Пока воины весело пировали в лагере вокруг котлов с медом, короли со своими мехдейрнами. и прочими главами их племен до четвертой степени родства с королем отправились по дороге, огибающей гору, в город Каэр Гуригон, что лежит по берегам реки Хаврен чуть ниже того места, где в нее впадает Трен. Город стоит на открытой равнине, замыкающейся с запада стеной гор, над которыми ползла полоса стелющегося дождя. Серая пелена затянула окоем, и это сразу же показалось мне знаком далекой угрозы, нависшей над блистательным войском Мэлгона Гвинедда, собравшимся у Каэр Гуригон.

Великолепен был вид города, к которому мы подъезжали, — высокие каменные стены, парапеты и башни. Черепичные крыши красновато поблескивали в лучах закатного солнца. Город был защищен не земляными насыпями и деревянным частоколом, а бастионами из гладкого, блестящего обработанного камня. Не найти крепости более прекрасной, обыщи хоть весь Остров Придайн от Пенрин Блатаон на Севере до Пенвэда на Юге, — так говорили те, кто ехал рядом со мной.

Когда мы подъехали к воротам, я оглянулся через плечо на холм Динллеу Гуригон, что возвышался на востоке. Лучи заходящего солнца увенчали его вершину золотой короной. Нетрудно было ощутить присутствие бога, да и богини, поскольку у самого луга я мельком увидел круговую волну на серебристой Хаврен.

Я ехал в свите принца Эльфина маб Гвиддно в кавалькаде, что змеей вползала в восточные ворота великого города. Мы, северяне, были ошеломлены его огромностью — он был в два, а то и в три раза больше Каэр Лливелидда, города Уриена Регедского, самого большого из городов Севера. Над нами возвышался мост, проложенный не для людей или коней, а для воды, чтобы она нескончаемым потоком текла в купальни и колодцы города. Мы въехали в город. Миновали большой квадратный каменный храм, лавки и дома богатых горожан, стоявшие по обе стороны шумной улицы, что привела нас на рыночную площадь. Вместе с Калан Май приходят разносчики и торговцы, которые ставят свои лотки и раскладывают товары, расхваливая их нестройными голосами на разных наречиях и языках. Это купцы с нагорий Придина, с зеленого Острова Иверддон и даже темноволосые чужеземцы из-за бурного моря Удд.

Нетрудно понять, что король Брохваэль Поуисский владел богатством большим, чем любой король Острова Могущества, и что были у него кольца и гривны, золотые застежки, плащи пурпурные, в клетку и полосатые, стада овец в полях и лугах, жеребцы на пастбищных землях, лужайках и огороженных выпасах, свиньи в лесах, и долинах, и в дальних ложбинах и стада коров, что сейчас были отогнаны пастись по склонам нагорий, холмов и на мысах.

Ни один из двадцати восьми городов Острова Придайн не избежал разорения — войны опустошали Остров от берега до берега до тех пор, пока не вернулись Эмрис и Артур, но Каэр Гуригон явно претерпел меньше, чем остальные, — по крайней мере мне так казалось. Верно, что были там здания, полностью или частично разрушенные, с замурованными окнами и проломами в стенах, заваленными камнями или заделанными плетнем из ивняка. Там, где некогда возвышались роскошные дома из тесаного камня, стояли бревенчатые, а вокруг них в развалинах лежали прекрасные дворцы. Дважды проезжали мы места, где дома обрушились прямо на улицу, так что объезжать их приходилось с трудом. Теперь и в этих развалинах устроят себе временное убежище самые жалкие из бедняков. Но много общественных зданий явно использовались и доныне, и сейчас мы входили в самое величественное из них.

Миновав роскошные порталы, мы оказались в огромном зале здания, которое, как я узнал от одного из командиров короля Брохваэля, давным-давно построили люди Ривайна, и называлось это здание на их языке палестр. Это был огромный чертог с каменными колоннами, чудесным мозаичным полом с изображениями морских божеств, нимф и дельфинов, резвящихся среди волн и брызг. Изображения эти были такими живыми, что мы тут же испугались замочить ноги. Зал этот внушал благоговение всем, кто туда входил.

Привыкнув к суровым твердыням нагорий Ардудви или Арллехведда, короли дома Кунедды и союзных племен, онемев, глазели по сторонам. Их восторженный шепот странным эхом отдавался и угасал в дальних углах зала или, сбивая с толку, отражался от высокого сводчатого потолка, куда то и дело невольно обращались взоры. Казалось, он висит в воздухе, как полуденный небосвод, и можно было подумать, что солнечный свет исходит именно оттуда.

Стены были расписаны фресками и узорами — волнистыми или закручивающимися, как бурун, так что невольно казалось, будто бы все покачивается на ласковой морской волне. Были там и картины красоты неописуемой. Одна, что особенно поразила меня, изображала молодого человека в образе божества с крылатыми сандалиями на ногах в то мгновение, когда он взлетал со скалы, к которой была прикована девушка, чья красота пронзила мне сердце. Царственно нагая, она была прикрыта лишь прядями темных своих волос, которые развевал морской ветер. Тело девушки на этой картине казалось столь же мягким, теплым и благоуханным, как и у принцессы, супруги Эльфина, рядом с которой я спал, будучи проказливым ребенком, в ее покоях во Вратах Гвиддно на Севере. А у ног этой божественной четы лежало бесформенное чудовище — Адданк Бездны. Было видно, что красота, любовь и гармония одержали победу над драконом хаоса — как и сейчас в воинственных сердцах собравшихся здесь королей Острова Придайн.

На дальней стороне зала высокие окна выходили на широкий залитый солнцем двор, за которым нам было видно еще одно величественное каменное сооружение. Наш провожатый прошептал нам, что в прежние времена это была огромная купальня, но теперь общее мытье давно вышло из обычаев, так что теперь в ее палатах хранили богатый урожай прекрасного края Поуис.

В радостном удивлении глядя на все это, короли прошли к своим местам, куда провели их управляющий короля Брохваэля и его подручные. Вот как были рассажены короли и знатнейшие из их приближенных. Посреди зала было место верховного короля Мэлгона, Дракона Мона. Вокруг Мэлгона в этом зале была Середина Придайна. Король Поуиса сидел напротив восточной стороны, король Дивнайнга по правую его руку, короли дома Кунедды и подвластные им короли сзади него, принц Эльфин маб Гвиддно по левую его руку. Этим королям и князьям был пожалован равный галанас и равная цена чести. За королями в четырех частях зала сидели владыки из их приближенных.

Перед королями над очагом висел огромный бронзовый котел, в котором варилось сочное мясо свиньи, откормленной плодами бука и дуба в лесах Мехайна. Прежде чем короли принялись пировать, святой епископ Гвиддварх, аббат того самого особого монастыря, что сияет как маяк среди заливных лугов Эвирнви, осенил доброе мясо знаком Креста и благословил словами: Himnum Dicat. Молитва эта освятила пищу и гвир короля Брохваэля был в том котле, так что котел стал как бы ртом бога, превращая пищу так, что мясо стало отборным, как с Блюда Ригенидда Исголхайда, изобильным, как из Корзины Гвиддно Гаранхира, и отвратительным на вкус для труса, как из Котла Диурнаха Гвиддела.

Затем пир пошел как обычно. Каждый из королей взял причитающуюся ему долю свинины из котла деревянной спицей согласно старшинству. И чудо — на этом огромном совете-пиру не было ни кровопролития, ни единой кровавой усобицы, ни споров среди пятнадцати могучих королей, что собрались там. Все было так мирно и в таком порядке, словно как в ту пору, когда Артур сидел во главе стола при своем дворе в Келливиге в Керниу.

Пока в зале Брохваэля Клыкастого шел пир, искусные рассказчики повествовали о битвах и победах бриттов над безродными полчищами дикарей Кайнта и Ллоэгра со времен Гвертевура Благословенного до Артура. Собравшиеся короли вволю пили сладкий желтый мед, смеялись, вспоминая победы предков., и говорили о богатой добыче, которую возьмут они в домах королей ивисов. Сияя, сидели князья Острова Могущества на этом пиру, вместе ели из котла Брохваэля, протягивая руки за вином, медом и пивом.

Затем рассказчики разошлись, и настал черед Талиесину, главе бардов, спеть перед собранием. По пене на его губах и сиянию его чела легко было понять, что на него снизошел ауэн, и все замолчали. Тишина была такая, что упади с потолка на пол иголка, и то слышно было бы. Поначалу негромко, но живо запел он хвалебную песнь в честь нашего щедрого хозяина, Брохваэля Поуисского. Начал он с того, что напомнил, как в прежние времена был он сам придворным бардом Брохваэля, который любил его ауэн, и как он пел ему на зеленых берегах в лугах у извилистой Хаврен. Служил он этому могучему потомку Каделла Сверкающая Рукоять Меча, непоколебимому в битве, расширителю границ, славе войска, пламя которого распространялось могучим пожаром. Слава Брохваэля Клыкастого никогда не умрет, поскольку щедрость его к поэтам стала поговоркой на Острове Могущества от Пенрин Блатаон на Севере до Пенвэда на Юге. Разве сам Талиесин не получил от него сотню лошадей в серебряной чеканной сбруе, сто пурпурных плащей, и сто браслетов, и пятьдесят застежек, и прекрасный меч с желтой рукоятью в усыпанных дорогими каменьями ножнах?

Здесь замолчал он, чтобы выпить желтого меда, в то время как домашние рабы короля Брохваэля подтащили к его ногам сундуки, наполненные отборными дарами их благодарного хозяина. С презрением глянув на богатства, которые высыпались из шкатулок, — богатства, которые в грядущие века станут добычей мышей, моли и пыли, — встал он, чтобы продолжить то, что не умрет никогда, — бессмертную песнь, в которой слова поэта — лишь голос божественности, хлынувший через край поток из Котла Поэзии. Откинув свой расшитый плащ Талиесин закатил глаза, лоб его сиял, и все поняли, что он собирается запеть волшебную песнь Острова Могущества — «Монархия Придайна».

Никогда не забуду, как он пел ее — величайшую песнь, исполненную величайшим поэтом, хотя я живу век за веком и буду жить до того дня, как море хлынет на зеленую землю и небо обрушится на нас. Мы были уже не в огромном зале Брохваэля, в палестре Каэр Гуригон у серебряной Хаврен — нет, на крыльях мечты летели мы туда, куда несли нас медовые слова Талиесина.

Это была та поэзия, что создала этот прекраснейший остров в мире. Поначалу назывался он Предел Мирддина, поскольку именно Мирддин в старину изрек колдовские стихи, которые призвали к жизни Остров Придайн, его плодоносные сады, леса, полные дичи, и реки, полные рыбы, усыпанные цветами луга и высокие горы, где пасутся бурые олени. Как струны разной длины и по-разному натянутые звучат согласным хором, когда касается их рука искусного арфиста, так и голос Мирддина соединил беспорядочные скалы, пустоши и болота в единое целое — с залитыми солнцем цветами, пеньем птиц и ласковыми ветерками.

