Спустя два часа после выезда из Сиэтла Джо Баттерфилд был уже высоко в горах. Еще через час он съехал на взятом напрокат фургоне с дороги на старую индейскую тропу, отмеченную на карте.
Со всех сторон его окружала роскошная осень. Джо впитывал ее красоту сияющими глазами, словно поглощая цвета земли, скал и причудливое мелькание теней первых опадающих листьев, он наслаждался абсолютным безлюдьем, и сердце его наполнялось радостью пилигрима, ступившего на землю обетованную. И все это будет целую неделю! Можно идти, куда захочется. И ни с кем не делиться. Бродить и скитаться, как душе угодно. Лучшей жизни просто не бывает.
Он забрался в кузов фургона, разделся до майки и шортов и сменил шлепанцы на грубые ботинки. Фургон послужит ему лишь базой; по ночам он будет спать под открытым звездным небом с рюкзаком вместо подушки, в спальном мешке, защищающем от холодного ночного воздуха.
Выйдя из фургона, он застыл на мгновение, вдохнул пьянящий воздух, посмотрел в голубое небо и подставил лицо солнечным лучам. После Вашингтона и самолета уже в одном этом ощущалась сладость.
Все прошлые недели беготни по городским тротуарам сделали его ляжки и икры твердыми, как камень, и когда он выпрямил ноги, сухожилия выпирали буграми. Еще один глубокий вдох, и он побежал по тропе, сначала медленно, давая подъемам и спускам постепенно вводить в действие разные группы мышц, пока все они не взыграли мощным аккордом. Потом, когда появилась легкость, он ускорил бег, и наконец ноги буквально летели над твердью. Это было чудесное ощущение, такого он не испытывал уже очень давно.
Он пробежал несколько миль, пока тропа не дошла до развилки. Здесь он остановился, опустил голову, уперся ладонями в колени и прислушался к стучавшей в ушах крови, зная, что это кислород струится по всему телу, очищая его. Переведя дух, он уселся на землю и полюбовался горами в отдалении. Потом пробежал весь путь обратно к фургону.
Рядом с ним стояла припаркованная машина, к ее переднему крылу прислонился молодой человек. Он его тут же узнал — его соплеменники превратили некоторые районы Вашингтона, иногда всего в одном квартале от Белого дома, в непроходимые зоны. Но как он отыскал сюда дорогу? И почему сменил свои обычные отрепья на светло-голубой костюм в тон голубым туфлям? Он узнал его еще и по тому, как уважительно тот держал одну руку у бока, как всегда делают его соплеменники, когда подходит время для вымогательства. В другой руке был зажат внушительный пистолет. Судя по виду, самодельный, с забавным тупым рыльцем.
— Полегче, малый. Если ты насчет денег, мой бумажник в фургоне… — Едва начав говорить, он понял, что дело тут не в ограблении.
Два варианта действий: повернуться и бежать или атаковать и бежать. Ловкости хватило бы и для того, и для другого. Но пока он решал, что делать, стало уже слишком поздно.
Кесслер выстрелил.
Раздалось шипение, не громче вздоха; сахарная капсулка из духового пистолета с такой силой влетела в раскрытый рот Джо, что закупорила его гортань. Он отступил на шаг и рухнул на землю. Насыщенная кислородом кровь начала растворять сахарный концентрат гораздо быстрее, чем обычно.
На мгновение они застыли, как живая картинка: правая рука Джо схватилась за горло, левая взлетела, будто прося помощи; Кесслер склонился над ним, словно собираясь помочь, но рука с пистолетом все еще вне предела досягаемости Джо. Потом Кесслер отступил назад и спокойно смотрел, как Джо пытается приподняться. По телу Джо прошли легкие судороги, как от тех жучков-светлячков, которые Кесслер любил ловить на острове. Потом Джо затих.
Кесслер наклонился и дотронулся до его лица. Кожа была горячей и влажной, как при температуре. Это сахар завершал свою разрушительную работу. Всегда выжди несколько минут, учил герр доктор, а потом проверь снова.
Выпрямившись, Кесслер пошел обратно к машине. На пассажирском сиденье лежал чемоданчик и еще одна сумка, оставленная для него в машине, которую он забрал в аэропорте Сиэтла. Все это подготовил местный Координатор.
Он снял пиджак, галстук, рубашку, брюки и аккуратно уложил их на заднее сиденье. Там же лежала копия факса, который наводчик отправил в Вашингтон, оригинал же был в сумке. Все органы помечены значком «X», да и фотография обладала хорошим сходством — лицо спокойное, без тени того удивления, какое отразилось на нем в момент выстрела. Впрочем, удивление было лучше, чем жалкий ужас или враждебность, которые он видел на лицах некоторых жертв. Почему бы им не принять, что это просто его работа и в том, что он делает, нет ничего личного? А те места, куда ему приходилось отправляться: бр-р-р, нужно быть и впрямь одержимым, чтобы оказаться в некоторых из них. Не то что здесь. Эти леса напоминали ему о родном доме. Еще мгновение Кесслер стоял в трусах и в майке и оглядывал пейзаж примерно с таким же восхищением, которое совсем недавно испытывал Джо.
Он вынул из сумки и надел халат. Взял чемоданчик, вернулся к Джо. Кровь, вытекавшая у него из рта, превратилась в розовую пену. Выстрел в рот обычно и вызывает такой эффект.
Кесслер снова присел на корточки и дотронулся до лица: кожа стала прохладнее. Он приподнял одно веко. Зрачок остекленел. Удовлетворенный, он подошел к фургону, открыл дверцы и заглянул внутрь. Кровать была еще не заправлена. Он поставил чемоданчик на пол фургона и стащил с койки мягкую пенопластовую подстилку, потом вернулся к телу и без особых усилий подтащил его к фургону. Ухватив поудобнее, он поднял тело, затащил внутрь и уложил лицом вверх на матрац. Снова проверил — на этот раз оба глаза. Большого значения это не имело, просто легче работать, зная, что не произойдет ничего непредвиденного. Признаков жизни не было. Он открыл чемоданчик, достал пару белых резиновых перчаток и натянул их на руки, сгибая пальцы, как хирург. Достал из чемоданчика пилки для костей и прочие инструменты. Ножом разрезал майку и шорты Джо. Теперь тело было голым, не считая ботинок.
Кесслер принялся за работу.
Час спустя халат был весь забрызган кровью, а дело сделано. Контейнер наполнился органами: сердце, печень, почки, яички, желудок и пара легких. Глаза он удалил последними — никогда не любил работать под уставившимся на него «взглядом» пустых глазниц.
Запаковав все в чемоданчик, он отнес его в машину, достал из багажника пятигаллонную пластиковую канистру с бензином, которую оставил там Координатор, и вернулся к фургону. Сначала он облил тело, а остатки вылил на утварь. Канистру оставил внутри и закрыл дверцы фургона, чтобы бензин не испарился слишком быстро.
У своей машины он быстро переоделся в городской костюм. Потом вывел машину на более ровную дорогу. Оставив двигатель включенным, подбежал к фургону, захватив с собой сумку с халатом и факсом наводчика. Забросил сумку внутрь, достал из кармана зажигалку, щелкнул, швырнул вспыхнувший огонек в фургон и побежал прочь.
Раздался глухой грохот, и фургон взорвался языками пламени.