Комиссар Фушероль важно восседал за своим письменным столом. Его жирная шея образовывала розовое утолщение над воротом рубашки. Казалось, он, как неограниченный монарх, царствовал в своем государстве и повелевал всеми, кто имел несчастье туда попасть.

— Мадемуазель Жубелин, где вы провели прошлую ночь? — строго спросил он.

Он принял к сведению показания Мориса и Валери, прочитал рукопись Даниэля и спешное письмо, а эскиз убийцы взял в качестве улики. И после этого всего у него не нашлось сказать ни одного хорошего слова.

— Мсье Латель был настолько любезен, что взял меня к себе домой, — ответила Валери.

— Ага!

Взгляд комиссара был столь красноречив, что Валери вспыхнула.

— Что вы хотите этим сказать? — запротестовал Морис.

Потом ему стало ясно, что его возмущение только подчеркнуло двусмысленность ответа. Он заставил себя продолжать спокойным тоном:

— Мадемуазель Жубелин имела все основания не желать оставаться в одиночестве, и поэтому она охотно приняла предложение моей дочери переночевать в ее комнате.

Это было не совсем так. Вернее, совсем не так. По отношению к Валери Изабель была очень холодна. Возможно, она инстинктивно чувствовала соперницу, заметив расположение к ней отца, до сих пор жившего только для нее. Пока Валери в кабинете читала рукопись Даниэля, Морис сделал дочери замечание:

— Войди в ее положение, малышка. Ведь девушка теперь очень несчастна. И даже возможно, что ее жизнь — под угрозой.

К началу ужина атмосфера все еще оставалась очень напряженной. Естественно, разговор шел о трагическом событии, потом перешел на репетиции Изабель, на ее занятия и на ее планы. Валери оказалась такой дружелюбной и внимательной слушательницей, что враждебность Изабель почти улетучилась.

* * *

— Я задал этот вопрос только для того, чтобы получить дополнительную информацию, — пояснил Фушероль. — Если бы вы не пришли сами, мадемуазель, мы бы вас вызвали. Любовная связь, да еще так тщательно скрываемая…

— Мы с Даниэлем не старались ее скрывать.

— Тогда не удивительно, что мы обнаружили у Морэ ваше имя и номер телефона. Я еще вчера вечером послал своего человека на улицу Гей-Люссака. Поэтому я и знаю, что вас этой ночью не было дома.

Зазвонил телефон. Фушероль пробормотал несколько слов в трубку и закончил разговор.

— Хорошо, спасибо, — он повесил трубку. — Это из лаборатории, — пояснил он. — На пистолете, обойме и патронах не обнаружено отпечатков пальцев. Либо все было хорошо вытерто, либо работали в перчатках. Преднамеренное убийство!

— Поэтому преступник и оставил там оружие, — заметил Морис.

Комиссару, видимо, не понравилось, что кто-то другой сделал выводы из фактов, и он бросил на Мориса недружелюбный взгляд. Зато Валери могла порадоваться более милостивому обращению.

— Этот рисунок появится во всех газетах, — сказал он. — Мы получим массу информации, которая почти вся будет ложной. Это всегда так бывает. Конечно, мы проверим каждое сообщение и найдем достоверные факты при условии, что оригинал будет похож на портрет.

— Я уже подумала о том, что вы будете сомневаться, — и Валери протянула ему листок, на котором во время ожидания она нарисовала несколько голов. Помощник комиссара Совин и сам комиссар тоже находились среди этих портретов. Портрет Фушероля был несколько приукрашен.

— Ну, теперь вы верите, что мой рисунок похож на Дюпона? — спросила Валери.

Комиссар изумился при виде своего портрета. Он был им так же доволен, как и своей собственной персоной.

— Превосходно. Это даже лучше, чем фото. Если негодяй увидит свой портрет, он поймет, что пропал.

— А поэтому имя Жубелин ни в коем случае не должно связываться в печати с этим портретом.

— Этого вы могли бы и не говорить, — возразил комиссар. — Я уже почти двадцать лет нахожусь в своей должности.

Антипатия, которую Морис и Фушероль почувствовали друг к другу с самого начала, в присутствии очаровательной Валери еще больше усилилась.

— Можете не беспокоиться, мадемуазель, — заверил ее комиссар, — ваше имя не будет упомянуто в прессе. После того, что мы теперь имеем…

Фушероль помахал листком, на котором была изображена голова Дюпона.

— …Мерзавец все равно пропал. А зверь, которого догоняет охотник, думает только о бегстве.

Он поднялся и тяжелыми шагами вышел из-за стола.

— Теперь попрошу пройти сюда.

С преувеличенной галантностью он взял Валери за руку, чтобы помочь встать, и, не выпуская ее руки, проводил в соседнюю комнату. На изящной руке Валери его толстая с черными волосами ручища выглядела почти непристойно.

— Совин!

Инспектор подошел с услужливым видом.

