ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Вы понимаете, что говорите? — сердито смотрит на старшину Костенко майор Васин. — Как мог Чукреев подорваться? На чем?

— На чем он подорвался — этого я не знаю, товарищ майор, — хмуро отвечает старшина. — Но факт остается фактом — ефрейтор Чукреев действительно подорвался. Взрыв все слышали, а я собственными глазами видел воронку и…тело…

— Но на чем же все-таки, черт побери? — уже ни к кому не обращаясь, повторяет майор Васин.

А спустя полчаса тот же вопрос задает ему начальник полигона подполковник Загорский.

— Может быть, ваши саперы проводили там занятия и случайно оставили какую-нибудь мину? — строго спрашивает он.

— Ну как это — мину забыть, товарищ подполковник? Да ведь за это… И потом, кто же проводит занятия с боевыми минами? А взрыв этот вы слышали? Разве рвутся так мины? Я в армии не первый год, не то что по звуку — по запаху вам определю, что взорвалось: тэн, гексоген, тротил или мелинит…

— Что вы мне читаете лекции по подрывному делу! — раздраженно прерывает майора подполковник. — Вы мне лучше скажите, как это могло произойти? Ваш ефрейтор взорвался ведь на пустом месте, в километре от пусковых установок и стендов, почти в трех километрах от лаборатории и складов. Там не могло быть ничего такого… А сам он не притащил туда что-нибудь?

— Об этом не может быть и речи! — решительно возражает майор Васин. — У меня военное подразделение, а не детский сад. И потом я же докладываю вам: звук взрыва совершенно незнакомый. А ефрейтор Чукреев был дисциплинированным, серьезным сапером.

Подполковник Загорский знает Васина давно. Он уважает его, как хорошего специалиста по многим вопросам саперной техники, и ему досадно, что майор не может определить причины взрыва. Мало того, он еще считает, что взорвалось что-то незнакомое, необычное. Этого только не хватало! Может быть, таинственная мина свалилась с «неба»? Оттуда теперь может упасть все, что угодно.

Майор Васин тоже очень расстроен. Это хорошо видно по его помрачневшему лицу. Пожалуй, не нужно было говорить с ним так резко.

Тяжело вздохнув, подполковник Загорский садится за свой стол, заваленный какими-то схемами и чертежами, и устало произносит:

— Бросьте все свои дела и немедленно займитесь этим взрывом. Привлеките всех, кого найдете нужным. Завтра, не позже двенадцати ноль-ноль, я жду вашего заключения.

С шести часов утра и почти до полудня лучшие специалисты по минно-подрывному делу исследуют каждый квадратный метр участка полигона, где подорвался ефрейтор Чукреев. Прощупана каждая былинка, просеяна каждая горсточка почвы, подобраны и исследованы все осколки стекла и обломки металла.

А в час начальник полигона уже держит в руках акт расследования вчерашнего ЧП. Он перечитывает его дважды. Затем опускает на стол исписанные аккуратным почерком майора Васина листки и задумывается. Он знает, что Васин и его помощники сделали все возможное. Ими подтверждается факт взрыва. Определена и приблизительная его температура по состоянию обгоревшей растительности и оплавленным песчинкам грунта. Но ведь это ничего практически не дает. Найдены, правда, осколки металла, стекла и пластмассы, входившие в состав взорвавшейся «мины», но они настолько мелки, что установить по ним ее конструкцию не представляется никакой возможности. Одним словом, что именно и каким образом взорвалось, по-прежнему остается тайной.

— Значит, все сплошной туман и никаких догадок? — мрачно произносит подполковник Загорский, нервно разглаживая складки на бумаге акта.

— Одно предположение можно все-таки сделать, — не очень уверенно заявляет Васин. — Оно, правда, настолько зыбкие, что я даже не решился внести его в акт…

— Выкладывайте, — оживляется Загорский. — А уж я решу, включать его или не включать…

Майор не спеша расстегивает левый карманчик своей гимнастерки, достает аккуратно сложенную бумажку и осторожно разворачивает ее. Загорский видит в складках бумаги какие-то коричневые кристаллики и поднимает на майора удивленные глаза.

— Вы знаете, что это такое? — спрашивает Васин.

Загорский смущенно пожимает плечами.

— Кремний, — почему-то шепотом произносит майор.

— Полупроводник?

— Да. Его кристаллы высокой химической чистоты.

— А не мог он оказаться там случайно?

— Весьма возможно. Мы ведь широко применяем полупроводниковые приборы.

Подполковник Загорский долго ходит по канцелярии, тяжело вздыхает несколько раз и, наконец, решает:

— Давайте все-таки включим в ваш акт и эту находку.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Никогда еще лицо генерала не казалось полковнику Астахову таким суровым, как сегодня. Вот уже несколько минут неподвижно сидит он за своим письменным столом и, не произнося ни слова, внимательно рассматривает какую-то иллюстрированную немецкую газету. Судя по выражению глаз генерала, он не читает ее текста. Значит, интересуется только фотографиями. Несомненно также, что они тревожат его — он почти не скрывает своего волнения. Такое случается с ним не часто.

Тот, кто плохо знает генерала, может подумать, что смотрит он на эти фотографии впервые. Но Астахов хорошо знает своего начальника и не сомневается, что он давно уже изучил эти снимки досконально. Астахову не известно пока, что на них изображено, но он уже предчувствует неприятности.

— Вот, полюбуйтесь, — произносит наконец генерал, протягивая Астахову газету.

Это западноберлинский «Шварц адлер». Полковник внимательно всматривается в помещенный в нем крупный снимок полигона, недоумевая, что тут могло привлечь внимание генерала.

— Обыкновенный полигон ракетного оружия… — медленно произносит он, не отрывая глаз от снимка и все еще надеясь заметить на нем хоть какую-нибудь деталь, ускользнувшую от его внимания.

— Вот именно, — недовольно перебивает его генерал, — самый обыкновенный полигон. Но ведь это же наш советский испытательный полигон тринадцать дробь три! Не скажете ли вы, полковник Астахов, каким образом снимок его попал в «Шварц адлер»?

Да, это действительно полигон тринадцать дробь три. Астахов даже краснеет от досады. Как же он сразу не обратил внимания на хорошо знакомый ему следящий телескоп, смонтированный на поворотном лафете зенитного орудия? Вспоминает он и расположение пусковых установок, испытательных стендов, смотровых вышек.

— Разве не на этом полигоне были вы всего три дня назад? — вскидывает генерал строгие глаза на Астахова.

— Так точно, товарищ генерал. На этом…

— Мало того, — снова перебивает его генерал, — полигон этот сфотографирован именно в тот день, когда вы на нем находились. На пусковой установке тут изображена ведь ракета «Тау-21», испытание которой началось тридцать первого июля. Полюбуйтесь-ка на это сами!

Генерал достает из стола лупу и протягивает ее полковнику. Вооружившись ею, Астахов отчетливо видит теперь характерные очертания действительно запускавшейся в тот день ракеты «Тау-21».

— Да-с, — мрачно продолжает генерал, все еще не глядя на Астахова, — пикантная получается ситуация: прославленный контрразведчик, ответственный работник Комитета государственной безопасности едет проверять состояние секретности испытаний, производимых на полигоне ракетного оружия. Возвратясь, докладывает, что все вполне благополучно, что вражеской разведке не подобраться к полигону и на пушечный выстрел. А тем временем — полигон этот фотографирует кто-то как раз в момент запуска новой ракеты.

Пораженный полковник Астахов лишь сокрушенно разводит руками.

Генерал барабанит по столу кончиками пальцев. Астахов никогда еще не видел его таким взволнованным. Надо бы сказать хоть что-нибудь в свое оправдание, но что? Как могло произойти такое?

— Я пока не требую от вас объяснений, — сухо заключает генерал, — но приказываю немедленно заняться этим делом и не позже понедельника доложить, как это могло произойти.

— Слушаюсь, товарищ генерал…

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

У капитана Уралова еще не иссяк юношеский задор, студенческая ершистость, но полковнику Астахову именно это и нравится в нем. К тому же он очень эрудирован, этот капитан. В области физики и математики никто из отдела Астахова не может с ним тягаться. Даже инженер-полковник Шахов. Для Астахова просто непостижимо, когда только успевает этот мальчишка читать всю прочую литературу. Главное же увлечение капитана — кибернетика. Он ведь защитил недавно кандидатскую диссертацию по теории информации.

— А вот посмотрим, как ты с криптограммами будешь справляться, — задирают Уралова товарищи.

— Времена корпения над криптограммами вообще уже миновали, — немедленно парирует капитан. — Этим с гораздо большим успехом занимаются теперь вычислительные машины.

Не задумывается он и над вопросом: все ли посильно электронным устройствам?

— Почти все! С простыми кодами вообще не может быть никаких затруднений. Подобные задачи электронные машины решают, опираясь на статистические свойства текстов. В случае же сложных кодов, в которых для изменения статистической структуры используются таблицы случайного набора символов, расшифровка ведется пробами на разных кодах. При колоссальных скоростях современных счетных машин это не занимает много времени.

Говорить о вычислительных машинах, о теории информации и о математической логике капитан может в любое время дня и ночи. Но сегодня, к удивлению Астахова, он молчалив. Вот уже второй час едут они в отдельном купе скорого поезда, а Уралов не обмолвился еще ни единым словом, если не считать кратких ответов на вопросы полковника.

— Что это вы такой мрачный сегодня? — с любопытством спрашивает его Астахов, хотя и у самого настроение неважное. — Рассказали бы что-нибудь новенькое… Выяснилось наконец, могут ли «электронные мозги» быть совершеннее человеческих?

Капитан вздыхает.

— Не ожидал я, Анатолий Сергеевич, что и вы будете надо мной подшучивать…

— А я и не шучу вовсе. С чего это вы взяли? Я ведь тоже физиком себя считаю. Во всяком случае, учился когда-то на физико-математическом.

— Знаю я это, — недовольно бурчит Уралов. — Потому и удивляюсь, что вы мне такие банальные вопросы задаете…

— Ну, ладно, ладно, — смеется Астахов. — Мне не нравится только, что вы такой хмурый сегодня.

— Почему же хмурый? — пожимает плечами Уралов. — Просто не хочется надоедать. Знаю — вам теперь не до меня.

— Слыхали, значит, о наших неприятностях?

Капитан молча кивает.

Полковник высовывается в окно, подставляя голову встречному ветру. За окном непроглядная ночь, лишь цепочки электрических фонарей четким пунктиром прочерчивают улицы невидимого поселка.

Вспоминая недавний разговор с генералом, полковник молча стоит некоторое время у окна, потом, повернувшись к капитану, спрашивает:

— А вы, кажется, не очень довольны, что я вас от лаборатории оторвал?

— Можно мне тоже вопрос задать?

— Пожалуйста.

— Могу я узнать, с какой целью вы сделали это?

— Просто так. Решил, что вам не мешает проветриться.

Капитан смотрит на Астахова долгим, недоверчивым взглядом. Говорит задумчиво:

— А Шахов сказал, что вы хотите на оперативную работу меня перевести…

— А если бы и так?

Теперь высовывается в окно капитан и, не отвечая Астахову, долго всматривается в ночную тьму. Она беспросветна — ни огонька на земле, ни звездочки в небе. Поселок с бусинками электрических лампочек остался где-то позади, и не понять уже, что там во тьме — поля или леса. А поезд все мчит вперед, не сбавляя хода даже на станциях. Сильно бьет в лицо встречный ветер.

Астахов терпеливо ждет. Он догадывается, почему капитан так медлит с ответом.

— Не способен я к оперативной службе, товарищ полковник, — скучным голосом произносит наконец Уралов.

— Не способны или. не имеете желания?

— Могу я быть с вами откровенным, Анатолий Сергеевич? резко поворачивается к нему Уралов и, не ожидая ответа, взволнованно продолжает: — Не в оперативной работе дело вообще все нужно по-другому… Не то время! И не улыбайтесь, пожалуйста, я знаю, что вы мне возразите. Дайте, однако, закончить. Я ведь не против той работы, которую вы называете оперативной. Нужна и она… Но нужно быть готовыми и к новым формам разведки и контрразведки. Время подвигов Вильгельма Штибера и Мата Хари — далекое прошлое. Мы живем в век термоядерного оружия, космических полетов, электронных машин. Все теперь иного масштаба, иного качества, иных возможностей.

Полковник слушает, не перебивая и не удивляясь, — ему ясно, куда клонит капитан. А Уралов, опасаясь, что его могут прервать, не дослушав, сыплет торопливые и не очень складные слова:

— Повторяю — пока нужны все формы. И те, у кого есть способности, а может быть, даже талант контрразведчика старой школы, пусть продолжают… Но ведь меня учили на физико-математическом, а потом в аспирантуре, я кандидат наук, зачем же и меня на это?..

— Теперь только вижу, как мудро я поступил, взяв вас с собой, — добродушно смеется Астахов. — Засиделись вы в лабораториях и современную оперативную работу представляете себе, видимо, по не очень удачным приключенческим книгам. Надеюсь, однако, поездка наша поможет вам кое в чем разобраться. Ну, а теперь спать!

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Больше всего беспокоит Загорского неразговорчивость полковника Астахова, хотя совершенно очевидно — приехал он неспроста. Неужели в прошлый раз не понравилось ему что-то на полигоне?

Действует ему на нервы и долговязый капитан Уралов. Скептически смотрит он на все прищуренными глазами и хотя бы слово вымолвил.

Они обходят те же. самые объекты, которыми интересовался Астахов в свой первый приезд. А когда подполковник смотрит на часы, то вспоминает, что именно в это самое время Астахов осматривал полигон неделю назад. Случайно ли такое совпадение? У Загорского и так много неприятностей сегодня, а тут еще эта головоломка…

Удивляет Загорского и то обстоятельство, что полковник вдруг останавливается именно на том месте, на котором неожиданно заспорили они в прошлый раз. Загорскому хорошо запомнилось, что разговаривали они тогда о книге летчика Уильяма Бриджмэна «Один в бескрайнем небе». Полковнику она нравилась, а Загорского оставила равнодушным. Неужели и теперь Астахов будет расхваливать эту книгу?

Но нет, не похоже что-то, чтобы полковник собирался продолжить прежний спор. Осмотревшись по сторонам, достает он из своей полевой сумки иностранную газету. Развернув ее, пристально всматривается в какую-то фотографию. Похоже, что и капитан Уралов не понимает, в чем дело, — он смотрит на Астахова с явным недоумением.

— Как по-вашему, — обращается к нему полковник, протягивая газету, — откуда мог быть сделан этот снимок?

