— Ох, Говорков!.. — укоризненно покачивает головой лейтенант Дюжев. — Говорил же я тебе, не смей сам. Вот и упустил… у
— А что же мне было делать, товарищ лейтенант? Не мог же я его задержать…
— Этого только не хватало!
— Зато успел сфотографировать…
— Ну, знаешь ли!.. Забежал вперед и щелкнул?
— Да что я, не видел, что ли, как это делается?
— Где видел? В кино?
— А что, в кино все липа, значит, да?
— Ну зачем же липа. Бывают и толковые фильмы.
— Так вот я как раз…
— По опыту лучших кинообразцов? — усмехается Дюжев. — Давай показывай, что у тебя получилось.
Говорков достал из кармана две фотографии.
— Да-а, — иронически произносит Дюжев, взглянув на фотографии. — Не мастак ты и по фоточасти. Ничего ведь тут не разберешь.
— А это потому, что не забегал вперед, — обижается Говорков. — И не просил его позировать…
— Ладно, не остри!
— К тому же снимать пришлось с большого расстояния, чтобы не насторожить. Лицо, конечно, не очень разборчиво, но фигура и костюм…
— Да таких фигур, а особенно костюмов знаешь сколько в нашем городе? Он же не горбатый и не хромой. Судя по всему, самый обыкновенный. Даже не толстый и не тощий. Стандартный. Ну, а в костюме что характерного? Что на нем — брюки-гольф или какие-нибудь стиляжьи доспехи?
— Он же не кретин. Кретинов не берут в шпионы. А настоящий тайный агент понимает, наверно, как надо одеваться, чтобы не привлекать внимания.
— А вот этого мы с тобой, Говорков, пока еще не знаем — настоящий он или не настоящий.
— А я уверен…
— Одной твоей уверенности маловато. А куда он шел, удалось тебе выяснить?
— Не удалось… Шел он по улице Гагарина, потом вскочил в автобус номер тринадцать, когда тот уже трогался. А я не успел…
— Может, он в автобус вскочил после того, как ты его сфотографировал?
— Я же говорю, незаметно я это сделал.
Некоторое время они молчат. Потом Дюжев подводит итог своим размышлениям:
— Скорее всего, ты все-таки чем-то его насторожил.
— Уверяю вас, товарищ лейтенант!..
— И вообще давай кончать с этой самодеятельностью!
— С какой самодеятельностью? Вы что, думаете, я его выслеживал? Просто шел по Гагаринской и вдруг вижу: выходит этот тип из ресторана «Ясень»…
— А вот это уже более существенно! — оживляется Дюжев. — И было это вчера?
— Да, часов в семь вечера.
— А почему ты мне сразу же об этом не доложил?
— Хотел с фотографиями прийти, чтобы словам моим больше веры было. И потом, думал, что уже не застану вас тут в семь часов.
— Доложил бы дежурному, а теперь, спустя столько времени…
— А может быть, он снова придет в этот ресторан? Хороший ведь ресторан. Говорят, лучший в городе.
— Этого, брат, я не знаю, ибо питаюсь главным образом в нашей столовой. И потом, вообще не очень понятно, как это твой «шпион» решился туда заглянуть…
— Может, для встречи с сообщником?
— Ну, это-то менее всего вероятно. А что, если?… Ты посиди тут минутку, Говорков, я сейчас…
Он ушел куда-то и возвратился довольно скоро.
— Начальство не возражает — пошли! Да, еще минутку- нужно переодеться. Не стоит привлекать внимание милицейской формой.
Дюжев вышел в соседнюю комнату и через несколько минут появился в скромном сером костюме.
— Ну, вперед! Будешь у меня за доктора Уотсона, только не задавай столько глупых вопросов, как он.
Выйдя из отделения милиции, они сели в автобус и через три остановки сошли возле ресторана «Ясень».
У дверей их по-военному поприветствовал рослый седобородый швейцар с двумя колодками орденских планок, среди которых преобладают медали за взятие городов. А над колодками — Георгиевский крест.
Узнав у официанта, где найти директора, Дюжев направился в служебное отделение ресторана.
— Чем могу служить? — не без удивления спрашивает лейтенанта милиции директор, возвращая его удостоверение.
Дюжев протягивает ему фотографии, сделанные Говорковым.
— Вот взгляните, пожалуйста, на эти снимки. У вас вчера часов около семи был этот человек. Не обратили ли вы на него внимания?
Директор некоторое время внимательно всматривается в фотографии.
— Нет, не обратил. К тому же на этих снимках…
— Да, снимки не очень удачны, но лишь в смысле лица, так сказать. А поза… Видите, какая самоуверенная поза? Как он держит голову, выпячивает грудь! Такой должен и говорить властно, требовательно. То ему не так, другое не по нему… Не жаловался ли кто-нибудь из ваших официантов на капризного клиента?
