там он узнал о существовании режиссёра по фамилии Ричи. Этот режиссёр снял фильму под названием «Шерлок Холмс». Как и следовало ожидать, англичане не совсем доброжелательно отнеслись к попытке создания истории, где знаменитый сыщик и его верный биограф уделяют больше времени брутальным методам решения проблем и вообще ведут себя не так, как в действительности. Исполнителей главных ролей будут звать Роберт Дауни-младший и Джуд Лоу. В фильме они снялись под псевдонимами Ричард Дерби-младший и Джером Леки. Вы уже видели, что Дауни-младший изобразил Холмса в неджентльменском облике. Мой знакомый договорился с актёрами, что они исполнят те же роли в фильме, которая будет показана нашим современникам. Попытка увенчалась успехом. Стоит заметить, что из этой фильмы были заимствована также фраза про глушитель. Оттуда же взято вступление, когда взгляд зрителей сначала направлен на вывеску «Бейкер-стрит», а потом поворачивается к кэбу. Правда, этот приём противоречил принципам Мельеса, который, полагая экран эквивалентом сцены, считал, что при съёмке в студии киноаппарат не может двигаться. В фильме «Шерлок Холмс» злодеем является лорд Блэквуд. Его прототипом послужил преступник, граф Негретто Сильвиус, с которым Холмсу предстоит встретиться.

— А кто же был в роли второго Шерлока Холмса?

— Эта тема тоже интересна. В этой роли был английский комический актёр Роуэн Аткинсон, ставший создателем образа мистера Бина. На афише он представлен под псевдонимом Томас Роуэн Грегсон. Инспектор Тобиас Грегсон здесь ни причём. Этот чудак (я имею в виду персонажа) постоянно предъявляет зрителям идиотские выходки, неизменно сохраняя серьёзное выражение лица. Как я понял, одной из его особенностей является игрушечный медвежонок, которого мистер Бин носит с собой. В фильме игрушка была заменёна чучелом медведя. А вот Шерлок-младший не имеет к нему никакого отношения, поскольку так будет называться американская фильма. Если я правильно запомнил, в той фильме киномеханик мечтает о карьере сыщика. Но это не имеет отношения к сюжету нашей фильмы, главное — название.

— Мне хотелось бы узнать об иностранных сыщиках, — напомнил Холмс.

— Сейчас вы всё узнаете. Американский сыщик единственный из этой троицы является историческим персонажем. Его зовут Ниро Вульф. В фильме были показаны его характерные черты, так как мистер Вульф разводит орхидеи и читает три книги одновременно.

— Так это была орхидея! — понял я. — Мы видели в фильме цветок, но не успели его разглядеть: так быстро он упал.

— У Ниро Вульфа, как и у Шерлока Холмса, будет собственный биограф. Путешественник по Времени как то упомянул, что американский сыщик, похоже, состоит в родстве с Холмсом, но точно ему неизвестно. Остальные два сыщика вымышлены. Сыщиком из Парижа был Эркюль Пуаро, придуманный нашей соотечественницей. В книгах у него огромные усы, но в фильму эта деталь не попала. Русским сыщиком был Эраст Фандорин, придуманный ещё позже. Путешественник по Времени обещал, что к тому времени англичане начнут снимать фильму про этого сыщика. Вероятно, мотоцикл был заимствован из одной из книг про Фандорина.

— Как мы поняли, в роли русского сыщика Фандорина были именно вы, — сказал Майкрофт Холмс, когда Уэллс замолчал. — А кто такой мистер Филби, и каким образом он исполнил роли двух людей одновременно, если не было использовано каше?

— Эндрю Филби, так же как и я, был одним гостей Путешественника по Времени.

— Теперь я вспомнил! Мы встречали эту фамилию в «Машине времени»!

— Совершенно верно. Эндрю Филби был один, просто его дважды вставили в кадр без использования каше.

— Дважды вставили в кадр без использования каше?

— Этот трюк создан с помощью электрической техники будущего, которая выше нашего понимания. Последовательность кадров с вырезанным Филби-Пуаро, то есть Филби, окружённым прозрачным фоном, была вставлена в кадры с Филби-Вульфом.

— Почему в фильме участвовал Бирбом Три?

— Бирбома Три выбрали лишь потому, что через четырнадцать лет роль профессора фонетики будет исполнена им в постановке ещё не написанной пьесы Бернарда Шоу. Не знаю, почему из всех персонажей выбрали именно его. Эпизод, в котором профессор по произношению определил место рождения собеседников, отсылает к этой пьесе. Вы удивились тому, что авторы фильмы знают о существовании Билли?

— Теперь я понимаю. В будущем будет известно про Билли, так как он будет упомянут в моих будущих рассказах.

— Вы правы. А Чарли Чаплин, исполнитель его роли, станет великим актёром синематографа, бичующим пороки общества. Его родители — актёры мюзик-холла, и артистизм у него в крови. На роль Билли его выбрали лишь по той простой причине, что Чарли исполнит эту роль в двух спектаклях про Шерлока Холмса. Путешественник по Времени встретил его, когда тот учился в школе Хэнвел. Как-то Чарли ложно обвинили в том, что он устроил поджог, простите, в самом маленьком помещении в доме. Школьный надзиратель, отставной моряк, публично избил его тростью. Чарли стоически выдержал экзекуцию. После этого обычного в Хэнвеле события к нему пришёл изобретатель Машины Времени, искренне пожалел его и предложил роль в фильме. Это всё, что мне известно о Чарли Чаплине.

— Кем же была М. Ватсон?

Герберт Уэллс тихо усмехнулся.

— Исполнительницей женских ролей была мисс Мюриэль Ватсон, светская львица.

— Прошу прощения, но нам незнакома эта особа.

— Очень жаль. Мисс Ватсон одновременно является моей… — Уэллс замялся.

— Вы её любите? — догадался Майкрофт Холмс. — Но, насколько мне известно, вы женаты.

— Вы правы. Но моя жена дала мне свободу в этом отношении. Мисс Ватсон и Эндрю Филби по происхождению американцы. Поэтому они предложили показать в фильме то, что мистер Майкрофт Холмс непочтительно назвал пропагандой.

— Я правильно догадался, что в роли прохожих в начале и полицейских были лишь три человека?

— Да, мистер Холмс. Эти роли исполнили хоккеисты, и именно поэтому они так проворно управлялись с роликовыми коньками.

— На чьей студии была снята фильма? Вы упомянули Жоржа Мельеса, не так ли?

— Сразу на двух студиях. На студии Мельеса и в Лондоне, в 2009 году. мистер Дауни и мистер Леки не перемещались в настоящее, а наши современники не перемещались в будущее. Исключение составлял Путешественник по Времени, который был связующим звеном.

— Но ведь мы видели меня и Ватсона в одном кадре с персонажами, чьи роли исполняли люди из будущего! Они не просто были в одном кадре, они взаимодействовали друг с другом!

— Мистер Холмс, я уже говорил о технике будущего. Актёры из двух эпох были совмещены в одном кадре. С помощью той же электрической техники были нарисованы мыльные пузыри, падающая монограмма и летающие телефонные трубки.

— А я-то объяснил эти трюки использованием простейших приспособлений!

— Конечно, даже вы с вашим аналитическим умом не могли догадаться об истине. Но взрывы в сигарах и трубках были настоящими. Думаю, мне больше нечего рассказывать.

— Мы хотели бы задать ещё три вопроса. Кто был в роли Майкрофта Холмса?

— Ах да, совсем забыл! Вероятно, я один знаю, что Путешественника по Времени зовут Арнольд Клиффорд Дойл. В роли вашего брата был сам виновник существования фильмы. Что вы ещё хотели спросить?

— Откуда взялось название синема «Шерлокхолмитос»?

— Этим словом латиноамериканцы называют краткие искусные умозаключения, не имеющие отношения к делу.

— Известно ли вам, мистер Уэллс, что стало с Путешественником по Времени после хлопот с созданием фильмы?

— Мистер Арнольд Дойл отправился в ещё более отдалённую эпоху, хотя и менее отдалённую, чем времена элоев и морлоков. Он решил разрешить шекспировский вопрос. Интересно узнать, чем закончится его расследование. Вполне может оказаться, что он сам стал Шекспиром. Время покажет.

С этими словами Герберт Уэллс попрощался и покинул нашу гостиную, слышавшую немало необыкновенных речений.

 

Волшебство на Бейкер-стрит

1

В этот июльский день Лондон был жарок, и ждать прохлады приходилось в нашей уютной квартире. Мы с Холмсом сидели за столом и после выпитого пятичасового чая думали о том, как убить время, пока не наступит время сна. Холмс листал страницы справочника, я же сидел в кресле, положив пальцы на колени, где на салфетке были рассыпаны крошки от вафель с капельками джема. Внезапно Холмс прервал мои мысли.

— Вы правы, Ватсон. Наша славная королева куда лучше персонажа Льюиса Кэрролла.

Я поднял глаза на Холмса, не решаясь признавать, что эти слова не послышались мне.