— Запротоколируйте показания мадемуазель Жубелин. Я еще побеседую с ней, когда вы закончите.

Совин подобострастно поклонился свидетельнице, очевидно, обрадованный благосклонностью своего шефа. Комиссар закрыл дверь и вернулся к своему письменному столу.

— Ну, мсье Латель, значит, у вас от меня секреты, — проговорил он деланным тоном дружелюбного упрека. — Вы сами любите немножко поиграть в детектива?

— Даже с некоторым успехом, как видите.

— И так же мило вы мне лгали.

Комиссар подмигнул:

— Волнующая особа, эта маленькая Жубелин.

— Вы слишком далеко заходите, — сердито проворчал Морис.

Его антипатия к комиссару перешла в сильное отвращение.

— Я не хотел вступать с вами в пререкания в присутствии мадемуазель Жубелин, но теперь, когда мы одни, я протестую против подобных высказываний. Да, конечно, она провела прошлую ночь в моем доме, но я уже говорил вам, что там была моя дочь. Мадемуазель Жубелин — не девица легкого поведения, с какими вам, вероятно, приходится иметь дело по долгу службы.

— Да, да. Не надо волноваться.

Комиссар самодовольно улыбнулся:

— Я, видимо, кое-что преувеличил, но иногда приходится поступать так, а не иначе, чтобы получить нужную реакцию.

— Это вам удалось, — сказал Морис и добавил: — Девушка в порядке.

— Но вы же знаете ее всего один день.

— Я долго беседовал с ней.

— Либо вы принимаете меня за дурака, — пробормотал Фушероль без всякой неприязни, — либо вы и в самом деле очень наивны. — Не успел Морис возразить ему, как он добавил: — Там есть еще кое-кто…

Пригласив его подойти к двери, ведущей в коридор, он тихо приоткрыл се.

— Взгляните на эту женщину.

Морис увидел стройную маленькую женщину лет шестидесяти, сидящую на скамейке у стены. Она была во всем черном. С непроницаемым лицом и положенными совсем прямо руками, она сидела подчеркнуто неподвижно.

— Она вчера прибыла из Шатеру.

— Это его мать?

— Да. Она вдова. Он был ее единственным ребенком.

— Единственный ребенок… — проговорил Морис.

Ему легко было поставить себя на место этой матери, которая сейчас переживала не меньше, чем он, когда потерял жену.

— Вы когда-нибудь видели эту женщину?

— Нет.

— И вы не знаете, что она была в натянутых отношениях с сыном?

Фушероль подошел к письменному столу и взял пачку сигарет.

— Хотите закурить?

Казалось, он забыл о сделанных ему замечаниях. Он закурил и продолжал:

— Морэ был у нее светом в окне. Она не могла простить ему, что он уехал из Шатеру и поселился в Париже.

— Но ведь он был взрослый.

— Для матери ребенок всю жизнь остается ребенком.

Сперва Морис провел параллель с собой. Разве в его глазах Изабель была взрослой женщиной? Но ведь ей всего девятнадцать лет! Она была совсем еще подростком. Вообще, Изабель — это совсем другое дело.

— А такая мать-собственница, — закончил свою речь Фушероль, явно гордясь своими познаниями в психологии, — любит видеть в себе мученицу. Мадам Морэ не простила своему сыну, что он уехал в Париж. Она не простила и тех, кто переманил его от нее. Она ненавидит всех, кто был ему близок здесь, в Париже, считая, что они разлучили ее с сыном. Она ненавидит весь мир! — сделав паузу, он добавил: — Поэтому прежде всего я покажу портрет Дюпона ей.

— Но вы же не предполагаете… Дюпон несомненно сумасшедший, который возомнил себя мстителем.

«Я убью всех злых!» — это было бы подходящее название для детективного романа.

В это время Морис был озабочен другим. Он думал о Валери.

Пока Фушероль изливался по поводу душевнобольных и мотивов их преступлений, у него в голове возникла одна идея.

— Вы не опасаетесь, что Дюпон станет мстить мадемуазель Жубелин? — спросил он комиссара. — Что, если он отважится пойти на это?

— Может быть, — ответил Фушероль, пытаясь выпустить дым колечком. — Она довольно хорошая приманка, на которую можно поймать преступника.

— Приманка? Надеюсь, вы не собираетесь использовать мадемуазель Жубелин как приманку?

Фушероль, казалось, не заметил возмущения Мориса и спокойно продолжал:

— Конечно, для нас было бы очень неплохо, если бы этот тип узнал, что его портрет получен от нее. Но я постараюсь, чтобы этот факт не просочился в прессу. Мы должны сделать все, чтобы защитить ее.

— А если он все же убьет ее?

— Если он убьет… если он убьет…

Наконец, Фушеролю удалось выпустить дым колечком, но он разрушил его резким движением, так как вопрос Мориса привел его в возбуждение.

