— Ну-с, нужно что-то предпринимать, — проговорил генерал Хазард своим прежним начальническим тоном. — Лейтенант Олд, проверьте, как обстоит дело с выходом из этой гробницы.

— Слушаюсь, сэр, — отозвался Эдди Олд, — только ведь это, наверно, рискованно…

— В каком смысле? — не понял Хазард.

— В смысле радиоактивности там, наверху.

— А как вы считаете, профессор?

— Пусть лейтенант подождет, — ответил Медоуз. — На всякий случай я проверю показания дозиметрической аппаратуры на поверхности скалы, под которой находится наше убежище. Дайте-ка мне ваш фонарик, — повернулся профессор к радиотехнику, возившемуся с телевизором.

Пока Медоуз регулировал свои приборы, связанные с установленными на поверхностискалы счетчиками радиоактивных частиц, Хазард подошел поближе к Квелчу.

— Ну, что тут у вас? Можете вы принять хоть что-нибудь?

— Телевизоры вроде в порядке, — отозвался радиотехник, поворачивая в разные стороны ручки настройки. — Я подключил их к аккумуляторам, питание они теперь имеют. Может быть, случилось что-то с антенной?.. Скорее всего, однако, вышла из строя передающая камера. Взрыв ведь был необычный. Наверно, и не рассчитывали на такой…

— Ну ладно, Квелч! — грубо оборвал егогенерал Хазард. — Не вашего ума это дело.

Квелч был младшим офицером технических войск, для него окрик генерала был приказом.

— Слушаюсь, сэр, — покорно проговорил он, вытягивая руки по швам.

Хазард недовольно отвернулся от него и посмотрел в сторону профессора Медоуза. Тот все еще возился со своими приборами. Что-то смущало его в их показаниях. Это встревожило Хазарда.

— Ну-с, долго вы еще будете колдовать там, профессор? — стараясь шутливым тоном скрыть свою тревогу, спросил Хазард.

— Удивительная вещь, генерал, — пожимая плечами, отозвался Медоуз. — Счетчики показывают такую радиоактивность, какой не должно быть возле нашей скалы… Более тысячи рентгенов!

— А, может быть, счетчики ваши… — начал было Хазард, но Медоуз торопливо перебил его:

— Нет, нет, со счетчиками все в порядке. Вышли из строя только те, которые были ближе к эпицентру.

— Но ведь это же чертовски много — тысяча рентгенов! — испуганно воскликнул адъютант Хазарда.

— Порядочно, — не без прении ответил ему Медоуз, — если иметь в виду, что доза в шестьсот рентгенов считается почти смертельной.

Лейтенант Эдди Олд побледнел еще больше и не мог уже выговорить ни слова.

— Но ведь это значит… — начал было Квелч, выключивший телевизоры и тоже подошедший к Медоузу, но профессор опередил его:

— Это значит, что мы в плену у «Большого Джо».

Бледное горбоносое лицо профессора, седая старомодная эспаньолка, высокая тощая фигура, длинные руки с костлявыми пальцами удивительно живо напомнили сейчас генералу Хазарду зловещий облик гетевского Мефистофеля.

— То есть как это в плену?! — удивленно воскликнул Хазард, снова почувствовав тошноту.

— А очень просто, — мрачно усмехнулся профессор, поглаживая свою бородку, — пока доза гамма-излучений не уменьшится хотя бы до ста рентгенов, выйти невредимыми отсюда немыслимо.

— И сколько может продлиться это?

— На наш с вами век хватит, — безнадежно махнул рукой Медоуз. — Все зависит от того, какими радиоактивными продуктами покрыта поверхность нашей скалы. Полураспад стронция-90, например, составляет около тридцати лет, цезия-137 — тридцать три года, а технеция-99 — миллион лет.

— Со столь долгими периодами полураспада тут, наверно, не так уж много продуктов деления? — заметил Хазард.

— Но и не так уж мало, — возразил Медоуз. — Около двадцати процентов, а это — пятая часть.

— Зато радиоактивность остальных, насколько мне известно, должна уменьшиться в десять раз через семь часов после взрыва, — все еще бодрился генерал. — А через сорок девять часов — в сто раз.

— Ну что ж, посмотрим, — неопределенно проговорил профессор, не желая раньше времени разочаровывать с надеждой смотревших на него пленников «Большого Джо».

— А наведенная радиоактивность? — спросил Квелч. — Ее вы не принимаете разве в расчет?

Генерал не без удивления посмотрел на радиотехника. Откуда ему известны такие тонкости? Сам он чуть было не забыл о том, что под воздействием потока нейтронов находящиеся в почве химические элементы становятся радиоактивными…

— Не думаю, чтобы на поверхности нашей скалы могли оказаться цинк, кобальт, натрий и марганец, но кремний и кальций имеются вне всяких сомнений, — ответил на замечание Квелча профессор Медоуз. — Они действительно могут стать радиоактивными и испускать гамма- и бета-излучения.

Хазард хорошо знал, что альфа- и бета-лучи имели небольшой радиус действия и легко поглощались различными веществами, в том числе и воздухом. Их внешнее воздействие на организм было сравнительно невелико. Зато гамма-лучи обладали большой проникаемостью и могли поразить любой орган человеческого тела.

