Казалось, запах двигался быстрее, чем красный отблеск рассвета, окрашивающий тусклое небо в этом уголке Индии; зловоние нищеты, отмеченное кое-чем еще более универсальным: человеческим страхом. Он лип к молодой женщине, обволакивал все ее тело, когда она, спотыкаясь на каждом шагу, шла через пустырь. Здешние обитатели — беднейшие из бедных — отворачивались, они старались создать вокруг себя собственный маленький мир и не хотели принимать никакого участия в том, что должно было произойти среди этих освещенных луной дымящихся костров и развороченных мусорных куч. Погрязшие в безнадежности еще больше, чем в зловонии, они были теми нищими, которым никогда в жизни не унаследовать землю. Один мужчина, мимо которого прошла женщина, осторожно присел на корточки и прежде чем облегчиться, расставил ноги с педантичной аккуратностью танцора. Другой яростно чистил зубы пальцами, обмакивая их в вонючую лужицу. Священные коровы бродили повсюду, распространяя отнюдь не священный запах, смешивающийся с сильной вонью человеческих экскрементов и прочей гнили.
У края пустыря стоял фургон. Чуть раньше из него выскочили двое мужчин, которые теперь преследовали женщину. Один из них тащил пластиковый ящик. Оба были в зеленых халатах, наподобие медицинских, и в кроссовках, под которыми хрустел мусор. Темные очки выдавали в них городских жителей. Но главным свидетельством их ремесла для человекообразных стервятников, которые уже начали рыться среди ночи в свежих отбросах, были резиновые перчатки. Они настигли женщину как раз когда она бросила отчаянный взгляд назад.
— Нет! — выкрикнула она первое и последнее слово, которое услышали те, кто находился достаточно близко. Они сделали вид, что не слышат.
Один из преследователей умело задушил ее проволочной петлей, а второй разодрал платье. Его напарник вытащил из ящика скальпель и сделал разрез на груди, а потом хирургическими ножницами вскрыл грудную клетку. Ножом он вырезал сердце и уложил его в пластиковый пакет в ящике. Вся операция от начала до конца заняла не больше времени, чем уходит у женщины на разведение огня, чтобы быстренько испечь утром хлеб.
Она сама, как и все несчастные обитатели здешних мест, множество раз видела раньше, как это делалось. Женщина была продана своей семьей торговцу человеческими органами — одному из очень многих на этом полуострове. Ее семье нужны были деньги, чтобы еще немного продлить свое существование. Торговец послал своих людей, чтобы забрать причитающуюся ему часть сделки.
Вернувшись к фургону, один из мужчин швырнул монетку вертящемуся неподалеку мусорщику, и они уехали. Мусорщик стащил с женщины всю одежду, прежде чем похоронить ее согласно контракту с торговцем.
У торговца имелся клиент на сердце — человек с другой части света, иностранец, достаточно богатый для того, чтобы обойти долгий список ожидающих замены органа в своей родной стране. Торговец имел дело с посредницей, которую называл просто Мадам: приметил, что ей нравится такое уважительное обращение. Теперь она прибыла в Мадрас, чтобы завершить их сделку. Но когда он позвонил в ее номер в отеле и доложил об успешной доставке сердца, Мадам сказала, что ей только что позвонили и сообщили, что человек, которому оно предназначалось, умер. Голос ее звучал ровно и совершенно спокойно. Торговец выразил краткие соболезнования и занялся поисками нового реципиента для добытого органа.
За те недели, в течение которых длились их переговоры, он создал в своем воображении образ Мадам. Она должна была быть высокой блондинкой, элегантной и холодной, с присущим всем мемсаиб пристрастием к джину и картам. Он ошибался во всем — и в ее внешнем облике, и в привычках. И, вне всяких сомнений, его потрясла бы реакция Мадам на его звонок. Положив отделанную золотом телефонную трубку, она остановилась посреди гостиной своего номера, своеобразного маленького дворца во дворце-отеле, и разразилась столь громкими и страшными проклятиями и криками, что младший служащий, который стоял у двери в коридоре и слышал все это, не рискнул сам постучаться к ней и вызвал главного управляющего. Тот открыл дверь своим ключом, и от того, что он увидел, по его темному плутоватому лицу покатились слезы. Никогда за все годы работы в отеле ему не доводилось быть свидетелем такого безысходного отчаяния.