Загорский, заглядывая через плечо капитана, видит на снимке свой полигон в момент запуска ракеты «Тау-21». Ничего не понимая, он почти вырывает газету из рук капитана, но полковник решительным движением отбирает ее и возвращает Уралову.

— Потом посмотрите, товарищ Загорский. Пусть капитан ответит сначала на мой вопрос.

Уралов внимательно рассматривает снимок. Конечно, сделать его можно было только на» виду у всех со стороны поля,» совершенно голого до самого горизонта.

— Итак?..

— Фотографировали метров со ста — ста пятидесяти… Вон примерно с той точки, — кивает капитан в сторону ромашек, украшающих макушку небольшого холмика.

— Ну, а если с помощью телеобъектива?

— В этом случае съемку можно было бы вести с расстояния трехсот и даже четырехсот метров. Но опять-таки на виду. Перед нами ведь на несколько километров ровное поле.

— Да, тут действительно все как на ладони, — подтверждает подполковник Загорский. На продолговатом, сухощавом лице его не только удивление, но и явный испуг. — Ума не приложу, как в таких условиях смогли сфотографировать мой полигон.

А капитан уже мерит поле своими длинными ногами. Ходит взад и вперед возле холмика, на котором растут ромашки. Опускается даже на колени, ощупывает траву вокруг.

— Вы, конечно, понимаете мое положение, товарищ полковник, — оправдывается Загорский. — Я ведь…

— Да, я понимаю, — перебивает его Астахов, — потому и не спрашиваю вас ни о чем. Этого никто пока не может объяснить. Или, может быть, вы рассеете наше недоумение? — обращается он к подошедшему капитану.

— Нет, я тоже ничего пока не понимаю, — признается Уралов.

— Тогда сфотографируйте, пожалуйста, общий вид полигона, — просит полковник Астахов, передавая капитану немецкую газету. — Постарайтесь, чтобы снимки были в том же ракурсе, как и на фотографии, помещенной в этой газете.

— Ясно, товарищ полковник! — прикладывает руку к козырьку фуражки капитан Уралов. — Позвольте также обследовать и другие участки полигона.

— Делайте все, что найдете необходимым, — разрешает Астахов и поворачивается к подполковнику: — А вы, товарищ Загорский, учтите, что вашу технику и все ваши действия на полигоне кто-то тайно фотографирует в любое время дня, а может быть, и ночи.

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Инженер-полковник Шахов несколько лет подряд давал себе слово заняться «приведением в порядок своего фюзеляжа». Он имел в виду ежедневную физзарядку и регулярные занятия спортом. Конкретно — теннисом. Составлялись программы максимум, и минимум, ни одна из коих не была осуществлена. Мешали этому и чрезмерная занятость, и некоторые другие обстоятельства, главным же образом элементарная леность. А когда перевалило за пятьдесят, Шахов вообще махнул на все рукой, стал только китель заказывать попросторнее.

Лишний вес между тем все чаще давал себя знать. Сказывалось это не только на работе сердца, но и на нервах. Поэтому-то скверное настроение, не покидавшее его в последние дни, Шахов был склонен приписывать своей тучности.

Скверно у него на душе и сейчас. Изнемогающий от жары и усталости, вот уже более получаса лежит он на диване и хмуро смотрит в потолок. Весь день сегодня пришлось ему нервничать, доказывая свою точку зрения, а зачем? Если полковник Астахов склонен больше считаться с фантастическими теориями капитана Уралова, а не с его, Шахова, опытом, то какой смысл во всех этих спорах? Нужно, пожалуй, пойти к самому генералу и доложить ему свою точку зрения…

Уралов, конечно, толковый малый. Начитанный, знающий. Но зачем же быть еще и фантазером? Он воображает, что вражеская агентура оснащена чуть ли не карманными электронными машинами, и не сомневается, что испытательный полигон ракетного оружия фотографировался какими-то кибернетическими средствами. Практика показывает, однако, что вражеские агенты великолепно обходятся и обыкновенным фотоаппаратом. А каким образом удалось им сфотографировать не только полигон, но и самого полковника контрразведки Астахова, это уж результат сноровки агента, производившего съемку. Вот послушаем завтра, что скажут эксперты, изучавшие эти снимки, тогда и будем делать выводы…

Но ждать до завтра не приходится. Раздается звонок, и Шахов слышит веселый голос полковника Астахова:

— Извините, что беспокою вас так поздно, Семен Ильич, но экспертиза уже готова, эксперты у меня, а за вами послана машина.

Приходится вставать с уютного дивана, и весьма вероятна перспектива снова провести всю ночь без сна. А ведь вчера и позавчера было то же самое. Другой бы похудел от такой жизни безо всякой физкультуры…

Машина приходит через десять минут. Шахов, ждавший ее на улице, молча распахивает дверцу и тяжело плюхается на заднее сиденье.

Конечно, эксперты доложат что-нибудь такое, что подтвердит точку зрения Уралова, в противном случае Астахов не стал бы так торопиться. Будет, видимо, допущено, что вражеская разведка использует какую-то новую аппаратуру. А как они завезли ее к нам? Разве над этим кто-нибудь из наших «поборников нового» задумывается? Все буквально загипнотизированы этими самонастраивающимися, самообучающимися и, кажется, даже самомонтирующимися кибернетическими машинами, для коих будто бы все возможно…

«Физики и лирики», — невольно вспоминает Шахов заголовки недавних дискуссионных статей и задает себе вопрос: «А я-то кто же: физик или лирик?» И усмехается: «Лирик, наверно. Лирик испытанных старинных методов разведки и контрразведки. Ну что ж, послушаем теперь физиков и не станем без особой нужды омрачать их нашим скептицизмом. Любопытно, однако, чем, кроме смутных догадок, подтвердят они свою точку зрения?..»

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

У Астахова действительно все уже в сборе. Спокойно сидят в его кабинете и пьют чай. Полковник умеет проводить свои совещания в спокойной, почти домашней обстановке.

— Угощайтесь, Семен Ильич, — протягивает он чашку инженер-полковнику. — И начнем, пожалуй. Прошу вас, товарищ Павлов.

Майор Павлов худощавый, подтянутый — типичный штабной офицер. В компетентности его у Шахова нет ни малейших сомнений. В вопросах фототехники он непререкаемый авторитет. Не торопясь, монотонно читает майор машинописный текст заключения экспертов, из которого следует, что все снимки полигона ракетного оружия сделаны… не фотоаппаратом! Далее следует длинное объяснение причин такого заключения.

Все действительно может быть и так, но кое-что можно толковать по-иному. И Шахов столь же неторопливо, как и Павлов, принимается излагать свои возражения.

А капитан Уралов со скучающим видом пьет чай. Астахов краем глаза наблюдает за ним. Бесстрастие капитана кажется ему напускным. Не может он оставаться равнодушным к тому, что говорит Шахов. Окажись прав инженер-полковник — гипотеза Уралова потеряет весь смысл…

— Ну хорошо, — спокойным голосом замечает наконец капитан, как только умолкает Шахов, — допустим, что вы правы и снимки нашего полигона действительно сделаны обычным аппаратом. Когда они в таком случае могли попасть в редакцию западноберлинской газеты «Шварц адлер»?

Шахов молчит, прикидывая что-то в уме, а Уралов продолжает после небольшой паузы:

— Нам ведь известно, когда они были сделаны. Было это тридцать первого июля примерно в четыре часа дня. Известно нам и время выхода из печати западноберлинской газеты.

— Мы действительно можем точно все подсчитать, — оживляется и Астахов, поняв мысль Уралова. — Вот газета «Щварц адлер». На ней стоит дата: первое августа.

— Значит, с момента съемки до выхода этой газеты из печати времени было не более суток, — все тем же спокойным голосом заключает Уралов. — Мог ли тот, кто производил эту съемку, преодолеть расстояние более, чем в три тысячи километров, в течение двадцати четырех часов?

Для Шахова уже ясно, что его точка зрения не верна, но он все еще не хочет сдаваться.

— А почему бы не допустить, что агент, производивший съемку, покрыл это пространство самолетом? — спрашивает он, поворачиваясь к Астахову и избегая пристального взгляда Уралова.

— На каком самолете? — пожимает плечами полковник Астахов. — Не на собственном же?

— Я имею в виду обычный самолет ближайшего аэродрома.

— Ну что ж, — одобрительно кивает Уралов, — нужно обсудить и такую возможность. Так как военным самолетом тайный агент явно не мог воспользоваться, ему, следовательно, нужно было преодолеть расстояние до ближайшего гражданского аэродрома, равное примерно двумстам километрам. Создадим ему для этого наиболее благоприятные условия и посадим его на попутную машину. По местным дорогам на такую поездку ушло бы не менее трех часов. На аэродром он прибыл бы, значит, не раньше семи вечера. На запад в это время не летит ни один самолет-последний отправился в три часа дня, ближайший уходит только в четыре утра. А в четыре утра — это уже первое августа. Мог ли он в оставшееся время…

— Нет, не мог, — перебивая Уралова, заключает Шахов и поднимает руки. — Я капитулирую и готов принять версию капитана Уралова. Однако теперь мне хотелось бы услышать, как он ее аргументирует. О его точке зрения мне известно пока лишь со слов полковника Астахова.

Заметив, что победитель не злорадствует и не торжествует, Шахов смотрит на него уже без предубеждения. Сам бы он не упустил случая поддеть капитана.

Все теперь поворачиваются к Уралову, который мелкими глоточками не спеша пьет чай.

— Аргументы? — спрашивает он, ставя свою чашку на блюдце. — Разве и без того не очевидно, что имеем мы дело с каким-то электронным устройством?

— Это догадки или есть конкретные доказательства? — щурится инженер-полковник Шахов.

— А помните таинственный взрыв на полигоне у Загорского?

— Это когда погиб ефрейтор?

— Да, ефрейтор Чукреев.

— Но ведь это когда было! — пренебрежительно машет рукой Шахов. — Почти полгода назад.

— Зачем же полгода — всего три месяца. Но то, что тогда было непонятно, теперь предстает совсем в другом свете. Помните кристаллики кремния, найденные майором Васиным на месте взрыва таинственной мины?

— Вы полагаете, следовательно…

— Вот именно! У меня нет никаких сомнений в том, что тогда взорвалось электронное устройство, которое вело передачи с нашего полигона. А о том, что было оно электронным, свидетельствуют крупинки чистейшего кремния.

— Допустим, что это действительно так, — не очень охотно соглашается инженер-полковник. — А каков, по-вашему, его внешний вид?

Капитан задумчиво смотрит некоторое время в темный прямоугольник окна, потом берет синий карандаш из деревянного стакана, стоящего на письменном столе Астахова, и торопливо набрасывает на листе бумаги какие-то эскизы.

— Внешний вид его может быть какой угодно. Такая вот танкетка, например. Или подобие приплюснутого шара — сфероида. Весьма возможно даже, что эта штука сама, автоматически, так сказать, окрашивается под цвет окружающей местности.

— Обладает своеобразной мимикрией?

— Да, нечто в этом роде, — утвердительно кивает капитан.

«Принципиально это, конечно, возможно» — мысленно соглашается с ним Шахов. Вслух он спрашивает:

— Ну хорошо, допустим, что такая управляемая на расстоянии закамуфлированная танкетка действительно вкатилась на один из наших полигонов. А как же она передает изображение? Вы, конечно, ответите: с помощью телевидения. Допускаю и это, но как? Размеры ее не могут быть велики. Где же она берет энергию для передач? Ведь телепередачи требуют огромных затрат энергии…

Шахов задал Уралову вопрос, который интересует всех. И эксперты, давно уже забывшие о своем чае, и полковник Астахов — все выжидательно смотрят на капитана. Этот пункт его гипотезы кажется им особенно уязвимым.

— Я не думаю, что «электронный шпион» ведет обычную телепередачу, — задумчиво произносит капитан. — На это действительно потребовалось бы слишком много энергии. Видимо, тут найдено какое-то иное решение. Современная теория информации дает возможность выработать очень простые, экономные коды. С помощью таких кодов любую информацию, в том числе телевизионную, можно передать в сжатом виде в течение нескольких секунд. А телевизионные приемники, расшифровав ее, воспроизведут затем на своих электронно-лучевых трубках в натуральных масштабах времени.

— Дело тут, значит, в статистическом составе информации? — спрашивает Астахов, имеющий некоторое представление о теории связи.

— Да, конечно, — кивает Уралов и наливает себе еще чашку чая. — Несмотря на необычайную сложность статистического состава телевизионной информации, она все же поддается исследованию методами общей теории связи. Информацию эту можно измерить и установить наименьшее количество единиц для ее передачи.

— М-да, — задумчиво произносит Шахов, отодвигая пустую чашку. — Не очень конкретно, конечно, но вполне вероятно.

— Можно, значит, начинать поиски «электронного шпиона»? спрашивает Астахов.

— Полагаю, что можно, — отвечает Шахов.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Казалось бы, кроме капитана Уралова, некого было послать на такое задание, и все-таки полковник Астахов не очень уверен, правильно ли он поступил, послав именно его. Капитану придется ведь иметь дело не только с техникой. За этой техникой люди, опытные разведчики врага. Как-то он справится с этим? А тут еще Шахов смотрит весь день укоризненным взглядом. Надо поговорить с ним, пожалуй…

— А вы бы кого послали? — безо всяких предисловий спрашивает Астахов инженер-полковника.

Шахов молчит, раздумывая. Кроме Уралова, послать на такое дело действительно некого…

— Я, собственно, не против Уралова, — говорит он наконец. — Но надо бы не одного. Я бы вместе с ним обязательно кого-нибудь из опытных оперативных работников послал. Одному ему трудно будет. Он ведь неопытен в делах оперативного характера. Да и точка зрения у него слишком уж…

Не закончив мысли, Шахов широко разводит руками и замолкает.

— А вы, значит, все еще не разделяете этой точки зрения?

— Не вполне, — признается Шахов. — Она отрывает его от сегодняшнего дня, от повседневной практики нашей работы, хотя и выглядит весьма прогрессивной. Но вы не думайте, что я совсем уж погряз в будничной работе. Я слежу за всем новым. Допускаю даже теоретическую возможность телеграфной передачи человеческого тела, высказанную Норбертом Винером.

Он произносит это без улыбки, и нелегко понять, шутит он или говорит серьезно.

— Представляю себе, как усложнится работа контрразведок, — усмехается Астахов, — если тайных агентов начнут забрасывать таким способом. К счастью, сам же Винер опровергает такую возможность. Любое «развертывание» организма должно ведь представлять собой процесс прохождения электронного луча через все его клетки. А это неизбежно разрушит живые ткани, и, если кому-нибудь удастся «протелеграфировать» в наш адрес тайного агента, мы получим лишь труп его. А мертвый агент не так уж страшен.