— Как вы узнали, о чём я думаю? Мне уже приходилось выслушивать объяснения по поводу метода, заимствованного вами у Огюста Дюпена, хотя вы когда-то назвали этот метод «дешёвым показным трюком». Но мне хотелось бы узнать, как вы докопались до истины на сей раз.

— Успешные рассуждения и умозаключения порой зависят от неожиданных обстоятельств. Я не пришёл бы к такому выводу, если бы не мой справочник. Я видел, как вы уныло подняли глаза, когда справочник был открыт на статье о городе Лимерике в Ирландии. Вы отвели взгляд только тогда, когда я успел перейти к статье о птице додо. По вашему лицу я понял, что ваш мозг переваривает забавную мысль. Название ирландского города вызвало у вас ассоциацию с названием образцов нонсенса, не так ли? В свою очередь, додо мог вызвать у вас ассоциацию с другим классиком нонсенса, Льюисом Кэрроллом, который заикаясь, произносил свою настоящую фамилию как «До-до-доджсон». Здесь уже наблюдается развилка в мыслях. После мысли о Кэрролле чайные чашки и мои слова о том, что нам надо убить время, вполне могли напомнить вам Безумного Шляпника, который получил от Королевы смертный приговор за убийство времени. Вероятность того, что вы вспомните эпизод из книги, прочитанной много лет назад, была не так велика, но я утвердился в своих догадках, когда вы пощупали заднюю часть шеи, думая о топоре. Когда же вы взглянули на каминную полку, где помимо всего прочего стоит фотография Её Величества, я осмелился выдать вам свои рассуждения.

— И при этом вы осуждали Дюпена за применение этого «пустячного» метода. Зато теперь, когда вы вспомнили о Кэрролле, у нас есть повод для разговора о литературе.

Мой друг положил на стол щипцы для сахара, и, зажав между пальцами длинную трубку вишнёвого дерева, вновь заговорил о недостатках моего стиля.

— Я уже говорил вам, что вы пытаетесь приукрасить и оживить повествование, вместо того чтобы ограничиться сухим анализом причин и следствий. Как я сам когда-то сказал, вы превратили курс лекций в сборник рассказов…

— Холмс, вы сами разбираетесь в литературе? — нетерпеливо спросил я критика. — Если разбираетесь, то вы должны знать о стилях литературы.

— Конечно, знаю.

— Среди этих стилей, в частности, есть стили литературно-художественный и научный. Я пишу в литературно-художественном стиле. Конечно, от этого мои рассказы напоминают детективные сочинения Эдгара По, Габорио и других подобных. Но что здесь плохого? От этой особенности широкой публике легче воспринимать моё повествование, хотя оно и напоминает истории о тех сыщиках, которые лично вам не нравятся. Вероятно, вы забыли об «Энтомологических воспоминаниях» Фабра. Этот научный труд написан лёгким и увлекательным языком.

— Но ведь вы не Фабр! Вы пишете не о насекомых, вы пишете о раскрытии преступлений!

— Вы привели очевидный аргумент. Но всё равно, если бы мои произведения были лекциями, что пишутся в научном стиле, их нужно было бы читать в университетах.

— Читать в университетах? — оживился мой критик. — Вы, сами того не подозревая, подсказали умную мысль. В университетах можно было бы создать кафедры криминалистики. Говорят, такая идея уже была. Правда, профессор Мориарти, будь он жив, не захотел бы преподавать такой предмет.

— Профессор Мориарти, как вы мне когда-то говорили, преподавал математику, а впоследствии стал готовить будущих офицеров.

— Ватсон, вы не слышали о завещании короля динамита?

— Увы, нет.

— Разумеется, вы о нём не слышали. Я знаю об этом завещании лишь потому, что оно имеет прямое отношение к профессору Мориарти. Согласно завещанию, сумма в полтора миллиона крон должна быть отправлена в фонд, чтобы в виде премии выплачиваться людям за достижения в пяти областях: физики, химии, физиологии или медицины, литературы, а также тем, кто сделает больше для сближения между народами, ликвидации или сокращения армий и проведения мирных инициатив.

— Но причём здесь Мориарти?

— Разве вы не заметили, что математикам эта премия не обещана? Я знаю причину. Дело лишь в том, что глава лондонского преступного мира был знаменитым математиком. Ни одна наука, кроме математики, не входит в область деятельности ни одного преступного главаря! — Холмс потянулся к трубке и, подержав её в руке, добавил: — К сожалению, премию в области литературы вам не дадут.

К сожалению, истинный смысл этих слов я понял гораздо позже, когда узнал, что в завещании речь шла о литературном произведении идеалистического направления. Но тогда я решил, что Холмс в очередной раз осуждает мои мемуары и их несоответствие его вкусам. Пока он не продолжил критику, я решил перейти к другой теме.

— Вы, как естествоиспытатель, не верите в чудеса? — спросил я Холмса.

Он встал и стал расхаживать по гостиной, рассказывая с видом преподавателя естественной истории:

— Конечно. Ведь что такое чудеса? По определению они нарушают законы природы. Нарушают! Но если законы природы созданы Богом, то они созданы не для того, чтобы Он Сам их нарушал. На то они и законы, чтобы выполнятся. Я отлично знаю английские законы, и, как борец с преступностью, не хочу, чтобы их нарушали. И, как естествоиспытатель, я не желаю нарушения законов природы!

— Значит, и волшебства не существует?

— Конечно. Ведь мы живём в девятнадцатом веке, а не в каком-нибудь немытом средневековье.

Он сел обратно за стол и пододвинул Джорджа Мередита. Холмс стал листать книгу с сосредоточенным выражением лица. При этом острые черты гладко выбритого лица, чёрные волосы, тонкий орлиный нос и лежащая на столе трубка делали моего друга похожим на североамериканского индейца. Разница была в том, что, в отличие от индейца, у него нет скво.

Здесь я подхожу к описанию событий, в которые литературные критики ни за что не поверят. Ведь они привыкли, что я описываю расследование преступлений. Произведения в сказочном жанре я не пишу. А эту историю можно посчитать литературным вымыслом, подходящим для самых несерьёзных сочинителей. Холмс, как говорилось выше, тоже иногда критикует мои записки, но в данном случае нет того повода для критики, ведь тема здесь совсем другая.

— Что это за шум? — спросил я, услышав, как невдалеке распахнулось окно.

— Кажется, это в моей спальне. Но откуда эта птица?

Мы увидели в окно, как от нашего дома отлетела белоснежная сова. Или филин?

— Кто это? Сова или филин? Или орёл? Да ещё из моей спальни!

Холмс схватил охотничий хлыст, а я достал свой верный револьвер. Мы побежали в его спальню.

Окно в спальне было распахнуто. Перед ним спиной к нам стоял незнакомый парень. Его чёрные волосы были лохматыми, на спине был длинный плащ.

— Эй, ты куда? — крикнул он птице.

— Кто вы такой? — строго спросил Холмс. — Как вы здесь оказались?

Молодой человек повернулся к нам. Мы увидели ярко-зелёные глаза, смотревшие из-за больших очков. В руке была длинная тонкая палочка, несколько напоминавшая учительскую указку.

— Это что ещё за фокусник! — воскликнул мой друг, имея в виду сходство палочки в руке незнакомца с волшебной палочкой.

— Я не фокусник, — ответил незнакомец. — Я волшебник. Из конца параллельного двадцатого века.

Мы дружно засмеялись над столь effronté ответом. Ведь мы только что говорили о том, что волшебников не существует.

— Чему вы смеётесь, маглы? — спросил он. В этот миг я заметил, что у него на лбу присутствует шрам не то в форме молнии, не то в форме буквы N.

— Волшебник! Из конца двадцатого века! Параллельного двадцатого века!

— Посторонитесь, пожалуйста!

Когда мы отошли в сторону, незнакомец направил волшебную палочку на дверь, которую мы только что закрыли, войдя, и произнёс: «Алахомора!». Дверь неожиданно распахнулась. Мы шарахнулись в стороны. Холмс выронил хлыст. Я выронил револьвер, который ударился о пол, и чуть было не выстрелил.

— Что это? Как вы это сделали? — спросил Холмс.

— Я сделал это с помощью заклинания. Понятно?

— Понятно, — растерянно пробормотал Холмс. — Это не укладывается в рамки моих знаний…

Это высказывание было довольно неудачным, так как, например, гелиоцентрическая система тоже не укладывается в рамки его знаний.

— А зачем вам сова? — спросил я.

— Волшебники используют сов как почтальонов. При этом мы не используем марки. Теперь перейдём к делу. Я решил узнать, смогу ли я побывать в гостях у рационалистов Шерлока Холмса и доктора Ватсона и узнать их взгляды на волшебство. Отправиться сюда мне пришлось тайком, ведь я не знаю, как моя жена Джинни отнесётся к недозволенной встрече с маглами. Обратите внимание, что я прибыл к вам не просто из будущего, а из параллельной реальности. У нас отсутствует Шерлок Холмс и многое из вашего мира, а у вас отсутствуют я и все остальные волшебники.

— Значит, вы решили побывать в гостях у Холмса, — строго заметил я. — А что мы скажем миссис Хадсон? Ведь вы пришли не с парадного входа.

