Первые ночные занятия начинаются в двадцать два ноль-ноль. Моросит начавшийся еще с вечера мелкий, холодный, ни на минуту не перестающий дождь.

— Такой на всю ночь, — мрачно пророчит начальник полиции Дыбин, приехавший на первое ночное занятие вместе с Вейцзеккером.

— А вам-то что? — удивляется Азаров. — Вам можно и не мокнуть. Господин майор и без вас тут…

— В самом деле, Дыбин, ехали бы домой, — оборачивается к нему Вейцзеккер. — Я вас не держу.

— Как прикажете, господин майор. Домой-то мне еще рановато, но в городе есть кое-какие дела… А с вами тут Козюра побудет. Один из моих помощников.

И он с плохо скрываемым удовольствием уезжает, а Вейцзеккер в сопровождении полицейского Козюры и Азарова идет к месту ночных занятий. Черный непромокаемый плащ майора с накинутым на фуражку капюшоном делает его почти невидимым. Не видно вообще ничего — ни балластного слоя дороги, ни курсантов, распростершихся на мокрых шпалах и рельсах. Даже бараки и опушка леса растворились во тьме.

— Ну и ночка, — зябко поеживается под своим плащом Вейцзеккер.

— Самая ночка для диверсий, господин майор, — бодро отзывается Азаров. — Надо, чтобы наши ребята привыкли к тьме, дождям и прочим ненастьям. Теперь их зрение выключается полностью. Один лишь слух, а вернее, интуиция — шестое чувство сапера-подрывника. Этому нужно учиться, и я их этому научу.

— Что у них сейчас?

— Установка колесного замыкателя.

— На ощупь?

— Да, на ощупь, и притом так, чтобы охрана не смогла его обнаружить. Слышите свисток? Это Дерюгин подает сигнал охране. Она пойдет сейчас по шпалам с фонарями, и, если обнаружит мину, тем, кто устанавливал ее, придется проделать это еще раз. А может быть, и много раз, пока не научатся работать без брака. Вон охрана приступила к поискам колесного замыкателя!

Во тьме тускло поблескивают лучи двух фонарей. Слегка покачиваясь, они освещают часть песчаного балласта, темные полоски рельсов, лесенку пропитанных креозотом шпал. Овальные пятна света останавливаются на некоторое время на подозрительных местах пути и плывут дальше.

Но вот в небо взвивается ракета, освещая зеленоватым светом значительную часть железнодорожной ветки и стоящий вдалеке паровоз.

— Это сигнал машинисту, — объясняет Азаров. — Значит, охрана ничего подозрительного не обнаружила и через заминированный участок пути пройдет сейчас «поезд».

Не успевает ракета догореть, как раздается свисток паровоза, и вскоре сквозь дождевую завесу начинают просвечиваться буферные фонари локомотива. По тусклым пятнам их света теперь можно следить за движением паровоза на насыпи. Набирая скорость, он приближается к заминированному участку.

А вот и вспышка пламени под передними его колесами! Гул взрыва негромок, да и сила его невелика, так как учебная мина начинена не толом, а небольшим количеством пороха. Но не составляет большого труда представить себе, что стало бы с паровозом, если бы мина была настоящей.

— Четко сработано, — одобряет майор Вейцзеккер.

— С колесным замыкателем это не так уж и хитро, — трезво оценивает действия своих курсантов Азаров. — А вот с управляемыми минами в такие ночи будет посложнее. Но мне хотелось бы еще более усложнить обстановку, господин майор.

— Каким же образом?

— Чтобы все было как в натуре, как при подрывании настоящего поезда в тылу настоящего врага. Когда советские партизаны пускают под откос немецкие воинские поезда, по ним открывают ведь огонь.

— Это естественно.

— Вот я и хочу, чтобы на наших учениях тоже все было совершенно естественно. Нужно обстреливать наших курсантов, как обстреливают партизан, чтобы они привыкали к огню. Не боевыми патронами, конечно.

— Мне нравится эта идея. Но как вы представляете себе это практически?

— А проще простого, господин майор. Посадим несколько человек на паровоз, и пусть они палят по «диверсантам». Нужно только, чтобы вы дали указание паровозной бригаде пустить к ним на тендер наших курсантов.

— Ну что ж, это можно, — охотно соглашается Вейцзеккер. — Давайте сделаем это сегодня же. Я передам мой приказ машинисту, а вы распорядитесь приготовить «автоматчиков».

И они расходятся: Вейцзеккер к паровозу, остановившемуся неподалеку от их наблюдательного пункта, а Азаров к Нефедову. Сообщив майору о возникшей у него идее, Азаров понижает голос до шепота:

— Понимаете, для чего я это?

— Не очень.

— Нужно же как-то втащить завтра на тендер взрывчатку. Вот автоматчики это и сделают. Отберите человек трех наших, и пусть они сегодня же прикинут, куда там ее можно будет запрятать.

— Теперь все ясно. А вы еще поимейте в виду помощника машиниста. Наши разведали, что его сестру в Германию должны отправить… Не думаю, чтобы он после этого служил немцам верой и правдой. Может быть, можно будет сделать что-нибудь и с его помощью…

— Это на крайний случай. Не будем пока рисковать. У нас еще целая ночь и день в запасе. К завтрашней ночи что-нибудь придумаем.

Но придумать что-нибудь достаточно надежное оказалось не так-то просто. Не только то, что приходило в голову самому Азарову, но и то, что придумывали Нефедов и Лукошко, после тщательного анализа отвергалось. И даже когда майор Нефедов в конце дня предложил Азарову, казалось бы, вполне надежный способ, лейтенант забраковал и его:

— Не годится и это! Нет уверенности, что предложенный вами механизм сработает безотказно. А мы должны придумать что-то такое, в чем не должно оставаться ни малейших сомнений.

— Ну тогда нужно, значит, кому-то из нас взорвать себя вместе с паровозом и этим чертовым мостом.

— А может быть, придется прибегнуть и к этому.

И Нефедов не сомневается, что Азаров сделает это, если не придумает ничего более надежного.