Оба смеются. Потом Шахов замечает задумчиво:

— Может быть, и к лучшему, что Уралов поехал один. Это приучит его к самостоятельности.

— А в существование «электронного шпиона» вы верите?

— Весьма возможно, что он и существует, — уклончиво отвечает инженер-полковник. — Во всяком случае, современная техника дает возможность осуществить разведку подобным образом. Но даже если это и не так, не сомневаюсь, что это всего лишь эксперимент. Основные методы разведки, конечно, все те же. Они себя еще не изжили.

— Согласен с вами. Но согласитесь и вы, что прежними методами агентурной разведки работать становится все труднее и труднее. Секреты современных лабораторий и испытательных полигонов уже не получишь так просто, как получала их в свое время «Филд информейшн эдженси текникал».

— О, эту офис я хорошо помню! — смеется Шахов. — Ее руководитель полковник Путт еще в сорок шестом хвастался, что ему было доставлено из Германии двести тридцать тонн документов и около трех тысяч тонн оборудования.

Мог бы и Астахов рассказать кое о чем, с чем сталкивался за время своей долгой работы в контрразведке. О том, например, что директор Американского национального фонда Уотерман проговорился как-то, что усовершенствование радара, атомной бомбы, реактивных самолетов и пенициллина осуществлялось в Соединенных Штатах на основе иностранных открытий и исследований, к которым американцы имели легкий доступ. Но не Шахову же сообщать об этом! Его такими фактами не удивишь. Он знает их побольше, пожалуй, чем сам Астахов.

— Научно-технической разведке, — продолжает между тем инженер-полковник, медленно прохаживаясь перед Астаховым, — и сейчас предписывается уделять наибольшее внимание сбору информации в области ядерной физики, электроники, аэродинамики сверхзвуковых скоростей и ракетной техники. Добывать эти сведения будут они, конечно, всеми методами — и новыми, и старыми, так что работы хватит даже таким консерваторам, как я, — заключает он с усмешкой.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Загорский беседует с Ураловым уже около часа и не перестает удивляться странным вопросам капитана. Уралов спрашивает о вещах, не имеющих, казалось бы, ничего общего с фотографированием полигона. Заинтересовался вдруг происшествиями. Просит перечислить все, что произошло на полигоне за последние три месяца.

Можно было бы просмотреть рапорты дежурных по полигону, но Загорский и без них отлично помнит все маломальски значительные события за весь год. А так как угадать, что именно нужно капитану Уралову, почти невозможно, начинает перечислять все подряд.

Некоторое время капитан сосредоточенно слушает и вдруг задает вопрос:

— А почему вы не сообщаете о происшествии с ефрейтором Чукреевым?

— Так ведь мы же донесли вам об этом.

— Меня интересуют подробности.

— Какие же подробности? — удивляется Загорский. — В донесении я достаточно подробно изложил, как это произошло.

— Да, вы действительно подробно изложили, но лишь техническую сторону дела, — уточняет Уралов. — А меня интересует ефрейтор Чукреев. Можете вы рассказать что-нибудь о нем?

Загорский задумывается, вспоминая погибшего ефрейтора, потом решает:

— Пригласим лучше старшину Костенко.

Старшина является через несколько минут. Узнав, чем интересуется капитан, принимается рассказывать биографию Чукреева.

— Этого сейчас не требуется, товарищ старшина, — останавливает его Уралов. — Меня интересует пока лишь последний день его жизни. Видели вы его в тот день? Что он делал, где был? Нес службу или отдыхал? Как оказался в том месте, где произошел взрыв?

— Под вечер это было, товарищ капитан, уже после занятий. Я его тогда по делу одному к связистам посылал. Потом отпустил отдыхать. Ушел он от меня, а минут через десять грохнул взрыв…

— А куда ушел и, главное, зачем?

— Ну, куда — это ясно теперь. Туда, где подорвался. А вот зачем, этого он прямо мне не сказал. Только так, в шутку, наверно, обронил: «Ежа побегу ловить, товарищ старшина».

— И все?

— Да, все. А уже потом от младшего сержанта Егорова я узнал, что он и ему пообещал ежа поймать. Больше никто его не видел и не слышал…

— Ну, а как вы поняли эти его слова о еже?

Старшина пожимает плечами.

— Может, он действительно ежа в поле заметил, когда от связистов возвращался, да вот… так и не поймал…

В полночь капитана Уралова вызывает к телефону полковник Астахов.

— Какие у вас успехи? — спрашивает он капитана.

— Кое-что проясняется, — неопределенно отвечает Уралов.

— Ну, а все-таки?

— Похоже на то, что «штука», которой мы интересовались, действительно кончает жизнь «самоубийством», как я и предполагал.

Некоторое время в трубке слышится лишь сухое потрескивание электрических разрядов, а когда капитану начинает казаться, что Астахов его не понял, снова раздается голос полковника:

— Чем подтверждается подобное предположение?

— Подробностями гибели ефрейтора Чукреева.

— Значит, «общение» с этой «штукой» небезопасно?

— Да, в какой-то мере.

Снова молчание, на этот раз более короткое. Затем строго, почти в форме приказа:

— Будьте предельно осторожны. Зря не рискуйте.

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Командир подразделения связистов старший лейтенант Джансаев, к которому заходит капитан Уралов, очень молод. Он внимательно слушает капитана, не сводя с него пристального взгляда. Скуластое, смуглое лицо его сосредоточенно, черные, слегка раскосые глаза прищурены.

— Нет, не было за это время ничего такого, — уверенно говорит он. — Ни одной подозрительной передачи. У нас хорошая аппаратура, непременно бы засекли.

— Ну, а если не передачи? Сигналы какие-нибудь? Или просто помехи? Что-то, мешающее вашим передачам?

— Такие помехи были, конечно, — почему-то смущенно признается Джансаев. — На ультракоротких принимались одно время подозрительные импульсы.

— Так что же вы не донесли нам об этом? — удивляется Уралов. — Разве вы не знаете инструкцию?

— Знаю. И донести собирался. Но ведь все это через начальство идет. Через подполковника Загорского. А он прочитал мое донесение и говорит: «Зачем панику поднимать? Еще раз проверить надо». Стали проверять, а импульсы больше не повторились. Получилось, вроде я придумал все это. Распекал меня потом подполковник. «Хотите, говорит, чтобы опять у нас ЧП было?..»

— А долго эти импульсы длились?

— Секунд десять примерно.

— Вы их один раз засекли?

— Нет, два раза и все в одно и то же время.

Капитан задумывается, прикидывая что-то в уме, а Джансаев, помолчав немного, добавляет:

— Как хотите, а я все-таки убежден, что это не случайность.

— Интуиция или есть еще какие-нибудь факты? — серьезно спрашивает капитан, хотя Джансаеву почему-то кажется, что он шутит.

— Есть и факты. Примерно в то же время на экранах местных телевизоров появлялись помехи. В течение нескольких секунд два или три дня подряд корежилось на них изображение, хотя никаких естественных причин к тому не было.

— Во всех телевизорах?

— Нет, не во всех, а лишь в определенном секторе. Я специально опрашивал владельцев телевизоров не только нашего военного городка, но и рабочего поселка в тридцати пяти километрах от нас.

Сообщение это еще более настораживает Уралова. Он достает свой блокнот и, торопливо набросав на нем расположение полигона, военного городка и рабочего поселка, протягивает старшему лейтенанту авторучку:

— Изобразите на этой схеме хотя бы приблизительные очертания сектора, в котором обнаруживались телевизионные помехи. Из какой примерно точки исходили его радиусы?

— Точно я не укажу, но приблизительно точка эта могла быть где-то вот тут.

И он не очень уверенно чертит на блокноте капитана две линии, исходящие из точки, находящейся в районе стартовой площадки полигона.

— Я догадываюсь, товарищ капитан, почему вас это интересует, — замечает он, возвращая Уралову авторучку. — Едва ли, однако, стал бы кто-то вести свои передачи на диапазоне волн нашего телевидения. Да и никакого изображения, кроме помех, в те дни никем замечено не было.

«И не могло быть, — думает Уралов. — Там ведь иной принцип передачи. Она шифрованная, потому и не страшно вести ее на любых ультракоротких волнах».

— То, что вы рассказали, — говорит он вслух, — чрезвычайно важно для нас. Кстати, когда это было?

— Примерно четыре месяца назад. После вообще не замечалось ничего подозрительного.

 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

На другой день, запросив телеграммой у инженер-полковника Шахова пеленгатор ультракоротких волн, Уралов направляется в радиомастерскую старшего лейтенанта Джансаева. Внимательно осмотрев ее оборудование, особенно установки для обнаружения ультракоротковолновых передач, он с трудом скрывает свое разочарование. Старший лейтенант, ревниво наблюдающий за выражением его лица, обиженно замечает:

— Это вы зря, товарищ капитан. Такую радиомастерскую, как у нас, разве только в штабе округа найдете…

— А я разве сказал о ней что-нибудь плохое?

— Зачем же говорить, и так видно…

— Ишь какой обидчивый! — смеется капитан. — Мастерская у вас хорошая, а вот пеленгаторы УКВ неважные. Такими трудновато кого-нибудь обнаружить.

— Но ведь обнаружили же! Я, правда, и сам в этом немного сомневался — аппаратура у нас действительно не очень совершенная. Но теперь, после этих снимков нашего полигона, попавших в иностранную газету, ручаюсь, что засекли мы Тогда какую-то шпионскую передачу. Может быть, попробуем еще раз поохотиться?

Хотя капитан Уралов не намного старше Джансаева, старший лейтенант заметно робеет перед ним. Он знает, что Уралов кандидат наук, и это кажется Джансаеву недосягаемой степенью учености. Он почти не сомневается, что капитан непременно высмеет его. Но Уралов, видя, что Джансаеву очень хочется хоть чем-нибудь ему помочь, неожиданно соглашается:

— Ну что же, давайте попробуем. Думается мне только, что тот аппарат, с помощью которого велась засеченная вами передача, погиб, как только его обнаружил ваш ефрейтор.

— А разве ефрейтор его обнаружил? — удивляется Джансаев, и черные глаза его становятся совсем круглыми. — Это ведь Чукреева имеете вы в виду? Прямо-таки не верится! Думали же, что мина… А это, значит, передающий аппарат какой-то?

— Да, кибернетическое существо, — улыбаясь, поясняет Уралов. — Электронное устройство с элементами функций, имитирующих нервную систему. Оно заключено, видимо, в маленькую танкетку или в шар, свободно перекатывающийся с места на место…

— Похожий на ежа, да? — не сдержавшись, перебивает Уралова Джансаев. Теперь только понял он наконец связь между гибелью ефрейтора и «электронным шпионом».

— Да, весьма возможно, что оболочке этого устройства придана форма ежа — типичного обитателя степной полосы. Отличная маскировка!

— А почему же этот «еж» взорвался при встрече с Чукреевым?

— Похоже, что он покончил «самоубийством». Взорвался, чтобы скрыть тайну своего устройства. В связи с этим новый «еж», наверно, не ведет больше передач ни на одной из прежних волн коротковолнового диапазона.

— Вы думаете, что гибель ефрейтора их насторожила?

— Не гибель ефрейтора, а «ежа». О ефрейторе они, пожалуй, и не подозревают даже.

Чувствуя, что Джансаев его не понял, Уралов объясняет подробнее:

— Приемная телевизионная камера «ежа» работает, видимо, не все время, а периодами, в целях конспирации и экономии энергии.

— А все заснятые ею кадры тотчас же передаются?

— Едва ли. Скорее всего, они хранятся в запоминающем устройстве «ежа» до тех пор, пока он не получит радиокоманду о посылке их в эфир остронаправленной антенной.

— Почти так же, значит, как при приеме информации с наших искусственных спутников? Там она тоже хранится либо в кратковременной, либо в долговременной «памяти», — пользуется случаем Джансаев продемонстрировать свою осведомленность в вопросах современной техники связи.

— Да, принцип, видимо, один и тот же, — соглашается Уралов.

— Ну, а если информация с «ежа» передается какое-то время спустя после происшедшего события, кто же подал «ежу» сигнал, что ему грозит опасность? — любопытствует Джансаев, щуря свои раскосые глаза.

— А никто. В такой ситуации некогда ждать команды. Тут необходимо немедленное действие. Это, конечно, учли конструкторы «ежа». Решить же такую проблему нетрудно. Достаточно для этого снабдить «ежа» фотоэлементом, а уж он мгновенно включит взрывное устройство, как только «ежу» будет угрожать опасность. По такому принципу действовали многие минные устройства еще в ту войну.

— А те, кто послал к нам «ежа», так и не знают, что с ним произошло?

— Если бы он не покончил «самоубийством», блок его «памяти» проинформировал бы их потом, как наш ефрейтор охотился за ним. Не зная же этого, они могли предположить, что «еж» был обнаружен, скорее всего, с помощью пеленгаторов. В связи с этим их новый «электронный шпион» ведет теперь передачи на каких-то других волнах и в иное время.

— Но на метровых все-таки?

— Почему же? Может быть и на дециметровых или даже на сантиметровых.

В тот же день Уралов с Джансаевым пытаются запеленговать «ежа» на дециметровых и сантиметровых волнах. На это уходит весь вечер и значительная часть ночи. Все, однако, оказывается безрезультатным.

— Видно, действительно слишком маломощна моя техника, вздыхает Джансаев, печально глядя на свои пеленгаторы.

 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Утром неожиданно приезжает Шахов с несколькими сотрудниками своей лаборатории. Не ожидая вопросов Уралова, кратко объясняет причину своего приезда:

— Дана команда — разобраться во всем в самый кратчайший срок. Что тут у вас нового?

Уралов лаконично докладывает обстановку.

— Все, значит, на том же месте, — разочарованно вздыхает Шахов, пухлыми пальцами набивая трубку душистым табаком. Ничего конкретного, одни догадки…

Заметив удивленный взгляд капитана, обращенный на трубку, инженер-полковник смущенно улыбается:

— Пятнадцать лет не курил и вот снова… Может быть, поможет от излишеств избавиться.

Он похлопывает себя по животу и добавляет со вздохом:

— А ведь когда-то и я таким же стройным был, как вы… Ну-с, а теперь за дело!

С помощью приехавших с Шаховым техников капитан Уралов к полудню налаживает привезенные пеленгаторы. К работе приступают тотчас же. Разбившись на три группы, все рассаживаются по машинам, предоставленным подполковником Загорским в распоряжение Уралова, и разъезжаются по полигону.

