Четыре фонограммы с Геи, записанные изобретённым, но не осуществлённым на практике способом. — Чьи деньги будут потрачены на колонизацию. — Планы. — Немецкий посол и его требования от лица пыхтящего Вилли. — Дилетанты. — Опасность космоса. — Одежда геян. — Гости из Соединённых Штатов снова в Лондоне. — Семья Её Величества Виктории, Божьей милостью королевы Соединённого Королевства Великобритании и Ирландии, защитницы веры, императрицы Индии.

Достопочтенный лорд Солсбери вспоминал свои былые годы, глядя на экспроприированный астроменами у геян предмет, привлекавший к себе внимание своей экзотичностью, свойственной их поделке, на первый взгляд, стоящей в одном ряду с африканскими масками, индийскими кинжалами и прочими туземными вещами, но в то же время поражавший близостью к современным достижениям техники. Теперь читателю легко догадаться, что лорд Солсбери, вспоминавший былые годы, вспоминал не окрашенную трудностями когда-то стеснительного характера учёбу в школе, не соединение судьбы достопочтенной мисс Джорджины Олдерсон со своей, не предыдущие из когда-то занимаемых им должностей, а интерес к феноменам электричества и магнетизма.

В те годы телефон выглядел лишь чудом, запись звука на поверхности «презренного металла» казалась людям помесью дьявольщины и шарлатанства, а лорд Солсбери проводил опыты с физикой, на наших глазах преображающей цивилизованный мир. Мы не напрасно упомянули запись звука на поверхности металла — именно эти мысли обуревали милорда в те мгновенья, когда его руки держали стеклянную (либо из особо твёрдого целлулоида) коробочку с двумя катушками, с намотанной на них целлулоидной лентой, как в волшебном фонаре. Но эта лента безо всяких изображений на ней и с иным блеском заставляла видеть металлическое происхождение, и понять её предназначение труднее, чем если исходить из общеизвестных фактов.

Важно стоя в Государственной гостиной с колоннами, мистер Чемберлен терпеливо ждал, когда лорд Солсбери озвучит свои мысли, доселе неведомые. Лидделл скромно стоял поодаль, ожидая развития событий.

— Мы ожидали, что наши подданные найдут на соседней планете кровавые режимы. Они же нашли неведомые фонограммы.

— Достойно удивления.

— Неужели перед нами магнитный способ фонограммы? Насколько мне известно, выдвигалась идея записи звука на намагниченную проволоку. Здесь же мы видим ленту.

— Будьте добры, разъясните мне о магнитной записи.

— Как я понимаю, принцип заключается в изменении намагничивания в соответствии со звуком. Иными словами, аналогия с бороздками на валике фонографа или на граммофонной пластинке.

— Уильямс, отвёртку, граммофон, железную полосу, стержень из мягкого металла, провод, винную пробку и отрезанную телефонную трубку для слушания! — приказал лорд Солсбери лакею. Тот, удивившись приказу, тем не менее, повиновался и вручил премьер-министру вышеуказанные вещи.

Лорд Солсбери взял телефонный рожок. Сопровождаемый весьма удивлённым взором мистера Чемберлена, он поместил на место граммофонной пластинки коробочку с фонограммой. Чтобы механизм хорошо вращал катушку с лентой и не проскальзывал, на штырёк была предварительно надета винная пробка. Железная полоса и клейкая лента пригодились для укрепления коробочки неподвижно относительно корпуса граммофона. Посредине узкой стороны коробочки был помещён стержень, чей мягкий металл позволяет быстро избавляться от намагниченности; стержень был обмотан проводом. Настала очередь телефонного рожка, ибо лорд укрепил его напротив стержня, присоединив рожок к обмотке.

Мозг Чемберлена озарила мысль о том, чего смог добиться человек, соединивший в себе управление большей частью мира с памятью о давешних делах на поприще технического прогресса, видя, как тот отсоединяет трубу от места крепления мембраны. Конец, снабжённый мембраной, был перемещён к трубке, подпорка держала трубу, получившую новый источник звука.

Наш Джо поправил монокль.

— Вы предлагаете таким способом озвучить фонограмму на намагниченной ленте?

— Ваша мысль верна, мистер Чемберлен.

— Гениально.

— Спасибо, но я не требовал комплименты. Но вам повезло, что вовсе не вы проявили такую сообразительность. Каждый из нас помнит, что мужчина, который слишком много знает, рискует лишиться места. Но для нас важнее то, что вы нужны нашей стране. Я не мог бы лишить вас места министра колоний так стремительно. Но всё же только что рождённый способ применения граммофона принадлежит не вам. Лидделл, начинайте.

Лидделл начал воспроизведение фонограммы.

Первая песня началась с быстрых звуков рояля, пока звуки рояля не начали сопровождаться быстрыми, энергичными словами мужского и двух женских голосов. Начать следует с рояля.

— Что вы скажете об этой песне? — спросил лорд Солсбери после наступления долгой паузы в фонограмме и, как следствие, временной приостановки воспроизведения.

— Песня о деньгах, о том, на чём базируется экономика цивилизованных стран.

— Песня о даме, которая вышла замуж за богатого джентльмена и теперь принадлежит к высшему обществу. Теперь она освобождена от домашнего труда. На первый взгляд, картина верна. Но здесь содержатся две ошибки. Во-первых, переход из среднего в высшее сословие не благоприятная возможность, а досадное исключение. Во-вторых, даже в верхушке общества, женщине всё равно доступно далеко не всё. Разные нормы поведения для мужчин и женщин всегда имеют место. Написано ли там, кто поёт эту песню?

Секретарь Лидделл привлёк своё внимание к карандашной надписи на коробочке.

— «АББА», сэр. Написано большими буквами. Вероятно, аббревиатура, но в таком случае тот, кто это писал, забыл поставить точки.

— Возможно, вполне возможно. Теперь наступило время узнать, что нам поведает следующая песня в этой коробочке.

Вторая песня — те же мужской и два женских голоса — слагалась из певучих слов и такой мягкой клавишной музыки, какую слушатели только могли себе представить.

— Ваше мнение, — обратился лорд Солсбери к соседу.

— Обратите внимание на слова «может, все мы увидим мир, где каждый сосед — друг». Каждый сосед будет другом тогда, когда весь мир окажется под эгидой Британской империи. Космическая колонизация — лишь начало стремления к тому, что каждый сосед будет другом.

— То, что в песне поётся о Новом годе, соответствует тому, что мы покорим Землю уже к новому году. Обратите внимание на слова «наши надежды, наше желание пытаться, если мы не делаем, можем также лечь и умереть». Всё верно. В этом и заключена наша надежда. Мы или колонизируем Землю, или ляжем и умрём. Второй куплет этой песни точно передаёт политику завоеваний.

— Я согласен с вашими выводами, лорд Солсбери.

— Лидделл, переходите к третьей песне.

— Лента закончилась, милорд. Перехожу ко второй коробочке.

Быстрое, довольно энергичное пение орущего мужского голоса в сопровождении инструментов было таковым:

— Какова ваша версия, Лидделл?

— На коробочке написано «YMCA». Это слово означает «умка». То есть белый медведь по-русски.

— А есть ли у них белые медведи? И тогда кто поёт эту песню?

— Лично мне кажется, что эту песню поют гомосексуалисты.

Любой увидел бы, как господа замерли. Лишь сердца можно было бы при желании услышать. Постепенно Чемберлен вернулся в окружающий мир.

— Только их нам не хватает. Больше вам нечего сказать?

— Нечего, сударь.

— Откуда вы знаете, что означает слово «умка»?

— От одного языковеда, сударь.

— Настала очередь четвёртой песни.

В этот раз пел баритон. Так можно представить его песню.

Едва песня оборвалась в самой интригующей точке, премьер-министр задал очередной вопрос.

— Кто поёт, Лидделл?

Секретарь всмотрелся во вторую карандашную надпись.

— Здесь написано «Мистер Трололо», ваша светлость.

— Как вы сказали? — премьер-министр протянул руку за коробочкой, и перед его мудрым взором предстала лаконичная надпись. — Кто такой мистер Трололо? Я знаю, есть Энтони Троллоп. Но Трололо мне неизвестен.

— Я полностью разделяю ваше мнение, милорд.

— Мистер Чемберлен, что вы скажете о содержании песни?

— Она поётся на русском. Или же на польском, так как нам неизвестно.

— Очень печально. Мы сами не сможем расшифровать тексты. Но не всё потеряно. Теперь я собираюсь пригласить сюда учёного, который сможет пролить свет на личность исполнителей этих песен.