Затем Мирддин защитил Остров в его Середине, где совершил он обряд и возвел Придайна, сына Аэдда Великого, в короли: посадил он там роскошный дуб, что отделяет небо от земли, воплощение Ллеу Верной Руки, супруга богини Дон. Потому королевская власть была на Острове изначала, и именно она поддерживает Остров с его Тремя Близлежащими Островами, Тремя Главными Устьями, Двадцатью Восьмью Городами и Тринадцатью Сокровищами. Драконы Нудда Серебряная Рука заперты в каменном ларце в Центре Острова, голова Брана Благословенного погребена в Белом Холме, а кости Гвертевура Благословенного хранятся в главных портах Острова, и, пока никто не потревожит их, никакая напасть не обрушится на Остров Могущества.

Но Драконы были откопаны по приказу Гуртейрна Немощного, лживого короля, который привел в страну бледноликих чужаков — Хорсу и Хенгиста, захватчиков из-за моря, которые разорили земли бриттов, этих коронованных мужланов, и напасть эта была великой! Ложью и обманом завладели они островом Руохим, и с него жестоко правили они князьями бриттов. Они попирали права церкви и разрушали палаты королей. И кто же они? Где их дом? Откуда пришли они, кому они родня?

Велика была эта напасть. Но ауэн поэта, что восстановил гармонию, которую в похотливости и опьянении своем разрушил изменой своей Гуртейрн, предсказывает, что настанет пробуждение, что во тьме загорится свеча. И Мирддин, и друиды предрекают, что соберется войско бриттов, соберутся племена Кунедды и Каделла и обрушатся, как горные медведи, на чужаков. Будут пронзать копья и рубить мечи, будут течь мозги и вдоветь жены, и ивисы, как овцы, побегут к своим кораблям. Побегут пред Мэлгоном Высоким — не лжет пророчество Мирддина — море и якорь будут им советниками, кровь и смерть — их спутниками! Пешими убегут они через леса, поскольку они вероломные лисы, и отлив слизнет их в море. С ними уйдет война, и мир воцарится на Острове Придайн.

Тишина стояла во дворце Брохваэля, когда закончил Талиесин петь. Все молчали, покуда не затих последний звук гордой песни, отдавшись в каждом княжеском сердце чистым, ясным звоном, подобным звону колокола отшельника в лесной долине. Затем в один голос все радостно закричали о победе и отмщении, и крик эхом прокатился под сводами зала с колоннами. Шум не смолкал, пока Мэлгон не поднялся во весь свой огромный рост и не поднял руку, призывая к молчанию.

— Пророчество не может лгать, — воскликнул он, — и, конечно же, наше войско сокрушит орду безродных людей Ллоэгра. И тот, кто примет участие в этом побоище, будет славен до конца мира и получит благословение Христа и ангелов его, что взирают на наше войско!

Мэлгон замолк, чтобы дать утихнуть новому радостному воплю. Затем он серьезно и уверенно продолжил речь:

— И теперь пришло время посоветоваться друг с другом и найти лучший путь, чтобы провести наши войска на юг в Ллоэгр. Бог на нашей стороне, в этом мы можем быть уверены, но лучше бы увериться еще и в том, что наши планы задуманы искусно и прозорливо. Здесь, среди людей Гвинедда, есть человек, который подаст нам добрый совет, а я советую, чтобы вы внимательно выслушали его слова.

С этими словами король снова сел, и из-за его кресла выступил какой-то человек, чтобы обратиться к собравшимся. Был это Мэлдаф, человек великого богатства в краю Гвинедд. Хотя был он средних лет, борода его была седой, и он немного сутулился. Но взгляд его оставался острым и проницательным, и, как мудрый советник, славился он даже за горами Эрири. Он выступил вперед, сложив руки, укрытые в рукавах туники, словно скрывая в сердце какую-то тайну.

— Благодарю тебя, великий король, — начал Мэлдаф так тихо, что люди боялись пошевелиться на своих сиденьях, чтобы не упустить ни слова из того, что он скажет — Благодарю и вас, благородные князья бриттов, за то, что вы слушаете мой ничтожный совет, в котором, конечно же, будет мало толку сейчас, когда столько мудрых собрались под крышей щедрого правителя Поуиса, Брохваэля, сына Кингена Прославленного.

Король Брохваэль любезно улыбнулся. В зале засмеялись — все, как и Мэлдаф, знали, что он мудр, как сам король Селив, что в старину правил Израилем, и что среди присутствующих никто не мог равняться мудростью с ним, разве что Талиесин, чье вдохновенное знание было другого рода. (О себе ничего не говорю, поскольку бритты не знали пока, кто я такой, только слышали мое имя, но не знали еще, что это и есть я.)

Мэлдаф позволил себе тихонько усмехнуться и подождал, пока затихнет раскатистый смех королей.

— Благодарю вас, благородные князья. А теперь послушайте меня. Никогда со времен Артура не бывало такого войска — сотня тысяч храбрейших среди бриттов собрались отомстить Ллоэгру и навсегда изгнать королей ивисов с нашей земли. Мы вполне можем ожидать победы, предсказанной нам Талиесином, главой бардов. Воистину мы имеем право на победу.

Послышался одобрительный шепот, затем на миг воцарилась тишина, когда собравшиеся замолкли, чтобы хлебнуть меда или пива.

— Однако, — резко продолжал Мэлдаф, — люди не всегда получают то, чего заслуживают Поговорка гласит: «Сердце сильнее сотни советов». Но хотя сердца бриттов всегда были отважны, следует сказать, что не всегда они приносили победу правому. Разве Нойтон маб Катен не был одним из величайших наших королей, происхождения куда более славного, чем многие? И все же во времена наших дедов он и пять тысяч его людей — людей отважных в битве, могучих в обороне погибли от рук этих язычников ивисов. А ведь они участвовали в точно таком же походе, в какой мы сейчас собираемся. Более того, они сражались в земле, которая принадлежала в незапамятные времена их праотцам. Они знали потайные тропы через леса и болота, и все же коварные ивисы устроили им в зарослях ловушку. Не храбростью одержали они победу, а хитростью и предательством!

Люди согласно закивали, не выпуская рогов с медом. Сердца их горячо бились в высокой гордости, и все же они прекрасно понимали, что вероломные ивисы давно были бы изгнаны с их земель, не будь они искушены в воинской хитрости.

— Мы должны быть такими же коварными, как и они! — с внезапной силой воскликнул Мэлдаф. — Мы должны опережать их замыслы, и теперь им не миновать нашей ловушки! Только что я привел вам одну поговорку, но припомните еще одну, всем нам известную: «Всякий замысел пуст, если не можешь осуществить его». Но больше не стану подготавливать ваш слух к тому, что я собираюсь сказать. Вижу, все вы согласны, потому перейду к делу.

Мэлдаф коротко и ясно обрисовал, что сейчас творится между крещеными и язычниками на Острове Могущества. Четыре года на границах был мир. Кроме угонов стад, что присуще владыкам, хранящим границы, никаких других стычек на границах не было ни с той, ни с другой стороны. Бриттам хватало своих волнений. Король Кустеннин Горнеу погиб странной смертью от собственной руки (как говорили), и Мэлгон Высокий с усердием принялся подчинять себе меньших королей. Все это время Ллоэгр вел себя тихо — так тихо, что стали поговаривать, будто бы короля ивисов Кинурига, сына Кередига, уже нет на свете и что его двоюродный брат король Кайнта взял себе его землю. Затем прошлым летом пришли слухи, что Кинуриг на самом-то деле жив, но что он уплыл за море с большей частью своих воинов, чтобы служить королю фрайнков Говорили, что вокруг Срединного Моря кипят великие войны и что Кинуриг, как и любой ивисский пес, попался на приманку большой добычи.

— Пока все ладно. Но что, если слухи лгут? Что, если Кинуриг вернулся еще до зимы, чтобы сберечь награбленное добро? А вдруг сам Кинуриг распространяет слухи о своем отсутствии, чтобы заманить бриттов в западню, как охотник ловит дикого быка сетью? Верно сказано. «Пусть хитрец вынашивает замыслы». Но разве не говорим мы и так: «Злобный не обманет правого»? Поскольку, — продолжал Мэлдаф с неожиданной усмешкой злого торжества, — «человеческий разум — яркая свеча», и все замыслы наших врагов, как я сейчас вам покажу, стали мне ведомы. Выйди вперед, Само-фрайнк, и поведай нам свою весть!

Среди людей Гвинедда произошло какое-то движение, и вперед вышел человек. Был он средних лет, склонен к полноте, одет просто. Но о нем говорили, будто бы он владеет огромным богатством, любит роскошь и искусен в спорах. И тех немногих, кто тянул шеи, чтобы хоть мельком увидеть чужеземца, действительно удивляло, что этот самый Само был богатым купцом из страны фрайнков и что он привык равно вести торговлю как с язычниками, так и с христианами, если они хорошо платили.

Купец осмотрелся, подобострастно улыбаясь, уверенный в том, что собравшиеся здесь знатные люди примут его дружелюбно. Многие из князей действительно хорошо его знали, поскольку он каждый год привозил к их дворам вино, зерно и масло из-за моря в обмен на золото, рабов и бриттских волкодавов. Особенно хорошо он был знаком Мэлдафу, поскольку тот был человеком богатым, и богатство его сильно умножилось от торговли с Само и другими чужестранцами.

— Великий король и все князья, привет вам и поклон! — воскликнул купец. Он хорошо говорил по-бриттски, хотя и коверкал произношение, как это свойственно варварам. — Господин мой Мэлдаф попросил меня рассказать вам о том, что узнал я о саксах, когда проезжал через их земли по пути сюда. Я торговал в их дворцах и много знаю об их делах. И я могу сказать вам, что то, о чем догадываются люди, верно — их король Кинрик и десять тысяч его храбрейших танов уже более года как покинули свою страну. Они уплыли из Кердикес Ора, чтобы присоединиться к войску, которое бывший король моей страны, Теодебальд, отрядил в Италию на помощь готам.

Само замолк, дав собравшимся обсудить добрую весть. Затем продолжил.

— О том, что с ними произошло, говорят разное. Некоторые говорят, будто бы они понесли страшные потери, когда имперский полководец разбил войско готов при Капуе. Другие, напротив, считают, что наши люди наголову разбили этого евнуха Нарсеса и сейчас захватили остров Сицилия. Если это и так, то правда в том, что саксонское войско не вернулось, и все, что от него видели, так это богатый груз добра, что год назад или более пришел из Италии. Я сам купил некоторые из лучших товаров — посуду из тонкого стекла, шелковые одежды, затейливые застежки тонкой работы — и буду рад показать все это щедрым князьям, когда совет закончится.

Когда Само замолчат, чтобы придать пущего блеска своим словам, в разговор вмешался один из благородных гостей, что стояли за его спиной. Вперед вышел воин. Был он не из народа бриттов. Зим пятидесяти на вид, был он не слишком приятен лицом — красноносый и лысоватый. На нем была потрепанная белая туника с широкой пурпурной каймой под красивой лорикой, украшенной на груди девятью чеканными дисками. Несмотря на простецкий вид и отрывистую речь, говорил он властно и казался человеком влиятельным. Говорил он на лладине, языке церковников и людей Ривайна, который, к счастью, знали король Мэлгон и некоторые из присутствующих.

