Войдя с улицы, залитой ярким солнечным светом, в полумрак своего бара, Эдит на секунду остановилась, чтобы глаза привыкли к темноте. Вскоре она начала различать смутные очертания знакомой обстановки. Побывав в роскошном особняке Маргарет, Эдит словно впервые увидела все, что годами окружало ее. Бар ютился в первом этаже шаткого деревянного дома. Вдоль стоики тянулся ряд обтянутых искусственной кожей табуретов на длинных хромированных ножках, купленных на распродаже, а посреди тесного помещения — несколько столиков со стульями. Единственным украшением служила неоновая реклама пива, укрепленная над стойкой.

В дальнем углу бара находилась сколоченная из досок эстрада, которую Эдит обтянула хлопчатой бумагой и разноцветной фольгой. На эстраде стояли электроорган и набор ударных инструментов. Эдит предпочитала «живую» музыку и терпеть не могла музыкальные автоматы.

Дэн, бармен и вышибала, молодой парень атлетического сложения, оторвался от иллюстрированного журнала и поднял глаза на Эдит, стоявшую в дверях.

— Звонил Бимис, — сообщил он вместо приветствия. — Просил передать, что зайдет попозже. Сказал, что вы в курсе. — Эдит не двигалась. — Вы чем-то расстроены?

— Да, — ответила она, подходя к стойке. — Налей мне чего-нибудь.

Только теперь Эдит заметила, что они не одни. У стойки примостились двое мужчин в поношенных костюмах. За одним из столиков, угрюмо уставившись в стаканы, сидела парочка.

В дверях появился тощий субъект небольшого роста.

— Привет, Эдит! — весело крикнул он, на ходу засовывая руку во внутренний карман пиджака. — У меня есть для тебя кое-что интересное.

— Сомневаюсь, — холодно ответила Эдит.

Субъект воровато оглянулся по сторонам и шепнул:

— Лотерейные билеты. Достались мне бесплатно.

Эдит нетерпеливо отмахнулась от него.

— Возьми, Эди. Вдруг тебе повезет. Кто знает?

— Да уж, непременно, — криво усмехнулась Эдит. — Мне всю жизнь везет. — Она взяла стакан и направилась к лестнице.

— Испытай свою судьбу, — неслось ей вслед. — Что ты теряешь?

Эдит поднялась по темной лестнице в свою комнату и плотно закрыла за собой дверь. Комната имела довольно убогий вид и без слов говорила о том, как ее хозяйка жила последние годы. Мебели было немного: узкая кровать, кресло-качалка, деревянный стул с высокой спинкой, в углу кухонный стол с электроплиткой, на которой она готовила себе еду, и обшарпанный туалетный столик. На нем в беспорядке валялись шпильки, расческа и щетка для волос. Единственное окно выходило на бетонную стену соседнего дома, поэтому в комнате всегда было темновато. Не выпуская из рук стакан. Эдит подошла к зеркалу, висевшему над туалетным столиком, медленно сняла шляпку и тряхнула головой. Волосы рассыпались по плечам. Из зеркала на нее смотрела Эдит Филипс, хозяйка бара на Темпл-стрит, чья красота начала увядать под неумолимым напором времени, чья жизнь была теперь бессмысленна и пуста. Фрэнк умер. Он никогда не будет принадлежать ей. Место рядом с ним украла ее собственная сестра.

Как это похоже на Маргарет! Она всю жизнь добивалась своего путем лжи и обмана. Притворялась, что любит отца, хотя на самом деле презирала его. Когда сестры оставались одни, Маргарет ругала его последними словами, говорила, что терпеть не может запаха виски, передразнивала его шатающуюся походку и остекленевший взгляд.