Резиденции премьера была оказана честь посещением того самого учёного, о котором говорили минуты назад. В комнату вошёл профессор в застёгнутом на все пуговицы до самого подбородка сером твидовом костюме, грозя неминуемо лопнуть на спине; черты его бритого лица могли показаться несолидными, но весь его цельный вид интуитивно указывал на пользу от его занятий. Иными словами, присутствовавшие, нимало не сомневаясь, немедленно поняли, что перед ними профессор фонетики Альфред Дулиттл.

Глаза языковеда были так хитро прищурены, словно в его доме каждый таракан и каждая букашка говорят на чистом русском языке и слышат хруст французской булки. Последний пункт менее связан с лингвистической наукой, благодаря чему вернёмся к важным материям.

Языковед повернул глаза в сторону трофеев.

— Это те самые коробочки, в которой песни записаны на ленте? Интересно, очень интересно. Как я понимаю, вы пригласили меня, чтобы узнать личность людей, записавших свои голоса на этих лентах.

— Простите наше сомнение, но вы действительно способны узнать происхождение человека по произношению?

— Да, милорд. Фонетика — наука о произношении. Например, сейчас я понял, что вы из Хартфордшира, а мистер Чемберлен из Бирмингема.

— Но вы могли знать эти факты заранее. Кстати, тем ли вы занимаетесь, чем нужно? Насколько я понимаю вашу науку, языковеды занимаются лишь древними языками и их восстановлением, а заниматься современным языком, в частности, диалектами, ниже вашего достоинства. И, скажите, это вы говорили Лидделлу, что означает умка...

— Да, это я.

— Хорошо. Начинайте.

Профессор Дулиттл начал воспроизведение первой прослушанной фонограммы.

— Итак, четыре шведа. Один пианист, один мужчина и две женщины. У двоих фамилии начинаются на А, у двоих фамилии начинаются на Б.

— Гениально! Как вы могли узнать, с каких букв начинаются их фамилии?

— Очень просто. Алфавитика — наука о буквах. Взгляните на аббревиатуру на коробочке. Я догадываюсь об аббревиатуре, несмотря на то, что после букв нет точек.

— Хорошо. Что дальше?

Последовала следующая песня, новогодняя.

— Здесь имеются в точности те же исполнители.

— Мы это и так поняли, профессор. Будьте добры, продолжайте.

Следующая песня, если судить по выражению учёного лица, не меньше заинтересовала языковеда.

— Песня называется Y. M. C. A.? Её поют гомосексуалисты.

— Неужели секретарь прав? Как вы пришли к этому выводу?

— Сам не знаю. Извините.

— Погодите, дорогой профессор. Вы же знаете, что Y. M. C. A. означает Молодёжную христианскую ассоциацию. Она основана в нашей стране.

— Но земляне знают о ней. Откуда? Самое интересное то, что эту песню поют с американским акцентом. Следовательно, земные американцы шпионят за всем миром.

— Американцы? Вы уверены?

— Есть многое на свете, друг Горацио, что на других планетах и не ожидали мы найти.

— Что вы скажете о последней части фонограммы, профессор Дулиттл?

Профессор Дулиттл с высшей степенью задумчивости и одновременной внимательности прослушал очередное пение, и вердикт звучал именно так:

— Певец действительно поёт на русском.

— Так у них есть и русские! — сердито ответил наш Джо. — Даже туда пробрались.

— Если мы покорим Гею, то мы и узнаем, кто у них есть.

— Вы неправильно выразились, — возразил лорд Солсбери. — Не «если мы покорим Гею», а «когда мы покорим Гею». Но погодите, дорогой профессор. Можете ли вы перевести эту песню?

— Можете не спрашивать. У меня с собой есть русско-английский словарь.

— Вашего авторства.

— Именно так.

В руках Дулиттла возникла дородная книга. Шелест страниц продолжался не очень мало времени, прерываясь записями на писчей бумаге. В конце поисков улыбка озарила исследователя.

Учёный выпрямил спину и с поднятым пальцем приступил к ответу.

— Во-первых, у них есть дожди. Во-вторых, у них есть океаны. А в-третьих, у них есть Москва.

Тишина овладела людьми, тишина, приятная для слуха.

— Мы имеете в виду древний город в России? — решился ответить Чембрлен, поправляя воротник.

— Да. Разве есть сомнения?

— Тогда я напомню вам, уважаемый, что в Америке тоже есть населённые пункты с именем Москва.

— Значит я был прав, предполагая, что земные американцы шпионят за всем миром.

— Вы великолепно провели свою работу, — произнёс голос, неожиданный в этих стенах.

Голосом этим оказался Бернард Шоу, получивший известность уже не как острый, едкий и нелицеприятный литературный критик, а как лондонский драматург. Шоу ухмылялся в бороду, и от всей его фигуры веяло неблагонадёжностью и столь нахальным и полнейшим социализмом, что любой почтенный буржуа закатил бы глаза от ужаса, ощутив такие флюиды. Именно так поступил Чемберлен.

— Вы мистер Бернард Шоу? — осведомился профессор.

— Да, сударь. Я вижу, вы благодаря своим дарованиям в областях языкознания смогли сделать по фонограмме геян выводы, которые никто другой сделать не мог бы. Честно говоря, я восхищен вашей работой. Честное слово, я когда-нибудь напишу пьесу, в которой будет фигурировать профессор фонетики. В то же время там будет персонаж по имени Альфред Дулиттл. Он будет, например, мусорщиком.

Дулиттл шумно выдохнул.

— Кем?!

— Мусорщиком.

— У меня есть дочь Элиза. Кем о н а станет в вашей пьесе?

— Элиза Дулиттл? Конечно, дочерью мусорщика.

— Мою знакомую зовут миссис Уоррен. Что вы собираетесь сделать с н е й?

— Уже сделал. Пьеса запрещена цензурой.

— А кем вы собираетесь сделать, скажем, Жанну д'Арк?

— Не красавицей.

— Почему?

— Потому, что она ей не была.

— А кем вы сделаете Примроуз Дулиттл?

— Вы имеете в виду миссис Дулиттл? Что в ней особенного?

— Мои дети являют собой противоположность моей супруге, которая настоящий томагавк в юбке.

— Томагавк в юбке? В чём же выражается это её свойство?

— Когда миссис Дулиттл ругает мои научные занятия, она всегда попадает в цель. Как кем же вы её сделаете в своей будущей пьесе, если мне угодно знать?

— Сержантом в юбке.

— Ох уж эти сатирики! Скажите, мистер Шоу, почему вы так отвратительно относитесь ко мне?

— Разве вы не понимаете? Вы вампир, живущий за счёт лейкоцитов и эритроцитов простого народа.

— Извините за грубую прямоту вопроса, но если я вампир, то кто же вы? Да, да, вы, тупиковая ветвь революции!

— Интересная формулировка. Надо запомнить. Но может, вы всё же вампир?

— Чем я вам не угодил? Чем я так плох? В данный момент я занят написанием «Англосаксонского словаря студента». Три года назад я написал труд «Современная стенография».

— Стенография? Да вы хулиган! Вы пишете на стенах!

— Как вы сказали? Хулиган?

— А ещё языковед. Это ирландская фамилия. Есть такой бандит.

— Так выходит, что я ещё и бандит.

— Это ещё не всё возможное. В сатирической пьесе будет не только языковед. В сатирической пьесе будут русские.

Дулиттл подпёр щёку окольцованной рукой, мягко шевеля губами.

— В юности я интересовался древнерусским языком, теперь же приблизился к более актуальному. Но почему русские интересуют вас, мистер Шоу? Я понимаю, ваше призвание — сатира. Не использовать ли вам Америку?

— Почему? Я никогда не говорил, что американцы тупые. Благодаря последним событиям я хочу поведать вам, что русские — уникальный народ. Да! Русские — уникальный народ. Если на Гее будут обнаружены русские...

Профессор готов был ответить смехом, если бы не вспомнил собственные выводы. Упрямый сатирик всё более прав.

— Что же? — спросил Дулиттл, когда Шоу прервал речь.

— Я буду дружить с ними. Им принадлежит будущее. Русские — уникальный народ. Только русские едят блины с развесистой клюквой. Только русские смотрят на хохлов как запад на русских. Только русские могут предотвратить задуманное вами завоевание Земли.

Едва поражённый премьер-министр готов был протестовать, Дулиттл задал оппоненту новый вопрос.