— Ничего не скажем. Кстати, меня зовут Гарри Поттер. А маглами мы называем неволшебников.

Наше скромное обиталище на Бейкер-стрит знало множество неожиданных событий, множество визитов разных людей, от самых простых и скромных до аристократов и короля Богемии. Но чтобы посреди спальни объявился волшебник, да ещё из «параллельного» будущего, никто из нас не мог себе представить. Мы не поверили бы в такую возможность, если бы не увидели собственными глазами.

Мы пошли обратно в гостиную. Поттер вдруг спохватился.

— Мы забыли о сове. Ведь она куда-то улетела! Как её найти?

— Хотите, я найду её с помощью метода дедукции? — оживился Холмс.

— Вы будете искать её в Лондоне?

— Поиски совы можно будет поручить, скажем, Лестрейду. Я передам ему записку через мою великолепную Нерегулярную гвардию.

Холмс вырвал листок из блокнота и что-то написал. Затем он постучал по оконному стеклу и показал в нашу сторону.

— Помощники оказались совсем рядом, так что тратиться на телеграмму мне не придётся. Они сидят на крыльце, чтобы не бегать ко мне в жару и быть на месте, будучи готовыми к выполнению самого неожиданного поручения. Как мы убедились, они сидят на крыльце не напрасно.

Раздался топот множества ног, сопровождавшийся сердитым возгласом хозяйки. В гостиную ворвалась толпа самых чумазых и самых потрёпанных мальчишек и выстроилась в колонну, приготовившись к выполнению поручения. Это были те, кого Холмс называл Нерегулярной гвардией с Бейкер-стрит.

— Вы должны выполнить задание, — обратился к ним Холмс.

— Молодой человек потерял молодую леди, сэр? — спросил главарь, увидев Поттера.

Холмс оказался в затруднении, ведь он не знал, относится ли сова к женскому или к мужскому полу. Вопрос остался без ответа.

— Вот вам записка, которую вы передадите инспектору Лестрейду.

Мальчишки потопали обратно на улицу, неумело стараясь иметь благопристойный вид.

— У нас есть организация тёмных волшебников под названием «Пожиратели смерти», и среди них была миссис Лестрейндж. Напоминает «Лестрейд», не правда ли? — Поттер принял задумчивый вид. — Раньше у меня была другая сова, но она погибла. Что же будет с этой?

— Что вы ещё можете рассказать? — поинтересовался я. — Я могу это записать.

— Записать? Но стоит ли маглам знать о том, что волшебники действительно существуют?

— Писатель — моё призвание.

— Тогда я не знаю, стоит ли вам опубликовывать эту информацию. Нынешние маглы считают волшебство вымыслом, кроме тех, в чьих семьях родились волшебники. Простите, я не совсем верно выразился, ведь в вашем мире волшебства нет. Когда-то я писал сочинение на тему: «Был ли смысл сжигать волшебников?». В действительности жертвы фанатичных маглов замораживали огонь и потому вместо него чувствовали щекотку.

Услышав эти слова, я принялся за перо.

— У волшебников есть движущиеся фотографии.

— У нас тоже недавно появились движущиеся фотографии, — ответил Холмс. — Синематограф называется.

— Нет, вы не так поняли. У нас движущиеся фотографии в буквальном смысле. Вернее, живые фотографии.

Он достал из кармана цветную фотокарточку. На ней мы увидели худого старика с длинными седыми волосами и длинной седой бородой. Нос его был длинным и кривым, словно ему приходилось выдержать несколько ударов. Старик пошевелился и обвёл нас голубыми глазами поверх очков со стёклами в форме полумесяцев. Пока мы удивлённо смотрели на живую фотокарточку, старик медленно ушёл.

— Он вернётся? — спросил я.

— Должен.

— Кто это был? Мерлин?

— Откуда на фотографии Мерлин? Это был директор школы волшебников, в которой я учился.

Я тут же вспомнил средневековую версию о том, что Стоунхендж был построен самим Мерлином. Я мог бы признать эту версию в том случае, если бы Гарри Поттер не сказал нам, что в нашем мире волшебников нет. Поэтому нам оставалось выбирать из остальных версий.

— Кстати, вы не ответили на вопрос, из-за которого я прибыл сюда.

— До нынешнего момента я не признавал волшебство и другие нарушения законов природы. Но теперь я вправе предположить, что законы природы не нарушаются, а вставляются в неположенное для данных законов природы место по чьей-то воле. Но я рад слышать, что вы, мистер Поттер, прибыли из другой реальности. Поэтому мне не придётся пересматривать представления о нашем мире. Надеюсь, я выполнил вашу просьбу рассказать о моём отношении к вам.

Волшебник сделал сосредоточенное лицо.

— Кстати, какая сейчас дата?

— 31 июля 1896 года, пятница, — ответил мой друг.

— Отличное совпадение! — воскликнул Поттер, сверкнув стёклами очков. — Ведь сегодня мой день рождения! Несите торт!

— А есть ли у миссис Хадсон торт? — спросил я со слюноотделением.

— Я сегодня был на кухне и никакого торта не видел, — сказал Холмс, — а в данный момент торта у миссис Хадсон по-прежнему нет ввиду отсутствия причин для празднования. А способ добычи торта путём волшебства также не подходит.

— Почему же это? — спросил Гарри Поттер.

— В соответствии с законом сохранения массы вещества. Если вы наколдуете торт, то он перенесётся откуда-либо, то есть где-то торт исчезнет. И получится кража.

Мне пришла в голову мысль, которая раньше не давала о себе знать.

— Но ведь таким же образом можно переместить сюда сову! Перемещение совы нельзя назвать кражей.

Волшебник осмотрел свою палочку.

— Эх, вряд ли это у меня получится. Надломилась волшебная палочка. Наверное, сова задела своим крылом. Однажды я починил её с помощью бузинной палочки, но теперь волшебная палочка у меня только одна.

— А из чего изготавливается волшебная палочка? — поинтересовался Холмс.

— Из разнообразных материалов, но каждая состоит из древесины и начинки. Моя палочка сделана из остролиста и пера феникса.

— Но почему ваше волшебство действует в нашем мире?

Поттер не знал, как ответить.

Холмс снова подал сигнал.

— Стойте, мне нужен только один из вас!

К нам на второй этаж поднялся Чарли — семилетний мальчуган-кокни.

— Вас зовут Чарли, если я не ошибаюсь? Пожалуйста, сходите за тортом «баттенберг». Вот вам деньги. Чай у нас есть.

Я достал гуммиарабик, и Гарри Поттер стал склеивать надломившуюся волшебную палочку, без которой, думаю, не обходится ни один маг. Заканчивая ремонт, он рассказывал нам о некоторых сторонах жизни волшебников.

— У нас существует единственный вид спорта — квиддич. В этом виде спорта волшебники летают на мётлах. Вообщё мы летаем на мётлах, и, вопреки мнению маглов, это относится и к мужчинам. Так вот, спортсмены летают на мётлах, и в воздухе летают четыре мяча.

Холмс прервал его.

— И вам не надоедает один и тот же вид спорта? У нас их гораздо больше: футбол, крикет, крокет, скачки с препятствиями, хоккей с мячом, с шайбой, на траве и т. д. Я, в свою очередь, умею боксировать и фехтовать. Кстати, что у вас насчёт электричества?

— Электричество у нас, конечно, не применяется. Кроме того, на территории Хогвартса, волшебной школы, электричество само собой отключается. Отец моего друга интересуется применением электричества у маглов. Он однажды услышал про камин: «Со штепселем? Мне нужно непременно его увидеть!»

— Как вы сказали? Со штепселем?

— Да. Разве их у вас ещё нет? Как же вы присоединяете приборы?

— Через патрон, как лампы. А как иначе?

— Нет, я лучше не буду объяснять это раньше времени, чтобы не исказить историю изобретений.

— У нас и с электромобилями затруднения. — Я скривился, вспомнив американское изобретение. — А американцы используют электричество не по назначению: для совершения «самой гуманной казни». Мистер Холмс, конечно, не одобряет это варварство. Да, для нас, добропорядочных англичан, это просто варварство.

Гарри Поттер перешёл на другую тему.

— В мире волшебников, конечно, есть главный злодей. Для нас его имя — табу. Правда, я не гнушаюсь произносить это имя. Но и вам на всякий случай не советую.

— Следовательно, волшебники используют вместо его имени эвфемизм?

— Да, его называют Тёмный Лорд, Сами Знаете Кто или Тот Кого Нельзя Называть. Он пытался убить меня, и я единственный, кого Тёмный Лорд не смог победить. У меня от этого на лбу остался шрам интересной формы. И после него же у меня обнаружилась его способность разговаривать со змеями.

Шерлок Холмс поднял бровь.

— Интересное дело. У нас с Ватсоном было дело, когда доктор Ройлотт вызывал свистом смертоносную змею. Выходит, ему далеко до вас с вашим Тёмным Лордом.

Поттер вдруг задал неожиданный вопрос.

— Кстати, меня интересует один вопрос. В вашем веке и в вашем мире главным злодеем у маглов считается профессор Мориарти. Не могли бы вы его описать?