Капитан работает со старшим лейтенантом Джансаевым. Этот любознательный смышленый офицер нравится капитану. Льстит ему и то, что Джансаев прочел почти все его статьи о применении кибернетики в военном деле. Он о многом спрашивает Уралова, задавая то наивные, то неожиданно серьезные вопросы, свидетельствующие о живом уме. А капитан рад случаю поговорить о своем любимом предмете.

Они разговаривают весь день, не спуская глаз с экрана осциллографа. Но экран не регистрирует ни единого импульса. К вечеру капитан мрачнеет.

— Это ничего, — успокаивает его Джансаев. — Вы же сами говорили, что «он» передает не непрерывно, а по чьей-то команде. Я даже думаю, что в целях наибольшей скрытности передачи эти ведутся не более одного-двух раз в сутки. Так что придется набраться терпения.

Капитан Уралов связывается по радио с инженер-полковником Шаховым и инженер-капитаном Серегиным. У них тоже никаких успехов.

— Вы полагаете, что нужно продежурить еще и ночь? — спрашивает Шахов.

— Непременно, — убежденно заявляет Уралов. — Ночью-то и может все произойти…

— Ну, если вы в этом так уверены, попробуем, — без особого энтузиазма соглашается инженер-полковник. — Хотя, сказать вам по правде, я бы с гораздо большим удовольствием провел ночь в постели.

— Тогда вместо вас можно кому-нибудь из ваших техников это поручить.

— Нет, нет, зачем же! Я ведь похудеть собираюсь, — смеется Шахов.

Но и ночь не приносит успеха. На рассвете все собираются в штабе Загорского. Капитан все еще бодрится, а инженер-полковник совсем приуныл. Вид у него какой-то помятый.

— Поручим это дело связистам, — устало говорит он. — Вы только хорошенько проинструктируйте их. А нам пора и отдохнуть.

…Никаких результатов не приносит и следующий день. Теперь уже и Уралова начинают одолевать сомнения. Один только Джансаев по-прежнему непоколебимо верит в удачу.

Вечером Уралову передают телефонограмму от полковника Астахова. Полковник сообщает, что завтра лично прибудет в хозяйство Загорского.

 

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Астахов прилетает на специальном самолете в девять утра. За ночь на полигоне не происходит никаких перемен. Зато Астахов привозит еще один номер «Шварц адлера» со снимком полигона Загорского, добытый им в Министерстве иностранных дел. На газете стоит дата: двадцатое мая.

— Это, конечно, старый снимок, — замечает Уралов. — Об этом свидетельствует не только дата на газете, но и качество изображения. Наверно, они тогда еще только осваивали технику своего первого «ежа».

С любопытством и огорчением рассматривает снимок и подполковник Загорский.

— И чего они в меня вцепились? — недоуменно разводит он руками. — Непонятно! Что тут можно выведать? Ракеты делаются ведь не у меня. Секрета их изготовления тут, следовательно, не подсмотришь. Ну, а с теми ракетами, которые монтируются у нас, все необходимые операции производятся в далеко отстоящих друг от друга зонах. С одной позиции их не обозришь. Полета их тоже не увидишь. Мы и сами фиксируем его лишь с помощью киноаппаратов, телескопических установок да спаренных радиолокаторов.

— А за ракетой особенно важно ведь проследить в течение всего ее полета, — замечает инженер-полковник Шахов. — Только это дает возможность определить ее траекторию и скорость.

— Вот именной — оживленно кивает обрадованный поддержкой Загорский. — Мы применяем для этого не только радиолокаторы, но и специальный следящий телескоп, смонтированный на поворотном лафете. Так что, в общем, не знаю, что они тут могут высмотреть, кроме разве только вспышек при запуске ракет.

— А вы не успокаивайте себя этим, — строго замечает полковник Астахов. — Если им и не удается с помощью «ежа» выведать что-либо существенное, то для пропагандистских целей он себя вполне оправдывает.

— А почему все вы с такой уверенностью говорите об этом гипотетическом «еже»? — удивляется подполковник Загорский. Его ведь никто не видел.

— Его видел ефрейтор Чукреев, — убежденно говорит Уралов.

Полковник Астахов достает из своей полевой сумки отпечатанные на машинке листки и медленно читает:

— «В наш век кибернетики и абсолютного оружия возникает вопрос о необходимости абсолютной разведки. Такой разведки, от беспристрастного и всевидящего ока которой не укроется ни один секрет. Мы успешно решаем сейчас эту задачу. Свидетельством тому получаемые нами изображения советского полигона ракетного оружия. До недавнего времени ни один из наших агентов не мог и мечтать достаточно близко подобраться к подобным объектам…»

— Это перевод статьи одного из руководителей НАТОвской разведки, — поясняет Астахов. — Ясно вам теперь, что мы на верном пути?

— Да уж яснее ясного, — мрачно произносит подполковник Загорский. — В последнее время проваливались они много раз со своей разведкой, а теперь, видно, норовят взять реванш…

— Ну-с, а что же мы предпримем в связи с этим? — нетерпеливо спрашивает Шахов.

— Нам нужно будет не только обезвредить, но и взять, так сказать, живьем этого «электронного Пауэрса», — усмехается Астахов. — Таков, во всяком случае, приказ. Я не знаю, как мы это сделаем, но приказ должен быть выполнен. Мы сможем тогда продемонстрировать «ежа» иностранным журналистам на пресс-конференции, как когда-то демонстрировали им обломки пауэрсовского У-2. Думаю, что это произведет на них впечатление, ибо НАТОвский бюллетень расписывает их «электронного шпиона» как абсолютно неуязвимого. Считают они также, что никому не удастся раскрыть секрет его конструкции. Тут, конечно, имеется в виду его способность к «самоубийству». Но они в свое время и У-2 считали неуязвимым, а Пауэрса тоже ведь снабдили всем необходимым для самоубийства.

— А не попытаются они перевести «ежа» в другое место? — с тревогой спрашивает Уралов.

— Не думаю. Это ведь не так просто. На всякий случай, однако, все наши полигоны и соответствующие организации уже оповещены и находятся настороже. А чтобы подольше удержать этого «ежа» здесь, мы попробуем заинтересовать его хозяев возможностью обнаружить на полигоне Загорского какие-нибудь новинки.

Все с недоумением смотрят на Астахова. Особенно встревожен подполковник Загорский.

— Почему бы, например, не инсценировать нам подготовку к испытанию совершенно нового типа ракет? — поясняя свою мысль, хитро улыбается Астахов.

Ночевать полковник устраивается в той же комнате, в которой уже обосновался капитан Уралов. Они решают лечь пораньше, с тем чтобы завтра подняться на рассвете. Заснуть, однако, долго не удается ни капитану, ни полковнику. Астахов часто переворачивается с боку на бок, проклиная шумные пружины своего дивана.

— Вы все еще не спите? — негромко окликает его Уралов.

— Не спится, няня… — кряхтит полковник.

— Может быть, поговорим тогда?

— Давайте попробуем.

Под Ураловым резко скрежещут пружины, и Астахов видит, как стремительно возникает на фоне оконного переплета силуэт его головы с всклокоченными волосами.

— А не могли мы прозевать все это?.. — безо всяких предисловий спрашивает он полковника. — Не заметить, что нам «ежа» подбросили?

— Вначале и мне казалось, — признается Астахов. — Я тогда думал ведь, что генерал случайно послал меня проверить состояние секретности на полигоне Загорского.

— А разве было не так?

— В том-то и дело, что это не было случайностью. Конечно, генерал и сам тогда ничего еще не знал конкретно, но у него уже были основания насторожиться. Ему, оказывается, было известно, что наша станция «Дельта-17», контролирующая эфир западнее полигона Загорского, трижды засекла какие-то подозрительные импульсы. Разгадать их назначение не удалось, но было все же установлено, что излучались они остронаправленной антенной. Удалось также совершенно точно определить их «трассу», так сказать. Тут-то и выяснилось, что начинается она на полигоне Загорского, так как станция «Дельта-16», расположенная несколько восточное, приняла только случайные отражения, «зайчики» от этих импульсов. Следовательно, даже до снимков полигона Загорского, появившихся в печати, мы заподозрили неладное и начали искать «электронного шпиона», хотя и не знали тогда, что он электронный.

— Да, теперь мне это ясно, — с облегчением произносит Уралов, и силуэт головы его так же стремительно опускается вниз, видимо, капитан снова ложится. — И знаете, что еще меня убеждает в том, что мы все равно этого бы не прозевали? уже спокойным голосом продолжает он. — Не только совершенство аппаратуры наших станций «Дельта», но и бдительность наших войсковых связистов. Старшего лейтенанта Джансаева, например…

— А ефрейтора Чукреева вы не считаете разве?

— Да, и ефрейтора Чукреева тоже, конечно, — соглашается Уралов. — Вряд ли стал бы он охотиться за подобной кибернетической штукой, если бы думал, что это обычный еж. Я спрашивал солдат — ежей здесь сколько угодно, стало быть, никого этим не удивишь…

— Ну, а теперь спать! — тоном приказа произносит полковник и натягивает на голову простыню.

 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Весь следующий день капитан Уралов усердно изучает фотографию полигона, сделанную почти три месяца назад. С помощью подполковника Загорского ему удается установить, что снимок этот был произведен в период между первым и пятым мая, так как на нем обнаруживаются первомайские плакаты и лозунги, висевшие в эти дни на стенах одного из зданий.

— Похоже, что время съемки определено правильно, — соглашается полковник Астахов, выслушав капитана. — Ну, а каковы выводы?

— А выводы таковы, товарищ полковник, — с необычной для него торжественностью произносит Уралов, — теперь уже не остается никаких сомнений, что майские и июльские снимки нашего полигона были сделаны конструктивно разными «ежами».

— Объясните.

— Такой вывод напрашивается не только в связи с различной четкостью изображения, но и вследствие разности между временем фотографирования и опубликованием их в «Шварц адлере».

— Тоже не очень понятно.

Довольно улыбаясь, капитан поясняет:

— Снимок нашего полигона, на который мы впервые обратили внимание, появился в газете примерно через сутки, А тот, что был сделан три месяца назад, только через две недели.

— Ну, знаете ли, это еще не доказательство, — качает головой полковник. — Могло быть множество причин, по которым майский снимок оказался опубликованным так поздно.

— А вы выслушайте меня до конца… Да, конечно, причин к тому могло быть немало. Но дело-то как раз в том, что тогда они и не могли доставить этот снимок в Западный Берлин так же быстро, как июльский.

Уралов умышленно делает паузу, ожидая удивленного вопроса Астахова, но полковник лишь поднимает брови.

— Да, тогда они не имели такой возможности, — убежденно повторяет капитан, — ибо тот «еж» вел передачи на ультракоротких волнах, устойчивый прием которых ограничен радиусом в сто — сто пятьдесят километров. Сверхдальние передачи на этих волнах случайны, спорадичны. Устойчивый прием их возможен лишь в периоды наибольшей солнечной активности, увеличивающей концентрацию ионов и свободных электронов в ионосфере.

— Это вы мне не объясняйте. Это я и сам знаю, — нетерпеливо говорит полковник. — А не могли они разве вести передачу диффузно-рассеянными ультракороткими волнами?

— Едва ли. Для этого потребовался бы передатчик огромной мощности, а энергетические ресурсы «ежа», конечно, ограниченны. По этой же причине не могли они использовать и «метеорные следы» — облака ионизированных частиц, остающихся от сгоревших в атмосфере метеоров. Облака эти, как известно, являются идеальными зеркалами для радиоволн. В общем, все здесь упирается в мощность передатчика и в его габариты.

— Ну хорошо, — сдается Астахов. — Допустим, что они действительно не могли тогда осуществить дальнюю передачу. А теперь?

— Теперь они используют более «дальнобойные» короткие волны.

Брови полковника опять вздымаются. Ему еще не известно ни одного случая телепередач на коротких волнах.

— Да как же удалось им втиснуть в коротковолновый диапазон частоту телевизионной передачи, составляющую сотни миллионов герц? — удивленно спрашивает он.

У капитана Уралова необычный для него важный вид. Видимо, он очень доволен своей догадкой. Полковнику Астахову стоит большого труда сдержать улыбку, хотя он хорошо понимает чувства Уралова.

— Если передавать по телевидению все точки изображения, для этого действительно потребуются большие частоты, — солидно объясняет Уралов. — Но в этом и нет необходимости, так как не все точки телевизионного изображения движутся. Гораздо проще передать полным только первый кадр, а из каждого последующего «вычитать» все, что уже было передано, и посылать в эфир лишь «остаток». Это дает возможность вести передачу специальным кодом, сообщая только о том, как и что меняется в кадрах.

— Так, так, — оживляется Астахов, начиная понимать идею Уралова. — Возможно ведь, что они вообще передают только отдельные неподвижные кадры. Тогда им и вычитать ничего не нужно.

— Ну конечно же, товарищ полковник! Таким образом резко сокращается частота сигналов, что дает возможность осуществлять телепередачи на коротких волнах. Вот почему последние снимки, сделанные «ежом», попадают прямо в Западный Берлин, а не через резидента их разведки на нашей территории…

— Считайте, что вы меня окончательно убедили! — весело восклицает полковник Астахов. — Попробуем в таком случае запеленговать «ежа» на коротких волнах. Узнайте, кстати, все ли готово у подполковника Загорского. Думаю, наше «представление» должно привлечь внимание хозяев «ежа» и вынудить их вести более частые передачи.

 

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Но и на коротких волнах запеленговать «ежа» оказывается не просто, хотя «приманка» для него уже пущена в ход: на полигоне идет энергичная подготовка к запуску «новой» ракеты. Роль «новой» играет прошлогодняя, не оправдавшая себя, но внешне очень эффектная конструкция. Ее привозят из зоны заправки на гигантских транспортерах и не торопясь устанавливают на стартовой площадке.

На центральном контрольном пункте весь день суетятся кинооператоры, устанавливая свою аппаратуру. Радиотехники приводят в боевую готовность ажурные антенны спаренных локаторов. Вся эта напряженная деятельность умышленно затягивается до позднего вечера, чтобы создать впечатление, что запуск ракеты будет осуществлен ранним утром.

— Ну, удалось вам что-нибудь засечь? — без особой надежды спрашивает Уралова Астахов, как только утихает суета на полигоне.

— Пока все по-прежнему, — спокойно отвечает капитан. Теперь он уже не теряет надежды на успех, и это радует полковника. — Я не сомневаюсь, что «еж» все уже отснял, а передачу будет вести ночью, когда лучше распространяются короткие волны.

— Вы связывались с «Дельтой-17»?

— Связывался, но они засекли пока только один очень короткий импульс, пришедший с запада. Видимо, это какая-то команда «ежу».

— На какой волне?

— На короткой, как я и предполагал.

— Частота известна?