— И вы хотите использовать их в пьесе?

— Да. Прощайте.

Высказав профессору Дулиттлу эту сомнительную угрозу, Шоу покинул место, где подобной персоне находиться не следует. Едва он ступил на территорию Уайтхолла, власти предержащие подняли вопрос о той вещи, без которой невозможны их грандиозные планы. Каждый человек девятнадцатого века, кто имеет представление о законах развития общества, и пусть даже не смыслит в политэкономии, сразу скажет, что влачить своё существование без денег могут лишь самые неразумные социалисты, да и те, как нам всем известно, давным-давно разорились.

Нам неизвестно, входила ли эта мысль в разум Бернарда Шоу, покидавшего Даунинг-стрит. Тем же, кто имеет высокие намерения, капитал нужен так же, как нужны для колонизации топливо, человеческий материал и прочие ресурсы.

Именно по этой причине, а вовсе не из-за стремления протянуть верблюда сквозь игольное ушко, Чемберлен задавал вопрос главе правительства, чей разум обуревала в точности та же мысль.

— Где мы возьмём деньги? На первый взгляд самым простым способом является увеличение прибавочной стоимости. Народ будет недоволен. Помимо того, лондонские рабочие заняты строительством космической техники. В таком случае мы будем вынуждены взять займы у миллионеров. Этим делом в соответствии с должностью министра финансов займётся сэр Майкл Хикс Бич.

— Каких именно миллионеров, мистер Чемберлен?

— Одной из кандидатур можно считать Ротшильдов. Если же Ротшильды откажутся давать займы, то какие альтернативы вы предложите?

— Вандербильты. Как-никак эта великая семья породнилась с герцогами Мальборо, и мы можем обратиться к ним за помощью как к свойственникам нашей аристократии. Другой вариант — лорд Астор. Причина ясна: американский миллионер, ставший британским аристократом.

— Вы не находите, сударь, что может быть вариант использования человека, который не имеет ни малейшего отношения к нашей стране, но зато стал величайшим филантропом современности?

— Джон Дэвисон Рокфеллер, вы хотите сказать?

— Да, именно Рокфеллер. Тот, кто тратит капиталы на бедные слои населения, сможет потратить их и на нужды Британской империи.

— Но в то же время есть люди, которые считают главу «Стандарт Ойл» величайшим жуликом современности. Мистер Рокфеллер подумывает уйти в отставку.

— В таком случае нам необходимо успеть связаться с мистером Рокфеллером, пока он не воплотил своё намерение в жизнь.

Едва эти слова были произнесены, взгляд лорда Солсбери уловил взволнованный облик секретаря, собиравшегося высказать до поры известную лишь ему мысль.

— Кто вы, милый юноша?

— Я ваш старый секретарь.

— Удивительно! По вашему виду не скажешь, что вы старый. Вы хорошо сохранились.

— Я ваш секретарь, ваша светлость.

— Вы Лидделл?

— Это так и есть, ваша светлость.

— Моё здоровье оставляет желать лучшего. Когда Гея будет наша, я передам власть своему племяннику Бальфуру. В настоящее время он агитирует за нашу незабываемую политику в палате Общин. Хотите увидеть его — идите в парламент. В августе состоится открытие.

— У меня к вам лицензия, — произнёс Чемберлен в адрес лорда Солсбери не совсем ясную при первом впечатлении фразу.

— Лицензия?

— Я хотел сказать…

— Претензия?

— Я именно это и имел в виду, но моё более низкое, чем у вас, положение, не позволяет мне говорить такую вещь в лицо. Сказать об этой вещи, написав вам письмо, я в данный момент не могу.

— Какая у вас ко мне претензия?

— Лидделл хотел сказать вам нечто, но вы, осмелюсь заметить, не обратили на это внимания.

— Я слушаю вас. — Эта фраза наконец была адресована секретарю, который не слишком быстро смог пробить стенку, отделяющую его от первого лица Империи.

— Я знаю более лёгкий способ добыть деньги, милорд.

— Хотел бы я знать, откуда он вам известен.

— Этот способ известен большинству простого народа.

— Говорите.

— Нужно положить в карман паука.

В случае, если бы лорд Солсбери носил монокль (не говоря уж об орхидее), он непременно потерял бы его, услышав об этом способе. Тигр, тем не менее, остался при визитной карточке, хотя заданный вопрос принадлежал ему.

— Зачем класть в карман паука?

— Многие простые англичане з-знают, что у человека будут деньги, если положить в карман п-паука.

— Где мы возьмём пауков?

— Благодарю за бесценный совет.

Произнеся эти слова, лорд Солсбери вызвал лакея. Истинно по-лакейски важный и обходительный лакей встал в ожидании приказа.

— Уильямс, принесите десять банок живых пауков!

Героям нашей истории ещё предстоит увидеть удивительные выводы из этого простодушного способа добычи денег, но в первые мгновения последствия ещё не начинали проявлять себя.

Читателю памятен случай с применёнными для озвучивания магнитной фонограммы деталями телефона, пробкой, стержнем и прочими мелочами. Нетрудно будет догадаться, что лакей воспринял бы второй такой же приказ как следующий яркий случай чудачества, и безропотно пошёл бы за десятью банками живых пауков ради бесспорного увеличения требуемых капиталов. Но лакей недоверчиво взглянул на господина.

Недоверчивость эта была схвачена зрением и иными чувствами господ лишь на миг, и лакей тот час же понял невежливость своего поведения. Но он продолжал стоять, не решаясь всерьёз отправляться за десятью банками живых пауков.

— Почему вы так нерешительно стоите? Я велел вам отправиться за десятью банками живых пауков.

— Я понимаю, милостивый государь, но мне мешает лишь незнание причины.

— Вы должны знать о том, что паук в кармане приносит деньги. Пауки — новый повод для захвата дальних стран.

— Ваш приказ понят, милостивый государь.

Лакей, вооружённый сведениями о причине приказа принести десять банок живых пауков, отправился к их источнику, даже ещё не зная, где этот источник следует искать.

Пока лакей отдавал время поискам источника десяти банок живых пауков, мистер Чемберлен продолжал инструктирование колонизаторов, и его внимание было привлечено к карте Геи. Теперь карта была покрыта стеклом, прозрачная же поверхность несла на себе следы вечного пера Паркера.

— Насколько мне известно, эту карту первым составил Вильгельм Беер. Теперь она дополнена Скиапарелли и Лоуэллом. Тем не менее, германская наука приносит обширные плоды.

— Какие же?

— На карте Геи отображено многое. Киммерийское море. Тирренское море. Земля Гесперия. Земля Элизиум. Олимпийские снега. Каналы Стикс. Каналы Церберус.

— Кому мы отдадим Олимпийские снега?

— Бригадному генералу Китченеру. Но в настоящее время он трудится в Судане.

— Вы правы, сэр. Пока он в Судане, мы рассмотрим другие варианты.

— Другой вариант — главнокомандующий вооружёнными силами Великобритании. Гарнет Уолсли популярен как специалист по колониальным войнам. Отличная мысль. Эти регионы Геи будут присоединены Гарнетом Уолсли. Если Китченер будет свободен, он получит возможность присоединения другой части этих регионов, не попадающих в зону действий Уолсли.

Мистер Чемберлен поместил кончик вечного пера в земли Геи и выписал фамилию Уолсли.

— Следующий шаг. Земля Гесперия. Кто колонизует этот регион?

— Фельдмаршал Фредерик Робертс.

— Не забудьте, что барон Робертс — главнокомандующий войсками в Ирландии. Если мы отправим его на Гею, кто будет усмирять ирландских бунтовщиков?

— Другие военачальники всегда найдутся.

Чемберлен вывел на вышеназванном участке слово «Робертс».

— Только одно меня смущает, — прошептал он, протянув палец к примеченному нами месту на карте. — Сможем ли мы жить на Гее при более низком давлении воздуха? В четыре раза ниже? С другой стороны, местные жители там живут. А при более низком давлении воздуха нефть должна бить фонтаном.

— Снова нефть. Мы не будет забивать голову мелкими вещами.

— Мне угодно забивать голову иными вещами. Как сказал пьяный профессор, на Земле грибных лесов нет.

— Очень плохо.

Следующей очередью указательного пальца стали каналы Церберус.

— Каналы. Геянские каналы. Неужели по ним тоже течёт нефть? Очень даже политично.

Чемберлен вывел в центре фамилию Уайт.