— Я отлично помню его облик. Профессор тощ и высок. Бледное, выбритое лицо. Глубоко запавшие колючие глаза. Длинные белые пальцы. Голова выдаётся вперёд и раскачивается, как у змеи.

— Да, действительно. Ваш профессор Мориарти поразительно напоминает нашего Тёмного Лорда.

— Вот как! А что если это одно и то же лицо? Впрочем, если бы Мориарти был волшебником, я бы лежал на дне Рейхенбахского водопада.

Действительно, будь Наполеон преступного мира всесильным чародеем, в моей теперешней жизни не было б не только безвременно умерших брата и жены, но и Холмса, и это было бы уже не на три года, а навсегда. Но в моём воображении сразу же предстала более грандиозная и более катастрофическая картина…

Тёмный Лорд Мориарти сидит в каком-нибудь неприступном замке, окружённый магическими артефактами, и управляет своими вассалами, всеми преступниками и злодеями мира, от американских до японских. Полковники Мораны летают на мётлах и стреляют по «маглам» из самозаряжающихся духовых ружей. Доктора Ройлотты командуют змеями на их же языке, приказывая им заползать в самые недоступные места и кусать ничего не понимающих людей. А по болотам носятся сверкающие фосфорическим пламенем собаки Баскервилей…

— Дорогой Ватсон, что с вами? — услышал я сквозь обморок далёкий голос.

Я очнулся и обнаружил, что полулежу в кресле. Холмс держал у моих губ фляжку с коньяком.

— Нет, просто у меня разыгралось воображение после ваших разговоров о преступных магах. Давайте не будем возвращаться к этой теме.

В дверях возник Чарли с заказанным нами тортом. Мистер Поттер налил чай. Мы начали трапезу.

— Ну как, у вас всё в порядке с палочкой? — поинтересовался Холмс. — Вы можете испробовать её на нас?

— Холмс, неужели вы не боитесь? — воскликнул я. — Вы ведь не подопытный кролик, чтобы участвовать в таких опытах.

— Для такого опыта будет достаточно, если мы перенесёмся в какое-либо другое место. Можете начинать, Поттер. Только сначала нам следует естественным способом перейти в мою спальню, чтобы миссис Хадсон не заметила ничего подозрительного.

Я поразился готовности принести собственного товарища в жертву науке. Холмс, любитель экспериментов, потащил меня в свою спальню. Волшебник взмахнул палочкой, произнеся заклинание «Портус»…

2

После того, как Гарри Поттер произнёс заклинание, ничего сверхъестественного с нами не произошло. Мы уже решили, что произошла ошибка, но в этот миг мы обнаружили в спальне двух незнакомых людей.

На кровати, раскинув руки в разные стороны, лежал черноволосый мужчина в чёрном костюме, имевший явное сходство с Холмсом. Лица второго я не видел, поскольку он смотрел в окно, держа в правой руке сигарету. В его волосах была седина.

— Какая очаровательная девушка! — сказал второй, глядя в окно.

Вне всякого сомнения, это были мои слова, поскольку другой незнакомец ответил словами Холмса:

— Очаровательная? Я не заметил.

После этих слов зависло молчание. «Холмс» скосил на нас глаза и неожиданно вскрикнул.

— Почему вы кричите? — прошептал «Ватсон», не отворачиваясь от окна. — В сценарии этого нет. — Тем не менее, он тоже закричал. — Что такое? Куда пропала Дженни Сигроу?

Незнакомцы повернулись к нам, и я увидел, что второй из них похож на меня, хотя на вид был старее.

— Боже, куда мы попали?

— Вы находитесь в доме 221B по Бейкер-стрит, — ответил Холмс, не понимая причины их удивления.

Брюнет уставился на нас так, словно мы были невиданными экспонатами в Музее восковых фигур. Не спрашивая разрешения, он потянулся к нам левой рукой, пытаясь нас пощупать, по-видимому, сомневаясь в нашей материальности.

— Вы сам Шерлок Холмс? А вы доктор Ватсон? — его слова отличались довольно чёткой дикцией.

— Год, какой сейчас год?! — спросил усатый.

— Тысяча восемьсот девяносто шестой, — ответил я. — А откуда вы…

— Но ведь только что был 1987 год!

— Кто такая Дженни Сигроу? — спросил Холмс.

— Исполнительница роли Мэри Морстен.

Только теперь я понял, в каком положении оказались эти люди. Актеры, которые столетие спустя исполнят роли Холмса и вашего покорного слуги, неожиданно оказываются в прошлом, рядом со своими же героями, которым самим трудно понять сложившуюся ситуацию.

— Объясните нам, как мы здесь оказались!

— В том, что вы попали в наше время, виновато волшебство.

— За кого вы нас принимаете? За чемпионов состязаний круглых идиотов?! — спросил «Холмс», переходя на крик.

— Причём здесь волшебство? Вы что, начитались «Властелина колец»? — спросил «Ватсон». — Ради Бога, простите нам этот анахронизм.

— Как ни крути, мы сами стали анахронизмом! Где же ваш волшебник? — спросил «Холмс».

Я оглянулся по сторонам, но Гарри Поттера не нашёл.

— Ладно, давайте знакомиться. Питер Джереми Уильям Хаггинс, известный как Джереми Бретт, — представился исполнитель роли Шерлока Холмса. — Так и называйте меня.

— Эдвард Хардвик, — представился другой актёр. Мы обменялись рукопожатиями.

— Просим к столу, — пригласил Холмс.

Гости из будущего сели за стол и взяли себе по куску торта. Я заметил, как грустно Джереми Бретт взглянул на книгу Джорджа Мередита. Холмс убрал книгу.

— По какому случаю торт? — спросил мистер Бретт. Неожиданно он разразился громким смехом.

Как только он задал вопрос, его порция исчезла, и смех оборвался.

— Что это значит? Как объяснить этот феномен?

— Очевидно, волшебник, перенёсший вас сюда, на этот раз перенёс к себе порцию торта.

— Придётся поверить, — ответил мистер Хардвик.

— Вам будет легче в это поверить, если вы учтёте, что этот волшебник пришёл из другого мира, — пояснил я.

Вопрос мистера Бретта про причину торжества так и остался без ответа. Разговор к тому времени перешёл к другим темам.

— Вы не могли бы предоставить нам викторианские блюда? — спросил Хардвик. — Говорят, в вашем времени есть говяжий суп «Смерть фигуре» и чесночный суп «Смерть вампирам».

— Это истинная правда. А вот суп с бычьим хвостом мы не едим. Такой суп предназначен для бедняков.

— А голуби у вас являются деликатесом? Отличная идея. Можно наказать голубя, оставившего след на вашей одежде.

Эта фраза показалась нам не очень приличной, и Холмс решил незаметно перевести разговор на другую тему.

— Вы актёры театра?

— Нет.

— Вы актёры синематографа?

— Не совсем так. Вам это трудно понять.

— Мне хотелось бы знать, как вы отобразили мою карьеру, и насколько ваша интерпретация близка к истории и к не совсем верному видению доктора Ватсона.

В гостиную заглянула миссис Хадсон и долго рассматривала наших «двойников». Конечно, нашими двойниками они не были, но когда мы сидели рядом с ними, можно было заметить явное сходство. Миссис Хадсон покачала головой и ушла обратно. Как она впоследствии сказала мне, это было, по её мнению, «очередное чудачество Холмса».

— В наше время миссис Хадсон обычно изображают старше реального возраста. Историки, исследующие жизнь Холмса, не нашли документов, подтверждающих её возраст, — сказал мистер Бретт.

— Я сам не знаю, сколько лет домохозяйке, — ответил я. — В нашей стране считается невежливым спрашивать взрослого собеседника о возрасте. Кроме того, согласно одному высказыванию, «никогда не следует доверять женщине, которая способна назвать вам свой возраст, так как такая женщина способна на всё».

— Те рассказы и повести Ватсона, которые были опубликованы к моменту создания нашего сериала… то есть нашей эпопеи, были преобразованы в серию фильмов. К сожалению, нам пришлось отказаться от «Этюда в багровых тонах».

— Но ведь эта повесть рассказывает о том, как я впервые встретился с Шерлоком Холмсом!

— Этот момент не был показан. Дело в том, что первая повесть доктора Ватсона формирует у людей предвзятое представление о мормонах. Из «Этюда в багровых тонах» следует… Короче, читатели думают, что мормоны всегда такие плохие. Поэтому первым нашим фильмом стал «Скандал в Богемии».

— Но ведь, если я не ошибаюсь, мы только что видели эпизод из «Знака четырёх», когда…

— Этот фильм стал двадцать первым по счёту.

— Нравится вам это или нет, но в наши фильмы проникли ошибки. Вам интересна эта тема? — спросил мистер Хардвик.

— Я уже сказал.