Мадам вернулась домой, все еще охваченная горем утраты, которое привело ее на самую грань безумия. Несколько месяцев она провела в частной клинике, где самые лучшие врачи и медсестры изо всех сил старались вылечить ее рассудок тщательно подобранными сочетаниями лекарств и психотерапии. Постепенно она пришла в себя.
В день выписки главный психиатр вновь напомнил ей, что столь беззаветная любовь, которую она пережила, конечно, благородна, но в то же время и жизнеутверждающа, и единственно верный способ сохранить такое чувство, это увековечить память о любимом. С огромным состоянием, которое оставил ей возлюбленный, для нее не существовало почти ничего невозможного. Врач предложил ей основать фонд, построить музей искусств, заняться благотворительностью; с ее богатством возможности для филантропии у нее безграничные. Она должна создать нечто, постоянно напоминающее ей о единственном человеке на земле, которого она любила.
Позднее она осознала, что сказанные с наилучшими побуждениями слова врача окончательно вытащили из глубин ее подсознания то, что она с самого начала намеревалась сделать. После долгих месяцев лечения она поняла, что никто теперь не может сравниться с ней в силе и безжалостности. Ни лекарства, ни врачи не сумели распознать ее потребность в мести тому миру, который обманом отнял у нее возможность жить с единственным мужчиной, которого она уважала как равного себе.
Она спланировала все с чрезвычайной осторожностью и в глубокой тайне, всегда действовала через третьи руки, ни разу не обнаружив себя. Для всего света она была теперь одной из самых богатых женщин. И она блестяще играла эту роль, одновременно тратя часть своего нового богатства на изучение всех извилистых путей добычи и перемещения человеческих органов. Она задавала себе вопросы, которые, как она подозревала, другие уже ставили перед собой. Может быть, правительства мира на самом деле желают, чтобы это явное зло продолжало существовать? Или была какая-то тайная международная организация, прикрывающаяся пустой болтовней об увеличении продолжительности жизни? Судьба обычных больных, миллиона или около того, кому в любой момент может понадобиться пересадка органа, не занимала ее. Интерес вызывала лишь относительно небольшая группа людей. Через них она и осуществит свою месть. Она снова принялась за дело, держа все в полнейшем секрете.
Она потратила огромные деньги на создание сети компаний и институтов, так сложно связанных между собой, что лишь она одна знала все хитросплетения. Независимый, мощный и агрессивный, но под ее железным контролем, конгломерат был безжалостным, жестоким и стяжательским, словно какое-нибудь средневековое королевство; так же широко раскинувшимся, как когда-то Британская империя; сплоченным, какими до сих пор оставались штаты американской республики. Конгломерат обслуживали собственная частная служба безопасности, разведка, банки и воздушные линии. У него были свои госпитали и даже раскинутая по всему миру сеть оздоровительных центров.
Для всех служащих ее империя существовала под названием Организация. Она оставалась ее первой и единственной главой и предпочитала быть известной под тем самым уважительным титулом, которым пользовался торговец органами в Мадрасе. Мадам.
Создав и запустив в действие Организацию, Мадам намеревалась отомстить тем обитателям планеты, которые тратили больше денег на незаконные лекарства, чем на еду, хотя все равно уже не могла получить лекарство или орган, которым можно было бы вернуть к жизни любимого.
Сначала она наняла медицинскую команду и построила клинику, равной которой не было на свете. Потом связалась с лидерами еще одной широко разросшейся индустрии — криминальной — и уверила, что если им или их близким понадобится замена органов, она сумеет их достать. Чтобы заставить их понять, как мало просит взамен, она объяснила каждому, что миллиард долларов в золоте равен весу взрослого мужчины. Все, чего она требует каждый раз, это золотой эквивалент веса человеческого сердца, печени или почки. Предложение было столь разумным и выгодным, что все они приняли ее условия.
Итак, когда все стало на свои места, праздник урожая начался.