— Известна, но едва ли это нам пригодится. Не думаю, чтобы «еж» вел передачи на такой же волне.

— Ну что же, наберемся терпения и посмотрим, что принесет нам ночь, — с напускным спокойствием произносит Астахов, хотя Уралову известно, что утром ему предстоит не очень приятный разговор с генералом.

После жаркого дня ночь оказывается неожиданно холодной. Астахову, страдающему хроническим бронхитом, полученным еще на фронте, приходится надеть шинель. Уралов набрасывает плащ-накидку. Медленно разъезжают они по степи от одной пеленгаторной установки к другой, различая их в темноте лишь по цветным точечкам сигнальных фонарей.

Резко пахнет травами и полевыми цветами. Звонко стрекочут кузнечики. Трепетно блещут крупные южные звезды в темном небе. Клонит ко сну… Чтобы не заснуть, Астахов спрашивает Уралова, запрокинув голову:

— А как вы по части астрономии, Василий Иванович?

— Кое-что смыслю, — улыбается Уралов. — Физика и астрономия в наши дни продвинули свой фронт дальше всех других наук — как же этим не интересоваться?

— Читал я где-то, что американская радиообсерватория «Грин Бэнк» уже второй год ведет наблюдение за какими-то звездами, в надежде принять оттуда сигналы разумных существ.

— Такие наблюдения действительно ведутся, — подтверждает Уралов. — И не только американцами, но и нами. Звезды эти тау Кита и эпсилон Эридана. Это соседи нашего Солнца.

Облокотившись на руль медленно двигающейся автомашины, капитан пристально всматривается в сигнальные огоньки пеленгаторных станций, разъезжающих по полигону. Потом замечает с глубоким вздохом:

— Вот бы на что направить все усилия ученых! А мы чем занимаемся из-за этих негодяев?..

Слышно, как он плюет в темноте и даже скрипит зубами.

— Радиогалактики, квазизвездные источники радиоизлучений, поиски нейтронных звезд — ведь это же черт знает как интересно! А мы выслеживаем тут каких-то паршивых шпиков, пусть даже электронных…

Уралов снова умолкает, а Астахов напряженно ждет, что он скажет дальше. Что это с ним такое — результат усталости, перенапряжение или в самом деле ему все надоело, стало казаться ничтожным?..

— Вы не подумайте только, что я разочаровался в нашей работе, — словно угадав мысли Астахова, продолжает капитан. Я знаю, что это очень нужно. Это нужно потому, чтобы позже, может быть уже после нас, люди могли спокойно смотреть на небо, изучать звезды, покорять космос…

«Значит, я не ошибся в нем», — тепло думает Астахов и хочет сказать Уралову что-нибудь ободряющее, но замечает вдруг частое мигание сигнального огонька одной из самых дальних пеленгаторных установок.

— Смотрите-ка! — толкает он в плечо капитана, но Уралов уже и сам выруливает машину и прибавляет газу.

— Ну что?! — почти выкрикивает полковник, как только они останавливаются возле газика Джансаева.

Старший лейтенант, поднявшись во весь рост, официально докладывает:

— Товарищ полковник, координаты «ежа» засечены! В течение пятнадцати секунд он излучал импульсы на частоте девять и двадцать пять сотых мегагерца.

— Это где примерно? — взволнованно спрашивает Астахов, пристально вглядываясь в темную степь.

— Вон в том направлении, только сейчас не разглядишь ведь ничего. Но у меня есть точный план территории полигона. Вот, взгляните, пожалуйста.

Полковник некоторое время сосредоточенно рассматривает ватман, который развернул перед ним Джансаев. Рослый лейтенант-связист подсвечивает им электрическим фонарем.

— Сейчас, конечно, идти туда нет смысла, — задумчиво, будто размышляя вслух, замечает Астахов. — Можем только все дело испортить. Впотьмах ничего не заметишь, а освещать «опасно. Но и ждать до утра рискованно — «еж» может переменить позицию… А вы как считаете, товарищ капитан?

— Я не разделяю ваших опасений, товарищ полковник, — спокойно произносит Уралов. В последние дни он очень нервничал, всячески скрывая это от других. Теперь же, когда его гипотеза почти подтвердилась, прежнее хладнокровие вернулось к нему. — Найти позицию с хорошим обзором местности в степи, да еще при ограниченных размерах «ежа», ему не так-то просто. Думаю, что без крайней надобности ночью он не двинется с места.

— А тот импульс, который засекла «Дельта-17»?..

— Он, скорее всего, означает команду «внимание», предписывая этим стабильность позиции «ежа», чтобы не прозевать завтра запуск «новой» ракеты. Весьма возможно, правда, что импульсом этим изменяется режим его работы.

— Вы полагаете, что от него теперь потребуется более частая информация?

— Да, весьма возможно.

— Ну что ж, — заключает Астахов, — будем в таком случае считать, что мы достигли первого существенного успеха. А теперь — спать! Пусть только ваши радисты, товарищ старший лейтенант, дежурят у пеленгаторов всю ночь.

 

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

На рассвете в помещение, в котором спит Уралов, осторожно входит старший лейтенант Джансаев. Опасаясь потревожить полковника Астахова, он идет очень тихо, на цыпочках. Ему не приходится долго будить капитана — тот мгновенно просыпается, едва старший лейтенант приоткрывает дверь.

Повинуясь жесту Уралова, Джансаев осторожно садится возле него на диван и прерывающимся от волнения шепотом докладывает:

— Обнаружил я его, товарищ капитан… Зеленый весь, как жаба. А по форме на дыню похож, шар такой приплюснутый…

Но тут вдруг грохочут пружины дивана, на котором лежит Астахов. Хрипловатым со сна голосом полковник спрашивает:

— Вы что это там шепчетесь? Вместо того, чтобы разбудить меня, улизнуть, наверное, собираетесь?

Он проворно вскакивает с дивана и начинает торопливо одеваться.

— А у Джансаева новость, — очень веселым голосом объявляет капитан. — Он уже «ежом» любовался!

— Как любовался?! — круто поворачивается к Джансаеву Астахов. — Кто позволил? Вы ведь могли спугнуть его!

— Не спугнул, товарищ полковник, — успокаивает Астахова счастливый Джансаев. Широкоскулое мальчишеское лицо его сияет, раскосых глаз почти совсем не видно-одни только черные щелочки. — Я его в бинокль наблюдал. Только он совсем на ежа не похож…

— Ведите нас туда поскорее! — приказывает Астахов и первым выбегает из комнаты.

— А инженер-полковника не надо будить? — озабоченно спрашивает Уралов.

— Не надо, — досадливо машет рукой полковник. — Это не так-то просто сделать, а нам время дорого. У вас что, один только бинокль?

— Два, товарищ полковник, — отвечает Джансаев. — Один вам, другой товарищу капитану.

Джансаев идет так быстро, что полковник с капитаном едва поспевают за ним. А когда он наконец останавливается, они с удивлением видят, что в траве рядом с младшим лейтенантом связи расположился Шахов.

— Думали, наверно, что я безмятежно храплю? — смеется инженер-полковник. — А я всю ночь глаз не мог сомкнуть и, как только стало рассветать, поспешил к связистам. Они и проводили меня сюда. Нате вот, берите мой бинокль — я уже насмотрелся на этого зверя.

Солнце еще не взошло, а в степи уже совсем светло. Уралов не без трепета подносит к глазам бинокль и наводит его на ориентиры, которые указывает ему Джансаев. Там на небольшом холмике, поросшем зеленым ежиком травки, видит он что-то похожее не то на продолговатый зеленый камень, не то на дыню.

«Да, вряд ли бедный Чукреев мог принять его за настоящего ежа», — думает Уралов.

На гладкой издали поверхности зеленого сфероида в бинокль видны темные впадины — видимо, отверстия для объективов. И, словно крошечный растрепанный кустик, неподвижно торчит сложная фигурная антенна, тоже выкрашенная под цвет травы. Заметить такой предмет случайным взглядом трудно, пожалуй, даже невозможно…

— Ну-с, что же мы теперь будем делать? — нарушает размышления Уралова инженер-полковник Шахов, зябко поеживаясь на влажной от росы траве. — Каким образом подступимся к нему?

— Может быть, осторожно сетку набросим? — предлагает Джансаев.

— Нет, это не годится! Даже если при этом не сработают его фотоэлементы, ему все равно сразу же подадут команду к «самоубийству», как только он передаст хоть один кадр сквозь эту сетку.

— Разве он передаст это тотчас, а не будет ждать ночи?

— Сегодня он может вести передачи и днем, — убежденно заявляет Уралов. — Его хозяева непременно захотят знать возможно раньше все, что тут будет происходить.

— Значит, нужно получше присмотреться к нему, может быть, и обнаружится где-то слабое звено, — решает полковник.

Распорядившись оставить тут старшего лейтенанта Джансаева, всем остальным Астахов приказывает идти завтракать, чтобы с семи часов продолжать инсценировку запуска «новой» ракеты.

 

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Старший лейтенант Джансаев смотрит на «ежа» с таким вниманием, что боится даже глазом мигнуть, чтобы не прозевать какое-нибудь его движение. И хотя «еж» по-прежнему неподвижен, Джансаеву все время кажется почему-то, что он лишь притаился до поры до времени, чувствуя себя под надзором людей. Стоит, однако, отвести от него взор, как тотчас же предпримет он что-то…

Так ли это было на самом деле или произошло все дальнейшее совершенно случайно, только «еж» действительно пришел вдруг в еле заметное движение, едва Джансаев отвел глаза от бинокля, чтобы взглянуть на часы. Может быть, правда, «еж» и раньше совершал это движение, но так медленно и осторожно, что глаз старшего лейтенанта не улавливал его. Однако, прервав на какое-то мгновение наблюдение за ним, Джансаев замечает теперь, что ноздреватое тело его сместилось немного вправо.

«А что делать, если он вдруг покатится? — тревожно думает старший лейтенант. — Неизвестно ведь, какая у него скорость. К тому же вон там, правее, густая трава. Ищи его потом!..»

Положение усложняется еще и тем, что к «ежу» нельзя подойти близко, чтобы не попасть в поле его зрения. Мало ли что может он предпринять, увидев возле себя человека… Но вот он, кажется, снова замер. Надолго ли? Готовится, может быть, предпринять что-то более решительное?

Летят секунды, минуты, а он по-прежнему неподвижен. Не померещилось ли Джансаеву, что «еж» двигался? Движение было ведь таким незначительным. Он сместился, видимо, всего на несколько сантиметров. Но что это происходит с его антенной?.. Она, кажется, поворачивается вокруг своей оси? Ну да, конечно! Очень медленно, но определенно поворачивается. И еще какая-то былинка вырастает из центра его корпуса… Очень тоненькая, зеленая, с небольшим утолщением на вершине.

Джансаев торопливо отстраивает окуляры своего бинокля на еще большую резкость. Утолщенная головка стерженька видна теперь совершенно отчетливо. Похоже, что она так же, как антенна, медленно вращается.

«Уж не перископ ли это? — думает Джансаев. — Он выдвинулся на целых полметра. Осматривает местность, наверно».

Предположив такое, старший лейтенант невольно прижимается к земле, опасаясь попасть в поле зрения «ежа».

А «еж» снова приходит в движение, но не катится, а разворачивается примерно на сорок пять градусов то вправо, то влево. Перемещаясь зигзагами, он взбирается вскоре на холмик, покрытый выгоревшей на солнце желтой травой.

«Наверно, может он и перекатываться, — размышляет Джансаев, не отрывая глаз от окуляров бинокля. — Сейчас ему антенна и перископ мешают. Но они, конечно, убираются, когда ему нужно преодолевать большие расстояния».

А «еж» вполз уже на вершину холмика и, повертевшись в разные стороны, занял, видимо, более выгодную, чем раньше, позицию для наблюдения за стартовой площадкой полигона.

«Начинает он, кажется, и желтеть, — замечает вдруг Джансаев. — Прав, значит, Уралов — «еж» обладает мимикрией, раз окрашивается под цвет местности. Совсем как хамелеон!»

Постепенно он действительно становится почти таким же желтым, как и выжженная солнцем трава на холмике. Его уже нелегко отличить от нее.

Увлеченный наблюдением за «ежом», Джансаев не замечает, как подходят к нему Астахов с Ураловым.

— Ну-с, что у вас нового, товарищ старший лейтенант? спрашивает его Астахов.

Джансаев даже вздрагивает от неожиданности. Пытается вскочить, чтобы доложить полковнику обстановку, но вовремя вспоминает о перископе «ежа» и лишь поворачивается с живота на бок. Сделав им знак лечь рядом, старший лейтенант сбивчиво от волнения сообщает полковнику о поведении «ежа».

— А не в связи ли с только что засеченными нами импульсами проделал «еж» эти эволюции? — спрашивает Астахов Уралова. — Когда это было, товарищ старший лейтенант?

— В шесть тридцать пять, товарищ полковник, — отвечает Джансаев. — Я как раз в это время на часы посмотрел.

— Время совпадает, — подтверждает Уралов. — Неужели «ежа» корректирует кто-то, находясь неподалеку от нашего полигона?

— Почти не сомневаюсь в этом, — убежденно произносит Астахов. — Импульсы были ведь на ультракоротких волнах. При столь малых размерах антенны «ежа» она могла принять их лишь с расстояния двадцати пяти — тридцати километров. А то, что кто-то должен был корректировать перемещение и позицию «ежа» — это для меня всегда было несомненно.

Некоторое время он смотрит в бинокль, потом спрашивает:

— А инженер-капитану Серегину, обнаружившему эти импульсы, не удалось запеленговать район их излучения?

— Они были слишком краткими, — отвечает полковнику капитан Уралов. — Первый длился всего полторы секунды, второй полсекунды.

— Это очень осложнит нашу работу, — задумчиво произносит полковник Астахов. — Хорошо, однако, что мы теперь хоть знаем об этом.

— А разве корректировщиков нельзя обнаружить без пеленга? — спрашивает Джансаев. — Если они подавали сигналы с расстояния тридцати километров, то это ведь в зоне нашего полигона. А если это так, то их легко будет найти и ликвидировать. Полигон ведь хорошо просматривается и охраняется.

— А нужно ли, вернее — разумно ли ликвидировать их? спрашивает Уралов.

И Астахов понимает его.

— Да, я тоже об этом подумал, — говорит он. — Пока это нецелесообразно. Мы ничем не должны настораживать тех, кто ведет прием информации с «ежа». Они ведь связаны, наверно, с корректировщиками какой-нибудь сигнализацией. А вот обнаружить, где именно могут находиться эти корректировщики, необходимо! Подумайте, как можно это сделать, товарищ Уралов. Посоветуйтесь с начальником охраны полигона.