— Гораций Китченер остаётся в запасе. Дальнейшее распределение колонизаторов между остальными участками Геи может быть отложено на более позднее время, а посему сейчас мы можем перейти к распределению генерал-губернаторов и вице-королей. Можем ли мы использовать для этой цели лорда Элджина, когда он представляет собой вице-короля Индии?

— Этот вопрос тоже можно обсудить в более подходящее для размышлений время. Зато граф Абердин вполне может стать генерал-губернатором этой области, — палец Чемберлена указал на будущее место работы Гарнета Уолсли.

— Если мы отправим графа Абердина на Землю, он не сможет совмещать новую должность с должностью генерал-губернатора Канады.

— Какие ещё кандидатуры вы можете предложить?

— Лорд Элджин — вице-король Индии. Мой заместитель мистер Керзон в таком случае станет вице-королём всей Геи. Я ему уже протелефонировал.

В Государственную гостиную с колоннами вошёл Лидделл; его вид говорил о том, что он имеет честь сообщить нечто важное, но в то же время эту важную новость ему произносить чрезвычайно неподобающе перед государственными деятелями.

— Нам нанесли визит коммунисты, лорд Солсбери, — неуверенно сообщил секретарь.

— Вы уверены? — спросил лорд Солсбери, придав мудрому лицу брезгливое выражение. — Выходит, на Земле есть кровавые режимы? И нефть? Тогда вперёд!

Двое из общества последовали в комнату Кабинета. Выглянув в окно, Тигр осознал, каким образом можно войти в заблуждение.

— Простите за преуменьшение вашего ума, милорд, но вы забыли о паровых экипажах. Рекомендуется предварять появление парового экипажа человеком с красным флагом. В настоящее время за границей применяют бензиновые экипажи; вероятно, нас ожидает прибытие одного из них.

Тем временем человек с красным флагом, в цилиндре и фраке, освободил Уайтхолл от посторонней публики. Едва из окна стал виден он один, с северо-запада раздался равномерный треск — тот самый, что должен сопровождать безлошадный экипаж. Треск не изменялся по громкости, меняя лишь сторону, из которой он был слышен, но вскоре треск усилился, пока в поле зрения не возник его обладатель.

Экипаж с ацетиленовыми фонарями остановился с настолько чванливым видом, словно весь мир должен считать его автомобилем. Он надувался от гордости. Он готов был затмить все экипажи столицы. Но это было чудо — безлошадный экипаж с лошадьми. Это даже не было Auto (его кучера можно было бы именовать автоистом, будь у него автомобиль).

Немец, в прусской каске и мундире — он даже на почтительном расстоянии выделялся важным видом — вышел из экипажа и направился прямиком к премьер-министру. Флагоносец сопровождал важного немца, покуда второй немец остался сторожем. Тот держал фонограф, что и был источником треска.

Чемберлен первым заговорил о экстравагантном способе. Красный флаг без автомобиля — чудо из чудес.

— Судя по немецкому облику и направлению, в котором мы в первую очередь услышали фальшивый треск, к нам пожаловали гости с 9, Карлтон-Хаус-Террас.

— Я вижу здесь две странности, — продолжил лорд Солсбери. — Во-первых, немцам не свойственна эксцентричность. Тем не менее этот германский посол в Лондоне со своим, если я правильно помню, атташе, преодолели путь от Карлтон-Хаус-Террас до Даунинг-стрит экстравагантным способом. Хорошо, они знают, что мы никогда не видели автомобили, и решили нас обмануть. Во-вторых, они нарушают дипломатический этикет. Где фраки, где цилиндры? И разве им не следовало отправиться к Её Величеству, а не к нам?

Посол Германии в Лондоне, по некоторой причине выглядящий не иначе, как представитель грубой, крикливой немецкой военщины, и представитель низшего дипломатического ранга вошли в комнату Кабинета. Флаг был свёрнут и приставлен к стене, дабы не привлекать излишнее внимание своим видом. Второй немец держал пакет с невыясненным содержимым. Если двое бошей ранее совершали дипломатические визиты, то дипломатические визиты совершались к королеве, и потому нынешнее событие позволяло предположить, что они решили миновать визит к Её Величеству.

Мы сказали, что посол выглядел «как представитель грубой, крикливой немецкой военщины», и этими словами всеобъемлюще описали то обстоятельство, что посол в последнее время надевает на себя прусскую каску, мундир и часть кавалерийской формы, популяризованную маршалом Галифе.

Главный из присутствующих здесь немцев обратился к премьер-министру, во время бесцеремонного разговора ведя себя ещё хуже: глядя в глаза. Его усы как у Пыхтящего Вилли и одновременно вощённые как усы-hollanders торчали в сторону ушей, и весь облик его вызывающе выглядел в сравнении со строгим видом оппонентов.

— Безвозвратно прошли времена, когда немец одному уступал землю, другому лес, третьему море, себе оставляя небо! Мы от имени Его Величества императора Германии требуем места под солнцем!

— Кто вам мешает, господа?

— Вы, вы мешаете! Мы требуем себе места под солнцем и место, которое вы собираетесь колонизировать! Землю!

— Вы говорите это серьёзно? Совершенно точно, ведь у немцев нет чувства юмора.

— Неважно! Дайте нам территорию соседней планеты, и война между нашими державами будет предотвращена! Говорят, на их территории есть особо кровавые режимы!

— Откуда вам известно?

— Так пишут в газете Kreuzzeitung.

— Позвольте, вы имеете в виду всю территорию?

— Конечно, нет. Вам одно, нам другое.

Немец извлёк из рукава химический карандаш. Смочив грифель, он смело направился к карте Геи. Одним росчерком чужой руки полушарие, отданное Гарнету Уолсли, было на словах передано кайзеру. Обратная сторона Селены со всеми её каналами также не была обойдена вниманием. Её нейтралитет был серьёзно поколеблен немецкой рукой.

— Позвольте один вопрос, — приподнимая голову, обратился к нему Чемберлен.

— Слушаю.

— Чтобы мы могли общаться друг с другом как джентльмены и в меньшей степени нарушать этикет, вам следовало бы представиться.

— Чёрт бы побрал ваши условности! — рассердился немец.

— Разве вы не военный?

— Я немецкий посол в Лондоне! А рядом со мной наш атташе!

— А что считает по этому поводу британский посол в Германии? Сэр Марк Ласеллес?

— Думаете, он не знает, что я посол?

— Тогда не сделаете ли вы одолжение, одевшись так, как приличествует послу?

Атташе раскрыл пакет и извлёк из него требуемые предметы. Посол снял мундир и каску, позволив себе вручить их мистеру Чемберлену, и, оставив сорочку с белым галстуком и пикейным жилетом (на несколько секунд дав возможность созерцать поверх надетые подтяжки), надел взятые у атташе фрак и цилиндр. Сорочка и пикейный жилет уже были заблаговременно надеты, и теперь только изобретение Галифе нарушало облик немца, мешая признать его выглядящим подобающе для посла.

— Меня зовут граф фон Меркель! Я разъезжаю на автомобиле, когда он у меня есть! А в Лондоне его у меня нет, и никогда в вашей стране автомобилей не будет!

— Вы имеете в виду то мероприятие, которое, как нам приходилось слышать, проходило в прошлом году? Но ведь победил маркиз де Дион, а вовсе не вы, фраер.

— Я фрайхерр, а не фраер! И не фрайхерр, а граф! Вы говорите о гонках? Как ни печально это звучит, вы правы, господин министр! Тем не менее, я участвовал в тех гонках, и об этом вам необходимо знать! Знаете, почему в Лондоне у меня нет автомобиля? Я экономлю на бензине. Для меня самое важное — нефть. Если мы и нападём на другую планету, то лишь ради нефти. Отныне это будет двигатель политики. А если режимы их планеты действительно окажутся кровавыми... Многое возможно!

— Скажите, граф, это вы только что испортили карту? — осторожно спросил лорд Солсбери.

— Разве вы не видите, что я сделал эту надпись на стекле, а не на карте?

— Видим, ваше сиятельство. Но кто позволил вам так обращаться с нашими планами?

— Его Императорское Величество Вильгельм Второй! Он требует вам поделиться с нами куском планеты, которую вы хотите сделать своей колонией! Знаете, что мы предлагаем вам в качестве компромисса? Космическую гонку!

— Я не ослышался? Вы сказали, космическую гонку?

— Именно так! Кайзер предлагает вам космическую гонку. Вы запустили бутафорский спутник, но мы запустим искусственный спутник! Вы отправили в космос космических джентльменов, но мы отправим в космос космических суперменов!