— Если он убьет ее, то здесь я ничего поделать не могу. Ведь не приставлю же я к ней личного телохранителя и не запру ее в камере. Это не в моей компетенции.

Он взмахнул сигаретой и стал обнадеживать Мориса:

— Я сделаю все, что от меня зависит, Латель, и даже больше, чем повелевает мне долг. Остальное — в руках божьих.

Он засеменил к окну и выглянул наружу. Большие часы на дворце Правосудия пробили двенадцать. Фушероль повернулся.

— Теперь уже поздно протоколировать ваши показания. Приходите, пожалуйста, завтра. — И добавил дружеским тоном:

— Большое спасибо вам за помощь.

Морис вышел в коридор, озадаченный изменением тона комиссара. Мадам Морэ сидела на том же месте. Он не заметил в ней и тени волнения. Женщина выглядела такой одинокой, что Морису захотелось проявить к ней участие.

— Извините, мадам, я был другом Даниэля.

Она медленно повернула к нему маленькое худое лицо с торчащим острым носом.

— С друзьями моего сына я не хочу иметь дела.

* * *

Ресторан был переполнен. Негромкий хор голосов царил в дымном зале. Почти за всеми столиками сидели мужчины, сопровождавшие свои разговоры энергичными жестами, Многие из них поместили под стульями свои портфели. На противоположной стороне улицы высился монументальный фасад дворца Правосудия, обнесенный решеткой с позолоченными остриями.

Валери привлекала к себе множество взглядов, но это ее не стесняло. Все ее внимание было направлено на стоящие перед ней блюда, которые она «грациозно» поглощала, как говаривал Даниэль. Морис не удивлялся ее аппетиту: из рукописи своего друга он уже хорошо знал это, и потому пригласил ее в этот ресторан поблизости от набережной Орфевр, хотя она и утверждала, что вовсе не голодна.

— К вам не очень придирались? — спросил он.

— Нет. Мне только пришлось подписать кучу машинописных страниц.

— А Фушероль? Он вас снова допрашивал?

— Очень мало. Он мерзкий тип, — ответила она и насадила на вилку кусок колбасы.

— Вы видели мать Даниэля?

— Я встретилась с ней у дверей, но мы с ней не разговаривали.

Разговор постепенно замирал. Морис, ради приличия, пытался его поддерживать.

— Может быть, вы хотите сыра?

Она отказалась, но зато охотно приняла предложение взять на третье омлет «Сюрприз» на две персоны. Морис, по ее настоянию, тоже попробовал это блюдо. Ему было приятно сидеть в непосредственной близости с ней, хотя он и чувствовал укоры совести из-за того, что радовался этому, несмотря на трагические обстоятельства.

— Сегодня после обеда вы должны работать? — спросил он.

— Да. К сожалению, я не писатель, и кроме того у меня есть шеф.

— А что вы собираетесь делать после работы?

— Ну, что я могу делать? Поеду домой.

— У вас нет родственников?

— В Париже нет.

Они снова замолчали, и Валери вплотную занялась десертом. Вдруг она выронила ложечку и мороженое из тарелочки брызнуло на кружевное жабо. Расширенными от ужаса глазами она смотрела на Мориса.

— Что с вами? — встревоженно спросил он.

— Не оборачивайтесь.

Валери заставила себя улыбнуться, вытирая жабо.

— Что случилось? — вновь спросил Морис.

— Дюпон… Он на улице… перед окном. Морис замер.

— Что он делает?

— Ничего. Подсматривает.

— Он вас заметил?

— Не знаю.

— Не подавайте вида, что вы его узнали, продолжайте есть. Валери последовала его приказу. Морис наполнил стакан и стал обдумывать, как лучше поступить.

Они сидели в дальнем углу переполненного зала. Он ничего не мог предпринять. Если он встанет и начнет пробираться к выходу, Дюпон скроется, и он не сможет его настигнуть. Убийца стоял за дверью в нескольких метрах от него, но он был так же недоступен, как если бы находился по другую сторону пропасти. Такая ситуация встречается только в романах.

— Не желают ли господа кофе?

К ним подошел официант, и Морис воспользовался случаем.

— Есть ли запасной выход из этого помещения? — спросил он. Идея пришла ему в голову, когда он вспомнил один роман.

Один франк помог официанту быстрее понять суть вопроса.

— Есть, мсье. Из мужского туалета ведет дверь в подъезд.

— Большое спасибо, — сказал Морис и поднялся. — Пожалуйста, принесите даме кофе, — потом, обернувшись к Валери, добавил: — Продолжайте спокойно есть. — Он не спеша направился к мужскому туалету.

Что он должен предпринять? Позвонить в полицию? Попросить помощи у прохожих или просто наброситься на парня?

У него не было времени, чтобы строить планы. Туалет… там дверь… длинный темный коридор и — выход на улицу.

Он подумал о Валери, о грозящей ей опасности и бросился бежать.