— Знайте, о короли, что этот торгаш не во всем честен, — начал чужеземец с презрительной резкостью. — Он заявляет, что варвары завоевали Сицилию. А я знаю, что это вранье, потому как у меня есть хорошие основания верить тому, что имперский флот, который вывез часть наших войск из Бетики, провел эту зиму в Сицилии. А если уж он в этом наврал, то можно ли ему верить в остальном? Может, лучше было бы порасспрошать его покрепче да сверить его ответы с тем, что вы знаете от других. Люди вроде него привычны говорить красивые слова и служить как варварам, так и римлянам!

Короли удивленно переглядывались. К вмешательствам такого рода они не привыкли. Их королевские советы проходили так: в присутствии великого короля вроде Мэлгона, которого все боялись, каждый должен был высказаться сам и выслушать своего товарища. Если короли были равны, если им был положен одинаковый галанас и цена чести, они могли ожесточенно спорить, не обращая внимания друг на друга. Но кто же был этот чужеземец, который вел себя так, словно считал, будто бы достоин говорить князьям, что им делать, а что нет?

Все выжидательно смотрели на верховного короля, Дракона Острова. Мэлгон Высокий, однако, вроде бы вовсе и не был раздражен. Он благосклонно кивнул нарушителю спокойствия и знаком приказал Само продолжать.

— Может, этот господин и прав, — уступил купец, любезно кивнув своему противнику, который с недовольным видом вернулся к своим товарищам. — Я не говорил, что точно знаю, что фрайнки сейчас на Сицилии, просто такие вести достигли слуха короля Теодебальда в Париже, когда тот был еще жив. Я сам слышал это от Приска-еврея, чьи перекупщики закупают африканское зерно на рынках Массилии. Капитаны кораблей говорят, что сейчас они опасаются заходить в порты Панорма или Неаполя, боясь, что их грузы захватят фрайнки или готы. Мне, как торговцу, это кажется достаточно убедительным, но ручаться не стану.

Чужеземец, чье вмешательство вызвало это отступление от сути разговора, покачал головой — не то не доверял Само, не то сомневался в важности его вестей Купец, ремесло которого сделало его привычным ко всякого рода спорам, не обиделся и продолжал:

— Из того, что я сам видел и слышал, могу я сказать, о великие короли и советники, что Кинрик и большая часть его воинов сейчас далеко от берегов этого Острова. Победили они в Италии или, наоборот, разбиты — не знаю. Возможно, этот человек знает об этом больше меня. Но, как вы сами увидите, посетив рынок завтрашним утром, я не нашел покупателей своим товарам среди саксов, в чьих домах почти не осталось богатых мужей. Я не воин, но то, ч го я увидел своими собственными глазами, позволяет мне поручиться за то, что сегодня у саксов мало воинов и земли их беззащитны. По | крайней мере мне так кажется, о король.

Мэлгон Гвинедд одобрительно кивнул и знаком приказал Само немного помолчать, пока короли все это обсудят. Поднялся гвалт, мнения были самые разные. Были те, кто досадовал на то, что мы не сможем раздавить в их змеином логове сразу все отродье сэсонов или ивисов, как мы обычно называем их. В то же время другие говорили, что и с оставшимися будет где разгуляться копью и мечу. Среди последних особо выделялся Рин маб Мэлгон, принц, жадный до вражьей крови, равно как до вина и меда. Он настаивал на быстром и немедленном походе на вражьи твердыни, сколь бы крепкими они ни были.

— Предадим весь их край огню и мечу! — восклицал он. — Вернем кости Гвертевура Благословенного в каждый порт и позаботимся, чтобы Остров Могущества был очищен от заразы этих язычников на веки вечные!

Наконец Мэлгон кивнул старцу Мэлдафу, и тот поднял руку, призывая к молчанию.

— Конечно же, мы должны быть осторожны в наших советах, — произнес он ровно и властно, — хотя я трудностей не вижу. «Зло себя не прячет», и, уж конечно, не лжецу быть таким совершенным в речах. Не вижу оснований сомневаться в рассказе этого человека — он осторожен и хитер, и нет противоречий в том, что он поведал нам. Он еще кое-что должен сказать нам, и, если только я не ошибаюсь, это куда важнее всего того, что мы уже слышали.

Само поклонился верховному королю и продолжил рассказ. Хотя говорил он как купец — вежливо, просто и по делу, то, как он время от времени осматривался, говорило о том, что он прекрасно осознает, что его рассказ все сильнее и сильнее волнует слушателей.

Получалось, что, хотя и сильно ослабленные отплытием Кинурига за море, ивисы все еще имели небольшое, но решительное войско под началом молодого принца Кеавлина, наследника (или, как эго называется на их грубом языке, эдлинга) Кинурига. И даже сейчас они собрали кого могли в деревянной крепости Кеавлина — на их грубом наречии она называется хеал-рекед, на нашем же, плавном и красивом, достойном Рая языке — ллис. Она находится, как говорят, неподалеку от развалин огромного каменного города, который они называют Винтанкеастер, а мы, бритты, — Каэр Вент. Хотя там еще сохранились остатки крепких стен, ивисы боятся использовать его как крепость (так говорили они купцу Само), поскольку они верят, что эти стены — работа великанов и что там, особенно по ночам, бродят демоны. Однако окруженная частоколом крепость, которую они построили рядом со старым городом, расположена умно, поскольку от Винтанкеастера лучами, словно спицы колеса, расходятся мощеные дороги на запад, север и восток ко всем границам их королевства. И если зажгутся сигнальные огни или примчатся вестники, их войско в короткое время может достигнуть любого места, где есть угроза.

При этих словах встал Герайнт маб Эрбин, воинственный король Дивнайнта, и подтвердил, что к словам купца стоит прислушаться.

— Это, — объяснил он совету, — и послужило причиной разгрома, постигшего мой госгордд четыре года назад. Когда мы зашли в глубь их страны, тесня их меньшее числом войско, король Кинуриг зашел нам в тыл с огромными силами и захватил Каэр Карадог. И нам пришлось отступить, чтобы они не ударили с двух сторон — спереди и с тыла, да к тому же в их руках осталась эта большая крепость. Она и поныне у них в руках — позор и поношение для бриттов! Мы были побеждены хитростью, не отвагой. Но если мы собираемся сокрушить королевство ивисов раз и навсегда, так, как настаивает принц Рин маб Мэлгон, то мы должны превзойти их в коварстве.

Здесь красноносый чужестранец, который говорил раньше, усердно закивал. Казалось, он смотрит на купца с одобрением. Я подумал, что он того гляди заговорит, но все слушали Само.

— Теперь я изложу суть дела, о король, — продолжил он. — По счастью, мне стал известен весь замысел саксов, и теперь нетрудно будет предвосхитить их действия и лишить преимущества паука, засевшего в середине своей сети.

— Расскажи совету, как ты узнал об этом, — приказал Мэлгон Гвинедд, хрипло хохотнув — видать, уже слышат.

— Как пожелаешь, великий король. Случилось так, что один из моих рабов, сакс, которого я купил пять лет назад у сирийца Ефрония, оказался братом одной из женщин с королевской поварни Кинрика. Как-то раз этот раб помогал прислуживать в зале, где Кеавлин и его таны держали военный совет, и затем пересказал мне все, что там говорилось. Хотя как такой хитрый принц, как Кеавлин, мог допустить подобную неосторожность, мне, жалкому, не понять, в чем откровенно признаюсь.

Само с полуулыбкой осмотрелся по сторонам, что вызвало в зале взрыв хохота. Сведения столь же ценный товар, как фиги и финики из Египта, это все понимали. Купец явно не упустил своего, будучи у ивисов Несомненно, Мэлгон Высокий даст немало сокровищ за сокровища его речи. Само не стал тянуть и уже готов был развязать ремни на своих тюках и представить всем свои товары.

Однако прежде в углу зала послышался какой-то шум — Мэлдаф дал знак двоим вождям своей свиты подойти. Один из них нес нечто вроде куска кожаного шатра, намотанного на две палки. Когда его развернули перед глазами собравшихся, это оказалось большой картой, нарисованной на выделанной бычьей шкуре. Дороги и города на ней были выделены красным, причем города были обозначены маленькими приземистыми башенками. Я отметил, что названия городов были написаны почти правильным лладинским письмом: VENTA BELGARUM, CALLEVA ATREBATUM. Расстояния между городами были помечены теми же четкими цифрами, которые до сих пор видно на дорожных столбах, что люди Ривайна расставили вдоль своих огромных мощеных дорог. Я догадался, что это старая армейская карта, оставшаяся еще с тех времен, когда император Ривайна правил с помощью своих легионов Островом Придайн. На сетку прямых дорог были нанесены отметки, сделанные другой рукой. Присмотревшись хорошенько, я счел их за систему крепостей и земляных укреплений, построенных императором Артуром в дни наших дедов.

— Замысел саксов прост и действен, — кратко заявил Само. — Посмотрите на эту карту: это Вента, которую вы называете Каэр Вент. Саксонское войско должно собраться у ее стен. Прошлые Святки, когда язычники справляют большой праздник, который они называют Модранехт, Кеавлин заявил своим людям, что этим летом будет сбор войска и великий поход на христиан. Я думаю, сбор войска будет назначен на время полной луны месяца Тримилхи, то есть через десять ночей, насколько я разбираюсь в их календаре.

Я глянул на Мэлгона. Мне показалось, что на его смелом, умном лице промелькнуло выражение удовольствия Бритты собрались гораздо раньше своих коварных врагов!

— А вот, наконец, и военный замысел Кеавлина, — продолжал Само, чувствуя, как растет нетерпение слушателей. — Поскольку отец его король сейчас за морем вместе с лучшими воинами его народа, он считает, что ему лучше положиться на коварство и военную хитрость, чем на отвагу своих воинов. Мне кажется, у него хороший советчик. Думаю, из людей моего народа, что служат ему.

Некоторые из присутствующих подозрительно зашептались, хотя большинство не видело в этом ничего удивительного. Королевство фрайнков было могучим, а воинов в нем было столько, что многие уже давно привыкли искать службу в чужих странах — даже далеко на востоке, у императора в Каэр Кустеннин. Даже некоторые из королей Придайна держали фрайнков среди своих телохранителей. Они славились отвагой и очень ценились. Они сражались в передовых рядах войска по обычаю своего народа — в одних кожаных штанах, с огромными боевыми топорами. Их храбрость и верность были доказаны в многочисленных жестоких сражениях, даже когда на стороне противника бились их сородичи.

Все вытянули шеи, чтобы посмотреть, как купец показывает на карту жезлом, одолженным у управляющего короля Брохваэля.