— Вы сказали, сверхлюдей?

— Это наша терминология!

— Но скажите, на чём будут работать двигатели ваших космических снарядов?

— Ходят слухи, будто двигатели ваших космических снарядов работают на ирландском виски. Если это действительно так, то двигатели наших космических снарядов будут работать на шнапсе!

— У вас достаточно шнапса, фон Меркель?

— Да, лорд Солсбери! Принимая во внимание всё только что сказанное, я прихожу к выводу, что если в космос полетят русские, то их космические снаряды будут пахнуть водкой!

— Сначала думайте, потом говорите, — строго возразил лорд Солсбери. — Пока Россией правит не кабинет министров, а главный жандарм современности, то есть царь, Россия не полетит в космос.

— Хорошо, учтём ваше мнение. В таком случае, если Россией будет править кабинет министров, то русские космические снаряды будут пахнуть водкой. А если в космос полетят хохлы...

— Никогда не видел, ваша светлость.

— Вы много чего не видели. Зато я видел во сне нечто непредвиденное.

Собеседники терпеливо молчали. Дипломат (он назвался фон Меркелем, но в сердцах теплится ощущение, что он кое-чего не договаривает) продолжал:

— Мне приснилось, что где-то далеко есть немецкий канцлер. Не наш, а другой. Оригинальный канцлер. Его кто-то обозвал железной фрау. Представьте, господа, немецкого канцлера называют железной фрау! И Америка шпионит за этим немецким канцлером. И Британия шпионит за немецким канцлером. И Россия тоже шпионит за немецким канцлером. Все подслушивают телефонные разговоры немецкого канцлера.

— Каким же образом они подслушивают телефонные разговоры?

— Если мне правильно приснилось, телефон основан на сотах.

— Какой смысл вы вкладываете?

— А чёрт его знает. В общем, в этом предположительном будущем и Германия и Америка смотрят на Россию как солдат на вошь.

— Как в настоящее время?

— Как солдат на вошь.

Дипломат обернулся к англичанам и важно, хотя речь теперь шла о другом лице, произнёс:

— Известно ли вам, что Франц-Иосиф, оставаясь императором Австро-Венгрии, стал прусским генерал-фельдмаршалом? Если такой генерал-фельдмаршал вступит в союз с германским кайзером, вам придётся умерить свои аппетиты. Или удвоить космическую гонку.

— Позвольте нам самим задать вопрос, — сохраняя сдержанность, произнёс лорд Солсбери.

— Я слушаю.

— Вы автоист и участвуете в соревнованиях? В таком случае, вместо того чтобы обещать нам космическую гонку, займитесь-ка вы гонкой на безлошадных экипажах. И нам будет спокойнее, и вам будет приятнее.

— Теперь позвольте мне высказать мысль, которую я только что тщётно пытался применить к месту, — прервал своё молчание Чемберлен.

— Вы адресуетесь ко мне? — спросил его лорд Солсбери.

— Вы правы. Лорд Солсбери, я вынужден напомнить о том, что я остаюсь сторонником союза с Германией.

— Да, это обстоятельство я вынужден буду учесть при разрешении сегодняшнего конфликта с Германией.

— Вы призываете к союзу с нами? — посол явно мысленно возблагодарил небеса за совершившееся открытие в лице союзника из лагеря политических соперников.

— Вы совершили единственно правильный выбор, господин министр, — продолжил атташе, взяв пакет под мышку и убрав от стены свёрнутый флаг. — Член кабинета британского правительства, лояльно относящийся к Германскому государству, представляет собой идеальное решение для современной политики.

Упрямый посол не был удовлетворён.

— И ещё одна заметная тонкость. Ваш морской министр Джордж Гошен родом из Германии.

— Вы правы, но из этого факта не должно следовать то, что он ваш союзник. И ещё одна, как вы изволили выразиться, заметная тонкость: Джордж Гошен не совсем имеет резон быть морским министром по той очевидной причине, что на нашей планете моря покрылись песком. Какой же он тогда морской министр? Поэтому согласно моему решению Джордж Гошен принимает должность космического министра.

Посол выгнул левую бровь и выпятил правый глаз.

— Оригинально. Космический министр. В таком случае наш морской статс-секретарь Фридрих фон Голльманн станет статс-секретарём Германского Имперского Космического министерства.

— А что сделает мистер Чемберлен?

— Вернёт военную форму.

Министр вернул колбасникам военную форму, и те спустились к гордо надутому безлошадному экипажу с лошадьми. Объект с красными фонарями отъехал от ограды, флаг совершил свою задачу, разогнав на Уайтхолле накопившееся за время разговора количество людей и экипажей. Экипаж отъехал к Уайтхоллу, дав флагоносцу возможность чрезвычайно испуганно отбежать в сторону, проехал несколько ярдов по Парламент-стрит и метеором промчался мимо флагоносца. Тот с неподобающей поспешностью побежал вслед, удивляя людей тем, что цилиндр не покинул голову и не полетел по ветру в сторону, противоположную бегущему атташе.

Лорд Солсбери оценил вышеизложенные события при помощи одной старой фразы:

— Вывод один. Прогнило что-то в Германском королевстве.

— А как обстоят дела на Гее? Прогнившая ли она?

— Это нашей науке неизвестно.

В этот момент в его окружении находились человек, вовремя начавший новый этап карьеры, и секретарь, готовый внести весь мир в документы.

— Известно ли вам, как наши боевые астромены испытывали оружие в космосе? — спросил наш Джо, обращаясь не сколько к присутствующим, столько ко всей империи. — Вы знаете, Лидделл?

— Хотел бы знать, сударь.

— Астромены оказались не опытными воинами, а банальными дилетантами. Им было велено упражняться в космосе в стрельбе из винтовок «Снайдер-Энфилд». Им было достаточно сделать по выстрелу, чтобы чрезмерно возросшая сила отдачи вырвала винтовки из их рук и безвозвратно унесла их в космос. Пробковые шлемы разделили ту же участь.

— Разве этот результат не был очевиден? — удивился Лидделл.

— Ещё как очевиден! Невдалеке проходили ещё одни учения, когда другие точно такие же дилетанты стреляли из пулемёта «максим». Несколько секунд, и пулемёт безвозвратно потерян.

— Следовательно, ради победы в условиях космоса нашей армии необходимо учиться, учиться и ещё раз учиться.

— Как вы говорите, «в условиях космоса». Здесь встаёт другая проблема. Наша космическая армада будет притягиваться либо Солнцем, либо Геей. Первый вариант равносилен самоубийству. Второй вариант приведёт к падению прямиком на лагерь врага, что может принести неудобства при временном отступлении. Ведь не можем мы оставаться на поверхности Геи, пока нас интенсивно обстреливают туземцы! Такой вариант также равносилен самоубийству. Кстати, нам удалось решить проблему, незнание которой привело бы к неприятностям для всей космической армии. Узнав о космической программе, французский учёный Беккерель предложил отправить в космос фотопластинки, и таким образом были открыты лучи Беккереля. Они пронизывают пространство вокруг Солнца. Мы узнали об их опасности для жизни только тогда, когда отправили астроменов в открытый космос. Им не могло прийти в голову, что взлетев к небу и выйдя ему навстречу, они тут же встретятся с Господом Богом. Если так будет продолжаться и далее, наши космические войска уподобятся лёгкой кавалерии, скачущей по долине Смерти, что отображено в стихотворении лорда Теннисона.

— Мистеру Шепарду и мистеру Гленну повезло, что то были не они, — ответил лорд Солсбери.

Правомерно допустить, что судьба услышала эти слова и потому заранее позаботилась о соответствии их наблюдаемым фактам: слова эти совпали с прибытием двоих посетителей. Не надо долго думать над тем, кто имел честь ступить сюда. Посетителями этими были Шепард и Гленн. Рука первого из них держала два фотографических снимка, на содержание которых намекали лица астроменов: их видимое смущение и одновременно недоумение.

В виду своей болезни мозга лорд Солсбери не узнал этих знакомых ему людей. Шепард и Гленн неподвижно стояли, ожидая когда тот обратится к ним.

— Лорд Солсбери не может обратиться к нам, так как из-за болезни считает нас незнакомыми людьми, — прошептал Шепард.

— Вы правы, сэр. Лорд Солсбери не может обратиться к нам. А мы не можем первыми обратиться к вышестоящему лицу. Условности решают всё.

— Лидделл! Кто эти господа? — спросил лорд секретаря.