— Жаловались на одного, но того я знаю. Это наш завсегдатай, большой любитель выпить. Вы подождите, однако, я покажу ваши снимки тем, кто вчера дежурил, если, конечно…
— Да, пожалуйста, только предупредите их…
— Это само собой, товарищ лейтенант. Об этом можете не беспокоиться. У нас ресторан молодежный, все официанты комсомольцы.
Он возвращается спустя несколько минут с таким видом, что Дюжеву и без слов все ясно.
— К сожалению… — вздыхает он, выразительно разводя руками. — Но есть человек, который, пожалуй, может вам кое-что рассказать. Наш швейцар Егор Петрович. Кавалер Георгия и двух орденов Славы.
— А сколько же ему, если он и в первой мировой участвовал? — удивляется Дюжев.
— Семьдесят пятый.
— И все еще работает?
— Да он здоровее любого сорокалетнего. Настоящий русский солдат! Его не только уважают, но и побаиваются все наши пьяницы. Ни разу еще милицию не приходилось вызывать. Егор Петрович сам с ними справляется. Я его сейчас позову.
Спустя несколько минут в дверях директорской комнаты появляется мощная фигура Егора Петровича.
— Явился по вашему приказанию, товарищ директор, — басит он, молодцевато прикладывая руку к козырьку фуражки.
— Вот познакомьтесь с товарищем лейтенантом милиции, Егор Петрович. У него есть к вам вопрос.
Егор Петрович щелкает каблуками и снова прикладывает руку к козырьку.
— Бывший гвардии старший сержант Егор Петрович Денисов. Чем могу служить?
Дюжев крепко пожал ему руку и кратко ввел в курс дела. Присмотревшись к фотографиям, Егор Петрович заявил:
— Ну как же, помню я этого барина! Уходя, сунул мне в руку двугривенный и очень еще удивлялся, что я его не взял. А я вообще не из-за чаевых здесь, а из-за внучки своей… Она тут в официантках. Да и работа моя с военной схожа — будто снова на боевом посту…
— И часто этот человек посещает ваш ресторан?
— Вчера в первый раз зашел. Важный такой. И видать, из военных. У царских офицеров такая выправка была… Он и двугривенный мне сунул точь-в-точь как штабс-капитан, у которого я в первую мировую денщиком служил. Так ведь тот дворянином был, а уж кто этот, не понимаю. Но что бывший военный — это точно!
— А как, по-вашему, русский он или иностранец?
— Русский, — убежденно заявляет Денисов. — Это уж тоже точно. Я русского человека завсегда отличу от любого иностранца. Тут ведь у нас и иностранцы бывают. Да я и на фронте имел дело не только с немцами, но и с поляками и чехами. А когда под Сталинградом воевал, так еще и пленных итальянцев приходилось конвоировать.
Поблагодарив Денисова и попросив немедленно позвонить ему, если этот посетитель снова придет в ресторан, Дюжев попрощался и ушел. На улице его встретил сгорающий от нетерпения Говорков.
— Ну как, товарищ лейтенант?
— А ты, пожалуй, прав, Говорков, — задумчиво произносит Дюжев.
— В чем прав, товарищ лейтенант?
— В том, что почуял врага. Только я думал, что он немцем должен быть. Кем-нибудь из тех, которые тут, под Ясеневкой, в сорок четвертом готовили нам «сюрприз».
— А это не обязательно, чтобы именно немец. Папа говорит, что Ясеневку обороняли вместе с немцами и власовцы. Какой-нибудь из этих предателей не мог разве по заданию своих немецких хозяев приехать теперь к нам?
— И опять ты, пожалуй, прав, Говорков. Непедагогично, конечно, хвалить начинающего детектива, но…
— А я и не собираюсь в, детективы…
— А куда же?
— В саперы. Я говорил уже вам…
— Правильно, говорил. А жаль, что не в детективы, есть у тебя к этому способности.
— Саперы тоже, если разобраться, детективы. Они ведь не только минируют. А при разминировании им приходится каждую мину, особенно замедленного действия, знаете как разыскивать?…
— Толковый ты мужик, Говорков, глубокомысленный, — не то в шутку, не то всерьез говорит Дюжев. — Поиски хорошо запрятанной мины и в самом деле вполне схожи с розыском преступного лица. Не буду больше тебя совращать. Иди по стопам своего отца-сапера, там тоже нужны хорошие следопыты.
— А в дружинники я бы все-таки пошел…
— Ладно, похлопочу за тебя перед начальством.