 

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Начальник охраны полигона тринадцать дробь три капитан Хасанов, разостлав на столе большую крупномасштабную карту территории полигона, водит по ней карандашом, знакомя Уралова с рельефом:

— Топография здешней местности, как вы сами видите, степная, равнинная, хорошо просматриваемая во всех направлениях. Тут все как на ладони. А в радиусе тридцати километров она вообще переходит в голую пустыню.

— Да, маскироваться тут, конечно, нелегко, — соглашается Уралов.

— А вы не знаете, удалось ли установить направление импульсов, поданных «ежу» на ультракоротких волнах? — спрашивает Хасанов.

— Инженер-капитан Серегин установил это совершенно точно. Они шли с юго-востока.

— А что же у нас тут на карте? — оживляется капитан Хасанов. — Ага, вот какая картина! Видите направление бергштрихов на горизонталях? Они показывают понижение местности. Да это видно и по отметкам высот. Весь этот район лежит, значит, значительно ниже, чем стартовая зона полигона. Не думаю, чтобы отсюда без высокой антенны можно было бы вести передачу ультракороткими волнами на расстояние не только в тридцать, но и в двадцать километров.

— А откуда, по-вашему, можно было бы с помощью УКВ подать какой-нибудь сигнал «ежу»? — спрашивает Уралов, проникаясь уважением к рассудительности Хасанова.

Начальник охраны полигона еще ниже склоняется над картой, вглядываясь в ее юго-восточный участок,

— Полагаю, что это может быть где-то за пределами территории полигона, — произносит он наконец и, усмехнувшись, добавляет: — Не думайте только, что я это утверждаю потому…

— Ну что вы, товарищ Хасанов! — смеясь, перебивает его Уралов. — Я и не думаю подозревать вас в защите чести своего мундира. Приглядевшись к вашей карте, я и сам теперь вижу, что, скорее всего, подошел бы для передачи сигнала «ежу» ультракороткими волнами вот этот район. Тут местность идет на подъем, много холмов и растут, кажется, деревья.

— Да, тут есть даже рощи, — подтверждает Хасанов.

— Значит, можно вести передачу не только с одного из этих холмов, но еще и с вершины какого-нибудь дерева?

— А мы это сейчас подсчитаем, — склоняется над картой Хасанов. — Определим сначала взаимное превышение точек интересующих нас районов. Тут есть абсолютные отметки высот, так что сделать это нетрудно. Расстояние между стартовой площадкой и этими холмами тоже известно. Прикинем теперь приблизительно и высоту дерева. Ну вот, пожалуйста.

Капитан Хасанов протягивает Уралову листок бумаги, на котором записал результаты своих вычислений.

Уралов раздумывает некоторое время, прикидывая что-то в уме. Потом чертит на карте прямую линию, соединяющую стартовую зону полигона с самым высоким холмом в юго-восточном углу карты.

— А тут нет никаких возвышенностей, которые могли бы помешать прямолинейному распространению радиолуча? — спрашивает он Хасанова. — Ну, в таком случае передача могла вестись и с расстояния до пятидесяти километров.

— Нужно, значит, принять какие-то меры для обнаружения лиц, ведущих эти передачи? — спрашивает Хасанов.

— Этим займется сам полковник Астахов. Я сейчас доложу ему наши соображения.

…Выслушав Уралова, Астахов удовлетворенно кивает головой и сообщает капитану:

— А я уже связался с республиканскими работниками государственной безопасности. Нужно будет только дать им теперь более точные координаты. Ну, а у нас все готово для продолжения «спектакля», который, судя по всему, уже заинтересовал «ежа».

 

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Полдень. Немилосердно печет солнце. Капитан Уралов и старший лейтенант Джансаев, мокрые от пота, лежат в густой траве с биноклями в руках. Русую голову капитана стискивает стальной обруч телефона полевой радиостанции. Уралов только что доложил полковнику Астахову обстановку и теперь, переключившись на прием, слушает его указания.

— Ну, что там у них? — спрашивает Джансаев, как только капитан выключает рацию. — Собираются они запускать эту бутафорию?

Он кивает в сторону стартовой площадки, на которой, окруженное ажурными фермами направляющих, возвышается грозное тело ракеты. Вокруг нее давно уже кипит энергичная деятельность. Пожалуй, еще ни одна из ее предшественниц не привлекала к себе такого внимания механиков. Одни из них внизу, у стабилизаторов, возятся с воздушными и газовыми рулями, другие на подъемных кранах причудливой конструкции осматривают что-то в ее носовой части. Суетятся вокруг и электрики с радистами. Впечатление такое, будто и в самом деле на стартовой площадке происходит что-то очень значительное.

— Да, — улыбаясь, произносит капитан Уралов, вытирая пот со лба, — зрелище внушительное. Из подполковника Загорского вышел бы неплохой режиссер. Думаю, они на это клюнут. Для них ведь важен не столько сам запуск, сколько подготовка к нему, позволяющая строить догадки о конструкции. Запускать ее мы, конечно, не будем, а примерно через часок можно сделать вид, будто у нас что-то не ладится, и начать опускать ракету на землю.

— А они не догадаются, что мы хитрим?

— Не думаю. Со стороны ведь все выглядит очень правдоподобным. А что касается неполадок, то на полигонах Вумера в Австралии и на атлантическом побережье Америки это самое обычное явление…

Джансаев приглушенно смеется, прильнув глазами к окулярам бинокля. А солнце будто рассвирепело — печет все ожесточеннее. Лишь легкий ветерок, приносящий многообразные запахи степи, слегка освежает потные спины офицеров. Уралов не выспался, его клонит ко сну, но он героически сопротивляется, бесплодно размышляя о том, как обезвредить «электронного Пауэрса», не дав ему взорваться…

— А я вот о чем вдруг подумал, товарищ капитан, — прерывает его размышления Джансаев. — Если они публикуют снимки нашего ракетодрома, то должны же допустить, что мы как-то на это отреагируем?

— Допускают, конечно, такую возможность, но лишь посмеиваются, наверное, не сомневаясь, что мы не разгадаем принцип их электронного шпионажа. А раз так, то надеются, должно быть, на то, что мы заподозрим кого-нибудь из наших ракетчиков в предательстве.

— Будто бы предатель этот фотографирует тут все и им каким-то образом пересылает? — уточняет Джансаев. — Наверно, считают даже, что мы уже пересажали половину обслуживающего состава нашего ракетодрома.

— Да, пожалуй, — рассеянно отзывается Уралов. А «еж» лежит совершенно неподвижно, будто пожелтевший от времени булыжник. Лишь кустик замысловатой антенны шевелится иногда не то от ветра, не то под воздействием каких-то скрытых внутри него механизмов. Уралов хочет обратить на это внимание Джансаева, но тут в рации, все время включенной на прием, раздается щелчок. Капитан плотнее прижимает наушники и слышит напряженный от волнения голос радиотехника:

— «Ежик» (за «электронным шпионом» осталось прежнее прозвище) ведет передачу!.. «Ежик» ведет передачу!.. Включаю метроном. Выключу его, как только передача прекратится.

Уралов слышит теперь монотонный звук маятника метронома, аккуратно отмеряющего полусекунды.

— Следите за ним внимательнее, Ахмет, — торопливо шепчет капитан Джансаеву. — «Еж» ведет передачу…

Уралов и сам поспешно хватает бинокль, но в это время раздается испуганный крик старшего лейтенанта:

— Куда же ты, мерзавец! Назад, Шайтан, назад!..

Теперь и Уралов видит, как через поле стремглав несется к ним черная лохматая собачонка. Он узнает в ней пса Джансаева по кличке Шайтан. Утром Шайтана закрыли в сарае, но он каким-то образом вырвался на волю и вот мчится к своему хозяину прямо через холмик, на вершине которого лежит «еж».

— Ложитесь, капитан!.. — хриплым от волнения голосом кричит Джансаев, видя, что собаку не остановить. А Шайтан уже возле «ежа». Еще мгновение — сработает фотоэлемент, и «электронный шпион» вместе с Шайтаном взлетят на воздух!..

Джансаев плотнее прижимается к земле, а Уралов лишь втягивает голову в плечи, не отрывая глаз от бинокля. Но вот Шайтан перемахивает через «ежа», слегка задев его мохнатым хвостом, и… ничего не происходит.

Еще несколько прыжков, и Шайтан уже радостно повизгивает возле хозяина, норовя лизнуть его в нос.

— Ну просто форменный шайтан! — недоуменно восклицает Джансаев. — Не взорвался!..

И как раз в это время умолкает метроном. Передача с «ежа» кончилась. Капитан жестом просит старшего лейтенанта замолчать и настороженно прислушивается. Но телефоны наушников молчат.

Лишь через несколько томительных секунд раздается голос радиотехника:

— Все. Кончилась передача. Длилась она дольше обычного целых двадцать пять секунд. А как там у вас? Есть что-нибудь новое?

— Все по-прежнему пока, — отвечает капитан, не вдаваясь в подробности.

— Как же это так могло произойти, товарищ капитан? — растерянно произносит Джансаев, едва Уралов прекращает разговор с радиотехником. — Почему «еж» не взорвался? Или он не реагирует на собак?

— А какая разница? — невольно улыбается Уралов. — Фотореле «ежа» все равно должно было сработать, ибо ваш Шайтан на какое-то мгновение перекрыл доступ света к фотоэлементам.

— А может быть, этот «еж» и не взрывается вовсе?..

— Не думаю, не думаю… Нужно, однако, сообразить, почему же он не взорвался…

— Тогда выходит, что этот чертов пес чуть все дело нам не испортил, — грозно смотрит Джансаев на Шайтана, поджавшего хвост и виновато опустившего морду.

А капитан Уралов восклицает вдруг:

— А может быть, наоборот, дорогой Ахмет! Может оказаться, что ваш Шайтан хорошую службу нам сослужил.

Джансаев удивленно мигает черными глазами.

— Непонятно, товарищ капитан…

Уралов некоторое время молчит, обдумывая неожиданно родившуюся догадку и сам еще не веря в ее достоверность. Потом произносит уже более спокойно:

— Мне думается. Шайтан остался жив только потому, что ему очень повезло.

— Как всякому шайтану, — смеется Джансаев. А опальный пес, почувствовав, что гроза миновала, подползает поближе к своему хозяину, кладет морду ему на спину и тяжело вздыхает.

— Насчет прочих шайтанов не знаю, а этому определенно повезло, — серьезно повторяет Уралов. — Ваш Шайтан перемахнул через «электронного шпиона» как раз в то время, когда он вел передачу. На это, видимо, уходила вся энергия «ежа», и остальные его механизмы, в том числе и фотореле, бездействовали. Вот почему не сработал его взрывной механизм и уцелел Шайтан. Как по-вашему, естественно такое допущение?

— Еще как естественно! — восторженно восклицает Джансаев. — Ничего другого и придумать невозможно! Ай, молодец Шайтан! Будет тебе за это весь мой шашлык до последнего кусочка! При свидетелях говорю.

 

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Выслушав Уралова, полковник Астахов задумчиво качает головой. Он не очень верит в догадку капитана. Уж очень все просто получается. Зато инженер-полковник Шахов, который еще совсем недавно больше всех во всем сомневался, сразу же всему поверил.

— А меня убеждает именно эта простота объяснения происшествия с Шайтаном, — твердо заявляет он. — В связи с этим я хотел бы предложить следующий план дальнейших действий.

Торопливо расстегнув гимнастерку, он вытирает потную шею огромным носовым платком и продолжает:

— Поскольку нам теперь известно, что во время передачи «еж» безопасен, в это-то время, следовательно, его и можно взять… Подождите улыбаться, я ведь не все еще сказал. Как, однако, это сделать в короткие двадцать пять секунд, не зная его устройства?

Он снова делает паузу.

— Да не выматывайте вы наши нервы, — полушутя, полусерьезно просит Астахов. — Драматизма тут и без того хватает.

— Ничего, ничего, — усмехается Шахов, — для нервов это хорошая закалка, ибо то, что я предложу, потребует от нас большого хладнокровия. А теперь я хочу напомнить вам, что я когда-то работал экспертом в отделе научно-технической экспертизы военной прокуратуры.

Все смотрят на него с удивлением. Старший лейтенант Джансаев даже рот открывает в ожидании чего-то сверхъестественного. А изнемогающий от жары тучный Шахов снова расстегивает гимнастерку.

— Вот мы и воспользуемся теперь моим опытом в этой области и произведем техническую экспертизу «ежа», — очень просто заключает инженер-полковник, будто речь идет не о рискованном эксперименте, а об исследовании вещественных доказательств какого-то заурядного уголовного дела.

Полковник Астахов, начиная злиться, собирается даже заметить Шахову, что сейчас не до шуток, а инженер-полковник, покопавшись в своем чемодане, торжественно кладет на стол небольшой свинцовый контейнер цилиндрической формы, металлический штатив и несколько рентгеновских кассет.

— Знаете, что это такое? — спрашивает он. — Гаммаграфическая установка. Я захватил ее на всякий случай, полагая, что нам непременно придется кое-что просвечивать. Капитан Уралов, конечно, знает, что это за штука, остальным я коротко объясню. В общем, это почти то же самое, что и рентген, только гораздо проще и удобнее. Заряжается она различными радиоактивными изотопами, в зависимости от того, какие предметы нужно просвечивать.

— Тут что — кобальт-60? — спрашивает Уралов.

— Нет, тулий-170. Из всех известных в настоящее время радиоактивных изотопов с мягким гамма-излучением он наиболее приемлем для просвечивания не очень толстых стальных пластинок, алюминия и пластмасс. «Еж», видимо, сооружен именно из этих материалов. Снимки, произведенные гаммаграфической установкой, обладают хорошей контрастностью и дают возможность отчетливо различить все детали внутреннего устройства просвечиваемого объекта.

— А какая экспозиция необходима для этого?

— Я зарядил установку тулием самой высокой активности, заверяет Шахов. — Кассеты тоже заряжены очень чувствительной пленкой, так что величина экспозиции будет незначительной. Думаю, что за двадцать пять секунд мы вполне успеем сделать несколько снимков.

— А я бы не стал рассчитывать на двадцать пять секунд. Нужно уложиться в пятнадцать, — замечает полковник Астахов.

— Да, это резонно, — соглашается Шахов. — Нужно к тому же отработать все необходимые действия с гаммаграфической установкой на макете «ежа». Это позволит приобрести необходимую сноровку. Ну так как же, Анатолий Сергеевич, благословляете вы мою идею?

Прежде чем окончательно решиться на эксперимент, предлагаемый Шаховым, полковник Астахов, на котором лежит ответственность за всю операцию, долго раздумывает. Другого выхода, однако, нет, и он соглашается наконец на план инженер-полковника.