При одной только мысли об этом по телу генерала Хазарда пробегала нервная дрожь. Одно дело — знать о том, что гамма-лучи, проникая в организм, начинают взаимодействовать там с его атомами, вызывая их распад на ионы и электроны, и совсем другое — самому быть подопытным кроликом в эксперименте подобного рода…

Может быть, однако, профессор Медоуз преувеличивает опасность? Он крупный специалист по вопросам ядерной физики (его поэтому и взяли в экспериментальную группу), но ведь он понятия не имеет о том, какую бомбу взорвали только что. Это вообще секрет для большей части участников ее испытания. А может быть, даже и для инициаторов ее… Вон ведь какую шутку она с ними сыграла! Вряд ли однако, радиоактивность зараженной ею местности может оказаться столь стойкой, как полагает Медоуз.

— Что же все-таки за бомбу взорвали сегодня? — дрожащим голосом спросил Эдди Олд, со страхом прислушивавшийся к разговору профессора с генералом Хазардом.

— В военном министерстве все так засекречено, дорогой Олд, — вздохнул Медоуз, — что даже я ничего толком не знаю об этом. Известно только, что это совершенно новая супербомба с шифрованным названием «Большой Джо».

— А разве это не «чистая» бомба? — спросил Квелч.

— Что значит «чистая»? — удивленно обернулся к нему Эдди Олд.

Медоузу, однако, удивление Олда показалось напускным, хотя он и не понимал, зачем было ему притворяться таким наивным. Всем ведь было известно, что такое «чистая» бомба. Об этом достаточно трубили последнее время все газеты.

— Что вы спрашиваете меня, Эдди? — пожал плечами Квелч. — Профессор с генералом лучше знают, что это такое.

— А вы разве не знаете этого, мистер Олд? — испытующе посмотрел профессор в глаза молодому лейтенанту, но они показались ему бесхитростными. — Под «чистой» принято у нас понимать водородную бомбу, поскольку взрывная сила ее определяется в основном термоядерными процессами, а не делением, как у атомной. Количество радиоактивных продуктов при взрыве такой бомбы обычно бывает невелико.

— Но позвольте, — сделал удивленные глаза радиотехник, — а чем же вызывается этот термоядерный процесс? Для него необходима ведь температура в несколько миллионов градусов, и она, насколько мне известно, достигается взрывом атомной бомбы, находящейся внутри водородной. О какой же «чистоте» может в таком случае идти речь?

— Пока «запалом» служит атомная бомба, какото-то количества продуктов деления, конечно, не избежать, — согласился Медоуз. — Однако их значительно меньше, чем при взрыве больших трехслойных водородных бомб.

Следовало бы, пожалуй, прервать эту дискуссию, но генерал Хазард решил, что пусть уж лучше они разговаривают, чем предаются мрачным размышлениям.

— А совершенно «чистую» пока, значит, создать не удается? — спросил Эдди Олд.

— В этой области ведутся работы, — ответил ему Медоуз. — Некоторые наши научные советники уверяют правительство, что уже сейчас можно сделать бомбу девяностопятипроцентной «чистоты». А в дальнейшем, заменяя в водородных бомбах атомные детонаторы кумулятивными зарядами обычного взрывчатого вещества, может быть, удастся добиться и полной «чистоты».

Профессор, впрочем, очень сомневался в этом, ибо он лично всякую водородную бомбу считал достаточно «грязной». Он вообще не верил в возможность создания термоядерной бомбы, взрыв которой не сопровождался бы образованием радиоактивных изотопов.

— Вы говорите, «то для создания «чистой» бомбы потребуется еще несколько лет? — подсев поближе к профессору, спросил Квелч. — А все это время в поисках такой бомбы мы, значит, будем экспериментировать? И это будет, конечно, всякий раз связано с какими-нибудь неожиданностями, как, например, при испытании первой нашей трехфазной водородной бомбы?

— Все может быть, конечно, — согласился профессор Медоуз. — Первая наша трехслойная, или трехфазная, бомба действительно несколько превзошла все наши ожидания, и коекто от нее изрядно пострадал.

— Я и говорю, что эти чертовы бомбы почти всегда оказываются с каким-нибудь дополнительным сюрпризом! — злобно заметил Квелч. — Все ведь думали тогда, что начинена, она, кроме урана-235, лишь тяжелой и сверхтяжелой водой, а там оказалось и еще что-то.

— Особенно хитрого, однако, ничего не было, — устало проговорил профессор Медоуз. Этот разговор начинал ему надоедать. — Вместо дейтерия и трития ее «начинили» тогда дейтеритом лития, а оболочку заполнили обычным ураном-328. В результате получился процесс: расщепление — ядерное соединение, — расщепление. И это более чем в десять раз превысило мощность обычной водородной бомбы.

— Ну и какую же местность она эаразила? — с прежним озлоблением спросил радиотехник Квелч, и генерал Хазард отметил про себя, что этому человеку нельзя больше разрешать присутствовать при секретных испытаниях.

— Радиация, достигавшая опасной величины, возникла в тот раз на площади в восемнадцать тысяч квадратных километров, — все тем же равнодушным голосом дал справку профессор Медоуз.

— Доковыряемся мы в этих атомах! — снова возбужденно воскликнул Квелч. — Отправимся раньше времени в преисподнюю вместе со всей нашей планетой! Кто знает, что творится сейчас там, наверху?.. Может быть, начался уже цепной распад атмосферы… Посмотрели бы, что показывают ваши приборы, профессор.

Медоуз понимал, что Квелч говорит совершеннейшую ерунду, но бросил все же нервный взгляд. на стрелки приборов. И хотя они показывали. некоторое увеличение радиоактивности, профессор поспешил успокоить Квелча, что никакой цепной реакции воздуха не происходит и произойти не может.