Маргарет сумела внушить отцу, что она добрая и порядочная девушка. Но Эдит знала, что это не так. Когда они подросли и начали вдвоем бегать на свидания, Маргарет обычно устраивалась на заднем сиденье автомобиля с очередным дружком и позволяла ему делать с собой все что угодно, а вернувшись домой, смеялась над Эдит, обзывая ее дурой и святошей. На какие только хитрости она не пускалась, чтобы выманить у отца побольше денег! Когда денег стало совсем мало, она объявила отцу, что едет в Лос-Анджелес работать манекенщицей, а на самом деле сбежала с очередным любовником-актером. Никто, кроме Эдит, не догадывался об истинной сущности Маргарет. Она читала в сердце Маргарет, как в открытой книге. И в нем царило зло.

На лестнице послышались шаги. Эдит встрепенулась, проводя рукой по лицу. В дверь постучали.

— Эди, это я, Джим.

Она глубоко вздохнула.

— Входи, Джим. Дверь не заперта.

Джим Хобсон не принадлежал к новому поколению лос-анджелесских полицейских, закончивших университеты и одевающихся по последней моде. Это был честный малый, добросовестно исполняющий свой долг и имеющий четкие понятия о добре и зле. Звезд с неба он не хватал и продвигался по служебной лестнице медленнее других, но никто не посмел бы сказать, что он плохо знает свое дело.

— Привет! — сказал Джим, широко улыбнувшись.

— Привет…

— У меня есть кое-что для тебя. — Он протянул ей маленькую коробочку. — С днем рождения!

Эдит взглянула на коробочку, потом на радостное, смущенное лицо Джима.

— С днем рождения? — непонимающе спросила она и, наконец сообразив в чем дело, невесело рассмеялась. Джим удивленно смотрел на нее.

— Я никогда не забываю дни рождения моих друзей и всех родственников поздравляю с Рождеством и разными годовщинами. Посмотри, что там. Это награда за то, что ты живешь так долго.

— Ах, Джим… — вздохнула Эдит, разворачивая бумагу. — Как мило с твоей стороны. Надо же, вспомнил, что у меня день рождения, а я об этом совершенно забыла. Оно и к лучшему, в моем-то возрасте.

— Глупости. Ты самая хорошенькая из всех моих знакомых.

— Вот тебе за это твои любимые сигары, бери. — Она указала на коробку, лежавшую на столе.

— Ну вот, день рождения у тебя, а ты делаешь мне подарок, — Джим с нетерпеливым ожиданием смотрел, как она открывает коробочку.

— Часы! — восхищенно произнесла Эдит. — Какая прелесть! Джим, ну зачем? Они, наверное, ужасно дорогие.

— Это тебя не касается, — заявил Джим, довольный произведенным эффектом.

Эдит молча разглядывала часы с ажурным золотым браслетом, и глаза ее наполнялись слезами. Джим забеспокоился.

— Дай, надену их на руку. Они тебе не нравятся?

— Ну что ты, дурачок, — нежно проговорила она.

— Значит, нравятся?

— Ну конечно.

— Тогда почему ты плачешь?

Эдит поцеловала его в щеку.

— Не обращай на меня внимания. — Она протянула ему бутылку виски. — Налей себе.

— Вообще-то я на службе… — неуверенно начал он и, широко улыбнувшись, добавил: — Но и день рождения бывает только раз в году.

— Вот именно.

— Твое здоровье. — Он поднял стакан и залпом осушил его.

Эдит взяла с кровати свое пальто и подошла к шкафу.

— Эди, поедем в воскресенье на ту птицеферму, о которой мы говорили?

— Птицеферму? — рассеянно повторила она.

— Ты что, забыла? Я твержу о ней уже несколько месяцев.

Повесив пальто в шкаф, Эдит прислонилась к дверце. От запаха старой одежды у нее вдруг резко заболела голова, и тошнота подкатила к горлу.

— Да… разумеется, помню, — ответила она слабым голосом и закрыла шкаф.

Джим с тревогой смотрел на нее.

— Что с тобой?

— Ничего, все в порядке. — Она присела на кровать.