— Это — саксонское королевство вокруг королевского дворца у Каэр Вент. На юге оно выходит к морю, на западе и севере оно ограничено цепью насыпай и крепостей, сооруженных королем Артуром после его победы у горы Бадон. Язычники, таким образом, словно заперты в крепкой клетке. Сама клетка закрыта на два огромных замка, мудро устроенных Артуром. Посередине их западной границы лежит крепость Каэр Карадог, а в середине северной — неприступная твердыня Каэр Виддай. Короли саксов прекрасно понимают: чтобы вырваться из Артуровой клетки, они должны открыть один из этих замков. Четыре года назад Кинрик и попытался это сделать. С помощью военной хитрости ему удалось захватить Каэр Карадог К несчастью для него, он не знал, что одна сторона клетки, в которой он заперт, упирается в стену, и на эту стену он за Каэр Карадог и наткнулся — на западе от крепости находятся другие большие насыпи, старые и новые, а за ними лежит огромный непроходимый лес, который вы, бритты, называете Коэд Майр, а саксы — Меарквуду.

Мэлдаф окинул собравшихся острым взглядом, оценивая впечатление от слов купца Все короли разом выпрямились, внимательно уставились на карту. Прежде случалось, что Мэлдаф, ежели короли отвлекались, опьяненные сладким крепким медом, говорил некоторым из них слова насмешливые и позорные.

— Все четыре года, что минули с захвата Каэр Карадог, — спокойно продолжал Само, — Кеавлин искал способа вырваться из клетки, в которой вы его держите. Он прекрасно понимает, что после захвата Каэр Карадог бриттские короли только и ждут случая изгнать и его, и его народ с этой земли. Кроме того, он желает совершить какой-нибудь великий подвиг до того, как его отец, старый король Кинрик вернется с войны из-за моря. Что делать ему? Захват Каэр Карадог показал, что прохода на запад там нет, а север прикрывает Каэр Виддай, слишком сильная для него крепость. Ее не взять, поскольку у этих дикарей нет осадных машин, чтобы штурмовать стены из тесаного камня.

Я чувствовал, как в зале нарастает беспокойство. На всем Острове верили, что ивисы заключены в крепкую клетку — разве не прошло два поколения с Дин Бадон, а крышка оставалась столь же прочно запертой, как и раньше? И все же слова Само ясно показывали, что Кеавлин уверен, будто бы нашел способ вырваться из заточения. Мои собственные мысли вернулись к тому ночному видению в зале Нудда Серебряная Рука — как каменная крышка водоема, в котором заключены Драконы Судьбы, начала медленно приподниматься. Ведь толкование Пророчества о том, чем кончится битва Красного и Белого Драконов, оставалось (по крайней мере для меня) двусмысленным.

Само явно наслаждался той выжидательной обстановкой, которую породили его слова. Его особый дар, как я подозревал, был в том, чтобы довести ожидание слушателей до высшей точки, прежде чем даровать им долгожданное удовольствие как раз в нужное мгновение. В то же самое время он умел не слишком сильно испытывать терпение горячих королей бриттов. Он быстро перешел к делу.

— Как мне передавали, вот какие слова сказал Кеавлин своим советникам: «Веаласы (так они называют бриттов, и это слово на их грубом языке означает чужаки) заперли нас в клетке. И если мы видим, что замки нам не взломать, то почему бы не попытать удачи с петлями?»

Поднялся невообразимый шум. Начались споры. Гнев вызвало упоминание о том, что эти наглые захватчики, эти бледноликие безродные шайки Ллоэгра, жители болот, заливаемых морем побережий и устьев рек, осмеливаются называть бриттов чужаками в стране, в которой те жили с тех пор, как ее впервые заселил Аэдд Великий, сын Придайна! Другие, более ученые, уверяли, что их предки пришли в Придайн с Бритом Троянским и что от него происходит название острова. Среди королей, соперничающих в происхождении, вспыхнули гневные препирательства, которые, прикрикнув, быстро прекратил управляющий короля Брохваэля. Великий король Поуиса, глава племени Каделлингов, горел любопытством узнать, что означает угроза Кеавлина.

— Петли? — воскликнул Кинан Белая Колесница, благородный сын Брохваэля. — На что намекает этот наглый торгаш? Разве не говорят в нашем народе: сапоги тачать сапожнику, пироги печь пирожнику? Кто таков этот фрайнк, чтобы говорить о сражениях и осадах? Я слышал, что стены Каэр Виддай неприступны, и прежде всего для дикарей, у которых нет осадных машин. Насыпи и крепости, сооруженные императором Артуром, все равно что тройные железные ободья! Где эти самые «петли» у нашей ловушки, которую эти лисы собираются взломать?

Само указал жезлом на точку на карте, где под прямым углом сходились северный и западный оборонительные рубежи.

— Здесь, на открытых дюнах, находится большая крепость, названная в честь Артура, Медведя Придайна, Динайртом. Саксы тоже называют ее «медвежьей крепостью» — Беранбурх. Уверен, что не ошибусь, сказав, что тут находится опора вашей обороны? Если так, то вы сами понимаете, что Кеавлин имел в виду, говоря о «петлях» клетки, в которой заперт его народ!

Король Мэлгон пристально рассматривал карту.

— Воистину, о Само, мы это видим. Тебе бы войско водить, а не торговать вином и маслом! Но хотя Динайрт и могучая крепость, она не новой постройки. Это твердыня королей древности, построенная еще до того, как люди Ривайна пришли сюда. По крайней мере так говорят. Но это всего лишь одна из построек, которую наши люди будут использовать во время войны. Какая выгода ивисам нападать именно на нее?

Чужак, который ранее говорил против слов купца, встал было, словно собираясь еще раз вмешаться, но последующие слова Само привлекли всеобщее внимание, и он промолчал.

— Признаюсь, мне неведомо все, что на уме у этих дикарей. Но на моем пути сюда, когда я ехал по огромной дороге между Каэр Виддай и Клэр Кери, я проезжал мимо дюн, что лежат рядом с Динайртом. И все, что я слышал и видел, позволяет мне, насколько я понимаю, разгадать их замысел. Зная, что саксы собираются напасть на эту крепость (речей о чем я никогда прежде не слышал), я пожелал узнать побольше о ее значении. Я порасспрашивал торфорезчиков, которых увидел у дороги, и они охотно рассказали мне обо всем, что я желал узнать. Динайрт, сказали они, огромная крепость, окруженная земляными насыпями с частоколом. Но теперь они обветшали, и частокол вроде бы местами подгнил. Место это не охраняется, если не считать двух десятков бриттов, что присматривают за сигнальной вышкой на валу. Меня поразило то, что если уж я так просто об этом узнал, то это так же легко выведали и лазутчики Кеавлина. Действительно, я узнал об этом не так далеко от поселений саксов. Они долго жили под властью бриттов, но, сколько волка ни корми, он все в лес смотрит. Как я понимаю, замысел Кеавлина в следующем. От Каэр Вент он отправит небольшой отряд отборных воинов на северо-запад от Каэр Виддай. Он знает, что не может захватить город, но с большим количеством крестьян и прочего народа он вполне способен устроить представление перед его вратами — чтобы ваши подумали, будто бы их много. Таким образом, ваш гарнизон будет привязан к месту и, может быть, даже отзовет своих людей с западных насыпей. Тем временем Кеавлин, собрав всех воинов, каких сможет, быстро двинется по северо-западной дороге и бросится на Динайрт, быстро укрепит его, сделает неприступной крепостью, которой она некогда, верно, была и с легкостью может стать снова.

— Что ему это даст? — воскликнул Рин маб Мэлгон, волк среди воинов, душистая трава королевского войска. — С таким войском, как наше, мы сможем обложить его и там или зайти ему в тыл, в самое сердце Ллоэгра, опустошив всю землю его отцов, как мы и замышляли сделать в любом случае!

Его отец Мэлгон, который, вне всякого сомнения, принимал участие в составлении речи купца, поднял руку и велел Мэлдафу начинать прения.

— То, что говоришь ты, принц Рин маб Мэлгон, верно, — ответил он сдержанно и изящно, — но необходимо рассмотреть и другие обстоятельства Захватив Динайрт, Кеавлин может для отвлечения сил напасть на наши укрепления с тыла или с боков. Действительно, нам придется оттянуть наблюдательные отряды из окрестностей или усилить укрепления людьми, так что наше могучее войско потеряет большую часть своих сил.

Кроме того, есть еще более суровая опасность, и она не ускользнет от внимания такой коварной лисы, как наш старинный враг. К северу и востоку от дюн, на которых стоит Динайрт, лежат многочисленные деревни, населенные этими язычниками ивисами. После разгрома в битве у Дин Бадон принесли они клятву верности владыкам бриттов и с тех пор жили в мире с нами и охотно платили ежегодную дань. Но, как ты думаешь, долго ли продержится их верность, когда над холмами взовьются драконьи стяги Кеавлина? Ему только пальцем поманить, как вся долина Темис будет его — как во времена его деда Кередига! Опасность этого, надо признаться, велика. Волкодавы могут с полным правом презирать лис, но, чтобы поймать лису, человеку нужна лисья хитрость. Сетью — не копьем добывают лиса. Кеавлин задумывает взломать петли на клетке, в которой он заперт. Но пусть остерегается, как бы эта петля не оказалась защелкой капкана!

На это сидевшие в палатах короля Кинана рассмеялись Кто хитрее старца Мэлдафа? По виду его нетрудно догадаться, что он уже придумал способ перехитрить коварного Кеавлина, чей военный замысел был теперь ведом бриттам. Рабы сновали по залу с сосудами меда, который владыки бриттов пили во славу друг друга, похваляясь, какую долю заздравного хмеля заслужат они в предстоящем походе.

Среди веселого шума Мэлгон Гвинедд и союзные короли встали и покинули огромный палестр с ярко расписанными стенами, роскошными колоннами из полированного камня и парящим сводчатым потолком. Вместе с главными своими советниками прошли они во внутренний покой, чтобы втайне обсудить свои замыслы. С ними ушел также и старец Мэлдаф вместе с тем чужеземным воином, что прежде вступил в спор, а за ними и я. Принцы Эльфин и Рин рассказали Мэлгону о моем небезыскусном вмешательстве в случае с Мантией Тегау Эурврона и о том, что моим советом пренебрегать не следует.

Честно говоря, мне казалось, что Мэлдаф посматривает на меня искоса, но зависть людская меня не волновала. Я даже считаю это своеобразной честью. Как величие королей измеряется добычей, которую захватывают они у своих врагов, данью, получаемой от вассалов, числом князей, что в цепях сидят в темнице заложниками, так влиятельность выдающихся людей письма, лливирион, измеряется смертельной ненавистью, которую их способности вызывают у людей не столь талантливых. Но к нынешнему обсуждению я имел очень мало отношения. Я знал о положении дел не больше, чем было изложено нам, и видел, что Мэлдаф отвечал на вопросы точно так же, как ответил бы к я сам. Я решил тщательно обдумывать каждый обсуждаемый вопрос — что бы ни случилось. Монархия Придайна должна быть спасена.