— Первые астромены, ваша светлость.

— Вы уверены?

— Мы действительно Гленн и Шепард.

— Это вы, — подтвердил лорд Солсбери. — Но где ваши визитные карточки? Я вижу в ваших руках только некие хромотипы. Если только это не раскрашенные снимки.

— Мы хотели бы узнать ваше мнение об этом парадоксе. Фотографии с Геи. Извольте взглянуть.

— Изволю. Я вижу, можно заметить, манекенщицу. На ней надеты брюки.

Милорд прищурился. Вид перед ним не менялся.

— На фотоснимке изображена манекенщица. На ней надеты неназываемые, они же брюки. Следовательно, перед нами переодетый мужчина.

Тем временем Чемберлен терпеливо ждал освобождения снимка. Его реакция лаконична:

— Или переодетый господин, или сумасшедшая дама.

— Мы должны подумать над странностью. Или это не неназываемые. Возможно, перед нами юбка, которую сначала разрезали на две части вдоль, а затем сшили. Пустая трата времени.

— Такие юбки носят только дикари.

— Дикари, — продолжил его мысль лорд Солсбери. — Да, это доказывает, что земляне — дикари! Дикари! Следовательно, мы обязаны принести свет цивилизации на их планету!

— Вы озвучили гениальную мысль, милорд, — ответил Чемберлен.

Вскоре его сознание обратилось к коллегам собеседников.

— Кстати, касательно остальных астроменов. Тех, которые призваны основать военный лагерь на обратной стороне Селены. Уильям Шерлок, Эндрю Литтлвуд и Уолтер Болдуин. Как обстоят их дела, мистер Гленн?

— Мистер Шерлок телеграфирует, что в лагере нет проблем, кроме температуры. На Селене имеется контраст температур на дневной и ночной половине. Им приходится укрываться от солнца зонтами. Более никаких трудностей. Разве что необходимо было построить шлюз для разграничения воздуха и вакуума. Эта работа поручена пролетариям. Также они сообщают о наличии на спутнике большого количества пыли. Говорят, американцы изобрели устройство для всасывания пыли. Надо бы одолжить образец.

Имея представление об эпизодах на Даунинг-стрит, пора перенестись во второй центр Лондона, поддерживающий веру белого человека в триумфы и достижения девятнадцатого столетия.

После диалога с покорителями космоса лорд Солсбери и мистер Чемберлен ждали перемен среди интерьера с сине-розовым ляписом и искусственным мрамором, привычного для обитателей Букингемского дворца (как должно быть известно читателю, эти обитатели живут в Виндзоре, но должно сделать вывод, что по причине описываемых нами событий в их жизни случилось заметное исключение). И пол, и стены были по этому случаю блестящи. Мысли господ были направлены на ожидание двоих заатлантических гостей, с минуты на минуту обещавших появиться во дворце. Лорд Солсбери оценил складывающуюся ситуацию.

— Две атлантические борзые добрались до Лондона. Мы видим приметы эпохи, когда эти суда плывут по океану, который в недалёком будущем полностью превратится в Атлантическую пустыню. Пески!

— Также будут Индийская пустыня, Средиземноморская пустыня, Тихая пустыня и им подобные. И поэтому атлантические суда плывут в Лондон по каналу. Каналы — верный признак нашей планеты и эпохи.

— И теперь двое из пассажиров этих судов после остановки в одной из лучших гостиниц едут сюда. Мы ждём их, надеясь на то, что их гений в области электротехники поможет нашим стремлениям к расширению нашего влияния на Вселенную. Как предлагал мистер Конан Дойл, американцы могут нам помочь. Поэтому эти двое великих людей уже неделю плывут к нам.

— Их главные великие дела, конечно, были совершены и другими людьми независимо от них, но они превзошли других в этих делах, и есть и другие заслуги, которые свойственны им одним. Они принадлежат к Более Большому Лондону.

— В данный момент в Лондоне длится сезон, но не сейчас не время для сезона. Королевский двор не будет принимать дебютанток. Королевский двор будет принимать двоих американцев.

— Итак, час настал!

Последняя фраза была произнесена, держа в руке часы и видя своими глазами, что этот час действительно настал. Дворецкий вошёл в зал, намереваясь известить о прибытии первого американского гостя.

За спиной дворецкого стоял гость — солидного вида, гладко выбритый, с плоской чёлкой на лбу, говорившем о замечательном уме, и чьи низкие густые брови над умными тёмно-серыми глазами сообщали о решительности, твёрдости и взрывной натуре. Орден Почётного легиона в петлице довершал импозантный облик. Гость снял котелок и застыл в ожидании представления его дворецким, несмотря на привычную невозмутимость, несколько опешившим при виде знаменитой персоны.

— Мистер Томас Эдисон! — сообщил дворецкий.

— Мы уже во второй раз приветствуем вас в Империи, — обратился лорд Солсбери к гостю.

— Прошу извинить, но мистер Эдисон плохо слышит, — заметил Чемберлен. — Мистер Эдисон, вы слышите меня? — громко спросил он над ухом изобретателя.

— Что? — встрепенулся Эдисон. — Очень приятно. Я готов послужить вашей космической программе.

Американский гений и британские политики обменялись поклонами, выражая любезность при встрече противоположных наций. Сейчас же речь идёт не о нациях, а об их конкретных представителях, которым следует не помышлять о проблемах держав.

Чемберлен обернулся в сторону людей с противоположной стороны.

— Пока что мы познакомим вас с королевской семьёй.

— Со всей королевской семьей? — удивился Эдисон.

— Нет, не со всей. Её большая часть пребывает в Осборне.

— Но я уже был в Лондоне, и на званом обеде присутствовали наиболее знаменитые британцы, и, следовательно, члены королевской семьи. Но вы правы. Я не обязан помнить о тех событиях. Я согласен познакомиться с ними заново.

Первым представителем королевской семьи, кого имел честь увидеть Эдисон, была всем известная особа, обычно представляемая народом в чёрном платье и вдовьем чепце, от которых она вряд ли сможет окончательно отказаться даже через много лет после наступления двадцатого столетия. Теперь же Она была одета в парадную одежду; как и следовало ожидать знающим её обыкновения людям, Она, словно махарани, ехала в золоченом кресле благодаря силе рук слуг-индийцев. Несколько непредвиденной частью её облика было то, что королева опустила голову вниз, давая возможность окружающим слышать её храп, но окружающие её придавали себе начальстволюбивый вид и не решались открыто обратить внимание на это обстоятельство.

Индийцы остановили свой путь на середине зала, и Эдисон смог увидеть королеву, чья страна совсем недавно была мастерской мира, но продолжает вершить судьбы; хотя сама королева царствует, но не правит, тем не менее, своим существованием подтверждая, что без неё существовать невозможно.

В то время как государственные деятели не осмеливались прервать покой Её Величества, один из индийцев продемонстрировал способ, которым возможно привести Её Величество в более подобающий для важной обстановки вид. Достав из-за пазухи флейту, он виртуозно исполнил увертюру из «Кармен», той самой, что произвела впечатление на королеву, в последние годы вернувшейся к посещению опер и театров.

— Похоже, я пропустила увертюру.

Её Величество разомкнула глаза, и теперь перед её царственным взором находился Эдисон, рукоплескавший увертюре. Тот немного смутился при виде столь важной персоны.

— Здравствуйте, Ваше величество. — Этикет для ситуаций с участием коронованной особы, очевидно, отсутствует в знаниях американцев, поэтому Эдисон, не зная, как себя вести, бухнулся на колени.

— Вы мистер Томас Эдисон? — спросила королева. — Я припоминаю ваш последний визит в Лондон.

— Да, Ваше Величество.

— Я в последнее время стала плохо видеть. Но ведь не так уж важно, какая у вас внешность, правильно, мистер Эдисон? Встаньте с колен, сударь. Сейчас не посвящение в рыцарское звание.

— Пора представить вас следующим персонам, — Чемберлен сделал жест в сторону обладателя невысокого роста, тихого голоса и полной комплекции. — Перед вами Альберт Эдуард, наследник престола и по совместительству первый донжуан Европы.

Эдисон поневоле улыбнулся, услышав столь нелестную характеристику.

— Послушайте, разве вы не могли п-представить меня немного по-другому? — строго заметил Берти, но, даже слушая эти слова, продолжая держать руки в карманах. — Скажем, «н-наследник престола и по совместительству любитель охоты и д-деятель масонства».

Эдисон поклонился наследнику престола.