— В первую очередь, был нарушен хронологический порядок. Внешность людей тоже была передана неточно. В первых фильмах в роли Ватсона был другой актёр, похожий на своего героя больше меня, но впоследствии Ватсон получился таким, каким вы меня видите. В «Случае с переводчиком» Майкрофт Холмс получился седым, хотя ему тогда был всего лишь 41 год. Мы уже сняли четыре фильма о расследованиях, которых ещё не было к настоящему времени, то есть к 1896 году. В фильм «Обряд дома Месгрейвов» попал Ватсон, хотя вы с Холмсом тогда ещё не встретились. К тому же, несмотря на присутствие мисс Морстен, в фильме Ватсон остался неженатым.

Я нахмурился, так как не одобрил волю режиссёра, вздумавшего так беззастенчиво вмешаться в мою личную жизнь. Холмс не был доволен моей женитьбой, и потому он, напротив, одобрил такое искажение действительности, за исключением, конечно, остальных аспектов наших биографий.

— Фильм «Союз рыжих» закончился тем, что Холмс завёл разговор о профессоре Мориарти, — продолжил Джереми Бретт с таким унылым видом, что можно было заподозрить депрессию. — Как вы думаете, кто в это время стоял за углом? Правильно! Зрители видели его физиономию. Кстати, невежественные художники изображают Холмса в двухкозырке. В наших же фильмах этот головной убор встречается редко, в большинстве случаев Холмс изображён в цилиндре или хомбурге.

— Прошу извинить меня, но я ещё не опробовал на вас мой метод, — неожиданно вспомнил Холмс. — К сожалению, вы так хорошо нарядились и так перевоплотились в нас двоих, что я не мог ничего узнать по вашей одежде. В мистере Хардвике я не вижу ничего примечательного, но о мистере Бретте я могу сообщить лишь те очевидные факты, что он левша, что у него дислексия и что он страдает маниакально-депрессивным психозом.

— Каким психозом? — не понял я.

— Я имею в виду циркулярный психоз.

— Вы правы… И мой психоз обострился после смерти второй жены два года назад… — уныло произнёс Бретт, уткнувшись носом в тарелку.

— Сначала я подметил ваш крик, а после вы засмеялись без причины. Тогда была маниакальная стадия, теперь же у вас явная депрессия. Правда, обычно эти стадии разделены стадиями полного здоровья, но сегодня депрессивная стадия наступила слишком быстро.

— А как вы узнали, что Бретт — левша? — спросил Холмса Хардвик.

— Когда вы удивлённо смотрели на нас, мистер Бретт попытался нас ощупать. Как вы все должны были заметить, он сделал это левой рукой.

— Из-за этого, когда в фильме Шерлок Холмс пишет, приходится показывать чужие руки. А дислексия?

— Бретт взглянул на книгу с таким унылым, с таким грустным выражением лица! Заметьте, что он не мог видеть названия книги, поэтому содержание не является причиной. Кроме того, его унылый вид наблюдался во время маниакальной стадии и потому не мог иметь отношения к психическому заболеванию.

Бретт поднял голову.

— Вы снова оказались правы. Я был кошмаром преподавателей в Итонском колледже, и виновата была дислексия.

Наступил очень важный момент. Если бы не тот вечный беспорядок, который, к неудовольствию миссис Хадсон, устраивает Холмс, возможно, Хардвик не обратился бы к этой теме. Я потратил много времени и сил на то, чтобы излечить Холмса от пристрастия к кокаину, ведь я отношусь к числу тех врачей, которые поняли опасность наркотиков ещё до наступления нового века. Ему всё реже требовалась искусственная стимуляция, но теоретически оставалась возможность нового совершения инъекции. И в этот памятный день я совершил решительный шаг, практически полностью перекрывший моему другу дорогу назад.

— Насколько известно нашим современникам, мистер Холмс бросил кокаин в нынешнем году. Но в наших фильмах есть ещё одна историческая неточность: там показано, как Холмс зарывает шприц в песок в фильме, рассказывающем о Корнуэльском ужасе, что произойдёт через…

Мой взгляд упал на полочку, уставленную множеством трубок, и, к моему ужасу, там обнаружился несессер со шприцом и ампулами. Оказалось, Холмс забыл убрать его, не заметив несессер в привычном беспорядке. Я вскочил, схватил несессер и помчался на улицу, несмотря на жару. В прихожей как раз оказались откуда-то взявшиеся галоши (не надо было выпускать ношу из рук, чтобы завязать шнурки). Я побежал к ближайшему мусорному баку и когда я бросил туда несессер, шприц и ампулы со звоном разбились. Дело было сделано. К счастью, после этого события мой друг не пошёл в аптеку за новым шприцем и кокаином. Когда он в период бездействия испытывал желание вернуться к наркотикам, в его памяти всплывало то, как я бежал по жаре, с раненой в Афганистане ногой, чтобы выкинуть опасные для него предметы. Холмсу становилось стыдно за то, что по его вине мне пришлось испытать такую нагрузку, и ему поневоле приходилось обходиться без искусственной подпитки. Иными словами, мои энергичные действия оказали на него эффект внушения. И если в «Пропавшем регбисте» информация о том, что Холмс бросил кокаин, не совсем соответствует изложенным здесь фактам, то читатель поймёт, что истина может быть написана только здесь.

Холмс, Бретт и Хардвик выглядывали в окно. Я вернулся в дом и поднялся в гостиную.

— В фильме «Пёстрая лента» исправлена странность из вашего рассказа, Ватсон, — продолжил Эдвард Хардвик с таким видом, словно не произошло ничего необычного. — Змея не может ползти по висящему шнуру. Ей нужна поверхность. Из-за этого нам пришлось показать змею, ползущую по лежащей верёвке. Мало того, змеи ещё и плохо слышат. Как же она слышала свист?

Мистер Хардвик был абсолютно прав, ведь всё это не соответствует научным фактам. Как же всё это могло быть?

— Вот вам необъяснимое явление, нарушение законов природы! — понял Холмс. — Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.

— И с химией у вас абсурд. Собака Баскервилей была намазана белым фосфором. Но дело в том, что белый фосфор очень ядовит. На воздухе он легко окисляется и превращается в оксид фосфора. А это вещество под действием влаги из тумана, из которого выскочила собака, превращается в фосфорную кислоту. У собаки должна была более незавидная судьба! Понятно, мистер Холмс?

— Да, я знаток химии и когда-то я обратил внимание на эту странность.

— Я играл роль Холмса, и теперь нахожусь рядом с вами, — неожиданно сказал Бретт. — Но я не люблю эту роль.

— Почему, мистер Бретт? — удивился Холмс.

— Я не подхожу на эту роль. Моё амплуа — романтические и героические персонажи. Легче учить монологи Шекспира, чем вас. И вас играть труднее, чем Гамлета или Макбета. У меня было много ролей, но эта особенно трудна. Среди моих ролей были и Фредди Эйнсфорд Хилл…

— Кто, простите?

— Персонаж фильма снятого по ещё не написанной пьесе Шоу. Итак, среди моих ролей были и Фредди, и д'Артаньян, и Николай Ростов, и Бассанио, и Макбет, и Ватсон…

— Ватсон?!

— Да, мне приходилось играть и Холмса, и Ватсона. Ватсон — куда больше мой герой. Ватсон заботливый, теплый, солнечный человек, полный энергии — он обижается или расстраивается, когда Холмс груб с ним или с кем-либо другим. Это гораздо больше похоже на меня. Кстати говоря, мой тесть тоже был в вашей роли, Холмс.

— Хотите послушать музыку будущего? — неожиданно предложил Хардвик.

— Вы имеете в виду то, что предсказывал Вагнер? Согласно прогнозам немецкого гения, «музыка будущего» соединит в себе музыку, драму и поэзию и должна будет утверждать вечные ценности.

— Нет, я имею ввиду совсем другое. В двадцатом веке появится новый вид музыки, под названием «рок». Но из всего того, что относится к этой музыке, я выбрал одну песню. Рок-музыканты используют в основном электрические музыкальные инструменты, встречаются саксофоны, фортепиано. Обязательны микрофоны и другие электрические устройства. Эту же песню я выбрал потому, что в ней впервые в истории рок-музыки были задействованы смычковые инструменты.

Холмс встал с кресла и пошёл в угол, где стоял футляр со скрипкой.

— Вы не возражаете, если мы будем использовать скрипку как щипковый инструмент? В этом нет нашей вины. В первом куплете песни «Yesterday» звучит только гитара, а во втором появляется струнный квартет: две скрипки, альт и виолончель.

Мистер Бретт, уже оправившийся от депрессии, начал петь, и я заметил, что кроме очень чёткой дикции он обладает прекрасным певческим голосом. Когда он пел, Эдвард Хардвик использовал скрипку Холмса вместо гитары. Во втором куплете, как нам и обещали, скрипка стала использоваться по прямому назначению. Но качество музыки было меньше задуманного, ведь смычковых инструментов должно было быть четыре. Эта довольно грустная песня рассказывала о мужчине, о которого ушла его любовь, и теперь он хочет вернуться во вчерашний день. Я задремал и потому не запомнил точный текст, помню лишь, что каждая строка заканчивается на — ay. Миссис Хадсон снова подошла к дверям гостиной, на этот раз потому, что её заинтересовала незнакомая песня.