Вновь собравшись в небольшой палате совета, короли и их советники могли уже более свободно высказывать свое мнение. Все сошлись на том, что сведения Само в целом точны. Он был человеком проницательным и, пусть и не воин, умел говорить с королями и оценивать их богатство, число и боеспособность их войска. Его вести к тому же были свежими, так что вряд ли ивисы успеют изменить или дополнить свой замысел. Караван Само состоял из быстрых четырехколесных повозок, которые люди его народа называли реда. С той поры, как он побывал при дворе Кеавлина близ Каэр Вент, прошел едва ли месяц. В ту пору, как говорил Само, король дикарей сидел спокойно, поджидая подкреплений от своих племянников, чьи королевства лежали южнее, на острове Уайт. И после сбора главари ивисов будут обязаны удалиться в священную рощу, чтобы по обычаю принести жертвы своему богу войны, без чего они не смогут выступить в летний поход.

Из-за всего этого, заключил Мэлдаф, Кеавлин вряд ли начнет поход до того, как наше войско выступит из Динллеу Гуригон. Потому времени на измышление военных хитростей, чтобы расстроить все его наглые замыслы, должно хватить.

— Какие еще меры нам нужны? — воскликнул Рин маб Мэлгон. — Наше войско куда сильнее, чем у этих бледноликих ивисов, чей король и сильнейшие воины далеко за морем. Пойдемте же скорее на Динайрт и там встретимся с этими наглыми язычниками, сделаем их пищей для стервятников!

Король Мэлгон глянул на своего мудрого советника и встал.

— Ты забываешь, сын мой, что ивисы дойдут до крепости куда быстрее нас. Посмотри на карту: от Каэр Вент до Динайрта едва ли сорок миль или около того. Нам идти в три раза больше, наше войско огромно и отягощено большим обозом. А по пути мы должны заключить перемирие с теми королями, что правят на границах у Каэр Лойв, Каэр Кери и Каэр Вадон. Против каждой недели пути наших врагов мы потратим месяц. За это время они могут укрепить Динайрт так, что осаждать его будет делом нелегким. Вот этого мы должны избежать, если не хотим, чтобы сэсоны восстали у нас в тылу по оба берега Темис.

— Так что ты предлагаешь, о король? — спросил Рин. — Вернее, — тут мне послышалась некая язвительность, — какой военный замысел одобрит старец Мэлдаф?

Король кивнул Мэлдаф заговорил — так гладко, что я лишний раз убедился в том, что все уже много раз обсуждалось.

— Мы во что бы то ни стало, — ответил хитроумный советник, — должны не дать этому ивису воспользоваться стенами Динайрта. Мы должны быть там раньше его, чтобы он не вырвался из крепкой Артуровой клетки. Вот тогда мы действительно сможем вступить в его владения, громя его войска и разоряя его землю. Вот что я предлагаю: пошлем один вооруженный отряд, без обоза и пеших ратников, чтобы он день и ночь скакал к Динайрту. Там они восстановят частокол и будут держать крепость, пока не придет помощь.

— Пусть на это задание отправится мой госгордд! — горячо вскричал Рин, переводя взгляд с советника на короля. Мэлдаф опустил глаза к покрытому тростником полу — это князья должны решить между собой. Мэлгон Высокий с гордостью посмотрел на своего отважного сына, одобрительно заметив:

— Эта задача достойна наследника Гвинедда. Что ж, сын, этот подвиг твой.

Рин издал ликующий клич. Эльфин, сын Гвиддно Гаранхира, вскочил рядом с ним.

— Я помчусь стремя в стремя с тобой, мой названый брат! — весело вскричал он. — Вместе будем мы ожидать врага на крепостном валу, вместе мы встретим их мечами в воротах, и наши сверкающие копья устроят пир волкам и воронам!

Лица молодых людей пылали от хмельного меда и боевого воодушевления.

— Что думаешь ты, Мэлдаф? — спросил король своего советника. — Совпадает ли это с твоими замыслами?

Мэлдаф поднял голову и твердо ответил, что не мог бы выбрать лучшего князя для того, чтобы держать оборону против этого лживого ивиса, чем Рин маб Мэлгон — юноша летами, муж отвагой, яростный и безрассудный. Ни один воин, вооружившийся на битву копьем и щитом, мечом и кинжалом, не превзойдет Рина маб Мэлгона. Нетрудно будет двум таким принцам с их дружинами удержать такую огромную крепость. Разве не говорят мудрые, что крепок щит на плече отважного?

— Значит, этот вопрос улажен, — заявил король. — А что ты думаешь насчет военного замысла бриттских войск? Идти ли нам тоже к Динайрту и дальше, чтобы встретить эту безродную ллоэгрскую орду на поле битвы?

При этих словах все согласно зашептались. Король все смотрел на своего советника, и снова я видел, что между ними уже все решено.

Мэлдаф поглаживал бороду, опустив очи долу, пока шепот не утих, а затем заговорил снова:

— Все согласны, что нам надо застать волка в его логове. Посмотрите на карту: вот Динайрт, петля той клетки, в которой император Артур запер князей ивисов. Эту крепость принцы Рин маб Мэлгон и Эльфин маб Гвиддно захватят и будут удерживать, не, пропуская Кеавлина и шайку бледноликих язычников.

При этих словах принцы встали, улыбаясь и кивая собравшимся королям.

— Теперь, — продолжал старец Мэлдаф, поворачиваясь к карте и показывая на нее жезлом, — обратите взгляды на восток. Посмотрите на цепь крепостей и насыпей. Эта башня — северный замок клетки, в которой лежит в узах Белый Дракон. Это Каэр Виддай. Окруженный стенами из тесаного камня, защищаемый отважными воинами князя Айниона маб Рина, Каэр Виддай словно скала среди морского прибоя. Кроме того, как рассказывают купцы, враги, столпившиеся под его стенами, всего лишь сброд, отряженный туда Кеавлином для того, чтобы мы поверили, будто бы он намеревается нанести удар именно там.

Айниону маб Рину не нужно подкреплений, но враг должен думать, что мы попались в его ловушку, что войско бриттов идет освобождать Каэр Виддай. На самом же деле наше войско пойдет к Динайрту кратчайшим путем, соединится там с принцами Рином и Эльфином, и, таким образом, мы обрушимся на языческую орду, которая не будет иметь в тылу ни единого укрепления, где они сами могли бы укрыться. После этого двинемся мы в сердце Ллоэгра, где предадим огню королевский зал Кеавлина и под корень изведем весь их выводок!

На столе перед собравшимися лежала огромная доска для игры в гвиддвилл. Фигурки были из золота и серебра, их великолепие притягивало взгляды всех присутствующих. Это была доска «Прекрасноглавая», и говорили, что ее много лет назад взяли из эльфийского кургана, когда те открываются в Калан Гаэф.

— Посмотрите, — объяснил Мэлдаф, шагнув к доске, — вот в середине засел, словно паук, Кеавлин. К югу — море, к востоку — Лес Андерид, к западу — Лес Коэд Майр. Вот он двигает фигурку на север — вот так, — пытаясь внушить нам, что идет на Каэр Виддай. А в то же время он и все его войско на самом деле идет в северо-западный угол, где, как он думает, никакой обороны нет. Однако теперь мы быстренько двигаем фигурку: принцы Рин и Эльфин идут в Динайрт. Это не остановит Кеавлина, который обложит эту крепость, уверенный в том, что у него достаточно войска, чтобы одолеть один-единственный отряд. Наконец он получает известие, что наш великий король, Дракон Острова, подошел с востока к Каэр Виддай со всем войском бриттов, как они полагают, помочь князю Айниону отразить главный удар. Конечно, этот лис на такое и надеялся: теперь он уверен, что может без проволочек идти приступом на Динайрт!

Но Кеавлин попадает в свою собственную ловушку. Ведь войска бриттов вовсе не у Каэр Виддай, как он думает, но прямо у него под носом, на холмах за Динайртом. Это бритты нападут на беспечное войско ивисов перед валами Динайрта. И будут язычники разбиты, как волна о скалу!

Короли рассматривали доску. Те, кто платил дань Мэлгону Гвинеддскому скотом и заложниками, особо горячо кивали, соглашаясь с хитроумным предложением Мэлдафа. Педир Диведский первым заговорил против:

— Что заставит Кеавлина поверить, что войско Придайна собралось у Каэр Виддай, а не в Динайрте?

Здесь Мэлдаф позволил себе довольно улыбнуться и обменялся взглядами с Мэлгоном.

— В ловушке будет приманка, — объяснил он. — На стенах Каэр Виддай увидят самого короля Мэлгона, а рядом с ним — Драконий Стяг бриттов. Лазутчики будут уверены, что вместе с ним и его войско, хотя там на самом деле будет лишь три сотни отборных воинов его госгордда вместе с людьми Айниона маб Рина, который защищает этот город.

Каждый игрок старается скрыть свое основное движение на доске, — заключил Мэлдаф. — Поскольку мы знаем замыслы нашего врага, а он наших не знает, то это мы осадим его и сбросим с доски!

Когда короли увидели, как Мэлгон согласно кивнул, они весело рассмеялись — кто же не узнает великана Мэлгона, что на целую голову был выше своих князей? Каким бы хитрым ни был Кеавлин, он, вне всякого сомнения, поверит, что с королем идет все войско и что он возьмет Динайрт, покуда король Мэлгон без толку будет ждать нападения в Каэр Виддай.

— Все это славно, — допустил Лливарх Брихайниогский, — но что, если Кеавлин, обнаружив Рина и Эльфина в Динайрте, попытается пробиться через насыпи где-нибудь в другом месте?

На это Мэлдаф ответил, что вряд ли такого можно ожидать. Но если это и случится, то без особых трудностей можно принять меры предосторожности. Войско бриттов больше, чем видывал Остров Могущества со времен императора Артура, а войско Кеавлина всего лишь охвостье лисьего выводка. Сильнейшие воины ивисов, как выяснил Само, уплыли за море с отцом Кеавлина Кинуригом. Людей с лихвой хватит на то, чтобы отрядить их стеречь насыпи по всей длине от Динайрта до Каэр Виддай.

Герайнт из Дивнайнта, которого все всегда слушали почтительно, высказал сильные доводы в пользу второго плана. — Кажется мне, о Дракон Острова, что действительно лучше было бы задержаться на рубежах и подновить насыпи, валы и крепости, прежде чем вступать в болота, где мало кто знает тропинки. Думаю, мало кто из здесь собравшихся назовет меня трусом, — он окинул всех гневным взглядом, — но то, что я сунулся в их земли наобум, стоило нам Каэр Карадог, западного замка клетки. Вот что скажу я: давайте сначала восстановим частокол, а потом уж будем пытаться набросить петлю на быка! Не просто так император Артур построил рубеж столь грозный, что язычники считают его делом рук своего одноглазого бога.

Поскольку королевство Герайнта граничило с ивисами и мало кто мог равняться с Герайнтом в храбрости и славе, то люди стали перешептываться — прав ведь Герайнт! Поскольку каждый из королей был полновластным хозяином в своем королевстве, то они не могли позволить одному говорить за всех. Все, кто властвовал между морем Хаврен и Регедским морем, боялись Мэлгона, но когда Герайнт маб Эрбин заговорил, то и другие князья в совете стали высказывать иные мнения, хотя, следует заметить, осторожно и благопристойно.