— У тебя неприятности?

— Да нет же, нет!

Джим сел рядом и, всматриваясь в ее побледневшее лицо, серьезно произнес:

— Не скрывай от меня ничего. Если я могу чем-нибудь помочь…

— Ничего не надо.

— Что сегодня случилось?

— Я ходила на похороны.

Джим сочувственно кивнул.

— Вот оно что… — Он привык иметь дело со смертью. — Родственник?

Эдит отрицательно покачала головой.

— Хороший знакомый, да? Я знаю, как это тяжело. Один мой приятель умер от инфаркта. Никогда не болел, работал и вдруг… А недавно погиб мой сослуживец, его пырнул ножом подросток-наркоман. Полез в винный магазин, чтобы…

— Джим, прекрати!

Хобсон замолчал, удивленный ее резкостью. Некоторое время тишину нарушал только шум кондиционера.

— Извини, — пробормотала Эдит. — Нервы сегодня не в порядке… Мне нужно идти в бар. Дэнни просил. Не сердись, ладно?

— Конечно, Эди, ну что ты…

Джим спустился с Эдит вниз, озадаченно поглядывая на нее, и уже собрался уходить, как вдруг она схватила его за руку.

— Джим, пойдем куда-нибудь вечером, ладно? В кино, в кафе, все равно куда.

— Так я и хотел тебе предложить, но…

— Вот и прекрасно! — перебила она.

— Ты мне не дала договорить. Джо заболел, и мы с Беном должны выйти на дежурство.

Лицо Эдит разочарованно вытянулось.

— Очень обидно, — продолжал Джим, — надо же, в такой день…

— Ничего, — безучастно проговорила Эдит.

— Я пойду?

— Пока.

Она отвернулась. Джим направился к выходу и в дверях столкнулся с двумя чернокожими музыкантами, работавшими по вечерам в баре. Они поднялись на эстраду и стали снимать чехлы с инструментов. Пора было начинать вечернее представление.

— Привет, Эди.

Эдит повернулась и в первую секунду не поняла, кто ее окликнул. Потом разглядела в полумраке лицо Бимиса, франтовато одетого человечка с непроницаемым лицом.

— Я заходил утром, но тебя не застал, — сказал он холодно. — Извини, Эди, но за тобой должок.

— Знаю.

— Я тебя предупреждал. Ты третий месяц не платишь за аренду помещения. И еще наняла этих черномазых. На нашей улице ни в одном баре нет оркестра. Слишком дорогое удовольствие. А ты швыряешься деньгами. Слушаешь меня?

— Да, — угрюмо буркнула Эдит, глядя в сторону.

— В общем, так, — продолжал Бимис, — мое терпение лопнуло. Либо плати, либо выметайся в конце месяца.

Эдит молчала. Органист взял несколько тихих аккордов, а ударник выбил на барабане залихватскую дробь.

— И не говори мне о долгосрочной аренде, — гнул свое Бимис. — Прочти контракт повнимательнее. Я могу в любой момент выгнать тебя на улицу.

— Да-да, — нетерпеливо сказала Эдит. — Я все поняла.

Бимис бросил на нее злобный взгляд, нахлобучил на лоб шляпу и вышел, хлопнув дверью.

Эдит подошла к телефону-автомату, висевшему на стене у лестницы. Телефонистка набрала для нее нужный номер. Эдит назвала себя и через минуту услышала голос сестры.

— Маргарет, это Эдит. Немедленно приезжай ко мне. Прямо сейчас.

— Но, Эди, я не могу. У меня массажистка. И потом нам, по-моему, больше не о чем говорить.

— Я все знаю, Маргарет. — Молчание. — Я сказала, что все знаю. Ты поняла? Изволь немедленно приехать сюда. Или ты хочешь, чтобы я приехала к тебе?

— Нет!

— Я так и думала. Жду тебя через час. Джордж знает дорогу.