Торт был уже съеден. Актёры отнесли тарелки на кухню, решив вымыть их за собой. Мы заглянули в холмсовскую спальню и увидели Гарри Поттера спящим. На одеяле были рассыпаны крошки от торта. Волшебник проснулся и пошёл в гостиную.

— Входит ли в ваши возможности оживление фотографии? — спросил Холмс.

— Могу попробовать, но не опасно ли это… Вы хотите оживить этот портрет? — спросил Поттер, показав на портрет генерала Гордона.

— Нет, спасибо, генерал мне не нужен. Вы не могли бы оживить фотографию «Той женщины»? Вон она стоит на каминной полке.

— Кто это?

— Ирен Адлер.

— Отойдите в сторону, пожалуйста.

Поттер закрыл глаза.

— Ну, давайте же! — скомандовал мой друг, выходя из гостиной. Волшебник громко чихнул, рука его дёрнулась.

3

Результат получился совсем не тот, который мы ожидали. Перед нами возникла высокая чёрная фигура. У фигуры было бледное аскетическое лицо, колючие глаза, руки с длинными белыми пальцами. На голове был помятый цилиндр, который этот человек тут же снял, чтобы почесать лысеющую макушку.

Он начал оглядываться по сторонам, не вполне осознавая, где он находится. Прошла минута, которая, как мне казалось, длилась гораздо дольше. Человек в чёрном остановил взгляд на нас и усмехнулся.

— А, вот вы где, мистер Холмс. Я-то думал, вы лежите на дне Рейхенбахского водопада. Впрочем, как и я. Но мы оказались здесь. Пути провидения неисповедимы, — медленно проговорил профессор Мориарти.

Мы обернулись и увидели Холмса. Он успел облачиться в вечерний костюм, надеясь на встречу с единственной прекрасной дамой, которую он признавал. Теперь же Холмс удивлённо смотрел на своего противника.

— Мистер П-Поттер, з-зачем вы оживили этого м-маньяка?

— Простите, я хотел оживить фотографию Ирен Адлер. Наверное, я от чиха дёрнул рукой и промахнулся.

Мы посмотрели на полку и увидели на другом краю фотографию самого Мориарти, изъятую из архива.

— Я с вами сквитаюсь. Пусть на это уйдет вся моя жизнь, но я с вами сквитаюсь. И полковник Моран обещает то же самое.

За нашими спинами раздался скрип двери. В гостиную вошли Бретт и Хардвик.

— Извините, но у нас произошёл непредвиденный инцидент, — обратился к ним Холмс.

К моему удивлению, актёры не растерялись.

— Он похож на Мориарти в нашем фильме, только он более худой, и лицо узкое, — прошептал Бретт. Профессору Мориарти он сказал: — Позвольте представиться, Шерлок Холмс.

— А я Джон Хэмиш Ватсон, — добавил Хардвик.

Мориарти выпучил глаза, увидев за нашими спинами якобы нас же. Он молча стоял, и вдруг в ужасе бросился к окну. Не успели мы опомниться, как профессор резко поднял раму и пролез в окно.

Мы выглянули наружу и увидели следующую картину. Посреди улицы стоял автомобиль. Они в Англии только что появились, и этот, что стоял на улице, был первым или вторым. Шофёр стоял рядом с сигарой в руке.

Мориарти ничуть не разбился от прыжка. Он ловко залез в чужой автомобиль и поехал. С улицы слышались ржание лошадей и стук от опрокинутых кэбов. Мы с Холмсом вскочили на улицу.

— Сэр, куда поехала машина с господином в помятом цилиндре? — обратился я к полисмену. На улице было уже не так жарко, так как наступил вечер, и полисмен оказался на Бейкер-стрит в самый нужный момент.

— В сторону Гайд-парка. Вы ловите очередного преступника?

Мы сломя голову помчались в Гайд-парк. К нам присоединились оказавшиеся рядом служители правопорядка (Мориарти даже не обратил на них внимания) и некоторые представители Нерегулярной гвардии.

Профессор носился по парку, пугая людей обильными выхлопными газами и треском двигателя.

— Он едет прямо к уголку ораторов! — воскликнул полисмен.

Автомобиль врезался в возвышение, и оратор свалился на траву. Мориарти поехал на восток. Выехав из Гайд-парка через Кумберлендские ворота, он стал колесить по улочкам в районе Мэйфейр. Когда рядом появились преследователи-полицейские, угонщик свернул в сторону Грин-парка. Вскоре треск мотора стал слышен из Сент-Джеймс-парка.

Мы уже успели сесть на велосипеды, взятые у прохожих. Холмс скинул шевиотовый фрак, чтобы он не мешал погоне. Мы ускорили погоню и увидели Мориарти на Нортумберленд-авеню. На Пэл-мэл к нам присоединился Лестрейд.

— Жаль, что наша полиция выходит на улицы невооружённой, надеясь подействовать на преступника одним лишь грозным видом. Но у меня, инспектора в штатском, есть пистолет.

— Лестрейд, если после Нортумберленд-стрит он поедет в сторону Чаринг-Кросса, стреляйте! Стреляйте, не жалейте его. Я знаю его и знаю, что приказываю.

Действительно, преследуемый (по-видимому, совсем спятивший от того, что увидел нас «в двух экземплярах») свернул к северу. Когда он сворачивал, Лестрейд выстрелил. Автомобиль потерял управление и, не доехав до Хангерхордского моста, рухнул в Темзу.

На берегу собралась толпа. Зеваки долго смотрели, как полицейские шарили в реке баграми. Прошёл час, прежде чем на поверхности показался профессор Мориарти, мёртвый, как дронт.

— Постойте! Неужели… неужели это профессор Мориарти? — спросил Лестрейд и у него отвисла челюсть. — Я… я в-видел его фотографию, к-которая сейчас в вашем доме.

Холмс приложил палец к губам.

— Придержите язык, инспектор, — сказал я. — Никто не должен знать причины этого происшествия. Прикажите разойтись. И пусть пресса молчит об этом.

— У меня к вам просьба, мистер Лестрейд. Позвольте мне взять тело к себе.

— Понимаю, понимаю, — сочувственно ответил он. — Опять ваши опыты.

— Какие опыты, извольте спросить?

— Доктор Ватсон писал, что вы в своё время проводили следующие опыты: колотили палкой трупы, чтобы узнать, появляются ли синяки после смерти.

— Да что вы, мне и в голову не приходило делать такие вещи с этим телом!

— Когда вы, может быть, собираетесь использовать его клетки для выращивания гомункулов?

— Что за нонсенс! Я не занимаюсь подобными глупостями.

— Тогда, может быть, — Лестрейд понизил голос и оглянулся по сторонам, — вы подобно Виктору Франкенштейну, хотите создать из его частей искусственного человека?

— Не сравнивайте меня с Франкенштейном, — отрезал Холмс.

Пока они разговаривали, Мориарти был завёрнут в брезент, явив собой копию египетских мумий. Оставалось ждать подводную лодку, которая могла бы выудить утонувшую машину. Мои мысли были противоречивыми. С одной стороны, этот человек получил заслуженную смерть. Но мне в голову пришли строки Джона Донна: «…смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе».

— Надо упросить Поттера куда-нибудь переместить этого истинного проходимца. Для этого нужно отправиться к нам домой, чтобы не было свидетелей. Только как бы миссис Хадсон этого не заметила. Хэнсомский кэб маловат для выпрямленного Мориарти, а согнуть его мы не сможем по вине трупного окоченения: слишком долго тело пробыло на холодном дне Темзы. Придётся использовать брогам.

Шерлок Холмс запихнул труп в брогам, воспользовавшись помощью Лестрейда.

— Я совсем забыл вас спросить. Что с совой, которую я велел разыскать? Откуда сова, тоже не могу сказать.

— А что вы написали в записке, Холмс? — поинтересовался я.

— Я выстроил простейшую логическую цепь. По моему мнению, сову надо искать там, где есть её еда — мыши. А мыши есть в большинстве жилых домов. Точных данных по этому вопросу у меня нет. Но, скорее всего, сова будет искать, где больше мышей. А там, где много мышей, больше вероятность того, что они напугают женщину, и поэтому не останутся незамеченными. Поэтому я велел инспектору опросить женщин.

— Но ведь сову очень легко заметить в доме.

— Совершенно верно. Я не раз говорил: надо отбросить всё невозможное, и оставшееся будет ответом, каким бы невероятным он не казался. Но, по-видимому, всё-таки моя версия оказалась неверной. Голодная сова улетела за едой в ближайший лес.

— Да, мистер Холмс, я и мои помощники не нашли эту птицу.

— В таком случае идите обратно к себе.

Как только Лестрейд вышел, к набиравшему скорость брогаму кинулся сутулый человек, на чьём носу красовались очки. К нашему удивлению, это был доктор Мортимер. В первый и последний раз мы встречали его в связи с делом, описанным мной в «Собаке Баскервилей», и встреча с ним была приятным сюрпризом.

— Стойте, мистер Холмс! Дайте мне рассмотреть ваш трофей!

К неудовольствию кучера, доктор Мортимер развернул Мориарти и принялся рассматривать его с видом знатока. Когда он завернул рукава и штанины, начав щупать конечности, Холмс не выдержал.