— Мудро говоришь, Терентий, — раздался резкий голос чужака, который, как я заметил, весьма интересовался предложениями Мэлдафа, — но мне кажется, что прав королевский советник. Будет ли мне позволено, о король, обратиться к собранию?

Покуда Мэлдаф играл в гвиддвилл, этот человек стоял, склонившись над картой, и пристально рассматривал ее. Теперь он повернулся к собравшимся. Он говорил, как и прежде, на лладине, и Мэлгон Высокий (следует напомнить, что он учился у благословенного Иллтуда, просвещенного наставника молодежи Придайна) взялся переводить.

Но, прежде чем успел он сказать хотя бы пару слов, Сервилл Кередигионский, второй после Мэлгона в племени Кунедды, презрительно перебил его:

— Кто этот чужак с корявым языком, что осмеливается сидеть в совете среди королей бриттов и говорить, что нам делать, а что не делать? Пусть идет вниз и сидит на пиру среди равных — если он найдет таких. Из какого он племени? Кто из нас ему родич по крови или приемный?

С этим собрание согласилось, и все короли закричали: «Серый волк! Серый волк!» Были и те, кто плевал через плечо, чтобы избавиться от чужеземной порчи, поскольку приход чужеземца на совет нарушил защиту, которую друиды наложили на весь Остров Могущества.

Но препирательства королей вмиг прекратил Мэлгон Гвинедд, который поднялся с места, возвышаясь надо всеми, и сказал так:

— Верно, этот человек пришел сюда как чужой, потому он не может говорить на правильном бриттском. Но он не какой-нибудь айллт, изгой, чье потомство должно служить до Девятого колена, чтобы обрести права рода. Это чужеземец короля Гвинедда, аллтуд с галанасом в шестьдесят три коровы. Он также вождь, славный среди войск императора из Каэр Кустеннин, чьи легионы сейчас, как говорят путешественники, отвоевали все земли вокруг Срединного Моря, что принадлежат ему по праву происхождения от царственных предков. От этого человека многое узнаете вы о правильном расположении войск, о хитростях и замыслах войны. А кто и что такое этот человек, вы услышите от благородного Герайнта маб Эрбина, короля Дивнайнта, в свите которого он сюда прибыл.

От этих слов гнев королей быстро улегся. Кто из них не знал, что королевство императора Ривайна, что ныне сидит в Каэр Кустеннин, было некогда королевством всемирным? Невозможно счесть титулы и звания всех его подданных, так много у него консулов и бенефакторов, легатов и комесов, диктаторов и патрициев, сатрапов и сенаторов, судей и центурионов.

Снова встал Герайнт-с-Юга, чья холмистая страна Дивнайнт тянется от моря до моря. Он был одним из Трех Мореходов Придайна, и его флот вспарывал белопенные волны моря Удд вплоть до берегов Ллидау. Велика была его воинская слава, и чаще в полдень отдыхал он с разбитым щитом, а не рядом с упряжью волов. И поскольку он не признал верховной власти Мэлгона Высокого над всем Островом Придайн и Тремя Близлежащими Островами, то надо было относиться к нему с должным почтением.

— Этот человек, — объяснил Герайнт, — прибыл к нашим берегам от Срединного Моря на последнем корабле, что пришел до бурь, которые начинаются после Калан Гаэф. Он провел зиму во дворце в Дин Герайнт в Дивнайнте, и я часто и с пользой беседовал с ним Это человек великого ума и опыта во всем, что касается битв, осад и походов, и мне кажется, что мы должны прислушаться к его словам и хорошенько взвесить его совет Я вижу, что он разделяет мнение Мэлдафа, а не мое, но тем не менее он человек, чьи слова дорогого стоят. Теперь он сам расскажет вам о том, кто он такой и как он посоветует нам вести этот великий поход.

Этих слов Герайнта маб Эрбина было достаточно, чтобы чужестранца выслушали с почтением. Все сидели тихо и ждали его слов. Он стоял перед нами, прямой, как копейное древко, держась так уверенно, что можно было догадаться, что он бывал на советах королей. Он начал свою краткую речь. Из присутствующих, думаю, только Мэлгон Высокий и еще трое-четверо понимали его. Хотя потом позвали монаха переводить Остальные сдерживали свое нетерпение и сидели тихо, слушая некоторое время непонятную для них речь. Для того чтобы понять, что речь идет о делах могучих, мудрых и достойных, им стоило только посмотреть, с каким напряженным вниманием слушает Мэлгон чужеземца.

— Меня зовут Руфин, я из сенаторской фамилии Руфиев Фестиев из Этрурии, — начал чужестранец ровно и монотонно. Я понял, что все последующее — обычное вступление перед тем, как произнести речь в подобном собрании. Позднее я узнал, какие замечательные события, какой опыт стоит за этим кратким, сухим перечислением.

— Я стал солдатом на восьмом году правления прежнего императора Я служил Империи в войнах против персов, вандалов и готов. Долгое время командовал на границе с Мавританией Типгитаной, где был на посту трибуна в Септоне. Позднее я служил в армии Либерия при вторжении в Испанию. Двадцать восемь раз был я награжден моими начальниками за храбрость, семь раз был увенчан золотым венком, корона ауреа. Я прослужил тридцать лет, мне почти пятьдесят. Те, кто понимал, согласно кивали. Этот человек наверняка понимает в военном деле куда больше, чем любой фрайнк. Но я сомневался в том, что его знания пригодятся для нашего, придайнского, способа ведения войны. Как ты позднее увидишь, я ошибался.

Руфин продолжал Голос и поведение его изменились, что насторожило всех и заставило внимательнее прислушаться к его словам.

— Мне кажется, что войско у вас отличное, что вы мыслите умно, и то, что предлагает этот человек, — он кивнул на Мэлдафа, — в целом верно. Поход в добрых руках и провалиться не может, если только мы будем действовать быстро, если каждый командир будет в точности знать, чего от него ожидают, и на волю случая будет оставлено как можно меньше. Есть у меня одна поправка к предложенному плану, но, принять ли мой совет, решать вам, о принцепсы.

После того как монах изложил эти слова языком бриттов, короли одобрительно закивали друг другу: искренность говорившего вызывала у них доверие, а его вежливость успокоила гнев самых горячих. На меня произвела впечатление его тактичность, поскольку его искусство и опытность легко позволяли ему говорить в царственном тоне, не подобающем в присутствии чрезвычайно гордых князей бриттов, которые, чуть что, заводились Мэлгон знаком приказал ему продолжать без дальнейших остановок.

— У войны есть два основных аспекта, кои надо держать в уме, и для каждого аспекта имеется руководящий принцип. Так говаривал комес Велизарий, и, когда ему не приходилось делить командование ни с кем, его подход всегда себя оправдывал.

Первое. В сражении многое зависит от случая, от отваги отдельных офицеров или отрядов, от воли к победе, которую иногда и лучшему командиру не удается вселить в сердца своих солдат. Как говорится, «во всех битвах в первую очередь побеждают глазами». В великой битве при Дециме при нашей высадке в Африке наша армия угодила в искуснейшую ловушку, которую я когда-либо видел. Однако брат их короля свел насмарку весь их план, поскольку слишком быстро выступил и дал нам возможность подготовиться. Его звали Аммата, и его положили на месте. Затем наши гунны прорвались на восток через Соляную Равнину и уж было подумали, будто бы день наш. Но, как оказалось, фланги были чересчур растянуты, и в следующий момент король Гелимер сам со своими основными силами врезался к нам в центр. Наш командир жезлом загонял трусливых гвардейцев Улиариса назад в строи (своими глазами видел), когда мы обнаружили, что перед нами на холме вдруг появились основные силы вандалов. Я понял, что нам конец, и наш военачальник тоже, как я видел. И что же дальше? А ничего. Атаки так и не последовало. По том мы услышали, что Гелимер был так раздавлен гибелью брата, что напрочь забыл проверить, разбиты ли мы на самом деле, и занялся похоронами брата. Велизарий, конечно же, времени терять не стал, собрал наших, которые на сей раз сражались так яростно, что мы загнали вандалов в пустыню. Итак, вы видите, что сначала враг был разбит, потом мы, затем снова враг — и все в один и тот же день! В ту ночь в Карфагене, когда мы отмечали победу великим пиром, Велизарий поздравил офицеров, указав тем не менее, что наша победа по большей части зависела от удачи. Если бы гунны не напали врасплох на Гибамунда на Соляной Равнине, если бы Аммата не был убит, если бы Гелимер умудрился справиться с горем, то тогда бы пировал здесь Гелимер, а не мы! Сами понимаете — армии весело было узнать, что пир, которым мы наслаждались той ночью, приготовили вандалы, не сомневаясь, что одержат над нами победу.

— Воистину, — ответил Мэлдаф, — непросто избежать беды, когда человек малоудачлив. Смерть и неудача постигают каждого, и никто не знает того дня, когда придут они.

— Точно. Но если сражением часто руководит удача, то еще до сражения можно подчинить ее себе. Искусная стратегия кампании решает, где, когда и на каких условиях вести битву. А в стратегии главным фактором является умение, а не удача. По крайней мере так говаривал господин мой Велизарий, и я часто становился свидетелем его правоты. Потому нашу стратегию, направление марша и место битвы мы должны особенно тщательно рассмотреть.

Мэлгон Гвинедд, взглядом утихомирив тех, кто все еще смеялся, представляя, как Велизарий пьет Геройскую Долю из котла Гелимера, приказал Руфину продолжать.

— Вот так. Теперь, господа, я прошу вас посмотреть на эту карту. Ваш примицериус (если его звание таково) предложил, чтобы армия, собравшаяся здесь, форсированным маршем шла к угрожаемой крепости и подготовила ее к защите от предполагаемой атаки врага. С этим я не согласен. Мне кажется, что вы рискуете допустить кардинальную ошибку, которую, как я уверен, мой господин комес Велизарий никогда бы не допустил. «Если можешь выбирать, — говаривал он, — бей врага где хочешь, но не там, где он этою ожидает, и прежде всего не там, где он захочет». Мы знаем, что варвары намерены захватить эту крепость на вашем защитном рубеже, а вы предполагаете встретить и разбить их там. Это неверно, да будет позволено мне сказать!