— Александра, принцесса Уэльская, — продолжил Чемберлен. — Её именем назван Александра-палас в Лондоне.

Как и положено, Эдисон поцеловал руку принцессе Уэльской. Эффектным дополнением стал непривычный для неё жест: Эдисон немедленно извлёк из кармана носовой платок и с брезгливой миной вытер с губ следы поцелуя. Непростительная бестактность!

Аликс смущённо не отреагировала на это обстоятельство.

— Вы женаты, Ваше Высочество? — удивился Эдисон. — Но как ваша вторая половина позволяет вам не просто заводить пассий, но и быть первым донжуаном Европы?

— Александра поддерживает х-хорошие отношения со всеми моими пассиями.

— Хорошенькое дело.

— Георг, герцог Йоркский, — представил Берти члена королевской семьи, подобного своему двоюродному брату.

Эдисон поклонился сыну Альберта Эдуарда.

— Ф-Филателист, — кратко охарактеризовал его Альберт Эдуард, не зная, как выразиться более объемлюще. Несмотря на его достаточно вольное для благородного англичанина поведение, в этот раз Альберт проявил скромность — о том, что филателист и он сам, сказано им не было.

Эдисон задал вопрос, вероятно, интересовавший его как человека женатого и считающего, что быть неженатым для джентльмена невозможно.

— Увидев здесь принца Уэльского и принцессу Уэльскую, я ожидал увидеть здесь герцогиню Йоркскую. Где она?

— Мария, герцогиня Йоркская? — премьер справедливо смутился, не зная, как подобраться к этому к этому не совсем публичному, но деликатному факту. — Герцогиня Йоркская, если можно сказать об этом, пребывает в интересном положении, кое согласно строгой морали требует уединения её особы.

— Именно так, — подтвердил Георг. — В июне прошлого года Мэй уже подарила мне первенца, но одного ребёнка в семье никогда не бывает достаточно. Не говоря уже о королевской семье.

К Букингемскому дворцу подоспел второй гость.

Второй посланец Америки имел более джентльменский облик, чем Эдисон. Высокий брюнет (иссиня-чёрные волосы) с ровным пробором, проницательным взглядом голубых глаз, аккуратными усами и блестящим цилиндром, перчатками и тростью в левой руке стоял в дверном проёме, истинно по-английски не торопясь входить в заполненное людьми помещение, ожидая, когда большинство обратит на него своё внимание.

Дворецкий торжественно представил второго гостя, после чего тот вышел вперёд:

— Мистер Никола Тесла!

Вместо выражения приветствия Тесла неприязненно взглянул на Эдисона. Тот, обладая плохим слухом, не услышал слов дворецкого и потому не сразу осознал, что Тесла находится в одном помещении с ним. Представьте себе плотного янки, стоящего рядом с худым Теслой и изредка поглядывающего на него, упорно отказываясь признавать его, Теслы, присутствие. Но глаза достаточно забрали на сетчатку славянский облик соперника, и теперь Эдисон понимает, какой монстр почтил его своим присутствием.

Эдисон в надуманном страхе спрятался за спиной Теслы, спасаясь от него и желая его не видеть.

Тесла приподнял брови. Стоило ему повернуться на полоборота, как Эдисон снова испугался и снова спрятался за спину Теслы.

— Вы?! Это опять вы? — спрашивал Эдисон, его брови сдвинулись вниз. — Где вы поселились в Лондоне? В гостинице «Лэнгхем»?

— Да, мистер Эдисон, — ответил Тесла громким голосом, учитывая тугоухость Эдисона, как и все те, кому приходилось общаться с ним.

На это раз он снова повернулся к Эдисону, но тот уже не предпринимал попыток прятаться.

— Как это могло случиться? Я поселился там же! Сначала я, потом вы!

— Удивляюсь, как я не заметил вас в списке постояльцев. Но я вижу по вашему тону, что вы чем-то недовольны. Недовольны ли вы лишь тем, что оказались в той же гостинице?

— Я недоволен тем, что вы отошли от моих идей.

— А вы знаете, чем я недоволен? Вашей, простите, грубостью. Джентльмены, выслушайте, как мистер Эдисон встретил меня, — обратился Тесла к присутствующим. — Он спросил меня, питаюсь ли я человеческим мясом. Этот вопрос выявил два дефекта эрудиции. Мистер Эдисон перепутал мою родную Хорватию с Трансильванией, и вдобавок решил, что печально известный Влад Цепеш, он же граф Дракула, ел человеческое мясо. То, что вампиры пьют кровь, вам не нужно напоминать?

— Мы всё знаем о вампирах, — ответил лорд Солсбери. — Соответствующей литературы предостаточно. Мистер Эдисон действительно не знает такие вещи?

— Какие вещи? Этого мы не знаем. В Гарварде не обучались.

Эдисон говорил сущую правду. В Гарварде он не обучался. Он не окончил даже среднюю школу.

Тем временем Тесла обратил своё внимание на членов королевской семьи. К их удивлению, Тесла ограничился поклонами. Впрочем, объяснение не заставило себя ждать.

— Я не могу пожать руку лорду Солсбери и мистеру Чемберлену и не могу поцеловать руку принцессе Уэльской, — объяснил он, чувствуя себя виноватым перед августейшими особами и представителями верхушки общества. — Как вы видите, я в перчатках, — Тесла продемонстрировал серые замшевые перчатки, — но, очевидно, я должен был бы снять перчатки перед тем как совершить рукопожатие.

— Почему вы не можете этого сделать, м-мистер Тесла?

— Я не желаю заразиться через микробов. Поверьте мне, после случая заболевания холерой я прилагаю все усилия, чтобы этот ужас не повторился. Я не могу поцеловать руку так же, как не могу есть из недостаточно чистой посуды. Для начала её нужно ошпарить кипятком.

— Так вы п-перед тем как поцеловать р-р-руку, ошпариваете её кипятком?! — удивился Георг. — Я не позволю так обращаться с м-моей матерью!

— Боже упаси, я говорю о посуде, а не о руке! — поспешно возразил Тесла, опасаясь превратного понимания.

— Слава Богу, мы просто неправильно вас поняли! — дополнил его слова лорд Солсбери, стараясь погасить очаг конфликта.

— Если речь идёт о руке, то руку необходимо обработать мылом, или спиртом, или карболкой, или хлорной известью.

Далее Тесла повёл себя несколько неожиданно для присутствующих, демонстративно или же принуждённо отвернувшись от Аликс.

— Что с вами, мистер Т-Тесла? — осведомился Альберт.

— Вы не поверите, но я не могу видеть серьги вашей супруги. Я по не ведомой мне причине испытываю отвращение к серьгам, тем более со сверкающим жемчугом, как в данном случае. Жемчужина выглядит оскорбительно.

Брови принцессы Уэльской изогнулись, когда до неё, как представительницы нежного пола, дошло то обстоятельство, что этот обаятельный серб не только не сделал ей ни одного комплимента, но и увидел в её утрачивающем очарование облике детали, вызывающие отвращение носителя чудачеств.

— Если вы не терпите вида жемчужных серег, то не считаете ли вы, что вам требуется отправиться в резиденцию лорда Солсбери, дабы продолжить деловые отношения в отдалённом от дворца месте? — спросил Альберт Эдуард, переживавший за столь нелестный отзыв о его дражайшей половине и теперь считавший более не необходимым обязательное нахождение с одном обществе с сербским гением.

И следующей сценой нашего развивающего действия была та гостиная, где на обозрение выставлены образец воздуходержащего костюма, телеэлектроскоп и искусственный спутник и где Гленн и Шепард впервые предстали взору следящих за повествованием.

Лорд Солсбери и начинающий подавать надежды министр колоний расположились напротив людей, прибывших в Лондон уже с ещё более весомыми целями. В роли слуховой трубы Эдисона находился свёрнутый журнал «Ванити Фэйр», оставшийся в том же самом помещении после визита астроменов. Пока дело не дошло до собственно причины их нахождения в крупнейшем городе, могло быть возможным предварительное общение между представителями двух народов, иные из которых (если речь идёт о народе) до сих пор в большинстве своих представителей злобствуют на англичан. Итак, лорд Солсбери задал Эдисону вопрос в отношении его отношения к способу победить усталость головы и уныние нервной системы, ради чего всякому представителю сильного пола возможно принести в жертву здоровье дыхательной системы.

— Для начала один вопрос. Вы курите?

— Да, я курю и жую табак.