Но тут возникает новая трудность: кому поручить? Уралов молод и отважен, но ведь он никогда не работал с таким аппаратом. Шахов же хотя и опытен в подобных делах, но немолод, тучен и неповоротлив… «Репетиция», которую собирается он провести, мало что даст, да и времени для этого почти не остается.

— А над тем, кого благословить на это, голову не ломайте, Анатолий Сергеевич, — будто прочитав мысли Астахова, спокойно произносит инженер-полковник. — Доверьте это мне, как бывшему эксперту, имеющему необходимый навык в обращении с гаммаграфическими установками. Живот мой этому не помешает. Придется ведь не художественной гимнастикой заниматься. А руки у меня еще достаточно крепки и проворны. Дайте мне только старшего лейтенанта Джансаева в помощники, он парень толковый. А за Ураловым останется потом, может быть, самое трудное — обезвреживание «ежа».

Разве можно что-нибудь возразить против этого? И Астахов молча кивает в знак согласия.

А когда Шахов с Джансаевым уходят отрабатывать технику гаммаграфирования «ежа», полковник решает посоветоваться с Загорским, какой «спектакль» организовать на стартовой площадке, чтобы привлечь еще большее внимание «электронного шпиона» и вынудить его вести более частые передачи.

— Инсценируем неудачу, — предлагает Загорский. — Сделаем вид, будто обнаружились неполадки в системе управления нашей ракетой. Я лично стану распекать за это своих инженеров и техников. И можете не сомневаться — разыграем все как по нотам.

— Ну что ж, давайте попробуем сыграть такую сценку, соглашается Астахов. — Только не переигрывайте.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Может быть, и не так уж много времени уходит на осуществление рискованной операции, предложенной Шаховым, полковнику Астахову кажется, однако, что длится она целую вечность. Но вот наконец инженер-полковник и старший лейтенант стоят перед ним, живые и невредимые, и он крепко жмет им руки.

— Ну, герои, рассказывайте, как вам это удалось, — радостно говорит он, похлопывая по плечу старшего лейтенанта Джансаева. — Можете мне на слово поверить, до чего я тут за вас переволновался.

— А рассказывать, собственно, и нечего, — каким-то усталым голосом неохотно отвечает инженер-полковник, с ожесточением выжимая мокрый носовой платок. — Пришлось, конечно, слегка струхнуть, сами понимаете, работали не в фотоателье. Да и «еж» тоже ведь не девица, готовая сидеть перед аппаратом сколько угодно, лишь бы хорошо получилась… В общем, пришлось поторапливаться. Никогда еще, пожалуй, не ощущалось так остро, что такое время… Задержись мы еще хоть на одну секунду, снимать было бы нечего… и некому.

Он махнул рукой и, тяжело ступая, пошел прочь. Лишь от старшего лейтенанта Джансаева удается узнать подробности.

— Вначале все шло хорошо, — возбужденно размахивая руками, рассказывает Джансаев. — Инженер-полковник дежурил у рации, а я, облачившись в маскхалат, пополз к «ежу» и в полутора метрах от него осторожно выкопал окопчик. А как только сообщили по радио, что «еж» начал передачу, мы тотчас же бросились к нему — дорога была каждая секунда. Так как нами заранее было все отрепетировано, я действовал довольно четко. И у инженер-полковника тоже все ладилось сначала. По вашему совету мы ориентировались не на двадцать пять секунд, а на меньшее время и потому решили сделать всего две гаммаграфии с разной выдержкой. На репетиции у нас уходило на это пятнадцать секунд.

Джансаев очень волнуется и то и дело вытирает ладонью мокрый лоб.

— Может быть, хотите газированной воды, Ахмет? — предлагает Уралов.

— Нет, спасибо. От воды только больше пить хочется. Лучше перетерпеть… Ну так вот — первый снимок сделали мы довольно быстро. Я держал штатив с контейнером, инженер-полковник занимался экраном. А когда понадобилось сменить кассеты, он вдруг уронил их… Обе сразу… Ну, думаю, сдали, значит, нервы… Хотел подхватить его под мышки, чтобы оттащить в окопчик, но он схватил вдруг кассеты и какими-то судорожными движениями стал их ощупывать. А на исходе уже пятнадцатая секунда… Как он второй снимок сделал, я и не заметил даже. Помню только, как он сказал: «Ну, теперь все!..» — и подтолкнул меня к окопчику. Долго мы потом лежали совершенно без сил. На инженер-полковника просто смотреть было страшно. Да и я, наверно, был хорош…

Разволновавшийся Джансаев все-таки протягивает руку к сифону с газированной водой и жадно выпивает целый стакан, не переводя дыхания.

— Потом, когда мы отлежались немного, — продолжает старший лейтенант, — инженер-полковник объяснил мне, что с ним произошло: «Чуть было не испортил я все дело, Ахмет. И не потому, что уронил кассеты, а потому, что никак не мог найти сделанных на них пометок. А сунуть вторично отснятую кассету значило погубить оба снимка. Потом все-таки нащупал нужную пометку». Вот ведь какая история приключилась! Я бы, правда, на его месте и не стал бы второго снимка делать, а он упрямым оказался…

«А может быть, это он из-за меня так рисковал? — взволнованно думает Уралов о Шахове. — Знает ведь, что моя работа по обезвреживанию «ежа» зависит от этих снимков. Чем больше снимков, тем больше шансов на успех. Может быть, даже и на то, чтобы в живых остаться».

Изучать гаммаграфии собирается целый «консилиум», состоящий из Астахова, Шахова, Уралова, Джансаева, нескольких радиотехников и командира саперного подразделения майора Васина. Изображение «нутра» «ежа» на гаммаграфиях оказывается достаточно четким. Во всяком случае, верхний ряд его механизмов вполне различим. Радиотехники сразу же распознают электронно-лучевую трубку и отдельные элементы программного устройства.

— А вот это, видимо, кремниевые батареи, преобразующие солнечную энергию в электрическую, — замечает старший лейтенант Джансаев. — Надо полагать, имеются тут и химические источники питания.

— Не это сейчас главное, — повышает голос инженер-полковник Шахов. — Важнее всего — раскрыть взрывную систему. Вы ничего тут по своей части не заметили, товарищ майор? — обращается он к Васину.

— Пока не замечаю, — смущенно признается майор. — Видимо, взрывчатка либо не получилась при просвечивании, либо находится где-то в самом центре «ежа»…

— Весьма возможно, что ее вообще нет, — замечает кто-то.

— А мы должны исходить из худшего — полагать, что «еж» заминирован, — убежденно заявляет Астахов.

— Абсолютно согласен с вами, — одобрительно кивает головой инженер-полковник. — Исходить будем только из этого. Нужно и искать, следовательно, если не взрывчатку, то механизм, подающий сигнал к взрыву. Это даже важнее, чем сама взрывчатка.

— А таким механизмом может быть только фотореле, — замечает молчавший все это время капитан Уралов. — И вот один из его фотоэлементов.

— Один? — усмехается Шахов. — А я думаю, что должен быть не один. «Ежу» для полной безопасности необходим круговой обзор, так сказать. И мне думается, что кот это пятнышко тоже фотоэлемент.

— Да, пожалуй, — соглашается полковник Астахов. — Где-то, значит, должен быть выключатель этих фотоэлементов. В противном случае «еж» может ведь подорвать и своих хозяев… Но я не вижу тут никаких признаков такого выключателя. Может быть, он под кожухом?

— А я не думаю, что выключатель фотоэлементов находится под кожухом, — упрямо качает головой Шахов. — Он должен быть где-то на поверхности «ежа». Я даже догадываюсь, где именно. «Еж», видимо, сконструирован таким образом, что центр его тяжести смещен к одной из стенок. Тогда всякий раз, как только «еж» прекращает движение, эта стенка оказывается внизу и становится донной частью. Вот там-то, в каком-нибудь углублении, и нужно искать выключатель. Логично?

— Логично, — соглашается Астахов.

Посовещавшись еще некоторое время, все, кроме дежурных радистов, отправляются отдыхать. Операция по обезвреживанию «ежа» назначается на следующий день, когда возобновится инсценировка запуска «новой» ракеты.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

В тот же день решается вопрос: кто будет разминировать «ежа». Кандидатура Уралова является бесспорной. В помощь ему предполагается дать одного из техников-лейтенантов, но тут к полковнику Астахову является старший лейтенант Джансаев и почти слезно просит назначить помощником Уралова его.

— Вы были уже помощником у инженер-полковника Шахова, строго замечает ему полковник. — Зачем же вам рисковать вторично?

— Потому и прошусь, что уже был, — с обезоруживающей улыбкой отвечает Джансаев. — Я вроде обстрелянный уже…

— Ну, а как вы на это смотрите, товарищ капитан? — обращается полковник к Уралову.

Капитану очень хочется, чтобы помощником у него был именно Джансаев, но ему жаль Ахмета — неизвестно ведь, чем еще может все это кончиться…

— Я тоже думаю, товарищ полковник, что ему вторично рисковать не следует.

— Ну вот видите, товарищ Джансаев…

И все-таки Ахмет ухитряется уговорить их обоих.

— Ай-ай-ай… — укоризненно качает он головой. — Совсем, значит, нет в меня веры у товарища капитана? А ведь если бы не я в тот раз и не мой Шайтан, знали бы вы разве ахиллесову пяту «ежа»? Нельзя так, товарищ капитан… Несправедливо это. Прикажите ему, товарищ полковник, взять меня с собой…

От волнения Джансаев, безукоризненно владеющий русским языком, начинает вдруг говорить с акцентом.

— Ну что с ним поделаешь! — сдаваясь, восклицает Уралов. — Придется, видно, взять. Идемте, дружище Ахмет!

И он крепко обнимает старшего лейтенанта за плечи.

— Ну, а теперь идите отдыхать, — советует им Астахов. Завтра у вас будет нелегкий день.

Они ложатся спать в одиннадцать часов вечера и долго не могут заснуть. Около двенадцати Уралов осторожно поднимается с дивана и, стараясь не разбудить Астахова, выходит в небольшой дворик, за которым начинается степь. Долго стоит, запрокинув голову в звездное небо. Темно и тихо вокруг, только лучи прожекторов изредка прощупывают территорию полигона, помогая солдатам капитана Хасанова нести их службу. Знает Уралов, что, кроме них, не спит сейчас и еще кто-то, дежуря у аппаратуры, засекающей импульсы, принимаемые и излучаемые «ежом».

Пора, однако, возвращаться, — может быть, удастся все-таки заснуть.

…На рассвете Астахова и Уралова бесцеремонно будит Шахов.

— Вставайте! «Еж» исчез!

Полковник и капитан вскакивают почти одновременно.

— Как?.. Когда?.. — охрипшим голосом спрашивает Астахов.

— Неизвестно.

— Но как же так? — недоумевает полковник. — Без сигнала он ведь не мог ничего предпринять. Неужели прозевали сигнал?

— В том-то и дело, что не прозевали. Не было никакого сигнала. Я сам дежурил всю ночь вместе с инженер-капитаном Серегиным и двумя техниками. За всю ночь вообще не было зарегистрировано ни одного импульса ни на коротких, ни на ультракоротких.

— Так в чем же тогда дело? Чем объяснить его исчезновение?

— Я бы сам хотел это знать, — разводит руками Шахов.

— А что, если ему это было заранее задано? — неожиданно произносит Уралов.

— То есть как это — задано?

— Когда наблюдал за ним вчера вечером Джансаев, он заметил, как «еж» с помощью перископчика изучал местность, высказывает свое предположение Уралов. — Может быть, он присмотрел тогда более удобную позицию для наблюдения за стартовой площадкой полигона. Сообщил о том во время передачи и получил задание перебраться туда ночью.

— Но почему ночью? Перекатывался же он и днем.

— А на какое расстояние? Всего пять-шесть метров. Да и то фактически не перекатывался, а переползал. А тут пришлось, видимо, преодолеть значительно большее расстояние, и, чтобы не привлечь случайно чьего-нибудь внимания, ему было предписано сделать это ночью.

— Не очень это убедительно, — качает головой Шахов. — Я скорее поверил бы, что мы чем-то насторожили хозяев «ежа» и они временно вывели его из игры.

— Но нужно ведь срочно что-то предпринять, — не очень уверенно произнес Астахов.

— А что? — снова пожимает плечами инженер-полковник. Ходить искать его по полю, чтобы этим еще более насторожить корректировщиков?

— А может быть, пришла пора ликвидировать этих корректировщиков? — спрашивает Уралов. — Их ведь, наверное, обнаружили уже?

— В том-то и дело, что еще не обнаружили, — вздыхает Астахов.

— Тогда нужно набраться терпения, — предлагает Уралов, и продолжать инсценировку запуска новой ракеты. Возможно, «еж» передаст об этом какую-нибудь информацию в течение дня.

Уралов, однако, не совсем уверен, что «еж» исчез бесследно. Перекатился, наверно, как и раньше, на несколько метров и лежит себе где-нибудь в траве. Вот взойдет солнце, посветлеет степь, и обнаружится беглец.

И он спешит к Джансаеву, который конечно же все глаза просмотрел, вглядываясь в чахлую растительность степи и подозревая в каждой кочке притаившегося «ежа».

Еще издали замечает Уралов непривычно ссутулившуюся фигуру старшего лейтенанта.

— Что приуныли так, Ахмет? — деланно-бодрым голосом спрашивает его капитан.

Джансаев пытается объяснить ему что-то, но Уралов перебивает его:

— Я уже в курсе дела. Не думаю, однако, что «еж» от нас удрал. Вот взойдет солнце…

— Э, какое там солнце! — сокрушенно машет рукой Джансаев. — И без него совсем уже светло. Вон там он вчера лежал, а теперь и след его простыл. Сами видите, на какое расстояние степь просматривается, не заметили бы мы разве, если бы он поблизости был? Я ведь с биноклем все тут просмотрел.

Укрыться от взора внимательного наблюдателя «ежу» действительно негде. Это ясно и Уралову, но он все еще не теряет надежды.

— Подождем все-таки солнышка, — говорит он. — В его лучах прорисуются тут все детали.

— Ох, едва ли!.. — вздыхает Джансаев. — «Еж» мастак маскироваться. До самой ночи, наверно, притаится теперь в каком-нибудь тайничке.

— А перископчик? Он непременно ведь будет им манипулировать.

— Это пожалуй. Однако заметишь его разве? Он ведь как былинка, а их вон сколько вокруг. Нет, товарищ капитан, наш слишком несовершенный глаз этого не уловит. Тут необходимо специальное устройство. Нет еще, наверно, такого…

— Почему же? Специалисты по бионике уже сконструировали такое устройство, имитирующее лягушачий глаз.