Короли задумчиво воззрились на карту, согласно кивая, хотя и не могли понять, какие размышления привели этого солдата к такому заключению. Большинство вообще ни слова не понимали, говоря только на чистом бриттском, и каждый готовил красноречивое возражение, пока монах переводил. Тем не менее было ясно, что чужестранец так или иначе стоит целиком и полностью за хорошую драку, и какой она будет, решать королю Мэлгону и его советникам. Этим летом коршуны и вороны напьются крови по горло, а воинам будет хороший повод побраниться над рогами с медом. Руфин вновь повел свою речь, которую тут вкратце излагаю, поскольку ты в должное время узнаешь, как прошло сражение. К тому же, как это обычно и случается, не все пошло по плану. Руфин утверждал, короче говоря, что план Мэлдафа в целом хорош. Но жизненно важно, однако, было не оставаться на границе, как настаивал Герайнт, а искать нашего врага и заставить его принять решающую битву там, где хотим мы, и так, как хотим мы. Как уже упоминалось, в Ллоэгр ведут две дороги: через угрожаемую крепость Динайрт и та, что перекрыта неприступными стенами Каэр Виддай. Пусть Рин и Эльфин немедленно усилят первую крепость, как и предлагалось, — очень важно, чтобы враг не мог опрокинуть наш фланг, что непременно случится, если он прибудет туда раньше нас. В эго время основная армия форсированным маршем пойдет прямо к Каэр Виддай. Под прикрытием города, за который враги выдвинуться не смогут, войска подойдут незамеченными. По крайней мере на это можно надеяться. Король тогда сможет как следует построить свои войска и затем со всей поспешностью идти на столицу варваров. Тогда разумно будет ожидать, что либо Кеавлин отступит, чтобы защитить средоточие своей власти, либо (менее вероятно) продолжит осаждать Динайрт. Что бы он ни выбрал, армия быстро сможет вынудить его биться в открытом поле.

— Не думайте, что говорю я так от неопытности, — заключил он. — Долгие годы я командовал на римской границе в Африке после того, как мы ее отвоевали, и потому я многое знаю о том, что там происходило до меня. Ни одного лета не проходило, чтобы враги на нас не нападали намного превосходящими силами. И, несмотря на это, наши полководцы Велизарий и Соломон отправляли экспедицию за экспедицией, беспокоя тамошние племена и много раз побеждая их. Затем в недобрый час император назначил нашим командиром своего племянника Сергия. А вот его политика как раз и состояла в том, чтобы защищать рубежи и никогда не высовываться за них. Теперь враги выбирали место и время атаки, и результаты были ужасны.

Дела шли худо, доколе команду не принял Иоанн Троглита. Солдаты его знали и любили, поскольку он руководил ими под началом Велизария и Соломона. Они знали, что скоро им будет дело, — так и вышло. И сделали они куда больше, чем желали Вы услышите сейчас, чем это кончилось — блистательной победой на поле Като, где пали король Карказан и шестнадцать мавританских королей.

Руфин замолчал, и я заметил, как он быстро окинул взглядом слушателей. И недолгий шепот, что поднялся в палате, был явно одобрительным. Император Ривайниайд властвовал как над серединой мира, так и над восточными и западными островами, так что все, что происходило в мире, становилось в должное время известным его судьям, советникам и военачальникам. К тому же короли жаждали великой битвы, которая будет вечно жить на устах бардов и рассказчиков, а не ряда бесславных стычек по линии насыпей.

Почуяв свой успех, Руфин закончил следующими словами.

— Мне сказали, что укрепленные лимес, что лежат между вашим королевством и варварами, были построены тем самым Арториусом, чья слава дошла даже до двора императора в Византии Насколько я знаю, он переписывался с моим господином комесом Велизарием еще до осады Рима, готовясь провести кампанию в Арморике против франков, чтобы не дать их королю прийти на помощь Витигису. Как я понимаю, политика Арториуса была в том, чтобы не сидеть на валах, которые его инженеры возвели как стену между вашим народом и варварами, а тревожить их далеко на их собственной территории. Если Арториус был вашим Велизарием, то кажется мне, о король, что будешь ты Иоанном Троглитой, чья стратегия вернет удачу твоему народу и Империи. Таков мой совет, прислушаетесь ли вы к нему или нет, — не полагайтесь на валы и крепости, какими бы могучими они ни были, полагайтесь на копья и мечи ваших солдат. Преследуйте врага, не давайте ему передышки, гоните его, покуда не вынудите его на битву!

Короли зашептались, не зная, прислушиваться ли к этому совету или нет, ожидая решения от Мэлгона. Я сам бросил из-под капюшона взгляд на старца Мэлдафа. Ведь это он, догадывался я, составил остроумный план, одобренный Мэлгоном, и мне любопытно было узнать, станет ли он противиться встречному плану Руфина. Но он молчал, спокойно улыбаясь и глядя, как и прочие, на Мэлгона Гвинедда в ожидании решения.

Мэлгон Высокий немного подумал, прежде чем обратиться к совету.

— Что думаете вы, бриттские князья? — спросил он после молчания, глядя на полные ожидания лица. — Укрепить ли нам ту мощную стену, что завещал нам Артур и которая более поколения служила загоном для этих язычников? Или двинуться с войском в сердце их страны и поставить все на битву?

Сразу же множеством голосов взорвался спор. Рин и Эльфин полностью были за то, чтобы без дальнейших рассуждений напасть на врага. Герайнт Дивнайнтский предлагал усилить рубежи и одновременно отправить его флот с рейдом на остров Уайт. Руфин ссылался на стратегические ошибки, допущенные имперским полководцем Нарсесом после того, как он победил готов при Монс Лактариус. Наконец, Кинлас из Роса, Наездник Медвежьей Колесницы, чью мудрость все почитали и который ничего еще не говорил, встал и высказался перед всеми королями.

— Благородные князья бриттов! — неторопливо начал он. — Предположим, что этот чужестранец прав. Наши валы и крепости сильны, и мудро поступил император Артур, когда наметил их постройку после памятной победы у Дин Бадон. Но сильнее этих валов защищала нас слава Артура, и я уверен, что именно страх перед ним держал в узде коварного Кередига, а в наши дни его сына Кинурига Затем, после побоища при Камлание, когда погиб Артур, на язычников напал мор. Теперь же, когда нет ни Артура, ни мора, мне кажется, что рано или поздно эти язычники ивисы будут искать случая разорить Остров Могущества, как во дни Гуртейрна Немощного, и снова бешеное пламя их мести будет лизать Западное Море своим огненным языком.

Стены крепки, но нет таких стен, которые невозможно было бы проломить, когда те, кто заперт в них, выбирают, где и как разрушить их. Вспомните только темницу, построенную Браном Благословенным, в которой запер он Ллассара Ллэс Гивневида вместе с его чудовищной женой Кимидеи Кимайнволл. Он созвал всех кузнецов, что были в ту пору в Иверддон, и всех, у кого были щипцы и молотки, и они навалили угля высотой с тот железный дом, который они сковали. Затем этой женщине, ее мужу и их чудовищному отродью, которое она родила, были поданы еда и питье. Когда все увидели, что они напились, вокруг дома зажгли огонь, и люди стали раздувать огонь мехами — по человеку на каждые два меха, — и они раздували огонь, пока дом не раскалился добела вокруг тех, кто был в нем. И тогда Ллассар Ллэс Гивневид и его семейство проснулись и стали держать совет посреди дома. И решили ждать, пока стены не раскалятся добела, за тем он проломил стену плечом и спасся вместе со своей же ной.

Рассказчики говорят, что эта чудовищная пара прибыла на Остров Могущества, породив новое поколение детей с золотисто-рыжими волосами, которые стали ненавистны всему Острову Могущества, поскольку они оскорбляли, нападали к оскверняли благородных мужчин и женщин. Мне кажется, что от них происходит это языческое племя ивисов, поскольку, как всем известно, у них золотисто-рыжие волосы. Как бы то ни было, даже железо Брана не смогло сдержать отпрысков великана. Лучше было бы войти в дом и убить и великана, и его жену сонными или бодрствующими.

Закончив этими спокойными словами, Кинлас из Роса вернулся на свое сиденье и снова замолчал Все, кроме одного человека, одобрили слова Кинласа. Только Мэлдаф говорил против, однако коротко и не слишком горячо. Он напомнил совету о Пророчестве Драконов, произнесенном перед Гуртейрном Немощным, которое предсказывало ему, что Белый Дракон будет разорять Остров Придайн сто и пятьдесят лет. Сто и пятьдесят лет еще не миновали, так что лучше было бы сдерживать Драконов так, как он советует, а не рисковать Монархией Придайна в неблагоприятном сражении.

Но короли и раньше слышали Пророчество Гуртейрна, и прошли ли с тех пор сто и пять десятков лет, оставалось предметом споров. Им больше был по душе рассказ Кинласа из опоясанного морем Роса, мудрого сына Овайна Белозубого. Им нравился совет Руфина, который казался воином весьма опытным и был обласкан Мэлгоном Гвинеддом.

Великий король отдал соответствующие приказания — пусть принцы Рин и Эльфин без проволочек соберут свои отряды, чтобы в нужное время помчаться без отдыха, скакать день и ночь и прибыть в крепость раньше, чем туда доберется Кеавлин. В то же время стотысячное войско бриттов пойдет как можно быстрее к Каэр Виддай, над чьими стенами развевается стяг Айниона маб Рина маб Нойтона. Там они проведут перекличку, а затем выступят, чтобы разграбить дворец Кеавлина и вынудить его воинов на битву.

Когда все дела были улажены, призвали управляющего короля Брохваэля, чтобы тот проводил королей назад в палестр, где в эту ночь будет пир. Возбужденные и ликующие короли разошлись, оставив меня и Мэлдафа в палате совета одних. Мы долго сидели в молчании, раздумывая над доской для гвиддвилла. Рука Мэлдафа потянулась было, словно чтобы двинуть фигурку, на миг зависла над доской. Затем он убрал руку.

— О чем ты думаешь, Мэлдаф? — спросил я. — О том ли, что король предпочел совет чужестранца твоему?

Мэлдаф поднялся, чтобы уйти.

— Человек может дать много советов, — спокойно ответил он. — Я посоветовал одно, чужак, которого волны выбросили на берег Дивнайнта, — другое. Как думаешь, можно ему доверять?

Я не ответил. Я не мог оторвать взгляда от короля на доске, которую называли «Прекрасноглавой».

— Все, что я могу на это сказать, — заключил Мэлдаф, — так это то, что, когда войска бриттов и ивисов встретятся в битве, Мэлгона там быть не должно Мы слышали Пророчество о Драконе, которое было произнесено посреди Острова. Если Дракон Мона будет убит в сражении, придет конец Монархии Придайна.

С этими словами ушел и он.

В тот вечер я не пошел пировать вместе с королями и знатью. Я был слишком встревожен. Комната потемнела, и доска для гвиддвилла мало-помалу засветилась серебром, вися передо мною во мраке. Наверное, таким был в своем начале мир, когда Гвидион своим жезлом собрал воедино из окружающего хаоса элементы, Гофаннон маб Дон выковал в своем раскаленном добела горне яркий небесный свод, а Ллеу Верной Своей Рукой сделал стены, в которых замкнул лишенные образа Орды Аннона. Это было прежде, чем поставил он короля в Середине и окружил его защитными фигурками. Небо было как пустая доска для гвиддвилла, черное, как вороново крыло, покуда и ему не было дано сверкающей Середины и мерцающих фигурок, свиты, хороводом вращающейся вокруг нее.