— Что вам надо, сэр? — в этот миг Холмс узнал непрошеного гостя. — Доктор Мортимер, вы ли это?

— Да, я Джеймс Мортимер. Рад, что вы помните меня. Ваш замечательный преступник очень меня заинтересовал. Взгляните на его развитые лобные кости! Вы, конечно, знаете, что они указывают на развитое аналитическое мышление. Если вы дадите мне caedes, то его череп сможет не только стать украшением антропологического музея, но и послужить Британскому френологическому обществу.

— Если вам действительно нужны caedes и череп, то берите их.

Кучер хлестнул лошадей, и мы поехали домой на брогаме, заплатив лишние деньги: без Мориарти мы могли сесть в хэнсомский кэб. На Бейкер-стрит нас ждал констебль, с фраком Холмса в руках. Мы вошли в гостиную. Гарри Поттер, сидевший в кресле, повернул к нам своё лицо.

— Почему же вы нам не помогли? — спросил Холмс.

— Прошу прощения, но я боялся опять совершить ошибку. И что я мог сделать? Можно было бы применить смертельное заклинание, но оно относиться к тройке запретных. К тому же, когда меня пытались им убить, была зелёная вспышка. Такое же явление озадачило бы горожан.

— Мистер Хардвик, у меня к вам один вопрос, — сказал я, когда исполнитель моей роли вошёл в гостиную. — Откуда вам известно, что я Хэмиш? Это имя ни разу не упоминалось мною.

— Это же элементарно. Ваши читатели долго думали, почему ваша жена называла вас Джеймсом, если вы Джон Х. Ватсон. Единственно верное решение было найдено далеко не сразу.

Когда я взялся за перо, то узнал, что больше не увижу ни Джереми Бретта, ни Эдварда Хардвика. Холмс стоял в дверях гостиной, облачившись в халат мышиного цвета.

— Мистер Поттер по их же просьбе отправил их обратно в 1987 год. И сам он отправился в своё время.

Весь оставшийся вечер я записывал сегодняшние события. Мы легли спать. Удивительные события ещё не закончились.

4

Утром я рано встал. Мне не хотелось завтракать одному, но Холмс, наверное, ещё спал. Я прислушался. Не было слышно ни малейшего храпа. Утренняя тишина была идеальна, не считая редкого цоканья копыт за окном, в спальне Холмса тоже было тихо.

Я доел две трети яичницы с ветчиной и подкрался к спальне. Снова тихо.

Я вошёл вовнутрь. Холмс лежал на кровати, и, что самое интересное, одетый. На нём были халат мышиного цвета, который он надел после несбывшегося визита Ирен Адлер, и домашние туфли.

Он лежал, не издавая ни звука. Дыхания не было заметно. Я ощупал пульс. Пульса не было совсем. Когда я поднёс к его приоткрытым губам лупу, стекло ничуть не запотело. Я стал тормошить своего верного друга.

В моём мозгу возникли два воспоминания.

Шесть лет назад миссис Хадсон примчалась ко мне в слезах и сообщила, что Холмс умирает. Он лежал в постели, мучимый тропической болезнью кули, не хотел, чтобы я его лечил, бредил об устрицах и полукронах. Но, в конце концов, оказалось, что это всего лишь хитрость, нужная для того, чтобы заманить доктора Смита в дом и арестовать его.

Через пять месяцев я смотрел в пучину Рейхенбахского водопада, где, как я был непоколебимо уверен, Холмс навеки упокоился вместе со своим злейшим врагом. А через три года он объявился в Лондоне под видом букиниста, и оказалось, что Холмс всё это время странствовал по Востоку в ожидании ареста всех сообщников Мориарти.

Но теперь его смерть была несомненной. Сначала у меня подкосились ноги, и я чуть не грохнулся на пол, как в тот раз, когда, наоборот, увидел его живым.

Но то, что произошло дальше, выглядело противоестественно. Совершенно неожиданно мёртвый Холмс подпрыгнул и замахал руками, словно шаман во время камлания. Я отпрянул назад.

— Мой дорогой Ватсон, боюсь, я сильно вас напугал, да ещё дважды. Моё сознание находилось далеко.

— Где, где находилось ваше сознание? Немедленно отвечайте, что с вами сейчас произошло!

— Перед тем как отправиться домой, Гарри Поттер согласился выполнить мою просьбу. Ночью он снова появился в моей спальне. И он отправил мою душу в другой мир.

— Как это, Холмс?

— Так же, как шаманы летают на Луну. Туда отправляются их души, а тела остаются на Земле. Со мной была аналогичная ситуация.

— Но погодите! По данным современной науки шаманы психически ненормальны! Уж не придётся ли психиатрам лечить вас?

— Я не знаю, действительно ли это так. Не надо считать меня ненормальным. Наш знакомый маг отправил моё сознание в одно место, где происходили прелюбопытные события. Или, если вам угодно, это было состояние гипноза. Но что здесь странного, если он сам попал к нам из своего мира? Пойдёмте к столу, и я всё расскажу.

Мой друг набросился на яичницу.

— Вы голодны?

— Целую ночь не ел. Так вот, слушайте мой рассказ. Моё сознание оказалось в Париже. Я имел представление о географии Парижа, так как когда-то выслеживал убийцу на Бульварах. Вас там не было, но ту историю я подробно расскажу в другой раз. Так вот, я оказался там, но увидел не то, что видел в тот раз, а тесный лабиринт из улочек и домов. Поттер дал мне дополнительное время, и я успел походить по городу. Было три часа утра. Прохожих не было ни одного. Я вышел на Марсово поле, но не увидел то, что там должно быть.

— Эйфелеву башню? Куда же она делась?

— Сейчас всё поймёте. Я пошёл на северо-восток и пересёк Сену, прошёл мимо Лувра и Вандомской колонны. В конце моего пути находилась улочка, соединявшая улицу Ришелье и улицу Сен-Рок.

Там я прижался к стене, чтобы меня не сбили. По улице промчался орангутан с намыленным лицом, державший бритву. Он схватился за молниеотвод и вскарабкался на пятый этаж, в окно. Вслед за ним прибежал матрос. Он полез по молниеотводу за орангутаном. Когда матрос заглянул в окно, оттуда раздались душераздирающие крики. Матрос стал ругаться, а обезьяна в ответ злобно бормотала. Француз съехал по молниеотводу вниз, а орангутан выкинул из окна труп с отрезанной головой. Матрос убежал, после чего орангутан также убежал, предварительно опустив окно. Но я не был ошарашен.

— Какие ужасы вы рассказываете, дорогой Холмс!

Рассказчик тихо рассмеялся.

— Вы ещё и смеётесь. Я не понимаю вашей иронии.

— Успокойтесь, я смеюсь не над рассказанным. Разве вы не поняли, о чём идёт речь?

— По-моему, именно эти события происходили в «Убийстве на улице Морг».

— Совершенно верно. В том то и дело, что я пережил события этого рассказа.

— Так значит, вы попали в эту книгу?

— Ну конечно! Гарри Поттер перенёс моё сознание в мир Эдгара По, как сознание шамана переносится в мир духов, или, что более научно, как сознание человека под гипнозом чувствует то, чего нет. Возможно, со мной произошло то же, что и Поттером, перенёсшимся к нам из другой реальности.

— И что вы делали дальше?

— Моя проблема заключалась в том, что до утра оставалось три часа, а что мне делать всё это время? Но я вспомнил об обещании, данном мне Поттером. Он перенёс меня на восемь часов вперёд. В одиннадцать я пришёл в типографию.

«Вы не откажетесь, если я помогу вам напечатать газету?»

«Разумеется, месье. Сейчас как раз есть свежая информация для Gazette de Tribunaux».

Я стал помогать метранпажу. Ведь именно из Gazette de Tribunaux Дюпен узнал о вышеописанных событиях. Наборщики только диву давались моей сноровке. При этом в конце работы, вечером, я помог напечатать и следующий выпуск, который Дюпен прочитал на следующее утро. В нём были показания свидетелей. Многие из них говорили о голосе орангутанга. Жандарм решил, что это говорит испанец. Серебряник говорит, что это голос итальянца, хотя итальянского языка не знает. Голландец слышал французскую речь, но сам по-французски не говорит. Англичанин слышал немецкую речь, но немецкого не знает. Испанец утверждает, что этим голосом говорил англичанин. Итальянец слышал русскую речь, но «с русскими говорить ему не приходилось». Ориентировались они по интонации. О том, что я сам свидетель, я, конечно, не стал говорить, так как в газете этого не должно быть. Дюпен справится без меня, хоть он и недалёкий малый. В следующем вечернем выпуске сообщалось, что посажен в тюрьму конторщик Адольф Лебон.

До трёх часов я спал.

— Где же вы спали? Вероятно, в гостинице?

— Я спал в собственной постели. Где же ещё? При этом у себя я был в халате, а в Париже в верхней одежде. Так вот, в три часа дня на улицу Морг пришли двое. Первого из них я до этого ни разу не видел. Это был молодой человек в сером пальто и в кепке. В его внешности не было ничего примечательного. Разумеется, это был Огюст Дюпен.