— Лягушачий?

— Именно. И по той причине, что он способен по-разному реагировать на движущиеся и неподвижные предметы. Эта способность дает лягушке возможность сосредоточивать внимание только на своей добыче. На летящей мошке, например. А информация о неподвижных предметах даже не поступает в ее мозг. Она отсеивается и не мешает мозгу производить расчеты для прыжка на мошку.

— Конечно, мозг лягушки не так сложен, как наш, — усмехается Джансаев, — однако это все-таки мозг. А кибернетическое устройство, каким бы замысловатым оно ни было, все-таки безмозглое…

— А что такое мозг? Система нервных клеток-нейронов. Ученые давно уже научились имитировать их работу. Живой нейрон может ведь находиться в двух состояниях: возбужденном и спокойном, точно так же как и электрическая лампочка может лишь гореть или не гореть.

— Это-то я знаю. По этому принципу работают и электронные вычислительные машины.

— Ну так вам тогда легко себе представить, что путем соединения искусственных нейронов друг с другом или с какими-либо электронными приборами, как, например, с фотоэлементами, можно создать и такое устройство, которое будет имитировать работу глаза лягушки.

— Ну да, конечно, я представляю себе это. Но ведь у нас с вами нет такого устройства, — снова вздыхает Джансаев. — Надежда, значит, только на то, что «еж» начнет передавать какую-нибудь информацию и мы тогда запеленгуем его.

— Да, к сожалению, главная надежда действительно только на это, — соглашается капитан Уралов.

Теперь у пеленгаторов дежурят почти все сотрудники полковника Астахова. Лишь инженер-полковника удается отправить спать, но и он, отдохнув после бессонной ночи всего три часа, возвращается в штабную машину с пеленгационной аппаратурой.

Заметив хмурый вид Астахова, он оправдывается:

— Все равно почти не спал, только нервную систему расшатывал…

Время переваливает уже за полдень, а «еж» все помалкивает, хотя на стартовой площадке теперь оживленнее, пожалуй, чем вчера. Подполковник Загорский мастерски разыгрывает необычайную суету вокруг ракеты в связи с «неполадками» в ее системе управления.

— Прямо-таки настоящий МХАТ! — усмехается инженер-полковник Шахов.

Ничто, однако, не помогает — «еж» безмолвствует весь день. А вечером Астахову сообщают наконец, что республиканская оперативная группа государственной безопасности напала на след какой-то подозрительной личности именно в том районе, из которого предполагалась корректировка «ежа».

— А опытные ли люди в этой опергруппе? — с тревогой спрашивает Шахов.

— Вполне, — успокаивает его Астахов. — Ее возглавляет подполковник Бекбулатов, которого я лично знаю. Думается мне также, что корректировщик «ежа» давно покинул бы свой пост, если бы «еж» был выведен с ракетодрома. Нужно, значит, в самом деле набраться терпения и ждать. Не сомневаюсь, что рано или поздно, но он еще подаст свой голос.

А ночью действительно удается засечь передачу «ежа». Она длится на сей раз целую минуту.

— Выговорился, значит, за весь день, — усмехается Шахов.

— Поверьте моему слову, — убежденно заявляет подполковник Загорский, — завтра они «обяжут» его информировать их и днем.

— Это почему же? — удивляется Шахов.

— А потому, что наша ракета снова на стартовом столе. Это значит, что завтра мы должны будем ее запустить. Думаю, что хозяевам «ежа» интересно будет узнать об этом не ночью, а возможно скорее. Им ведь известно уже, что первый старт ее «сорвался».

— Да, пожалуй, это действительно должно их заинтересовать, — соглашается Астахов. — Значит, нам нужно с утра быть наготове. «Ежа» ведь запеленговали уже?

— Так точно, товарищ полковник! — докладывает Джансаев. Мы теперь оборудуем возле него хорошо замаскированный окопчик, удобный для наблюдения.

— Нужен не один, а два таких окопчика, — приказывает Астахов. — Один будет для наблюдения, а второй поближе к «ежу» для укрытия в случае возможного взрыва.

— Есть, товарищ полковник! Все будет сделано!

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

И вот капитан Уралов со старшим лейтенантом Джансаевым снова настороженно прислушиваются к шорохам электрических разрядов в наушниках радиотелефонов. Внешне Уралов очень спокоен, но мысли его тревожны. Надо было бы написать письмо матери, мало ли что… Все ведь очень туманно. Выключателя фотоэлементов у «ежа», скорее всего, вообще нет. Да и зачем он нужен? Управляют ведь им издалека, а выкатывать его с полигона и разряжать никто, наверно, не собирается. Скорее всего, как только он сослужит свою службу, его подорвут специальным импульсом.

Беспокойные мысли Уралова нарушает Джансаев:

— А известно вам, товарищ капитан, как они этого «ежа» сюда закатили?

— Ну, это дело нехитрое.

— А все-таки?

— Через государственную границу его перевезли, конечно, в разобранном виде, по частям. Каждая отдельная деталь «ежа» была при этом, наверно, так расчленена, что догадаться о ее назначении не представлялось возможным. А осуществить перевозку всех этих деталей могли какие-нибудь иностранные «туристы». Весьма возможно даже, что «еж» прибыл в Советский Союз с дипломатической почтой какого-нибудь иностранного посольства.

— А потом кто-то из этих «дипломатов», наверно, подбросил его к развилке шоссе у юго-восточного участка нашего полигона, — хмуро замечает Джансаев. — Теперь я почти не сомневаюсь, что это именно так и было. Примерно месяц назад мои связисты линию там прокладывали и видели, как какая-то подозрительная машина слишком уж долго у той развилки «ремонтировалась». Я, правда, думал тогда, что это случайность, но доложил все-таки, кому следует. Ваше начальство должно было бы знать об этом.

— О том, что к полигону вашему проявляет интерес иностранная разведка, начальству нашему действительно давно уже известно, — подтверждает Уралов. — Кроме нас с полковником Астаховым этим и другие ведь занимаются. Примерно полгода назад в вашем районе задержали какую-то подозрительную личность. Но тогда они и мечтать не могли проникнуть так близко к пусковым установкам ракетодрома. А теперь вот «еж» дал им такую возможность. Наверно, они действительно сгрузили его у развилки шоссе. А потом уж, корректируемый специальными импульсами, покатился он в заданном направлении.

— А ведь такого «ежа» можно было бы на Луну или на какую-нибудь другую планету забросить, — задумчиво произносит Джансаев. — Сколько бы он интересных сведений передал на Землю о наших космических соседях!

Потом они умолкают на некоторое время, пристально всматриваясь в ноздреватое тело «ежа». Уралов задумчив сегодня, да и у Джансаева что-то пропала охота разговаривать. В голову лезут назойливые мысли: «А что, если корректировщик нас все-таки засек?.. Не мог он разве догадаться, что нам известна «ахиллесова пята» «ежа»? Тогда ему ничего не стоит прервать его передачу на первой же секунде и предоставить все остальное фотоэлементам. А они сразу же сработают, как только станет к ним поступать достаточное количество энергии, чтобы привести в действие фотореле, подключенное к взрывателю заряда «электронного шпиона».

У Джансаева даже дрожь пробегает по спине от таких мыслей.

Но вот наконец в наушниках радиотелефонов раздается условный сигнал. Капитан и старший лейтенант мгновенно выскакивают из окопчика и, пригнувшись, словно под огнем противника, стремительным броском преодолевают расстояние, отделявшее их от «ежа». И сразу же падают перед ним на траву.

Какую-то долю секунды нервная спазма сковывает мышцы Уралова, но он тотчас же овладевает собой и протягивает руку к «ежу» с таким ощущением, будто кладет ее в пасть льву.

Ничего, однако, не происходит. Рука ощущает лишь твердую шершавую поверхность. «Еж» невелик, не больше футбольного мяча. Офицеры заранее договариваются, что Джансаев попробует перевернуть его, а Уралов постарается хорошенько разглядеть со всех сторон. И вот старший лейтенант без особых усилий переворачивает «ежа» набок, а капитан осматривает его нижнюю поверхность.

Она ничем не отличается от верхней. На ней не видно никаких углублений и кнопок. И вообще ни малейших признаков каких-либо креплений, резьбы или швов. Все тут монолитно. Единственная деталь, торчащая над корпусом «ежа», — это замысловатая антенка.

Как ни мало уходит времени на осмотр всего этого, оно все же идет. В распоряжении офицеров остаются теперь всего десять секунд. И тогда, не спрашивая разрешения Уралова, Джансаев выхватывает из кармана кусачки и резким движением стискивает ими тонкий стерженек антенки у самого ее основания. Капитан пытается остановить его, но антенна уже у старшего лейтенанта, а времени в запасе — всего три секунды…

Раздосадованный самовольством Джансаева, Уралов делает ему знак немедленно уходить. И они мгновенно откатываются в сторону второго, ближнего к «ежу» окопчика. Некоторое время лежат молча, переводя дух и осмысливая происшедшее…

— Не ругайте меня, товарищ капитан, — робко произносит наконец старший лейтенант. — Что же было делать?.. Не уходить же с пустыми руками?

Уралов не удостаивает его ответом.

— Зато теперь они над ним больше не властны, — убежденно заявляет Джансаев.

А капитан даже не понимает, о чем это он говорит. Кто над кем не властен? Это он о «еже», конечно… А ведь и в самом деле, связь с ним теперь нарушена. Никуда он больше не пошлет информации, и ему никто ничего не прикажет. Это ведь совсем новая ситуация, и в ней нужно спокойно разобраться.

— Вы, значит, считаете, Ахмет, что он теперь неуправляем?

— Он же без связи, товарищ капитан! — горячо восклицает Джансаев. — А мы гарантированы от сюрпризов: кроме нас, никто уже его не взорвет.

— Но ведь и мы теперь не сможем к нему приблизиться, так как не будем знать, когда он начнет вести передачу…

А Джансаев так и сияет весь, хотя и сам он только сейчас окончательно осознает все значение своего поступка.

— Наоборот, товарищ капитан! Именно теперь мы сможем подойти к нему безо всякого риска. Он если и заметит нас, то все равно никому уже не сообщит!

— Конечно же, черт побери! — радостно восклицает Уралов. — Спасибо, Ахмет! Ну, пошли же к нему…

— Не очень, однако! — предостерегающим жестом останавливает его Джансаев. — Фотореле у него в исправности…

— Конечно, Ахмет, — смеется капитан. — Не ближе, чем на полметра.

— Лучше на метр.

— Ладно, не возражаю, хотя уверен, что его фотоэлементы срабатывают не дальше, чем на полметра.

Они снова лежат у «ежа» и спокойно рассматривают его. Теперь он уже не кажется им коварным существом, готовым к убийству. Просто слегка приплюснутый зеленый шар. Он, правда, может еще обороняться и причинить вред, возможно, даже убить кого-нибудь, но это уже не активная оборона. Теперь это будет лишь актом отчаяния…

— Надо, наверно, сообщить что-нибудь полковнику Астахову, — вспоминает наконец о начальстве старший лейтенант Джансаев, вопросительно глядя на капитана.

— Да, обязательно надо доложить ему обо всем, — спохватывается Уралов.

Он встает и почти бегом устремляется к рации. А радист командного пункта уже надорвал голос, выкрикивая его позывные.

— Наконец-то! — облегченно вздыхает он. — Живы вы, товарищ капитан? И старший лейтенант тоже? А мы тут за вас… Передаю микрофон товарищу полковнику.

— Товарищ Уралов?! — слышит капитан голос Астахова. — Ну как там у вас? В бинокль мы видели, что вы держали в руках этого «ежа»… Что? Обезвредили? Ну ладно, не рассказывайте, мы к вам сейчас приедем. Поздравляю вас, герои!

Астахов с Шаховым приезжают через десять минут. Спрыгнув с машины, полковник молча целует сначала Уралова, затем Джансаева. Его примеру следует инженер-полковник.

— Ну докладывайте, как удалось с этим коварным существом справиться? — кивает Астахов на «ежа».

— А докладывать, собственно, и нечего, товарищ полковник. Откусили мы у него антенну, и теперь он у нас во власти.

— И уже не взорвется?

— От этого мы не гарантированы. Но теперь можно не торопясь подумать, как предотвратить и это. А может быть, и предпринимать ничего не придется. Может быть, он тихо скончается естественной, так сказать, смертью — от истощения.

Полковнику это непонятно, но он не торопит капитана, ждет, когда тот сам все объяснит.

— А ведь это идея! — восклицает вдруг инженер-полковник Шахов. — Нужно только заставить его работать непрерывно!

— Это уже сделали за нас его хозяева, — смеется счастливый Уралов. — Намереваясь получить как можно больше сведений об испытании нашей «новой» ракеты, они, конечно, перевели работу «ежа» на повышенный режим и переключить уже не смогут. Ни одной из их команд он не примет теперь. А мы постараемся, чтобы он не имел больше возможности заряжать свои батареи солнечной энергией и работал бы до полного истощения, получая и передавая информацию, которая ни к кому уже не попадет.

— А хозяева «ежа» существуют еще? — спрашивает Шахов. Их не ликвидировали разве?

— Того, который обосновался тут у нас, в квадрате двадцать ноль пять, подполковник Бекбулатов возьмет теперь, сообщает Астахов. — Высота сто три, находящаяся в этом квадрате, уже окружена его оперативной группой. Взять корректировщика «ежа» они имели возможность еще утром, но я попросил их пока не делать этого. Опасался, что он успеет подать «ежу» сигнал к «самоубийству». Теперь опасность эта миновала, и я сообщу им сейчас, что они могут действовать.

А спустя несколько дней полковник Астахов докладывает генералу:

— Я уже договорился с Министерством иностранных дел, товарищ генерал. Они назначили на завтра пресс-конференцию, на которую приглашены все аккредитованные у нас иностранные журналисты.

— А «экспонаты» у вас готовы?

— Да, товарищ генерал. «Еж» разобран на составные части, на каждой из которых стоит марка: «Made in…» Они ведь были совершенно уверены, что их «электронный Пауэрс», попав к нам в руки, непременно «покончит с собой» и скроет тайну своего происхождения и устройства. Объяснение его «анатомии» будет давать капитан Уралов.

— Пригласите ко мне этого капитана, — приказывает генерал.

И почти то же, что много лет назад на одном из фронтов Великой Отечественной войны сказал Астахову командующий одной из наших армий, говорит теперь один из генералов Комитета государственной безопасности капитану Уралову:

— Так вот вы какой, Уралов!.. Ну, спасибо вам, товарищ капитан!