— Это хорошо, что вы курите! Мужчина должен иметь какое-нибудь занятие! В Лондоне и так слишком много бездельников!

— Я не бездельник. Иначе мне здесь не место.

— Простите, сэр, но это Оскар Уайльд.

— Что?

— Оскар Уайльд!!

— Знаменитый преступник?

— В первую очередь он писатель и драматург, но и знаменитый преступник в том числе. Теперь вопрос мистеру Тесле. Как мистер Тесла относится к обсуждаемому нами времяпровождению?

— Я не курю.

— Дело ваше.

Премьер занял теперь свой ум поиском следующего вопроса, и благодаря извивам мысли ему на ум пришла леди Солсбери, отчего следующий вопрос мог быть задан с очевидным для него резоном.

— Как миссис Томас Эдисон относится к вашему пребыванию здесь?

— А?

— Миссис Томас Эдисон! Как она относится к вашему пребыванию здесь!

— Мина Эдисон привыкла к светской жизни и потому не огорчается по поводу того, что меня постоянно нет дома.

— Как видно, миссис Эдисон не слишком пострадает, если вы порядком задержитесь в Лондоне.

— Как относится к вашему пребыванию здесь миссис Никола Тесла? — продолжил наш Джо.

Этот вопрос был обращён к Тесле, и тот, едва услышав его, взглянул на вопрошающего с таким недоумением во взгляде, словно созданная им теория о том, что мысль человека в некоторых случаях вызывает её флуоресценцию на сетчатке и, как следствие, отображение в глазах, действительно правильна.

— Миссис Никола Тесла не существует, сэр. И не будет существовать.

— Об этом ещё рано утверждать, мистер Тесла.

— Женитьба нужна лишь писателям и музыкантам, так как способствует их вдохновению. Учёный же должен посвящать все свои чувства только науке.

— Тогда из ваших слов следует, что жениться должны не все мужчины. Сомнительно, крайне сомнительно. Но в вашей теории есть одно достоинство. Преступные наклонности передаются по наследству, ведь так? Если преступники не будут жениться и как следствие, не будут оставлять потомства, то их в конце концов не останется!

— Теперь, когда настаёт время посвятить вашу жизнь помощи Британской империи, резонно будет обсудить вопрос, нет ли у вас конкурентов, — заметил лорд Солсбери.

— Кого вы имеете в виду? — всерьёз забеспокоился Эдисон, обладающий чувствительностью к конкурентам. Его последовавшее поведение заставило предположить, что он видит конкурентов даже в воздуходержащем костюме, в телеящике и в прочих компонентах гостиной, включая маленьких зелёных человечков в глазу за моноклем Чемберлена.

— Справедливости ради надо заметить, что у нашей страны есть Джозеф Суон, который тоже разрабатывал электрический свет.

— А Оливер Лодж, как и Тесла, изобрёл беспроволочный телеграф, — продолжил Чемберлен. — Мы должны доказать, что Эдисон и Тесла имеют право на то, чтобы быть вызванными сюда.

— И этот факт легко доказуем, — ответил лорд Солсбери. — Да, Джозеф Суон, так же так и Йаблочкофф и многие другие, изобретает электрический свет. Но Эдисон не только продолжил его дело, но и создал фонограф, железобетон, магнитный сепаратор руды и сделал телефон практически пригодным изобретением. Да, беспроволочный телеграф изобрёл не только Тесла. Но Тесла понял, как можно сделать электричество достоянием каждого и сделал практически пригодным новый вид тока. Эдисон и Тесла сделали больше своих коллег, и именно поэтому мы обратились за их помощью и вызвали их в Лондон. С другой стороны, один британец посоветовал нам американскую помощь.

— Должен заметить, я уже был в Лондоне, — заметил Тесла. — Точнее, я читал лекцию в Лондонском институте инженеров-электриков.

— Нам этот момент известен, мистер Тесла. Но ведь и мистер Эдисон уже был в Лондоне. Вы нас слышите?!

— А? Вы правы, я был здесь во время демонстрации автоматического телеграфного аппарата и после Всемирной Парижской выставки.

— Теперь вы снова находитесь в Лондоне, но теперь ваши великие изобретения и ваш всепобеждающий гений должны обеспечить наше превосходство ради колониальной победы над космическими соседями.

— Если хотите, мы постараемся, — ответил Эдисон. — Но вы точно уверены, что мы имеем право помогать вам в столь опасных делах?

Тесла поддержал своего соперника, разделив только что высказанное мнение.

— Мистер Эдисон прав. Ведь это мероприятие приведёт к гибели людей!

— Это мероприятие приведёт к гибели землян, а не людей. Во всяком случае, люди и дикари гибли и раньше, в намного больших количествах. Каждому известно, что жизнь — не самое ценное, что есть в человеке. Что такое смерть одного? Трагедия. А смерть миллионов — статистика.

— Можно выразиться иначе, — продолжил Чемберлен. — Только мы, великий американский народ, могли послать марсоход на Землю.

— Ваша светлость, у меня замечание по поводу статистики, — заметил секретарь Лидделл, в этот момент находившийся у дверей. — Если я не ошибаюсь, лорд Биконсфилд выразился таким образом: «есть три вида лжи: ложь, наглая ложь и статистика».

— Я не расслышал, что вы только что сказали, — сказал Эдисон, словно вворачивавший журнал в ухо.

— Есть три вида лжи: ложь, наглая ложь и статистика!

Эдисон встал с кресла и теперь расхаживал по свободному пространству, нервно потирая замечательного вида длинные пальцы.

— Вы ошиблись, мистер секретарь. Есть лишь три вида лжи: переменный ток, наглый переменный ток и статистика переменного тока. Надеюсь, вы меня понимаете?

Слышавшие этот вопрос не совсем ясно представляли, задан ли он секретарю, либо же Тесле, но Тесла с его жизнью, отданной развитию техники, невозможной без успеха переменного тока, несомненно посчитал верным второй из вариантов.

— Если бы я был таким же непосредственным и своевольным человеком, как вы, мистер Эдисон, я сказал бы, что есть три вида лжи: постоянный ток, наглый постоянный ток и статистика постоянного тока. Как воспитанный человек и человек благородного нрава, я не стану так говорить вам, но мне стоит пояснить своё место в истории техники. Мною доказано, что переменный ток совершеннее постоянного тока, несмотря на дороговизну. Борьба между газом и электричеством идёт на равных, ведь лампа накаливания лучше газового рожка, но одновременно дороже. Здесь же наблюдается аналогичная ситуация.

— Нет, нет, переменный ток это вздор, не имеющий будущего!

— Я вынужден заметить, что занимаю более важную роль в истории техники. История на моей стороне, мистер Эдисон. Переменный ток превзойдёт все ваши стремления. Как ни печально это для вас звучит, вы с вашим постоянным током далеко не уйдёте. В войне токов мне отведены лавры победителя.

Краткий, но громкий крик обратил на себя внимание других троих пребывавших в гостиной, если считать секретаря, что собирался приняться за свою работу. Присутствующие увидели несколько экстравагантную картину. Томас Эдисон сидел на полу, глаза его не выражали ничего из того, что было свойственно ему в предыдущие мгновения, и правильным будет добавить, что его руки и голова дёргались, словно он принял неверную дозу стрихнина.

— Что здесь происходит, вы не знаете? — деликатно испугался Чемберлен.

— Ничего противоестественного, — ответил лорд Солсбери. — Мистер Тесла нанёс своему сопернику injuria verbalis. Мистер Эдисон испытал шок и не может теперь оправиться от него, оказавшись в состоянии невроза.

— Боюсь, нужна медицинская помощь.

— Вы предлагаете положить его в больницу? Упаси Боже от такой перспективы, ведь в больницу ложатся только бедняки!

— Но мы будем вынуждены положить его в больницу. Кто поможет нам в этой ситуации, милорд?

— Недавно мне порекомендовали доктора Эндрю Хамфри из Бартса.

— Вам порекомендовали доктора Хамфри?

— Да. Говорят, что он маньяк.

— Зачем нам маньяк?

— Самому неизвестно.

— Говорят, он американец?

— Именно так.

— Зачем нам американец? Почему именно он?

— Дело в том, что он называет себя лицом арийской национальности.

— Следовательно, мы должны отправиться к лицу арийской национальности.

— Ещё не всё. Его дед в тридцатые годы участвовал в составлении карты Геи.

— Нетривиальная информация.

— Это правда. Мы должны отправиться на Харли-стрит. Там мы найдём помощь для Эдисона собственной персоной.