Я стоял среди толпы зевак. Рядом с Дюпеном шёл ещё один человек, которого я уже видел на фотографиях. У него были волнистые чёрные волосы и короткие чёрные усы. Как я предположил, это был Эдгар По, хотя сходство было лишь в вышеназванных признаках, черты лица не вполне соответствовали фотографиям. Но мистер По мог быть только прототипом рассказчика, которого, вероятно, звали совсем по-другому.

Они обошли особняк, зайдя в него через вход с невидимой мне стороны. Дюпен должен был ещё долго проводить расследование, и поэтому я решил погулять по Парижу. На улицах мне встретились французы на селериферах, то есть примитивных велосипедах, и паровой автомобиль с котлом. Вас это может заинтересовать, но для меня эти подробности были не важны. Когда я вернулся обратно, Дюпен и рассказчик отправились к префекту. Я в свою очередь стал ждать, когда они разойдутся. Мне интересно было узнать, где живёт Дюпен, так как в книге эта информация скрыта.

Наконец я встретил французского сыщика одного.

«Мсье Дюпен, я хотел бы поговорить с вами. Можно мне зайти к вам домой? Только без вашего друга»

«Да, конечно. Милости прошу ко мне в гости»

Мы пришли на улицу Монмартр. Оказывается, там находится дом Дюпена. Я знал только, что там находится библиотека, где Дюпен встретился с рассказчиком.

«Ну, чего изволите? — спросил он, когда мы прибыли»

Я не знал, что сказать, чтобы он поверил. Мало того, мне было неловко, поскольку я сам когда-то в разговоре с вами назвал его недалёким малым. Слава Богу, мне не довелось встретиться с Лекоком, о котором я отозвался ещё менее лестно.

«Я тоже сыщик. Англичанин. Моё имя Шерлок Холмс»

«Тогда почему вы не помогли мне?»

«Единственное что я сделал для вас — это помощь в печати газеты, где вы прочитали о преступлении. Я не мог действовать открыто, поскольку боялся исказить истинное положение вещей. Дело в том, что я попал к вам из будущего»

«Из будущего?»

«Да. Из конца этого века. Нет, это не очковтирательство. Я перенёсся в ваше время из будущего. В нашей эпохе о вас читают в книгах. Если точнее, мистер Дюпен, то я из другого мира, где вы — не реальное лицо, а персонаж книги»

Дюпен ничуть не обиделся на то, что у нас он литературный персонаж.

«Следовательно, мсье Холмс, в нашем мире вы литературный персонаж?»

«Этого я не знаю. Кроме того, у нас Дюпен это девичья фамилия французской писательницы, известной под другим именем, — сказал я, имея в виду Жорж Санд»

«И без вас знаю, — ответил Дюпен. — Она моя двоюродная сестра»

Это было для меня новостью. Я недолго промолчал и вернулся к нити повествования.

«Вы только начинаете карьеру, а я раскрыл множество преступлений. Мне в моей работе помогает научная методика. Например, рядом с убитым обнаружен крохотный окурок. Мог ли убитый выкурить его? У этого человека пышные усы. Если бы он стал курить эту сигаретку, то непременно опалил бы усы. Следовательно, окурок оставил не он».

«Наверное, вы храните в памяти много разнообразной информации?»

«Вы не угадали. Я храню в памяти самое необходимое для своей профессии. Человеческий мозг похож на чердак. Этот чердак не бесконечен по объёму и не эластичен, и запоминая новое, человек станет забывать старое. Поэтому я стараюсь не иметь лишние знания. Я отлично знаю химию, ботанику в области ядов, анатомию. Но астрономия мне не нужна».

«Вы не знаете астрономию, мсье Холмс?»

«Я ею не интересуюсь, но что знаю, уже не забыть. Правда, у меня есть познания в литературе и искусстве, но их я не забыл. В последнее время мои познания приближаются к познаниям обычного сыщика. Кроме того, я химик-экспериментатор и естествоиспытатель. Также я автор нескольких монографий».

«Вы ещё и пишете?».

«Да, но о себе не пишу. У меня есть собственный биограф — доктор Ватсон. Правда, я нахожу недостатки его стиля — он пишет как писатель, а не как учёный. Впрочем, он же врач, а не сыщик. И, кстати, с ним повторилась та же история, когда вы прочли мысли вашего друга. Я прочёл их по лицу».

«Это ещё интереснее».

«Доктор Ватсон сидел в кресле и читал газету. Он отложил газету и сидел с отсутствующим видом. Потом его взгляд остановился на портрете английского генерала. Взгляд переместился на портрет американского священника, проповедовавшего в Англии об освобождении рабов. Портрет стоял без рамы на книгах. Взгляд Ватсона переместился на стену. Я понял, что он думает о том, что если вставить портрет в раму, он будет хорошо сочетаться с портретом генерала. Затем он посмотрел на портрет священника, и лицо стало задумчивым: Ватсон вспомнил о том, что англичане нетерпеливо отнеслись к проповедям священника. Доктор сам был возмущён таким отношением. Он отвёл взгляд от портрета, губы сжались, глаза засверкали, руки стиснули подлокотники кресла. То есть Ватсон думал о храбрости, проявленной обеими сторонами в Гражданской войне в Соединённых штатах».

«В Америке будет гражданская война?»

«Да, и победят противники рабовладения. Это имеет прямое отношение к моим умозаключениям. Ватсон думал о храбрости, проявленной обеими сторонами. Затем он покачал головой, думая об ужасах и человеческих жертвах. Его рука потянулась к ране, губы скривились в усмешке. Доктор подумал о нелепости такого способа разрешения конфликтов. Я ответил: „Вы правы, Ватсон. Это совершенно нелепый способ решать споры“. Он был удивлён тому, что я правильно угадал мысли».

Меня интересовал вопрос: верит ли он в то, откуда я? Француз мог притворяться, а потом отправить меня в сумасшедший дом. И в тот момент я вспомнил другой интересовавший меня вопрос: является ли его друг рассказчик самим Эдгаром По, или это его alter ego? Но мне не суждено было задать этот вопрос. Дюпен достал из кармана брегет и резко встал.

«Простите, мсье, но мне некогда. Я собираюсь смотреть новомодный эстрадный танец — le cancan. Подождите меня здесь. Я приду через час».

Дюпен ушёл. Легко представить моё возмущение. Я собирался поговорить с коллегой о серьёзной вещи, а ему непременно понадобилось посмотреть на непристойный французский танец!

— А что вы ожидали от француза? Национальная особенность.

— Когда он ушёл, я стал осматривать квартиру. На стенах висели изображения галлов. На столе лежали изображения лягушек. Они могли интересовать Дюпена или с точки зрения кулинарии, или с точки зрения анатомии. Ведь есть люди, которые режут лягушек для исследования. Но в то же время по ту сторону Ла-Манша живут лягушатники.

Я сосчитал, что за это свободное время мог расспросить Огюста Дюпена о том, что хотел узнать. В этот миг я проснулся, совершая конвульсивные телодвижения, и увидел вас, дорогой Ватсон, увидел вас с изумлённым выражением лица. Утро наступило, действие заклинания закончилось.

Холмс с аппетитом съел свою долю яичницы.

— Но ведь вы рассказывали о большем промежутке времени!

— Значит там, в мире Дюпена, время двигалось с другой скоростью. — Холмс встал из-за стола и засунул руки в карманы халата. — Пора подводить итоги. Заметили ли вы, что делали актёры, когда попали сюда?

— Они произносили реплики.

— Правильно, но ведь это была фильма, а не спектакль. Следовательно, в будущем появятся говорящие фильмы. А теперь самое важное. — Он сделал эффектную паузу. — Во-первых, все христианские Церкви отрицательно относится к волшебству. Во-вторых, те, кого волшебники называют «маглами», не поверят вам, и вы потеряете репутацию, а то и сами попадёте в Вифлеемский госпиталь. Поэтому я рекомендую подождать с публикацией повествования до того отрезка времени, на котором будут жить Бретт и Хардвик. К счастью, в нашем мире нет Гарри Поттера и прочих волшебников, поэтому через сто лет они не узнают о публикации вашего рассказа. На этот я раз я не требую писать так, как я представляю описание моих дедуктивных рассуждений. Это будет уже другая тема.

— Ну что ж, всё закончилось. Теперь остаётся разбираться с тем, что принесёт нам наступивший месяц — август.

 

Заключение

Этот рассказ Ватсона был признан подлинным. Но, согласитесь, в то время никто не мог знать ни о персонажах Джоан Роулинг, ни о Бретте и Хардвике, ни о рок-музыке вообще и песнях «Битлз» в частности. Поэтому остаётся признать, что действительно Гарри Поттер попал к Шерлоку Холмсу из параллельного мира. Бретта давно нет в живых, но Хардвик, к сожалению, скончался в год публикации этого сборника, и ничего не сможет нам поведать. В крайнем случае можно было бы вызвать актёров на спиритическом сеансе, но такой способ считается греховным, и от него лучше воздержаться. Остаётся только тщательно поискать другие рассказы, способные заполнить другие белые пятна.