Теперь, когда среди всего этого буйства появилось упорядоченное место, необходимо было начать опасную игру, которая охранит этот мир и не даст поглотить его Полчищам Аннона — Ведьме из Иставнгона, ордам Кораниайд, Адданку Бездны. Каждый день дважды с самого начала мира белогривые жеребцы Манавиддана маб Ллира в бешенстве бросаются на скалы Острова Придайн и Трех Близлежащих Островов. И дважды в год, на Калан Май и Калан Гаэф, король Острова Могущества созывает цвет воинства Придайна, лучшие военные отряды Придайна, все они окружают короля, король и королева внутри дома, войско вокруг него внутри и снаружи, и двор закрыт. Так они ожидают приближения тех, кто собирается у темных пределов мира.

И показалось мне, что б лежавшей передо мной доске было что-то угрожающее. Так вспомнил я о другой приносящей неудачу доске для гвиддвилла Черного Человека из Исбидинонгила, которую бросили в озеро, что лежит рядом с Замком Чудес. Полумрак в комнате временами сменялся непроглядной тьмой из-за пролетавших по небу облаков, закрывающих луну, тишина опустилась на пиршественный зал короля Брохваэля Клыкастого, что был в палестре за двором, когда все короли и князья, каждый со своим отрядом, собрались вокруг сиденья короля Мэлгона Высокого, сына Кадваллона Длинная Рука.

От этого мрака, боли в глазу, от пляски теней мне показалось, будто бы фигурки на доске задвигались, играя сами по себе Король двинулся в северо-восточный угол, к краю преграды. Я увидел, что фигурка, что должна защищать его от нападающих, вдруг стала одного цвета с ними и что королю шах. В пустой комнате было страшно холодно, я задрожал и натянул на себя плащ.

Я не знаю, сколько я просидел так в ночной страже, погрузившись в думы. Перед моим внутренним взором проходили чередой те споры, которые мы слышали, и мне было трудно найти безопасный ход. Потому что на самом деле такого хода не было. Разговоры об Артуре напомнили мне повесть, которую рассказывали на Севере с том, как он ходил походом к пещере Ведьмы Ордду, дочери Ведьмы Орвен из Пени Нант Говуд, в дальние края Ифферна.

Со своим отрядом подъехал он к зеву пещеры, которую я видел своими собственными глазами. Остановившись перед ее темным зловещим входом, люди Артура стали спорить, что делать дальше Спорили они долго, поскольку об этой пещере было известно только то, что в ней много залов, переходящих один в другой. В каком из них сидит ведьма? Дома ли ее чудовищные отродья или рыщут в поисках падали по Придину? Наконец Какамури и его брат Хигвидд тайком, осторожно вошли в пещеру, не желая попасть в ловушку. В сыром зловонном воздухе пещеры висел затхлый запах разложения, ноги их скользили по гнили — останкам жертв ведьмы. В кромешной тьме у них за спиной послышался хриплый хохот — она лежала, притаившись, в расщелине. Братья набросились на нее, но она опередила их. Она схватила своими когтями Хигвидда за волосы и швырнула его наземь. Когда Какамури бросился ему на помощь, она схватила и его, и оба они вернулись к Артуру окровавленные, избитые и оборванные.

Увидев это, Амрен и Айддиль Высокий выхватили свои мечи и смело бросились в темный провал, надеясь, что ведьма еще не успела оправиться от схватки с Какамури и Хигвиддом. Но они преуспели не больше, напротив, дело для них обернулось куда хуже — они попали в ловушку, которую устроила им колдунья, и она схватила их, освежевала, высосала из них кровь, вылакала их мозг.

Мне казалось, что край ивисов за пределами Придайна как раз и есть такая пещера, и трудно представить, с чем мы столкнемся, когда войдем туда. Следует ли нам окружить ее вход и ждать, пока пещерный житель вылезет наружу, или опасливо и осторожно войти внутрь, или смело идти вперед с мечом и копьем до самых ее глубин? Каждый случай обсуждался на совете королей, и у каждого были свои опасности и преимущества.

Трудно выбрать, что лучше, пока внутри пещеры мрак. На Острове Могущества хватало яростных до безрассудства, Деятельных князей — медведей на тропе, жнецов битвы, порея сражения, которым без погребальных пиров жизнь не в жизнь, как говорит в своих песнях друг мой Талиесин. Но не ради похвальбы отвагой своей будет эта победа, если она у нас будет. Что до меня, то, когда дойдет до дела, я многое поставил бы на то, что с нами такой воин, как этот чужеземец Руфин. Если по несчастной случайности войско Мэлгона Гвинедда попадет в беду, то, чувствовал я, среди нас есть одна холодная голова, которая нам очень даже может понадобиться. С этой утешительной мыслью я, вздохнув, оставил раздумья. Но недоброе предчувствие не ушло.

И тут в темноте послышался сухой смех, и со всех сторон из окружающего меня мрака раздались визг, и бормотанье, и царапанье — словно это были те бесчисленные мыши, что опустошали поля Манавиддана в Арберте. И понял я, что придется мне иметь дело с Гвином маб Нуддом и его свитой. Я рассмеялся про себя. Фигурки на доске были расставлены точь-в-точь как я видел в Нос Калан Гаэф в зале Гвиддно Гаранхира на Севере. Я также понял, что обманщик того гляди сыграет свою старую шуточку и под покровом тьмы попытается напустить мне в глаза обманного туману.

Тем не менее я решил перехитрить Гвина маб Нудда без всяких там необычных сил, друидических, кузнечных и женских заклятий. Хозяин Дикой Охоты разгадал мои мысли и снова насмешливо рассмеялся:

— Я поставил шах твоему королю, о Мирддин, сын Морврин!

Нет уж, гневно подумал я. Всего мгновением прежде король был в относительной безопасности, а фигурки по краям доски были явно в безвыходном положении. Мысли мои, самая быстрая на свете вещь, неслись вихрем. Но, изучив доску, я не смог найти такого хода, которым король мог бы спасти себя, не видел вспомогательной фигурки, которую мог бы поставить между ним и угрожающими ему силами.

Гвин маб Нудд угадал мои мысли. Хохот его с нарастающей силой прокатился эхом по пещерам моего разума. Тошнотворный запах наполнил комнату, голова у меня закружилась, все зашаталось. Демон уселся и облегчился где-то в углу на усыпанный тростником пол, покуда черные бесенята его свиты ползали по мне в образе всяческих гнид и паразитов. Я сжался на своем сиденье. Мне отчаянно захотелось на свежий воздух, в чистую воду. Все вокруг меня было сплошным тяжелым, мрачным смрадом разложения и гнили. Дышать было почти невозможно, поскольку теперь мой мучитель, как я слышал, бурно мочился в другом углу комнаты.

Когда мое тело и все вокруг закружилось, завертелось и поплыло, я все равно продолжал смотреть, приказав себе полностью сосредоточиться на короле и соседней фигурке. Как могла игра кончиться так быстро и так странно? Я почувствовал на щеке смрадное дыхание и понял, что мой враг приближается ко мне.

захихикал он мне в ухо. Я отклонился, чтобы быть подальше от этих нескладных виршей и от нелепого безобразия его похабной шайки, сосредоточившись на одном-единственном вопросе.

Но, сколько бы я ни старался, это дурацкое двустишие звучало у меня в голове, все повторяясь и повторяясь, пока я лихорадочно думал над тем, какие ходы могут предпринять вспомогательные фигурки короля. При чем тут Бран или смерть Брана? Какое отношение это имеет к нашей игре? Королевство Мэлгона, Гвинедд, также было известно как Край Брана, и люди верили, будто бы этот бог построил себе дом где-то среди белоснежных вершин зубчатых гор Эрири. Но если Мэлгону и суждено пасть в битве с ивисами, то будет это не в его родном горном краю, а где-то на зеленом юге. Как бы то ни было, Бран погиб в далекой Иверддон, за сине-зеленым Западным Морем. Возможно, демонический охотник (Ох! Вши! Я с ума сойду от их укусов!) намекает на то, как король погибнет? Как погиб Бран? Я отчаянно, вслепую пытался припомнить эту историю. Черви или змейки, я был в этом уверен, карабкались по моим ногам, чтобы сбить меня с мысли. Им это удалось — так они извивались, скользили и щекотали мое бедро… Бедро! Ведь в бедро получил Бран смертельный предательский удар! Да, предательский.

Почему предательский?.. А, вот оно! Предательство сгубило Брана в Иверддон, и предательство ныне управляло фигурками на доске для гвиддвилла. Кто сделал последний ход перед тем, как Гвин маб Нудд вступил в игру? Мэлгон Высокий или старец Мэлдаф? Теперь это не имело значения — игра была нечестной, в этом я теперь был уверен. Никто из игроков-защитников, ни Мэлгон, ни Мэлдаф, ни Руфин, никто другой не позволил бы неприятельской фигурке беспрепятственно подойти к королю так близко.

Теперь я вспомнил, как стояли фигурки на доске во время совета. Фигурка рядом с королем была его собственной! Ее заменили на другую!

— Предательство! — ликующе вскричал я. — Обман, ложь и вероломство! Игра окончена!

Со всех сторон обрушились вопли, бормотания и стоны, каких я никогда прежде и не слыхивал и не хотел бы услышать снова, но это было уже не важно. С ликующим воплем я схватил подмененную фигурку и запустил ею в дальний угол комнаты. Все сразу же погрузилось в кромешную тьму, Авагдду, и искореженные твари — крылатые, рогатые, с копытами — хлынули густым потоком в окно, испещрив его лунный прямоугольник темными пятнами Вереща и плюясь, дуя друг другу в морду, отчаянно хлопая кожистыми крыльями в попытке вырваться отсюда, они убрались прежде, чем я успел собраться с мыслями. Я подбежал к окну и выглянул наружу. Я увидел, как они взвились над залитыми лунным светом крышами и башенками Каэр Гуригон и полетели на север, словно пчелы в пору роения.

Меня мутило от вони и нечистот, которые мои мучители оставили после себя. Я распахнул дверь и вывалился на лестницу Из палестра доносились веселые крики и песни, но мне нужно было выйти на свежий воздух и подумать. Бродя по пустынным улицам, я наткнулся на восточные ворота города. Стражники были пьяны или просто спали и в любом случае не видели, как я прошел мимо них.

Так я вышел из города Каэр Гуригон с его одетыми в пурпур королями, его отважными воинами в голубых кольчугах, его судьями и священниками, хитрыми златоторговцами, пекарнями, кузнями и рыночными площадями. Позади остались дворцы из тесаного камня, крепкие башни и ворот упорядоченные улицы, пересекающиеся под прямым углом гладкие, как доска — после того, как искусный мастер на шумном дворе распилит и выгладит узловатые, скрученные дубовые и вязовые стволы, что приволокли парные упряжки волов из темных лесных зарослей.

На какой-то миг яркие фонари у ворот ослепили меня, так что все поплыло перед глазами — словно завесу мрака прорезал головокружительный световой узор. Но как только я вышел на мощеную дорогу, лежавшую среди окрестных лугов, оставив свет позади, я быстро привык к ночи Мне стали видны вокруг спокойные очертания деревьев и коров, плывущих над поверхностью поднимающегося ночного тумана. Впереди меня, вознося свою темную могучую вершину к звездам, возвышался надо всеми холмами круглый серый суровый Динллеу Гуригон.