Паром вёз экспресс через Ла-Манш. Рядом с ним располагается Немецкое море, и само название этого моря говорило о немецком высокомерии, так как оно омывает берега не только Германии, но и Великобритании, Дании и Голландии. Мы обсуждали то, как мы должны будем попасть в Германию. В первую очередь мы придумали псевдонимы, и Холмс стал Готлибом Хаузером, я стал Иоганном Сименсом, а Исаев снова стал Штирлицем, так как этим именем он пользовался в Третьем Reich. Сначала Штирлиц хотел назвать себя «ограбленным в Шанхае немецким аристократом фон Штирлицем», так как эта легенда уже была использована им. Но жители Берлина должны были знать, что такого аристократа у них нет, и от такой затеи нам пришлось отказаться. Поскольку мы, намереваясь поселиться в гостинице, должны были выглядеть приезжими, мы не просто учили немецкий язык, но и штудировали саксонский диалект, позволявший нам отличаться от коренных берлинцев. Исаеву оставалось подучивать английский язык.

— Мы не должны никого эксплоатировать. Мы отправляемся в Германию во имя гуманизма, — учил нас Исаев, раскладывая фигурки из спичек.

Наша поездка по Голландии не отличилась ничем особенным, чтобы рассказывать о ней. Правда, я вспомнил, что Холмс проводил расследование по поручению голландской королевской фамилии. В ответ на вопрос рассказать о расследовании он отмахнулся.

— Эта история может опозорить голландскую королевскую фамилию. Прошу вас, простите меня, но я пока не могу ничего рассказать.

Мы вышли из поезда около границы с Германией. На горизонте пересекались граница и железная дорога. Невдалеке находилась голландская деревушка. Мы сели на чемоданы и задумались над нашей проблемой. Как мы пересечём границу, если у нас нет паспортов на вымышленные нами имена? И как быть, если нам понадобится вдобавок изменить внешность, а в то время паспорта имели антропометрические данные?

— Если бы мы не знали немецкого языка, мы могли бы использовать паспорта глухонемых немцев, — заметил Исаев. Эта мысль выглядела несколько витиеватой, так как мы знали немецкий язык, но пересечь границу всё равно не могли независимо от знания немецкого языка.

— Вы не замечаете ничего странного? — спросил Холмс.

— Я не вижу ничего странного, — ответил Исаев.

— А как же этот приближающийся предмет, похожий на птицу?

— В нём нет ничего странного.

К нам по воздуху приближался человек, поразительно напоминавший Икара. Его руки держали широкие крылья, которые не махали по воздуху, как у птицы, а неподвижно планировали. За человеком следовали ещё два крыла, образовывавшие хвост. Летучий человек перелетел границу и приземлился на поляне.

— Боже, мне нужно обуздать свой энтузиазм! Как я мог пролететь такое расстояние, ума не приложу! Ладно, допустим, этот полёт вплотную приблизил меня к изобретению летательного аппарата. Но как я смогу поднять аппарат в воздух, если он приземлился на ровную поверхность, и здесь нет холмов?

Исаев шагнул к незнакомцу и пожал ему руку.

— Вы Отто Лилиенталь?

— Да, я Карл Вильгельм Отто Лилиенталь. А вы кто такой, извольте спросить?

— Я пока не знаю, можно ли вам доверять.

— Почему вы не уверены в том, можно ли мне доверять?

— Вы собираемся совершить дело огромной важности. — Исаев повернулся к нам. — Идите сюда, перед вами один пионеров авиации.

— Кто вы такие? Я не знаю слова «авиация», но я вижу, что вы знаете больше меня.

— Дело в том, что я попал сюда из будущего.

— Да? Если вы попали сюда из будущего, то простите мне нескромный вопрос. Стану ли я изобретателем летательного аппарата?

— К сожалению, вы погибнете во время испытания.

— Боже, неужели это нельзя исправить?

— Можно, — решительно ответил Холмс. — Если вы, мистер Исаев, из будущего, то сможете помочь герру Лилиенталю создать летательный аппарат. И мы перелетим через границу. Дальше часть территории Германии и, в конце нашего пути, Берлин.

— Но сможет ли планёр поднять в воздух четверых человек?

— Это будет не планёр, — возразил Исаев. — Это будет самолёт с двигателем.

— Вы совершенно правы. Я продвигаю концепцию «подпрыгнуть прежде, чем полететь». Нужно сначала поднять в воздух планёр, вместо того, чтобы создавать машину с двигателем, надеясь, что она сразу полетит. Я в порыве энтузиазма пролетел расстояние от Берлина до места, где мы сейчас стоим. А если я преодолел это расстояние на планёре, то мы сможем преодолеть это расстояние и на машине с двигателем.

— В таком случае мы должны приняться за работу. Видите деревню? Кузнецы и плотники изготовят нам двигатель и деревянный каркас. Виноделы предоставят нам спирт для горючего. Но поскольку мы не эксплоататоры, нам тоже необходимо присоединиться к работе.

— Но я должен напомнить, что у нас нет аэродинамической трубы. Я строго документирую работу и делаю фотографии, однако в моём распоряжении нет фотоаппарата. Снимки моей новой машины, если она будет, смогут быть сделаны лишь в Берлине.

— Зато у меня есть знание о том, какими будут самолёты в следующем веке.

— Зато я знаю об аэродроме, то есть летательном аппарате, разрабатываемом профессором Ленгли из Смитсоновского института. Американцы продвинулись в изобретении летательного аппарата дальше меня, и я надеюсь, что вы обгоните их.

Мы рассказали Лилиенталю о нашем грандиозном замысле и встретили поддержку. Авиатор узнал наши имена и обещал сохранять наш инкогнито.

Кузнецы воодушевились необычным заказом и изготовили двигатель, в котором я тогда ещё мало что понимал. Виноделы ради топлива пожертвовали всем алкоголем деревни. Плотники сделали двухэтажные крылья шириной 11 ярдов. Их края сгибались вокруг продольной оси, обеспечивая управление движением. Два пропеллера должны были вращаться в противоположных направлениях, так как, по словам Исаева, «иначе аппарат, что очевидно, будет вращаться в ту сторону, в которую вращаются пропеллеры».

В деревне нашлось стекло, и мы изготовили четверо защитных очков. Теперь мы не опасались опасности для глаз во время полёта.

Чемоданы были надёжно прикреплены к аэроплану, чтобы мы потеряли багаж во время полёта. Когда мы были готовы, герр Лилиенталь был потрясён такими темпами изобретения.

— Вам ещё повезло, что мы встретили меня, а не полоумного графа Цеппелина с его проектом дирижабля чудовищных размеров.

— Счастливого полёта! — пожелал голландский кузнец. — Переиначивая слова моряков, желаем двадцати метров под аэропланом!

— Нам некогда разводить разговоры, — напомнил Шерлок Холмс. — Мы отправляемся в полёт.

Мы надели защитные очки. Герр Лилиенталь потянул рычаг, и двигатель затрещал, прилагая силы для раскручивания пропеллеров. Мы почувствовали себя так, будто сидим в поезде, удивительно быстро отбывающем со станции, и аэроплан взлетел над лесом. Встречный поток воздуха трепал нам волосы, но не мог снести шляпы, прикреплённые к защитным очкам. Мы осторожно взглянули на землю, и увидели, как под нами проплывает немецкая территория. Нам оставалось лететь 248 миль. Поневоле нам приходилось обходиться без еды, что Холмс умел совершать в течение долгого времени. К сожалению, мы не могли спать в таком положении, а Лилиенталю это тем более было заказано.